Феликс Крес. Северная граница ----------------------------------------------------------------------- Feliks W.Kres. Пер. с польск. - К.Плешков. СПб., "Азбука", 2000. OCR & spellcheck by HarryFan, 31 October 2002 ----------------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Его Благородию Л.Н.Мивену, Надтысячнику-Коменданту Восточного Военного Округа, почетному сотнику Армектанской Гвардии в Торе Ваше Благородие, доверием, которое ты питаешь к моим знаниям, я могу лишь гордиться. Должен, однако, поведать тебе, что меня крайне удивляет - даже пугает! - невежество человека, который, насколько я понимаю, уже много лет стоит на границе двух могучих сил. Скажу лишь, что в первое мгновение я счел твое письмо, господин, некой безвкусной и странной шуткой, ибо в голове моей не умещалась мысль о том, что столь очевидные для меня вещи могут казаться кому-то непонятными и таинственными. Не пойми меня превратно, Ваше Благородие, тебя я вовсе не обвиняю. Скорее я виню самого себя, а также всех тех, кого вместе со мной принято именовать Мудрецами-Посланниками. Так вот, письмо Вашего Благородия открыло мне глаза. Стыд и позор, комендант, что солдаты Вашего Благородия сражаются и умирают во имя того, чего совсем не понимают. Но как людям, чье ремесло - война, понять хоть что-то, когда глупцы, которых называют мудрецами, сидят в тысячах миль от них и не пытаются поделиться хотя бы крупицей своих познаний? Таким образом, письмо это я начинаю с искренних извинений и спешу исправить свой недосмотр. Ты, господин, имеешь право требовать от меня любых сведений, точно так же как я могу требовать от тебя защиты. Имей, однако, в виду, Ваше Благородие, что письмо, сколь бы обширным ни было, никоим образом не сумеет вместить всего, что можно было бы рассказать касательно интересующей тебя темы. Так что, в силу необходимости, пояснения будут носить крайне общий характер, хотя, возможно, именно благодаря этому они станут более прозрачными. Итак, господин, прежде всего тебе следует знать, что, полагая Алер "злой силой", ты жестоко ошибаешься. Впрочем, я тебя понимаю, ведь ты, как солдат, привык считать враждебным все, что приходит с той стороны границы. Заметь, однако, что "враждебное" вовсе не обязательно означает "злое"... Алер был силой, очень похожей на ту, что сотворила наш мир, он не добрый и не злой, ибо для него имеется противовес. По своей природе его Золотые и Серебряные Ленты мало чем отличаются от Светлых и Темных Полос Шерни. В нашем мире Алер возник как сила чуждая - и потому враждебная, но миров, подобных Шереру, можно найти на Просторах сотни или хотя бы десятки. Возможно, мир, над которым простирались Ленты, был отобран у Алера иной силой - этого, Ваше Благородие, никто не знает. Достаточно того, что Алер преодолел неизмеримые расстояния над первобытной бездной Просторов, прежде чем достичь нашего мира и начать войну с Шернью, пытаясь изгнать ее с земель Шерера. Водяная пустыня, каковой являются Просторы, явно убийственна для таких сил, как Шернь или Алер; только взгляни, насколько слабеют и в конце концов исчезают силы Шерни, стоит им удалиться от суши! Так что, господин, Алер можно рассматривать как потерпевшего кораблекрушение матроса, который, борясь с пучиной из последних сил, вдруг увидел маленькую лодку, где двоим не поместиться. Вряд ли истощенный матрос был прежде подлецом и негодяем, но в отчаянной попытке спасти собственную жизнь он бросается на сытого и отдохнувшего гребца - и проигрывает. Примерно так, комендант, большинство Посланников представляют себе причины войны между Алером и Шернью - хотя я, естественно, воспользовался несовершенным примером. После окончания схватки двух сил прошли тысячелетия, но последствия ее ты, господин, можешь до сих пор наблюдать в Громбеларде, чье небо навсегда затянуто тучами и чьи иззубренные, заливаемые вечным дождем горы навевают мрачные мысли на любого. Побежденный Алер был оттеснен к северным, пустынным рубежам континента и существует там до сих пор, - впрочем, об этом тебе известно не хуже меня... Никто не знает, почему Шернь не уничтожила враждебную силу полностью, почему не изгнала ее обратно на Просторы. Возможно, это потребовало бы более длительной войны, в результате которой погибли бы и другие земли Шерера. Однако истинные причины, по которым Шернь уступила клочок своего мира чужой, побежденной силе, не известны никому. Хочу предостеречь тебя, господин, от попыток приписать Шерни какие-то намерения или чувства, такие, например, как жалость к побежденному врагу. Ведь Темные и Светлые Полосы - это пусть чрезмерно могущественная, но все же слепая сила. Все, что под воздействием этой силы происходит, следует из самой ее природы, а не из каких-то осознанных намерений. Конечно, некие причины, следовавшие из самой сущности Полос Шерни, имели место, но какие именно - знать нам не дано. Я предпочел бы избавить Ваше Благородие от излишних рассуждений на эту тему - ведь тебя куда больше интересуют следствия, а не причины? Так что поговорим о том, что для охраняющего границу солдата важнее всего. Предполагается, что живые существа Шерера, наделенные разумом, должны стоять на страже сосуществования Шерни и земли. Разум - явление, которое сводит воедино черты, свойственные двум различным бытиям, ибо, будучи присущим жизни, то есть тому, что было сотворено, он одновременно присущ созидательным силам и обладает собственной способностью творить. Благодаря этой последней черте разум подобен Полосам, он усиливает содержащуюся в них сущность; заметь, господин, что, обладая способностью творить как добро, так и зло, разум остается явлением "нейтральным", так же как и сама сущность Шерни, состоящая из Темных и Светлых Полос. Однако Шернь - слепая сила, и потому равновесие, в котором пребывают Полосы, нарушается крайне редко, а если это и происходит, оно тут же самостоятельно восстанавливается. Рассуждения на тему, почему все так, а не иначе, столь же лишены смысла, как и вопрос "отчего уровень воды в двух сообщающихся сосудах всегда один и тот же?". Тем временем, что касается разума, поддержание соответствующих пропорций добра и зла во многом зависит от сознания - и здесь "само по себе" ничего не происходит, тогда как инструменты, с помощью которых мы эти пропорции измеряем, крайне несовершенны. Теперь же, господин, объясню тебе, куда я клоню. Дело в том, что Алер, завладев своим клочком пустыни, создал собственных существ - убогих и уродливых, ибо только таким могло быть творение побежденной, частично уничтоженной силы, для которой не действует уже знакомый нам механизм самостоятельного выравнивания уровня жидкости в сосудах - если взять прежний пример - и у которой отсутствует сознание, чтобы каким-то образом этот механизм заменить. Судя по всему, то Серебряные, то Золотые Ленты одерживают верх совершенно случайным образом; единственное же состояние, которое почти никогда не имеет места, - состояние хотя бы относительного равновесия... Так возникли виды растений и животных, либо вовсе не способных к существованию (то есть к защите и борьбе за жизнь), либо же невероятно хищных, и последние, истребив все то, что не сумело себя защитить, теперь истребляют друг друга. Среди этих животных видов два были избраны в качестве носителей разума, подобно тому как на наших землях Шернь избрала людей, котов и стервятников. Алерские разумные расы были названы Золотыми и Серебряными Племенами, хотя и те и другие получили разум, когда Золотые Ленты явно преобладали. Похоже только, что в отношении расы, которую мы именуем Серебряным Племенем, преобладание это было не слишком велико. Чем эти расы отличаются друг от друга, ты, Ваше Благородие, знаешь лучше меня. Далее я хотел бы укрепить твои сомнения касательно переноса войны на территорию Алера. Должен признать, уже сама эта идея вызывает тревогу. Тебе ведь должно быть известно, Ваше Благородие, что это невозможно, а я к тому же утверждаю, что это не будет возможно никогда. Прежде всего пойми, под небом Алера выжило лишь то, что обладает достаточно разрушительной силой или же приобрело столь поразительные размеры (деревья, лианы!), что из-за самой величины уничтожить его просто невозможно. Ты ведь наверняка видел зверей, которые иногда приходят с той стороны границы. От неудержимого вторжения Армект спасает лишь то, что алерские живые существа много больше зависят от животворной силы своих Лент, чем шерерская жизнь - от Полос Шерни. Под нашим небом они не могут размножаться, а жизненные силы покидают их невероятно быстро, - говоря иначе, наступают преждевременная старость и смерть. То же самое верно и в отношении Золотых и Серебряных Племен, но ведь эти расы вовсе не стремятся поселиться на армектанских землях, удовлетворяясь кратковременными набегами. Шерерский разум неразрывно связан с довольно значительной продолжительностью жизни. То же относится и к разуму, созданному Алером, - а потому, если алерец, пребывая на землях Армекта, тратит вдвое или даже втрое больше сил против обычного, это для него не слишком большая жертва, в особенности когда речь идет о походе, длящемся неделю. Таким образом, можно было бы считать, что превращение северного Армекта в "ничейную землю" ликвидировало бы проблему извечной войны раз и навсегда. Но проблема в том, что, во-первых, это самые плодородные земли твоей страны, господин, а во-вторых, мы не знаем, на какие жертвы и лишения способен алерский воин, то есть сколь далекие и длительные походы он готов предпринять. Пойдем дальше. Висящие над миром Шернь и Алер разделены широкой полосой "ничейного неба", но порой их влияние распространяется и на эту область. Что объясняет, почему боеспособность твоих солдат не всегда одинакова. Пребывание под чужим небом не вызывает у нас таких последствий, как у алерских рас, однако солдаты не могут хорошо себя чувствовать, когда над головой у них Ленты вместо Полос. Вот, кстати, очередная и самая важная причина, по которой вторжение на территорию Алера никогда не станет возможным. Впрочем, я говорю о людях, не о котах, чей разум, похоже, относится к неудачным творениям Шерни. Заметь, господин, что коты не углубляются в такие вопросы, как природа Полос Шерни (куда там Полосы, для них даже высшая математика никогда не существовала). С точки зрения кота, Шернь такое же явление, как воздух или огонь, не более, и созидательные силы Шерни идентичны по своей природе разрушительным силам того же огня. Из этих сил ничего не следует, кроме голого факта. Я объясняю все это потому, что большая армия, состоящая сплошь из котов, наверняка может уничтожить врага на его собственной территории; странный изъян разума, коим является для кота неспособность к абстрактному мышлению, защищает его от "чуждости", столь неприятной человеку, который оказывается под Алером. Однако где та сила, которая могла бы склонить котов к объявлению священной войны врагу, который никоим образом их не касается? Один кот, десять или сто котов могут совершать те или иные поступки - ведь у тебя есть коты-солдаты, Ваше Благородие? Но пойми разницу: армектанцы - народ, защищающий собственную страну, тогда как кот - обычный наемник. Не существует кошачьих народов, не бывает даже кошачьих языков - нет и такой земли, которую бы кот считал своей страной; он просто житель мира (такое отношение, впрочем, нисколько не удивительно, ибо кошачий разум появился тогда, когда Шерер давно был обустроен по человеческим обычаям). Так что тебе, Ваше Благородие, придется отказаться от мысли о переносе войны на алерские земли, тому есть причины как военные, так и природные. Армектанская армия, состоящая из людей, покорить Алер не сможет. Самый отблеск Лент, возникающий иногда на "ничейном небе", наводит на твоих солдат, комендант, апатичность, лишая их боеспособности, - подумай теперь, как проявит себя такое войско, оказавшись непосредственно под Лентами? Вернемся еще раз к пограничью. Ты и вправду не ошибаешься, полагая, что граница движется. Ее перемещение - процесс невероятно медленный, но иногда случаются сдвиги довольно заметные, даже внезапные. Это и есть то самое Время Перемещения, о котором ты спрашиваешь. За пару месяцев Алер или Армект могут потерять (или приобрести) целые мили территории. Однако эти перемещения кратковременны; точнее говоря, чем дальше и внезапнее переместится граница, тем быстрее она вернется на свое прежнее место. И сожалею, Ваше Благородие, но я не слышал, чтобы кто-либо сумел предсказать приближающееся Перемещение. Я, конечно, мог бы поделиться с тобой собственными догадками, а также предположениями других Посланников, но догадки есть догадки, а потому вряд ли они будут полезны командиру, который не хочет рисковать войсками. Наконец, Ваше Благородие, вопрос, который интригует меня по-настоящему. Я имею в виду те странные слухи, распространяемые солдатами, которые, как ты пишешь, "обнаруживали странные говорящие рисунки на щитах убитых врагов и строили на их основании целые истории". Это очень важно. Возможно, ты слышал, что созидательная роль Шерни завершилась в момент сотворения мира, а также растений и животных. Разум, данный по очереди людям, котам и стервятникам, - творение не всех Полос, но лишь выделившейся из них живой части. Эта живая часть Шерни, символизирующая все ее сущности, является как живым существом, так и чистой созидательной силой. В старогромбелардском языке даже сохранилось имя этой части, и звучит оно "Ронголо Ронголоа Краф", или "Великий и Величайший Спящий". Ты должен знать, Ваше Благородие, до сих пор предполагалось, что, в отличие от Шерни, Алер дарил разум сам, то есть всей своей мощью. Таким образом, рассказы твоих солдат весьма занимательны, тем более что, как ты утверждаешь, среди воинов есть те, кто знает несколько слов из языка алерцев. Не могу сказать, могут ли алерские рисунки-легенды о Боге, Дающем Мудрость, опираться на реальные события. Это вполне возможно, господин. Я не вижу никаких причин, по которым Алер не мог бы выделить из своей сущности созидательные силы, подобные Ронголоа Крафу, однако это крайне маловероятно. На протяжении веков ни о чем подобном ни разу не слышали. Будь здоров, Ваше Благородие. Верю, что, исписав эти страницы, я исправил хотя бы часть недосмотров, в коих повинны я сам и все те, кто, погрузившись в собственные размышления, едва не забыл о родном мире, который, будучи в постоянном развитии, не ждет, чтобы за ним поспевали. Из Громбеларда, Крееб-лах'агар (Посланник Полос) ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРУГИ АРИЛОРЫ 1 - Я ходатайствовал о том, чтобы в этом селении постоянно квартировала десятка пехоты. Что ж, не вышло. Наверняка тебе встретятся патрули из Алькавы. Возможно, наткнешься на какой-нибудь отряд покрупнее, они тоже не глухие и не слепые. Тогда действуй по обстановке... Но я бы не хотел, чтобы дело дошло до скандала, понял? Подсотники из Алькавы без единого слова перейдут под твое подчинение, сотники же будут возражать. Ты мой заместитель и находишься на своей территории, но они, со своей стороны, имеют прямое отношение к Алькаве, которой мы подчиняемся. Договориться вам все равно не удастся, так что лучше уступи. Я не намерен снова за тебя объясняться. Если дело дойдет до совместных действий с алькавцами - амбиции попридержи. Ты что, Рават, спишь? Слышишь, что я говорю? Сразу было видно, эта не слишком большая, даже чуть тесная комната принадлежит одинокому мужчине (или одиноким мужчинам) - в ней царил своеобразный порядок, которого не потерпит ни одна женщина. Каждая вещь находилась не там, где ей "полагалось", а так, чтобы быть всегда под рукой. Оловянная кружка стояла рядом с заваленной какими-то шкурами скамьей. Военный плащ и короткая меховая куртка (последней не пользовались с зимы) висели на колышке, вбитом возле самого дверного косяка; естественно, он мешал, но вещи знали свое место, они висели на колышке всегда, и все тут. На сколоченном из простых досок столе, возле каких-то исписанных чернилами страниц, лежали полбуханки черствого черного хлеба и головка сыра, чуть дальше валялся кожаный пояс, к которому был пристегнут кошель. Обнаженный меч явно служил для нарезки сыра, ибо к острию его прилипли крошки. Под столом стояли совершенно новые высокие кожаные сапоги для верховой езды. Свечи хранились в правом сапоге, кремень и трут - в левом. Сквозь приоткрытую дверь виднелась другая комната, которая, судя по всему, служила спальней для двух человек. Точнее говоря, для двух мужчин. Одеяла, которые, очевидно, служили покрывалами, теперь валялись на полу, заменяя коврики. И тем не менее, несмотря на кажущийся беспорядок, достаточно было посетить эти комнаты трижды, чтобы почувствовать себя как дома - все принадлежащие хозяевам предметы всегда ставились, вешались и клались в точности на свои места. Да, это можно было назвать порядком... Комнаты принадлежали сотнику-коменданту Эрвы, одной из армектанских застав на севере, и его заместителю. - Эй, Рават, ты спишь? - повторил комендант, высокий и крепкий светловолосый мужчина лет сорока. - Порой я думаю, что тебе и в самом деле пора стать во главе собственного подразделения, вместо того чтобы впустую торчать на посту заместителя. Хорошо сложенный офицер, лет тридцати с небольшим, среднего роста, оторвал взгляд от окна. На нем была простая кольчуга, на ногах - крепкие сапоги, такие же, как и под столом. Кольчугу покрывала голубая накидка со знаками различия сотника легиона; рукава с белыми, вырезанными треугольными зубцами манжетами, а также нижний край накидки были отделены от общего голубого фона темно-серой полоской почетного гвардейца. И в самом деле, казалось несколько странным, что офицер такого ранга, вместо того чтобы добиваться самостоятельной командной должности, предпочитает торчать в Эрве и довольствоваться низким жалованьем. - Да не сплю я, Амбеген. Все слышу, - сказал он, проводя рукой по коротким черным волосам. - Амбиции - попридержу. А лучшего заместителя тебе не найти, ибо, кроме этих самых амбиций, недостатков у меня не много... - Все далеко не так просто, - прервал его комендант. - Знаю, Рават, чего ты боишься. Думаешь, получив командную должность, придется тебе сидеть за частоколом, вместо того чтобы резвиться в степи. Это я понимаю. Но с другой стороны, ты ведь постоянно мучишься, выслушивая мои распоряжения. Ты сам не знаешь, чего хочешь, и в этом все твои проблемы. Рават прикусил черные усы: - Сколько дашь людей? Наступила короткая пауза. - Тридцать, не больше, - наконец сказал Амбеген, прекрасно зная, что это в два раза меньше, чем нужно. - Выбери самых лучших. Восьми верховых хватит? Рават потер подбородок: - Неплохо бы побольше. - Хорошо, возьми двенадцать. Четверо нужны мне здесь... это даже меньше, чем требуется для патрулей. Ну и кота, само собой, забирай. Мне он для обороны ни к чему, а у тебя будет великолепный разведчик. Рават снова повернулся к окну. Натянутая на рамы пленка давно полопалась, и солдат во дворе было хорошо видно. - Гостар и с ним еще четверо обучают новых топорников в Алькаве. Наверное, он останется там насовсем, поскольку у них на сотню тяжеловооруженных всего четверо десятников. Ты подписал ему перевод? Вот именно. Восемь отправились с обозом за одеждой и провизией... Сорок пять в походе... Когда я уйду, солдат у тебя останется двадцать с хвостиком. Если какая-нибудь стая перейдет реку, тебе конец. Не отобьешься. - Пожалуй. Они снова замолчали. Такое впечатление, алерские разведчики глаз с них не сводили. Почти всегда, стоило отряду побольше уйти в поле, ослабленным заставам приходилось отражать ночные атаки на оборонительные валы и частоколы. Недавно едва не пала Алькава, расположенная по соседству главная застава округа. А она ведь раза в три крупнее Эрвы. Лишь благодаря случаю всадники, посланные против большой стаи, вернулись раньше и, нанеся неожиданный удар по осаждавшим, разбили их в пух и прах. Однако из оборонявшей частокол пехоты мало кто остался в живых, помощь прибыла буквально в последний момент. Когда прислали пополнение, новых солдат даже некому было обучать... Именно поэтому Эрва направила туда своего десятника и несколько опытных легионеров. Рават только что вернулся из Алькавы и все еще находился под впечатлением потерь, которые понесло это действительно сильное подразделение. - Ну так как? - спросил он. - Возьму тридцать человек, и куда мне с ними возвращаться? На пожарище, хоронить трупы? Если останется кого хоронить! Попадетесь Серебряному Племени - с кольев и крестов я, наверное, что-нибудь сниму. Но если придут золотые... - Золотых остановят частоколы, эти скорее тебя сожрут, подкараулив в поле... Да что ты болтаешь? В чем дело? Идти не хочешь? Деревню уже сожгли, завтра наверняка... - Идти-то хочу! Но еще я хочу, чтобы мне было куда вернуться. Дай мне всех верховых, шестнадцать человек. Плюс кот. А пехоту оставь, в степи она только мешает. Амбеген чуть усмехнулся: - Все сначала, да? Послушай, Рават, ты прекрасный командир, умеешь управлять конницей... Его заместитель попытался было возмутиться. - Не перебивай. Для этой войны ты даже чересчур хорош. Ты мечтаешь о мощных атаках, о занятии тылов вражеских войск, о захвате лагерей. И если бы речь шла именно об этом, лучше тебя не найти. Но речь идет об охране нескольких деревень. Мне не нужно, чтобы ты выиграл войну, это невозможно. Я всего-навсего должен помешать пожарам. Перестань! Даже слушать эту чушь не хочу! - неожиданно рявкнул он. - Я не командую конницей, но не хуже тебя представляю, на что она способна, а на что нет! Что с того, что ты их быстро найдешь? Что с того, если быстро отступишь? По стае ты открыто не ударишь, потому что тебя втопчут в землю вместе с твоими шестнадцатью вояками! Нет, ты будешь ходить кругами, тут прикончишь парочку, там десяток и в конце концов вообще отобьешь у них охоту связываться. Но прежде чем это произойдет, еще две деревни превратятся в уголья. А может, и три или четыре, если особенно не повезет. Нет! Возьмешь тридцать человек, в том числе не менее десяти тяжеловооруженных солдат. Этого все равно мало, но у тебя хоть какие-то шансы будут. Твоя задача в том, чтобы найти эту стаю и заставить их вступить в решающую схватку. В единственную схватку, после которой то, что от стаи останется, помчится сломя голову прочь - прочь от деревень, которые ты защищаешь. Если все вы при этом сложите головы - ничего не поделаешь, вам за это платят. Все! Я сказал. - Топорники нужны для того, чтобы охранять заставы. А чтобы гоняться за алерцами, есть конница. - Конница ушла в поле два дня назад, и о ней ни слуху ни духу. Так что возьмешь что есть. - О коннице ни слуху ни духу, потому что ты дал ее... - Сам знаю, кому я ее дал, Рават. - Заставы... - Заставы находятся здесь затем, чтобы защищать деревни, а не самих себя. Я сказал, закончен разговор! Рават замолчал. Уже два года он поддерживал дружеские отношения со своим командиром и тем не менее знал, когда можно спорить, а когда необходимо послушаться приказа, нравится ему это или нет. - Сделаю все как положено, - сказал он. - Пошли гонца в Алькаву, может, хотя бы лучников пришлют. Конницы-то у них ровно столько же, что и у нас. - Ладно. Рават покачал головой и вышел. Остановившись посреди двора, он кивнул проходившему неподалеку солдату: - Подсотника ко мне. Солдат побежал исполнять приказ. Рават ждал, размышляя над составом отряда. В Эрве дела обстояли так же, как и в большинстве приграничных укреплений: деление на полусотни или клинья из трех десяток, а в случае более крупных гарнизонов - на состоящие из клиньев или полусотен колонны, было в высшей степени формальным. Пополнение из центральных районов прибывало довольно регулярно, но оно состояло из солдат разных родов войск, не вписывавшихся в жесткие организационные рамки. Устав предусматривал, чтобы половину солдат гарнизона составляли конники, остальную же часть - пешие лучники и тяжеловооруженные щитоносцы-топорники, хотя, конечно, имели место и отступления от этих норм. Пополнение присылалось на основании рапортов, составлявшихся комендантами частей (именно такой рапорт Рават только что отвез в Алькаву, чтобы после утверждения его отправили дальше). Но когда новые солдаты достигали места назначения, данные о потерях, содержавшиеся в рапортах, обычно успевали основательно устареть. Партизанская война, сводившаяся к погоням по степям и лесам, подчинялась иным законам, нежели обычные сражения в поле, где тысячи людей нужно собрать в одинаковые по численности и вооружению отряды. Здесь, у Северной Границы, лучше справлялись сколоченные на скорую руку отряды, и солдаты туда набирались исходя из насущных потребностей. В отношении подбора людей уходящим в поле офицерам предоставлялась полная свобода. Обычная здесь практика. Но иногда и это было невозможно. Рават мог лишь жаловаться на судьбу, по воле которой командование над выходящей в поле конницей получил некто другой (и кто!). Сам Рават в это время отсутствовал в гарнизоне, поэтому сейчас ему выпало командовать отрядом, состоящим в большинстве своем из пехоты. И притом пехоты тяжелой, предназначенной, чтобы наносить сокрушительные удары и оборонять заставы, но совершенно неспособной к долгой гонке по ухабам. Для легкой конницы, даже для пеших лучников, здоровые парни в кирасах, в набедренниках, в полузакрытых шлемах, в кольчужных штанах, усиленных наколенниками, с могучими щитами и тяжелыми топорами... словом, вся эта ходячая груда железа была лишь обузой. Но что с того? Прав Амбеген: во главе шестнадцати конников можно вести небольшую войну, рассчитанную скорее на изматывание, чем на уничтожение противника. А это означает гибель жителей еще нескольких деревень... Задумавшись, Рават не сразу заметил приближающегося к нему подсотника. Он поднял голову, когда тот был совсем рядом. - Собери людей. Всех собери, - сказал Рават, прежде чем офицер успел открыть рот. - Выходим. Вскоре он уже стоял перед ровным, сомкнутым строем. Сначала конница, потом промежуток в несколько шагов - и пехота. - Выходим, - коротко сказал он. Все знали, что это означает. - Требуется тридцать человек. Сначала - добровольцы. Конники, для которых однообразные патрули вокруг заставы были утомительными не только физически, но и духовно, все без исключения шагнули вперед. Из пехоты вызвались четверо. Так всегда. Пехотинцам не хочется натирать ноги в форсированных маршах, они предпочитают сидеть за частоколом, играть в кости, изредка возиться с ремонтом укреплений... Рават тщательно отобрал двенадцать конников и, к четырем добровольцам, еще четырнадцать пехотинцев. Поскольку маневренный отряд все равно не получался, он сделал ставку на силу - среди отобранных было аж двенадцать топорников. - От восьмидесяти до ста голов. Может, больше, - коротко бросил он. - Сведения, как обычно, преувеличены, трудно на них полагаться. Сожжено укрепленное селение, мужчин перебили, женщин покалечили, но погибли лишь немногие. Детей пощадили. Я рассказываю об этом, потому что хочу, чтобы вы знали: на этот раз мы выходим на битву, а не на охоту. Солдаты переглянулись. Из слов сотника следовало, что схватка будет с Серебряным Племенем, а не с Золотым. Серебряные воины обладали некими зачатками совести: грабили и жгли, но убивали без надобности очень редко. Однако они были именно воинами, в то время как Золотые Племена состояли из диких тварей, о которых даже не сказать, что они разумны. Борьба с золотыми была намного проще, поскольку речь шла не более чем об уничтожении стаи кровожадных, но глупых полузверей, не знающих, что такое тактика, план или взаимодействие. - Если есть вопросы, - сказал Рават, - задавайте сейчас. Послышался голос Биренеты, высокой, крепкой девушки, обладающей недюжинной силой: - А яйца им и теперь нельзя резать, господин? Раздался взрыв смеха. Серебряные алерцы-мужчины обладали чрезвычайно развитыми половыми органами; в свое время Биренета поотрезала у убитых "трофеи" и подвесила целую их связку на частоколе. Сгнив, мясо начало вонять, и тогда Рават запретил подобные развлечения. - И теперь, - ответил он, стараясь сохранить серьезный вид. Он утихомирил солдат. - Еще вопросы есть? Еще вопросов не было. - Хорошо. Мы берем восемь вьючных лошадей. Кроме того, каждый должен иметь при себе запас еды на три дня. Подготовьтесь. Выходим сразу после обеда. Все. Солдаты начали расходиться. Рават остановил двоих и кивнул в сторону кота, который с обычным презрительным видом разлегся у частокола, вместо того чтобы стоять в строю вместе со всеми, - кот есть кот, ничего не поделаешь. Кот лениво поднялся, подошел. Естественно, несмотря на расстояние, он прекрасно слышал, о чем шла речь. - Дорлот, твоя задача обычная, - сказал сотник. - Отправляйся пораньше, может даже, прямо сейчас, если не голоден. Иди на юго-восток, к тому сожженному селению, ну, знаешь, громбелардскому, название никак не выговорить. - Он имел в виду деревню, основанную поселенцами из Второй Провинции; редко, но бывало и такое. - Я последую в том же направлении. Возвращайся по собственным следам, и мы найдем друг друга. Кот стоял неподвижно, глядя на командира желтыми глазами. Потом двинулся прочь, так же как и пришел, лениво. Ни единым словом не подтвердив, что приказ понят. Плавной кошачьей трусцой пересек двор, без каких-либо усилий вскочил на ограду и исчез. Рават слишком давно знал котов, чтобы понимать: весь этот пренебрежительный вид вовсе не означает соответствующего отношения к командиру... Четвероногие мохнатые разведчики были отличными солдатами и прекрасными товарищами по оружию. При необходимости они могли действовать сообща, но лучше всего справлялись с самостоятельными заданиями. Бессмысленно, да и безнадежно пытаться подчинить их обычной военной дисциплине... Еще до того как Дорлот оказался на вершине ограды, Рават перевел взгляд на невысокого худого человека с кривыми ногами всадника. Солдат то вертел в руках, то снова совал в зубы короткую неуклюжую трубку. Несмотря на то что она погасла, вокруг продолжал распространяться отвратительный запах. - Рест, у тебя на двоих больше, чем положено по уставу, - сказал сотник. - Справишься? Десятник заморгал и снова вынул изо рта трубку, вытянув руку так, словно хотел подать ее командиру. Рават инстинктивно отшатнулся, но солдат улыбнулся, поняв, что вопрос был шуткой. Сотник шутил редко. - Раздели людей на тройки, назначь тройников. Ты, Дорваль, займись пехотой. Все то же самое. Названный Дорвалем детина с медвежьими плечами и широким поясом топорника вытянулся перед ним по стойке "смирно", из-за чего Равату пришлось еще выше задрать голову. - У тебя люди из двух разных родов войск, но лучше их не смешивай. Пусть тройки будут легкие и тяжелые, так лучше. И тоже назначь главных... Да, и на этот раз никаких женщин. Глупая была затея, больше ее не повторяй. Лучше поставь обеих лучниц в одну тройку, под начало Астата. Легче будет иметь их на виду... Все. - Слушаемся, господин. Солдаты не спеша ушли. Рават долго смотрел, как они неторопливо направляются в сторону жилых помещений. Маленький командир конницы выглядел рядом с топорником словно мышь рядом с барсуком. Интересно, откуда берется подобная медлительность, подумал сотник. Новым солдатам она была несвойственна, но постепенно "остывали" все. Ходили не торопясь, говорили медленно, жевали так, словно еда склеивает челюсти, делали все размеренно, без спешки. Но только внутри ограды, за нею от медлительности не оставалось и следа. Словно, пребывая на территории заставы, они берегут силы на потом. До того момента, когда потребуется действовать... Впрочем, он и сам не исключение. Стоя посреди двора, он увидел несущую вьюки Биренету. Походка была несколько неуклюжей, ноги лучница ставила пальцами внутрь. Если бы не рост и полнота, она могла бы показаться вполне симпатичной. Правильные черты лица, кудрявые длинные волосы, небрежно связанные в узлы, широкой волной опускаются аж до половины спины. Легионеров женского пола он недолюбливал, хотя они, как правило, были великолепными лучницами - ибо в войско брали только таких. Иначе кто бы взял настолько неловких и медлительных солдат? На недостаток сил и выносливости обычно закрывали глаза, но взамен требовалось умение всегда попадать "в яблочко". Такое умение Рават не мог не ценить... но все же он отрицательно относился к участию женщин в сражениях. Другое дело - на заставе. Девушки-солдаты, не слишком усердно защищающие собственную невинность, никогда не помешают. Хотя Биренета была хорошим солдатом не только, гм, на заставе... Он вынужден был это признать. Странная женщина, не боящаяся никого и ничего. Ее лишили звания десятника и перевели в Эрву из Алькавы после того, как она врезала собственному командиру щитом по голове, перед этим назвав его трусом. Впрочем, без каких-либо на то оснований. Видимо, у нее был "критический день". Болезненное кровотечение. Солдат... Однако с присутствием женщин в легких пехотных подразделениях он мирился. Такие, как Биренета, могут быть и топорниками. Но женщина в коннице - нет, этого он не понимал. И в еще больший гнев приводил его тот факт, что, пока он торчал в Алькаве, его конные лучники оказались под началом... именно женщины! Полный наихудших предчувствий, он откровенно опасался за своих людей. Впрочем, по правде говоря, это были скорее ее люди. Какие мерзкие мысли. Рават раздраженно зашагал к себе. Достал из сундука пояс с мечом, забрал лук и стрелы, после короткого раздумья прихватил легкое копье. Будучи офицером, он пользовался этим оружием крайне редко. Однако теперь у него так мало конников, что во время атаки еще одна пика лишней не будет. Взял рукавицы и мешок с несколькими мелочами. Второй мешок, пустой, предназначил для провизии. Сверху положил легкий шлем и, бросив туда же плащ, пошел на конюшню выбрать лошадей. Прежде чем отправиться в путь, они, как велела традиция, поделились друг с другом своими проблемами, каждый изложил свои соображения и претензии, если таковые у него имелись. В походе нет места взаимной неприязни; нельзя брать с собой в Опасное путешествие затаенную злобу или обиду. Армектанцы искренне верили, что Непостижимая Арилора - Военная Судьба - отворачивается от тех, кто, стоя в вооруженном строю, питает к товарищам по оружию скрытую обиду. Времени было мало, но солдаты выкроили несколько минут, чтобы посидеть полуобнаженными в большом обеденном зале, выпить вина, пошутить. Заглянул туда и Рават, словно забыв о своем звании; он стал командиром этих людей, и вскоре ему предстоит распоряжаться их жизнью, однако сейчас старый обычай требовал поравняться с ними и показать, что, несмотря на войну и волю Непостижимой Арилоры, все солдаты равны независимо от степеней и званий. Снимать доспехи он не стал, но с легионерами выпил и даже, решившись на откровенность, пробормотал что-то вполголоса о жгучей тоске по жене, которую не видел уже год. Солдаты оценили этот поступок, поскольку сами, замкнувшись в себе, редко когда демонстрировали какие-либо чувства. Среди щитоносцев был один громбелардец, крепкий, светловолосый, могучий, как и его топор. Сначала, крайне плохо владея армектанским языком, он не мог понять странных традиций и обычаев. Да и позднее, уже усвоив значительный словарный запас, он не вполне понимал, что ему пытаются объяснить. С точки зрения громбелардца, все обстояло куда проще, чем считали его новые товарищи по оружию. Есть война, и есть смерть - собственная или врага. Теперь же ему предлагалось поверить, что военную судьбу и везение можно обернуть против самого себя или же, наоборот, приобрести. Говорили, будто война - это еще одна странная сущность, висящая между миром и Шернью, самая могущественная из всех, ибо даже Шернь ей подчиняется. Мол, война - это нечто живое, бывает злобной, бывает милосердной... Этого громбелардец не в силах был понять. Его смущала и несколько беспокоила символическая нагота солдат перед походом, свидетельствовавшая о чистоте совести и помыслов. Но теперь он сидел вместе с остальными, почесывая широкую волосатую грудь и потягивая вино из кружки. Однажды, пересилив собственные предубеждения, он вдруг заметил, что одновременное обнажение тела и души делает человека странно беззащитным перед товарищами - и тем самым усиливает доверие к ним... У всех собравшихся в зале были какие-то свои проблемы и обиды, которые обычно скрывались, так же как и нагота. Иногда нужно раскрыться. Даже если не веришь в могущество Арилоры... Перед тем как выехать с заставы, все конники сели посреди двора, касаясь земли руками, чтобы, согласно торжественному обычаю конницы, немного помолчать и мысленно попросить Непостижимую Госпожу - свою Военную Судьбу - о том, чтобы она позволила всегда касаться земли именно так, ладонями, мягко и охотно, но никогда - окровавленным лбом после падения с коня. За ворота первым выехал Рават. Солдаты двинулись следом. Сначала шла пехота, тяжелая и легкая, потом следовала конница, приноравливаясь к размеренному шагу идущих впереди. Они вышли как на параде, ровными тройками. Лишь когда ворота закрылись, движение стало более непринужденным. Рават остановил коня, отряд прошел мимо. Зная, что его никто не видит, он позволил себе слегка улыбнуться. Его беспокоил смешанный состав отряда, но это укрепляло дух, боеспособность и выправку солдат. Тяжеловооруженная пехота - в открытых кирасах, с короткими мечами в окованных железом ножнах - несла только свои топоры и небольшие сумки с провиантом. Лучники в наброшенных на кольчуги мундирах выглядели не столь грозно, зато куда более задиристо: ярко серебрятся шлемы, у плеча угрожающе торчат белые оперения стрел. И наконец, конница на горячих гнедых лошадях, в легких чешуйчатых доспехах, покрытых накидками, такими же, как у лучников, с притороченными к седлу копьями, с луками и стрелами в колчанах. Последняя тройка вела вьючных лошадей, груженных неудобными и ненужными в походе щитами тяжелой пехоты. Мелькнули утопающие в голубых прямоугольных полях серебряные звезды Вечной Империи. Они шли вдоль леса, дальше простиралась степь, но на горизонте маячила все та же темная линия деревьев. Территория северного Армекта напоминала гигантскую шахматную доску: поле, лес, поле, лес, кое-где одинокой шахматной фигуркой - селение или застава, никаких дорог, восток, запад, север, юг, катящийся по небу желтый шар солнца... Лишь в центральном Армекте, на Великих Равнинах, лесов было меньше, зато на юго-востоке, у дартанской границы, простирались безбрежные степи. Однако самые плодородные земли Армекта лежали именно здесь, у границы с Алером. Сначала их некому было защищать... Враждующие армектанские королевства и княжества, даже столь могущественные, как Великое Княжество Рины и Рапы или Королевство Трех Портов, из-за беспрестанных войн с соседями были не в состоянии обеспечить безопасность и покой на своих северных границах. Чтобы заселить пограничье, надо было сначала взять его под полный контроль; без постоянных гарнизонов, которые могли бы защищать деревни, о каких-либо поселениях и думать было нечего. А такую возможность дало только объединение Армекта. Еще до возникновения империи, согласно королевскому указу, поселения в северных землях освобождались от податей на восемь, десять и даже пятнадцать лет в зависимости от близости к границе. Однако защита со стороны армии оставалась слабой и ненадежной, из-за чего на север тек лишь слабый ручеек поселенцев. Впрочем, после возникновения Империи Армект получил соответствующие возможности и нашел средства. Были восстановлены две могучие цитадели, Тор и Ревин, оставшиеся после внутренних армектанских распрей, увеличилось количество застав. Исправленный и дополненный закон гарантировал по истечении срока освобождения от податей невысокие налоги в имперскую казну - урожай с пятой части пахотных земель. Кое-какая имперская собственность была распродана, и на новых владельцев возложили обязанность защищать приобретенные земли - что, впрочем, следует из логики фактов: желающий получать доход из новых источников должен защищать их от алерцев, поскольку пожарища золота не добавляют. Риск, связанный с поселением здесь, уменьшился, условия же были достаточно выгодными для того, чтобы нашлось достаточное количество желающих принять предложение. Земли хватало на всех, каждый обрабатывал ее столько, сколько хотел. Выдавались разрешения на вырубку лесов и вывоз древесины, которой очень не хватало в южном и центральном Армекте, тем более в Громбеларде; причем, будучи более дешевой, древесина эта даже конкурировала с дартанской. Каждый, кто хочет, мог получить охотничью лицензию. Доход от освоения новых земель постепенно начал превосходить потери, которые несла Империя на содержание приграничных гарнизонов. Однако солдатская служба на севере была очень тяжела, а жизнь в деревнях все еще небезопасна... Погруженный в размышления, Рават ехал в самом конце отряда. Солдаты шутили, среди тяжеловооруженных пехотинцев то и дело слышался смех. Сотник чуть поторопил коня. Опередив конницу и лучников, вскоре он оказался рядом с Биренетой, которая шла во второй тройке, рядом с громбелардцем. Именно она являлась средоточием смеха. На голове у нее был шлем, и Рават не узнал бы девушку, если бы не услышал голос: - ...Поэтому я и люблю сражаться. Да, по-настоящему люблю. Но бегать по этим степям? Скучно. Вот этой чертовой беготни я не люблю. - Болтаешь все. За тобой не угнаться. Шедший сзади Дольтар, самый старый солдат на заставе, плашмя стукнул топором по прикрытому кольчугой мощному заду девушки. Шутка, хотя и не слишком изысканная, чрезвычайно всем понравилась. Солдаты принялись весело колотить друг друга обухами. Строй распался, но Рават не стал прерывать забаву; он и сам был рад, что у легионеров хорошее настроение. Он выдвинулся вперед, не желая своим назойливым присутствием нарушать то, в чем не хотел, да и не мог участвовать. Он услышал, как за его спиной развеселившиеся тяжеловооруженные пехотинцы начали подтрунивать над пешими и конными лучниками: - Сколько у них этих палок с перьями, ты погляди-ка... Знаешь, я сам видел, они как начнут эти палки швырять, швырять, швырять... А потом - раз, попал и убил. Снова раздался хохот. Смеялись не только те, кто издевался, но и те, над кем насмехались. Как это обычно бывает, солдаты разных родов войск традиционно соперничали между собой: легковооруженные пехотинцы, более ценившиеся в Армекте, склонны были несколько свысока смотреть на "рубак". В гарнизонах дело доходило даже до драк - но лишь иногда... поскольку великаны-топорники с помощью табуретов и лавок быстренько выбивали у лучников дурь из головы. Подобные драки не приветствовались, но за беззлобные колкости никто наказывать не собирался. - Топорник словно дуб, - тотчас же начал Дольтар, едва утих смех. - Топор, щит... Самое то... Идешь, замахнулся - труп, щитом отпихнул, замахнулся - труп! А они от тебя лишь отскакивают, будто от дуба... - С одной стороны, с другой стороны, - подхватил кто-то из лучников, - а ты и в самом деле как дуб: на тебя поссут, а ты пока из своей скорлупы выберешься... - Я одного такого силача как-то подстрелила себе, - заявила Агатра, не знавшая промаха лучница. - Дуб, топор - это здорово, только вот копье у него коротковато... И мягкое к тому же. Взрыв хохота заглушил ругательство топорника. - Ну-ка расскажи? А, Дольтар? - безжалостно приставала Агатра. Даже Рават улыбнулся. На ночь они разбили лагерь в маленькой рощице. Быстренько приготовили суп из мяса и фасоли, после чего небольшой костер тут же загасили. Рават назначил часовых и велел всем отдыхать. Он обошел посты, потом присел под деревом. Блуждать по лесам и степям - только время зря терять. Он знал, что таким образом стаю вряд ли найдешь. Золотые Племена действуют бессмысленно, словно огонь, который, уничтожая все вокруг, бесчинствует до тех пор, пока не будет погашен или не останется без добычи. И точно так же, как находят огонь, можно найти золотую свору - иди себе на дым и отблески пожара... Но Серебряное Племя ведет себя иначе: оно совершает набег на деревню или две, после чего скрывается среди лесов и степей. Ищи ветра в поле. Алерские воины могли таиться в любой роще, ожидая, пока прекратится муравьиная беготня войска. Они могли неожиданно возникнуть в двадцати или тридцати милях дальше. Могли вернуться к оставшимся без защиты заставам. Могли сделать еще что-нибудь. Например, внезапно объявиться в самом центре Армекта. Подобное казалось чудом... и тем не менее когда-то на самом деле случилось. Маленькая серебряная стая пробралась сквозь густую сеть, состоявшую из приграничных сторожевых постов. На ее след не напал ни один из многочисленных конных патрулей. Их не заметили ни жители деревень, ни охотники, ни случайные путешественники... Стая объявилась лишь в окрестностях Рины, в самом центре одного из самых густонаселенных округов Армекта. Никто не знал, что искали там алерцы. Добычи? Крови? И того и другого им в изобилии встречалось по дороге... И теперь все начиналось точно так же: стая преодолела широкую, но глубокую, с довольно быстрым течением Лезену и незаметно проскользнула между частыми сторожевыми постами. Однако эта стая дала о себе знать почти сразу... На рассвете, самое позднее перед полуднем, должен появиться Дорлот. Сотник был уверен, что кот успел обежать немалую территорию. Дарлоту вовсе не обязательно было искать стаю, достаточно было напасть на ее след. Но он мог прибежать ни с чем. Рават подумал о том, что делать в случае такой неудачи. Идти в Три Селения, как он первоначально и намеревался? Название вводило в заблуждение: там действительно должны были возникнуть когда-то три большие деревни, сгруппированные вокруг маленькой заставы. Однако по ряду причин этого не произошло, и в итоге было возведено лишь одно большое поселение у подножия холма. Оно располагалось к югу от "громбелардской" деревни, которую успела сжечь стая. Если бы алерцы двинулись в глубь Армекта, то вышли бы прямо на Три Селения. Вот только незачем им было двигаться в глубь Армекта... Рават не знал, что предпринять. В конце концов он решил ждать Дорлота, а если тот вернется ни с чем - отойти дальше к югу, засылая в разные стороны конные патрули. Таким образом он прочешет значительную часть территории. Остальное зависит от военного везения. Они свернули лагерь еще до рассвета и выехали в том же порядке, что и накануне. Не спеша... Равата начало злить бессмысленное, бесцельное движение в никуда. Не дожидаясь больше Дорлота, он послал в разведку три конных патруля, по два человека в каждом. Поскольку на открытой местности нападения из засады можно было не опасаться, он приказал пехоте сложить багаж и часть оружия на спины вьючных лошадей, у которых несколько поубавилось груза, после того как была съедена часть провизии. Мешки с провиантом и топоры с колчанами весили не слишком много, но сотник прекрасно знал, что после десяти миль ходьбы в доспехах, под палящим солнцем, подобное мнение в корне меняется. Если можно было хоть как-то облегчить участь солдат, Рават это делал. Лошади, шедшие мерным шагом, могли нести несколько больший, чем обычно, груз. Около полудня они сделали короткий привал и двинулись дальше, но прошли не больше мили, как вдруг... - Дорлот возвращается, господин! - крикнула зоркая Агатра, показывая куда-то вперед. Рават прикрыл глаза ладонью, но минуло несколько долгих мгновений, прежде чем он заметил маленькую точку. - Точно? - Это он, господин, никто иной. Точно. Отряд сам собой остановился. Теперь уже все солдаты увидели темную точку. - Но... - напряженно проговорила Агатра, всматриваясь вдаль. - Он, кажется, ранен... Бежит на трех лапах. Рават забеспокоился. Лучнице можно было верить, она не раз доказывала свое острое зрение. - А дальше, за ним? - спросил он. - Никто за ним не гонится? Девушка молча покачала головой, окидывая взглядом открытую, чуть складчатую поверхность степи. На юге маячила полоска леса. - Он один, - наконец ответила она. Отряд следил за медленно двигающейся точкой. Слишком медленно для кота. - Тяжело ему, - негромко сказал кто-то. - Рест, давай вперед, - приказал сотник. Командир конницы сжал коленями бока коня. Мгновение спустя он уже мчался галопом по ровному, поросшему травой полю. Вскоре конь и всадник уменьшились, превратившись в небольшое пятно. Прищурившись, наблюдатели увидели, как пятно и точка встретились, затем слились в единое целое. Потом пятно начало быстро расти, снова превращаясь в коня и всадника. Кот лежал на шее лошади, вцепившись когтями в дугу седла. На нем не было ни кольчуги, ни мундира - коты-разведчики пользовались ими крайне неохотно. Могучие громбелардские гадбы когда-то носили кошачьи кольчужные панцири, но гадбы были воинами, против которых у человека не было шансов, особенно ночью... Дорлот же был тирсом, котом существенно меньших размеров, зато намного более легким и проворным, чем гадбы. - Что случилось, Дорлот? - спросил сотник, когда кот спрыгнул на землю. - Ты ранен? - Я был в сожженной деревне, - коротко ответил тот; кошачий голос звучал несколько глуховато и не слишком приятно для уха, напоминая низкое, хрипловатое мурлыканье. - Стая сидит в лесу. - Дорлот объяснил, где именно. - Они послали несколько своих на разведку. - Он коротко описал путь, по которому шли разведчики. - Вдоль Сухого Бора. Агатра присела и осмотрела раненую лапу. - Случайность, Агатра, ерунда, - сказал кот. - Обычный шип. Дикие псы загнали меня в кусты. Бездомные животные были сущим бедствием этих мест. В этом году они реже давали о себе знать, но если алерцы сожгут еще несколько деревень... Голодные дворняги из ниоткуда не появляются. Рават приказал идти дальше. - Отдыхай, Дорлот. Сядь на вьючную лошадь. Агатра взяла кота под лапы и посадила на спину коня. Разведчик тщательно выбрал себе место среди мешков, повернулся в одну, потом в другую сторону. Он любил лежать удобно, даже во время путешествия. Рават, ехавший рядом, молча наблюдал за тем, как устраивается кот. - Я все сказал, сотник, - промолвил разведчик. - Стая большая, но, чтобы подобраться поближе и пересчитать их, пришлось ждать до ночи. Алерцы не люди, у них есть глаза и уши, которыми они смотрят и слушают. Жаль потраченного времени, лучше было идти следом за их разведчиками. Я поранился о шипы и сидел какое-то время на дереве, псы были крупные, так что я забрался очень высоко. Потом не мог спуститься, хотя они ушли. Когда слез, двинулся обратно - боялся, что вы выйдете прямо на стаю. Но алерские разведчики пошли именно так, как я сказал, - на юг, вдоль края Бора. Не утомляй меня, господин. Отдохнувший разведчик еще пригодится тебе, а вымотавшийся кот ни на что не годен. Рават кивнул, не обращая внимания на Агатру, которая, нарушив строй, шла рядом с конем Дорлота. Не останавливаясь, то и дело беспокойно поглядывая на командира, не прикажет ли вернуться в строй, она пыталась перевязать пораненную шипом кошачью лапу. Сотник сжал коленями бока коня и выдвинулся вперед, задавая темп. Отряд ускорил ход. Быстрым маршем они двигались прямо на юг. Рават хорошо знал окрестности и не нуждался ни в каких иных указаниях, кроме тех, которые дал ему Дорлот. Стая намеревалась войти в узкую щель между двумя лесами. Он решил, что проще всего будет преградить ей путь. Однако пришлось сделать крюк, чтобы не наткнуться на возвращающихся алерских разведчиков или на саму стаю. Племя наверняка тронется с места сразу после возвращения патруля; шпионов не посылают затем, чтобы потом ждать, пока принесенные ими сведения утратят свою ценность... Лес, на краю которого укрылись алерцы, назывался Сухим Бором; стая намеревалась обойти его с запада, видимо опасаясь дозорных из близлежащей Алькавы. Лес простирался на значительное расстояние, выпуская в степь многочисленные "языки". Рават сомневался, что алерские всадники станут продираться через густой и частый Сухой Бор. Скорее он предполагал, что, как и разведчики, они двинутся вдоль его края. Невидимые на фоне леса, сами они прекрасно видели всю равнину, не говоря уже о том, что стая таким образом получала свободу маневра. Рават хотел добраться до Сухого Бора в том месте, которое стая должна будет миновать лишь на следующий день. Ночное сражение ему вовсе ни к чему. Проблема заключалась в том, что он должен прибыть на место еще до наступления ночи. Степь не везде одинакова, а на краю леса могут возникнуть всякие препятствия: овраги, буреломы... Сотник не собирался ввязываться в бой на местности, которой никогда прежде не видел. Ведь если его расчеты не оправдаются, дело может дойти до ночной битвы. Тогда любая яма, любой овражек способны изменить исход боя - учитывая значительное численное превосходство и подвижность противника. Командир легионеров был глубоко убежден, что Серебряное Племя, один раз отправившись в путь, не остановится, пока не дойдет до цели. Алерцы не нуждались во сне, вернее, они спали не так, как существа Шерера. Все, что обитало по ту сторону границы, отдыхало иначе, пребывая в частично бодрствующем состоянии. Заснув, алерский воин мог продолжать выполнять простые действия, например идти или ехать верхом. Также он был способен отчасти контролировать свои поступки, хотя реакция его становилась медленнее и действия были не столь точны, как наяву. Они миновали небольшое селение. К конным патрулям крестьяне привыкли, но более крупный отряд почти всегда предвещал неприятности. Рават послал в деревню солдата с предупреждением. Обычно после обнаружения стаи в расположенные рядом селения направлялись отряды пехоты, местность же прочесывала только конница. На сей раз крестьянам приходилось рассчитывать только на себя. Сотник сомневался, что время марша рассчитано им правильно, но быстрее двигаться не мог. Уже сейчас выбранный темп был почти убийственным для пехоты. Рават обеспокоенно поглядывал на тяжеловооруженных солдат. Стояло позднее лето, но солнце, которое здесь, на севере, обычно не слишком докучало, вот уже несколько дней заливало степь своими безжалостными лучами, нагревавшими металл до такой степени, что топорники в своих доспехах чуть ли не поджаривались. Из-под больших шлемов струился пот. Шутки разом прекратились. Сотник видел, что, продолжая двигаться в таком же темпе, он попросту прикончит людей. Если он намеревается получить от тяжеловооруженных пехотинцев хоть какую-то пользу в бою, - а ведь они и есть главная его сила! - нужно срочно что-то придумать. Рават выбрал лучшего всадника и коротко переговорил с ним. Он хотел выяснить, вернулись ли в стаю алерские разведчики. Вскоре солдат во весь опор мчался к указанному месту. Чуть позже вернулись (впрочем, с пустыми руками) конные разведчики, которые были посланы еще до полудня, и Рават остановил отряд. Лошади, шедшие шагом рядом с пехотой, почти не устали; куда хуже обстояло дело с конями разведчиков. Не обращая на это внимания, сотник рассадил топорников за спинами всадников, себе же за спину - тут не до церемоний - посадил могучего Дорваля. Приказав сбросить мешки с двух вьючных лошадей, стараясь не показывать своего недовольства, велел садиться верхом полуживым от усталости лучницам. Даже дерзкая Агатра держала язык за зубами, не пытаясь оспорить решение командира, - достаточно было одного взгляда на ее подругу, молоденькую Эльвину. Девушка в любой момент могла упасть в обморок. Она полдня шла наравне с рослыми мужчинами; зачастую, чтобы угнаться за отрядом, Эльвина вынуждена была переходить на бег. Всадники взяли вьючных лошадей под уздцы. Рават, всегда заботившийся о том, чтобы солдаты легкой пехоты, нередко сопровождавшие конницу, умели хоть как-то держаться в седле, мог быть вполне доволен. По крайней мере, лучницы с коней не свалятся. Лошади тяжелой рысью двинулись вперед. Четверо лучников, схватившись за стремена, бежали рядом. Всадники взяли у них даже мечи и шлемы. Края леса они достигли перед самым заходом солнца. Солдаты разгрузили и расседлали коней, разобрали свое оружие и улеглись на земле, недалеко от ближайших деревьев. Лишь некоторые успели перекусить, да и то всухомятку. Тем временем Рават послал Дорлота в ту сторону, откуда могла появиться стая, а сам вместе с командирами конницы и пехоты отправился обследовать окрестности. Почти стемнело, когда он вызвал к себе Астата, тройника лучников. Солдат был бледен от смертельной усталости. - Сейчас пойдешь спать, Астат, - пообещал сотник. - Сегодня на часах будет конница. Но пока слушай, что я тебе скажу. Потом объяснять будет бесполезно, станет совсем темно. - Слушаю, господин. - Там, у края леса, есть ров. Впрочем, что это за ров... Всего лишь неглубокая канава, образовавшаяся от дождевой воды, ничего больше. Но для тебя пусть это будет ров. Сейчас возьмешь лучниц и отведешь к краю леса, заляжете прямо напротив. Видишь где? Хорошо. Сражаться будем днем... так я, по крайней мере, думаю. Но если стая доберется сюда быстрее, то бой может случиться ночью. Дорлот нас предупредит. Если все-таки это будет ночь, то твоя задача и задача твоих людей заключается в том, чтобы вы пропустили передовую стражу, а потом послали в стаю столько стрел, сколько удастся. Вскоре взойдет луна, впрочем, ты и сам наблюдал закат. Когда увидишь напротив себя алерцев - стреляй. Больше ни о чем не беспокойся. Понял? - Так точно, господин. - Но скорее всего сражаться мы будем днем. Тогда действуй иначе. Отсиживайтесь в кустах до последнего, появитесь лишь тогда, когда племя побежит в твою сторону. Я приказал тебе запомнить то углубление. Оно стаю не остановит, но собьет шаг их животных - воспользуйся этим. Если устроишь суматоху в этой канаве, то, быть может, с помощью своих шести луков сумеешь их каким-то образом задержать. Видишь ли, они могут удрать в лес, а потом устроить нам какой-нибудь сюрприз... Подожди, это еще не все. Я сказал тебе, как я вижу будущий бой, но знай, Астат, я рассчитываю на тебя. Возможно, я буду не в состоянии отдать соответствующие приказы. Однако ты уже не первый раз сражаешься под моим началом, знаешь меня и поймешь, что и как делать, чтобы это совпало с моими намерениями. Начало сражения я представляю себе примерно так... - Он кратко изложил план засады, после чего добавил: - Повторяю, я рассчитываю на тебя. Вопросы есть? - Нет, господин. Я все понял. - Собери людей, подготовь оружие - и спать. - Есть, господин. Лучник ушел. Было уже совсем темно. Рават положил руки на плечи своих десятников: - А вы поняли? - Так точно, господин. Хороший план. - Если я погибну, командование принимает Рест. Но только до конца боя, потом всеми командуешь ты, Дорваль. В отряде больше пехоты, чем конницы, и лучше, если командовать будет пехотинец. Все. Вскоре появился всадник на смертельно уставшем коне. Его остановили часовые, иначе он непременно проехал бы мимо спрятавшегося рядом с лесом отряда. Рават принял рапорт. Разведчик видел возвращавшихся в стаю алерцев-разведчиков. Сам остался незамеченным. Похоже было, что племя доберется до засады не раньше рассвета, хотя оставалась возможность, что стая двинулась в путь еще до возвращения разведчиков. Однако сотник не боялся, что его застигнут врасплох. Милях в полутора от солдат дремал на краю леса мохнатый страж, уши которого, несмотря на неглубокий сон, чутко ловят любой посторонний звук, а желтые глаза готовы вспыхнуть в любой момент. И темнота для них не препятствие. 2 Возвращавшихся на заставу приветствовали с нескрываемым облегчением и радостью. Уже издалека можно было заметить, что отряд не слишком пострадал. Когда тройки одна за другой въехали через ворота на плац, оказалось, что не погиб никто. Кони были страшно измучены, несколько солдат были ранены, но легко. Так или иначе, их раны свидетельствовали о состоявшемся сражении... Комендант Эрвы появился на плацу, когда отряд, выстроившись в три ровные шеренги, был уже готов к смотру. Командир в звании подсотника соскочил с седла и снял шлем, из-под которого показалось усталое лицо двадцатитрехлетней девушки, не красавицы, но и не дурнушки. Повернувшись к подчиненным, она хрипло крикнула: - Смирно! Разговоры стихли. Всадники застыли; лишь изредка кое-кто слегка дергал удила, пытаясь заставить слушаться усталого коня, чующего воду и знакомое стойло. Приблизившись к сотнику, командир отряда доложилась столь же коротко, сколь и не по-уставному: - Мы вернулись, комендант. Семеро раненых. Я уничтожила золотую стаю, восемнадцать голов. Перебили всех, не ушел никто. Как раз в этот момент один из раненых потерял сознание и свалился бы с коня, если бы сбоку не подскочил какой-то лучник. - Отпусти людей, - приказал Амбеген. - И сразу ко мне. Девушка повернулась к отряду и отдала несколько команд. Усталые солдаты с трудом спешились. Обернувшись и убедившись, что комендант отошел достаточно далеко, подсотница нацелилась пальцем на одного из десятников: - Когда я докладываю командованию, мои люди не падают в обморок. Запомни это хорошенько, иначе мгновенно перестанешь быть десятником... Офицер, который уже вел коня в стойло, вдруг остановился. Внезапно на угрюмом, сером от бессонницы лице появилась какая-то гримаса. Легионер выпустил поводья из руки и быстро подошел к девушке. - Это люди сотника Равата, а не твои! - бросил он ей шепотом прямо в лицо. - И никто красоваться тебе на потеху не собирается. Помни об этом, ты, сука... Она в ярости замахнулась. Офицер схватил ее за руку. - Сейчас отпущу, и можешь ударить... - прошипел он. - Ну, давай. Все смотрят, госпожа, давай бей. Комендант тоже с удовольствием полюбуется. Она бросила взгляд на Амбегена. Тот действительно глядел в их сторону. Девушка опустила руку. - Мы еще свидимся в походе... - пообещала она. После чего повернулась и отошла, прикусив губу. В гневе ее лицо, как ни странно, явно похорошело, из его черт исчезла некая первобытная, но вместе с тем сладострастная хищность. Пожалуй, за этой женщиной лучше всего было наблюдать в бою. Или... когда она с мужчиной? - Так, и что же за сцену я только что видел? - холодно спросил сотник. - Это не сцена, а лишь пролог, - тем же тоном ответила она. - Звал, господин? - Звал, подсотница, поскольку я - комендант этой заставы. И если нужно, буду вызывать тебя по двадцать раз на дню - только затем, чтобы тут же молча отправить обратно. Она отнеслась к нотации довольно спокойно, даже слегка улыбнулась. И тут же лицо ее неожиданно подурнело. - Так точно, господин, - сказала она. - Прошу прощения. Я три дня глаз не смыкала. Он кивнул и жестом пригласил зайти в его кабинет. - Где Рават? - неожиданно спросила она, едва закрылась дверь. - Еще в Алькаве? Почему здесь так мало солдат? Видимо, она и в самом деле сильно устала - подсотница славилась тем, что схватывала все происходящее в мгновение ока. Амбеген сел за стол. - Ушли, - сообщил он. - Но что случилось? - нервно допытывалась она. - Как это ушли? Рават... с пехотой? - Конница была с тобой, Тереза! - раздраженно напомнил сотник. - Рават взял тех, кто остался. Успокойся, наконец! Сядь и дождись, пока я все скажу, а потом отправляйся и хорошенько выспись! Не то ты просто невыносима! Она испытующе смотрела на него. Помолчав, он развел руками. - Да... я тоже устал, - уже спокойнее признался он. - Садись. Она повиновалась. - Что это была за стая? - спросил он. - Только коротко, без прикрас. А тем более без хвастовства. - Восемнадцать золотых, день пути отсюда на запад. Я преследовала их без остановки, а они все убегали и кружили, и тогда я устроила небольшую облаву. Охоту с загонщиками. Нашла хорошее место... Она была прекрасным солдатом. Комендант слушал не слишком внимательно, больше думая о ней самой, чем о том, что она говорит. Да, она и в самом деле отлично командовала конницей... Он считал (и имел на то все основания), что в Эрве встретились двое лучших командиров конницы из всех, кто служит у Северной Границы. Для него это огромный козырь... но порой также и проклятие. Эти двое соперничали друг с другом, сами о том не подозревая. Во всяком случае, ни один из них не признался бы. Однако связывало их только умение командовать конницей. В остальном между ними не было ничего общего. Рават требовал от солдат невозможного, но делал это как-то... изнутри. Он не столько стоял над ними, сколько _между_ ними. Он был одним из них, таким же легионером; солдаты это чувствовали, поэтому они просто не могли и не хотели подорвать его авторитет или лишить должного уважения. Именно уважения, ибо все без исключения воины уважали Равата. Тереза, напротив, действовала силой. Солдаты ее боялись - и опять-таки уважали, хотелось им того или нет. Амбеген только что был свидетелем происшествия на плацу; он не слышал слов, но видел, что десятник явно оскорбил подсотницу. Просто потому, что слишком устал. Комендант мог дать руку на отсечение, что солдат, как только отоспится, будет жалеть о том, что сказал в порыве гнева. "Бешеная сука" или "злобная шлюха" - так называли ее между собой легионеры. Тереза, в отличие от Равата, не соотносила себя со своими солдатами. Напротив. Она терпеть не могла возражений; на марше, в походе она все делала по-своему, не слушала ничьих советов, выжимала из людей и животных по семь потов, не считалась ни с кем и ни с чем, и ее за это почти ненавидели... Вот только в конце концов оказывалось, что на заставу все вернулись живыми. Падающими с ног от усталости, голодными и измученными, иногда ранеными или просто... избитыми Терезой. Но - живыми. Война под командованием Равата была опасным, но ярким приключением. Война под командованием Терезы - монотонным, тяжким трудом. Рават искушал судьбу - и выигрывал, добивался блестящих результатов. Тереза судьбу не искушала. Она отдавала ей приказы, словно какому-нибудь десятнику или тройнику в своем отряде. Она держала судьбу за горло, как и каждого из своих подчиненных, держала за горло и била мечом плашмя по спине, пока приказ не исполнялся. В благодарность Тереза награждала пинком и требовала дальнейших усилий. Без лишних дискуссий. Солдаты это видели - и могли оценить. Хотя порой они чересчур уставали. Как тот десятник на плацу. - Достаточно, - сказал Амбеген. - Все, что нужно, я знаю. Рават ушел вчера... - Он коротко описал, как обстояли дела. - Ночью вокруг заставы было спокойно, но ближе к утру что-то начало твориться. Ты вернулась как раз вовремя, Тереза. - Нужно идти за Раватом! - тут же заявила она, словно не слышала коменданта. - С пехотой он не мог далеко отойти... Я догоню его, мы уничтожим стаю и вернемся. Убеждать было бесполезно. Амбегену пришлось бы повторять каждое слово трижды. - Нет, - отрезал он. - Твои солдаты свалятся с коней, если им будет с чего сваливаться... Лошадей на замену нет, а те, которых ты привела, почти заезжены. - Лошадей найдем! А потом можно... - Нет! - громче повторил он. - Во имя Шерни, ну почему мои подчиненные постоянно пытаются быть умнее меня! Дружеским отношениям здесь не место. Иди спать, Тереза, скоро ночь, ночью ты можешь понадобиться. Все, я сказал! Он встал. Тереза не обладала таким чутьем, как Рават, и, как это обычно бывает, не в силах была принять от вышестоящего начальника то, что сама навязывала своим подчиненным. А потому продолжала спорить: - Я возьму хотя бы человек десять, отберу лучших лошадей. Ведь осталось же еще хоть сколько-то на заставе? Хотя бы несколько? - Спать. - Если я отправлюсь сейчас... - повысила голос она. Он вышел из-за стола и схватил ее за офицерский мундир. - Еще слово, и я его с тебя сдеру, - предупредил он с яростью, какой она никак не ожидала. - Будешь чистить конюшни или помогать на кухне... Прежде чем в Алькаве рассмотрят твою жалобу, причем сомневаюсь, что исход будет для тебя положительным, пройдет два месяца. Все это время ты будешь убирать конское дерьмо... или готовить, насколько я тебя знаю, нечто примерно такого же вида и запаха... Подумай. И никто не даст тебе резвиться в степи. Тереза снова похорошела. Вырвавшись, она повернулась и вышла. Дверь хлопнула так, что затряслись стены. Амбеген чуть было не бросился следом, но сдержался, только скрипнул зубами и сжал кулаки. В разговорах с подчиненными он никогда не прибегал к угрозам, и мысль о том, что его к этому вынудили, злила Амбегена еще больше. Он медленно вернулся к столу, сел, опершись локтями на крышку, и сильно растер лицо. Он был громбелардцем. Каждый, кто серьезно думал о военной карьере, рано или поздно должен был попасть сюда, на Северную Границу. Империя охватывала весь Шерер и, кроме алерцев, не имела никаких внешних врагов. Служба в провинциях большей частью состояла в патрулировании городских улиц... В Громбеларде гонялись за горными разбойниками, на Просторах морская стража преследовала пиратские корабли, в центральном Армекте порой окружали банду Всадников Равнин... Но настоящая война шла только здесь, и каждый, кто мечтал добиться чего-то большего, нежели звание сотника легиона, должен был провести несколько лет на пограничье. Для армектанца это, возможно, не столь тяжко. Но громбелардцу сначала приходилось выучить невероятно сложный армектанский язык, поскольку Кону - его упрощенной версии, распространенной по всей Вечной Империи, - здесь было недостаточно. Потом еще нужно было вникнуть в удивительные, странные, непонятные, порой противоречащие здравому смыслу обычаи и традиции этого края. К счастью, в войске почти все они касались Непостижимой Госпожи Арилоры - остальные традиции солдат отбрасывал прочь за ненадобностью, переходя из одного мира в другой (ведь война, в понимании армектанца, была "иным миром"!). Однако сложнее всего было общаться с людьми. С армектанками и армектанцами. Дикий нрав дочерей и сынов Равнин нелегко обуздать. Частые и внезапные вспышки ярости превращали дисциплинированных офицеров и солдат в несносных скандалистов - так что либо кричи на человека, либо бей. Амбеген выбирал первое и верил, что как-то справится, хотя все больше тосковал по добросовестным надежным горцам, которых имел под началом в Громбеларде. С этими же... лучницами он вообще не знал, что делать. Впрочем, были у этих солдат и достоинства. Как и у трудных для понимания армектанских обычаев имелись свои положительные стороны. К примеру, никто никогда не напоминал Амбегену о его происхождении, хотя всюду в Армекте Громбелард презирали... В глазах армектанцев солдат есть солдат, и никто больше. Прежде он мог быть крестьянином или князем... Но как только человек становился легионером, прежние его регалии уходили в прошлое. Воинское звание, занимаемая должность, проявленные в бою трусость или мужество - только это имело значение. Вернувшись к себе, Тереза назло Амбегену решила, что спать ей вовсе не хочется. Она бродила по небольшим, захламленным комнатам, словно разъяренный зверь. Подсотник пеших лучников, хороший товарищ, который ей нравился и с которым она иногда спала, не дождался ответа ни на приветствие, ни на попытку завязать разговор. Наконец, подобающим образом оценив ее настроение, он встал с койки, на которой лежал, надел сапоги и вышел, за что она была ему крайне благодарна. В деревянной кружке Тереза обнаружила вонючие мужские портянки и, окончательно взбесившись, растоптала кружку в щепки. Иногда подобным обществом она бывала сыта по горло. На заставе не предусматривалось особых удобств ни для солдат, ни для офицеров; все подсотники занимали две небольшие комнаты, из которых одна служила спальней. Никому не мешало, что женщина живет и спит вместе с мужчинами. Нагота и все связанное с телом считалось в Армекте чем-то вполне нормальным. Впрочем, даже если бы дела обстояли иначе, поступающая в легион девушка должна была знать, что к ней будут относиться как к любому другому солдату, что она не получит меньше еды, чем мужчина, но и лишней воды для мытья ей не выделят - одним словом, не будет ни особых привилегий, ни дополнительных обязанностей. То, что при наборе недоброжелательно поглядывали на замужних и девственниц, - дело другое... Тереза спокойно жила с другими подсотниками, кое с кем делила постель - все это ее нисколько не злило. Просто иногда ей хотелось побыть одной. И иметь что-то свое собственное (ту же деревянную кружку), которым не будут пользоваться эти свиньи. Особо общительной ее нельзя было назвать. Ей досаждали любой шум, гам и даже, случалось, обычные разговоры. Тереза еще немного походила по комнате, потом отстегнула пояс с мечом, сняла мундир, за ним кольчугу, наконец, подстежку и рубашку. Так же она поступила с юбкой, полотняными чулками и сапогами, разбросав все вокруг. У нее были крепкие икры, сильные ноги и округлые, но небольшие бедра. Тереза немного постояла, почти бездумно почесывая влажные черные волосы между ногами, потом поскребла под мышкой. Она была грязная и потная, у нее все свербело, и она мечтала о приличной бане. Однако усталость взяла свое, и она отложила мытье на вечер. Нашла свежую рубашку и, надев ее, устроилась на неудобной койке, скрестив ноги, положив руки на колени и опершись спиной и головой о стену. Нахмурившись и прикусив губу, она погрузилась в размышления. На такой заставе, как Эрва, хватало места всего лишь для пяти офицеров. Кроме коменданта - заместитель с жалованьем подсотника (даже если он сотник, как Рават) плюс трое подсотников, приписанных к подразделениям конницы, щитоносцев и пеших лучников. Кто-то из этих троих всегда являлся номинальным командиром - в зависимости от того, к какому роду войск принадлежит заместитель коменданта. Если к коннице, то он, как правило, брал в поход конных лучников. Подсотник, формально командующий конницей, даже если его и сопровождал, мало что мог поделать. Но обычно этот несчастный оставался на заставе, командуя какой-нибудь дюжиной всадников, необходимых для постоянной патрульной службы... Неблагодарная, собачья работа. Заместителем Амбегена являлся Рават. А она была как раз таким бесполезным командиром легкой конницы. Тереза терпеть не могла Равата. Она мечтала о сокрушительном поражении, понесенном этим высокомерным, самоуверенным дурнем, который не замечал в ней ни превосходного солдата, ни товарища по службе, ни женщины, ни... Он вообще ее не замечал! Казалось, для него она всего лишь воздух, притом воздух дурнопахнущий, ибо Рават избегал ее как только мог! Вот бы он, наконец, проиграл какое-нибудь из своих сражений, понес бессмысленные потери, а потом вернулся, чтобы рассказать, как его взгрели! Тереза погрузилась в мечты, представляя себе это мгновение. Она мысленно подбирала слова, к которым ему пришлось бы прибегнуть при составлении рапорта, и где-то внизу живота возникло горячее, сильное чувство блаженства, граничащего со сладострастием. Вот бы он проиграл... оказался побежденным! Побитым, униженным... Но ведь... Нет, только не сейчас! Не сейчас, ради Шерни! Не сейчас! Она забрала с заставы больше людей, чем нужно. Обрадованная редкой возможностью самостоятельно покомандовать в поле, Тереза взяла не только своих тридцать человек, но и часть резерва. Амбеген, правда, не возражал. После трепки, полученной при осаде Алькавы, Серебряные Племена сидели тихо. Ничто не предвещало, что границу перейдет столь сильная серебряная стая. И тем не менее - перешла! И Рават выехал в поле, забрав с собой пехоту. Пехоту! Конницы не было, поскольку ее увела Тереза... Если Рават проиграет, ей придется взять вину на себя. Славы ему не убудет, он спокойно доложит о проигранном сражении, время от времени поглядывая на нее. Ни словом не обмолвится о том, что она забрала с собой в два раза больше конников, чем обычно. Расскажет об ошибках, которые совершил, пытаясь организовать взаимодействие трех родов войск, совершенно не подходящих друг к другу в условиях партизанской войны... Потом снова посмотрит на нее... и, может, одобрительно кивнет, узнав, что во главе всего _пятидесяти_ всадников, ловко и умело, без потерь со своей стороны она разгромила отряд из целых _восемнадцати_ золотых алерцев... - А-а-а!.. - негромко выдавила она охрипшим от команд голосом, прикрывая глаза. - А-а-а!.. Ударилась затылком о стену. - А-а-а-а-а! 3 Дорлот появился, когда солнце уже выглянуло из-за леса. Кот бежал, но явно не сломя голову. - Времени у нас много, - объяснил он сотнику. - Я отправился в путь еще до рассвета и шел до тех пор, пока их не увидел. Сейчас они милях в двух от нас. В полумиле отсюда степь врезается в лес наподобие языка. Однако, даже если они пойдут по прямой, мы все равно успеем подготовиться. - Передовой отряд? - Ничего подобного нет. Этого Рават не ожидал. Он рассчитывал сначала уничтожить передовой отряд из десятка или даже больше наездников - не такая уж сложная задача, поскольку в его распоряжении было восемнадцать конных и пеших лучников. Известие о том, что Серебряное Племя не выставило передовой стражи, было несколько тревожным. Подобных вещей серебряные воины не допускали. - Ты уверен? - спросил он, хотя мог и не спрашивать. Естественно, кот был уверен - а потому обиделся. - Ну хорошо, - раздраженно сказал сотник. - Подготовь топорников. Потом иди к лучникам Астата и сиди вместе с ними. Все. Дорлот ушел, храня надменное молчание. Командование таким солдатом требовало немалого самообладания - и на самом деле, не каждый командир на это способен. Некоторые в голос возражали против котов-разведчиков, хоть те и приносили немалую пользу. Из всех офицеров Эрвы лишь он один охотно брал с собой Дорлота. Однако бывали мгновения, когда он искренне об этом жалел... Передового отряда нет... Планы менять уже поздно, впрочем, трудно отказаться от боя лишь из-за того, что враг пренебрег выдвижением авангарда. Рават терпеливо выжидал, пока стая покажется возле лесистого мыса, который Дорлот назвал "краем языка". Наконец он дождался. - По коням, - бросил он через плечо стоявшим за его спиной и укрывшимся среди деревьев солдатам. - Но без суеты, - добавил он, поскольку преждевременное появление кого-либо из легионеров могло разрушить весь план. - Пока ждем, спокойно. Стая довольно быстро перемещалась вдоль края леса. Рават напряженно ждал, пока алерцы минуют то место, где притаились топорники. Когда стая прошла мимо, не заметив ничего подозрительного, он облегченно вздохнул. Он отчетливо видел силуэты наездников и несших их невероятных существ, которых трудно было даже назвать животными... Когда племя оказалось рядом с укрытием Астата, Рават снова задержал дыхание. И опять - не заметили! Стая насчитывала девяносто, а может, и сто наездников. Предварительные расчеты, сделанные еще на заставе, в точности подтвердились. "Давай! - мысленно произнес сотник. - Дорваль, парень, давай, ну!" Десятник не подвел. Рават ударил кулаком по бедру, увидев, как в двухстах шагах за спинами алерцев среди деревьев появляются прикрытые щитами силуэты тяжеловооруженных пехотинцев, быстро выстраивающихся в ровные ряды. Их тоже не заметили! Мгновение - и вдоль края леса прокатился могучий рев бросившихся следом за стаей топорников. Нападение оказалось куда более внезапным, чем рассчитывал Рават, поскольку стая уже миновала укрытие пеших лучников, напротив которого он собирался сразиться с алерцами. Астату теперь придется немного передвинуть своих людей... Но боевой клич пехоты раздался как раз вовремя; у десятника тяжеловооруженных пехотинцев была голова на плечах! Стая поспешно меняла фронт, одновременно пытаясь развернуть фланг в сторону степи. Должно быть, алерцы не верили своим глазам: чтобы атаковать таким малым количеством людей, нужно быть подлинным безумцем! Удары тяжелой пехоты алерцы обычно принимали на месте, предварительно спешившись, но сейчас расклад сил был настолько неравным! Не тратя времени на особые приготовления, племя самоуверенно двинулось в контратаку. Самые сокровенные желания Равата воплощались в действительность. Сотник опустил копье. - Марш! Рысью - марш! Больше команд не потребовалось. Они выдвинулись на край леса ровно, деловито, быстро и сформировали двойную шеренгу, обращенную к стае. Солдаты на описывающем дугу фланге пустили коней рысью; те, кто был ближе к лесу, шли медленнее, пока все не выровнялись. Послышался клич бросающейся в атаку легкой пехоты - протяжный, постепенно нарастающий, вздымающийся волнами. Приученные к езде в строю, лошади ступали бок о бок. Контратака алерцев против топорников распалась еще в самом начале: несколько наездников не заметили или не услышали новой опасности и продолжали мчаться к тяжеловооруженным пехотинцам, в то время как другие сдерживали своих уродливых "коней", выкрикивали какие-то приказы, а последние ряды снова меняли фронт, выстраиваясь против мчащейся на них армектанской конницы, - и все вместе лихорадочно пытались перестроиться для обороны от неожиданной двусторонней атаки. Наступило неизбежное замешательство, которое все нарастало, превосходя самые смелые ожидания Равата! Одно из верховых животных алерцев, очевидно, упало, ибо в центре стаи возник беспомощный, спутанный клубок... Рават пустил своих всадников галопом. Еще недавно он мысленно умолял топорников появиться на равнине вовремя, но теперь основной расчет был на Астата - Рават надеялся, что тройник сориентируется в постоянно меняющейся обстановке и забудет о приказах. Лучшего случая не представится! Клубящаяся перед самыми носами лучников толчея представляла собой самую идеальную цель в мире! Несколько стрел и... Астат понял, что надо делать. Мчащийся во главе конницы Рават не мог заметить мелькающих стрел, но увидел алерских животных, мечущихся и сбрасывающих воинов на землю. С края леса летела стрела за стрелой, и все попадали в цель, а иначе и быть не могло! Стая окончательно превратилась в беспорядочный клубок, и тогда с двух сторон, почти одновременно, ударили топорники Дорваля и конники Равата! Прошло совсем немного времени с того момента, когда тяжеловооруженные пехотинцы вышли на равнину, и до мгновения, когда вместе с атакующей конницей они ударили по врагу. Топорникам нужно было пробежать двести шагов, а конникам - самое большее пятьсот. Совершить за это время два разворота и умело разделить силы на два фронта стая явно не успела бы, ибо это превосходило возможности самых обученных войск мира. Использовать численное превосходство алерцы тоже не смогли: их воины метались беспорядочной толпой, пронзаемые стрелами лучников Астата. Атакуемая со всех сторон стая почти не сопротивлялась. Острия армектанских копий смели с "коней" нескольких наездников, отчаянно пытавшихся перейти в контрнаступление, после чего вонзились в беспомощную толпу. Разогнавшиеся армектанские кони, более тяжелые и сильные, чем алерские животные, легко опрокинули первые ряды. С другой стороны топорники, оставив за спиной изрубленные трупы нескольких алерцев, слишком поздно отказавшихся от контратаки, снова сомкнули треугольный строй и били теперь как в барабаны, разбивая верховым животным головы, дробя топорами колени и бедра наездников, отталкивая большими щитами ревущую толпу раненых и охваченных паникой алерцев. В этой толпе бессмысленно гибли те, кто еще мог и хотел оказывать сопротивление. В отличие от конных лучников Равата, самым большим козырем которых была внезапность удара, сила натиска топорников не ослабевала. Слабые копья алерцев не могли справиться с крепкими щитами и толстым железом нагрудников. Бывало, что тяжеловооруженные пехотинцы терпели поражение от подвижных и ловких серебряных воинов, но лишь тогда, когда те могли использовать эту подвижность и ловкость. Не имея времени и места, чтобы отыскать слабину закованных в доспехи людей, алерцы безнадежно пытались остановить сокрушающую их железную стену, тыча в нее почти вслепую своим примитивным оружием, но всюду встречали лишь щиты, кирасы или тяжелые, большие шлемы, почти полностью скрывающие лица противников. Рават и его конники, с легкостью уничтожив фланги, теперь отчаянно рубили мечами - сдерживать врага становилось все труднее, и им пришлось перейти от атаки к обороне. Топорники продолжали двигаться вперед, хотя уже медленнее, поскольку сопротивление возрастало, а убитые и раненые воины (тем более искалеченные, беспомощно мечущиеся животные) затрудняли доступ к следующим рядам. Исход сражения решили лучники. Численное превосходство алерцев было подавляющим. Потеряв убитыми и ранеными без малого половину воинов, стая все еще вдвое превосходила числом атакующих. Из-за самой массы сражающихся раздавить их одним ударом было невозможно. Однако те, кто застрял в середине, понятия не имели о том, какие силы их громят. Пока воины с флангов, вынужденные защищать свою жизнь, кое-как сдерживали натиск врага, те, кто был в середине, все так же видели лишь гибнущих от стрел товарищей. Раненые стрелами верховые животные метались как бешеные, делая суматоху просто невообразимой. Стрелы продолжали лететь одна за другой - невероятно быстро, непрерывно; могло показаться, что невидимых лучников не шесть, а шестьдесят. Наконец зажатые между армектанской конницей и топорниками алерцы брызнули в разные стороны, стремясь вырваться из вражеских клещей. Часть бросилась в сторону степи, другие рванулись к деревьям. Получив свободу движений, серебряные воины легко могли обойти с флангов короткие линии легионеров, и ситуация стала бы диаметрально противоположной. Однако ни один из алерских командиров не был властен над ходом сражения, а ведь нужно было правильно распределить силы, показать, кто и где должен нанести удар. Это могло произойти в лучшем случае стихийно, но для таких маневров требовалось прекрасно организованное войско, состоящее из обученных солдат, которые способны оценивать обстановку и принимать самостоятельные решения. Алерская стая не отвечала ни одному из этих условий. Воины самым настоящим образом удирали и не услышали бы никаких приказов, даже если бы было кому их отдавать. Тем не менее сидевший в кустах Астат не собирался перегибать палку. Стая была разбита, и, учитывая недостаток сил, не имело смысла вынуждать недобитых алерцев к дальнейшей отчаянной обороне. Поэтому командир лучников поспешно убрал своих людей с дороги бегущего врага. Отодвинув солдат чуть в сторону, он предоставил разбираться с остатками стаи топорникам и коннице, сам же выставил чуть дальше, в глуби леса, двоих лучников - как подстраховку на случай, если алерцы вздумают вернуться на поле боя. Лишившись прекрасной мишени, каковой являлась сбившаяся в клубок середина стаи, Астат сменил тактику: вместо множества выпускаемых наугад, лишь бы быстрее, стрел с края леса полетели одиночные стрелы, тщательно нацеленные на одиночные мишени. На землю рухнул первый бегущий по степи воин, за ним второй и третий; на этом фоне раздавалось болезненное, жуткое кваканье раненых алерских животных. Прикончив таким образом нескольких беглецов, лучники перестали стрелять - не было смысла. Стрелы заканчивались, да и следовало сохранить хотя бы несколько - на всякий случай. Подавив остатки сопротивления, щитоносцы и конники завершили побоище, разрубая топорами головы обезумевшим от боли животным, закалывая мечами или пришпиливая к земле копьями не способных защищаться воинов. Умолкли стоны и вопли, замерли последние судорожные движения. Поле боя было мертво. Лучники вышли из леса, но "мужскую" тройку Астат тут же вернул на прежнее место - охранять отряд. Рават это заметил и, успокоившись, приказал собрать раненых и убитых легионеров. Он соскочил с седла и устало двинулся по полю боя. Работа тяжеловооруженных пехотинцев повергла его в неподдельное изумление, хотя в жизни ему довелось повидать всякое. Однако топорники редко бывали под его началом. Он отдавал себе отчет в том, сколь значительна сила ударов тяжелой пехоты, и все же одно дело - отдавать себе отчет, и совсем другое - видеть собственными глазами... Землю усеивали изрубленные трупы. Многих воинов прикончили вместе с верховыми животными, и мертвые всадники все еще "сидели" на спинах "коней". У многих трупов не хватало рук или ног. Голова одного алерца была разрублена ровно пополам - топор остановился лишь на уровне шеи. Осмотрев работу тяжеловооруженных пехотинцев, сотник перевел взгляд туда, где из тел торчали во все стороны украшенные белым оперением стрелы. Большинство алерцев, в которых попали легкие, не обладающие большой силой стрелы, нужно было добить, но в тесноте раненый всадник создавал больше замешательства, нежели труп... Не число убитых, но именно всеобщая суматоха предопределила исход битвы. Рават покачал головой. Он никогда не хвалил солдат за то, что они исполняют свои обязанности, делают работу, за которую им платят. Не стал он делать этого и сейчас. Однако он задержал свой взгляд на Астате... и худощавый лучник, казалось, вырос от одного этого взгляда, чувствуя искреннее восхищение, признание и уважение командира. Около тройника стояла пятнадцатилетняя Эльвина. Это был ее первый бой, и вообще, она впервые в жизни видела алерцев... Девушка послала в толпу немало стрел, и теперь ей довелось вблизи увидеть тех, в кого попали ее стрелы. Эльвина была потрясена. Рават уже успел забыть, какое впечатление производят на человека - и, пожалуй, на любое шерерское создание - существа с той стороны границы. От трупов воинов и животных веяло почти осязаемой чуждостью. Сглотнув слюну, девушка посмотрела на лежащего у ее ног алерского "коня"; судя по ее лицу, ничто на свете сейчас не заставило бы ее дотронуться до существа, на которое она сейчас смотрела. Животное размерами поменьше лошади было покрыто мягкими, нитевидными черно-серыми волосами, похожими на плесень. Копыт не было, ноги напоминали скорее собачьи лапы, только странно утолщенные на концах, корявые и бесформенные, со множеством дополнительных суставов; сотник знал, что некоторые из них блокируются или приходят в движение в зависимости от скорости бега животного, а также местности, по которой оно идет. Холка поднималась намного выше зада, так что очертаниями животное несколько напоминало зубра. Оскаленные зубы, между которыми сочилась желтая, подкрашенная кровью пена, ничем не напоминали зубы травоядного, но и клыками хищника они тоже быть не могли. Разбитая топором голова была начисто лишена чего-либо хотя бы отдаленно напоминающего уши. Глаза, расположенные между двойными толстыми складками кожи, торчали в каком-то бело-розовом студне, отчего казалось, что они могут вытечь при любом движении головы. Однако самым жутким и, в некотором смысле, зловещим был вид самих глазных яблок. Это были человеческие глаза. Самые настоящие человеческие глаза. Голубого цвета. Отличий не было никаких. Девушку стошнило. Рават сделал вид, что не заметил. - Они очень выносливы и подвижны, но не слишком быстры, хотя могут долго бежать, - сказал он, подходя. - Движутся тише, чем кони, и в лесу чувствуют себя лучше. Для атаки они малопригодны - слишком слабые и легкие, к тому же непослушные. Алерцы называют их "фехсф" или что-то вроде того, слишком трудно воспроизвести... Мы называем их "вехфеты". Ты хорошо себя показала, лучница, - добавил он, поворачиваясь. - Я очень тобой доволен. Он отступал от собственных принципов, но девушка нуждалась в поддержке. На краю леса уложили шестерых убитых. Чуть поодаль перевязывали раненых. Больше всего пострадала конница, щитоносцы оказались более защищенными от алерских дротиков. Хотя у серебряных воинов имелось и кое-какое армектанское оружие. Трофейное, естественно... Биренета и Дольтар вели под руки громбелардца. Шлема на нем не было, его сорвали в бою. С залитого кровью лица смотрел лишь один глаз, нос был сломан и разодран, лоб глубоко рассечен. С виска свисал лоскут живой кожи. Топорника посадили среди остальных раненых. Похоже, он не чувствовал боли, глядя вокруг уцелевшим глазом и словно спрашивая, что случилось, кто он такой и где находится. Однако больше всего пострадал один из конников - гладкое острие алерского дротика пробило кольчугу и вонзилось в живот, после чего древко сломалось. Рават разбирался в ранах... впрочем, особые знания тут не требовались. Легионер - не слишком красивый, всегда немного мрачный молодой парень - умирал. Рават бывал с ним во многих походах. Он сел рядом, взял солдата за руку и отеческим движением взъерошил ему волосы. - Моего коня, господин... добили? Он мучился... Добили? - Добили. - Это хорошо, господин. Хороший конь. Хороший солдат, господин... легионер. Не нужно, чтобы он мучился. Правда, господин? - Он уже не мучится, сынок... Спи. Солдат закрыл глаза, сжал ладонь командира - и умер. Рават еще раз взъерошил ему волосы и встал. С побоища доносились возгласы и смех солдат. Рават увидел двоих топорников, вытаскивающих из-под трупов раненую алерку. Серебряные Племена брали с собой в походы самок. Это было связано с какой-то традицией... собственно, истинных причин никто не знал, ходили лишь всевозможные догадки. Достаточно того, что каждая отправлявшаяся в набег стая брала с собой алерку. Одну, иногда двух. Внешне самка несколько отличалась от обычных воинов. У нее была более светлая кожа, желто-коричневая, на лице почти полностью желтая. Кроме этого, особой разницы не было. Голова и лицо на первый взгляд имели очень много человеческих черт. В мертвом состоянии алерки были не так уж и уродливы... Их лица отличались широко расставленными глазами и удлиненной формой; неподвижные, они не вызывали отвращения. Однако кожа скрывала мышцы, действовавшие совершенно иначе, чем человеческие, и мимика алерки была до такой степени чуждой, что попросту отталкивала, приводя в ужас. Более того, эта чуждость как будто разрушала весь установившийся порядок вещей, вызывала приступ почти неудержимой ненависти и гнева, в голову нормального человека приходила единственная мысль: убить! Уничтожение, превращение этого лица в ничто - единственный способ хоть как-то восстановить равновесие. Солдаты разглядывали добычу. Алерка металась в тяжелых руках топорников, подвижные тонкие губы складывались в невероятные гримасы, обнажая очень мелкие, разной формы зубы. С длинного, буро-красного языка в огромных количествах стекала слюна, у алерцев это было проявлением страха. Существо что-то выло и кричало на своем гортанном, непонятном языке. Вконец разозленный рослый топорник вырвал алерку из рук товарища, после чего, не отпуская худую, снабженную вторым локтем руку, развернулся вокруг собственной оси, раскрутил тело над головой и со всей силы ударил о землю. Ошеломленная ударом и болью, самка беспомощно корчилась, словно муха без крыльев и половины ног. Выломанная из сустава, размозженная в нескольких местах рука выглядела так, будто ее прицепили к совершенно неподходящему телу. - Убить эту тварь! - приказал Рават. - Приготовиться к маршу! Но солдаты еще развлекались. Им хотелось показать Эльвине, как выглядит "алерская девушка", как будто бледная, все еще сражающаяся с тошнотой лучница испытывала хоть какое-то желание разглядывать новое, на этот раз живое чудовище. Самку перевернули на спину, содрали с нее остатки кожаной одежды, обнажив три пары торчащих, словно камешки, сосков, которые венчали плоские, расположенные рядом друг с другом груди. - Кончайте! - повторил сотник. Подошли Биренета и Дольтар. - Все! - рявкнула женщина. - Конец забаве! Растолкав солдат, она наклонилась, схватила алерку за горло и поволокла, как тряпичную куклу, в сторону леса. Дольтар тремя ударами топора отрубил невысокую ветку. Биренета схватила в два раза меньшую ростом, все еще оглушенную, слабо сопротивлявшуюся алерку за шею и между ног, после чего насадила ее животом на торчащий из ствола обломок. Окровавленные щепки вышли из спины. Алым потоком хлынула кровь, отказали мышцы, удерживавшие мочу. Насаженная, словно червяк на палочку, самка пронзительно выла, судорожно сжимая рукой торчащий из тела сук; другая рука, сломанная, безжизненно висела, подергиваясь в ритме судорог. Постепенно судороги ослабли. На землю обильно хлынула кровь. Хриплое, неразборчивое кваканье было единственным признаком того, что алерка еще не сдохла. - Ладно, хватит! - снова повторил Рават. - Выходим! Он не увлекался подобными забавами, но не видел причин, по которым следовало бы запретить это солдатам. Однако сейчас время поджимало. Продолжать сидеть посреди побоища было неразумно; где-то в лесу, да и в степи тоже, еще блуждают недобитые остатки стаи... Поэтому сотника так раздражало временное ослабление дисциплины, - впрочем, подобное поведение свойственно воинам после победоносного сражения. Он направился к своему коню - и увидел Дорлота. Кот сломя голову мчался вдоль края леса. - Что такое... - начал Рават. - Передовой отряд! - завопил кот. Сотник замолчал. - Не было... передового отряда! Вернее, был! - Мурлыкающий голос усталого разведчика звучал еще более неразборчиво, чем обычно. - Тысяча... не знаю сколько! - Какой еще передовой отряд? - раздраженно спросил Рават. - Этот! - снова завопил кот. - Это и есть передовой отряд! Далеко выдвинувшийся, потому что... ну не знаю почему! Мы уничтожили передовой отряд, командир! Стая сейчас будет здесь! Сбежались солдаты. - Что ты говоришь, Дорлот? - пробормотал сотник; его редко можно было застать врасплох, но сейчас был именно такой случай. - Алерцы всего в миле отсюда! Сейчас они будут здесь, они встретили тех, кто ушел живым от нас... Тысяча, несколько тысяч... Не знаю сколько, господин. Армия! - захлебывался кот. Солдаты без команды бросились собирать пожитки. Легкораненых посадили на свободных лошадей, других брали под руки и тащили. Уже не было и речи о том, чтобы забрать погибших. Рават позвал Дорваля и Астата, быстро отдал необходимые распоряжения. То, что сказал кот, не умещалось в голове. Никто никогда не видел стаи крупнее чем в сто, самое большее сто пятьдесят голов! Весть о том, что насчитывающий сотню воинов отряд всего лишь передовая часть стаи, казалась нелепой. Однако, если только Дорлот внезапно не повредился разумом, времени на рассуждения не оставалось. Нужно было скрываться в лесу. Потом можно расспрашивать разведчика сколько угодно. Он позвал десятника конницы. - Я увожу пехоту в лес, - сказал он. - Ты, Рест, ждешь здесь, пока вас не увидят, потом уходишь вдоль Сухого Бора. Бери всех вьючных коней, кроме одного. Пусть стая думает, что ты и твои люди - это все, пусть гонится за вами. Понимаешь