ки во Франции и до сих пор даже не зарегистрировал там паспорт, что обязан был сделать по существующим правилам. То, что случилось в немецком генеральном консульстве, превзошло худшие опасения Василия. Чиновник, встретивший его вначале весьма любезно, сразу посуровел, узнав, что господин Кочек, желающий поехать в Германию, словак по национальности и подданный Чехословацкой республики. - Собственно, что побуждает вас посетить Германию? - сухо спросил он. Василий объяснил - вежливо и обстоятельно. - Разве нельзя отрегулировать ваши коммерческие отношения с деловыми кругами Германии при помощи переписки? - последовал новый вопрос. - Не совсем понимаю вас, - сказал Василий. - Каким способом устанавливать связи с деловыми кругами той или иной страны, путем ли переписки или через личные контакты, - решает наша фирма. И в данном случае я посетил вас для того, чтобы получить не совет, а визу. Чиновник, пропустив его слова мимо ушей, спросил, без всякой связи с предыдущими вопросами: - Кто вы но национальности? - Словак. - Имели ли раньше деловые связи с еврейскими фирмами в Германии? - Нет. До сих пор наша фирма вообще не имела деловых связей с Германией. Это наша первая попытка, поэтому нам и понадобился личный контакт с деловыми кругами, тем более что Берлинская кинопрокатная контора любезно пригласила нашего представителя, - Василий протянул чиновнику письмо, полученное из Берлина. Тот пробежал письмо глазами и задал очередной вопрос: - Как вы относитесь к последним событиям в Германии? - Я коммерсант и политикой не занимаюсь, но все же постараюсь ответить на ваш вопрос. На мой скромный взгляд, установление той или иной системы правления - внутреннее дело каждого суверенного государства и никого, кроме данного государства, касаться не должно. Чиновник протянул ему анкету. - Попрошу заполнить эту анкету, оставить у нас паспорт и заявление с подробным объяснением причин, побуждающих вас посетить Германию. Вручая через несколько минут чиновнику паспорт, заявление и заполненную анкету, Василий спросил: - Когда позволите приехать к вам за визой? - Загляните дней через пять. Но нет никакой гарантии, что вы получите визу. - Почему же? - По многим причинам, объяснять которые я не обязан! - оборвал его чиновник. Поняв, что ему могут отказать в визе, Василий в тот же вечер в спортивном клубе рассказал Веберу о своей беседе с чиновником. - Разумеется, вопрос не в грубости этого чиновника, а в том, что мне могут отказать в визе, - сказал он. - Между тем есть настоятельная необходимость поехать в Берлин и попытаться договориться с тамошними деловыми кругами. Здесь, во Франции, рынок сбыта нашей продукции сужается с каждым днем, и мы вынуждены искать новые рынки вне Франции. Очень прошу, если это вас не затруднит, вмешаться. - Не беспокойтесь, - сказал Вебер, - это вполне в моих силах. Через четыре дня приезжайте к нам и получите визу. - Скажите, почему вообще так неохотно дают визу для поездки в Германию? - С приходом к власти Гитлера в Германии происходят не очень красивые вещи... Естественно, никому не хочется, чтобы правда просочилась в другие страны. - Вебер понизил голос: - Кроме того, вы - чехословацкий подданный. А с некоторых пор отношение к вашим соотечественникам не совсем благожелательное, на этот счет получен даже специальный циркуляр... Вебер сдержал слово. Когда через четыре дня Василий снова посетил генеральное консульство Германии, тот же чиновник вручил ему паспорт с визой и даже пожелал приятного путешествия. Заручившись рекомендательным письмом к Франсуа Понсэ, Василий купил билет первого класса, сел в поезд на Северном вокзале и отбыл в Берлин. На душе было неспокойно, хотя он всячески старался не показать это провожавшей его Лизе... Гостиница "Кайзерхоф", в которой Василию был оставлен номер, оказалась комфортабельной - отличное обслуживание, идеальная чистота, но чрезмерно дорогой. Впрочем, Василий сознательно шел на дополнительные расходы: каждому ведь ясно, что коммерсанту с незначительными доходами и небольшим капиталом не по карману номер в отеле "Кайзерхоф" и обед в ресторане "Унтер-ден-Линден". Первое неблагоприятное впечатление о Берлине сложилось у Василия еще в вестибюле гостиницы, когда вышколенный портье, приняв его паспорт, спросил вежливо - не иудей ли господин Кочек? Василий был возмущен такой бесцеремонностью, но ответил сдержанно: - Нет, я словак по национальности и католик по вероисповеданию. Все же разрешите узнать, какое это имеет значение? - Иудеям останавливаться у нас нельзя... У себя в номере Василий побрился, надел свежую, рубашку, переменил костюм и спустился в ресторан позавтракать. Он решил отложить знакомство с представителями кинопрокатной конторы, чтобы иметь несколько свободных дней и оглядеться. Позавтракав, Василий вышел на улицу. День был пасмурный. Серые облака, затянувшие небо, опустились совсем низко. Дул холодный, пронизывающий ветер. Василий зябнул в легком демисезонном пальто, но все-таки подолгу простаивал у витрин магазинов, рассматривая довольно безвкусную рекламу. Навстречу то и дело попадались молодые мужчины в полувоенной коричневой форме. Создавалось впечатление, что Берлин превратился в военный лагерь. Люди в коричневой форме приветствовали друг друга, выбрасывая правую руку вперед. Этого фашистского приветствия, ставшего впоследствии символом варварства и неслыханной жестокости, Василий еще не видел. Он дошел до какой-то площади. В окнах и на балконах домов висело множество знамен, которые трепал ветер. По площади шел духовой оркестр, ревели трубы, гремели литавры. За оркестром маршировали отряды молодых парней в той же коричневой форме. Поравнявшись с четырехэтажным серым зданием, с балкона которого свешивалось огромное знамя со свастикой, оркестр умолк. Молодые парни приветствовали знамя, выбросив правую руку и трижды выкрикнув: "Хайль, хайль, хайль!.." Должно быть, в этом сером здании помещался центр национал-социалистской партии, а может быть, его берлинское отделение. Отряды распались на группы, словно на физкультурном параде. И вскоре на площади жарко разгорелось несколько костров. К кострам подъезжали тяжелые грузовики, нагруженные до самого верха книгами. Парни в коричневом бросали книги в огонь. Высокие столбы черного дыма поднялись к небу... Берлин каждый час готовил приезжему новые сюрпризы. На улицах с утра и до позднего вечера гремели духовые оркестры, за ними бесконечными рядами маршировали молодчики в коричневой форме. На площадях устраивались парады, многолюдные митинги, на которых выступали видные деятели национал-социалистов, призывая молодежь искоренить на немецкой земле коммунистическую заразу, уничтожить евреев и готовиться к завоеванию жизненного пространства. Повсюду шли погромы еврейских лавок и магазинов. В эти же дни фашистский официоз "Дойче беобахтер" опубликовал постановление, обязывающее всех иудеев без различия возраста, пола, звания и имущественного положения носить на левой стороне груди особый знак, свидетельствующий об их расовой принадлежности. "Отец" был прав, настойчиво рекомендуя мне посетить Берлин, - думал Василий. - Никакие статьи, как бы талантливо они ни были написаны, не могут создать даже приблизительного представления о том, что такое фашизм на практике..." 27 февраля, вечером, начался пожар рейхстага. Василий сначала не придал этому значения, - мало ли какие пожары возникают в городах! Однако из вечерних газет он узнал, что следственные органы считают поджог рейхстага делом рук коммунистов, и все понял. Тотчас поднялась новая волна террора по всей Германии. Специально созданные органы государственной безопасности арестовывали всех, кто подозревался в принадлежности или сочувствии к коммунистической партии, арестовывали и социал-демократов. Хватали евреев, сажали в товарные вагоны и отправляли в неизвестном направлении. Только самым богатым из них удавалось за баснословные деньги достать заграничные паспорта и выехать из Германии... Чтобы не вызвать подозрений у окружающих своим бездельем, Василий связался с Берлинской конторой кинопроката. Разговаривал с ним по телефону директор конторы, Хойзингер. Он выразил свое удовлетворение приездом к ним господина Кочека и любезно сказал, что будет рад встретиться с ним сегодня, если, конечно, у господина Кочека нет более важных дел. У господина Кочека не оказалось более важных дел, поскольку он приехал в Берлин исключительно с этой целью. Поэтому он сказал, что приедет к господину Хойзингеру в двенадцать часов дня. Кинопрокатная контора находилась в другом конце города - довольно далеко от центра. Василий взял такси. Водителем оказался болтливый щупленький человечек средних лет. Василий у знал, что он не владелец машины, как многие берлинские таксисты, а работает у хозяина по найму. До этого же он два года был безработным. Сейчас, благодаря заботам фюрера, положение меняется - жизнь налаживается, количество безработных сокращается с каждым днем. Фюрер обещал работу всем немцам, а он не такой человек, чтобы не выполнить своих обещаний!.. Нет, в партии национал-социалистов не состоит, но на ближайших выборах будет голосовать за них... Зарабатывает не очень много, но это все же лучше, чем жить с женой и двумя маленькими детишками на жалкое пособие по безработице... Ничего, немножко терпения, и немцы тоже начнут жить как люди!.. Гитлер никому не позволит ограбить Германию, как грабили до сих пор. Он не станет платить ни единого пфеннига Антанте по проклятому Версальскому договору!.. Слушая разглагольствования шофера, Василий начинал понимать, почему значительная часть населения Германии поддерживает фашистов. Гитлер не только дает немцам работу, но и мастерски играет на их оскорбленном национальном чувстве, обещая в недалеком будущем завоевание жизненного пространства и господство над другими народами. И снова чувство беспокойства, смутной тревоги сжало сердце Василия... Герр Хойзингер встретил его как старого знакомого, представил своим помощникам и, угощая гостя коньяком и черным кофе у себя в кабинете, приступил к деловым переговорам. Да, они хорошо осведомлены об успехах рекламы, изготовляемой фирмой "Жубер и компания", особенно в области кино. Кинопрокатная контора готова заключить договор на изготовление и поставку тематических объемных рекламных установок. Для начала - в целях рекламирования американских и французских фильмов, - вероятно, художники фирмы с этими фильмами знакомы. В зависимости от успеха этих рекламных установок может встать вопрос о рекламировании немецких фильмов, что значительно сложнее и ответственней: реклама должна явиться проводником современной немецкой идеологии... Обсудив предварительные условия договора, Василий изъявил желание познакомиться с практикой кинопроката в Германии и посетить для этой цели еще несколько городов, - ну, скажем, Гамбург, Мюнхен, Лейпциг, Дрезден. Хойзингер обещал снабдить Василия рекомендательными письмами на имя руководителей филиалов. Письма эти будут доставлены к нему в номер завтра. А к возвращению господина Кочека из поездки будет готов и договор. Хойзингер согласился выдать аванс в счет будущих заказов и даже взять на себя часть расходов, связанных с поездкой Василия по стране. На его вопрос, что произошло со второй конторой кинопроката, изъявившей в свое время желание установить деловые контакты с его фирмой, Хойзингер ответил: - Видите ли, господин Кочек, уже более столетия дельцы еврейской национальности захватили все финансы Германии. Не вкладывая ни одной марки в индустрию, по способствуя развитию промышленности страны, они прибрали к рукам банки, торговлю, зрелищные предприятия, увеселительные учреждения и наживали колоссальные деньги... Понятно, что истинные хозяева страны - немцы - не могли терпеть до бесконечности этот хищнический грабеж. Поэтому сейчас евреям запрещено заниматься предпринимательством. По этой причине и закрыта кинопрокатная контора, владельцем которой был некто Лифшиц... - Нужно полагать, что теперь ваша контора стала монополисткой в области кинопроката и не боится конкуренции, - сказал Василий, стараясь ничем не проявить своего отношения к этому чудовищному, но далеко не новому приему устранения конкурентов. - Если хотите, да, - скромно ответил герр Хойзингер. - За последнее время оборот наш почти удвоился и имеет тенденцию к дальнейшему росту... Кризис кончился, экономика страны на подъеме, безработица ликвидируется, - следовательно, в кинозалах будет больше зрителей!.. Прежде чем уехать из Берлина, необходимо было побывать во французском посольстве и передать Понсэ рекомендательное письмо. Правда, за эти дни не возникло необходимости прибегать к высокому покровительству, но было бы неучтиво не передать послу письмо его друга. Не зная, что Паризерплац, где находилось французское посольство, близко от гостиницы, Василий нанял такси и в одну минуту оказался у массивных ворот красивого особняка. Но проникнуть в посольство было не так-то просто. Верзила сторож, не слушая объяснений Василия, повторял одно и то же: "Если мсье нужно передать письмо господину послу, пусть оставит здесь, укажет свой адрес, и господин посол известит мсье о времени, когда его смогут принять". Василий написал на обороте визитной карточки название своей гостиницы и с письмом оставил у сторожа. Затем вернулся к себе. Для огорчения оснований не было: письмо Маринье он передал, а что его не пустили в посольство - это уж не его вина. В Берлине больше делать было нечего. Рекомендательные письма Хойзингера лежали у Василия в кармане, и на следующий день вечерним поездом он уехал в Лейпциг. Попутчиком Василия оказался плотный человек средних лет, по виду мастеровой. Они разговорились. Василий не ошибся: сосед по купе действительно был рабочим-металлургом, ехавшим в Лейпциг навестить родных. На вопрос, был ли он безработным, рабочий отрицательно покачал головой. Нет, он все время имел работу. Правда, работал по сокращенному графику, три дня в неделю, и зарабатывал мало, но все же ему жилось куда лучше, чем многим другим, совсем лишившимся работы... Да, в политической партии он состоял - был социал-демократом. Потом разочаровался и вышел из партии... Никаких репрессий со стороны новых властей он не боится. Кто и на каком основании может его тронуть, - ведь он добровольно и задолго до прихода к власти Гитлера отрекся от социал-демократии... Почему? Очень просто: руководители партии оказались болтунами, они умели говорить только красивые слова и ничего не делали для рабочих. А вот Гитлер - человек дела! Он выступает против плутократии, думает о социальном строе нового типа. Почему, спрашивается, социализм должен быть обязательно русского образца, - разве нет и не может быть других форм? Германия - высокоразвитая индустриальная страна и может развиваться по своему особому пути. Правду сказать, вожди немецкой социал-демократии вообще надеялись, что социализм преподнесут им на тарелочке, - иначе зачем было им отвергать предложение Тельмана о совместных действиях, когда коммунисты на последних выборах получили почти пять миллионов голосов? Объединись они тогда с коммунистами, - создали бы коалиционное правительство левого направления, и, уверяю вас, народ пошел бы за ними. - Вам известны факты, говорящие о том, что новые власти ограничивают деятельность крупных монополий, или, как вы выразились, плутократии, и собираются строить какой-то новый социализм? - спросил Василий. - Нет, таких фактов я не знаю... Но ведь Гитлер окончательно ликвидировал унизительный для немцев Версальский договор и показал Антанте кукиш - разве одно это уже не вызывает сочувствия? А то получалась очень уж несерьезная история, - с нами, с немцами, союзники обращались, как с каким-нибудь колониальным народцем... Сами вооружались, оснащали свою армию новейшей военной техникой, а нам все запрещали. Нам, великой нации, запрещали иметь авиацию, подводные лодки, военно-морской флот!.. Дураку понятно, что союзники могли оккупировать безоружную страну, - ведь оккупировали же французы Рурскую область. А репарации? Разве они не были открытым грабежом? Мы голодали, у наших детей не было молока, а французы и англичане бесились с жиру... Как ни говорите, Гитлер молодец, - он всем дал понять, что нельзя с нами обращаться, как с неграми в Африке. Мы, немцы, великая нация и сумеем постоять за себя! - А разве войну тысяча девятьсот четырнадцатого года затеял не кайзер? Немецкая армия разрушила множество французских городов и сел, не говоря уже о России, где сравнивали с землей целые районы... Вы не находите, что за все это кто-то тоже должен был отвечать? - Но при чем тут немцы? Спросили бы с кайзера и его генералов! И то сказать, немцы тоже пострадали от войны не меньше, чем французы... Василию стало неприятно продолжать этот разговор. Если рабочий, бывший социал-демократ, так рассуждает, чего же ожидать от мелкой буржуазии, составляющей большинство нации? Он зевнул и устроился поудобнее, давая понять, что хочет вздремнуть... В отличие от Берлина, шумного, крикливого, Лейпциг показался тихим, уютным. Рядом с широкими асфальтированными улицами - узенькие средневековые улочки, мощенные булыжником. Массивные здания официальных учреждений с колоннами из гранита и маленькие особняки бюргеров, с остроконечными, покрытыми черепицей крышами. Грандиозные католические храмы в стиле ранней готики. Множество парков, вековые деревья вдоль тротуаров. И на каждом шагу - памятники выдающимся, а чаще ничем не примечательным землякам. Лейпциг жил от ярмарки до ярмарки. Во время ярмарок город оживал, потом снова впадал в спячку. Между ярмарками в Лейпциге задавали тон студенты знаменитого университета - одного из древнейших в Европе. Но старой цеховой традиции устраивали карнавалы печатники и меховщики. В этом городе печатались самые красивые в мире книги, выпускались отлично имитированные меха, мало чем отличающиеся от натуральных. Руководитель лейпцигского отделения конторы кинопроката, Малер, весьма любезный человек, несмотря на протесты Василия, повсюду его сопровождал и с удовольствием показывал достопримечательности родного города. Побывали они и на огромной территории, где уже шла работа по подготовке к весенней ярмарке. - Господин Кочек, почему бы вам не посетить ярмарочный комитет и не предложить свои услуги? Весьма возможно, что они заинтересуются вашей продукцией, - сказал Малер. На следующий день, захватив с собой альбом фирмы, вырезки из газет, отзывы торговых палат и многочисленных заказчиков, Василий, в сопровождении Малера, отправился в ярмарочный комитет. Предложением совладельца парижской рекламной фирмы заинтересовались. С Василием вели долгие беседы и наконец обещали дать окончательный ответ через два-три дня. Делать было нечего, - Василий скучал в Лейпциге от безделья, терпеливо ожидая решения комитета. Наконец вице-председатель ярмарочного комитета сообщил Василию по телефону, что комитет согласен заключить с фирмой "Жубер и компания" договор на значительную сумму, если фирма примет на себя обязательство изготовить заказанную рекламу не позже 10 мая текущего года. Василий подписал договор и в тот же день отправил телеграмму Жуберу с сообщением о сделке. Написал он также и Анри Борро, предложив ему быть готовым к поездке в Берлин и Лейпциг для уточнения заказов. Он решил прервать путешествие по городам Германии и вернулся в Берлин, чтобы, подписав договор с конторой кинопроката, поспешить в Париж. В гостинице "Кайзерхоф" его ожидало приглашение французского посла пожаловать на ужин 1 марта в семь часов вечера. Василий явился во французское посольство за пять минут до назначенного срока. Он немного волновался, не зная, как его примут и сумеет ли он, по бывавший никогда на такого рода приемах, не ударить, как говорится, в грязь лицом. Ровно в семь часов метрдотель, в безукоризненном фраке, которого Василий принял сначала за самого посла, пригласил "господ гостей в столовую отужинать". На пороге столовой Василия встретил Франсуа Понсэ. - Очень рад знакомству с вами! Маринье пишет о вас необыкновенно тепло, а друг моего друга - мой друг! - улыбаясь сказал он. За стол село восемь человек, и, как вскоре выяснилось, все, кроме Василия, французы. В их числе единственная дама - жена посла. Василий понял, что присутствует на интимном ужине друзей Понсэ. Все, по-видимому, отлично знали друг друга, держались непринужденно. Кто-то заговорил о недавнем поджоге рейхстага. Посол, смеясь, сказал, что поджог послужил поводом самовозвеличения некоторых руководителей национал-социалистов. - Знаете, господа, что сказал господин Геринг? Он сравнил себя с Нероном! Он часто повторяет: "Христиане подожгли Рим, чтобы обвинить в этом Нерона, а коммунисты подожгли рейхстаг, чтобы обвинить в этом мена!.." Звучит это и смешно и страшно!.. Осведомленные люди утверждают, что рейхстаг соединен подземным коридором с особняком Геринга. Следовательно, поджигатели могли пройти этим путем... - Я слышал, что арестован какой-то голландец ван дер Люббе, - сказал седой человек с морщинистым лицом. - Его обвиняют в поджоге рейхстага. Говорят, у него в кармане обнаружен членский билет коммунистической партии. - А другие утверждают, что поджог рейхстага дело рук молодчиков Рема и совершен не без ведома более крупных деятелей, - вставил молодой человек с военной выправкой. - Во всяком случае, поджог не мог совершить один человек... - Для меня совершенно очевидно одно, - сказал Понсэ, - тайна поджога рейхстага будет раскрыта не скоро. Пройдут годы, прежде чем мы узнаем истину. А пока этот факт будет использован национал-социалистами для предвыборной кампании. Более благоприятного повода для агитации трудно придумать: обвинить в поджоге коммунистов, разжечь шовинистические страсти... - Господа, не хватит ли говорить о политике! - вмешалась жена посла и пригласила гостей в гостиную пить кофе. Слушая беседу людей, без сомнения весьма осведомленных, знающих значительно больше, чем они говорят, Василий думал: неужели все эти французы, увидевшие фашизм, так сказать, в натуральном виде, без всяких прикрас, могут когда-нибудь стать на его сторону и ради узких, своекорыстных интересов предать и свой народ и свою родину? В маленькой гостиной гости пили черный кофе с ликером. И разговор снова коснулся событий в Германии. Кто-то высказал мысль, что победа национал-социалистов на предстоящих выборах не вызывает сомнения. - Еще бы! - сказал человек с седой головой. - После такого террора и запугивания избирателей мудрено было бы не победить. Вся Германия покрылась сетью концентрационных лагерей, в которые бросают всех, кто проявит малейшее недовольство существующим режимом! - Вам не кажется, господа, что в результате варварских методов, применяемых национал-социалистами в управлении страной, пропасть между Германией и внешним миром углубляется? - спросил посол. - Гитлер не придает этому никакого значения, зная заранее, что великие державы и пальцем не пошевельнут, чтобы обуздать фашизм и положить конец варварству в центре Европы! - ответил послу старик. Франсуа Понсэ, видя, что гость из Парижа все время молчит, не принимая участия в разговоре, спросил Василия: - Скажите, мсье Кочек, какое впечатление вы уносите с собой из Германии? - Самое тяжелое, - сказал Василий. - Действительно, здесь творится нечто умопомрачительное!.. Впрочем, этого нужно было ожидать. Мы, французы, вместо того чтобы сблизиться с Германией, когда здесь существовали демократические порядки, тащились в хвосте политики Англии и Америки, - боялись остаться в изоляции. А теперь расплачиваемся за это и будем еще расплачиваться жестоко... - Господин посол, я коммерсант и, признаюсь, плохо разбираюсь в политике. Но, пробыв в этой несчастной стране немногим больше двух недель и увидев все собственными глазами, я ужаснулся. Временами мне кажется, что в Европу возвращается средневековое варварство. Неужели государственные деятели великих держав, в первую очередь Франции, не понимают, что нужно остановить фашизм, - остановить сейчас, немедленно, иначе будет поздно? - К сожалению, уже поздно!.. В настоящее время интересы союзников резко расходятся. Англичане жаждут ослабления Франции, чтобы иметь возможность единолично господствовать в Европе. Запомните мои слова: они попытаются и фашизм в Германии использовать в своих интересах! - Как бы им не пришлось расплачиваться за такую близорукую политику! - сказал Василий и встал, чтобы откланяться. - Скажите, мсье Кочек, я ничем не могу быть вам полезным? - спросил Понсэ. - Благодарю вас. Я свои дела успешно закончил и на днях возвращаюсь в Париж. - По приезде передайте, пожалуйста, сердечный привет Маринье и расскажите ему обо всем, что видели здесь... До выборов в Берлине оставалось несколько дней. Каждый день под звуки фанфар и духовых оркестров устраивались парады, факельные шествия, шумные митинги и собрания. В самый день выборов - 5 марта - отряды СА разместились во всех пунктах голосования. Выборы и подсчет голосов происходили под руководством нацистов. В результате национал-социалисты получили в рейхстаге двести восемьдесят восемь мест - абсолютное большинство. На следующий же день после выборов террор в Германии усилился. Начались повальные обыски и аресты, конфискация имущества евреев и враждебно настроенных к фашизму людей. Василий слушал выступление Геринга по радио. Как бы отвечая на вопрос, почему все так происходит, тот говорил без тени смущения: "В большом деле без издержек не обойтись. Это неизбежно..." В Германии делать было больше нечего. Все, что Василий видел вокруг себя, возмущало, вызывало чувство негодования. Он возвращался домой с тяжелым сердцем. Германо-бельгийскую границу поезд Берлин - Париж пересекал ночью. На немецкой пограничной станции пограничники и таможенники побежали по вагонам. Они обходили одно за другим купе, будили пассажиров, проверяли документы, вещи. Некоторым пассажирам пограничники предлагали сойти с поезда с вещами и направляли их в помещение таможни при вокзале. Носильщиков почему-то не оказалось, и пожилые люди, мужчины и женщины, сгибаясь под тяжестью чемоданов, шагали к вокзалу. Очередь дошла до Василия. Офицер пограничной службы повертел в руке чехословацкий паспорт и сказал: - В таможню с вещами! - У меня один маленький чемодан, его нетрудно проверить и здесь, на месте, - Василий хотел было открыть чемодан. - Не возражать! - гаркнул офицер. Василия проводили в помещение пограничного пункта. В большой комнате, обставленной казенной мебелью и пропитанной запахом казармы, за большим столом сидел грозного вида офицер. Рядом с его столом стоял человек в форме таможенного чиновника. Взяв паспорт Василия, офицер начал задавать уже ставшие привычными вопросы: - Фамилия?.. Место рождения?.. Профессия?.. Зачем ездили в Германию? Получив исчерпывающие ответы на все эти вопросы, офицер исподлобья взглянул на Василия: - Иудей? - Словак и католик по вероисповеданию. - Иудеи заклятые враги Германии, но... - небольшая пауза, - славяне тоже не лучше, хотя они и христиане! Василий молчал. - Отвечайте на вопрос: почему на вашей родине, в Чехословакии, угнетают немецкое меньшинство? - Политикой я не интересуюсь и ответить на ваш вопрос не могу. Потом, я живу во Франции. - Все вы невинные овечки и ничего не знаете? Подождите, придет время - сами разберетесь или мы заставим вас разобраться!.. Василий молча положил перед офицером договоры, заключенные в Берлине и Лейпциге. - Из этих бумаг следует, что вы установили коммерческие связи с немецкими торговыми организациями. Но так ли? - спросил офицер. - Совершенно верно. Я совладелец рекламной фирмы в Париже, и у нас давно установились добрые отношения с немецкими деловыми кругами! Офицер вернул ему паспорт и договоры. - Можете следовать дальше! Чемодан его даже не открыли. Переехав французскую границу, Василий облегченно вздохнул. "Нет, ехать еще раз в Германию с чехословацким паспортом не стоит!" - подумал он. В Париже Василия ждало множество новостей. Лизы дома не оказалось, и он, оставив чемодан, поспешил в контору. Первым, кого он увидел, был Борро. - Ну, Анри, какие у нас новости? - Есть кое-какие!.. Начнем с того, что за последнее время мсье Жубер находится в подавленном состоянии духа и почти ни с кем не разговаривает. Никто не решается спросить его о причине такого настроения, а он, в свою очередь, избегает разговоров на эту тему. Даже ваша телеграмма о выгодных заказах не произвела на него никакого впечатления!.. Поступило предложение от крупной американской фирмы послать к ним представителя для переговоров о рекламировании нескольких кинокартин. Мы еще не ответили им, - ждали вашего приезда. Гомье закончил эскизы для Италии, и, если вы их одобрите, мы тотчас отошлем их... Что касается лично меня, то я собираюсь посетить, как вы пожелали, национал-социалистский рай - побывать в Берлине, Лейпциге... - Хорошо, что напомнили об этом!.. Сегодняшняя Германия, Анри, - это страшная тюрьма, и при малейшей оплошности вы можете исчезнуть в ней бесследно, как исчезают многие. Я соглашусь на вашу поездку при условии, что вы дадите мне слово ничего там не видеть, ничему не удивляться, а главное - молчать! - Смею заверить вас, дорогой патрон, что у меня нет никакого желания очутиться за решеткой и, тем более, исчезнуть бесследно из этого лучшего из миров!.. Постараюсь быть немым как рыба. В этом вы можете на меня положиться, - сказал Борро. - Когда вы собираетесь ехать? - Хоть завтра, если у вас нет возражений. Немецкая виза у меня в кармане, остается купить билет. - Возражений нет. Хочу обратить ваше внимание на важность прочных деловых отношений нашей фирмы с ярмарочным комитетом в Лейпциге. Учтите, у них неисчерпаемые возможности обеспечить нас заказами. - Сделаю все, что в моих силах!. Не успел Василий разобрать почту, как в кабинет вошел Жубер. Он молча пожал компаньону руку, медленно снял пальто, повесил на вешалку. Борро оказался прав: вид у Жубера был неважный, он заметно осунулся, побледнел. - Хорошо, что вы приехали, - сказал Жубер, присаживаясь к столу Василия. - Надеюсь, путешествие было приятным? - Поездка была удачная, но тяжелая... Вы знаете из моей телеграммы, что мне удалось завершить переговоры с Берлинской конторой кинопроката и, самое главное, заключить выгодный договор с Лейпцигским ярмарочным комитетом. Таким образом, на ближайшее время мы с вами избавлены от капризов рынка. И все-таки поездка была ужасная! Вы даже представить себе не можете, что творится там, в Германии. Неприкрытая диктатура, уничтожение всякой демократии, подавление человеческой личности, варварство... Временами мне не верилось, что все это я вижу наяву... - Василий замолчал, заметив, что Жубер не слушает его, и спросил: - А теперь скажите, что с вами? - Почему вы задаете мне такой вопрос? - За короткое время моего отсутствия вы сильно изменились. Жубер хотел было что-то сказать, но промолчал. - Если вы не хотите быть со мной откровенным, не смею настаивать. Но мне казалось, что между друзьями не должно быть секретов! - Ах, мой друг! Я несчастный человек... - Что случилось? - Вы знаете, как я любил Мадлен... Для нее я пожертвовал всем, чуть не разорился... - И что же? - Мне и больно и горько говорить об этом... Недавно я случайно застал ее с другим. И знаете, что самое досадное? Нет, вы даже представить себе не можете! Старый, толстый боров!.. Менять Жана Жубера - и на кого? На старого развратника! - Не огорчайтесь!.. Древний поэт сказал: "Лучше на худом челне пуститься вплавь в открытое море, чем довериться лживым клятвам женщины"... - Я ведь любил ее!.. Под вечер Василий позвонил Сарьяну. - Приехали? - обрадовался тот. - И голова цела? Браво, брависсимо!.. Он еще спрашивает, хочу ли я встретиться с ним?! Не хочу, а настаиваю на этом. Больше того, на правах дружбы требую!.. - Приходите к нам! - Мне совестно утруждать каждый раз Марианну. Не лучше ли встретиться где-нибудь в ресторане? - Нет, не лучше. Я еще и жену не видел. Заехал домой с вокзала, а она уже ушла на лекции. Приезжайте к нам, посидим, выпьем бутылочку вина, потолкуем... Вечером не успел Василий войти в дом, как Лиза бросилась к нему, обняла и вдруг расплакалась. - Ну что ты, что ты? - успокаивал ее Василий, проводя рукой по гладко причесанным волосам жены. - Я так беспокоилась, так волновалась!.. Места себе не находила, ночей не спала... - Но ведь для беспокойства не было никаких оснований! - Как же не было? Ты думаешь, я дурочка и не знаю, что творится там, где ты был... О господи, когда будет конец нашей проклятущей жизни? - Лиза вытерла слезы. - Твердо могу сказать тебе - конец будет не скоро. Совсем даже не скоро, и поэтому нам нужно беречь нервы. - Тебе легко говорить - беречь нервы. Я тут одна-одинешенька в этих стенах... Чего только не лезло в голову... - Ты лучше расскажи, как жила без меня, что у тебя нового? - Все по-прежнему. Впрочем, у меня маленькая радость: профессор Жерико, прочитав мой реферат, обещал зачислить меня с будущего учебного года на основное отделение университета. За время твоего отсутствия я встречалась с фрау Браун. Она охотно приняла от меня еще пятьсот франков и обещала принести на днях список французских журналистов, подкупленных немецким посольством и работающих на Германию. По ее словам, в списке есть фамилии довольно известных политических обозревателей. - Это очень важно, мы найдем способ известить французские власти. Пусть они знают предателей и примут необходимые меры. Лиза покачала головой: - Боюсь, что французские власти никаких мер на примут... - К сожалению, ты, пожалуй, права... - Раза два звонил Сарьян - спрашивал, нет ли от тебя вестей? - Хорошо, что напомнила! - спохватился Василий. - Он обещал приехать сегодня. Как у нас с едой? - Кусок холодного мяса, фруктовые консервы... - Вот что, я сбегаю куплю вина, а ты приведи себя в порядок и накрой на стол. - Хлеба, хлеба не забудь! Стол был давно накрыт, закуски расставлены, бутылки раскупорены, а Сарьяна все не было, Василий начал тревожиться, - журналист человек пунктуальный и никогда не опаздывает. Он влетел в дом как вихрь, когда его уже перестали ждать. - Извините, пожалуйста! Причины у меня весьма основательные... К тому же я голоден как волк! - Он сел за стол, выпил вина и принялся за закуску. - Признавайтесь, Жюль, - не задержало ли вас свидание с прекрасной дамой? - спросил Василий. - Кажется, я имел уже случай сообщить вам, что я однолюб и, кроме Жаннет, никаких других женщин просто не замечаю!.. Исключение, конечно, составляет Марианна, - тут же поправился Сарьян. - Нас, группу журналистов, пригласили на Кэ д'Орсэ, и лично мсье Бонкур сделал довольно важную информацию. Но обо всем этом потом, сперва расскажите о ваших впечатлениях!.. Пока Василий со всеми подробностями рассказывал о виденном и пережитом в Германии, Сарьян отдал должное и ветчине с корнишонами, и холодной телятине, не забывая подливать себе вина. - Кажется, я понял секрет успеха Гитлера, - говорил Василий, - он выбрал удачное время для захвата власти. Экономический кризис потухает повсеместно, - разумеется, и в Германии тоже. Заметно некоторое оживление в промышленности и торговле. Гитлер ловко использует это, создавая у своих соотечественников впечатление, что все это происходит благодаря ему. Безработица постепенно ликвидируется, жизнь улучшается, - как же не быть благодарным фюреру? Он, Гитлер, жонглирует демагогическими лозунгами, утверждает, что выступает против магнатов капитализма. Народ верит, что именно он порвал ненавистный немцам и действительно несправедливый Версальский договор. Германия вооружается на всех парах, - безработные получают работу, а промышленники - колоссальные барыши. - А где же были левые - социал-демократы и коммунисты, имевшие одно время большинство депутатских мест в рейхстаге? - спросил Сарьян. - Насколько я знаю, социал-демократы отвергли предложение коммунистов о совместных действиях и раскололи левый фронт. Коммунистическая же партия Германии страдала некоторой левизной, сектантством. Руководство ее утверждало, что коммунистам в такой экономически развитой стране, как Германия, нет дела до городской мелкой буржуазии и крестьянства. А мелкая буржуазия в Германии составляет большинство населения. Она-то и стала опорой фашизма... - О боже мой! - вздохнул Сарьян. - Стоит встретиться двум приятелям, как они только и делают, что говорят о политике, даже в присутствии дамы!.. - Я всегда с удовольствием слушаю ваши беседы, - сказала Лиза. - Что поделаешь, мы живем в такую эпоху, когда политика заслоняет собою все остальные интересы!.. - Кстати, как идут у вас дела с той немкой, знакомой Ганса Вебера? - спросил Лизу журналист. - Она оказалась довольно сговорчивой... - Эта самая фрау Браун, - сказал Василий, - передаст нам на днях список известных французских журналистов, купленных немецким посольством и работающих в пользу Германии. Как вы считаете, можно ли будет каким-либо способом разоблачить этих продажных писак? Марианна, например, думает, что никто не примет никаких мер в отношении журналистов, берущих деньги у немецкого посла, - даже если правительство будет располагать неопровержимыми доказательствами. - Видите ли, - сказал Сарьян, - у нас считается нормальным, когда журналист получает деньги от политических партий, акционерных и страховых обществ, даже от отдельных предпринимателей и пишет в их пользу. Действует простейшая логика - каждый зарабатывает свой хлеб как может. Конечно, в данном случае речь идет о поддержке фашизма. Но как мы сумеем доказать, что эти журналисты действительно подкуплены немцами? Сослаться на их статьи? Пустое, в свободной стране каждый волен писать, что он думает. Боюсь, что Марианна права - тут ничего не сделаешь! - Он помолчал, подумал. - Я бы мог попытаться опубликовать этот список в газете, но опять-таки нужны веские доказательства, иначе патрон не согласится. Допустим, мы сумеем уговорить его. Журналисты тут же возбудят против нас судебный процесс, и мы проиграем его... Постойте, что, если этот список вручить самому министру? Поль Бонкур доверяет мне, - пусть, по крайней мере, знает, кто из журналистов продает Францию!.. - Вы правы, - сказал Василий, - Бонкур честный политик и убежденный антифашист; ему, может быть, удастся использовать список журналистов-изменников в борьбе против профашистски настроенных членов кабинета и в Национальном собрании. - Я так и сделаю. Но положение самого Бонкура становится шатким... - Почему? - По многим причинам... Но главным образом из-за разногласий с премьер-министром Даладье. Вам, наверно, известно, что три государства - Югославия, Чехословакия и Румыния, потеряв всякую надежду на защиту со стороны Франции от возможной немецкой агрессии, заключили между собой союз и создали Малую Антанту. В противовес этому, английское правительство, во главе с Макдональдом, выдвигает идею создания Пакта четырех. Сегодняшний неожиданный вызов журналистов на Кэ д'Орсэ был связан именно с этим. Поль Бонкур прав, когда утверждает, что в этом Пакте четырех - Англия, Франция, Германия и Италия - англичане оставляют за собой роль арбитра, а Франция оказывается лицом к лицу с двумя тесно связанными между собой фашистскими государствами. Премьер-министр требует от Бонкура других предложений, а других предложений у него нет. - Неужели французы попадутся на удочку англичан? - Правые во Франции и лейбористы в Англии надеются, что таким путем можно направить интересы Гитлера на Восток. Немецкая армия увязнет в снегах России, а Европа избавится от войны. Чтобы сладить с Гитлером, англичане обещают ему даже колонии. Лозунг правых - "избегать войну любой ценой" - очень популярен среди обывателей и имущих классов не только Франции, но и Англии. - До чего же поганая штука политика! - вырвалось у Василия. - Поганая, что и говорить! - Сарьян поднялся. - Кажется, мы заговорились, уже поздно, пора домой... Спасибо за угощение, за приятную беседу. - У дверей он повернулся к Василию: - Как только получите список, дайте его мне, я все же покажу его министру!.. После очередной встречи с фрау Браун Лиза вернулась домой очень взволнованной. - Знаешь, Василий, немка, передав мне список журналистов, рассказала страшные вещи!.. Она перепечатала для посла телеграмму из Берлина о тем, что сегодня утром, на одном из пригородных вокзалов Бухареста, был убит двумя выстрелами из револьвера румынский министр внутренних дел Дука - главный вдохновитель всей франкофильской политики на Балканах. Днем посол Кестнер созвал на совещание своих ближайших сотрудников, доверительно сообщил им об этом факте и произнес речь, которую стенографировала фрау Браун. Вот копия этой речи, - хочешь послушать? "Поздравляю вас, господа, лед тронулся, исчез с земли один из самых ярых врагов Германии на Балканах, господин Дука. Да будет земля ему пухом!.." Ты подумай, какой цинизм!.. "Учтите, господа, что это только начало. В Берлине считают, что с помощью пяти или шести подобного рода политических убийств Германия сэкономила бы средства на войну и добилась бы в Европе всего, чего только пожелала бы!.. Итак, - продолжал посол, - прежде всего речь идет о Дольфусе. По мнению Берлина, он единственный австриец, который по-настоящему против аншлюса. Но полагают, что он будет устранен своими же соотечественниками, так как в Австрии число сторонников аншлюса растет с каждым днем. Вторым убийством, которое необходимо нам для того, чтобы добиться своего в Европе, должно быть убийство югославского короля Александра. Авторитетные круги Берлина утверждают, что его исчезновение положит конец единству Югославии и всей политике союзнических отношений между Францией и Балканами. Затем настанет очередь Титулеску - верного союзника Парижа и Лондона. Далее, авторитетные круги утверждают, что в тот день, когда не станет Бенеша, немецкое меньшинство в Чехословакии вернется к матери-родине. И еще: до тех пор, пока жив король Альберт, Бельгия никогда не войдет в германскую систему. Надеюсь, господа, вы согласитесь со мной, что было бы неплохо, если бы и во Франции исчезли те или иные политические деятели". Дополнительная запись стенографистки: "В ответ на последние слова герра Роланда Кестнера раздаются аплодисменты присутствующих..." - Дай-ка сюда! - Василий взял у Лизы копию стенограммы и пробежал ее глазами. - Вот мерзавцы! Без счета убивают своих, а теперь принялись за политический террор в соседних государствах!.. - Нужно немедленно предупредить "отца" - он найдет способ сообщить органам безопасности тех государств, в которых предполагаются злодейские убийства! - Ты права. Только как предупредить? Была бы здесь фрау Шульц! - Нужно ее срочно вызвать! - Правильно, попробуем вызвать фрау Шульц! - И Василий сел за письмо. Он писал: "Вернувшись из Германии, где мне удалось заключить несколько выгодных договоров и завязать перспективные отношения с некоторыми немецкими деловыми кругами, я застал Марианну нездоровой. Она, по-видимому, захворала всерьез и нуждается в уходе. Я очень занят делами фирмы, - у нас самый разгар выполнения заграничных заказов, и отлучаться мне невозможно. Есть, конечно, выход: положить Марианну в больницу, но, признаться, ни ей, ни мне этого не хочется. Отец, не могла бы приехать к нам тетя Клара, хотя бы на короткое время? Убедительно прошу тебя, уговори ее, - пусть она собирается к нам в Париж как можно скорое. О своих делах напишу подробно в другой раз..." - Тебе, Лиза, придется полежать в постели несколько дней, - сказал Василий жене, прочитав ей написанное. - Во всяком случае, не выходи из дому до приезда фрау Шульц. Читай, готовься к экзаменам - словом, делай все, что захочешь, но не показывайся на улицу! Копию списка журналистов, подкупленных немецким посольством в Париже, Сарьян вручил министру иностранных дел Бонкуру при очередной встрече и сказал ему, что список получен из, самых достоверных источников. Бонкур использовал этот список в одном из своих публичных выступлений: "Правительство Франции располагает данными, свидетельствующими, что некоторые журналисты, имена которых нам известны, находятся в весьма тесных связях с посольством одной иностранной державы и отдают свое перо на служение этой державе". Присутствовавшие на этом выступлении министра рассказывали, что в ответ на сообщение Бонкура последовали многочисленные вопросы; "Кто они? Почему не называете фамилий?.. Неужели правительство осмелится отменить свободу слова и заткнуть рот журналистам?" Кто-то крикнул с места: "Франция - свободная республика, и каждый вправе говорить или писать все, что захочет..." Сообщение министра никаких последствий не имело, - на страницах парижской печати по-прежнему появлялись прогерманские и профашистские статьи. 9 Наступила ранняя весна - прекрасная парижская весна. На зазеленевшие бульвары высыпала детвора. Цветочницы, продавали фиалки. В магазинах обновлялись витрины. Манекенщицы рекламировали весенне-летние моды 1933 года. Многочисленные отели и рестораны готовились к наплыву туристов. Экономический кризис шел на убыль, полным ходом работали заводы и фабрики, деловая активность росла с каждым днем. Фирма "Жубер и компания" тоже процветала, - к заказам от крупных универмагов и торговых фирм из провинции прибавились заказы из-за границы, в особенности из Германии. Василий не ошибся в своих расчетах: ярмарочный комитет Лейпцига, особенно после того как там побывал Борро, засыпал их заказами. Основной капитал фирмы перевалил за четыреста тысяч франков. В спортивном клубе устраивались большие и малые соревнования, в которых участвовал и Василий. Маринье и де ла Граммон прониклись к нему особой симпатией после того, как в доверительной дружеской беседе он рассказал им о виденном в Германии. Маринье сказал ему тогда: "Мсье Кочек, у вас острый глаз и отличное восприятие, - вы увидели и услышали в Германии самое значительное, достойное внимания, и мы искренне благодарны вам за ваши ценные сообщения". Фрау Браун по-прежнему аккуратно получала свою тысячу франков в месяц и передавала Лизе разного рода информацию, иногда ценную. Она честно "зарабатывала" свои деньги... В ожидании "отца", о предполагаемом приезде которого сообщила фрау Шульц, побывав в Париже, Василий и Лиза жили в городе. Только по субботам они уезжали к Сарьянам, а в понедельник утром возвращались в Париж. Василий удивлялся, с какой любовью, с каким увлечением работал журналист в саду - окапывал фруктовые деревья, опрыскивал их химикатами, сажал цветы, готовил землю под огород. Василий с удовольствием помогал ему. Видя, с какой ловкостью он орудует лопатой и граблями, Сарьян не раз говорил: - Дорогой Кочек, вы прирожденный земледелец, вам следовало бы стать фермером!.. "Отец" приехал в Париж неожиданно. Явившись в контору фирмы, он спросил на ломаном французском языке, где можно найти господина Кочека. Узнав его голос, Василий приоткрыл двери кабинета. - Кто меня спрашивает? Я - Кочек. - И когда "отец" подошел к нему: - Чем могу служить? - Уделите несколько минут для делового разговора. Жубера не было в конторе, и они, оставшись вдвоем, могли разговаривать свободно. - Чемодан свой я оставил на вокзале, номер в гостинице не снял, - сказал "отец", устроившись в кресле. - Удобно тебе поместить гостя на загородной даче? - Вполне! - Тогда после работы заезжай за мной на Северный вокзал. Я возьму чемодан из камеры хранения и буду ждать тебя у главного входа. Какое время тебя устроит? - Хорошо бы в шесть тридцать. К этому времени вернется Лиза, и мы втроем поедем за город. - Отлично, буду ровно в шесть тридцать!.. Скажи своим, что я представитель обувной фирмы "Батя" из Чехословакии. Приехал договариваться о заказе на рекламу в Латинской Америке. На случай, если нас увидят вместе, - привез тебе привет от родителей. - Хорошо, только у нас вряд ли кто будет интересоваться вами. У меня бывают десятки посетителей на дню... А что вы будете делать до вечера? - Поброжу по Парижу. Может человек позволить себе изредка такую роскошь? Позавтракаю, почитаю газету в кафе, вот время и пройдет. Ты обо мне не беспокойся, не пропаду! - Он надел шляпу и вышел. "О делах - ни слова!.. Вот выдержка у человека", - подумал Василий. Он накупил всякой еды, прихватил несколько бутылок вина, - знал, что "отец" любит французские вина. Заехал домой за Лизой, и в седьмом часу они подъезжали к Северному вокзалу. Василий издали увидел высокую фигуру "отца" в модном летнем реглане, в широкополой шляпе, со щегольским чемоданом в руке. Василий подкатил к ступенькам главного входа. "Отец" быстро открыл дверцу, сел рядом с Лизой на заднее сиденье, и они тронулись. - Лучшего места для деловых разговоров, чем машина, я не знаю. Рассказывайте, товарищи парижане, что у вас нового? - спросил "отец". - Все идет своим чередом - в общем, нормально, - отозвался Василий. - Мы от вас ждем новостей. - Мои новости не ахти какие. Помнишь, Василий, больше года назад я говорил тебе, что в Германии к власти придут фашисты? К сожалению, мой прогноз оправдался. И знаете, друзья, что самое странное? Политические деятели Англии, Франции и Америки словно загипнотизированы! Они делают вид, что не замечают опасности, которую готовит им Гитлер. Более того, всячески ублажают его. Глупцы, они не понимают, с кем имеют дело!.. - Дело не только в слепоте политических деятелей, а еще и в том, что у фашизма немало сторонников, - сказал Василий. - Во Франции они развивают бешеную активность по созданию "пятой колонны". Одни делают это ради денег, которыми их щедро снабжает немецкое посольство, другие - из-за ненависти к Народному фронту, к коммунистам прежде всего. За последние полгода фашистские и профашистские организации, такие, как "Боевые кресты", "Объединение бывших фронтовиков", "Патриотическая молодежь", активизировались. Имея поддержку со стороны префекта парижской полиции Кьяппа, они действуют без опаски!.. - Все это я знаю, в частности и из вашей же информации: вы толково работаете!.. Могу сообщить, что мы ничего не знали о том, что фашисты подготавливают политический террор в других странах. Ждали от них всякой пакости, но такого, признаться, не ожидали!.. - А удалось сообщить кому следует о готовящихся убийствах? - спросила Лиза. - Удалось-то удалось, а вот сумеют ли они обезопасить своих руководителей - неизвестно! Уж больно беспечные люди эти враги Гитлера... Бенеш, например, считает, что эти опасения преувеличены - никакое, мол, уважающее себя государство не станет на путь убийства из-за угла своих политических противников! А король Югославии Александр убежден, что времена плаща и шпаги давно миновали... - Как бы не пришлось им расплачиваться кровью за свое благодушие! - сказал Василий. - Ну, а как ты живешь, моя красавица? Привыкла к парижскому климату? - обратился "отец" к Лизе, желая, видимо, переменить тему разговора. - Так вот и живу!.. Всего много - и денег, и нарядов, а на душе смутно... Очень я устала, затосковала, хочу домой... "Отец", помогли бы вы нам вернуться домой... Если не насовсем, то хотя бы в отпуск съездить, повидаться со своими... - Что же, в отпуск, пожалуй, можно... Нужно только сперва заглянуть в Чехословакию, взять там ваши советские паспорта, вернуться опять сюда и вместе с Василием поехать домой через Швейцарию или Скандинавию. Ехать через Германию, даже транзитом, опасно... А вот и сюрприз: я привез вам обоим письма из дома! - "Отец" достал из кармана два письма и протянул Лизе. Ей очень хотелось тут же прочесть их, но она сдержалась. - Когда же можно поехать за паспортами? - спросила она. - Да хоть завтра, если, конечно, Василий не будет возражать! - Мы это еще обсудим, - спокойно сказал Василий. - Правильно, нужно обсудить!.. У меня, Лиза, есть к тебе просьба. Когда ты вернешься из отпуска, придется тебе на время расстаться с мужем и поехать в одну страну для выполнения такого же задания, что и здесь. Но - самостоятельно, без помощи Василия. Думаю, ты уже набралась опыта, справишься... - Вот уж не знаю... Одно дело - справляться с работой, когда у тебя есть твердая опора, и совсем другое, когда ты одна. Лучше уж я останусь с Василием!.. - Василий нужен здесь, а ты - там... Понимаешь ли, какое дело, - двое мужчин, толковые, опытные работники, побывали там и ничего не смогли сделать. Нужна женщина, спокойная, вдумчивая, преданная долгу. В той стране немцы укрепляют свои позиции, вербуют своих сторонников не только из среды продажных политиканов, но и в армии. Как они добиваются всего этого, через какие каналы? Нам неизвестно, а знать надо. Правда, помешать этому мы не можем, но быть в курсе событий обязаны. Ты понимаешь меня? - "Отец" повернулся к Лизе и посмотрел ей в глаза. - Понимаю, конечно, - тихо сказала Лиза. - Но учтите, что связь со стенографисткой немецкого посольства фрау Браун поддерживается здесь через меня. Она никого больше не знает и знать не захочет! - Учитываем и это. Но поскольку твое пребывание в той стране нужно до зарезу, будем искать другие пути для связи с Браун. В недалеком будущем сюда приедет на постоянное жительство Шульц. Ей, австриячке, скоро будет невозможно пересекать границу и поддерживать связь с вами. В Париже она начнет работать портнихой. Разве нельзя, чтобы она заменила тебя? Они ведь, кажется, знакомы? - Знакомы... - Вот видишь, все складывается как нельзя лучше! - Правильнее будет сказать: вы все предусмотрели заранее! Но я не хочу, не могу ехать без Василия! - твердо сказала Лиза. - Понятно, твою волю насиловать никто не собирается, решение остается за тобой. Хочу, однако, добавить, что это не мое личное мнение, а партийное поручение, - в голосе "отца" прозвучал холодок. В машине наступило молчание, только и было слышно, как шуршали шины по гладкому асфальту. Не оборачиваясь, глядя на шоссе, Василий сказал: - Мы себя считаем солдатами партии, и для нас ее поручение - закон. Лиза не раз доказывала это на деле. Раз нужно - она поедет куда угодно и когда угодно, хоть к черту на рога!.. Машина остановилась у коттеджа Сарьянов. Прежде чем войти в дом, "отец" осмотрелся и, похоже, остался доволен. Особенно понравилось ему то, что можно подняться на второй этаж со двора, минуя хозяев. Ужинали все вместе внизу, в столовой. Василий представил "отца" Сарьяну и Жаннет как одного из директоров обувной фабрики "Батя" в Чехословакии, приехавшего в Париж для деловых переговоров о рекламе, и добавил, что мсье Волочек, хорошо знакомый с его родными, привез от них письма. Журналист не поверил ни единому слову Василия, но ничем этого не проявил. Как радушный хозяин, он подливал в бокалы вино, предлагал закуски, рассказывал веселые истории. У себя наверху Лиза показала "отцу", шутя называя его мсье Волочек, его комнату. Но прежде чем лечь спать, они еще долго беседовали. - К тому времени, когда вы вернетесь из отпуска, фрау Шульц, видимо, обоснуется в Париже. Нужно, чтобы Лиза свела ее с Браун. Это целесообразно со многих точек зрения. Во-первых, Лиза некоторое время будет отсутствовать, - нужно, чтобы в это время кто-то снабжал Браун деньгами и регулярно получал от нее информацию - вдруг произойдет что-то важное! Во-вторых, немка ничего но должна знать о Василии. В жизни всякое бывает, и нужно, чтобы он, как жена цезаря, оставался вне подозрений при любых обстоятельствах, - тихо говорил "отец". - Для связи с вами вместо Шульц придется подыскать другого человека... - Желательно, чтобы связь была постоянной, а то возникает необходимость срочно информировать вас, и не знаешь, как быть, - сказал Василий. - Мы постараемся наладить именно такую связь. Но вам придется быть готовыми к тому, что при нынешней политической ситуации она может оборваться в любую минуту. Следовательно, нужно иметь в запасе другие возможности. Ты, Василий, подумай над таким вопросом: нельзя ли, в случае особой необходимости, использовать коммерческие связи вашей фирмы с другими странами для связи? Разумеется, не иначе как путем легальной переписки?.. - Можно, но трудно. Для этого нужно иметь в этих странах надежных корреспондентов. Не лучше ли использовать для этой цели одного из наших художников? У меня на примете есть один... - Проверенный? - спросил "отец". - Точнее было бы сказать - надежный. До сих пор мне не приходилось давать ему никаких поручений, за исключением одного случая, - помнишь, Лиза, во время твоей первой встречи с фрау Браун в кафе сидели Борро с приятелем? К счастью, все обошлось благополучно, помощь их не потребовалась. Он побывал в Германии, своими глазами видел, что такое фашизм... Парень честный, порядочным, я ручаюсь. И есть у него еще одно достоинство - он истинный патриот Франции. - Последнее несомненно существенно. Да и вообще твое предложение заманчиво, - как бы сам с собой вслух рассуждал "отец". - Но прежде чем привлечь его к делу, хорошенько проверь его - давай небольшие поручения, приучай работать. Раз он патриот и любит свою родину, объясни ему, что борьба с фашизмом - первостепенная задача всех честных людей!.. - Не беспокойтесь, все будет сделано по высокому классу! - пошутил Василий. - А теперь разговор с тобой, красавица, - обратился "отец" к Лизе, как будто вопрос о ее поездке решен окончательно. - Может случиться, что мы с тобой не встретимся больше ни в Чехословакии, ни дома. Поэтому выслушай меня внимательно. После отпуска вернешься сюда с Василием и, как подданная Чехословацкой республики, совершенствующаяся по своей специальности в Сорбонне, поедешь в ту страну, о которой я говорил, через Италию. Обязательно через Италию! Поживешь в ней недельки две-три, поездишь по разным городам, познакомишься с шедеврами искусства... В той стране, куда ты поедешь, ученые недавно произвели большие раскопки и обнаружили остатки римского не то городища, не то военного укрепления. Найдено великое множество интересных для истории искусства предметов. Все это - по твоей специальности!.. Раскопки производились в каких-нибудь тридцати - тридцати пяти километрах от столицы той страны. Таким образом, ознакомление, а может быть, и участие в раскопках не помешает тебе жить в столице. Друзья снабдят тебя рекомендательными письмами на имя профессора Николаи, руководителя раскопок... Думаю, задача ясна. А как нужно вести себя в той стране, расскажет тебе Василий, - он мастак в этих делах. Если нужны деньги, наскребем... - Деньги не понадобятся, - сказал Василий, - "Жубер и компания" солидная фирма, и один из ее совладельцев возьмет на себя все расходы, связанные с такой благородной целью, как раскопки древнеримских городищ и изучение истории искусства. - Замечательно! Вот что значит иметь дело с финансистами, - рассмеялся "отец". - Одной заботой у меня будет меньше... Ну, как, Лиза, есть у тебя вопросы ко мне? - Есть. Хочу знать: с кем я должна связаться там, на месте, и кто будет мне помогать? - Никто. - Никто? Неужели мне придется начинать на голом месте? - Совершенно верно, именно на голом месте. Поживешь, осмотришься, сама подберешь себе помощников. Как в каждой стране, так и там много антифашистов и людей, сочувствующих нам. Вот таких и поищешь. Здесь вы тоже начинали на голом месте... - Но здесь был Василий! - А там - товарищ Лиза! Мы ведь не разведчики в обычном смысле этого слова, - мы антифашисты. И не только защищаем интересы своей родины, но и помогаем тем народам, которым грозит фашизм. Поэтому нам легче работать, у нас везде найдутся помощники! - "Отец" зевнул, потянулся. - Ну что ж, дети мои, пора и спать! Кажется, старость подходит, - быстро устаю, рано тянет ко сну... - Прежде чем пожелать вам спокойной ночи, хотелось бы узнать, долго ли вы пробудете у нас? - спросил Василий. - Завтра побуду - и в дорогу... Почему ты спросил? - Когда приедет во Францию фрау Шульц и скоро ли явится новый курьер? - Фрау Шульц будет буквально на днях. О курьере пока ничего определенного сказать не могу. Думаю, что скоро... - Лизе придется дождаться фрау Шульц, свести ее с Браун - только после этого она сможет поехать в Чехословакию, - сказал Василий, - а я начну подготавливать компаньона к мысли, что поеду домой... К вам просьба: я дам Лизе письма на имя Жубера, Маринье и де ла Граммона. Лиза их возьмет с собой туда, а вы дайте команду, чтобы их отправили по адресам через чехословацкую почту. - Молодец, хорошо придумал!.. Постой, а как насчет бумаги, конвертов? - Ничего страшного, если письма будут написаны на французской бумаге и вложены во французские конверты. Уезжая отсюда, каждый захочет взять с собой красивую бумагу и конверты, а во Франции они действительно хороши!.. В левых газетах стали время от времени появляться антифашистские карикатуры, подписанные "К.Г.". Сначала они вызывали только смех. Но от рисунка к рисунку они становились злее, целеустремленней. Василий догадывался, что характер карикатур менялся не без влияния Борро, - тот, после поездки в Германию, подкидывал своему другу, Клоду Гомье, идеи, подсказывал темы, а может быть, и сам принимал участие в его работе. Однажды в газетном киоске на первой странице "Юманите" Василий увидел большую карикатуру на Гитлера и купил газету, хотя раньше он никогда не позволял себе этого. Впрочем, Василий попросил у продавца все утренние парижские газеты, - не должно возникнуть даже тени подозрения, что мсье Кочек, коммерсант, читает коммунистическую прессу. У себя в кабинете Василий долго рассматривал карикатуру. В это время к нему зашел Борро. - Вы видели это, Анри? - спросил Василий. - Да, видел. - Нравится? - Как вам сказать?.. Ничего. - Автор - Гомье? - Мсье Кочек, я давно решил не скрывать этого от вас, да как-то не удавалось поговорить с вами... Все карикатуры, появившиеся за последнее время на страницах левой печати, принадлежат Клоду. И если... - Борро запнулся, - если это может причинить вам неприятности и принести вред коммерческим делам, Клод тотчас уйдет из фирмы. Но рисовать карикатуры он не перестанет! - Что ж, откровенность за откровенность... Я давно знаю, что Клод Гомье рисует политические плакаты и карикатуры. Заметил я и то, что за последнее время они стали более зрелыми... Полагаю, что тут не обошлось без вашего влияния. - Да, патрон, вы не ошиблись! Если это не устраивает вас, то я тоже подам заявление об уходе... - Не о том речь! - остановил Василий художника. - Я не собираюсь упрекать вас, но и вы должны правильно понять меня. Я иностранец, в любой день префект полиции может потребовать, чтобы я покинул Францию в течение двадцати четырех часов. Мне не хотелось бы лишний раз привлекать к себе внимание полиции... - Мы уйдем оба! - перебил Василия художник. - Вы сделали для нас так много, что было бы неблагородно с нашей стороны... - Анри, будет лучше, если вы выслушаете меня не перебивая. В интересах дела и ваших лично не нужно, чтобы вы говорили о своем участии в этой работе. Под карикатурами нет вашей подписи... Что касается Гомье, то он не должен числиться в списке сотрудников нашей фирмы, но продолжать работу может! - Не понимаю. - Чего же тут не понимать? Он будет выполнять работу дома и представлять счета на оплату от подставного лица!.. - Мсье Кочек, было время, когда нам было очень худо - мы перебивались кое-как и часто ложились спать с пустым желудком. Однако никто из нас не позволял себе сделок с совестью... Клод не только талантливый художник, но и порядочный человек, - он вряд ли примет ваше предложение! - В голосе Борро слышалась плохо скрытая обида. - Вы всерьез хотите бороться против фашизма? - хмуря брови, спросил Василий. - Средства борьбы должны соответствовать нашим идеалам... - Дорогой Анри, я хотел бы, чтобы вы мне верили и доверяли. Тогда мы с вами поговорим кое о чем более важном... Сейчас могу только еще раз сказать вам: для успешной борьбы с нацизмом нужно уметь изворачиваться, иногда хитрить. Нельзя быть донкихотами, если хочешь реально взглянуть на вещи: нам придется иметь дело с коварным врагом! - Я вам и верю и доверяю! - По-видимому, не в той все же мере, в какой хотелось бы... Ничего, это пройдет, и тогда мы поговорим с вами более откровенно. Я уволю Гомье, а вы объясните ему, ради чего это делается, - чтобы он не обижался и продолжал работать по вашим заданиям. При этом заработок его ни в коем случае не должен снижаться!.. Вы только не думайте, что я поступаю так из желания убить одним выстрелом двух зайцев - оградить себя от возможных неприятностей и сохранить для фирмы талантливого художника! - Я вас понял. - Лицо у Борро было хмурое, губы сжаты. Он встал и молча вышел. Дела фирмы шли успешно, но производить более внушительное впечатление на клиентуру никогда не было лишним, поэтому Василий арендовал и второй этаж дома, в котором помещалась контора. На первом этаже находились теперь экспедиция, бухгалтерия, кабинет директора-распорядителя. На втором - кабинеты обоих совладельцев фирмы и главного художника. В коридорах - ковровые дорожки, заглушающие звуки шагов. Между кабинетами Я.Кочека и Ж.Жубера - секретариат, а рядом небольшая гостиная для переговоров, приема и угощения крупных клиентов. По всему фасаду дома шла огромная вывеска: "Рекламная фирма Жубер и компания" - золотом на голубом фоне. По ночам горел световой призыв: "Реклама - могучий двигатель торговли! Пользуйтесь услугами нашей фирмы!" Все это потребовало дополнительных расходов, но они составляли ничтожный процент в оборотах фирмы. То, что у него был теперь отдельный кабинет, у дверей которого сидела секретарша, охранявшая его покой, особенно устраивало Василия. Жубер, все еще переживавший измену Мадлен, был безучастен ко всему. Он уже не насвистывал арий из опер, не ходил жизнерадостным донжуаном, но по-прежнему следил за своей внешностью. И все же даже он пришел в восторг, войдя впервые в свой новый кабинет. Он, как ребенок, обрадовался, увидев большой ворсистый ковер на полу, книжные шкафы из красного дерева, изящный буфетик с баром, массивный письменный стол, маленький столик для телефонов, в углу - огромные часы с басовитым звоном, тяжелые занавеси на окнах, - словом, кабинет не хуже, чем у директоров крупных акционерных компаний, банков и страховых обществ. В начале апреля пришло из Америки еще одно письмо. Нью-йоркская контора кинопроката интересовалась, почему до сих пор не прибыл представитель рекламной фирмы "Жубер и компания" для переговоров. Контора кинопроката брала на себя все расходы, связанные с приездом представителя фирмы в Америку. "А почему бы не поехать в Америку мне самому? - подумал Василий, прочитав письмо. - Изучить, кстати, постановку рекламного дела, а оттуда махнуть прямо в Швейцарию? Там встретиться с Лизой - и вместе домой..." Не откладывая дело в долгий ящик, он отправился в американское консульство. В просторной приемной консульства было много народу. Василий вручил дежурному чиновнику свою визитную карточку и попросил доложить о себе. - Кому? - спросил тот. - Если можно, вице-консулу! - сказал Василий первое, что пришло ему в голову. Вскоре его пригласили. В роскошном кабинете, в окружении множества телефонных аппаратов, сидел за громадным письменным столом широкоплечий, коротко подстриженный человек. На его простоватом лице светились серые проницательные глаза. Поднявшись навстречу пошедшему, вице-консул оказался коренастым человеком невысокого роста. Пригласив Василия сесть и сам усевшись в кресло, он спросил: - Чем могу быть вам полезен, господин Кочек? - Вице-консул довольно чисто говорил по-французски. - Не так давно, - сказал Василий, - мы получили приглашение от кинопрокатной конторы приехать в Нью-Йорк для деловых переговоров. В то время по некоторым причинам наша фирма лишена была возможности принять это приглашение. Сейчас кинопрокатная контора повторила свое приглашение. Я решил побеспокоить вас просьбой дать мне визу для поездки в Америку и, если можно, ускорить это, потому что оттуда я собираюсь ехать на родину. - Василий протянул вице-консулу полученное им письмо из Америки. Вице-консул, прочитав письмо, вернул его Василию. - Для получения визы вам придется выполнить некоторые формальности: заполнить анкету в трех экземплярах, приложить к ней восемь фотокарточек, представить врачебную справку о том, что не болеете трахомой и, извините, венерическими заболеваниями, - сказал он. - Что поделаешь, придется выполнить все это! - Василий улыбнулся и хотел было встать и уйти, но вице-консул удержал его: - Простите, господин Кочек, кто вы по национальности? - Словак из Чехословакии. Разве это имеет значение для получения визы? - Нет, конечно! Просто я сам - американец югославского происхождения, вернее, хорват, то есть такой же славянин, как вы. - Очень приятно! - ответил Василий, стараясь понять, к чему клонит американец. - Мой отец, правда, давно эмигрировал из Югославии и в Штатах устроился довольно прилично. Я родился и вырос в Штатах, там же получил образование. И вот - стал дипломатом, хотя и небольшим, но все же дипломатом!.. Фамилия у меня хорватская - Ковачич. Джо Ковачич, - повторил он. - Странно, мне иногда снятся югославские горы, хотя я никогда не видел их... Говорят, это зов родины... - Скорее всего, результат рассказов вашего отца о родине! - Может быть... А вы? Давно живете во Франции? - Нет, всего три года. - Как же вам удалось так скоро получить французское подданство? - Вы ошибаетесь, я подданный Чехословацкой республики. - Как же?.. - Ковачич взглянул на визитную карточку Василия. - Тут написано, что вы владелец фирмы. - Законы Французской республики позволяют иностранцам заниматься предпринимательством. - Я этого не знал!.. И как у вас идут дела? - Жаловаться не приходится! У нас работают талантливые художники, отличные мастера. Оформление витрин многих больших магазинов Парижа, да и не только Парижа, изготовляется в наших мастерских. Также многие кинотеатры пользуются нашей тематической рекламой. Мы поддерживаем деловые связи с Италией, Англией, Германией. Особенно успешно работаем для Лейпцигской ярмарки. Надеемся установить такие же связи с американскими кинопрокатными фирмами... - Интересно! Очень интересно... Рекламное дело всегда интересовало меня... - Вы могли бы заехать к нам, посмотреть наши мастерские. Я познакомлю вас с образцами наших изделий, - предложил Василий, видя искреннее дружелюбие американца. - С удовольствием, не знаю только, когда вам удобно? - В любой день, в любое время, когда вам захочется. На карточке указаны номера телефонов и адрес. Позвоните, и я буду весь к вашим услугам! Ковачич не заставил себя долго ждать. Дня через три он позвонил по телефону и приехал к Василию. Контора, или, как он называл, офис, ему очень понравилась, а от мастерских он пришел в восторг и уверял Василия, что фирма будет иметь несомненный успех в Штатах. После осмотра мастерских они пообедали в русском ресторане. Василий пригласил Сарьяна и Борро, угостил всех смирновской водкой "Слезинка", черной икрой, лососиной и русскими блинами. Ковачич пил и ел много, похваливая русскую кухню: - Я окончательно убедился, что французы и русские понимают толк в еде! У нас в Штатах готовят однообразно и невкусно! В отличие от немцев, работники американского дипломатического корпуса оказались весьма общительными, запросто завязывали знакомства с местными жителями. Ковачич по-приятельски относился к Василию - приезжал к нему в контору, приглашал его на обед или ужин. В первое время это вызывало у Василия подозрение - уж не старается ли американец узнать, что за человек этот Кочек? Ведь каждый американский дипломат в то же время и разведчик... Однако вскоре он убедился, что вице-консулу просто приятно бывать в обществе словака, почти соотечественника. Прошло около месяца, и однажды Ковачич позвонил и с огорчением сообщил Василию, что в визе ему отказано. - Надеюсь, вы верите, что мы здесь ни при чем, - добавил он. - На наш запрос эмиграционные власти ответили отказом. Не огорчайтесь, мистер Кочек, мы сегодня же пошлем более мотивированный запрос. Было бы неплохо, если бы вы тоже написали приглашавшим вас конторам, чтобы они на месте приняли меры. К сожалению, получить американскую визу не так-то легко!.. - Написать напишу. Но, должен вам признаться, дорогой мистер Ковачич, что я не очень-то спешу в Америку. Дадут мне визу - хорошо, не дадут - плакать не стану. Жили до сих пор без Америки, проживем и дальше! - В ваших словах я чувствую обиду... Еще раз уверяю вас, генеральное консульство ни при чем! - Поеду я в Америку или нет, это не может помещать нашей взаимной симпатии! - заверил Ковачича Василий. Часом позже к нему явился представитель ярмарочного комитета в Лейпциге - молодой человек, по виду типичный немец. Посетитель плотно прикрыл за собой дверь и, подойдя близко к письменному столу, назвал пароль. Получив ответ и убедившись, что перед ним сидит именно тот, кто ему нужен, молодой человек сказал, что приехал от "отца". - Теперь связь с вами буду поддерживать я, под видом представителя Лейпцигского ярмарочного комитета. "Отец" просил передать, что все бумаги готовы и чтобы вы ускорили отъезд в Чехословакию Елизаветы Владимировны. Она должна так рассчитать время, чтобы попасть в назначенную страну во время студенческих каникул, а до этого побывать еще в Италии. - Ясно, - коротко ответил Василий и спросил молодого человека, где тот остановился. - Все в порядке, не беспокойтесь. Я пробуду в Париже дня два-три. Перед отъездом заеду к вам за письмом. - Хорошо, я приготовлю письмо для "отца". Дома они долго обсуждали, какой маршрут избрать Лизе для поездки в Чехословакию. Самый краткий путь лежал через Германию. Получить транзитную визу было несложно, но все в Василии восставало против поездки Лизы через территорию третьего рейха. Разложили на столе карты и убедились, что обходный путь через Италию - Австрию отнимет много времени. Пришлось подать заявление в немецкое консульство с просьбой выдать подданной Чехословацкой республики Марианне Кочековой транзитную визу для поездки на родину через Германию. Провожая жену на Северном вокзале, Василий еще и еще раз просил ее: - Будь осторожна! Пока поезд следует по территории Германии, не выходи из вагона. Случайным спутникам не доверяй, в длинные беседы не вступай. Нацисты способны подсадить к чешке специального агента и устроить любую провокацию! - Дорогой, ты разговариваешь со мной так, словно я маленькая девочка!.. Не беспокойся, все будет в порядке. Не успеешь соскучиться, как я вернусь обратно, - старалась успокоить его Лиза. - И все же будь осторожна! Стоя на платформе, Василий долго смотрел поезду вслед, борясь с тревожным чувством, охватившим его... Франко-германскую границу пересекли без всяких приключений. Немецкие пограничники и таможенники были даже вежливы. Козырнув и спросив разрешения, они проверили документы и вещи пассажиров тут же, в вагоне, и, еще раз извинившись, ушли. Словом, на границе все обстояло по-прежнему, как до прихода к власти в Германии нацистов. Единственно, что бросалось в глаза, так это широкая повязка со свастикой на рукавах у пограничников. Зато на германо-чехословацкой границе пограничники были подчеркнуто грубы, подолгу вертели в руках чехословацкие паспорта, задавали пассажирам неуместные вопросы, каждого спрашивали о его национальности. Таможенники расшвыривали вещи, достав их из чемоданов, ощупывали каждый шов, выливали чай из термосов и некоторым пассажирам предлагали пройти в помещение таможни, чтобы там продолжить проверку. К счастью, Лизу миновали такие испытания. Пассажиры трех вагонов, следовавших прямо в Прагу, облегченно вздохнули, когда очутились на территории Чехословакии. Здесь, на пограничном пункте, Лиза узнала, что немецкие пограничники сияли с поезда пятерых пассажиров еврейской национальности. В Праге Лиза, не теряя времени, пересела на другой поезд и поехала на "родину" - в словацкую деревню. Староста, предупрежденный заранее о ее приезде, встретил землячку радушно. Но когда они пришли к нему домой и остались одни, посоветовал ей долго здесь не задерживаться. - У нас тоже завелись предатели, - сказал он, вручив ей объемистый пакет. В пакете Лиза обнаружила советские паспорта - свой и Василия, письмо чешского профессора Свободы к руководителю раскопок профессору Николаи, заключавшее в себе просьбу допустить госпожу Марианну Кочекову, специалистку по истории искусств и архитектуры, в настоящее время совершенствующуюся в Сорбонне, к участию в археологических раскопках. Ехать обратно во Францию без задержки в Чехословакии было не совсем удобно, - ведь она приехала сюда навестить тяжело больную тетку. Не послушать старосту, верного товарища, тоже было нельзя. Поэтому Лиза в тот же день вернулась в Прагу, сняла номер в гостинице, оставила там вещи, привела себя в порядок и вышла на улицу. Был теплый солнечный день, и Прага даже после Парижа казалась сказочно красивой. По тротуарам сновали толпы хорошо одетых людей. Слышались громкий говор, смех, и невольно создавалось впечатление, что в мире все хорошо и спокойно, что над Чехословакией не нависла опасность. "Что это, - думала Лиза, - беспечность или желание отогнать от себя мрачные мысли и жить сегодняшним днем?" Ночью, в холодном номере гостиницы, Лизе не спалось. Ворочаясь с боку на бок, она все думала о своей судьбе, превратившей ее, любящую тихий семейный уют, в скиталицу. Почему, почему на их долю с Василием выпала такая беспокойная жизнь?.. Через минуту Лиза уже говорила сама себе: "Но ведь кто-то должен заниматься тем, чем занимаемся мы!" Она своими глазами видела фашизм, видела, правда, очень мало, не и этого оказалось достаточно, чтобы понять многое и всем сердцем возненавидеть его... Нет, она не будет сидеть без дела в этом чудесном городе. Могло ведь случиться, что больная тетка умерла и ее похоронили, не дождавшись приезда племянницы из Франции. К тому же она учится, скоро экзамены, - вот она и спешит обратно. Документы ее в полном порядке, и никто придраться к ней не может!.. После почти бессонной ночи Лиза поспешила на городскую железнодорожную станцию, купила билет в вагон, идущий в Париж через Германию, и вечером уехала. На пограничном пункте опять хамили молодые парни со свастикой на рукаве, но в общем для Лизы все обошлось благополучно, и она без всяких осложнений доехала до германо-французской границы, где и случилось непредвиденное. Пограничники, проверив ее паспорт, вернули его обратно и даже пожелали счастливого пути. Таможенники слегка покопались в вещах и, закрыв чемодан, ушли... Не прошло и трех минут, как офицер вернулся и предложил Лизе следовать за ним. - Куда? - спросила она. - Нам вопросов не задают, - ответил ей офицер. - Поторапливайтесь! В сумочке у Лизы лежали два советских паспорта, рекомендательное письмо. На советском паспорте наклеена ее, Лизина, фотокарточка, а на руках у нее - паспорт Чехословацкой республики... Разве этого мало, чтобы заподозрить ее в шпионаже в пользу Советского Союза или Чехословакии? Отправят в концентрационный лагерь - и поминай как звали! Такие мысли молнией пронеслись у нее в голове, и она лихорадочно думала, что же ей предпринять и можно ли что-либо предпринять в таком положении? Оставить сумочку в купе - все равно найдут. Уронить ее по дороге - вряд ли это пройдет незамеченным... Офицер торопил ее, а Лиза медленно застегивала кофточку, чтобы выиграть хотя бы еще секунду. - Проверяли же таможенники мои вещи! У меня нет ничего, ровным счетом ничего. Вот посмотрите! - с этими словами она вывалила содержимое чемодана на сиденье. - Здесь только мои платья, белье... Офицер, громко чертыхаясь, стал помогать Лизе укладывать вещи обратно в чемодан. - Скорее, скорее! - повторял он. - Но ведь я могу отстать от поезда. - Поедете следующим, если вообще поедете! Вещи были собраны, офицер, не доверяя ей больше, сам взялся за ручку чемодана. В это время дверь приоткрылась, в купе заглянул плотный человек с помятым лицом. - Не здесь! В первом купе с того конца, - сказал он шепотом и тут же исчез. Офицер швырнул чемодан на сиденье и, прошипев проклятие, кинулся в другой конец вагона. Лиза видела, как он вел к выходу молодую женщину. Та держала в руке револьвер и говорила по-английски: "Не понимаю, что тут особенного? Ну револьвер! Я же купила его, купила за доллары..." У Лизы ослабли ноги, она присела на диван и долго но могла прийти в себя. Поезд наконец тронулся... В это самое время около трех часов ночи, в Париже, Василий проснулся, словно кто-то толкнул его в бок и позвал на помощь. Он сел в постели, вслушиваясь в ночную тишину, и вдруг как-то особенно отчетливо представил себе, что он один в квартире, что Лизы нет, она уехала. Он попытался представить себе, где сейчас она может быть - в деревне у старосты или уже в Праге, снова лег, но заснуть не мог. Полежав с открытыми глазами, он встал, выпил несколько глотков минеральной воды, подошел к окну и открыл его настежь. Большой город спал. В окнах домов давно погасли огни, и только световые рекламы на крышах больших магазинов то вспыхивали, то снова гасли. По тротуару простучали женские каблучки - тук-тук... Ночная прохлада окончательно прогнала сон, и мысли его снова вернулись к Лизе. Родная, любимая Лиза! Где ты?.. В памяти вставали картины давно минувших дней, - они были такими яркими, такими живыми, будто все, о чем он вспоминал, произошло вчера... Вот группу чекистов собрали в зал заседаний, и секретарь партийной ячейки, немолодой уже человек, сказал, что им всем нужно изучать иностранные языки. Он предложил присутствующим выбрать один из трех языков - немецкий, французский или английский. Потом их разбили на группы. Василий, знавший немного по-французски, попал во вторую группу. Разошлись по кабинетам, приспособленным под классы. Ждать пришлось недолго. В сопровождении секретаря ячейки вошла молоденькая девушка в черном закрытом платье с белым воротничком. - Вот ваша преподавательница, Елизавета Владимировна Горская! - отрекомендовал девушку секретарь. - Прошу любить и жаловать! - и вышел из кабинета. Девушка подошла к столу перед классной доской и робко поздоровалась. Голубые глава, золотистые волосы и нежный голосок делали ее похожей скорее на гимназистку, чем на преподавательницу для взрослых, видавших виды людей. - Я буду обучать вас французскому языку, главным образом разговорному. Но все равно сперва нужно научиться читать и писать. Сегодня мы познакомимся с латинским алфавитом, которым пользуются французы. Откройте, пожалуйста, тетради и запишите! - Она подошла к доске и стала мелом тщательно выводить буквы, протяжно произнося вслух: "А-а... Бэ-э..." Она повернулась к классу, чтобы посмотреть, как пишут эти давно не сидевшие за партой ученики. Один из них не писал, и она спросила его, краснея: - А вы почему не пишете? - Латинский алфавит я знаю. Французским тоже немного владею... - Очень хорошо! А как ваша фамилия? - Меня зовут товарищ Василий, - ответил тот под общий хохот класса. - Это хорошо, товарищ Василий, что вы знаете французский язык, - будете моим помощником, - сказала она по-французски. Василий, старательно подбирая слова, попытался ответить ей на французском языке. Так состоялось их знакомство. Молодая учительница всем понравилась, она была внимательная, мягкая, понимала шутки, не стеснялась быть и строгой, требовательной. При ошибках своих великовозрастных учеников говорила: - Я понимаю, вам, взрослым людям, трудно учить язык. Но раз вы добровольно взялись за трудное дело - должны стараться! А однажды сказала одному пожилому человеку, что вынуждена будет исключить его из группы, потому что тот не выполняет домашние задания. - Мне некогда, я очень занят, - буркнул в ответ ученик. - В таком случае подайте рапорт... Занятость не может служить оправданием. Все присутствующие здесь товарищи очень заняты и все же стараются... - Она сделала небольшую паузу и продолжала: - Не мне говорить вам о том, как важно знать иностранные языки. Пройдет некоторое время, и наша страна установит дипломатические и экономические отношения со многими капиталистическими государствами, - может быть, даже со всем миром! Как тогда нужны будут работники, знающие иностранные языки! После этих слов девушка понравилась всем еще больше. Как-то весенним солнечным днем Василий вышел на улицу вместе с учительницей и попросил разрешения проводить ее. - Пожалуйста, - просто ответила она. - Тем более что я живу недалеко. Они разговорились. - Елизавета Владимировна, вы такая молодая и так хорошо знаете французский... - Меня языкам учили с детства. Впрочем, это длинная история... Как-нибудь расскажу, если вам интересно. - А почему не сейчас? - Устала очень!.. Вы не обижайтесь на меня, ладно? - Обижаться не буду, но о вашем обещании когда-нибудь напомню!.. Василий помнит, как в другой раз, выйдя из управления, они не свернули к Ильинским воротам, а спустились вниз, к Театральной площади, миновали шумный Охотный ряд и незаметно очутились у храма Христа Спасителя. Сели на ступеньки, огляделись вокруг. Был теплый вечер, небо чистое-чистое, ни облачка. Отсюда, с высоты, хорошо был виден противоположный берег. Маленькие домишки, трамваи, редкие извозчики. На реке покачивались лодки, изредка проплывали, пыхтя и дымя, самоходные баржи. - Вы не забыли свое обещание, Елизавета Владимировна? - нарушил молчание Василий. - Какое? - Рассказать о себе. - Не забыла... Вы спрашивали, где я научилась французскому языку... Родилась я в семье довольно известного московского адвоката. Он имел большую практику и, говорят, хорошо зарабатывал, но богатым он стал, получив приданое жены, дочери замоскворецкого купца. Родители пригласили для моего воспитания двух гувернанток - француженку и немку. В доме был заведен такой порядок: до обеда говорили по-французски, после обеда - по-немецки... В гимназии я подружилась с Катей, девушкой из бедной семьи. Иногда бывала тайком от родителей у нее дома, узнала, что отец Кати сослан в Сибирь за революционную деятельность. Брат моей подруги, Григорий, был старше нас. Он учился в Московском университете. От него я услышала о вещах, о которых раньше не имела ни малейшего представления: о революции, классовой борьбе... Брат и сестра стали давать мне запрещенные книги. Я читала их по ночам, испытывая необыкновенную гордость, что мне доверяют... Мой отец принял Февральскую революцию с восторгом - он даже занял какой-то важный пост в военном комитете. Катя и Григорий доказывали мне, что произошла только перемена декораций, что народ ничего не получит. Вскоре вернулся из Сибири отец Кати, Евгений Иванович. Он оказался очень умным и образованным человеком. В отличие от моих родителей, он разговаривал со мной как со взрослой. И это поднимало меня в моих собственных глазах. Позже я узнала, что Евгений Иванович - большевик... В дни Февральской революции я из патриотических чувств поступила на курсы сестер милосердия, готовилась ехать на фронт. Как ни странно, отец не препятствовал моим стремлениям. Накануне Октябрьской революции я окончила курсы, работала в военном госпитале. Я понимала: мир раскололся, и каждый мыслящий человек должен был в те дни определить свое место. Быть на стороне белогвардейцев, участвовать в их борьбе против красных я но могла... Я решила, что мое место с большевиками, и заявила об этом отцу. Разразился скандал, кончившийся разрывом с семьей. При помощи того же Евгения Ивановича я стала сестрой милосердия Красной Армии. Когда вернулась домой, узнала, что отец с матерью уехали на юг. Потом стало известно, что в дороге они заболели тифом и умерли. Меня приютила моя старая няня. Я и сейчас живу с ней, учусь в Московском университете - хочу стать лингвистом. Вот и вся моя биография! - И в партию вступили? - спросил Василий. - Да, на Южном фронте, в двадцатом году... У них мало было свободного времени, встречались они урывками, но каждый вскоре понял, что их связывает нечто большее, чем дружба. И когда однажды Василий, набравшись храбрости, сказал: "Лиза, я люблю вас и прошу выйти за меня замуж", это не было чем-то совершенно неожиданным для нее. Она молча приникла к нему и тихо расплакалась. Он долго смотрел ей в глаза и впервые поцеловал ее. Свадьбу сыграли в комнате Василия, в которой стояла железная кровать, покрытая солдатским одеялом, письменный стол и две табуретки. Зато на столе красовался, невесть откуда попавший сюда, чернильный прибор с бронзовыми египетскими сфинксами. Из деревни приехала сестра Василия, Ефросинья, привезла домашних лепешек, полмешка картошки, квашеной капусты, кусок сала, две бутылки самогона. Убрав чернильный прибор, она постелила на стол чистую простыню, разложила лепешки, перелила самогон в графин, наварила картошки. В общем, получилось не хуже, чем у людей. Пришла Катя с букетиком цветов, ее отец, Евгений Иванович, старая Лизина няня. Пили за здоровье молодых мутную самогонку, ели картошку с капустой. Василий без устали хвалил Ефросинью: - Молодчага сестра, выручила, а то я и не знал, чем угостить. Вчера получил паек - три селедки и полфунта растительного масла, да и те забыл на работе!.. Вот так и вошла Лиза навсегда в его беспокойную жизнь. Вошла - и приняла, наравне с ним, все тяготы и тревоги. Кроме семьи Кати и Григория, у Лизы не было никого на целом свете, и когда она говорила о "своих", то имела в виду именно их... Наступил рассвет. Улицы постепенно заполнялись шумом. Спешил на работу рабочий люд, появились дворники и мусорщики, разносчики молока, овощей и свежих булок. Деловая жизнь Парижа началась... В конторе Василия ждало извещение, приглашающее господина Кочека посетить американское генконсульство в Париже "в любое удобное время с девяти часов утра до пяти часов вечера, кроме воскресенья". Это озадачило Василия, и он позвонил Джо Ковачичу. - Алло, Кочек, могу поздравить вас! - весело закричал тот. - Получено указание выдать вам визу. Я еще вчера звонил вам, чтобы сообщить эту приятную новость и потребовать угощения, но, к сожалению, не застал вас! - Спасибо. Угощение за мной! Когда я могу получить визу? - Хоть сегодня. За визой Василий поехал вечером с тем, чтобы пригласить Ковачича поужинать. Формальности не отняли много времени, и через какой-нибудь час они сидели вдвоем в кавказском ресторане, ели шашлык, пили терпкое красное вино. Джо уверял, что лучшего места для жизни, чем Париж, на всем свете не отыскать. - Народ здесь легкий, веселый, жизнь приятная, не то что у нас в Штатах. - Чем же не нравятся вам Штаты? - Люди у нас скучные, все заняты только одним - делать доллары, до остального нет никакого дела. Впрочем, скоро вы сами все увидите... - Скажите, Джо, а как американцы и вы лично относитесь к фашизму? - спросил Василий. - По-моему, никак! - Разве вы не знаете, какие зверства творят в Германии наци? - Ну и черт с ними! Если им нравится пожирать друг друга, пусть едят на здоровье. От этого ничего в мире не убавится и не прибавится. - А не ошибаетесь ли вы, Джо? - спросил Василий. - Фашисты претендуют на мировое господство. И если им не помешать, они поработят все народы... Кстати, не исключена возможность, что начнут они с моей и вашего отца родины... - Неужели? - американец удивленно уставился на Василия. - Возможно, вы правы... Плохо быть маленьким народом и иметь рядом сильных соседей. Сильные всегда пожирают слабых. У нас в Штатах идет непрекращающаяся конкуренция, и в этой борьбе всегда побеждают сильные, - таков закон природы! - К сожалению, речь идет о другом! На карту поставлены судьбы пародов. Неужели такая могущественная страна, как Америка, не придет на помощь слабым? Не исключена возможность, что Франция примет на себя первый удар. Немецкие генералы злопамятны, они не забыли поражение в прошлой войне! - Заранее скажу: что касается наших, то они пальцем не пошевельнут ради чужих интересов! Другое дело, если запахнет наживой, - тогда Америка выступит в защиту кого угодно, хоть черта! - смеясь сказал Джо Ковачич. Василию показалось, что в разговоре с американцем он зашел слишком далеко. - Ладно, - сказал он, - чего ради нам ломать голову над вопросами, которые нас не касаются?.. Поживем - увидим, не так ли? - Поживем - увидим! - согласился Джо и тут же добавил: - А все-таки моему старику будет обидно, если немцы тронут Югославию!.. Наконец пришла долгожданная телеграмма от Лизы из Страсбурга. Встретив ее на вокзале, Василий с тревогой смотрел на жену, - за короткое время она сильно изменилась: похудела, лицо бледное. - Что с тобой, Лиза? - Ничего... Просто устала, переволновалась... Дома, за завтраком, она рассказала о своих приключениях. - Понимаешь, я страшно испугалась, глядя в холодные глаза фашистского офицера... Впервые поняла отчетливо, что мы с тобой играем со смертью... - Не следует так говорить, - остановил ее Василий. - Умереть можно по-всякому: пойдешь по улице, упадет с крыши на голову кирпич - и готово! Или угодишь под колеса автомобиля... Если уж суждено умереть, то на посту!.. Не успела Лиза отдохнуть после поездки, как пришло сообщение от "отца", что отпуска их отменяются: Лизе необходимо срочно ехать в одну из Балканских стран через Италию, как было условлено. Откладывалась и поездка Василия в Америку. 10 Лиза разъезжала по городам Италии - побывала в Пизе, Ферраре, Сиене, Флоренции. С неослабевающим душевным волнением посещала прославленные музеи и картинные галереи, дивясь человеческому гению, создавшему бессмертные произведения искусства. Люди возвели величественные соборы, построили дворцы из мрамора и гранита, заполнили их картинами и скульптурой. Но человеку мало всего этого, - вместо того чтобы самому создавать прекрасное, он захотел присвоить богатства соседа. По улицам старинных городов Италии шагают чернорубашечники, горланят песни, полные ненависти к другим народам. С балкона римского дворца раскормленный, как боров, дуче призывает молодежь - наследников римских легионеров, как он ее называет, - быть готовой к завоеваниям чужих территорий. В соборе святого Петра папа публично благословляет Муссолини и Гитлера на подвиги во славу церкви, хотя всему миру известно, что фашисты в Германии преследуют католиков и воскрешают языческий культ древних германцев. В Италии светит солнце, к покою призывает голубая гладь Неаполитанского залива. По вечерам звучат песни - не те, которые горланят фашистские молодчики, а которые всегда пели и поют здесь рыбаки, уличные торговцы, гондольеры... И тогда Лизе хорошо, спокойно, она наслаждается своим путешествием. Останавливается в хороших гостиницах, ни в чем себе не отказывает, - Василий щедро снабдил ее деньгами. "Постарайся хорошенько отдохнуть, - сказал он ей на прощанье, - учти, что нам не часто выпадает такое счастье - побывать беззаботным туристом в самой прекрасной стране". И все же что-то постоянно гложет сердце, а по ночам мучает бессонница. Впереди у нее трудное дело. Разве исключена возможность провала? Конечно, она постарается быть всегда начеку, но не все зависит от нее, могут быть любые случайности. Достаточно вспомнить случившееся на германо-французской границе... Под окнами гостиницы опять горланят чернорубашечники - кричат о своем желании восстановить великую Римскую империю, наследниками которой являются... В жилах у них течет кровь непобедимых легионеров! Жалкие маньяки, - не понимают, что к прошлому возврата нет. Что сохранилось от этого прошлого? Воспоминания и развалины... До конца студенческих каникул оставалось немногим больше месяца. За этот короткий срок ей нужно многое успеть в чужой стране, в которой она не знала ни одной живой души, не имела ни одного надежного адреса. Знала по имени только профессора Николаи, производящего археологические раскопки... Последним пунктом своего путешествия по Италии Лиза избрала Венецию. Прожив пять дней в одной из гостиниц на Лидо, совершенно очарованная этим сказочным городом - "каменным лотосом", она купила билет второго класса и села на небольшой пароход, похожий на тот, на котором они плыли с Василием в Марсель. Было очень жарко, даже море не приносило прохлады. Пассажиры, изнемогая от скуки и жары, не знали, куда себя девать. Слонялись по палубе, часами дремали под тентами в шезлонгах. На второй день плавания Лиза заметила двух детей - семилетнего мальчика и девочку лет пяти, бегающих по палубе. Когда дети, устав от беготни, присели возле нее, Лиза заговорила с ними. Они пришли в восторг от того, что она говорит с ними на их родном языке. - В Италии никто нас не понимал! Итальянцы такие невежественные, не знают немецкого языка, - сказал мальчик. Подошла молодая женщина. - Вот вы где! Мои дети не наскучили вам? - спросила она улыбаясь. - Мы только что познакомились, - ответила Лиза, - и потом, они такие милые! Женщина, продолжая улыбаться, протянула ей маленькую руку: - Гертруда Дитрих!.. Лиза назвала себя. Они разговорились. Выяснилось, что Гертруда - жена директора немецкого банка в том самом городе, куда должна была поехать из Италии Лиза. Они всем семейством проводят отпуск в Италии. Подошел рослый мужчина с рыжими усами, в белом костюме. - Познакомьтесь, мой муж Иоганн Дитрих, - представила его Гертруда, а сын ее сказал: - Папа, знаешь, фрейлейн Марианна разговаривает по-немецки, как мы! - Очень приятно, - Дитрих поклонился. - По-видимому, фрейлейн немка? - Не совсем, - ответила Лиза. - Отец мой словак, а мать немка из Восточной Пруссии. Хотя и ношу фамилию отца, но его помню плохо, - он умер, когда мне было три года, и мы с мамой остались одни. - Насколько мне известно, национальность по закону определяется по отцу! - сказал Дитрих. - Ну, какая же я славянка! Не знаю ни одного словацкого или чешского слова... - Приведенные вами доводы кажутся убедительными, - в самом деле, вы не только рождены немкой, но и воспитаны ею. Следовательно, вас можно считать немкой. Немкой от смешанного брака, - подчеркнул все же Дитрих. И спросил: - Вы тоже проводили отпуск в Италии? - Нет, я учусь в Сорбонне. И мне нужно было собрать материал для дипломной работы... Сейчас направляюсь туда же, куда и вы... Ведь там, в окрестностях города, проводятся археологические раскопки не то древнеримского городища, не то военного укрепления под руководством профессора Николаи. Вот только не знаю, до