вартиру ИТТ, которую возглавлял Роберт Воглер, работавший во время войны в американской разведке. Москва знала, что Сандерс был капитаном британской секретной службы. Именно этот человек и проводил Бэна и Воглера до венгерской границы, когда те отправились в Будапешт для того, чтобы поставить "дымовую завесу", которая не могла не насторожить русских. Именно он постоянно звонил к ним из Вены и вел весьма двусмысленные разговоры, полагая, что такого рода контакты зубров ИТТ вполне могут быть контролируемы, ибо Бэн нигде и никогда не скрывал своего негативного отношения к коммунистам, пришедшим к власти в Будапеште. Бэн часто вспоминал слова Даллеса: "Вы - начните, пусть дядя Джо продолжает; спровоцировать нужное нам действие порой значит больше, чем выигранное сражение; в битве мы теряем своих солдат; в том, что следует затем, когда расцвела ядовитая роза подозрительности, потери несет противник". Он дивился математической точности Даллеса: прибыл в Будапешт в те дни, когда коммунистическая пресса начала комментировать статью Джона Фостера Даллеса в "Лайфе". Он сразу же почувствовал, что на удар, нанесенный Вашингтоном самим фактом его прилета, здесь сумеют ответить. Вопрос заключался лишь в том: когда и каким образом? "САМОЕ ГЛАВНОЕ - ЭТО ПЛАН" (Асунсьон, ноябрь сорок шестого) __________________________________________________________________________ Роумэн недоумевал: второй день он приходил на главную почту Асунсьона, но Брунна (все-таки "Брунн" к Штирлицу п р и л и п; есть имена, которые ложатся на человека даже лучше, чем то, под которым он жил раньше) не было. Разболтанный "Фордик", который Роумэн взял в посольстве (уехал экономический советник, автомобиль стоял безнадзорный около его дома со спущенным передним скатом), заводился с трудом, мотор, содрогаясь, ноюще стонал, словно страдал хроническим запором. Роумэн с тревогой смотрел на приборный щиток: стрелки давления масла в двигателе то и дело зашкаливало. Как можно успевать по делам, связанным с экономическими вопросами, на таком драндулете?! Ну и советник, ну и работничек, а в неудачах, конечно, винит красных; на себя бы оборотился, в таком "Форде" только на похороны ездить, а не дела вертеть. - За вами смотрят, - услышал он тихий голос, - оторвитесь и поезжайте на индейский рынок, я там вас найду... Роумэн не сразу поднял голову от щитка, узнав голос Брунна, почувствовал, как ухнуло сердце, словно пришел на свидание к женщине. Отсчитав про себя "семь" (красивая цифра - при лебединой грации в ней еще сокрыта некая особая надежность), посмотрел на улицу: сумасшествие какое-то, никого нет. А почему он должен был идти вперед? Удивился своей заторможенности, перевел взгляд на зеркальце: изящно одетый мужчина в легком сером костюме неторопливо шел через дорогу, обогнув машину, - Штирлиц. "Кто за мной смотрит, - недоумевал Роумэн. - Не может этого быть. Если даже и смотрят, то за ним, поскольку в самолете с ним случилось нечто серьезное; да, но он сказал, что смотрят за мной, - странно". Мотор, наконец, с х в а т и л. Роумэн нажал на акселератор, тронув "Форд" так, что заскрипели покрышки и образовалось легкое голубоватое облачко, повисшее за машиной; оно висело в воздухе, словно грозовые облака в небе, пока Роумэн не завернул за угол. "Х в о с т а" не было. Он притормозил машину. "Ну, давайте, мальчики, - подумал Роумэн, - я подожду вас, пристраивайтесь". Улица была по-прежнему пустынной, лишь проехали два красиво расписанных экипажа. "Типично испанский стиль, девять тысяч миль от Севильи, а поди ж ты, что значит конкистадорство". Если за мной смотрят, "хвост" должен быть непременно, они же не знают ни того человека, с кем я должен встретиться, ни того места, где назначен контакт. Хорошо, а если они знают и Брунна, и то место, где мы увидимся? Они подхватят нас там. Но от кого они могут узнать место встречи? От Брунна?" Асунсьон был мало похож на столицу, разве что самый центр, несущий в себе неистребимые следы испанского стиля: громадное здание почты, столь же помпезный, с громадными колоннами парламент, несколько домов, построенных в конце тридцатых годов, - вот и все. Остальной город - особняки, утопающие в зелени за высокими металлическими заборами, и лачуги индейцев - этих куда больше. А уж окраины сплошь состояли из развалюг, сколоченных из листов старой фанеры, картона и тоненьких щепочек; ни водопровода, ни электричества; смрад, мухи, голые детишки, играющие в пыли; коленные чашечки распухли, ручонки тоненькие - рахит. Рынок, который здесь называли индейским, примыкал к старому м е р к а д о'; продавали лекарственные травы, чай матэ, листья и зеленые катышки коки - положишь под язык, прибавится силы, можешь легко одолеть подъем в гору; торговцы, привозившие сюда этот полунаркотик из Перу, знали в нем толк, торговля шла бойко, не зря "гринго" делают из этих листьев кока-колу, они денег на ветер не бросают. Продавали здесь глиняные статуэтки, как правило, Сан Мартин на коне в сомбреро и пончо, заброшенным за спину, Симон Боливар возле стяга, раскрашенного желто-голубой краской; солнце похоже на лицо индейца, такое же скуластое, крепко скроенное, и глаза-щелочки; легкие сандалеты - кусок кожи и два шнурка; сумки - как разноцветные хурджины, так и дорогие, из змеиной кожи; седла, отделанные серебром; вязаные многоцветные шапочки; красно-сине-белые опахала; коренья диковинных деревьев, обладающие лечебной силой; игральные кости и кожаные стаканчики для покера; пряности из сельвы; вяленое мясо в кожаных мешочках. Чего тут только не было, бог ты мой! _______________ ' М е р к а д о - рынок (исп.). Гомон был постоянным, он образовывал устойчивый гул, напоминавший чем-то тот, который на рассвете был слышен в Игуасу, когда Шиббл и Штирлиц проезжали мимо громадных, почти как Ниагарские, водопадов, только в предрассветье не было зыбкой радуги; раскаленное бесцветное небо, и солнце бесцветное, духота. Роумэн шел по рынку, разглядывая товары, купил статуэтку Карла Маркса с трубкой мира во рту. Подарить бы такое сенатору Маккарти - немедленный инфаркт миокарда. Он не оглядывался, зная, что вот-вот Штирлиц подойдет к нему сзади, и почему-то был совершенно уверен, что тот попросит его не оборачиваться и назовет новое место встречи, обязательно ночью, где-нибудь среди шума и многолюдья. "Здесь нет такого места, - возразил он себе, - деревня; и попугаи спать не дают, дразнятся всю ночь; надо будет купить какого-нибудь говоруна Крис, ей понравится, конопушке, как там она, человечек?" - Слушайте, - услыхал он голос Штирлица; тот стоял у него за спиной и разглядывал деревянную маску, сделанную из белого ствола пальмы, - за вами тут тоже топает высокий, крепкий парень, стриженный бобриком, в сером костюме; глаза маленькие, нос боксерский; он вышел за вами из самолета. Меняет его, как мне кажется, девка, похожа на здешнюю, в белом платьице с большим хурджином на боку; а парень постоянно ходит с портфелем свиной кожи, довольно толстым, в таких таскают разобранные автоматы, по облику - американец. - Спасибо, - не оборачиваясь, сказал Роумэн. - Любимую высвободили? - Да. - Где она? - Миссис Роумэн в Штатах. Вы убеждены, что за мной ходят? - Да. - Вы больше не прихрамываете... Что, это был камуфляж? Штирлиц не смог скрыть улыбки, в чем-то даже по-мальчишески тщеславной: - Заметили в зеркальце? - Да. - Это поразительная история, расскажу... Поболтаем здесь, пока ваш паренек не подвалил к нам? Или встретимся позже? - За мной не было машины, я проверился. Все это довольно странно. - Я очень рад видеть вас, Роумэн. - Как ни странно, я тоже. - Я вас подхватил в аэропорту, как только вы прилетели. Очень ждал. Постарайтесь вспомнить, фамилия Викель из лиссабонского ИТТ вам ни о чем не говорит? - Нечего вспоминать, Португалия - не моя епархия. - А Ригельт, штурмбанфюрер Ригельт, ничего о нем не знаете? - Нет... А почему бы нам не поговорить в машине? Если увидим "хвост", я смогу оторваться, да и вы не ковыляете больше, уйдете через проходные дворы, заборы-то соломенные, нырк - и нет! - Идите первым, только попробуйте поскорее завести мотор, - Штирлиц усмехнулся, - тогда я к вам и сяду. Поезжайте к реке, в случае чего - легко оторваться, дорога довольно широкая, преследование заметно, есть хорошие повороты в район порта. На всякий случай, я остановился на калле' Менендес Пелайо, семь, ателье художника Бенитеса. К вам в "Эксельсиор" идти нет резона. Телефон ваш знаю, позвоню два раза, опущу трубку - значит, что-то экстренное; на почте, если "хвоста" ну будет, впрыгну в машину. _______________ ' К а л л е (исп.) - улица; аргентинцы произносят "кажже" - В машине не могли сказать? - Роумэн, не оборачиваясь пожал плечами. - Что-то слишком уж вы конспирируете. Странно, что за мной топают, неужели в а ш и? Они дошли до машины: Роумэн - впереди, а Штирлиц, то и дело задерживаясь у прилавков, - следом. Рядом с "Фордом" никакой машины не было; в другом конце улицы в моторе разбитого "Джипа" без левого крыла копался парагваец в белых шортах и сандалетах на босу ногу. Машина экономического советника, постонав, сколько и было положено, наконец завелась, и снова в дрожащем, слоистом воздухе повисло бело-голубое облачко, цветом похожее на грозовую тучу. Штирлиц быстро сел рядом с Роумэном и сразу же включил радио. Звука не было - мертво. - Чья машина? - спросил Штирлиц. - Нашего парня из посольства. Разгильдяй чертов! Не автомобиль, а катафалк, хотя набирает здорово, с места, словно двигатель форсированный... Ну, рассказывайте, старина, сзади чисто, мы одни. Штирлиц опустился к радиоприемнику, пошарил в приборном щитке, нащупал что-то, жестом попросил Роумэна припарковаться; тот, недоумевая, притормозил возле обочины. Мальчишки, стоявшие до этого кругом и рассчитывавшие друг друга на игру, - как и во всем мире: "квинтер-финтер-жаба, энэ-бэнэ-раба", - бросились к машине; в этом районе автомобиль был диковиной, а в центр их, рваных и босоногих, не очень-то пускала полиция. Штирлиц уцепил пальцами проводок, присмотрелся - в отличие от других, запыленных и промасленных, - новенький; потянул его на себя, приподнял коврик, перегнулся через спинку кресла, вылез из машины, извиняюще улыбнувшись мальчуганам, которые сразу же что-то закричали про "гринго", открыл заднюю дверь, приподнял сиденье, заглянул туда, запустил руку, вытащил маленький микрофон, выдернул из него шнур, что шел к приборной доске, и бросил ш т у к у Роумэну. - Вот почему они не сидели у вас на "хвосте", - сказал Штирлиц. - Ну, мудрецы ребята. Это в а ш и, Пол, это - не м о и, слишком уж современная штука. В рейхе таких не делали, закупали через Швейцарию у полковника Бэна. Теперь они засуетятся, так что давайте, жмите по второй дороге, я покажу, там есть съезд к реке, черт не найдет, и славный ресторанчик, подъезд просматривается со всех сторон и к тому же дают сказочную рыбу. - Ну, вы и дьявол, - заметил Роумэн, косясь на крошечный микрофон с небольшим динамиком, - я бы никогда не додумался. - Что, вас такой аппаратурой не снабжали в Мадриде? - Нет. Я слышал про опытную партию, обещали, но, говорят, все загнали в Москву и Восточную Европу, там нужней. Значит, действительно, нас т о п ч у т мои, Брунн. Вы правы. А если все-таки в а ш и, значит, они так влезли в Штаты, что можно только диву даваться, грань государственной измены... Ладно, это тема для размышлений, когда я останусь один. Пока рассказывайте, что случилось. ...Выслушав Штирлица, он спросил: - Ваша версия? - Как вам сказать... Более всего меня, как ни странно, потряс Шиббл. Почему и он с Ригельтом? Каков смысл? Ведь он англичанин! Резон? Вы можете объяснить? - Не могу. - Занятно, нет? - В высшей мере. Ригельта описать сможете? - А я его нарисовал. Вам же приглянулась моя живопись у Клаудии... Вот, держите. Роумэн глянул на кусок картона: портрет был выполнен в цвете: - Тут и краски продают, в этой дыре? - Нет. Их привозит из Лимы мой квартиродатель дон Бенитес. Паспорт сможете достать? - Смогу. Но он будет засвеченным, вас с ним щ е л к н у т на любой границе. Видимо, когда я попрошу об этом, мне дадут именно такой паспорт. Впрочем, можно рискнуть: я вам отдам свой, на сливочном масле, а себе возьму тот, который приготовят в здешней резидентуре... Букву "Р" легко исправите на "Б", "о" на "а" - мистер Баумэн, весьма далеко от Роумэна, ничего, пострадаете с неблагозвучной фамилией Баумэн, главное - будет надежно. Роумэн глянул в зеркальце: дорога была совершенно пустынной. - Направо, - сказал Штирлиц. - А потом резко налево и вниз, к набережной. - Хорошо. - Так вам эта морда, - Штирлиц кивнул на портрет Ригельта, - не встречалась? - По-моему, нет. Погодите, когда остановимся, я разгляжу получше. Долго до места? - С милю. Вы говорили, Спарк работал в Лиссабоне. Он его не может знать? - Спросим, - ответил Роумэн и с трудом сдержался, чтобы не сказать вслух то, что он сейчас думал про Макайра: "Ну, сукин сын, а!? Но как работает, стервец! Прямо по-бульдожьи! Только зачем я ему? Чем интересен? Ставить за мной "хвост", тратить уйму денег на перелеты, это ж надо пробить через финансовое управление - огромные траты, на это редко идут наши скупердяи, зачем все это?!" - Хорошо бы поскорее, - сказал Штирлиц. - Тут налево, видите, соломенные крыши, это и есть "Пескадор", встаньте за забором, сверху машину не будет видно. - Ладно. Валяйте, слушаю вас. - Ригельт был адъютантом штандартенфюрера Скорцени, вот в чем дело. - Человека со шрамом? - Да. - С какого года? - Думаю, с сорок второго. Хотя вопрос ваш застал меня врасплох, говоря откровенно. Почему вас интересует год? - Потому что Скорцени принимал участие в расстреле полковника Штауфенберга и других генералов, участвовавших в покушении на Гитлера. Их убили за пятнадцать минут перед тем, как приехал Геббельс, он должен был лично допросить их, пока в Берлин летел Гиммлер. Кому-то было важно убрать заговорщиков до беседы с Геббельсом. Кому? Нас это интересует по сию пору. Мы до сих пор ищем следы. Значит, если в сорок четвертом Ригельт был со Скорцени, у нас в архивах есть на него материалы. - Это интересно, Пол. На этом его можно сломать. А если мы его сломим на этом, прижав архивными документами, он отдаст нам имя того человека, который сказал ему, что вы посадили меня на испанский самолет, успел зарезервировать ему место на тот же рейс, сделать визу, снабдить деньгами и снотворным, - бутылка была закупорена на фабрике, значит, у них есть склад такого рода п р и с п о с о б л е н и й... А если он назовет нам имя этого могущественного, судя по всему, человека, тогда дело прояснится, мы поймем, кто есть кто... - "Мы" поймем, - усмехнулся Роумэн и затормозил. - Пошли есть рыбу, доктор. Кто это "мы"? Обручение секретных служб Америки и России? - В борьбе против нацистской цепи, - улыбнулся Штирлиц. - Почему бы нет? Ведь мы союзники, а не враги, если, впрочем, согласиться с версией, что я действительно представляю русскую секретную службу... Жареную рыбу будете? Или вареную? - Да ничего я не буду, - поморщился Роумэн. - Я буду пить минеральную воду. - Здесь это очень дорого. Лучше закажите сок, очень легкий, зеленоватый, освежает... Ну, и, конечно, н а с не может не интересовать этот лондонский журналист Мигель. Кто дал ему материалы на "Стиглиса"? Или "Бользена", это уж как угодно. Кто? Смысл? Интересно, нет? Там тоже потянется цепь, и она приведет к тому, кто дергает веревочки, сообщая нужные телодвижения куклам. - Послушайте, - сев за столик, стоявший почти у самого берега, спросил Роумэн, - а как вы оцените то, что Гаузнера шлепнули в моем доме? Это по правилам? Или так Гиммлер не действовал - слишком уж рискованно? - Вы можете рассказать мне - желательно по минутам - все, что там происходило? Роумэн достал пачку неизменных "Лаки страйк", заказал подошедшему официанту ("Спит на ходу, неудивительно, что живут в нищете, поворачиваться надо, а не мух считать, тогда нищих не будет") стакан сока и кофе, Штирлиц попросил себе чашку матэ и взглядом спросил у Роумэна разрешения взять его сигарету; тот кивнул и начал неторопливо, подолгу обдумывая каждое слово, вспоминать все, что случилось в Мадриде. - Это очень странное дело, - сказал Штирлиц, выслушав рассказ Роумэна. - По почерку похоже на стиль Шелленберга, мой шеф любил внешние эффекты, полагал, что это сокрушающе действует на вербуемого. Но шлепать Гаузнера в вашем доме, шлепать лишь для того, чтобы получить у вас бумажку, да еще при этом открыто выражать вам сочувствие... Черт его знает, это дело нужно очень тщательно обмозговать... Подробности, Пол, мне нужны подробности, самые незначительные, пустые, фасон туфель Пепе, его манера прикуривать, расцветка галстука, стрижка, запах духов... - Мне казалось, что от него разило козлом, - усмехнулся Роумэн. - Только после того, как он ушел, я понял, что это от меня самого разило потом, я очень потею, когда пугаюсь чего-то... "Он не играл и не играет, - подумал Штирлиц, - так может говорить только искренний человек; если все же он играет со мной, то есть против меня, можно считать, что я уже проиграл партию, он значительно сильнее". - Что касается запахов, - усмехнулся Штирлиц, - то надо обращаться к штурмбанфюреру СС фон Голесофф, он различал нюансы, мог сказать, из каких трав нагнали мед, с каких угодий - горы или равнина, Альпы или, наоборот, Тюрингия. Все "Шанели" различал по номерам и составлял психологический портрет женщины, которая интересовала Шелленберга, по ароматам, какие хранил ее бельевой шкаф; довольно любопытно, нет? - Следы надо искать в Мюнхене, - хмуро заметил Роумэн. - Почему именно в Мюнхене? - У нас в Америке пока еще привлекают к суду за клевету и диффамацию, надо быть очень осторожным с обвинением кого-либо в чем-то... Объясню позже. - Кого намерены обвинить? - Я же сказал: объясню позже, когда и е с л и соберу достаточно документов, которые можно квалифицировать как улики. Неопровержимые улики... Этот Пепе... Понимаете, Крис... миссис Роумэн сказала, что глаза его были полны сострадания, когда он наблюдал за тем, как ее мучил какой-то немец... Неизвестный мне немец... Как он задавал ей гнусные вопросы, упивался ожиданием ответа... Женщина чувствует острее нас, Кр... миссис Роумэн - особенно. - Вам приятно называть жену именно миссис Роумэн? - спросил Штирлиц. - Или - так надо? - Не знаю... Она как спасательный круг в шторме... Мне приятно сознавать, что она и я - одно целое. А вообще не суйте свой нос не в свое дело. Спрашиваю - отвечайте. И все. Ясно? - Я теперь стал сильный. Пол, выздоровел. Врежу в ухо - только пятки засверкают. - Это как? - усмехнулся Роумэн. - Очень просто. Опрокинетесь на спину, а каблуки ваших туфель, скрывающие розовые пятки, на какой-то миг окажутся у меня перед глазами; когда противник повержен - в глазах высверкивает от радости. Ответ понятен, нет? - Вполне. Но ваше смешное выражение напоминает перевод поговорки. Чьей только? - Как это чьей? - удивился Штирлиц. - Конечно, русской... Ладно, давайте дальше про Пепе и миссис Роумэн... - Черт с вами, называйте мою жену Крис... Мне вообще-то неприятно, когда ее так называет кто бы то ни было, кроме меня. - Разъяснением удовлетворен, - улыбнулся Штирлиц. - Так вот, доктор, у меня создалось впечатление, что этот самый Пепе прилетел из Штатов... У него есть акцент, едва угадываемый акцент, но я убежден, что это отнюдь не ваш немецкий. И не испанский. - Итальянский? - К этому я и веду. - Мафия? - А почему бы и нет? - Ваши службы используют мафию? - Нет, - ответил Роумэн; задумавшись на мгновение, поправил себя: - Скажем лучше так, что мне это неизвестно. - Шелленберг считал, что ваши люди из ОСС контактировали с мафией в Сицилии... В сорок третьем... Нет? - Этого не может быть. У нас была информация, что ряд мафиози был завязан на Муссолини... Мы бы не стали иметь с ними дело, это против правил. Штирлиц внимательно посмотрел на Роумэна, потом рассмеялся: - Вы мучительно боретесь с самим собой: верить мне или нет. Пол. Вы ответили, как дилетант... По поводу "правил"... Что, использование Гаузнера - это по правилам? Или этого самого таинственного генерала Верена. Ладно, у вас будет время еще и еще раз подумать о моих словах... Лицо Пепе никогда и нигде вам не встречалось? Убеждены? - Убежден. - Крис описывала вам того мерзавца, который с ней работал в его присутствии? - Садист... - Они все садисты... Они считали себя рыцарями национал-социализма, которым надо переступать через самих себя, через сентиментальность и сострадание во имя третьего рейха... Это был очень сложный комплекс. Пол. Они плакали над больным котенком, которого замечали в развалинах после бомбежек, и спокойно наблюдали за тем, как на снегу замерзал лауреат Нобелевской премии фон Осецки; ведь он посмел выступить вместе с Тельманом против наци, чего ж его жалеть, сорняк, необходимо выполоть. Жестоко, конечно, но ведь это делается во имя здоровья нации... Вот такая штука. Пол... - Она не могла мне описать его, доктор... Я не смел просить ее, вы, надеюсь, понимаете состояние женщины... - Я понимаю... Можете достать фотографии людей из центрального штаба гестапо? - Думаю - да. - Это замечательно. Можете достать фотографии людей НСДАП, работавших в Австрии до аншлюса? - Их же были сотни тысяч... - Значительно меньше. Меня интересуют люди гестапо и СС, типа Скорцени и его группы, Кальтенбруннера и его окружения, Эйхмана и его приближенных... Кальтенбруннера повесили, Эйхман скрылся, Скорцени получает на завтрак поредж со сливками в вашем лагере, судом не пахнет... Австрийские наци были совершенно особыми, они были вхожи в рейхсканцелярию, фюрер был неравнодушен к австрийцам, как-никак своя кровь... - Вы хотите, чтобы я показал Кристе все фотографии и попросил ее опознать того мерзавца? - Да. А если вы сможете найти какие-то материалы по поводу мафии... Если информация Шелленберга не была липой, если Донован или Даллес действительно пытались использовать с и н д и к а т' в своих целях, - в общем-то, не сердитесь. Пол, это по правилам, по и х правилам, - тогда мы сможем выйти на Пепе. _______________ ' С и н д и к а т (жарг.) - мафия. - Но если это случится, хотя, ясное дело, все это чертовски трудно, тогда, значит, существует государство в государстве, доктор... Вы хотите в этом убедиться? - Лучше бы этого не было. Пол. - Я тоже так считаю. - Может, тогда и не искать? - Не провоцируйте меня. Сверкнут ваши ноги. - Пятки, - поправил Штирлиц. - Если уж цитируете, то делайте это грамотно... - Сидят два человека разных национальностей на берегу мутной реки и говорят об ужасах... Ваша настоящая фамилия, доктор, как звучит? - Красиво. - Я хочу конкретики... - Перестаньте, Пол... Вы прекрасно обо всем догадывались, только поэтому и решились поверить мне... В определенной, понятно, мере... Во время войны был полковником русской разведки... Был внедрен к Шелленбергу... Да, по документам штандартенфюрера Штирлица, все верно... Против Даллеса и обергруппенфюрера СС Вольфа я работал под фамилией Бользена. В этой работе мне помогала, в частности, Дагмар Фрайтаг. За это ее убили, повесив на меня д е л о. И Рубенау тоже убили... Это сложная и малопонятная история, почему Мюллер поступил именно так... Темная история, которая была, как это ни странно, спланирована впрок, загодя, на сегодняшний день. Зачем? Вот чего я не могу понять... - Почему вы не пришли в свое представительство и не сказали, кто вы? - Назвали бы мне адрес нашего представительства в Мадриде - пошел бы. - Отчего вы не предприняли попыток уйти во Францию? Сесть на пароход? - Я встал на ноги всего как полгода... То есть смог передвигаться без костыля и палки... У меня был задет позвоночник, вот в чем штука... Семь пуль... Я еще ковылял, когда Черчилль выступил в Фултоне, Пол... И потом - на какие деньги я мог рискнуть идти через границу во Францию? У меня даже на автобус не хватало, чтобы доехать до Сеговии... Мне давали на кофе, булку и кусок сыра. Это все. Меня разрабатывали, я был так или иначе обречен, они бы - те, кто верен Мюллеру, - вычислили меня до конца... Если бы я пришел в ваше посольство и сказал, что я из русской разведки, имя и звание такое-то, член партии коммунистов... Вы бы устроили мне бегство из Испании? - Вас бы начали проверять. - Верно. Это и приблизило бы мой конец. Вспомните Эйслера и Брехта... - Это был амок, доктор... Произнесите еще раз ваше имя... - Максим. - Макс по-немецки. По-испански Максимо... Словно бы вам загодя придумывали имя для работы в Германии и Испании... - Не считайте разведку всемогущей, Пол. - Не буду, Максим... Так вот, Маккарти успокоился, Америка была шокирована, это все сойдет на нет, мы не можем позорить себя в глазах мира, - Роумэн сказал это словно бы самому себе, убеждающе, с болью. - Ну-ну... - Доктор, не надо спорить, я все-таки лучше знаю мою страну. - Не буду, - ответил Штирлиц, закурив. - Если вы говорите, что с этим делом кончено, не буду. Рад ошибиться. Я очень радуюсь, когда ошибаюсь в лучшую сторону. - Такой маленький земной шарик, - вздохнул Роумэн, - такие крошечные страны на глобусе, такие тоненькие линии границ, а поди ж ты... Слушайте, а ваша история просто-таки тема для литературы: трагедия упущенного времени. - Вы повторили те слова, которые рвали мне душу те месяцы, пока я плесневел в своем пансионате... Поищите, кстати, если сможете, кто платил деньги тому старику, что сидел при входе. Ему платили гроши, но он получал эти гроши регулярно, поэтому так тщательно смотрел за мной, проверял мои вещи, отчитывался о каждом моем шаге... - Хорошо... А почему вы не пошли во французское посольство? - Они обязаны были поставить в известность испанские власти... Франкистов... Никто не решился бы вывезти меня по чужим документам. Да и какой резон? - Дико... Но логично... Вообще-то, дикость не может быть логичной... Ладно, полковник... Хм, ну и ну. Пол Роумэн сидит в Парагвае с полковником русской разведки, который работал против Америки в Берне... - Я работал на Америку, Пол. Я работал против Даллеса. Я делал все для того, чтобы Америка не покрыла себя позором, заключив сепаратный сговор с Гиммлером... Вы бы не отмылись от этого. - Даллес никогда бы не пошел на это. Не надо, Максим, я его знаю и отношусь к нему с уважением. Он честно дрался против наци... В вас говорит профессиональная зависть... Он мог больше, чем вы, поэтому вы на него ополчились. Не спорьте, вы не переубедите меня. - Не буду, - легко согласился Штирлиц. - Так что, будем разрабатывать план? Или после того, что я сказал, вам требуется время для принятия решения? - Скажите... если бы вы не встретились в самолете с этим самым Ригельтом, вы бы пошли в русское представительство в Рио или Байресе? Штирлиц долго молчал, потом, вздохнув, тихо ответил: - Все-таки, видимо, да... Мне не хочется врать вам, Пол. Я мучительно думал об этом, мне было стыдно, я волновался за вас, я понимаю, что вы один, совершенно один, но, думаю, я бы пришел в русское посольство... Когда вы были рядом - хоть какая-то отдушина... Я ведь был один все эти месяцы... Я на исходе... - А если я вам скажу, что звеном плана, который я намерен изложить, является ваша поездка в Кордову? Но ведь оттуда легко добраться до Байреса... Вы уйдете оттуда к своим? - Давайте уговоримся так, Пол... Если мы с вами убедимся, что государства в государстве не существует, мы просто пугаем самих себя случайной пересеченностью совпадений, тогда вы поможете мне уйти... Не считайте, что это просто для русских в Аргентине - помочь мне уехать... Это очень сложно... Там пока еще нет даже консульской службы... - Откуда вам это известно? - Я провел день с президентом "Ассоциации по культурным связям"... - Как его зовут? - Он натурализовавшийся русский, уехал еще дед, раскольник... - Как его зовут? - повторил Роумэн. - Пьетрофф. Вообще-то по-русски это звучит "Петров", но здесь его переиначили, чтобы легче выговаривать на свой лад. - Интересная личность? - Очень содержательный человек... Его можно слушать часами. - Он наш агент, Макс. Штирлиц вытянул ноги, потянулся, запрокинув руки за спину, как-то изумленно покачал головой и снова попросил взглядом разрешения закурить. - И мне сдается, во время войны он жил в Европе, - продолжил Роумэн. - В оккупированной нацистами Европе... Но это - непроверенные данные. А то, что он работает на нас, - абсолютно, мне назвали его как агента, на которого можно положиться... Мы оплачиваем его телефонные звонки в русское представительство в Рио-де-Жанейро. Мы платим ему. Макс... - Ладно, - лицо Штирлица вновь постарело, сделалось морщинистым и нездоровым. - Валяйте, излагайте свой план. Или хотите, чтобы я изложил свой? - Я хочу послушать вас. - Только сначала ответьте: готовы ли вы к тому, чтобы включить в наше предприятие миссис Роумэн и Грегори Спарка? ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ __________________________________________________________________________ Совещание экспертов по вопросам внешнеполитического планирования, представляющих "Дигон продакшэнз" (м-р Лэйб), "Стандард ойл оф Нью-Джерси" (м-р Бим), "Дженерал электрик" (м-р Перл), "Вестингауз электрик корпорэйшн" (м-р Гилпорг), "Интернэшнл бизнес машинз инкорпорэйтэд" (м-р Шварценберг), "Анаконда компани" (м-р Пагирри), "Юнайтэд Стэйтс стил корпорейшн" (м-р Оливер), "Интернэшнл телефон энд телеграф корпорэйшн" (м-р Грюн), "Боинг корпорэйшн" (м-р Полякофф), "Фэрст Сити нэшнл бэнк" (м-р Болдуин). Вел встречу директор адвокатской фирмы "Саливэн энд Кромвэл" м-р А. Даллес. М-р Д а л л е с. - Джентльмены, я рад, что мы собрались, наконец, в таком тесном, воистину дружеском кругу. Полагаю, это подвигнет всех нас на то, чтобы обменяться мнениями по поводу происходящих в мире процессов со всей полнотой и откровенностью. Думается, нет нужды стенографировать наше собеседование. Хочу надеяться, вы поймете меня правильно, если скажу, что как пометки всякого рода, так и запись отдельных фрагментов выступлений присутствующими нежелательны; нет надежнее партнера, чем немой, нет более пылкой возлюбленной, чем слепая, нет более стойкого узника, чем глухой, ибо ему не страшен крик мучителя... Пожалуйста, джентльмены. М-р Г р ю н (ИТТ). - Прежде всего я хотел бы остановиться на германской проблеме. Тот взнос, который сделала наша страна для победы над гитлеровским нацизмом, не поддается измерению. Благодарные потомки когда-нибудь еще воздвигнут памятники американским солдатам, принесшим свободу Европе, спасшим ее от чудовищных монстров, правивших в течение двенадцати лет несчастной Германией. Кара, понесенная преступниками, вполне заслуженна, она - предостережение тем, кто вновь решится встать на путь агрессии и милитаризма. Однако, справедливости ради, следует отметить, что кара обрушилась не только на таких чудовищ, как Геринг, Риббентроп и Штрайхер, но и на людей, которые - если исследовать вопрос без гнева и пристрастия - не принимали никакого личного участия в планировании и развязывании агрессии. Разгромлены основные центры традиционного германского бизнеса, такие как Рур, Кельн, Зальцгитер, Мюнхен, Констанц. Вновь организующиеся компании пытаются сохранить и хоть как-то спасти традицию германского бизнеса, но, согласитесь, это крайне трудная задача, поскольку в Нюрнберге по-прежнему томится в тюрьме Фридрих Флик, арестованный по явно подтасованному обвинению в том, что якобы на его заводах использовался рабский труд... Честно говоря, мы также использовали на своих военных заводах немецких пленных, и я не вижу в этом ничего противозаконного, война есть война, не сливками же мне поить тех, кто сражался против меня с оружием в руках! Я поэтому спрашиваю: с кем мы можем иметь дело в западных зонах оккупации Германии, если все люди, которые отличимы высокой компетентностью и знанием приводных ремней бизнеса, ныне томятся в тюрьмах?! Кому это на пользу? Холодной букве закона, специально составленного для нюрнбергских трибуналов? Но позвольте, когда и где миру приносил благо специально созданный закон?! Но и это не все, джентльмены... Если в залах судов, в присутствии зрителей и прессы, которая, увы, весьма разностна и исповедует порой диаметральные точки зрения, то и дело говорят об "агрессивности капитала", о "злодействе германских промышленников, подвергавших зверской эксплуатации иностранных рабочих", то это наносит удар по всей системе частного предпринимательства! И проводят суды не только русские, но и наши, американские судьи и прокуроры! Неужели мы не можем оказать соответствующее давление на тот процесс, который воистину тревожен? М-р Б и м ("Стандард ойл оф Нью-Джерси"). - Я бы продолжил мистера Грюна в том смысле, что процессы, происходящие ныне в Нюрнберге, расшатывают саму идею западной демократии и свободы предпринимательства. Более того, их продолжение окажется бумерангом, который ударит против нас, против этой страны, и ударит лет через пять, когда западные зоны - в отличие от русской - окажутся экономической пустыней. Мы лишимся партнера, и какого партнера! Понизятся ставки на биржах, сократится нужда в промышленных товарах, возрастет безработица, нас настигнет инфляция... Я вижу будущее в крайне пессимистическом свете, и, если мы не сможем повлиять на администрацию в том смысле, чтобы эти процессы прекратились, могут наступить весьма мрачные времена. В начале войны объем нашего бизнеса с Германией - я имею в виду начало тридцатых годов до тридцать шестого - составлял примерно двенадцатую часть нашего бюджета. Это были заказы на сотни миллионов долларов, десятки тысяч наших рабочих имели работу и получали высокую плату за свой труд. Это позволяло финансировать новые проекты, это в конечном счете означало технический прогресс и расцвет страны. Если положение не изменится, а точнее говоря - если не изменим положение мы, несущие главную ответственность за процветание общества, я не знаю, что нас будет ждать... М-р П о л я к о ф ф ("Боинг корпорэйшн"). - Происходящее ныне в Европе, которая традиционно была нашим ведущим партнером в серьезном бизнесе, невероятно благоприятно, прямо-таки совершенно великолепно для Кремля. Администрация словно бы нанялась таскать каштаны из огня для дяди Джо, который получает немыслимые дивиденды - как экономические, так и пропагандистские. Мне кажется, что историю с так называемыми процессами по декартелизации и денацификации задумали и осуществляют все те, с кем столь либерально, по-отечески беседуют обходительные джентльмены из комиссии по расследованию. В происходящем я вижу больше, чем доверчивое американское неразумение, я вижу в этом заговор тех сил, которые организованы, натренированы и управляемы Москвой. Как иначе объяснить то, что мы до сих пор не смогли - при всем желании и при всех предпринятых попытках - спасти от позора таких надежнейших партнеров, как мистер Шредер, руководителей "Фарбениндустри", семьи Даймлера и Сименса?! Я рад, что мистер Даллес оказался тем, кто объединил нас всех сегодня. Думаю, мы выработаем позицию на будущее, иначе не было смысла собираться, в конгрессе джентльмены умеют говорить лучше нас с вами, за что они и получают деньги. Мы же умеем делать дело, вот и займемся этим. М-р П а г и р р и ("Анаконда компани"). - Поскольку наше предприятие более всего тревожится по поводу ситуации, складывающейся в Латинской Америке, позволю себе остановиться на том чрезвычайно пагубном влиянии, которое оказывает на Чили, Бразилию, Парагвай, Колумбию, практически на весь юг континента то, что происходит в Германии. Левые, возглавляемые большевистскими элементами, используют свою прессу для того, чтобы организовывать форменную травлю "империалистов, слуг гитлеризма, банковских воротил и промышленных кровососов, жиреющих на рабском труде несчастных"! Причем это дается со ссылкой не на Москву, а на "Нью-Йорк таймс" и "Балтимор сан"! Пропаганда левых идентифицирует немецких предпринимателей с американскими. Приводятся примеры "грабежа, которому постоянно подвергают нас янки". То и дело публикуются интервью с профсоюзными лидерами типа колумбийского Гаэтана, который обвиняет "империализм янки в эксплуатации и насилии", подтверждая свою правоту ссылками на то, что подобное же делали немецкие "фюреры экономики", не ведая даже, что в Германии был только один фюрер! М-р Д а л л е с. - "Фюреров военной промышленности" в рейхе было четыреста семьдесят два, мистер Пагирри, прошу простить, что я перебил вас, продолжайте, пожалуйста, ваше выступление чрезвычайно интересно. М-р П а г и р р и. - Если их было полтысячи, значит, тем более надо сделать все, чтобы об этом поскорее забыли! Нельзя танцевать на кошмарной могильной плите, которой накрыли Германию! Ее надо заменить ажурным надгробием, плита мешает делу, она мешает нам с вами. Если мы не повлияем на происходящий в Германии процесс, если мы не подключим прессу, которой можем управлять, к тому, чтобы звать мир к забвению ужаса, к соразмышлению над тем, как сделать будущее счастливым и мирным, если мы не начнем немедленно же финансировать университеты, для того чтобы они включили в свои планы исследования, которые докажут людям, что человечество не может развиваться, когда к его ногам привязаны страшные гири зловещей памяти о безвозвратно ушедшем, тогда ситуация в Латинской Америке станет совершенно неуправляемой и мы потеряем там все позиции, которые были завоеваны в течение многих десятилетий ценой потерь и лишений. М-р О л и в е р ("Юнайтэд Стэйтс стил корпорэйшн"). - Я посетил Берлин два месяца назад. Я летал, чтобы попробовать помочь расчистить руины и начать восстанавливать заводы. Прихожу в наш военный комиссариат: "Что дома, как Трумэн, где Мешку, правда ли, что Дина Дурбин будет сниматься в ленте Страйдса?" И все такое прочее. Ладно. Ответил им, что правда, а что брехня. Потом говорю: "А как бы мне встретиться с теми, кто намерен заняться строительством?" "Это устроим, не фокус". Приглашают живчика, лет двадцать пять, рубашка не свежая, шейка как у цыпленка: "Я - Фриц Грове: "Строительные комплексы и производство станков для металлургии"". "Ну?! Раньше этим занимался Крупп или Геше, их я знаю". "Они были нацистами, мы их вздернем". "Да? И скоро?" "Скоро". "Значит, вы теперь будете иметь со мной дело?" "Конечно, я поддерживал фельдмаршала Вицлебена, прошел подполье, теперь служу новой Германии". "Это прекрасно, что вы служите новой Германии. Каков ваш капитал?" "Он будет зависеть от вашего кредита. Зато у меня есть рабочие руки". "Сейчас любой может набрать рабочих, они за свиную тушонку по десять часов готовы работать". "Мы не допустим эксплуатации, новое время!" Вот так. Я его угостил чаем, подарил две пачки сигарет, и на этом мое деловое сотрудничество с компанией "Строительные комплексы" завершилось. Может, нам лучше финансировать наших фермеров, чтобы они поставили в Германию побольше картошки? Хороший бизнес, картошка сейчас в Европе большой дефицит, заработаем по паре сотен тысяч, их всегда недостает в наших миллиардных оборотах... Что делать, я не знаю, но что-то делать нужно. Вот так. Только сейчас важно не собачиться между собой. Я в этикете слаб, не сердитесь. Говорю, что думаю. М-р Ш в а р ц е н б е р г ("Интернэшнл бизнес машинз"). - Я до сих пор не очень-то понял, - пусть простят меня коллеги - во имя чего мы собрались? Если мы решили поплакаться друг другу, то это следовало бы делать в ресторане, слезы надо запивать вином, не так солоно во рту. Если мы констатируем факты, то зачем лишний раз сотрясать воздух? Ситуация очевидна, контуры ее понятны, вероятности просчитаны, какие-то прикидки сделаны впрок. Каждым из нас. Говоря откровенно, только чудо может повернуть мое ИБМ лицом к Германии. Только чудо. Это пустыня, на которой растут грибковые паразиты. Впрочем, пусть меня опровергнет мистер Лэйб из "Дигон продакшэнз" и мистер Грюн из ИТТ: по нашим сведениям, коллеги из этих корпораций уже з а с т о л б и л и с ь в Германии. И слава богу! Я отнюдь не против конкуренции, без нее общество гниет на корню, но я за откровенность, к которой всех нас призывал мой друг Аллеи. М-р Г р ю н (ИТТ). - Мистер Шварценберг, это натяжка... Мы не поддерживали деловых контактов с наци... М-р Ш в а р ц е н б е р г. - Я же не против, мистер Грюн... Речь идет о другом... М-р Д а л л е с. - Джентльмены, я позволю себе внести коррективу: посещение мистером Дигоном Германии еще не означает начала его деловой активности в Европе. Что же касается ИТТ, то это сообщество действительно поддерживало контакты с врагом, но я свидетельствую: это происходило по просьбе специальных служб, полковник Бэн был награжден за это медалью, Америка зря никого не награждает: при всех наших недостатках давайте согласимся с тем, что это наше достоинство - абсолютно... Простите меня, мистер Шварценберг... М-р Ш в а р ц е н б е р г. - Трудности, которые переживают ИТТ и Дигон в Германии, кардинальным образом разнятся от тех, с которыми сталкиваемся мы. Их трудности состоят в том, что у них нет достаточно компетентных контрагентов, приходится работать наощупь, в темноте, партнеры пока что сидят в Нюрнберге. Но и у ИТТ, и у Дигона там появились свои активы. Это позволяет коллегам давить на администрацию и на военных. А у нас там нет активов. Мы сделали все, что могли, дабы убедить уважаемых джентльменов из наших ВВС не бомбить заводы вычислительной техники, которые могут представлять для нас интерес в будущем. Мы спасли эти заводы, но они были отданы в Ялте - вместе с территорией - дядюшке Джо. Гитлер не очень-то интересовался вычислительной техникой, поэтому среди директоров нашей отрасли не было "фюреров военной экономики". Никто не посажен, но все ждут. Только не нас, джентльмены. Они ждут ослабленной Британии. Или же нищей победительницы Франции. Они очень ждут предложений, но, повторяю, не наших. Мы - конкуренты, которых боятся... М-р П е р л ("Дженерал электрик"). - В общем, присоединяюсь к мнению, высказанному м-ром Шварценбергом. М-р Л э й б ("Дигон продакшэнз"). - Отвечу нашему другу Шварценбергу... В его словах - традиционного католика - я с удивлением услышал какой-то плач израилев, более присущий людям моего вероисповедания... Обвинять Дигона или полковника Бэна в том, что они как-то зацепились в Германии, стараясь в потемках нащупать дорогу и понять ситуацию в стране, где царит полнейший хаос, это, на самом-то деле, значит обвинять свое предприятие в неумении работать. Если у вас не вышло, зачем же сваливать вину на тех, у кого выходит? Это - дезинформация, дорогой Шварценберг, вы дезинформируете свой наблюдательный совет, вместо того чтобы разработать для него проекты, которые необходимо осуществить в интересах и наших пайщиков, и общего дела свободного предпринимательства. Простите за резкость, но, поскольку мы условились говорить друг другу правду, я не мог ее не сказать... Теперь я позволю себе небольшой экскурс в прошлое... В девятьсот четвертом году мои родители приехали в эту страну из Одессы. Богатых евреев там не трогали, во время погрома они отсиделись в купеческом собрании, наблюдая за шествием черной сотни из итальянских окон особняка вместе со своими русскими, немецкими и украинскими коллегами. А нас громили, ох, как громили, даже сейчас помню крики и пух на улицах; они резали подушки, пуховые подушки - главное богатство еврейской бедноты. Здесь нам повезло, отец работал в порту докером, а меня пристроили в бакалею к Айзику Айзу, в Одессе он был Ицкой Айзманом, хороший человек, бездетный, поэтому и взял меня. Так вот, когда я подрос и стал работать у кассы, - мне тогда было четырнадцать - я путался с монетами, они же лежали в одном ящике, поди отыщи нужную, - а ведь покупатель торопится, если я буду копаться, он станет ходить в лавку напротив, где его быстрее обслужат, и он сэкономит для своего бизнеса пару минут, а это уже деньги, согласитесь! И тогда Айзик Айз, вечная ему память, урезал мой заработок, зато купил новый кассовый аппарат, выпускавшийся фирмой "Вестингаузен". И в этом аппарате для монеты каждого достоинства было свое отделение. Мне стало легко работать, я быстро доставал нужную монету, обслуживал покупателей как метеор, дела наши пошли отменно, и вскоре я вошел к Айзику в пай... Так вот эта грустная ретроспектива должна заставить нас подумать: а не напоминают ли нам эту древнюю кассу те службы, которые обязаны информировать администрацию и бизнес о том, что происходит в мире, где все монеты свалены в одно отделение?! Причем хозяин не очень-то позволяет копаться в этих самых монетах, чтобы поскорее отыскать нужную - для сдачи. А ведь сдача - это начало нового бизнеса! Отданную тобой монету вкладывают в новое дело, растет конкуренция, шевелятся мозги, ширится оборот, богатеет государство... Вывод: стране необходим компетентный разведывательный орган, который работал бы не на войну, как это было с ОСС, но на день сегодняшний, который пока что можно обозначить как день мирный. Не сваленная в кучу информация о положении в Германии, Италии, Китае, Латинской Америке, Греции, Ближнем Востоке, но именно раскассированная по интересам и не под разными крышами - государственного департамента, Пентагона, ВВС, флота, но именно под одной, - надежной. М-р Б о л д у и н ("Фэрст Сити нэшнл бэнк"). - Меня удовлетворило выступление мистера Лэйба. Оно конструктивно. В нем нет патетики, которая мешает серьезному собеседованию. Слов нет, положение в Германии и, как следствие нашей победы над гитлеризмом, - да простится мне некая кощунственность, заложенная в этом противопоставлении, - в странах Латинской Америки, не говоря уже о Греции, где идет гражданская война, и Китае, где она вот-вот разразится, несмотря на успокоительные реляции, которыми нас время от времени подкармливает государственный департамент, чрезвычайно серьезно. Мне хочется повертеть проблему, о которой здесь говорилось, несколько шире тех границ, которые были очерчены. Давайте поставим вопрос: в какой мере бескомпромиссная позиция покойного президента Рузвельта по отношению к имперским колониям Британии была угодна развитию? Бесспорно угодна, потому что страны, где царствует рабство, являя собой довольно серьезный источник сырья, не могли быть рынком сбыта. А динамизм роста выпуска продукции в нашей стране неумолимо растет. Значит, мы должны быть благодарны покойному президенту за то, что он загнал Черчилля в угол и утихомирил его имперские амбиции? Но готовы ли мы к диалогу с теми лидерами в Азии, Африке, Индии и в тех странах юга Америки, где было традиционным британское влияние? Увы, нет. Мы оказались к этому неподготовленными, в то время как Кремлю не надо было готовиться: он просто издал новым тиражом труды Ленина, посвященные так называемому колониальному вопросу и национально-освободительному движению. Давайте признаемся: первый раунд борьбы за новое качество послевоенного мира мы проиграли. Мы проиграли его в идейном плане, у нас не было доктрины, чтобы заполнить пустоту, вызванную предстоящим уходом из колоний Британии, да и Франции тоже... Вопрос теперь стоит так: сможем ли мы наверстать упущенное? Сможем ли мы противопоставить марксистской идее свою технику и деньги? Да, сможем. Но пустят ли нас туда? Ведь право пустить или не пустить принадлежит новым лидерам вновь открывшихся стран, а то и континентов. Наши послы мало подготовлены для такого рода работы с этими новыми лидерами. Нам нужны новые кадры. Компетентные, смелые, понимающие с м ы с л нового времени, не утонувшие в трясине довоенных догм и представлений! С тем, что было до эпохи Гитлера, покончено раз и навсегда. Нам нужна доктрина, подтвержденная немедленным, смелым и мобильным действием, - только тогда мы не дадим этим странам впасть в анархию и депрессию. М-р Д а л л е с. - Как вы понимаете, я не имею права выдвигать предложение о создании единого разведывательного сообщества, которое бы умело работать с новыми лидерами в новых условиях, не боялось бы д е й с т в и я и могло достойно стоять на страже интересов мира и демократии на планете, ибо каждый волен бросить в меня камень: "Кто о чем, а грязный - о турецкой бане". Я весьма рад, что именно вы, представляющие наши финансы и бизнес, то есть люди, несущие ответственность за благополучие всех граждан Штатов, поставили вопрос о необходимости свести разведку, как удачно выразился мистер Лэйб, под одну крышу. Полагаю, что те органы прессы, на которые можно оказать разумное влияние, так или иначе поддержат такого рода идею, высказанную, понятно, не в лоб, а опосредованно. Теперь ряд замечаний по поводу того, что высказал наш друг Шварценберг... Во многом я согласен с вами, мистер Шварценберг, но кое-что считаю необходимым скорректировать... Во-первых, немецкие картели после того, как они были раскассированы, стали менее конкурентоспособны и, следовательно, более управляемы. Во-вторых, суды над нацистскими пособниками абсолютно необходимы не только для того, чтобы осудить гитлеризм как самое гнусное явление середины двадцатого века, но, если хотите, и для того, чтобы о с а д и т ь динамическую устремленность немецкого капитала и бизнеса, поставив их - на ближайшее обозримое будущее - в подчиненное по отношению к нам положение. Вопрос, который должен быть поставлен перед новым разведывательным сообществом, таким образом, может быть сформулирован грубо и просто, что называется, без затей: куда можно вкладывать средства, в каком объеме, на какой срок; степень гарантии сохранности вложенного; кто будет гарантировать вложения в той же Германии, Греции, Турции, Бразилии, Колумбии, Китае, Индии, Африке? Я имею в виду не американцев, но как раз немцев, греков, африканцев, китайцев. Может ли дать такого рода ответы хоть одно из существующих учреждений администрации? Нет, не может. Государственный департамент п р о с т р е л и в а е т с я прессой, он - на виду. Армия, флот и авиация не компетентны в вопросах политического планирования, их разведка является тактической, сиюминутной. Ни в коей мере не отрицая надобность такого рода разведки, я все же полагаю, что новое сообщество, если оно - под вашим нажимом - будет создано, должно быть построено на принципе тотальной т а й н ы. Вам придется быть готовыми к тому, чтобы поступиться какими-то принципами, столь всем нам дорогими. Да, я убежден, что прекрасный и горячий народ Латинской Америки может направить на путь созидания, а не болтовни, лишь твердая рука, некая форма диктатуры, конечно же, военной, иная там невозможна. Да, я убежден, что нам придется - в недалеком будущем - смириться с тем, что ряд "фюреров военной экономики" вновь сядут в свои кресла, но уже под нашим контролем. Да, я убежден, что всем нам придется - увы, это неизбежно - порой поддерживать совершенно непопулярные режимы и жестоких политиков, но что поделаешь, ведь они в настоящее время являют собой наиболее надежный заслон против международного коммунизма. Либо защита нашей демократии жесткими методами, либо гибель - третьего не дано. Мне бы хотелось послушать ваши соображения по поводу именно этих позиций, прежде чем мы станем обсуждать конкретные предложения, которые я, мои коллеги, для вас подготовил, исходя из моего опыта и как представителя ОСС в Европе, и как бывшего директора банка несчастного Курта Шредера, томящегося пока еще в нюрнбергской тюрьме союзников... (Для того, чтобы стало ясно, кого представляли эти люди, следует дать краткий статистический обзор, полученный в результате исследования великолепных справочников, издающихся на Западе, - "Кто есть кто". Итак, "Юнайтэд Стэйтс стил" - металлургический трест, самый крупный в мире; его заводы дают столько стали, сколько вся промышленность Великобритании; выпускает также суда, корпуса бронемашин, стволы орудий, цемент; контролирует наиболее богатые месторождения каменного угля, марганцевой и железной руды (причем только в США и Венесуэле запасы железной руды исчисляются миллиардами тонн); корпорация владеет семьюдесятью заводами и ста сбытовыми предприятиями в США, Бразилии, Венесуэле, Габоне, Канаде, на Багамских островах; дочерние предприятия организованы в Испании, Венесуэле, Италии, Канаде, Англии (ныне и в ФРГ); на предприятиях корпорации занято около двухсот тысяч рабочих; оборот составлял тогда около двух миллионов; активы - около четырех миллиардов. "Анаконда компани" - один из крупнейших в мире поставщиков урановых концентратов и алюминия. Является монополистом по производству меди в Чили; производит бокситы на Ямайке и полиметаллические руды в Мексике; сбытовые организации функционируют в Индии, Италии, Бразилии, Аргентине, Англии (до сорокового года - в Гамбурге и Бремене). ИТТ - крупнейшая монополия по производству слаботочного электрооборудования, военной техники, средств связи, бытового электрооборудования; контролирует важнейшие межконтинентальные линии связи; специализируется на выпуске радиолокационной аппаратуры; приобрела пакеты акций в фирмах по сдаче в аренду автомобилей; открыла компании по кредиту населения; активно начала заниматься выпуском вычислительной техники. ИТТ имела сорок два завода в США и двадцать заводов в Голландии, Швейцарии, Италии, Замбии, Нигерии, Иране, Турции, Австралии, Канаде, Аргентине, Бразилии, Колумбии, Чили, Коста-Рике, Венесуэле, Мексике, Кубе (ныне в ФРГ); владеет семью морскими радиостанциями. На научных работах ИТТ в ее лабораториях и исследовательских центрах занято более десяти тысяч человек; на фирмах - а их более трехсот во всем мире - работает более ста пятидесяти тысяч человек; акционерный капитал - около двухсот миллионов долларов; оборот - более миллиарда долларов; основной капитал - около миллиарда долларов. ИБМ - крупнейший поставщик военной техники для Пентагона, первая в мире по количеству выпускаемой электронной техники; единственная корпорация США, не продающая за рубеж свои патенты; заводы ИБМ функционируют в Бразилии, Колумбии, Англии, Бельгии, Испании, Голландии, Италии, Франции, Индии, Мексике (ныне и в ФРГ); станции обслуживания ИБМ работают в семидесяти городах США; свыше двухсот станций и центров открыты в большинстве стран мира; оборот - около двух миллиардов долларов; акционерный капитал - около двух миллиардов долларов; чистая прибыль - около двухсот миллионов долларов; на заводах ИБМ и в научных центрах работает более полутораста тысяч человек. "Стандард ойл оф Нью-Джерси" - крупнейшая нефтяная монополия в мире; контролирует шестьдесят четыре нефтеперерабатывающих завода в двадцати девяти странах мира; поставщик горючего для Пентагона; ей принадлежат трубопроводы длиной в шестьдесят тысяч километров при пропускной способности в двести пятьдесят миллионов тонн нефти; представительства корпорации есть практически во всем мире (ныне и в ФРГ); акционерный капитал - около полутора миллиардов долларов, оборот - девять, активы - одиннадцать миллиардов (в том числе за границей пять миллиардов), основной капитал - одиннадцать миллиардов, чистая прибыль - восемьсот сорок миллионов, из них пятьсот миллионов получены от эксплуатации нефтеносных месторождений за границами США. "Боинг" - крупнейшая монополия по производству самолетов для Пентагона, гражданской авиации и вертолетов (ныне п р о ч и т ы в а ю т с я связи с концерном "Мессершмитт"); оборот - более полутора миллиарда долларов. "Фэрст Сити нэшнл бэнк" включает в свое правление представителей корпораций "Боинг", ИБМ, "Анаконда", "Стандард ойл"; имеет около двухсот отделений в Панаме, Гондурасе, Пуэрто-Рико, Чили, Аргентине, Бразилии, Венесуэле, Доминиканской Республике, Франции, Швейцарии, Бельгии, Гонконге; активы составляют около семи миллиардов долларов; работает более чем с пятьюстами тысяч мелких вкладчиков и заемщиков; активно скупает акции иностранных компаний (в том числе в ФРГ). Из такого рода справки (именно статистическими данными пристало оперировать, когда речь идет о бизнесе, всяческие эпитеты только мешают делу, девальвируя правду с оскорбительными выпадами пропагандистского плана) явствует, что люди, отвечавшие за финансирование промышленности, за производство авиации, электротехники, стали, танков, средств связи, орудий, то есть представлявшие военно-промышленный комплекс, не могли не собраться на встречу, предложенную Даллесом, чтобы выработать единую концепцию действий, обменявшись мнениями о том, что происходит в мире. Логика борьбы в равной мере присуща тому, кто плавит сталь, и тому, кто вкладывает деньги в ее выплавку; тому, кто ведет лайнер в небе, и тому, кому он принадлежит; взаимоисключаемость интересов должна быть снивелирована арбитром, то есть администрацией. В равной же мере это требование распространяется и на внешнеполитический аспект проблемы: без надежной защиты интересов корпораций со стороны Белого дома нет и не может быть роста ни выпуска продукции, ни количества скупленного золота в сейфах банков и новейших патентов на новую технологию, спрятанных в бронированные хранилища корпораций. Логика такого рода борьбы предполагает мобильность и твердость; лучшей формой защиты в определенных ситуациях может и должно быть нападение. Сил и средств для этого достаточно; дело за организационным осмыслением нового этапа развития мира. Даллес к нему готов. Корпорации дали ему на это карт-бланш; настало время от размышлений переходить к конкретным делам; опоздавший - проигрывает.) ВОТ ТАК СНИМАЕТСЯ НАСТОЯЩЕЕ КИНО! (Лиссабон, декабрь сорок шестого) __________________________________________________________________________ - Вот он, - шепнул Спарк режиссеру Флэксу, - видите, спускается вниз? В белом плаще... А вы боялись, что он не придет... ...Район Байру Альто расположен на склоне горы; один из самых интересных в португальской столице; дома старинные, несколько даже декоративные, - такие строят в Голливуде, когда ведут съемки, связанные с любовными историями, разыгравшимися на фоне провинциальных европейских городов. Лиссабонские интеллектуалы называют улочки Байру Альто "Флит стритом", потому что именно здесь расположены редакции ведущих газет; любители традиционной кухни - "Курфюрстендамом", нигде так вкусно не накормят, как у Сантуша или Марио (владельцы старинных ресторанчиков, где все сохранено так, как в начале прошлого века, только кухню перестроили, сделав ультрасовременной); те, кто любит настоящий черный виноградный сок и ангольский кофе, любовно называют этот уголок "Монпарнасом", за уютными столиками кафе располагаются безденежные артисты, голодные художники, американские туристы и местные миллионеры, некий паллиатив картонной демократии. Именно здесь-то Спарк и посоветовал Джону Флэксу установить камеру, а желательно - если ситуация примет неожиданный оборот и о б ъ е к т решит бежать или станет сопротивляться слишком уж рьяно - две камеры: откажет одна или собьют ненароком в потасовке (вполне возможна, кстати говоря), есть надежная страховка, работает вторая, материал будет натуральный, никакой "химии". ...После встречи со Штирлицем, когда план был разработан до мелочей, Роумэн отправил из Асунсьона письмо на имя Люсии Фрэн: Лос-Анджелес, Голливуд, студия "Твэнти сенчури фокс"; верный д р у ж о ч е к, коммерческий директор картин; из семьи, славившейся своими правыми убеждениями, очень состоятельной; в Германии потеряла жениха: летчик, он был расстрелян нацистами, попав под "юрисдикцию" фюрера - немедленная казнь без суда и следствия всех пилотов союзников, сбитых в небе рейха. Ненависть Люсии к нацистам была постоянной, з а т о ч е н н о й; пробивала максимум средств для фильмов о войне, корила режиссеров за то, что они еще не з а ж г л и с ь темой; память о горе должна быть вечной, только тогда трагедия не повторится, а если планета обречена на периодические сумасшествия, все равно надо сделать так, чтобы время, отпущенное людям на мир, было как можно более продолжительным. Вот ее-то и попросил Грегори Спарк: - Вьеха' (ей было двадцать семь, и ей очень нравилось это обращение, оно мило контрастировало с ее внешностью: вздернутый курносый носик, глаза-блюдца, точь-в-точь как у фарфоровых кукол, треугольный ротик и ни единой морщинки, только сахарный, хрупкий шрам на шее - пыталась покончить с собой после гибели нареченного), у меня к тебе просьба. Она не противозаконна, никакого шпионства, вполне нравственна: надо, чтобы ты передавала мне письма, которые станут приходить на твое имя из-за рубежа. _______________ ' В ь е х а (исп.) - старуха. - Зачем нужна такая секретность? - Нужна, - отрезал Спарк. - Если ты мне не веришь, - скажи честно, я придумаю что-нибудь другое, но пусть о твоем отказе и моей просьбе знаем лишь ты и я. - Зачем нужна эта секретность, Спарк? - повторила женщина. - Я не сказала нет, но я должна понять, почему тебе это понадобилось. - Могу тебе сказать лишь одно, Люси... Речь идет о том, чтобы схватить одного затаившегося наци... Это все, что я могу тебе открыть. - О'кэй, пусть пишут. Но как я определю, что это письмо адресовано тебе? Я же получаю каждый день не менее двадцати писем из-за границы. - Поэтому я к тебе и обратился. - Господи, я совершенно забыла, что ты был шпионом! - Я был дипломатом, старуха, не надо катить на меня камень. - Какая разница? Шпион, дипломат - одна и та же суть, только разная форма... Я согласна, но как я пойму, что это письмо адресовано тебе? - Ты поймешь по обратному адресу. На конверте будет написано "Экспериментал синема инкорпорэйтэд". Прочитав письмо Роумэна дважды, Спарк сжег его (так уговорились) и зашел в съемочную группу Флэкса. Тот делал фильм о работе американской разведки в Европе: много погонь, роковая любовь коварной нацистской шпионки; перестрелки в темноте; зритель должен пойти, касса - судя по предварительным прогнозам - будет хорошая. - Послушайте, Флэкс, - сказал Грегори Спарк, пригласив его на чашку кофе, - у меня есть идея. Если она вам понравится, я попрошу за нее не очень-то много - полет вместе с вами в Лиссабон; я и моя подруга, три дня от силы. - Я слушаю. - Но сначала ответьте на мои вопросы, о кэй? - Пожалуйста, если только они не будут касаться моих заработков, - улыбнулся Флэкс. - Как вы относитесь к критике? - Я ее ненавижу. Продажные шлюхи, несостоявшиеся гении. - Но вы реагируете на нее? - Абсолютно равнодушен. Аб-со-лют-но! По тому, с каким раздражением ответил режиссер, Спарк понял, что к критике в газетах и на радио Джон Флэкс относится - как и все режиссеры - с болью и трепетом: после выхода фильма хватает по утрам газеты и с замиранием сердца открывает восемнадцатую полосу - там обычно печатают статьи литературных и кинокритиков. - Тогда я обратился не по адресу, - отыграл Спарк. - Я хочу предложить вам сенсацию, выход в новое качество кинематографа, бум в прессе... - Что значит не по адресу?! Отделяйте злаки от плевел, Грегори! Сенсация существует независимо от благорасположения критиков... - В общем-то, да. Но вы попали в сложный переплет, Флэкс: ваши продюсеры катают вас как кассового режиссера, они и критиков организовывают именно в этом направлении, нацеливают их на описание динамики ваших лент, но не на творчество художника. - Вы думаете, я этого не знаю?! - чуть не застонал Флэкс. - Ничего, будущее защитит меня, нет пророка в отечестве своем, придет время, и новая поросль критиков отдаст должное тому, что я сделал для американского кино... - Вам безразлично, когда наступит это будущее? Флэкс хотел ответить столь же равнодушным, многократно отрепетированным, а потому мучительно неприятным согласием, но заметил в глазах Спарка такое понимание всей его, Флэкса, боли, обиды, надежды, что лишь махнул рукой и горестно вздохнул. - Вот это по делу, - заметил Спарк. - Этому я верю. Так вот, когда я работал в Лиссабоне, - а я там подвизался во время войны, когда город кишел нацистскими разведчиками, - мне попалась информация об одном гитлеровском шпионе... Сволочь, костолом, петля по нему плачет... Он и поныне живет там... И он меня очень интересует. Но еще больше он должен интересовать вас, потому что та сцена похищения нациста, которая написана в сценарии, никуда не годится - картонка, никто из серьезных людей в нее не поверит. - Ах, Грегори, кто вам сказал, что Голливуд работает для серьезных людей?! Мы - потаскухи, шансонетки, клоуны, на нас приходят забываться, расслабившись в удобном кожаном кресле кондиционированного кинозала... - Кто расслабляется, а кому-то - особенно из молодых, которые еще только р в у т с я к самим себе, - надо учиться напрягаться. Вот я и предлагаю вам поучить их этому. Вы поставите две камеры в том месте, где пойдет тот нацистский подонок, и начнете снимать: пусть все будет, как есть, пусть идут люди, едут машины, все, как обычно... Когда его будут брать, он начнет вырываться, орать - пусть! Его надо сунуть в машину. Он будет вопить, кусаться - тем лучше для ленты, это будет настоящая правда... Потом я его вывезу за город, мне надо закончить с ним прерванную беседу, но это уже моя забота... - Вы сумасшедший? - Немного. А что? - Нет, идея, конечно, дьявольски заманчива. Но как можно по-настоящему красть человека на улице? Прибежит полиция, скандал, арестуют камеры, начнется судебный процесс, нет, вы безумец, Грегори. - Полиция должна стоять рядом, Флэкс. Она должна быть при вас, у ноги. Накануне съемок вы посетите полицейское управление и попросите выделить наряд; надо удержать прохожих, чтобы они не влезли в скандал. Скажете, что у вас отрепетированная сцена; тот, кого похищают, наш артист; он д о л ж е н вопить и кусаться, такая уж у него роль. Я сижу за рулем, со мной подруга, три статиста сунут б е с а в машину, свяжут, сядут рядом, всунут кляп, все это можно снимать, потом я отъеду за город, статисты вернутся на место съемок, а я через два дня расскажу вам, как прошла беседа с пациентом. - Вообще-то, конечно, такого еще, по-моему, никогда не было в кинематографе... - Не было. И не будет. Если только вы не решитесь. - Хорошо, но у меня нет денег на полет в Португалию... Смета выбрана, Грегори... Вы же знаете сценарий... Продюсер скупердяй - считает каждый цент... - Свяжитесь с какой-нибудь фирмой, не мне вас учить... Позвоните к "Форду", предложите снимать сцену погони за похищенным на его машине; гарантируйте, что "Форд" оторвется и от "Шевроле", и от "Кадиллака". - От "Кадиллака" не оторвется. - Значит, позвоните в "Кадиллак", предложите им оторваться от "Фордов" и "Плимутов"... Пригласите юриста, посоветуйтесь, узнайте конъюнктуру на бирже, кто г о р и т, кто заинтересован в рекламе, - неужели они не профинансируют наш трехдневный полет в Лиссабон?! Если все получится, как я задумал, подключите прессу, я вам помогу. Но очень осторожно. Об этом разговоре знаете вы и я. Если узнает третий, дело лопнет, ваша сенсация окажется мыльным пузырем... Полет в Лиссабон профинансировала небольшая фирма "Макинтайр энд бразерс", специализировавшаяся на выпуске дорожных несессеров - мыло, зубная паста, гребенка, станок для бритья, ножницы, педикюрные щипцы, одеколон и крем-бриллиантин: совершенно необходимо для путешествующего бизнесмена. Договорились, что американские разведчики будут пользоваться именно этими несессерами, заключили договор, что сумочка будет показана крупным планом, трижды - в наиболее драматических, запоминающихся местах ленты и не менее полутора минут. Из отеля "Амбасадор" в Лиссабоне Спарк позвонил Филипе Алварешу, у которого во время войны снимал особняк; отношения сохранились самые доверительные; попросил аккуратно выяснить, на месте ли сеньор Викель из ИТТ. Назавтра Алвареш ответил, что "сеньор Киккельт" а никакой не Викель, действительно, работал в ИТТ, но пять месяцев назад открыл свое дело - запасные части к радиоприемникам и оптовая торговля с Бразилией электробытовыми товарами; да, натурализовавшийся немец, говорит с акцентом, очень надежный бизнесмен, на подъеме; да, лицо боксерское, совершенно верно; нет, я не разговаривал с ним, как вы и просили, просто навел справки и посетил после этого его оффис; да, молод, лет тридцать семь, пышет здоровьем, все верно". - Это он, - повторил Спарк режиссеру Флэксу и быстро сел в машину, взятую напрокат в пятизвездочном' отеле; пришлось оплатить услуги шофера, потому что держали только старомодные, все в щитках красного дерева, "Испано-сюизы"; двигатель был включен, работал ровно, с какой-то тяжелой заданной надежностью. _______________ ' Отель, обозначенный пятью звездочками, является самым престижным и дорогим. Криста сидела сзади, в углу, на коленях держала сумочку, в ней лежал "пес" - пятизарядный "смит-вессон" тридцать восьмого калибра: рана величиной с кулак, стрелять надо в упор, потому что в этой модели нет никакой прицельности. - Может быть, ты сядешь за руль? - спросил Спарк. - А? - Нет. - Волнуешься? - Да. - Только не вздумай нажать курок. Тогда мы пропали, он единственный, кто обязан сказать все. - А если он станет выпрыгивать? - Пусть. Разобьется, потеряет сознание, втащим. - А если он бросится на меня? - Не должен. - У него страшное лицо, смотри. - Есть несколько, - согласился Спарк, - гадюка фашистская... Сегодня утром он точно разыграл с п е к т а к л ь: сначала Криста позвонила в редакцию "Диариу ду нотишиаш", попросила соединить с отделом рекламы, сообщила, что будет говорить мистер Хамфри, коммерческий директор "Бруклин электрисити инкорпорэйтэд". Хамфри выразил желание встретиться с сеньором директором электрокомпании Киккелем в редакции: "Пусть пригласят его на тринадцать тридцать пять, разговор займет двадцать пять минут; потом можно пойти на ланч куда-нибудь поблизости. Цель встречи - подписание контракта на реализацию через фирму сеньора Киккеля продукции "Бруклин электрисити", реклама должна публиковаться два раза в месяц, в воскресных номерах, оплата будет произведена за полгода, благодарю вас". Через час из редакции позвонили в отель "Эксельсиор" и передали "месседж"' для сеньора Хамфри: встреча состоится ровно в тринадцать тридцать пять, сеньор Киккель с интересом отнесся к предложению коллеги из Северной Америки. Администратор "Эксельсиора" был связан со Спарком два года назад, полное доверие; конечно, в случае какой-либо неожиданности получится скандал - так или иначе, - но Спарк был убежден, что б е с е д а с Ригельтом закончится благополучно. Он провел день, наблюдая немца, когда тот выходил из оффиса и отправлялся на уголок к дону Рафаэлю перехватить бифштекс и бутылку пива; ел обстоятельно, но при этом жадно, заглатывающе, после еды причесывался, внимательно разглядывая себя в зеркало, к волосам прикасался ласкающе, нежно повторяя ладонью контур головы, оглаживая самого себя; на улице ищуще всматривался в лица встречных, нес себя осанисто и уверенно; на хорошеньких женщин оглядывался, но делал это как-то слишком уж т о р г о в о, без игры, по-животному. _______________ ' М е с с е д ж (исп.) - послание. - А если не получится? - шепнула Криста, наблюдая за тем, как Ригельт, оглядевшись по сторонам, пересек дорогу. - Получится. - Нельзя быть таким уверенным. - Только таким и надо быть, Криста. - Нет. - Почему? - Потому что это грех. Нельзя гневить бога, надо просить у него силы, чтобы свершилось... Почему он остановился?! - Не знаю. Или причешется, или вытащит сигареты. Ни то, ни другое. Ригельт достал из жилета большие карманные часы: до встречи оставалось пять минут. "Не хочет приходить раньше, - понял Спарк, - что ж, правильно делает, престиж прежде всего". Ригельт пошел медленнее, посмотрел на оператора, замершего у камеры, улыбнулся ему, мазнул взглядом режиссера Флэкса; тот стоял бледный, кусал ноготь, глядел на второго оператора; три статиста - спортсмены, нанятые в клубе "Ателетико" за пятнадцать долларов (деньги сами свалились на голову, вот чудо!), - стояли возле витрины, в пяти шагах от автомобиля, к а р т о н н о разглядывая бутылки и сыры. "Только бы этот дьявол не обратил на них внимания, только бы шел спокойно, только бы не заинтересовался, отчего возле второго оператора стоят трое полицейских, таращатся по сторонам, хотят угадать артиста, которого будут похищать! Не хватало еще, чтобы они подмигнули мне, - подумал Спарк, - а что, с них хватит. Конечно, если допустить самое хреновое, Ригельт решит выброситься или черт знает что еще надумает, - поведение человека в экстремальной ситуации рассчитать трудно - тогда, конечно, начнется скандал. Эту машину арендовал приятель Алвареша, на него выйдут, начнут трясти, дойдут и до меня; плохо, п р о в а л; я и правда слишком уж уверен в успехе, в том, что Ригельт сломается, откроет все то, что должен открыть, назовет имена, пароли и связи, потом спокойно вернется в свой оффис, и ему придется молчать, у него не должно быть иного выхода, его надо загнать в угол, лишь тогда скандала не будет, только тогда мы пойдем по его цепи и выйдем на все их опорные базы, - что и требуется". Ригельт снова глянул на часы; достал их картинно, видимо, представляя со стороны, как это престижно и достойно: большие золотые часы-луковица на толстой золотой цепи в сильной руке, хранившей следы загара. "Наверное, опалился в Латинской Америке, - подумал Спарк, - здешний загар должен уже сойти, декабрь как-никак". Спарк посмотрел на прыгающую минутную стрелку часов, вмонтированных в красное дерево приборного щитка. "Сейчас он прибавит шагу - время; только бы не подвели эти спортсмены; какие же тупые у них затылки; зачем стричься под скобку? Это рубит человека, отсекает голову от туловища, шея делается беззащитной; хотя у них шеи бычьи, чувствуется, какие они крепкие, на таких можно висеть - голова не шелохнется". Спарк заметил, как оператор, стоявший в отдалении, припал к камере, начал съемку. "Молодец, пусть будет побольше спокойствия на улице района Байру Альто, только бы не попали в кадр полицейские, что замерли возле Флэкса. Боже, как можно так напрягаться; словно гончие!" Ригельт поровнялся с машиной; задняя дверь была чуть приоткрыта; спортсмены подхватили его с трех сторон, взяли в кольцо, подняли, Криста ногой распахнула дверь. - Нет! - неожиданно тонко завопил Ригельт. - Нет! Нет! Голос у него стал заячьим, но, видимо, страх так пронизал его, что он потерял силы: сопротивлялся в а т н о, только выставил ногу, упершись каблуком в дверь. Прохожие сначала замерли (по счастью, их было не так уж много, с часу дня все сидели в ресторанах и барах, время обеда, на это Спарк и рассчитывал), потом было ринулись к машине, но остановились, потому что тот полицейский, что, судя по шевронам, был старшим, громко крикнул: - Не мешать съемке! Так снимают кино! Не мешать! - Ой! Ой! Ой! - продолжал визжать Ригельт. - Нет! Помогите! Помогите! Меня похищают! Нет! - Руе'! - прикрикнула Криста. - Руе! Мы от друзей! Сидеть тихо! _______________ ' Р у е (нем.) - тихо. Спарк резко взял с места, спортсмены, как и было уговорено, воткнули Ригельту кляп в рот и споро связали руки и ноги. Отъехав на соседнюю улицу, Спарк притормозил и, обернувшись, вымученно улыбнулся потным спортсменам: - Да вы же прирожденные артисты, ребята... Идите к операторам, получайте гонорар, нашего артиста развяжет гримерша, - он показал глазами на Кристу. - Все в порядке, спасибо! Ригельт начал биться, глаза его лезли из орбит, он мычал что-то. Один из спортсменов похлопал его по плечу: - А вы классно играете, прямо как по правде. С этим они вышли из "Испано-сюизы", захлопнув за собой дверь. Спарк вывез Ригельта, лежавшего под ковром на полу (Криста укрыла его, как только спортсмены вышли из машины), за город. Он знал проселочную дорогу, где никогда не было ни единой живой души; вела она к заброшенному дому дяди Алвареша; тот собирался сделать ремонт и открыть пансионат для в и з и т о в пожилых мужчин: лучшего места не сыщешь, полная гарантия от посторонних взглядов. Воды в доме не было, но электричество не отключили, слава богу, потому что каждое слово, произнесенное Ригельтом, должно быть зафиксировано на пленку. И его самого надо сфотографировать: сначала с кляпом во рту, потом без кляпа с развязанными ногами; руки по-прежнему скручены за спиной; спортсмены лихо его запеленали, в Пенинсуле' умеют в я з а т ь, наловчились на бычках, черти, да и потом в каждой семье есть моряк, страсть к у з л а м, знают их великое множество. _______________ ' П е н и н с у л а - так в Испании и Португалии называют Пиренейский полуостров. - Если станете орать, - сказала Криста, отбросив ковер с лица Ригельта (здорово он изменился за эти тридцать пять минут! Лицо потекло, лишилось своих рубленных форм, просто какой-то фарш), - у нас не будет возможности сохранить вашу жизнь. Намерены разговаривать с нами? Он кивнул; Криста вытащила кляп изо рта. - Вы немка? - жалобно спросил он. - Да. Я - ваша немка, Ригельт. - Вы знаете меня, да? - Знаю. - Кто это? - он показал глазами на Спарка. - Мой человек, - она достала из сумки "смит-вессон", пояснив, - тут не надо взводить курок, бьет сразу, выстрела не услышат, в округе нет ни одного человека... - Меня будут искать, - еще жалобнее сказал он. - Все знают, что я ушел на торговые переговоры. - Найдут, когда мы уедем из этой страны, - ответила Криста. Спарк стоял рядом, прислушиваясь к интонации разговора; немецкий он знал не очень-то хорошо, однако все языки о щ у щ а л прекрасно; каждый язык можно просчитать по интонациям. Пока все шло так, как было задумано: голос Ригельта был дрожащим, испуганным, и щ у щ и м. - Развяжите его, - обратилась Криста к Спарку по-английски. - Он обещал вести себя разумно? - спросил Спарк. - Вы обещаете вести себя разумно, Ригельт? Вы не поставите меня в положение человека, которому не остается ничего другого, кроме как стрелять? - Обещаю, конечно, обещаю, я понял ситуацию, я обещаю... - Развяжите его, - повторила Криста, - он обещает. (Они не имели ни времени, ни возможности запрашивать Роумэна о том, говорит ли Ригельт по-английски, поэтому Спарк предложил игру: он - подчиненный, партию ведет Криста.) Спарк развязал ноги Ригельта, Криста толкнула его дулом пистолета в шею: - Идите. Медленно идите в дом. Следом за этим господином. Они спустились в подвал. Спарк жестом попросил подождать; включил магнитофон, привезенный прошлой ночью, вполне надежно укрыт, но писать будет каждое слово Ригельта; ввернул лампочку в торшер и крикнул Ригельту и Кристе, стоявшим на лестнице: - Входите. Криста пропустила Ригельта, заперла за собой дверь, села в кресло и только сейчас почувствовала, как у нее мелко трясутся колени. - Ригельт, послушайте меня, - сказала она устало, - часа через два мы вернем вас в город... Мы заинтересованы в том, чтобы вы жили. Более того, в наши планы входит помочь вашему бизнесу. Но все это будет только в том случае, если вы сейчас же, без колебаний и уловок, ответите мне: кто вам дал поручение сесть в самолет и взять у Штирлица паспорт? Не торопитесь говорить. Если скажете неправду, я пристрелю вас. Даю вам слово. - Почему я должен верить, что вы не убьете меня, если я отвечу правду? - спросил Ригельт, подрагивая всем телом, словно пришел в тепло с мороза. - Потому что, ответив правду, вы дадите косвенное согласие работать на ту секретную службу, которую он, - Криста кивнула на Спарка, - и я имеем честь представлять в Европе. Секретной службе нужны живые агенты. Итак... - Я ничего не буду отвечать, - голос его был испуганно дрожащим. - Вы уже ответили, - сказал Спарк, и Криста быстро перевела. - Вы уже ответили, откликнувшись на фамилию Ригельт. Но доказывать вам что-либо я не собираюсь, нет нужды. Пока не ответите правды, во всяком случае. - Я прошел денацификацию! - А зачем тогда менять фамилию? - Спарк подивился, как точно Криста вела свою линию; они успели прорепетировать несколько версий разговора; вообще-то, на подготовку такого рода операции кладут месяцы; у них не было и недели. - Я ни в чем не виноват! - Да? - удивился Спарк. - А кто расстреливал генералов вместе со Скорцени двадцатого июля? - Меня там не было, у вас нет доказательств, меня тогда не было со Скорцени! - Вы же сами говорили, что с ним незачем няньчиться, - вздохнув, Спарк обернулся к Кристе. - Он нас будет интересовать только как звено в цепи. Если он сейчас же не откроет то, что мы должны перепроверить, - кончайте, надо успеть на пароход. - Вы поняли? - спросила Криста Ригельта. - Да. Я понял, - ответил тот; глаза его метались с лица Кристы на лицо Спарка; он мучительно думал, как ему вести себя. "Он оклемается, - понял Спарк, - а этого нельзя допустить". И со всего маха, без подготовки Спарк врезал ему по шее. Ригельт, не ожидавший удара, покатился со стула и пронзительно, по-заячьи закричал; сначала нельзя было понять, что он кричит, потом стало ясно: - Скккккаааааааажжжжуууу... Спарк подошел к нему и с силой ударил его ногой в живот: - Так говори, Ригельт! Имя! Кто тебя снабдил документами и сказал, что Штирлиц отправлен американцем из Мадрида? Ну! - Гуарази! Гуарази и Лангер! - Где они сейчас? - Лангер в своей конторе... Гуарази... Я не знаю, где он сейчас, но он жил в "Плазе". - Под какой фамилией? - Не знаю. - Когда он должен вернуться? Как вы его можете вызвать? - Это знает Лангер. - Адрес и телефон. - Его оффис над моим. Телефон - семьдесят три, четырнадцать, сорок. - Имя? - Фред. - Что ему нужно сказать, чтобы он немедленно приехал на встречу? Только не вздумайте врать. Если я не вернусь с ним сюда к условленному часу, она, - Спарк кивнул на Кристу, - пристрелит вас. Ясно? - Да. Вы должны позвонить ему и сказать, что привезли лекарство для Греты против кашля в осеннее ненастье. Он придет через полчаса в отель "Полана", будет ждать в холле за третьим от двери столиком, перед ним будет пачка сигарет "Данхил" и чашка кофе с минеральной водой, отпитой наполовину... Вы из ФБР? - А если да? - сразу же спросила Криста. - Вы имеете что-то предложить? - Нет, ничего, я просто решил, что вас должен интересовать Гуарази, а не мы... Я прошел денацификацию... - Гуарази говорил вам, что его ищет ФБР? - Нет, прямо так он никогда не говорил... - На каком языке вы объяснялись? - Он владеет испанским, и Лангер прекрасно говорит по-испански. Я только выполнял просьбы Лангера... И Гуарази... Я же думал, что он американец, что все это не противозаконно... - Если Лангера нет на месте, где его найти? - Дома. - Адрес? - Авенида Республики, двенадцать, второй этаж. - Сейчас мы свяжем вам ноги и развяжем руки. Вы напишете Лангеру записку... Ту, которая з а с т а в и т его сесть в мою машину и приехать сюда. Если вы решите пошутить, подумав, что меня схватят и я отдам вас, - вы ошибаетесь. До вашего оффиса, - Спарк внезапно перешел на португальский, это словно бы ударило Ригельта, - я проскочу за сорок минут, учитывая возможные приключения на дороге. Полчаса буду ждать его. Сорок пять минут я кладу на возвращение. Если я не вернусь через сто пятнадцать минут, - он запустил руку в его жилетный карман и, в ы р в а в часы с цепочкой, протянул Кристе, - убери его и немедленно уходи на корабль. Ригельт снова тонко завизжал. Спарк, опустившись перед ним на колени, стянул его ноги ремнем и освободил руки. - В первом документе вы напишете обязательство работать на нас, - сказала Криста. - "Я, Ригельт, бывший штурмбанфюрер СС, адъютант Отто Скорцени, обязуюсь работать на секретную службу и выполнять все поручения, которые будут на меня возлагаться. Я пошел на это, о т д а в Лангера и Гуарази, без какого бы то ни было принуждения, по собственной воле, с единственной целью искупить свои преступления поры национал-социализма". А дальше - условную записку для Лангера. Быстро! ...Лангер выслушал Спарка с некоторым недоумением, с еще большим недоумением прочитал записку Ригельта и нахмурившись, спросил: - А что случилось? Где он? - Около Эсториля. Очень просил срочно привезти вас, какая-то сделка, без вашей помощи он не решается входить в бизнес. Если вы заняты, напишите ему или пошлите кого считаете нужным... - Да нет, я, конечно же, поеду, только мне надо заглянуть в оффис... Простите, вы не представились... - Я от Хамфри, "Бруклин электрисити"... - Так это к вам пошел сегодня мой друг в "Диариу"? - Нет, - ответил Спарк, понимая, что все гибнет, он проваливается, ц е п ь, видимо, все знает. - С ним встретился президент компании, а я юрист: оформление, консультации и советы, как надежнее и законнее обмануть партнера. - Очень приятно. Мы порадовались за Киккеля. Начать переговоры с таким престижным партнером - мечта каждого, живущего в этой дыре... Вы подождете меня здесь? Или зайдем в оффис? - Как вам угодно... Я могу подождать здесь, выпью кофе... Сколько вам надо времени? - Двадцать минут... Полчаса от силы... - Хм, со временем, конечно же, туго... А если я приглашу вас в мою машину? - О, вы с машиной?! Тогда мы обернемся за десять минут, максимум пятнадцать... Спарк положил на стол купюру и поднялся: - Я к вашим услугам, сеньор Лангер. Он не имел права называть это имя, потому что здесь, в Португалии, Лангер жил по паспорту Лахера; его подлинное имя было известно лишь Гелену. Но если бы он и не произнес его имя, все равно миссия его провалилась, ибо в той записке, которую отправил с ним Ригельт, не было в конце точки. Это означало сигнал тревоги; давным-давно уже было условлено, что, если нет обычной точки после фамилии, надо спешить на помощь, тревога. Поэтому, сказав, что он поднимется к себе в оффис на пять минут, чтобы запереть сейф и сделать два необходимых звонка, Лангер коротко бросил Паулю Зайбергу, сидевшему в приемной: - Выгоняй машину и осторожно пристройся к "Испаносюизе", что стоит у нашего подъезда. Возьми Педро и пару автоматов, видимо, будет жарко. А ты, - он обернулся к Фрицу, исполнявшему функцию шефа охраны фирмы, - топай со мной. Я на мгновение замешкаюсь, открывая дверь машины, в это время ты быстренько выйдешь и сядешь рядом с водителем. Пистолет держи так, чтобы его можно было в нужное время пустить в ход. Не в городе, понятно. Все поняли, ребята? За дело, с Ригельтом беда. ВЫДЕРЖКИ ИЗ СТЕНОГРАММЫ ДОПРОСА БЫВШЕГО БРИГАДЕФЮРЕРА СС ВАЛЬТЕРА ШЕЛЛЕНБЕРГА, ЛОНДОН. __________________________________________________________________________ В о п р о с. - Во время прошлого допроса вы упомянули некоторых руководителей мафии в Сицилии, которые, по вашим сведениям, работали на ОСС. Назовите, пожалуйста, фамилии этих людей и расскажите, откуда пришла к вам эта информация. О т в е т. - Боюсь, что подлинные имена я не смогу назвать... Информация к нам пришла, если мне не изменяет память, из абвера, от Канариса. Он в свое время пытался завязать опосредованные контакты с мафией, используя свои итальянские возможности... В о п р о с. - Поясните. О т в е т. - Муссолини провозгласил "общенациональную борьбу" с мафией, но в то же время изредка использовал тех руководителей "Коза ностры", которые имели выходы на Соединенные Штаты. Он, правда, не думал об оперативном разведывательном интересе, его более всего привлекала возможность сведения счетов со своими политическими противниками... В о п р о с. - С кем именно? О т в е т. - В свое время - за абсолютную точность информации я не ручаюсь, повторяю, мафию у нас вел Канарис - в Нью-Йорке вышла книга некоего журналиста, фамилию я запамятовал, который в прошлом был дружен с дуче, а затем эмигрировал и начал против него кампанию за океаном. Попытка перекупить журналиста не увенчалась успехом. Тогда якобы Муссолини обратился к одному из руководителей мафии США, вынужденному бежать из Нью-Йорка и поселиться в Риме, - если мне не изменяет память, его звали дон Вито - за помощью... В о п р о с. - Назовите полное имя дона Вито. О т в е т. - Я боюсь ввести вас в заблуждение... Я знаю только, что лично Муссолини разрешил ему открыть банк в Риме, зная, что он мафиози и разыскивается прокурором Нью-Йорка... В о п р о с. - Витторио Дженовезе - так звали этого человека? О т в е т. - Может быть, и так... Я же сказал: я не хочу вводить вас в заблуждение. Лучше промолчать, чем дать приблизительную информацию... Словом, этот американский мафиози, проживавший в Риме, организовал устранение противника дуче. В о п р о с. - В каком это было году? О т в е т. - Точно не помню. В о п р о с. - Канарис пытался п о д о й т и к Вито Дженовезе? О т в е т. - Адмирал был очень скрытным человеком и наиболее рискованные операции предпочитал проводить лично, без помощников. Моя служба присматривалась к его активности. Кое-что нам удалось выяснить... В о п р о с. - К какому периоду относится наибольшая активность Канариса именно в этом направлении? О т в е т. - До начала сорок третьего года. Конкретно - до вторжения союзников в Сицилию. Затем Дженовезе исчез из Рима. Ни Канарис, ни мои службы не могли его более обнаружить'. _______________ ' С осени 1943 года Витторио Дженовезе работал переводчиком штаба американских войск в Неаполе, предав своего покровителя Муссолини еще до того, как петух прокричал во второй раз: он тайно покинул Рим за месяц до свержения дуче. До сих пор не установлено, кто сообщил ему из США о предстоящем вторжении. Можно предположить, что это были люди ОСС, ибо в США Дженовезе занимался не алкогольным или порнобизнесом, а продажей наркотиков, что дало ему гигантские связи в разведывательном сообществе США. В Нолле, под Неаполем, Дженовезе был переводчиком полковника США Чарлза Полетти. Зная о том, что Дженовезе разыскивается в США как преступник, Полетти выдал ему охранную грамоту: "Дженовезе обладает ясным умом, знает итальянцев как никто другой и беззаветно предан своей родине. Соединенным Штатам Америки". В о п р о с. - Что конкретно вам удалось выяснить в ту пору, когда Канарис работал по Дженовезе? О т в е т. - Видимо, запись бесед Канариса с Дженовезе попала к вам в руки? Вы можете найти там подробности... Информация агентуры, даже такой квалифицированной, какая работала на меня, все равно страдает субъективностью. В о п р о с. - Пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос. Наши аналитики дадут заключение, насколько ваша, лично ваша, информация приближается к правде. Не надо заботиться о нас, спасибо, мы сами сумеем позаботиться о себе. О т в е т. - Канарис как-то вскользь заметил, - мы с ним тогда встретились в ставке фюрера на Украине - что военно-морская разведка США стала проявлять особый интерес к мафии. Это было в ту пору - дело было в сорок втором году, - когда речь шла не о вторжении в Европу, а об использовании с и н д и к а т а в борьбе с диверсантами Канариса, которых он забрасывал на побережье Штатов, чтобы взрывать суда, подготовленные к отправке в Англию и Россию с военными грузами. Если мне не изменяет память, руководителя подразделения морской разведки Соединенных Штатов звали Чарлз... В о п р о с. - А фамилия? О т в е т. - Затрудняюсь ответить... В о п р о с. - Не Чарлз Хаффенден? О т в е т. - Похоже. Только у этого капитана было три имени... Если мне не изменяет память'. _______________ ' Капитан военно-морской разведки США Чарлз Рэдклифф Хаффенден и лейтенант О'Малли получили от прокурора Фрэнка Хоугана исчерпывающие данные на мафиози побережья, в том числе и на Джозефа Ланца (Джо Сокса). Разведка ВМС США нашла подход к адвокату мафиози - Джозефу Гьюэрину. Тот организовал - через третьих людей - контакт разведке с боссом мафии Ланцеи. Была достигнута предварительная договоренность, которую затем закрепили договором, подписанным в отеле "Астор" капитаном Чарлзом Хаффенденом и Джозефом Ланца. По этому договору, подписанному в то самое время, когда прокуратура Нью-Йорка возбудила против Ланца уголовное дело, контрразведчики ВМС США были - по указанию мафии - приняты на рыболовецкие суда и в порт. То и другое было организовано лично Ланца, д е р ж а в ш и м весь рыболовецкий бизнес. Когда же разведка ВМС США обратилась к Ланце с просьбой организовать проникновение агентуры в доки, Ланца выдвинул два требования: "Во-первых, вы должны содействовать освобождению из тюрьмы моего помощника Пепе Гуарази (Педро Гуара), а во-вторых, наладить прямой контакт с моим другом Чарлзом (Лаки) Луччиано, также находящимся в тюрьме". Лаки Луччиано - один из руководителей мафии. Капитан Хаффенден встретился с выходцем из Румынии Мозесом Полакофф, адвокатом Луччиано, который в ту пору был осужден на двадцать лет тюрьмы, и провел с ним беседу, в которой изложил легальному представителю мафии суть дела. Полакофф согласился передать Луччиано просьбу ВМС США. Тот ответил согласием: "Я - патриот Америки и готов помогать разведке". После он был переведен из тюрьмы Клинтон в Данноморе в тюрьму Комсток. Здесь, однако, в дело - помимо капитана Хаффендена, назначенного к тому времени шефом "иностранной разведки" в связи с предстоящей высадкой в Сицилии, - включился один из членов "большой шестерки" мафии Меир Лански, представлявший еврейскую группу с и н д и к а т а. Именно из этой тюрьмы Луччиано был заброшен разведкой США в Сицилию - в качестве агента ОСС США. Вместе с ним туда же отправился Пепе Гуарази как руководитель группы боевиков-террористов, исполнитель наиболее дерзких налетов, похищений и убийств неугодных. В о п р о с. - Память вам не изменяет. Продолжайте, пожалуйста. О т в е т. - Замысел Канариса сводился к тому, чтобы инфильтровать свою агентуру в мафию Соединенных Штатов. Он полагал, что это даст ему возможность проникнуть в разведку США, поскольку мафия имела, по его словам, поразительные связи в Америке. Канарис, по моим сведениям, имел нелегальные контакты в Лиссабоне с одним из помощников руководителя синдиката господина Фрэнка Кастелло. Канарис не называл мне имени этого человека, но, поскольку разговор проходил в присутствии генерала Гелена, к которому адмирал относился с большим уважением и абсолютным доверием, можно предположить, что Гелен знает имена, псевдонимы, формы связи... Где он, кстати? На Нюрнбергском процессе он не был привлечен даже в качестве свидетеля. Погиб? В о п р о с. - Какими вопросами занимался Гелен в генеральном штабе? О т в е т. - Разведкой на Востоке, вам же это известно... В о п р о с. - Не вам судить, что нам известно, а что нет. Почему вы полагаете, что Канарис посвятил его в свою работу по американской мафии? О т в е т. - Гелен был "мозговым центром" имперской разведки... Он выдвигал весьма рискованные идеи, зная, что Кейтель, Йодль и Канарис в случае чего прикроют его. В о п р о с. - Канарис работал по мафии с санкции фюрера? О т в е т. - Убежден, что нет. В о п р о с. - Во время допросов, которые Кальтенбруннер проводил в том концентрационном лагере, куда был заключен адмирал, он не касался вопросов о работе Канариса по мафии? О т в е т. - Мне это неизвестно... Если кого и интересовала эта проблема, то прежде всего Бормана и его подопечного - гестапо-Мюллера. В о п р о с. - Почему именно Бормана и Мюллера? О т в е т. - Потому что Борман отвечал за хранение всех ценностей рейха. Я имею в виду живопись, вывезенную из Италии, России, Польши, активы Ротшильдов, ариезированные после аншлюса Австрии и оккупации Парижа и Роттердама... Часть этих ценностей в последний период войны вывозилась из рейха. Золото осело в банках Швейцарии. Часть денег была депонирована в Аргентину, Испанию, в Португалию. Поскольку в Намибии была традиционно сильной община натурализовавшихся немцев, колониальных еще времен, часть драгоценностей ушла туда... Как я слышал, изыскивались возможности депонировать золото и в Соединенных Штатах. В о п р о с. - Цель? О т в е т. - Видимо, в надежде на активизацию идей национал-социализма и в самой демократической стране Запада. В о п р о с. - Это ваше предположение или вы располагаете фактами? О т в е т. - Такого рода глобальные вопросы никогда не фиксировались в документах. В о п р о с. - Кто говорил о возможной активизации идей национал-социализма в Соединенных Штатах? О т в е т. - Я допускаю, что об этом мог говорить рейхсляйтер Боле, комментируя ряд выступлений вице-президента Соединенных Штатов Генри Уоллеса, который открыто предупреждал народ о наличии в стране могущественной группы предпринимателей явно фашистского типа... Он так и называл их: "наши американские фашисты"... Да и к тому же фюрер еще с начала тридцатых годов часто повторял в узком кругу, что будущее Америки должны определять люди типа Форда-старшего, которые понимают, что конгломерат разных наций и религий, составляющих социальную структуру страны, может удержать в повиновении лишь человек жесткой воли и твердой руки. В о п р о с. - Вам известно о каких-либо конкретных шагах, предпринимавшихся НСДАП в этом направлении? О т в е т. - Нет... В о п р о с. - Мы просим вас подумать... О т в е т. - Я допускаю, что рейхсляйтер Боле способствовал проникновению своих людей - из числа натурализовавшихся немцев - в издательский мир Штатов... Кажется, предпринимались попытки проникнуть в кинобизнес Голливуда, но, судя по всему, они потерпели провал, хотя я знаю, что Боле выделял весьма значительные средства на развертывание антирусской и антисемитской пропаганды именно в Голливуде. В о п р о с. - Кто заним