Сержант присел, резким движением откинул клапан рюкзака, сунул в него руку, поковырялся и встал. Петя поднял рюкзак и удивился тому, что все вещи, аккуратно уложенные матерью, были перевернуты и измяты. Он хотел сказать что-то резкое, но пока подбирал слова, солдат начал ковыряться в чемодане соседа. Он откинул рубашку и издал торжествующий крик. - Это что такое? - Вы куда собрались,- Петя увидел подошедшего к ним офицера,- к теще на блины? - Н-н-ет. - Сержант,- офицер взмахнул рукой. Только сейчас Петя увидел, что другой солдат держит в руках ведро. Первый - ударил бутылку боком о металлическое ребро. Хрустнуло стекло и в воздухе запахло спиртным. - Мне не нужна ваша гадость,- закричал, багровея лицом, офицер,- но я не позволю, чтобы мой эшелон превратился в свинарник. Они пошли дальше, и Петя время от времени слушал крик офицера и звон битого стекла. - Гады,- прошептал сосед, хотя военные были далеко,- небось для себя стараются. - Как это? - Удивился Петя. - Процедят через марлю и выпьют. Заметил, ведро-то новое? - Быть этого не может. - Увидишь... Эшелон тронулся только глубокой ночью. Утром Петя спустился вниз с доставшейся ему богажной полки. Ребята уже завтракали. Он достал из рюкзака колбасу, хлеб, яйца. Потом вспомнил, что старший брат положил куда-то вниз кулек с яблоками. - Тут яблочки припасены,- Петя вытянул наружу сверток и вдруг увидел среди розовых плодов донце бутылки. - Ну, старик, ты даешь,- восхищенно закричал сосед,- а я свои не сберег. Он взял бутылку, ловко сковырнул колпачок и разлил содержимое по кружкам и стаканам. Петя недоуменно смотрел на водку. - Пей,- неожиданно, округлив глаза, выдохнул сидящий лицом к двери незнакомец. Моршанский поднес ко рту кружку и почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо. - Что пьете, призывник? Горячая водка с трудом проходила через горло. Петя большими глотками пил ее, чувствуя, что на глазах выступают слезы. С последним - он поставил кружку на столик и повернелся лицом к двери. Перед ним стоял тот самый капитан, который делал обыск в их вещах. Его серые глаза зло и настороженно смотрели на Моршанского. - Воду,- ответил вместо Пети кто-то из парней,- водку-то вы всю себе забрали. - Ну-ка, дай сюда тару, я посмотрю какая это вода,- недобро усмехнулся офицер. Ему протянули кружку. Он поднес ее к лицу и шумно втянул носом воздух. - Странно, а чего ты плачешь? - Это он от радости, что вас увидел, товарищ капитан,- пошутил тот же парень. - В следующий раз увижу - накажу,- офицер резко повернулся и вышел из купе. Моршанский хлопал глазами и ничего не мог понять. - Ну и глупое же у тебя лицо,- необидно сказал новый знакомый и все засмеялись.- Я этому "петуху" дал понюхать другую кружку, с водой. Теперь смеялся и Пеня. С этой минуты все в купе стали друзьями. Они вместе ели, бегали за водкой и играли в карты - больше делать было нечего. Через десять дней эшелон прибыл на место. Моршанский опять остался один. Всех, кто ехал с ним в одном купе, разобрали по разным частям. К обеду и Петя дождался своей очереди. Он шел в колонне призывников, выделяясь своим костюмом и начищенными туфлями. Рядом с ним шагали ребята, только своими молодыми и лицами, светившимися здоровьем, отличавшиеся от обычных оборванцев, одетых в лохмотья. Моршанский удивлялся этому, но не решался кому-нибудь задать вопрос - рядом шли совершенно незнакомые призывники. Минут через тридцать их привели в воинскую часть и построили на огромной плацу. Тот час к нему со всех сторон стали сбегаться солдаты. Они, почему-то, не подходили близко, а, кружа на некотором расстоянии, лишь изредко выкрикивали: - Тамбовские есть? - Кто из Ташкента? - А с Одессы корешков нет? Несмотря на то, что среди прибывших земляков не находилось, солдаты не отходили от плаца. Такой "хоровод" удивлял Петю, но он не находил ему объяснения. Вдруг что-то произошло и солдатики смело ринулись к новобранцам. Один, подбежав к Пете, молча ухватился за рукав его пиджака. - Ты че?- Моршанский дернулся от неожиданности. - Отдавай мне свое тряпье.- Потребовал незнакомец. - Это не тряпье,- Петя осторожно высвободил рукав,- а мой костюм, который я хочу отправить домой. - Во дает! - Непонятно к кому обращаясь, закричал солдат,- зачем тебе это старье через три года? Тогда и мода-то будет другая. И не дрейфь, я тебе свою гимнастерочку дам, хочешь? - Нет,- Петя неожиданно для себя разозлился,- я же сказал: домой отправлю. - Не дури,- солдат потянул пиджак за ворот, пытаясь снять его с плеч Моршанского. - Отпусти, порвешь,- Петя закрутил головой, ища защиту и только тут понял почему солдаты осмелели - рядом не было ни одного офицера. - Хороший клифт,- раздался с другой стороны резкий голос. Петя повернулся и увидел стоящего рядом с ними сержанта. - Я уже забил этот пиджачок,- первый солдат встал между Петей и сержантом,- не все же тебе салаг обдирать. - Что? - Сержант окаменел лицом и повернулся к сопернику,- Ты как, сука, с командиром разговариваешь? - Убери руки,- Моршанский, пользуясь случаем, освободил свой пиджак. - А ты, паскуда,- теперь сержант повернулся к Пете,- со стариком споришь? Попадешь ко мне во взвод, я из тебя домашние булочки быстро вышибу. Из сральни выходить не будешь. Оба солдата неожиданно отошли и Петя увидел, что к ним снова направляются офицеры. - Дурак ты, парень,- рядом раздался незнакомый голос Моршанский оглянулся и увидел стоящего около него оборванца. Засаленные галифе заменяли на нем брюки, из которых торчали худые ноги, засунутые в рваные домашние тапочки. - Все равно все отберут и продадут, мне брат говорил, или утянут со склада. Так лучше отдать самому, все меньше врагов. - Становись! - Раздался командирский окрик. Все бросили в сторону голоса, и Петя увидел, что половина призывников уже полураздета, лишившись даже того тряпья, в которой они пришли в часть. - Сейчас вас поведут в баню,- офицер смотрел на замершие перед ним ряды, но Пете казалось, что он ничего не видит.- Там вас помоют и переоденут в военную форму. Ведите,- он повернулся к стоявщему рядом сержанту и медленно пошел вдоль строя. Когда Моршанский вышел из банного отделения, то не увидел ни своего белья, ни своей одежды. Рядом с огромной кучей сапог, гимнастерок и портянок сидел толстый старшина и выдывал военную форму. - У меня пропали вещи,- робко обратился к нему Моршанский, стесняясь своей наготы,- я хотел отправить их домой. - Хорошо, хорошо,- кивнул старшина,- всовывая в руки Моршанского гимнастерку и галифе,- разберемся. Петю оттеснили в сторону другие голые получатели формы. А когда он оделся, вновь прозвучала команда: - Выходи строиться.- И все кинулись ее исполнять. Больше Петя не увидел своего комтюма. На следующий день с него сняли в туалете новую пилотку, а через день он увидел на своей табуретке серую брезентовую ленту вместо положенного перед сном кожаного ремня. - Разиня,- рявкнул на него командир отделения,- надо было класть под подушку. Я же говорил. Теперь будешь мне вид отделения портить. Или отбери у кого-нибудь не из нашего подразделения, или я тебя в туалете сгною. А пока, марш на кухню, объявляю два наряда вне очереди. Целую неделю Моршанский то работал на кухне, то чистил туалеты, то драил казарму. Он поднимался раньше всех, а ложился, когда батарея уже спала. В пятницу командир взвода, проводивший политзанятия, неожиданно спросил: - Кто на гражданке был комсоргом? - Я,- вскочил Петя. Он сделал это неосознанно. Им сейчас руководило желание избавиться от оскорбительного, бесконечного наряда. Лейтенант записал его фамилию и приказал остаться после занятий. Командир отделения косо посмотрел на Моршанского, но ничего не сказал. - Будешь комсоргом батареи, понял? - Все солдаты уже вышли из класса и лейтенант, похоже, не шутил. - Есть,- вскочил Петя. - Сиди, не дергайся. С комбатом все обговорено. Сходим сейчас к комсоргу дивизиона. Он введет тебя в курс дела и давай, работай. От тебя требуется только одно - поддерживать дисциплину и писать бумажки. Понял? - Так точно! - Моршанский приподнялся со стула, но лейтенант досадливо поморщился, и он сел на место. Комсорг дивизиона спросил у Пети фамилию Генерального секретаря ЦК КПСС и рассказал о политике партии на нынешнем этапе. - Работу начнешь с составления плана работы на месяц и квартал.- Офицер поднялся из-за стола, подошел к окну и что-то долго высматривал на плацу.- Я дам тебе свой прошлогодний план, изучи и в таком духе изобрази свой. Дня тебе хватит? - Конечно,- Петя с удивлением воспринимал происходящее,- только меня еще не избрали. - Черт,- старший лейтенант хлопнул себя по лбу,- я совсем забыл о собрании, молодец. Вот тебе и первое задание: напиши объявление о проведении собрания и протокол о подведении итогов выборов. В моей папочке есть все образцы. Для разнообразия можешь написать, что один из голосовавших воздержался. Да, собрание проходит завтра в восемнадцать часов в ленкомнате, комбату я позвоню. Собрание длилось не больше десяти минут. Так Петя стал комсомольским работником и уже через день ощутил все прелести новой жизни. Во время утреннего строевого смотра его вызвали по радио в штаб полка на совещание, которое затем переросло в недельные занятия, проводившиеся в политотделе штаба дивизии, находящейся в соседнем городе. Когда Моршанский вернулся в свое подразделение, то заметил, что сержанты делают вид, что его не существует. Пете ничего не приказывали, не поднимали на зарядку и ночные тревоги. Служба шла где-то рядом с ним, а Моршанский готовился к политзанятиям, выпускал "Боевые листки" и стенгазету, выступал на собраниях. Незаметно прошли полгода. - Моршанский,- как-то вызвал его к себе комсорг дивизиона,- мы решили выступить с инициативой: "Лучший комсорг - в КПСС!" Ты как к этому относишься? Петя никогда не думал о вступлении в партию, но тут понял, что нужно с восторгом согласиться. Он вскочил и стал горячо благодарить офицера за оказанную честь и клятвенно заверил его в том, что предан делу КПСС до последнего дыхания. Тот довольно сощурился и похлопал его по плечу. Через месяц Моршанского приняли в партию. Так и прошла вся его солдатская служба. Петя оглянулся только тогда, когда возвращался домой, отслужив три года. За это время он приобрел лишь умение выступать с трибун и партийный билет. Через день, после того, как Моршанский снял солдатскую форму, он пришел в райком комсомола. Секретарь внимательно прочел все газетные вырезки, где рассказывалось о комсорге Моршанском и его инициативе, посмотрел партийный билет и вскочил: - Старик, ты мне прямо с неба упал. Мой инструктор по работе с учащейся молодежью ушел в ВКШ, пойдешь на его место? Времени на раздумье всего минута, не то мне сейчас же кого-нибудь подошлют из горкома. Ну? - Есть,- твердо ответил Петя. Через пять лет он уже сидел в кресле секретаря райкома комсомола. ...Всю неделю Чабанов провел в Москве. Он пытался через Шамаханскую царицу выйти на влиятельных людей в министерстве иностранных дел, но все оказалось напрасным. Тогда он решил вернуться домой и заново обдумать задачу. Леонид Федорович прилетел в город на рассвете и прямо из аэропорта поехал на фабрику. Шофер, увидя мрачную сосредоточенность хозяина, всю дорогу молчал. Над проходной Леонид Федорович увидел кумачевый транспорант. - Это что за праздник? - Раздраженно спросил Чабанов у начальника охраны, вышедшего встречать директорскую машину. - Комсомольцы что-то устраивают,- бывший офицер, всего несколько лет назад вышедший на пенсию, по-армейски " ел " начальство внимательным взором. Леонид Федорович выбрался из машины, злыми глазами оглядел стоящего перед ним навытяжку подчиненного. - Как же ты, бывший полковник, работаешь, если не знаешь какое мероприятие проводится на вверенной тебе территории? Может устал, снова хочешь на пенсию? - Никак нет,- в серых глазах мелькнул страх. Лицо мужчины сжалось от напряжения,- готов выполнить любой ваш приказ. Чабанов резко повернулся и, не глядя по сторонам, пошел вперед. Сзади вдруг послышался дробный стук каблуков. Леонид Федорович оглянулся и увидел, что начальник охраны бежит от него к проходной. - Испугался, дурачок,- Чабанову стало легко и спокойно. " МИД через бабу не взять,- решил он,- они там сильно за свои пайки и поездки держатся, даже если не иметь в виду, что половина из них работают в разведке. Тут нужно было делать ход конем и выходить на нужных людей через МГИМО или КГБ, медленно, шаг за шагом " приручая " их... - Леонид Федорович,- с придыханием закричал кто-то сзади. Чабанов увидел, что к нему опять бежит начальник охраны. - Я позвонил этому комсомольскому вожаку, секретарю райкома,- бледное лицо старика покрывали красные пятна.- Он говорит, что на нашем заводе была создана первая в городе комсомольская ячейка, а сегодня ее юбилей. - Вы зря волновались,- Леонид Федорович похлопал его по дрожащей руке,- вы хороший работник, я просто после командировки еще не пришел в себя, извините. Спокойно работайте, спасибо. Он не успел подняться к своему кабинету, как в дверь постучали и через порог шагнул высокий молодой человек. - Здравствуйте, товарищ Чабанов, я - первый,- незнакомец подчеркнул слово "первый",- секретарь райкома комсомола Моршанский. Мне сообщили, что вы недовольны нашим мероприятием? Чабанов привстал, поздоровался и пригласил вошедшего к чайному столику. - Я только что с самолета, если не возражаете, то давайте чайку попьем, заодно и поговорим. Моршанский, не получивший ответа на свой вопрос, готов был отстаивать свое мнение, но Леонид Федорович молча с интересом смотрел на молодого человека. - Вы давно секретарствуете? - Больше года. - Сами откуда? - Здешний, из города. Хозяин расставлял чашки для чая и вазочки с печеньем, а гость рассматривал кабинет, отделанный дорогим деревом. Леонид Федорович неожиданно поймал его взгляд и удивился жгучей зависти, сверкнувшей в глазах молодого комсомольского вожака. " Ба,- Чабанов напрягся,- это интересно. " Так они познакомились, а через несколько недель Чабанов участвовал в заседании бюро обкома партии. Решался вопрос о наказании третьего секретаря райкома комсомола Натальи Бессмертновой. Она была старшей группы студентов политехнического института, два дня назад погибших в железнодорожной катастрофе. Страшная весть о гибели тридцати двух ребят потрясла Чабанова. Он даже поймал себя на том, что, узнав о происшествии, прошептал: " Слава богу, что моя Галка уже закончила институт. " Сейчас он сидел напротив Моршанского и никак не мог понять, что тот шепчет Бессмертновой. Начальник областного управления внутренних дел докладывал о результатах следствия. - Во время переезда через железную дорогу,- скрипучий голос подполковника злил Леонида Федоровича и мешал ему разобрать слова Моршанского, продолжавшего в чем-то убеждать Бессмертнову,- мотор автобуса со студентами заглох. Пока водитель заводил машину, на путях показался товарняк. Ребята вместо того, чтобы выскочить из машины, продолжали сидеть. Видимо, они ждали пока заведется мотор. Только в последний момент, как считает эксперт, шофер открыл двери, но и сам не успел встать с сидения. Машинист слишком поздно включил экстренное торможение. Локомотив протащил автобус семнадцать метров. В этой "мясорубке" было мудрено остаться в живых.- Он помолчал,- все и погибли. Виноват водитель, въехавший на неохраняемый переезд в виду поезда с барахлившим мотором, виноват и машинист, не сразу отреагировавший на препятствие... Первый секретарь болезненно сморщился: - Понятно, только сейчас меня интересует другое,- хозяин кабинета повернулся к Бессмертновой.- Встаньте, пожалуйста, я вас не вижу. Как могло случиться, что вы, назначенная руководителем группы, оставили ребят одних? Почему вы вышли из автобуса раньше? Девушка посмотрела на Моршанского и, низко опустив голову, медленно встала. - У меня заболела подруга, мне нужно было срочно ее повидать.- Ее голос был так тих, что всем приходилось напрягать слух. В кабинете воцарилась тишина. Чабанов наклонился вперед и увидел лицо Моршанского. Тот кивал в такт словам Бессмертновой. - Ну, откуда же я могла знать, что все так получится?! - Глаза девушки набухли слезами.- Разве я бы пошла к ней? Уж, лучше сейчас лежать в гробу, чем сидеть вот тут... Она умоляюще посмотрела на Моршанского. Чабанову показалось, что юноша знает что-то такое, что могло бы спасти девушку от наказания. Но Моршанский, приложив палец в губам, молчал. - Не надо истерик,- первый секретарь был суров,- сейчас все это дурно пахнет. Вам надо было до конца выполнить свои обязанности. Шофер, понятно, был занят машиной, а ребята по сторонам не смотрели. Вот тут вы и могли их спасти, а вы бросили детей, предали своих подчиненных. Мы не можем посадить вас на скамью подсудимых - закона такого нет, но из партии мы вас вышвырнем. - Моршанский,- секретарь отвел глаза от девушки,- что вы предприняли, чтобы такого не повторилось? Петя встал. Чабанов внимательно смотрел на Бессмертнову. Она склонила голову, но Леонид Федорович услышал ее прерывистый шепот: - Петя скажи им, что ты сам снял меня с машины. Скажи, что мы вместе ходили к Люське. Петя... Моршанский, казалось, не слышал ее. Он поправил галстук, откашлялся. - Райком не снимает с себя ответственности за проступок,- Моршанский на мгновенье задержал дыхание,- нет, преступление коммуниста Бессмертновой, мы готовы понести за это заслуженное наказание. Комсомол района поддерживает наше решение. Девушка подняла лицо, и Чабанов увидел залитые слезами щеки и испуганные глаза... - Петя?! - По поручению районной организаци я вношу предложение об исключении Натальи Бессмертновой из рядов КПСС. - Ты?! - Она вскочила и выбежала из кабинета. - Остановитесь! - Громыхнул голос секретаря обкома, но девушка даже не оглянулась. Чабанов смотрел на Моршанского. Он поймал горящий праведным гневом взгляд молодого человека и усмехнулся. Моршанскому объявили строгий выговор. Во время перерыва Чабанов подошел к нему и пригласил на ужин. Тот удивился, но предложение принял. Когда Чабанов,после заседания, вышел из здания обкома, Моршанский, поджидая его, прогуливался по скверу. Леонид Федорович привез молодого секретаря к себе на дачу и накрыл стол. Они мало говорили. Хозяин подкладывал гостю закуску, а тот подливал в рюмки коньяк. Часа через три Чабанов встал. - Мы хорошо посидели. Мне нравится, что вы умеете держать настроение. Что вы скажете, если я вам предложу поехать на учебу в высшую партийную школу? Петя не удивился тому, что такое предложение прозвучало из уст директора швейной фабрики. Он допил коньяк, промокнул губы салфеткой и тоже встал. - Я согласен и буду вам всегда благодарен. "В нем есть главное,- сделал вывод Чабанов, высаживая через час гостя около его дома,- он честолюбив, завистлив и безжалостен - значит будет работать со мной." ...Моршанский собирался в Москву. Он уже сдал дела в райкоме, простился с товарищами и укладывал вещи в чемодан. Неожиданно в комнату вошел отец. - Тебе что-нибудь надо, папа? Старик Моршанский притулился к косяку и задумчиво смотрел на сына. Петя несколько секунд смотрел на него, потом недоуменно пожал плечами и вновь принялся за свои вещи. - Я хотел серьезно поговорить с тобой, сын. Петя вдруг почувствовал волнение, как бывало когда-то в школе, когда надо было держать ответ за детские шалости. - Давай обсудим твое будущее. - Мое будущее? - Петя резко повернулся к отцу.- Что это с тобой, пап? Я разве инвалид или бездельник? Сегодня я еду получать высшее политическое образование. Может, ты шутишь? - Нисколько и поубавь голос, привык в своем райкоме на мальчишек орать, но в моем доме я тебе этого не позволю. - В твоем доме?! - Вскинулся Петя? - Не надо,- отец смотрел прямо в глаза сына,- не надо провокаций. Со мной эти шутки не проходят. И, пожалуйста, помолчи немного. Наберись сил и молча выслушай меня. Петя сел на кровать и опустил глаза. Он и сам не понимал, что с ним происходит, но смотреть отцу в глаза юноша не мог. - Мне тошно видеть, как ты тратишь жизнь на, так называемую " партийную работу ". Тебе через несколько месяцев тридцать лет, а у тебя собрания, митинги, бумажки, опять собрания, митинги и снова бумажки. Сын дернулся, хотел возразить, но стиснул руки и опустил голову еще ниже. - Мужчина, если он мужчина, должен заниматься производительным трудом. Иди в политехнический институт, ты, когда-то: мечтал о нем. Учи детей. В конце концов, стань хорошим токарем, но не сиди в кабинете, не руководи "массами". Так, по-моему, вы сейчас называете наш народ? Петя молчал. - Я всю жизнь простоял у станка. Оглянись, меня знает весь город, у меня сотни учеников, мои детали вместе с локомотивами ходят по всей стране. А что ты дал людям, которые кормят и одевают тебя? Бумажки сотрутся в пыль, призывы развеет ветер - вот и вся твоя работа. Работа...- Старик отошел от двери.- Она сделала тебя бездушным, черствым человеком. Я на днях встретил твою Наташку, она мне все рассказала. Ты предал ее, бросил, как кость, вместо себя. Мне страшно, что ты стал подлецом. Ты, мой сын, не задумываясь, променял свое благополучие на человека! Отец почти вплотную подошел к сыну. Тот поднял голову, но старшему Моршанскому показалось, что Петя смотрит сквозь него. - Ни я, ни мать, ни старшие братья - мы не могли сделать из тебя чудовище. В этом виновата твоя " политическая " деятельность. Я не разрешаю тебе ехать в Москву, тебе надо оставить эту работу. Только тут Петя понял, что стоит. Отец был выше его, но годы согнули Моршанского, и теперь они стояли лицом к лицу. Только сейчас старик увидел глаза сына. В них была ненависть. - Я не чудовище и люблю свою работу. К тому же я такой же член партии, как и ты. И она сейчас посылает меня на учебу. Работаю я лучше многих, только результаты моего труда, в отличии от твоего, нельзя сразу пощупать. Ты,- он прищурился, хотел сдержаться, но не смог,- за всю свою жизнь не поднялся выше простого рабочего, а я уже сейчас секретарь райкома. Несколько секунд они смотрели в глаза друг друга. Потом сын бросил: - Я все сказал. Старик повернулся и тяжело пошел к двери. У самого порога он оглянулся, окинул взглядом сына. И тому показалось, что отцу, почему-то, жаль его. - Прощай,- проговорил отец и закрыл за собой дверь. Через пять лет после окончания высшей партийной школы, Моршанский возглавил горком, а еще через три месяца - областной комитет партии. Это был последний штрих в картине, которую "живописал" в своем крае Леонид Федорович Чабанов. Г Л А В А 9. Пересыпкина допрашивали пятый день подряд. За это время сменилось несколько следователей, но раненый молчал. Особенно он озлобился, когда один из следователей, несколько раз сильно ударил его по лицу. Арестованный и в этот раз промолчал, но так взглянул на офицера, что тот понял - если бы не рана, приковывшая бандита к кровати, тот, не задумываясь, бросился бы в драку. Кроме того, по тому, как за Пересыпкиным ухаживали в тюремном лазарете и кормили, он понял, что обещание неизвестного руководителя исполняются и о нем не забыли. Один раз ночью ему даже передали записку от жены, в которой она писала, чтобы он не волновался - о семье позаботились. На шестой день в камеру вошли два человека в гражданском. - Вы можете ходить? - Спросил первый. - Нет. Незнакомец повернулся к двери: - Носилки. Через некоторое время езды на автомобиле и долгого спуска на лифте Виктор Пересыпкин попал в небольшую комнату. В ней стояла аккуратно заправленная кровать и небольшой столик, на котором лежали газеты и журналы. Он не успел осмотреться, как дверь снова открылась и в комнату или камеру, потому что в новом жилище не было окон, вошел мужчина в безрукавке. Он приветливо улыбнулся и поздоровался. Спокойно прошел к столику и раскрыл принесенную с собой тоненькую папочку. - Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Аркадьевич. Теперь ваше дело буду вести я - следователь комитета государственной безопасности. Пересыпкин похолодел. Он был готов ко всему: крику, избиению и даже расстрелу, но КГБ...Во рту пересохло, ладони взмокли. Следователь, по-прежнему улыбаясь, смотрел на бандита и тому казалось, что офицер читает его мысли. " Что делать, господи? - Пересыпкин впервые в жизни упомянул бога.- Стоп, чего это я перепугался? Меня просили молчать до тех пор, пока смогу, а сейчас я не могу и не хочу молчать." - Если моя персона заинтересовала государственную безопасность, то я готов все рассказать. Только прошу об одном: не перебивайте меня. Я плохо себя чувствую и могу сбиться. - Бога ради,- следователь протестующе поднял руку,- я вас слушаю. - Всему виной моя неуемная жажда острых ощущений и наша паскудная жизнь,- Пересыпкин хотел встать, но острая боль в колене заставила его опуститься на кровать. Следователь внимательно смотрел в потемневшие от боли глаза налетчика, но молчал. Он понимал, что в момент откровения не стоит отвлекать человека сочувствием. Виктор перевел дыхание. - Я все время хотел быть первым. В школе я часами штудировал учебники и читал груду различной литературы, чтобы поражать знаниями одноклассников и учителей. Особенно интересно было на уроках физики, когда мы начинали спорить с учительницей. Умная, удивительная была женщина. Мне до сих пор кажется, что я любил ее. Пересыпкин задумался, легкая улыбка коснулась его губ. Следователь смотрел на него и думал о странностях жизни, заставившей этого, по рассказам соседей и сослуживцев, хорошего человека, взять в руки оружие и пойти на разбой. В доме, после непонятного и поспешного бегства жены Пересыпкина, не было каких-нибудь ценных вещей или признаков роскоши. Образ жизни арестованного говорил о том, что копить деньги этот человек не мог. Скорее он бы раздарил, прогулял их. Тогда что же сделало его бандитом? - Да,- опять начал арестованный,- потом я стал увлекаться футболом. Хорошо играл, был в сборной области. Даже в армии, я не столько служил, сколько гонял мяч. Мне бы, дураку, посвятить себя спорту, а я в политехнический пошел. Учиться было трудно, но я привык ломать себя, вот и ломал. Получил диплом, а работа,- он вздохнул и отвернулся,- как старая-престарая жена. Не то, чтобы в одну кровать, а и одним воздухом дышать не хочется. Поверите, каждое утро заставлял себя вставать, одеваться и идти в отдел. Шел, как на расстрел, и так почти десять лет. А тут еще жизнь копеечная. Заработка едва на еду хватало. Чтобы жену и сына одеть, по рублю собирать приходилось. - Скажите,- раненый повернулся к следователю,- можно на двести пятьдесят рублей общего заработка инженера и врача, жена у меня врач, жить втроем? Офицер пожал плечами. - Только не говорите: "Живут же люди." Живут, отказывая себе во всем, а я не могу и не хочу. В глаза жене смотреть не могу. Соседка, официантка с трехклассным образованием, в австрийских сапогах ходит, а я едва на поделку фирмы "матрешка" зарабатываю, а-а-а,- Пересыпкин заскрипел зубами и стукнул кулаком по стене. - Ладно, оставим мои воспоминания. От нищеты тошно, работа - дрянь, жизнь - дерьмо, вот я и решил ее вздыбить. Сижу, как-то, с одним знакомым, который может в этой жизни вертеться, водку пью. Честно сложились: он - десятку, я - десятку. Сейчас не помню о чем шел треп, но я ему говорю: " Иногда до того тошно, что взял бы автомат и пошел на большую дорогу. " Он засмеялся, мол кишка тонка. На том и разошлись. А через несколько дней он нашел меня. "Ну,- говорит,- не передумал автомат в руки брать? " Я, по глупости, отвечаю: "Платили бы только по-настоящему, а стрелять меня хорошо научили." "Сколько,- спрашивает,- хочешь?" - Тысячу в месяц. "Третьего или семнадцатого?" - Пятого и пачечкой. Он спокойно лезет в карман, достает пачку червонцев и небрежно протягивает мне, я беру. Он шляпу поправил: "Я чувствую, что ты настоящий мужчина и тебе этот кабак не по нутру. Кроме того, в тебе есть лидерская жилка. Поэтому ты будешь руководить пятеркой. Подберешь трех надежных ребят. За каждого получишь еще по тысяче премиальных. Помимо этого, как только создашь группу, будешь получать жалованье вдвое против этого. Сможешь?" Я кивнул, а сам чувствую - могилой тянет, но уже не могу остановиться. Знаете, как над пропастью - под ложечкой сосет, а заглянуть хочется. " Задание будешь получать не от меня, но от моего имени. За каждую операцию оплата помимо жалованья. Выполнять без дураков, тут цена - пуля." И ушел. Пересыпкин неожиданно для себя взглянул на все, происходящее сейчас с ним со стороны и испугался. " Я им нужен, пока они на Организацию не вышли, а потом - высшая мера "... - Он потряс головой и встретился взглядом со следователем. - Человек, пока он жив,- тихо, словно размышляя вслух, произнес тот,- должен надеяться на благополучный исход. Мне приходилось ходить в атаку. Встаешь и всегда надеешься, что твою пуля еще не отлита. - Значит надежда есть? - Да. - Хорошо.- Виктор потер виски, тяжело вздохнул и продолжил: - В тот день жена встретила меня у порога, "Извини,- сказала она,- я, не посоветовавшись с тобой заняла денег и купила себе и Олежке осенние куртки. Теперь мне придется взять на себя дополнительные дежурства, я уже договорилась с главным врачом." Вот тут я и почувствовал себя человеком. Достал из кармана тысячу рублей и протянул ей. Она чуть в обморок не упала. - Добрая шабашка на голову свалилась, вот и получил аванс,- сказал я. Жена была счастлива до обалдения. - Григорий Петрович, ну этот мой знакомый, появился ровно пятого числа. Протянул мне тысячу рублей и пригласил в ресторан. Когда сели, я ему рассказал, что нашел троих ребят. Он тут же выложил обещанные деньги. " Поздравляю,- говорит,- командир. Только помни, что с сегодняшнего дня тебе и твоим ребятам придется строго следить за собой. Не дай бог сболтнуть лишнего или показать кому-то, что у вас появились лишние деньги. Заведите сберегательные книжки, а шиковать будете в отпусках, подальше от дома." Я решил, что он прав. Мы немного выпили и разошлись. Больше я его не видел, но деньги получал исправно. В дом пришел достаток. Месяца через два меня встретил почтальон и вручил заказное письмо. Не знаю почему, но читал я его в туалете, закрывшись от жены и сына. В письме было написано, что сегодня в девятнадцать часов мы должны собраться. Через час, на вокзале в тридцать восьмой ячейке нас будет ждать чемодан и сумка с оружием и одеждой. Дальше надо было все это взять и прийти на стоянку, к памятнику. Там сесть в светлую " волгу " с номерными знаками 13-13. В машине всем переодеться и вооружиться, потом приказать водителю ехать к железнодорожному переезду около поселка Белово. Там, в соответствие со схемой, приложенной к письму, занять оборону. От группы требуется одно - задержать или уничтожить милицейские машины, если они от двадцати одного до двадцати двух часов поедут от станции к поселку. Мы исправно пролежали в степи час, но, слава богу, машин не было и стрелять не пришлось. Я все вернул на вокзал, заплатил водителю и выдал деньги за операцию своим ребятам. Когда мы возвращались домой, Алик, один из моих ребят, догнал меня и отказался от такой работы и таких денег. Я, как меня научил Григорий Петрович, сказал ему, что он сам волен решать быть ему с нами или нет. Из дома я позвонил по "тревожному " телефону, передал привет от бабы Фени и через полчаса пошел гулять по бульвару. Меня догнал какой-то блеклый человечек. Он сказал, что пришел от Гриши, и я ему все рассказал, а утром узнал, что Алик исчез. "Ушел из дома и не вернулся",- сказала жена, звонившая утром по друзьям. Тогда я понял, что все серьезнее, чем я предполагал, но было поздно. Потом мне позвонили и посоветовали в следующий раз не ошибаться. Через пять дней я нашел замену Алику. Пересыпкин облизал пересохшие губы. Следователь встал, открыл дверь и попросил принести чаю. Какое-то мгновение он смотрел на налетчика, потом спросил: - Извините, а как фамилия Григория Петровича? - Сиволоб, сейчас не знаю, а тогда он работал снабженцем в ПМК - 10. Солдат принес два стакана чая, печенье, конфеты. Виктор взял в руки горячий стакан и, не замечая этого, жадными глотками осушил его. - Вот, собственно, и все. До банка я участвовал в четырех акциях. Каждый раз все было расписано по минутам. Нам оставалось лишь досконально следовать переданным указаниям. После ареста мне передали записку о том, чтобы я молчал до тех пор, пока хватит сил. - Где ваша жена? В глазах Пересыпкина появилась тоска. - Не знаю. Мне передали от нее записку. - В камеру? - Да. - Когда? - Четыре дня назад. - Кто? - Я не видел. Ночью стукнула полка на двери и кто-то положил на нее письмецо, а минут через десять открыл и протянул руку. Я понял и вернул записку. Там ничего не было,- предваряя вопрос следователя, сказал Пересыпкин.- Она написала, что любит и понимает меня, будет ждать сколько потребуется, а в конце была такая фраза: "Нам предложили уехать, и я поняла, что они правы. Тебе сообшат где мы." - Ну,- офицер поднялся,- отдыхайте, на сегодня хватит... Старший следователь областной прокуратуры Шляфман столкнулся на ступенях обкома с директором швейной фабрики Чабановым. - Здравствуйте,- сдержанно поздоровался Леонид Федорович. Эмиль Абрамович чуть задержал руку Чабанова в своей и скороговоркой произнес: - Этот бандит переведен в КГБ, заговорил, но его людей в городе нет. - Хорошо. Леонид Федорович сел в свою машину и, проезжая мимо областного управления комитета государственной безопасности, усмехнулся. Даже эта серьезная, по его мнению организация, не могла нанести ему ощутимых потерь. Совсем о другом думали сейчас в этом здании. Когда оперативники доложили, что по адресам, указанным арестованным, никого не оказалось, туда выехал следователь. Он долго ходил по квартирам, носившим следы поспешного бегства, и удивлялся. Всего несколько дней назад в них жили люди, играли дети и вдруг все бросили и уехали, не поставив в известность даже родственников и родителей. " Им-то, женам и детям, ничего не грозило. Так какие же слова, а главное - кто, нашел, чтобы убедить их бросить насиженные места, работу?.. - Думал офицер,- Со времен гражданской войны никто, а тем более, бандиты, не вывозили семьи своих товарищей. Скорее всего, тут действует интеллигент, совершенно не знакомый с законами преступного мира. Налет на банк, акции, расписанные по минутам и обеспеченные техникой и оружием - это уже не банда, а серьезная организация. Она строго законсперирована и потребуется немало времени для ее поиска. Похоже, Пересыпкин и Кутайсов больше ничего не знают. Осталась только одна ниточка - Яшка, завербовавший Кутайсова. Сиволоб, к сожалению, полгода назад скончался от инфаркта." Через час по городам страны разошлись фотографии уехавших людей, а в лагерь, где сидел Яшка - вызов. Первым ответил лагерь: заключенный, интересовавший КГБ, три дня назад исчез. Охрана предполагает, что он убит, но организованные поиски пока результата не дали. Таким образом, их снова опередили и следователь решил начать тщательную проверку всех местных предприятий, производящих дефицит. Умный человек, способный в течение нескольких часов дотянуться до сибирского лагеря и убрать свидетеля, не мог не наложить на них какой-нибудь оброк, а это уже след. - Он же должен где-то зарабатывать деньги,- объяснил он свои действия начальству,- хотя бы на "мелкие" расходы. КГБ области по своей оперативной сети проверил все сколь = нибудь серьезные предприятия. Выяснилсоь, что на шелкопрядильном комбинате поговаривают о подпольном цехе. Офицер позвонил своему старому товарищу, который работал в УБХСС и, поговорив о посторонних о:вещах, невзначай спросил: - Как там наши шелководы живут? - Что ты имеешь в виду? - Насторожился собеседник. - Ничего,- рассмеялся Борис Алкадьевич,- чего это ты нервным стал? Жена на днях говорила о французском шелке, вот я и вспомнил. Ты-то о дефиците все знаешь. - А-а-а,- неопределенно протянул товарищ,- из Франции мы ничего не получали уже лет пять. Поговорив еще несколько минут, следователь положил трубку. Он решил по своим каналам проверить серьезность слуха. В это время его милицейский собеседник, известный среди своих сослуживцев умением анализировать ситуацию, доложил по инстанции о предмете интереса службы безопасности. Информация об этом сразу прошла до самого "верха". Через час о ней знал Чабанов. Еще через два - он принял решение закрыть подпольный цех, производивший шелк, отправив его станки на металлолом. Месяц стпустя первый секретарь обкома партии вызвал к себе начальник областного управления государственной безопасности. - Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела,- сказал он, заботливо посадив полковника напротив себя,- но в городе все еще говорят небылицы о нападении на банк. Надо быстрее осудить бандитов, тем более, что двое из них в ваших руках. - Пешки,- возразил офицер,- суд над ними может осложнить следствие. - Уж не хотите ли вы сказать, что у вас под носом орудует целая банда, а вы ничего не делаете? - Все, что входит в компетенцию управления, мы делаем,- жестко сказал полковник. - Тогда посадите их на скамью подсудимых и дайте обкому спокойно работать. Дело на контроле самого "верха" и мне звонят каждый день. - Нам спешить нельзя,- полковник сжал зубы,- мы не пожарная команда. - Я в этом не уверен,- Моршанский поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, потом снова вернулся к столу. - Извините,- в голосе секретаря звучало сожаление,- я погорячился, но и вы поймите меня. Я не знаю, что ответить столице, от меня требуют скорейшего суда. Вернувшись в управление, полковник вызвал к себе следователя. - Скажите, майор, вы видите пути выхода из этого "подвала"? Я имею в виду нападение на банк. - Как это ни страшно звучит,- ответил офицер,- но теперь я уверен, что у нас в области действует серьезная подпольная организация. Нападение на банк, инкассаторы, расстрел приисковой машины - это все звенья одной цепи. Я понимаю это, но не могу положить вам на стол ни одного, сколь-нибудь серьезного следа. На мой взгляд, какой-то интеллигент организовал подпольную бандитскую сеть из глубоко законсперированных звенья. Работать против него сложно. При малейшем сигнале об опасности он, без сожаления, уничтожает целые ячейки своей организации. Это умный и серьезный противник, против которого придется вести длительную и кропотливую работу. - Тогда сделаем так,- полковник протянул своему подчиненному документы о нападении на банк, которые до этого просматривал,- вы подготовьте их к суду. Бумаги и налетчиков передайте по инстанции, но обложите их так, чтобы мы знали кто, когда и что им принесет. Может быть, нам удасться нащупать их след. А сами, не спеша, продолжайте работать по этому делу, используя наши каналы. - Я все понял. - Держите меня в курсе дела,- полковник пожал руку следователю и кивнул ему, прощаясь. Г Л А В А 10. Прапорщик Березняк дослуживал последние полгода своего пятилетнего договора и серьезно подумывал над тем, чтобы оставить армию. За пятнадцать лет, проведенных на границе, он порядком устал. Особенно трудно дались ему три года после демобилизации Зангирова. Муса уехал и не подавал о себе вестей. Вначале Березняк считал это необходимостью строгой конспирации, потом стал бояться, что его бросили одного. Его даже не устраивали систематические переводы денег на открытые им счета в Сочи и Сухуми. Теперь прапорщик больше всего боялся, что о его предательстве узнают его товарищи по службе. Дело дошло до того, что он несколько раз пытался застрелиться. Один раз пистолет из его рук вынула Оксана. После этого она целый месяц не оставляла его одного. Она даже ходила с ним в штаб, чем вызвала множество шуток. Только после того, как они доняли Березняка, он поклялся жене оставить саму мысль о самоубийстве. При этом он постоянно носил с собой заряженный пистолет и один патрон, для себя, в часовом карманчике брюк. Как-то раз, стирая его галифе, Оксана наткнулась на патрон. Она долго рассматривала его, потом подошла к мужу, обняла его и прошептала на ухо: - Не кисни, скоро у нас будет девчонка. Сейчас их Ланке уже полгода. Их детям не нужно будет думать о будущем. Березняк приготовил им все для хорошего старта - деньги, машину, особняк на берегу Черного моря. Сегодня ночью прапорщика мучили кошмары. Вечером с почты принесли открытку от сержанта Яковенко, уехавшего домой в прошлом году. Юноша скучал по границе и часто писал в отряд. Рядом с подписью бывшего пограничника стояла волнистая закорючка. Это означало, что завтра через границу опять пойдет караван, который необходимо сопроводить. При одной мысли о том, что ему снова надо идти на предательство, Березняка прошиб пот. Вечером, придя домой после службы, он долго сидел на высоком крыльце барака, курил и смотрел в высокое звездное небо. Странные мысли тревожили пограничника. Он думал о том, что когда жил бедно, собирая и откладывая каждую копейку, тогда и спал хорошо, и каждый праздник встречал с радостью, и каждой солдатской шутке смеялся от души. Сейчас у него было все, кроме душевного покоя. Покоя, который не принесли ему большие деньги. Так стоило ли менять нищету на страх и ненависть к самому себе?! Спрашивал себя Березняк и не мог ответить на этот вопрос. Он слышал мелодичный голос жены, что-то напевавший по-украински. До него доносился и яростный спор мальчишек, вечно препиравшихся в это время из-за того, кому из них держать Ланку на руках, когда мама будет купать сестренку. И жена, и дети жили нормальной человеческой жизнью, а он?.. В семнадцать часов прапорщик встретил знакомую вереницу верблюдов. Они уже были в пяти километрах от границы. Березняк, не обнаруживая себя, пропустил мимо караван и незаметно пошел вслед, держась в метрах семистах позади. Каждый раз, провожая от границы или к ней контрабандистов, прапорщик ломал голову над тем, почему ему необходимо быть рядом с ним. Тропа была выбрана так умело, что одна из ее петель проходила в двух километрах от крепости, но, тем не менее, была безопасна. Да и что можно было сделать для спасения людей и груза, если бы их обнаружили пограничники?! "Вот бандит,- подумал с некоторым уважением о старике-контрабандисте Березняк,- его не перевоспитали даже десять лет лагерей." - Стой! - Послышался откуда-то боку зычный окрик. В тишине пустыни он прозвучал, как разрыв гранаты. Березняк упал на песок и, не замечая его палящего зноя, пополз на вершину бархана. Караванщики уже положили верблюдов кольцом, внутри которого не было видно ни одного человека. Только время от времени между животными мелькала белая чалма проводника. "Кто кричал?!" Березняк осторожно поднес к глазам бинокль, осмотрел местность и чуть не вскрикнул. Между границей и караваном лежали старшина Белкин и рядовой Исмаилов. "У Белкина сегодня день рождения,- вспомнил прапорщик.- Вот он и решил воспользоваться свободным временем, чтобы поучить молодого бойца, который должен его сменить, ориентироваться на местности. И, к моему несчастью, решил сделать это не на пологоне, а вблизи от крепости, а тут - мы." Березняк видел резко обозначившиеся скулы старшины и его прищуренные глаза и понял, что солдат скорее умрет, чем пропустит нарушителей к границе. "Может, ради этого случая мне и платят деньги?" Прапорщик отложил бинокль и подтянул к себе карабин. Белкин был хорошо виден, но едва Березняк поднес приклад к плечу, как старшина перекатился на новое место. Он поднял голову и что-то приказал Исмаилову. Тот вскочил и побежал к крепости. Прапорщик повел за ним ствол и выругался вслух. - Осел,- он с силой ударил себя по лбу,- выстрел тут же поднимет крепость. И, словно услышав его, старшина ударил очередью поверх верблюдов. В ответ загрохотали автоматы караванщиков. Стрельба просветила Березняка. Он вдруг понял мысль далекого руководителя Организации. Прапорщика знает только старик-проводник, работающий на почте. Он же каким-то образом связан с Союзом и сопредельной стороной. Разорвать эту цепочку может только Березняк. Он опять приподнялся. Белкин стрелял короткими очередями, перекатываясь среди барханов "дымящихся" от пуль караванщиков. Проводник лежал посреди круга, очерченного лежащими животными. Похоже, его берегли, рассчитывая, прорваться. Прапорщик осторожно подвел ствол карабина под обрез чалмы, задержал дыхание и мягко утопил скусковой крючок. Отдачи он почти не почувствовал. Старик дернулся всем телом и замер. Белая чалма стала чернеть. На всякий случай он послал еще две пули в тело проводника. Потом поднял над барханом свою фуражку. В ответ ему махнул старшина. Огонь со стороны каравана прекратился. Прапорщик видел, как один из караванщиков подполз к проводнику, снял с него чалму и укрыл ею мертвеца. Со стороны отряда послышался стрекочущий звук. "Наши идут на БРДМах",- почему-то облегченно подумал прапорщик Две бронемашины, с которых на ходу спрыгивали пограничники, медленно поползли в сторону Белкина. Стрельба стихла, и с земли поднялся командир отряда. - Прекратите бессмысленное сопротивление,- прокричал он на русском, английском и фарси. Автоматная очередь сбила с него фуражку. Грузный полковник резво скакнул в сторону и упал. Березняк показалось, что он ранен или убит, но командир махнул рукой, и прапорщик понял, что ошибся. Еще несколько раз офицер взывал к разуму нарушителей, но те продолжали стрелять. Тогда к каравану двинулись солдаты, но плотный огонь не дал им приблизиться к кольцу верблюдов. Прапорщик, в очередной раз перезаряжая карабин, увидел, что на башенках появились пограничники. Машины двинулись к нарушителям и ударили по ним из пулеметов. Караванщики запели что-то заунывное. "Молятся,- понял Березняк,- эти не сдадутся." Броневики, не прекращая стрельбы, приблизились к каравану. Пулеметный смерч поднял облако пыли над кольцом людей и животных. Через несколько минут наступила тишина. Прапорщик пришел в себя внизу, среди своих. Все громко говорили, каждый - о своем. Белкин рассказывал, что после того, как он отослал молодого бойца подальше от стрельбы, они с прапорщиком с двух сторон взялись за нарушителей. - Им ни вперед, ни назад ходу нет. - Молодцы,- полковник пожал им руки,- представляю вас к награде. - А что они такие заморенные? - Услышал Березняк и почувствовал, что напряжение боя оставило его. Он оглянулся и увидел, что солдаты собрались вокруг убитых нарушителей. Семеро страшно худых мужчин, одетых в настоящие лохмотья и старик-проводник лежали в одном ряду. У троих на груди были подсумки с магазинами. - Наверное наркоманы,- предположил замполит,- они знали не больше своих верблюдов. Вот наш почтарь, тот, похоже, мог нам порассказать много интересного,- офицер с сожалением покачал головой,- но он мертвее мертвого. Командир высыпал на песок содержимое одного из хурджунов. - Посмотрим, что они несли через границу. Из коробок посыпались золотые обручальные кольца и серебряные ложки. - Тут можно жениться на целой дивизии баб,- он ткнул сопогом в соседних мешок. - Зачем за границей наше золото и серебро? - Спросил кто-то из солдат. - Выясним, а сейчас соберите убитых и груз. Внимательно осмотрите животных,- полковник нахмурился,- может у них в желудках что-нибудь спрятано... Через неделю Березняку позвонил Зангиров. - Ты жив? - Удивился прапорщик. - Конечно,- рассмеялся Муса,- вот собираюсь с женой на Черное море, хотел у тебя погостить. Я слышал, что твою жена с ребятишками, обычно там отдыхают от вашей жары? - Да,- прапорщик почувствовал волнение. - Ты скоро демобилизуешься? - Меньше полгода осталось. - И сразу туда, к семье? - Конечно. - Тогда и встретимся, я приеду и позвоню тебе или заранее дам телеграмму. Только когда Муса положил трубку, Березняк понял, что ему разрешено демобилизоваться и облегченно вздохнул. Он не знал, что решение отпустить его на покой и закрыть этот мост через границу Леонид Федорович принял после долгих колебаний. "Старею,- остыв от спора с Беспаловым, подумал Чабанов,- теряю гибкость и становлюсь жадным. И чего держаться за этот контрабандный путь - нынешняя перестройка дает возможность почти открыто гнать за рубеж все, что угодно. Г Л А В А 11. По тому, как тяжело муж поднимался по лестнице, Анна Викторовна поняла, что он очень устал. Она заранее открыла дверь и, улыбаясь, смотрела, как Леонид Федорович преодолевает последние ступени. - Ленечка,- она прижалась к нему и, сняв с него шляпу, погладила его серебристые от седины, но по-прежнему густые волосы,- устал, милый? - Что ты, Аннушка,- Чабанов улыбнулся жене и отстранил ее, собравшуюся снимать с него плащ,- я сам. У меня был трудный день вот и зашаркал подошвами. А ты, небось, невесть что подумала? - Нисколечко, просто захотела встретить тебя у порога. Он снял плащ, туфли и прошел в комнату. - Может нам действительно пора сменить третий этаж на особнячок где-нибудь в тихом пригороде? - Как хочешь, но я тут привыкла. Здесь наша Галка выросла, внучки начали бегать, соседи все знакомые. Выйдешь, иной раз, посидишь с ними, все легче на душе. Когда работала, об этом не думала, а сейчас... - Она замолчала и пригладила рукой волосы. Леонид Федорович вдруг увидел, что ее по-прежнему узкая кисть обтянута прозрачной кожей, провисшей на тыльной стороне ладони. Чабанов, чтобы скрыть страх перед неожиданно увиденной старостью жены, склонил голову, прижал ее руку к губам. - Я очень люблю тебя, Аннушка. - И я тебя, Леня. Они немного постояли, прижавшись друг к другу. - Ну,- она осторожно отстранилась от него,- садись к столу, буду тебя кормить. Леонид Федорович сидел в кресле и смотрел на жену. Она легко, по-девичьи, бегала из кухни в комнату и обратно. А когда поворачивалась спиной, и не было видно морщин на шее и лице, то вовсе походила на молоденькую Аннушку, ради которой, когда-то, Чабанов был готов забраться на луну. - Давай, выпьем чего-нибудь,- она застенчиво улыбнулась. Леонид Федорович вспомнил, что она до сих пор не разбирается в спиртном и почти не пьет. - Крепкого или слабого? - Сам выбирай. Он открыл бар, достал бутылку армянского коньяка и лимон. Она принесла маленькие золотые рюмочки. Они были выполнены в виде небольших шариков и очень нравились Чабанову. Потом жена включила магнитофон и негромкая, нежная музыка заполнила комнату. На ее волнах от Леонида Федоровича уплыли прожитые годы. Он видел перед собой сверкающие глаза Аннушки и ничего не слышал. Он даже забыл о том, что сегодня весь день ломал голову над тем, как бы удобнее рассадить своих людей в Кремле, чтобы они смогли пересидать распад КПСС и удержаться в верхах новой власти. Трудность была в том, что ни сам Чабанов, ни его аналитики - не могли уверенно сказать - удержиться ли в руководстве партии Горбачев и кто придет ему на смену, если он проиграет?.. - Леня,- он вдруг почувствовал ее руку на своей щеке,- к нам звонят. Это, конечно, к тебе. Он встал и с твердым намерением выгнать любых посетителей открыл дверь. На лестничной клетке стояли Шляфман, Беспалов и Коробков. Последнее так поразило Чабанова, что он не мог ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Дело в том, что первые двое встречались и знали о своем месте в Организации, а о Коробкове в ней знал только он сам. - В чем дело?- Наконец проговорил он и тут же понял всю глупость своего вопроса. Беспалов усмехнулся и шагнул через порог. Только тут Чабанов окончательно пришел в себя. - Прошу. Он пропустил их в прихожую и, стиснув зубы, молча смотрел, как ночные посетители снимают плащи. - Сюда,- Чабанов провел их в кабинет. Жена, прекрасно чувствовавшая настроение мужа, даже не вышла из гостиной. Сели. Несколько секунд длилось тягостное молчание. Чабанов сображал как о Коробкове могли узнать его ближайшие помощники по, как он говорил, горячим делам. А гости, похоже, не знали с чего начать разговор. - Не ломайте голову,- вздохнув, произнес Беспалов,- это я вычислил Александра Гурьевича. Дело не сложное, если знаешь вашу приверженность к толковым людям. Сегодня в крае нет экономиста сильнее Коробкова. Остальное было делом техники и человеческой психологии.- Он опять усмехнулся,- а я когда-то был неплохим сыщиком. - Ладно, оставим это,- поднял руку Чабанов,- в конце концов, мой "мозговой центр" может себе позволить роскошь один раз собраться в моей квартире. Но давайте о деле, что привело вас ко мне? Шляфман, по-мальчишески шмыгнув носом, проговорил: - То, за что вы всех нас, каждого в свое время, привлекли в Организацию - трезвый расчет и ум. Сначала мы с Константином Васильевичем пришли к выводу, что пора кончать нашу подпольную деятельность. Потом к такому же решению пришел и Александр Гурьевич. Знаете, как это ни банально звучит, но сколько веревочке не виться, а конец будет. Кроме того, нынешние перемены вселяют в нас уверенность, что теперь можно жить и по-другому. - И что же? - Усмехнулся Чабанов. Он ни на секунду не допускал мысли, что эти смелые и решительные люди, не испугавшиеся вступить в поединок со всей советской милицией и комитетом государственной безопасности, теперь, когда все это уходило в прошлое, решили порвать со своим детищем - Организацией. Единственное, что могли их привести в его дом - это нехватка информации. Она способна породить не только страх и неуверенность, но и ненужные иллюзии. Они не видят, что на смену коммунистическому монстру уже пришел дикий запад. В русском варианте, как это представлял себе Чабанов, это был кровавый молох, способный погрузить страну в пучину новой революции. Похоже, они этого не знали или не хотели знать. Он собрался было сказать об этом, но Коробков достал из кармана блокнот. - Я тут прикинул. "Никак не может отвыкнуть от записей,- разозлился Чабанов,- сколько я ему об этом говорил!" Экономист лизнул палец и стал быстро шелестеть узкими листочками. - У каждого из нас,- Александр Гурьевич взглянул поверх очков на Чабанова,- миллионов по десять - пятнадцать долларов есть. Этого хватит не только детям, но и внукам. - О чем вы говорите? - От удивления Чабанов забыл то, о чем хотел говорить с ними.- Во всем крае, да что там говорит, во всей этой разваливающейся стране нет силы, способной остановить нас или хоть в чем-то помешать. Наша служба безопасности может свернуть голову не только любому врагу или посеять хаос, но и, если понадобится, захватить власть... - Он махнул рукой и заставил себя замолчать, перевел дыхание и снова начал: - Мы вышли на Кремль,- он стянул с шеи галстук.- Может быть, вас смутили последние потери? Чушь. Идет нормальный процесс отторжения омертвевшей ткани. Строго законсперированные звенья, без прямых связей, сделали Организацию бессмертной. Что вас - ЭЛИТУ, о которой знаю только я, могло напугать?! - Вы нас не поняли,- Беспалов достал сигарету, но, вспомнив, что никто, кроме него не курит, сунул ее назад в пачку,- мы не видим смысла. Деньги? Они у нас есть. Власть? Она нам не нужна. В конце концов, поймите нас, мы просто-напросто устали, хотим спокойно и без всякого страха пользоваться всеми земными благами. На тот свет ничего не захватишь. - Так живите, теперь можно, черт побери, кто вам мешает?! Он их не понимал и от этого еще сильнее злился. - Когда вы привлекали нас в Организацию,- Шляфман встал и прошелся по комнате,- то говорили, что в любой момент мы можем выйти из нее. К этой мысли мы пришли не сразу, но отступать не намерены. Мы хотим выехать за границу и там, вдали от этого бедлама, спокойно и безбедно жить. Все это можно было сделать незаметно, но Константин Васильевич уговорил нас прийти к вам, чтобы все объяснить... Эмиль Абрамович снова сел и, глядя своими бездонными глазами прямо в глаза Чабанова завершил фразу: - В конце концов мы честные люди и вы сделали для нас очень много. - Вы, вы,- Чабанов рванул ворот рубахи,- хотите все развалить, хотите оставить меня одного?! - Леонид Федорович,- Коробков положил руку на его колено,- вы, умница, должны все понять - мы устали от двойной жизни. Создайте новый "мозговой центр", оставьте вместо себя кого-нибудь, поезжайте в Штаты или Францию, ведь там у нас есть свои предприятия... Чабанов коротко хохотнул. Этот смех походил на лай или рыдание. - О чем вы говорите? Я что создал Организацию, чтобы собрать деньги на дачу и пенсию? Неужели я похож на выжившего из ума маразматика? Я хотел создать государство в государстве. Оглянитесь, в каком мире мы живем, на кого вы хотите оставить нашу Россию? Шляфман скривился и дурашливо хлопнул в ладоши. - Вот это да-а. Дураков и подонков из полумертвого советского госппарата вы хотите заменить на преступников и бандитов? Не верю!.. Любовь к родине?!.. Тогда вам нужно создать партию и стать генсеком или президентом. Ведь нынешний - добивает экономику страны и ведет ее то ли к гражданской войне, то ли к пугачевщине. Остановить это не сможет никто, а тем более наша Организация. Так что вас держит? Ведь не хотите же вы окунуться во весь этот ужас катящейся в бездну страны?! Леонид Федорович уперся взглядом в Шляфмана, потом перевел глаза на Беспалова и Коробкова. Они на него не смотрели. Чабанов осторожно застегнул пуговицы на рубашке, надел, поправил галстук и, отойдя к креслу, сел и вцепился пальцами в колени. Несколько секунд он молчал, уставясь взглядом в крышку стола. Казалось, что он чего-то ждет. Никто не проронил ни слова. Тогда Чабанов встал и осторожно отодвинул кресло. - Я не хочу никого неволить. Если вы все серьезно обдумали, то уходите. Они встали почти одновременно, молча поклонились и вышли. Леонид Федорович стоял около стола и прислушивался к тому, что происходит в передней. Он мысленно молил их вернуться, но хлопнула дверь и все стихло. - Двадцать лет, двадцать лет я по крохам, риская каждый день головой, собирал Организацию и не позволю в одно мгновенье все развалить. Он с такой силой ударил кулаком по столу, что с него упала и разбилась лампа. В дверях кабинета появилась жена, но, взглянув на его лицо, она не решилась входить. Чабанов рывком подтянул телефон. - Сережа? Слушай меня внимательно,- Леонид Федорович не заметил, что почти рядом с ним стоит жена,- Беспалов, Шляфман, Коробков,- он продиктовал адреса. - Я думаю, что они сейчас или в ближайшие дни должны уехать. Это наши враги... Опасные враги... Нет, не в городе... Да, да и чтобы памяти не осталось. Пошли лучших людей. Звони в любое время прямо домой... Да, они уже сейчас могут ехать в аэропорт или на вокзал, к тому же, у каждого из них есть машина... Ты правильно понял, и все дороги. Все. Чабанов с грохотом уронил трубку на рычаги. Она сорвалась и упала на стол. Тогда он осторожно взял ее обеими руками и медленно водрузил на место. Только сейчас Леонид Федорович заметил, что у него сильно трясутся руки. Чабанов сел к столу и, подперев ладонью подбородок, уставился в темноту окна. Сзади послышался осторожный вздох. Он вздрогнул и резко повернулся. На пороге кабинета стояла жена. - Что случилось, Леня, кто это был? Он открыл рот, но из горла раздался лишь едва слышный хрип. - Леня?! - Она вскрикнула, но не тронулась с места, почему-то не решаясь войти в комнату. Он с силой кашлянул, но звуки по-прежнему не проходили сквозь горло. - Мы хотели с тобой поужинать,- сказала жена, со страхом глядя в непривычно бледное и отрешенное лицо мужа,- будем? Леонид Федорович, не замечая ее протянутой руки, поднялся и пошел в гостиную. За столом он долго смотрел в рюмочку, потом попросил принести бокал. Он налил его до краев и медленно выцедил до дна. - Так кто это был? - Так, прохожие... Через день на фабрику позвонил Боляско: - Валентина Петровна,- закричал он истошным голосом,- срочно вылетайте. Баба Миля померла, а соседский Сашка спьяну решил ей крест своими руками поставить и тоже преставился. Леонид Федорович молча положил трубку. Посидел, потом пошел в комнату отдыха, снял пиджак и сунул голову под струю холодной воды. Он не первый раз приказывал убивать людей, но сейчас ему казалось, что он сам отрубил себе руку. Мир вдруг опустел и все, что долгие годы делал Чабанов сейчас ему показалось никчемным и мелким. Вода стекала за воротник, но он, не замечая этого, вернулся в кабинет, вынул бутылку коньяка, налил полный стакан и выпил. Он не почувствовал вкуса напитка и какое-то время недоуменно смотрел на бутылку, потом допил остальное. Первый раз за всю жизнь в его голове было пусто, а в глазах темно. В этой темноте что-то мелькнуло и он увидел перед собой секретаршу. Она сочувственно смотрела на него. Только тут Чабанов почувствовал, что на нем мокрая рубашка и увидел стоящую на рабочем столе бутылку из-под коньяка. - Вам плохо, принести лекарство или вызвать врача? - Спасибо, нет. - Вам звонит губернатор, возьмете трубку? - Да. Леонид Федорович почти не слышал что ему говорит Моршанский. - Петя,- он прервал скороговорку главы администрации,- давай все бросим и поедем куда-нибудь на природу. - Что с тобой? Сейчас только одиннадцать, у меня кабинет полон людей. - Петя, гони их к чертовой матери. Моршанский что-то буркнул и положил трубку. Когда через десять минут, Чабанов приехал к зданию администрации, губернатор встретил его на ступенях. Он коротко взглянул в лицо Леонида Федоровича и молча сел в его машину. Весь день они молча пили. Моршанский несколько раз порывался пригласить девочек, чтобы скрасить их невеселое застолье, но Чабанов коротко бросал : "нет" и губернатор безропотно отставлял телефон. Так и не опьянев, Леонид Федорович во втором часу ночи вернулся домой. Только открывая дверь, он вспомнил, что впервые за все время супружества, не предупредил жену о своем позднем возвращении. Она спала в кресле у накрытого стола. - Лапушка моя,- он опустился перед ней на колени,- только ты меня никогда не предашь. Господи, если бы я верил в бога, то попросил бы его, чтобы он дал нам возможность умереть в один час. - Он сам не заметил, что по его лицу текут слезы. Она, не открывая глаз, обняла его и прижала к себе. - Успокойся, все будет хорошо... Утром, когда Леонид Федорович уже стоял у порога, зазвонил телефон. - Леня,- подняла трубку жена,- Москва. - Доброе утро, Леонид Федорович,- Чабанов узнал уверенный голос Беспалова,- а, может быть, у вас оно не доброе? - Я рад вас слышать, Константин Васильевич. Утро у нас на все сто. Каким ветром вас занесло в столицу? - От вас прячусь.- Чабанов, чувствуя неожиданно подступившее волнение, удивился мальчишескому сарказму, прозвучавшему в голосе своего бывшего помощника, но решил играть до последнего. - То есть? - Бросьте, со мной не ломайте комедию. Я хорошо знаю вас. Контрольные телеграммы, которыми мы должны были обменяться с Коробковым и Шляфманом перед отъездом за кардон, не пришли. А сегодня в Петровском пассаже я высветил парня из нашего города и почти уверен, что он водит меня. Что же вы, Леонид Федорович, совсем из ума выжили? - Я?! - Мы же договорились,- не слушал Беспалов,- что после нашего разговора не знаем друг друга. Вы же не глупый человек и прекрасно понимаете, что нам самим наодо скрывать свое участие в ваше "благотворительной" Организации. Что же заставило вас пустить за нами мальчиков из службы безопасности?! Поясните, может, пойму. Ведь не могли же вы, серьезный человек, превратиться в ревнивую жену. В другом случае подобная реакция теряет всякий смысл. Почему? Я слушаю вас? - Костя,- Чабанов впервые назвал Беспалова по имени,- возвращайся, мы ведь друзья, я все забуду, ты будешь жить... - Значит они убиты, и я прав. Вы горько пожалеете об этом,- в голосе Беспалова зазвучал металл, и трубка со стуком упала на рычаги аппарата. - Предатель, ты свою пулю получишь,- проговорил вслух Чабанов, не заметив, что этими словами поверг жену, стоявшую рядом, в ужас. Он взял из ее рук плащ и вышел из дома. Весь день Чабанова преследовали дурные предчувствия. Он даже уничтожил все бумаги, хоть каким-то образом касающиеся Организации. Потом долго мотался по городу и, оглядываясь, развез всю свою страховую наличность по надежным старикам и старухам. После обеда Леонид Федорович заехал на дачу и взял из сейфа свой пистолет. Уже в машине, возвращаясь домой, он понял всю бессмысленность этого поступка, достал оружие, хотел его выбросить, но не решился расстаться с красивой вещицей. Жена встретила его у порога. Он привычно прижался к ее щеке и удивленно отстранился - лицо жены было покрыто гримом. - Аннушка, что это? - Галка приходила, вот и разрисовала. Я хотела стереть, а потом решила посоветоваться с тобой. Он внимательно осмотрел лицо жены и досадливо передернул плечами. - Странная ты, незнакомая, а так... Если тебе нравится, то я не против макияжа. Она усмехнулась и пошла в ванную комнату. Когда Чабанов услышал плеск воды и понял, что жена смывает грим, ему стало стыдно. "Совсем голову потерял,- подумал он.- Аннушку зря обидел. Что он может сделать? Даже если что-то скажет - без свидетелей и документов кто ему поверит? Много лет назад пытался покончить жизнь самоубийством, значит душевнобольной. Врачи всегда это подтвердят..." Леонид Федорович подошел к бару, налил и выпил коньяка. - Что же ты на голодный желудок? - Розовое от холодной воды лицо жены светилось доброй улыбкой. - А,- он махнул рукой,- день сегодня какой-то взбалмошный. Я вообще собираюсь бросить пить. Бегать с тобой будем, зарядкой заниматься. Поселимся где-нибудь на берегу теплого моря - ты и я и никого больше... - Что это ты, Леня? Рано тебе о пенсии думать. Ты без дела и людей не сможешь, измаешься только. Зазвенел телефон. Чабанов рывком снял трубку. - Леонид Федорович,- в голосе Боляско было что-то такое, что заставило Чабанова насторожиться.- Мы за ним двое суток мотались. Вы же приказали, чтобы все было тихо, а случая все не было. Мне даже казалось, что он шкурой нас чувствует и специально не бывает в безлюдных местах. А сейчас он отвез жену и детей к родственникам на Кутузовский и,- было слышно, что Боляско сглотнул слюну,- пошел на Петровку. - Куда? - В Московский уголовный розыск. - Ты,..ты,..-Чабанов вдруг почувствовал тяжесть в груди, сердце замерло и снова двинулсоь,- осел, он же всю Организацию завалит. Надо было стрелять в него. Стрелять, ты слышишь?! - Сам того не замечая, Леонид Федорович кричал.- Нельзя было давать ему гулять по Москве... - Там было полно милиции,- Боляско говорил медленно, словно заново все переживая,- они закончили рабочий день и шли целым косяком. Не могли же мы бить его прямо в толпе. - Могли! В черта превратись, в ужа, любые деньги выложи, ничего и никого не жалей, но чтобы сегодня же он был убит. Понял? - Да. Чабанов положил трубку. В ушах звенело, в глазах появились темные круги. - Леня,- он с трудом услышал то, что говорит жена,- я тебя не понимаю. Уже несколько дней ты говоришь об убийстве, это что - дурная шутка? - Какая шутка?! - Он вскочил со стула, на котором сидел.- Одна сволочь, которую я когда-то спас от смерти и позора, готова пустить псу под хвост мой двадцатилетний труд. Его надо было убить здесь, когда он решил возразить мне, здесь! Она отшатнулась: - Убить человека?! - Он не человек, он - предатель. - А при чем здесь ты? - Я доверял ему, ты даже не представляешь, как я ему доверял. Он был мне ближе брата.- Тяжело ступая, он прошел к окну. Лицо Чабанова было пунцово-красным, голос дрожал. - Надо было сказать Сергею, чтобы они бросили пару гранат в бюро пропусков. Там, под шумок, чем черт не шутит, может, достали бы этого гада.- Леонид Федорович говорил скороговоркой, словно размышляя вслух. Он не видел, что от его слов у жены стали дрожать губы, а на глаза навернулись слезы. - Леня, какие гранаты,- она протянула к нему дрожащую руку,- ты, ты, что бандит? Он не оглянулся: - А где ты видишь честных людей,- его голос походил на бред. Он сглатывал окончания слов и невнятно что-то пришептывал,- укажи мне хоть одного? Ее руки сжались в кулаки. Анна Викторовна ударили ими в стену: - Но не ты! Я всегда поклонялась тебе. Ты мог стать министром... - Раньше они не пускали туда чужаков, а сейчас я и сам не хочу. - А стал бандитом,- казалось она не слышит его.- Как я посмотрю в глаза дочери, что отвечу внукам? Что ты наделал, Леня? И я.. Лучше бы я умерла. - О чем ты говоришь, ты - взрослая женщина? Оглянись, посмотри во что превратился наш мир. Это не люди, это куча шакалов и крыс, пожирающих свой народ.- Он ударил невидимого врага.- Только сегодня я сильнее их всех. Я решаю кто из них в какое кресло взгромоздится, я - а не они. - Ты сошел с ума. Ты умный и сильный человек стал супостатом и тем хвастаешь и перед кем? Передо мной? Неужели ты решил, что и я крыса и смогу жить с бандитом? - Аня?! - Эх, Леня-а-а.- Жена смотрела ему в глаза. В ее взгляде были презрение и жалость. Жалость, которой он не мог терпеть. Он, сильный человек, не нуждался в жалости.- Ты бы посмотрел на себя в зеркало - тень, а не Чабанов. В тебе поселился страх. Пьешь, кричишь по ночам. - Я ничего и никого не боюсь. В ее глазах появилось что-то такое, что заставило его опустить свои. - Знаешь что,- она повернулась к нему спиной,- пойдем к людям. Расскажи им все, повинись. Люди тебя поймут. - Люди? - Он коротко хохотнул. Жена знала, что это признак слепой ярости, которую погасить могла только она, но даже не оглянулась. Ей казалось, что только твердость может сейчас спасти его. Чабанов скрипнул зубами, но не сдвинулся с места. - Тогда я сама расскажу все. - Что? - Он задыхался и с трудом произносил слова,- что ты знаешь, да и кто тебе поверит? Куда бы ты ни пошла - везде мои люди. - Тогда я уйду из этого дома. - Остановись! - Чабанов впервые за всю их многолетнюю совместную жизнь схватил жену за плечо и резким движением повернул к себе.- Ты не оставишь меня, я люблю тебя. - Ты? В ее глазах было столько презрения и брезгливости, что Чабанов, уже не владея собой, выхватил пистолет и выстрелил в них. Теплые капли упали на его руки и лицо. Он закричал от ужаса и бессилия... Г Л А В А 12. Чабанов пришел в себя от того, что кто-то несколько раз позвал его по имени и отчеству. Леонид Федорович поднял голову и увидел, что бабина автоответчика крутится, а из телефона доносится знакомый голос: - Леонид Федорович, вы меня должны помнить еще по обкому. Вас беспокоит генерал-майор Завалишин из МУРа... Чабанов протянул руку, чтобы включить обратную связь, и увидел, что в ней зажат пистолет. Он положил оружие на тумбочку и нажал кнопку. - Я слушаю вас, Юрий Афанасьевич,- он сам удивился бесцветности своего голоса,- и хорошо помню. - Тут к нам пришел,- Завалишин помолчал,- странный человек. Он из нашего города... Он говорит такие вещи...Я хотел бы поговорить с вами. - Только со мной или?.. - С вами и с глазу на глаз. - Где? - У меня на даче. Это ближнее подмосковье, запишите адрес. Чабанов открыл блокнот и вздрогнул - его пальцы оставили на белой бумаге кровавые следы. Он снял со стены рушник, много лет назад вышитый женой к его дню рождения и вытер им руки. - Записал. Когда? - Завтра от двух до трех часов дня, вас устроит? - Договорились. Леонид Федорович опустил трубку на рычаги и вдруг понял, что состоит из двух человек. Один воет от ужаса и готов разбить собственную голову об стенку. Другой холоден и рассудительно спокоен. Первый - хочет кинуться к телу любимой женщины, и пустить себе пулю в лоб, чтобы хоть на небесах догнать ее и покаяться. Второй - старательно не замечает тела, лежащего на ковре и, обойдя его, направился в ванную комнату, чтобы помыться перед дорогой. Только здесь, под горячими струями воды, эти два человека слились воедино. Чабанов зарыдал и принялся бить кулаком в стену, даже не замечая того, что после первого же удара кровь потекла из разбитых пальцев и стекает в ванну, смешиваясь с водой. Он пришел в себя не от боли, а от того, что увидел себя, стоящим в окровавленной воде. Леонид Федорович открыл пробку и слил покрасневшую жидкость. Потом шагнул на коврик, старательно вытерся и, аккуратно обработав ссадины и порезы, принялся медленно бинтовать израненную руку. Из ванны вышел уже другой Чабанов. От первого - у него осталась непроходящая тупая боль в груди, а от второго - жесткий, холодный взгляд человека, пережившего свою смерть. В прихожей он аккуратно перевязал галстук, тщательно обтер и переложил во внутренний карман пиджака свой пистолет и, взяв в руку небольшой чемодан, вышел из дома. Уже из самолета он позвонил и приказал убрать его квартиру. - И оформите это как-нибудь поприличней. Чабанов сидел в кресле переднего салона и совершенно не думал о предстоящей встрече. Он размышлял о том, что слишком медленно и осторожно продвигает своих людей в Кремль. Время требовало другого - решительности и беспринципности. Все, что нельзя купить, нужно было захватить, не считаясь ни с чем. - Хватит работать в белых перчатках,- проговорил Леонид Федорович вслух, не замечая склонившейся к нему стюардессы. - Извините,- певучий женский голос заставил его вздрогнуть,- что вы сказали? Долю секунды он смотрел на нее, не понимая где находится. Потом улыбнулся: - Вы - прелесть. Она чуть смутилась: - Я разбудила вас? - Нет, нет. - Будете кушать. - И пить. Она искоса взглянула на его соседа: - У нас только лимонад и минеральная вода. - Тогда на ваше усмотрение. Он посмотрел ей вслед и вдруг страстно захотел увидеть напротив себя полыхающие страстью женские глаза здесь, в самолете, на высоте пяти тысяч метров. По тому как стюардесса ставила стройную ногу на шпильку каблука и чуть-чуть покачивала бедрами, он понял, что девушка чувствует его взгляд, а, может быть, и его желание. Интересно, есть ли на самолете укромные уголки?..Чабанов усмехнулся своему мальчишеству, но продолжал наблюдать за бортпроводницей. Она подошла к занавеси, отделяющей салон, протянула руку, но прежде чем шагнуть вперед, оглянулась и посмотрела на него. В ее глазах что-то сверкнуло, и Леонид Федорович поднялся из кресла. Он в три шага преодолел проход. Острый носок женской туфли виднелся из-за тяжелой серой портьеры. Чабанов шагнул за занавеску. Девушка повернулась к нему. Ему показалось, что она хочет что-то сказать, но он одним движением поднял ее юбку и усадил девушку на узкую полку, заставленную бутылками с минеральной водой. Его твердые пальцы скользнули по черному нейлону ее чулок и замерли на прохладных полосках кожи там, где ее бедра были едва прикрыты лоскутами узеньких трусиков. На него пахнуло тонким ароматом французских духов и огромные голубые глаза девушки слились с небом, заглядывающим в иллюминатор. Это было как обвал, как стремительно налетевший смерч. Ему хотелось кричать и плакать одновременно. Он дышал полной грудью и задыхался. Он пил сок ее губ и не мог их найти. Потом что-то взорвалось в его груди, в глазах сверкнули молнии, и Чабанов увидел себя стоящим в крохотном закутке, отгороженном от остального самолета тонкими шторами. Стюардесса сидела перед ним на корточках и влажной салфеткой чистила его брюки. Потом она встала и молча оправила его рубашку. Длинные пальцы с серебристыми ноготками пробежали по груди и едва коснулись его щеки. - Вы - прелесть,- выдохнула она. Он шагнул в проход и наткнулся на десятки глаз, горевших любопытством. Чабанов усмехнулся и медленно прошел к своему креслу. Через несколько минут стюардесса привезла ему еду и подала кофе в большой чашке. Он поднес ее ко рту и почувствовал аромат любимого армянского коньяка. Леонид Федорович хорошо поел, выцедил коньяк и, откинувшись на спинку кресла, мгновенно заснул. Он открыл глаза уже тогда, когда самолет подруливал к зданию аэропорта. На пороге VIP зала его едва не сбил с ног здоровенный детина в грязном плаще и нелепой кепке. Чабанов повернулся, чтобы сказать что-нибудь резкое и увидел заросшее многодневной щетиной лицо Боляско. - Извини, мужик,- прохрипел тот и направился в сторону буфета. Чуть повременив, в ту же сторону зашагал и Леонид Федорович. - Откуда? - спросил он, когда Сергей встал за ним в очередь. - Вы давно не ходите без охраны,- виновато пробормотал Боляско,- время сейчас не то. - А в самолете? - Он почему-то вспомнил искорки, сверкавшие в глазах стюардессы. Сергей шмыгнул носом, но промолчал. - Что тут? - Леонид Федорович подумал, что первый раз рад тому, что кто-то прочел его мысли. - Яд уже передан во внутреннюю тюрьму. Он получит его на ужин, после смены охраны. - Хорошо. Возьми людей и незаметно обложи дачу,- Чабанов назвал адрес,- я буду там около часу. Только помни - там везде... Боляско хмыкнул, и Чабанов понял бессмысленность этих слов. - Вам нужна машина? Он хотел ехать на такси, но сейчас подумал, что чем представительнее будет выглядеть его приезд к Завалишину, тем быстрее они договорятся. - Да и что-нибудь посолидней. Через тридцать минут он сидел на кожаном сидении тяжелого "Роллс-Ройса " и с удовольствием слушал ровный рокот мощного мотора. Мимо проносились зеленые перелески с проплешинами распаханной земли. Воздух был немного влажен и пах чем-то неуловиммым, но будоражившим кровь.Чабанов дышал полной грудью и радостная возбужденность охватила его. Ему захотелось почувствовать ногами холодную колкую траву, размять в пальцах влажный ком земли и полежать на пригорке, глядя в высокое голубое небо с медленно плывущими облаками. Леонид Федорович нажал кнопку и опустил стекло, отделяющее салон от водителя: - Сверни на какую-нибудь поляну,- сказал Чабанов,- хочу по траве походить. Водитель поднял глаза к зеркальцу и согласно кивнул головой. Сидящий рядом с ним широкоплечий парень окинул взглядом дорогу, посмотрел по сторонам и расстегнул ремень безопасности. Машина притормозила около съезда на проселок и минут через пять въехала под сень деревьев. - Пойдет,- кивнул Чабанов, и водитель остановил "Роллс-Ройс" под раскидистой березой. Парень на несколько мгновений опередил Леонида Федоровича и, прежде чем тот вышел из машины, заслонив собой дверцу, огляделся. Чабанов хмыкнул - он привык ездить в одиночестве и никогда не задумывался над собственной безопасностью, но, как оказалось, о ней думал Боляско. "Интересно, эта стюардесса,- снимая туфли и носки, подумал он,- тоже из Сережиной гвардии?" Прохладная трава приятно щекотала его ноги. Ласковый ветер перешептывался с березовыми листьями. Где-то среди деревьев пели невидимые птицы. Поляна была такой, о которой он только что мечтал. Он увидел небольшой пригорок с отметиной давнего костра, почти скрывшегося под молодой травой и направился к нему. Едва Леонид Федорович скинул пиджак, как водитель, коротко взглянув на него, раскинул одеяло: - Здесь будет хорошо? - Да. - Хотите перекусить? - Нет, спасибо. Он лег на спину. Теперь он видел только небо. Оно было таким высоким, что у него чуть-чуть закружилась голова. Леонид Федорович закрыл глаза и куда-то провалился. Это не было сном, как не было и обмороком. Может быть, так дети путешествуют во времени, потому что, когда он открыл глаза, то услышал, что его зовет мать. - Леня,- ее голос был полон любви и волнения,- где ты, сыночек? Он вскочил, чтобы кинуться ей навстречу и укрыться в ее добрых и сильных руках. - Мама!.. В нескольких шагах от него стоял, прижавшись к стволу высокой ели, его охранник. Чабанов увидел в руках парня короткий автомат и пришел в себя. - Что?! Юноша улыбнулся и отрицательно покачал головой. - Сколько время? - Спросил Леонид Федорович только для того, чтобы услышать голос молодго человека. - Четверть двенадцатого. - Едем. Он пошел к машине и услышал за спиной щелчок. Чабанов оглянулся и увидел, что вместо автомата молодой человек держит в руках небольшой дипломат. Въезд в дачный поселок перегораживали металлические ворота. Водитель притормозил и из будки вышел милиционер: - Вы к кому? - Спросил сержант, цепким взглядом, окидывая машину. - Меня ждет генерал Завалишин,- Чабанов опустил стекло. Милиционер кивнул и вернулся к будке. Леонид Федорович увидел, что он поднял трубку телефона и что-то сказал, глядя на их машину. Потом он положил трубку и вышел к ним. - Генерал просит вас немного пройтись до его дачи,- в голосе милиционера теперь звучало некоторое уважение,- машину можно оставить на нашей стоянке. Там есть беседка, в которой ваши ребята могут покурить. Он сказал, что ждет вас одного. Чабанов усмехнулся и согласно кивнул. Они вслед за сержантом проехали ворота и, повернув, заехали на асфальт огороженной площадки. - Его дача третья по правой стороне,- показал милиционер. Леонид Федорович посмотрел в сторону, указанную сержантом и увидел высокий терем, сложенный из свежих бревен.и увенчанный островерхой крышей. - Юрий Афанасьевич только-только въехал,- пояснил милиционер,- почти год строил свой домик. Чабанов кивнул и, взяв в руки свой чемоданчик, пошел по тратуару в сторону дачи Завалишина. Он хорошо помнил этого остролицего подполковника, который когда-то сменил Бегмана на посту начальника областного управления внутренних дел. С его приходом повысились показатели раскрываемости преступлений и в областной печати появились статьи на воспитательные темы, подписанные Завалишиным. Чабанов вспомнил, что однажды первый секретарь обкома даже хвалил подполковника за какую-то идею, высказанную на страницах печати и говорил о необходимости внедрения ее в практику всех правоохранительных органов области. Устойчивого мнения о Завалишине Чабанов не составил, потому что буквально через полгода тот поступил в академию и переехал в Москву. По этому поводу Беспалов пошутил: "Теперь он будет вором с академическим образованием. " Едва Чабанов подошел к калитке дачи Завалишина, как она открылась и чуть искаженный динамиком голос приветливо произнес: - Входите, Леонид Федорович. Переступав через высокий порог, Леонид Федорович увидел видеокамеру, укрепленную над верхним срезом ворот. Во дворе были разбиты клумбы с розами, а дорожка, ведшая к каменному крыльцу, была обсажена небольшими, пушистыми голубыми елями. Все вокруг было не только ухожено, прелестно, и сделано с чувством меры, но и дорого. Чабанов снова усмехнулся и направился к входу в дом. - Нравится? - Леонид Федорович поднял голову. В дверях, возвышаясь над гостем, еще остававшимся на плитах двора, стоял Завалишин. Он был одет в генеральские брюки с лампасами, но на плечах вместо кителя красовалась мягкая спортивная куртка. - Да. - Добро и искренне улыбнулся Чабанов,- я люблю жить на земле, а тут у вас не только воздух, зелень, но и тишина удивительная. - А домик? - С виду - настоящие царские палаты. - Прошу, заходите, тут есть на что посмотреть и внутри. Гость поднялся по ступеням. Хозяин протянул ему руку и сильно пожал. - Рад видеть вас в добром здравии, Леонид Федорович. Жаль, что встретится нас заставили чрезвычайные обстоятельства. - Бросьте,- Чабанов заглянул в серые глаза Завалишина и, как ему показалось, увидел в них искорки торжества,- ничего чрезвычайного в этом нет. Мало ли кому что с дуру привидится. - Не скажите,- тонкая рука Завалишина распахнула тяжелую резную дверь и они вошли в огромный зал. Он был выполнен в виде охотничьей пещеры с неровным потолком и каменными натеками на стенах. Светильники в виде факелов бросали тусклый красноватый свет на оленьи рога, кабаньи головы и орудия охоты - укрепленные на стенах.. В глубине громадного камина, вырубленного из обломка скалы, весело потрескивали березовые поленья, бросавшие огненные сполохи на косматую медвежью шкуру, лежащую на полу. - Интересно,- действительно удивился Чабанов,- мне это нравится. - Я знаю, что вы большой любитель охоты,- хозяин довольно прищурился.- Да только, когда я работал в ваших краях, вы меня с собой не брали. Я тогда чином не вышел. Чабанов приподнял брови - А теперь я узнал, что вы еще и игрок,- продолжал тем же шутливым тоном Завалишин,- и не прочь поиграть на государственном столе, за государственный счет. Леонид Федорович широко улыбнулся: - Похоже, мы оба любим острые ощущения, но до такого зала не додумался даже я. У меня крохотная дачка... - Размером в целый край,- Завалишин подошел к накрытому столу и, указав гостю на стул, стоявший напротив окна, сам сел спиной к свету,- по площади превышающий две Франции и Германии вместо взятые. - Кто-то сильно недооценивает меня,- Чабанов медленно осмотрел стол. Нежинские огурчики еще сверкали капельками росы, с шашлыка капал жир, а на бутылке водки только проступали капельки влаги... " Значит в доме кто-то есть и нашу беседу могут записывать,- подумал он - а где Сережа? " - И, тем не менее, товарищ Беспалов пришел к нам. - Вы же знаете как сильны и изобретательны больные люди. - Давайте, по русскому обычаю выпьем после дальней дороги,- Завалишин взял салфеткой запотевшую бутылку водки, наполнил две стопки и поднял свою. - С приездом! - За ваше здоровье! Леонид Федорович взял палочку шашлыка и с удовольствием стал есть нежное, обильно приправленное перцем мясо. Хозяин предпочел малосольные огурчики и красную икру. Когда Чабанов опорожнил очередную стопку и отложил в сторону очередную палочку шашлыка, Завалишин, глядя прямо в глаза гостя, сказал: - Значит вы выбрали для него одну дорогу в дурдом? Это было бы неплохо, если бы тут уже давно не присматривались бы к вашей деятельности. Кое кто здесь давно обижается на неизвестного интеллектуала, развившего бурную деятельность в ваших краях и совершенно не считающегося со столицей. Деятельностью этого человека и его организацией интересовались не только мы, но и государственная безопасность. Теперь, после моего разговора с вашим другом, мы знаем достаточно много, чтобы... Чабанов потянулся через стол, взял в руки бутылку водки и почти до краев наполнил два стакана. - Юрий Афанасьевич, давайте пить и говорить прямо, по-мужски. Завалишин отодвинул в сторону стопку и взялся за стакан. - Только, прошу меня простить, пусть ваши люди принесут свежий шашлык - этот уже остыл. - Вы наблюдательны,- усмехнулся генерал и прижал пальцем почти невидимую кнопку, укрепленную в ручке кресла. Сзади потянуло слабым ветерком, но Чабанов не оглянулся. - Сандро, у нас шашлык остыл,- проговорил Завалишин. - Вах,- густой голос с сильным кавказским акцентом заставил Леонида Федоровича улыбнуться,- один секунд. И почти тот час у края стола появился огромный детина с добрым десятком палочек с шипящим от жара шашлыком. - Генацвалэ, у тебя удивительный шашлык, - проговорил по-грузински, широко улыбнувшись, Чабанов. Грузин расцвел от удовольствия, а Завалишин от удивления даже приоткрыл рот. - Никогда не слышал, что вы говорите по-грузински. - У каждого из нас много скрытых достоинств,- рассмеялся Чабанов и поднял стакан: - За наши достоинства и недостатки. Когда они выпили и Чабанов отложил в сторону опустевшую палочку, Завалишин, откинувшись на спинку кресла спросил: - Нас интересует только одно - согласны ли вы работать с нами? - Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен знать ваши возможности. - Это даже не смешно - мы контролируем всю страну. - Вы говорите о своем ведомстве? - Естественно. - Но вы даже не министр, какие гарантии... - А то, что мы сидим и вы у меня в гостях?.. - Значит вы говорите только от себя? Завалишин задумался. Его острое лицо стало похожим на клинок, а глаза заискрились. Он некоторое время смотрел на Чабанова, потом опустил веки. - Будем считать, что " да ". - Тогда у меня лично к вам предложение о сотрудничестве. Ваш звонок, нынешняя встреча, этот сумасшедший, все бумаги и кассеты с его выдумками - благодарность за все это лежит в моем дипломате. Генерал улыбнулся: - Это, как говорится, наши с вами земляческие дела. - Я слушаю вас. - Ваше спокойствие оценивается в шестнадцать процентов от годовой прибыли. - Спокойствие столько не стоит. - Чего вы хотите, разве у вас есть выбор? - Естественно. Я готов платить вам десять процентов, если вы будете сотрудничать со мной в полном объеме. - Значит защиты, как таковой, вам мало? - Юрий Афанасьевич, милейший, я сам в состоянии защитить себя, да и ваш сумасшедший ничего мне не может сделать. Он мне интересен, как музейный экземпляр. Другое дело ваше благорасположение и желание работать со мной. Это дорогого стоит, это я и оцениваю в десять процентов. Завалишин взял кусочек балыка и задумчиво принялся сосать его, потом отрицательно покачал головой. - Этот сумасшедший достаточно долго работал одним из ваших заместителей. Кроме того, мы достаточно точно знаем ваши финансовые возможности, поэтому, меньше пятнадцати процентов нас не устаривает. Чабанов двинул в его сторону свой дипломат: - Давайте, пока обговорим ваше личное участие и будущее вашего бывшего коллеги. Завалишин чуть-чуть помедлил, потом, тщательно обтерев руку, открыл чемоданчик. Он взял наугад пачку долларов и, отжав большим пальцем, пролистал ее, потом сделал тоже самое еще с несколькими блоками. Леонид Федорович, наблюдая за генералом, улыбался. - Тут?.. - Девять килограммов стодоларровыми купюрами. Я хотел бы сегодня же, еще до ужина, забрать Беспалова и документы с собой. Завалишин задумчиво закрыл дипломат, потом медленно потянулся к бутылке, налил в оба стакана и, приподняв свой, проговорил: - Мне нравится ваша широта. Я немедленно прикажу подготовить его для освидетельствования в больнице Кащенко. В три часа за ним должна прийти машина из этой клиники, а там... Чабанов усмехнулся. - Документы вы получите завтра в десять часов утра у моего секретаря, запишите адрес . - Я его запомню. За ними придет мой человек, который назовет мои имя и отчество... * * * Беспалов второй раз в жизни сидел в камере. Только теперь это было не станционное отделение милиции, а одиночка следственного изолятора. В этот раз он пришел сюда сам, добровольно. Пришел, потому что не видел иного выхода для своего спасения. К тому же, Беспалов хотел отомстить Чабанову за бессмысленное, с его точки зрения, убийство Шляфмана и Коробкова. По пятам преследуемый людьми из чабановской службы безопасности, он заскочил в проходную МУРа и, не спуская глаз с входной двери, сказал дежурному: - Я единственный свидетель серьезного преступления и меня преследуют убийцы. Тот взглянул на него и ободряюще улыбнулся: - Не волнуйтесь, тут вас никто не тронет. Уже через пять минут Беспалов сидел напротив дежурного следователя и, не спеша, рассказывал ему об Организации и самых громких ее делах. Еще через некоторое время, офицер прервал его и, оставив одного в комнате, куда-то ушел. Его не было минут тридцать. Все это время Беспалов курил и беспокойно ходил по комнате. Его охватило непонятное волнение и разочарование. " У тебя не было другого выхода,- уговаривал он себя,- не мог же ты безропотно ложиться под топор чабановских мальчиков. Да и не только о тебе речь, а жена, а дети?! Хотя, может быть, стоило пойти в комитет госбезопаности, а не в милицию.." Он вспомнил, что, пытаясь избавиться от слежки, выскочил из "Детского мира", как раз через дверь, от которой до одного из подъездов КГБ было всего несколько метров, но, почему-то, прошел мимо, потом заметался по узким Петровским линиям и кинулся к МУРу. Что это было - притяжение родного ведомства, привычка, уважение к столичным сыщикам, которое он питал со времени учебы?.. Сзади стукнула дверь, Беспалов оглянулся и увидел незнакомого сержанта. Тот хмуро взглянул на него и, посторонившись, пригласил выйти: - Побудете пока в одиночке следственного изолятора,- сказал он, провожая бывшего капитана по длинным лестничным маршам,- пообедаете, потом вас пригласят. Через четыре часа, когда стрелки на часах подошли к шести вечера, Беспалов понял, что сегодня с ним уже никто не будет говорить. Понял и опять заволновался. Что это было - обычная бюрократическая чехарда или?.. Он вдруг вспомнил, что во время последней встречи Чабанов говорил о том, что их люди вышли на Москву. Тогда он решил, что речь идет о промышленности или министерских чиновниках, но ведь это могли быть и сотрудники МВД. Ему вдруг показалось, что все это время он недооценивал Чабанова. Сейчас он подумал, что, собственно, знает лишь часть Организации, которую можно было бы назвать "военной", но ведь были же еще экономические и идеологические структуры. Кто-то же прикрывал их со стороны властей. Тогда он думал, что все это ограничивается их областью или краем. Тут можно было бы познакомиться во время охоты, партийной конференции, устроить совместную пьянку, но ведь Чабанов каждый день посвящал только одному - расширению сферы своего влияния, а что если?.. Всю ночь Беспалов задавал себе один вопрос: " Чего ему не хватало в той жизни, которую он, уговорив Шляфмана и Коробкова, решил сменить на праздный покой в каком-нибудь тихом уголке планеты? " Просто есть и спать, валяясь на песочке пляжа, он бы не смог. Все остальное неприменно привело бы их в тот самый круг интриг, преступлений и обмана, без которого невозможен современный бизнес. Вот и получалось, что уйдя от Чабанова, они должны были прийти к кому-то другому. Смит, Хофманн или Бенвенутто - как бы его не называли, на каком бы языке он не разговаривал, его сутью бы осталось одно - жажда прибыли...Если же отказаться от нее, то все погрузится в болото застоя, как это произошло с экономикой Советского Союза. И только богатое и развитое общество в состоянии создать законодательную систему, способную удержать в определенных рамках взаимоотношения между людьми, на какой бы ступени государства они не стояли. А он, он, как когда-то на товарном дворе, вновь попытался переучивать взрослых людей, предлагая им вместо привычной жестокой жизни книжные идеи... Это не Чабанов убил Шляфмана и Коробкова, а он - Беспалов. Это он внушил себе и им призрачные мечты о каком-то заморском рае, в котором они смогут жить, как добрые и честные люди. Они, прямо или косвенно, убившие десятки людей. Они, создавшие почти идеальную машину порабощения и переработки всех человеческих пороков в золото. Ведь это он, Беспалов, разработал для Чабанова подпольную Организацию. Он сам создал монстра, который теперь пытается уничтожить его. И сейчас, предавая Чабанова, он, собственно, предает самого себя. Замкнутый круг. Чтобы вырваться из него, надо быть схимником или отшельником и поселиться там, где совсем не бывает людей. Ведь даже простейшее состязание, обычная шахматная баталия наносит человеку моральную и физическую травму. Он проиграл - значит в чем-то уступает другому... Но и уйти от этого нельзя. Нельзя же создать мир, где все во всем равны, где нет борьбы, где нет соперника - там нет жизни. Эволюция, в конце концов, это способность выживать в экстремальных условиях, оставляя после себя более приспособленные к жизни существа. Но если это так, значит человек только своим видом и способностью к созданию для себя относительно идеальных условий жизни отличается от животного, от зверя. Значит в крови, слезах и насилии, он оттачивает свою способность к дальнейшей жизни. От безвыходности этого умозаключения, граничащего с идиотизмом, порождающим в его душе желание выть и биться головой об стены, он встал с кровати и принялся ходить по камере. В его душе было пусто и темно... К утру Беспалов пришел к твердой уверенности, что все, что он сделал за последние несколько дней было невиданной ошибкой, за которую, в лучшем случае, он заплатит своей жизнью. Если бы он мог, то вернулся бы в квартиру Чабанова и попросил у него прощения. Сразу после завтрака его вызвали на допрос. Несколько часов Беспалов рассказывал о том, что знал, рассказывал тут же жалел об этом. Перед самым обедом его отвели в камеру и оставили в покое. Около трех дверь камеры открылась - Выходите,- теперь перед ним стоял прапорщик. В его взгляде Беспалов прочел какую-то брезгливость, но молча прошел вперед. Дежурный привел его в комнату, выходившую окнами во двор и вышел. Почти тот час открылась другая дверь и Беспалов увидел двоих солдат: - Выходи! - Скомандовал один из них и положил руку на кобуру с пистолетом. Беспалов шагнул за порог и увидел в двух шагах от двери машину " скорой помощи ". - Вас отвезут в больницу,- Беспалов повернулся на голос и увидел незнакомого офицера, державшего в руках тоненькую папку,- на обследование. Здоровенный детина в белом халате подписал какую-то бумагу и открыл дверцу машины, приглашающе кивнув Беспалову головой. Тот, чувствуя какое-то волнение, шагнул вперед и, только просунув голову в салон узнал мужчину. Беспалов толкнулся обеими ногами, пытаясь выпасть из машины, но сильный удар солдатского сапога швырнул его вперед.Он успел сгруппироваться, чтобы не врезаться головой в металлическую стойку. Острая боль в плече окатила его жаром злости и отчаяния. Краем глаза Беспалов увидел медленно поднимающуюся ногу и, не оглядываясь, резко дернул нападавшего за щиколотку. Тот взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах. Рывок тронувшейся с места машины придал мужчине дополнительное движение и он сильно ударился об захлопнувшуюмся дверцу. Беспалов катнулся по полу в сторону второго мужчины, который только успел приподняться с откидного сидения. Бывший капитан схватил противника за обе ноги, но тот, стремительно взмахнул руками и сильная боль пронзила уши Беспалова. Губы его непроизвольно разжались - крик боли и ярости вырвался из мчавшейся по Москве "скорой помощи". Почти ничего не видя, пленник, ударил обеими ногами в нависающее над ним тело. Ему показалось, что он услышал хруст костей, но страшный, рубящий удар, обрушившийся на его шею, погасил сознание Беспалова. .