авился к огороженному пастбищу. Старый Доббин уже успокоился и стоял, положив морду на верхнюю жердь, словно ему нужна была подпорка. Конь с любопытством наблюдал за тем, что происходило у подножия холма. Максвелл положил ладонь на шею Доббина, погладил коня и ласково потянул его за ухо. Доббин скосил на него кроткий глаз и задвигал верхней губой. - Надеюсь,- сказал ему Максвелл,- они не заставят тебя волочить этот камень назад в замок. Подъем тут крутой и длинный. Доббин лениво дернул ухом. - Ну, насколько я знаю О'Тула, тебе этого делать не придется. Если ему удастся переловить троллей, камень потащат они. Шум у подножия холма тем временем стих, и вскоре, пыхтя и отдуваясь, на тропу вышел мистер О'Тул и начал взбираться по склону. Скалку он нес на плече. Лицо у него все еще отливало синевой, но уже не от бешенства, а от усталости. Он свернул с тропы к пастбищу, и Максвелл поспешил ему навстречу. - Приношу глубочайшие извинения, - произнес мистер О'Тул настолько величественно, насколько позволяла одышка.-Я заметил вас и обрадован вашим присутствием, но меня отвлекло весьма важное и весьма настоятельное дело. Вы, я подозреваю, присутствовали при этой гнуснейшей подлости. Максвелл кивнул. - Они забрали мой сажальный камень,-гневно объявил мистер О'Тул,- со злобным и коварным намерением обречь меня на пешее хождение. - Пешее? - переспросил Максвелл. - Вы, как я вижу, лишь слабо постигаете смысл случившегося. Мой сажальный камень, на который я должен взобраться, чтобы сесть на спину Доббина. Без сажального камня верховой езде приходит конец, и я обречен ходить пешком с большими страданиями и одышкой. - Ах, вот что! - сказал Максвелл.-Как вы совершенно справедливо заметили, сперва я не постиг смысла случившегося. - Эти подлые тролли! - мистер О'Тул в ярости заскрежетал зубами.Ни перед чем не останавливаются, негодяи! Сначала сажальный камень, а потом и замок - кусочек за кусочком, камушек за камушком, пока не останется ничего, кроме голой скалы, на которой он некогда высился. При подобных обстоятельствах необходимо со стремительной решимостью подавить зародыш их намерений. Максвелл посмотрел вниз. - И как же это кончилось? - спросил он. - Мы обратили их в паническое бегство,- удовлетворенно сказал гоблин. - Они разбежались, как цыплята. Мы вытащим их из-под скал и из тайников в чаще, а потом взнуздаем, точно мулов, на которых они разительно похожи, и они, потрудившись хорошенько, втащут сажальный камень туда, откуда его забрали. - Они сводят с вами счеты за то, что вы срыли их мост. Мистер О'Тул в раздражении отколол лихое коленце. - Вы ошибаетесь! - вскричал он.- Из великого и незаслуженного сострадания мы не стали его срывать. Обошлись двумя камушками, двумя крохотными камушками и большим шумом. И тогда они сняли чары с помела, а также со сладкого октябрьского эля, и мы, будучи простыми душами, приверженными к доброте и незлобивости, спустили им все остальное. - Они сняли чары с эля? Но ведь некоторые химические изменения необратимы и... Мистер О'Тул смерил Максвелла презрительным взглядом. - Вы,- сказал он,- лепечете на ученом жаргоне, пригодном только для чепухи и заблуждений. Мне непостижимо ваше пристрастие к этой вашей науке, когда, будь у вас охота учиться и попроси вы нас, вам открылась бы магия. Хотя должен признать, что расколдованный эль не безупречен. В его вкусе ощущается намек на затхлость. Впрочем, и такой эль все же лучше, чем ничего. Если вы согласны составить мне компанию, мы могли бы его испробовать. - За весь день, - ответил Максвелл, - не было сказано ничего приятнее! - Так удалимся же, - воскликнул мистер О'Тул,- под сень сводов, где гуляют сквозняки - и все по вашей милости, по милости смешных людишек, которые воображают, будто мы обожаем развалины. Так удалимся же туда и угостимся большими кружками пенного напитка. В большом зале замка, где отчаянно дуло, мистер О'Тул вытащил втулку из огромной бочки, покоившейся на больших козлах, наполнил до краев большие кружки и отнес их на дощатый стол возле большого каменного очага, в котором еле теплилось дымное пламя. - А главное кощунство в том,-произнес мистер О'Тул, поднося кружку к губам,- что это возмутительное похищение сажального камня было совершено как раз тогда, когда мы приступили к поминовению. - К поминовению? - переспросил Максвелл. - Мне очень грустно это слышать. Я не знал... - Нет-нет, никто из наших! - поспешно сказал О'Тул.- За возможным исключением меня, самого, все племя гоблинов пребывает в свински прекрасном здравии. Мы поминали баньши. - Но ведь баньши не умер! - Да, но он умирает. И как это печально! Он последний представитель великого и благородного племени в этом заповеднике, а тех, кто еще сохранился в других уголках мира, можно пересчитать по пальцам на одной руке, и пальцев более чем хватит. Гоблин поднял кружку и, почти засунув в нее физиономию, принялся пить долго и с наслаждением. Когда он поставил кружку на стол, оказалось, что на его бакенбарды налипла пена, но он не стал ее вытирать. - Мы вымираем весьма ощутимо, - сказал он, погрустнев.- Планета изменилась. Все мы, весь маленький народец и те, кто не так уж мал, спускаемся в долину, где тени густы и непроницаемы, мы уходим от всего живого, и нам настает конец. И содрогаешься, так это горько, ибо мы были доблестным племенем, несмотря на многие наши недостатки. Даже тролли, пока, они не выродились, все еще сохраняли в целости некоторые слабые добродетели, хотя и я заявляю громогласно, что ныне никакая добродетель им не свойственна вовсе. Ибо кража сажального камня - это самая низкая подлость, ясно показывающая, что они лишены какого бы то ни было благородства духа. Он вновь поднес кружку к губам и осушил ее до дна двумя-тремя большими глотками. Затем со стуком поставил ее на стол и поглядел на еще полную кружку Максвелла. - Пейте же,- сказал мистер О'Тул.-Пейте до дна, и я их снова наполню, чтобы получше промочить глотку. - Наливайте себе, не дожидаясь меня,-сказал Максвелл.- Но разве можно пить эль так, как пьете его вы? Его следует хорошенько распробовать и посмаковать. Мистер О'Тул пожал плечами. - Наверное, я жадная свинья. Но это же расколдованный эль, и смаковать его не стоит. Тем не менее гоблин встал и вперевалку направился к бочке. Максвелл поднес кружку к губам и отхлебнул. О'Тул сказал правду - в эле чувствовалась затхлость, отдававшая привкусом паленых листьев. - Ну? - спросил гоблин. - Его вкус необычен, но пить можно. - Придет день, и мост этих троллей я срою до основания, - внезапно взъярился мистер О'Тул. - Разберу камень за камнем, соскребая мох самым тщательным образом, чтобы разрушить чары, а потом молотом раздроблю камни на мельчайшие кусочки, а кусочки подниму на самый высокий утес и разбросаю их вдаль и вширь, дабы за всю вечность не удалось бы их собрать. Вот только, - добавил он, понурившись,- какой это будет тяжкий труд! Но соблазн велик. Этот эль был самым бархатным, самым сладким, какой только удавалось нам сварить. А теперь взгляните - свиное пойло! Да и свиньи им побрезгуют! Но был бы великий грех вылить даже такие мерзкие помои, если им наименование "эль". Он схватил кружку и рывком поднес ее к губам. Его кадык запрыгал, и он поставил кружку, только когда выпил ее до дна. - А если я причиню слишком большие повреждения этому гнуснейшему из мостов,-сказал он,- и эти трусливые тролли начнут хныкать перед властями, вы, люди, призовете меня к ответу, потребуете, чтобы я объяснил свои мысли. А как стерпеть подобное? В том, чтобы жить по правилам, нет благородства, и радости тоже нет - скверным был день, когда возник человеческий род. - Друг мой! - сказал Максвелл ошеломленно. - Прежде вы мне ничего подобного не говорили. - Ни вам и ни одному другому человеку,- ответил гоблин.- И ни перед одним человеком в мире, кроме как перед вами, не мог бы я выразить свои чувства. Но может быть, я предался излишней словоохотливости. - Вы прекрасно знаете,- сказал Максвелл, - что наш разговор останется между нами. - Конечно,- согласился мистер О'Тул.-Об этом я не тревожусь. Вы ведь почти один из нас. Вы настолько близки к гоблину, насколько это дано человеку. - Для меня ваши слова - большая честь,- заверил его Максвелл. - Мы - древнее племя,- сказал мистер О'Тул. - Много древнее, думается мне, чем может помыслить человеческий разум. Но может быть, вы все-таки изопьете этот мерзейший и ужаснейший напиток и наполните заново свою кружку? Максвелл покачал головой. - Но себе вы налейте. Я же буду попивать свой эль не торопясь, а не глотать его единым духом. Мистер О'Тул совершил еще одно паломничество к бочке, вернулся с полной до краев кружкой, брякнул ее на стол и расположился за ним со всем возможным удобством. - Столько долгих лет миновало,-сказал он, скорбно покачивая головой. - Столько долгих, невероятно долгих лет, а потом явился щуплый грязный примат и все нам испортил. - Давным-давно...- задумчиво произнес Максвелл.- А как давно? Еще в юрском периоде? - Вы говорите загадками. Мне это обозначение неизвестно. Но нас было много, и самых разных, а теперь нас мало, и далеко не все из прежних дотянули до этих пор. Мы вымираем медленно, но неумолимо. И скоро займется день, который не увидит никого из нас. Тогда все это будет принадлежать только вам, людям. - Вы расстроены,- осторожно сказал Максвелл. - Вы же знаете, что мы вовсе этого не хотим. Мы приложили столько усилий... - С любовью приложили? - перебил гоблин. - Да. Я даже скажу - с большой любовью. По щеке гоблина поползли слезы, и он принялся утирать их волосатой мозолистой лапой. - Не надо принимать меня во внимание,- сказал он.- Я погружен в глубокое расстройство. Это из-за баньши. - Разве баньши ваш друг? - с некоторым удивлением спросил Максвелл. - Нет, он мне не друг! - решительно объявил мистер О'Тул.- Он стоит по одну сторону ограды, а я - до другую. Старинный враг, и все-таки один из наших. Один из истинно древних. Он выдержал дольше других. И упорнее сопротивлялся смерти. Другие все мертвы. И в подобные дни старые раздоры отправляются на свалку. Мы не можем сидеть с ним, как того требует совесть, но в возмещение мы воздаем ему посильную честь поминовения. И тут эти ползучие тролли без капли чести на всю компанию... - Как? Никто... никто здесь в заповеднике не захотел сидеть с баньши в час его смерти? Мистер О'Тул устало покачал головой. - Ни единый из нас. Это против закона, в нарушение древнего обычая. Я не могу сделать это вам понятным... он за оградой. - Но он же совсем один! - В терновнике,- сказал гоблин.- В терновом кусте возле хижины, которая служила ему обиталищем. - В терновом кусте? - Колючки терновника,- сказал гоблин,- таят волшебство, в его древесине...- он всхлипнул, поспешно схватил кружку и поднес ее к губам. Его кадык задергался. Максвелл сунул руку в карман и извлек фотографию картины Ламберта, которая висела на стене зала у Нэнси Клейтон. - Мистер О'Тул,- сказал он,- я хочу показать вам вот это. Гоблин поставил кружку. - Ну, так показывайте! - проворчал он.- Столько обиняков, когда у вас есть дело. Он взял фотографию и начал внимательно ее разглядывать. - Тролли! - сказал он.- Ну конечно! Но тех, других, я не узнаю. Словно бы я должен их узнать, но не могу. Есть сказания, древние-древние сказания... - Оп видел эту картину. Вы ведь знаете Опа? - Дюжий варвар, который утверждает, будто он ваш друг. - Он правда мой друг. И он вспомнил этих. Они - древние, из незапамятных времен. - Но какие чары помогли получить их изображение? - Этого я не знаю. Снимок сделан с картины, которую написал человек много лет назад. - Но как он... - Не знаю,- сказал Максвелл.- По-моему, он побывал там. Мистер О'Тул заглянул в свою кружку и увидел, что она пуста. Пошатываясь, он пошел к бочке и наполнил кружку. Потом вернулся к столу, взял фотографию и снова внимательно посмотрел на нее, хотя и довольно смутным взглядом. - Не знаю,- сказал он наконец.- Среди нас были и другие. Много разных, которых больше нет. Мы здесь - жалкое охвостье некогда великого населения планеты.- Он перебросил фотографию через стол Максвеллу.Может быть, баньши скажет. Его годы уходят в тьму времен. - Но ведь баньши умирает. - Да, умирает,- вздохнул мистер О'Тул. - И черен этот день, и горек этот день для него, потому что никто не сидит с ним. Он поднял кружку. - Пейте,- сказал он.- Пейте до дна. Если выпить сколько нужно, может быть, станет не так плохо. 17. Максвелл обогнул полуразвалившуюся хижину и увидел терновник у ее входа. В нем было что-то странное - словно облако мрака расположилось по его вертикальной оси, и казалось, будто видишь массивный ствол, от которого отходят короткие веточки с колючками. Если О'Тул сказал правду, подумал Максвелл, - это темное облако и есть умирающий баньши. Он медленно приблизился к терновнику и остановился в трех шагах от него, Черное облако беспокойно заколыхалось, словно клубы дыма на легком ветру. - Ты баньши? - спросил Максвелл у терновника. - Если ты хочешь говорить со мной,-сказал баньши,- ты опоздал. - Я пришел не говорить,- ответил Максвелл. - Я пришел сидеть о тобой. - Тогда садись, -. сказал баньши. - Это будет недолго. Максвелл сел на землю и подтянул колени к груди, а ладонями уперся в сухую жухлую траву. Внизу осенняя долина уходила к дальнему горизонту, к холмам на северном берегу реки, совсем не похожим на холмы этого, южного берега - отлогие и симметричные, они ровной чередой поднимались к небу, как ступени огромной лестницы. Над гребнем позади него захлопали крылья, и стайка дроздов стремительно пронеслась сквозь легкий голубой туман, который висел над узким оврагом, круто уходившим вниз. Но когда стих этот недолгий шум крыльев, вновь наступила мягкая ласковая тишина, не таившая в себе угроз и опасностей, мечтательная тишина, одевавшая холмы спокойствием. - Другие не пришли,- сказал баньши.-Сначала я думал, что они всетаки придут. На мгновение я поверил, что они могут забыть и придти. Теперь среди нас не должно быть различий. Мы едины в том, что потерпели поражение и низведены на один уровень. Но старые условности еще живы. Древние обычаи еще сохраняют силу. - Я был у гоблинов,- сказал Максвелл.- Они устроили поминовение по тебе. О'Тул горюет и пьет, чтобы притупить горе. - Ты не принадлежишь к моему народу,-сказал баньши.- Ты вторгся сюда незваный. Но ты говоришь, что пришел сидеть со мной. Почему ты так поступил? Максвелл солгал. Ничего другого ему не оставалось. Он не мог сказать умирающему, что пришел, чтобы получить сведения. - Я работал с твоим народом, - произнес он наконец. - И принимаю близко к сердцу все, что его касается. - Ты Максвелл,- сказал баньши.- Я слышал. про тебя. - Как ты себя, чувствуешь? - спросил Максвелл.- Могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Может быть, ты чего-нибудь хочешь? - Нет,- сказал баньши.- У меня больше нет ни желаний, ни потребностей. Я почти ничего не чувствую. В том-то и дело, что я ничего не чувствую. Мы умираем не так, как вы. Это не физиологический процесс. Энергия истекает из меня, и в конце концов ее не останется вовсе. Как мигающий язычок пламени, который дрожит и гаснет. - Мне очень жаль,- сказал Максвелл.-Но может быть, разговаривая, ты ускоряешь... - Да, немного, но мне все равно. И я ни о чем не жалею. И ничего не оплакиваю. Я почти последний из нас. Если считать со мной, то нас всего трое, а меня считать уже не стоит. Из тысяч и тысяч нас, осталось только двое. - Но ведь есть же гоблины, и тролли, и феи... - Ты не понимаешь,- сказал баньши.-Тебе не говорили. А ты не догадался спросить. Те, кого ты назвал,- более поздние; они пришли после нас, когда юность планеты уже миновала. А мы были колонистами. Ты же, наверное, знаешь это. - У меня возникли такие подозрения,-ответил Максвелл, - За последние несколько часов. - А ты должен был -бы знать,- сказал баньши.- Ты ведь побывал на старшей планете. - Откуда ты знаешь? - ахнул Максвелл. - А как ты дышишь? - спросил баньши.-Как ты видишь? Для меня держать связь с древней планетой так же естественно, как для тебя дышать и видеть. Мне не сообщают. Я знаю и так. Так вот, значит, что! Источником сведений, которыми располагал колесник, был баньши. А о том, что баньши может знать то, что не известно больше никому, вероятнее всего, догадался Черчилл, и он же сообщил об этом колеснику. - А остальные? Тролли и... - Нет,- сказал баньши.- Путь был открыт только для нас, для баньши. Это была наша работа, единственное наше назначение. Мы были звеньями между старшей планетой и Землей. Мы были связными. Когда старшая планета начала колонизировать необитаемые миры, необходимо было создать средства связи. Мы все были специалистами, хотя эти специальности теперь утратили смысл, а самих специалистов почти не осталось. Первые были специалистами. А те, кто появился позже, были просто поселенцами, задача которых сводилась лишь к тому, чтобы освоить новые земли. - Ты говоришь про троллей и гоблинов? - Про троллей, и гоблинов, и всех прочих. Они, бесспорно, обладали способностями, но не специализированными. Мы были инженерами, они - рабочими. Нас разделяла пропасть. Вот почему они не захотели прийти сидеть со мной. Древняя пропасть существует попрежнему. - Ты утомляешься, - сказал Максвелл. - Тебе следует поберечь силы. - Это не имеет значения. Энергия истекает из меня, и когда она иссякнет совсем, с ней иссякнет жизнь. Мое умирание не материально, не телесно, поскольку у меня никогда не было настоящего тела. Я представлял собой сгусток энергии. Впрочем, это не имеет значения. Ведь старшая планета умирает. Ты ее видел и знаешь. - Да, я знаю,- сказал Максвелл. - Все было бы совсем иначе, если бы не люди. Когда мы явились сюда, здесь и млекопитающих почти не было, не говоря уж о приматах. Мы могли бы воспрепятствовать развитию приматов. Мы могли бы уничтожить их еще в зародыше. Вопрос о таких мерах ставился, так как эта планета казалась очень многообещающей, и нам было трудно смириться с мыслью, что мы должны отказаться от нее. Но существует древний закон; разум слишком редок во вселенной, чтобы кто-нибудь имел право становиться на пути его развития. Нет ничего драгоценней - и когда мы с большой неохотой отступили с его дороги, мы признали этим всю его драгоценность. - Но вы остались здесь! - заметил Максвелл. - Может быть, вы не преградили ему путь, но вы остались. - Было уже поздно,- ответил баньши.-Нам некуда было уйти. Старшая планета умирала уже тогда. Возвращаться не имело смысла. А эта планета, как ни странно, стала для нас родной. - Вы должны ненавидеть нас, людей. - Одно время мы вас и ненавидели. Вероятно, следы этого сохраняются и теперь. Со временем ненависть перегорает. И только тлеет, хотя и не исчезает. А может быть, ненавидя, мы немного гордились вами. Иначе почему старшая планета предложила вам свои знания? - Но вы предложили их и колеснику! - Колеснику?.. А, да! Но мы ничего ему не предлагали. Где-то в глубоком космосе этот колесник, по-видимому, прослышал о существовании старшей планеты и о том, что она располагает чем-то, что хотела бы продать. Он пришел ко мне и задал только один вопрос: какова цена этого движимого имущества? Я не знаю, имеет ли он представление, что именно продается. Он сказал просто - "движимое имущество". - И ты открыл ему, что обусловленная - цена это Артефакт? - Конечно. Потому что тогда мне еще не сообщили о тебе. Позже меня действительно поставили в известность, что по истечении определенного времени я должен буду сообщить цену тебе. - И конечно, ты как раз собирался это сделать, - заметил Максвелл. - Да,- сказал баньши,- я как раз собирался это сделать. И вот теперь сделал. Вопрос исчерпан. - Ты можешь сказать мне еще одно. Что такое Артефакт? - Этого я не могу сказать. - Не можешь или не хочешь? - Не хочу,- сказал баньши. "Преданы!" - подумал Максвелл. Человечество предано этим умирающим существом - ведь баньши, что бы он ни говорил, вовсе не собирался сообщать ему цену. Бесчисленные тысячелетия баньши ненавидел человечество неутолимой холодной ненавистью. И теперь, уходя в небытие, он, издеваясь, рассказал пришедшему к нему человеку обо всем, чтобы тот узнал, как было предано человечество, чтобы люди знали, чего они лишились. - И ты сообщил колеснику про меня! - воскликнул Максвелл. - Вот почему Черчилл оказался на станции, когда я вернулся на Землю. Он говорил, что и сам только что вернулся из деловой поездки, но, конечно, он никуда не ездил. Максвелл гневно вскочил на ноги. - А тот я, который умер? Он угрожающе шагнул к терновнику, но терновник был пуст. Темное облако, колыхавшееся среди его веток, исчезло. Они четким узором рисовались на фоне закатного неба. Исчез, подумал Максвелл, Не умер, но исчез. Субстанция стихийного существа распалась на составные элементы, невообразимые узы, соединявшие их в странное подобие живого существа, наконец, настолько ослабели, что оно иссякло, рассеялось в воздухе и в солнечном свете, как щепотка пыли на ветру. С живым баньши ладить было трудно. Но и мертвый он не стал ближе и доступнее. Еще несколько минут назад Максвелл испытывал к нему сострадание, какое вызывают в человеке все умирающие, Но теперь он понял, что сострадание было неуместно: баньши умер, безмолвно смеясь над человечеством. Оставалась одна надежда - уговорить Институт времени отложить продажу Артефакта, пока он не переговорит с Арнольдом, не расскажет ему всего, не убедит в правдивости своего рассказа, который, как прекрасно понимал Максвелл, выглядел теперь даже еще более фантастичным, чем прежде. Он повернулся и начал спускаться в овраг. На опушке он остановился и посмотрел на вершину холма. Терновник на фоне неба казался крепким и материальным, его корни цепко держались за почву. Проходя мимо лужайки фей, Максвелл обнаружил, что там угрюмо трудятся тролли - они заравнивали взрыхленную землю и укладывали новый дерн взамен вырванного катившимся камнем. Самого камня нигде не было видно. 18. Максвелл проехал уже половину пути до Висконсинского университетского городка, когда возле него внезапно возник Дух и опустился на соседнее сиденье. - Я с поручением от Опа,- начал он сразу же. - Тебе нельзя возвращаться в хижину. Газетчики напали на твой след, Когда они явились с расспросами, Оп принялся действовать, на мой взгляд, довольно необузданно. Он накинулся на них с кулаками, но они все равно болтаются в окрестностях хижины, подстерегая тебя. - Спасибо за предупреждение,- сказал Максвелл. - Хотя теперь, пожалуй, это большой разницы не составит. - События развиваются не слишком удачно? - спросил Дух. - Они вообще не развиваются,- ответил Максвелл и после некоторого колебания добавил: - Вероятно, Оп ввел тебя в курс дела? - Мы с Опом - одно,- сказал Дух.- Да, конечно, он мне, все рассказал. Он, очевидно, полагал, что ты не станешь возражать. Но во всяком случае, можешь быть совершенно спокоен... - Я просто хотел знать, нужно ли мне декламировать все сначала,объяснил Максвелл.- Значит, тебе известно, что я отправился в заповедник показать там фотографию картины Ламберта. - Да,- скрывал Дух.- Той, которая находится у Нэнси Клейтон. - У меня такое ощущение,- продолжал Максвелл,- что я узнал больше, чем рассчитывал. Во всяком случае, я узнал одно обстоятельство, которое отнюдь не облегчает дела. Цену, назначенную хрустальной планетой, колеснику сообщил баньши. Ему было поручено назвать ее мне, но он предпочел колесника. Он утверждал, что колесник явился к нему до того, как он узнал про меня, но мне что-то не верится. Баньши умирал, когда рассказывал мне все это, но отсюда вовсе не следует, будто он говорил правду. Баньши никогда нельзя было доверять. - Баньши умирает? - Уже умер. Я сидел с ним до конца. Фотографию картины я ему показывать не стал. У меня не хватило духа допрашивать его в такую минуту. - И все-таки он рассказал тебе о колеснике? - Только для того, чтобы я понял, как он ненавидел человеческий род с самого начала его восхождения по эволюционной лестнице. И еще - чтобы я понял, что ему в конце концов удалось расквитаться с нами. Ему явно хотелось сказать, что и гоблины, и все остальные обитатели холмов тоже нас ненавидят, но на это он все-таки не решился. Зная, наверное, что я все равно не поверю. Правда, еще перед этим, в разговоре с О'Тулом я понял, что отголоски какой-то давней неприязни, возможно, и существуют. Да, пожалуй, неприязни, но никак не ненависти. Однако из слов баньши следовало, что Артефакт действительно собираются продать и что Артефакт это и есть цена, назначенная хрустальной планетой. Я так и подозревал с самого начала. А вчера колесник это подтвердил. Впрочем, абсолютной уверенности у меня все-таки нет хотя бы потому, что и сам колесник, по-видимому, не слишком уверен, как обстоит дело. Иначе зачем ему понадобилось подстерегать меня и предлагать работу? Получилось, что он хочет от меня откупиться, словно знает, что я каким-то образом могу сорвать сделку, которой он добивается. - Итак, перспектива выглядит довольно безнадежной,- заметил Дух.- Друг мой, мне очень жаль. Не могли бы мы как-нибудь помочь? Оп, и я, и, может быть, даже та девушка, которая столь доблестно пила с тобой и Опом. Та, с тигренком. - Несмотря на всю эту безнадежность,-ответил Максвелл,- я могу еще кое-что предпринять - пойти к Харлоу Шарпу в Институт времени и убедить его отложить продажу, а потом силой вломиться в административный корпус и загнать Арнольда в угол. Если мне удастся убедить Арнольда предложить Харлоу для финансирования его программ столько же, сколько предлагает колесник, тот, конечно, предпочтет с колесником дела не иметь. - Я знаю, что ты не пожалеешь усилий,- заметил Дух.- Но боюсь, кроме неприятностей, это ничего не принесет. Не со стороны Харлоу Шарпа, так как он твой друг... но ректор Арнольд не друг никому. И ему вряд ли понравится, если его загонят в угол. - Знаешь, что я думаю? - спросил Максвелл.- Я думаю, что ты прав. Но убедиться в этом можно, только попробовав. А вдруг в Арнольде проснется что-то человеческое, и он на минуту забудет, что он - официальное лицо и бюрократ! - Я должен тебя предупредить, - сказал Дух, - что Харлоу Шарп, возможно, не найдет для тебя свободной минуты - ни для тебя и ни для кого другого. У него сейчас слишком много своих забот. Утром прибыл Шекспир... - Шекспир! - возопил Максвелл.- А я совсем забыл про него. Да-да, он же читает лекцию завтра вечером. Вот уж невезенье, так невезенье! Обязательно надо было притащить его сюда именно сегодня! - По-видимому,- продолжал Дух,-сладить с Вильямом Шекспиром оказалось не так-то просто. Он пожелал немедленно начать знакомство с новым веком, о котором ему столько порассказали. Временщики еле-еле смогли убедить его хотя бы сменить елизаветинский костюм на нашу нынешнюю одежду. Он согласился только после того, как они категорически заявили, что иначе не выпустят его из Института. А теперь они трясутся от страха, как бы с ним чего-нибудь не приключилось. Им нужно как-то держать его в руках и в то же время гладить по шерстке. Все билеты распроданы - и на приставные стулья, и на право стоять в проходах, и они больше всего опасаются, что лекция сорвется. - Откуда тебе все это известно? - поинтересовался Максвелл.- Помоему, ты узнаешь самые свежие сплетни раньше всех. - Ну, я не сижу на одном месте,-скромно ответил Дух. - Что ж, хорошего тут мало,- сказал Максвелл.- Но придется рискнуть. У меня почти не остается времени. Если Харлоу вообще способен кого-то видеть, то меня он примет. - Просто не верится,- грустно сказал Дух,- что путь тебе могло преградить столь ужасное стечение обстоятельств. Неужели из-за бюрократической тупости университет и Земля навеки лишатся свода знаний двух вселенных? - Все дело в колеснике,- проворчал Максвелл. - Если бы не его предложение, все можно было бы сделать спокойно, не торопясь. Будь у меня больше времени, я без труда добился бы своего. Поговорил бы с Харлоу, по инстанциям добрался бы до Арнольда. И вообще я мог бы просто убедить Харлоу - библиотеку хрустальной планеты купил бы непосредственно Институт времени, обойдясь без санкции университета. Но у нас нет времени. Дух, ты что-нибудь знаешь о колесниках? Такое, чего не знаем мы? - Не думаю. Только одно: возможно, они и есть те гипотетические враги, которых мы всегда опасались встретить в космосе. Их поведение свидетельствует о том, что они действительно враги, во всяком случае потенциальные. Их побуждения, нравы, этика, самое их мироощущение должны кардинально отличаться от наших. Возможно, у нас с ними меньше общего, чем с осами или пауками. Хотя они и умны... что хуже всего. Они настолько разобрались в наших взглядах, настолько усвоили наши обычаи, что могут общаться с нами и вести с нами дела... как это следует из операции, которую они предприняли, чтобы заполучить Артефакт. Друг мой, меня больше всего пугает именно их ум, их гибкость. Думаю, что в подобной ситуации люди не смогли бы в такой степени приспособиться к обстоятельствам и использовать их. - Да, ты прав,- ответил Максвелл.-Потому-то мы и не должны допустить, чтобы библиотека хрустальной планеты досталась им. Одному богу известно, что она таит в себе. Я провел там некоторое время, но ознакомился лишь с ничтожной долей ничтожнейшей доли ее сокровищ. И многое на сотню световых лет превосходило мое понимание. Хотя отсюда вовсе не следует, что, располагая временем, которого у меня не было, а также знаниями, которых у меня нет и самое существование которых мне неизвестно, другие люди не сумеют в этом разобраться. Мне кажется, эта задача человечеству по силам. И колесникам тоже. Гигантские области науки, пока совершенно от нас скрытые. И возможно, именно они должны сыграть решающую роль в нашем споре с колесниками. Если человечества и колесники когда-нибудь столкнутся, возможно, библиотека хрустальной планеты решит вопрос о нашей победе или поражении. И ведь если колесники будут знать, что она находится у нас, они, скорее всего, не пойдут на такое столкновение. Другими словами, судьба этой библиотеки определит, быть ли миру или войне. Максвелл съежился на своем сиденье, ощутив сквозь тепло мягкого осеннего дня порыв ледяного ветра, который пронесся не с этих багрянозолотых холмов и не с обнимающего их лазурного неба, а откуда-то из неведомого. - Ты разговаривал с баньши перед его смертью,- сказал Дух.- Он упоминал про Артефакт. А он не намекнул, что это может быть такое? Знай мы, что такое Артефакт, мы могли бы... - Нет, Дух. Он ничего не сказал. Но у меня сложилось впечатление... вернее, у меня мелькнула смутная мысль, слишком неопределенная, чтобы ее можно было назвать впечатлением... И не в тот момент, а позже. Странная догадка, не подкрепленная никакими фактами. Я думаю, что Артефакт - это нечто из другой вселенной, той, которая предшествовала нашей, той, в которой возникла хрустальная планета. Нечто драгоценное, сохранявшееся миллиарды и миллиарды лет со времен той вселенной. И еще одно: баньши и другие древние, которых помнит Оп, были обитателями той вселенной, и между ними и жителями хрустальной планеты существует какая-то связь. Формы жизни, которые зародились, развились и эволюционировали в прошлой вселенной, а потом явились на Землю и другие планеты, как колонисты, пытаясь создать новую цивилизацию, которая пошла бы по пути, начатому хрустальной планетой. Но что-то случилось. Все эти попытки колонизировать новые планеты потерпели неудачу - у нас на Земле из-за появления человека, а в других местах, возможно, по другим причинам. И, мне кажется, о некоторых из этих причин я догадываюсь. Возможно, расы тоже стареют и сами собой вымирают, уступая место чему-то новому. Может быть, у каждой расы есть свой срок и древние существа несут в себе свой смертный приговор. Наверное, существует какой-то принцип, о котором мы не задумывались, потому что еще очень молоды,-какой-то естественный процесс, расчищающий путь для непрерывной эволюции, чтобы ей ничто не мешало. - Звучит логично,- заметил Дух.- То есть, что все эти колонии вымерли. Если бы где-нибудь в нашей Вселенной была уцелевшая колония, хрустальная планета передала бы свои знания ей, а не предлагала бы их нам и колесникам, то есть существам, ей чуждым. - Меня смущает одно,- сказал Максвелл. - Зачем нужен Артефакт обитателям хрустальной планеты, которые так близки к полному вымиранию, что уже стали почти тенями? Какая им от него будет польза? Для чего он им? - Ответить на это можно, только зная, что он такое,- задумчиво произнес Дух.- Ты уверен, что не мог бы догадаться? Что не видел и не слышал ничего такого, что... - Нет, - сказал Максвелл, - Ничего. 19. Вид у Харлоу Шарпа был измученный. - Прости, что я заставил тебя так долго ждать, - сказал он Максвеллу.- Это был безумный день. - Я рад, что меня вообще сюда впустили,- сказал Максвелл.- Эта твоя церберша в приемной сначала была склонна указать мне на дверь. - Я тебя ждал,- объяснил Шарп.- По моим расчетам, ты должен был рано или поздно объявиться. Я наслышался очень странных историй. - И большинство из них соответствует истине, - сказал Максвелл.Но я пришел сюда не потому. Считай, что это бредовое посещение, а не дружеский визит. Я не отниму у тебя много времени. - Отлично,- сказал Шарп.- Ну, так чем же я могу тебе быть полезен? - Ты продаешь Артефакт? Шарп кивнул. - Мне очень жаль, Пит. Я знаю, он интересует тебя и еще кое-кого. Однако он пролежал в музее уже много лет и остается бесполезной диковинкой, на которую глазеют гости университета и туристы. А нашему институту нужны деньги. Уж тебе-то это известно. Фондов не хватает, а другие факультеты и институты уделяют нам жалкие крохи на составленные ими же программы, и... - Харлоу, я все это знаю. И полагаю, что ты имеешь право его продать. Когда вы доставили Артефакт сюда, университет, помнится, не заинтересовался им. И все расходы по доставке легли на вас... - Нам приходится экономить, клянчить, занимать,- сказал Шарп.Мы разрабатывали программу за программой - полезные, нужные программы, которые сторицей окупились бы, позволив собрать новые сведения, получить новые знания,- и они никого не привлекли! Только подумай! Можно раскопать все прошлое - и никому это не интересно. Пожалуй, кое-кто опасается, что мы камня на камне не оставим от некоторых излюбленных теориек, которые кого-то кормят и поят. Вот нам и приходится всякими путями добывать средства для своих исследований, Думаешь, мне нравятся номера, к которым мы прибегаем, вроде этого представления с Шекспиром и всего прочего? Никакой пользы это нам не принесло. Только поставило нас в унизительное положение, не говоря уж о неприятностях и хлопотах. Ты себе представить не можешь, Пит, что это такое. Возьми, к примеру, хоть Шекспира. Он где-то разгуливает как турист, а я сижу здесь и обгрызаю ногти чуть ли не до локтей, воображая все, что с ним может приключиться. А ты понимаешь, какая поднимется буча, если такого человека, как Шекспир, не вернуть в его эпоху? Человека, который... Максвелл перебил его, пытаясь возвратиться к своему делу: - Я не спорю с тобой, Харлоу. И я пришел не для того... - И вдруг, - продолжал Шарп, не слушая, - вдруг подвертывается возможность продать Артефакт. И за сумму, которой от университетских сквалыг не дождешься и в сто лет. Пойми же, что значит для нас эта продажа! Мы получим возможность заняться настоящими исследованиями, которых не вели из-за недостатка средств. Конечно, я знаю, что такое колесники. Когда Черчилл явился нас прощупывать, мне сразу стало ясно, что он представляет какое-то неизвестное лицо. Но это меня не устраивало. Никаких неизвестных лиц! Я взял Черчилла за горло и наотрез отказался разговаривать с ним до тех пор, пока не узнаю, для кого он служит ширмой. А когда он мне сказал, мне стало тошно, но я все-таки начал переговоры, так как знал, что другого такого шанса пополнить наши фонды нам не представится. Я бы хоть с самим дьяволом вступил в сделку, чтобы получить такие деньги. - Харлоу, - сказал Максвелл, - я прошу тебя только об одном: пока ничего не решай окончательно. Дай мне немного времени... - А зачем тебе время? - Мне нужен Артефакт. - Артефакт? Но зачем? - Я могу выменять его на планету, - сказал Максвелл. - На планету, хранящую знания не одной, а двух вселенных. Знания, накопленные за пятьдесят миллиардов лет. Шарп наклонился вперед, но тут же вновь откинулся на спинку кресла. - Ты говоришь серьезно, Пит? Ты меня не разыгрываешь? Я слышал странные вещи - что ты раздвоился и один из вас был убит. А ты прятался от репортеров, а возможно, и от полиции. Кроме того, у тебя вышел какой-то скандал с администрацией. - Харлоу, я могу тебе все объяснить, но вряд ли это нужно. Ты, вероятно, мне не поверишь. Но я говорю правду. Я могу купить планету... - Ты? Для себя? - Нет, не для себя. Для университета. Вот почему мне нужно время - добиться приема у Арнольда... - И получить его согласие? Пит, можешь и не надеяться. Ты ведь не поладил с Лонгфелло, а парадом тут командует он. Даже если бы ты был официально уполномочен... - Ну да! Да! Можешь мне поверить. Я разговаривал с обитателями планеты, я видел их библиотеку... Шарп покачал головой. - Мы с тобой друзья давно, очень давно, - сказал он. - Я готов для тебя сделать что угодно. Но только не это. Я не могу так подвести свой Институт. К тому же, боюсь, ты все равно опоздал. - Как - опоздал? - Условленная сумма была заплачена сегодня. Завтра утром колесник заберет Артефакт. Он хотел забрать его немедленно, но возникли затруднения с перевозкой. Максвелл молчал, оглушенный этой новостью. - Вот так, - сказал Шарп. - От меня теперь уже ничего не зависит. Максвелл встал, но тут же снова сел. - Харлоу, а если мне удастся увидеться с Арнольдом сегодня вечером? Если мне удастся убедить его и он заплатит вам столько же... - Не говори глупостей! - перебил Шарп. - Он грохнется в обморок, когда ты назовешь ему цифру. - Так много? - Так много, - ответил Шарп. Максвелл медленно встал. - Я должен сказать тебе кое-что,-продолжал Шарп. - Каким-то образом ты нагнал страху на колесника. Сегодня утром ко мне явился Черчилл и с пеной у рта потребовал, чтобы я завершил продажу сейчас же. Жаль, что ты не пришел ко мне раньше. Может быть, мы что-нибудь и придумали бы, хотя я не представляю себе - что. Максвелл пошел к двери, в нерешительности остановился, а потом вернулся к столу, за которым сидел Шарп. - Еще один вопрос... О путешествиях во времени. У Нэнси Клейтон есть картина Ламберта... - Да, я слышал. - На заднем плане там написан холм с камнем на вершине. Я готов поклясться, что этот камень - Артефакт. А Оп говорит, что он помнит существа, изображенные на картине, - видел их в своем каменном веке. И ведь ты действительно нашел Артефакт на холме в юрский период. Откуда Ламберт мог знать, что он лежал на этой вершине? Артефакт же был найден через несколько веков после его смерти. Мне кажется, Ламберт видел Артефакт и те существа, которые изобразил на своей картине. Я полагаю, он побывал в мезозое. Ведь шли какие-то толки про Симонсона, верно? - Я вижу, куда ты клонишь, - сказал Шарп. - Что ж, это, пожалуй. могло быть. Симонсон работал над проблемами путешествия во времени в двадцать первом веке и утверждал, что чего-то добился, хотя у него не ладилось с контролем. Существует легенда, что он потерял во времени одного путешественника, а то и двух - послал их в прошлое и не сумел вернуть. Но вопрос о том, действительно ли у него что-нибудь получилось, так и остался нерешенным. Его заметки, те, которые находятся у нас, очень скупы. Никаких работ он не публиковал. Свои исследования вел втайне, так как верил, что на путешествиях во времени можно нажить сказочное богатство - заключать контракты с научными экспедициями, любителями охоты и так далее и тому подобное. Рассчитывал даже побывать в доисторической Южной Африке и обчистить кимберлийские алмазные поля. Поэтому свою работу он хранил в глубочайшем секрете, и никто ничего о ней точно не знает. - Но ведь это все-таки могло произойти? - требовательно спросил Максвелл. - Эпоха совпадает. Симонсон и Ламберт были современниками, а стиль Ламберта претерпел внезапное изменение... словно с ним что-то произошло. И это могло быть путешествием во времени! - Да, конечно, - сказал Шарп. - Но не думаю. 2О. Когда Максвелл вышел из Института времени, в небе уже загорались звезды и дул холодный ночной ветер. Гигантские вязы сгустками мрака вставали на фоне ярко освещенных окон зданий напротив. Максвелл зябко поежился, поднял воротник куртки, застегнул его у горла и быстро сбежал по ступенькам на тротуар. Вокруг не было ни души. Максвелл вдруг почувствовал сильный голод и вспомнил, что не ел с самого утра. Он усмехнулся, подумав, что аппетит у него разыгрался именно тогда, когда рухнула последняя надежда. И ведь он не только голоден, но и остался без крова - возвращаться к Опу нельзя, там его ждут репортеры. А впрочем, теперь у него нет причины их избегать! Если он расскажет свою историю, это уже не принесет ни вреда, ни пользы. И всетаки мысль о встрече с репортерами была ему неприятна: он представил себе недоверие на их лицах, вопросы, которые они будут задавать, и снисходительный, насмешливый тон, который почти наверное прозвучит в их статьях. Он все еще стоял на тротуаре, не зная, в какую сторону пойти. Ему никак не удавалось припомнить кафе или ресторан, где он заведомо не встретит никого из знакомых. Он чувствовал, что сегодня не вынесет их расспросов. Позади него послышался шорох, и, оглянувшись, он увидел Духа. - А, это ты! - сказал Максвелл. - Я уже давно тебя жду, - ответил Дух. - Ты что-то долго там пробыл. - Сначала Шарп был занят, а потом мы никак не могли кончить наш разговор. - Ты чего-нибудь добился? - Ничего. Артефакт уже продан и оплачен. Колесник заберет его завтра утром. Боюсь, это конец. Я мог бы попробовать добраться сегодня до Арнольда, но что толку? То есть мой разговор с ним уже ничего не дает. - Оп занял для нас столик. Ты, наверное, голоден. - Как волк, - ответил Максвелл. - Ну, так идем. Они свернули в боковой проезд и принялись петлять по узким проулкам и проходным дворам. - Уютный подвальчик, где мы никого не встретим, - объяснил Дух. - Но готовят там сносно и подают дешевое виски. Оп особенно подчеркнул последнее обстоятельство. Еще через несколько минут они спустились по железной лестнице, и Максвелл толкнул подвальную дверь. Они очутились в тускло освещенном зале, из глубины которого веяло запахом стряпни. - Тут у них заведен семейный стиль, - сказал Дух. - Брякают на стол все разом, и каждый сам за собой ухаживает. Опу это очень нравится. Из-за столика у стены поднялась массивная фигура неандертальца. Он помахал им. Поглядев по сторонам, Максвелл убедился, что занято не больше трех-четырех столиков. - Сюда! - оглушительно позвал Оп. - Хочу вас кое с кем познакомить. Максвелл в сопровождении Духа направился к нему. В полутьме он различил лицо Кэрол, а рядом - еще чье-то. Бородатое и как будто хорошо знакомое. - Наш сегодняшний гость, - объявил Оп. - Достославный Вильям Шекспир. Шекспир встал и протянул Максвеллу руку. Над бородой блеснула белозубая улыбка. - Почитаю себя счастливым, что судьба свела меня со столь веселыми молодцами, - сказал он. - Бард подумывает остаться здесь, - сообщил Оп. - Ему у нас понравилось. - А почему вы зовете меня бардом? - спросил Шекспир. - Извините, - сказал Оп. - Мы уж так привыкли... - Остаться здесь... - задумчиво произнес Максвелл и покосился на Опа. - А Харлоу знает, что он тут? - По-моему, нет, - ответил Оп. - Мы уж постарались. - Я сорвался с поводка, - сказал Шекспир, ухмыляясь и очень довольный собой. - Но в этом мне была оказана помощь, за которую сердечно благодарю. - Помощь! - воскликнул Максвелл. - Еще бы! Неужели, шуты гороховые, вы так и не научитесь... - Не надо, Пит! - вмешалась Кэрол, - Я считаю, что Оп поступил очень благородно. Человек явился сюда из другой эпохи, и ему только хотелось посмотреть, как живут люди теперь, а... - Может быть, сядем? - предложил Дух Максвеллу. - Судя по твоему виду, тебе не мешает выпить. Максвелл сел рядом с Шекспиром, а Дух опустился на стул напротив. Он протянул Максвеллу бутылку. - Валяй! - сказал он. - Не церемонься, пожалуйста. И не жди рюмки. Мы тут в дружеском кругу. Максвелл поднес бутылку к губам и запрокинул голову. Шекспир смотрел на него с восхищением и, когда он кончил пить, произнес: - Дивлюсь вашей доблести, Я сделал только один глоток, и меня прожгло насквозь. - Со временем привыкнете, - утешил его Максвелл. - Но вот этот эль, - продолжал Шекспир, погладив бутылку с пивом, - этот эль - добрый напиток, веселящий язык и приятный животу. Из-за стула Шекспира выскользнул Сильвестр, протиснулся между ножками и проложил голову на колени к Максвеллу. Максвелл почесал тигренка за ухом. - Он опять к вам пристает? - спросила Кэрол. - Мы с Сильвестром друзья навек, - объявил Максвелл. - Мы с ним сражались бок о бок. Вчера и он, и я, если вы помните, восстали на колесника и повергли его в прах. - У вас веселое лицо, - сказал Шекспир, обращаясь к Максвеллу. - Так, значит, дело, которое вас задержало, было завершено к вашему удовольствию? - Наоборот, - ответил Максвелл. - И если мое лицо кажется веселым, то лишь потому, что я нахожусь в таком приятном обществе. - Другими словами, Харлоу тебе отказал! - взорвался Оп. - Не согласился дать тебе день-другой! - Он ничего не мог поделать, - объяснил Максвелл. - Он уже получил условленные деньги, и завтра колесник увезет Артефакт. - У нас есть возможность заставить его пойти на попятный! - грозно и загадочно проговорил Оп. - Ничего не выйдет, - возразил Максвелл - От него это уже не зависит. Продажа состоялась. Он не захочет вернуть деньги, а главное - нарушить свое слово. А если я правильно тебя понял, ему достаточно будет отменить лекцию и выкупить билеты. - Пожалуй, ты прав, - согласился Оп. - Мы ведь не знали, что у них там уже все решено, и рассчитывали укрепить свои позиции. - Вы сделали все, что могли, - ответил Максвелл. - Спасибо. - Мы прикинули, что нам нужно выиграть день-другой, чтобы всей компанией пробиться к Арнольду и втолковать ему, что к чему. Но раз теперь надеяться больше не на что, то... отхлебни еще глоток и передай мне бутылку. Максвелл так и сделал. Шекспир допил пиво и с громким стуком поставил бутылку на стол. Кэрол отобрала виски у Опа и наполнила свою рюмку. - Вы поступайте как хотите, - объявила она, - но я отказываюсь совсем одикариваться и буду пить из рюмки. - Пива! - завопил Оп. - Еще пива для нашего благородного гостя! - Весьма вам благодарен, сударь, - сказал Шекспир. - Как ты отыскал этот притон? - спросил Максвелл. - Мне известны все задворки сего ученого града, - сообщил ему Оп. - Нам требовалось как раз что-то в этом роде, - заметил Дух. - Временщики скоро устроят облаву на нашего друга. А Харлоу сказал тебе, что он исчез? - Нет, - ответил Максвелл. - Но он как будто нервничал. И даже упомянул, что тревожится, но ведь по его лицу ни о чем догадаться нельзя. Он из тех, кто усядется на краю кратера действующего вулкана и даже глазом не моргнет... Да, а как репортеры? Все еще рыщут вокруг хижины? Оп мотнул головой. - Нет. Но они вернутся. Нам придется подыскать тебе другой ночлег. - Я, пожалуй, уже могу с ними встретиться, - сказал Максвелл. - Ведь рано или поздно все равно нужно будет рассказать всю историю. - Они раздерут вас в клочья,-заметила Кэрол. - А Оп говорит, что вы остались без работы и Лонгфелло зол на вас. Плохая пресса в такой момент вас вообще погубит. - Все это пустяки, - ответил Максвелл. - Вопрос в том, что мне им сказать, а о чем умолчать. - Выложи им все, - посоветовал Оп. - Со всеми подробностями. Пусть галактика узнает, чего она лишилась. - Нет, - сказал Максвелл.- Харлоу - мой друг. И я не хочу причинять ему неприятности. Подошел официант и поставил на их столик бутылку пива. - Одна бутылка?! - вознегодовал Оп. - Это что еще вы придумали? Тащите-ка сюда ящик! Нашего друга замучила жажда. - Но вы же не предупредили! - обиженно огрызнулся официант. - Откуда мне было знать! - и он пошел за пивом. - Ваше гостеприимство превыше всех похвал, - сказал Шекспир. - Но не лишний ли я? Вас, кажется, гнетут заботы. - Это правда, - ответил Дух. - Но вы никак не лишний. Мы очень рады вашему обществу. - Оп сказал что-то о том, будто вы намерены совсем остаться здесь. Это верно? - спросил Максвелл. - Мои зубы пришли в негодность,-сказал Шекспир. - Они шатаются и порой очень болят. Мне рассказывали, что тут много искуснейших мастеров, которые могут вырвать их без малейшей боли и изготовить на их место новые. - Да, конечно, - подтвердил Дух. - Дома меня ждет сварливая жена, - сказал Шекспир, - и нет у меня желания возвращаться к ней. К току же ваш эль, который вы зовете пивом, поистине дивен на вкус, и я слышал, что вы заключили мир с гоблинами и феями, а это - великое чудо. И я сижу за одним столом с духом, что превосходит всякое человеческое понимание, хотя и мнится, что тут где-то кроется самый корень истины. Подошел официант с охапкой бутылок и сердито брякнул их на стол. - Вот! - сказал он неприязненно. - Пока, наверное, -обойдетесь. Повар говорит, что горячее будет сейчас готово. - Так, значит, - спросил Максвелл у Шекспира, - вы не собираетесь читать эту лекцию? - Коли я ее прочту, - ответил Шекспир, - они мигом отошлют меня домой. - Всенепременно, - вставил Оп. - Уж если они его заграбастают, то больше не выпустят. - Но как же вы будете жить? - спросил Максвелл. - Ведь для того, что вы знаете и умеете, в этом мире вряд ли найдется применение. - Что-нибудь да придумаю,- сказал Шекспир. - В тяжкие минуты ум человеческий удивительно проясняется. Официант подкатил к столику тележку с дымящимися блюдами и начал расставлять их на столе. - Сильвестр! - крикнула Кэрол. Потому что Сильвестр вскочил, положил передние лапы на стол и схватил два сочных куска ростбифа. Услышав голос Кэрол, Сильвестр стремительно скрылся под столом вместе со своей добычей. - Котик проголодался, - сказал Шекспир. - Он находит себе пропитание, где может. - Когда дело касается еды, - пожаловалась Кэрол, - он забывает о хороших манерах, Из-под стола донеслось довольное урчание. - Досточтимый Шекспир, - сказал Дух. - Вы прибыли сюда из Англии, из городка на реке Эйвон. - Край, радующий глаз, - вздохнул Шекспир. - Но полный всякого отребья. Разбойники, воры, убийцы - кого там только нет! - А я вспоминаю лебедей на реке,-пробормотал Дух. - Ивы по ее берегам, и... - Что-что? - вскрикнул Оп. - Как это ты вспоминаешь? Дух медленно поднялся из-за стола, и в этом движении было чтото, что заставило их всех поглядеть на него. Он поднял руку - но это была не рука, а рукав одеяния... если это было одеянием. - Нет-нет, я вспоминаю, - сказал он глухим голосом, доносившимся словно откуда-то издалека. - После всех этих лет я, наконец, вспоминаю. Либо я забыл, либо не знал. Но теперь... - Почтенный Дух, - сказал Шекспир, - что с вами? Какой странный недуг вас внезапно поразил? - Теперь я знаю, кто я такой! - с торжеством сказал Дух. - Я знаю, чей я дух. - Ну, и слава богу, - заметил Оп. - Перестанешь хныкать об утраченном наследии предков. - Но чей же вы дух, если позволено будет спросить? - сказал Шекспир. - Твой! - взвизгнул Дух. - Теперь я знаю! Теперь я знаю! Я дух Вильяма Шекспира! На мгновенье наступила ошеломленная тишина, а потом из горла Шекспира вырвался глухой вопль ужаса. Одним рывком он вскочил со стула, перемахнул через стол и кинулся к двери. Стол с грохотом опрокинулся на Максвелла, и тот упал навзничь вместе со своим стулом. Край столешницы прижал его к полу, а лицо ему накрыла миска с соусом. Он обеими руками принялся стирать соус. Откуда-то со стороны доносились яростные крики Опа. Кое-как протерев глаза, Максвелл выбрался из-под стола и поднялся на ноги. С его лица и волос продолжал капать соус. На полу среди перевернутых тарелок восседала Кэрол. Вокруг перекатывались бутылки с пивом. В дверях кухни, упирая пухлые руки в бока, стояла могучая повариха. Сильвестр, скорчившись над ростбифом, торопливо рвал его на части и проглатывал кусок за куском. Оп, прихрамывая, возвратился от входной двери. - Исчезли без следа, - сказал он. - И тот, и другой. Он протянул руку Кэрол, помогая ей подняться. - Не дух, а идиот! - сказал он злобно. - Не мог промолчать. Даже если он и знал... - Но он же не знал! - воскликнула Кэрол. - Он только сейчас понял. Из-за этой встречи. Может быть, какие-нибудь слова Шекспира пробудили в нем воспоминания... Он же только об этом и думал все эти годы, и, конечно, от неожиданности... - Последняя соломинка! - объявил Оп. - Шекспира теперь не разыщешь. Так и будет бегать без остановки. - Наверное, Дух отправился за ним,-предположил Максвелл,Чтобы догнать его, успокоить и привести назад к нам. - Успокоить? - переспросил Оп.- Это как же? Да если Шекспир увидит, что Дух за ним гонится, он побьет все мировые рекорды и в спринте, и в марафоне. 21. Они уныло сидели вокруг дощатого стола в хижине Опа. Сильвестр лежал на спине у очага, уютно сложив передние лапы на груди, а задние задрав к потолку. На его морде застыло выражение глуповатого блаженства. Оп подтолкнул стеклянную банку к Кэрол. Она понюхала ее содержимое и сморщила нос. - Пахнет керосином, - сказала она. - И вкус, насколько помню, абсолютно керосиновый. Зажав банку в ладонях, она сделала большой глоток и протянула ее Максвеллу со словами: - А знаете, и к керосину можно привыкнуть! - Это хороший, самогон! - обиженно сказал Оп.- Впрочем,- признал он после некоторого раздумья, - ему, пожалуй, следовало бы дать немножечко дозреть. Только он расходуется быстрее, чем я успеваю его гнать. Максвелл угрюмо отхлебнул из банки. Едкая жидкость обожгла горло, фейерверком вспыхнула в желудке, но и это не помогло. Он остался трезвым и мрачным. Бывают моменты, подумал он, когда напиться невозможно, сколько и чего ни пей. А как хорошо было бы сейчас напиться до беспамятства и не приходить в себя дня два! Может быть, когда он протрезвеет, у него будет не так скверно на душе. - Одного не могу понять,- говорил Оп.- Почему старина Билл так перепугался своего духа? А тут сомневаться не приходится. Он прямо-таки полиловел. Но ведь до этого они с Духом так хорошо ладили. Ну, конечно, сперва он немного нервничал - но чего и ждать от человека из шестнадцатого столетия? Однако, едва мы ему все объяснили, он даже обрадовался. И воспринял Духа с гораздо большей легкостью, чем мог бы его воспринять, например, человек двадцатого столетия. Ведь в шестнадцатом веке верили в духов, и поэтому встреча с духом не могла произвести впечатления чего-то сверхъестественного. И он был совершенно спокоен, пока Дух не заявил, что он - его дух. Но уж тогда... - Его очень заинтересовали наши взаимоотношения с маленьким народцем, - сказала Кэрол. - Он взял с нас слово, что мы его свозим в заповедник и познакомим с ними. Он всегда в них верил, как и в духов. Максвелл приложился к банке и пододвинул ее Опу, утирая рот тыльной стороной руки. - Одно дело - чувствовать себя легко и свободно в обществе первого попавшегося духа,- сказал он,- и совсем другое - нарваться на духа, который оказывается твоим собственным. Человек внутренне неспособен понять и принять свою смерть. Даже зная, что духи - это... - Ради бога, не начинайте сначала! - взмолилась Кэрол. Оп ухмыльнулся. - Ну, во всяком случае, он вылетел оттуда стрелой. Точно ему к хвосту привязали шутиху. Он даже щеколду не откинул, а пробил дверь насквозь. - Я ничего не видел, - отозвался Максвелл. - У меня на физиономии лежала миска с соусом. - Ну, радости эта заварушка никому не принесла,- философски объявил Оп,- кроме вон того саблезубого. Он сожрал целый ростбиф. С кровью, как ему нравится. - Он никогда не теряется,- сказала Кэрол. - И из всего умеет извлечь выгоду. Максвелл пристально посмотрел на нее. - Я давно уже хочу спросить вас, каким образом вы-то очутились в нашей компании. Мне казалось, что после истории с колесником вы навсегда отрясли наш прах со своих ног. - Она беспокоилась о тебе,- хихикнул Оп. - А кроме того, она любопытна, как не знаю кто. - И еще одно,- продолжал Максвелл.-Как вообще вы оказались замешанной в это? Вспомним, с чего все началось. Вы предупредили нас про Артефакт... что его продают. - Я вас не предупреждала! Я просто проговорилась. А потом... - Вы нас предупредили,-категорическим тоном повторил Максвелл.- И совершенно сознательно. Что вы знаете про Артефакт? Вы должны о нем что-то знать, иначе его продажа вас не встревожила бы. - Что верно, то верно! - сказал Оп.-Ну-ка, сестренка, выкладывайте все начистоту. - Два нахальных грубияна... - Не надо превращать это в комедию,-попросил Максвелл.- Ведь речь идет о важном деле. - Ну, хорошо. Как я вам говорила, я случайно услышала о том, что его собираются продать. И меня это встревожило. И очень не понравилось. То есть с точки зрения закона в этой продаже нет ничего такого. Насколько мне известно, Артефакт принадлежит Институту времени и может быть продан по усмотрению его администрации. Но мне казалось, что Артефакт нельзя продавать даже за миллиарды. Потому что я действительно кое-что о нем знаю чего не знает никто другой и о чем я боялась кому-нибудь сказать. А когда я заговорила с нашими сотрудниками о значении Артефакта, я увидела, что их это совершенно не трогает. И вот, когда позавчера вечером я поняла, как вы им интересуетесь... - Вы подумали, что мы можем помочь. - Я не знаю, что я подумала. Но Оп и вы были первыми, кого Артефакт интересовал. Однако я не могла говорить с вами откровенно. Взять и просто сказать. Во-первых, мне вообще не полагалось этого знать, а во-вторых, лояльность по отношению к Институту требовала, чтобы я промолчала. И я совсем запуталась. - Вы работали с Артефактом? И в результате... - Нет,- сказала Кэрол.- Я с ним не работала. Но как-то раз я остановилась посмотреть на него... Ну, как любой турист. Потому что я проходила через внутренний дворик, а Артефакт - интересный и таинственный предмет. И тут я увидела... или мне показалось... Я не знаю. У меня нет полной уверенности. Но тогда я не усомнилась. Я была абсолютно уверена, что видела то, чего никто прежде не замечал... Или, быть может, кто-то и заметил, но... Кэрол умолкла и посмотрела сначала на Максвелла, потом на Опа, однако оба молчали, ожидая, что она скажет дальше. - Но я не уверена,- сказала она.-Теперь я не уверена. Возможно, мне показалось. - Говорите,- сказал Оп.- Расскажите все как было, Кэрол кивнула. - Это длилось одно мгновение. И сразу исчезло, но тогда я не сомневалась, что действительно видела его. Был ясный солнечный день, и на Артефакт падал солнечный луч. Вероятно, никому прежде не случалось видеть Артефакт в тот момент, когда солнечный свет падал на него именно под таким углом. Не знаю. Разгадка, возможно, кроется именно в этом. Но как бы то ни было, у меня создалось впечатление, что я вижу что-то внутри Артефакта. А точнее сказать - не внутри. Казалось, словно Артефакт был чем-то, что сложили и спрессовали в брусок, но заметить это удалось только при определенном освещении. Я как будто различила глаз... и в тот момент я почувствовала, что он живой и смотрит на меня, и... - Но как же так! - воскликнул Оп.-Артефакт похож на камень. На слиток металла. - Странный металл! - возразил Максвелл.- Металл, который ничто не берет, который... - Но не забывайте, что мне могло просто почудиться, - напомнила Кэрол. - Правды мы уже никогда не узнаем, - сказал Максвелл.- Колесник завтра утром заберет Артефакт... - И купит за него хрустальную планету,- докончил Оп.- По-моему, мы зря сидим здесь сложа руки. Эх, если бы мы не упустили Шекспира... - Ничего хорошего из этого не вышло бы! - отрезал Максвелл.- И вообще похищение Шекспира... - Мы его не похищали! - оскорбился Оп. - Он пошел с нами по доброй воле. Можно даже сказать, с радостью. Он только о том и думал, как бы избавиться от сопровождающего, которого к нему приставили временщики. И вообще инициатором был он. А мы только немножко поспособствовали. - Хорошенько стукнув сопровождающего по голове? - Да никогда в жизни! Все было чинно и благородно. Мы просто отвлекли его внимание с помощью небольшого дивертисмента, так сказать. - Ну, ладно, - перебил Максвелл. - В любом случае план был дурацкий. Тут речь идет о слишком больших деньгах. Вы могли бы похитить хоть дюжину Шекспиров, но Харлоу все равно продал бы Артефакт. - Неужели мы ничего не можем сделать? - вздохнула Кэрол.Например, стащить Арнольда с постели... - Арнольд мог бы спасти Артефакт, только возместив Харлоу сумму, которую тот получил от колесника. Вы способны представить себе это? - Нет, не способны,- отозвался Оп и, взяв банку, опрокинул остатки ее содержимого в рот. Потом он направился к своему тайнику, вытащил очередную полную банку, неуклюже отвинтил крышку и протянул Кэрол. - Устроимся же поудобнее и налижемся как следует. Завтра утром явятся репортеры, и мне нужно набраться сил, чтобы повышвыривать их отсюда. - Погоди! - остановил его Максвелл, - У меня наклевывается идея. Кэрол и Оп в молчании ждали, чтобы идея проклюнулась. - Аппарат-переводчик! - воскликнул Максвелл.- Тот, с помощью которого я читал на хрустальной планете металлические листы. Я нашел его у себя в чемодане. - Ну и что? - спросил Оп. - Что если Артефакт просто содержит какие-то записи? - Но Кэрол говорит... - Я знаю, что говорит Кэрол! Но она же не уверена. Ей только кажется, что она видела смотрящий на нее глаз. А это маловероятно. - Правильно,- сказала Кэрол.-Ручаться я не могу. А в словах Пита есть своя логика. Если он прав, эти записи должны быть очень важными и подробными. Может быть, они дают ключ к целому миру неведомых прежде знаний. Вдруг хрустальная планета оставила Артефакт на Земле, рассчитывая, что никто не станет искать его здесь! Что-то вроде тайного архива! - Пусть даже так,- перебил Оп. - Но что это дает нам? Музей заперт, и Харлоу не станет открывать его для нас. - Это я могу устроить! - заявила Кэрол. - Я позвоню сторожу и скажу, что мне необходимо поработать там. Или что мне надо забрать оттуда материал. У меня есть разрешение работать в музее в любое время. - И вы вылетите с работы,- заметил Оп. Кэрол пожала плечами. - Найду что-нибудь другое. Зато если нам удастся... - Но какой смысл? - спросил Максвелл.- Один шанс на миллион. Или даже меньше. По правде говоря, мне очень хотелось бы проверить, но... - А если окажется, что это и в самом деле что-то очень важное? - сказала Кэрол.-Тогда мы могли бы пойти к Шарпу, объяснить ему и, возможно... - Не думаю,- ответил Максвелл.- Вряд ли нам удастся обнаружить что-то настолько важное, чтобы Харлоу вернул такие деньги. - Ну, во всяком случае, не будем терять зря время на обсуждения и предположения,- объявил Оп. - Надо действовать! Максвелл посмотрел на Кэрол. - По-моему, он прав, Пит,- сказала она.- По-моему, рискнуть стоит. Оп взял со стола банку с самогоном и тщательно завинтил крышку. 22. Их окружало прошлое - в витринах, в шкафах, на подставках, утраченное, забытое, безвестное прошлое, отнятое у времени полевыми экспедициями, которые обследовали скрытые уголки истории человечества. Творения художников и искусных ремесленников, какие никому и не снились, пока люди не вернулись в прошлое и не обнаружили их там: новенькие гончарные изделия, прежде известные в лучшем случае только в черепках, флаконы из Древнего Египта, полные притираний и душистых мазей, совсем еще свежих, доисторические железные орудия, выхваченные чуть ли не прямо из кузнечного горна, свитки из Александрийской библиотеки, которые должны были бы сгореть, но не сгорели, потому что были посланы люди спасти их за мгновение до того, как их поглотило бы пламя пожара, уничтожившего библиотеку, прославленные ткани Элама, секрет изготовления которых был утрачен в незапамятные времена,- все это, и неисчислимое множество других экспонатов, бесценная сокровищница предметов (многие из которых сами по себе не были бесценными сокровищами), добытых из недр времени. Какой же это "Музей времени", подумал Максвелл. Нет, это, скорее, был "Музей безвременья", место, где сходились все эпохи, где исчезали все хронологические различия, где постепенно собирались все мечты человечества, претворенные в явь,- и при этом совершенно новые, сверкающие, созданные только накануне. Тут не приходилось по древним разрозненным обломкам угадывать гипотетическое целое, тут можно было брать в руки и применять орудия, инструменты и приспособления, которые человек создавал и использовал на всем протяжении своего развития. Стоя возле пьедестала с Артефактом, Максвелл прислушивался к замирающим шагам сторожа, отправившегося в очередной обход здания. Кэрол удалось-таки провести их в музей, хотя вначале он опасался, что ее план неосуществим. Она позвонила сторожу и сказала, что ей и двум ее сотрудникам необходимо взглянуть на Артефакт в последний раз перед тем, как его увезут, и сторож встретил их у маленькой калитки, вделанной в величественные массивные двери, которые широко распахивались в часы, когда музей бывал открыт для посетителей. - Только вы недолго, - ворчливо предупредил сторож.- Не знаю, может, вас и вообще-то пускать не следовало. Но Кэрол заверила его, что все будет в порядке - он может ни о чем не беспокоиться, и сторож удалился, шаркая подметками и что-то бормоча себе под нос. Над черным брусом Артефакта горели яркие лампы. Максвелл нырнул под бархатный канат, огораживавший пьедестал, вскарабкался к самому Артефакту и скорчился рядом с ним, нащупывая в кармане аппарат-переводчик. Дурацкая догадка, сказал он себе. Да и никакая это не догадка, а просто нелепая идея, порожденная отчаянием. Он только зря потратит время и поставит себя в глупое положение. Ну, а если это маловероятное предположение даже в какой-то мере и подтвердится, все равно изменить он уже ничего не сможет. Завтра колесник заберет Артефакт и вступит во владение библиотекой хрустальной планеты, а человечество навсегда лишится доступа к знаниям, тщательно и трудолюбиво копившимся пятьдесят миллиардов лет в двух вселенных,- к знаниям, которые должны были бы принадлежать Объединенным университетам Земли и могли бы достаться им, а теперь навеки станут собственностью загадочной культуры, которая, возможно, окажется тем потенциальным галактическим врагом, которого Земля всегда опасалась встретить в космосе. Ему не хватило времени! Еще какой-нибудь день или два - и он воспрепятствовал бы этой сделке, он нашел бы людей, которые его выслушали бы, которые приняли бы меры. Но обстоятельства все время складывались против него, а теперь было уже поздно. Максвелл надел на голову аппарат-переводчик, но очки никак не желали опускаться на место. - Дайте я помогу,- сказала Кэрол, и он почувствовал, как ее ловкие пальцы растягивают ремни, прилаживают застежки. Покосившись вниз, он увидел Сильвестра. Тигренок сидел у самого пьедестала и скалил зубы на Опа. Перехватив взгляд Максвелла, неандерталец сказал: - Эта тигра чует, что я ее естественный враг. В один прекрасный день она соберется с духом и прыгнет на меня. - Не говорите глупостей! - сердито огрызнулась Кэрол.- Он же просто шаловливый котенок. - Это как посмотреть, - отозвался Оп. Максвелл еще раз подергал очки и надвинул их на глаза. И поглядел на Артефакт. В этом слитке черноты было что-то. Линии, очертания... непонятные формы. Артефакт перестал быть просто сгустком непроницаемой тьмы, отражающим любые попытки проникнуть в него извне, ничего не приемлющим и ничего не открывающим, словно он был вещью в себе, инородным телом во вселенной. Максвелл завертел головой, стараясь найти наиболее удобный угол зрения, чтобы разобраться в том, что увидел. Во всяком случае, это не записи... Нет, это что-то совсем другое! Он нащупал винт фокусировки и попробовал изменить настройку, - В чем дело? - спросила Кэрол. - Не понимаю... И в то же мгновение он понял. И увидел. В уголке бруса виднелась лапа, покрытая радужной пленкой... или кожей... или чешуей, с когтями, сверкающими, как алмазы. И эта лапа... шевелилась и дергалась, словно стараясь высвободиться и дотянуться до него. Максвелл вздрогнул, инстинктивно отпрянул и вдруг почувствовал, что падает. Он попытался извернуться так, чтобы не удариться затылком. Его плечо задело бархатный канат, и стойки с грохотом опрокинулись на пол. Однако канат успел спружинить, и Максвелл упал на бок, чуть не сломав ключицу, но зато его голова не коснулась каменного пола. Он рывком сдвинул очки в сторону, чтобы освободить глаза. Артефакт над ним стремительно изменялся. Из сгустка тьмы возникало что-то, свивалось и билось в судорожном стремлении вырваться на свободу. Что-то живое, полное буйной энергии, ослепительно прекрасное. Изящная, вытянутая вперед голова, зубчатый гребень, сбегающий от лба по шее и спине. Могучая грудь, продолговатое туловище с полусложенными крыльями, красиво изогнутые передние лапы с алмазными когтями. Сказочное создание сверкало и переливалось всеми цветами радуги в ярком свете ламп, нацеленных на Артефакт - вернее, на то место, где раньше был Артефакт. И каждая сияющая чешуйка была зеркальцем, отражающим пучки бронзовых, золотых, оранжевых и голубых лучей. Дракон, подумал Максвелл. Дракон, возникший из черноты Артефакта! Дракон, наконец обретший свободу после миллионов лет заключения в сгустке мрака. Дракон! После стольких лет поисков, размышлений, неудач он всетаки увидел живого дракона! И совсем не такого, каким он рисовался его воображению, не прозаическое создание из плоти и чешуи, но великолепнейший символ. Символ дней расцвета хрустальной планеты, а может быть, и всей той вселенной, которая канула в небытие, уступая место новой, нашей Вселенной, - древний, легендарный современник тех странных, необыкновенных рас, захиревшими жалкими потомками которых были гоблины, тролли, феи и баньши. Существо, название которого передавалось от отца к сыну тысячами и тысячами поколений, но которого до этой минуты не видел ни один человек. Возле одной из упавших стоек замер Оп, с ужасом и удивлением глядя вверх - его кривые ноги были полусогнуты, точно он окаменел, готовясь к прыжку, окорокообразные руки свисали по бокам, пальцы были искривлены, как когти. Сильвестр припал к полу, разинув пасть, ощерив клыки. На его лапах под густой шерстью вздулись узлы мышц. Он был готов нападать и защищаться. На плечо Максвелла легла ладонь, и он резко повернулся. - Это дракон? - спросила Кэрол. Ее голос был странен: точно она боялась этого слова, точно лишь с большим трудом заставила себя произнести его. Она глядела не на Максвелла, а вверх - на дракона, который, по-видимому, уже закончил свою трансформацию. Дракон дернул длинным гибким хвостом, и Оп неуклюже припал к полу, увертываясь от удара. Сильвестр яростно зашипел и пополз вперед. - Сильвестр! Не смей! - крикнул Максвелл. Оп поспешно кинулся вперед на четвереньках и ухватил Сильвестра за заднюю лапу. - Да скажите ему что-нибудь! - потребовал Максвелл, поворачиваясь к Кэрол.-Если этот идиот сцепится с ним, произойдет черт знает что! - Сильвестр Опа не тронет, можете не опасаться! - Причем тут Оп? Я говорю о драконе. Если он прыгнет на дракона... Из темноты донесся разъяренный вопль и топот ног. - Что вы тут затеяли? - загремел сторож, выбегая на свет. Дракон повернулся на пьедестале и соскользнул с него навстречу сторожу. - Берегись! - рявкнул. Оп, держа лапу Сильвестра железной хваткой. Дракон двигался осторожной, почти семенящей походкой, вопросительно наклонив голову. Он взмахнул хвостом и смел на пол полдюжины чаш и кувшинов. Раздался оглушительный треск, блестящие черепки брызнули во все стороны. - Эй, прекратите! - крикнул сторож и, по-видимому, только тут заметил дракона. Он взвизгнул и кинулся наутек. Дракон неторопливо затрусил за ним, с любопытством вытягивая шею. Его продвижение по залам музея сопровождалось грохотом и звоном. - Если мы не уберем его отсюда, - заявил Максвелл, - тут скоро не останется ни одного целого экспоната. При таких темпах ему на это потребуется не больше пятнадцати минут. Он сотрет весь музей в порошок. И ради всего святого, Оп, не выпусти Сильвестра. Нам только не хватает боя тигра с драконом! Он поднялся с пола, снял с головы аппарат и сунул его в карман. - Можно открыть двери,- предложила Кэрол, - и выгнать его наружу. Я знаю, как отпираются большие двери. - Оп, а ты умеешь пасти драконов? - осведомился Максвелл. Дракон тем временем добрался до последнего зала и повернул назад. - Оп! - попросила Кэрол.- Помогите мне. Тут нужна сила. - А тигр как же? - Предоставь его мне,- распорядился Максвелл.- Может быть, он возьмет себя в руки. И вообще послушается меня. Приближение дракона было отмечено новыми взрывами треска и грохота, Максвелл застонал. Шарп убьет его за это. И с полным правом: хотя они и друзья, но музей разгромлен, а Артефакт преобразился в буйствующее многотонное чудовище! Максвелл осторожно направился туда, откуда донесся очередной грохот. Сильвестр, припадая к полу, последовал за ним, В темноте Максвелл с трудом различил очертания дракона, плутающего среди стендов. - Хороший, хороший дракончик, умница! - сказал Максвелл.- Легче на поворотах, старина! Это прозвучало довольно глупо и неубедительно. Но как вообще полагается разговаривать с драконами? Сильвестр испустил хриплое рычание. - Хоть ты-то не суйся! - сердито сказал Максвелл.- И без тебя все так скверно, что дальше некуда. А где сейчас сторож, подумал он. Наверное, звонит в полицию, так что гроза может разразиться с минуты на минуту. Позади раздалось поскрипывание открывающихся створок огромной двери. Хоть бы дракон подождал, пока они совсем откроются! Тогда его, возможно, удастся выгнать из музея. Да, но дальше-то что? Максвелл содрогнулся при мысли о том, как гигантское чудовище начнет резвиться на улицах городка и в академических двориках. Может быть, все-таки лучше оставить его взаперти? Он замер в нерешительности, взвешивая минусы запертого дракона по сравнению с минусами дракона на свободе. Музей и так разнесен вдребезги, а потому довершение этого разгрома, пожалуй, все-таки предпочтительнее того, что может натворить дракон в городке. Створки продолжали поскрипывать, расходясь. Дракон, до тех пор передвигавшийся легкой рысцой, вдруг припустился галопом в их сторону, Максвелл стремительно повернулся, вопя: - Двери! Закройте двери! - и еле успел отскочить с пути мчащегося дракона. Створки остались полуоткрытыми, а Кэрол и Оп метнулись в разные стороны, стараясь предоставить как можно больше пустого пространства для надвигающегося на них чудовища, которому явно захотелось погулять. По залам музея прокатился громовый рык, и Сильвестр помчался вдогонку за убегающим драконом. Прижавшись к стене, Кэрол кричала: - Сильвестр, прекрати! Не смей, Сильвестр! Не смей! На бегу дракон нервно хлестал гибким хвостом. Разлетались витрины и столы, волчками крутились статуи. Дракон стремился к свободе, оставляя позади себя хаос и разрушение. Максвелл со стоном бросился за Сильвестром и драконом, хотя сам не понимал, что он, собственно, собирается сделать. Меньше всего ему хотелось хватать дракона за хвост. Дракон достиг дверей и прыгнул - прыгнул высоко в воздух, разворачивая крылья, которые загремели, как паруса под ветром. Максвелл резко остановился в дверях, чуть не потеряв равновесие. На нижней ступеньке крыльца Сильвестр, также с усилием затормозив, теперь тянулся всем телом вверх, негодующе рыча на летящего дракона. Это было ошеломляющее зрелище. Лунный свет играл на поднимающихся и опускающихся крыльях, алыми, золотыми и голубоватыми огнями вспыхивал на тысячах полированных чешуек, и казалось, что в небе дрожит многоцветная радуга. Из дверей выскочили Кэрол с Опом и тоже задрали головы. - Как красиво! - сказала Кэрол. - Да, не правда ли? - отозвался Максвелл. И только тут он полностью осознал смысл случившегося: Артефакта больше не существовало и колесник лишился своей покупки. Но и он уже не мог представить хрустальной планете требуемую цену. Цепь событий, начавшаяся с дублирования его волновой схемы, когда он направлялся в систему Енотовой Шкуры, оборвалась. И если бы не эта летящая в небе радуга, можно было бы считать, что вообще ничего не произошло. Дракон взмывал все выше, описывая расширяющиеся круги, и казался теперь просто многоцветным пятном. - Вот так! - уныло сказал Оп.- Что мы предпримем теперь? - Это я во всем виновата, - пробормотала Кэрол. - Виноватых тут нет,- возразил Оп.-Неумолимый ход событий - и все. - Ну, во всяком случае, мы сорвали Харлоу его продажу! - заметил Максвелл. - Что да, то да, - раздался голос позади них. - Не будет ли ктонибудь так любезен объяснить мне, что здесь происходит? Они обернулись. В дверях музея стоял Харлоу Шарп. В зале теперь горели все лампы, его фигура выделялась в светлом прямоугольнике дверей четким черным силуэтом. - Музей разгромлен, - сказал Шарп, - Артефакт исчез, а тут я вижу вас двоих, как я мог бы предугадать заранее. Мисс Хэмптон, я удивлен. Я никак не ожидал найти вас в таком дурном обществе. Впрочем, этот ваш бешеный кот... - Пожалуйста, не примешивайте сюда Сильвестра! - воскликнула она.- Он тут ни при чем! - Так как же, Пит? - спросил Шарп. Максвелл помотал головой. - Мне трудно объяснить... - Я так и предполагал,- сказал Шарп.-Когда ты разговаривал со мной сегодня вечером, ты уже имел в виду все это? - Нет. Непредвиденная случайность. - Дорогостоящая случайность! - заметил Шарп.- Может быть, тебе будет интересно узнать, что ты затормозил работу Института времени лет на сто, если не больше. Правда, если вы просто унесли Артефакт и где-то его припрятали, это еще можно исправить. В таком случае даю вам, мой друг, ровно пять секунд на то, чтобы вы его мне вернули. Максвелл судорожно глотнул. - Я его не уносил, Харлоу. И к нему даже не прикасался. Я сам не понимаю, что произошло, Он превратился в дракона. - Во что? Во что? - В дракона. Пойми же, Харлоу... - Ага! - воскликнул Шарп. - Ты ведь всегда бредил драконами. И в систему Енотовой Шкуры отправился подыскать себе дракона. И вот теперь ты им обзавелся! Надеюсь, не завалящим каким-нибудь? - Он очень красивый,- сказала Кэрол.-Золотой и сияющий. - Чудесно. Нет, просто замечательно. Мы все можем разбогатеть, таская его по ярмаркам. Организуем цирк и сделаем дракона гвоздем представления. Я уже вижу анонс - большими такими буквами: "ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ ДРАКОН" - Но его же здесь нет,- объяснила Кэрол. - Он взял и улетел. - Оп! А вы почему молчите? - поинтересовался Шарп. - Что с вами приключилось? Обычно вы гораздо разговорчивее. Что произошло? - Я глубоко огорчен,- пробормотал Оп. Шарп отвернулся от неандертальца и посмотрел на Максвелла. - Пит,-. сказал он,- возможно, ты все-таки понимаешь, что ты натворил. Сторож позвонил мне и хотел вызвать полицию. Но я велел ему подождать, пока я сам не посмотрю, что произошло. Правда, ничего подобного я все-таки же ожидал. Артефакт исчез, и, значит, я не могу вручить его покупателю и должен буду вернуть деньги - и какие деньги! - а чуть ли не половина экспонатов разбита вдребезги... - Их разбил дракон, - объяснил Максвелл. - Прежде чем мы успели его выпустить. - Ах, так вы его выпустили? Он не сам удрал, а вы его просто выпустили! - Но он же громил музей. Мы совсем растерялись, ну и... - Пит, скажи мне, только честно. А был ли дракон? - Да, был. Его заключили в Артефакт. Но возможно, что Артефакт - это и был он. Не спрашивай меня, как это было сделано. Скорее всего, с помощью чар... - Ах, чар! - Но чары существуют, Харлоу. Я не знаю принципа их действия. Хотя я много лет занимался их изучением, мне так и не удалось узнать ничего конкретного. - Мне кажется,- сказал Харлоу,- здесь кое-кого не хватает. Еще одной личности, без которой не обходится ни один такой скандал. Оп, скажите, будьте так добры, где Дух, ваш ближайший и дражайший друг? Оп покачал головой. - Разве за ним уследишь? Постоянно куда-нибудь исчезает. - И это еще не все,- продолжал Шарп.-Есть еще одно обстоятельство, которое нам следует прояснить. Пропал Шекспир. Не мог ли бы кто-нибудь из вас пролить свет на это исчезновение? - Он некоторое время был с нами, - сказал Оп.- Мы как раз собрались поужинать, но он вдруг перепугался и удрал. Это случилось в тот момент, когда Дух припомнил, что он - дух Шекспира. Вы же знаете, как он все эти годы мучился оттого, что не знал, чей он дух. Медленно, постепенно Шарп опустился на верхнюю ступеньку и медленно, постепенно обвел их взглядом. - Ничего,- сказал он,- ну, ничего вы не упустили, начав губить Харлоу Шарпа. Вы прекрасно справились со своей задачей. - Мы не собирались вас губить, - возразил Оп.- Мы питаем к вам самые лучшие чувства. Но просто все пошло вкривь и вкось, да так и не остановилось. - Я имею полное право,- сказал Шарп,-подать на вас в суд для взыскания всех убытков музея. Я должен был бы потребовать судебного постановления - и, будьте спокойны, я его добился бы! - и оно обязало бы вас всех работать на Институт времени до скончания ваших дней. Но вы все трое вместе взятые неспособны отработать и миллионной доли того, во что обошлись Институту ваши сегодняшние развлечения. Поэтому мне нет никакого смысла обращаться в суд. Хотя, полагаю, без полиции обойтись будет нельзя. Я обязан поставить ее в известность. Так что, боюсь, вам всем придется ответить на порядочное число вопросов. - Если бы кто-нибудь из вас только согласился меня выслушать! - пожаловался Максвелл.- Я мог бы все объяснить. Только этого я и добивался с момента моего возвращения на Землю - найти кого-то, кто бы меня выслушал. Я ведь пытался объяснить тебе ситуацию, когда мы говорили вечером... - В таком случае, - заявил Шарп, - можешь начать объяснения немедленно. Признаюсь, мне будет любопытно их послушать, Пойдемте в мой служебный кабинет, где нам будет уютнее разговаривать. Это ведь близко - через дорогу. Или это вам неудобно? Возможно, вам еще осталось сделать два-три завершающих штриха, чтобы окончательно разорить Институт времени? - Да нет, пожалуй,- сказал Оп.-Насколько могу судить, мы уже сделали все, что было в наших силах. 2З. В приемной Шарпа им навстречу поднялся инспектор Дрейтон. - Хорошо, что вы, наконец, пришли, доктор Шарп,- сказал он.Произошло нечто... Тут инспектор увидел Максвелла и на мгновение умолк. - А, это вы! - продолжал он после короткой паузы.- Рад вас видеть. Вы-таки заставили меня погоняться за вами! Максвелл скорчил гримасу. - К сожалению, не могу сказать, инспектор, что ваша радость взаимна. Уж если он мог без кого-нибудь спокойно обойтись в настоящую минуту, сказал себе Максвелл, то, конечно, без инспектора Дрейтона. - А кто вы, собственно, такой? - резко спросил Шарп.- По какому праву вы сюда врываетесь? - Я инспектор службы безопасности. Моя фамилия Дрейтон. Позавчера у меня была короткая беседа с профессором Максвеллом касательно его возвращения на Землю, но, боюсь, осталось еще несколько вопросов, которые... - В таком случае,- заявил Шарп,-будьте добры встать в очередь. У меня есть к доктору Максвеллу кое-какое дело, и, боюсь, оно важнее вашего. - Вы меня не поняли,- терпеливо оказал Дрейтон.- Я пришел сюда не для разговора с вашим другом. Его появление с вами - всего лишь приятный сюрприз. А ваша помощь нужна мне в связи с совсем другим делом, возникшим довольно неожиданно. Видите ли, я узнал, что профессор Максвелл был в числе гостей на последнем приеме мисс Клейтон, а потому я отправился к ней... - Ничего не понимаю! - перебил Шарп.-Ну, при чем тут Нэнси Клейтон? - Право, не знаю, Харлоу,- сказала Нэнси Клейтон, выходя из его кабинета.- Я всегда стараюсь избегать историй. Я просто люблю, когда у меня бывают мои друзья, и, по-моему, в этом нет ничего плохого! - Нэнси, пожалуйста, погоди! - взмолился Шарп.- Объясни сначала, что, собственно, происходит. Зачем ты пришла сюда? И зачем пришел инспектор Дрейтон? И... - Из-за Ламберта,- сказала Нэнси. - Из-за художника, который написал эту твою картину? - У меня их три! - с гордостью сообщила Нэнси. - Но Ламберт умер пятьсот с лишним лет назад! - Я и сама так думала,- ответила Нэнси. - Но сегодня вечером он пришел ко мне. Говорит, что заблудился. Из кабинета, вежливо отодвинув Нэнси в сторону, вышел мужчина - высокий, крепкий, белобрысый, с лицом, изборожденным глубокими морщинами. - Господа! - сказал он. - Кажется, речь идет обо мне? В таком случае не разрешите ли вы и мне принять участие в вашей беседе? Его произношение производило странное впечатление, но он улыбнулся им всем такой веселой и добродушной улыбкой, что они почувствовали к нему невольную симпатию. - Вы - Альберт Ламберт? - спросил Максвелл. - Не кто иной,- ответил Ламберт.-Надеюсь, я вам не помешал? Но со мной приключилась большая неприятность. - Только с вами одним? - осведомился Шарп. - Право, не могу сказать,- сказал Ламберт. - Вероятно, неприятности приключаются со множеством людей. Однако для каждого в подобном случае вопрос ставится просто - как найти выход из положения? - Почтеннейший! - воскликнул Шарп. - Вот над этим-то я и ломаю голову, совсем как вы. - Разве ты не понимаешь, что Ламберт его уже нашел? - спросил Максвелл у Шарпа.-Он явился именно туда, где ему могут помочь. - На вашем месте, молодой человек,-вмешался Дрейтон,- я держался бы потише. В тот раз вы меня провели, но теперь вам от меня так просто не отделаться. Сначала вы ответите на некоторые вопросы. - Инспектор,- попросил Шарп,- ну, пожалуйста, не вмешивайтесь. И без вас голова идет кругом. Артефакт исчез, музей разгромлен, Шекспир пропал. - Но мне-то,- вразумительно сказал Ламберт, - мне-то нужно всего лишь одно: вернуться домой. В мой две тысячи двадцать третий год. - Погодите минутку,- потребовал Шарп.- Вы лезете без очереди. Я не... - Харлоу,- перебил Максвелл,- я же тебе уже объяснял. Не далее, как сегодня вечером. Я еще спросил тебя про Симонсона. Не мог же ты забыть! - Симонсон? А, да! - Шарп посмотрел на Ламберта.- Вы - тот художник, который нарисовал картину с Артефактом? - С каким Артефактом? - Большим черным камнем на вершине холма. Ламберт покачал головой. - Нет, я ее не писал. Но наверное, еще напишу. Вернее, не могу не написать. Мисс Клейтон показала ее мне, и кисть, несомненно, моя. И хотя не мне бы это говорить, но вещь получилась недурная. - Значит, вы действительно видели Артефакт в юрском периоде? - Когда-когда? - Двести миллионов лет назад. - Так давно? - удивился Ламберт. - Впрочем, я так и полагал. Там ведь были динозавры. - Но как же вы не знали? Ведь вы путешествовали во времени. - Беда в том,- объяснил Ламберт,- что настройка времени закапризничала. Я больше не способен попадать в то время, в которое хочу. Шарп вскинул руки и сжал ладонями виски. Потом отнял руки от головы и проговорил: - Давайте по порядку. Не торопясь. Сначала одно, потом другое, пока во всем не разберемся. - Я ведь объяснил вам,- сказал Ламберт,- что хочу одного, самого простого. Я хочу вернуться домой. - А где ваша машина времени? - спросил Шарп. - Где вы ее оставили? Мы могли бы ее наладить. - Я ее нигде не оставлял. Я вообще не могу ее оставить. Она всегда со мной. Она у меня в голове. - В голове?! - взвыл Шарп.- Машина времени в голове? Но это же невозможно! Максвелл посмотрел на Шарпа и ухмыльнулся. - Когда мы разговаривали про это сегодня вечером,- сказал он,- ты упомянул, что Симонсон не публиковал никаких сведений о своей машине времени. И вот теперь выясняется... - Да, я тебе это сказал,- согласился Шарп. - Но кто в здравом уме и твердой памяти мог бы заподозрить, что машина времени вживляется в мозг объекта опыта? Это какой-то новый принцип. Мы прошли мимо него.Он повернулся к Ламберту.- Вы не знаете, как она действует? - Не имею ни малейшего представления,- ответил тот.- Мне известно только, что с тех пор, как эту штучку засунули мне в череп - весьма сложная была операция, могу вас заверить! - я получил способность путешествовать во времени. Мне нужно было просто подумать о том, куда я хочу попасть, используя определенные несложные координаты, и я оказывался там. Но что-то разладилось. Что бы я ни думал, меня бросает вперед и назад, точно бильбоке, из эпохи в эпоху, причем совсем не в те, в которые я хотел бы попасть. - А ведь в этом есть свои преимущества,- задумчиво произнес Шарп, ни к кому не обращаясь. Возможность независимых действий и малый объем аппарата... несравненно меньший, чем тот, которым пользуемся мы. Иначе ведь нельзя было бы вживить его в мозг и... Ламберт, а что вам все-таки про него известно? - Я же вам уже сказал: ничего. Меня совершенно не интересовало, как он работает. Просто Симонсон - мой друг, и... - Но почему вы очутились здесь? Именно здесь? В данном месте и в данное время? - Чистейшая случайность. Но, попав сюда, я решил, что этот городок выглядит куда цивилизованнее, чем многие из тех мест, куда меня заносило, и начал наводить справки, чтобы сориентироваться. Повидимому, я еще никогда не забирался так далеко в будущее, поскольку почти сразу узнал, что вы тут уже начали путешествовать во времени и у вас есть Институт времени. Потом я прослышал про свою картину у мисс Клейтон и рассудил, что в этом случае она может отнестись ко мне благожелательно, а потому отправился к ней в надежде, что она поможет мне связаться с теми, кто мог бы оказать мне большую любезность, отправив меня домой. А пока я беседовал с ней, пришел инспектор Дрейтон... - Мистер Ламберт! - сказала Нэнси. - Прежде чем вы будете продолжать, я хотела бы задать вам вопрос. Почему вы, когда вы были в юрской... в юрском... ну, там, где, как сказал Харлоу, вы были и написали эту свою картину... - Вы забыли,- прервал ее Ламберт,-что я еще ничего не написал. Правда, у меня есть эскизы, и я надеюсь... - Ну, хорошо. Так почему, когда вы начнете ее писать, вы не введете в нее динозавров? На ней динозавров нет, а вы только что сказали, что поняли, в какую древнюю эпоху попали, когда увидели там динозавров. - Я не написал динозавров по самой простой причине,- ответил Ламберт.- Там не было динозавров. - Но вы же сами сказали... - Поймите,- начал терпеливо объяснять художник,- я пишу только то, что вижу. И никогда ничего не опускаю. Я никогда ничего не опускаю. А динозавров там не было, потому что другие создания, которые есть на картине, их разогнали. И я не написал ни динозавров, ни прочих. - Прочих? - переспросил Максвелл.- О чем вы говорите? Что это были за прочие? - Ну, те, на колесах,- ответил Ламберт. Он умолк и обвел взглядом их ошеломленные лица. - Я сказал какую-то неловкость? - Нет-нет, что вы! - успокоила его Кэрол. - Продолжайте, мистер Ламберт. Расскажите нам про этих... на колесах. - Вы, наверное, мне не поверите,-сказал Ламберт.- И я не могу вам объяснить, что они были такое. Может быть, рабы. Рабочий скот. Носильщики. Сервы. По-видимому, они были не машинами, а живыми существами, но они передвигались не с помощью ног, а с помощью колес и представляли собой что-то вроде гнезда насекомых. Ну, как пчелиный рой или муравейник. Общественные насекомые, по-видимому. Разумеется, я не жду, чтобы вы мне поверили, но даю вам честное слово... Откуда-то издали донесся глухой нарастающий рокот, словно от быстро катящихся колес. Они замерли, прислушиваясь, и поняли, что колеса катятся по коридору. Рокот все приближался, становясь громче и громче. Внезапно он раздался у самой двери, затих на повороте, и на дороге кабинета возник колесник. - Вот один из них! - взвизгнул Ламберт.- Что он тут делает? - Мистер Мармадьюк,- сказал Максвелл,- я рад снова увидеться с вами. - Нет,- сказал колесник.- Не мистер Мармадьюк. Так называемого мистера Мармадьюка вы больше не увидите. Он в большой немилости. Он совершил непростительную ошибку. Сильвестр двинулся было вперед, но Оп быстро протянул руку, ухватил его за загривок и не выпустил, как ни старался тигренок вывернуться. - Гуманоид, известный под именем Харлоу Шарп, заключил условие о продаже. Кто из вас Харлоу Шарп? - Это я,- сказал Шара. - В таком случае, сэр, я должен спросить вас, как вы думаете выполнить указанное условие? - Я ничего не могу сделать,- ответил Шарп. - Артефакт исчез и не может быть вам вручен. Ваши деньги, разумеется, будут вам немедленно возвращены. - Этого, мистер Шарп, окажется недостаточно, - сказал колесник. - Далеко, далеко недостаточно. Мы возбудим против вас преследование по закону. Мы пустим против вас в ход все, чем мы располагаем. Мы сделаем все, чтобы ввергнуть вас в разорение и... - Ах ты, самоходная тачка! - вдруг взорвался Шарп.- На какой это закон вы думаете ссылаться? Галактический закон неприложим к таким тварям! И если вы воображаете, что можете являться сюда и угрожать мне... В проеме двери из ничего возник Дух. - Явился, наконец! - взревел Оп сердито.- Где тебя носило всю ночь? Куда ты девал Шекспира? - Бард в безопасном месте,- ответил Дух,- но у меня другие известия.- Рукав его одеяния взметнулся, указывая на колесника.-Его сородичи ворвались в заповедник гоблинов и ловят дракона! Так, значит, они с самого начала охотились именно за драконом, несколько нелогично подумал Максвелл. Значит, колесники всегда знали, что в Артефакте скрыт дракон? И сам себе ответил - да, конечно, знали! Ведь это они сами или их предки жили на Земле в юрский период. В юрский период - на Земле? А в какие времена на разных других планетах? Ламберт назвал их сервами, носильщиками, рабочим скотом. Были ли они биологическими роботами, которых создали эти древние существа? А может быть, одомашненными животными, приспособленными с помощью генетической обработки к выполнению определенных функций? И вот теперь эти бывшие рабы, создав собственную империю, пробуют завладеть тем, что с некоторым правом могут считать своим. Потому что больше нигде во всем мире, исключая разрозненные, вымирающие остатки былых поселений, не осталось иных следов гигантского замысла освоить новую юную вселенную, о котором мечтала хрустальная планета. И может быть, может быть, подумал Максвелл, это наследие и должно принадлежать им. Ибо осуществление этого замысла опиралось на их труд. И не пытался ли умирающий баньши, томимый сознанием давней вины, не пытался ли он искупить прошлое, когда обманул хрустальную планету, чтобы помочь этим бывшим рабам? Или он полагал, что лучше отдать это наследие не чужакам, а существам, которые сыграли свою роль - пусть небольшую, пусть чисто служебную - в подготовке к осуществлению великого замысла, который так и не удалось привести в исполнение? - То есть пока вы стоите здесь и угрожаете мне,- говорил Шарп колеснику,-ваши бандиты... - Уж они ничего не упустят,- вставил Оп. - Дракон,- сказал Дух,- отправился в единственное родное и близкое место, какое ему удалось отыскать на этой планете. Он полетел туда, где живет маленький народец, в надежде увидеть вновь своих сородичей, парящих в лунном свете над речной долиной. И тут на него с воздуха напали колесники, пытаясь прижать его к земле, чтобы там схватить. Дракон доблестно отбивает их атаки, но... - Колесники не умеют летать,- перебил его Шарп.- И вы сказали, что их там много. Этого не может быть. Мистер Мармадьюк был единственным... - Возможно, и. считается, что они не могут летать,- возразил Дух.Но вот летают же! А почему их много, я не знаю. Может быть, они все время были здесь и прятались, а может быть, пополнение к ним прибывает с передаточных станций. - Ну, этому мы можем положить конец! - воскликнул Максвелл.Надо поставить в известность транспортников, и... Шарп покачал головой. - Нет. Транспортная система не принадлежит Земле. Это межгалактическая организация. Мы не имеем права вмешиваться... - Мистер Мармадьюк,- сказал инспектор Дрейтон самым официальным своим тоном,- или как бы вы там себя ни называли, судя по всему, я должен вас арестовать. - Прекратите словоизлияния! - воскликнул Дух.- Маленькому народцу нужна помощь. Максвелл схватил стул. - Довольно дурачиться! - сказал он и, занеся стул над головой, обратился к колеснику.- Ну-ка, выкладывайте все начистоту, иначе я вас в лепешку расшибу! Внезапно из груди колесника высунулись наконечники сопел и раздалось пронзительное шипение. В лицо людям ударила невыносимая вонь, смрад, который бил по желудку, как тяжелый кулак, вызывая мучительную тошноту. Максвелл почувствовал, что падает на пол - тело перестало ему повиноваться и словно связалось в узлы, парализованное зловонием, которое выбрасывал колесник. Он схватил себя за горло, задыхаясь, жадно глотая воздух, но воздуха не было, был только густой удушливый смрад. Над его головой раздался ужасающий визг, и, перекатившись на бок, он увидел Сильвестра - вцепившись передними лапами в ве