ым видом. Таким его видели редко, и никто тогда не осмеливался заговорить без разрешения. Она была исключением. Ей были знакомо упорство и необычайная сила воли этого человека. Были у него и иные черты, дававшие все основания полагать, что воистину трудно было бы найти более подходящего человека для тех функций, которые он исполнял. Однако порой ей казалось, что это упорство и железная последовательность в любых поступках его ограничивают. Он не в силах был сосредоточиться на нескольких вещах сразу. Дело, за которое он брался, он всегда доводил до конца, но - ценой других. Что ж, именно для этого у него были помощники - она и Нальвер, не считая множества чиновников рангом пониже. На этот раз, однако, Баватар вцепился в дело... на самом деле не слишком важное. Все еще ждало своего завершения дело о невероятных злоупотреблениях, допущенных высшими офицерами двух стоящих в Дране эскадр Главного Флота. Процветала торговля должностями и постами - еще один вопрос, который срочно нужно было выяснить. И наконец, воистину фантастическое бегство троих заключенных из самой надежной тюрьмы на острове, о котором только что сообщили. Похоже, не было сомнения в том, что в этом замешаны стражники, а может быть, даже кто-то из комендатуры цитадели. Беглецы были известными смутьянами - к сожалению, слишком известными и слишком благородного происхождения, для того чтобы их можно было просто повесить. Теперь, меньше чем за год до предполагаемого восстания, это событие представало в необычайно грозном свете. Несмотря на все эти события, Верховный Судья Имперского Трибунала Гарры и Островов занимался вопросом о нелояльности какой-то шлюхи... К тому же восьмилетней давности. Однако - и Елена это хорошо знала - именно лояльность подчиненных была навязчивой идеей Баватара. Он непоколебимо верил, что закрывать глаза на какие бы то ни было злоупотребления со стороны урядников Трибунала недопустимо и грозит ослаблением его ведомства. Что ж, в этом было немало правды. Другое дело, что ему вовсе незачем было заниматься этим лично. - Так что же? - спросила Елена еще раз, тем же тоном, что и прежде. - Не знаю, - помолчав, добавила она, - стоит ли это дело более серьезных мер с нашей стороны. Думаю, господин, что можно ее просто арестовать и заставить говорить. И мы узнаем правду. - И это говоришь ты, госпожа? - хмуро удивился Баватар. - Яма и камера пыток хороши в Громбеларде... впрочем, от них везде мало толку. Ты не хуже меня знаешь, что там любой скажет все, что от него потребуют. Я знаю людей, которые, ломая другим кости на колесе, приобретают непоколебимую убежденность в собственной непогрешимости. И это, пожалуй, единственное, что действительно можно там приобрести. Она молча выслушала его тираду. - Нальвер, - неожиданно спросил Баватар, - что ты об этом думаешь? Молодой человек вздрогнул, явно застигнутый врасплох. Во взгляде женщины также читалось некоторое удивление. - Полагаю, господин, - неуверенно проговорил Нальвер, - что мы мало что можем сделать... Ни один корабль не идет на Агары, я проверил. А маленькие баркасы морской стражи все в море. Чтобы добраться до Ахелии и вернуться до осенних штормов, мне пришлось бы воспользоваться большим парусником Главного Флота... - Дело того не стоит, - неохотно согласился Баватар, испытующе глядя на Нальвера. Тот говорил весьма дельно - крайне редкое событие для того, чтобы его недооценить. - Продолжай, Нальвер, мы внимательно тебя слушаем. Женщина утвердительно кивнула. - Мне пришли в голову некоторые мысли... После исчезновения капитана Варда, - продолжал Нальвер уже смелее, - мы сразу же решили, что в этом замешана госпожа Эрра Алида. Но ведь эта женщина, если она и в самом деле столь хитра и умна, как я слышал, должна была отдавать себе отчет в том, что попытка убрать его именно сейчас неминуемо навлечет на нее подозрения. - К чему ты клонишь? - спросила Елена. - К тому, что, если этот капитан располагал какими-то компрометирующими ее сведениями, его не было бы в живых в тот же день, когда она узнала о его появлении в Дране; ты, господин, с ним бы не беседовал, и не было бы никаких подозрений. Баватар и Елена переглянулись. - И наконец, разве не странно, что капитан Вард, уже однажды ощутив силу этой женщины, не только ничего, собственно, не сказал во время встречи с тобой, господин, но даже не попросил об охране... Из этого следует, что либо он дурак - а ваше благородие утверждает, что это не так, - либо чересчур уверен в себе и готов идти на любой риск, но ваше благородие утверждает, что и это не так... Либо же ему просто было на руку бросить на нее тень подозрения, а потом исчезнуть, в чем выделенный ему для охраны человек только мешал бы. Наступила тишина. - И правда... трудно отказать подобному выводу в логике, - наконец сказала женщина, странно посмотрев на собеседников. Верховный Судья сидел погруженный в размышления. - Должен признаться, ты меня удивил, господин Нальвер... Похоже, это самое разумное из всего, что до сих пор говорилось на эту тему. Однако мне почему-то кажется, что этот человек не способен на подобные интриги. Елена чуть приподняла брови. - Ты права, госпожа, - угадал он ее мысли. - Моих ощущений слишком мало для того, чтобы с чистой совестью поддержать обвинение против женщины, работа которой для Трибунала до сих пор была достойна всех похвал. Однако, - он встал, давая понять, что совещание близится к концу, - я бы очень хотел, чтобы капитана Варда нашли. Путешествие в Ахелию отменяется, - кивнул он в сторону Нальвера, - вернемся к этом вопросу в конце осени. Он на мгновение наморщил лоб - и Елена подумала, что хотя он временно и признал тему закрытой, но вовсе не исчерпанной... И так оно и было в действительности. В тот же день, но позже состоялся еще один разговор. Так же как и предыдущий, он происходил в здании Трибунала, но не в Зале Совещаний, а в апартаментах госпожи Б.Л.Т.Елены, Первой Представительницы Верховного Судьи. Елена была столь же уверена в том, что ей нанесет визит Баватар, как и в том, что после дня наступит ночь. Она слишком хорошо его знала. Этот твердый, непоколебимый человек все же нуждался в опоре, и Елена ему эту опору давала. Сидя напротив нее, внешне он выглядел так же, как и в Зале Совещаний, - серьезный, сосредоточенный, суровый. Однако она знала, что он чувствовал себя несравнимо лучше. Благодаря своему глубоко укоренившемуся чувству ответственности и необычной добросовестности во время официальных бесед он тщательно взвешивал каждое слово, владел любой дискуссией, не позволяя себе лишних эмоций. После того как на пустовавшее несколько месяцев место Второго Представителя прислали Нальвера, ситуация несколько изменилась. Этот человек явно выводил его из равновесия. С точки зрения Баватара, на ответственных постах не место было ослам. В механизме принципов Верховного Судьи Нальвер был деталью, которую никакими силами не удавалось пригнать на место. Здесь, однако, Нальвера не было. Более того, разговор носил приватный характер. Елена знала, что приватные разговоры занимают в жизни Баватара ровно столько же места, сколько она сама. - Удивил он меня, - сказал Баватар, глядя ей в глаза. - Этот человек сегодня меня удивил, Елена. Подошел к делу без лишних эмоций, искушенно и хладнокровно. Но ведь это на него не похоже. - В самом деле, он далеко не мудрец, - согласилась она. - Сегодня, однако, оказалось, что и глупцом он тоже может не быть... Это плохо? Баватар сделал неопределенный жест. - Вся эта история, - медленно проговорил он, - изобилует неожиданностями. Должен тебе признаться, кузина, что мне трудно сказать о ней что-либо определенное... с соответствующей дистанции. У меня такое чувство, - он отвел взгляд, словно от стыда, - как будто я что-то пропустил. Почему из потока доставляемых ежедневно сведений меня привлекло именно это, касающееся появления капитана в Дране? Связь между его заключением в тюрьму и госпожой Алидой? Конечно, но ведь... - Ты совершенно зря приказываешь доставлять тебе все эти рапорты, доклады и доносы, - заметила она. - Ты не считаешь, что твое время слишком ценно для того, чтобы его на это тратить? Когда-то давно, во время Кошачьего Восстания, какой-то офицер гвардии якобы сказал, что главнокомандующий должен руководить армией, для того же, чтобы посылать патрули, есть сотники. Это одна из тех очевидных истин, которые каждый раз приходится осознавать заново. Он молчал, размышляя над ее словами. - Значит, ты считаешь, что я зря надзираю за слишком малозначительными делами, и притом такими, в которых не разбираюсь? - Именно. Ты обладаешь великим даром управлять людьми (да-да), но тебе недостает того, чем должен обладать мелкий урядник в серой мантии, тщательно исследующий сто нитей, прежде чем доберется по одной из них до клубка. Впрочем, что с того? Разве этого от тебя ждут? Правда, Баватар, почему бы тебе не начать выслеживать бандитов где-нибудь в темных переулках? Он нахмурился. - Дорогой мой кузен, - она чуть наклонила голову, словно уступая упрямому ребенку, - если эта история не дает тебе покоя, передай ее кому-нибудь ниже! Делом займутся те, кому положено, тем более что они получают за это деньги из имперской казны. Он взглянул на нее: - Наверное, так и следует поступить. Однако кое-что... - Он медленно покачал головой. - Кое-что мне не нравится в сегодняшних словах Нальвера. - Что именно? Он беспомощно махнул рукой. - Я тебе скажу, кузен: в словах Нальвера тебе не нравится... сам Нальвер. Этот человек тебя раздражает. Баватар задумчиво кивнул, потом встал, медленно сделал несколько шагов и, встав за спиной женщины, положил руки ей на плечи. - В самом деле, Елена, - тихо сказал он, - почему тогда мы не были смелее? Наше родство? Но ведь оно неблизкое, а впрочем... И не такие препятствия обходили. Ты так нужна мне, Елена. Она прижалась щекой к его ладони. - Останься... - негромко проговорила она. - Останься до утра, прошу тебя. Никто не знает, что ты пришел ко мне. Ты нужен мне точно так же, как и я тебе. - Итак, с этой стороны, по крайней мере пока, опасность нам не грозит, - закончила Алида. - Однако я не верю, что от подозрений отказались вообще. Это очень опасная игра, ваше высочество. Считаю, что необходимо нанести упреждающий удар. До сих пор мои руки были связаны приготовлениями к вашему бегству... Ходивший по комнате туда и обратно мужчина остановился, заложив руки за спину. Лицо его было невыразительным и необычно бледным, как бывает у людей, проведших долгое время в камере... - Я до сих пор не знаю, жив тот капитан или нет, - пояснила она. - Если жив - следует считаться с его возможными действиями. - Разве отсутствие таковых не свидетельствует о том, что он все же мертв? Слова эти были произнесены с превосходным акцентом и столь безупречной дикцией, что происхождение и положение в обществе этого человека не могли вызывать ни малейших сомнений. Это был представитель одного из древних гаррийских родов, воспитанный в строгих принципах гаррийского дворца. - Возможно, - ответила Алида. - Но, несмотря на это, Трибунал не прекратит следствие, самое большее - оно перейдет на более низкие уровни тамошней иерархии. Это означает, что оно будет вестись медленнее, но тем вероятнее, что оно завершится вообще. Нижние этажи этого заведения меньше поддаются внушению, чем вершина. - Она чуть улыбнулась. - Обычный урядник, может быть, не слишком тщеславен, но именно поэтому он подобен гончему псу. Он не бросит следа, ибо так его выдрессировали. - Что ты в таком случае предлагаешь, госпожа? Ведь ты не можешь просто исчезнуть, слишком многим ты нужна. - Знаю, - сказала она. - Мы их уберем. - Кого? - не понял он. - Баватара и Елену. Мужчина молчал. - Честно говоря, госпожа, - наконец сухо проговорил он, - я готов предположить, что ты шутишь. - Честно говоря, господин, - ответила она тем же тоном, - я могла бы предположить, что вы не понимаете. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, после чего она улыбнулась той ничего не говорящей улыбкой, которая должна была понравиться любому мужчине. - Ваше высочество... позвольте спросить: если мы не в состоянии убрать двоих, к чему вообще вся эта игра в какое-то восстание? Он покачал головой: - Я не говорю, что это невозможно. Я говорю, что это нелегко. И мало того, что я не знаю, нужно ли это, к тому же у меня еще есть сомнения, не вредно ли это. Этих людей уже месяц кормят фальшивыми сведениями о восстании и его предполагаемом ходе. Если теперь на их место придет кто-то другой, трудно сказать, не разрушит ли нам всю игру его свежий острый взгляд. - Нет, господин, поскольку это будет наш человек. Он замолчал. - Кого ты имеешь в виду? - Себя. Он даже не пытался скрыть изумление: - Нет, госпожа, боюсь, ты и в самом деле слишком высоко замахиваешься! Этот пост - один из самых важных во всей провинции, если вообще не во всей империи. Протеже высших сановников напрасно его добиваются, и притом это люди весьма высокого происхождения... Прости, госпожа, но твоя фамилия... - Фамилию очень легко поменять. Если я захочу, завтра я буду женой господина Кахеля Догонора. К тому же все так замечательно складывается, ведь Догонор всем своим сердцем и имуществом поддерживает политику Кирлана! - предупредила она его протест. Мужчина сел. - Но... - ошеломленно проговорил он, - ведь ему шестьдесят с лишним! Алида лукаво улыбнулась: - Вот именно. Она пожала плечами. - Послушайте, ваше высочество, - предупредила она очередные возражения, - ситуация нам крайне благоприятствует. Только что всплыла скандальная история с покупкой ответственных должностей и постов: как вы знаете, в этом, к сожалению, замешаны главным образом наши люди. Мы оба знаем, что им мало чем можно помочь, их ждет тюрьма - разве что им удастся бежать. Но в этом случае от них не будет никакой пользы. И все же есть редкая возможность обратить поражение в успех. Я хочу знать, готовы ли эти люди пожертвовать собой ради дела. Впрочем, жертва не слишком велика, ведь сразу же после восстания все заключенные получат свободу. - Жертвовать всем, даже жизнью - священный долг каждого из нас, - сурово, с некоторым пафосом, ответил он. - Отлично. - Она старательно скрыла иронию. - Нужно сфабриковать доказательства и втянуть в этот скандал тех двоих. Вопрос лишь в том, будут ли готовы при дворе Князя-Представителя в это поверить? - Насчет этого я как раз бы не беспокоился. - Похоже, влияние вашего высочества, естественно тайное влияние, там просто огромно, - скорее утвердительно, нежели вопросительно сказала Алида. Он уклонился от ответа. - В любом случае, - добавила она, - Второй Представитель Верховного Судьи - протеже князя. - Знаю. - Значит? Если Баватар и Елена вынуждены будут уйти... - Нет, госпожа. Его благородие Ф.Б.Ц.Нальвер - человек чересчур... мелкий для того, чтобы отдать в его руки пост Верховного Судьи. В конце концов, ты ведь видишь на этом посту себя? Она чуть наклонила голову. - Верховного Судью назначают не каждый день, - заметила она. - Должно прийти согласие Кирлана, а его не будет до зимы... Таким образом, Нальвер будет оставаться на своем посту несколько месяцев, пользуясь молчаливым благоволением и поддержкой своего покровителя. За это время он добьется таких успехов, что сам император сочтет его весьма полезным. Ее собеседник озадаченно смотрел на нее. - Нальвер - моя марионетка, - пояснила она. - По его ходатайству я с легкостью получу временную должность Второй Представительницы. Чего еще нужно? - О, Шернь! - только и сказал он. - И что, теперь я должна объяснять вашему высочеству, какую пользу принесет восстанию тот факт, что я буду править Трибуналом? Он молчал, пытаясь найти слабые места в ее рассуждениях. - Прости, госпожа, что я об этом упоминаю, но... твое прошлое... Она громко расхохоталась: - Вы думаете, никто не доверит подобный пост проститутке? О, ваше высочество... Я ведь не портовая шлюха, что болтается на панели! Он поморщился, услышав вульгарное слово. - У меня бывают мужчины из самых благородных родов, порой занимающие очень высокие должности... Естественно, я с ними сплю. Но найдите мне среди них хотя бы одного, кто вслух назовет меня шлюхой! Каждый знает, что это правда, но никто в этом не признается. Ее благородие Эрра Алида - достойное украшение любого общества Старого Района, женщина кристальной чистоты и сама добродетель. Мало того, в моих руках немало фактов, которые в состоянии скомпрометировать пол-Драна, стоит только им всплыть на белый свет! Кто, ваше высочество, осмелится выступить против меня? Он молчаливо признал ее правоту. - Кроме того, - добавила она, - Кирлан, даже Дорона (я имею в виду двор Представителя) не питают каких-либо предубеждений к... гм, какой бы то ни было профессии. - Мне кажется, - госпожа, - с некоторой неохотой заметил он, - что и ты тоже не питаешь никаких предубеждений. Алида знала, что не может играть с гаррийским чувством приличия. Армектанская свобода поведения в глазах высокорожденного гаррийца была чем-то невероятно низменным. Она отдавала себе отчет в том, что среди будущего руководства восстанием ее личность являлась предметом не одного спора. Несмотря на неоценимые заслуги по подготовке к восстанию, к ней продолжали относиться как к черной овце. - Вы ведь знаете, ваше высочество, - поспешно заверила она, - что я делаю то, что делаю, только и исключительно ради независимости Гарры. После победы восстания я тотчас же брошу эту... это унизительное занятие. - Не сомневаюсь, - сурово произнес ее собеседник. - Я в это верю и потому постоянно тебя защищаю, госпожа. Порой ее так и подмывало сказать, что она обо всем этом думает. "Спокойно, дорогая, терпение", - мысленно сдержала она себя. Какое-то время оба молчали. - Однако я никак не могу поверить, - снова "заговорил он, - что этот дурачок Нальвер полностью в твоих руках. Правда, он дурак... - ответил он сам себе. - И как давно? - Два дня. Он беспомощно окинул взглядом комнату: - Шутишь, госпожа? Она снова рассмеялась. - Ваше высочество... прошу меня простить, - сказала она, посерьезнев, - но уединение, в котором вы столь долго пребывали, искажает ту точку зрения, с которой надлежит оценивать мир и людей. Конечно, Нальвер, будь он хоть еще вдвое глупее, не допустит государственной измены ради одних лишь моих прекрасных глаз. Но он тщеславен. Всегда и всюду он был лишь фоном для других, им пренебрегали, никто не обращал на него внимания... И вдруг, в одно мгновение, кто-то оценил его очень высоко, подсказал ему кое-какие мысли, которые он, считая их своими собственными, повторил - и заслужил признание. Признание тех, кто до сих пор смотрел на него сверху вниз. Знаете ли вы, ваше высочество, какова сила столь долго подавляемых амбиций, стоит им пробудиться один лишь раз? 38 У выхода из пещеры Риолата наткнулась на труп солдата. Он сидел прислонившись к скале - видимо, сползал вдоль нее на слабеющих ногах, пока не умер. Красные от крови руки сжимали перерезанное горло. Оружие исчезло. Риолата затоптала дымящийся факел, затем переоделась в одежду сестры, морщась и фыркая от отвращения. Обойдя холм, она увидела корабль Лерены невдалеке от берега. На песке лежала шлюпка, рядом с ней стояли люди. Она направилась к ним. Раладан стоял, опираясь о борт частично вытащенной на берег шлюпки, с арбалетом в руках. Окинув его полным безбрежной пустоты взглядом, она коротко сказала: - На корабль. Матросы, утомленные долгим сидением на берегу, начали поспешно сталкивать шлюпку на воду. Раладан отошел в сторону, все еще держа поднятый арбалет. Он не избегал ее взгляда, и она неожиданно поняла, что этот человек вовсе ее не пугает! Он и в самом деле размышлял, не послать ли в нее стрелу. Мгновение спустя она могла быть точно так же мертва, как и эти скалы! Она ощутила некое подобие страха. Верно ли она оценила собственные шансы? Во имя Шерни, как же глупо могла закончиться ее жизнь, вместе со всеми планами и намерениями... Спусковой механизм арбалета ждал лишь нажатия пальца Раладана. Она отвернулась, чтобы он не мог прочитать в ее взгляде страха, ненависти и - приговора себе самой. "Ты мне за это заплатишь, - подумала она. - Клянусь, ты заплатишь за все. Уже скоро". Кошмар, однако, пришел с другой стороны. И не Раладан был тому причиной. О конце всех надежд возвестила мрачная тень, мчавшаяся среди золотисто-красных гребней волн, со стороны клонившегося к морю солнца. Матросы, бредшие по пояс в воде вдоль бортов шлюпки, ее не видели. Не видел ее и Раладан, все еще погруженный в угрюмые размышления. - Нет, - прошептала Риолата. Снова, в который уже раз за этот день, в ней вспыхнула ярость, на этот раз - горькая, бессильная. - Убирайся прочь! - хрипло крикнула она, хватаясь за волосы у висков. Раладан и матросы посмотрели сначала на нее, потом - туда... Риолата бросилась в море, упала среди волн, но тут же поднялась, мокрая с ног до головы. - За что?! Скажи, за что, ты, дрянь! Я - твоя дочь, слышишь?! Я точно так же твоя дочь, как и она! Солнце над горизонтом, казалось, потускнело, кроваво-красный свет сменился почти бронзовым. Риолата не слышала и не видела ничего, кроме чудовищного остова, который надвигался неумолимо, зловеще, неудержимо, со скоростью гонимой ветром тучи... С палубы корабля Лерены люди прыгали в волны, плывя в сторону острова. - Остановись! - крикнула она, колотя кулаками по воде. - Остановись! Потом опустила руки и в отчаянии произнесла: - Отец... Черный остов внезапно куда-то исчез, после чего снова появился словно ниоткуда - уже ближе, с туманными, нечеткими очертаниями. С глухим грохотом, словно брошенный рукой великана камень, он ударил в борт стоящего на якоре барка, швырнув большой корабль к небу, словно пушинку. Время словно замедлило свой бег, она видела каждую деталь - ломающуюся пополам мачту, разлетающиеся во все стороны, словно от взрыва, доски бортов, разорванную палубу, черную яму трюма и подброшенные высоко в воздух фигурки людей. Звук неожиданно исчез, водяные столбы и стены бесшумно падали под тяжестью собственного веса, разбитый парусник рухнул в воду, килем вверх; чуть дальше страшный призрак переваливался с борта на борт среди пенящихся волн, снова набирая скорость и уходя прочь. Звук вернулся. - Ради всех Полос Шерни! - взвыла Риолата. - Я тебя уничтожу, кем бы и чем бы ты ни был! Клянусь собственным именем, я тебя уничтожу! Во имя всех Темных Полос, да поглотит тебя море! Небо раскололось, открыв широкую, кошмарную, черную полосу. Рев ветра усилился, но тут же стих, придавленный тенью следующей Полосы, появившейся рядом с первой. Раздался грохот. Нечто подобное черному стилету ударило с неба в уже далекий корабль-призрак. В небо взлетел столб воды; какое-то мгновение еще можно было увидеть разбитый, обожженный остов корабля, тяжко сражавшийся с волнами, прежде чем, поддавшись их мощи, он скрылся в морской пучине... Она стояла, пока небо не поглотило черные полосы, а потом опустила поднятые над головой руки и упала лицом вниз в воду. Раладан еще раз огляделся вокруг, но в сгущающейся темноте никого не увидел. Схватив девушку за шиворот, он поволок ее дальше, ко входу в пещеру. Она шаталась, словно пьяная, хватаясь руками за воздух; если бы он ее не держал, она не прошла бы и двух шагов. Однако у самой пещеры она вдруг начала сопротивляться. - Нет, - простонала она, - нет... Раладан уже видел и пережил за этот день столько, что вконец потерял терпение. Швырнув ее на землю, он схватил ее за волосы и, опустившись на колени, наклонился прямо к ее лицу. - Послушай, ты, - хрипло проговорил он. - Меня не волнует, кто ты - человек, тварь из иного мира или демон... Делай, что я тебе говорю, иначе, ради всех сил, я тебя убью. - Он выхватил нож и поднес к ее глазам. - Там... она... - выдавила Риолата. - Я ее убила... Понимаешь? Раладан опустил оружие, тотчас же вскочил и схватился за голову. - Ради Шерни, - с неподдельным ужасом сказал он, - да есть ли для тебя хоть что-нибудь святое? - Снова упав на колени, он схватил ее за горло. - Тем более, сука... иди туда! Оторвав ее от земли, он толкнул ее изо всех сил, не особо заботясь о том, переломает она себе кости или нет. Девушка упала среди скал. Раладан поднял под мышки уже окоченевшее тело солдата и, покрываясь потом, втащил его в пещеру. Заметив брошенный Риолатой затоптанный факел, он взял и его. Он помнил о дыре сразу же за входом. Двигаясь на ощупь, он запихал в нее труп и какое-то время отдыхал. - Где ты? - бросил он. - Здесь... - ответила она едва слышно. Он недвусмысленно подтолкнул ее, и они поползли на четвереньках дальше в глубь коридора, больно ударяясь о камни. Раладан достал из-за пазухи трут и кресало. Они были сухими - настоящее чудо, поскольку, вытаскивая Риолату из воды, он промок почти насквозь. От усталости и избытка впечатлений руки у него дрожали так, что он никак не мог высечь огонь. При мысли о том, что ему придется просидеть в темноте целую ночь с этой женщиной, он решился вновь добраться до выхода, где нашел убитого и оторвал кусок его мундира. Стиснув зубы, он наконец высек огонек, поджег тряпку и обмотал ею обожженный факел. Девушка сидела бессильно прислонившись к стене, но по взгляду, который она на него бросила, он понял, что она приходит в себя. Он вытянул руку с факелом так, что огонь едва не коснулся лица сидящей. Риолата отшатнулась, ударившись головой о камень. Жестом он приказал ей идти в глубь пещеры. Она послушно подчинилась, то и дело оглядываясь на него; лицо ее исказилось от ужаса. Входя в сокровищницу, Раладан не знал, что там увидит... Услышав о смерти Лерены, он вдруг понял, что нечто связывало его с этой девушкой. Может быть, дело было просто во времени, которое они провели вместе; может быть, старая, закоренелая привычка быть в меру лояльным по отношению к капитану, независимо от того, кем этот капитан был... Он никогда по-настоящему не желал смерти Лерены, хотя порой она вызывала у него ярость, граничившую с ненавистью. И теперь наконец не Лерена, но ее сестра оказалась столь отвратительным созданием, что та внезапно показалась ему чуть ли не другом и уж наверняка не врагом. Он не знал, как она умерла. Неожиданно это показалось ему крайне важным. Лерена, однако, была жива. Лерена была жива, и Раладан, которому, возможно, казалось, что все невероятные и кошмарные события этого дня уже завершились, отшатнулся, чуть не выронив факел. Тут же Риолата издала какой-то нечеловеческий звук, бросаясь к выходу; он инстинктивно преградил ей путь и удержал, не в силах, однако, оторвать взгляд от синего, опухшего, чудовищного лица, с которого глядели большие, вытаращенные глаза... Но самым страшным были не лицо и не глаза... Лерена смеялась. С вывернутой вбок головой, со все еще связанными руками и ногами, наконец, с неподвижной, лишенной воздуха грудью - она смеялась жутким, беззвучным смехом... Раладан оттолкнул Риолату и на негнущихся ногах подошел к девушке. Веревка врезалась в шею; лоцман воткнул факел в щель между ящиками и рассек узел, который был единственным доступным для острия ножа местом. Страшный, полузвериный хрип вырвался из гортани, столь давно лишенной дыхания; Раладан разрезал путы и, медленно повернувшись к Риолате, взял факел и, не пряча ножа, сделал два шага. И тут он увидел, что та спокойно улыбается. - Ну давай, - сказала Риолата, одним движением поднимаясь с земли. - Она жива, дурак ты этакий. А это означает, что _нас невозможно убить_. Мы с ней одинаковые, Раладан. Ну? Давай! Раладану внезапно показалось, что все это ему снится. Это наверняка был лишь сон... Долгий, кошмарный сон. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РУБИН ДОЧЕРИ МОЛНИЙ 39 Был конец зимы. Предательская погода - лучшего определения Раладан не в силах был подобрать. После многих недель крепких морозов (замерзли даже порты в Багбе и Дороне, что бывало крайне редко) и беспрестанного снегопада наступила внезапная оттепель. Снег продолжал идти, но к нему прибавился дождь, отчего все вместе превращалось в отвратительную липкую смесь, и смесью этой ветер хлестал по улицам Багбы, словно мокрой тряпкой. Громадные сугробы, сквозь которые нелегко было пробраться во время морозов, теперь стали вовсе непреодолимыми препятствиями - целые завалы густой серо-белой грязи таяли, превращая улицы в холодную трясину из медленно плывущего месива. Липкий, мокрый снег обладал также и некоторыми преимуществами, хотя и весьма немногочисленными; лоцман наклонился, слепил в ладонях массивный снежок и швырнул в особенно назойливого пса, пытавшегося сожрать его подбитый мехом плащ. Целые десятки подобных тварей бегали по городу в поисках чего-либо съедобного; дошло до того, что солдаты отстреливали их из арбалетов. Псы были настоящим бедствием. Тем более за городом, где, как слышал Раладан, они объединялись в одичавшие стаи, охотившиеся на крестьянский скот, а нередко и на людей. Ранний зимний вечер загнал с улицы в дома даже тех, кому по каким-либо причинам пришлось сражаться с сугробами. Улица была пуста, и Раладану, за спиной которого недвусмысленно рычали шесть или семь псов, стало не по себе. Он сунул руку под плащ, поправив пояс с мечом. Подобного оружия он почти никогда не носил, против людей ему достаточно было ножа. Меч он взял именно с мыслью о псах. Если уж ему суждено было угодить к кому-то на обед, он предпочел бы, чтобы это оказалось какое-нибудь морское чудовище. Прежде чем он добрался до корчмы, о которой ему сказали два дня назад, сапоги его окончательно промокли. За голенища набился снег. В помещении было тепло, почти жарко, и вода потекла вниз, по лодыжкам. Что ж, в жизни ему приходилось сталкиваться с куда более серьезными неприятностями... Горячее пиво с кореньями и медом было просто отменным; гаррийский хмель не знал себе равных, да и воду для него брали отборную. Раладан выпил кувшин, за ним другой, наконец решил, что с него достаточно. Ему сказали правду. Старик был действительно странным. Он сидел в углу корчмы, серый, согнувшийся, с горбом на левой лопатке. На коленях он держал инструмент - Раладан никогда такого не видел. Он напоминал скрипку, но намного больших размеров, струны же казались необычно длинными. Струн было шесть, может быть семь. Старик - так же как и почти все в этом зале - потягивал пиво. К удивлению Раладана, лежавшую на кувшине руку украшал большой перстень, стоивший на первый взгляд целого состояния. У нищих, сказителей, бродячих музыкантов порой бывали деньги, и притом не столь малые, как обычно считалось. Но они никогда не выставляли свое богатство напоказ. Раладан наклонился к соседу, размахивавшему руками перед носом приятеля, словно и без жестов рассказ об акуле-людоеде не был достаточно красочен. - Почему он не поет? - спросил лоцман, показывая на музыканта. Сбитый с ритма повествования, тот на мгновение застыл. - Что? А, этот... Сам его спроси, сто тысяч молний! Но у него тут, - он показал на лоб, - явно не хватает, так что имей в виду... - Всякие бредни поет, что ли? - Бредни, говоришь? - Сосед внезапно опустил руки и помрачнел. - Нет, не бредни... Чудеса всякие... Раладан кивнул. Чудеса... Что человек, рассказывающий о громадной, как остров, акуле, мог счесть "чудесами"? Раладан услышал о необычном музыканте два дня назад, совершенно случайно. Кто-то сказал - "странный старик", и Раладан внезапно вспомнил обращенные к нему последние слова Демона: "Есть один странный старик, Раладан. Он скажет тебе больше". С тех пор прошло немало лет, но Раладан так и не встретил "странного старика". Теперь, глядя на горбуна в лохмотьях, с большим камнем на пальце и необычным инструментом в руках, он подумал, что если этот старик не странный - это значит, что странных стариков вообще не бывает. Он встал. Сразу же встал и старик, выжидающе глядя на него. "Ради Шерни, - подумал лоцман, - пусть это будет именно тот, о ком я думаю". В голове у него тут же пронеслась сотня вопросов, которые стоило задать человеку, рекомендованному ему самим Демоном. Он направился к музыканту, который крепче сжал свой инструмент, явно ожидая его. Раладан встал перед ним и сказал: - Старик, кое-кто много лет назад посоветовал мне обратиться к тебе... как к источнику необыкновенных знаний. Скажи, не ошибаюсь ли я? - Кто-то посоветовал обратиться ко мне? - голос музыканта был тихим и чуть дрожал. - Кто, господин? Раладан немного помолчал, затем ответил: - Великий пират... Король Просторов. Бесстрашный Демон, старик. Горбун медленно опустил веки, словно размышляя. - У меня здесь комната, - негромко проговорил он. - Идем, господин. Раладан внезапно ощутил комок в горле. Он был у цели. В далеком громбелардском Лонде существует древний обычай, в соответствии с которым на каждом постоялом дворе есть комната, даже скорее каморка в каком-нибудь углу, часто на чердаке, которую бесплатно предоставляют на ночь нищим и разным бродягам. Обычай этот распространился почти по всем краям империи, - может быть, потому, что недорогой ценой позволял проявить щедрость и благородство по отношению к неимущим... Вскоре они оказались именно в такой комнатке на чердаке. - Итак? - спросил старик, заботливо ставя инструмент у стены. Раладан молча стоял на пороге. - Итак? - повторил горбун, садясь на колченогий табурет, единственный предмет мебели, стоявший возле кучи влажного сена. - У меня есть время, господин, много времени, значительно больше, чем ты думаешь. Но разве тебе так же повезло? - Нет, во имя Шерни, - ответил лоцман. Он поставил принесенную снизу свечу на прогнивший пол и сел у стены, вытянув ноги в черных от влаги сапогах. - Однако я не могу поверить... Он замолчал, приложив ладонь ко лбу. - Скажи, господин, - нарушил тишину старик, - неужели ты в самом деле видел за свою жизнь столь мало странного, что не веришь в нашу встречу? Лоцман кивнул: - Ты прав, старик. Мне многое довелось повидать. Но из всего, что я видел, я понимаю столь мало... что именно потому боюсь поверить, что сегодня наконец получу объяснение. - Попробуй, господин. - Много лет назад я служил на пиратском корабле. Им командовал человек, о котором до сих пор слагают песни... Музыкант кивнул. - Их все больше, - сказал он. - И будут появляться новые, пока тень этого человека будет скользить по морям. А может быть, и после Бесстрашный Демон останется вечной, бессмертной легендой. - Тени Демона уже нет. Ее поглотило море. Старик чуть улыбнулся: - В самом деле? Раладан пристально посмотрел в глубоко посаженные глаза: - Я видел, старик. - Что ты видел, моряк? - Остов "Морского Змея", который шел ко дну. - Его пробили скалы и внутрь набралась вода? Послушай, господин, почему ты веришь своим глазам, вместо того чтобы верить собственному разуму? Раладан насторожился. - Черный Корабль, - продолжал старик, - принадлежит проклятым Полосам Шерни. Именно они позволили ему вернуться в наш мир. И они же стали причиной того, что он исчез, поскольку, судя по всему, воспротивился их воле. Ах, ты думаешь, это из-за девушки? Нет, господин. Нет такой силы, которая сорвала бы Полосы с небесного купола. Это тень Демона призвала их своими деяниями, которые, похоже, противоречили замыслам Полос. Темные Полосы явились затем, чтобы покарать Тень за предательство. Тень Демона еще появится на Просторах, а если этого и не случится, то не по причине могущества твоей подруги. Странным, могучим человеком, должно быть, был Демон... - Старик задумался. - Раз даже после смерти он преследует какие-то свои цели, способный противостоять силе, благодаря которой сам же и существует... У Раладана перехватило горло. - Ты все знаешь... - Нет, моряк. Я знаю ровно столько же, сколько и ты. Я - _понимаю_... Наступило молчание - время, чтобы понять. Старик поднял руку: - Не спрашивай. Думай. Вспоминай. Я буду объяснять. Итак, имя? Как? Риолата? Лоцман хотел его остановить, но не успел. - Это имя проклято... Ты навлек несчастье на свою голову. Моя вина... Значит, Риолата? - спокойно повторил старик. Раладан внезапно понял, что воздух все так же неподвижен, тени - лишь обычные тени, а огонь свечи даже не дрогнул. - Ради всех морей, господин... Когда я впервые произнес это имя, оно обожгло мне горло, словно жидкий огонь... Попробовав потом еще раз, я провалялся неделю в лихорадке, как после тяжелых ран. - Это имя не проклято. Оно могущественно, и только. Действительно, его нельзя употреблять безнаказанно, не зная, что оно означает... Смотри. - Он вытянул руку с кольцом. - Что ты видишь? - Перстень... рубин? - Это Гееркото. Рубин Дочери Молний. - Старик поднял руку. Рубин засветился. - Нет, моряк, он вовсе не маленький. Напротив, это большой Рубин. Что же делать, если капитан К.Д.Рапис нашел, пожалуй, самый большой из всех? А имя этого Рубина - Риолата. - Это не имя Рубина. Это... Неожиданно его потрясла мысль, от которой он застыл как вкопанный. - Нет, не верю, - прошептал он побледневшими губами. - Да, сын мой. Эта девушка - Рубин. И не она одна... Все три. Раладан обхватил руками голову. "Сила камня, который воплощает в себе две Темные Полосы Шерни, больше не будет мне служить", - вспомнил он слова Раписа. Значит, тогда... - Нет. - Да. Сын мой, та девушка умерла... нет, я не скажу тебе когда... - На пиратском корабле, - с дрожью в голосе сказал Раладан. - Вскоре после этого Демон разговаривал со мной... Ее замучили... или, может быть, она утонула, позже... - Да, вижу... Может быть. Лоцман вскочил, сделал несколько шагов, потом снова сел. - Ради всех сил... Говори, говори, господин! - Успокойся... Как я могу рассказывать тебе о ста вещах сразу? Раладан сжал кулаки. - Эта девушка... стала мне почти дочерью! - хрипло бросил он. - Теперь ты говоришь мне, господин, что она мертва... что она - какой-то камень! Но ведь она жива!.. Она дышит, чувствует! - Только чувствует, сын мой, но никто на свете не скажет тебе, что и как она чувствует. - Ест, спит... - голос его внезапно сорвался, - дышит... Но он уже видел однажды, что дышать ей не обязательно. Как и ее дочери. - Ей не нужно также и есть, пить, спать... Ее измучит бессонница. Она будет страдать от голода и жажды. Но она не умрет. Даже если не будет есть сто лет. Раладан, казалось, не слушал. - Никогда в жизни, - проговорил он, не в силах разжать сведенные судорогой челюсти, - я не любил никого и ничего... кроме моря. Но знай, господин... что сегодня все Просторы... могут превратиться для меня в пустыню! Старые доски глухо застонали от удара. Старик молчал. Раладан снова вскочил и начал кружить по комнате, не в силах произнести ни слова. - Дальше... дальше, господин, - наконец попросил он. - Я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Но сначала скажи... можно ли что-нибудь сделать?.. Старик чуть наклонился вперед. - Не знаю, сын мой, - медленно проговорил он. - Я точно так же рад был бы все знать... Короткая жизнь? Ты, видимо, не слушал. Рубин вечен, как Шернь. Он не умирает, его сила не есть жизнь... По порядку, сын мой! Раладан сел, глядя в угол; старик, однако, знал, что он напряженно слушает. - Ты меня сначала не слушал, так что я повторю: Рубин бессмертен (что не значит, заметь, "неуничтожим"). Сила Рубина - для дочерей Демона то же самое, что жизнь для тебя. Но сила эта может меняться, и в зависимости от этого время для этих женщин будет идти быстрее или медленнее. Так что тот факт, что младшие дочери Демона сейчас в возрасте их собственной матери, не означает ничего, кроме как то, что сила Рубина ускоряет их взросление. Завтра та же самая сила может задержать старение всех трех на десять, сто или тысячу лет. Старик немного помолчал. - Что такое Рубин? - продолжил он. - Ты же знаешь. Это Гееркото, Темный Брошенный Предмет, ничего больше. Он могуществен, но есть и более могущественные... Да, именно Перо. Однако сила Серебряных Перьев основана на том, что с их помощью легко можно добраться до Полос Шерни. Рубин же ведет всего к двум Полосам, да и то с трудом. Рубин вовсе не Предмет, который служит своему владельцу, напротив - он сам влияет на того, кто им владеет, и притом влияние его намного сильнее, чем какого-либо иного Гееркото. Да, моряк, я вижу, что ты понимаешь, - это именно прилипала, прицепившаяся к днищу корабля, но прилипала гигантская, способная заставить корабль везти ее туда, куда она сама захочет... Горбун замолчал и долго о чем-то размышлял. - Первая дочь Демона сопротивлялась его силе, ибо ее создала жизнь, а не мощь камня. Две другие же никогда собственной жизни не имели, от начала до конца они - творение Рубина. Они вынуждены творить зло, поскольку ни на что иное не способны. Ты все еще удивляешься, что та, кого ты зовешь Риолатой, могла желать смерти сестры? О, она может желать многого, куда худшего, и, будь уверен, то же можно сказать и о двух других. Нет, сын мой, пусть тебя не удивляет, что Риолата, метя в сестру, наносила удар самой себе. Рубин не думает, он - слепая сила, ничего больше. Он... как река: она течет к морю и должна течь, путь же ей обозначают возвышенности и долины. Рубин стремится ко злу, но вслепую. Однако кратчайшим путем, как река. Поэтому дочери Демона так быстро стали взрослыми. У ребенка ведь намного меньше возможностей. Нет, сын мой, не думай так больше. Ведь Рубин на самом деле не река. Реке все равно, в какое море она впадает, большое или маленькое; Рубин же выбирает зло самое большое, какое только вырисовывается в будущем. Ни ты, ни я можем его не замечать, но поскольку Рубин позволяет своим рабыням поступать именно так, а не иначе, это может лишь означать, что в их поступках кроется зерно преступления столь неизмеримого, что невозможно даже догадаться о его сущности. Рубин, ощущая подобное зло в будущем, сделает все, чтобы к нему приблизиться, даже совершит добро. Да, сын мой. Но только если в конечном счете результатом станет зло достаточно большое для того, чтобы перетянуть чашу весов. - Почему Ридарета... изменилась? - тихо спросил лоцман. - Я уже говорил. Она сдалась. - Так неожиданно? Ведь столько лет она сопротивлялась! - Именно поэтому, сын мой. Внезапность подобной перемены меня не удивляет, скорее удивителен тот факт, что она произошла столь поздно. Раладан тряхнул головой. - Не понимаешь? Хорошо, возьмем, к примеру, лук... Раладан смотрел на старика - угрюмо, без надежды. - Возьми лук, сын мой, - повторил старик, - и натягивай тетиву. Сильно, но постепенно, все сильнее и сильнее... Теперь рука твоя дрожит, но ты все еще натягиваешь лук. Рука немеет, ослабевает... Но ты все тянешь и тянешь. И наверняка выдержишь еще долго, прежде чем наконец отпустишь тетиву. Полетит стрела. А чем сильнее будет натянута тетива - тем более грозной будет стрела, тем дальше и быстрее она помчится. Теперь поищем причину. Но ты должен мне помочь. Прежде всего, когда ты заметил эту перемену? - Я вернулся на Гарру... - Не трать зря слова, моряк. Посмотри сюда. Перед лицом Раладана появился мерцающий, подвешенный на цепочке кулон. Старец чуть раскачал его. - Смотри сюда. Смотри сюда... Ты очень, очень устал... Они плыли на Гарру. У Раладана, стоявшего у руля, было достаточно времени, чтобы должным образом оценить все свои действия и поступки. Он оказался полным дураком - теперь это было очевидно. Он пытался строить интриги - а интриган из него был никакой. Он умел добиваться своего хитростью и силой; однако одно дело - хитрость, и совсем другое - целая паутина лжи, обмана, недоговорок, отвлекающих маневров... Он зашел так далеко, как только мог; боясь, чтобы общая картина не выглядела фальшивой, и не веря, что Ридарета сможет включиться в игру, он обманывал даже ее саму, более того - выдавал ее тайны, которые ему не принадлежали. Быть может, увенчайся его усилия успехом - и средства были бы оправданны... Однако он все испортил. Да и чего он, собственно, хотел? Спасти сокровища, упорно веря, что Ридарета ими когда-либо воспользуется; сохранить их от Риолаты и Лерены; исполнить волю Демона, считая его слова: "Помни, что первая моя дочь всегда будет права" - заповедью, которую невозможно нарушить... Слишком многого он хотел добиться. Следовало же выбрать что-то одно, а сделанный выбор подсказал бы самое простое и лучшее решение. Но нет - он пытался совместить несовместимое... Все было так, как говорила Риолата: он хотел помешать им завладеть драгоценностями, впоследствии же - отправить сокровища на дно вместе с кораблем, на котором они находились. Теперь, когда он уже ясно видел, что проиграл, он мог взглянуть на собственные поступки хладнокровно, со стороны. Он чуть было не рассмеялся... Если бы он решился уже в Дране сказать Лерене, что знает, где сокровища! Так и надо было сделать, ведь он уже знал о Берере, о чудесном, непостижимом стечении обстоятельств, которое позволило этому человеку (правда, после двух лет скитаний от острова к острову) отыскать сокровищницу Демона... Если бы он тогда сказал об этом Лерене! Они опередили бы Риолату, и теперь сокровища лежали бы на дне моря, вместе со "Звездой Запада"; что может быть проще, чем направить корабль на скалы! Но нет. Он не сумел отказаться, нет... подобное противоречило его ослиной натуре! Он продолжал надеяться даже тогда, когда увидел идущую следом за фрегатом островитян "Сейлу". На что он, собственно, рассчитывал? Что островитяне, а вместе с ними и "Сейла" будут преследовать Броррока до начала осени, а потом штормы помешают добраться до сокровищ, давая ему время? В самом деле... Сколь невероятное везение потребовалось бы, чтобы воплотились подобные головоломные планы! Ради всех морей, права была Риолата! Он был дураком. Законченным дураком. А теперь... Теперь исход битвы за сокровища был решен. А может быть, и нет? Может быть, именно теперь он слишком рано сдался? Но, ради Шерни, что он еще мог сделать? Как мог он сражаться с существом, дергающим за Полосы Шерни так, словно это были шелковые ленточки? С существом, отправившим ко дну корабль-призрак, перед которым дрожали все моря Шерера? С существом, которое было воистину бессмертным... Он в это верил. Да и как он мог не верить? Сейчас он хотел лишь одного - спасти Ридарету. После гибели "Звезды Запада", потрясенный и раздавленный масштабами случившегося, он вытащил из моря это _нечто_ и отволок в пещеру. На острове были матросы со "Звезды" - те, кто был в шлюпке, и другие, добравшиеся вплавь до берега. Пещера была единственным убежищем, единственным местом, где он мог собраться с мыслями, составить какой-то план... Но в пещере он узнал, что не имеет над чудовищными сестрами никакой власти. Чем он мог им угрожать? Смертью? Оставалась, однако, Ридарета. Независимо от того, действительно ли она была в руках Риолаты или нет, он знал, что ей грозит гибель. Раньше или позже. Он должен был ее спасти. Он не мог убить сестер. Но Риолата в очередной раз просчиталась. Смертные или нет, обе они были в его власти. Ибо он внезапно понял, что они сами мало что знают о дремлющих в них силах... Он оставил их в сокровищнице - связанных, с кляпами во рту, беспомощных и источающих ненависть ко всему, в особенности же к нему и друг к другу. Теперь он ругал себя за то, что так поступил. "Сейла" рано или поздно вернется. А это означало, что он отдал Лерену - беззащитную - в руки сестры. Судьба пиратки казалась незавидной. Мог ли он, однако, поступить иначе? Впрочем, ему пришлось действовать в страшной спешке; если он хотел спасти Ридарету, время имело первоочередное значение. На острове были матросы со "Звезды Запада". Была шлюпка. После недолгих поисков оказалось, что есть и вторая. Это давало возможность добраться до Гарры, давало шанс отыскать Ридарету. Он взял из сокровищницы столько золота, сколько мог унести с собой, после чего начал действовать. Ему удалось уговорить перепуганных матросов покинуть остров, который всем казался проклятым. Впрочем, ничего другого не оставалось. Черный Корабль погиб - все это ясно видели. И хотя море вдруг перестало быть им домом, они еще раз ему доверились. Не все. Несколько человек осталось. Они предпочитали умереть с голоду на этих скалах, нежели снова ощутить под собой волны. С этим он ничего не мог поделать. Шлюпки поплыли в сторону Гарры. Раладан, считавший каждое мгновение, словно золотые слитки, однако, не торопил матросов, ибо они гребли столь поспешно и неистово, что быстрее просто уже не могли. Шлюпки мчались, словно конные упряжки. Они высадились на сушу в окрестностях Бел она, небольшого городка, расположенного милях в десяти от берега. Измученные греблей матросы возились у лодок. Он оставил их - они больше не были нужны, не имели значения. Значение имело лишь время. К вечеру он добрался до Белона, купил коня и так быстро, как только мог, поскакал в столицу. Раладан искал всюду. Он начал с Дороны; Дран был слишком далеко, чтобы ехать туда и проверять, живет ли еще Ридарета на краю леса. Прежде всего он рассматривал самый худший вариант, а именно тот, что Риолата не лгала... В Дороне он нашел людей, о которых ему было известно, что они как-то связаны с Риолатой. Не особо церемонясь, он расспрашивал, обещал, а чаще всего угрожал - что-что, а угрожать он умел. Если это не помогало, он прибегал к грубой силе. В течение всего нескольких дней город охватил страх. Ходили слухи о безумце, хладнокровно и умело убивающем и калечащем людей. Нескольких известных купцов нашли замученными насмерть в собственных домах; известного и всеми уважаемого торговца зерном, добродушного и веселого Литаса, трудно было после смерти узнать, жене же его перерезали горло так, что голова едва держалась на шее. Четверо слуг тоже были убиты. В соседних домах никто ничего не слышал... Сгорел дом господина Э.Зикона, мелкого дворянина, торговавшего армектанским сукном. Зикон никогда не пользовался хорошей репутацией, товар его был низкого качества, кредиторы же стояли у дверей каждый день. Однако вместе с другими убийствами смерть его семьи и пожар дома казались частью некой цепи событий, о сути которой нелегко было догадаться... Незадолго же до этого погиб еще один мелкий торговец, а за городом нашли повешенного старика, в котором с трудом опознали скупого и ворчливого Бадарра, снабжавшего спиртным почти все постоялые дворы, корчмы и таверны в Дороне. Известно было, что Литас и Э.Зикон в последнее время вели общие дела, что многих удивляло, поскольку солидному купцу, каковым был Литас, не пристало связываться с мошенником. Однако оставалось загадкой, какое отношение к этим двоим имели остальные. Впрочем, все эти убийства, хотя и самые громкие, не были единственными... В портовых переулках Дороны не раз и не два находили трупы, являвшиеся результатом каких-нибудь матросских разборок или обычных пьяных драк. На этот раз, однако, могло бы показаться, будто сам дух смерти пронесся по улицам: в течение пяти дней было найдено втрое больше трупов, чем обычно за неделю. Сразу же после этого вспыхнула война между бандами местных уголовников - все поняли, что речь идет о сведении каких-то счетов, в суть которых лучше не вдаваться. Комендант гарнизона взял ситуацию под контроль, усилив патрули, днем и ночью кружившие по улицам. В тавернах и на постоялых дворах появились люди, осторожно расспрашивавшие всех и обо всем. Неизвестно, подействовали ли эти средства, достаточно того, что случаи таинственных смертей постепенно сошли на нет. Продолжалась лишь война в портовых улочках, скрытая в ночном мраке... Раладан покинул Дорону. Он был уже почти уверен, что Риолата лгала. В противном случае кто-нибудь должен был хоть что-то знать. Конечно, он мог не найти тех, кому она дала соответствующие поручения. Однако он сделал все, что мог. Дальнейшие поиски были лишь тратой времени. Теперь он ехал в Дран, в душе надеясь, что найдет Ридарету там, где ее оставил. Картина пожарища потрясла его до глубины души. Усталый, голодный и обессиленный, он стоял держа под уздцы почти загнанного, всего в мыле, коня. Прошло немало времени, прежде чем он подошел ближе и, бродя среди углей, начал искать ответ. Он его не нашел. Еще до захода солнца он добрался до Драна. Удар, потрясший его при виде обгоревших остатков дома на краю леса, лишил его последних сил. Организм, хотя и железный, требовал отдыха - Раладан уже почти ничего не соображал. В Дороне он жил подобно пламени, безумствуя без сна и отдыха, пока не закончилось топливо. Когда было нужно, он чуть угасал, чтобы тут же вспыхнуть с новой силой. Потом он мчался во весь опор по дороге, желая в конце концов развеять опасения, убедиться, что девушка жива и здорова... Больше же всего (хотя он сам до конца этого не осознавал) ему хотелось наконец увидеть лицо родного человека... Единственного родного ему человека во всем мире. Ему было это жизненно необходимо. Теперь же он ничего не чувствовал - ни беспокойства, ни жалости, даже разочарования. Он знал лишь, что нуждается в отдыхе. Если бы перед ним внезапно появился некто с мечом в руке, он наверняка лишь пожал бы плечами: "Убивай, дурак..." Он снял комнату на постоялом дворе возле доронского тракта, в предместье. Даже не поев, он рухнул на постель и уснул. Он спал как убитый. Когда наконец проснулся - а проспал он почти сутки, - он пошел есть. Ел же он столь обильно, что хозяин гостиницы, поднося на стол все новые блюда, с неприкрытым изумлением смотрел на человека - отнюдь не гиганта, - который был в состоянии поглотить такие количества каши, мяса, сыра, хлеба, фасоли, колбасы и пива, не делая даже короткого перерыва, а лишь распуская ремень. Поев, Раладан потребовал грога. Щедро расплатившись, он откинулся на спинку скамьи, потягивая напиток. Гостиница была неплохая, портовое отребье редко сюда заглядывало. Клиентами были обычно купцы и разнообразные путешественники, едущие в Дран: те, кто не успел до закрытия городских ворот или же, приехав слишком рано, вынужден был ждать их открытия, обычно пополняя кошелек оборотистого корчмаря. Комнаты и еда были дороги, но, должен был признать Раладан, весьма недурны. Допив грог, он кивнул хозяину. Тот поспешно подошел; гость, обладающий подобным аппетитом, был настоящим сокровищем, тем более что денег, похоже, не считал. Раладан подвинул к нему серебряный слиток. - Честно наливаешь, - похвалил он, показывая на опорожненный кувшин. - Я вчера видел сгоревший дом на краю леса... Кто там жил? Вскоре он знал о пожаре то же, что и корчмарь. И снова он был в Дороне, однако с совершенно иным настроением, чем несколько дней назад. Ярость и ожесточение уже не требовались; убивая нанятый Риолатой сброд, он мог самое большее натравить какую-нибудь банду на другую - и хорошо, если бы закончилось только этим. Тогда он действовал быстро, но отнюдь не вслепую, к тому же ему еще и везло... Он был не из пугливых, но прекрасно понимал, сколь незавидной была бы его судьба, если бы местное отребье, вместо того чтобы вцепиться друг другу в глотки, обнаружило бы работу постороннего... Впрочем, теперь было не совсем понятно, кого еще тянуть за язык. Те, кого он прирезал в темных переулках, были ему хорошо знакомы - он сам когда-то рекомендовал их Риолате. Они ничего не знали. Значит, она воспользовалась услугами других. Кого? И вообще, местных ли? Если он хотел это выяснить, следовало действовать медленно и осторожно. Спешить было не к чему. Если все, что говорила Риолата, было правдой, - Ридареты не было в живых. А если ее только похитили и не было приказа убивать - у него имелось время на поиски. По крайней мере, так он полагал. Ему не давала покоя история пожара на краю леса. Хозяин гостиницы уверял, что там нашли обгоревшие трупы. Неужели людей Риолаты? Но, во имя Шерни, что там, собственно, случилось? Он хорошо знал Ридарету - девушка многое умела и была далеко не глупа. Но она не могла победить в схватке с убийцами, ведь Риолата послала туда далеко не мальчишек. Кто в таком случае убил несколько человек (корчмарь не знал, трех или четырех)? Кто мог ей помочь? И наконец, чем в конце концов все завершилось? Она убежала? Ее похитили? Или, может быть?.. Этого он боялся больше всего. Того, что одно из обгоревших тел... Он в это не верил. Не хотел и не мог поверить. Ответы на все вопросы следовало искать только в Дороне. Первым делом он отправился в порт. И правильно сделал. Этот корабль он узнал бы всюду, белые паруса были не нужны... Он не был ни удивлен, ни ошеломлен. Напротив, он ожидал возвращения "Сейлы" даже раньше. Ведь ему было известно, какова цель операции стражников. Старый Броррок, естественно, благополучно скрылся. Трудно было предположить, что имперские фрегаты будут до бесконечности плавать туда и обратно лишь потому, что так в глубине души желал лоцман Раладан. Они вернулись на Сару, "Сейла" же направилась прямо к тайнику Демона. Сокровища были здесь, в Дороне. В руках этой женщины... или, вернее, _этого существа_. Сокровища, однако, его уже не волновали. Они были безвозвратно утрачены - и только. Тот же факт, что Риолата снова наслаждалась свободой, имел огромное значение. Она должна была уже знать, что купцов, столь успешно до сих пор прикрывавших всю ее деятельность, постигла незавидная судьба... Он сильно сомневался, что она сочла бы это случайностью. Следовало ожидать, что она готова на все; что ж, теперь ему уже почти нечего было терять. Жизнь? Жизнь... Он ставил ее на кон чаще, чем серебряные слитки при игре в кости. Раладан надеялся, что дочь Ридареты занята сейчас множеством дел, взять хотя бы "Сейлу". Ведь официально корабль был собственностью добряка Литаса. Наверняка уже появились многочисленные наследники... Самая простая мысль, которая пришла ему в голову, - сразу заняться Риолатой, самым надежным источником любых сведений. Он ругал себя за то, что не сделал этого раньше, еще там, на острове. Что ж, тогда он был по-настоящему потрясен тем могуществом, которое продемонстрировала перед ним девушка. Кроме того (он уже в десятый раз обдумывал собственные поступки), он спешил. У него не было никакой гарантии, что он услышит правду, а каждый ложный след, по которому он бы пошел, мог стоить Ридарете жизни. Так он тогда думал. Но, ради Шерни, можно было попробовать договориться с Лереной... Он гнал прочь подобные мысли. Что случилось, то случилось. Он либо ошибся, либо нет. Всяческие рассуждения на тему "Что было бы, если..." вели в никуда. Теперь, однако, страх и то ощущение кошмара, столь пронзительное на острове Демона, прошли. Воистину ему нечего было терять. Естественно, следовало нанести удар в самое сердце, то есть в нее. Да, конечно, она владела силой, о которой он не имел понятия. Но и что с того? Может быть, лучше было бежать куда глаза глядят и спрятаться где-нибудь в глухой чаще, в страхе перед тем, что девушка снова начнет призывать Темные Полосы и тогда Шернь поразит Гарру ударом молнии? Он не до конца понимал, что станет делать, когда Риолата окажется в его власти. Разум, однако, подсказывал ему, что, если кожу на спине надрезать ножом, после чего захватить клещами и медленно сдирать вниз, правда выйдет на свет столь же быстро, как и громко. Берег Висельников был хорошо ему знаком - он сам в свое время указал это место Риолате. Он знал, что делает, помогая дочерям Ридареты в их первых самостоятельных шагах. Правда, таким образом он облегчал им реализацию их дальнейших планов (которых сам не знал), с другой стороны, однако, заручался определенным доверием с их стороны и, более того, знал, на что он в случае чего способен, вернее даже, на что способны они... Именно сейчас знакомство со связями Риолаты, с людьми, которые ей служили, и с местами, которыми она пользовалась, очень ему пригодилось. Естественно, он уже побывал в мрачном селении неделю назад - слишком уж удобное это было место для того, чтобы держать там пленников. В селении, однако, было пусто. Сейчас он надеялся на иное. Берег Висельников был идеальным местом для решения всевозможных вопросов, требовавших уединения. Там не было ничего, что могло бы помочь чересчур любопытной личности выяснить, что за женщина пользовалась заброшенной хижиной, ничего, что могло бы оказаться полезным в борьбе против нее. Защититься от непрошеных гостей здесь было достаточно просто, чего нельзя было сказать ни об одном доме или переулке в Дороне. Кроме того, дурная слава этого места производила соответствующее впечатление на каждого, кого сюда приглашали, приводили или притаскивали. Раладан не рассчитывал, что сразу же застанет здесь ту, кого искал. Однако он верил, что, вернувшись из такого путешествия, дочь Ридареты будет вынуждена заняться и теми делами, для которых Берег Висельников подходил как нельзя лучше. Он многим рисковал, забираясь прямо в волчью пасть, но иного выхода не видел. Дорона была велика, как он мог там найти Риолату? Женщины с таким именем для города просто не существовало (какое имя она себе взяла? Семена?). Для Дороны Риолаты не существовало вообще, под каким бы то ни было именем или внешностью. Наверняка были люди, знавшие, где ее искать; однако лоцман Раладан к ним не принадлежал и даже не знал таких людей. Купцы, которых она использовала в качестве наемников, такими людьми не были, - по крайней мере, это было ему известно. Не были ими и бандиты, которым кто-то пару раз поручил работу от ее имени. Так что он отправился на Берег Висельников. С собой он взял запас провианта и плащ на тот случай, если придется ждать несколько дней (с подобной возможностью следовало считаться). Кроме того, он вооружился словно на войну - при нем были меч и мощный арбалет, стрела из которого могла бы, пожалуй, пробить навылет медведя. Глаз его был меток, рука уверенна, он знал, что с расстояния в пятьдесят шагов попадет стоящему человеку прямо в грудь. Хуже было с движущейся целью; опытный арбалетчик мог учесть необходимую поправку, но Раладан не был арбалетчиком, тем более опытным. Однако он рассчитывал, что скорее всего придется стрелять с расстояния в несколько шагов. Не знал он лишь того, сколь многочисленный эскорт сопровождает обычно Риолату; ибо в том, что подобный эскорт вообще существует, трудно было сомневаться. Он полагал, что, имея арбалет, как-нибудь сумеет справиться с тремя захваченными врасплох людьми. А может быть, удастся убрать их по очереди. Прошел день, за ним ночь... Потом снова день. Днем он прятался в лесу неподалеку, в кроне росшего на его краю дерева, внимательно наблюдая за окрестностями. Ночью он караулил в первой хижине, считая от Дороны. Терпения ему было не занимать, но тащившееся словно улитка время было невероятно опасным врагом. Короткий сон, который он волей-неволей вынужден был себе позволять, не снимал усталости и не слишком сокращал ожидание, нетерпение и гнев же лишь росли. Мгновения ползли лениво, и каждое из них наводило на мысль о том, что его можно было бы использовать куда лучше, чем торчать просто так в ожидании, возможно тщетном... Нужно было действовать, действовать! Однако ему хватало благоразумия сказать себе, что все кажется простым и понятным только сейчас; с того же мгновения, когда он покинет свое укрытие, станет ясно, что, собственно, вообще неизвестно, что делать, и время помчится, наоборот, слишком быстро. И Раладан ждал. Ночь была необычно теплой, погожей и ясной. Последняя ночь лета... Он полагал, что завтра, самое позднее послезавтра, должен начаться "кашель". Потом - бури, ливни и штормы. Еще позже - зима. Он подумал, что зимой они с Ридаретой поднимутся на борт первого же корабля, идущего на континент. Он отвезет ее в Армект, а может быть, в Дартан. Куда-нибудь, куда не смогут добраться никакие злые силы. Он надеялся, что каждой осенью найдет в ее доме - свой дом... Раладан встряхнулся. Он чуть не забыл, что та, о которой он думает... может быть... Он нахмурился, вглядываясь во мрак сквозь дыру в обрушившейся стене. Кто-то приближался. Он все еще ничего не замечал... Или что-то послышалось? Инстинкт явно подсказывал ему, что в мертвом селении есть кто-то еще кроме него. Внезапно оказалось, что от арбалета нет никакого толку; если бы он сейчас попытался натянуть тетиву, то наделал бы слишком много шума. Подкравшись к двери, он выглянул во тьму. Потом вышел, прижимаясь к темной стене, с мечом наготове. Он двинулся в глубь селения, бесшумно, осторожно, избегая освещенных луной мест. Внезапно он замер, заметив среди хижин темную фигуру. Он быстро огляделся по сторонам, но никого больше не было видно. Он знал, что где-то в темноте должен быть кто-то еще. Темная фигура сделала несколько нерешительных шагов, после чего, словно поколебавшись, остановилась и неожиданно направилась прямо к нему. Лунный свет упал на волну темных волос. Ему стало страшно - ведь она не могла его видеть и тем не менее... Он крепче сжал рукоять меча, но в то же мгновение послышался приглушенный голос: - Это... я. Оружие выпало из его руки. Он даже на секунду не подумал о том, что это может быть какая-то хитрость, ловушка... Он знал. Он нашел ее. Они бросились навстречу друг другу. Он схватил девушку в объятия и прижал к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. - Как ты узнала?.. - выдавил он. Неожиданно она оттолкнула его, и в лунном свете он увидел ее лицо, столь хорошо ему знакомое и вместе с тем - совершенно чужое. - Не спрашивай, - проговорила она столь враждебным тоном, что он оцепенел. - Никогда меня ни о чем не спрашивай! Старик задумчиво молчал. - Я не спрашивал... - горько сказал Раладан. - Это была не она, не та, кого я знал... Я до сих пор не знаю, что произошло там, на краю леса, хотя очень хотел бы знать, ибо это может быть важно для ее безопасности. Я не знаю, отчего сгорел дом; не знаю, как она меня нашла; не знаю, как она узнала меня в темноте. Хотя то, что я сегодня услышал от тебя, господин... многое, пожалуй, объясняет. Однако я до сих пор по-настоящему понимаю лишь одно: то, что девушки, которую я знал, не стало. Вместо нее теперь другая, враждебно настроенная ко всему, и ко мне тоже... и к самой себе. Ты уверяешь меня, господин, что в этом нет ничего необычного. Может быть, для тебя это так, господин. Я же до сих пор не понимаю. И до сих пор задаюсь вопросом: как это случилось? Столь внезапно? Горбун кивнул: - Помни, сын мой, что я говорил о тетиве лука. Я могу лишь догадываться, но наверняка не ошибусь, если скажу, что нападение на ее дом было подобно удару ножом в руку, эту тетиву держащую. Что-то позволило вырваться на свободу ненависти этой девушки, и наверняка она сама не понимает каким образом. Раладан снова горько улыбнулся, после чего заговорил, сначала медленно, потом все быстрее и громче: - Я вынужден верить тебе, господин... Но скажи, что мне теперь делать? Это не может продолжаться вечно. Я не могу оставить ее одну; когда я возвращаюсь, она близка к помешательству... С каждым днем все хуже и хуже. Я вижу, что мое присутствие... Старик молчал. Раладан тяжело дышал от возбуждения. - Пойми, сын мой, - послышался наконец ответ, - это не человек. Все чувства, которые ты испытываешь, - это чувства к Гееркото, Рубину Дочери Молний... - Нет, господин, - прервал его Раладан. - Это неправда. Твои знания неизмеримы, но это неправда. Ридарета в определенной степени - человек, не только Рубин. Если бы она всегда была только Рубином! Тогда она поступала бы так же, как и ее дочь-сестра, стремилась к какой-то цели, может быть и низменной, но поверь мне, господин, что я не делю мир на черное и белое, я хочу ей добра, неважно, какого оно будет цвета! Но то, что осталось в ней от той, шестнадцатилетней девушки, похищенной из маленькой деревушки, все еще живо. Оно и борется, и проигрывает... Она страдает, господин... и впадает в безумие. А я не в силах ей помочь. Он неожиданно отвернулся. - Если нечто пробудило в ней силы Рубина, то нечто может их и усыпить, - приглушенно произнес он. - Скажи, господин, что это, и больше мне ничего не нужно. Горбун задумался. - Шар Ферена, - коротко ответил он. Лоцман повернулся к нему; в глазах его блеснула надежда. - Шар Ферена, - повторил старик. - Самый могущественный из Светлых Брошенных Предметов. Но действие его... может быть разным. - Что это значит? - Это значит, что он может принести ей смерть. Наступило короткое молчание. - Все Шары одинаковые, - продолжил старик, - и мощь каждого из них значительно превышает мощь Рубина. Рубины, однако, разные, и этот - не обычный Рубин, но Рубин гигантский: это Риолата, королева Рубинов... Шар Ферена не может проиграть, однако трудно оценить, сможет ли он выиграть. Еще одно: мощь Рубина одна, но находится в трех телах. Похоже, младшие дочери Демона стремятся к некой цели... или же только одна из них, ведь судьба другой тебе неизвестна?.. Раладан наклонил голову. - Тем более, моряк. Если действует только одна из сестер, то тем более важно знать ее цель... Я не знаю, что это за цель. Законы Всего говорят об Агарах, но Законы Всего не слишком ясны... - Не понимаю, господин. Что такое Законы Всего? - Набор правил. Описание связей между Шернью и ее миром. Иногда они касаются возможных событий, но лишь возможных. Если что-то возможно, то не значит, что оно неизбежно. Понимаешь? - Нет, господин... не вполне. - Законы Всего крайне редко принимают форму Пророчеств. Я музыкант и проповедую Законы Всего в своих песнях, но Законы эти редко правдивы до конца... Оставим это, сын мой. Тебе вовсе не нужно это понимать. Достаточно знать, что Агары наверняка будут залиты кровью, так говорят Законы, а Рубин стремится их исполнить. Что произойдет потом - можно лишь догадываться. Однако Агары лишь начало некоего большего зла, и нужно, чтобы ты помог Рубину. Раладан смотрел на него, мало что понимая. Старик невозмутимо пояснил: - Нужно, чтобы всеуничтожающая сила Рубина нашла выход. Чем большую часть его мощи используют те две сестры (или одна, поскольку судьбы другой мы не знаем), тем меньше ее останется в Ридарете. Тогда принеси ей Шар. Сначала, однако, сделай все, чтобы исполнились планы младшей дочери. - Значит, я должен... - Да. Ты должен ей помочь. Всем, чем только сможешь. - Это невозможно, господин. Ты требуешь неисполнимого. Ни одна из них не примет этой помощи... а уж тем более _она_... - Послушай меня, сын мой. Возможно, что Риолата избавилась от сестры. Убила ее, скажем так, чтобы было понятнее. Конечно же, это вполне возможно. Тело - это только тело, мощь Рубина будет его оживлять, но лишь до тех пор, пока тело это будет существовать. А ведь его можно уничтожить без остатка. Хотя бы огнем. Раладан почувствовал, как его пробирает дрожь. - Если Риолата и в самом деле так поступила... Ты спрашиваешь, что из этого следует? Очень многое! Сила Рубина, разделенная до этого на три части, теперь заключена лишь в двух телах. Таким образом, в каждом из них ее больше, чем было прежде. Ее труднее победить. И вместе с тем все действия Риолаты может поддержать лишь сила Ридареты. Нужно сделать так, чтобы силы этой осталось в теле Ридареты как можно меньше, тогда сила Шара Ферена сможет победить оставшуюся часть и занять ее место, а не сгореть в неравной борьбе. Как же можно этого достичь? Создав младшей сестре достаточно широкий простор для действий, чтобы силы, содержащейся в ней самой, уже не хватило... Понимаешь, сын мой? Если на каждом из нас лишь часть доспехов, а я, бросаясь в битву, одолжу у тебя твою часть, то ты останешься беззащитным. Понимаешь? - снова спросил он. - Если даже и понимаю... Повторяю, господин: ни одна из дочерей Ридареты не примет моей помощи! - А я тебе говорю, сын мой, что ты ошибаешься. Ты снова доверяешь внешнему впечатлению, не пытаясь добраться до сути. Мощь Рубина, как я уже говорил, слепа, но неудержимо стремится ко всему, что ей благоприятствует. А кроме того, - подчеркнул старик, - из твоих воспоминаний ясно следует, что ты обладаешь немалой властью над этими женщинами. Одна из них была в тебя влюблена, моряк. Не знаю, может быть, даже обе. Раладан, онемев, смотрел на него. - Вот слепец, - вполголоса проговорил старик. - Не видит вещей огромных, как Просторы. Лоцман продолжал молчать, не в силах связать двух слов. - Кто тебе сказал, - продолжал старик, видя царящий в его мыслях хаос, - что любовь должна быть доброй? Ради Шерни, моряк, во имя этого чувства в мире совершено было больше преступлений, чем во имя чего-либо иного, не считая, может быть, власти! Это самое коварное, жестокое и убийственное чувство, какое только может овладеть человеком, ибо оно пробуждает в нем другие, а именно зависть, ревность и гнев. Все доброе, что есть в этом чувстве, касается лишь единственной живой души. Так что подумай, сын мой, прежде чем называть добрым это нечто, которое, по сути, есть не что иное, как убогая, извращенная дружба - само по себе чувство возвышенное и прекрасное. Говорю тебе, без любви мир был бы намного счастливее, при условии, что в нем осталась бы дружба. - Нет, ради Шерни... - проговорил Раладан, думая совсем о другом. - Не могу поверить, что они... Старик встал. - Тем не менее. Раладан понял, что разговор окончен. - Кто ты, господин? Тот, который все знает... Почему ты скрываешься под личиной бродячего музыканта? - Скрываюсь? Но я и есть музыкант! - ответил горбун, беря инструмент. - Похоже, однако, ты кое-что мне принес, моряк? Раладан встал, лихорадочно вытаскивая кошелек с золотом. Старик принял его с явным удовольствием. - Даром тут не кормят, - спокойно сказал он. - Даже музыкантов. Теперь - скажи еще раз, как тебя зовут. Лоцман поднял с пола плащ, рассеянно перебрасывая его с руки на руку. - Раладан. Горбун наклонил голову. Лоцман продолжал стоять, словно хотел еще о чем-то спросить, но почувствовал, что на этот раз ответа не будет. - Прощай... господин. Старик остался один. Он долго стоял опустив голову. Когда он ее наконец поднял, на устах его блуждала полуулыбка. - Раладан... Он чуть прикрыл глаза. - Прощай, князь, - произнес он в пустоту. - Прости, что я тебя обманул... но ты должен поступать в соответствии с Законами Всего. Твое предназначение - поддерживать Темные Полосы, ибо для этого Просторы отдали тебя миру. Он крепче сжал инструмент и вышел из каморки. Черная, отвратительная ночь полна была звуков: то приближавшегося, то отдалявшегося воя и лая собак, плеска стекающей с крыш воды, шума и свиста ветра, несшего мокрый, смешанный с дождем снег. Раладан кружил по улицам, не находя себе места, но наверняка не нашел бы его нигде на свете. Порой ему казалось, что стоило бы бросить меч, упасть в вязкий сугроб и ждать псов... Несколько раз он направлялся в сторону порта, ощупывая одежду в поисках золота, которым можно было бы заплатить за поездку - куда бы то ни было... Наконец он прислонился к холодной стене дома в переулке, с закрытыми глазами мысленно взывая к тому, кто превратил его жизнь в клетку, из которой не было выхода. "Капитан, - говорил он, - ты несколько раз спасал мне жизнь... Неужели затем, чтобы присвоить ее себе? Ты получил свое; зачем же ты его отдал?! Ради Шерни, твоя последняя воля стала проклятием! Права была Ридарета: все, что с тобой связано, несет гибель! Повторяю вслед за твоей дочерью: пусть поглотит тебя море! И освободи меня, ибо я больше не хочу тебе служить!" Черная мокрая стена без единого звука принимала удары его кулаков. Он стоял сжавшись в комок, словно нищий, словно бездомный бродяга. Какой-то голос, похожий на голос горбатого старика, казалось, отвечал: "Глупец! Ты не ему служишь, но ей! Ты сделал все, чего пожелал Демон, но теперь даже его приказ не разделил бы тебя и эту девушку! Ибо то, что ты чувствуешь, когда ее видишь, - единственное светлое пятно в твоей жизни! У тебя нет цели и никогда не было - кроме нее! Она тебе больше чем дочь, и ты желаешь ей счастья, хотя вас и не связывают кровные узы! Неужели ты этого не понимаешь, глупец из глупцов?" Он снова двинулся по улице, все быстрее и быстрее, подставив лицо липким хлопьям снега. "Что за жизнь ты вел прежде? Все зло, которое ты творил, также и добро - растаяли, растворились, не служили никому и ничему, даже тебе. Теперь ты хотя бы знаешь, ради чего живешь. Действуй же, борись! Если сдашься, если откажешься от борьбы - что тебе останется? Ничего!" - Ничего! - сказал он, поднимая лицо к небу. Потом наклонился, набрал полные горсти снега и погрузил в него лицо. - Ничего... 40 Сила, сломившая ее волю, желала быть видимой всем. По мере того как девушка переставала быть собой, росла ее неистовая враждебность ко всему окружающему, к себе же самой - уменьшалась. Однако зло в качестве символа своей растущей мощи выбрало лицо и тело Ридареты. Она становилась все красивее, чувственнее, все более вызывающей; Раладан никогда не испытывал к ней физического влечения, поскольку действительно видел в ней дочь и ни в коем случае не любовницу, но, будучи мужчиной, не мог не заметить изящных очертаний груди, невообразимо пышных волос, гладкой, без единого изъяна, кожи, белизны зубов, формы рта, движений бедер при каждом шаге и рук при каждом жесте... Уже десяток раз он видел в ней законченное совершенство - и каждый раз ошибался! Достаточно было оставить ее на день-два, а когда он возвращался - она была еще прекраснее. Его это пугало, поскольку она привлекала внимание; он все больше опасался взглядов, которые она неизбежно к себе притягивала, - одноглазая красавица с обещанием во взгляде, с затаенным в очертаниях губ желанием и осознанием собственной красоты, проявлявшимся в каждом движении, осознанием, сбивавшим с толку самых смелых... И это было самое худшее. Ибо красота ее, растущая день ото дня, не была одним лишь торжествующим криком злой силы. Это было также ее оружием, позволявшим демонстрировать собственное превосходство, презрение к любой другой красоте, тщеславие и самолюбование. Она часами смотрелась в зеркало, потом требовала украшений, платьев, снова украшений... Ради всех морей Шерера! Где он мог взять эти украшения? Она требовала их, одновременно приходя в ярость, когда он хотел оставить ее одну. Серебро между тем не валялось на улицах. Нужно было его добыть, и вовсе не для украшений, но на еду! Приходилось воровать и грабить. Нет, ему не нужны были слова старика, чтобы понять - девушка находится во власти сил, которым нелегко противостоять. Только теперь он знал их природу. Знал - хотя до сих пор не понимал до конца. Четыре дня спустя после встречи со стариком Раладан возвращался из путешествия. Путешествия в Дорону... Уже неделю с лишним они жили в вонючей каморке, которую он снял за гроши в одном из домов в предместьях Багбы. Однако он знал, что и здесь они надолго не задержатся. Уже сейчас вся улица гудела от слухов о переодетой магнатке, сбежавшей с любовником от преследований мужа. Нужно было убираться, и быстро. К счастью, именно теперь это перестало иметь какое-либо значение. План, повергавший в ужас его самого, но, похоже, единственный возможный, был готов. Он с дрожью перешагивал порог, зная, что его ждет очередной скандал, в котором, быть может, одних слов для нее будет недостаточно. Придется сопротивляться, чтобы она не схватила его за горло, как в то утро, когда он вернулся от старика. Бывало такое и раньше. Хотя порой, когда он возвращался, она встречала его сердечными объятиями, лишь плача и не в силах вымолвить ни слова... Это было еще хуже. Однако на этот раз его ждало нечто такое, чего он не мог предвидеть. Убогая коптилка, наполненная самым отвратительным маслом, догорала на столе, отбрасывая круг тусклого света. Он огляделся по сторонам, сделал два шага и... припал к неподвижно лежащему телу. - Ради Шерни, госпожа! Сердце подскочило к его горлу, и в то же мгновение он ощутил терпкий запах вина и смрад рвоты. - Ради Шерни... - повторил он. Она была пьяна в стельку. Ему никогда прежде не приходилось видеть ее такой, и он не допускал и мысли о том, что когда-либо увидит. - Ради Шерни! - повторил он в третий раз. - Подожди, девочка моя... Схватив ведро, он выбежал на улицу. Вскоре он вернулся с ведром, полным ледяного месива. Рванув заблеванное платье, он вывалил содержимое ведра на спину и голову лежащей без сознания девушки, потом перевернул ее навзничь и начал возить туда-сюда, вытирая пол волосами, словно тряпкой. Она дернулась, что-то хрипло бормоча; он втер две горсти ей в щеки и еще две в голые груди, затем отволок ее на постель и прислонил к стене. Она смотрела на него затуманенным взглядом, однако его узнала. - Ра... ладан... Он снова вышел, принес новую порцию серо-белого снега и встал перед своей подопечной. - Что это значит, госпожа? - мягко спросил он. Она криво улыбнулась. Взяв ведро за дно и за край, он вывалил ей в лицо все, что в нем было. Тяжесть смешанного с водой снега отбросила ее голову к стене так, словно ее ударили пустым кувшином. Он услышал звук удара и ее крик. Она схватилась за голову, затем вскочила, собираясь выцарапать ему глаза. Сегодня, однако, чаша его терпения переполнилась, слишком многое необходимо было сделать, чтобы терпеть любое препятствие на своем пути. Впрочем, он уже имел вполне определенную цель... Чтобы ее достичь, он в любом случае вынужден был прибегнуть к грубой силе. Он ударил ее по лицу с такой силой, что сел бы даже мужчина. Она во второй раз отлетела к стене, схватилась за щеку и - почти уже трезвая - уставилась на него. До сих пор она не произнесла ни слова. - Что это значит, госпожа? - повторил он, на этот раз с издевкой. - Значит, иначе ты не понимаешь? В чем дело? Ты не думала, что я на подобное решусь? Сюрприз за сюрпризом! - Я тебя убью, - глухо проговорила она. - На кого ты поднимаешь руку? За кого ты меня принимаешь, господин? Кто я, по-твоему? Он выдернул из-под стола опрокинутый табурет и сел. - Рубин, - сказал он. - Рубин Дочери Молний. Теперь уже - только он, и ничего больше, не так ли? Наступила долгая, очень долгая тишина. Девушка смотрела ему в глаза с ужасом, отчаянием и - чем-то еще, для чего он не мог найти названия. - Значит, ты знаешь? Внезапно закрыв лицо руками, он начал ожесточенно его тереть. - Ради Шерни, девочка, - сказал он, опуская руки и делая глубокий вдох. - Знаю, но почему так поздно? Она отвернулась, прикусив губу. Из ее груди вырвался вздох, похожий на сдавленный всхлип. - Теперь послушай, - сказал он. - Слушай, так как еще немного - и ты опять перестанешь быть собой. Я не упрекаю тебя за то, что ты хранила все в тайне, несколько дней назад я понял, что это не твоя вина. Та дрянь хотела, чтобы никто о ней не знал. Но теперь я хочу вышвырнуть ее из тебя, и я это сделаю, клянусь всеми морями Шерера. Я сделаю это даже вопреки твоему желанию, ибо никто на свете не в силах определить, где заканчиваешься ты и начинается Рубин. - Это невозможно, - прошептала она. - Он заменил... - Знаю. Я знаю даже больше, чем ты. Есть способ. - Невозможно, - повторила она, но _это_ уже возвращалось. В голосе ее звучала угроза. Он молча смотрел на нее. - Невозможно, - прохрипела она, сжимая кулаки. Он ударил ее во второй раз. 41 Если речь шла о тайных встречах, то лучшего места для них, чем Берег Висельников, было просто не найти. Однако зимой добраться до него было нелегко. Что ж, Раладан уже проделал долгий путь - из Багбы до Дороны, и последний отрезок этого пути показался ему не самым худшим. Едва он спешился, его тут же окружили несколько вооруженных детин. Он отдал им оружие еще до того, как они этого потребовали. - Пусть кто-нибудь последит за лошадьми, - велел он. - Не развьючивать! Ваша госпожа прибыла? - Ее благородие Семена ждет, - коротко ответил коренастый мужчина, судя по всему главный. - Не развьючивать лошадей! - приказал он своим людям, исполняя требование лоцмана. Раладана повели в сторону дома. Последний раз он видел ее там, в сокровищнице Демона, и не думал, что ему когда-либо еще доведется ее увидеть. Судьбе, однако, было угодно распорядиться иначе. Она сидела за столом. Когда он вошел, она бросила на него короткий взгляд, тряхнув в беспорядке падающими на глаза волосами. Он едва не отшатнулся: ее красота была столь же пламенной, как и красота Ридареты! Никогда еще они не были столь похожи друг на друга. Двое из его провожатых обошли вокруг стола, встав за спиной женщины. Двое других заняли места у дверей. - Раладан, - лениво проговорила она с легкой улыбкой, - что ты опять затеваешь? Ради всех сил, когда мне доложили, что ты желаешь встретиться со мной, я просто не могла поверить! Она подняла голову, снова тряхнув волосами. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них радость - неподдельную и искреннюю. - Ради Шерни, - сказала она, - сколько же бессонных ночей я провела, думая о том, как заполучить твою голову! Ты не мог раньше известить меня о том, что она явится ко мне сама? Да еще таща вместе с собой все остальное? Она послала ему улыбку - кокетливую и вызывающую. Он знал, что предстоит не обычный разговор... но так забавляться, так притворяться не умел никто из знакомых ему людей. Он вспомнил далекие как в пространстве, так и во времени Агары и светловолосую женщину, которую считал выдающейся интриганкой. Где там! В ее взгляде" и в самом деле не было _ничего_, кроме радости, доброты и... сентиментальности. Он опустил глаза. - Я пришел, ибо хочу служить тебе, госпожа. - О, великолепно! Что ж, послужи мне советом: не знаю, зажарить ли тебя живьем или содрать шкуру? Или, может быть, четвертовать? Хотя бы скажи, с чего мне начать? Он поднял взгляд. От ее доброты не осталось и следа. Она задавала вопросы. И это были не шутки. Внезапно ему показалось, что его расчет может не оправдаться. Все, что он хотел ей предложить, было основано на убеждении, что в большей или меньшей степени он может быть ей полезен. Однако похоже было, что она готова скорее отречься от всех своих зловещих намерений, чем выпустить его отсюда живым. Возможно, это была лишь игра, чтобы его запугать. Если так - играла она отменно. Он попросту видел, что она жаждет крови. Его крови. Отступать, однако, было уже поздно. - У меня есть доказательства и гарантии, что я буду служить тебе верой и правдой. Казалось, она его не слушала; кивнув одному из своих людей, она начала что-то шептать ему на ухо. - Прикажи принести мой багаж, госпожа! - сказал он уже громче. И слова его прозвучали убедительнее, чем он сам ожидал. Продолжая что-то шептать на ухо детине, она кивнула стоявшим у дверей. Потом, подперев подбородок рукой, безо всякого выражения уставилась на него. Раладан стоял ничем не выдавая собственных чувств. Двое вернулись, неся большой сверток. Они развернули его, и Раладан понял, что такого они не ожидали! Ридарета, крепко связанная, с кляпом во рту, неподвижно лежала на боку. Глаза ее были закрыты. Она тяжело дышала. - Ради Шерни, - нарушила тягостное молчание Семена, вставая из-за стола, - должна признаться, такой игры я не понимаю... - Понять ее очень легко, - негромко сказал Раладан. - Эта девушка повредилась умом. Она до сих пор для меня как дочь, но я не в состоянии убивать людей так быстро, как это необходимо для того, чтобы сохранить ее существование в тайне от тебя. У меня нет золота, чтобы надежно ее спрятать, и взять его мне негде. Должен признаться, я хотел бежать в Дартан, но она добровольно не поедет, а связанную я могу ее везти ночами на конском хребте, три дня... не больше. В каком порту меня возьмут на корабль с брыкающимся свертком на спине? - Внезапно он заскрежетал зубами. - Так что забирай ее! Если желание мстить затмевает твой разум - убей ее. Однако тебе придется убить и меня. Может быть, однако, ты все же сочтешь, что Раладан может тебе пригодиться. Вот она - гарантия моей верной службы. Если все же хочешь четвертовать меня, госпожа, - пожалуйста! Больше мне предложить нечего. Семена наконец пришла в себя. - Интересно, - пробормотала она. - Еще что-нибудь скажешь? Он кивнул: - Конечно. Я не бандит и не какой-то жалкий разбойник, хотя в последнее время мне приходилось быть и тем и другим. Я пират. Сокровища ты уже получила, я не сумел спасти их для нее. Больше нам сражаться не за что. Может быть, все же удастся объединить наши интересы? Я хочу, чтобы она была жива. Но я хочу снова служить какому-то делу. Тебя это не устраивает, госпожа? - Убрать, - мрачно велела она, показывая на лежащую без сознания женщину. Снова кивнув стоящему рядом детине, она что-то шепнула ему. Тот кивнул в ответ. Двое у дверей шагнули к лежащей. Лоцман схватил одного, поднял над головой, раскрутил и швырнул на пол. У второго он вырвал из руки меч и прикончил его одним ударом. Все произошло столь быстро, что, когда оставшиеся двое выбежали из-за стола, он стоял уже готовый к новой схватке, показывая на лежащую. - Стоять! - рявкнула Семена. - Я убью ее, - предупредил Раладан, - потом себя. Но сначала еще, может быть, этих двух придурков... Я не позволю ее забрать, не зная, договорились мы или нет. Итак, да или нет? - Я ведь могу тебя обмануть, - сказала она. - Нет, не можешь, - ответил он. - Ты шлюха, но для тебя это было бы чересчур низко. Я ведь тебя немного знаю, не правда ли? С детства. С того мгновения, когда ты появилась на свет. Она подошла ближе. Он преградил ей путь мечом, но она отвела клинок в сторону. - Не называй меня шлюхой. Никогда больше так не говори, Раладан. Она протянула руку. Поняв, он отдал ей меч. - Убрать, - повторила она, показывая на Ридарету. - А ты - на улицу, - повернулась она к лоцману. - Выходи наружу и раздевайся до пояса. Получишь тридцать палок. Согласен? После двадцати с чем-то ударов он перестал что-либо ощущать. Потом, когда его отпустили, он упал в мокрый снег. Те, что его только что били, помогли ему подняться. - Все честно? - спросила она. Он кивнул, чувствуя, как от незначительного движения лопается иссеченная кожа на спине. Боль вернулась. - Должно было быть тридцать, - хрипло сказал он. - Столько и было. - Плохо били. Пяти последних я не почувствовал... Пусть исправят. Что ж, оно того стоило! Она отступила на шаг, не в силах скрыть изумление. Державшие его люди что-то пробормотали - удивленно и с уважением. - За эти слова стоило бы отнять десяток... Ты опасный человек, Раладан. Похоже, я сама лезу в петлю, договариваясь с тобой. Она повернулась и ушла. Его усадили в седло. Он почти лежал на лошадиной шее; ехавший рядом широкоплечий предводитель эскорта взял его коня под уздцы. Мгновение спустя Раладан ощутил прикосновение железа. Ему протягивали рукоять меча. - Ты его заслужил, - коротко сказал мужчина. - Жаль, что ценой жизни нашего товарища. Но нам платят за то, чтобы мы умирали. Раладан вздрогнул, когда ему набросили плащ на обнаженную спину. Они двинулись шагом в сторону Дороны. 42 Новая, только что начатая игра беспокоила ее, но вместе с тем и захватывала... Какую партию на сей раз разыгрывал этот человек? Какова была его цель? Если бы он хотел ее убить, он воспользовался бы иными способами. Она легко могла поверить, что Раладан и в самом деле желает ей служить. Но почему? Рассказанная им история не внушала доверия. Он не мог вывезти ее в Дартан?! Смешно... Имея золото, можно было сделать и не такое, - неужели он действительно не мог добыть нужного его количества? Чушь. Она слишком хорошо знала лоцмана. Он лгал. Впрочем, прекрасно зная, что она ему не поверит. Значит, он скрывал от нее что-то еще. Что-то, о чем он не хотел или же не мог говорить в присутствии посторонних. Очередная ложь? Наверняка. Она была убеждена, что лоцман в самом деле хочет поступить к ней на службу, однако он наверняка преследовал какие-то собственные цели, частично совпадающие с ее целями... Однако что он мог о последних знать? Но было, должно было быть что-то, ради чего стоило идти на любой риск! Что-то, о чем она не имела понятия. Однако, раз лоцман придавал этому такое значение, имело смысл попытаться узнать больше. Этот человек не привык подставлять собственную шею ради слитка серебра. Речь должна была идти о чем-то крайне важном! Кроме того, часть сказанного все же была правдой: Ридарета и в самом деле повредилась разумом! Вряд ли она могла столь умело притворяться. Да и как долго можно притворяться? И зачем? Наконец, то, что он сказал в конце: что он не разбойник, а пират. Устраивало ли это ее? Конечно устраивало. Больше, чем все прочее! Да, это могло быть причиной. Для этого человека - это могло быть причиной. Однако не единственной, но одной из многих. "Ну, Раладан? - подумала она. - Что у тебя еще есть для меня? Какую еще ложь ты мне готовишь, не сомневаясь в том, что я ее приму? Мой дорогой?" Где-то в глубине души таилась догадка... Но столь наивная и смешная, что она сама ее стыдилась. - Дура ты! - рассерженно бросила она вслух. - Самая распоследняя дура! Она долго сидела прикрыв глаза и стараясь думать о чем угодно, только не о союзнике, которого только что приобрела. Она пыталась успокоиться, хотела идти к нему... Но сначала нужно было избавиться от остатков злости. Наконец она встала... и долго поправляла волосы, глядя в зеркало. Тут же сообразив, зачем и для кого она это делает, она снова с трудом сдержала гнев. Раладан лежал на животе в комнате для слуг, положив подбородок на руки. Обнаженная спина была иссечена длинными, еще свежими ранами. Когда она вошла, он повернул к ней голову. Она тряхнула волосами. - Как прошла ночь? - спросила она. - Все в той же позиции, - мрачно ответил он. Она свернула в комок кусок ткани, который принесла с собой, и смочила его в круглом оловянном сосуде. - Что это? - спросил Раладан. Она развернула ткань, прикрыв ему спину. Он глухо застонал. - Ром, - сладко шепнула она. - Когда-то Лерена мне говорила, что это хороший способ. Солдатский. - Может быть... - прошипел он сквозь зубы. - Но сразу... после ранения. Хотя... Она сняла тряпку с его спины и снова свернула ее, приложив еще несколько раз в разных местах. - Что ты сделала с Лереной? - поколебавшись, спросил он. Она отодвинулась от него. - Тебя не касается. Какое тебе дело до Лерены? - Никакого. Совершенно никакого. Год с лишним я служил на ее корабле. А когда-то... сажал ее себе на спину. Так же, как и тебя, госпожа. Она молчала. - Не твое дело! - наконец повторила она с неожиданной яростью. - Я хочу знать, жива ли она. - Не твое дело! - рявкнула она в третий раз, швыряя тряпку на пол. Раладан повернул к ней голову. - Что ты с ней сделала? - спросил он. - Бросила ее, закованную в цепи, в море? Сожгла? Закопала живьем в землю? - Раладан, - неожиданно спокойно сказала она, хотя и несколько сдавленным голосом, - не спрашивай меня о Лерене. Может быть... когда-нибудь я тебе расскажу. Но сейчас спрашивать буду я. Они долго смотрели друг на друга. - Хорошо, госпожа, - коротко ответил он и тут же добавил, тряхнув головой: - Не спрашивай. Там, на Берегу Висельников, я лгал. - Конечно, - кивнула она. - Я знаю. - Тогда, прежде чем все тебе рассказать, я хотел бы лишь спросить: почему? Почему ты взяла меня к себе на службу? Она немного подумала. - Не скажу, - просто ответила она. - А теперь я тебя слушаю. Раладан глубоко вздохнул. - Ты бессмертна, - сказал он. - Нет, это вовсе не означает, что тебя нельзя убить. Можно. - Он сел на постели, болезненно поморщившись. - Ты бессмертна, поскольку не умрешь так, как любой другой. Ты больше не будешь стареть. Смысл сказанного дошел до нее не сразу. Потом она внезапно схватила его за плечи. Она ходила по комнате, держась за голову. - Нет, Раладан. Это неправда, - говорила она. - Правда, госпожа. - Нет, Раладан. Неправда. - Ну хорошо. Будем считать, что я пришел потому, что не мог увезти ее в Дартан. Она не слушала. - Нет, Раладан. Это неправда. - Правда, госпожа. Неожиданно она накинулась на него: - Ты приходишь и заявляешь, что я какой-то там Рубин! Что я неживая! И я должна в это верить?! Думаешь, я умом тронулась? Он держал ее за запястья, пока она не перестала вырываться. - Нет, - убедительно проговорил он. - Ты обыкновенная восьмилетняя девочка, такая же, как и все прочие... Ты не срывала с неба Полос Шерни. Ты не уничтожала призрак "Морского Змея". А твоя сестра-близнец дышала через пупок, когда ты хотела ее задушить. Нет, госпожа. Ты не Рубин. Он с силой оттолкнул ее. Она стояла то поднимая ладони к вискам, то снова их опуская. - Но... как же так? - в отчаянии бросила она. Наконец превосходство было на его стороне. Но тут же ему совершенно неожиданно стало ее жаль. Еще совсем недавно он ненавидел эту девушку больше кого бы то ни было на свете... - Успокойся, госпожа, - сказал он. - Надо полагать, ты догадываешься, что я пришел не затем, чтобы сказать тебе все это и смотреть, как ты будешь себя вести. Дело касается нас обоих; меня потому, что я должен заботиться о Ридарете. Да сядь же, наконец! Если ты не в состоянии взять себя в руки, значит, я пришел зря. Она снова прижала руки к лицу, а когда их убрала, он увидел, что его тирада возымела действие. - Собственно, о чем-то подобном я догадывалась, - сказала она все еще несколько сдавленным голосом, но уже совершенно спокойно. - Я не знала, как назвать то, что дает мне эту силу, но и так понятно, что сила эта не берется из ниоткуда. Говори. Он кивнул: - Сила Рубина полностью тобой овладела, и ты не в силах ей противиться. Пока эта сила спит, но посмотри, однако, на Ридарету и подумай, что случится, когда эта сила проснется. И все же ей можно противостоять. Она выжидающе смотрела на него. - Нас ждет путешествие в Дурной Край, госпожа, - коротко сказал он. - В Безымянную Землю, где родился Рубин. Мне сказали, что лишь там я найду ответы на все вопросы. Она не сводила взгляда с его лица. - Наверняка ты спросишь, почему бы мне не отправиться туда одному? Но как, госпожа? Вплавь? Нужен корабль, нужны люди... У тебя все это есть. Есть у тебя и личная заинтересованность в том, чтобы организовать подобную экспедицию. Вот истинная причина, по которой я к тебе пришел. - Откуда мне знать, что ты не лжешь? Где доказательства, Раладан? - Доказательства чего, госпожа? Что тобой и Ридаретой овладела одна и та же сила? Возьми нож и перережь ей горло. Посмотрим, получишь ли ты что-либо, кроме быстро заживающего шрама. - Я хочу видеть человека, который все это тебе рассказал. - А я что, хочу чего-то другого? Я же тебе говорю: плывем в Дурной Край! - Он там? - Туда он собирался. Насколько мне известно, родина Посланников - Дурной Край, а не Гарра. - Что он искал здесь? Слишком уж невероятна эта ваша встреча, - подозрительно заметила она. Раладан развел руками. - Чего искал? Не знаю! - со злостью проговорил он. - Но я знаю, чего ищешь ты - очередных придирок! Неужели ты, госпожа, в самом деле не в состоянии хоть немного подумать? Разве что-то нас до сих пор разделяло? Какая-то враждебность, идущая от самого сердца? Наоборот! Если бы не с