В том же самом году, когда люди впервые ступили на Марс, с  луны  был
запущен  искусственный  спутник  к  Плутону.  Пять  лет  спустя  поступили
фотоснимки поверхности планеты,  сделанные  с  орбиты.  Качество  их  было
невысоким, однако даже то, что удалось различить,  вызвало  бурю:  прежние
теории рассеялись в прах, возникло множество вопросов, ответов на  которые
и не предвиделось. Судя по фотографиям, поверхность Плутона была абсолютно
ровной, если не считать того, что  в  некоторых  местах,  вдоль  экватора,
просматривались какие-то точки, расположенные на равном удалении  друг  от
друга. Они присутствовали на всех снимках, так что  от  версии  помех  при
передаче информации со спутника  на  Землю  пришлось  отказаться.  Помехи,
разумеется, были, но точки никуда не исчезли и после их устранения.  Тогда
специалисты пришли к выводу, что это либо  детали  ландшафта,  либо  тени,
отбрасываемые  упомянутыми  деталями;  впрочем,  учитывая  расстояние,  на
котором находится Плутон от Солнца, о каких тенях может идти речь?  Прочие
сведения были не менее обескураживающими. Планета  оказалась  меньше,  чем
предполагалось, ее диаметр составил на деле около тысячи миль, а плотность
равнялась 3,5 грамма на кубический сантиметр вместо полученной ранее путем
теоретических выкладок неправдоподобной цифры 60 граммов.
     Отсюда следовало несколько вещей. Выходило,  что  где-то  в  глубинах
космоса, на удалении от Солнца более чем в семь миллиардов миль,  движется
по своей орбите десятая планета Солнечной системы, - ведь размеры и  масса
Плутона никак не объясняли эксцентричность орбит Урана и Нептуна.  Расчеты
массы  Плутона,  как  оказалось,  ошибочные,   базировались   на   анализе
вышеназванной эксцентричности;  теперь  стало  ясно,  что  необходим  иной
критерий.
     Кроме того, Плутон представлял собой настоящую диковинку:  планета  с
гладкой  поверхностью,  плоскость  которой   не   нарушалась   ничем,   за
исключением протянувшейся по экватору вереницы точек. Эту гладкость  ни  в
коем случае нельзя  было  приписать  воздействию  лишенной  турбулентности
атмосферы, ибо Плутон был слишком мал и холоден, чтобы иметь какую  бы  то
ни было атмосферу вообще. Ряд ученых выдвинули гипотезу о том, что планета
закована   в   ледяной   панцирь,   возникший   из    остатков    древней,
просуществовавшей единый миг атмосферы, однако в силу различных причин, от
этой гипотезы также вынуждены были отказаться. Кое-кто высказывал мысль  о
металле; но тогда становилась непонятной малая плотность Плутона.
     Земляне утешали себя тем, что еще через пять лет спутник возвратится,
причем с оригинальными  материалами,  в  том  числе  фотографическими,  и,
возможно, многое из  того,  что  ныне  кажется  невразумительным,  получит
логическое объяснение. Тем временем поступила новая партия снимков, пользы
от которых было чуть,  поскольку  качество  по-прежнему  оставляло  желать
лучшего. Затем произошло автоматическое отделение отработанной ступени,  и
спутник  устремился  обратно,  сообщая  звуковыми  сигналами   окружающему
пространству,  что   мчится   домой.   Однако   вскоре   случилось   нечто
непредвиденное: сигналы смолкли. Поначалу лунная база терпеливо ожидала их
возобновления, ибо вполне могло оказаться, что молчание  спутника  вызвано
какой-то  мелкой  неисправностью,  которая  быстро  будет  устранена,   но
ожидание затягивалось, и, в  конце  концов,  специалисты,  скрепя  сердце,
признали, что спутник сгинул без следа на расстоянии около трех миллиардов
миль от Солнца.
     Посылать к Плутону другой не имело смысла, поскольку прежде следовало
добиться значительных улучшений в технике фотосъемки, именно значительных,
потому что иначе средства и усилия вновь были бы пущены на ветер.
     Вторая и третья марсианские экспедиции благополучно достигли  цели  и
вернулись на Землю. Среди сделанных ими открытий важнейшим  было  то,  что
они обнаружили на Марсе следы обитания примитивных существ,  в  результате
чего удалось раз и навсегда  покончить  со  стародавним  убеждением:  мол,
жизнь - отклонение от нормы и присутствует только на Земле.  Перед  фактом
наличия жизни на двух планетах  одной  и  то  же  системы  вынуждены  были
сложить оружие даже закоренелые скептики. Четвертая экспедиция  высадилась
на Марсе - и  погибла,  и  на  красной  планете  появилось  первое  земное
кладбище. Пятая экспедиция отправилась в путь  задолго  до  того,  как  на
Земле завершилось отдавание почестей погибшим.
     Теперь, с обнаружением следов жизни на другой  планете,  когда  стало
ясно, что ее поверхность покрывали моря и реки, что мы  не  одиноки  -  не
были одиноки - во Вселенной, снова  пробудился  интерес  общественности  к
космическим полетам. Ученые,  вспомнив  о  загадке  сгинувшего  в  черноте
пространства спутника - по правде сказать, они вовсе не  забывали  о  нем,
однако обстоятельства заставляли  заниматься  иными  делами,  -  принялись
планировать  экспедицию  на  Плутом,  исходя  из  того,   что   аппаратура
по-прежнему несовершенна, значит,  придется  положиться  на  свидетельства
людей.
     Меня включили в состав экспедиции  в  качестве  геолога,  хотя  зачем
геолог на Плутоне, мне было ни капельки не понятно. Всего нас  было  трое,
несмотря на то, что, по мнению психологов, тройка - самое неудачное число.
Двое объединяются против одного или игнорируют его, и потом, в  коллективе
не прекращается борьба за то, кто окажется в большинстве; ведь кому  охота
оставаться предоставленным лишь своему собственному обществу? Однако  наши
отношения сложились иначе, мы неплохо уживались друг с другом, пускай даже
среди нас и возникали  порой  известные  разногласия.  Срок  в  пять  лет,
которые понадобились спутнику, чтобы достичь Плутона, для  нас  сократился
более чем наполовину, не только за счет увеличенной  мощности  двигателей,
но и по той причине, что пилотируемый корабль способен  развить  скорость,
намного превышающую пределы безопасности спутниковой. Впрочем, и два  года
с хвостиком - весьма продолжительный период времени для тех, кто  заключен
в корпус ракеты, мчащейся сквозь пустоту. Возможно, было бы полегче, когда
бы в пространстве существовали ориентиры, по которым человек мог бы судить
о продвижении звездолета к  месту  назначения,  а  так  у  меня,  например
постоянно создавалось впечатление, что мы просто-напросто висим в пустоте.
     Итак, нас было трое. Меня зовут Говард Лант;  моими  товарищами  были
химик Орсон Гейтс и инженер Тайлер Хэмптон. Да, мы неплохо уживались  друг
с  другом,  организовывали  шахматные  турниры  -  втроем-то!  -   которые
проходили на должном уровне, чин чином, поскольку никто  из  нас  не  умел
играть. Думаю, в противном случае мы бы рано  или  поздно  перепугались  и
перессорились Кроме того, мы  сочиняли  похабные  песенки  и,  чрезвычайно
довольные собой, распевали их во весь голос, притом что все  были  начисто
лишены слуха. В общем, какой ерундой мы только ни занимались! Правда,  нам
полагалось  проводить  достаточно   серьезные   научные   эксперименты   и
наблюдения, но главной своей задачей мы сличали сохранение здравомыслия.
     Когда корабль приблизился к Плутону, настало время  перестать  валять
дурака. Мы отрывались от телескопа лишь затем, чтобы  обсудить  увиденное.
Откровенно говоря, особо обсуждать  было  нечего.  Планета  сильнее  всего
напоминала бильярдный шар. Ни тебе гор, ни долин, ни кратеров -  абсолютно
ровная поверхность. Точки? Ну разумеется, куда бы они делись? Мы насчитали
в экваториальном поясе целых семь  групп.  При  внимательном  рассмотрении
выяснилось, что на самом деле это какие-то сооружения. Звездолет  совершил
посадку неподалеку от одной из таких групп, причем  посадка  оказалась  не
столь мягкой, как мы рассчитывали.  Поверхность  планеты  была  необычайно
твердой; тем не менее мы сели,  да  так  аккуратно,  что  не  поломали  ни
единого строеньица.
     Меня  часто  просили  и  просят  описать  Плутон.  Признаюсь   сразу:
подобрать нужные слова неимоверно сложно. Да, поверхность гладкая; да, там
всегда темно, даже в светлое время суток. Солнце выглядит с Плутона этакой
крохотной звездочкой, немногим ярче остальных, потому солнечный свет  сюда
не доходит и, естественно не слепит глаза. Планета лишена воздуха и  воды,
на ней царит жуткий холод. Однако холод, с человеческой точки зрения, вещь
относительная. Как только температура опускается до ста градусов Кельвина,
человеку уже все равно, будет ли она понижаться дальше,  особенно  -  если
человек в скафандре с системой жизнеобеспечения. Без такого  скафандра  из
Плутоне можно протянуть от силы несколько секунд. Вас погубит либо  холод,
либо внутреннее давление, - какая разница? Или замерзнуть приятнее, нежели
разлететься перед тем на кусочки?
     В общем, на Плутоне темно и холодно, воздуха нет, поверхность планеты
изумительно ровная. Но это  лишь  внешние  признаки.  Стоит  взглянуть  на
Солнце, как понимаешь, в какую даль ты забрался, на самый  край  Солнечной
системы, за которым - неизведанная бездна. Впрочем,  не  совсем  так,  ибо
существует еще десятая планета пускай в теории, но существует; и потом, не
нужно забывать о миллионах комет, которые тоже принадлежат  системе,  хотя
настолько далеки, что вспоминают о них крайне редко. Потому можно  уверить
себя: дескать, какой же это край, если  за  ним  кометы  и  гипотетическая
десятая планета? Но рационализация, как правило,  не  выдерживает  поверки
практикой: доводы рассудка  опровергаются  тем,  что  твердят  вам  органы
чувств. На протяжении сотен  лет  Плутон  являлся  чем-то  вроде  форпоста
системы; и вот, господи Боже, вы стоите на Плутоне,  невообразимом  далеке
от дома, и ощущаете громадность расстояния от Земли на собственной  шкуре.
Вы словно затерялись в пространстве или очутились в  темном  закоулке,  из
которого ну никак не выбраться на залитые светом широкие улицы.
     Вы чувствуете не тоску по дому, нет, вам чудится, будто  дома  у  вас
никогда и не было, будто  внезапно  разорвались  все  и  всяческие  связи.
Разумеется, постепенно свыкаешься со своей  участью  -  по  крайней  мере,
пытаешься свыкнуться, а получается ли - другой вопрос.
     Мы вышли из корабля и ступили на  поверхность  Плутона.  Первое,  что
удивило нас - близость горизонта; на Луне  он  гораздо  дальше.  Мы  сразу
ощутили, что находимся на маленькой планете. Горизонт бросился нам в глаза
даже раньше тех сооружений, что представлялись на фотографиях со  спутника
черными точками, тех, которые мы и прилетели исследовать.  Да,  сооружения
или  конструкции;  слово  здания  к  ним   явно   не   подходило.   Здания
подразумевают замкнутое пространство, а здесь этого  не  было.  Сооружения
напоминали недостроенные купола: переплетение балок  и  опор,  соединенных
скобами  и  распорками.  Впечатление  было  такое,  будто  кто-то   взялся
возводить их и не довел дело до  конца.  Всего  конструкций  насчитывалось
три, причем одна значительно превосходила размерами две другие.  Возможно,
я  несколько  упростил  картину:  помимо  балок  и   прочего,   сооружения
изобиловали  деталями,  которые,  на  наш   взгляд,   не   несли   никакой
сколько-нибудь полезной нагрузки.
     Мы постарались понять, что тут к чему. Для  чего,  к  примеру,  нужны
канавки, испещряющие поверхность планеты внутри сооружений? Канавки  имели
закругленные края и лично мне  показались  следами  наподобие  тех,  какие
оставляет в мороженом  лопаточка  продавца.  Правда,  какова  должна  быть
лопаточка, если след от нее - около шести футов в поперечнике и  три  фута
глубиной?
     Именно  тогда  Тайлер  как  будто  начал  что-то  соображать.  Тайлер
инженер, а потому мог бы разобраться во  всем  -  как,  впрочем,  и  мы  с
Орсоном, - едва очутившись на планете, но первый час вне стен корабля  был
для нас сущей мукой. Конечно, мы учились обращаться со  скафандрами  и  не
раз тренировались в них, однако сила тяжести на Плутоне оказалась еще ниже
той, к которой вас готовили, так что какое-то время нам пришлось потратить
на привыкание к ней. Кстати говоря, мы выяснили, высадившись  на  Плутоне,
что все теоретические выкладки земных ученых никуда не годятся.
     - Эта поверхность, - проговорил Тайлер, обращаясь ко  мне.  -  С  ней
что-то не то.
     - Мы же знали, что она гладкая, - возразил  Орсон.  -  Фотографии  не
обманули.
     - Настолько гладкая? - спросил  Тайлер.  -  Настолько  ровная?  -  Он
повернулся ко мне. - Что скажет геолог?
     - По-моему, в естественных условиях такое невозможно, - ответил я.  -
Любое возмущение недр приводит к изменению поверхности. Эрозии тут взяться
неоткуда... Что же могло выровнять ее? Метеоритные дожди? Но вряд  ли  они
здесь падают, да и потом, метеориты, наоборот, взрыхляют поверхность, а не
сглаживают ее.
     Тайлер неуклюже опустился на колени и провел по поверхности  рукой  в
перчатке. Даже в тусклом свете звезд можно было различить, что под  ногами
у нас тонкий слой пыли.
     - Посвети-ка сюда, - попросил Тайлер.
     Орсон послушно навел  фонарь.  То  место,  которое  слегка  расчистил
Тайлер, выделялось темным пятном на сером фоне.
     - Космическая пыль, - заключил Тайлер.
     - По идее, ее тут должно быть всего ничего, - сказал Орсон.
     - Верно, - отозвался Тайлер, - но за четыре миллиарда лет  или  около
того накопилось, как видишь, достаточно. Это ведь не результат эрозии?
     - Какая там эрозия, - хмыкнул я. -  Мне  кажется,  Плутон  -  мертвая
планета. Предположим, что у него была когда-то атмосфера:  она  испарилась
из-за малой гравитации. Ни атмосферы, ни воды; что  касается  аккумуляции,
сомневаюсь, что она вообще наличествовала - молекулы, похоже, здесь  долго
не задерживаются.
     - А космическая пыль?
     - Вот  она  могла  задержаться.  Возможно,  мы  столкнулись  с  некой
разновидностью электростатического притяжения.
     Тайлер вновь принялся смахивать пыль с поверхности.
     - У нас есть бур? - справился он. - Ну, для забора образцов?
     - Сейчас достану, - сказал  Орсон,  извлек  бур  из  своего  ранца  и
передал его Тайлеру. Тот установил его и нажал на кнопку. Ясно  видимый  в
луче света, бур начал вращаться. Тайлер надавил сильнее.
     - Крепкая, зараза, - буркнул он.
     Бур вонзился в поверхность планеты. Дело  шло  туго.  Наконец  Тайлер
отступился. Отверстие, проделанное буром, было весьма неглубоким, а  кучка
стружек - просто крохотной. Тайлер выключил двигатель.
     - Хватит для анализа? - спросил он.
     - Надеюсь, что да. - Орсон забрал у Тайлера бур и вручил  ему  взамен
мешочек для образцов, куда Тайлер и ссыпал стружки.
     - Теперь мы узнаем, - проговорил он, - узнаем наверняка.
     Часа два спустя мы и впрямь узнали.
     - Ну и ну, - сказал Орсон, - не могу поверить.
     - Металл? - поинтересовался Тайлер.
     - Конечно, но не тот, который ты, вероятно, имеешь в виду. Сталь.
     - Сталь? - выдохнул я. - Но этого не может быть! Сталь не встречается
в природе в чистом виде. Ее изготавливают!
     - Железо, - пустился перечислять Орсон, - никель  молибден,  ванадий,
хром. В итоге получается сталь. Я знаю о ней не столько, сколько  хотелось
бы, но сомневаться не приходится. Отличная сталь - крепкая, нержавеющая.
     - Может, мы бурили опорную платформу? - предположил я. -  Может,  они
все стоят на таких вот подушках?
     - Пошли проверим, - сказал Тайлер.
     Мы открыли транспортный  отсек  корабля,  сбежали  по  трапу  вниз  и
забрались  в  кабину  вездехода,  а  перед  тем,  как  уехать,   отключили
телекамеру. Лунная база видела вполне  достаточно;  если  хотят  большего,
пусть попросят. Мы сообщали  туда  обо  всем  -  за  исключением  стальной
поверхности.  Тут  мы  были  единодушны:  пока  не   разберемся,   следует
помалкивать. Тем более, что ответа все равно скоро не дождешься, поскольку
сигнал с Земли до Плутона идет шестьдесят часов.
     Мы отъехали от корабля миль на десять, раз за  разом  останавливаясь,
чтобы взять образцы, а затем вернулись обратно по собственным  следам.  Мы
выяснили то, что стремились узнать, но торжества  по  этому  поводу  никто
сдается мне, не испытывал. Везде и всюду нам попадалась одна только сталь.
     Потребовалось некоторое  время,  чтобы  переварить  открытие.  Потом,
посовещавшись, мы пришли к выводу что Плутом - не планета, а металлический
шар размером с небольшую планету. Правда, небольшой-то небольшой  но  тем,
кто его создал, пришлось  изрядно  потрудиться.  А  кто  его  создал?  Вот
вопрос, который незамедлительно встал перед нами. Кто и с какой  целью?  А
если неведомые строители достигли своей цели - если достигли,  почему  они
бросили Плутон на краю Солнечной системы?
     - Так или иначе, они не из нашей системы, - заявил  Тайлер.  -  Здесь
нет никого кроме нас. Марсианская жизнь не в счет: она не  поднялась  выше
примитивных форм. На Венере слишком  жарко,  Меркурий  чересчур  близко  к
Солнцу. Крупные планеты? Может быть, хотя вряд ли. Нет, тут замешан кто-то
со стороны.
     - Как насчет пятой планеты? - справился Орсон.
     - Ее, скорее всего, не существовало, - ответил я. Материал имелся, но
планета, похоже, так и не образовалась. По всем законам небесной  механики
она должна была помещаться между Марсом и Юпитером, но не поместилась.
     - Значит, тогда десятая, - гнул свое Орсон.
     - Которая есть только на бумаге, - заметил Тайлер.
     - Да, ты прав, - согласился Орсон. - К тому же, по выкладкам, на  ней
не те условия, чтобы  развивалась  жизнь  как  таковая,  не  говоря  уж  о
разумной.
     - Остаются пришельцы, - подытожил Тайлер.
     - Которые заглянули к нам в незапамятные времена, - прибавил Орсон.
     - С чего ты взял?
     - Пыль. Во Вселенной не так уж много пыли.
     - И никто не знает, что она такое, если не  считать  теории  грязного
льда...
     - Я понимаю, к чему ты клонишь. Но почему обязательно лед? Не графит,
не что-либо другое...
     - Ты хочешь сказать, тот серый порошок...
     - Может быть, может быть. Как по-твоему, Говард?
     - Не уверен, - отозвался я. - Мне известно лишь одно: эрозией  тут  и
не пахнет.
     Перед сном мы попробовали составить отчет для лунной базы, однако  он
получился столь путаным и неправдоподобным,  что  мы  решили  повременить.
Утром, перекусив,  мы  влезли  в  свои  скафандры  и  отправились  изучать
загадочные сооружения. Их назначение  по-прежнему  оставалось  непонятным,
равно как и  назначение  тех  штучек-дрючек,  что  крепились  к  балкам  и
распоркам, а также канавок с закругленными краями.
     - Приделать к ним ножки, - заметил Орсон, - вышли бы стулья.
     - Не слишком удобные, - буркнул Тайлер.
     - А если чуть наклонить? - не сдавался Орсон.
     Впрочем, наклон ничего не менял. Интересно, что навело его на мысль о
стульях? Лично я не видел ни малейшего сходства.
     Мы бродили вокруг да около, осматривали сооружения дюйм за дюймом, не
переставая спрашивать себя, не пропустили ли мы чего-то важного.  Судя  по
всему, пропускать было просто нечего.
     А потом... Смех,  да  и  только!  Понятия  не  имею,  почему  мы  так
поступили - наверное, с отчаяния. Мы все трое опустились на четвереньки  и
принялись разгребать пыль. Трудно сказать, что мы рассчитывали найти. Дело
продвигалось медленно, пыль прилипала к перчаткам и оседала на скафандрах.
     - Надо было захватить с собой метлы, - сострил Орсон.
     Метел у нас, к сожалению, не было.  Какому  здравомыслящему  человеку
могло прийти в голову, что нам захочется подмести планету?
     Наконец нам  надоело  возиться  в  пыли,  мы  встали,  отряхнулись  и
вопросительно переглянулись, и вдруг Тайлер громко вскрикнул и указал себе
под ноги. Наклонившись мы увидели на том месте, где отпечатались следы его
башмаков, три крошечных отверстия, примерно трех дюймов глубиной  и  около
дюйма в диаметре; они располагались рядом друг  с  другом  и  образовывали
треугольник. Тайлер вновь  опустился  на  четвереньки  и  осветил  фонарем
поочередно каждое из отверстий, а потом поднялся.
     - Не знаю, - проговорил он. - Похоже на замок.  Внизу,  на  донышках,
видны пазы. Что случится, если мы...
     - Плутон взорвется ко всем чертям, - хмыкнул Орсон, - причем вместе с
нами.
     - Не думаю, - возразил  Тайлер,  -  не  думаю.  С  какой  стати  было
оставлять здесь мину? В расчете на кого?
     - Откуда нам знать? - пробормотал я. - Мы же не сталкивались с  теми,
кто все это построил.
     Тайлер вместо ответа принялся расчищать поверхность, подсвечивая себе
фонарем. Не желая бездельничать, мы стали помогать ему. На сей  раз  удача
улыбнулась Орсону: он обнаружил трещину толщиной с волос. Чтобы  различить
ее, требовалось едва ли не уткнуться носом в поверхность.  Находка  Орсона
подогрела наш энтузиазм. Вскоре выяснилось,  что  трещина  описывает  круг
диаметром приблизительно три фута и что таинственные  отверстия  находятся
внутри этого круга.
     - Кто из вас, ребята, специалист по замкам? - справился Тайлер.
     Таковых не нашлось.
     - Вероятно, какой-то люк, - произнес Орсон. - Металлический  шар,  на
котором мы стоим, должен быть полым,  иначе  его  масса  была  бы  гораздо
больше.
     Тайлер извлек из ранца отвертку и ткнул ею в одно из отверстии.
     - Погоди-ка! - воскликнул Орсон. - Я кое-что придумал.
     Он отпихнул Тайлера, сунул в отверстия три пальца  потянул  на  себя.
Люк  не  оказал  ни  малейшего  сопротивления.  Пространство  под  крышкой
заполняли предметы сильнее  всего  напоминавшие  рулоны  бумаги,  в  какую
заворачивают рождественские подарки,  правда,  побольше  размерами,  около
жести футов в поперечнике. Я  вытащил  один  рулон,  причем  мне  пришлось
помучиться - так плотно они  прилегали  друг  к  другу.  Однако,  в  конце
концов, я добился своего. Рулон был тяжелым и имел в длину  добрых  четыре
фута.
     Дальше было проще. Мы достали еще три штуки с тем, чтобы  рассмотреть
их на корабле. А перед  тем,  как  уйти,  Орсон  попросил  меня  подержать
оставшиеся в хранилище рулоны, чтобы они не упали, а сам посветил вниз. Мы
предполагали, что под рулонами окажется нечто вроде перекрытия, а  колодец
поведет глубже и расширится до пределов жилого помещения  или  мастерской.
Однако  нас  ожидало  разочарование.  Судя  по  всему,  днище   углубления
составляло единое целое со стенками. На нем виднелись следы то ли бура, то
ли  вырубного  штампа.  Углубление  служило  единственной   цели   -   оно
предназначалось для хранения рулонов.
     Когда мы возвратились на корабль, нам пришлось подождать, пока рулоны
хоть немного оттают, но даже так мы вынуждены были работать  в  перчатках.
Теперь, при хорошем освещении, стало видно, что рулоны представляют  собой
множество скатанных вместе отдельных листов.
     На  первом  листе  содержались  схемы,  чертежи   и   некое   подобие
спецификаций, на схемах и на полях. Естественно, спецификации были для нас
китайской грамотой (впрочем, впоследствии, некоторые удалось расшифровать,
и наши математики с химиками получили в свое распоряжение ряд новых формул
и уравнений).
     - Чертежи, - проговорил Тайлер. - Строительные чертежи.
     - Чего я не понимаю, - сказал я, - так это того, что именно  они  тут
строили? И почему? При желании Плутон можно охарактеризовать как  огромную
строительную площадку. Но почему здесь? Что, в галактике не нашлось  более
подходящего места?
     - Сколько вопросов сразу, - усмехнулся Орсон.
     - Давайте посмотрим, - произнес Тайлер. - Может, что и прояснится.
     Он скинул первый лист на  пол.  Тот  мгновенно  свернулся  в  свиток.
Второй, третий и четвертый листы не  содержали  ничего  интересного,  зато
пятый...
     - Вот это уже кое-что, - проговорил Тайлер.
     Мы наклонились над столом.
     - Солнечная система, - воскликнул Орсон.
     - А где десятая? - спросил Орсон. - Должна быть десятая!
     - Что-то не так, - пробормотал Тайлер.
     - Планета между Марсом и Юпитером, - сказал я.
     - Плутон, выходит, не показан, - произнес Орсон.
     - Разумеется, - фыркнул Тайлер. - Плутон не планета.
     -  Получается,  что  когда-то  между  Марсом  и  Юпитером  и   впрямь
существовала планета, - заметил Орсон.
     - Не скажи, - возразил Тайлер. - Она должна была существовать там.
     - То есть?
     - Они все испортили, - заявил Тайлер, - построили сикось-накось.
     - Ты с ума сошел! - вырвалось у меня.
     -  Пораскинь  мозгами,  Говард.  С  точки  зрения   теорий,   которых
придерживаются наши физики, я действительно спятил.  Они  утверждают,  что
протозвезда возникла на заре мироздания из облака пыли и газа, которое  ни
с того ни с сего начало вдруг сокращаться. Они вывели целую кучу  законов,
объясняющих, как все якобы произошло. И то сказать, какому безумцу  придет
в голову  мысль  о  космических  инженерах,  что  шатаются  по  Вселенной,
создавая звездные системы?
     - Но десятая планета? - упорствовал Орсон. - Куда она  могла  деться?
Громадная как...
     - Они запороли проект пятой, - перебил Тайлер, - и одному только Богу
известно, что еще. Возможно, напортачили с Венерой. Венера не должна  была
быть такой, какая она есть; скорее всего,  она  планировалась  как  вторая
Земля, быть может, с чуть более жарким климатом.  А  что  в  итоге?  Сущее
пекло! И с Марсом тоже все насмарку! Там зародилась жизнь,  но  у  нее  не
было ни малейшего шанса развиться. А Юпитер? Этакая глыба...
     - По-твоему, планеты существуют единственно для поддержания жизни?
     - Не знаю. Надо бы порыться в спецификациях. Подумать только: из трех
планет с условиями, годными для развития жизни, удалась лишь одна!
     - Тогда, - заявил Орсон, - должна быть и десятая, та, которая даже  и
не планировалась.
     - С такими мастерами можно ожидать чего угодно! -  Тайлер  в  сердцах
стукнул кулаком по столу, смахнул лист на пол и ткнул пальцем в следующий.
- Вот, полюбуйтесь!
     Чертеж, на который он указывал,  изображал  планету  в  разрезе,  так
сказать, ее поперечное сечение.
     - Ядро, - произнес Тайлер, - атмосфера...
     - Земля?
     - Возможно. А может быть, Марс или Венера.
     Лист покрывали непонятные символы.
     - Вид какой-то не такой, - сказал я.
     - Да, если говорить о Марсе или Венере. А как насчет Земли?
     - Никак.
     Тайлер продолжал копаться в чертежах. Он показал нам еще один.
     - Атмосферный профиль, - проговорил я.
     - Это общие спецификации, -  буркнул  Тайлер.  -  В  других  рулонах,
верно, найдутся расчеты конкретно для каждой планеты.
     Я попытался вообразить себе, как  было  дело.  Строительная  площадка
посреди газопылевого облака,  инженеры,  тысячелетия  напролет  собиравшие
звезды и планеты, творение системы, что должна  просуществовать  миллиарды
лет...
     Тайлер утверждает, что строители все перепутали.  Может  статься,  он
прав. Но вот  с  Венерой  он,  мне  кажется,  погорячился.  Ее,  вероятно,
создавали по иным спецификациям.  Может  быть,  она  изначально  мыслилась
такой, какой является сейчас.  Может  быть,  миллиард  лет  спустя,  когда
человечество  исчезнет  с  лица  Земли,  что,  как   мне   представляется,
произойдет так или иначе, на Венере возникнет новая разумная жизнь.
     Нет, с Венерой Тайлер ошибается, да и с другими  планетами,  пожалуй,
тоже. Хотя - откуда нам знать?
     Тайлер рассматривал чертеж за чертежом.
     - Вы только подумайте! - кричал он. - Эти головотяпы...

Популярность: 24, Last-modified: Wed, 09 Jan 2002 09:05:29 GMT