шеные, штриховка, водяные знаки, инталия..." Саттон улыбнулся. Были марки, которые ему жутко хотелось заполучить, но он знал, что это невозможно, и довольствовался тем, что любовался их изображениями в каталогах, он знал их, если можно так сказать про марки, наизусть... Саттон положил альбом на пол и снова заглянул в чемодан. Еще какие-то блокноты и тетради. Письма. Какой-то странный гаечный ключ. Обглоданная до снежной белизны кость - вероятно, это сокровище принадлежало одной из любимых собак. Хлам, подумал Саттон. Бастер сэкономил бы уйму времени, если бы просто взял и сжег все это. Пара старых газет. Съеденный молью вымпел. Пухлое письмо в нераспечатанном конверте. Саттон повертел конверт и положил его поверх остальных бумаг, вынутых из чемодана. Но что-то заставило его снова взять конверт в руки. Очень, очень странная марка... Ну, во-первых, цвет! Он напряг память и вспомнил эту марку. То есть не ее, конечно, а ее изображение в каталоге. Потом поднес конверт ближе к глазам и ахнул от изумления. Марка была старая, безусловно, старая. Очень старая и очень дорогая... Господи, сколько же она тогда стоила? Он попытался разглядеть стоимость марки, но цифры почти совсем стерлись. Он поднялся, подошел к столу, сел в кресло и стал разглядывать конверт. Что за адрес такой на штампе? БРИДЖП... ВИС... Скорее всего - Бриджпорт, А Вис...? Какой-нибудь из древних штатов? Штат - территориальная единица, смысл и значение которой давно смыты волнами времени. Июль, 198.. Июль, 198- какого-то года! Это что же! Получается, что письмо написано шесть тысяч лет назад? Рука Саттона дрогнула. Нераспечатанное письмо, отправленное шесть тысяч лет назад! Оно лежало в этой куче хлама. Рядом с обглоданной костью и несуразным гаечным ключом. Нераспечатанное письмо с маркой, стоившей целое состояние... Саттон еще раз внимательно разглядел штамп почтового отделения. Бриджпорт, Вис... Июль, а число? Как будто, 11. 11 июля 198... Последняя цифра была такая бледная, что разобрать ее можно было разве что с хорошей лупой. А вот адрес был виден прилично: "М-ру Джону Г.Саттону, Бриджпорт, Висконсин." Ага, вот что значило это "Вис...". Висконсин, вот что! Письмо предназначалось Саттону. А кому же еще? Что сказал тот андроид, адвокат Бастера? "Целый чемодан семейных бумаг". Нужно будет заглянуть в историческую географию, подумал Саттон, и выяснить, где находился этот Висконсин. Ну, а кто такой этот Джон Г.Саттон? Какой-то давний предок, чей прах уже столько лет покоится в земле. Наверное, человек рассеянный, поскольку не распечатал предназначенное ему письмо. Саттон перевернул конверт. Нет, конверт действительно не вскрывали. Клей засох от старости, и, когда он провел ногтем по краю заклеенного уголка, в воздухе рассыпалось облачко... Бумага сильно истлела. С письмом нужно было обращаться осторожно. "Целый чемодан семейных бумаг"... Да не бумаг, а трухи! И среди всего этого хлама - письмо, отправленное шесть тысяч лет назад и нераспечатанное. А Бастер знал про это письмо? Задав себе этот вопрос, Саттон ни минуты не думал над ответом. Конечно, знал. Знал и постарался, чтобы оно не слишком бросалось в глаза. Он засунул письмо в середину, хорошо понимая, что тот, кому оно предназначено, отыщет его. Чемодану намеренно был придан такой вид, будто в нем нет ничего важного - так, ерунда. Старый, драный чемодан, в замке торчит ключ что это должно было значить? Вот что - "Да ничего у меня внутри нет, так, хлам один, но если тебе некуда девать время, открой и посмотри". И если бы кто-то открыл и посмотрел, то не испытал бы ничего, кроме недоумения и разочарования. Да, ничего не было в этой груде бумаг, кроме копившейся долгие годы сентиментальности. Саттон смотрел на конверт. Джон Г.Саттон, мой предок, живший шесть тысяч лет назад... Его кровь течет во мне, хотя время и разбавило ее во много раз. Но он существовал, этот человек - жил, дышал, ел, пил, а потом умер. Он видел, как встает солнце над зелеными холмами Висконсина... если, конечно, в Висконсине есть холмы, и вообще где он, этот Висконсин? Наверное, он ходил на реку ловить рыбу, а на склоне лет, вероятно, возился в садике у дома... У него была совсем другая жизнь, думал Саттон, и в ней, наверняка, были свои прелести. Джон Г.Саттон жил ближе к Земле, потому что у него, кроме Земли, ничего не было. Он понятия не имел ни о какой инопланетной психологии, и Земля в его время была всего лишь местом для жизни, а не центром управления, где никто уже не выращивает полезных растений и не производит полезных вещей. Он мог выбрать себе любую профессию и не страдал от этой треклятой обреченности - трудиться только в органах управления, на благо экспансии Галактической Империи. И до него, и после него были другие Саттоны. Цепь жизни тянется от одного поколения к другому, и все звенья похожи, как две капли воды, и вдруг какое-то из них по страшной случайности привлекает внимание. Нераспечатанное письмо именно такая случайность. В дверь постучали. Саттон сунул письмо во внутренний карман куртки и крикнул: - Войдите! Вошел Геркаймер. - Доброе утро, сэр, - сказал он тихо и опустил глаза. Саттон с нескрываемым интересом смотрел на него. - Что вам угодно, Геркаймер? - спросил он. - Я пришел, сэр, потому что по закону теперь принадлежу вам. Вам отходит третья часть имущества Бентона, в том числе и я. - Третья часть? Это еще что за новости? Ах, да... Был такой закон. Победивший на дуэли наследует третью часть собственности побежденного. А он-то и забыл. - Не прогоняйте меня, сэр, - взмолился Геркаймер. - Со мной вам будет легко, честное слово! Я очень способный и трудолюбивый. Готовлю хорошо, шить умею, могу выполнять любые поручения, могу читать и писать. - А предавать? - О, нет, нет, никогда! - Это почему же? - Потому, что вы - мой хозяин. - Ну, ладно, оставайся, - без особого энтузиазма сказал Саттон. Геркаймер воодушевленно продолжал: - А кроме меня, сэр, есть кое-что еще. Еще вы получаете в полное распоряжение астероид - охотничье поместье Бентона. И звездолет. Маленький, правда, но очень удобный. Потом еще несколько тысяч долларов наличными, и особняк на западном побережье, и акции какой-то компании по освоению новых планет, ну, в общем, много еще чего, всего не перескажешь. Вот я тут все переписал, посмотрите, если интересно. - Нет, нет, только не сейчас, - отказался Саттон. - Сейчас я занят. Геркаймер просиял: - Я с радостью помогу вам, сэр. Все, что в моих силах! - О, нет, Геркаймер. В этом деле ваша помощь мне не понадобится. Я отправляюсь к Адамсу. - Ну, так я портфель ваш понесу! - Я иду без портфеля. - Но, сэр!.. - Значит, так, Геркаймер: ты останешься здесь. Извини, что я на "ты". Сиди тут, дружок, ничего не трогай, и жди. Я скоро вернусь. - Вот тоска-то... - разочарованно протянул андроид. - А со скуки, сэр, я тут могу и нашалить, - предупредил он Саттона. - Неужели? Ну ладно, ты прав, нужно тебя чем-нибудь занять. Вот что. Займись охраной портфеля. - Слушаюсь, сэр, - уныло ответил Геркаймер. Задание его явно не устроило. - Да. Еще есть поручение. Здесь, в гостинице, живет девушка по имени Ева Армор. Что-нибудь знаешь о ней? Геркаймер покачал головой: - Нет. Правда, у меня есть кузина... - Кузина? - Честно. Кузина. Ее сделали в той же лаборатории, что и меня. Поэтому она считается моей кузиной. - Но, извини пожалуйста, тогда у тебя колоссальное количество кузин! - Так оно и есть, сэр. Несколько тысяч. И мы все дружим. Это что-то вроде семейных отношений, - произнес он торжественно. - И что ты думаешь, твоя кузина может что-то знать? Геркаймер кивнул: - Она работает в этой гостинице. Я постараюсь у нее что-нибудь выудить. Тут его взгляд упал на стопку смятых листков на столе. - А, значит, они все-таки добрались до вас? - Кто "они"? - Ну, эти, из Лиги Борьбы за права андроидов. Они не пропускают ни одного мало-мальски известного человека. И всем подсовывают свою петицию. - Да, они меня просили подписать... - Неужели вы подписали, сэр? - Нет, - отрезал Саттон. Он внимательно разглядывал Геркаймера. - Ты ведь андроид, - сказал он прямо, - и, по идее, должен быть с ними заодно. - Сэр, - с неожиданным энтузиазмом ответил Геркаймер. - Говорят-то они правильные вещи, но делают все не так. Они призывают людей проявить к нам милосердие, пожалеть нас. А нам не нужны ни милосердие, ни жалость. - А что вам нужно? - Нам нужно, чтобы с нами обращались, как с равными. Но чтобы равенство было таким, каким мы его понимаем, и чтобы это было ни по указу ни по какому, и чтобы люди не думали, что они нас облагодетельствовали! - Понятно, - сказал Саттон, тронутый его искренностью. - Я, видимо, так все и понял, только не мог выразить словами... - Дело обстоит вот как, сэр, - заторопился Геркаймер. - Люди создали нас. Спасибо им за это. Но они выращивают нас, как фермер выращивает скотину. Они создали нас для определенных целей, так и пользуются нами. Они могут быть даже очень добры к нам, по в этой доброте почти всегда есть что-то от жалости. А нам не положено иметь своего мнения. Мы не имеем права ни на что. Мы, - он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, но блеск в его глазах внезапно померк, черты лица снова стали печально-безучастными. - Простите, сэр. Зря я вам надоедаю. - В этом деле я твой товарищ, Геркаймер, - просто и спокойно сказал Саттон. - Помни об этом. Я твой друг, и доказал это тем, что не подписал эту дурацкую петицию. Геркаймер смотрел в пол, а Саттон - на него. Он дерзок и хитер, думал Саттон. И мы сами их такими сделали. Это печать рабства, которую они получают вместе со штампом на лбу. - Ты можешь быть совершенно уверен в том, что уж чего-чего, а жалости я к тебе не испытываю, - сказал он Геркаймеру. - Благодарю вас, сэр, - радостно встрепенулся Геркаймер. - За себя и за остальных, спасибо вам. Саттон повернулся и пошел к двери. - А вас можно поздравить, сэр, - сказал ему в спину Геркаймер. - Вчера вечером вы были на высоте. Саттон обернулся. - Бентон промахнулся, - ответил он. - Мне ничего не оставалось, кроме как убить его. Геркаймер кивнул: - Но дело не в этом, сэр. Насколько я знаю, это первый случай, когда человек убит выстрелом в руку. - В руку? То есть, как это - в руку?! - В руку, сэр. Точнее, в плечо. - И он умер? - О, да. Совсем умер, совсем. 13 Адамс щелкнул зажигалкой и подождал, пока пламя станет устойчивым. Он смотрел на Саттона, но во взгляде его не чувствовалось ни радости, ни удивления, ни волнения - все это было спрятано внутри. Этот взгляд, помнил Саттон, одна из его излюбленных штучек. Он смотрит на тебя, как сфинкс, и если его не знаешь, можно вообразить, что перед тобой сам всемогущий Господь. Но, пожалуй, невозмутимости поубавилось. Теперь ему приходится прилагать кое-какие усилия, а двадцать лет назад ничего не было заметно. Тогда он был непроницаем, как глыба гранита. Теперь гранит дал трещины... Что-то он задумал. Но что-то у него не клеится. Адамс поднес пламя к трубке, несколько раз глубоко затянулся. Нарочно тянул время. - Вы, надеюсь, понимаете, - сказал Саттон как можно более спокойно, - что я не могу быть с вами вполне откровенен. Огонек зажигалки наконец погас. Адамс выпрямился в кресле. - Что-что? Саттон слегка смутился, но быстро овладел собой. Очередной прием. Хочет сбить меня с толку. Не выйдет. - Вам, конечно, известно, что я привел на Землю корабль на котором невозможно летать. Вы знаете, что у меня не было скафандра, что обшивка была повреждена, что у меня не было ни пищи, ни воды, и что тем не менее я преодолел расстояние в одиннадцать световых лет. Адамс сдержанно кивнул: - Да, все это мне известно. - То, как мне удалось вернуться, и что со мной там произошло, не имеет никакого отношения к отчету, поэтому я не буду распространяться на эту тему. - Ну, и зачем вообще об этом говорить? - проворчал Адамс. - Затем, чтобы мы лучше поняли друг друга, - спокойно ответил Саттон. - Затем, чтобы вы не задавали мне вопросы, на которые я все равно не отвечу. Сэкономим время, вот и все. Адамс устроился поудобнее, сделал глубокую затяжку. - Эш, вас послали туда, чтобы собрать информацию, - напомнил он Саттону. - Любые данные. Любые данные, которые помогли бы лучше понять, что там такое. Вы были представителем Земли, и Земля платила вам за работу. Поэтому вы, в какой-то степени, должник. - Той планете я тоже кое-что задолжал, - возразил Саттон. - Там мне спасли жизнь. Корабль разбился, и я погиб, понимаете? Адамс кивнул, сделав вид, будто и вправду понял. - Да, именно так и говорил Кларк. Что вы погибли. - Кто это - Кларк? - Кларк - инженер-конструктор космической техники, - ответил Адамс. - Спит и во сне видит чертежи и графики. Он со своей командой осмотрел ваш звездолет, после чего они построили графики динамического приложения сил. По их расчетам выходит, что вы неминуемо должны были погибнуть, находясь внутри корабля. Что от вас должно было остаться, образно говоря, мокрое место. - Просто потрясающе, - удивился Саттон. - И все это с помощью расчетов? - И Андерсон сообщил мне, что не считает вас человеком. - Ну, для такого вывода достаточно было взглянуть на корабль. Адамс кивнул. - Конечно. Ни пищи, ни воздуха. Вывод вполне логичен. Саттон медленно покачал головой: - Ошибся ваш Андерсон. Если бы я не был человеком, только бы вы меня и видели. Да я просто бы не вернулся. Нет, Адамс, я тосковал по Земле, а вы ждали отчет. И я вернулся. - Однако вы, мягко говоря, подзадержались. - Я должен был все исследовать досконально, - ответил Саттон. - Вы ведь дали мне задание выяснить, опасны ли обитатели Лебедя-61, не так ли? - И что же? - Они не опасны, - ответил Саттон. Адамс ждал объяснений, но Саттон молчал. Наконец Адамс спросил: - И это все, что вы хотели мне сообщить? - Все, - ответил Саттон. Адамс постучал по зубам кончиком трубки: - Мне бы очень не хотелось посылать еще кого-нибудь туда для проверки вашей работы, Саттон. В особенности потому, что я всех уверил в том, что уж вы-то постараетесь... - А туда бесполезно кого-либо посылать, - прервал его Саттон. - Больше туда никто не попадет. - Но вы же попали! - Да, я был первым, кто проник туда. И именно поэтому я стал и последним. - Такое впечатление, - холодно улыбнулся Адамс, - что вы просто в восторге от людей, что живут там. - Они не люди. - Ну, хорошо, от тамошних существ. - Они даже не существа. Очень трудно объяснить, кто они такие. Если я скажу вам, как я их себе представляю, вы будете смеяться. - И все-таки постарайтесь описать их как можно точнее, - пробурчал Адамс. - Это... симбиотические абстракции. Вот самое точное определение, какое я могу дать. - Вы хотите сказать, что в действительности они не существуют? - Да нет, они существуют вполне реально. Они присутствуют, и об их присутствии можно догадаться. Они ощущаются столь же реально, как и то, что мы с вами сейчас видим друг друга. - И они разумны? - Да, они разумны. - И так-таки никто не может попасть туда? Саттон покачал головой: - Послушайте, Адамс, а почему бы вам вообще не вычеркнуть систему Лебедя-61 из ваших списков? Ну, забыть, что ли, что она существует? Уверяю вас, там нет никакой опасности! Они никогда не причинят человечеству никаких неприятностей, а люди просто не смогут туда попасть, вот и все! - Скажите, а как у них с техникой? - Нет у них никакой техники. Тут Адамс резко сменил направление беседы. - Простите, Эш, напомните, пожалуйста, сколько вам лет? - Шестьдесят один, - ответил Саттон. - Ну, да вы еще мальчишка. У вас все еще только начинается. - Он повертел в руках трубку. - И какие у вас планы? - Никаких планов у меня нет. - Хотели бы по-прежнему работать у нас? - Это зависит от вас. У меня есть основание думать, что я вам не особенно нужен. - Мы должны вам за двадцать лет, - сказал Адамс довольно дружелюбно. - Деньги можете получить в любое время. А потом можете в отпуск уйти года на три-четыре. Почему бы вам не отдохнуть, дружище? Саттон не отвечал. - Заходите еще как-нибудь, - предложил Адамс. - Поговорим. - Я не скажу ничего нового, - сухо ответил Саттон. - Я не настаиваю. Саттон медленно поднялся. - Очень жаль, Эш, что я не вызываю у вас доверия. - Вы дали мне задание, - ответил Саттон. - Задание я выполнил. Отчет написал. - Да. Все правильно, - согласился Адамс. - Вы будете держать связь со мной? - спросил Саттон. - Да, конечно. Обязательно. Взгляд Адамса был мрачен. 14 Саттон расслабился в кожаном кресле. Сорок лет будто стерлись из памяти. Все здесь было, как тогда. Даже чайные чашки те же. Через открытое окно в кабинет доктора Рейвена доносились веселые молодые голоса. Студенты разбегались по аудиториям. Кончалась перемена. Ветер шумел в верхушках вязов. Саттон хорошо помнил этот шум. Вдали зазвенел церковный колокол. Доктор Рейвен подвинул чашку поближе к Саттону. - По-моему, я все сделал, как ты любишь. Три кусочка сахара, и без сливок. - Да, все правильно, - удивился Саттон. Еще помнит, подумал он. Хотя - помнить - это ведь так легко. Мне, например, кажется, что я сам могу вспомнить все что угодно. Как будто знания, словно старинные сервизы, стояли где-то на полочках мозга, и чья-то заботливая рука ежедневно стирала с них пыль все эти годы, пока я был там, в чужом, непривычном мире, и теперь можно снять это фамильное серебро с полки, вычищенное, сияющее... На потолке играли отблески пламени, пылавшего в беломраморном камине. - Я думаю, - сказал Саттон, - вам все-таки интересно, зачем я пожаловал? - Во всяком случае, - ответил доктор Рейвен, - не могу сказать, что ты так уж удивил меня своим визитом. Все мои мальчики нет-нет да и заглядывают ко мне. И я страшно рад, когда меня навещают. - Честно говоря, сам не знаю, с чего начать, - взволнованно сказал Саттон. - Давай проще, - предложил старик. - Вспомни, как в старые добрые времена мы говорили часами и, в конце концов, докапывались до какой-никакой истины... Саттон рассмеялся. - Да, профессор, конечно, помню. Мы решали тончайшие проблемы теологии. Разбирали основополагающие аспекты сравнительной религии. Именно это и волнует меня сейчас, потому я и приехал. Ведь вы посвятили этому всю жизнь. О земных и инопланетных религиях никто на Земле не знает больше, чем вы. Удалось ли вам при этом сохранить свою собственную веру? Не возникало ли у вас искушения отказаться от земной религии? Доктор Рейвен улыбнулся и поставил чашку на стол. - Я должен был быть готов к тому, что ты, как обычно, задашь мне какой-нибудь каверзный вопрос. Это в твоем духе. - Я не собираюсь вас долго мучить, - оправдывающимся тоном проговорил Саттон. - Я просто хочу узнать, не нашли ли вы в огромном количестве верований какой-нибудь религии, которая оказалась бы лучше, выше других? - Надо понимать, что ты нашел такую религию? - Нет, - ответил Саттон тихо. - Не религию. Церковный колокол все еще звонил вдалеке. В университетских коридорах наступила тишина. Перемена закончилась. - Не казалось ли вам когда-нибудь, - спросил Саттон, - что вы сидите одесную Господа в слышите нечто, чего никогда в жизни не слышали и не ожидали услышать? Доктор Рейвен недоуменно покачал головой: - Нет, пожалуй, ничего подобного мне испытать не довелось. - А если бы довелось, как бы вы себя вели? - Ну, я думаю, что мне пришлось бы так же мучительно размышлять об этом, как и тебе. - Восемь тысячелетий люди жили только верой, - сказал Саттон, глядя на пылающий камин. - Восемь тысячелетий, а то и больше. Да, конечно, больше. Чем же, если не верой, пусть какими-то начатками веры, объяснить ориентацию захоронений неандертальцев и то, что кости в захоронениях окрашены охрой? - Вера, - мягко вставил Рейвен, - могущественное явление. - Да, могущественное, - согласился Саттон, - но, при всем том, порой она - не что иное, как признание нами своей собственной слабости. Мы как бы сами признаем, что мы не в силах существовать в одиночку, что нам нужна соломинка, за которую мы могли бы ухватиться, надежда и убежденность в том, что есть высшая сила, которая нам поможет и укажет путь. - Ты как-то озлобился, Эш. Это твое открытие так повлияло на тебя? - Да нет. Это не озлобленность, - смущенно ответил Саттон. Где-то тикали часы, и в наступившей тишине их тиканье казалось нарочито громким. - Профессор, - спросил Саттон, - а что вы думаете о таком понятии, как судьба? - Вот уж действительно странно слышать от тебя подобный вопрос! Никогда не считал тебя человеком, который покоряется судьбе. - Я имею сейчас в виду научное, книжное, что ли, определение этого понятия. Что по этому поводу говорит литература? - Ну, в общем, люди, верившие в судьбу, существовали во все времена. Каждый, наверное, верил по-разному. Не все, правда, именовали то, во что верили, судьбой. Одни называли это фортуной, другие - предчувствием, третьи - предначертанием, остальные - еще как-нибудь. - Да, но ведь нет никаких подтверждений, что судьба действительно существует. Никаких фактов, что она представляет собой реально действующую силу. Ее ведь, так сказать, нельзя потрогать руками! Доктор Рейвен покачал головой. - Да, Эш. Ты прав. "Судьба", в конце концов, - просто слово. Руками, действительно, не потрогаешь. Но когда-то и вера была не более чем словом, так же как теперь судьба. Однако за тысячи лет миллионы людей сделали веру осязаемой. Ее можно узнать, принять и жить по ее законам. - Ну, а такие вещи, как удача или предчувствие, это что - всего лишь случайности? - Да, но они могут служить проявлениями судьбы, - ответил Рейвен. - Вспышки, в свете которых можно разглядеть суть. Всего лишь отдельные волны в бурном потоке событий. Я так это понимаю, хотя специально этими вопросами никогда не занимался. Он поднялся и подошел к книжному шкафу. Запрокинул голову, глядя на верхние полки. - Тут у меня где-то была одна книга. Не знаю, найду или нет. Он поискал и не нашел. - Ну, это не так важно, - сказал он. - Я найду ее обязательно и дам тебе почитать, если тебе действительно так интересно. В ней рассказывается о древнем африканском племени с очень странными верованиями. Они верили, что у каждого человека есть душа. Можно это называть, как угодно - эго, сознание, разум, но лучше - душа. Так вот, они верили, что у каждой души есть двойник, вторая половинка, и эта половинка обитает где-то на далекой звезде. Если я правильно помню, они даже знали, на какой именно, и могли показать ее на ночном небе. Он оторвал взгляд от книг и посмотрел на Саттона. - А знаешь что, может быть это и есть судьба, - сказал он тихо. - Очень, очень может быть. Рейвен прошелся по кабинету, и подошел к догоравшему камину. Он стоял, заложив руки за спину, склонив набок седую голову. - А почему, собственно, ты так интересуешься судьбой? - Потому, что я ее нашел, - тихо промолвил Саттон. 15 На экране видеофона возникаю лицо человека. Он был в маске. - Если хотите говорить со мной, - сказал холодно и резко Адамс, - снимите маску. - Придется так поговорить, - произнес голос из-под маски. - Я - тот человек, что разговаривал с вами во дворе. Помните? - Надо понимать, что теперь вы говорите со мной из будущего? - съязвил Адамс. - Нет, - невозмутимо ответил человек в маске. - Я пока в вашем времени. Я за вами наблюдал. - И за Саттоном тоже? Человек в маске кивнул. - Вы с ним беседовали. Что вы теперь думаете? - Он что-то скрывает, - нехотя ответил Адамс. - И он, как бы это лучше выразиться... Он не совсем человек. - Намерены ли вы убить его? - Нет, я не думаю, что в этом есть необходимость. Кроме того, как я уже сказал, он что-то знает, и нам бы было очень желательно выудить из него эту информацию. Сами понимаете, убийство - не лучшее средство. - Было бы гораздо лучше для вас, - сказал человек в маске, - если бы то, что он знает, умерло вместе с ним. - Может быть, - сказал Адамс, ерзая в кресле, - я бы лучше вас понял, если бы вы объяснили наконец, что вы имеете в виду? - Не могу, Адамс. И хотел бы, да не могу. Я не имею права посвящать вас в тайны будущего. - Не можете... Очень мило. Ну, а я, со своей стороны, не позволяю вам вмешиваться в прошлое. Про себя он подумал: сдрейфил, собака. Сдрейфил. Не вышло у него. Он-то мог кокнуть Саттона уже сто раз, но не имеет права делать этого сам, своими руками. Ему нужно, чтобы Саттона убил кто-то из нашего времени. - Между прочим... - выдавил человек в маске. - Да-да? - отозвался Адамс. - Я хотел спросить у вас, как там дела на Альдебаране-12? - Что - на Альдебаране-12? О чем это вы? - Просто - если бы не Саттон, аварии на Альдебаране-12 не было бы, - объявил человек в маске. - Но Саттон в это время еще не вернулся на Землю! Он тогда вообще неизвестно где был! - удивленно воскликнул Адамс. Но удивление его быстро сменилось отчаянием: он вспомнил, вспомнил проклятый титульный лист из книги, где стояло имя автора: "Эшер Саттон." - Послушайте, - умоляюще проговорил Адамс. - Ради всего святого, объясните мне хоть что-нибудь, если это можно объяснить! - Вы хотите меня уверить, что до сих пор не догадались, что из этого всего может получиться? Адамс обреченно помотал головой. - Война, - мрачно произнес человек в маске. - Какая война? У нас нет никаких войн! - Да не в вашем времени. В будущем. - Но как? - Майклсона помните? - Это тот, что одну секунду побывал в будущем... Человек в маске кивнул, экран померк. По коже у Адамса побежали мурашки страха. Руки похолодели. Внезапно раздался звонок видеофона, Адамс почти машинально нажал клавишу. На экране появился Нельсон, его агент. - Саттон только что вышел из университета, - сообщил Нельсон. - Он пробыл час у доктора Рейвена. Гораций Рейвен, профессор кафедры сравнительной теологии. - О! Вот, значит, в чем дело... Адамс сидел, растерянно постукивая пальцами по столу. Происходившее было непонятно и страшно. Это просто стыд и позор, думал он, убивать такого парня, как Саттон. Но, наверное, так будет лучше. Да, так будет лучше, мысленно повторил он уже более убежденно. 16 Кларк заявил, что я погиб, а Кларк - специалист. Кларк построил графики, и по ним выходит, что я погиб. Это понятно. А Андерсон утверждает, что я - не человек. Ему-то откуда знать? Дорога петляла, как серебристая лента в лучах луны. Земля благоухала ароматами ночи и утопала в ее звуках. Резкий, чистый запах молодых растений, волнующая свежесть воды. Справа от шоссе через болотце бежала небольшая речушка, поблескивая в лунном свете. Окрестности оглашало заливистое кваканье лягушек, то тут, то там, как сигнальные фонарики, мелькали огоньки светлячков. Как Андерсон мог узнать? - думал Саттон. Никак, если только не обследовал меня. Если не был одним из тех, кто копался во мне, когда я первый раз вошел в номер и меня чем-то одурманили. А раз об этом знает Адамс, значит, он тут наверняка приложил руку, а Адамс без крайней необходимости этого бы не сделал. Но, сказав мне про Кларка и Андерсона, он тем самым обнаружил свое участие. Значит, он хотел мне что-то сказать. Но не смог. Не мог же он в самом деле прямо выложить мне, что я там у них весь разложен по полочкам - снимки, пленки, записи. Тогда стало бы ясно, что он - один из тех, кто устроил всю эту охоту. Единственное, что он мог себе позволить, так это тонкий намек, что он и сделал, сказав про Андерсона. Он думал, что я пойму, и полагает, что напугал меня. В свете передних фар внезапно возникли очертания массивного дома у подножия холма. Потом был поворот. Ночная птица, бесшумная, призрачная, перелетела через шоссе и скрылась во мраке. Адамс. Это был Адамс... - продолжал размышлять Саттон. Он ждал меня. Каким-то непонятным образом он пронюхал о моем возвращении, и был наготове. Он все продумал еще того, как я приземлился. А теперь он, конечно, узнал много такого, чего не мог и вообразить... Саттон грустно усмехнулся. В это мгновение за ближайшим холмом раздался душераздирающий вопль, небо озарила яркая вспышка пламени, поток огня устремился к болоту, и там пламя быстро опало. Взвизгнули тормоза. Но еще до того, как машина окончательно остановилась, Саттон выпрыгнул из нее и помчался по склону к странному черному предмету, полыхавшему в трясине. Вода хлюпала под ногами, острые листья болотной осоки резали кожу. Лужицы отливали масляно-черным блеском в лучах пламени; странный корабль - если это был корабль - догорал. На другом краю болота взахлеб орали лягушки. Кто-то барахтался в грязной воде всего в нескольких футах от горевшего корабля. Вспышка пламени озарила это место, и Саттон понял, что там - человек. Огонь осветил лицо несчастного. Блеснули выпученные глаза. Человек с трудом приподнялся на локтях, пытаясь отползти подальше от горевшего звездолета. Еще одна вспышка - его лицо исказила гримаса ужаса и боли. До Саттона донесся жуткий запах горелого мяса. Он подбежал, подхватил несчастного под мышки и потащил через болото к дороге. Грязь чавкала под ногами. Наконец он ступил на твердую почву и стал карабкаться по склону вверх, где стояла его машина. Голова страдальца моталась из стороны в сторону. Он что-то пытался говорить, но вряд ли звуки, вылетавшие из его рта, можно было назвать словами. Саттон резко оглянулся и увидел, как языки пламени взметнулись до самого неба. Ярко-голубая вспышка разогнала ночной мрак. Вспугнутые болотные птицы покинули свои гнезда и, ослепленные огнем, в страхе метались во все стороны, оглашая тишину криками ужаса. - Ядерный двигатель, - прошептал Саттон. - Сейчас взорвется! - Нет, - прохрипел человек. - Нет, не взорвется. Я поднял стержни... Саттон наступил на корень дерева, споткнулся и упал на колени. Руки его разжались, и он выпустил несчастного. Тот ткнулся лицом в землю, Саттон помог ему перевернуться на спину. Он тяжело дышал и смотрел в небо обезумевшими от ужаса глазами. Молоденький совсем, огорченно подумал Саттон. - Ядерный двигатель не взорвется, - бормотал человек. - Я его заблокировал... В его словах была гордость человека, который хорошо сделал свое дело. Говорить ему было трудно. Когда он замолчал, Саттону показалось, что все кончено. Мгновение спустя он снова начал дышать, в горле у него хрипело и булькало. Кожа на висках потрескалась от ожога, из трещин сочилась кровь. Челюсти двигались медленно, изо рта со свистом и хрипом вырывались слова. - Было сражение... в восемьдесят третьем... я видел, как он шел... хотел совершить прыжок во времени... Он глотал окончания, набирал воздух, вновь пытался говорить: - У них были новые пистоле... Они подожгли кора... Он повернул голову набок, и наконец увидел Саттона. Он приподнял голову, потом откинулся назад, тяжело дыша. - Саттон! - прошептал он. Саттон склонился над ним. - Я понесу вас. Отвезу к доктору. Человек смотрел на него, не отрываясь, и шептал только два слова: - Эшер Саттон... Эшер Саттон... На краткий миг в глазах умирающего вспыхнула гордая радость, какой-то фанатичный восторг. Он с трудом приподнял правую руку, и сложил пальцы в непонятном знаке. Было непохоже, что он собирается перекреститься... Но блеск в его глазах быстро угас, рука упала, пальцы разжались. Можно было и не слушать сердце, и так было ясно, что страданиям его пришел конец. Саттон медленно поднялся на ноги. Пламя утихало, птицы улетели. Сгоревший корабль наполовину затянула трясина. Очертания его показались Саттону незнакомыми, а уж он на своем веку звездолетов повидал немало. Человек назвал его по имени. Перед смертью взгляд его на мгновение загорелся, он пытался подать какой-то условный знак. И - "...в восемьдесят третьем было сражение... В восемьдесят третьем году? Или - веке? Кто-то там пытался совершить прыжок во времени. Белиберда какая-то. Какие еще прыжки во времени? Я-то точно знаю, что с этим парнем никогда в жизни не встречался, сам себе говорил Саттон, как будто оправдываясь. Боже правый, я его не знаю! А он назвал меня по имени - значит, он меня знал и хотел сделать рукой какой-то знак. Похоже было даже, что он рад меня видеть. Саттон опустил взгляд и посмотрел на мертвое тело, лежавшее у его ног, и сердце его сжалось от горечи и сострадания. Он осторожно опустился на колени и стал ощупывать безжизненное тело - нет ли какого-нибудь пакета, документов, или хоть чего-нибудь чтобы можно было понять, кто перед ним. Он знал меня, думал Саттон. И мне нужно понять, откуда. В нагрудном кармане комбинезона оказалась небольшая книжка. Саттон осторожно вытащил ее. Обложка была из черной кожи с золотым тиснением, так что даже при свете луны Саттон смог прочесть буквы, сочетание которых резануло по глазам: Эшер Саттон ЭТО СУДЬБА Саттон просто окаменел. Сгорбившись, сидел он на корточках и, не отрываясь, смотрел на золотые буквы на обложке. Книга! Книга, которую он собирался написать, но еще и не начинал! Книга была перед ним, зачитанная, видимо, не раз переходившая из рук в руки... С болота поднимался холодный туман. Кричала одинокая выпь... Странный звездолет свалился в болото и сгорел. Из него успел выскочить человек. Перед смертью он узнал Саттона и назвал его по имени. В кармане у него оказалась книга, которая еще не была написана. Таковы факты. Несвязные, непонятные факты. В темноте послышались голоса. Саттон встал и прислушался. Голоса послышались вновь, на этот раз ближе. Кто-то шел к месту происшествия. Саттон быстро пошел вверх по склону к машине. Больше мне здесь делать нечего, сказал он себе. 17 За кустами сирени прятался человек, в тени забора притаился другой. Саттон медленно шел вперед. Тянул время, по пути соображая, как быть. - Джонни! - беззвучно произнес он. - Да, Эш, - беззвучно ответил голос. - Как ты думаешь - их там только двое или еще есть? - Похоже, Эш, что где-то есть еще один, но пока непонятно, где именно. Все вооружены. Саттон ощутил радостную уверенность в себе. Ему помогали, он был не одинок. У него был друг. - Подскажешь, если что, Джонни! Он шел вперед, насвистывая куплет из песенки, которую на Земле давным-давно забыли. Машину он оставил в гараже в двух кварталах отсюда, и до "Пояса Ориона" оставалось еще два квартала. Между ним и гостиницей было препятствие в виде двух вооруженных мужчин. Двух, а может, и больше. Между гаражом и гостиницей построек не было. Там тянулся парк - стриженые кусты, газоны, аккуратные клумбы - типичный образчик пейзажа административной Земли. Да, думал Саттон, этот парк как нельзя лучше подходит для того, чтобы без лишнего шума убрать, кого надо. Опять Адамс? - лихорадочно соображал он. Не может быть. Вряд ли. Адамс не прочь еще кое-что вытянуть из меня, а зачем же убивать человека, который тебе нужен. Глупо. Про других ему говорила Ева. Это были те, кто нанял Бентона. Скорее, это были они, потому что Адамсу он был нужен живой, а эти, кто бы они ни были, вознамерились, видимо, покончить с ним во что бы то ни стало. Он опустил руку в карман куртки, чтобы достать сигарету, но пальцы его ощутили холод стали. Там был пистолет, из которого он стрелял в Бентона. Он подержал пистолет в руке, потом разжал пальцы, вынул руку из кармана и достал сигареты из другого. Рано еще, подумал он. Еще успею вынуть пистолет. Если он мне понадобится. Если мне оставят шанс им воспользоваться. Он остановился, закурил. Тянул, тянул время. Время работало на него. Пистолет в такой ситуации, конечно, слабоват, думал он. Но уж лучше быть с пистолетом, чем совсем безоружным. - Эш! - произнес беззвучный голос. - Там есть еще один. Он ждет, что ты пройдешь мимо, и тогда они окружат тебя с трех сторон. Саттон тихо проговорил: - Отлично. А точнее? - За кустом с белыми цветами. Он по ту сторону. Близко к дорожке. Саттон затянулся сигаретой, кончик ее светился, как красный глаз циклопа. - Убрать его, Джонни? - Да, лучше убрать. Саттон остановился и увидел куст - в четырех шагах. Шаг. В чем же здесь дело, черт подери? Еще шаг. Прекрати гадать. Надо действовать, гадать потом будешь. Еще шаг. Вот он. Вижу! Саттон резко свернул с дорожки на газон, вырвал из кармана пистолет и выстрелил два раза. Человек, прятавшийся за кустом, повалился лицом в траву. Оружие выпало у него из рук, Саттон быстро поднял его. Это был электронный бластер, жуткая штука, стрелявшая пучком лучей. Двадцать лет тому назад такое оружие было только что разработано и засекречено, а теперь, как видно, оно доступно любому. Саттон выпрямился и побежал вперед, продираясь сквозь заросли колючего кустарника. Перебегая через клумбу с тюльпанами, он увидел сбоку вспышку - беззвучный выстрел. Серебристый луч пронзил ночную тьму. Саттон перепрыгнул канаву и оказался в роще кипарисов и берез. Он остановился, перевел дыхание, оглянулся назад. Там было все тихо и спокойно. Парк мирно спал в лучах луны. Никого и ничего подозрительного. Никто не стрелял. Вдруг Джонни шепнул: - Эш! Сзади. Друг. Саттон резко обернулся, сжал пистолет. В свете луны он разглядел фигуру Геркаймера. Тот бежал, пригнувшись к земле, как собака, ищущая след. Саттон выглянул из-за густого кипариса и шепотом окликнул его. Геркаймер остановился, огляделся и быстро подбежал. - Мистер Саттон! - Да, Геркаймер! - Надо бежать! - Да, - ответил Саттон. - Похоже, придется. Я попал в засаду. Меня тут трое поджидали. - Все гораздо серьезнее, - обреченно сказал Геркаймер. - Теперь на вас покушаются не только Ревизионисты и Моргам, но и сам Адамс. - Адамс? - Адамс отдал приказ стрелять в вас без предупреждения. Саттон остолбенел. - А ты откуда знаешь?! - Это не я. Эта девушка знает все. Ева. Та, про которую вы спрашивали. Она мне сказала. - Геркаймер подошел поближе и, глядя Саттону прямо в глаза, сказал: - Вы должны поверить мне, сэр. Утром вы спросили, могу ли я предать вас, но я никогда бы этого не сделал. Я был за вас с самого начала. - А девушка? - Ева тоже за вас, сэр. Как только мы все разузнали, мы начали вас разыскивать, по опоздали. Ева ждет нас в звездолете. - В звездолете... - мало что понимая, повторил Саттон. - Ах, да, "звездолет, и еще много чего..." Ты говорил. - Это ваш собственный звездолет, сэр, - сказал Геркаймер. - Тот самый, что достался вам от Бентона. Вместе со мной. - И ты хочешь, чтобы я пошел с тобой, сел в звездолет, и... - Простите, сэр! Геркаймер действовал так решительно, что Саттон не успел оказать сопротивления. Он только увидел, что кулак Геркаймера приближается к его лицу, попытался выстрелить... Удар был силен и резок. Ноги подкосились, в глазах поплыли круги... 18 Голос Евы Армор нежно звал его: - Эш! Ну, Эш, очнись! До слуха Саттона донесся приглушенный шум двигателей. Маленький звездолет рассекал просторы космоса. - Джонни! - произнес он мысленно. - Мы на борту корабля, Эш. - Сколько нас? - Кроме нас - андроид и девушка. Ева. Я же говорил тебе, что они друзья. Почему ты не поверил мне? - Я теперь никому не верю. - Даже мне? - Я не могу доверять твоим оценкам, Джонни, прости. Ты плохо знаешь Землю. - Не так уж плохо, Эш. Я знаю и Землю и землян. Гораздо лучше, чем ты. Ты - не первый землянин, с которым я сосуществую. - Джонни, я не помню... Мне нужно вспомнить что-то очень важное. Я пытаюсь вспомнить, но все путается. Главное я, конечно, помню. То, чему я учился у вас, то, что я записал и взял с собой на Землю. Но саму планету и людей на ней я не помню... - Они - не люди, Эш. - Я знаю. Но какие же они? Не помню. - И не нужно тебе помнить, Эш. Все там было слишком чужое, непривычное. Ты бы не вынес таких воспоминаний, потому что они бы стали частью тебя самого. А тебе нужно остаться человеком, Эш. Нам нужно, чтобы ты остался человеком. - Но ведь когда-нибудь я должен вспомнить! - Когда надо будет, тогда и вспомнишь. Я об этом позабочусь. - И еще, Джонни... - Что, Эш? - Ты не против этой выдумки, ну... в смысле, не против ты, что я тебе называю "Джонни"? Все-таки это как-то фамильярно. Но, если честно, я не знаю, как бы я мог назвать лучшего друга. Это самое лучшее из всех имен, какие я знаю. - Нет-нет, я не против! Совсем не против! - Ты что-нибудь понимаешь в том, что происходит, Джонни? Кто такой Морган? Кто такие Ревизионисты? - Нет, Эш. Я не знаю, кто это. - Ну, может быть, ты хотя бы догадываешься? - Да, Эш, начинаю догадываться. ...Ева Армор трясла его за плечо: - Эш, проснись! Ты слышишь меня? Ну очнись же! Саттон открыл глаза. Он лежал на кушетке. Ева изо всех сил теребила его. - О'кей! - запротестовал он. - Хватит, пожалуй! Он спустил ноги с кушетки и уселся. Поднял руку, потрогал ушибленную скулу. - Геркаймеру пришлось стукнуть тебя, - сказала Ева. - Он не хотел тебя бить, но ты не слушался, а мы торопились. - Геркаймер? Это кто такой? - Ох, видно он слишком здорово тебя стукнул. Все забыл. Геркаймер - андроид Бентона. Он теперь ведет корабль. Саттон огляделся. Корабль был маленький, но очень уютный и удобный, в нем хватало места для двух-трех пассажиров. - Итак, раз уж вы меня похитили, - сказал Саттон девушке, - может, вы все-таки будете настолько любезны, что сообщите мне, куда мы, собственно, направляемся? - Мы и не думали ничего от тебя скрывать, - ответила Ева, улыбаясь. - Мы летим на астероид, который достался тебе в наследство от Бентона. Там есть охотничий домик, большие запасы еды, и потом - там никто не будет нас искать. - Здорово, - усмехнулся Саттон. - Мне только охоты и не хватало для полного счастья. - Да не нужно вам там охотиться, - произнес голос андроида за спиной Саттона. Саттон обернулся. На пороге отсека управления стоял Геркаймер. - Ты будешь там писать свою книгу, - мягко сказала Ева. - Ты ведь знаешь про книгу. Про ту самую, которую Ревизионисты... - Да, - оборвал ее Саттон. - Про книгу я знаю. Он замолчал, вспоминая, и рука его машинально потянулась к нагрудному карману. Книга была там, на месте. И еще какая-то бумага зашуршала... Ах, да, письмо. То старинное письмо. - Что касается книги... - пробормотал Саттон, но сразу же замолчал, потому что чуть было не брякнул, что книгу писать, собственно, не нужно, поскольку у него есть готовый экземпляр. Но что-то остановило его. Он понял, что как раз этого говорить не надо. - Я захватил ваш портфель, сэр, - сообщил Геркаймер. - Рукопись там, в целости и сохранности. Я проверил. - Ну, и конечно, кучу бумаги тоже захватил? - насмешливо спросил Саттон. - И кучу бумаги, - невозмутимо ответил Геркаймер. Ева Армор склонилась к Саттону, и он ощутил волнующий запах ее медно-рыжих волос. - Ты что, не понимаешь, - спросила она тихо, - как это важно, чтобы ты написал книгу? Неужели ты не понимаешь? Саттон покачал головой. Важно? - подумал он. Для кого? И для чего? ...В памяти возникло лицо, искаженное гримасой смерти, голос умирающего, его слова... - Но я действительно не понимаю, - ответил он. - Может, вы объясните мне? Она покачала головой: - Ты должен написать книгу - это все, что я могу сказать. 19 Астероид был освещен мерцающим светом далеких звезд. Заснеженные вершины гор вздымались к небу серебристыми пиками. Воздух был разреженный и холодный, и Саттон удивился, что здесь вообще есть атмосфера. Хотя, за те деньги, что отваливают на доведение любого такого астероида до состояния обитаемости, можно и не только атмосферу сотворить. Бентон вбухал, как минимум, миллиард долларов, прикинул Саттон. Только атомные установки стоят половину этой суммы, а без них вообще невозможно создать атмосферу. А гравитационные машины для ее удержания... Влетело в копеечку. Когда-то, думал он, человеку для счастья хватало уединенного коттеджа на берегу озера, маленького охотничьего домика в лесу или путешествия за океан на яхте, но теперь, когда в распоряжении людей вся Галактика, можно купить за миллион долларов астероид, а то и целую планету... - Домик там, - сказал Геркаймер, и Саттон посмотрел в ту сторону, куда он указывал. Вдали, на возвышенности, виднелось небольшое темное строение. Там горел свет. - Откуда свет? - встревоженно спросила Ева. - Здесь кто-то есть? Геркаймер отрицательно покачал головой: - Не может быть. Просто кто-то забыл выключить. Вечнозеленые березы, такие чужие, нереальные в свете звезд, были похожи на кучки солдат, взбирающихся по склону горы к домику. - Здесь есть тропа, - сказал Геркаймер. Он пошел первым, за ним - Ева, Саттон замыкал шествие. Тропа была довольно крутая и неровная. То и дело попадались острые камни. Домик, как понял Саттон, располагался на небольшом, видимо, искусственном плато, поскольку других ровных площадок вокруг не было. На сколько хватало глаз - везде торчали зубцы скал. Движение воздуха, слабое, почти неощутимое, качнуло верхушки деревьев. Что-то метнулось в сторону от тропы и скрылось среди камней. Издалека донесся жутковатый крик. - Это зверь, - спокойно объяснил Геркаймер. Он остановился и указал на небольшую, причудливых очертаний скалу. - Тут можно отлично поохотиться, - сообщил он и добавил: - Если ноги не переломаешь. Саттон оглянулся назад и впервые почувствовал по-настоящему первозданную дикость здешнего пейзажа. Внизу свернулись застывшие водовороты камней и скал, а наверху - черные провалы неба между вершинами серебристых неприступных пиков. Саттон поежился. - Пошли! - поторопил он спутников. Наконец они одолели последние сто ярдов и ступили на плато. Остановились, перевели дыхание. Зрелище этого мира, словно явившегося из ночного кошмара, действовало на психику настолько неприятно, что Саттон просто физически почувствовал, как холодная рука одиночества подбирается к нему и вот-вот дотронется до него ледяными пальцами. Одиночество здесь было выморочным, ненормальным. Нет, не о таком уединении он мечтал! Здесь царило отрицание жизни, движения. Сама мысль о жизни казалась странной, невозможной. Вдруг позади раздался звук шагов. Все трое резко обернулись. Из темноты возник приземистый мужчина и как ни в чем не бывало обратился к ним приятным баритоном. - Добрый вечер! - поприветствовал он. - А мы, понимаете, услышали, как вы приземлились, и пошли встречать вас. Ева ответила холодно и сердито: - Вы нас напугали. Мы не ожидали здесь кого-нибудь застать. - Надеюсь, мы вам не помешаем, - сказал мужчина. - Мы - приятели мистера Бентона, и он сказал нам, что астероид в нашем полном распоряжении. - Мистер Бентон умер, - не меняя тона, сообщила Ева. - А этот человек - новый владелец астероида. Мужчина с любопытством взглянул на Саттона. - Простите, сэр, - произнес он удивленно. - Мы были не в курсе. Если так, то мы, конечно, быстренько соберемся и улетим. - А зачем вам, собственно, улетать? - пожал плечами Саттон. - Можете и остаться. - Мистеру Саттону, - вмешалась Ева, - нужен покой и тишина. Он прилетел сюда, чтобы писать книгу. - Книгу... - повторил за ней мужчина. - Писатель, что ли? Саттону показалось, что тот подшучивает, но не только над ним, а над всей компанией. - Мистер Саттон... - сказал человек так, как будто пытался вспомнить. - Что-то не припомню. Но, с другой стороны, я не так много читаю. - Не трудитесь вспоминать, - сказал ему Саттон. - Я пока еще ничего не написал. - А, ну тогда понятно, - облегченно рассмеялся мужчина. - Здесь холодно, - резко вмешался Геркаймер. - Пойдемте в дом. - О, конечно, конечно, - засуетился мужчина. - Холодно, а я, дурак, болтаю. Кстати, меня зовут Прингл. А моего приятеля - Кейз. Никто не ответил, так что ему ничего не оставалось, кроме как повернуться и направиться к домику. Подойдя ближе, Саттон отметил, что дом гораздо больше, чем казалось снизу. Он был высокий и темный, его легко было принять за большую скалу. Как только они преодолели массивную каменную лестницу, дверь открылась, и на пороге появился второй мужчина, рослый, худой и очень подтянутый. - Новый хозяин объявился, Кейз! - сообщил ему Прингл, и Саттону показалось, что он чуть-чуть понизил голос, как бы стараясь вложить в сообщение какой-то особый смысл. - Бентон-то помер, оказывается, представляешь? - пояснил Прингл. - Правда? Вот интересно! - отозвался Кейз. Саттон подумал, что это несколько необычная реакция на сообщение о смерти. Кейз отступил в сторону, пропуская всех в дом, и закрыл дверь. Потолок в комнате был высокий, но горела только одна лампочка, поэтому в углах сгустились угрюмые тени. - Боюсь, что вам придется самим о себе позаботиться. Мы с Кейзом прилетели налегке, роботов не взяли. Но если вы хотите есть, я сейчас быстренько что-нибудь соображу. Что-нибудь горяченькое и сэндвичи, идет? - Спасибо, мы поели только что, перед посадкой, - отказалась Ева. - Вещей у нас немного, Геркаймер сам управится. - Ну, тогда присаживайтесь. Вам я настойчиво рекомендую вот это кресло. Очень удобное. Садитесь, поболтаем! - Мы не в силах разговаривать. Полет был тяжелый, вы уж нас простите. - Ох, какая вы нелюбезная девушка! - всплеснул руками Прингл, и было совершенно очевидно, что он не шутит. - Я просто усталая девушка, - в тон ему ответила Ева. Прингл подошел к стене, нажал выключатели. Комната озарилась ярким светом. - Спальни на втором этаже, - сказал он. - Через балкон. Кейз и я занимаем первую и вторую слева. Все остальные - в вашем распоряжении. Он пошел вперед, чтобы показать им дорогу. Но тут неожиданно заговорил Кейз: - Мистер Саттон! - сказал он. - Мне кажется, я где-то слышал ваше имя. - Думаю, вы ошибаетесь, - ответил Саттон, обернувшись. - Я совершенно неизвестен. - Да, но... вы убили Бентона. - А кто вам сказал, что я его убил? - Ну, это вполне логично. Как бы вам иначе перепал этот астероид? Только так. Я знаю, что Бентон обожал это местечко, и по доброй воле от него не отказался бы ни за что. - Ну, хорошо, если вам угодно, я действительно убил Бентона. Кейз восхищенно покачал головой. - Просто потрясающе! - Доброй ночи, мистер Кейз, - сказала Ева и обратилась к Принглу: - Можете не беспокоиться. Мы сами отлично найдем дорогу. - Ну, что вы, нет проблем! - воскликнул Прингл, идя вверх по лестнице. Саттону опять послышалась насмешка в его голосе. 20 Что-то в этих людях было не то. Сам факт их пребывания здесь наводил на размышления. В голосе Прингла звучала плохо скрытая ирония - болтун, шут. А Кейз наоборот - подчеркнуто вежлив, серьезен, корректен, говорит, взвешивая каждое слово. На кого-то он похож, но пока Саттон не мог вспомнить, на кого именно. Саттон сидел на краешке кровати и размышлял. Надо бы вспомнить. Надо хорошенько представить себе, как он держится, как разговаривает. Должно что-то связаться. Если я вспомню, многое можно будет понять. Может быть, я просто вспомню, кто он такой, этот Кейз, и станет ясно, почему он здесь. Кейз знает, что я убил Бентона. Кейз знает, кто я такой. По идее, ему следовало держать язык за зубами, однако он почему-то захотел дать мне понять, что знает меня. У Евы они тоже не вызывают доверия. Она попыталась мне что-то сказать, когда мы прощались у ее двери. Я точно не понял, что именно она хотела сказать - она только шевелила губами, чтобы никто не услышал. Но скорее всего она хотела сказать: "Не верь им!". Как-будто я вообще кому-нибудь верю теперь... Прингл и Кейз ждали нас здесь, продолжал размышлять Саттон. Подумал так и невольно оборвал себя. Может быть, это лишь плод фантазии? Как это они могли ждать нас здесь, если понятия не имели о том, что Ева и Геркаймер отправляются на этот треклятый астероид? Он потряс головой, пытаясь прогнать догадку, но мысль о том, что эти двое ожидали здесь их прибытия, не уходила. А, в конце концов, чему удивляться? Адамс ведь узнал откуда-то о моем возвращении на Землю после двадцатилетнего отсутствия! Узнал и расставил капканы. А ведь неоткуда ему было узнать об этом. Неоткуда! Но почему? - спрашивал он себя. Почему? Почему Адамс устроил западню? Почему Бастер удрал неизвестно куда? Вынудили удрать? Зачем кому-то понадобилось подговорить Бентона, чтобы тот вызвал меня на дуэль? Зачем Ева и Геркаймер утащили его на этот астероид, будь он трижды неладен? "Книгу писать", - сказали они. Но книга уже написана... Книга. Он протянул руку к внутреннему карману куртки, висевшей на спинке стула. Достал книгу. Вместе с ней вытащил письмо, про которое опять забыл. Оно упало на ковер. Он поднял письмо, положил рядом с собой на кровать и открыл книгу. На титульном листе стояло: Эшер Саттон ЭТО СУДЬБА Чуть пониже что-то напечатано мелким шрифтом. Саттон поднес книгу поблажке к глазам и прочитал: Первоначальный вариант И все. Ни даты публикации, ни названия издательства. Только заглавие, фамилия автора и строчка мелкого шрифта, в которой говорилось, что книга напечатана в первоначальном варианте. Выглядит так, как будто книга настолько хорошо известна, что, кроме названия и фамилии автора, никому ничего и не надо. Саттон перевернул две страницы - они были пустые, из следующей начинался текст: "Мы не одиноки. Никто и никогда не одинок. С тех самых времен, когда на самой первой в Галактике планете появились первые признаки жизни, не было ни единого существа, которое бы летало, ходило, ползало или прыгало по тропе жизни в одиночку." Он читал и думал: Все так. Именно так я и собирался написать. Так я и написал. Или собирался? Или написал? Значит, написал, раз держу в руках собственную книгу? Тут он решительно закрыл книгу и сунул ее обратно в карман куртки. Нельзя мне это читать, решил он. А то еще перепишу слово в слово, а так нельзя. Я должен писать о том, что знаю, и так, как задумал. Надо быть честным, потому что когда-нибудь люди... и не только люди... могут открыть эту книгу, и каждое слово в ней должно быть на месте, поэтому написать нужно хорошо и просто - так, чтобы любой смог понять. Он откинул одеяло, забрался в постель и уронил на пол конверт. Поднял его с ковра. Засохший клей облачком рассыпался под ногтем... Саттон аккуратно вынул письмо из конверта, осторожно развернул. Оно было напечатано на машинке, с опечатками, исправленными потом от руки. Он повернулся на бок, чтобы лучше падал свет. 21 "Бриджпорт, Вис., 11 июля 1987 г. Я пишу это письмо себе самому, и отправляю его по почте, чтобы штемпель на конверте подтвердил, что оно действительно отправлено в такой-то день такого-то года, и я не буду его распечатывать, а положу рядом с другими бумагами. Пусть лежит там до того дня, когда кто-нибудь, дай Бог, чтобы это был кто-нибудь из нашего семейства, найдет его и прочитает. И узнает о том, что я видел и что я об этом думаю, ну, а я, наверное, к тому времени уже отправлюсь в мир иной. А жить мне недолго осталось. Мне уже девятый десяток пошел, и, хотя песок из меня еще не сыплется, я-то знаю, что смерть может явиться за мной в любой день. Скорее всего, письмо это попадет в руки кому-нибудь из моих ближайших потомков, которые меня хорошо знают, но может и так повернуться, что оно проваляется нераспечатанным много лет и попадет совсем в чужие руки. Случай, о котором я хочу рассказать, - больше, чем просто забавное происшествие, и это, конечно, главное; но все-таки мне кажется, нужно немножко рассказать о себе и о том, где я живу. Зовут меня Джон Генри Саттон, и я - член многочисленного семейства, перебравшегося сюда из восточных штатов, мои предки поселились в этой местности уже много лет назад. Прошу поверить мне на слово - мы, Саттоны, люди серьезные, шутить не любим, и каждый знает, что в нашей семье все люди порядочные и честные. В свое время я учился на юриста, но быстро понял, что это не мое дело, и последние сорок с лишним лет занимаюсь фермерством, и это мне гораздо больше по душе. Честный труд и для души полезный, в нем столько радости от общения с природой. Это так приятно - выращивать что-то своими руками! В последние годы мне самому стало тяжеловато трудиться на ферме, но я все-таки кое-что делаю по хозяйству и лично за всем приглядываю, то есть, попросту говоря, имею обыкновение осматривать весь свой участок самолично. За годы, что я здесь живу, я очень полюбил здешнюю природу, хотя на моем участке земля неровная, и местами ее трудновато обрабатывать. Но, по правде говоря, мне жаль тех хозяев, что покупают себе громадные ровные участки, где на много акров вокруг нет ни одного холмика или хоти бы бугорка, где бы можно было глазу отдохнуть. Может, у них почва более плодородная, и обрабатывать ее легче, но на моем участке есть кое-что, чего у них нет. В последнее время ходить я стал медленнее, труднее стало преодолевать подъемы, и у меня вошло в привычку при обходе кое-где делать привалы. Из этих обычных мест отдыха есть одно, с самого начала показавшееся мне каким-то особенным. Если бы я был ребенком, я бы сказал, что это "заколдованное место". Лучше, честное слово, не скажешь. Там глубокая расселина в обрыве, который тянется по краю пастбища. На краю обрыва лежит большой валун, на нем очень удобно сидеть, и, может быть, поэтому я и выбрал это место для привала - честно говоря, люблю устроиться с комфортом. Когда присядешь там, на камне, видна речная долина, и все представляется как бы объемным, что ли. Может, оттого, что смотришь с высоты, а может, и потому, что там необыкновенно чистый воздух. Там так красиво, что я частенько просиживаю часами, ничего не делая, просто смотрю и наслаждаюсь. Но все-таки есть в этом месте что-то странное, но что именно - словами выразить не берусь. Ну, как будто все замерло, как будто вот-вот что-то должно произойти. Мне часто приходило в голову, что именно здесь, в этом тихом уголке земли, может случиться что-то такое, что никогда бы не произошло ни в каком другом месте на всей планете. И когда я порой пытался представить себе, что именно тут могло бы произойти, то меня просто озноб пробирал. Чего я себе только не представлял, а ведь особым фантазером я никогда не был. Чтобы подойти к валуну, я обычно иду напрямик, через дальний край пастбища. Трава там всегда выше, чем в других местах, - скотина почему-то не очень любит это место. Пастбище заканчивается узкой полоской деревьев, и в двух шагах от деревьев лежит валун, потому на него всегда падает тень. Однажды, почти десять лет назад, а точнее - в июле 1977 года, я шел к своему излюбленному местечку, и на краю пастбища встретил незнакомого человека и увидел странную машину. Я говорю - "машину", потому что иначе это сооружение не назовешь, хотя, с другой стороны, точнее выразиться трудно. Она была похожа на яйцо, на которое будто бы наступили, но при этом оно не раскололось, а как бы немного сплющилось и вытянулось в длину. Никаких там колес, крыльев, ничего такого не было. И окон никаких. А человек стоял рядом с машиной. В ней была приоткрыта маленькая дверца, и он что-то там чинил, может быть, мотор, но когда я подошел и поближе взглянул, то ничего похожего на мотор не увидел. Правду сказать, я вообще разглядеть то ничего не успел, потому что, как только я подошел поближе, человек, колдовавший у странной машины, сразу же прикрыл дверцу, взял меня под руку, отвел в сторонку и завел со мной исключительно вежливый и приятный разговор, так что я никак не мог повести себя бестактно и дать волю своему естественному любопытству. Теперь я вспоминаю, что хотел расспросить его о многом, но не сумел, и мне кажется, что он намеренно пресекал вопросы и умело и непринужденно уводил разговор в сторону. Так что, в общем, он так и не сказал мне, кто он такой, откуда прибыл и как попал на мое пастбище. Он вроде бы неплохо разбирался в фермерских делах, хотя вовсе не был похож на фермера. А вот как он выглядел, я, убей Бог, вспомнить не могу. Помню только, что он был одет так, как у нас никто не одевается. Не то чтобы кричаще или по-иностранному, но что-то в его одежде было непривычное. Он похвалил мое пастбище, сказал, что трава очень хороша, спросил, сколько у нас голов скота, сколько молока надаиваем. Я отвечал на все его вопросы. В руке у него был какой-то инструмент. Он указал им в сторону пшеничного поля и сказал, что пшеница знатная, а потом спросил, будет ли она по колено к четвертому. Я тогда сказал ему, что сегодня как раз четвертое и что пшеница уже выше, чем по колено, и что я очень этому рад, потому что это новый сорт. Он как бы немного смутился, рассмеялся, и говорит: так значит, сегодня уже четвертое, а он-то закрутился в последнее время, даже числа спутал. И сразу перевел разговор на другую тему, так что я даже и спросить у него не успел, как это он мог так закрутиться, что забыл про четвертое июля. Он спросил, долго ли я живу в этих краях - я ответил, потом он сказал, что он где-то слышал нашу фамилию. Я сказал, что Саттоны живут тут давно, и как-то само собой вышло, что я рассказал ему почти все про наше семейство, даже кое-какие анекдоты, которые мы обычно рассказываем только в узком кругу. Честно признаться, хоть мы и считаем, что род наш исключительно добропорядочный, но и у нас, как говорится, "в семье не без урода". Он слушал внимательно и хохотал до упаду. Мы разговаривали очень долго, прошло время обеда, и когда я вспомнил про обед, и спросил своего собеседника, не откажется ли он отобедать с нами, но он поблагодарил и отказался, потому что у него еще было много работы, а он торопился. Прежде чем расстаться с ним мне все-таки удалось задать ему один вопрос. Меня очень интересовал инструмент, который он все вертел в руке, и я спросил его, что это такое. Он показал мне инструмент, и сказал, что это - гаечный ключ. Ну, в общем, если на что-то это и было похоже, так, пожалуй, на гаечный ключ, но все-таки он был какой-то странный. После того, как я пообедал и вздремнул маленько, я снова отправился на пастбище. Мне все-таки очень хотелось расспросить незнакомца кое о чем, что мне пришло в голову. Но оказалось, что ни человека, ни его странной машины уже не было на том месте, только трава была примята. Но там остался его гаечный ключ, и когда я наклонился, чтобы поднять его, то заметил на одном конце пятно краски, а когда взял и разглядел поближе, то увидел, что это не краска, а кровь. Сколько раз потом я корил себя, что тогда же не отправил ключ на анализ, чтобы узнать, человеческая это кровь или какого-нибудь животного! Я, конечно, все время потом думал о том, что же тогда произошло. Кто был тот человек, почему он оставил свой гаечный ключ и почему на нем была кровь. То место, где лежит валун, по-прежнему остается одним из самых моих любимых. Там все такая же тень, и воздух такой же чистый и прозрачный. И все так же меня там охватывает ощущение волнующего ожидания, и кажется, что в этом месте еще что-то может произойти таинственное, и что происшествие, о котором я рассказал, - только одно из многих, которые могли бы случиться тут, а может, и раньше что-нибудь такое происходило. Гаечный ключ, который я подобрал, все еще у нас, он оказался удивительно удобным инструментом. То есть, мы попросту перестали пользоваться другими нашими инструментами, потому что он подходит к любой гайке, к любому болту. Стоит только поднести его к металлической детали, как он тут же сам подстраивается под ее размер. Но мы все-таки стараемся, чтобы никто посторонний его не увидел, потому что нас тогда сочтут колдунами, не иначе, уж больно эта штука смахивает на волшебную палочку. Мы никогда не ведем разговоров о том происшествии на пастбище, даже в кругу семьи, словно решили, не сговариваясь, что то, что случилось, плохо сочетается с репутацией нашего семейства, в котором сроду не было мечтателей и фантазеров. Но сам я частенько об этом размышляю. Я теперь дольше, чем обычно, задерживаюсь у валуна, как будто надеюсь, что найду там ключ к разгадке тайны. У меня, понятно, нет никаких доказательств, но я думаю, что тот человек был из будущего, а машина, на которой он прилетел, - машина времени, и гаечный ключ, конечно, тоже из будущего. Пройдет еще много-много лет, пока люди научатся делать такие инструменты. Я думаю, что там, в будущем, люди изобрели способ передвижения во времени и, конечно, разработали целую систему правил поведения, чтобы никак не навредить, когда попадаешь в другое время. И еще я думаю, то, что человек этот забыл свой гаечный ключ в нашем времени, было нарушением правил, и, хотя ничего плохого из этого не вышло, при других обстоятельствах могло бы и выйти. Именно по этой причине я строго-настрого наказал своим домашним не болтать лишнего. Кроме того, я пришел к выводу, хоть и здесь у меня нет никаких доказательств, что расселина в обрыве, наверное, служит дорогой для путешествий во времени. Может быть, именно в этом месте легче преодолеть пространство и время, и этим пользуются посланцы из будущего, может, этот участок дороги как бы более оживлен, и по нему, если можно так выразиться, как по натоптанной траве, легче ходить. Дай Бог, чтобы мое письмо попало в руки кому-нибудь, кто живет в те времена, когда люди уже разбираются в таких вещах, и оно кому-нибудь в чем-нибудь поможет. И я очень надеюсь, что тот, кто прочтет его, не посмеется надо мной, даже если меня к тому времени не будет в живых. Мне почему-то кажется, что даже, если я буду лежать в могиле, я все равно почувствую, что надо мной смеются. А чтобы никто не усомнился в моем психическом здоровье, я прилагаю справку от психиатра, подписанную три дня назад, и удостоверяющую, что я здоров душой и телом. Но это еще не конец моей истории. Надо было, по идее, написать об этом выше, но я как-то не нашел подходящего места. Дело касается странного случая с кражей одежды и появлением в наших краях Вильяма Джонса. Одежду украли через несколько дней после случая на пастбище. Марта, с утра, пока не жарко, взялась за стирку и развесила выстиранное белье на длинной веревке. Когда она пошла снимать высохшее белье, то обнаружила, что пропали мои старые штаны, рубашка Роланда и еще две пары носок, не помню, чьих. Кража нас очень удивила, потому что сроду у нас такого не водилось. Нам даже в голову не могло прийти, что это мог вытворить кто-нибудь из соседей, мы гнали прочь подобные мысли. Мы долго вспоминали об этом происшествии, и в конце концов порешили, что кража - дело рук какого-нибудь бродяги, что, по совести говоря, было не слишком похоже на правду - ведь наша ферма стоит в стороне от торной дороги. Примерно через две недели после кражи в нашем доме появился Вильям Джонс и спросил, не нужен ли нам помощник в уборке урожая. Мы были рады нанять его на работу, потому что рук у нас, и правда, не хватало, а плату он попросил вдвое ниже обычной. Мы взяли его только на время уборки, но он оказался таким умелым и проворным работником, что так и остался у нас. В то время, как я пишу это письмо, он находится у амбара и чинит молотилку. Вильям Джонс - человек большого благородства и достоинства, наверное, поэтому к нему и не приклеилась никакая кличка, что в наших краях происходит быстро. Его все уважают, а уж в нашем семействе он занял место... ну, в общем, я хочу сказать, что мы скорее относимся к нему, как к родственнику, чем как к наемному работнику. Он трезвенник, ни разу не выпил ни глотка, и я этому очень рад, хотя однажды чуть было не взял грех на душу. Дело в том, что когда он появился, голова у него была перевязана, и он, очень смущаясь, объяснил мне, что подрался с кем-то в кабачке на том берегу, в округе Кроуфорд. Я даже точно не могу сказать, когда впервые всерьез стал задумываться о Вильяме Джонсе. Но не с самого начала, конечно. Сначала я принимал его за того, за кого он себя и выдавал - то есть за человека, который искал работу. Теперь я так не думаю. Потому что, как ни пытается он играть свою роль, разговаривать так, как мы говорим, иногда в его речи проскальзывает нечто такое, что выдает его образованность и понимание таких вещей, о которых не свойственно думать человеку, работающему на ферме за семьдесят пять долларов в месяц. И потом - одежда. Не могу точно сказать насчет штанов, потому что все штаны более или менее похожи, но рубашка, которая была на нем в тот день, когда он пришел, была точь-в-точь такая, как пропала с веревки. Хотя - что тут такого? Почему бы кому-то и не иметь такую же рубашку? Но он пришел босиком, вот это было особенно странно. Он тогда просто сказал, что ему в последнее время жутко не везет, ну, я и понял, что у него просто не было денег купить себе ботинки, и я сразу же предложил ему денег на ботинки и носки, но он отказался, сказав, что носки у него есть, даже две пары, в кармане. Сколько раз я все порывался спросить у него о тех пропавших вещах, но что-то меня останавливало, и, в конце концов, я понял, что никогда не смогу спросить его об этом. Потому, что мне нравится Вильям Джонс, и я знаю, что он ко мне тоже хорошо относится, и ни за что на свете я не соглашусь испортить наши добрые отношения, а то он, не дай Бог, возьмет да и уйдет с фермы. Еще вот что. На первую свою зарплату Вильям Джонс купил пишущую машинку, и первые два-три года по вечерам целые часы напролет что-то печатал на ней. А в один прекрасный день, спозаранку, когда все еще спали, он вынес во двор большую кипу бумаг и сжег. Я наблюдал за ним из окна спальни и видел, что он не ушел, пока не сгорел дотла последний листок. Я никогда не спрашивал у него, почему он сжег бумаги, потому что чувствовал, что этого он никому не скажет. Я мог бы писать еще долго и рассказывать обо всяких догадках, которые бродят у меня в голове, но они ничего не добавят к главному, о чем я хотел поведать, и потом - не хочу утомлять ненужными подробностями того, кто будет читать это письмо. Кому бы оно ни попало в руки, я хочу сказать последнее: может быть теория моя и неверна, но я хочу, чтобы тот, кто будет читать, поверил, что все события, о которых я рассказал, действительно были. Я действительно видел странную машину и странного человека на своем пастбище; действительно я поднял там странный гаечный ключ, на котором была кровь; действительно одежда пропала с бельевой веревки, и действительно человек по имени Вильям Джонс сейчас пьет воду у колодца, потому что сегодня очень жарко. Искренне ваш, Джон Г.Саттон". 22 Саттон сложил письмо. Старая бумага захрустела, как древний пергамент. Потом он кое-что вспомнил, снова развернул листки и нашел то, что хотел, - справку. Она была написана от руки, бумага сильно пожелтела, чернила совсем выцвели. Дату разобрать было невозможно, кроме последней цифры - "7". "Джон Г.Саттон сегодня был мною обследован, и я свидетельствую, что он здоров." После подписи, представлявшей собой такую замысловатую закорючку, что вряд ли по ней можно было разобрать фамилию врача даже в тот самый день, когда он подписал справку, можно было различить две четкие буквы ДМ - доктор медицины. Саттон рассеянно глядел в потолок и пытался представить себе все, что произошло в тот день много лет назад. "Доктор, я собираюсь составить завещание. Не могли бы вы..." Иначе и быть не могло, потому что не мог же Джон Генри Саттон сообщить доктору истинную причину своего визита. Саттон представил себе его довольно отчетливо. Грузный, медлительный, неторопливый, долго и тщательно обдумывавший события, веривший во всякие выдумки, которые устарели уже и в его время. Наверняка, тиранил домашних. А соседи посмеивались над ним у него за спиной. У старика начисто отсутствовало чувство юмора, но зато он придавал исключительное значение тонкостям этикета. Он учился на юриста, и точно, у него была железная логика, скрупулезность в описании деталей вкупе с консервативностью да еще старческая болтливость. Одно не оставляло сомнений - его искренность. Он поверил в то, что встретил странного человека и непонятную машину и разговаривал с тем человеком, и подобрал гаечный ключ, испачканный... Гаечный ключ! Саттон рывком сел на кровати. Гаечный ключ был в чемодане. И он, Эшер Саттон, держал его в руках! Да-да, он повертел его и положил на пол, рядом с другим хламом, вынутым из чемодана, - обглоданной костью и студенческими блокнотами. Саттон дрожащей рукой убрал письмо в конверт. Итак: сначала его внимание привлекла марка, которая стоила бог знает сколько тысяч долларов, потом - само письмо, а теперь еще этот гаечный ключ. На ключе все сходилось. Если был ключ, значит, было и все остальное: и странный человек, и странная машина... Человек, который прекрасно разбирался в людях и ловко обвел вокруг пальца сентиментального и болтливого старикана, не дав тому задать ни единого вопроса. "Кто вы такой? Откуда будете? Что это у вас за машина такая странная - я такую ни разу не видал?" Что бы человек ответил, если бы старик сумел задать эти вопросы? Да, не все тут ясно... Сначала письмо потерялось, или его засунули куда-то, где сразу не найдешь, а потом, наверное, опять положили на место, и в конце концов оно попало в руки Эшера Саттона, через шесть тысяч лет. Что ж, ему оставалось только поблагодарить своего далекого предка. Письмо пришло вовремя и многое объясняло. Люди путешествуют на машинах времени, и однажды такое транспортное средство совершило вынужденную посадку (приземлилось или лучше - "привременилось") на пастбище. А недавно другое, преодолев барьер времени, свалилось в болото. Война... "Сражение в восемьдесят третьем" - так сказал умирающий парень. Не битва при Ватерлоо, не бой на марсианской орбите, а "сражение в восемьдесят третьем". И перед тем как умереть, сложил пальцы в условном знаке... Значит, меня знают в восемьдесят третьем веке, - думал Саттон, и даже позднее, потому что тот сказал: "Было... было сражение в восемьдесят третьем", а сам он, получается, из более позднего времени. Саттон встал, убрал письмо в карман куртки, туда, где лежала книга. Оделся. Он понял, что нужно делать. Прингл и Кейз прилетели на астероид на своем корабле. Этот корабль нужно украсть. 23 В доме было тихо. Он был такой безжизненный, пустой и темный, что даже у видавшего виды Саттона мурашки побежали по коже. Он немного постоял у двери, прислушался к дыханию дома. Как всякий дом, он был наполнен ночными звуками - потрескивали от холода рамы, подрагивали на ветру стекла... Звуки шагов заглушал пушистый ковер. В одной из спален раздавался жуткий храп, и Саттон подумал: интересно, кто это так храпит, Кейз или Прингл? Он тихо спустился по лестнице, оказавшись в гостиной, остановился и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Постепенно фантастические животные превратились в кресла и диваны, столы и шкафы. В одном из кресел кто-то сидел. Ощутив на себе взгляд, человек пошевелился и повернулся к Саттону лицом. И, хотя было очень темно, Саттон понял, что перед ним Кейз. Стало быть храпит Прингл, подумал Саттон, хотя, по большому счету, какая разница. - Итак, мистер Саттон, - с расстановкой проговорил Кейз, - вы решили пойти и отыскать наш корабль. - Да, - жестко ответил Саттон, - я так решил. - Ну, что ж, очень мило, - сказал Кейз. - Люблю откровенных людей. - Он вздохнул. - А то все, знаете ли, лицемеры попадаются. Всякий так и норовит соврать, думая, что он самый умный. - Кейз поднялся и произнес почти торжественно: - Мистер Саттон, вы мне очень нравитесь. Саттон понимал, насколько смехотворна ситуация, но внутри у него бушевала ярость, и он чувствовал, что тут не до смеха. Раздались мягкие шаги, и послышался голос Прингла: - Значит, он все-таки решил попытать счастья! - Как видишь, - отозвался Кейз. - Я же говорил тебе, что он так и сделает, - с нескрываемой гордостью объявил Прингл. - Что он непременно догадается. Саттон сглотнул стоявший в горле комок. Но злость осталась. О, как он ненавидел их сейчас за то, что они говорили о нем так, будто его тут не было! - Боюсь, - подчеркнуто вежливо обратился к нему Кейз, - что мы разволновали вас. Мы - люди неотесанные, а вы, судя по всему, человек чувствительный. Но давайте забудем это и перейдем к делу. Я так понимаю: вы хотели не только посмотреть на наш корабль, но и, мягко говоря, похитить его? Саттон пожал плечами. - Теперь ваш ход, - сказал он сквозь зубы. - Да нет, вы не так меня поняли, - сказал Кейз. - Идите и похищайте! - Хотите сказать, что я его не найду? - Конечно, найдете! Мы его и не прятали. - Мы вам и дорожку покажем, - хихикнул Прингл. - Вместе пойдем - проводим, так сказать. По лбу Саттона пробежала струйка пота. Ловушка, сказал он себе. Откровенная ловушка, ничем не прикрытая. И я попался так глупо. Но было поздно. Назад дороги нет. Он постарался сказать как можно небрежнее: - О'кей. Рискну. 24 Корабль был настоящий. Страшноватый какой-то, но настоящий. Только он и был реален. Все остальное имело оттенок миража, дурного сна, и казалось, что вот-вот сейчас очнешься, и все исчезнет. - Я вижу, вы с интересом разглядываете карту, - с улыбочкой сказал Прингл. - Она кого хочешь заинтересует. Это - карта времени. - Он фыркнул и потер затылок здоровенной ручищей. - По правде говоря, я и сам толком не понимаю, что тут к чему. Кейз знает. Он военный, а я - простой пропагандист, а пропагандисту вовсе не обязательно знать все до тонкостей. В принципе, мы можем трепаться на любую тому. А военные, те всегда точно знают что к чему. Иначе бы их на работе не держали. Так вот оно что! - сообразил Саттон. Вот что не давало мне покоя! Он военный, вот почему он здесь! А ведь можно было догадаться! Но я-то строил свои догадки в настоящем времени, а не в прошлом и, тем более, не в будущем. И в нашем времени нет никаких военных. Раньше были, и, судя по всему, будут в будущем... - Наверное, - спросил он Кейза, - трудно воевать в четырех измерениях? Он спросил не потому, что сейчас его очень интересовала война, его интересовала проблема четвертого измерения, и, кроме того, он чувствовал, что нужно, как ни странно, поддержать эту беседу, удивительно напоминавшую разговор о времени на чаепитии у Мартовского Зайца. Ей-богу! - думал он. Все выглядит потрясающе похоже: абсурдная ситуация, психопатическая интерлюдия... И молвил Морж: "Пришла пора Подумать о делах: О башмаках и сургуче, Капусте, королях, И почему, как суп в котле, Кипит вода в морях." [Л.Кэрролл "Алиса в Стране Чудес", пер. Г.Демуровой] Кейз улыбнулся. Улыбка у него была узкая, натянутая - так улыбаются только военные. - Ну, во-первых, - сказал он, - существует уйма всяких таблиц и графиков - целая наука. Нужно вычислить, где находится враг, и что он задумал, затем необходимо попасть в то место раньше него. Саттон недоуменно пожал плечами. - Ну и что? Такова была тактика во все времена опередить противника. - Да, - вмешался Прингл. - Но теперь у наших противников есть куча мест для укрытия! - Мы работаем с графиками мыслей, диаграммами отношений, а также с историческими документами, - продолжил Кейз, как будто его и не прерывали. - Прослеживаем цепочку событий и затем попадаем в такое время, где можем что-то изменить, по не очень сильно - значительных изменений допускать нельзя. Главное, чтобы конечный результат оказался немного другим, чуть менее благоприятным для противника. Там что-то изменится, тут что-то подправится, и - враг обращен в бегство! - Это трудновато, - доверительно сообщил Прингл. - Надо знать все до тонкостей. Выкапываешь какое-нибудь историческое событие, изучаешь его до черт знает каких подробностей, отыскиваешь точку, в которой нужно произвести изменения, отправляешься туда... - И получаешь по морде, - резюмировал Кейз. - Потому что, как выясняется, - продолжал Прингл, - историк допустил ошибочку, будь он трижды неладен. Что-то приукрасил, или его метод был неправильный, или вообще он, может быть, был не в своем уме... - Где-то в цепи событий, - сказал Кейз, - он упустил одно маленькое звено, и... - Вот-вот, - подтвердил Прингл. - Именно - пропустил звено, и когда ты туда влезаешь со своими изменениями, оказывается, ты больше навредил себе, чем противнику. Саттон слушал и думал: Шесть тысяч лет назад на пустынном пастбище приземлился человек, а Джон Генри Саттон, эсквайр, спустился с холма, опираясь на палку... У него, наверняка, была палка, такая крепкая, солидная палка, буковая, и он по вечерам у камина украшал ее замысловатыми узорами... И тот человек разговаривал с Джоном Генри, пользуясь тем же принципом мозговой атаки, что сейчас Прингл пытается использовать на мне, его потомке. Давай, давай, подначивал про себя Саттон. Говори, пока у тебя в горле не пересохнет и язык не отвалится. Я понял, кто вы такие, и скоро вы поймите, что я это понял. Тогда вы быстренько перейдете к делу. Как будто прочитав мысли Саттона, Кейз сказал Принглу: - Джейк, так дело не пойдет. - Похоже на то, - отозвался Прингл. - Давайте присядем, - любезно предложил Кейз. У Саттона отлегло от сердца. Ну, наконец, подумал он, я узнаю, чего они от меня хотят и, соответственно, что происходит. Он опустился в кресло. С того места, где он сидел, ему хорошо была видна кабина управления. Она представляла собой небольшой пятачок. Перед креслом пилота располагался пульт управления, но приборов на нем практически не было. Один ряд кнопок, пара рычагов, цепочка лампочек - вероятно, контроль бортовых систем и освещения. И все. Простенько и со вкусом. Корабль, подумал Саттон, видимо, летит сам по себе. Кейз скользнул в кресло, вытянул и скрестил ноги. Прингл устроился на краешке стула и, наклонившись вперед, потирал волосатые лапищи. - Саттон, - спросил Кейз, - чего вы хотите? - Ну, во-первых, - начал Саттон, - я хотел бы узнать об этих делах с путешествиями во времени... - Как, вы разве не знаете? - удивился Кейз. - Ведь в ваше время был человек, то есть я хотел сказать, что он есть, и жив и здоров... - Кейз! - вмешался Прингл. - Сейчас 7990-й год. А у Майклсона, насколько я помню, шибких успехов до 8003-го не отмечалось. Кейз стукнул себя по лбу: - А, ну да! А я и забыл. - Вы понимаете? - спросил Прингл у Саттона. - Улавливаете, о чем речь? Саттон, на всякий случай, кивнул, хотя не черта не понял. - Но как? - спросил он. - Это все из области психологии, - ответил Прингл. - Естественно, - подтвердил Кейз. - Стоит только перестать думать об этом, и сразу поймешь, что к чему. - Время, - сказал Прингл - понятие ментальное. Раньше его исками, где только можно, пока наконец не уразумели, что его место - исключительно в сознании. Когда-то это называли четвертым измерением. Помните, у Эйнштейна... - Эйнштейн не называл время четвертым измерением, - возразил Кейз. - И не тебе, Джейк, об этом судить. Это не измерение, если рассматривать его с точки зрения длины, ширины или глубины. Он рассматривал его, как длительность... - А это и есть четвертое измерение! - подхватил Прингл. - Нет! - отрезал Кейз. - Джентльмены! - вмешался Саттон. - Джентльмены, прошу вас!.. - Ну, ладно, как бы то ни было, - продолжил Кейз. - Этот ваш Майклсон пришел к выводу, что время является не чем иным, как продуктом умственной деятельности, что оно существует только в сознании людей и что за пределами сознания оно лишено каких-либо свойств. Свойствами его наделяют люди. - Ну, вы знаете, конечно, - опять влез Прингл, - что есть люди, у которых обострено чувство времени. Они с точностью до минуты могут сказать, сколько времени прошло после того, как то-то и то-то произошло: Они отсчитывают секунды не хуже хронометра. - Итак, Майклсон сконструировал временной мозг, - продолжил Кейз. - Мозг, у которого чувство времени усилено в миллиарды раз. И обнаружил, что с помощью этого мозга можно контролировать время на определенном участке пространства. Что во времени можно передвигаться, переносить из одного времени в другое предметы. - Этим принципом мы пользуемся и по сей день, - сказал Прингл. - Временной мозг - это очень просто. Устанавливаете рычажок в такое-то положение и тем самым сообщаете мозгу, куда вы хотите попасть, вернее сказать, не куда, а "в когда", а все остальное его дело. - Он подмигнул Саттону: - Просто, правда? - Да, - согласился Саттон. - Просто, как апельсин. - Ну, мистер Саттон, - перебил Кейз. - Что еще вас интересует? - Ничего. Больше ничего. - Но это глупо! - запротестовал Прингл. - Так-таки ничего?! - Совсем немного, если не возражаете. - А именно? - А именно - что все это значит? - Вы собираетесь писать книгу, - сказал Кейз. - Да, - ответил Саттон. - Собираюсь. - И хотите, конечно, чтобы она была продана. - Скорее, чтобы она была напечатана. - Книга, - сказал Кейз, - это товар. Продукт умственного и физического труда. У нее есть рыночная стоимость. - Надо понимать, - спросил Саттон, - что рынок - это вы? - Мы - издатели, - ответил Кейз, - и подыскиваем материал для издания. - Нам нужен бестселлер, - добавил Принял. Кейз подтянул ноги, сел прямо. - Все очень просто, - сказал он. - Нормальная сделка. Назовите свою цену. - Называйте любую, - посоветовал Прингл. - Мы не поскупимся. - Да я и не думал о цене, - обескураженно ответил Саттон. - А вот мы подумали, - сказал Кейз. - Мы прикинули, сколько вы можете запросить и сколько мы вам можем предложить. Может быть, вас устроит планета? - Мы могли бы вам предложить дюжину планет, - подхватил Прингл, покачиваясь на стуле, - но в этом нет никакого смысла. На кой черт, собственно, человеку дюжина планет? - Ну, их можно продать. Или сдать в аренду, - иронично проговорил Саттон. - Вы хотите сказать, что вас устроила бы такая цена - двенадцать планет? - Да нет, я не к тому. Просто Прингл поинтересовался, что можно сделать с этой кучей планет, вот я и ответил. Только и всего. Прингл наклонился к самому лицу Саттона. - Послушайте, - сказал он, - мы не станем предлагать вам какое-нибудь заброшенное дерьмо в тридесятом царстве! Мы предлагаем вам хорошенькую, уютненькую планетку, без всяких там чудищ болотных, с прекрасным климатом, гостеприимными аборигенами и со всеми современными удобствами! - И в придачу деньги, - добавил Кейз. - Такой суммы вам хватит до конца дней. - А планетка-то - в самом центре Галактики! - заискивающе добавил Прингл. - И адресок будет не стыдно сказать. - Это все меня не интересует, - ответил Саттон. Тут терпение Кейза лопнуло. - Черт подери, чего же тебе надо? - Мне нужна информация, - спокойно ответил Саттон. Кейз глубоко вздохнул и выдохнул сквозь зубы: - Ну, ладно. Какая информация? - Зачем вам нужна моя книга? - В вашей книге заинтересованы три группировки, - отчеканил Кейз. - Одна из них хочет вас прикончить, чтобы ваша книга вообще не увидела свет. Точнее сказать, они так и сделают, если вы не передадите ее нам. - Понятно. А вторая и третья? - Третья группировка хочет, чтобы вы написали книгу, но они не заплатят вам за нее ни гроша. Они создадут вам все условия для того, чтобы вы поскорее ее написали, и будут защищать вас от тех, которые хотят вас прикончить, но денег вы от них не дождетесь. - Если я вас правильно понимаю, - сказал Саттон, - вы тоже хотите оказать мне помощь в издании книги? Презентация там, и всякое такое? - Безусловно! - радостно подхватил Кейз. - Мы в этом заинтересованы. И постараемся все организовать на высшем уровне! - Честно говоря, - добавил Прингл, - мы в этом заинтересованы не меньше вас. - Мне очень жаль, - сказал Саттон, - но моя книга не продается. - Назовите любую цену! - рявкнул Прингл. - Все равно - не продается. - Это ваше последнее слово? - спросил Кейз. - Окончательное? Саттон кивнул. Кейз вздохнул. - Ну, что ж, - сказал он с тоской, - в таком случае, как это ни прискорбно, у нас нет другого выхода... Он вынул из кармана пистолет. 25 Психотрейсер постукивал то быстро, то медленно, как неисправный будильник. Это был единственный звук, нарушавший тишину комнаты, и Адамсу казалось, что в нем действительно слышится биение сердца, дыхание, ток крови в сосудах... Он покосился на стопку досье, которую несколько минут назад сбросил со стола на пол в порыве ярости. Потому что ничего в них не нашел. То есть, абсолютно ничего! У всех все было в порядке. Свидетельства о рождении, аттестаты, рекомендации, результаты проверки на лояльность, обследования психиатра - все было в ажуре. То-то и оно... Никого из персонала не в чем было заподозрить. Никаких оснований. Белоснежная невинность! И все-таки - кто-то спер досье Саттона! Кто-то ухитрился вырвать Саттона из западни, расставленной у "Пояса Ориона". Кто-то ждал этого часа, зная о готовящемся покушении, и предотвратил его. Шпионы, твари такие! Адамс изо всех сил трахнул кулаком по столу... Никто, никто, кроме сотрудников бюро, не мог выкрасть досье Саттона. Никто, кроме сотрудников бюро, не знал о решении убрать Саттона, не знал, кому это поручено. Адамс потер ушибленную руку. Трейсер будто насмехался над ним. "Трик-трюк, - говорил он. - Трик-трак, клик-клик, трик-трюк..." Это было сердцебиение и дыхание Саттона. Это где-то билась его жизнь. Пока он жив, где бы он ни был, трейсер будет продолжать отстукивать ритм его жизни. "Трик-трак, трик-трюк..." "Он где-то в поясе астероидов", - так говорил трейсер, но это слишком неопределенно. Однако можно и уточнить. Уже готовы корабли с другими трейсерами на борту, и скоро круг заткнется. Раньше или позже, через несколько часов, дней или недель, но Саттон будет найден! "Трик-трак..." "Война", - сказал человек в маске. А через несколько часов неподалеку от города в болоте был обнаружен горящий корабль. Таких кораблей на Земле не строили. В нем обнаружили расплавленное оружие неизвестной модели. Недалеко от корабля нашли мертвое тело. И следы, которые вели от корабля до того места, где лежал труп. А на одежде несчастного, перепачканной грязью, - отпечатки пальцев. Они принадлежали Эшеру Саттону. Саттон, опять Саттон! - раздраженно и лихорадочно соображал Адамс. Его имя стояло на титульном листе книги, найденной на Альдебаране-12. Его пальцы отпечатались на одежде человека, погибшего в этой странной аварии. Человек в маске сказал, что если бы не Саттон, катастрофы на Альдебаране-12 не случилось бы. И еще - Саттон прикончил Бентона выстрелом в руку... "Трюк-трах, клик-клик..." Доктор Рейвен сидел вот тут, напротив, и говорил так, будто во всей истории не было ровным счетом ничего удивительного. "Он нашел судьбу", - сказал доктор Рейвен. Да-да, он именно так и сказал: "Не религию. Нет-нет, не религию, а судьбу, как вы не понимаете?" "А как это Саттон мог найти судьбу? Судьба - это идея, абстракция!" "Судьба - это предопределенное течение событий, часто рассматриваемое, как действие сил, которым невозможно противостоять. Саттон нашел именно это - неотразимые силы". Тогда, вспоминал Адамс, я сказал: "Саттон поведал мне о существах, которых он обнаружил в системе Лебеди-61. Он был в затруднении относительно их точного определения, сказал, что лучше всего назвать их симбиотическими абстракциями". А Рейвен кивнул и ответил, что, пожалуй, такое определение, как "симбиотические абстракции" подходит лучше всего, хотя понять, что такое симбиотическая абстракция и как она выглядит, очень трудно. Может быть, в книге будет яснее... ...Информационный робот начал довольно резво. - Симбиоз? - переспросил он, и пошло-поехало: - О, сэр, симбиоз - это очень просто. Это - обоюдовыгодное сосуществование двух организмов различных видов. Обоюдовыгодное, прошу учесть, сэр. Это очень важно, что сосуществование обоюдовыгодное. То есть, оно не для кого-то одного выгодное, а выгодное именно для обоих организмов. Мутуализм - это вот нечто другое. Здесь также присутствует взаимная выгода, но она носит скорее внешний, сэр, чем внутренний характер. Это также и не паразитизм, поскольку в случаях паразитизма выигрывает только одна, так сказать, сторона. Выигрывает, как это не прискорбно, не хозяин, а паразит. Такова суровая правда жизни. - Расскажи-ка мне, - с трудом сдерживая улыбку, попросил Адамс, - побольше о симбиозе. Чепуха, про которую ты так увлекательно рассказываешь, меня не очень интересует. - На самом деле, - охотно откликнулся робот, - все предельно просто. Возьмем, к примеру, вереск. Вы, конечно, знаете, что это растение не может расти без связи с определенным грибом? - Нет, - буркнул Адамс, - представь себе, не знаю. - Ну, так я вам расскажу. Гриб как бы живет внутри растения - внутри корней, цветов и семян. Если бы не этот гриб, вереск не смог бы произрастать на тех почвах, где он обычно встречается. Редкое растение может расти на таких бедных почвах. А все потому, сэр - вы следите за мыслью? - что ни у одного другого растения нет такого прекрасного гриба-напарника. Вереск дает грибу место для жизни, а гриб добывает для вереска питательные вещества из почвы. - Ну, знаешь, - пожал плечами Адамс, - я бы не сказал, что это так просто... - Ну, - сказал робот, - есть, сэр, и другие примеры. Существуют, например, лишайники, которые представляют собой не что иное, как симбиотическую комбинацию гриба и водоросли. Иначе говоря, если посмотреть с фактической стороны, лишайника как такового и нет. Есть два отдельных организма. - М-да, - выговорил Адамс с усмешкой, - просто удивительно, как это только ты сам до сих пор не сгорел дотла в лучах своей гениальности! - А еще есть такие маленькие зеленые существа... - невозмутимо продолжал робот. - Лягушки, что ли? - Нет, не лягушки, - без запинки ответил робот. - Это простейшие организмы, одноклеточные. Такие малюсенькие, в воде живут, ну, вы что, не знаете разве? Они вступают в симбиотические отношения с определенными видами водорослей. Животное потребляет кислород, который вырабатывает водоросль, а водоросль, в свою очередь, потребляет углекислый газ, который выделяет животное. А еще существует симбиотическая связь между червем и водорослью. Водоросль помогает процессу пищеварения червя, и все идет хорошо до тех пор, пока червю не взбредет в голову сожрать водоросль, а что он без нее? Абсолютное ничтожество, вот что я вам скажу сэр, больше ничего! - Все это безумно интересно, - прервал Адамс робота. - А теперь попробуй-ка сказать, как, по-твоему выглядит симбиотическая абстракция? - Не знаю, - растерянно ответил робот. - Не знаю сэр... И доктор Рейвен сказал то же самое: "Очень трудно себе представить, как выглядит симбиотическая абстракция..." А потом, вспоминал Адамс, он еще раз подчеркнул, что это не религия. Так и сказал: "Да нет же, о Господи, не религия!" Рейвен зря не скажет, думал Адамс, он лучший специалист в Галактике по сравнительной религии. "Но, может быть, это новая идея", - так сказал доктор Рейвен. О, боже, только этого мне не хватало - новая идея! Все новые идеи опасны, думал Адамс, потому, что людей в Галактике мало. И одного неосторожно оброненного слова достаточно, чтобы где-нибудь вспыхнул очаг недовольства, от которого может быстро разгореться пожар, и человечество вновь будет отброшено в Солнечную систему. Никаких новых идей! Нельзя играть с огнем! Лучше пусть погибнет один человек, чем все человечество утратит власть над Галактикой. Лучше пожертвовать одной идеей, пусть даже супергениальной, чем отказаться от принципов, позволяющих сохранить нынешнее положение вещей. Итак: Пункт 1: Саттон - не человек. Пункт 2: Он сказал не все, что знает. Пункт 3: Он владеет тайной рукописью. Пункт 4: Он собирается писать книгу. Пункт 5: У него - новая идея. Вывод: Саттона надо убить. "Трик-трюк, клик-клик..." "Война, - сказал человек в маске. - Война во времени". Что же это будет за война? Дело тонкое... Шахматная доска в четырех измерениях с миллиардом клеток и миллионом фигур, и с правилами, которые меняются каждую секунду. Чтобы побеждать в этих битвах, нужно будет возвращаться назад, наносить удары в таких точках времени и пространства, чтобы никто не догадался, что идет война. Логически, военные события такого рода смогут происходить на древнегреческих серебряных рудниках в них смогут принять участие колесницы Тутмоса III и корабли Колумба. Войной будут охвачены все сферы жизни, и в мыслях людей, никогда не задумывавшихся о том, что такое время, произойдет переворот... Разведутся шпионы и пропагандисты. Шпионы станут изучать прошлое, чтобы получить данные для разработки стратегии военных действий, а пропагандисты - обрабатывать материал для осуществления кампаний... Следовательно, уже сейчас, в 7990 году, департамент кишит шпионами, агентами пятой колонны и саботажниками. Но все это делается так ловко, что комар носа не подточит. Однако, как и в обычной, так сказать честной войне, тут должны существовать стратегические точки. Как в шахматах - должен быть ключевой квадрат. И этот квадрат - Саттон. Он - та клетка, которую нужно держать под боем. Пешка, вставшая на пути слона и ладьи. Точка, в которой сходятся все линии. Кто начнет атаку - черные или белые? Адамс уронил голову на руки. Плечи сотряслись от рыданий, но слез не было. - Эш,