Рауль Мир-Хайдаров. Масть пиковая --------------------------------------------------------------- © Copyright Рауль Мир-Хайдаров WWW: http://www.mraul.nm.ru/index1.htm ? http://www.mraul.nm.ru/index1.htm Email: mraul61(@)hotmail.com 1990 Роман В авторской редакции Date: 11 Nov 2003 ----------------------------------------------------------------------------- Часть I Масть пиковая, масть черная Убийство в Прокуратуре республики. Дон-Жуан из ОБХСС. Ночной налет на Прокуратуру республики. Смерть Рашидова. Валет пиковый. Украденная докторская диссертация. Сыщик и вор в одном лице. Человек из Ростова по прозвищу Кощей. Прокурор -- ночной грабитель. Загородный дом в подарок любовнице. Жемчужное колье для Наргиз. Абрау-Дюрсо для наемного убийцы. Золотой "Ролекс". Вязкие осенние сумерки, неожиданно опустившиеся на оживленную привокзальную площадь, уничтожили сразу краски всего живого вокруг. Казалось, еще минуту назад полыхала огнем листва старых канадских кленов у трамвайной линии, а чуть поодаль, в палисаднике, могучие платаны и необхватные дубы роняли желтые увядшие листья на разноцветный рыхлый ковер, устилавший узкий пыльный скверик, -- и в мгновение ока, как по волшебству, все лишилось цвета, потеряло четкость контуров, словно дымком окутало окрестности. Пропали вдруг ослепительные краски хан-атласных платьев, враз поблекли разноцветные спортивные сумки и туркменские хурджины, радовавшие глаз, потеряла прелесть пестрая одежда ребятни, принаряженной в дорогу, и само бирюзовое здание вокзала с нежно-зеленой крышей сделалось серым, неуютным. Сумерки поглотили не только цвета, они, кажется, приглушили даже звуки. Какой веселый трамвайный перестук стоял над площадью, какие звонкие детские голоса, смех раздавались то тут, то там, и вдруг эта внезапная ватная тишина с невнятными шорохами отъезжающих с площади автобусов, троллейбусов, и почему-то вдруг все, словно сговорившись, перешли чуть ли не на шепот. Что это? Магия наступающей ночи? Колдовство сиреневых азиатских сумерек? Еще одна загадка Востока? И в этот самый миг, когда, казалось, никому и ни до кого нет дела, интереса, ибо в сутках наступал то ли час безвременья, то ли час перерыва, чтобы вечерняя жизнь набрала энергию для вступления в самую яркую, красочную часть дня, на площади появилась машина, не то желтая, не то кремовая, не то серая, не то белая, -- трудно было в дымных сумерках определить цвет. Развернувшись у темных клумб с чахлыми розами, машина въехала на густо заставленную платную стоянку. Можно было поклясться, что никто не обратил внимания на обычный маневр, хотя человек, сидевший за рулем, очень был озабочен именно этим фактом. Владелец нового "жигуленка" не сразу покинул салон, он задержался на некоторое время, словно раздумывая, стоит ли парковать машину? Глаза его цепко осматривали торопящийся следом за ним на стоянку транспорт. Ничего подозрительного ему не почудилось, и он распахнул дверцу. Машинально, проверяя надежность замков, обошел "Жигули", и тут в глаза ему бросился ярко-красный отсвет над входом в здание вокзала. Неоновые буквы вспыхнули разом -- ТАШКЕНТ, -- и от этого жизнь как-то сразу ожила кругом, что-то прорвало ватную тишину, и он услышал за спиной веселый трамвайный звонок. "Ей, поберегись!" -- предупреждал замешкавшихся прохожих кондуктор. Но вдруг первые три буквы неожиданно погасли, и на фронтоне здания на заокеанский манер обозначилось: "КЕНТ". Владелец припарковавшейся машины невольно улыбнулся, почему-то повторил вслух: "Кент..." -- и решительно двинулся к станции. То тут, то там, на всей огромной территории привокзалья, вспыхивали фонари, озарялись светом стекла зала ожидания, а из распахнутых настежь окон ресторана на втором этаже грянула музыка -- вечер на столичном вокзале вступал в свои права. Человек, оставивший машину на платной стоянке, а звали его Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, был высок ростом, чуть грузноват, хотя еще чувствовалось что-то спортивное в осанке и в легкости походки. Не сразу и не каждый мог определить его возраст, слишком моложаво он выглядел, наверное, этому способствовала и его манера поведения, свободная, раскованная, однако лишенная вульгарности, да и стиль одежды, пожалуй, не выдавал его положения в обществе. Сухроб Ахмедович не имел в руках ничего, и если бы и наблюдали за ним, наверное, подумали бы, что он приехал кого-нибудь встречать. У первой платформы стоял проходящий поезд Москва -- Душанбе, и перрон оказался многолюдным, шумным, но у него вряд ли могли оказаться тут ненужные знакомые. Круг людей, среди которых он вращался, если даже изредка пользовался поездами, предпочитал все-таки свой фирменный "Узбекистан". Сухроб Ахмедович, выйдя на первую платформу, на всякий случай пристально оглядел нумерацию вагонов и направился к голове поезда. Внешне он не бросался в глаза. Неяркий твидовый пиджак, темно-серые строгие брюки, на ногах удобная бесшумная "Саламандра"; ворот однотонной вишневого цвета рубашки распахнут, но это не портило вида, скорее наоборот, подчеркивало элегантный, спортивный стиль моложавого мужчины. В его планах все было рассчитано по минутам, но он все-таки машинально глянул на часы -- тяжелые, массивные, блеснувшие золотом, швейцарский "Ролекс", -- успевал. Он шел, смешавшись в толпе встречающих и отъезжающих, то и дело поглядывая на номера вагонов и вроде отыскивая кого-то взглядом. Делал он это вполне профессионально, натурально, и театральный и киношный режиссер остались бы довольны, доведись им снимать сцену на вокзале. У подземного перехода он на секунду остановился и, чертыхнувшись, перевязал шнурок на левом ботинке, убедился лишний раз, что хвоста за ним вроде нет. Он догадывался что догляд за ним мог быть куда изощреннее, чем его несложные хитрости. В туннеле он услышал, что до отхода поезда Ташкент -- Наманган осталось пять минут. Пока все шло по четко выверенному плану. Из перехода он двинулся к своему вагону. Вышколенный проводник мягкого спального дожидался запоздавших пассажиров, хотя другие уже поспешили подняться к себе и убирали подножки. Важный пассажир протянул скучающему железнодорожнику два билета. Тот невольно спросил, а где же попутчик. На что получил такой ответ: -- Видите ли, я храплю во сне и не хотел бы, чтобы мой недуг доставлял неприятности соседу. Оттого всегда покупаю билет на все купе. Хозяин вагона находился в добром настроении, к поездке прибыл после обильного застолья с друзьями в чайхане, поэтому переспросил шутя: -- Даже в том случае, когда в составе только четырехместные купе? Но вопрос не сбил с толку человека в твидовом пиджаке, он сказал: -- Нет, до сих пор мне не приходилось покупать для себя четыре билета сразу, впрочем, я редко пользуюсь поездами, -- и, считая, что разговор окончен, он легко поднялся в вагон, успев при этом глянуть вдоль состава в одну и другую сторону. Следом поднялся и проводник, отчего-то сожалея о своем вопросе. Многолетний опыт работы подсказывал ему, что таким людям вопросов задавать не следует. Пассажир, хоть и без галстука и без обычного холуйского сопровождения, принадлежал к тем, кто редко гнется перед кем-то в поклоне, на Востоке такие за версту заметны, а он на своем веку повидал их немало. За пять минут до отхода, зная, что из двенадцати купе занято лишь семь, проводник радовался, что поездка будет необременительной и, может, даже денежной, но человек с двумя билетами почему-то невольно вселил в него тревогу. Запоздалый пассажир быстро зашел в свое купе, ему не хотелось встретить тут знакомых, это осложнило бы его планы, хотя и на этот случай у него имелись варианты. -- Пронесло! -- произнес он, с улыбкой оглядывая свое временное пристанище. Нехитрый дорожный уют двухместного купе радовал глаз, вагон был новый, содержался опрятно. Белье, ковры, посуда на столе -- все отличалось чистотой, свежестью и настраивало на приятное путешествие. Сухроб Ахмедович, которого узкий круг людей знал еще и под кличкой Сенатор, глянул в большое зеркало на двери, слегка поправил волосы -- и остался доволен собой, внешних следов волнения, спешки он не обнаружил. В вагоне было тепло, и он снял пиджак, но, прежде чем повесить у зеркала, достал из кармана машинально, как делал всякий раз, пачку сигарет и зажигалку, и в этот момент скорый поезд тронулся. Пассажир комфортного купе глянул в окно на проплывающий перрон столицы и увидел далеко и высоко на фронтоне здания вокзала четыре буквы "...кент". Он достал из длинной дымчато-серой пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. Сигарета и зажигалка были одной фирмы "Кент", но ассоциация не вызвала улыбку, как несколько минут назад. Мысли его летели уже впереди экспресса. Так в некотором раздумье он просидел минут десять, еще и еще раз прокручивая в голове свои дальнейшие действия, как неожиданно раздался стук и распахнулась дверь в купе. Проводник принес традиционный чай, заварил из личных запасов, он еще переживал свою бестактность и хотел несколько сгладить впечатление после неловкого вопроса. Человек без галстука не давал ему покоя, он лихорадочно перебирал в памяти разных высоких начальников, от секретарей обкомов до директоров торговых баз, которых ему довелось обслуживать в пути, но этого, с мягкими, вкрадчивыми шагами, припомнить никак не удавалось. Проводник поставил на стол фарфоровый чайник и пиалы, спросил, не нужно ли еще чего-нибудь принести, но, чувствуя, что его не видят и не слышат, поспешил ретироваться из купе. То, что пассажир чем-то всерьез озабочен, бросилось бы в глаза и менее искушенному человеку. Конечно, он заметил и американские сигареты, и роскошную зажигалку, молодые наманганские пижоны, возвращаясь из Ташкента домой, нередко угощали его и хвалились: десять рублей пачка! Человек, куривший такие дорогие сигареты, требовал к себе внимания. Как только проводник покинул купе, Сухроб Ахмедович сразу почувствовал, что ему хочется пить, и с удовольствием налил себе пиалу. Хорошо заваренный самоварный чай на углях помог ему расслабиться, и он, быстро опустошив чайничек, долго глядел в окно, мысленно отдалившись от предстоящих дел. А за окном мелькали дальние пригороды Ташкента, ночь властно вступала в свои права, и он вновь невольно посмотрел на часы. Спать так рано он никогда не ложился, но сегодня ему предстояло подняться еще до рассвета и отдохнуть как следует не мешало -- день его ожидал непростой, да и обратная дорога заботила, в понедельник, как всегда в десять, он должен быть на работе. Его отсутствие или даже опоздание на час не останется незамеченным, а привлекать к себе внимание ему не хотелось. Пассажир снял часы с запястья и поставил будильник "Ролекса" на три часа пополуночи, проспать он не имел права, иначе срывалась вся рискованная поездка. Конечно, проводник мог поднять в любое время, но Сенатор вовсе не желал, чтобы тот знал, на какой станции он сошел, тогда сведущие люди легко догадаются, куда он держал путь, а связь эту афишировать не хотелось. Катастрофическим для служебной карьеры мог оказаться тайный визит в горы, узнай кто-нибудь его маршрут. Да что карьера, прямая дорога в тюрьму, в этом он не сомневался и оттого взвешивал каждый шаг. Сухроб Ахмедович долго держал в руках часы, ощущая приятную тяжесть, потом положил их на стол рядом с сигаретами и зажигалкой. Но часы отчего-то притягивали внимание, и он снова взял их в руки, протер носовым платком граненое сапфировое стекло без единой царапины, почистил золотые звенья тяжелого браслета. Иногда у него спрашивали -- неужели золотые? И он всегда отвечал: что вы, имитация, правда, известной фирмы. Ничего из своих личных вещей он так не любил, как эти солидные часы. Ему нравилась их массивность, хорошего тона золото, дымчатый платиновый циферблат, изящные, светящиеся по ночам стрелки и, конечно, абсолютно точный ход. За время, что он их имел, видел эту марку на руках всего несколько штук, да у таких деятелей, что его невольно гордость распирала. Он вспомнил, как получил этот "Ролекс" в подарок три года назад, в день похорон Рашидова. За день до этого близкие друзья сообщили ему доверительно, что накануне, в инспекционной поездке в столице Каракалпакии, Нукусе, на руках у своего друга и родственника, секретаря обкома Камалова от инфаркта внезапно умер Рашидов. Новость для тех, кто хоть сколько-то владел ситуацией в крае, оказалась сногсшибательной. Умер хозяин крупнейшей республики, человек, державший бразды правления в крае единолично, решавший не только кадровый вопрос, но и любой другой, зачастую поражавший воображение своей масштабностью. Ушел из жизни человек, бывший приближенным недавно умершего генсека Брежнева и пользовавшийся дружбой и покровительством многих крупных людей в Москве. Было от чего залихорадить республике. Правда, преемник Брежнева Андропов вроде не испытывал восторга от его деятельности и не числился у него в друзьях-приятелях, намекали, что даже, наоборот, мол, зачастили в Ташкент его эмиссары -- и отнюдь не для того, чтобы выражать восторг бесконечными достижениями солнечного края, видимо, насчет успехов у того имелись иные данные. Вот и накануне, говорят, приезжал человек из Москвы, беседовали с глазу на глаз более пяти часов, и слышал потом Сухроб Ахмедович, что отбыл в свою последнюю поездку Шараф Рашидович не в добром расположении духа. И вот -- инфаркт. Тревога вмиг поселилась в крупной чиновничьей среде и в аппарате. Работал тогда Акрамходжаев прокурором одного из районов Ташкента и особых шансов на продвижение не имел, хотя и был кандидатом юридических наук. Все места, на которые он метил, занимали люди, с которыми ему, казалось, тягаться не по силам, за каждым стояли богатые и влиятельные кланы, а то и покровительство самого Рашидова или его приближенных. А к Шарафу Рашидовичу он, к сожалению, как ни пытался, так и не приблизился ни на шаг. Даже поговаривали, что тот как-то неодобрительно обронил, чего это, мол, Сухроб Ахмедович так рвется к власти, молод еще, время его не пришло. После этого кое-кто предпринял попытки ссадить его даже с поста районного прокурора, но тут он, что называется, показал зубы, дал понять, что своего не уступит. В тот день, когда он получил весть о смерти Верховного, в Прокуратуре республики намечалось совещание, объявленное задолго до неожиданного события. Прокурор явился в здание на улице Гоголя намного раньше назначенного часа, он надеялся встретиться кое с кем из коллег и узнать ситуацию поточнее, чтобы не ошибиться в выборе новой политики, угадать новый курс, который явно изменится после долгих лет единовластия. Хотя официального уведомления о смерти Первого секретаря ЦК ни в печати, ни по радио и телевидению еще не было, чувствовалось, что в Прокуратуре республики новость знает каждый. К его удивлению, на месте не оказалось никого из руководства, с кем он намеревался встретиться, не видно было и коллег. Видимо, уже кинулись попытать свой шанс при смене власти с помощью могучих кланов и родственников. О совещании не могло быть и речи, хотя никто не удосужился его отменить. И все-таки он пришел не зря. Позже, анализируя случившееся в тот же день, он считал это подарком судьбы, предназначением ему свыше. Он шел безлюдным коридором второго этажа к широкой мраморной лестнице, ведущей в просторный холл, как вдруг внизу резко распахнулась тяжелая входная дверь и в вестибюль влетел пожилой, совершенно седой человек с дипломатом в руках. Секундой позже следом за ним ворвался молодой, спортивного вида мужчина, явно преследовавший того, кто искал убежище в прокуратуре. Человек с дипломатом уже вбежал на лестницу, и прокурору даже представился шанс помочь ему, но он почему-то спрятался за колонкой и молча выжидал, что же произойдет дальше. Убегавший, которому до спасительного второго этажа оставалось всего несколько ступенек, неожиданно оступился, выронил дипломат из рук. Тот с грохотом полетел вниз, а следом и сам человек скатился с лестницы к ногам преследовавшего. Догонявший ловко подхватил дипломат и зло пнул распростертого у его ног человека, грязно выругавшись при этом. Вдруг за спиной у него раздался шорох. Постовой милиционер, опомнившийся от страха, наконец-то расстегнул кобуру. Мужчина ловко, как в пируэте, развернулся, прикрывая грудь дипломатом, и тихо прошипел: -- Брось, папаша, пушку, не то пристрелю! -- в руках у него действительно поблескивал тяжелый вороненый пистолет. Милиционер дрожащей рукой отбросил оружие в сторону. И тут произошло невиданное: валявшийся на полу старик невероятным усилием воли вскочил на ноги и вцепился в руку преследователя, державшего "вальтер", прохрипев при этом: -- Коста, я ведь тебя предупреждал при первой встрече, что наши пути когда-нибудь пересекутся в храме правосудия... Человек с дипломатом криво усмехнулся, явно не считая старика за серьезную помеху, и резко рванул его на себя, но руку с пистолетом освободить не удалось, и тогда он, не раздумывая, коварно ударил свою жертву головой в лицо. Кровь брызнула на обоих и разлетелась по стенам вестибюля, но хозяин дипломата мертвой хваткой держал преследователя. Видимо, охотник за странным дипломатом считал секунды, понимая, что вот-вот кто-нибудь появится в холле или на лестнице и отход усложнится, поэтому, не раздумывая, выстрелил в упор, затем в злобе еще и еще. В этот миг входную дверь широко рванули и в холл ворвался человек в милицейской форме. Прокурор без труда узнал в нем полковника Джураева, начальника уголовного розыска республики, о невероятной храбрости которого ходили легенды. Он чуть ли не с порога прыгнул на человека по имени Коста, каким-то жестоким приемом сломал его пополам и отбросил к стене, где вахтенный милиционер нашаривал на полу свой пистолет, а сам успел подхватить на руки окровавленного хозяина дипломата. На шум выстрелов высыпали люди из кабинетов, кинулись запоздало мимо Сенатора в вестибюль. Посередине забрызганного кровью холла сидел знакомый им всем полковник Джураев, держа в руках окровавленную голову какого-то человека, и в неутешном горе, глотая слезы, шептал: -- Прости, прокурор, не успел, прости... Услышав из уст Джураева -- "прокурор", человек у колонны сразу понял, кто этот человек, жизнью заплативший за то, чтобы дипломат с документами остался в стенах прокуратуры. Ну, конечно, это бывший областной прокурор Азларханов! Но, боже, как он постарел, поседел, а ведь еще шесть-семь лет назад каким орлом ходил. Сухроб Ахмедович не раз встречал его в этом здании на разных собраниях и совещаниях, было его имя на слуху. Ему прочили славную карьеру! Реформатор -- так, кажется, называли его недоброжелатели и завистники. Потом убили его жену, а сам он попал в неприятность, связанную с какой-то коллекцией не то керамики, не то фарфора, и жизнь пошла под откос. Прокурор даже слышал, что тот давно умер в больнице от инфаркта. Подробностей последних лет жизни Азларханова он не знал, хотя слышал, что тот ввязался в борьбу с одним влиятельным в крае родовым кланом. Судя по тому, что разыгралось у него на глазах, Азларханов до последней минуты не слагал с себя полномочий прокурора. Выходит, действительно сильный был человек, подумал равнодушно Акрамходжаев. Подтверждал версию и неподкупный полковник Джураев, объявившийся в Ташкенте лет пять назад. Многим он тут попортил, да и сейчас портит, кровь. Откуда он взялся на нашу голову, не раз задавались вопросом дружки Сенатора, хотя и знали ответ, что прокурор Азларханов ходатайствовал за него перед МВД республики. "Один уже отвоевался за правду", -- почему-то зло подумал прокурор и вдруг услышал подтверждение своим догадкам. -- Товарищи, да это же Амирхан Даутович Азларханов, помните, работал у нас прокурором области... -- зашумели, загалдели кругом, все дружно признали бывшего коллегу. Районный прокурор в суматохе хотел незаметно пройти к двери и уехать, у подъезда его ждала машина, но вдруг мелькнула шальная мысль-мечта: завладеть бы документами в кейсе, наверное, быстро пошел бы в гору. Многие важные господа: министры, депутаты стали бы искать дружбы со мной, а я бы уж знал, кого миловать, кого в тюрьме сгноить. Не стал бы рисковать жизнью по мелочам прокурор Азларханов, не тот человек, он всегда предлагал радикальные перемены в нашем деле, мечтая о верховенстве законов надо всем, о правовом государстве, значит, выследил крупную дичь, раз пошли на такой отчаянный шаг -- пристрелить в самой прокуратуре. Не мешало бы вместе с документами в кейсе заполучить и этого отчаянного парня со странным именем Коста, вот такие нужны боевики, которые не останавливаются ни перед чем, выполняют свой долг до конца, цены нет таким людям, продолжал подогревать себя прокурор, все еще скрываясь за колонной. Отсюда, сверху, все хорошо просматривалось. Он видел, как молоденький дежурный из приемной прокурора республики звонил в "Скорую помощь", требовал немедленно врача, хотя было ясно, что помощь бывшему коллеге уже не нужна. Разве что для Коста, который корчился у стены, видимо, полковник Джураев повредил ему позвоночник. Прокурор медлил уходить, хотя и не видел причин задерживаться, даже появись вдруг начальство, с которым он хотел встретиться, сейчас вряд ли удалось бы уединиться и пофилософствовать, какие и откуда задуют ныне ветры в паруса Правосудия. Что-то упорно удерживало его у колонны и какой-то бес шептал: думай, думай, возможно, это твой единственный шанс в жизни завладеть тайной многих влиятельных людей. Шальная мысль-мечта кружила голову, ему стало внезапно жарко, и он ослабил узел галстука. Наверное, он побледнел и выглядел неважно, потому что пробегавший мимо знакомый следователь спросил участливо: "Вам плохо?" Акрамходжаеву не хотелось привлекать к себе внимания, он улыбнулся и неопределенно махнул рукой, мол, ничего, по сравнению с тем, что творится внизу. Неожиданно Джураев, у которого наконец-то забрали окровавленного прокурора и положили тут же посреди холла на носилки с инвентарным номером имущества гражданской обороны, вырвался из плотного окружения и кинулся к телефону, видимо, вспомнил что-то важное. Было слышно на весь вестибюль, как он приказывал кому-то: "Срочно передайте всем постам ГАИ: немедленно примите меры к задержанию белых "Жигулей" модели 2106 с номерным знаком ТНС 85-04. Перекройте выход из города и будьте крайне внимательны, преступники вооружены и не задумываясь пустят его в ход". Подъезжая к прокуратуре, начальник уголовного розыска республики видел начало преследования на улице, и опытный глаз его приметил подозрительную машину, наверняка страховавшую Коста. В полковнике проснулся сыщик. Но, положив трубку, он горестно признался: -- Зря я поднял тревогу, номер, по всей вероятности, у таких профессионалов фальшивый или машина угнанная. -- Все равно, вы правы, поостерегутся сегодня постовые на дорогах, а то слишком много их погибает в последнее время от доверчивости, -- поддержал кто-то полковника. Разговаривая по телефону и объясняя что-то окружившим его людям, начальник уголовного розыска не выпускал дипломат из рук, он наверняка знал о его содержании. Появился он тут не случайно, на какую-то минуту опоздал на назначенную встречу с погибшим. Но вот Сухроб Ахмедович разглядел, что к Джураеву энергично пробирается начальник следственного отдела прокуратуры, и он почувствовал, что столь желанный для него кейс сейчас исчезнет в одном из сейфов второго этажа. Забрать кейс к себе на работу полковник Джураев не мог, он знал о содержании дипломата и догадывался, что в родном министерстве немало желающих уничтожить крамольные документы Азларханова. Однажды тот намекнул ему о связях мафии с высшими чинами МВД, и сегодня в коротком разговоре предупредил, что его руководство не должно знать об их встрече. Строить планы дальше не имело смысла, и прокурор отошел от колонны, поспешив вниз, прямо к полковнику Джураеву, вокруг которого не убывала толпа, но в двух шагах невольно приостановился, не захотел вдруг, чтобы сыщик видел его здесь. Полковник тем временем протянул дипломат начальнику следственного отдела и сказал: -- Пожалуйста, спрячьте у себя в сейфе, но прежде в присутствии коллеги из другого отдела опечатайте его, там бумаги чрезвычайной важности, они касаются таких людей... А утром лично передадите Прокурору республики, сегодня его уже не будет, в ЦК партии экстренное совещание, и продлится оно долго. Дипломат будоражил воображение, Сухроб Ахмедович, простояв в вестибюле, вновь машинально поднялся на второй этаж, а с правого крыла начальник следственной части с коллегой как раз направлялись снова в вестибюль. Из обрывков разговора на ходу он понял, что бумаги опечатаны и завтра будут переданы прокурору, сейчас их заботили похороны Азларханова, и они поспешили на помощь полковнику Джураеву. Сенатор ранее работал в следственной части республиканской прокуратуры следователем по особо важным делам и хорошо знал начальника этого отдела, даже был с ним в приятельских отношениях, это он помог ему стать районным прокурором. Расстроенный Акрамходжаев еще некоторое время постоял у колонны, откуда видел трагедию, потрясшую республиканскую прокуратуру. Он слышал, как врач из медсанчасти МВД, прибывший за Коста, просил помощника прокурора связаться с Институтом травматологии, чтобы помогли срочно сделать рентген, собственная установка у них не работала третий месяц. Внизу две женщины швабрами оттирали окровавленный пол, а вахтенный милиционер сидел понуро, зная, что теперь придется подыскивать другую работу, а жаль, до пенсии оставалось всего три года. Впереди у него предстояли последние часы дежурства, и, откровенно говоря, его пугала ночь в здании, где на глазах произошло убийство, в голову лезли разные страхи. Сенатор, расстроенный не меньше вахтенного милиционера, завел свою машину и медленно поехал в сторону Алайского базара, раздумывая, возвращаться ему на работу или нет, и вдруг увидел -- навстречу ему по пустынной улице неслись белые "Жигули" шестой модели с номерным знаком ТНС 85-04. Акрамходжаев хорошо запомнил команду полковника Джураева всем городским постам ГАИ. Видимо, вспугнутые машиной начальника угрозыска, они выжидали где-то во дворах и сейчас выскочили из укрытия, пытаясь узнать что-либо о судьбе своего сообщника. Неожиданно Сенатор подал фарами сигнал тревоги, таким образом водители предупреждают друг друга о засаде, устроенной работниками ГАИ. За рулем сидел молодой парень, крупные очки скрывали половину его лица, как только машины поравнялись, из белых "Жигулей" раздался звук клаксона, благодаривший за оповещение, кроме этого водитель высунул из открытого окна сжатую в кулак мощную руку, в запястье охваченную кожаным ремнем. Машина пронеслась не сбавляя скорости, и прокурор не сумел больше ничего разглядеть, хотя видел еще двоих на заднем сиденье, не успел он и глазом моргнуть, как "шестерка" свернула в кварталы жилых домов. Конечно, они срисовали мой номер и через час-два узнают, кому принадлежит машина, и будут обескуражены еще больше, не поймут, то ли радоваться, то ли печалиться, думал он, и свернул к старому мединституту. Ехать на работу он раздумал. Проезжая мимо республиканского НИИ травматологии, он увидел, как из санитарной машины, принадлежавшей медсанчасти МВД, врач и сопровождающий работник охраны осторожно достали носилки с Коста и понесли его в здание. Рабочий день подходил к концу, и они поспешили сделать рентгеновский снимок, понимал это и водитель, перехвативший у врача одну ручку носилок. Так, втроем, почти бегом поднимались они по крутым ступеням похожего на казарму здания, возникшего совсем недавно в центре города. Но вряд ли тюремный врач и его товарищи думали сейчас об архитектурной неудаче зодчих столицы. Прокурор Акрамходжаев уже доехал до развалин величественного польского костела, зияющего десятки лет пугающими провалами окон и дверей, наглядно демонстрирующего реальное отношение государства к религии, как невольно подумал: "Ну, ладно, дипломат с тайнами многих влиятельных людей оказался для меня недосягаемым, но ведь Коста я могу заполучить, если приложить усилия, такой парень в долгу не останется, да и хозяева его, наверное, мне при случае пригодятся". И он решительно развернул машину назад -- в нем проснулся азарт охотника, авантюрное в характере взяло верх. Впрочем, рисковать крупно он не собирался, судьба Коста зависела от обстоятельств, а точнее, от нашей неразберихи, которую он предвидел. Прокурор въехал на территорию Института травматологии, хотя и видел запрещающий знак, но он не считался в жизни с гораздо более серьезными запретами, не то что дорожными. Оставив "Жигули" у розария, он вошел в здание с черного хода, успев разузнать по дороге, где находится рентгенологическое отделение. Искать ему не пришлось, снимки делали на первом этаже. Вольнонаемного охранника из тюремной обслуги он заметил еще издалека, тот стоял в коридоре один, равнодушно озираясь по сторонам, а из плохо притворенных дверей кабинета заведующего отделением слышалась перепалка. Нужно было задержаться у двери от силы минуту, не больше, не привлекая внимания охранника, чтобы услышать, как развиваются события и совпадают ли они с тем, что надумал изощренный в уголовных делах ум прокурора. Приближаясь к охраннику, Сенатор достал сигареты и спросил: -- Браток, не найдется ли спичек? Тот долго хлопал по карманам форменных брюк, пока не нашарил коробок. Первую спичку, услужливо зажженную охранником, он ловко загасил, прикурил только со второй. Услышав аромат дорогих сигарет, служивый попросил закурить, и прокурор великодушно протянул ему сигарету. За это время он услышал, как незнакомый голос отбивался от просителя. -- Войдите и вы в мое положение. Рентгенолог уже ушла, отключено высокое напряжение установки. Больного оставим в изоляторе, утром сделаем клизму, и к десяти снимок будет готов. -- Не можем мы его оставить на ночь, он преступник и должен находиться под стражей, -- настаивал знакомый голос врача медсанчасти МВД. В ответ он услышал смех и следующее: -- Чудак вы, коллега, да куда же он убежит с поврежденным позвоночником, да еще со второго этажа, но если вы уж так боитесь, в изоляторе два места, пусть останется с ним сопровождающий, не возражаю. Я распоряжусь насчет ужина... Дальше Акрамходжаев не слушал, быстро направился к пролету второго этажа узнать расположение изолятора. Вдогонку он услышал в коридоре, как врач сказал охраннику. -- Сабиров, тебе придется здесь переночевать... На втором этаже помещалось отделение острой травмы, и больных в коридоре не было. Палату с надписью "Изолятор" он отыскал рядом с туалетом, откуда как раз выходила санитарка с ведром и шваброй. Прокурору все становилось ясным, оставалась только одна существенная деталь для задуманной операции, и он спросил: -- Будьте добры, подскажите, где на этом этаже ближайший телефон? Начальственного вида мужчины всю жизнь внушали страх старухе, и она поторопилась объяснить. -- Прямо и возле шестой палаты налево, там за углом и находится столик дежурной сестры по корпусу. Он поблагодарил словоохотливую женщину и спросил на всякий случай: -- Как зовут медсестру и когда она меняется? -- Да только заступила, теперь уж до утра, а величают Халимой Насыровной. Но она больно строга и шумлива, может не пустить к больным в гражданской одежде, так что лучше вертайтесь вниз и попросите у бабы Нюры в вестибюле халат. -- Спасибо, спасибо, -- сказал обрадованный прокурор, -- я, пожалуй, последую вашему совету и не стану нарушать больничный порядок, -- и повернул назад. В вестибюле он узнал телефон дежурной медсестры отделения острой травмы и тут же из холла позвонил по автомату. Услышав женский голос, он спросил: -- Халима Насыровна? Как только прозвучало: "Да, я слушаю вас", он повесил трубку. И в этот момент почувствовал, что все задуманное свершится, он всегда доверялся интуиции, и она почти никогда его не подводила. Он достал вторую монетку и набрал номер своего помощника в прокуратуре. -- Салим, я сейчас буду, и если у тебя на вечер есть дела, отмени, нам предстоит срочная работа, и, пожалуйста, предупреди наших друзей, сегодня они могут понадобиться. Он посмотрел на часы и отметил для себя, что с этой минуты начался отсчет задуманной операции, лишним временем он не располагал. Он всегда ездил по городу с превышением скорости, а сейчас, возбужденный азартом предстоящего дела, и вовсе несся как угорелый, смущая бесправное ГАИ и постовых. На территории его района ему еще и честь отдавали, а на регулируемых перекрестках, завидя машину, устраивали зеленую улицу. Салим, его правая рука в прокуратуре, старый университетский однокашник, встречал у порога. Из краткого телефонного разговора он понял, что шеф затеял что-то важное, они давно работали вместе и понимали друг друга, как пара профессиональных картежных шулеров. Такое взаимопонимание не могло в конце концов не объединить их за карточной игрой, повальным увлечением многих должностных лиц в последнее десятилетие. Они держались повсюду вместе со школьных лет, помнится, кто-то назвал их в студенческие годы -- сиамскими близнецами. Лидером, вожаком в этой связке, со стороны виделся прокурор, более родовитый по происхождению, но это на взгляд непосвященных. Хашимов вряд ли уступал своему другу в чем-то, он был силен и в тактике и стратегии, и наиболее рисковые операции организовывал все-таки он, не зря у него была кличка: Миршаб -- Владыка Ночи. В общем, они стоили друг друга. Они сразу прошли в приемную и плотно затворили двойные двери с тамбуром, обитым звукопоглощающим ковроланом. И по внешнему виду шефа Салим Хасанович догадался, что тот затеял что-то неординарное, поэтому его несколько удивило начало. -- Знаешь, Салим, мы сегодня с тобой должны переступить закон... -- Прокурор произнес это с такой патетикой в голосе, что помощник невольно улыбнулся и не удержался, чтобы не прокомментировать странное заявление. -- А я думал, что мы этим занимаемся уже давно... Хозяин кабинета неожиданно ответил вполне серьезно: -- Что мы творили до сих пор, ерунда, мелкая уголовщина, жалкие меркантильные интересы. За такие проказы и отвечать-то стыдно. То, что я задумал, -- уже политика, борьба за власть, и это должно вывести нас на новые круги жизни, другие высоты, интересы, в иные кабинеты. -- И он брезгливо посмотрел вокруг. Осмотрелся и помощник, но ничего жалкого, уничижающего не увидел, наоборот, бухнули они сюда средств немало. Он не стал перебивать хозяина апартаментов, и тот с незнакомым доселе пафосом продолжал: -- Нам с тобой уже за сорок, до каких пор мы будем служить на побегушках у бездарей, у которых одно достоинство и преимущество -- связи и тугая мошна? Ныне нам судьба предоставила шанс многих из них взять за горло и заставить потесниться за нескудеющей скатертью-самобранкой... Потом он неожиданно сделал паузу, закурил и, пустив ровное колечко дыма в потолок, продолжал уже обычным тоном. -- А натворили мы с тобой немало, ты прав. Но русские говорят -- семь бед, один ответ. Может, наш новый грех и покроет старые, я об этом тоже думал. Да и время смутное, надо готовить прочные тылы. Умер Леонид Ильич, благоволивший к нашему краю, словно не выдержав горя, скончался его друг Шараф Рашидович, а новая политика Кремля, да и сам ее хозяин Андропов пугает всех, кого я знаю. Поэтому, дорогой мой Салим, я решил рискнуть, пойти ва-банк, и давай приступим к делу, счетчик уже включен. Прокурор решительно поднялся с места, плотно задернул шторы большого окна, выходящего на улицу, включил свет и сказал: -- Сейчас мы запустим машину, провернем первый этап операции, на мой взгляд, несложный, а уж потом, после программы "Время", я посвящу тебя в главную ее часть. -- Ты мне не доверяешь? -- растерянно спросил Миршаб. -- О чем речь: доверяешь или не доверяешь, по нас давно уже одна намыленная веревка на двоих плачет. Я не хочу, чтобы ты прежде времени стал меня отговаривать, а вдруг я смалодушничаю, послушаю тебя, а потом всю жизнь буду каяться, что упустил свой шанс. Нет, нашей дружбой я рисковать не стану. Заполучу часа через три Коста, а там и отступать будет некуда. -- Какого еще Коста? -- спросил ничего не понимающий помощник. -- Отличный парень, бьюсь об заклад, на сегодня среди наших друзей-боевиков нет такого отчаянного. Кстати, распорядись заодно насчет солидного ужина у своей прекрасной Наргиз. Я слышал, ты ей дом с хорошим участком купил, туда и доставят Коста. Я знаю эту махаллю, много уважаемых людей там живет, да и участковый мой знакомый. -- Прошу тебя, Сухроб, не путай ее в наши дела, а в гости всегда пожалуйста, не только в моем доме, но и в доме Наргизы всегда рады видеть тебя. -- Коста пробудет у нее сутки, от силы двое, не думай, он не бездомный человек, просто попал в беду. -- По тому, как заговорил шеф, он понял, что дело решенное и придется смириться. Прокурор нервно посмотрел на часы, затем вышел из-за стола и сел рядом со своим помощником, некоторое время он раздумывал, а потом заговорил торопливо: -- А теперь слушай внимательно. Сейчас ты пригласишь ко мне того работника ОБХСС, на которого есть материал о взятке и вымогательстве, я знаю, что он энергично ищет подходы к тебе и ко мне, чтобы замять дело. Его я беру на себя, тут выгода двойная: он провернет операцию с Коста, и нам не надо искать человека в милицейской форме; да к тому же на всю оставшуюся жизнь он вместе со своим тестем у нас в капкане, при случае скажем, кого он похитил из больницы, новость будет не для слабонервных. А ты объедь катраны в районе и найди двух карманников, эти больше всего подойдут в ассистенты капитану, у них выдержка, а хладнокровия и артистизма им не занимать. Да и дело для них пустячное, положить на носилки Коста, я тебе не сказал, что у него, кажется, поврежден позвоночник, спокойно вынести со второго этажа, определить в машину, и на следующем квартале они свободны. Кстати, отыщи два белых халата для щипачей, а специальные жесткие носилки в изоляторе есть. Даю тебе на все полтора часа, из больницы мы должны забрать Коста не слишком поздно, иначе можем вызвать подозрение. -- Прямо детектив какой-то с похищением, переодеванием, -- мрачно пошутил Хашимов, направляясь к двери, но возражать не стал. -- Еще какой детектив, дорогой Салим, двухсерийный, и кража со взломом будет, -- достал помощника голос уже в тамбуре. Шеф пребывал в отличном настроении, а это придало уверенности его однокашнику. Как только помощник покинул кабинет, Сенатор достал из недр старинного двухтумбового стола початую бутылку коньяка, плеснул себе на дно пузатого бокала, затем, помедлив, повторил еще раз. Нет, прокурор нервничал, да еще как, рука так дрожала, что он чуть не опрокинул тонкостенный хрустальный бокал -- баккара. Спрятав бутылку с глаз, он достал папку с материалом на капитана Кудратова и принялся ее изучать. До сих пор у него не выпадало времени детально ознакомиться с бумагами, но чувствовал, что придется замять дело, уж слишком высокие люди ходатайствовали за него, в таком случае и не разживешься, вдруг потом шантажировать станут, с обэхаэсниками надо быть осторожным, там народ собрался тертый, за каждым кто-то стоит, страхует, туда за красивые глаза и способности не особенно берут. Чем больше он вникал в обстоятельства, тем сильнее раздражался, то и дело у него невольно вырывалось вслух: подлец, негодяй, законченная сволочь, сущий разбойник! Сказав довольно-таки громко: "Нет, таким людям не место в органах!" -- прокурор вновь полез в стол за бутылкой, наглость капитана вывела его из себя. Если бы Миршаб мог видеть и слышать сейчас своего разгневанного шефа, наверное, еще раз от души посмеялся бы, тем более мотаясь по катранам и подыскивая по его приказу подходящих карманников, кстати, в воровской иерархии стоящих на самой высокой ступени элиты, так сказать, блатного мира. Время, отведенное помощнику, истекало, как вдруг в дверь раздался робкий стук, и на пороге появился щеголеватый капитан. Видимо, он редко чувствовал себя виноватым и никогда не каялся, прокурор почувствовал это, хотя тот, согнувшись, с печальным лицом затравленно прошептал: -- Я капитан Кудратов, вызывали? "Из молодых, да ранний, ну и поколеньице растет, не приведи господь", -- первое, что успел подумать прокурор. -- Как же ты дошел до такой подлой жизни? -- рявкнул хозяин кабинета в искреннем гневе и хлопнул об стол папкой с делом капитана так, что из нее разлетелись бумаги: заявления, жалобы, акты, экспертизы, одна спланировала к ногам Кудратова. Прокурор был человек эмоциональный, увлекающийся, с артистической натурой, он на самом деле забыл, для чего пригласил этого щеголя, уж слишком потрясли его деяния хваткого обэхаэсника, ведь работал-то в органах без году неделя. Кудратов поднял бумажку, она оказалась коллективной жалобой на него из продмага, он догадывался, о чем там речь, помнил и суммы, не знал одного, написали ли о том, что он склонял там к сожительству молоденьких продавщиц. Из-за них он и взял под микроскоп работу гастронома, дышать не давал, слишком уж аппетитные девочки бегали в каждом отделе. С первого дня работы в органах капитан сделал для себя открытие: какие же дураки директора торговых точек, что приглашают на работу пригожих женщин и смазливых девчонок, половина неприятностей магазина как раз из-за них. Но сейчас вряд ли мог он ясно представить хоть одно миловидное личико в кокетливой белой пилоточке фирменного магазина. Он протянул дрожащими руками прокурору жалобу на самого себя, пытаясь не встретиться при этом глазами, взгляд прокурора не сулил ничего хорошего. -- Ну, отвечай, расскажи о трудной жизни, голодных детях и маленькой зарплате, я включил диктофон. Прокурор хотел добавить, что ж ты, мерзавец, так круто обложил торговлю, как дальше деловым людям жить, если им на одного тебя воровать приходится, да и кто ты, сопляк, чтобы хапать за всех в районе, и повыше тебя начальники есть, место свое знать надо. Но он этого не сказал, ушлый капитан принял бы это как команду поделиться награбленным, нет, с ним следовало действовать тоньше, деликатнее. Сенатор вычислил, на какую сумму тот успел нафаршироваться, и четко знал, сколько попавшийся должен отстегнуть ему. Но следовало делать пока все по букве закона, сохраняя лицо власти, а там подготовь почву -- и деньги приплывут сами собой, без усилий, а главное, без принуждения, искусство получения взяток -- тонкая штука, и прокурор владел им гораздо лучше, чем уголовным кодексом и правом вообще. Хозяин кабинета, принуждая капитана к разговору, придвинул диктофон, и тот вдруг выпалил: -- Я больше не буду, я молодой, исправлюсь... -- На исправление я и готовлю документы, -- ухмыльнулся прокурор. -- На сколько, думаешь, тянут твои шалости? -- Сказали на пять... -- Плохие у тебя, капитан, адвокаты, пять это только за взятку, а ущерб, который ты нанес, беспричинно опечатав склад "Универсама", после чего тебя не могли два дня отыскать, а мы теперь знаем, где ты развратничал все это время. А в магазине отключились холодильники и пропало товаров на пятьдесят тысяч, а таких случаев по делу еще три, так что ущерб от твоей деятельности тянет под 100 тысяч, а это знаешь чем пахнет? Удар был нанесен мастерски, эффектно, капитан крепко засомневался в силе своих покровителей, впрочем, гарантий ему не давали. -- Помогите, век не забуду, -- взмолился Кудратов, вмиг потеряв спесь и надменность. -- А знаешь, как тебя зовут в торговле? Чума -- такие, как ты, и есть мор дня народа, -- вновь распалился прокурор и вдруг вспомнил, для чего вызвал капитана. От волнения он встал и, задумавшись, прошелся перед капитаном. Надо было менять тактику, и тут Кудратов сам помог, взмолившись еще раз. -- Не губите, рабом вашим буду... -- А ты думаешь, легко мне закрыть дело, и почему я должен рисковать за тебя? Ты мне кто: брат, сват? У меня на сегодня уже запланирован один риск, между прочим, просили те же люди, что ходатайствовали за тебя, теперь я не знаю, какую их просьбу выполнить -- то ли тебя пожалеть, то ли того шофера? -- Какого шофера? -- с надеждой спросил капитан. -- Много будешь знать, скоро состаришься,-- отрезал прокурор, продолжая расхаживать по кабинету. Впрочем, говорят, клин клином вышибают, может, мне удастся две просьбы твоих покровителей выполнить, обе судьбы в твоих руках, как говорится, куй свое счастье сам. Согласен рискнуть? -- Я же сказал, рабом вашим буду, только спасите от позора и тюрьмы, -- приободрился капитан, почуяв неясную пока перспективу. -- Дело, в общем, не хитрое, но элемент риска есть, -- сказал прокурор спокойно, возвращаясь на место. -- Я хотел просить другого человека, но если готов, почему бы не попробовать, заодно проверим, хозяин ли ты своему слову. -- Прокурор посмотрел на часы и с улыбкой произнес: -- Если не струсил, то через два часа неприятности твои и того шофера будут позади. -- Что я должен сделать? -- нетерпеливо перебил Кудратов. -- Ничего особенного, но прежде я обязан ввести тебя в курс дела, в общих чертах, конечно, я не хотел бы ни к чему принуждать -- вольному воля. К одному большому человеку приехал гость, сегодня после обеда на машине хозяина он разъезжал по городу и совершил аварию, сам тоже пострадал. Сейчас он лежит в больнице, а утром им займутся как следует. Твоя задача с двумя молодыми симпатичными людьми, готовыми на благородный поступок, подняться на второй этаж, спросить у дежурной по этажу Халимы Насыровны, где изолятор, положить этого человека на носилки и спустить вниз к машине, и на следующем квартале ты свободен. В случае успеха операции хозяин машины скажет, что "Волгу" у него угнали. Ну как, возьмешься? -- Согласен, если вы не разыгрываете меня, это же сущий пустяк. -- Да, по сравнению с чем ты влип, конечно, семечки. Тем более там уже постарались наши друзья, в изоляторе находится охранник из тюремной больницы по фамилии Сабиров, за полчаса до вашего прихода начальство по телефону через ту же медсестру отпустит его домой. Звонить будет начальник караульной службы, майор Саидов -- запомни. И последнее, если медсестра спросит, почему забираете, спокойно скажешь: начальство велело -- и дашь понять, что знаешь и о звонке майора, и об охраннике Сабирове, которого отправили домой. Ну, а если случится сверхнепредвиденное, действуйте по обстановке. Сбежать со второго этажа или спрыгнуть на козырек первого, а там на землю, думаю, не проблема для таких орлов. Ну что, по рукам? Капитан, все еще не веря в удачу, вяло протянул руку. -- А сейчас сходи в чайхану, она через два дома, выпей чаю, переведи дух, взвесь свои шансы, никуда не звони, через час поедем в больницу. Как только Кудратов вышел из кабинета, прокурор позвонил в чайхану, давний и верный прием, не раз приносивший успех. -- Ахмад-ака, сейчас от меня вышел один молодой симпатичный капитан, посмотри, отлучится ли он из чайханы, воспользуется ли телефоном? -- Хорошо, -- только и ответил чайханщик, он хорошо понимал прокурора. Салим Хасанович опоздал почти на полчаса. -- Что, в нашем районе двух щипачей найти стало сложно? -- встретил его вопросом шеф. -- Представь себе, так оно и есть. У них сегодня что-то вроде конгресса, большого курултая. Делят столицу на зоны влияния, говорят, появились за последние годы в республике новые авторитеты, они и перекраивают карту Ташкента, старикам приходится тесниться, молодежь требует свое. -- Ну куда власти смотрят? И кто вообще правит в этом городе? -- завелся сразу Сенатор. -- Выходит, уголовный мир сам по себе, а органы правопорядка сами с усами, -- закончил он неожиданно задумчиво. Помощник, не переставая удивляться сегодняшнему философскому настрою своего шефа, ответил: -- Попали в точку, у них одни заботы, у нас другие. Они знают то, что знаем мы, и даже больше. Мы тоже знаем, кто есть кто, паритет налицо, и овцы целы, и волки сыты. Но что касается карманников, я отозвал двух делегатов с конгресса, и они ждут в машине, толковые ребята, понимают все с полуслова, нам бы таких сотрудников. -- Обижаешь, брат, в нашей системе почище орлы есть, не то что карманы обчистят, а государство по миру пустят. Жаль, ты с делом Кудратова не ознакомился, вот он почистил торговлю, так почистил, и легиону щипачей такой размах не по зубам, за год на особо крупные хищения потянул. -- Сдаюсь, сдаюсь, -- миролюбиво поднял руки вверх помощник. -- Значит, дожал ты его, я видел, он сидит в чайхане. -- А куда ему деваться, фирма веников не вяжет, но, доложу тебе, наглец, каких свет не видал. И я решил, что одной операции по спасению Коста с него недостаточно, придется ему крепко раскошелиться, не по рангу берет, значит, нас с тобой в грош не ставит, думает, что его тесть пуп земли. Подожди, я и до тестя доберусь... -- закончил он вдруг с угрозой, и тут раздался телефонный звонок. Прокурор держал трубку слегка на отлете, и Салим Хасанович слышал. -- Капитан только что ушел. Пришел подавленный, но быстро оклемался. Никто к нему не подходил, чайханы не покидал, телефоном не пользовался. -- Спасибо, Ахмад-ака, работаешь профессионально, говорят, ты увеличил ночной тариф на водку, не растеряешь клиентов? -- Не растеряю, любишь водку среди ночи пить, раскошеливайся, хороший сервис во всем мире дорого стоит. -- И оба громко рассмеялись. -- Ну вот, все в сборе, приступим к первой фазе операции, -- сказал прокурор и достал из сейфа пистолет, который уже лет десять находился в розыске, а купил он его случайно, в прошлом году отдыхая в Цхалтубо. -- Пушка? Зачем? -- спросил удивленно помощник. -- Нас ведь ждут сегодня не только изысканный ужин у прекрасной Наргиз, но и дела, дорогой. Я чувствую себя увереннее, когда эта вороненая штука со мной. Кстати, как насчет ужина, у нас ведь важный гость, хочется ему доставить сюрприз. Бьюсь об заклад, сейчас он о рюмке хорошего коньяка и бокале шампанского и не помышляет, я не говорю уж о перепелках и плове, который так великолепно готовит очаровательная хозяйка нового поместья. -- Все в порядке, из-за ужина и опоздал, пришлось заехать на базар и заглянуть в подвалы "Интуриста", разжиться деликатесами. Обрадовали вашими любимыми миногами и копчеными угрями, думаю, гость по достоинству оценит неожиданный прием. Там, между прочим, все знают о смерти Рашидова. -- Еще бы, в подвале да чтоб не ведали. Они, я думаю, раньше всех и пронюхали, а может, даже до того, -- хмыкнул прокурор. В это время вновь раздался знакомый робкий стук в дверь и в тамбуре, не решаясь войти, появился капитан Кудратов. "А он действительно еще сопляк, да к тому же и хлыщ, и кто ж таким людям доверяет столь важные участки работы: ни опыта, ни мудрости жизни нет за плечами, ни опыта службы в органах", -- подумал Салим Хасанович, неприязненно разглядывая в упор зятя известного в столице человека. -- Подожди в приемной, -- небрежно отмахнулся прокурор, и капитан захлопнул перед собой дверь. Читая мысли своего помощника, словно карты, он сказал: -- Каков тесть, таков и зять, каждый по себе дерево рубит. -- И оба непринужденно засмеялись. -- Два слова перед тем, как выехать. Салим, ты с капитаном и щипачами садишься в "рафик" и следуешь за мной. Не доезжая травматологии, остановитесь, я дам сигнал. К больнице я подъеду один, из автомата позвоню на этаж, и только через полчаса, когда уйдет охранник, въедете во двор, прямо к подъезду. Ну вот вроде все, с капитаном я детали оговорил, и щипачи знают свое дело. Ну, давай присядем на дорогу, да храни нас аллах. Они сделали "аминь" и поспешили к машинам. Подъехав к больнице, прокурор позвонил с уличного автомата. -- Отделение острой травмы? -- Услышав знакомый голос, переспросил: -- Халима Насыровна? Вас беспокоит начальник караульной службы городской тюрьмы майор Саидов. Мне доложили, что на вашем этаже, в изоляторе, лежит больной преступник. Наш врач без согласования с начальством оставил его на ночь, а это грубейшее нарушение устава... -- Да куда ж он денется, -- перебила весело дежурная по корпусу, -- он же с переломанным позвоночником, я была в изоляторе, накормила вашего больного и охранника. -- Спасибо, убежать он, конечно, не убежит, но инструкция для нас закон, мы обязаны ее выполнять. Поэтому сейчас мы высылаем за ним транспорт и людей, подъедет один лихой капитан, а утром привезем его снова на рентген, так будет по правилам и надежнее. -- Пожалуйста, забирайте, если у вас такие строгости. -- Да, еще, чуть не забыл. Там рядом с ним должен быть наш охранник Сабиров, полноватый парень, с усиками. Звонила его жена, у него смена в пять часов вечера закончилась, если еще не ушел, пусть едет домой, к ним неожиданно гости из Башкирии нагрянули. -- Хорошо, хорошо, я передам. -- Трубку на другом конце провода положили. Сенатор вытер платком вмиг ставшие влажными руки и спокойно отправился к машине, почему-то страшно хотелось пить. Отъехав от больницы, он развернулся у старого ТашМИ и встал на новое место, откуда хорошо проглядывался единственный вход на территорию. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь случайно увидел его машину, он знал, что завтра закрутится такая карусель -- похищение особо опасного преступника ЧП, и любая деталь сегодняшнего вечера станет важной. Прокурор нервно посмотрел на часы, по расчетам, Сабиров должен был уже выйти. "Неужели догадался позвонить своему начальству?" -- мелькнула лихорадочная мысль, этого, варианта он не предусмотрел. Если так, следовало спешно ретироваться, но в этот момент он увидел охранника. Тот задержался у ворот, стрельнул у прохожего сигаретку, потом раздумывал несколько минут, словно дожидался тюремной машины, но вдруг сорвался с места и побежал к остановке. От ТашМИ, сияя огнями, поднимался трамвай на Юнусабад. Прокурор вздохнул свободно и вновь достал платок, влажные руки еще предательски подрагивали. Включив дальний свет, моргнул раз, другой, как условились с Салимом, и "рафик" на противоположной стороне улицы Энгельса медленно покатил к воротам травматологии. Территория больницы хорошо освещалась, и прокурор со своего места отчетливо видел, как капитан легко спрыгнул с переднего сиденья, что рядом с водителем, подождал мгновение, пока вышли из салона карманники в белых халатах, и они вместе направились вверх по мраморной лестнице. Капитан держался молодцом, уверенно, и на ходу что-то объяснял своим подельщикам. Неожиданно Сенатор злорадно подумал об обэхаэснике: "Ну и дубина, даже не подозревает, на какое дело его подписали". Но мысленно все же пожелал Кудратову удачи. Как только белые халаты скрылись в темном провале распахнутой настежь двери, прокурор глянул на часы, вся операция, по его замыслу, должна была занять 10 минут, не больше. Прокурор достал из-за пояса пистолет, переложил его в накладной карман пиджака и, выйдя из машины, стал нервно вышагивать возле "Жигулей", невольно отсчитывая время, секунды тянулись медленно. Когда, по его подсчетам, пошла десятая минута, он развернулся лицом к больнице и увидел, как по ярко освещенной лестнице несли носилки с Коста. Щипачи, не привыкшие что-либо таскать, тяжело гнулись, и капитан помогал переднему, на которого и падала главная нагрузка на крутых ступенях, но тут на помощь им выскочили Салим с шофером, и уже через две минуты носилки с больным исчезли в чреве машины, и "рафик" рванул от места недолгого пристанища Коста. -- Слава аллаху, удача сама идет мне в руки, -- сказал прокурор и, засунув пистолет снова за пояс, нырнул в машину. Ожидая, пока "рафик" сделает разворот у костела и проедет мимо него, он включил магнитофон, неторопливо, с удовольствием закурил. Предчувствие успеха кружило голову, хотелось опорожнить бокал шампанского. Приятно было осознавать себя рисковым и смелым человеком, у него по-прежнему дрожали руки, но это уже была другая дрожь. Пропустив пикап, поехал следом, соблюдая заметную дистанцию, он знал, что, по уговору, на следующем квартале, возле гостиницы "Узбекистан", любимого места сборища карманников и прочих дельцов, Салим должен высадить щипачей. На площади перед отелем "РАФ" на минуту тормознул, и двое элегантно одетых воришек мгновенно растворились в праздной толпе. Дальше он держал "рафик" в поле зрения, махалля, в которой поселилась прекрасная Наргиз, освещалась плохо, и прокурор боялся потерять их в многочисленных тупиках и проездах, утопающих в зелени. "Неужели Салим решил пригласить капитана на ужин к Наргиз?" -- подумал он раздраженно, как пикап вновь неожиданно остановился и обэхаэсник ловко спрыгнул на пыльную обочину. Проезжать мимо, сделав вид, что не заметил, было поздно, и прокурор тормознул "Жигули". Опустив стекло окошка передней дверцы, сказал: -- Ну что ж, капитан, я убедился, что вы хозяин своему слову, с вами можно иметь дело. Я постараюсь помочь вам, но, как вы сами выразились, моя просьба и ваша -- несравнимы... Капитан, прижимая ладонь правой руки к сердцу, радостно закивал головой. -- Спасибо, Сухроб-ака, спасибо. Я все понимаю, век вашим должником буду... Вдалеке "рафик" уже сворачивал налево, и Сенатор, боясь упустить его из виду, рванул машину с места, обдав капитана выхлопными газами и пылью из-под английских шин "Гудьир". "Умнеет прямо-таки по часам", -- весело подумал прокурор. Он видел по глазам капитана, что тот понял -- без денег, и немалых, ему из дела не выпутаться. Пропетляв еще минут десять по улицам Рабочего городка, "рафик" въехал в махаллю, где помощник недавно приобрел дом для своей любовницы. Машина остановилась у глухого кирпичного забора, который трудно было назвать традиционным восточным дувалом, ибо он скорее походил на тюремную ограду, только без колючей проволоки, но он не сомневался, что поверху высокой стены в слой бетона вмуровано битое бутылочное стекло, отличительная деталь новых строений и нового времени. Прокурор не стал выходить из машины, пока Коста не внесли в дом. Как только "рафик" свернул в соседний переулок, он въехал во двор, и помощник затворил хорошо смазанные железные ворота. "За таким забором можно долго держать оборону", -- почему-то подумал Сенатор, и в этот момент с веранды его окликнула Наргиз. Прокурор, слыша за спиной шаги своего помощника, дождался его, и они вдвоем поднялись на хорошо освещенную веранду, где уже был накрыт стол. -- Ну, здравствуй, прекрасная Наргиз, вот пришел к тебе на новоселье, -- гость обнял и поцеловал ее, недавнюю танцовщицу известного фольклорного ансамбля. -- Я счастлива приветствовать вас в своем доме, Сухроб-ака, и надеюсь видеть вас с Салимом теперь почаще. -- И она, извинившись, поспешила на кухню, пообещав пригласить к дастархану через полчаса. -- А у нас до застолья еще есть дела, и полчаса как раз кстати, -- ответил он, затем, обращаясь к помощнику, добавил: -- Салим, с самого начала операции меня почему-то мучает жажда, будь добр, налей чего-нибудь. Миршаб прошел к дальнему углу стола, достал из ведерка со льдом бутылку шампанского, ловко и бесшумно откупорил ее и налил два глубоких бокала. Когда он вернулся к шефу, прокурор сказал: -- Спасибо, дорогой, ты читаешь мои мысли, я как раз хотел шампанского, и давай выпьем за успех второй части операции. -- За успех! -- поддержал Салим, и они залпом опорожнили бокалы. -- Сейчас я пойду познакомлюсь с Коста, а ты позвони нашим друзьям, пусть приезжают втроем: Сергей, Погос и этот Беспалый, как его? -- Артем, -- подсказал помощник. -- Да, да, и пусть Артем захватит инструмент, сейф на Гоголя простейший. -- Ты хочешь совершить налет на Республиканскую прокуратуру? -- вырвалось удивленно у Салима. -- Да, на прокуратуру, и не вижу причин для особого волнения, объект как объект. Вскрыть сейф в банке куда рискованнее, там всегда готовы к ограблению. А налет на прокуратуру будет первым в ее истории, я сегодня видел, какие там лопухи стоят на охране, пенсионеры... -- Что важного для нас может храниться в сейфе на Гоголя, я даже представить не могу. Если тебе нужна какая-нибудь информация из прокуратуры, проще найти человека-посредника и купить ее, -- не в первый же раз. -- Ты, как всегда, прав, дорогой Миршаб, но на этот раз у нас нет времени ни на посредника, ни на куплю-продажу, утром документы должны попасть на стол к Прокурору республики. -- Я теперь уже ничего не понимаю. Откуда выплыли эти документы и как они попали к начальнику следственной части? -- сказал растерянно помощник. -- Не напрягай зря голову -- не поймешь, пока я за ужином не введу тебя в курс дела. Но поверь, у нас редкий шанс играть по-крупному, ва-банк. А теперь иди, звони нашим друзьям, пусть приезжают через полтора часа, успеют на ужин, подумают, что это мы для них накрыли такой богатый стол, а меня проведи в комнату к Коста. Салим, свободно ориентировавшийся в просторном доме Наргиз, показал спальню, где находился нежданный гость, а сам отправился звонить Беспалому, компания дожидалась вызова шефа у него на квартире. Сенатор на секунду остановился перед дверью, понимая, какой непростой предстоит разговор, и отдавая отчет, сколь выгодны и в то же время непредсказуемы последствия контакта с таким решительным человеком, как Коста, не говоря уже о тех, кто стоит за ним. Прокурор отчетливо сознавал не только риск, связанный с похищением Коста и налетом на Прокуратуру республики, но и ясно представлял угрозу, которой себя подвергал, если по каким-то соображениям операция не устроит владельцев дипломата, тут плата одна -- голова. Но зато в случае удачи... У Сенатора от волнения учащенно забилось сердце, и он решительно толкнул дубовую дверь с тонированным стеклом. В безоконной спальне с высоким потолком, на низкой жесткой тахте, у самой стены, поглаживая ворс роскошного афганского ковра, лежал Коста. Хорошо смазанная дверь на медных петлях открылась бесшумно, и Коста вроде не слышал или ловко притворился, что не заметил, как в комнату вошел человек. По крайней мере он не повернул головы, не прервал своего занятия, хотя почувствовал, как дохнуло ветерком из распахнутой двери, да и шаги, приглушенные пушистым паласом на полу, слышал, он вообще отличался поразительным слухом. -- Добрый вечер, -- приветствовал прокурор, понимая, что первый ход уже проигран. Коста лениво повернул голову, но более внимательный, чем прокурор, человек заметил бы, как моментально окинул он цепким взглядом вошедшего. -- Добрый, добрый, -- ответил Коста без видимого волнения и интереса и вдруг неожиданно застонал. -- Что с вами? -- кинулся к нему прокурор, желая помочь, но Коста вдруг затих, вроде смутился минутной слабости и попросил поправить подушку. Как только Сенатор склонился над ним, Коста левой рукой сгреб пиджак и рубашку у горла, а правой выхватил пистолет у прокурора из-за пояса и тут же приставил к его груди. Пистолет он углядел сразу, как только тот переступил порог. Прокурор, не ожидавший от пострадавшего такой прыти, опешил. -- Ты что, сумасшедший? -- хрипел он сдавленным горлом. -- Я же спас тебя от тюрьмы, от вышки, отпусти сейчас же. -- Ощущая на груди холодную сталь пистолета, он боялся случайного выстрела. -- Не дергайся, -- ответил Коста тихо, -- ты сегодня уже видел, как я пристрелил одного, ты будешь вторым; одним прокурором больше, одним меньше, срок один. Вошедший от неожиданной проницательности Коста обмяк, не понимая, откуда он все знает. -- Я видел тебя там, в прокуратуре, ты прятался за колонной, -- пояснил вдруг Коста свое ясновидение. -- А теперь говори, где дипломат? -- И прокурор ощутил, как дуло пистолета впилось в его тело, такой выстрелит не задумываясь, он это уже действительно видел. -- Дался тебе дипломат, благодари аллаха, что самого вырвали из тюрьмы, -- по-настоящему возмутился Сенатор. -- Это у вас лишь бы ноги унести и сослаться на объективные обстоятельства, мы так не работаем, для нас дело, доверие, репутация дороже жизни. Где дипломат? -- Толку от того, что ты узнаешь где, -- не на шутку злился прокурор. Коста так дернул его за ворот, что по комнате брызнули пуговицы, а рубашка лопнула на спине. -- Где дипломат? -- В прокуратуре, -- прохрипел Акрамходжаев и бессильно повалился на тахту. -- Немедленно прикажи, чтобы принесли сюда телефон, или я точно тебя пристрелю. -- И Коста приставил дуло к его виску. Пистолет у виска почему-то снял паралич воли и страха, и прокурор сказал спокойно: -- Если даже и пристрелишь меня, телефон в доме не появится, махалля на окраине города, строение новое, месяц как въехали, АТС тут еще не скоро построят. -- Он не врал. Миршаб пошел звонить Беспалому в чайхану. Там находился единственный в квартале телефон-автомат. Новость для Коста прозвучала столь неожиданно, что он растерялся, у него имелась в запасе одна козырная карта, и та оказалась бита, и он отпустил ворот и вернул Сенатору пистолет. -- Ну, брат, ты и псих, -- сказал прокурор мирно, поправляя на груди рубашку. Происшедшее не испортило ему настроения, наоборот, подтвердило мнение о важности дипломата и того, что он имеет дело с серьезными людьми. -- Давайте будем знакомиться. -- И он снова приблизился к тахте, но подавать руки Коста не стал. -- Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, прокурор... -- Меня зовут Коста, -- ответил дружелюбно больной, -- и, я думаю, вы обо мне наслышаны. Искушенный прокурор пропустил намек-вопрос мимо ушей, понимая, что Коста хочет втянуть его в нужный для себя разговор, но человек на тахте считал варианты куда быстрее, чем его новый знакомый Акрамходжаев, он тут же задал вопрос в лоб: -- Почему вы решили спасти меня от справедливого возмездия, ведь я на ваших глазах, считай, при вашем попустительстве, убил вашего коллегу, прокурора Азларханова, человека весьма известного в крае? Сенатор понял, что ему лучше всего отвечать с такой прямотой, с какой был задан вопрос, с подобными типами следовало играть в открытую, по крайней мере на первых порах, это притупит его бдительность. -- Нынче, в кого ни ткни, все недовольны своим положением, я не исключение. Годы бегут, я уже не мальчик, и пост районного прокурора меня не устраивает, не вижу я и перспектив роста. Вам ли не знать кадровую политику в республике, Верховный держал под контролем каждое мало-мальски важное кресло. Вы, наверное, удивитесь, что я сказал "держал", да, да, "держал". Открою для вас тайну, его уже нет, позавчера он неожиданно умер в инспекционной поездке в Нукусе. -- Вы ошибаетесь, прокурор, для меня это не тайна. Больше того, вчера с некоторыми людьми я был там и поцеловал его на прощание в высокий лоб, извините, что перебил, продолжайте. Сказанное Коста только вселило уверенность, что он на правильном пути, и тихо продолжил: -- Я, конечно, искал пути к Верховному, но он почему-то не подпускал меня. И вот сегодня, случайно оказавшись свидетелем сцены в прокуратуре, я подумал, если я смогу заполучить дипломат и вас, моя судьба, наверное, круто изменится. -- У вас есть шанс выкрасть дипломат? -- невольно вырвалось у Коста. -- Нет. Что мог, я уже сделал, -- ответил прокурор безжалостно. Он не хотел пока, до времени, посвящать Коста в свои планы. -- Жаль, вы правильно рассчитали, окажись дипломат в ваших руках, ваша жизнь изменилась бы, точно, думаю, вы смогли бы получить то место, на которое стремитесь. "Это я без тебя догадался", -- мысленно ухмыльнулся прокурор. -- Но, откровенно говоря, вы крепко осложнили свою судьбу, ввязавшись в эту историю. Чтобы вы не считали меня неблагодарным, скажу честно, моя жизнь мало чего стоит, тем более сегодня, когда я упустил дипломат. Она обретет смысл, ценность, если удастся заполучить документы обратно или хотя бы уничтожить их. -- Если только взорвать прокуратуру, -- зло пошутил собеседник, но Коста шутки не принял. -- А что, прекрасная идея, но важно знать хотя бы этаж, крыло здания, комнату, а то рванем махину, а сейф останется целехоньким. Есть у нас в Ташкенте полтонны взрывчатки, купили у геологов, и специалист найдется. -- И Коста с надеждой посмотрел на прокурора. -- Выбросьте этот план из головы, прежде всего я не знаю, на каком этаже дипломат, во-вторых, здание занимает полквартала, и вашей взрывчатки не хватит даже для одного крыла, и не забудьте -- у нас в распоряжении только ночь... Но Коста уловил, что прокурор чего-то не так договаривает, то ли от страха, то ли еще по какой причине, и поэтому он угрожающе выпалил: -- Я не зря сказал, что, выкрав меня из больницы, вы основательно осложнили себе жизнь. В дипломате документы на людей, претендующих на место Рашидова. И решайте сами, кем вы хотите их иметь: друзьями или врагами? Там компрометирующие материалы на многих деловых людей, миллионеров нашего края, и тех, кто не в ладах с законом и по существу правит уголовным миром в республике. -- Коста сделал паузу, вроде раздумывая, посвящать или не посвящать но все же рискнул туманным намеком. -- Впрочем, правят они не только уголовным миром... Вот во что вы влипли по неосторожности, прокурор... -- Что же мне делать? -- растерялся прокурор. -- У вас только один выход: я запишу вам телефон, для страховки даже два, по любому из них от моего имени потребуете встречи с Артуром Александровичем. А сейчас главное: постарайтесь обдумать, кто в прокуратуре может знать, где находится кейс, установите их адреса, телефоны. Вы сами сказали, у нас в распоряжении только ночь... У Артура Александровича есть люди, они по вашим адресам дознаются, где наши бумаги, и непременно выкрадут их, чего бы это ни стоило. Надеюсь, вы понимаете теперь, что ваша жизнь тоже связана с этим чертовым кейсом?.. -- Да, да, -- задумчиво кивнул Сенатор, он мысленно считал свои варианты. -- Пожалуйста, ручку, бумагу, -- потребовал Коста, и прокурор машинально протянул ему свою записную книжку и "паркер". В этот момент раздался осторожный стук в дверь. -- Войдите, -- сказал он, не оборачиваясь знал: это Миршаб. Бесшумная дверь, блеснув тонированным стеклом, широко распахнулась, и помощник вкатил тележку, заставленную закусками и напитками. "Салим все делает кстати и вовремя", -- благодарно подумал прокурор о своем однокашнике и, перехватив тележку, пододвинул ее к тахте. -- Ого! -- воскликнул Коста. -- Миноги! Угри! Таким закускам позавидовал бы и сам Икрам Махмудович. -- Какой Икрам Махмудович? -- пытаясь поймать на слове, спросил прокурор. -- Икрам Махмудович? У вас будет возможность познакомиться с ним. Другого такого гурмана в крае, я думаю, не сыскать. "Да, его голыми руками не взять", -- подумал Сенатор, а вслух спросил: -- Признавайтесь, Коста, не предполагали, что сегодня поздно вечером вам предложат шампанское, да еще не какое-нибудь барахло местных винных заводов, а настоящее Абрау-Дюрсо? -- О шампанском и миногах, конечно, не предполагал, но когда в палату вошел капитан с молодыми людьми в белых халатах, я, честно говоря, подумал, что за всем этим маскарадом стоит Артур Александрович, ведь стоило мне только взглянуть на парней, как стал ясен род их занятий. Один из них успел подать мне знак, а такими сигналами обмениваются только в специфической среде, и он неведом даже вам, работникам органов, в нашем мире разглашение подобных тайн карается смертью. Я не удивлюсь, если завтра узнаю, что за мною в изолятор после вас приходили другие люди. Вы успели опередить Японца, а это редко кому удавалось. -- Вы имеете в виду Артура Александровича? -- спросил небрежно прокурор. -- Да, я имел в виду его людей, он никогда не бросает своих в беде, сейчас ищут пути не только к дипломату, но ищут и меня... -- Ну, что ж, давайте выпьем за знакомство, за успех предстоящего дела, -- предложил Сенатор, и они втроем подняли бокалы. Прокурор взял свою записную книжку и "паркер", лежавший на широкой тахте рядом с Коста, мельком глянул на телефонные номера, находящиеся в разных концах Ташкента, и сказал: -- Мы вынуждены вас оставить, в нашем распоряжении только одна ночь, утром документы должны быть на столе у Прокурора республики. Я об этом сам слышал. Сейчас подадут горячее, ужинайте, развлекайтесь, я попрошу, чтобы принесли магнитофон, а мы пойдем заниматься делами, пожелайте нам удачи. -- Ни пуха ни пера! -- сказал Коста, подняв руку с сжатым кулаком, и они вышли из комнаты. Салим, не проронивший в комнате ни слова, в коридоре сказал: -- Пойдемте в спальню, я дам вам новую рубашку и галстук. -- О том, что произошло до его прихода, он не спрашивал. Когда Сенатор примерял к новой рубашке галстук, Миршаб неуверенно спросил: -- Не стоит ли нам остановиться, опасную игру мы с тобой затеяли, как бы не потерять того положения, что имеем? -- Ты, как всегда, прав, дорогой Салим. И дело опасное, и головы потерять можем. Но я сам себя загнал в угол и теперь не могу отступать. Единственное, что я могу тебе предложить, -- остаться здесь. -- Ты же знаешь, мы с тобой что нитка с иголкой, -- Салим Хасанович встал рядом и трогательно обнял старого товарища за плечи. -- Спасибо, -- сказал прокурор, глядя в зеркало, и оба невольно улыбнулись, но улыбка вышла грустной. Они прошли на веранду, где младшая сестренка Наргиз все еще заставляла стол закусками. Салим, извинившись, оставил его одного, пошел на кухню помогать хозяйке. Время торопило садиться за щедро накрытый дастархан, меньше чем через час должны нагрянуть сюда Беспалый с дружками, а многое еще предстояло обговорить наедине. Оставшись один, прокурор крепко пожалел о том, что предупредил владельцев белых "Жигулей" о грозящей им опасности. Этим он прежде всего обозначил себя, и не исключено, что сейчас у дома в старом городе поджидают его дружки Коста, люди Артура Александровича со странной кличкой Японец, которую прокурор уже не однажды слышал. Теперь, даже захоти он по какой-то причине избавиться от Коста, не получится, спрос будет только с него. И на суду том, в отличие от нашего, народного, не станешь юлить, лгать, изворачиваться, пользоваться лжесвидетелями; не поможет ни судья, ни адвокат, и телефонное право там не имеет силы, придется держать ответ по всей строгости и отвечать головой. Вот что значит необдуманно включить всего лишь прерывистый свет дальних фар. Выходит, основательно загнал себя в угол. Теперь при желании он никак не мог отступиться от налета на прокуратуру, правда, был ход, когда он представлял рискованный шаг самому Артуру Александровичу. А что он имел в этом случае? Конечно, на денежное вознаграждение они не поскупятся и за Коста, и за информацию, в каком кабинете находится кейс, -- можно считать, что тысяч сто уже в кармане. Но деньги его не волновали, ровно половину этой суммы на неделе принесет капитан Кудратов, а таких источников пруд пруди, повсюду тащат, куда ни кинь взор, и с прокурором поделятся, только пожелай. Нет, действительно, не в деньгах счастье, пословица народная, а народ, как правило, не ошибается. Ну, пожалуй, должностишку какую поприличнее можно у них выклянчить, не больше, -- размышлял он лихорадочно, но, как ни крути, ничего такого, о чем он мечтал, не предвиделось. Ах, как бы вертелись перед ним эти чванливые и с гонором господа, мечтающие занять кабинет на пятом этаже белоснежного здания на берегу Анхора, заполучи он дипломат! Распорядиться компроматом он сумеет, в этом Сенатор не сомневался. После разговора с Коста появился еще один жесткий вариант без выбора: дипломат в целости и сохранности следовало передать Артуру Александровичу и тем самым скромно, но с весомым паем вступить в некую могущественную корпорацию, чьи люди так бесцеремонно метят на место самого Рашидова. Хозяева, имеющие такой пай, автоматически определяют свое положение в структуре, прокурор знал это. Но ведь информация, хранящаяся в дипломате, она действительна не на один день, и при смене власти, как сегодня, да и в разных ситуациях, она вновь обретает ценность, даже спустя десятилетия, а значит, обладая тайной, владеешь положением, судьбами людей, -- мучился он сомнениями. Как ни крути, все возвращалось к мысли -- стать единственным хозяином таинственного кейса, иначе опять рядовой на всю жизнь, даже если и член некой могущественной подпольной организации. Но как выполнить задуманное? Как воплотить столь яркую и вожделенную мечту в реальность? Обхватив двумя руками голову, он понуро смотрел перед собой в одну точку, и как-то не вязался щедро накрытый стол, радовавший глаз и душу, от которого исходили манящие запахи, с его позой. Пожалуй, такая фотография имела бы под собой надпись: "Что бы это значило?", и ответ оказался бы непростым. Трудные вопросы и клонили его седеющую голову, и богатый дастархан не радовал, не слышал он ни запахов, ни ароматов, витавших в доме. Одно ему становилось очевидным -- следовало попытаться самому, без помощи Японца, добыть дипломат, а уж потом будет видно. Что я делю шкуру неубитого медведя, подумал он, и враз избавился от сомнений. Человек крайне эмоциональный, он легко возбуждался и так же быстро впадал в уныние, в пессимизм. Поэтому сестренка Наргиз, Мамлакат, удивилась, когда мрачный Сухроб-ака вдруг поднял голову, озорно улыбнулся ей и сказал неожиданно заговорщически: -- Давай, пока нет сестры, пропустим с тобой по бокалу шампанского, боюсь, когда она появится, тебе этого не позволят. -- Давайте, -- легко согласилась, засмеявшись, Мамлакат, ей нравился Сухроб-ака, от него зависел даже такой богатый и влиятельный человек, как Салим Хасанович, купивший сестре роскошный дом, от которого она приходила в восторг -- сад, бассейн, финская сауна. -- А вот и мы, -- на веранде появился Салим с Наргиз. Мамлакат едва успела сполоснуть бокалы и вернуть их на серебряный поднос рядом с ведерком для шампанского. Сестра любила порядок и к сервировке относилась с предельным вниманием, это в ней особенно ценил Салим-ака. Хозяйка дома поставила посреди стола большой ляган с горячей закуской: перепелки, фаршированные свежей бараньей печенью и курдючным салом. -- Ух! -- вырвалось вдруг у прокурора, и он сразу услышал все запахи и ароматы, исходившие от стола, особенно оценил сервировку, серебряные приборы и высокие изящные бокалы для шампанского. -- Ну, Наргиз -- волшебница! -- воскликнул он искренне и предложил тост за нее. Миршаб, десять минут назад оставивший шефа в глубоком раздумье, приятно удивился перемене его настроения, значит, надумал что-то толковое или отменил операцию, решил он и с радостью поднял бокал за хозяйку. Он не знал, как отнесется шеф к покупке дома для своей любовницы, оттого и тянул с сообщением, выходит, снята еще одна мучившая его проблема. Прежде чем приступить к перепелкам, прокурор спросил: -- А гостя не забыли? Жаль, если он не отведает коронного блюда Наргиз. -- Гость превыше всего, ему и магнитофон занесли, -- ответил за хозяйку дома Миршаб. С двумя десятками перепелок вчетвером справились быстро, от печеночной начинки тушки получились нежными, мягкими, хотя и жарились в кипящем оливковом масле, это совсем не то, что перепелки на вертеле. Когда женщины ушли за следующими горячими закусками, слоеной самсой с рублеными ребрышками молодого барашка и с курдючным салом матерого кучкара, мужчины на некоторое время остались одни за столом. И за двумя рюмками армянского коньяка, в отсутствии женщин, прокурор ввел помощника в курс дел второй части операции, опуская кое-какие детали. -- Теперь ты понимаешь, почему я не посвятил тебя сразу в свои планы. Мероприятие я затеял нешуточное, -- сказал он, видя, как побледнел помощник. -- Но отступать поздно, слишком велика цена дипломата, и нам не простят малодушия, остановки на полпути, -- пытался воодушевить однокашника прокурор. -- Понимаю, -- ответил Миршаб, -- если нас не пристрелит охрана в прокуратуре, то наверняка это сделает Коста, которого мы спасли от тюрьмы. -- Верно. Назад хода нет, -- спокойно, по-философски, как однажды за этот странный вечер, ответил Сенатор. Принесли пышущую жаром самсу, и запах баранины забил все другие ароматы, витавшие над богатым столом. Прокурор мельком глянул на часы и подумал, что Артем, по кличке Беспалый, как раз успеет с дружками к плову, главному блюду узбекского застолья. И плов Наргиз подавала не простой, а всегда из красного наманганского риса девзира, а мясо к нему Миршаб покупал только каракучкара, черного барана, оно особой калорийности, вот отчего не пьянеют мужчины за восточным дастарханом, хотя и тут потребляют не меньше, чем где-либо. Хозяйка дома, увидев, что гость тайком глянул на часы, и истолковав это по-своему, сказала: -- Я уже заложила рис, и минут через десять -- пятнадцать подам плов. Пожалуйста, налегайте на закуски, никто еще не притронулся ни к икре, ни к казы, а я так старалась... -- Спасибо, все очень вкусно, -- ответил с улыбкой гость, -- и плов кстати, сейчас к нам подъедут приятели, они уж точно сметут и икру, и китайские грибы сян-гу, и заливные, и холодные языки, так что не расстраивайся прежде времени. -- И он засмеялся, знал, что Салим не предупреждал ее о визите банды Беспалого. -- Что же вы мне раньше не сказали, -- всплеснула руками Наргиз, -- надо поставить приборы вашим друзьям, а то обидятся. -- И она выпорхнула из-за стола, поспешила ей на помощь и Мамлакат. -- Повезло тебе с Наргиз, и я одобряю твой щедрый подарок, она стоит таких затрат. Давай выпьем за нее, в этом доме, наверное, еще не раз будет отдыхать наша душа, -- сказал прочувственно прокурор, вконец успокаивая своего друга. Теперь Миршаб без сомнений был готов идти за ним в огонь и воду. Едва Наргиз успела расставить приборы для вновь прибывающих гостей, как раздался звонок у железных ворот -- Беспалый прибыл минута в минуту, и Сенатор отметил его пунктуальность. Точность, аккуратность, расчетливость прокурор ценил даже выше, чем смелость, риск, отчаянную храбрость, из опыта работы знал, что девяносто процентов преступников попадались именно из-за отсутствия этих трех первых качеств, таким людям он доверял больше всего. Встречать гостей в сад вышел и прокурор, он понимал, что такое установить контакт, когда идешь на столь опасное задание, сам и подвел их к столу. Ничто на нем не напоминало о том, что они уже начали трапезничать, и высокий гость лишний раз отметил способности и такт хозяйки дома. Кто знает уголовный мир по нашим книгам и фильмам хотя бы пятилетней давности, то его познания безнадежно устарели. Вряд ли в трех молодых мужчинах, тепло встреченных на дорожке у розария, кто-нибудь по внешнему виду мог заподозрить преступников: милые, обаятельные, на первый взгляд, хорошо воспитанные люди, прекрасно одетые, с неплохими манерами. Наргиз и Мамлакат и приняли их за таковых, впрочем, и о делах своих поклонников из прокуратуры они мало что знали, на Востоке женщин в дела не посвящают и на груди у любовниц о тяжелой жизни не исповедуются. Да и знай кто их ближе, мог бы сказать, что Сергей -- архитектор проектного института, коммунист, активный общественник, заядлый филателист, заботливый семьянин, причастен к другой, тайной жизни? Час назад по заданию Беспалого он угнал от ресторана "Зерафшан" "Жигули", причем машину своих знакомых, на ней они и приехали в загородный дом Наргиз. Другой, Погос, высокий, красивый, волоокий, таких женщины не оставляют без внимания, тоже член партии, служит в Министерстве сельского хозяйства, заведует отделом, по анкетам выглядит прилично. Сейчас как раз оформляет документы на круиз вокруг Европы, а туда, за кордон, у нас выпускают только достойных, особо доверенных. И деньги, что обещал ему Артем за ночную вылазку, были весьма кстати. Какая операция, что придется делать -- грабить, убивать, воровать, выколачивать из кого-то должок, украсть у должностного туза дитя -- он не спрашивал и даже не думал, знал, что Беспалый зря не позовет и по мелочи пачкаться не станет. Только третий, Артем, по кличке Беспалый, не был членом партии, не имел высшего образования, зато хранил память о двух сроках отбывания в тюрьме, работал сварщиком в системе "Пиво -- воды". На службе особенно в глаза не бросался, но здороваться с ним подбегал первым сам управляющий трестом, не говоря уж о начальниках рангом пониже. Ходила за ним и репутация человека с золотыми руками и светлой головой. Восстанавливал он и не поддающиеся ремонту импортные автоматы, холодильники, всякие поточные линии, установки для мороженого, иногда за мастерство его любовно называли -- Ювелир, но в миру он был больше известен как Беспалый. Кличку он привез с места первой отсидки в Караганде, там в драке, перехватив острую как бритва финку, и остался он без одного пальца. Поговаривали, что в сезон не меньше чем полсотни его личных автоматов с газированной водой работало день и ночь в самых горячих точках Ташкента: аэропортах, автовокзалах и на железной дороге. Теперь Беспалый копил деньги, чтобы купить пай в игорном бизнесе, как между собой дельцы называли комнаты игровых автоматов, заполнившие столицу. Ведя подобный образ жизни, Артем Парсегян нуждался в поддержке, особенно людей из правовой среды, поэтому он очень дорожил дружбой с прокурором и примчался на помощь своему покровителю по первому зову. Сухроб Ахмедович, представив ночных гостей хозяйке дома, широким жестом пригласил за дастархан. Прежде чем сесть за стол, Беспалый оглядел его из конца в конец и, не скрывая восторга, произнес: -- Я затрудняюсь, с чего начать, здесь настоящее поле чудес, и я даже вижу мой любимый салат из молодых ростков бамбука... -- Какие проблемы, дорогой Артем, я видел и для тебя заготовленную коробку в подвале... -- перебил Парсегяна помощник прокурора. -- Разве дело в подвале, Салим, все есть, такой умелой хозяйки не хватает, -- ответил Беспалый, сразу расположив к себе Наргиз. С приходом запоздалых гостей за столом сразу стало шумно, весело, празднично, оживилась и Мамлакат, прокурор заметил, как она смущается взглядов Погоса, наверное, так откровенно на нее не смотрел еще никто, но он не стал портить настроения инженеру, успеется, и смотрел тот, видимо, на женщин по привычке, не было в его глазах той живинки, страсти, которая отличает подлинный интерес, внимание; он, возможно, не отдавал себе отчета, что перед ним девушка восторженная, несмышленыш, он просто привык к своей неотразимости. Повеселела и Наргиз, ей нравилось, как молодые люди хвалили закуски, салаты, самсу, аппетит опоздавших к столу словно заразил остальных, и все снова дружно принялись за еду, не особенно налегая на спиртное, Беспалый не пил совсем. Вскоре Салим с хозяйкой дома подали плов в двух больших ляганах, перед тем как приступить к нему, пропустили еще по маленькой рюмке коньяка, как сказал Сенатор, по последней, после плова пить не рекомендуется, собравшиеся знали об этом. Когда подали целый поднос разноцветных чайников с зеленым чаем, Сухроб Ахмедович глянул на своего помощника, тот на Наргиз, и женщины незаметно исчезли из-за стола. Сенатор посмотрел на часы и сказал: -- Пора приступать к делу, ночь не резиновая. -- Мы к твоим услугам, шеф, и нет дела, с которым нельзя справиться за осеннюю ночь, будем пить прекрасный китайский напиток и внимательно слушать тебя, -- улыбнулся Беспалый, наливая подельщикам в пиалы чай, но те словно по команде отставили их в сторону, как только хозяин заговорил об операции. -- Начну не по-восточному. Сразу, без обиняков, по-русски говоря, с места в карьер, время все-таки торопит. -- Сенатор почему-то встал и говорил тихо, но внятно. -- Вначале экспозиция. В одной организации в сейфе лежит опечатанный дипломат. Что в нем? То, что интересует и вас, и нас -- деньги, драгоценности, они конфискованы в Джизакской области. -- Значит, есть там и жемчуг, армяне-репатрианты с Ближнего Востока весь сбывают его на родину Шарафа Рашидовича. -- Возможно, -- спокойно ответил Артему прокурор. Сам он к жемчугу был равнодушен, предпочитал бриллианты, к тому же знал, что в кейсе нет ни того, ни другого. Отвечая Беспалому, он мельком глянул на своего помощника, как тот среагировал на сообщение о деньгах и драгоценностях в дипломате. Миршаб, как и подобает мужчине, хранил спокойствие, понимая, что прокурор зачем-то решил блефовать. -- Операция непростая, с риском, но не сложнее и не опаснее, чем любая другая такого рода, надеюсь, результат оправдает нашу смелость. Как говоришь ты, Артем, кто не рискует, тот не пьет шампанское... Здание, где находится кейс, охраняется, но я его хорошо знаю, работал там когда-то и все рассчитал до мелочей, оттого подробности на месте. Ставки такие: половина ваша, половина наша с Салимом, идет? -- С условием, -- вмешался Беспалый, прокурор настороженно глянул на Парсегяна. -- Прежде чем делить, одно самое красивое и дорогое ювелирное изделие или жемчужное ожерелье подарим чудесной хозяйке дома, такой роскошный ужин, внимание стоят презента. -- Все дружно согласились с неожиданным предложением. -- На каком этаже находится сейф? -- спросил Парсегян. -- На втором. Комната безоконная, поэтому вначале проникнем в холл у лифта, окно там не зарешеченное. После нашего налета хватятся и примут настоящие меры безопасности и усилят охрану. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, так и у нас в стране. А какая разница где, здание всего-навсего четырехэтажное, это ведь не Нью-Йорк -- ограбление на пятидесятом или восьмидесятом этаже... А почему, Артем, тебя волнует этаж? -- встревожился прокурор, зная, что Беспалый просто так вопросов не задает. -- Да третий день что-то сводит правую ногу, оттого сам за рулем не езжу, возят, боюсь, вдруг прихватит в тот момент, когда придется жать на тормоза. Сказываются бетонные полы штрафного изолятора, первый срок по молодости я оттуда почти не вылазил, дрался с лагерными паханами насмерть, требуя к себе уважения, там за красивые глаза ничего не уступают. -- Да, жаль, конечно, надеемся, пронесет. А на будущее рекомендую слетать на родоновые источники Ходжа-Оби-Гарма. Это на Памире, в Варзобском ущелье, забудешь про свои радикулиты-артриты. Но на всякий случай скажи, смогут Сергей или Погос вскрыть сейф, если с тобой что случится? -- Вряд ли, -- сказал неуверенно Беспалый и посмотрел на своих компаньонов. -- Что же вы так, кругом в стране растут комплексные бригады, все совмещают профессии, а у вас непорядок, -- вступил в разговор помощник, и все невольно рассмеялись. -- А нельзя ли кого подключить в счет вашей доли, куш все-таки нешуточный? -- спросил Сенатор. -- Понятно, что в счет нашей, вы тут ни при чем, -- задумался Беспалый, потом после тягостной паузы сказал: -- Есть один парень, не наш, он из Ростова, полгода как освободился, кликуха Кощей, одни кости да наколки, но ас, рекомендовали авторитетные люди. Он никогда не был в Ташкенте, захотел наши края посмотреть, погреться, да и фруктов, как он говорит, хоть раз в жизни досыта наесться, в тюрьме с витаминами туго, а он провел там треть жизни. -- А он сидел с тобой или с кем из ташкентских? -- спросил прокурор, у него уже созрела идея в отношении Кощея. -- Нет, ни со мной, ни с другими ташкентскими он срок не тянул, просто позвонили друзья, сказали, примите на пару недель человека, пусть отдохнет, дело обычное. И насчет дела намекнули, мол, если подвернется, лучше Кощея взломщика не найти. -- Идет, Кощей так Кощей, только не оказался бы он в этот час в стельку пьян или обкурен, -- поостерегся прокурор, -- отдыхает же человек... -- Нет, он свое уже отпил, нутро не принимает, оттого на фрукты прилетел. Сейчас он в форме, как раз в карты катает по-крупному. -- Прекрасно, тогда по машинам. Артем садится ко мне, и мы забираем по пути к себе ростовского любителя фруктов, а все остальные в краденые "Жигули" к Погосу. Если тормознет ГАИ, спокойно остановитесь, Салим скажет, что у прокуратуры кто-то оставил угнанную машину, а вы, мол, доставляете ее хозяину, Сергей назовет адрес и фамилию своих приятелей, эти данные будут и у постового, в таком случае после операции придется доставить транспорт владельцу. Отъехав на приличное расстояние, прокурор спросил: -- Инструмент в норме, все прихватил? Придется минут на двадцать погасить свет, электрическое хозяйство там у забора, лучше не придумаешь. -- Все в порядке. За то время, что мы с вами не виделись, я заполучил западногерманское, да еще и комплект шведского ручного и электрического инструмента. Фантазия, какая сталь, какие режущие возможности, где же наши Круппы и Золингены? -- Не мешало бы и мне дома, в хозяйстве, приличный набор иметь, -- сказал прокурор, он действительно был неравнодушен к хорошему инструменту, -- нельзя ли и мне достать? -- Скоро не обещаю, но путь подскажу. Я заказал по каталогу одному человеку, регулярно бывающему за кордоном, у вас таких знакомых больше, чем у меня. -- Что ж, это идея, спасибо. Непременно воспользуюсь советом. Въехали на Луначарское шоссе, и, хотя Парсегян не назвал адреса, прокурор догадался, где находится Кощей, он знал почти все катраны в городе, а в этом, рядом с правительственной резиденцией, действительно играли по-крупному, и содержал его человек известный, всякого он на порог не пускал. Что ж, если Кощей засветился в самом дорогом катране Ташкента, Сенатора это вполне устраивало, след от татуированного ростовчанина должен остаться ясный. Приехали туда, куда и предполагал прокурор. Когда Беспалый хотел выйти из машины, прокурор удержал его. -- Нет, только не ты, тебя в этот вечер не должны здесь видеть, -- сказал он вполне резонно, хотя вложил в предупреждение прежде всего свой интерес. -- Пусть зайдет туда этот красавчик Погос. К Кощею не подходить, научи его подать знак, чтобы тот непременно вышел. Пусть у кого-нибудь стрельнет сотню-другую, это будет его алиби на всякий случай, -- опять говоря справедливо, он преследовал свои цели. Минут через семь из ворот огромного двухэтажного загородного дома вышел, озираясь по сторонам, франтоватого вида худой мужчина. -- А вот и Кощей, -- сказал Артем и поспешил из машины. Они о чем-то долго спорили, Кощей при этом нервно жестикулировал, и Сенатор подумал, что ростовчанин то ли крупно выигрывает, то ли крупно проигрывает, прокурора устраивало последнее, в таком случае он оказался бы покладистее. Погос не показывался, видно, неохотно давали ему взаймы, зная его замашки. "Денег не дают, но какое надежное алиби сколачивает", -- съехидничал прокурор. И в эту минуту Акрамходжаев профессионально подумал, вот если бы Погос или Сергей влипли по одному делу с Беспалым, они бы никогда не показали на Артема, взяли все на себя. Ибо показать на вора в законе равносильно смерти, если и признают сей факт на каком-то этапе следствия, на очной ставке или же на суде откажутся все равно. А ведь наши теоретики-законники даже не учитывают такого сложившегося положения, а оно сплошь и рядом, почти в каждом деле. В тюрьму отправляется всякая шушера, а люди, подобные Беспалому, обретя опыт и положение, больше никогда. А умники-депутаты сидят в своих креслах и строчат законы, давно не владея ситуацией в преступной среде, меняющейся с каждым днем, а мы вынуждены отправлять в тюрьму второй эшелон мелких исполнителей, хотя виновные продолжают пить шампанское и готовить очередное преступление, зло подумал прокурор о наших законодателях. Он часто забывал, когда и кто он есть на самом деле, путался, ощущая себя сыщиком и вором одновременно, боялся одного, чтобы на каком-нибудь крупном совещании в прокуратуре не брякнуть чего-нибудь такого, что явно выдало бы его с головой. Задумавшись о несовершенстве закона, запутавшегося между реальностью и теорией, при вечной оглядке и ссылке на судопроизводство и право развитых западных стран, без учета, что наша жизнь ни по каким параметрам не может сравниться с их, разве что мы такие же двуногие, прокурор не заметил, как на заднее сиденье шумно ввалились Беспалый с Кощеем. -- Что-то у тебя водила больно важный, -- хлопнул костлявой татуированной рукой взломщик прокурора по плечу. -- Оставь человека в покое, а лучше скажи дяде здравствуй, он не любит фамильярного обращения, -- сказал довольный Артем, видимо, долго пришлось уламывать гастролера. -- Ну вот, снял из игры, когда масть шла, неизвестно, что я с вами иметь буду, а штук пять мимо меня сейчас проехало, и при этом еще и вежливость требуют, откуда она появится, если из пасти деньги рвут. -- Заглохни, Кощей, хозяин действительно подумает, нашел какого-то балобола, а я тебя рекомендовал... -- Артем сказал без нажима, но Кощей сразу притих, приосанился, дошло до него, что не Беспалый сегодня главный, а этот за рулем. -- Да будет вам, ребята, после катрана с его хохмочками нелегко вписаться, вы словно шпионы важные, детективов по видику насмотрелись, что ли? -- сказал Кощей примирительно. -- Посмотри, пожалуйста, внимательно по карманам, нет ли каких документов с собой, не дай бог случайно выпадут, -- спросил предусмотрительно прокурор. -- Я ведь на дело не собирался, ксива с собой. -- И гость протянул Артему новенький паспорт. -- Еще билет на Ростов есть, -- добавил он, шаря по карманам, -- я дома туда и обратно купил сразу. -- Бог с ним, с билетом, он не выпадет, -- сказал небрежно человек за рулем, он очень хотел, чтобы билет остался в кармане. Подъезжая к площади Пушкина, Акрамходжаев мельком глянул на часы: все шло по задуманному графику. Прокурор был убежден, что самое лучшее время для преступлений промежуток между тремя и четырьмя ночи, этот час он высчитал давно, проанализировав сотни дел, да и на практике убедился. Время подходило к трем, до цели осталось пять-семь минут езды. Как только они въехали в переулок за старым роддомом, территорией, примыкавшей ко двору прокуратуры, Беспалый засуетился, он догадался, куда они приехали, но вслух говорить ничего не стал. Как только они вышли из машины, он произнес: -- Сухроб, это же республиканская Прокуратура! -- Ну и что, -- спокойно ответил прокурор, -- уголовный кодекс не учитывает разницы ограбления банка и прокуратуры. -- Но все же... -- с сомнением, нерешительно ответил Беспалый, -- такого налета я еще не совершал. -- Вот и прекрасно, появится новый опыт, впрочем, ты, наверное, догадываешься, что и они не готовы к встрече с нами, та