Клиффорд Саймак. Срочная доставка 1 Пятница приближалась к концу. Закончилась последняя лекция, и уже все студенты покинули аудиторию. Эдвард Лансинг стоял у стола, собирал лекционные конспекты и складывал их в свой дипломат. Завтра у него не будет занятий. И он почувствовал себя от этого превосходно - никакие дополнительные нагрузки не могли испортить ему отдыха, отхватив изрядный кусок времени от свободного дня. Хотя он пока и понятия не имел, что будет делать в выходной. Можно было бы съездить в холмы, поглядеть на осенний лес, который как раз к концу этой недели должен оказаться в полнейшем своем великолепии. Можно было позвонить Энди Сполдингу и предложить отправиться на небольшую прогулку. Можно было пригласить на ужин Алису Андерсон, и пусть дальше все течет само собой. Или можно было вообще не предпринимать ничего - зарыться у себя дома, как в норе, развести хороший огонь в камине, поставить на диск проигрывателя пластинку Моцарта и кое-что почитать из материалов, которых у него накопилось уже достаточно. Он сунул дипломат подмышку и вышел за дверь. Игральный автомат стоял дальше по коридору. Чисто по привычке он сунул руку в карман и наощупь определил, какие у него имелись монеты. Пальцы отыскали четвертак, и он опустил монету в прорезь, приостановившись у автомата. Потом потянул рычаг вниз. Машина задумчиво кашлянула, хихикнула в глаза Лансингу, колеса ее завертелись. Не ожидая результата, Лансинг двинулся дальше. Стоять не имело смысла. Еще никому не удавалось выиграть. Иногда проносились слухи о каком-нибудь чудовищном везении, крупном выигрыше, но все это, как он подозревал, была лишь реклама, которую распространяли заинтересованные лица. За его спиной машина, перестав стрекотать и щелкать, со звоном остановилась. Он обернулся. Персик, лимон и апельсин - ведь эта машина была сделана в подражание старым машинам - ситуация, рассчитанная на юношеское чувство юмора старшекурсников. Итак, он опять проиграл. Но ничего странного в этом не было. Он не мог припомнить, чтобы кто-то выигрывал вообще. Никто никогда не выигрывал. Вероятно (хотя он не был в этом совершенно уверен), человек опускал монеты в прорезь из чувства патриотического долга, из чувства какой-то преувеличенной туманной гражданской обязанности. Ибо эти машины и в самом деле обеспечивали финансовой поддержкой государственную программу благосостояния для всех, и в результате клыки зловредного государственного налога были несколько притуплены. Он мимолетно подумал об этом, не зная, одобрять это или нет. Ему казалось, что во всей этой идее был какой-то неуловимый моральный ущерб. Но ущерб или не ущерб, а идея работала. Он вполне мог позволить, напомнил он себе, проиграть четверть доллара в пользу нуждающихся и уменьшения подоходного налога. Машина мигнула огнями и выключилась, оставив его одиноко стоять в пустом холле. Развернувшись, Лансинг зашагал в свой кабинет. Еще несколько минут - и, избавившись от портфеля, он будет на пути к свободному уикэнду. Повернув за угол, он увидел, что у дверей кабинета его кто-то ожидает. Свободная поза прислонившегося к стене молодого человека безошибочно указывала, что это студент. Лансинг прошел мимо него, шаря по карману в поисках ключа. - Вы меня ждете? - спросил он юношу. - Я - Томас Джексон, сэр, - сказал тот. - Вы оставили в моем ящике записку. - Да, мистер Джексон, кажется, и в самом деле я вас вызывал, - сказал Лансинг, наконец припоминая. Он отворил дверь, и студент вошел в кабинет. Проследовав за Джексоном, Лансинг подошел к столу и включил стоящую на нем лампу. - Садитесь сюда, - пригласил он студента, жестом указывая, куда тому надлежало сесть. Стул стоял перед письменным столом. - Спасибо, сэр, - сказал студент. Лансинг зашел к столу с другой стороны и уселся. То, что ему сейчас было необходимо, лежало среди пачки бумаг на левом крае стола. Порывшись, он нашел необходимые ему бумаги. Бросив взгляд на Джексона, он отметил, что тот явно нервничает. Лансинг посмотрел в окно, находившееся напротив стола. За окном виднелась часть университетского кампуса. День, отметил он, был типично сонным осенним днем Новой Англии, когда мягкий свет солнца превращает желтую листву в расплавленное золото. Особенно красиво смотрелись старые березы, росшие у самого окна. Он взял папку с бумагами, лежавшую перед ним, пролистал страницы, делая вид, что изучает их. - Мистер Джексон, не могли бы вы уделить некоторое время беседе со мной? Я хочу поговорить о вашей работе, - сказал он. - Во многих отношениях ваша работа произвела на меня неординарное впечатление. Студент сглотнул и с трудом сказал: - Я очень рад, что вам понравилось. - Это одна из лучших критических работ, какие только мне приходилось читать, - сказал Лансинг. Вам это, должно быть, стоило изрядных усилий и времени. Это очевидно. Вы совершенно оригинально воспринимаете одну сцену из "Гамлета", а ваш анализ блестящ. Но кое-что меня озадачивает, тем не менее... а именно: некоторые цитируемые вами источники. Он положил папку на стол и посмотрел на студента. Студент попытался ответить ему твердым взглядом, но глаза его поблескивали, и он скоро отвел их в сторону. - Что мне хотелось бы знать, - продолжал Лансинг, - так это то, кем являются вот эти люди, фамилии которых вы упоминаете? Райт? Фарбст? Как я понял, это очень известные исследователи Шекспира. Хотя я никогда о них не слышал. Студент не произнес ни слова. - Что меня озадачивает, - сказал Лансинг, - это причина, по которой вы упоминали эти имена. Работа крепка сама по себе. Если бы не эти фамилии, я бы не сомневался, что, несмотря на некоторую леность в прошлом, вы как следует потрудились. Ваши прошлые успехи заставляют сильно сомневаться в такой возможности, но я всегда склонен решать в таких случаях в пользу студента. Так вот, мистер Джексон, если это какой-то подлог или шутка, то в шутке я юмора не нахожу. Если у вас есть объяснения, то я вас слушаю. - Это все проклятая машина! - с внезапной горькой обидой воскликнул студент. - Не совсем вам понимаю. Какая машина? - Понимаете, - начал Джексон, - мне нужна была хорошая оценка. Я знал, что если провалю этот курс, то... А я не могу себе позволить провалить курс. Я по-честному пытался написать работу сам, но не справился, и тогда пошел к машине... - Я еще раз вас спрашиваю, - сказал Лансинг. - Причем здесь какая-то машина? - Это игральный автомат, - сказал Джексон. - Или машина, которая очень похожа на игральный автомат. Хотя я думаю, что это что-то совсем другое. Об этом знают немногие. Невыгодно предавать такие сведения огласке. Он умоляюще посмотрел на Лансинга, и тот спросил: - Если это секрет, то почему вы мне рассказываете о нем? На вашем месте, если бы я оказался в группе, владеющей подобным секретом, я бы проглотил свою горькую пилюлю, но правды бы не выдал. Я позаботился бы о том, чтобы не пострадали остальные. Он, конечно, не поверил в историю с игральным автоматом. Просто продолжал усиливать нажим на студента, надеясь, что таким способом достигнет результата - узнает правду или достаточно близко подберется к ней. - Понимаете, сэр, дело в том... - начал Джексон. - Вы думаете, что это глупая шутка, или что я нанял кого-то, чтобы он написал мне работу... вы можете думать о многих нехороших вещах, и если вы не перестанете думать об этом, то не поставите мне хорошую оценку, и я провалю курс, а мне, как я вам уже говорил, нельзя его проваливать. Поэтому я и решил сказать вам правду - видите, я просто играю. Может, сообщив вам правду, я получу два лишних очка. - Это очень благородно с вашей стороны, - сказал Лансинг. - Да, в высшей степени... Но игральный автомат... - Он стоит в здании Студенческого Сообщества, сэр. - Да, я знаю, где это. - В цокольном, полуподвальном этаже. С одной стороны бара есть дверь. И в нее никто никогда не входит - почти. Там имеется что-то вроде кладовой, но только сейчас там ничего не хранят. Раньше, наверное, это была кладовка, а теперь нет. Там навалено много всякого старья. Выбросили и забыли. А в углу стоит этот игральный автомат. Если человек зайдет туда, то вряд ли заметит автомат. Он такой приземистый, и в темном углу. И каждый подумает, что он сломан. - Но только не тот, кто знает, что это на самом деле за машина, - добавил Лансинг. - Совершенно верно, сэр. То есть, вы мне верите, не так ли, я правильно понял? - Этого я не говорил, - объявил Лансинг. - Я просто хочу вам помочь. Чтобы вы не отклонялись в сторону от главной темы. - Да, спасибо, сэр. Это очень мило с вашей стороны. Я действительно немного отклонился. Так вот, вы подходите к автомату, сэр, и опускаете в щель четверть доллара. Машина включается, обращается к вам словами, спрашивает, что вам нужно, и... - Вы хотите сказать, что автомат начинает с вами разговаривать? - Совершенно верно, сэр. Спрашивает, что вам нужно, и говорит, сколько это будет стоить, и когда вы заплатите, она выдает вам то, что вам нужно. Рукопись или предмет. Почти любой предмет. Только скажите этому автомату, что вам нужно... - Понятно. И сколько стоила вам эта работа? - Сущие пустяки. Два доллара. Вот и все. - Чертовски дешево, - изумился Лансинг. - Вы правы, сэр. Это в самом деле выгодная сделка. - Сидя здесь, за своим столом, - сказал Лансинг, - мне представляется очень несправедливым то, что только избранное меньшинство знает о существовании сей чудеснейшей машины. Подумайте лишь о сотнях несчастных студентах, которые сейчас ссутулившись, согнувшись над письменными столами, в адских муках выжимают из себя каждый абзац. Если бы только они знали, что в полуподвале здания находится решение всех их проблем... Лицо Джексона закаменело. - Вы мне не верите, сэр. Думаете, что я все сочинил. Думаете, я вам вру. - А почему вы так решили? Что я именно так думаю? - Не знаю. Мне все это кажется очень простым, потому что все это правда. И все так и было. И вы мне не верите, хотя я и говорю правду. Если бы я соврал, то вы бы мне больше поверили, наверное. - Да, мистер Джексон. Возможно. - И что вы теперь сделаете, сэр? - Пока ничего. Я на выходные немного подумаю об этом деле. И когда приду к решению, то сообщу вам. Джексон, в движениях которого чувствовалась явная скованность, поднялся и вышел из кабинета. Лансинг слышал, как он спускается по лестнице в холл. Потом стук подошв утих. Он положил работу Джексона в ящик стола и запер ящик на ключ. Взяв дипломат, он направился к двери. На полпути к двери он сделал разворот и бросил дипломат на стол. Сегодня он домой ничего не понесет. Уикэнд - это его свободное время и он позаботится, чтобы оно осталось свободным. Шагая через холл к двери, которая выходила в кампус, он чувствовал себя несколько странно - с ним не было привычного дипломата. Этот предмет стал частью меня, подумал Лансинг. Так же, как брюки или туфли. Он годами не расставался с ним и без него ощущал себя как будто обнаженным, как будто было что-то неприличное в том, что он показался на людях без дипломата, который должен был находиться у него подмышкой. Спускаясь по широким каменным ступеням здания, он услышал, как сзади его кто-то окликнул. Он обернулся и увидел Энди Сполдинга, который спешил, чтобы перехватить Лансинга на полпути. Энди был старейшим и доверенным товарищем Лансинга, но в некотором роде являлся той "пустой бочкой", которая иногда очень громко "звучит". Он мог иногда быть помпезным. Он был социологом, и голова у него была на месте. И идей ему было не занимать. Единственная проблема - он никогда не держал свои идеи при себе. Когда ему удавалось загнать в "угол" кого-нибудь из друзей, он принимался мучить свою жертву, вцепившись в ее лацканы, чтобы он или она не могли убежать, и, споря с самим собой, развивал собственные многочисленные мысли, которые изливались из него могучим потоком. Но, несмотря на все это, он был надежным товарищем, и Лансинг был частично рад встретить его. Он подождал у подножия лестницы, и Энди догнал его. - Зайдем в клуб, - сказал Энди. - Сегодня я угощаю. 2 Клуб факультета располагался в верхнем этаже здания Студенческого Сообщества. Вся наружная стена представляла собой огромное панорамное стекло, выходившее на тишайшее аккуратное озерцо, окруженное березами и соснами. Лансинг и Энди заняли один из столиков у этого окна. Сполдинг поднял свой стакан и сквозь него оценивающе посмотрел на Лансинга. - Знаешь, - сказал он, - несколько дней назад мне пришло в голову, что было бы неплохо, если бы у нас случилось что-нибудь вроде средневековой чумы, такой, что стерла с лица Земли половину населения Европы в четырнадцатом веке. Или новая мировая война. Или второй библейский потоп. Все, что угодно, лишь бы только еще раз начать все сначала, чтобы исправить некоторые ошибки, сделанные за последнюю тысячу лет, чтобы мы получили шанс прийти к новым социологическим и экономическим принципам. Шанс избежать серости сознания, шанс более разумной организации самих себя. Система "работа-зарплата" стала смехотворно ущербной, она изживает сама себя. А мы все еще цепляемся за нее... - А тебе не кажется, что методы, которые ты предлагаешь, - сказал, как будто рассеянно, Лансинг, - несколько жестковаты? Он не собирался этим начинать спор. С Энди никто никогда не спорил - он просто топил смельчака в словесном потоке. Он громыхал и пыхтел, монотонно и без пауз, выдавал идеи, сортировал их, развивал их перед вами, как будто раскладывал колоду карт. Лансинг произнес эту фразу не собираясь спорить, но заражаясь духом игры, которая требовала от жертв Энди определенной реакции через определенные интервалы. - Однажды, - сказал Энди, - мы внезапно осознаем - не имею представления как и когда это случится, но мы осознаем, - что наши усилия, усилия человечества, пока что бесплодны, потому что движемся мы в неправильном направлении. Мы веками рвались за знаниями, стремились к ним во имя здравого смысла, так же, как средневековые алхимики стремились к своей цели - методу, который позволил бы им трансформировать простые металлы в золото. И вдруг мы можем обнаружить, что все эти знания ведут в тупик, что в определенном пункте всякий их смысл исчезает. Похоже, что в сфере астрофизики мы к этому пункту уже приближаемся. Еще несколько лет - и все старые надежные теории о времени и пространстве разлетятся в пух и прах, и мы останемся посреди голого поля, среди осколков старых теорий, которые ничего не стоят и никогда ничего не стоили. И тогда может возникнуть положение, при котором дальнейшее изучение Вселенной не будет иметь смысла. Может оказаться, что на самом деле универсальных законов не существует и что во Вселенной правит чистая случайность, или что-нибудь похуже. Причина этих лихорадочных исследований, всей этой погони за знаниями - не только о Вселенной, но и в других областях - кроется в том, что мы ищем в знаниях какую-то выгоду для себя. Но зададим себе вопрос: имеем ли мы право искать для себя выгоду? Собственно, никакого права ожидать от Вселенной милости мы не имеем. Лансинг включился в игру. - Сегодня ты мне кажешься настроенным гораздо более пессимистично, - сказал он, - чем обычно. - Не я первый, - сказал Энди, - погружаюсь в пессимизм подобного рода. Несколько лет назад существовала школа мыслителей, которая развивала аналогичные воззрения. Одно время космогонисты были уверены, что мы живем в конечной Вселенной. В настоящий момент точка зрения астрофизиков потеряла былую твердость. Мы уже не совсем твердо знаем, в какого рода Вселенной находимся. Возможно, она бесконечна, а может, конечна. Все зависит от количества материи, а оценки массы этой материи меняются сейчас от года к году. И вот, на основе убежденности в том, что Вселенная имеет ограниченный размер, была выдвинута теория, что научное познание тоже ограничено. Где-то имелся предел Вселенной и, следовательно, предел знаниям. Если знания накапливаются, удваиваясь каждые пятнадцать лет, как предполагалось в то время, то понадобится не более нескольких столетий, чтобы мы достигли предела, когда ограничивающие факторы конечной Вселенной заставят нас прекратить дальнейшее накопление знаний. И ученые, в то время поддерживавшие такой взгляд, зашли так далеко, что даже начали чертить экспоненциальные кривые, с помощью которых предсказывали, в какой момент научно-техническое знание достигнет предела. - Но ведь ты сказал, - заметил Лансинг, - что конечная Вселенная - это теперь уже не общепринятый факт. Что Вселенная может оказаться и бесконечной. - Ты не понял самого главного, - проворчал Энди. - Я говорил не о конечности-бесконечности Вселенной. Я хотел показать тебе, что в другие времена существовали люди, проповедовавшие такой же как мой род пессимизма. И начал я с того, что было бы нам весьма полезно подвергнуться какому-то катастрофическому изменению, которое заставило бы нас изменить образ мышления, поискать иных стилей жизни. Потому что сейчас мы мчимся к концу улицы, которая заканчивается тупиком, глухой стеной. И более того, мчимся мы на полной скорости, и когда врежемся в стену, то, придя в себя, поползем по этой тупиковой улице обратно, спрашивая самих себя, нельзя ли было заранее найти менее болезненный способ направить нас всех на путь истинный. И я говорю - сейчас, пока мы не врезались в стенку тупика, мы должны остановиться и задать себе этот вопрос... Энди продолжал басисто ворчать, но Лансинг уже не обращал внимания на слова. И это человек, подумал он, которому я собирался предложить отправиться в небольшое путешествие на уикэнд. Если бы он предложил, то Энди, скорее всего, согласился бы, потому что этот уикэнд его жена проводила у своих родителей в Мичигане. И во время уикэнда Энди был бы уже не в состоянии сдержать поток слов в границах приличия, как сейчас - он бы принялся говорить уже без остановки, без конца. Во время приятной прогулки по осенним холмам нормальный человек ждет удовольствия от тишины и покоя, но в присутствии Энди таких понятий не существовало. Для него существовал лишь бурный поток собственных идей. Лансинг также мог бы пригласить на уикэнд Алису Андерсон, но этот вариант имел собственные недостатки. Во время нескольких последних свиданий с ней он отмечал в глазах Алисы блеск брачного выжидания, а это, осуществись оно, имело бы последствия еще более катастрофические, чем бесконечные разговоры Энди. Итак, его и ее мы оставили за бортом, решил Лансинг. Можно самому поехать в холмы. Или закрыться у себя дома, слушать музыку и читать. Возможно, имелись и другие способы приятно провести конец недели. Он снова включился в поток слов Энди. - А ты задавался когда-нибудь мыслью, - спрашивал его Энди, - о критических моментах истории? - Кажется, нет, - ответил Лансинг. - История переполнена ими. И на них, на их сумме, покоится тот мир, которым мы сейчас располагаем. Мне иногда приходило в голову, что может существовать несколько альтернативных миров... - Я в этом не сомневаюсь, - сказал Лансинг, но дальше эту мысль развивать не стал. Полет фантазии его друга далеко обогнал его. За окном лежало в полутени здания озеро. Приближался вечер. Глядя на озеро, Лансинг вдруг почувствовал - что-то случилось. Не зная, что именно произошло, он ощутил эту перемену. Потом он понял, что произошло - Энди замолчал. Он повернул голову и взглянул на своего друга. Энди усмехнулся. - Мне пришла в голову идея, - сказал он. - Какая? - Поскольку Мейбл уехала навестить своих стариков, мы могли бы что-нибудь придумать вместе на завтра, а? Я, например, знаю, где достать пару билетов на футбол. - Извини, - сказал Лансинг. - Но я по горло занят. 3 Лансинг вышел из лифта на первом этаже и направился к двери, ведущей наружу. Когда они уходили, Энди заметил за одним из столиков знакомых и задержался переброситься парой фраз. Изо всех сил стараясь сделать вид, что не замечает этого, Лансинг бежал. Но, сказал он себе, времени мало. Энди может спуститься вниз следующим лифтом. И к этому времени он должен скрыться из виду. Если Энди снова поймает его, то уже не выпустит и потащит куда-нибудь ужинать. На полпути к двери Лансинг остановился. Бар "Ратшкеллер" находился как раз на один пролет лестницы ниже, а в комнате рядом с баром, если Джексон говорил правду, хранилась сказочная машина. Лансинг переменил курс движения и поспешил к ступенькам, ведущим в цокольный этаж. Спускаясь вниз по этим ступенькам, он мысленно ругал себя. Никакой старой кладовки там не будет, а если и будет, то никакой машины там не окажется. Что нашло на Джексона и заставило его сочинить такую сказку - он понятия не имел. Возможно, все это была лишь наглая неуместная шутка, и в таком случае студент ничего этим не достигнет. Были преподаватели, которые легко попадались на такую приманку и даже напрашивались на нее - самовлюбленные помпезные болваны, - но Лансинг всегда гордился хорошими отношениями со студентами. Конечно, иногда он подозревал, что студенты считают его мягкотелым. Припомнив свои отношения с Джексоном, он пришел к выводу, что особых проблем с ним никогда не имел. Джексон был просто ленивым студентом, но это едва ли имело отношение к делу. Он старался обходиться с этим студентом со всей возможной вежливостью, и даже иногда пытался чем-то помочь и получить в ответ благодарность. В помещении бара было малолюдно. Почти все посетители сгрудились вокруг стола в дальнем конце комнаты. Человек за стойкой был занят разговором с двумя студентами. Когда вошел Лансинг, его никто не заметил. В противоположном конце бара действительно была дверь, именно в том месте, которое описал Джексон. Лансинг с деловым целеустремленным видом направился к этой двери. Ручка двери легко повернулась в его ладони, потом он быстро отворил дверь и сделал шаг вперед, потом также быстро затворил дверь и прислонился к ней спиной. В центре потолка на проводе висела тусклая электрическая лампочка, единственная в этой комнате. Вид у комнаты был в точности такой, как описывал Джексон - заброшенная кладовая. У одной стены были сложены картонные ящики, в которых когда-то хранилась кока-кола. Примерно посередине сгрудились несколько картотечных ящиков и старинный письменный стол. Судя по их виду, они стояли так уже давно и на них мало кто обращал внимание за это время. В дальнем конце комнаты стоял игральный автомат. Лансинг коротко и глубоко вздохнул. Итак, Джексон говорил правду - пока что все совпадало с его рассказом. Но, напомнил себе Лансинг, он мог сказать правду об этой комнате и соврать насчет всего остального. О том, что машина стояла здесь, легко было узнать, заглянув в эту комнату. Но это еще не доказывает, что остальная часть его рассказа правдива. Свет от лампочки был тускл, и Лансинг осторожно начал пробираться к машине, внимательно следя за тем, чтобы не зацепиться ногой за неожиданные препятствия и не полететь на пол. Он добрался до машины и остановился перед ней. Она ничем не отличалась от сотни других автоматов, которые были расставлены в сотнях уголков по всему университетскому кампусу, ожидая монеты, которая отправится в их недра, дабы затем наполнить фонды, предназначенные для заботы обо всех неудачливых сынах нации. Лансинг сунул руку в карман и стал перебирать монеты, обнаруженные там. Нащупав четверть доллара, он вытащил монету и скормил ее машине. С терпеливой готовностью машина заглотила монету, и панель ее осветилась, показав цилиндры с нарисованными значками. Потом машина тихо кашлянула, хмыкнула, словно усмехнулась, словно бы они - машина и Лансинг - были товарищами, только что услышавшими неплохой анекдот. Лансинг ухватился за рычаг и потащил его вниз с усилием, которого на самом деле не требовалось. Цилиндры завертелись, замигали цветные лампочки. Потом цилиндры остановились, но ничего не произошло. Как и со всеми остальными автоматами, подумал Лансинг. Этот ничем от них не отличается. Проглотил твои деньги и теперь усмехается, глядя на тебя. Потом машина заговорила: - Позвольте узнать, сэр, что вам понадобилось? - спросила машина. - Гм, я еще не знаю точно, - пораженный, ответил Лансинг. - Кажется, мне ничего не нужно. Сюда я пришел, лишь чтобы удостовериться в факте вашего существования. - Очень жаль, - сказала машина, - у меня много чего есть. Вы уверены, что ничего не хотите? - Может, позволите немного подумать? - Это невозможно, - отрезала машина. - Если человек пришел сюда, то он должен был перед этим подумать. И здесь тратить время не позволяется. Нет. - Простите, - добавила машина. - Мне очень жаль. - Однако я устроена так, - продолжала машина, - что не могу не отдать вам что-нибудь за опущенную вами монету. Я расскажу вам историю. И она рассказала Лансингу крайне неприличную историю о семи мужчинах и одной женщине, которые оказались заброшенными на необитаемый остров. Это была отвратительная история, и притом без всякого социального значения. Когда рассказ был закончен, Лансинг испытывая крайнее отвращение, ничего не сказал. - Вам мой рассказ не понравился? - спросила машина. - Не очень, - ответил Лансинг. - Тогда у меня ничего не вышло, - вздохнула машина. - Подозреваю, что неправильно оценила ваш характер. И теперь я не могу все так оставить. За вашу монету я должна дать вам нечто, обладающее ценностью. Она кашлянула и из недр автомата в ведро, стоящее перед машиной, упало и покатилось что-то металлическое. - Пожалуйста, поднимите, - сказала машина. Лансинг поднял предмет. Он очень напоминал ключ, вроде тех, которыми пользуются в домиках мотелей. Вернее, ключей было два, один побольше, другой поменьше, оба были прикреплены к продолговатому овальному куску пластика с номером и отпечатанным адресом. - Не понимаю, - сказал Лансинг. - Тогда - внимание. Слушайте, что я скажу. Запоминайте каждое слово. Вы слушаете? Лансинг хотел ответить, но поперхнулся, потом выдавил: - Я слушаю... - Хорошо. Полное внимание. Отправляйтесь по указанному адресу. Если вы придете в обычное рабочее время, то дверь будет незаперта. Если после окончания рабочего дня - откройте дверь большим ключом. Вторым ключом откроете дверь комнаты номер тридцать шесть. Вы следите за мной? - Да, я слежу, - сказал Лансинг, вздохнув и сглотнул. - Открыв дверь номера, вы обнаружите дюжину автоматов, стоящих вдоль стены. Начав отсчет слева, перейдите к пятому автомату - именно пятому: один, два, три, четыре, пять - и опустите в прорезь доллар. Он вам выдаст взамен определенные эквивалент, после чего перейдите к седьмой машине, и опустите новый доллар... - Я опущу доллар, - сказал Лансинг, - а за рычаг тянуть не надо? - Конечно, надо. Вы никогда не играли с автоматом? - Играл, само собой. Как я мог не играть? - Совершенно верно, - сказала машина. - Вы хорошо запомнили мою инструкцию? - Да, кажется. - Тогда повторите, чтобы я убедилась. Лансинг повторил то, что рассказала ему машина. - Отлично, - похвалила его машина. - Постарайтесь не забыть. Рекомендую вам отправиться туда поскорее, пока не забыли какую-нибудь деталь. Вам понадобятся два серебряных доллара. У вас есть эти монеты? - Нет, пожалуй, что нет. - Тогда, - сказала машина. - Держите. Мы не хотим, чтобы возникли какие-то препятствия на пути к тому, что мы просим вас сделать. Мы заинтересованы в том, чтобы вся процедура была произведена с максимальной точностью. Что-то со звоном упало в ведро. - Поднимите, - сказала машина. - Это доллары. Нагнувшись, Лансинг взял два серебряных доллара. И положил их в карман. - Вы уверены, что все запомнили? - еще раз удостоверилась машина. - У вас нет вопросов? - Один вопрос, мне кажется, имеется. Что все это значит? - Пока не могу вам ответить определенно, - с сожалением сказала машина. - Это было бы против правил. Но могу заверить вас, что все, что случится, будет вам только на величайшую пользу. - А что случится? Что пойдет мне на пользу? - Нет, профессор Лансинг. Больше я вам ничего не могу сказать. - А откуда вы узнали мое имя? Я ведь вам не представился. - Заверяю вас, - сказала машина. - Что представляться у вас не было необходимости. С этими словами машина щелкнула, и погасла. Стало тихо. Лансинг дернул рычаг, потом пнул машину ногой. Не эту именно машину, а все те машины, которые всю его жизнь поглощали брошенные монеты, а потом рычали и смеялись ему в лицо. Машина пнула в ответ, попав в лодыжку Лансинга. Он не успел заметить, как и чем пнула его машина, но это произошло на самом деле, потому что было больно. Он попятился. Машина стояла по-прежнему в темноте и тишине. Тогда Лансинг развернулся и, прихрамывая, вышел из комнаты. 4 Придя домой, Лансинг налил себе стакан и присев у окна, стал наблюдать, как наступают сумерки. Все это, заверил он себя, полная смехотворная нелепица. Это произойти не могло, просто не могло. Но он сознавал, что все произошло на самом деле. Чтобы убедиться, он мог опустить руку в карман и позвенеть двумя серебряными долларовыми монетами. Уже многие годы он не видел серебряных долларов, не говоря уже о том, чтобы иметь сразу два. Он вытащил монеты из кармана и внимательно осмотрел их. Обе, заметил он, были выпущены недавно. Еще несколько лет назад все монеты с приличным содержанием серебра были заграбастаны коллекционерами и спекулянтами. Два ключа, прикрепленные к куску пластика, лежали на столе, куда он их швырнул. Он хотел было уже взять их, протянув руку, но потом отвел ее назад, не прикасаясь к ключам. Спокойно сидя в кресле, со стаканом виски в руке - не отпив еще и глотка - Лансинг снова пробежал в памяти по всем поворотам событий сегодняшнего дня. Он был удивлен, обнаружив, что испытывает чувство стыда, словно он сделал что-то неприличное. Он попытался понять, что именно вызывает у него такое чувство, и не нашел никакой другой причины, кроме прихода в бар и всего, что затем последовало - все это было поступком не совсем нормальным. За всю свою жизнь он никогда раньше не делал ничего украдкой, а открыв дверь в бывшую кладовую, он совершил, как ему представлялось, нечто, что противоречило его положению члена преподавательского состава кафедры факультета литературы небольшого, но пользующегося доброй славой университета. Но это, сказал сам себе Лансинг, было еще не все. Чувство легкой запятнанности - это было еще не все. Он сознавал, что даже перед самим собой скрывает еще один фактор. Нечто, перед чем он не желал честно открыть глаза и взглянуть на реальность, нечто, что он припрятал сам от себя. Это было подозрение, что его провели вокруг носа. Поймали на удочку. Обвели вокруг пальца. И все же... Если бы это была шутка студентов, то она не пошла бы дальше его появления в заброшенной кладовке. А ведь он включил машину, говорил с нею. Впрочем, это тоже можно было устроить, с помощью магнитофона, вероятно, который включался бы после нажатия на рычаг автомата. Нет, это было не то. Ведь не только машина обращалась к нему, он ведь отвечал ей, вел с ней разговор. С помощью магнитофона этого сделать бы никогда не удалось. Никакой студент не смог бы надиктовать такую кассету. А ведь беседа была логичной. Машина задавала вопросы, отвечала на вопросы, дала ему инструкцию. В общем, он понятия не имел, что могло с ним произойти, как это объяснить. Но это была не шутка. В конце концов, машина даже пнула его, когда он пнул ее. Лодыжка еще чуть-чуть побаливала в этом месте, если до нее дотронуться, хотя он уже успел привыкнуть и почти не прихрамывал. И если все это не было дьявольски тонким розыгрышем, что же, во имя Бога, это тогда было?! Он поднял стакан и выпил сразу все, чего раньше он никогда не делал. Он всегда потягивал виски, никогда не пил глотками. К тому же, он не слишком любил алкоголь. Встав с кресла, он прошелся по комнате. Но ходьба туда-сюда ни к чему не привела. И новых мыслей у него не возникло. Он поставил пустой стакан на полку шкафа с посудой, вернулся к креслу и снова уселся. Ну хорошо, сказал он себе. Оставим игры, оставим идеи, что мы не можем позволить себе выглядеть глупо. Начнем с самой верхотуры и докопаемся до сути. Началось со студента по фамилии Джексон. Ничего бы не произошло, если бы не Джексон. А до этого Джексона была работа по Шекспиру, которую должен был написать Джексон, и которую он сделал - очень хорошая работа, необыкновенно хорошая, написанная отлично, особенно для такого студента, как Джексон. Если бы не поддельные цитаты из несуществующих работ. Именно эти цитаты заставили его написать записку и опустить в ящик Джексона. Или он все равно бы вызвал парня, намекнув ему, что какой-то специалист должен был помогать ему написать эту работу? Лансинг некоторое время думал об этом, потом решил, что скорее всего, он бы не стал вызывать Джексона. Если Джексон жульничал, то Лансинга это мало касалось - Джексон обманывал самого себя. И если бы на таком основании он и вызвал студента, то сцена произошла бы неприятная, мало что дающая. Просто столкновение, вот и все, что из этого вышло бы, потому что невозможно это жульничество доказать. Вывод из всего этого - он был посажен на удочку. Или самим Джексоном или кем-то, кто стоял за спиной Джексона. Скорее всего второе - Джексон был недостаточно умен и энергичен, чтобы провести такую комбинацию самостоятельно. Хотя наверняка этого сказать было тоже нельзя. Когда имеешь дело с Джексонами, ничего нельзя знать наверняка. И если это было все подстроено, кто бы ни был автор, то какова цель такой комбинации? Ответа на это, казалось, не было. Разумного ответа. Во всем, что произошло, вообще не было никакого смысла. Возможно, стоило бы просто забыть все, что произошло, и ничего не предпринимать! Но сможет ли он принудить себя принять этот курс бездействия? Ведь до конца жизни он не перестанет задумываться - что же все это было, что могло означать? Что произошло бы, если бы он отправился по адресу, указанному на пластмассовой табличке с ключами, и сделал все так, как говорила машина в кладовой? Он встал, нашел бутылку, взял стакан и налил себе еще. Но пить он не стал, поставил бутылку и стакан на место. Потом отправился на кухню, вытащил из холодильника пакет быстроразогревающихся макарон с говядиной. Выложил его содержимое на сковородку, включил плиту. При мысли об очередной порции быстроразогревающихся макарон с мясом ему стало не по себе и в горле образовался спазм. Но что делать? Едва ли в такой час можно ждать от человека, что он начнет готовить себе ужин, достойный гурмана. Он взял из ящика у входной двери вечернюю газету. Устроившись в любимом глубоком кресле, он включил свет и раскрыл газету. Новостей было мало. Конгресс продолжал вести дебаты о билле, предполагавшем ввести контроль над продажей и ношением оружия. Президент угрожал серьезными последствиями конгрессменам, если те не утвердят выдвинутого президентом нового повышения военного бюджета на следующий год. Были обнаружены три новые канцерогенные субстанции. М-р Дитчер снова намылил шею Лагвуду - и нельзя сказать, что малютка-наглец ничего не предчувствовал. На странице со специальной рубрикой "ВАШЕ МНЕНИЕ" помещалось негодующее письмо читателя - какой-то болван неправильно составил кроссворд. Когда макароны с говядиной были готовы, он съел порцию, почти не чувствуя вкуса, принуждая себя проталкивать пищу в глотку. Потом откопал на кухне кекс двухдневной давности, съел его на десерт и остался сидеть на кухне, попивая кофе. Выпив вторую чашку, он наконец, сообразил, чем он занят. Он изо всех сил старался отложить что-то, что все равно должен был сделать - не важно, что это было, главное - он старался оттянуть момент, не уверенный, что это ЧТО-ТО - приличествующая его положению вещь и что он должен делать ЭТО. Но так или иначе, несмотря на муки нерешительности, он все равно бы сделал ЭТО. Он знал, что сделает ЭТО. Он просто не найдет покоя до конца жизни, если отступит сейчас. До конца жизни будет он думать о том, что - возможно - упустил нечто необычайное. Он встал из-за кухонного стола и пошел в спальню, чтобы взять ключи от машины. 5 Здание находилось на боковой улице старого делового района, который уже давно пережил эпоху своего экономического расцвета. В паре кварталов от Лансинга вдоль тротуара шел какой-то человек, а у самой горловины улочки собака сосредоточенно обнюхивала контейнеры с мусором, явно стараясь определить, какой из трех окажется наиболее выгодным. Лансинг вставил большой ключ в скважину замка парадной двери, ключ легко и бесшумно повернулся, и он вошел в здание. Через все здание шел длинный коридор, довольно тускло освещенный. Без всякого труда Лансинг нашел дверь с номером 36. Меньший ключ сработал так же гладко, как и большой, и он вошел в комнату. Вдоль стен по всей комнате была расставлена дюжина игральных автоматов. Пятый слева - так сказала машина, с которой он разговаривал несколько часов назад. Он отсчитал пятую машину слева, шагая вдоль стены. Порывшись в карманах, он извлек монету в один доллар и опустил серебряный кружок в прорезь. Машина весело ожила, защелкав, когда Лансинг потянул за рычаг. Цилиндры с картинками весело завертелись, как могут вертеться цилиндры в одной только машине - игральном автомате. Один указатель остановился, завертелся второй, за ним третий, который затем остановился с внезапным щелчком. Лансинг заметил, что на всех трех цилиндрах картинки были одни и те же. Машина закашлялась, потом в приемную корзину посыпался дождь золотых монет, каждая была величиной с доллар. Они заполнили корзинку, водопадом полились на пол, а из отверстия в панели машины продолжал извергаться золотой дождь. Некоторые монеты, падая, попали на ребро, и теперь покатились во все стороны, как сверкающие колесики. Снова пришли в движение цилиндры, и снова со звоном остановились - картинки на них были одинаковы, и машина хладнокровно извергла новый поток золотых кружков. Пораженный, в некотором волнении, Лансинг смотрел на этот поток, ибо происходило нечто неслыханное. Не существовало такого понятия, как ДВА выигрыша подряд! Когда машина со щелчком выключилась, замерев в тишине и полумраке, с погашенными огнями панели, он еще некоторое время подождал, наполовину уверенный, что сейчас она выплюнет из себя новый выигрыш. С такой машиной, сказал он себе, все возможно - нет конца чудесам, на которые она способна. Но чудо не повторилось, и когда он убедился, что повторяться оно не собирается, сгреб монеты из приемной корзинки и погрузил их в карман пиджака, потом опустился на колени и принялся собирать то, что валялось на полу. Одну из них он поднес к глазам, чтобы хорошенько рассмотреть. Несомненно, это было золото. Во-первых, монета была тяжелее серебряного доллара. Это была хорошо отчеканенная монета, яркая, отполированная, солидная, приятная руке. Таких монет, однако, он раньше никогда не видел. На одной стороне был выгравирован куб, стоящий на сетчатой плоскости, которая, видимо, означала грунт. На второй стороне было нечто вроде тонкой башни, похожей на спицу. И все. Никаких слов, никаких обозначений, цифр. Поднявшись с четверенек, он осмотрел комнату. Машина, с которой он разговаривал, велела ему опустить второй доллар в седьмую машину. Можно и так, подумал он. Операция с пятой машиной оказалась весьма привлекательной, возможно, удача не изменит ему и с седьмой. Он перешел к седьмому автомату. Протянув руку, чтобы опустить в прорезь второй доллар, он вдруг отдернул ее назад. Зачем рисковать? - спросил он себя. Вдруг пятый номер только "насадил" его на крючок. Бог знает, что произойдет, когда он включит машину номер семь! Однако если сейчас он повернется и уйдет с карманами, полными золотых монет, то он никогда уже не перестанет спрашивать себя: "Что могло произойти, если бы он остался?" Ему не будет больше покоя. - Черт с вами! - сказал он громко и бросил доллар в прорезь. Машина проглотила монету, на циферблатах зажглись огни. Лансинг потянул за рычаг и цилиндры циферблатов начали бешено вращаться. Потом огни погасли, исчезли вместе с машиной. И сама комната тоже исчезла. Он стоял на тропе, бежавшей через узкую горную долину, покрытую лесом. Откуда-то издалека доносилось журчание небольшой речушки. Не считая журчания, стояла полная тишина. Ничто не шевелилось. Теперь понятно, сказал он сам себе. Лучше бы ему было сразу после номера пятого покинуть комнату. Хотя уверенности в этом нет. Потому что эта трансформация комнаты в лесистую долину может быть не менее восхитительным выигрышем, чем ведро золотых монет, хотя пока что он в этом не мог себя уверить. Не двигайся, сказал он сам себе. Сначала оглядись по сторонам. Стой, где стоишь. И не впадай в панику, - уже в первые эти секунды он почувствовал запах паники. Он огляделся по сторонам. Впереди от него уровень местности плавно повышался, и, судя по звуку, ручей был не очень далеко. Деревья - в основном дуб и клен. Листья на них пожелтели. Тропу впереди стремительно перебежала белка и прыжками устремилась вверх по пологому склону впереди. Когда белка исчезла, Лансинг мог отмечать ее продвижение по шороху листвы, покрывавшей землю, которая была потревожена маленьким ураганом проносившейся белки. Когда шорох лапок убегавшего зверька затих, тишина - если не считать бормотания ручья - снова стала полной. Но теперь она уже не казалась такой тяжелой. Иногда доносились тихие звуки, шум, шелест падавшей листвы, едва различимый шорох лапок мелких зверушек, обитателей леса, прочие звуки, которые Лансингу были незнакомы. Итак, он привел в действие автомат номер семь, и что-то или кто-то, стоявший за всем этим, перенес его сюда. Туда, где он сейчас находился. - Хорошо, - громко сказал Лансинг. - И что теперь? Что это все должно означать? Если вы уже посмеялись, то покончим с глупой шуткой. Однако заканчивать никто ни с чем не собирался. Лесистая долина не исчезла. И не было ни малейшего признака, что Лансинга кто-то или что-то услышал (услышало). Номер семь или еще кто-то... Это невероятно, подумал он. Но все, что до сих пор случилось, было невероятно с самого начала. Не в меньшей степени, чем говорящая машина для игры. Если он вернется назад, пообещал себе Лансинг, он под землей разыщет Джексона, этого чертового студента, и расчленит его на пять частей голыми руками. Если только когда-нибудь вернется назад! До сих пор ситуация представлялась ему как временная, неизбежно завершающаяся его обратным появлением в комнате с выстроившимися вдоль стены игральными машинами. Но если возвращение не произойдет? Что тогда? При этой мысли его покрыл пот, и паника, до сих пор таившаяся где-то среди деревьев, ястребом метнулась на Лансинга. Он бросился бежать. Безумно, без всякой причины, слепо, в ужасе, который правил им. В голове его не осталось места для мыслей, там царил ужас. Наконец, он обо что-то споткнулся, ударился в дерево и свалился на землю. Он не попытался тут же подняться. Он лежал там, где упал, не в силах перевести дух, с трудом наполняя воздухом легкие. И пока он лежал, часть ужаса просочилась из сознания Лансинга наружу. Никто не пытался вонзить в его тело длинные острые клыки. Ужасные чудовища не спешили идти по его следу. Ничего особенного не происходило. Восстановив дыхание, он перевел себя в вертикальное положение. Он по-прежнему находился на тропинке, и еще он обнаружил, что достиг верхушки холма - тропа шла по гребню. Лес был не менее густой, но щебетание ручья уже не доносилось. Итак, чего он достиг? И что теперь, когда он почти освободился от власти паники, что он должен делать? Возвращаться обратно в долину, где он был, не было никакого смысла. Имелся серьезный шанс на то, что даже попытавшись сделать это, он мог бы эту долину и не узнать, не отличить ее от других похожих. Ему необходима была информация. Это - первоочередная потребность. Где он находится? Пока он не узнает этого, то может и не пытаться вернуться назад, в колледж. Местность, подумал Лансинг, напоминает Новую Англию. Каким-то образом игральная машина переместила его в пространстве, хотя и не на очень большое расстояние. Если бы он мог выяснить, где именно находится, мог обнаружить телефон, то позвонил бы Энди, попросил бы приехать и подобрать его. И если он двинется вдоль тропы, то весьма вероятно, что через какое-то время наткнется на человеческое обиталище. Он зашагал вдоль тропинки. Идти было легко, потому что, судя по всему, тропой этой пользовались часто. Он не боялся потерять ее. На каждом повороте Лансинг с надеждой вглядывался вперед, надеясь, что увидит там дом или какого-нибудь любителя погулять пешком по лесу, который мог бы сказать Лансингу, где он находится. Местность напоминала Новую Англию, лес, хотя и довольно густой, был лесом приятным. Никакого намека на троллей, гоблинов и прочих нехороших обитателей. И время года было тем же, что и в местности, откуда был перенесен Лансинг. Здесь тоже была осень, но одна вещь очень тревожила Лансинга. Над колледжем уже нависла ночь, когда он отправился выяснять историю с машиной, а здесь все еще только шло к вечеру, хотя он и был не очень уж далеко. И другая мысль не давала покоя Лансингу. Если он не найдет ночлега, то ночевать придется под открытым небом, а он к этому не был готов. Одежда на нем была совсем не того рода, что подходит для защиты от ночной прохлады, а огня он разжечь не мог. Поскольку Лансинг никогда не курил, то никогда и не носил с собой спичек. Он взглянул на часы, тут же сообразив, что время на циферблате здесь ничего не обозначает. Произошло не только смещение в пространстве, но, очевидно, и во времени. И хотя звучало это пугающе, он пока не был слишком расстроен. Он был занят другими проблемами, в первую очередь - найти укрытие на ночь! Он шел уже часа два, так ему казалось. Если бы раньше взглянул на часы и засек время! А вдруг он оказался в необитаемом районе? Только это могло, по мнению Лансинга, объяснить отсутствие людей. В привычной местности Новой Англии он давно уже должен был наткнуться на какую-нибудь ферму. Солнце уже опустилось низко, еще час-два и станет темно. Лансинг бросился бежать, потом взял себя в руки. Нет, этим путем он ничего не достигнет - бег принесет панику, а он не мог себе сейчас позволить паниковать. Но все же решил, что стоит прибавить шагу. Прошел еще час, а он по-прежнему не замечал признаков жилья. Солнце погружалось за горизонт. Быстро надвигалась темнота. Еще полчаса, сказал он себе, заключая сделку с самим собой. Если через полчаса он ничего не найдет, то начнет готовиться к ночлегу под открытым небом - постарается найти более-менее подходящее естественное убежище или сам что-нибудь соорудит. Темнота надвигалась быстрее, чем он предполагал, и не прошло установленного получаса, как он начал искать место для "берлоги". Потом он увидел впереди искру света. Он замер, затаив дыхание, чтобы убедиться, что это в самом деле свет, боясь спугнуть удачу. Потом сделал несколько шагов вперед, чтобы лучше было видно, и огонек не исчез. Это в самом деле был мерцавший в полутемноте огонь, и в этом сомнения не было! Он пошел в направлении огня, лишь бросив быстрый взгляд под ноги, чтобы убедиться, что он не сошел с тропы. Чем ближе он подходил, тем ярче становился огонь, и он почувствовал, как заполняет его прилив благодарности. Лес перешел в поляну, и в сумерках он увидел очертания дома. Свет падал из нескольких окон в одном крыле здания, а из массивной трубы поднимались кудрявые завитки дыма. В темноте он не заметил изгороди, потому что на радостях потерял тропинку, поэтому ощупью пробрался вдоль изгороди к калитке. Калитка была подвешена к солидным столбам, явно более высоким, чем требовалось. Подняв голову, он понял, почему. К столбам была привязана перекладина, а с перекладины свешивалась вывеска. Она крепилась к двум отрезкам цепи, на которых висела. Прищурившись, Лансинг разобрал, что это вывеска гостиницы. Но стало уже так темно, что он не мог прочесть названия. 6 Пять человек, четыре мужчины и женщина, сидели за столом, массивным и дубовым, перед каменным камином. Когда Лансинг вошел в комнату и затворил за собой дверь, все они повернулись и посмотрели на него. Один из них, очень полный человек, выбрался из своего кресла и вперевалку направился к Лансингу, чтобы поприветствовать его. - Профессор Лансинг, мы все очень рады, что вы прибыли благополучно, - сказал он. - Мы уже начали волноваться. Теперь остался еще только один человек. Надеемся, что с ней ничего не случилось. - Еще один? Так вы знали, что я приду? - Да, узнали еще несколько часов назад. В тот момент, когда вы отправились в путь. - Совершенно ничего не понимаю, - развел руками Лансинг. - Как вы могли об этом узнать? Это невозможно. - Я здесь хозяин, - сказал толстяк. - И я управляю этой захудалой гостиницей в меру всех своих сил, чтобы создать условия для отдыха всех, кто путешествует в этих краях. Пожалуйста, сэр, подходите к огню, согрейтесь. Бригадир, я не сомневаюсь, уступит вам свой стул у самого очага. - С большим удовольствием, - сказал Бригадир. - Я уже слегка обуглился, пока сидел у самого огня. Он встал со стула - солидного, командирского вида мужчина, плотного телосложения. Огонь очага блеснул при этом на медалях, прикрепленных к куртке. - Благодарю вас, сэр, - пробормотал Лансинг. Но прежде, чем он успел сделать шаг и занять место, открылась дверь и в комнату вошла женщина. Хозяин, переваливаясь, прошел немного вперед, чтобы приветствовать ее. - Мэри Оуэн, - сказала он. - Это вы? Мы очень рады видеть вас здесь. - Да, меня зовут Мэри Оуэн, - подтвердила женщина. - И я также рада, что попала сюда. Но вы не могли бы сказать, где я нахожусь? - С огромным удовольствием, - ответил Хозяин. - Вы в гостинице "Петушок". - Какое странное название для гостиницы, - сказала Мэри Оуэн. - Об этом судить не берусь, - ответил Хозяин. - В наименовании я участия не принимал. Она уже имела это название, когда я появился здесь. Как вы могли заметить, это весьма древнее строение. И в свое время давало убежище многим очень благородным клиентам. - Но что это за местность? - спросила Мэри. - Я имею в виду страну. Страна, провинция, район, округ - где я нахожусь сейчас? - Ничего этого я вам сообщить не могу, - сказал Хозяин. - Подобных сведений мне никогда не приходилось получать. - А я еще не слышала о человеке, который бы не знал, в какой стране он живет, - сказала Мэри. - Мадам, - сказал человек во всем черном, стоящий рядом с Бригадиром. - Это звучит странно, но Хозяин не шутит с вами. Все это правда. То же самое он говорил и всем нам. - Проходите, проходите же, - сказал Хозяин. - Придвигайтесь поближе к огню. - Джентльмены, которые уже успели согреться, дадут место вам и профессору Лансингу. Вот, наконец, собрались все. Теперь я отправлюсь на кухню, посмотрю, как дела с ужином. И своей утиной походкой он заспешил прочь. Мэри Оуэн тем временем подошла к очагу и остановилась рядом с Лансингом. - Кажется, он назвал вас профессором? - спросила она. - Да, кажется. Лучше бы он этого не делал. Меня редко так называют. Даже мои студенты... - Но вы профессор, правильно? - Да. Преподаю в Лангморском университете. - Никогда о таком не слыхала. - Это небольшое заведение в Новой Англии. Тут к ним обратился Бригадир. - Вот два стула у огня. Пастор и я приготовили их для вас. - Спасибо, генерал, - сказала Мэри. Человек, тихо сидевший напротив Бригадира и Пастора, поднялся и осторожно тронул Лансинга за руку. - Как вы видите, - сказал он, - я не человек. Поэтому вы не воспримите это как грубость, если я приглашу вас в наш тесный кружок? - Ну, почему же?... - начал Лансинг, потом замолчал и уставился на говорившего. - Вы... - Я робот, мистер Лансинг. Вы раньше не видели роботов? - Нет, никогда. - Да, нас немного, - сказал робот, - и мы есть не на всех мирах. Меня зовут Юргенс. - Извините, что я вас сначала не заметил, - сказал Лансинг. - Хотя в очаге огонь, комната не очень хорошо освещена, и я был так ошеломлен, что... - Да, кстати, мистер Лансинг, вы, случайно, не сумасшедший? - Не думаю, Юргенс. Мне такое никогда не приходило в голову. А почему вы спрашиваете? - У меня хобби, - объяснил робот. - Коллекционирую ненормальных людей. Один человек из моей коллекции начинает воображать себя Богом, едва лишь напьется допьяна. - Тогда я пас, - сказал Лансинг. - В трезвом или нетрезвом виде, я никогда не воображаю себя Богом. - Но, - сказал Юргенс. - Это лишь одна из разновидностей ненормальности. Существуют многие другие. - Не сомневаюсь, что существуют, - согласился Лансинг. Бригадир взял на себя обязанность представить всех сидевших за столом. - Меня зовут Эверет Дарили, - сказал он. - Бригадир семнадцатой секции. Рядом со мной стоит пастор Эзра Хатфилд, а сидящая за столом леди - поэтесса Сандра Карвер. Рядом с мистером Лансингом стоит робот Юргенс. Теперь мы знаем друг друга, давайте же займем места и угостимся прелестным напитком, который нам был предложен. Трое из нас его уже опробовали и сочли превосходным. Лансинг обошел стол и сел рядом с Мэри Оуэн. Стол, как он заметил, был из солидного дубового дерева, и обработка указывала, что сделан он руками сельского плотника. На нем стояли три горящие свечи вместе с тремя бутылками и подносом с кружками. Только теперь он заметил, что в комнате были еще люди. В углу стоял стол и четыре человека, сидящие за этим столом, сосредоточенно играли в карты. Бригадир поставил перед собой две кружки и наполнил их из бутылки. Одну кружку он передал Мэри, вторую придвинул Лансингу. - Надеюсь, что ужин не запоздает, - сказал он. - И окажется таким же вкусным, как этот напиток. Лансинг попробовал. Жидкость приятным теплом наполнила желудок. Он поудобнее уселся на стуле и сделал несколько хороших глотков. - Мы сидели тут еще до вашего прихода, - сказал Бригадир Мэри и Лансингу, - и размышляли о том, что оставшиеся двое - то есть вы, - если они придут, могут иметь какое-то понятие о том, что происходит с нами. Из того, что сказали вы, мисс Оуэн, становится ясно, что вы не знаете. А вы, Лансинг? - Ни малейшего понятия, - ответил Лансинг. - И наш Хозяин утверждает, что ему ничего не известно, - с кислой миной сообщил Пастор. - Он утверждает, что занимается только управлением и содержанием гостиницы и не задает вопросов. От того, как я понимаю, что вопросы ему, в принципе, задавать некому. По-моему, он лжет. - Вы судите о нем слишком поспешно и строго, - заметила поэтесса Сандра Карвер. - У него открытое, честное лицо. - На свинью он похож, вот что, - сказал Пастор. - И под своей крышей позволяет происходить всяким гадостям. Вот эти игроки в карты... - Вы сами глотали вместе со мной питье кружку за кружкой, - сказал Бригадир. - Пить - это не грех, - объяснил Пастор. - В Библии сказано, что небольшое количество вина полезно для желудка... - Парень, - сказал Бригадир. - Но это же не вино. - Возможно, если бы мы немного успокоились и сопоставили известные нам факты, - предложила Мэри, - то пришли бы к какому-нибудь полезному результату. Кто мы такие и как сюда попали, и какие у нас появились по этому поводу мысли. - Вот первая разумная вещь, сказанная здесь! - воскликнул Пастор. - Будут у кого-нибудь возражения? - У меня нет возражений, - сказала Сандра Карвер шепотом, и всем остальным пришлось замолчать и прислушаться, чтобы услышать слова. - Я - дипломированный поэт, то есть, поэтесса Академии Древнейших Афин, я могу говорить на четырнадцати языках, хотя писать и петь могу только на одном - это один из диалектов старогэльского, самый выразительный язык в мире. Я не совсем понимаю, каким образом очутилась здесь. Я слушала концерт, новую композицию, представляемую оркестром из Заокеании на Западе. Я еще никогда в жизни не слышала столь сильной, мощной, яркой вещи. Мне показалось, что музыка подняла мое сознание из плотской оболочки и соединила дух с вселенской гармонией. Я очутилась совсем в другом месте. И когда мой парящий дух и телесная оболочка снова соединились, то я в самом деле оказалась в другом месте - сельской местности потрясающей красоты. Передо мной бежала тропа, и я поспешила по ней... - Год, - сказал Пастор. - Умоляю, какой это был год? - Не понимаю вашего вопроса, Пастор? - Какой это был год? В вашем времяизмерении? - Шестьдесят восьмой год Третьего Ренессанса. - Нет, нет, я имею в виду, от рождения Христова - Анно Домини. Год со дня рождения нашего Владыки. - О каком именно вы говорите? В мое время их так много. - Я же сказал - со дня рождения Христа. - Христа? - Да, Иисуса Христа. - Сэр, никогда раньше о нем не слышала. Пастор, казалось, был на грани апоплексического удара. Лицо его побагровело и он потянул за воротник, словно ему не хватало воздуха. Он пытался что-то сказать и не мог. - Извините, если я расстроила вас, - сказала поэтесса. - Я совсем не хотела вас обидеть. - Все в порядке, моя милая, - сказал Бригадир. - Просто наш друг Пастор переживает культурный шок. И когда мы разберемся во всем этом, он может оказаться не в одиночестве. Я постепенно начинаю понимать, в какой мы оказались ситуации. Мне она представляется абсолютно невероятной, но по мере нашего продвижения вперед может перейти в частично вероятную, хотя я предчувствую, что многие из нас с большим трудом придут к такому пониманию. - Вы имеете в виду, - сказал Лансинг, - что мы все происходим из разных культурных формаций и даже, наверное, разных миров, хотя в этом я не уверен, - он был несколько удивлен собственными словами, тут же мысленно вернувшись к тому моменту, когда Энди Сполдинг праздно рассуждал - без всякого серьезного намерения или даже веры собственным словам - об альтернативных, параллельных мирах. Хотя, как вспомнил Лансинг, он не очень внимательно слушал его тогда. - Но мы все говорим по-английски, - сказала Мэри Оуэн. - Или можем говорить. Сколько языков, Сандра, вы знаете? - Четырнадцать, - ответила поэтесса. - Но некоторые - довольно плохо. - Лансинг сформулировал довольно верную гипотезу о том, что могло с нами всеми произойти, - сказал Бригадир. - Поздравляю вас, сэр. У вас острое и быстрое мышление. Возможно, гипотеза окажется не совсем верной, но она приближает нас к истине. Что касается английского, на котором мы разговариваем, то давайте проведем линию размышления дальше. Мы - небольшая группа, отряд, в котором все умеют говорить по-английски. Возможно, существуют другие отрядики, где общаются на латыни, по-гречески, по-испански. Такие небольшие группки людей, которые могут осуществлять коммуникацию между собой, потому что говорят на одном языке. - Это чистый вымысел! - воскликнул Пастор. - Это безумие - даже предполагать концепцию, о которой вы двое сейчас говорили! Это противоречит всему, что мы знаем о Небесах и о Земле. - Наши знания о Небесах и о Земле, - едко отсек Бригадир, - всего лишь щепотка того, что составляет всю истину. И, находясь в такой ситуации, в какой находимся, мы не можем позволить себе закрывать глаза. Ведь факт нашего присутствия здесь и то, как мы сюда попали, - все это наверняка не имеет объяснения в рамках известных нам знаний. - Думаю, то, что предлагает мистер Лансинг, - сказала Мэри, - это... Лансинг, как ваше имя? Нельзя же все время обращаться к вам по фамилии. - Меня зовут Эдвард. - Спасибо. Я считаю, что предложение Эдварда может показаться слишком романтичным, мечтательским. Но если мы хотим узнать, где находимся и почему, то нам придется изменить привычный ход рассуждения. Я сама - инженер, кстати, и живу в высокотехнологическом обществе. Все, что выходит за рамки твердой теории или практики - все это просто действует мне на нервы. И в методологии научного познания нет ничего, что могло бы сейчас дать нам какое-то объяснение случившемуся. Возможно, кто-то из вас имеет какие-то основания, чтобы строить гипотезы. Что скажет наш друг-робот? - Я тоже происхожу из высокотехнологического общества, - сказал Юргенс. - Но не имею понятия о способе мышления, который... - Почему вы его спрашиваете? - воскликнул священник. - Вы его называете роботом, слово это легко соскальзывает с губ. Но подумайте немного, чем является он на самом деле - всего лишь механическим устройством, машиной. - Вы заходите слишком далеко, - сказал Бригадир. - Сам я живу в мире, где механические устройства многие годы ведут войну, очень умно и хорошо, с выдумкой и воображением, которые иногда превосходят человеческие. - Как ужасно! - сказала поэтесса. - Вы хотите сказать, - заметил Бригадир, - что война ужасна? - А разве нет? - спросила Сандра. - Война - естественная функция человеческого общества, - объяснил Бригадир. - Каждая раса должна агрессивным, соревновательным образом реагировать на конфликт. Если бы это было не так, то не происходило бы столько войн. - Но человеческие страдания, агония, разрушенные надежды! - В мое время война превратилась в игру, - заявил Бригадир. - Как это уже не раз бывало у многих племен. Индейцы Западного Континента рассматривали войну как игру. Юный индеец начинал быть полноправным мужчиной лишь после первой военной удачи. В прошлом бывали времена, когда чрезмерный запал приводил к результатам, о которых упоминали вы. Сегодня кровь почти не льется. Мы играем в войну, как играют в шахматы. - Используя роботов, - сказал Юргенс. - Мы их не называем роботами. - Возможно. Механикумов. Механикумов, которые обладают личностями и способны думать. - Верно. Отлично построенных, великолепно обученных. Они помогают нам не только сражаться, но и строить планы. Мой командный и рядовой состав состоит большей частью из механикумов. И во многих отношениях их восприятие боевой обстановки превосходит мое собственное. - И поле битвы усеяно механикумами? - Да, конечно, - сказал Бригадир. - Во время войны, впрочем, приходится очень ревниво заботиться о боевых ресурсах. - Генерал, - сказал Юргенс. - Не думаю, что хотел бы жить в вашем мире. - А в каком мире вы живете? Если вам не по вкусу мой мир, то расскажите, в каком вы сами живете. - Мирном. В мирном мире. Мы любим наших людей. - Звучит отвратительно, - сказал Бригадир. - Вы любите ваших людей? Ваших людей? - Да. В нашем мире людей осталось мало. Мы о них заботимся. - Как бы это ни было мне не по душе, - сказал Пастор. - Но слушая вас, я прихожу к выводу, что Эдвард Лансинг был прав. Мы явно происходим из разных миров. Из циничного мира, который рассматривает войну, как простую игру... - Совсем не простую, - возразил Бригадир. - Это весьма даже сложная игра. - Циничный мир, - повторил Пастор, - который рассматривает войну всего лишь как сложную игру. И мир поэтесс и поэзии, мир музыки и академий. Другой мир - в котором роботы нежно заботятся о людях. А в вашем мире, дорогая леди, женщина может стать инженером. - А что здесь такого? - спросила Мэри. - Женщина не должна быть инженером, вот в чем дело. Женщина должна быть верной женой, компетентной хранительницей очага, искусной воспитательницей детей. Такая деятельность является естественной сферой женщины. - А в моем мире женщины не только инженеры, - сказала Мэри. - Они еще физики, врачи, химики, философы, палеонтологи, геологи, члены правления крупных корпораций, президенты престижных компаний, юристы, президенты исполнительных агентств. И этот список можно еще долго продолжать. Пыхтя, у стола возник Хозяин. - Дорогу, - сказал он. - Дайте нам дорогу. Ужин готов. Надеюсь, что он вам придется по вкусу. 7 С едой было покончено. Ужин в самом деле был в высшей степени приятным и вкусным. Теперь, отодвинув стол, они расселись у огня, за их спинами, в дальнем углу комнаты, скорчились над своим столом игроки в карты. Лансинг указал большим пальцем через плечо в их сторону. - А как быть с ними? Они не присоединились к нашему ужину. Хозяин презрительно скривился: - Они не оставят игру. Мы подаем им сандвичи, и они не прекращают игры. Они не остановятся до самого рассвета. Потом немного поспят и снова сядут за стол. Сначала позавтракают, помолятся и сядут играть. - А кому они молятся? - спросила Мэри. - Богам случая, наверное? Хозяин гостиницы покачал головой. - Мне показалось, что вы самый нелюбопытный человек, - сказал Пастор. - Вы знаете об обычных вещах гораздо меньше любого, кого я знаю. Не знаете, в какой стране живете, не знаете, почему мы оказались здесь и что мы должны теперь делать. - Я сказал вам правду, - ответил Хозяин. - Я ничего подобного не знаю и никогда не спрашивал. - А разве было у кого спросить? У кого мы можем это спросить? - Ни у кого, - просто ответил Хозяин. - Итак, нас сюда забросили, - сказала Мэри. - Без всяких объяснений, инструкций. Некто неизвестный - или какая-то группа - забросил нас сюда с какой-то целью. У вас есть хоть какое-то предположение о том, что... - Никаких предположений, милая леди, пока не имею. Могу сказать вам... остальные группы, бывавшие здесь, покидали гостиницу по древней дороге, чтобы узнать, что лежит там, дальше. - Значит, были и другие группы? - Да. Очень много. Но через заметные промежутки времени. - И они возвращались? - Редко. Только отбившиеся члены групп. Время от времени. - И что происходило, когда они возвращались? - Этого не знаю. Я на зиму закрываю гостиницу. - Вы упоминали древнюю дорогу, - заговорил Бригадир. - Вы не могли бы рассказать о ней больше? Куда она ведет, и по-вашему, что там можно найти, на этой дороге? - Я знаю только то, что говорят слухи. Ходят слухи о городе и слухи о кубе. - Только слухи? - Да. - О кубе? - переспросил Лансинг. - Это все, что известно мне, - сказал Хозяин. - И ничего больше я не знаю. А теперь вопрос, который я пока не решался поднимать, но сказать об этом нужно. - Что такое? - спросил Пастор. - Дело в плате. За еду, комнаты, ночлег мне должно быть уплачено. Кроме того, я держу небольшую лавочку, в которой вы могли бы купить еду и необходимые в дороге предметы. - У меня денег с собой нет, - сказал Бригадир. - Я редко их с собой ношу. Если бы я знал, что попаду сюда, то запасся бы суммой наличных. - У меня с собой всего лишь пригоршня мелочи, - сказал Пастор Хозяину. - Как и все священнослужители в моей стране, я весьма бедный человек. - Я могу выписать чек, - сказала Мэри. - Извините, но я не могу принять чек. Мне нужны твердые, солидные наличные. - Я ничего не понимаю, - пожаловалась Сандра Карвер. - Наличные и чеки? Что это? - Он говорит о деньгах, - сказал Бригадир. - Вы должны знать, что такое деньги. - Но я не знаю. Пожалуйста... что такое деньги? - Это знаки, бумажные или металлические, - тихо объяснил Бригадир. - Которые имеют твердую условную ценность. Они используются для оплаты за товары и услуги. Если вам нужна одежда, еда, другие предметы, то вы должны иметь деньги. - Мы ничего такого не имеем, - сказала она. - Мы меняемся. Я даю свои стихи и песни. Другие люди дают мне за это еду, одежду. - Совершенное коммунистическое общество, - сказал Лансинг. - Не понимаю, почему у вас такой пораженный вид, - заметил Юргенс. - Ведь способ функционирования общества Сандры - единственно разумный способ существования любого общества. - Что означает, я подозреваю, - сказал Бригадир. - Что у вас тоже нет при себе денег. Он повернулся к Хозяина и сказал: - Извини, дружище. Кажется, тебе на этот раз не повезло. - Одну минутку, - заговорил Лансинг. Потом обратился к Хозяину. - Скажите, а не бывает иногда такого, что лишь один из членов групп имеет деньги? Которые, возможно, были выданы ему теми, кто забросил сюда всю группу? - Иногда так бывает, - согласился Хозяин. - Собственно, почти всегда именно так и происходит. - Тогда почему вы сразу так и не сказали? - Ну, - ответил Хозяин, проведя языком по губам. - Никогда не знаешь заранее. Нужно быть осторожным. - Правильно ли я понял, - сказал Пастор. - Что вы, мистер Лансинг, являетесь казначеем нашей группы? - Кажется, это действительно так, - сказал Лансинг. - Подозреваю, что это я и есть. Он вытащил из кармана одну из золотых монет и щелчком ногтя послал Хозяину. - Это чистое доброе золото, - сказал он, хотя не был уверен, что это так на самом деле. - На сколько хватит стоимости этой монеты? - Еще две таких, - пояснил Хозяин, - покроют расходы за сегодняшний ужин, ночлег и завтрак завтрак утром. - Подозреваю, - сказал Пастор, - что он надувает вас, мистер Лансинг. - Я тоже так думаю, - сказал Лансинг. - Я думаю, что одной монеты будет вполне достаточно. Из чистой щедрости я дам вам еще одну, но не больше. - Цены растут, и обслуживать гостиницу становится все труднее, - заныл Хозяин. - Еще одну, - сказал Лансинг. - И довольно. Больше ничего не получите. - Ладно, - сказал Хозяин. - Следующая группа может оказаться более щедрой. - Я по-прежнему думаю, что и этого слишком много, - вставил Пастор. Лансинг подбросил монету и Хозяин поймал ее своей пухлой ладонью. - Вполне возможно, что этого слишком много, - сказал Пастору Лансинг, - но пусть не говорит, что мы его обманули. Хозяин медленно встал со стула. - Когда захотите лечь спать, - сказал он, - то позовите меня. Я покажу ваши комнаты. Когда он ушел, Мэри сказала: - Странный способ финансировать экспедицию. Ведь вы могли промолчать, Эдвард, и оставить деньги себе. - Номер бы не прошел, - сказал Лансинг. - Он знал, что у кого-то деньги должны быть. - Эта история с деньгами наводит на мысль, - сказала она, - что кто-то послал нас сюда с определенной целью. - Кто-то или что-то... - Верно. Или что-то. Мы им явно необходимы здесь, если они оплатили нашу дорогу. - Но вам не кажется, что в этом случае правильнее было бы сказать нам, что им от нас нужно? - Да, это было бы логично. Мы имеем дело со странными людьми. - Мистер Лансинг, - вмешался Бригадир. - Возможно, это не наше дело, но не могли вы рассказать нам, как вы добыли эти деньги? - С удовольствием, - сказал Лансинг. - Во-первых, все ли из вас знают, что такое игральные автоматы? Кажется, никто понятия не имел. - Ну, тогда, - решил Лансинг. - Я расскажу вам историю о студенте, игральных машинах и одном моем эксцентричном друге. Он описал все, что с ним произошло. Они выслушали его с большим вниманием. - Должен сказать, - заметил Бригадир, - что история ваша весьма запутанная. - И все это время, - объяснял Лансинг, - меня не покидало чувство, что меня водят за нос. И все же я должен был двигаться дальше. Любопытство не позволило мне остановиться. - Возможно, это было к лучшему, - сказал Бригадир. - В противном случае мы бы оказались здесь без гроша в кармане. - Очень странно, - сказала Сандра, - что все мы были такими разными способами перенесены в это место... Я слушала музыку, вы - с помощью машины, которую вы называете игральной. - А я попалась, - сказала Мэри, - на удочку с помощью чертежей. Один инженер принес мне копию чертежа, в котором он, якобы, не все понимал. Он настаивал на том, чтобы я взглянула на чертеж. Ничего подобного я раньше не видела и постаралась разобраться в головоломке, выделить рациональное зерно. Но тут конфигурация линий загипнотизировала меня, и прежде чем я успела опомниться, я уже стояла в лесу, на холме. Меня поражает совпадение - и я, и вы, Эдвард, были вовлечены в ловушку другим человеком. Вы - студентом, я - товарищем по работе. Очевидно, те или то, что сделали это с нами, имеют на наших мирах своих агентов. - Мне сначала показалось, - сказал Лансинг Мэри, - что мы с вами одного мира, принадлежим одной культуре. Наши общества представляются очень похожими. Но я наблюдал за вами, когда произнес одно слово... и вы были озадачены, услышав его. Похоже, что вы не знаете, что значит слово "коммунистический". - Слово мне известно, - сказала она. - Но меня удивил контекст. Кажется, вы превратили коммунизм в прилагательное, словно такое общество может существовать, или могло бы. - В моем мире оно существует. - Что касается меня, - сказал Пастор, - то я уверен - никакая провокация со стороны людей не имела места. Я увидел Благословение Господне. Годами я искал его. Иногда мне казалось, что я уже близко, но каждый раз оно ускользало от меня. И вот, стоя на поле редиса, я увидел Благословение. Оно была ярче и величественнее всего, что я мог вообразить. Я поднял руку, чтобы вознести молитву, и в этот момент Благословение Господне стало ярче, больше... и я упал в него. - Похоже, теперь нет сомнений, - сказал Бригадир. - Что каждый из нас происходит из мира, отличного от родного мира другого члена нашей команды. Миры эти различны - но это человеческие миры. Дополнительных доказательств не нужно. Рассказа четырех из нас уже достаточно. Надеюсь, что вы меня извините, если я не присоединюсь к вам и не поведаю при каких необыкновенных обстоятельствах оказался здесь я. - Мне лично это не очень нравится, - сказал Пастор. - Все остальные рассказали о себе довольно много... - Ничего, все в порядке, - перебил его Лансинг. - Если генерал не хочет изливать нам свою душу, то я вполне его понимаю и не настаиваю. - Но в группе товарищей, доверяющих друг другу... - Мы еще не товарищи, Пастор. И здесь две женщины. - Если мы доверяем друг другу, - сказал робот Юргенс, - то это нужно доказать в лежащем перед нами пути. - Если мы пойдем по этому пути. - Я лично пойду, - заявил Бригадир. - Я бы умер от скуки, плесневея в этой гостинице. Этот жалкий содержатель гостиницы упоминал о лежащем впереди городе. Наверняка любой город куда предпочтительнее, чем этот хлев. - Еще он говорил о каком-то кубе, - сказала Сандра. - Что бы это могло быть? Я еще никогда не слышала об объекте, который бы называли просто кубом. 8 На следующее утро они довольно долго не могли выйти в путь. Завтрак по непонятной причине задерживался, потом с долгими оттяжками и оговорками Хозяин продал им необходимые в дороге еду и вещи - одежду, принадлежности для приготовления пищи, инструменты и дорожные принадлежности: спальные мешки, спички, топорики, ножи, дорожные ботинки. Бригадир требовал пистолет или ружье и был чрезвычайно взволнован сообщением Хозяина, что оружия в продаже нет. - Это смехотворно! - бушевал Бригадир. - Разве может экспедиция отправляться в путь без соответствующих средств обороны? Хозяин попытался успокоить его. - В пути нет опасности. Бояться нечего. - Откуда вам знать!? - прогремел Бригадир. - Что-то раньше вы такой осведомленности не проявляли. И если вы ничего об этой стране не знаете, то как вы можете утверждать, что на пути нет опасности? Когда пришла пора расплачиваться, Лансинг выдержал неприятнейший момент самой мелочной торговли. Хозяин, похоже, решил добиться дополнительной выгоды, чтобы компенсировать потери вчерашнего вечера. Лансинга яростно поддерживал Пастор, имевший твердое убеждение, что все вокруг стремятся его надуть. Наконец он, ко всеобщему неудовлетворению, расплатился за все, и они вышли в путь. Бригадир шел впереди, сразу за ним следовал Пастор. За Пастором шли Мэри и Сандра, замыкали колонну Юргенс и Лансинг. Юргенс нес тяжелый тюк с едой. Ему самому практически ничего не требовалось - ни еды, ни спального мешка, поскольку он не ел и не спал. Ему не нужна была и одежда, но он обзавелся ножом и топориком, которые привязал к своему поясу. - Я заинтригован вашими первыми словами, - сказал Лансинг роботу, когда они зашагали рядом. - Вы спросили, не сумасшедший ли я. Вы сказали, что коллекционируете ненормальные личности. Но позднее вы упомянули, что в вашем мире мало осталось людей. Если это так, то... - Это неудачная шутка, - объяснил робот. - Я жалею, что пошутил. На самом деле, я собираю не самих людей, а характеры, которые нахожу в книгах. Характеры ненормальных людей. - Составляете список? - Нет, гораздо больше. Я конструирую миниатюрные копии, воплощения. Такие, какими я их представляю в реальной жизни. - Значит, вы коллекционируете кукол? - Нет, это нечто большее, мистер Лансинг. Мои механические воплощения умеют двигаться, разговаривать, играть небольшие сценки. Это очень забавно - наблюдать за ними. Кроме того, я развлекаюсь с ними в свободное время и их совместное взаимодействие помогает мне понять людей. - Механические куклы помогают вам понять людей? - Да, можно сказать и так. В основе своей они механические. Хотя в некотором смысле они все же биологические. - Это поразительно, - сказал Лансинг несколько шокированный. - Вы создаете живых существ. - Да, во многих отношениях они живые. Лансинг больше не сказал ничего, оборвав беседу, не желая развивать эту тему дальше. Дорога почти не отличалась от хорошей тропы. Иногда можно было заметить двойные борозды, проделанные колесным экипажем, хотя почти везде следы колес были стерты ветром и дождем, выросшей травой и ползучими растениями. Некоторое время дорога пробиралась через лес, который через пару часов начал редеть и постепенно сменился красивой травянистой равниной; местами на ней виднелись небольшие рощицы. День, поначалу приятно теплый, становился все жарче. Бригадир, шедший во главе, остановился у очередной рощицы, осторожно сел на траву, прислонившись спиной к дереву. Когда подтянулись остальные, он объяснил причину остановки: - Поскольку среди нас дамы, я решил, что лучше будет немного отдохнуть. Солнце светит здесь необыкновенно горячо. Из форменной куртки он извлек огромный белый платок и вытер пот со лба. Потом поставил перед собой фляжку, отвинтил колпачок и жадно сделал глоток воды. - Мы вполне можем немного отдохнуть, - сказал Лансинг. - И если спешить нам некуда, то можно было бы слегка закусить. Время второго завтрака давно наступило. - Прекрасная идея, - с готовностью отозвался Бригадир. Юргенс, открыв свой могучий рюкзак, нарезал ломтиками холодное мясо и сыр. Потом нашел жестянку с твердыми бисквитами и открыл ее. - Может, приготовить чай? - спросил он. - У нас нет времени, - раздраженно заметил Пастор. - Нужно спешить. - Я наберу веток, - сказал Лансинг, чтобы развести огонь. Мне тут где-то приметилось высокое дерево. Чай нам всем не помешает. - Зачем все это? - настаивал Пастор. - Не нужен нам чай. Можно было бы закусить сыром и бисквитами на ходу. - Садитесь, - сказал Бригадир. - Садитесь, отдохните как следует. Мчаться вперед - это самое вредное дело в долгом пути. В дорожный ритм нужно втягиваться постепенно, никогда не рвать с места в карьер. - Я не устал, - отрезал Пастор. - И остановки для завтрака мне никакой не надо. - Но наши дамы, Пастор!... - Дамы чувствуют себя прекрасно, - сказал Пастор. - Это вы начинаете сачковать. Они все еще перебрасывались репликами, когда Лансинг отправился вдоль дороги, чтобы отыскать сухое дерево, которое видел по пути, минут за пять до остановки. Он быстро нашел его и принялся за работу, разрубая сухие ветки на удобные для переноски в руках куски. Остановка будет недолгой и топлива для костра понадобится немного. Одной охапки хватит. Позади хрустнула сухая ветка и Лансинг обернулся. Рядом стояла Мэри. - Я вам не мешаю? - спросила она. - Наоборот, я рад компании. - Мне не хотелось там оставаться - эти двое все еще ссорятся. Еще до конца похода между ними будет стычка, Эдвард. Я в этом уверена. - Они оба одержимые. - И очень похожи друг на друга. Он засмеялся: - Они бы вас растерзали, если бы услышали эти слова. Каждый внутренне презирает другого. - Вероятно. Они так похожи, и потому, наверное, презирают друг друга. Может быть, они друг в друге видят отражение себя? Самопрезрение? Ненависть? - Не знаю, - сказал Лансинг. - Я в этом не разбираюсь, в психологии я слаб. - А в чем вы разбираетесь? Что вы преподаете? - Английскую литературу. В университете я - местный специалист по Шекспиру. - Вы знаете, - сказала она, - у вас даже вид немного такой. Филологический. - Думаю, этого хватит, - сказал он, присев и начав собирать хворост в охапку. - Вам помочь? - спросила она. - Нет, нам нужно совсем немного, только чтобы чай вскипятить. - Эдвард, как вы думаете, что мы найдем? Что мы ищем? - Не знаю, Мэри. И по-моему, едва ли кто-то из нас знает. Нет никакой видимой причины для того, чтобы собирать нас всех здесь. И никто из нас, кажется, не испытывает желания оставаться здесь. Но делать нечего, и наша шестерка оказалась в этом странном мире. Придется оставаться в нем - выбора у нас все равно нет. - Я очень долго думала обо всем этом, - сказала девушка. - Я почти не спала прошлой ночью. Кому-то это явно было нужно - чтобы мы собрались здесь. Кто-то нас всех сюда направил, хотя мы и не просили об этом. Лансинг поднялся с корточек, нагрузив на изгиб локтя одной руки ворох сухих веток. - Не будем расстраиваться по этому поводу. Пока не будем. Возможно, через день или два мы узнаем что-то новое. Они вернулись обратно. Юргенс поднимался вверх по склону холма, с плеча у него свисали четыре фляги. - Я нашел ручей, - сообщил он. - Вам нужно было оставить фляги, я бы их тоже наполнил. - Моя еще почти полная, - сказала Мэри. - Я отпила совсем чуть-чуть. Лансинг занялся устройством костра, а Юргенс тем временем налил в чайник воду и воткнул в землю палочку с вилообразным концом, на которую можно было подвесить над огнем чайник. - А вы знаете, - требовательно вопросил Пастор, возвышаясь над опустившимся на колени Лансингом, который разводил огонь. - Что наш спутник-робот взял флягу и для себя? - А что тут такого? - спросил Лансинг. - Но ему не нужна вода. Зачем тогда по-вашему, он тащит эту... - Вероятно, чтобы вы или Бригадир могли воспользоваться его водой, когда ваши фляги опустеют. Вы об этом не подумали? Пастор с отвращением фыркнул, весьма презрительно отвернувшись. Лансинг почувствовал, что его охватывает злость. Он поднялся и подчеркнуто медленно повернулся лицом к Пастору. - Хочу кое-что сказать вам, - сообщил он. - И я говорю это первый и последний раз. Нам здесь не нужны ссоры. И те, кто эти ссоры вызывает. Понятно? Если вы не успокоитесь, я вас проучу. Вы поняли меня? - Ну-ну, - сказал Бригадир. - И вы, - Лансинг повернулся к Бригадиру. - Держите язык за крепко сжатыми зубами. Вы сами назначили себя нашим предводителем, только у вас что-то получается паршиво. - Кажется, - с достоинством сказал Бригадир, - вы считаете, что лидером должны быть вы? - Нам вообще не нужен лидер, генерал. И когда ваша напыщенность начнет брать верх над вашим благоразумием, не забывайте о том, что я сказал. Над небольшой компанией нависла тягостная тишина. Они выпили чай, съели завтрак, потом снова вышли в путь. Впереди продолжал идти Бригадир. Пастор едва не наступал ему на пятки. Вокруг по-прежнему расстилалась живописная местность, поля чередовались с небольшими рощицами. Местность была приятная, но солнце грело довольно сильно. Бригадир, печатавший шаг во главе отряда, заметно сбавил темп по сравнению с утренним маршем. Дорога постепенно и плавно поднималась на волны чередующихся холмов, каждый следующий из которых был немного выше предыдущего. Наконец, Бригадир остановился и начал что-то кричать. Пастор стремительно подбежал и остановился рядом с ним, остальные поспешили присоединиться к ним. Местность расстилалась перед ними огромной впадиной, чашей, и на самом дне этой зеленой прекрасной чаши стоял куб небесно-голубого цвета. Даже сверху, с солидного расстояния, было ясно, что это довольно массивное сооружение. Никаких украшений на плоских гранях куба не было. Верхняя грань была совершенно плоской и горизонтальной. Но размеры и цвет превращали этот куб в весьма замечательное зрелище. Дорога, по которой они следовали, уходила вниз, петляя и змеясь. Достигнув конца склона, она по прямой устремлялась к кубу, добегала до него, кольцом огибала одну его сторону, доходила до противоположной стенки чаши, змеиными петлями карабкалась по ней и исчезала по ту сторону. - Как красиво! - тонким голосом воскликнула Сандра. Бригадир был не слишком восхищен. - Когда Хозяин гостиницы упомянул этот куб, - сказал он, - я даже ни на секунду не предполагал, что это окажется нечто подобное. Я даже не знал, чего ожидать. Думал, это какая-нибудь руина... Да, я больше ждал города, наверное... Углы рта Пастора были уныло опущены: - Мне его вид не нравится. - Вам вообще ничего не нравится, - ответил ему Бригадир. - Пока мы не начали обмениваться эпитетами, - вмешался Лансинг, - давайте начнем спускаться, чтобы посмотреть на него вблизи. На то, чтобы добраться до куба, потребовалось некоторое время. Им пришлось следовать за всеми изгибами дороги, потому что склоны были слишком круты и опасно было поступить иным образом. И, следуя всеми изгибам дороги, им пришлось преодолеть расстояние в несколько раз больше, чем если бы они спускались по прямой. Куб стоял посреди песчаного участка, окружавшего голубую структуру со всех сторон. Круг песка был настолько точен, что казался вычерченным по циркулю. Белый чистый песочек - такой насыпают в детские песочницы - сахарный песочек, который, возможно, был когда-то утрамбован совершенно ровно, а теперь лежал волнами, надутыми ветром. Высоко вверх уходили стены куба. Лансинг, прикинув высоту на глаз, определил ее футов в пятьдесят. Никаких отверстий, трещин, щелей, намекавших на окно или дверь, видно не было, так же, как не было орнамента, резных украшений, барельефов, табличек с надписями, которые могли бы объяснить, под каким названием известен в этом мире - или иных мирах - сей куб. Даже вблизи голубизна стен продолжала оставаться такой же небесно-безмятежной, как и на расстоянии. Чистейшая невинность. К тому же, стены были абсолютно гладкими. Это, ясное дело, совсем не камень, сказал себе Лансинг. Пластик, видимо, хотя в пейзаже дикой природы пластик казался совершенно инородным материалом. Скорее всего, какая-то керамика. Небесно-голубой фарфоровый куб. Едва ли проговорив хоть одно слово, отряд путников обошел куб, по какому-то молчаливому соглашению не ступая на песок круговой зоны у основания сооружения. Вернувшись на исходное место, они остановились, созерцая голубизну. - Какой он красивый, - сказала Сандра, глубоко вдыхая, словно в непрекращающемся изумлении. - Гораздо красивее, чем казался с гребня. И куда прекраснее, чем можно было предполагать. - Изумительно, - сказал Бригадир. - В самом деле, поразительно. Но может кто-нибудь хоть приблизительно сможет сказать мне, что это такое? - У него должно быть назначение, - сказала Мэри. - Посмотрите на сами размеры. Если бы это был какой-то символ, то зачем делать его таким большим? Если бы это был всего лишь символ, то его установили бы в месте, откуда он был бы со всех сторон хорошо виден. На какое-нибудь возвышение, вершину холма. Но не прятали бы в этой впадине. - Сюда уже давно не приходили, - заметил Лансинг. - На песке вокруг куба нет следов. - Если бы они там и появились, - парировал Бригадир, - их бы быстро занесло. - Почему мы вот так стоим и просто смотрим!? - спросил Юргенс. - Словно мы чего-то боимся. - Думаю, именно потому мы и стоим здесь, - сказал Бригадир. - Потому что боимся этого куба. Совершенно очевидно, что его здесь установили высокоразвитые строители. Это не примитивный памятник какому-то языческому божеству. Это замечательное достижение строительной технологии - так говорит нам логика. И такое достижение должно было бы каким-то образом охраняться. Иначе все стены были бы изрисованы надписями. - Надписей нет, - согласилась Мэри. - Ни одной царапины на стенах. - Возможно, материал очень твердый, - предположила Сандра. - И ничем его не поцарапать. - И все же я считаю, - настаивал робот, - что мы должны изучить этот объект более непосредственно. Если бы мы подошли вплотную, то возможно, нашли бы ответы на вопросы, которые нас волнуют. Сказав это, он широкими шагами двинулся прямо через песчаную зону. Лансинг предостерегающе окликнул Юргенса, но тот не подал виду, что услышал. Лансинг, прыгнув вперед, помчался вслед за роботом, чтобы остановить его. Потому что в этом песчаном круге заключалось какое-то ощущение опасности, нечто, безошибочно воспринятое всеми, кроме робота. Юргенс продолжал шагать вперед. Лансинг догнал его, протянул руку, чтобы схватить за плечо. Но за мгновение до того, как пальцы человека должны были коснуться металла, какое-то препятствие, скрывавшееся в песке, заставило его споткнуться и упасть лицом вниз. Когда он с трудом поднялся на ноги, отряхивая лицо от прилипших песчинок, он услышал крики остальных, звавших его. В хоре главенствовал могучий бас Бригадира. - Идиот, возвращайтесь назад! Там могут быть ловушки! Юргенс уже почти достиг стены куба. Он не замедлил темпа размеренных широких шагов. Словно, подумал Лансинг, он намеревался шагать так и дальше, войдя прямо в стену. Потом, за такое краткое мгновение, что Лансинг не успел осознать, что произошло, робот был подброшен в воздух. Какая-то сила отшвырнула его от куба и, сложившись вдвое, робот рухнул на песок. Лансинг протер глаза - ему показалось (или это он видел на самом деле?), что в момент, когда Юргенс взлетел в воздух, нечто, напоминающее змею, выстрелило пружиной из песка у ног робота и тут же исчезло, словно его и не было - слишком быстрое, чтобы глаз успел уловить нечто большее, чем какое-то мелькание в воздухе. Юргенс, лежавший на спине, теперь начал переворачиваться, загребая песок ладонями и отталкиваясь одной ногой, словно старался подальше отодвинуться от куба. Вторая нога у него безжизненно волочилась. Лансинг бросился бежать к Юргенсу. Он схватил его за одну руку и потащил в сторону дороги. - Позвольте мне, - сказал чей-то голос и, подняв голову, Лансинг увидел, что рядом стоит Пастор. Пастор наклонился, взял робота вокруг талии и со вздохом взвалил на плечо, словно это был мешок зерна. Потом, кряхтя и покачиваясь под весом робота, он двинулся к дороге, где стояли остальные. Оказавшись на дороге, Пастор опустил Юргенса и Лансинг присел на корточки рядом с роботом. - Скажи, болит где-нибудь? - спросил он. - У меня ничего не болит, - ответил Юргенс. - У меня нет болевых нервов и центров. - Одна нога волочится, - сказала Сандра. - Правая. Он не сможет ходить. - А ну-ка, - сказал Бригадир. - Давайте я вас поставлю на ноги, так сказать. Посмотрим, сможете ли вы держать собственный вес. Он мощно потянул робота вверх, ставя его на ноги и поддерживая, чтобы тот не упал. Юргенс перенес основной вес на левую ногу, потом осторожно испытал правую. Та мгновенно подогнулась под ним. Бригадир аккуратно перевел робота в сидячее положение. - Это чисто механическая проблема, - сказала Мэри. - Или нет? Как вы думаете, Юргенс? - Думаю, повреждение в основном механическое, - сказал Юргенс. - Но и биомасса могла пострадать. Какие-то нервы могут больше не работать. Не знаю. - Если бы у меня были инструменты, - сказала Мэри. - Черт побери, почему же мы не подумали об инструментах? - У меня есть сумка, небольшая, - сказал Юргенс. - Возможно, этих инструментов хватит. - Ну, это уже лучше, - обрадовалась Мэри. - Наверное, что-нибудь удастся сделать. - Кто-нибудь успел заметить, что там произошло? - спросила в пространство Сандра. Остальные отрицательно покачали головами. Лансинг ничего не сказал - он не был уверен, что действительно видел что-то. - Меня что-то ударило, - сообщил Юргенс. - А вы видели, что это было? - Я ничего не видел. Только почувствовал удар - и все. - Мы не должны оставаться на дороге, - сказал Бригадир озабоченно. - Скоро время заката. Нужно найти место для ночного лагеря. Ремонт ноги может затянуться. Примерно в полумиле, на краю рощицы, они нашли подходящее место. Неподалеку звенел ручей, снабдивший их водой. Сухие ветки деревьев дали топливо для костра. Лансинг помог Юргенсу допрыгать до лагеря на одной ноге и сесть под деревом, о которое было удобно опереться спиной. Бригадир взял командование на себя. - Все остальные займутся костром и ужином, а вы можете начать работу над ногой Юргенса. Если пожелаете, вам будет помогать Лансинг. Он направился прочь, потом вернулся и сказал Лансингу. - Пастор и я - мы обсудили тот небольшой инцидент на дороге. Да, мы поговорили, хотя и не очень дружелюбно. Может быть... Мы согласились, что оба немного погорячились. Я говорю вам, потому что вам, думаю, небезынтересно это узнать. - Спасибо, что сообщили, - сказал Лансинг. - Очень мило с вашей стороны. 9 - Проклятье, - сказала Мэри. - Все этот сломанный храповик. То есть, я думаю, что храповик. Если бы у нас была запасная деталь, нога работала бы не хуже новой. - Очень грустно признаться, - сообщил печально Юргенс, - но у меня с собой нет такой детали. Кое-какие самые простые детали имеются, конечно, но ничего в этом роде. Я не могу нести в сумке все детали, которые мне могут понадобиться. Благодарю вас, леди, за ту работу, которую вы проделали с моей ногой. Мне было бы крайне затруднительно сделать ее самостоятельно, если вообще возможно. - Для начала, - сказал Юргенс, - я прошу вас сказать одну вещь. Вы упоминали, что ваш друг выдвинул теорию... вернее, гипотезу... об альтернативных мирах, альтернативных культурах, расщепляющихся друг от друга в особых критических точках. Кажется, вы сказали, что именно это могло произойти с нами - что мы из параллельных альтернативных миров. - Да. Несмотря на все безумие... - И каждый из этих альтернативных миров будет следовать по своей мировой линии. Будут одновременно существовать во времени и пространстве. Должно ли это означать, что мы все - выходцы из одной временной плоскости? - Я об этом не думал, - сказал Лансинг. - Даже не знаю. Вы ведь понимаете, что все это - только предположения. Но если эта гипотеза об альтернативных мирах верна и все мы в самом деле попали сюда из таких миров, то не вижу причины утверждать, что мы из одной временной плоскости. Та сила, что перенесла нас сюда, вполне может свободно оперировать и нашим перемещением во времени. - Очень рад это услышать, потому что мысль эта не давала мне покоя. Должно быть, я прибыл из более позднего времени, чем все вы. Видите ли, я жил до сих пор на планете, покинутой человеком... - Покинутой? - Да. Все они отправились на планеты других звездных систем. В глубокий космос, понятия не имею, как далеко. Земля, та Земля, где я жил, истощила себя. Окружающая среда была разрушена, природные ресурсы исчерпаны. Последнее ушло на строительство космолетов, которые унесли человечество в космос. Земля осталась очищенной до последнего камешка полезной руды, последней капли нефти... - Но люди остались. Совсем немного, как вы сказали. - Да, небольшое количество людей осталось - вечные неудачники, те, кто не имел образования, специальности, всякого рода слабоумные. Те, кого не стоило брать на борт корабля, тратить на них место и энергию. Роботы тоже остались - безнадежно устаревшие, сломавшиеся, каким-то чудом избежавшие свалки. Человеческий и роботехнический балласт был оставлен на ограбленной Земле. В то время как остальные, умные и вышколенные, хваткие и сильные, вместе с ультрасовременными роботами отправились в великий поход к новым прекрасным мирам! Мы, отверженные тысячелетий эволюции и цивилизации, были брошены на произвол судьбы - теперь мы сами должны были заботиться о себе в меру наших сил. И мы, роботы, те, кто был брошен, старались в меру сил заботиться об оставшихся людях. Прошли века - и мы поняли, что проиграли. Потерпели поражение. За прошедшие века потомки тех жалких обломков человеческого рода, что остались на умирающей планете, нисколько не улучшились, и не повысили свои умственные способности; моральные показатели - тоже. Иногда, раз-два в поколение, вспыхивали искорки надежды, но всегда гасли в серой безысходности генетического болота. Я был вынужден признать, что люди постепенно вырождаются и что у них нет никакой надежды. Каждое поколение было более злобным, мерзким, жестоким, никчемным, чем предыдущее. - Итак, вы попали в ловушку, - подвел итог Лансинг. - В ловушку собственной верности людям. - Вы правильно поняли, - согласился Юргенс. - Вы правильно понимаете нас. Мы действительно попали в безвыходное положение. И все же мы чувствовали, что должны продолжать начатое, что этим существам мы должны отдать долг - нечто, чего мы дать им не могли. Все, что мы делали - этого было недостаточно. - И теперь, вырвавшись из тех обстоятельств, вы почувствовали себя свободным? - Да, свободным. И еще никогда таким свободным я себя не чувствовал. Теперь я сам себе хозяин. Это плохо. - Не думаю, что это плохо. Неудачная работа пришла к концу. - Мы очутились здесь, - сказал Юргенс. - Мы не знаем, что мы должны делать и где, собственно, очутились. Но при этом мы - в ситуации чистого опыта, и мы можем начать все сначала. - Среди людей, которые рады вам. - Не совсем в этом уверен. Пастор меня невзлюбил. - К дьяволу Пастора, - решительно сказал Лансинг. - Я лично рад, что вы с нами. И все мы, за, вероятно, исключением Пастора, рады. Вы должны помнить, что именно Пастор пришел на помощь, не побоялся войти на песок и вынес вас на дорогу. Но факт остается фактом - он фанатик. - Я докажу, что могу быть полезным, - сказал Юргенс. - И даже Пастор признает меня. - Так вы этого и хотели добиться, когда помчались к кубу? Пытались утвердить себя? - Я тогда так не думал. Просто нужно было это сделать - я так считал, я в самом деле пытался доказать... - Юргенс, это было глупо. Обещайте, что больше таких глупостей делать не станете. - Я попытаюсь не делать. Предупредите меня в следующий раз, когда на меня найдет затмение. - Я вас чем-нибудь стукну, что под руку попадется. Бригадир окликнул Лансинга: - Идите сюда, ужин г