в них - он также в бутылочках для полоскания рта). Хотя слово "Бог" напичкано такой ложью, что, может быть, лучше забыть его; иногда можно подумать, что Бог -- это самое изощренное изобретение дьявола -- вот почему они идут вместе! Ведь кто тогда этот всемогущий демиург, управляющей землей с высоты своих небес? Такие представления о Боге весьма наивны и возмущают любой светлый разум, пусть даже этот бог время от времени посылает вниз своего сына, чтобы расхлебывать всю эту "кашу", произошедшую после творения -- ведь если не этот бог создал все, тогда кто же? Что же, можно вся списать на дьявола, и так они и идут ру- ка об руку, два неразделенных и неразделимых компаньона; можно только гадать, кто чей отец. Но мы проходим через это противопоставление на от- цов и "других", будь это "Боги" или "Дьяволы", как и через куски мате- рии, разделенной по маленьким телам, и великие небеса, парящие над ста- рой неизменной гнилостью земли. Эта эволюционная "каша" была, возможно, предназначена для того, чтобы вести один вид, каким бы он ни был и каки- ми угодно средствами, к той точке, где он был бы вынужден искать собс- твенный божественный секрет в материи. Возможно, вы вступаем в царство божественного единства в материи, без деления на "других", без расстоя- ний, без удаленности. Возможно, мы начинаем близко подходить к ключу, который изменит Смерть. Потому что если эта материя сознательна, если эта материя божественна, тогда она не может умереть -- сознание не уми- рает. Умирает только несознание. Только наше несознательное видение по- рождает смерть, точно также, как оно было вынуждено сотворить богов и рай, чтобы заместить ими то, что оно не может видеть со своим телом. Те- перь тело увидит, и видя, оно сможет действовать. "Сокровище в бесконечной скале." Но что заставило Мать внезапно увидеть ту божественную вибрацию в материи (подобно Ришам примерно семь тысячелетий назад; по-видимому, только избежали всеобщей аберрации)? Что явилось переключателем? Какая вуаль была снята? Нам, конечно же, хотелось хоть что-нибудь знать об этом маленьком переключателе, разве не так? Тот внезапный божественный микроскоп, который изменил поведение материи. И даже такое представление неправильно, потому что это не "инструмент", не сверхмикроскоп, не нечто вне материи дает нам другое видение материи -- это сама материя воспри- нимает себя этим образом, какой она является на самом деле, своими собс- твенными глазами. Именно клетки Матери, ее тела, внезапно восприняли все по-другому. Именно в своем теле она внезапно заметила, что объекты отве- чали, точно так, как в своих головах мы внезапно можем заметить вибра- цию, сигналящую о присутствии Петра или Джона. Но что включило это новое восприятие? С ее глазами ничего не произошло (или, скорее, с ее глазами это тоже произошло). Это было сознание оттуда, воспринимающее сознание здесь, в совершенной непрерывности, как если бы внутри одного и того же великого тела. Мать дает нам частичный ответ. Она объясняет "почему", но не "как" (по той простой причине, что она сама, вероятно, еще не знала, как все произошло): Это последнее переживание явилось результатом нисхождения супраментальной субстанции в материю. Только эта субстанция -- что было введено в физическую Материю -- могла осуществить это. Это новое воз- действие (как бы закваска).  Да, возможно как капля каустической соды, добавленная в пробирку с темным йодом: все стало светлым. Сверхразум -- это то, что проясняет материю, что делает материю единой, точно также, как разум -- это то, что делит материю на миллионы кусочков... лишь для того, чтобы неуклюже попытаться воссоединить их затем с помощью мозговой волны. Но это еще не объясняет, как возникает явление: что порождает ву- аль? Если бы мы смогли понять механизм вуали для всей земли, то это была бы наиболее грандиозная революция за все времена. Это была бы новая зем- ля. И Мать продолжает: С материальной точки зрения, он [Сверхразум] сни- мает с физической Материи некий ее тамас и несознательную тяжесть; с психологической точки зрения -- некое неведение и ложь. Материя очищает- ся... Устраняется некое несознание, вуаль несознания. Но, определенно, это пришло лишь как первое переживание, чтобы показать, какими вещи бу- дут. Поистине это состояние абсолютного всезнания и всемогущества в те- ле. И оно видоизменяет все окружающие вибрации.  "Всезнание", "всемогу- щество" -- это несколько пугающие слова, но, вероятно, это просто реак- ция нашего старого пути с "мешками-из-костей", потому что если тело, од- но тело, начинает осознавать сознание материи, то оно начинает осозна- вать полное тело, то есть, все становится одним единым телом, свои собс- твенным телом, и не будет ничего удивительного в том, если оно начнет осознавать то, что происходит в любой части его собственного тела, а также то, что оно воздействует на любую часть собственного тела. Все это ЕДИНО, бутылочки для полоскания рта и все остальное. Гонг-Конг и Нью-Йорк. Мы увидим... Но эти сознательные бутылочки для полоскания рта поднимают один ин- тересный вопрос и, возможно, нашептывают нам первый невиденный ключ (по- жалуйста, простите, но во всем этом должно быть также немного юмора, по- тому что если мы будем везде вносить нашу человеческую серьезность, то, несомненно, упустим смеющуюся радость материи, уже достаточно скрытую веками "научной" тяжести и гравитации). И все же это очень серьезно, но радостно серьезно, светло серьезно, наконец! Что за ужасную тяжесть мы тащим за собой со времен Гиппократа и терний Иерусалима! Так что, если упомянутые бутылочки были сознательны, то почему же не мы? Нам следовало бы достичь этого раньше, разве не так? В действительности, потому что, вероятно, было задето мое достоинство как высшего млекопитающего, то я задал этот вопрос Матери. И она сразу же ответила (и вот где наши глаза начинают широко открываться перед нечто совсем неожиданным): Я убеждена, что в растениях, например, или в животных отклик будет гораздо скорее, чем в человеке. Будет гораздо труднее воздействовать на очень организо- ванный разум; существа, живущие в полностью кристаллизованном и органи- зованном ментальном сознании, тверды как скала! Есть сопротивление. Из своего опыта я знаю, что то, что "несознательно", определенно, отклик- нется быстрее. Так называемая инертная материя обладает гораздо большей готовностью "ответить" -- гораздо большей, она не сопротивляется. Было восхитительно смотреть на воду, текущую из крана, на жидкость для полос- кания в бутылочке, на стекло, полотенце -- они все парили в воздухе ра- дости и согласия! Там гораздо меньше эго, ты понимаешь, это не созна- тельное эго. Эго становится все более и более сознательным и сопротивля- ющимся по мере развития существа. Сначала откликнутся очень примитивные и простые существа, подобные детям, потому что у них нет организованного эго. Но все те большие умники, те люди, которые работали над собой, ко- торые сделали самих себя, кто организован, кто имеет эго из стали, для них это будет трудно! И внезапно человек предстал громадным искусственным творением пос- реди "нечто", что развертывается в мире самым естественным образом; неч- то подобное существу, замкнутому в думающий аквариум, через стенки кото- рого он не видит ничего и не чувствует ничего из того, что на самом деле происходит, который гордится "знанием" всего, но на самом деле смехот- ворным сплетением немощности, искусственно действующим на свои искусс- твенные приспособления, видимые через искусственные глаза. Мир -- это нечто иное. То, что "несознательно", откликнется с большей готовностью. Наше так называемое сознание является вуалью. Материя более сознательна, чем мы -- гораздо полнее в своем сознании, чем мы; только она не знает, как сказать это, она не пишет толстых томов, чтобы передавать нам ложное знание. Она согласна жить, что в точности ускользает от нас. Все же то, что кажется нас столь печальным, является нашей величайшей надеждой, по- тому что если будущее вида полностью бы зависело от нашей ментальной "приверженности", нашей общей человеческой приверженности, тогда не было бы никакого другого выхода, кроме как ждать окончательного и неизбежного крушения вида, который твердо придерживается только собственной глупос- ти; но именно сама материя, сознательная материя, устремится прежде нас и взорвет видимости перед нашими изумленными глазами -- Кришна в золоте растет среди нас. Более того, если наше ментальное сознание является действительно вуалью, вуалью над нечто иным, что предстает истинной Ма- терией, сознательной Материей, тогда мирового зла по сути нет нигде, кроме как в вуали. Зловещая вуаль, вуаль смерти покрывает мир. Но вуаль может быть сдернута! Смерть не присуща миру, зло не присуще миру, мир не был рожден вместе со злом и смертью, это нечто добавленное к нему -- ве- роятно, это преходящий эволюционный прием, чтобы помочь нам осознать са- мих себя (хотя бы болезненно) как индивидов -- но если мы устраним эту вуаль, то смерти больше не будет, зла больше не будет. Если материя соз- нательна, тогда в сущности ничто не препятствует тому, чтобы быть ей бессмертной, нечто иное порождает смерть -- несознание порождает смерть, ментальная вуаль создает смерть. Нам не нужно путем сверхчеловеческих усилий обретать некие способности, которых мы еще не имеем: эти способ- ности здесь, эти возможности здесь, бессмертие здесь, совершенство здесь -- только закрытые вуалью. Сверхразум -- это то, что постепенно разрушает вуаль мира, не смот- ря на нас. За вуалью находится божественный, бессмертный человек (в сущности, в конце, Шри Ауробиндо говорил о божественном теле, а не о божественном человеке, как если бы предположить, что тело поймет лучше и скорее, чем мы). И доказательство -- я имею доказательство, потому что переживала это сама -- состоит в том, что в ту минуту, когда ты находишься в другом сознании, истинном сознании, все те вещи, которые кажутся столь реальны- ми и конкретными (все так называемые физические законы, причины, следс- твия и последствия, все, что наука открыла физически и материально) ме- няются мгновенно. Это переживание не длилось достаточно долго, чтобы из- менились все вещи, но определенные вещи изменились безвозвратно, они ос- тались измененными. Иными словами, если бы то сознание удерживалось пос- тоянно, то это было бы состояние вечного чуда -- фантастического и веч- ного чуда. Но с супраментальной точки зрения, это вовсе не было бы чу- дом, это была бы самая обычная вещь. Фантастическое изменение реальности -- наша дверь. То, что мы называем конкретной реальностью, является ложной реаль- ностью. Теперь нам остается понять механизм вуали. Это следующая история Матери. Все ли мы будем делать ее, или будут некоторые аварии? Всемогущая пружина То "Сокровище в бесконечной скале" намеревалось и дальше раскры- вать свою природу, свою силу и тайник -- или, скорее, то, что скрывает его -- в третьем переживании, в ноябре 1958 года, как раз за месяц пе- ред великой поворотной точкой в жизни Матери. Я пытаюсь здесь очень неуклюже (я полностью сознаю это) расшифровывать на плохих образах то, что принадлежит завтрашнему языку, на тех образах, которые, вероятно, кажутся столь же непонятными, какой могла бы показаться детская табли- ца умножения человеку Каменного Века. Но есть факт. Мы должны схватить этот факт. Мы не мистики, а только стараемся изо всех сил прозреть ре- альность, что трудно для наших чувств как детей нового мира. То переживание произошло в ходе одного из последних "занятий по средам" ["Wednesday classes"]. Мать сидела там, перед той всей аморф- ной массой, которая внимала вежливо, уступчиво; но затем жить продол- жалась как и всегда, вы понимаете, и они были там на чудесном лугу света, пасясь там и пережевывая корм; они даже задавали вопросы, кото- рые могли бы заставить вас подумать, что разум не так уж и плох в кон- це концов, и Мать, подобно Шри Ауробиндо, могла бы продолжать говорить сотням тысяч классов, вместо того, чтобы писать сотни тысяч писем, как Шри Ауробиндо, но Ашрам при этом не сделал бы реального прогресса. Вот что Мать начинала осознавать. Ее интересовала не проблема Ашрама, а проблема мира: Я пришла на землю не для того, чтобы создавать Ашрам! Действительно, это была бы слишком мелкая цель... И позднее она сказа- ла мне: Там, на Плэйграунде, я должна была бороться, чтобы найти хоть некую восприимчивость...  Эта ситуация вряд ли улучшится потом, но тем не менее, в тот вечер, после их безнадежных "вопросов" и после того, как были погашены огни и началась обычная медитация, Мать начала га- дать: Но что в их мозгах, не интересующихся ничем, кроме своих малень- ких дел? Я сказала себе: "Что же, можно ли что-нибудь сделать с таким материалом?"... Поэтому в ходе медитации я начала спускаться в их мен- тальную атмосферу, в поисках хотя бы маленького света, нечто, что от- вечает. Меня буквально втащили как в дыру... И в этой дыре... Я все еще могу видеть это. Я спускалась в расщелину между двумя отвесными скалами, сделанными из чего-то более твердого, чем базальт, и ЧЕРНОГО, но металлического одновременно и с очень острыми кромками -- казалось, что простое касание могло поранить вас. Расщелина казалась бесконечной и бездонной, и она все сужалась и сужалась, как воронка, становилась столь узкой, что вряд ли оставалось хоть немного пространства -- ДАЖЕ ДЛЯ СОЗНАНИЯ -- чтобы пройти через нее. А дно было невидимым, черным как смоль. А расщелина все шла и шла вниз... как если бы я скользила по грани расщелины. Она была нескончаемой и казалось все более и более давящей, удушающей... Я был очень поражен описанием Матери, потому что я сам имел очень похожее переживание, и это было переживание смерти (*). [* Я упоминал об этом переживании в первом томе трилогии, "Мать или Божественный Материализм" (глава 20) и описал его еще в больших деталях в "Телом Земли"]. Я вступил в черную смерть, сделанную из ба- зальта, удушающую, в точности такую, как Мать описала ее. Тогда это и есть место смерти? Если так, тогда остальное очень интересно... И так я гадала: "Но что же на дне этой дыры?" И как только я задала этот вопрос, как натолкнулась на пружину на самом дне этой дыры, пружи- ну, которую я не видела, но которая сработала мгновенно с грандиозной силой и выбросила меня немедленно, вышвырнула из расселины в... бесфор- менную, безграничную обширность... вибрирующую с семенами нового мира. И этот мир был всемогущим, с необъятными богатствами. Было так, как будто бы та грандиозность была составлена из бессчетных, неуловимых точек -- точек, которые не занимают места -- глубокого теплого золота. Нечто эк- вивалентное математической точке, но как живое золото -- россыпь теплого золота... [Мы еще будем говорить о теплом золоте, тогда - подробнее. Это супраментальная субстанция -- на дне дыры, под "смертью"]. Не могу ска- зать, что все это сияло или было темным; а также это не было сделано из света: просто мириады мельчайших золотых точек. Они касались моих глаз, моего лица... и несли с собой такую силу и теплоту -- это было необычай- но! По-видимому, это описание на микроскопическом уровне, чем является мир истинной Материи "под" темной мглой наших атомов и других элементар- ных частиц, настоящая основа мира. И все это было абсолютно ЖИВЫМ, живу- щей с силой, которая казалась бесконечной. И все же недвижимым. Совер- шенная недвижимость в ощущении вечности -- но с необычайной ИНТЕНСИВ- НОСТЬЮ движения и жизни!...  Опять же, одна из супраментальных "черт": супраментал является точкой пересечения противоположностей, невероятным динамизмом в абсолютном покое, как если бы этот динамизм был рожден из мощи недвижимости. И покой -- покой вечности. Тишина, покой. СИЛА, СПО- СОБНАЯ НА ВСЕ. И все, что было бесформенным, имело силу обрести форму. Такова супраментальная субстанция, которая составит завтрашние тела и завтрашние объекты -- возможно, она уже их делает -- это настоящая ма- терия, из которой все сделано, но мы не видим ее и не живем в ней: все еще есть "пропущенное звено", вуаль. Что чрезвычайно интересно в зага- дочной географии, которую мы начали исследовать наощупь, это то, что Мать нашла это супраментальное "место", этот супраментальный мир, на другой стороне (или на дне) ментального  несознательного. На первый взгляд это как будто ни о чем не говорит, но это колоссальное открытие -- рас-крытие, поистине. Потому что это значит, что все это, этот новый мир и всемогущая россыпь золота, способная творить формы, находится не "где-то там", в конце некой удаленной эволюции, развитых мускул, веков напряженной работы и беспредельно очищенной, проясненной и утонченной материи -- это под ментальным несознательным. Это здесь, непосредствен- но: "пружина, которую я не видела". Это отделено от нас только Разумом: корнями Разума. Разум является вуалью -- но мистерия состоит в том, что- бы узнать, как глубоко идут корни, сколь плотно они вуалируют материю. Мы обычно думаем, что Несознательное, то, которое описал Шри Ауробиндо и Риши, было первородной субстанцией мира, первой эволюционной основой, почвой, на которой выросло все остальное. Но это не так! Или, скорее, это больше не так. Первородная почва не несознательна. Риши совершенно ясно говорили об "ОДНОМ сознательном во всех вещах не-сознательных"; Шри Ауробиндо говорил: Это неведение Материи [как раз потому что оно не хо- тел называть его несознательным] является завуалированным, инволюционным или сомнамбулическим сознанием, которое содержит в себе все латентные силы Духа.  Настоящее Несознательное, то есть, несознание, пришло в эво- люцию позднее, некая вуаль несознания накрыла материю, замаскировала ее силу, ее свет, ее податливую пластичность, чтобы сделать из нее окоче- невшую, неменяющуюся и дегенеративную карикатуру -- нечто, что умирает, потому что не может возобновлять себя. Это мир базальтовых скал с их зубчатыми, металлическими краями, которые видела Мать -- черных, лишен- ных воздуха. Смерть. Смерть -- это ментальное явление, не материальное. Умирает лишь наше ментальное тело, как оно видится разумом, проживается разумом, чувствуется разумом. Это ложная смерть, столь же ложная, как и наша жизнь -- умирает именно ложная жизнь. И это вуаль... над нечто иным, что материально. Нет -- вовсе не над раем сознания высоко вверху, после "смерти", а над материальным миром настоящей материи, находящейся по другую сторону вуали смерти, которая является только смертью разума. Другая материя в материи, другой континент в континенте. И нам не нужно умирать, чтобы попасть туда! Нам нужно только стянуть эту вуаль и позво- лить настоящей жизни войти в нашу жизнь, позволить истинной материи вой- ти в наши прочищенные глаза и клетки и впустить истинное движение мате- рии, допустить ее истинную податливость, ее настоящий свет и тепло, ее истинную формо-образующую мощь. "Физическое тело казалось мне ломким", -- заметила Мать в своем первом переживании. Грандиозное изменение ре- альности -- реальность минус смерть. Грандиозное открытие, возможно, большее, чем то, когда первый гоми- нид осознал, что следующий мир был найден не в чудодейственной грезе, на другой стороне сна, а за рефлексией каждой секунды. Вся трудность состоит в том, чтобы знать, где находится новый мир. И Мать действительно была удивлена увиденным, еще не осознавая всех последствий (следствия будут "вырабатываться"): Это было МЕНТАЛЬНОЕ не- сознательное. Потому что стартовая точка переживания была ментальной. [Она спустилась в ментальную атмосферу тех детей, чтобы понять, почему они столь глухи.] Совершенно особенное несознательное -- жесткое, тяже- лое, сопротивляющееся -- со всем, что разум внес в наше сознание. Гораз- до хуже! Это было гораздо хуже, чем чисто материальное несознательное [даже бутылочки с жидкостью для полоскания рта не такие!] -- "ментализи- рованное" несознательное, можно было бы сказать. Вся эта жесткость, твердость, узость, фиксированность -- фиксированность -- все это пришло в творение вместе с разумом. До манифестации разума Несознательное не было таким: оно было бесформенным и имело пластичность нечто бесформен- ного -- та пластичность ушла. Это ужасный образ  [базальтовые скалы] действия разума в "Несознательном". Это сделало Несознательное агрессив- ным -- чего не было раньше. Это больше не "изначальное" Несознательное, можно было бы сказать, а ментализированное, со всем тем, что разум внес в терминах противостояния -- сопротивление, твердость и жесткость... И ментальное сознание ОТКАЗЫВАЕТСЯ изменяться -- тогда как совсем иное де- ло с другим Несознательным; у того другого нет ничего, оно как бы не су- ществует, оно не организовано никаким образом, у него нет "моды бытия", тогда как это -- "организованное" Несознательное -- организованное в своем отказе изменяться. В сто раз хуже!... Это совсем новое пережива- ние. Мы действительно полагаем, что это переживание разительно новое, причем его последствия мы еще не начали постигать. Потому что оно изме- няет значение смерти, как и значение жизни, как если бы эта смерть шла бок о бок с этой жизнью, или, скорее, как если бы эта частная смерть бы- ла бы столь ложной, как и эта частная жизнь. Смерти не существует, это нечто иное -- возможно, ключ к явлению. Нужно пересечь некую вуаль смер- ти -- и вся земля должна пересечь ее с широко открытыми глазами. Во вне- запном вдохновении, диктуя мне описание того переживания 7 ноября 1958 года: На самом дне того несознания, самого твердого и жесткого, узкого и удушливого, я натолкнулась на всемогущую пружину, которая вытолкнула ме- ня в бесформенную, беспредельную необъятность, вибрирующую семенами но- вого мира, Мать остановилась и посмотрела на меня, как если бы видя пе- ред собой целую Землю: Эта всемогущая пружина является точным образом того, что происходит -- что должно произойти, что ПРОИЗОЙДЕТ с каждым: внезапно вы выброшены в необъятность. Вся земля. Кришна в золоте растет среди нас. "Россыпь теплого золота" находит- ся в процессе того, чтобы разбить и разметать на куски ментальную скалу мира. Смерть находится в процессе умирания. Мы должны найти эту пружину. VIII. ТРОЙНОЙ КОНЕЦ Мать приближалась к поворотной точке. Несомненно, она лучше, чем мы, видела супраментальный мир, всемогу- щую супраментальную Мощь, поразительное супраментальное творение, но для нее оставалась та же загадка, как и для нас: как добраться туда, как ус- тановить связь с супраментальным миром? В наших умах мы можем сделать какую угодно связь, но не там эта связь должна быть установлена. А как ее установить в теле? Как можно установить ее в теле? Это некая живая невозможность. И все же есть эта всемогущая Мощь -- она видела ее: Мощь, которая может отменить все и переделать все. Да, все это хорошо, это бы- ла бы детская игра, если бы можно было начать все "с нуля", но вы должны начинать с тем, что уже есть, со старым телом и его старым способом бы- тия, его старым клеточным функционированием и прежними органами: Что ка- сается сердца, то оно должно быть замещено центром Силы -- фантастичес- кой динамической силы!  - сказала она, смеясь. И в какой МОМЕНТ вы прер- вете циркуляцию крови и введете Силу?...  Что кажется невообразимым, так это переход от одного к другому, это гораздо труднее представить, чем тело, оживляемое супраментальными энергиями. Жизнь наша зависит от цир- куляции крови, которая в свою очередь зависит от приема пищи и так далее и тому подобное -- вытягивается длинная цепочка -- что за ужасное огра- ничение и рабство! Пока материальная жизнь зависит от такого рода вещей, очевидно, мы не будем способны обожествить нашу жизнь. Как нам действи- тельно добраться туда? Вот сначала какой стороной мистерия предстала пе- ред ней, и совершенно логично, что она заключила: Сначала мы должны об- рести способность продлевать нашу жизнь по желанию.  Потому что если все органическое, нервное и клеточное функционирование должны быть трансфор- мированы поочередно, тогда это займет время, возможно, несколько столе- тий. Так что, если ты решил трансформировать свое тело, то должен иметь все необходимое терпение -- триста лет, пятьсот лет, тысячу лет или сколько угодно -- сколько потребуется для изменения. Лично мне кажется, что триста лет -- это минимум. Пока она не наткнулась на своем пути на новые данные. Действитель- но, четыре года спустя она замечает: Мы называем это "трансформацией", потому что не знаем, что это. Если бы мы знали, что это такое, это бы означало, что мы уже начали реализовывать это.  И к счастью, потому что, по-правде говоря, перспектива всех этих веков заставляет меня содрог- нуться. Могу преставить, что такая перспектива может заставить содрог- нуться кого угодно, кроме тех, кому все "без разницы" или, скорее, тех, кто хочет лишь тянуть и дальше свою механическую рутину без особых проб- лем -- таких сотни миллионов... Большие бесчувственные массы -- еще один аспект проблемы -- "бесчувственные" в Буддистском смысле: те, у кого нет восприятия. Так что же с ними? В 1958 году "супраментальная катастрофа" еще не произвела своего счастливого опустошения. Первой жертвой этого опустошения стала религия. Религиозный поря- док. Второй жертвой станут политика и финансы и вся система, которую они порождают: материалистический порядок. А третьей?... Возможно, загадоч- ная и быстрая дегенерация элементов, которые не могут развиваться. Час выбора. Та часть человечества, которая сознательно или несознательно откры- та новым силам, будет все больше и больше пропитываться новой субстанци- ей и новым сознанием до такой степени, чтобы подняться к новому миру и служить связующим звеном между двумя... но те, которые не могут поднять- ся, кто отказывается прогрессировать, будут "дементализированы": они ав- томатически утратят способность ментального сознания и будут отброшены на инфрачеловеческую стадию. Следует либо подняться вверх, влиться в Свет и Гармонию, либо опуститься до простоты здоровой животной жизни без искажений. Шел 1958 год, год Хрущева и генерала де Голля. Конец религий Мать имела свои земные "образчики" подле себя... Это было тяжело, иногда даже невыносимо -- масса, которая очень ма- ло была склонна к тому, чтобы двигаться вперед, и была бы вполне доволь- на тем, чтобы жить на некотором санитарном острове с маленькими медита- циями -- потому что, в конечном итоге, мы "духовны" -- немного работы -- не так много -- чтобы быть в мире со своей совестью, и немного упражне- ний, чтобы поддерживать в форме свое тело. Что касается остального, что же, жизнь, как вы видите, идет прежним ходом. Люди летают низко, а когда они решают влететь высоко, то просто проделывают дырку где-то наверху и улыбаются ангелам... чтобы затем упасть вниз на свои старые добрые жи- вотные лапы, что заставляет на почувствовать, что, в конце концов, жизнь "реальна". И это продолжается -- ужасающе. Мать периодически обрушивала свои ураганы на все это, как и свою улыбку; но чувствовалось -- и она сама все больше это чувствовала -- что она могла бы обрушить еще тонны ураганов, не очень то много изменив при этом. И однажды на Плэйграунде, со смешанным с печалью негодованием она сказала им: С самого начала сво- его теперешнего земного существования я встречалась со многими людьми, которые говорили, что имели великое внутреннее стремление, побуждение к чему-то более глубокому и более истинному, но всегда были к чему-то при- вязаны, чем-то подчинены, были рабами простой необходимости зарабатывать себе на жизнь, и это очень сильно их принижало, отнимало так много сил и времени, что они были просто неспособны посвятить себя какой-либо другой деятельности, внешней или внутренней. Я очень часто слышала это. Я виде- ла многих бедных людей (но "бедных" не в денежном смысле), бедных из-за того, что они ощущали себя заточенными в узкую материальную необходи- мость. Я была тогда очень молода и всегда говорила себе, что если бы могла, то попыталась бы создать маленький мир -- о, очень маленький... но, как бы там ни было, маленький мир, в котором люди могли бы жить, не заботясь о пропитании, жилье, одежде и о других элементарных жизненных потребностях -- чтобы все силы, освобожденные от потребностей материаль- ного существования, могли бы быть спонтанно направлены на божественную жизнь и внутреннюю реализацию. Что же, к середине моего существования -- или к тому, что обычно считается серединой человеческого существования -- необходимые средства были даны мне, и я могла реализовать, создать те условия жизни. Теперь же, однако, я пришла к выводу, что это НЕ матери- альные оковы препятствуют людям посвятить себя внутренней реализации, это скорее их апатичность, утрата стремления, жалкая инертность, "ме- ня-это-не-волнует", и те люди, которые живут в самых суровых условиях, иногда откликаются скорее и имеют наиболее интенсивное стремление. В некотором отношении это как бы "отчет". В действительности не было недостатка в респектабельных и безупреч- но "духовных" людях, предлагавших провести "чистку" Ашрама, на что резко возражала Мать: Они все еще находятся в том состоянии ментальности, ко- торая хочет устранить все препятствия -- Шри Ауробиндо делал как раз противоположное. Шри Ауробиндо брал их всех, охватывал их, а затем рабо- тал над ними так, что они переставали быть препятствиями... Устранять, устранять -- если вы устраните из жизни все, что не отвечает Божествен- ному, тогда что же останется?... Мне даже говорили, что некоторым людям "не следовало" бы быть в Ашраме. Я отвечала, что весь мир должен быть в Ашраме! И поскольку я не могу принять здесь весь мир, то должна принять здесь, по меньшей мере, представителя каждого типа! И со своей чарующей улыбкой она заключила: Все эти люди, которые делают духовное усилие, просто приносят мне вагоны моральности!  В самом деле, это не был вопрос моральности Ашрама, это даже не был вопрос духовности Ашрама; проблема полностью заключалась в другом. То, что действительно было нужно, так это изменение духовности, можно было бы сказать, изменение Божественно- го, что бы открыть божественные двери материи, а не смывать чьи-то ма- ленькие грехи или полировать чьи-то маленькие добродетели. Но в ту мину- ту, когда вы говорите о выходе за пределы моральности, люди мгновенно падают в аморальность. Это порочный круг, да или нет, Бог или дьявол, добро или зло... Эти "духовные" шатания продолжаются уже несколько тыся- челетий. И так мы медитируем и медитируем, чтобы выбраться из тупика, но чем больше мы медитируем, тем более животным становится животное и тем более святым маленький святой. И так это и продолжается. И мы создаем изобилие маленьких ашрамов, чтобы все это продолжалось -- это "благо" творения. Аминь. Злодеи оставлены снаружи, конечно же, это не мы. Мать вовсе не собиралась создавать ашрам такого типа. Но "благо" Ашрама не понимало это, оно не было "лучше" "плохой" части Ашрама -- никто не по- нимал, какую революцию она пыталась произвести. Должен быть открыть путь, который все еще блокирован...  сказал Шри Ауробиндо двадцать пять лет назад, а не основана некая религия. Прежде всего, путь был блокирован в сознании, в определенном при- вычном способе взирания на мир, и смотрели ли вы на мир сквозь духовные или материальные очки, это, в сущности, не составляло никакой разницы: то же самое искажение, одно "сверху", другое - "снизу". Как она пыталась объяснить им это! Те последние "Вопросы и Ответы" на Плэйграунде -- во- семь лет вопросов и ответов -- почти мучительны в свое ретроспекции: чувствуешь, скол много она пыталась пронзить те сознания, как она охва- тывала их своим единым взглядом, как если бы она пыталась вобрать всю землю: если бы понял хотя бы один или двое! Понимание должно начаться где-то, в некотором уголке, хотя бы в единственном существе. Новый мир начинается с одного. И однажды, после еженедельного показа фильма на Плэйграунде -- прекрасного индийского фильма о Рамакришне и индусской религиозной преданности, о значении богов в жизни и о том "всевышнем" нечто, образом которого являются все эти боги, о присутствии души за всем, везде (короче говоря, фильм о нечто, далеко превосходящем по ка- честву западное представление о "Боге") -- она сказала им: Я видела весь религиозный мир поклонения и стремления, всю человеческую взаимосвязь с богами, что было (я уже говорю в прошедшем времени) лучшим человеческим духовным усилием достичь нечто более божественного, чем человек, высо- чайшим и почти наичистейшим выражением стремления человека к нечто, что выше него. И внезапно я почувствовала самым конкретным и МАТЕРИАЛЬНЫМ образом, что это был другой мир, мир, который перестал быть реальным и живым, это устаревший мир, который утратил свою реальность, свою истину, который отжил свой век и превзойден нечто, что только что родилось, но чья ЖИЗНЬ столь интенсивна, столь истинна, столь тонка, что все это ока- залось ложным, нереальным, никудышным. Тогда я по-настоящему поняла, ведь я поняла не головой, не разумом, а телом -- понимаете, о чем я го- ворю? -- я поняла в клетках тела, что новый мир был рожден. Он уже здесь, действительно, только нам нужно взглянуть на вещи по-другому. Пока наши глаза привлечены небесами или зафиксированы на ложной материи, мы не понимаем ничего и не видим ничего: мы находимся прямо в Чуде, но не видим его. Великие поворотные точки в эволюции встречаются не при достижении более высокого или более широкого созна- ния, а путем нового и более точного осознания того, что всегда было там. Можно было бы назвать это "врастанием в точность". О, как она пыталась встряхнуть все это, было почти трогательно слушать ее, как если бы судь- ба мира зависела бы от нескольких менее препятствующих глаз. Но они только говорили: "Мы ничего не видим". Что касается меня, то я спросил Мать: "Но разве душа не обладает силой изменять материю, производить фи- зические чудеса, как делают это ученые?" (Потому что я не мог перестать думать, что "другая вещь" должна быть чудесной, что это должен быть не- кий ненормальный "пробой", который внезапно придет и начнет произрастать на земле как некое сверхчудо, превосходящее все научные чудеса. Другими словами, взять сегодняшнего волшебника - ученого, и попытаться сделать лучше, чем этот волшебник, то есть, делать все то же самое, но с некото- рыми улучшениями. Но это вовсе не так!) Душа обладает этой силой, - от- ветила Мать, - и применяет ее постоянно, но человеческое сознание не осознает это. Большая разница наступает тогда, когда человеческое созна- ние становится сознательным. Но оно начинает осознавать то, что всегда было! Проблема заключается не столько в том, чтобы действовать на мате- рию -- это происходит всегда -- а... в том, чтобы открыть понимание: вот что трудно. Вещь, которую вы не пережили, не существует для вас. Транс- формация может дойти до определенной точки без того, чтобы мы даже осоз- нали это. Например, говорилось, что теперь есть большая разница: когда человек появился в эволюции, животное не имело средств воспринять это, тогда как сейчас... Но я говорю, что ситуация все еще не изменилась: несмотря на все, что человек реализовал, у него все еще нет нужных средств; могут произойти определенные вещи, но он узнает о них лишь го- раздо позднее, когда "нечто" в нем будет достаточно развито. Наше предс- тавление о чудесном является частью этих ложных средств, именно разум создал представление о чуде, потому что с точки зрения разума все подчи- няется законам, так что если что-то избегает "закона" или отрицает его, то это должно быть чудо. Но эти законы -- ментальные законы, ментальные порождения, это материя с точки зрения разума -- вне разума все чудесно и является неизменным чудом. Или, скорее, все чудесно естественно. Ес- тественное, которое мы не видим. Сверхразум -- естественное чудо мате- рии. Истинное видение -- видение неизменного чуда. Нет нужны творить чу- деса. Они уже здесь! Нам нужно лишь увидеть их, жить ими и позволить то- му, чтобы мы были сформированы этими чудесами, не накладывая постоянно железную сеть наших ментальных невозможностей. И все меняется -- меняет- ся материально. "Именно Божественное, становящееся материей", - сказала Мать. Это следующая стадия эволюции, которая делается или выходит на пе- редний план. Да, разрушение старой корки. Кроме того, все всевышние переживания освобождения, нирваны, косми- ческой необъятности и все божественные видения на всех языках, всех ве- ков и всех стран были как бы аннулированы или "вытеснены" новым восприя- тием материи; как если бы все боги, чудеса, освобождения, раи и все та- кое принадлежали бы все еще области разума или ментальных проекций; воз- можно, как ментальные "фонари", но все же фонари в сравнении с золотой пылью материи. Супраментальное не является улучшенным ментальным видени- ем, расширенным, протяженным, более божественным: Это не нечто более вы- сокое, чем высочайшая вершина, которую мы можем достичь здесь, - пыта- лась объяснить Мать, - не ЕЩЕ ОДИН КРУГ, это не так: мы уже в конце, на вершине, но... отличается именно качество. Это поистине новое обращение сознания. Когда мы начинаем жить духовной жизнью, происходит обращение сознания, что является для нас доказательством того, что мы вступили в духовную жизнь; что же, еще одно обращение наступает, когда мы входим в супраментальный мир. И, возможно, всякий раз, когда открывается новый мир, происходит новое обращение. И поэтому даже наша духовная жизнь, ко- торая является таким тотальным обращением в сравнению с обычной жизнью, является, или кажется, в сравнении с супраментальным сознанием и супра- ментальной реализацией, нечто столь радикально отличающимся, что... цен- ности почти что обращаются. Это как если бы вся наша духовная жизнь была сделана из серебра, тогда как супраментальная сделана из золота, как ес- ли бы вся духовная жизнь здесь была бы вибрацией серебра, не холода, а просто света, который достигает вершины, предельно чистого света; тогда как другая, супраментальная жизнь, содержит все богатство и силу, что и составляет всю разницу. Вся духовная жизнь психического существа и наше- го теперешнего сознания, которая кажется столь теплой, столь полной, столь чудесной, столь светлой для обычного сознания, да, все это велико- лепие ничтожно по сравнению с великолепием нового мира. Это... да, это почти как если бы сам Всевышний был другим. Это конец религий. Потому что религии -- это все еще разум, взираю- щий на нечто отличное от себя. Другой мир просто... как он есть. Тем временем ученики все еще пытались выработать "синтез Востока и Запада", "союз мировых религий", "продолжение" высочайших традиций ми- ра... и так далее. Продолжение, да, действительно, как птица сменила рептилию, но вовсе не путем добавления видений "ископаемых ящеров" Вос- тока и Запада выработаем мы взгляд птицы. А также не сложив вместе Упа- нишады + Библия + Коран, а затем встряхнув немного все это... Это ДРУГОЙ мир! Как трудно было это понять, конечно же. Шри Ауробиндо и Мать прожи- ли 78 и 95 лет, соответственно, и самое большее, у них было три ученика, которые поняли; это Мать сказала мне перед своим уходом -- а в мире бо- лее четырех с половиной миллиардов людей. Конец материализма Должны быть найдены другие средства. Не через "вопросы и ответы" может быть трансформирован этот мир. Тем или иным образом, но этот про- цесс должен проходить несмотря и вне голов людей, иначе все было бы без- надежно. А время поджимало. В 1958 году ей было восемьдесят лет. Все ее время было занято геркулесовой работой, которая свалила бы любого чело- века в его расцвете. Вполне понятно, она использовала источник энергии, неизвестный человеческим существам; то, что она могла делать в течение двадцати двух часов из двадцати-четырех-часового дня, просто невообрази- мо... с 1926 года, без перерыва. Ашрам становился довольно гигантским предприятием с приблизительно 1200 обитателями в 1958, включая 300 детей и 250 домов. И она присматривала за всем вплоть до малейших деталей, на- чиная с выбора сорта бумаги для печати книг и кончая тем, как ставить штамп на пакетах или тем, чтобы перевести какого-то ученика из одного дома в другой, чтобы он мог прохаживаться в маленьком саду, обдуваемым бризом с востока. Ничто не ускользало от ее внимания. И бесконечный по- ток писем. И бесконечные жалобы. И финансы... невероятно и сверхъестест- венно. И критицизм... столь мелочный, столь глупый. Например, взглянув в архивы Quai d'Orsay, можно обнаружить там злобные маленькие доклады групп послушных своему долгу гражданских служащих, останавливавшихся в Пондишери; это невероятно -- никто из них не понял, что представляла Мать, если только для Франции, их родной страны. Но Мать просто смея- лась. Однажды она сказала мне со своим юмором, юмором, который лечит все, включая все вспышки мелочности, будь то со стороны "хороших" или "плохих": Я получаю совершенно несдержанные письма, переполненные напы- щенными словами, и затем есть другие люди, которые прямо пишут, что их грызут сомнениями в том, что я просто использую "трюки, чтобы "делать свой бизнес"!... Но и те и другие письма производят на меня одинаковое впечатление. Они выражают их собственное чувство -- это их право чувс- твовать то, что они хотят. И, по-правде говоря, все, что можно было бы ответить им: "Чувствуйте что хотите, если это позволяет вам сделать прогресс." Она всегда так просто стремилась к прогрессу, эта Мать, всег- да дальше, всегда пытаясь извлечь лучшее из наихудшего -- ее интересовал прогресс мира: быть "хорошим" или "плохим" ничего не значит; думайте о ней плохо, думайте о ней хорошо, это не имеет значения; но, ради Бога (или дьявола), двигайтесь вперед! Ее угнетала не геркулесова задача, а подпирающее время. Однажды, на одном из последних "занятий по средам" с ее губ вырвалось: По существу, вопрос в этой гонке к Трансформации состоит в том, чтобы знать, что бу- дет превалировать: то, что хочет трансформировать это тело по образу бо- жественной Истины, или старая привычка этого тела идти к разложению... Это гонка между Трансформацией и Разложением. Подразумевает ли эта трансформация долгие столетия медленного, пос- тепенного труда? Или нечто иное? Иногда мы чувствуем, что на самом деле это не столько проблема трансформации, как проблема смерти: если эта проблема разрешена или открыта или устранена, тогда все остальное должно последовать почти автоматически, как если бы смерть была просто тем, что составляет субстанцию ложной материи, той, которую мы видим, материи темной, жесткой, неизменяемой никак, кроме как путем смерти -- только со смертью, разложением и возвращением к атомной пыли может она измениться. Все же есть и "золотая пыль". То, что мы хотим или то, что нам нужно - это не медленно трансформировать эту ложную материю сквозь тянущиеся ве- ка, а заменить ее настоящей материей или же устранить "нечто", что вуа- лирует ее. Тогда эта операция могла бы стать поразительно быстрой... в предположении, что остальная часть человечества не будет свалена силой этой операции. Остальная часть человечества... которая живет в смерти и при помощи смерти, потому что они и являются смертью, сделаны ею. Может ли одно существо полностью снять вуаль, не сняв ее со всего мира, и раз уж оно подняло эту вуаль для себя, то может ли оно продолжать существо- вать и не исчезнуть с глаз мертвых, которых мы называем живыми? Какими глазами смогли бы они увидеть его, эти "живущие", которые видят только смерть и субстанцию смерти? Когда больше нет мути, они не видят ничего. Должна быть хотя бы минимальная связь со старыми человеческими органами. Возможно, Мать собиралась установить эту связь или подготовить ее. Под- готовить глаза мира. Тысячи глаз наших клеток. И однажды будут сражены лишь наши разумы, тогда как наши тела будут пробуждены от долгого кошма- ра. Иногда у нас возникает чувство, что вся мистерия будущего чрезвычай- но проста, что она обладает немыслимой (в буквальном смысле) простотой, и что нечто захватит нас самым неожиданным образом. Иногда мы чувствуем, что все уже здесь, действительно здесь, и будет достаточно лишь неболь- шого щелчка -- нам только надо найти, где. Если бы только одно существо смогло увидеть, понять механизм. Мать видела все, и она сказала все -- это можно прочесть, это тысячи раз написано в ее собственных словах, только мы не осознаем, что это значит. Нечто просто не может быть схва- чено разумом. Нечто нужно найти. Мы бредем наощупь, как слепые люди, в давно уже открытом. Мы идем наощупь в открытии Матери. Мы движемся через великую Амазонию, которой не хватает только имени, в чем-то уподобляясь первому человеку, пытающемуся в первый раз назвать свой мир и его объек- ты и вызвать вещи из несуществования посредством слова -- он заставлял их прийти в бытие, называя их. Собираемся ли мы найти место, ключ, кото- рый заставит нас увидеть, слово, которое привнесет все это в бытие? И ее последние слова, ее самые последние слова на Плэйграунде перед собравшимися детьми, нацеленные на то, чтобы они смогли увидеть новый мир и прикоснуться к нему, возвращаются ко мне сейчас с невыразимой ост- ротой: По существу, громадное большинство людей подобны узникам с закры- тыми окнами и дверьми, так что они задыхаются (что вполне естественно), и все же у них есть ключ, который открывает окна и двери, но они не ис- пользуют его... Они боятся -- боятся потерять себя. Они хотят оставаться тем, что они называют "собою". Они любят свою ложь и свое рабство. Нечто в них любит это и привязано к этому. Они чувствуют, что без своих границ они не могли бы больше существовать. Вот почему путешествие столь длинно и трудно. Это было 26 ноября 1958 года. А пока она говорила, малыши из "зеленой" группы, которые быстро заснули на матах на земле возле ее кресла, начали "видеть вещи". Теперь, когда им по двадцать, они могли бы рассказать, что видели. Они видели странную Мать, более высокую, чем она была, с телом, казавшимся сделан- ным из другой субстанции, субстанции, которая излучала свет изнутри -- настоящую Мать; для них это было "настоящей Матерью". И они спросили, или спросил один из них: "Почему ты пришла такой, как мы? Почему ты не пришла такой, какой являешься на самом деле?" Типичная реакция ребенка, еще не совращенного разумом; казалось удивительным не то, что Мать была светящейся и более высокой, а то, что материально она была не такой. "Почему ты не пришла такой, какой являешься на самом деле?" И Мать также типично отвечала: Потому что если бы я не пришла такой же, как вы, я бы никогда не смогла быть близкой вам и я не смогла бы сказать вам: станьте такой, как я. Но конечно же! Миру не нужно быть сраженным чудом, даже чудом одно- го великолепного тела: ему требуется найти собственное чудо. Когда мир найдет это, тогда все чудеса будут естественными. Мистерия Матери в на- шем собственном  несознании. Мы должны найти ключ, мы должны открыть дверь. Тогда все мы станем такой, как она -- или, возможно, мы уже та- кие, как она! Возможно, настоящее тело уже здесь. Утеряно звено. Есть некая вуаль, которую нужно поднять... Мать совершенно другая, мир совер- шенно другой -- мы ничего не понимаем из этого. Над миром распростерта вуаль смерти. Есть глаза, которые видят смерть и вызывают смерть. Они назовут нас сумасшедшими или шизофрениками или параноиками -- потому что они так фатально очарованы своей смертью, они просто не видят вещи дру- гими, чем "как они есть", это их "закон", их "здравый смысл", их "но-я-вижу-и-я-касаюсь-этого" -- как обезьяны, чувствующие тени деревь- ев. Мы чувствуем тень невидимого мира. Наши "патентованные" факты сегод- няшнего дня -- это научное ребячество улучшенных обезьян. По сути, - сказала Мать поразительно острым образом, - материалистическое мышление является евангелием смерти. Но предположим, что у нас есть отвага покончить с евангелиями раз и навсегда, будь то евангелии смерти или вечного рая, что тогда? Предполо- жим, мы начали верить в истину материи, в божественную возможность мате- рии, в божественную жизнь в истинном теле? Что же, тогда мы должны пойти и поискать настоящую материю, это все, безо всяких предвзятостей улучшенных обезьян, будь то научных, ма- териалистических или спиритуалистических. Бесхитростно. С глазами, отк- рытыми для неожиданного. Потому что, в любом случае, это там, где мы меньше всего его ожидаем. И это будет концом материализма. Потому что материализм - это ра- зум, имеющий дело с нечто отличным от себя. Другой мир есть просто... как он есть. Этот материализм должен уйти вместе с той религией. Конец смерти 9 декабря 1958 года, точно восемь лет спустя после того, как Шри Ауробиндо был помещен под большое огненное дерево с желтыми листьями, Мать собралась погрузиться в свое тело и была вынуждена прекратить вся- кую внешнюю деятельность. 7 декабря она сыграла свою последнюю партию в теннис и сделал свой последний дневной визит на Плэйграунд. Ей не требо- валось решать что-либо или делать что-то произвольно: сами обстоятельст- ва заставили ее делать то, что предполагалось -- отчасти грубо. И это в точности характеризует работу новой Силы в мире: она работает материаль- но, создает обстоятельства, которые вынуждают наше действие. Когда воз- никает некая "проблема" или трудность или колебание, эта Сила никогда не дает ментального ответа: она дает физический ответ, через факты и обсто- ятельства. Эта Мощь действует исключительно и ошеломляюще на уровне го- лой материи -- и грубо, через "поразительные" примеры, если требуется. С растущим чувством удивления и замешательства годами я наблюдал, как в точности развивается эта Сила. Люди хотят видеть чудеса. Можно удивлять- ся, почему -- мир полон чудес. Но требуется смотреть в нужное место и под правильным углом, не предпочитая, чтобы обстоятельства шли в том или ином направлении, даже не предпочитая наслаждаться так называемым добрым здравием. Тогда видишь, как работают вещи -- в самых микроскопических деталях. Начинаешь оценивать грандиозное тождество материи, в котором малейшее обстоятельство, мельчайшая встреча, малюсенький толчок как буд- то бы подстегивается той же самой великой волной Силы, которая побуждает землетрясение или революцию. И иногда даже схватываешь проблеск того, как маленький толчок здесь может породить грандиозный отклик где-то там; как маленькая истинная вибрация здесь, в маленькой трещине материи, от- зывается по всему миру существ и вещей. Новый мир поистине нов. Этот мир больше не использует разум: это материя, играющая с собой, как и всегда, сознательная материя, истинная материя, развивающаяся и находящаяся в процессе прорыва через все ментальное несознание, которое покрывает ее. В возрасте восьмидесяти одного года Мать начала йогу клеток. Она вступила в "как" и "почему" Смерти. Она собиралась попытаться растворить вуаль, пройти через смерть, не умирая, и подготовить в клетках своего тела тысячи глаз наших маленьких клеток, которые однажды будут пробужде- ны, возможно, без нашего об этом знания. И все изменится. Смерть будет мертва, потому что мы больше не видим ее. За исключением тех, кто хочет этого. Произойдет загадочная и быстрая дегенерация элементов, которые не могут развиваться: тех, которые верят в истину смерти.  * ТОМ II. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Проход через вуаль или очищение клеток *  IX. ЛЕС Теперь мы входим в лес. Мы входим слепо, не зная ничего, поистине. Вещи вздымаются со всех сторон, это джунгли переживаний. Развертываются озарения, сотни озаре- ний, и вы думаете, что поняли, ухватили суть, механизм, но вас быстро переносит в какое-то другое место, где все кажется совсем противополож- ным; вы больше ничего не понимаете, но понимаете ли вы что-то или нет, а переживание продолжает развиваться, совершенно безразлично к тому, что вы можете думать об этом; за мистерией следует мистерия, ясная, прозрач- ная, очевидная... и совершенно невообразимая. Мистерии одновременно оче- видные и непостижимые. И все же все наполнено смыслом, изобилует смыс- лом, как дерево в джунглях со всеми его лианами и безумным великолепием; но что же это за дерево? У него нет имени. В 1950, находясь в сердце джунглей, географически "реальных" в Южной Америке, сколько раз я оказы- вался перед чудом гигантского, развесистого дерева, ошеломляющего своими лианами и криками гнездящихся на нем птиц; ни у дерева, ни у птиц не бы- ло названия, и абсурдно, что даже созерцая чудо, ту тысячу чудес, я чувствовал, что как бы лишен чего-то: я не мог назвать дерево, назвать птиц; были тысячи вещей, деревьев, безымянных созданий, безымянных ре- чек, безымянных болот в невероятном великолепном дилириуме. Так что я придумывал названия рекам и птицам, чтобы приручить чудо, внести неболь- шой порядок. Это было абсурдно, это было по-ребячески. Чудо было совер- шенно реальным безо всяких моих названий, но было так, как если бы оно не полностью существовало, не было бы полностью моим. Посреди своих пе- реживаний, которые все нарастали и нарастали, Мать также была знанием без знания. Однажды, столкнувшись с одним из тез безымянных фактов, она сказала: В тот день, когда я буду знать... это, вероятно, будет сделано. Потому что вещи явятся плотным фактом: вот КАК ОНО ЕСТЬ. И лишь гораздо позднее "вот это как" понимание скажет: "Что же, это так". Сначала это придет, а затем ты знаешь. Тысячи раз будет "вот это как", но Мать никогда не знала. Мать никогда не знала. Это кажется невероятным, но это так. Она шла через лес из конца в конец, даже не зная, что это было, ку- да это вело или даже цель всего этого; у нее никогда не было единствен- ного названия или единственного объяснения -- или, возможно, были тысячи объяснений, каждая вещь была собственным объяснением. Это продолжало расти, прямо вверх, как дерево, и это было все. И были тысячи деревьев. С этим ничего нельзя было поделать, кроме как идти через все это, и сам факт прохождения через это составлял целый мир... без названия. Джунгли переживаний, которые казались связанными друг с другом не более чем "гранатовое дерево" было связано с "бессердечным деревом" речкой "Ма- ри-Луиза" -- и все же, в конце концов, все это составляло один мир. Вы не появлялись где-то, поскольку были там везде. Но неожиданно лес может вывести на савану из изумрудных пальм, а затем откроется море. Вы могли и не видеть моря, находясь в сотне ярдов или миль от него, заслоненного нескончаемым болотом высохших стволов, где пищали и ползали "насекомые" и "птицы" -- но вы слышали море, ощущали его запах. Это было как один конец того мира -- но какой конец? Нет "конца". Когда мы узнаем это, все уже будет сделано.  Но это уже сделано! Это автоматически сделано благо- даря тому, что Мать прошла через это, только мы не знаем этого, у нас нет карты -- нет карты. Она прокладывала весь маршрут без карты -- ко- нечно же! Вы не идете в неизведанное с картой неизведанных земель. Земли становятся известными благодаря тому, что вы проходите через них. Раз уж мы начертили карту -- если мы преуспели в этом -- тогда они скажут: По- чему же, вот это все! Все станет "ясно", как они говорят: деревья будут занесены в каталог, а реки будут выделены в атласе голубым цветом, и все будет приведено в "порядок": со всеми контурами, меридианами и пунктир- ными линиями. Но, тем не менее, это еще не "сделано"... по крайнем мере, для нас. Подводя итог, можно сказать, что мы идем в еще-не-сделанный мир, который уже сделан! Мать никогда не знала, что она делала: она просто продолжала идти. Все больше и больше,  - говорила она мне, - жизнь этого тела направлена на то, чтобы делать вещи, не зная этого, изменять мир, не осознавая это- го... не заботясь обо всем этом, будучи абсолютно не заинтересованным в результате. "Результатом" является карта. И иногда мы гадаем, не застав- ляет ли появиться новый мир просто сам факт делания карты. Как магия. Если бы только одно существо смогло открыть свои глаза и увидеть конту- ры, соединить линии, нанести координаты на контурные линии и соединить реки с озерами, а это озеро -- с той горой... не вызовет ли это внезапно к жизни  ту безымянную массу, которая выглядит просто как зеленая стена перед нами? Что является завтрашним миром. Я следовал за Матерью шаг за шагом, не понимая ничего, или, скорее, с тысячью последовательных объяснений, и вряд ли я достиг большего се- годня, на странице ***, чем восемнадцать лет назад, когда Мать в первый раз начала со мной. Так что давайте скажем прямо: я не веду мастерски читателя в том направлении, которое я знаю заранее, но тщательно обере- гаю его до конца. Я не знаю, что это за направление! Я веду читателя в "никуда"! -- но, возможно, просто сам факт, что мы идем туда, сделает его "чем-то". Это все. Я слепо вхожу во всю эту массу, держась за руку Матери по другую сторону вуали и молясь, что она ведет меня в правильном направлении -- я не знаю направления. Это путешествие в неизведанное. Я пишу каждое предложение, не зная следующего. Невозможно вообразить, что это означает. Эта история началась в 1957 году. Я находился в Ашраме уже в тече- ние трех лет, каждый день борясь с собой, чтобы не убежать. Я хотел вер- нуться в джунгли, в единственное место в мире, где, казалось, я мог ды- шать, со всеми его пальмами, тапирами и красными ревунами, и змеями, мо- рем змей, но вы совершенно привыкаете к ним; спустя некоторое время вы чувствуете их даже не видя, и все движется в одном и том же ритме, вы переступаете через змей, вы чувствуете все и течете со всем, вещи стано- вятся частью вашего тела, жизнь течет в ваших венах, деревья говорят с вами, ваши ноги идут сами по себе, как если бы они знали, куда идти -- много раз я терял в джунглях свой компас, и всякий раз мои ноги знали лучше компаса правильное направление в том зеленом сплетении. Так что я очень хотел вернуться в джунгли, как бы на поиски золота, но игуаны сами по себе стоили их золота, и золото заключалось, главным образом, в его поисках. Но я был очень упрямым, я видел Шри Ауробиндо в 1946 или 47-ом году, и это открыло во мне некую дырочку, произвело некое непредсказуе- мое прояснение в моих джунглях отрицаний, и Шри Ауробиндо следовал за мной по пятам, улыбаясь (казалось, что он всегда улыбается, особенно его левый глаз), пока я бежал через леса и метался как молодой антропоид на заре появления человечества. Меня смутно тянуло назад, в Индию, чтобы "просто увидеть". Хорошо, сказал я себе, пойду и попытаюсь пару лет, чтобы "увидеть", а вдруг этот мир окажется совсем не похожим на осталь- ные, и, самое главное, не похож на мой "цивилизованный" мир. В первый же вечер по прибытию в Пондишери я захотел убежать немед- ленно, первым же поездом. Но я упрям, это моя слабость: я сказал "два года"... Я потратил больше десяти лет, пытаясь не вернуться в свои джунгли. Мать имела для меня в запасе еще одни джунгли. И я ничего не мог поделать, я был захвачен вопреки самому себе и очень сердит на самого себя за эту захваченность. Мать много смеялась -- не я. Она мирилась со всем, что исходило от меня, я держался в течение десяти лет. Такова уж мистерия человеческих образцов вокруг нее, а я был одним из них... невольно -- и если я упоминаю о том, каким образчиком я был, то это просто для того, чтобы дать некое представление о собрании отрицаний, окружавших Мать. Каждый являл собой особенное отрицание. Осо- бенную форму смерти, в действительности. Как-то я нашел превосходный трюк, чтобы убежать, поскольку я не мог физически выбраться из того мес- та: трюк "освобождения". Я открыл некий способ выбираться через верх своей оболочки, нашел маленькое отверстие, через которое проскальзываешь на простор... о, такой необъятный, ясный и ритмический, почти музыкаль- ный, без каких-либо движений, проблем или вопросов: это есть, это чудес- ным образом есть. Ты купаешься там как в вечности... Пока однажды я не сказал Матери: "Там действительно можно оставаться некую вечность..." -- Не некую вечность: всю вечность, -- перебила она меня, -- "...без того, чтобы что-нибудь изменилось." Другими словами, я был пойман. Никто не мог никогда вызволить меня оттуда, даже Мать, даже "Бог": это пропитано светом и красотой. Возможно, это был даже Бог, кто знает! Но внезапно я оказался в своей вечности как в горшке с медом, я прилип -- но я не хо- тел вязнуть, даже в вечности. Это было начало моего падения... Мать жда- ла меня на дне. Но с того дня я понял, я полностью понял, и я полностью полюбил Мать. Я начал входить в новый мир. И до последнего дня Матери я жил в полной вере, которая была совершенно очевидна, и я обратил все свое от- рицание мира в отрицание смерти. Потому что на самом деле я отвергал не мир, я могу видеть это сейчас, я отрицал сам запах смерти в мире, это был мир смерти. Возможно, я единственный из людей или один из двух лю- дей, которые никогда не верили в физическую смерть Матери. И я все еще не верю. Потому что я видел, касался, чувствовал -- только я не знаю, как поведать о том, что я видел. Карта еще не начерчена. Мы будем чер- тить карту вместе. Возможно, в конце этого мы увидим Мать. Мы не верим в смерть; смерть -- это ложь мира. Мы развеем миф смерти. Мы сделаем видимым то, что истинно. Для тех, кто хочет этого. Рождение "Адженды" Я хотел видеть, это было первым моим стремлением, когда я прибыл в Ашрам: по мне, йога была прежде всего неким обучением зрения, которое происходит во время медитации с закрытыми глазами. Я был убежден, что было нечто, что стоило увидеть. Что? На самом деле я не знал. Действи- тельно, я вовсе ничего не знал, я был "добрым малым" с Запада в состоя- нии бунта, и любой способ изменить мир априори казался мне превосходным: Европа просто душила меня. Но я подразумевал материальное изменение ми- ра. Дух был интересен для меня на уровне двух моих ступней. И таким я и был, получая свое первое и довольно разбивающее обращение из рук Матери: в действительности, я годами оставался потрясенным им. Дважды в неделю она вызывала меня к себе под тем или иным предлогом работы и рассказыва- ла мне. Это началось в 1957. Я принимал свою работу как часть жизненных "обязанностей", но я вовсе не искал или даже хотел привилегии персональ- но встречаться с Матерью. По мне йога делалась в своей комнате, в одино- честве, а также во время гуляния по улицам в состоянии некоторой жажды. Мать исподтишка смеялась, слушая меня самым серьезным образом, и попутно припоминала тысячу и один случай из ее жизни, из Тлемчена, из ее опы- тов... что постепенно, почти незаметно разрушало весь мой способ видения мира. Это были ее опыты, тут нечего сказать, это не теория -- с Матерью никогда не было какой-либо теории. А когда она говорила... о, эта чудес- ная смесь грома и мягкости и смеха, всегда смеха, едва скрываемого подд- разнивания, и затем те внезапные вспышки света, которые раскрывали перед тобой грандиозные панорамы: ты оставался погруженным там и начинал вмес- те с ней видеть вещи. Ты видел, когда она говорила, это как если бы де- лалась осязаемой сила истины, как если бы приходило живое слово, вибра- ция, которая заставляла видеть; и всегда, в самые неожиданные моменты, когда она просто смеялась или говорила о некоторых "пустяках", внезапно расширялись ее безмерные алмазные глаза, и ты вступал в нечто иное, это было там конкретно. Это было вне обсуждений: вы же не обсуждаете фонтан. Я выходил оттуда, тряся головой: о, эта Мать!... Я чрезвычайно боялся быть чем-то пойманным, я не хотел быть пойманным, чем бы там ни было -- кроме как самим собою, конечно же. Каждый является своей собственной на- илучшей ловушкой. И я не очень хорошо понимал, зачем она рассказывала мне все это -- так много потерянных сокровищ, никогда не записанных, я не имел ни малейшего представления о том, что это было начало истории нового мира (*) (* В действительности, поначалу она даже не хотела, что- бы записывали ее слова; потребовалась индейская хитрость и соучастие Па- витры, чтобы внести магнитофон: Если мы доберемся до конца, тогда не нужно ничего записывать, - сказала она, - все и так будет самоочевидно; а если мы не дойдем до конца, тогда нет надобности тратить ленты и до- бавлять еще одну историю о неудавшейся попытке.  Так вот.) Это было "ин- тересно", как бы там ни было! И так я ходил туда неделю за неделей, не совсем понимая, до какой степени она раскачивала меня своими тысячами историй, которые казались пустяками: было так, как если бы она медленно формировала во мне другой способ хождения по земле. Мне потребовались все эти годы, чтобы понять, сколь упрямо, болезненно, неослабно мы, че- ловеческие существа, зажаты в тюрьме определенного атавизма. Это тюрьма из стекла, но более прочного, чем бетон, и через нее проходит только один тип лучей -- а мы воображаем, что обладаем всем мировым спектром! Мы видим все через маленький, определенным образом окрашенный луч или, если предпочтем, через бесцветный. Она разрушала мои стены... мягко, по- тому что любила меня (я не знал почему, также). Она могла разрушить все, за исключением моей маленькой бесконечности наверху; это было неприкаса- емо, это было мое большое убежище. Тем не менее, она разрушила и его, после десяти лет осторожного приближения. Я был тогда так крайне ошелом- лен, что это стало для меня подобно третьему рождению в мире -- в мире, который больше не был атавистической ложью материального рождения, не был полу-ложью духовного рождения наверху... это было как возрождение в материи, но в странного рода материи, которая не переставала изумлять меня. Мое первое изумление, или мое первое смятение, пришло раньше, в первые годы, когда она говорила со мной в офисе Павитры, сидя в своем большом кресле с прямой спинкой, которое всегда напоминало мне трон анг- лийской королевы. Она обладала атмосферой королевы, эта Мать, и нечто большим. Чувствовалась бесконечная близость и превосхождение со всех сторон; она была здесь со мной, и она была непостижимо удалена на тысячи световых лет, как если бы за Матерью была еще одна Мать, за которой была еще одна Мать; и иногда спадала вуаль, затем другая, и ты представал пе- ред другими глубинами Матери, перед другими, совершенно другими гранями, но все с той же улыбкой и глазами, которые становились черными как смоль или золотыми или ультрамариновыми или лазурно голубыми... и опять же бы- ло нечто иное, когда уже не было никаких глаз, а была некая бесконеч- ность, продвигающая безмерность. И всякий раз ты входил в новое измере- ние: ты уже больше не видел Мать со стороны, как наблюдатель: ты входил в нее. С Матерью никогда не было теорий или даже образов: она заставляла тебя становиться тем, чем была или что видела в тот момент. Всякий раз, когда я возвращался от Матери, это было как возвращение из нового путе- шествия. Я путешествовал сквозь века, я путешествовал через огромные пространства. Тем не менее, я был ужасно материалистичен, и все же был особым материалистом, потому что никогда не сомневался, что были другие пути видения, отличные от научных, но я был также уверен, что другой путь видения должен быть другим материальным путем видения вещей. Короче говоря, я был материалистом Духа, не зная этого. Например, я был уверен, что "видения" являлись неким материальным сгустком или развуалированием: бог, или кто бы там ни был, действительно входит в комнату. Он может прийти через стену, но он физически здесь. Ну, не так! Однажды Мать ска- зала западному дикарю, которым я был: Вовсе нет, мой мальчик! Это не фи- зическое. Ты входишь на другой план сознания и видишь глазами того пла- на.  Все обвалилось. Это не физическое, это мистификация. Возможно, все- вышняя мистификация, но это нереально, подобно грезе на двух ногах. Я никогда не отказывался от этой своей грезы. Все спиритуалисты посмеются над моим ребячеством -- и верно, это очень по-детски. Но я был прав. Я хотел, чтобы это было материальным. Я хотел, чтобы это было другим способом материи. Я искал супраментальный мир, не зная этого. И она медленно меня шлифовала, тогда как я не замечал ничего, кроме того, что эта Мать казалась столь милой, но я был замечательно охраняем ее любовью. Она должна была стать полностью беспомощной, сметенной сла- бостью и болью мира, чтобы я однажды понял, кем была Мать. И это не она заставила меня понять это: поняло мое тело, поняла моя плоть, поняла, почувствовал, полюбила моя человеческая боль. Заплакала также. Проходили недели и месяцы, прошло три года, перемежаемых попытками убежать, но я всегда возвращался, как если бы я не мог отрицать или от- речься от того, что видел с Матерью, как если бы мои джунгли "где-то там" были бы бегством от себя, возвращением к прошлому земли, а не прыж- ком в будущее; пока однажды, когда Мать сказала мне, просто так, в сере- дине разговора, как бы невзначай (но это повергло меня в странный, нео- писуемый маленький шок): Есть нечто, что мы должны сделать вместе. Это "нечто, что мы должны сделать вместе" росло незаметно: это были сотни и тысячи переживаний, которые Мать назвала своей Аджендой -- более 6000 страниц, 13 томов: хроника будущего -- великий Лес, в который я входил вместе с ей, даже не зная, что это был Лес будущего. Не знаешь, что это лес, не знаешь, что это будущее, но внезапно оказываешься перед одним деревом, затем перед другим, затем еще одним... сотни и тысячи де- ревьев, растущих друг за другом. И внезапно ты понимаешь: да это же лес! Это лес! Мы пойдем вместе в этот лес. Великий лес Матери. Лес следующего мира. И это "нечто, что мы должны сделать вместе" продолжается за вуалью, как если бы она вела меня за руку... как если бы она хотела, чтобы я достиг точки, где вуаль исчезает. Тогда мы увидим. Мы увидим материально. X. ДРУГАЯ СТОРОНА ВУАЛИ Путь в никуда Как можно ЗАКРЕПИТЬ Сверхразум в теле? Мать поставила это вопрос как раз за несколько дней перед своим первым заболеванием, в конце 1958 г. И это "заболевание" было первым от- ветом во плоти. Поистине, нам даются все средства, чтобы достичь цели, только мы не знаем, что они являются средствами. Довольно большая часть йоги тела состоит просто в том, чтобы осознать, что все является средс- твом. Хотя это выглядит пустяком, но это грандиозное открытие. И, конеч- но же, мы постоянно ищем ментальные средства, ментальную систему, мен- тальный ответ, но если Сверхразум находится в материи, тогда сама мате- рия должна давать нам ответ, то есть, вся материя должна дать ответ. Под материей подразумеваются ступени, по которым ты взбираешься, бутылочки с водой для полоскания рта, пролетающая мимо птица, общая простуда и лез- вия бритвы, которое слегка ранит твое лицо, и тысячи маленьких окружаю- щих тебя предметов, которые тайком учат тебя, что твое тело -- это мое тело и все есть тело. Материя бескрайня. Материя чрезвычайно переплете- на. И вопрос Матери посреди этих материальных джунглей в точности напо- минает нам вопрос высшей обезьяны, столкнувшейся с маленькой неуловимой вибрацией, которую ей не удавалось закрепить в своей голове. Мать восп- ринимала Сверхразум один раз, два раза, десять раз, но это было "позади" нечто, так сказать: это приходило, великолепное, всемогущее, и исчезало, неизвестно куда или почему. Действительно, она должна была задавать этот вопрос долгое время, и, возможно, что именно ее вопрос, повторение ее вопроса, в конечном итоге привело к ответу. Сам факт вопроса "почему" был средством. Он вызывал мышление. Он уже был вибрацией, контактом с другой вещью. Но, очевидно, здесь, в нашем супраментальном переходе, это не голова должна задавать вопрос. Тело должно задать вопрос. Действи- тельно ли тело задает вопросы? Ну, не совсем так, но оно живет ими. Столкнувшись с заболеванием или удушающим местом или запахом смерти, оно пытается дышать нужным образом или выбраться из трудности. Именно тело должно искать и находить ответ. Тело очень механическое: оно забывает, идет ко сну, следует собс- твенному заведенному порядку, а все, что нарушает этот порядок, предс- тавляется ему ужасной катастрофой. Мать смеясь говорила о "супраменталь- ной катастрофе", но она вскоре испытает на себе, что Сверхразум -- это, прежде всего, великая катастрофа тела. Тело должно подвергнуться "ка- тастрофе", чтобы начать задавать вопросы и получать на них ответы. Есть это довольно сильное ощущение, что всякий раз, когда мир, земля перехо- дит из одной фазы в другую, возникает некоторое переходное состояние, которое всегда похоже на гребень между двумя мирами, и это очень опасный момент, когда малейшая вещь может вызвать катастрофу. Что будет озна- чать, что множество вещей нужно будет начать сначала. И то же самое яв- ление встречается на очень маленькой шкале, может произойти с индивида- ми, в том смысле, что когда они переходят от одного состояния сознания (от ряда состояний сознания, которые составляют их индивидуальность) к более высокому состоянию и вносят в свое состояние некий элемент, кото- рый может произвести более высокий синтез, то всегда существует опасный период, когда катастрофа возможна.  И то же самое явление встречается на уровне тела. Этот переход земли, который начинает поражать всех, Мать сначала пережила в своем теле через всевозможные "катастрофы". Это закон прогресса. Будь это прогресс миров или сфер, или же индивидуальный прог- ресс, это одно и то же, только на разных масштабах. Я чувствую, что мы в одном из этих периодов.  Возможно, должно также взывать тело земли. Оно должно начать задавать вопрос. Можно было бы сказать, что задать вопрос означает уже получить на него ответ, поскольку сам вопрос устанавливает контакт с другим миром, как вопрос обезьяны установил контакт с миром мышления. Сознание тела такое тупое, такое тусклое... оно производит впечатление чего-то недвижимого, неизменяемого, неспособного на ответ; такое впечатление, что можно было бы ждать тысячи и тысячи лет и ничего не шелохнется -- требуются катастрофы, чтобы оно начало шевелиться!... Что же, в течение месяцев я находилась и сейчас нахожусь в этом созна- нии; это означает, что я прохожу через все постижимые заболевания. Мать постепенно отходила к источнику мировой Болезни. Она собиралась задейс- твовать в своем теле некое особенное "вскипание", которое вскоре станет вопросом всего мира. Мир не "болен", ничуть не больше, чем была больна Мать: он под вопросом. Как можно закрепить Сверхразум здесь? Ты начинаешь пробовать всевозможные вещи без порядка или метода, не зная, где начать, и у тебя возникает чувство поисков наощупь, блужда- ния и пути в никуда...  Да, за исключением того, что это "никуда" уже в точности есть "куда-то"! Потому что то, что называет "домом", является старой тысячелетней привычкой -- тело должно идти в никуда, это очевид- но. Но оно действительно должно это делать. И сам факт делания этого, пути в то слепое "никуда", факт слепого блуждания по кругу, сам факт по- исков наощупь уже является самим ответом: он вызывает материальные отве- ты, которые внезапно возникают повсюду, подобно мельчайшим созданиям, которые были не видны под сенью деревьев. Ты наступаешь туда, а оно пол- зет. Когда ты спускаешься в тело, когда ты пытаешься заставить его сде- лать шаг вперед -- о, даже не полный шаг, а маленький шажок -- как все начинает скрипеть. Это как наступить на муравейник. И главная наша труд- ность заключается в том, чтобы понять, что это ползание уже является са- мим ответом. Все то, что скрипит, все, что "против", все, что вздымается -- это ответ. Это начало "куда-то". Только мы видим это неправильным об- разом, мы видим это через ментальные очки, которые, конечно же, находят, что это не согласуется с нормальным порядком и истиной, добрым здравием и моральностью -- естественно, не согласуется. Это некая другая согласо- ванность пытается показать свое лицо несмотря на разум. Некая согласо- ванность, которая не согласуется ни с чем, кроме себя. Другая "согласо- ванность", которую следует понять. Очень трудно допустить, что неудобно старое, а не новое. И затем, мало-помалу, возникает та или иная вещь. Вещи возникают сами по себе; то есть, в тот момент, когда мы решаем не смотреть на них с нашими обычными ментальными реакциями, они автомати- чески показывают свое настоящее лицо: смотри, я такова. Они рассказывают нам о своем чистом смысле. И все раскрывает пред нами свой смысл. Разум привык запирать все в клетку: убери клетку, и все наполнится смыслом. Но это грандиозный мир. Чем он мельче, тем более грандиозный. И в конечном итоге, что не удивительно, вся вселенная захватывается в ма- леньком клетке. Все это одно и то же! То же самое движение. Остается га- дать, зачем людям лететь на луну! Они хотят утопить маленькое в большом. Но следует найти большое в маленьком. Тело кажется очень простой вещью, не так ли? Это тело, это "мое" тело, и, в конце концов, оно имеет только одну форму. Но это не так! Это комбинация сотен сущностей, которые не знают ничего друг о друге и гармонизируется нечто более глубоким, что они не знают... Мать входила в великий лес. Куда он вообще вел? Беспоря- док и хаос, как только вы пытались засунуть туда свой нос: так что, ты хочешь сделать нечто лучшее нашего автоматизма? Ну, посмотри на свое ре- бячество. Следует обладать предельным ребячеством, чтобы иметь отвагу делать такую работу. Следует отважиться разучиться всему. Ментально все очень хорошо, можно выделывать милую ментальную анти-ментальную акроба- тику, но когда ты имеешь дело с телом: разучиться ходить... разучиться дышать? Никто никогда должным образом не оценит... я чуть не сказал ге- роизм Матери, но здесь нечто иное, более простое и более ужасное: вы должны иметь нервы из стали. Такой долгий путь лежит между привычным состоянием тела, его почти полным несознанием, к которому мы привыкли, потому что "это так", и совершенным пробуждением сознания, откликом всех клеток, всех органов, всех функций... кажется, что между этими двумя состояниями века работы. И всякий раз, когда пробуждается и входит в движение трансформации некий новый элемент, ты чувствуешь, что все сле- дует начать сызнова -- все, что казалось тебе сделанным, нужно переделы- вать. Но это не верно: на самом деле ты не переделываешь ту же самую вещь; это аналогичная вещь в новом элементе, которую ты раньше просмот- рел или оставил в стороне, потому что она была не готова, а сейчас, бу- дучи готовой, она пробуждается и хочет занять подобающее себе место. Но это порождает чудовищный беспорядок, и требуется все начинать снова. И есть множество подобных элементов... Она ступала шаг за шагом, тихо; слышался шорох ее длинной шелковой мантии в коридоре, и вот она появлялась, улыбающаяся, смеющаяся. Она пы- талась научит нас пути в никуда. Деперсонализация Этот коридор сам по себе был лесом. Длинный коридор второго этажа Ашрама, связывающий западное и восточное крыло. Комната Матери была на самом верху восточного крыла, на третьем этаже, напоминая большую каюту корабля посреди желтых цветов огненного дерева и шелеста кокосовых пальм. Она должна была уединиться в этой комнате в 1962 году, никогда больше не спускаясь вниз, кроме как в 1973, чтобы присоединиться ко Шри Ауробиндо под большим огненным деревом. С момента так называемого забо- левания в 1958 до своего уединения в 1962 был сначала долгий подготови- тельный период, чтобы прочистить почву леса, который открывался одновре- менно со всех сторон (или становился все более густым, если угодно). Но лес начинался в коридоре. Я вышла в 9:30, думая что полчаса мне хватит, чтобы пройти через коридор и добраться туда  [офис Павитры, где Мать обычно встречала меня],  но оказалось, что этого мало! И так и будет все время, прямо до самого конца, все в большей степени и во всех подробнос- тях: масса маленьких индивидуальных образчиков на ее пути, каждый со своими проблемами, своей "болезнью", своим протестом, своим требованием. И поскольку Мать уже давно перестала быть личностью, ограниченной своим "мешком с костями", то она поглощала все это, царственно и полностью, общую простуду и все остальное. А, ты хочешь быть трансформированной, не так ли? Что же, тогда ты должна трансформировать все... Тот вопрос, ко- торый задавало тело, "как ты закрепишь это", был, прежде всего, погребен подо всем, что препятствовало этому закреплению. Это была проблема не одного тела, а всех тел. Или же нужно полностью уединиться, но что озна- чает трансформация уединенного тела, да и возможна ли она? Ты знаешь си- туацию, конечно же. Из двадцатичетырехчасового дня не выпадает НИ ЕДИНОЙ МИНУТЫ, когда я одна. И в дополнении ко внешней толпе есть и внутренняя толпа: отовсюду, все время, она валит и валит... О, все время, все боль- ше и больше, еще больше... Изо всех вещей, которые я видел с Матерью -- а были совсем ужасающие моменты -- я не встречал больше сверх-человека или не-человека, чья жизнь столь бы пожиралась людьми без минутной пере- дышки -- ей негде было укрыться, кроме как в ванной комнате, но даже и там за ней могли наблюдать. Ни единой секунды для самой себя, в собс- твенной комнате, чтобы просто подышать воздухом -- до самого конца. По-человечески это непостижимо. Ни секунды, чтобы сбросить ношу. Они бы- ли безжалостны, все они. Они будут безжалостными до конца, без единого исключения. Как если бы сговорились все обстоятельства, чтобы отнять у Матери ее собственную тюрьму, лишить ее индивидуальности, так сказать. Но, конечно же, она ясно видела, что путь был везде, каждое мгновение, во всем, в хорошем, плохом, благоприятном, неблагоприятном -- все нап- равлялось к трансформации, в правильном направлении. Может показаться, что попытка использовать эту индивидуальность, это тело, чтобы трансфор- мировать целое, то есть, использовать эту форму тела, чтобы воздейство- вать на универсальную телесную субстанцию, оборачивается нескончаемым усилием. Нет конца трудностям, нет конца битве! Следует поистине быть "бойцом" -- "боец" - более точное слово, чем "воин": не ты ведешь с кем-то войну, а все ополчается против тебя! Она раньше говорила это де- тям на Плэйграунде: Как только ты хочешь сделать прогресс, так сразу же наталкиваешься на сопротивление в себе и вокруг себя всего того, что не хочет прогрессировать.  И так в точности и происходит. Даже в последние свои дни, четырнадцать лет спустя, она снова скажет мне: Я пробиваюсь, пробиваюсь через море препятствий. И эти препятствия также служили путем. Это тот момент, который так трудно ухватить. Препятствия, возникающие в теле, являются условиями, необходимыми для движения вперед. Без этого повсеместного удушья тело никогда не нашло бы средств для своего нового дыхания. Школа ускоренной эволюции ужасна. Природа мягко атрофирует и низводит на нет органы на протяжении веков, чтобы новые органы выросли на месте старых, но когда ты хочешь превратить рептилию в птицу за несколько земных лет, это мучи- тельно для рептилии и совершенно непостижимо для еще нерожденной птицы. Осознание грандиозности этой вещи дается мне капля по капле -- так чтобы я не была подавлена этой грандиозностью!... Очень просто быть святым. О, очень просто быть мудрецом! Я чувствую, что была рождена с этим, для ме- ня это спонтанно и естественно и так просто! Ты знаешь все, что тебе надлежит делать, и ты делаешь это с легкостью, поскольку все тебе из- вестно, для тебя это пустяк. Но это, эта трансформация Материи! Что мне надлежит делать? Как следует это делать? Каков путь?... Есть ли явно указанный путь? Существует ли метод? Вероятно, нет. Это поистине движе- ние вслепую, без чьей-либо помощи, в пустыне, в пустыне, напичканной всевозможными ловушками, трудностями и препятствиями -- всеми ними, соб- ранными там вместе... У тебя завязаны глаза, ты не знаешь ничего и ты идешь... Я точно прорубаю дорогу через девственный лес -- хуже, чем девственный лес.  И иногда, поначалу, у нее вырывался крик, как если бы она получала облегчение, рассказывая мне вещи -- она также была совсем человеком, эта Мать; давайте не делать ошибки: ее сознание было не та- ким, как у нас, ее энергия была не похожа на нашу, но ее тело было сде- лано из нашей субстанции, той же самой болезненной субстанции. И с года- ми казалось, что все обстоятельства выстраивались таким образом, чтобы сокрушить ударами кулаков и молотка, как она сказала, всю ту мощь, все те энергии, и даже всю ту грандиозность сознания, чтобы свести его цели- ком и полностью к физиологическому состоянию земного тела, так что ее тело и только ее тело могло делать работу, без сверхчеловеческой энер- гии, сверхчеловеческого сознания и сверхчеловеческой силы. Действительно ли Мать уподобилась "инвалиду" -- сможет ли кто-либо когда-нибудь понять это? Я видел ее сияющую мощь: мощь ее была сломана. Я видел, как она распоряжалась силами и стихиями: сила ее была сломана. Я видел ее гран- диозной и державной: она была заточена в двадцати адских квадратных фу- тах кожи, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ РАБОТУ. Работу в теле, без трюков или чудес. Да, "подлинную работу", как говорил Шри Ауробиндо. И она позволила, чтобы все спало. Все больше и больше она раскрывала свои руки: Что Тебе угод- но, что Ты хочешь... Это был первый урок непроторенного пути, и, на са- мом деле, первая и единственно возможная дверь: полная сдача, принятие всего. Действительно, рептилия должна полностью сбросить свою рептиль- скую кожу и оставить свои рептильи силы, чтобы стать нечто иным. И, по- истине, нерожденная птица не может знать, что сделает из нее птицу; и на самом деле единственной вещью, обретающей все большую ясность, становит- ся та, что все трудности, все препятствия, все отрицания и "болезни" и являются путем трансформации. Так что нечего больше делать, кроме как сдаться полностью и не оглядываясь назад. Все больше и больше я понимаю: вся эта организация и комбинация вещей, все эти клетки, нервы, все то, что позволяет тебе чувствовать -- вся это предназначено только для Рабо- ты, не имеет никакой другой цели, кроме работы. Все немощности и неспо- собности предначертаны для Работы; все наши глупости -- тоже для Работы. Ты идешь таким путем именно из-за того, что ЭТО И ЕСТЬ тот путь, каким ты можешь делать Работу -- и тебе не нужно пытаться делать иначе. Таково мое заключение. "Все в порядке, как Ты хочешь, пусть исполнится Твоя во- ля!" Нет: не "пусть исполнится", она исполняется. Это как Ты хочешь, в точности как Ты хочешь. И в конце становится совершенно забавно!  Не всегда. Иногда ее тело кричало: Если бы меня оставили в покое хоть на часок, без этих писем, без... о, без того, чтобы видеть всех этих людей -- возможно, пошло бы быстрее... не знаю... Очень трудно делать одновре- менно два дела: трансформировать тело и заботиться о людях. Но что же делать? Я сказала Шри Ауробиндо, что буду делать Работу. Я делаю ее -- я не могу просто все бросить. А в другое время ее окружала кромешная темнота, которая сокрушала ее. Потому что очень легко объявить, что ты "сдаешься" и "пусть все идет так, как идет", и в любом случае, ты не можешь вывести птицу из репти- лии, но в то же самое время в теле должно быть нечто положительное, не- кий позыв, побуждение, зов, нечто, что задыхается позитивным образом, если можно так выразиться. Жизнь в теле подразумевает тысячи встреч и повседневных жестов; всякий раз возникает вопрос: делать или не делать, сказать или не сказать и как сделать и как сказать? Идет ли это в нап- равлении рептилии или в направлении птицы? Скорее всего ты не знаешь, это движется вперед ИЗ-ЗА АГОНИИ, и это все. Ты не знаешь ничего -- ни- чего... Есть напряжение каждое мгновение и в каждом движении, которое ты совершаешь -- ты знаешь, делать ТОЧНО то, что должно быть сделано, ска- зать в точности то, что должно быть сказано: точная вещь в каждом движе- нии... Существует постоянное напряжение, постоянное. Или если ты займешь другую позицию и доверишься божественной милости и позволишь Господу по- заботиться обо всем, то не приведет ли это к дезинтеграции тела? Я это знаю, но САМО ТЕЛО ДОЛЖНО ЭТО ЗНАТЬ! Когда кто-то рядом с тобой имеет подобное переживание, то все очень просто. Прежде, если возникало хоть малейшее затруднение, мне даже не требовалось говорить что-либо Шри Ау- робиндо -- все само выправлялось. Теперь, когда я делаю эту Работу, мне даже не к кому обратиться, и это тоже некое напряжение. Ты просто не мо- жешь вообразить -- не можешь себе вообразить, какая это милость иметь кого-либо, на кого ты можешь полностью положиться, позволить себе вести себя без малейшей необходимости искать что-либо. У меня было это, я очень хорошо осознавала это, когда Шри Ауробиндо был здесь, а когда он оставил свое тело, это явилось для меня ужасным коллапсом... Ты не мо- жешь представить. Некто, к кому бы ты мог обратиться и быть уверенным, что все сказанное им будет истиной. Нет пути, путь должен быть проложен. Сомнения также нападали на нее -- в течение десяти лет и прямо до конца они не покидали ее, в наиболее грубой форме: Что же, а как насчет Шри Ауробиндо, он не сделал этого... Так как же ты собираешься преус- петь, если он не преуспел?!  Даже в 1965 она сказала мне: Самый суровый тест, которому я подверглась, был уход Шри Ауробиндо. Это как нечто пришло и сказало тебе: "Посмотри, все это -- только мечта, которая сбу- дется не раньше, чем через тысячелетия." И это приходит снова и снова... И как раз тогда, когда ты думаешь, что вещи начинают вырисовываться (в точности чтобы дать тебе некое доказательство, что ты делаешь прогресс), происходит нечто, чтобы доказать тебе, что все это иллюзия. И эта ситуа- ция становится все более и более острой, более и более острой. Всегда есть голос, который я знаю очень хорошо, который приходит и говорит: "Ты видишь, как ты заблуждалась, как ты одурачила себя, ты видишь, какой все это мираж, ты видишь..." И если ты послушаешь, с тобой кончено. Очень просто, все будет кончено. Единственный выход -- закрыть глаза, закрыть уши и крепко уцепиться наверху. С момента ухода Шри Ауробиндо все это повторяется и повторяется, и ты знаешь, это более жестоко, чем любая че- ловеческая пытка и любая постижимая жестокость: "Ты заблуждаешься, это невозможно; ты заблуждаешься, это не возможно..." Как крайняя низость. И затем: "Ты видишь, вот доказательство истинности того, о чем я говорю: Шри Ауробиндо, который знал, даже он ушел." И если ты прислушаешься и поверишь, все кочено. И как раз этого они и хотят. Но они не должны одержать верх, мы должны идти. Сколько это продолжалось? Пятнадцать лет, мой мальчик, в течение пятнадцати лет не прошло и дня без таких атак, не прошло и ночи без... Ты говоришь, что видел кошмары -- твои кошмары, мой мальчик, должны быть нечто очаровательным по сравнению с тем, что я ви- дела. Не верю, что человеческое существо смогло бы вынести то, что я ви- дела. Она прошла через все. И, наконец, единственным доказательством того, что она продвига- лась, явилось просто то, что она не умерла от отчаяния. И вся ее боль была нацелена на то, чтобы опустить ее до точки, где больше никто не су- ществовал: через нее существовала лишь Бесконечность. Когда больше не оставалось ни одного "человеческого" атома, ни единого атома старой ма- терии, который чувствовал боль, чувствовал темноту, чувствовал... все, чем является человеческое тело, тогда появлялось нечто другое. Птица вы- ходила из рептилии. Но прежде все это должно было умереть. Систематичес- кое, сознательно принятое и желаемое разорение. Медленная, повседневная смерть, в каждой функции, в каждом рефлексе, в каждом автоматизме -- по- ка не осталось ничего, кроме... другой вещи. О, Мать! Что ты не сделала? Дом Шри Ауробиндо "Другая вещь" возникла совсем внезапно -- но, кто знает, откуда и как? -- и мимолетно, в ночь 25 июля 1959 г. Она пришла неожиданно, пос- реди "нигде", без какой-либо видимой причины, и ушла почти так же быст- ро, как и пришла. На самом деле мы не можем сказать, что это было "пер- вое переживание", потому что оно шло в цепи A, B, C... (маленькая "пуль- сация", "супраментальный корабль", "всемогущая пружина"), каждое из ко- торых освобождало чуть более точный, более явный, более мощный квант или модальность сверхразума. Затем эта линия скрывается под зеленой стеной джунглей, и удушающее "нигде" возвращается повсюду, снова нет пути, есть слепой марш; и внезапно этот путь обнаруживается снова, прямо под вашими ногами, без какой-либо причины, как если бы "где-то" было повсюду, в каждое мгновение, как если бы цель, другая вещь, "конец" был не где-то в отдалении, а повсюду, только завуалированный... чем-то. Нет "расстоя- ния", вы понимаете, нет тысячелетия или веков, чтобы пройти через это, можно было бы даже сказать, что нет "где-то там", через что нужно прой- ти, нет леса, через который нужно идти: все здесь, в каждой точке. Что такое этот "лес"? Это нечто в теле, что натягивает вуаль: нечто в созна- нии тела. "Путь" -- это найти то, что скрывает -- но это вуалирование накладывается в каждой точке; Сверхразум всегда везде под этой зеленой стеной, ему не требуется развиться или быть созданным. И, более того, это не "зеленая стена", это выглядит скорее как грязевая стена. В телес- ном сознании есть нечто мутное или грязное, что препятствует тому, чтобы то состояние было здесь, полностью, мгновенно и ясно в каждый момент. Хотя именно это дает нам грандиозную надежду. Чудесную надежду. Обезьяне тоже не надо было идти "куда-то туда", к некоему удаленному Разуму, ко- торый еще должен быть создан: обезьяна должна была разблокировать или вычистить то, что мешало контакту -- ее "лес" располагался, главным об- разом, в ее голове. Теперь же лес находится в нашем теле: мы должны ус- тановить контакт с той же самой вещью, которая воспринимается больше не только на уровне мозга, а всеми клетками тела. Путь обезьяны был долгим и трудным, потому что форма восприятия и место восприятия было столь уз- ким, что оно фальсифицировало все, заточило все в клетку и олицетворило все -- должна была быть построенной клетка -- тогда как наше новое место восприятия естественное, телесное, безличностное и не имеет ничего обще- го с тем, что мы думаем или не думаем, хотим или не хотим. Это вопрос не построения клетки, а разламывания ее, сохраняя в то же время все ценнос- ти индивидуализации, обретенные обезьяной. Но клетка может быть разруше- на в одну секунду. Кришна в золоте разметал это убежище довольно быстро. Мы должны найти спусковой крючок, пружину -- механизм вуалирования. Так что той ночью нечто развуалировалось. В дальнейшем мы еще будем изучать последствия этого переживания, которое подняло почти столько же мистерий, сколько развеяло. В действительности, у нас нет средств понять это, пока еще нет. Но есть факт. Той ночью Мать впервые почувствовала Сверхразум прямо в своем теле. Это больше не было нечто "позади" или в глубинах Несознательного, больше не было нечто "где-то там" в некоем ви- дении "будущего" (снова те нереальные "дистанции", нет "будущего"!). Можно было бы сказать, что расстояния уменьшились или внезапно исчезли. Это было в ее теле. Это было там и переносилось с трудом. Супраменталь- ный свет вошел прямо в мое тело, не проходя через внутренние существа. Такое случилось впервые. Он вошел через ступни...  Действительно, очень символическая деталь. Красный и золотой цвет -- чудесный, теплый, интен- сивный. И он поднимался и поднимался. И по мере того, как он поднимался, росла также лихорадка, потому что тело не было приучено к подобной ин- тенсивности. Когда весь тот свет подошел к голове, я думала, что взор- вусь и поэтому должна была остановить это переживание. Но затем я ясно получила указание принести вниз Мир и Покой, чтобы расширить все созна- ние этого тела и все клетки, так чтобы они могли выдержать супраменталь- ный свет. Так что я расширяла его, и по мере того, как поднимался свет, я привнесла вниз необъятность и невозмутимый покой. И внезапно, после краткого мгновения обморока... я оказалась в другом мире, но не "отда- ленном". Этот мир был почти также субстанционален, как физический мир... И здесь мы уже отмечаем заметную разницу от переживаний серии A, B, C..., переживания "супраментального корабля", например: казалось, что тот "другой мир" становился более субстанциональным с тех пор, более близким к нам, как если бы восстанавливалось "пропущенное звено"! И за- тем Мать внезапно обнаружила Шри Ауробиндо, живущим -- как если бы ис- чезла вуаль смерти. Как если бы то, что составляет смерть, также затем- няло материю и материальное восприятие. В том свете -- том свете в мате- рии, в теле Матери (этот свет даже вызвал лихорадку) -- смерть была от- менена или же была устранена вуаль смерти, было восприятие без смерти. Смерть составляет вуаль, и "другая сторона" смерти не где-то, в некой "нематерии", а в материи -- истинной материи. Материи, которая освещает, настоящей материи. Мир, почти столь же субстанциональный, как физический мир. Там были комнаты -- комната Шри Ауробиндо с кроватью, на которой он отдыхал -- и он жил там, он был там ВСЕ ВРЕМЯ: это был его дом. Там была даже моя комната, с большим зеркалом наподобие того, какое есть у меня здесь, расческами и всем прочим. И субстанция тех предметов была почти столь же плотной, как в физическом мире, но они имели свой собственный свет: предметы были не просвечивающими, не прозрачными, а само-светящимися. Предметы и субстанция комнат не имели непрозрачности физических объек- тов: они не были тяжелыми и сухими, как в физическом мире. И Шри Ауро- биндо был там, в своей величественности и изумительной красоте. У него были те же великолепные волосы, что и прежде. Это было так конкретно, так вещественно... я оставалась там в течение часа (я взглянула на свои часы перед этим переживанием и после него). Я заговорила со Шри Ауробин- до... Он не сказал ничего. Он спокойно меня выслушал и взглянул на меня так, как если бы все мои слова больше не требовались: он понимал все и сразу же... А когда я "пробудилась", у меня больше не было обычного ощу- щения возвращения издалека и входа в свое тело. Нет, это было просто так, как если бы я была в том "другом мире", затем сделала шаг назад и снова очутилась бы здесь. Мне потребовалось добрых полчаса, чтобы по- нять, что этот мир здесь существовал также, как и другой, и что я была больше не на той стороне, а здесь, в мире лжи. Я забыла все -- людей, вещи, что мне следует делать; все исчезло, как если бы вовсе не имело реальности. Ты понимаешь, это не так, как если бы тот мир Истины должен быть создан из ничего: он полностью готов, он здесь, как подкладка наше- го собственного мира. Все там. ВСЕ там. Все это начинено необъяснимыми мистериями; однако то, что последу- ет, возможно, прояснит это. Но лично меня прежде всего поразил один воп- рос: почему Матери потребовалось девять лет -- с 1950 до 1959 -- чтобы найти Шри Ауробиндо?... В течение девяти лет она не находила пути. Поче- му? Конечно, она встречала его в ментальном мире, как и в витальном и психическом, что случается с большинством из нас (по крайней мере, с те- ми, кто сознателен), кто встречает так называемых мертвых после их физи- ческого исчезновения. Просто идешь в ментальный или витальный мир. Но здесь именно через свое тело нашла она путь, именно сознание ее тела нашло путь. Поэтому, очевидно, что это материальный мир, но другой мате- рии, отличной от той, которую воспринимают наши обычные чувства -- дру- гой материи, или той же самой, но по-другому воспринимаемой? Иными сло- вами, она провела те девять лет, выстраивая недостающее звено (или поз- воляя ему строиться) в восприятии тела или в материальной субстанции. Когда восприятие было прочищено, она увидела: увидело сознание ее тела. И вещи уже были менее "удаленными", чем в видении ряда A, B, C... , они уже были более физическими, почти такими же вещественными, как физичес- кий мир.  Но если они могут "подходить ближе" друг к другу, то насколько они могут приблизиться, где разграничительная линия? Действительно ли эти миры останавливаются где-то, не будут ли они подходить все ближе и ближе? Исчезнет ли в некоторый момент разграничительная линия? И, прежде всего, почему существует разграничительная линия, где эта линия, где ву- аль? Что составляет вуаль?... Вуаль может быть устранена. Нечто завуали- ровано в нашей материальной субстанции, в нашем материальном сознании. И все же, -- сказала она, -- требуется немного, совсем немного, чтобы пе- рейти от этого мира к другому, ЧТОБЫ ДРУГОЙ МИР СТАЛ ОЩУТИМО РЕАЛЬНЫМ. Совершенно достаточно маленького переключения или, скорее, маленького обращения во внутренней позиции. Как бы выразиться?... Это неуловимо для обычного сознания: достаточно малейшего сдвига, изменения в качестве... чтобы перейти из этого мира в другой, или чтобы другой мир