бой. Толпа издала оскорбленный вой -- тем, кто ставил на первую кровь, такой оборот дела не очень-то понравился, и на некоторое время звон мечей был заглушен звяканьем монет -- это проигравшие расплачивались с выигравшими, после чего торопились заключить новое пари. Мэт заметил двоих плохонько одетых крестьян, которые протискивались между зрителями со шляпами в руках, а зрители бросали в эти шляпы монетки. Ни дать ни взять примитивная форма букмекерства. А тем временем раненый рыцарь ухитрился острием своего клинка распороть дублет на груди противника. Рубаха рыцаря обагрилась кровью, он взревел от боли и ярости и удвоил свои атаки. Наконец его меч пронзил руку соперника, и тот выронил свой клинок, застонав от боли. Победитель схватил оружие соперника, победно сверкая глазами, а проигравший -- тот самый рыцарь, что собирался увести даму "в номера", пошатываясь, добрел до ближайшей скамьи, зажимая рукой рану. Победитель же отер кровь с меча, убрал его в ножны и подал руку даме. И та приняла его руку без малейшей растерянности, прижалась к нему, одарила его взглядом, от которого растаял бы воск, и они вместе ушли вверх по ступеням, совершенно равнодушные к проигравшему. А у того из руки хлестала кровь, и трактирщик кричал, что надо бы лекаря, только толпу больше интересовало, сколько кто выиграл или проиграл. Выигравшие радостно кричали, проигравшие недовольно ворчали. И никому, определенно никому не было дела до бедного рыцаря, который сидел на скамье и тупо смотрел на свою кровь, капавшую на пол. Сначала Мэту стало ужасно жалко его, но потом он вспомнил: рыцарь дрался за то, чтобы изменить своей жене, и тогда Мэту стало стыдно -- нашел кого жалеть. Тем не менее он все равно подошел к бедняге и осмотрел его рану. -- Кровь течет ровно, -- сообщил он рыцарю. -- Не думаю, что ваш соперник повредил крупный сосуд, хотя это похоже на божественное чудо. -- Тише! -- выдохнул рыцарь. -- Мало мне бед, так ты еще болтаешь про запрещенные вещи! Мэт удивленно посмотрел на раненого. -- Про запрещенные вещи? Ах, ну да, я сказал: божественное чудо.. Ну ладно, скажем иначе, вам крупно повезло! -- Нет! Я утратил расположение дамы! -- Зато сберегли свою жизнь. -- Мэт глянул на трактирщика. -- Принеси-ка две рюмки бренди. Трактирщик не тронулся с места. Видно, у него все еще тряслись поджилки от вида крови, но одна из девушек-служанок оказалась нервами покрепче: она быстро сбегала и принесла два небольших стаканчика янтарной жидкости. Мэт подал один из них рыцарю. -- Выпейте. Это вам поможет. Рыцарь взял у него стакан и жадно осушил залпом. Содержимое второго стакана Мэт вылил на рану. Рыцарь взвыл и швырнул в Мэта стакан, однако Мэт успел заслониться от удара и сказал: -- Спокойно, сэр рыцарь. Брэнди гораздо лучше поможет вам, если будет вылито туда, куда его вылил я, а не туда, куда его вылили вы. -- Жжется же! -- пожаловался рыцарь. -- Уй! Больно как! -- А я думал, рыцари никогда и виду не подают, что им больно, -- подтрунил над раненым Мэт. Рыцарь перестал ойкать и одарил его холодным взглядом. Мэт на этот взгляд не обратил никакого внимания, он был занят делом: перевязывал рану салфеткой. -- Бренди, -- сообщил он рыцарю, -- приостановит сильное кровотечение, и рана у вас будет почище. Я бы вам посоветовал поискать лекаря, но почему-то мне кажется, что сейчас вам больше помогла бы припарка, которую приготовила бы жена трактирщика. -- И взглянув в глаза рыцарю, Мэт добавил: -- А может, ваша жена? Рыцарь покраснел. -- Следи за своими манерами, деревенщина! "Вот ведь интересно, -- подумал Мэт,--за манерами, значит, надо следить, а как насчет морали?" -- Как скажете, сэр рыцарь, -- Он встал. -- Боюсь, что больше я для вас ничего сделать, не сумею, ну разве что только историю рассказать, чтобы вы поменьше думали о боли. Рыцарь подозрительно уставился на Мэта. -- А может, и правда? А про что история? Мэт быстро обернулся и убедился, что словом "история" сразу привлек к себе внимание множества посетителей трактира. -- Про лорда Орландо, -- ответил он рыцарю. -- Племянника императора Карла Великого. -- Я про такого и не слыхивал. -- Ничего удивительного, -- вздохнул Мэт. -- Это просто сказка -- по крайней мере в этом мире. Однако история, сэр рыцарь, замечательная, а что до исторической точности -- да ну ее! Хотите послушать? -- Да! -- хором крикнули все посетители, и Мэт вдохнул поглубже. Минул час, опустели два кувшина пива, а Мэт с Паскалем разбогатели на целых два дуката. -- Слушай, да мы заработали, чтобы уплатить за постой нынче ночью, да еще и на завтра хватит! -- Паскаль, похоже, забыл, что частично заработок принадлежит Мэту. -- Сможем поспать, как люди! Вспомнив удалившуюся наверх пару, Мэт понял, что ему не очень-то хочется там ночевать, как ни соблазнительно было выспаться на кровати. И еще он вспомнил про клопов, с которыми познакомился накоротке в предыдущей гостинице. -- Слушай, лучше мы прибережем деньги и поспим у огня. -- Мэт вынул из мешка одеяло. -- Видишь, хозяин уже велел слугам убирать столы. Того и гляди начнут выгонять тех, кто не остается тут на ночь. -- Ну ладно. Только за денежками, раз такое дело, придется приглядывать хорошенько. Хотя, с другой стороны, когда нам не приходилось за ними приглядывать? Завтра к вечеру доберемся до дома моих родичей. Там и выспимся по-людски. Честно говоря, Мэт был почти уверен, что там их отправят ночевать на сеновал, но, может, Паскаль и прав -- может, то, что он собирался увести дочь приютивших его родственников, никакого отношения к ночевке не имело. По меньшей мере покуда сквайру никто не протреплется про то, что на уме у Паскаля, глядишь, и Мэта не выставят из дому пинками. Может быть, Паскалю даже удастся благополучно смыться с его Панегирой... Или очень сильно разочароваться- И честно говоря, второй вариант казался Мэту более вероятным. Как только все, кому не нужен был ночлег в трактире, покинули его стены, те, что собрались тут ночевать, завернулись в одеяла и улеглись у огня. Мэт заметил: Паскалю не спится. Парень лежал с задумчивой физиономией и смотрел в одну точку прямо перед собой. Вскоре, однако, черты лица его изменились так, словно он увидел что-то страшное. Мэт пытался уговорить себя не лезть к Паскалю, мысленно твердил себе, что это не его дело, однако самоувещевания не помогли. -- Что тебе не спится? -- проговорил он негромко. Паскаль покраснел. -- Наверное, я слишком много выпил. -- Но вино не прогоняет сон. Оно, наоборот, усыпляет. Может, тебя огорчил поединок? -- Только из-за того, что я проиграл серебряный пенни, -- ответил Паскаль, однако небрежность ответа показалась Мэту нарочитой, наигранной. -- Значит, поединок тебя таки огорчил, -- нахмурился Мэт. -- Но в чем же дело? Я-то думал, что только меня волнуют вопросы нравственности... -- Так и есть! Мне до этого никакого дела! Просто... ну, в общем, я как увидел, что рыцарь уводит даму, а дама-то -- она же его, считай, лет на десять моложе, ну, я и подумал, вот ведь какие вонючие козлы они оба! Еще дрались за нее! -- О-о-о, -- понимающе протянул Мэт. --Значит, покоя тебе не дает не пролитая кровь, а то, что ветреный мужчина искал взаимности у женщины моложе себя? Паскаль, сверкая глазами, смотрел на огонь. -- Надеюсь, твою кузину не привлекают мужские потасовки? -- Не знаю. Не думаю, чтобы она была хуже других. Только я слыхал, что все женщины просто млеют, когда видят, что мужики дерутся за них. -- Ну да, сказочка известная. Ну а как ты думаешь, ей нравятся мужчины постарше? -- Да ты что! -- возмутился Паскаль, пылая искренним гневом. -- Он же ее, считай, вдвое старше, да к тому же, как пить дать, с толстым брюхом и вонючей глоткой! Мэт сдвинул брови, изучающе посмотрел на Паскаля и сказал: -- Послушай, а тебе никогда не приходило в голову, что она не сможет вот так взять и забыть о том, что он очень богат? Паскаль рывком сел, приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Мэта и прорычал: -- Да как ты смеешь так оскорблять чистую, невинную девушку? -- Я никого не оскорблял, -- поспешил заверить юного сквайра Мэт. -- Я просто предположил. Значит, наверняка ты не знаешь, что он старый и уродливый? -- А каким ему еще быть? -- буркнул Паскаль. Мэт вымученно улыбнулся: -- Знаешь, некоторым удается сохранить неплохую форму, даже когда они занимаются сидячей работой. Вот только молоденьким редко нравятся сорокапятилетние. В этом смысле ты можешь, пожалуй, быть спокоен. -- Но у меня-то что есть? -- вздохнул Паскаль. -- Только одна молодость! Ни красивого лица, ни фигуры, ни денег, ни титула! Как подумаю про это, так прямо Дрожь пробирает, только все равно не могу... Как увидел этого рыцаря, уводящего даму наверх, где они предадутся плотским утехам... А тот-то, который собирается в скором времени обольстить мою драгоценную кузину, что он за человек? -- Интересный вопрос... Мэт задумался: каким образом этот перспективный жених сколотил состояние? А еще, что скажет рыцарю его жена, если когда-нибудь узнает об этом ночном происшествии. Почему-то Мэту казалось, что даже собственная неверность мужу не способна усыпить в ней оскорбленные чувства -- в этом Мэт Паскалю не верил. На своем опыте Мэт знал, что многие люди считают свои маленькие грешки совершенно в порядке вещей -- вот все остальные, по мнению таких людей, ведут себя просто безобразно. Окна залил серый предутренний свет. Мэт стал будить Паскаля. -- Вставай, соня! -- бормотал он, тряся спутника за плечо. -- Хочу выйти пораньше! Паскаль приоткрыл один глаз, оценил освещенность или ее отсутствие и, закрыв глаз, простонал: -- Но еще даже не рассвело толком! -- Да, но нам надо пройти много миль, а мы же не хотим прийти на место изможденными, верно? Мы решили добраться до замка твоей кузины засветло, помнишь? На самом деле Мэту просто хотелось убраться из трактира раньше, чем туда спустятся рыцарь и дама. Теперь, когда он сам был женат, чужие интрижки воспринимались как-то болезненно. А почему -- на этот вопрос ему упорно не хотелось отвечать. Но не успел Паскаль подняться, как на лестнице появился рыцарь. Однако то был не рыцарь-победитель, а тот, что проиграл. И с ним была не дама, а одна из служанок. Она повисла на здоровой руке рыцаря и заливалась смехом -- рыцарь чем-то ее развеселил. Мэт понял, что совершенно неприлично таращится в их сторону и успел отвести глаза как раз в тот миг, когда рыцарь принялся оглядывать зал, одной рукой обнимая служанку. .Вторая, раненая рука, висела в импровизированной перевязи. -- У тебя видок, как у рыбы, которую зажарили к обеду, -- прошептал Мэт Паскалю. -- Давай-ка лучше вставай да пойдем отсюда поскорее! Паскаль действительно так выпучил глаза, будто бы ему на физиономию налепили глазунью из двух яиц. Он потряс головой, отвернулся и принялся складывать одеяло. Мэт последовал его примеру, радуясь тому, что появление рыцаря со служанкой не у него одного вызвало замешательство. Рыцарь, ухмыляясь, уселся к столу. -- Я бы сейчас коня своего сожрал! Ну или по крайней мере слопал бы столько, сколько мой конь! -- Еще рано, но я посмотрю, может, чего-нибудь горяченького вам и раздобуду, -- пообещала служанка и одарила рыцаря взглядом из-под опущенных ресниц. Рыцарь рассмеялся, в последний раз сжал ее пальцы, а она отвернулась и пошла на кухню, гордо запрокинув голову. Хору товарок, который обрушился на нее, она заносчиво ответила: -- Ревнивые сучки! Это вы из-за того, что никого из вас он не выбрал, а меня! -- А кто ж у нас еще такой прыткий найдется на ласки да ужимки? -- прыснула полногрудая служанка. -- Время-то хоть недаром потратила, скажи? Девушка самодовольно усмехнулась и гордо продемонстрировала подаренную ей брошку. -- Золотая! -- так и ахнула толстуха, перестала улыбаться и выпучила глаза. -- И еще монет отвалил, -- сообщила ей товарка. Остальные девушки принялись завистливо перешептываться. А счастливица снова запрокинула головку и, излучая гордость, отправилась за подносом. -- Вот как полезно проявить порой жалость к бедному раненому рыцарю, -- бросила она подругам. -- Ага, когда он богат и транжира к тому же, -- уточнила одна из служанок. -- Угу, и еще слепой, -- подлила яду другая. Сопровождаемая подобными издевками, служанка уставила поднос едой и питьем и удалилась к ожидавшему ее рыцарю, самодовольно усмехаясь. Она-то чувствовала, что увела лакомый кусочек из-под носа у товарок. И они, очевидно, чувствовали то же самое. -- Что-то мне расхотелось завтракать, -- сообщил Мэту Паскаль. -- Давай-ка купим хлеба и пожуем на ходу. -- Согласен, -- кивнул Мэт и отправился к хозяину, чтобы уплатить долг за постой и купить хлеба. Он порадовался: меровенсское воспитание пока не выветрилось из Паскаля. Вскоре они покинули деревню, почти не удивившись тому, сколько народа в такую рань уже было на ногах, судя по дыму, поднимавшемуся из труб, ну или из дыр в крыше, если говорить о крестьянских домишках. Паскаль -- тот этого как бы и вообще не замечал, а Мэт за несколько лет уже мало-мальски привык, что люди ложатся спать, как только стемнеет, и встают с рассветом. При дворе у Алисанды было еще более или менее ничего: там свечи горели чуть ли не до полуночи -- ими снабжал дворец королевский казначей. Но все равно Мэту до сих пор делалось не по себе, когда он вспоминал, что простой народ тут просыпается тогда, когда он в студенческие годы только ложился... Не успели они отойти от околицы, как позади послышалась мягкая поступь, Мэт обернулся... ну конечно, это был Манни. -- Славно перекусил? -- Неплохо, хотя пастух поначалу упирался. -- Упирался? Ты, надеюсь, его не слопал? -- Да нет, я не про то. Он вроде как в вашу пользу упирался. -- В нашу? -- непонимающе нахмурился Паскаль. -- Ну да. "Стой!-- он мне вопит. -- Я эту коровку продал менестрелю!" А я ему: "Он -- мой хозяин". А пастух тупой попался --ну ни в какую не желает верить, что такое чудище, как я, может кому-то служить, понимаете? -- Знаешь, у меня это тоже с трудом в голове укладывается, -- признался мантикору Мэт, --но я не возражаю, ты не думай. Прадедушка-волшебник небось сам не понимал, какое доброе дело творит, когда накладывал на тебя заклятие. Ну и что же с пастухом? -- Он упирался. -- Я же тебе говорил: его не есть! -- Да нет, он не то чтобы ко мне в пасть не хотел, он с моими словами не соглашался! В общем, я разозлился под конец и говорю ему, что корову ты купил для меня. Тогда он ушел, но, по-моему, все равно сомневался. Мэт вздохнул: -- Ясное дело. -- Правильно сделал, что ушел, -- похвалил неведомого пастуха Паскаль. -- Ну а ты? Потом спал небось без задних ног? -- А как же! Мне и на травке мягко! И с чего вы, люди, такие неженки -- вам перины да подушечки подавай! Не пойму я этого. И еще не пойму, с чего это вы мне не позволяете с вами по городам ходить? -- Для заработка вредно, -- объяснил мантикору Мэт. -- Мы же чего добиваемся? Мы добиваемся, чтобы народ к нам сбегался, а не от нас удирал. -- Ну, это ладно, как скажете, вот только мне сдается, что люди бы вам побольше деньжат выкладывали, только бы я убрался поскорее. -- И это верно, -- рассудительно проговорил Мэт. -- Но тогда они вряд ли были бы так разговорчивы, а меня очень интересуют всяческие сплетни. На самом деле, будь ты с нами рядом, мы вообще не услыхали бы ни слова. Манни горько вздохнул: --Смертные -- такой трусливый народец! Они, спору нет, жутко вкусные, но уж больно боязливые. -- Я с тобой согласен. Но пока что, Манни, давай оставим все как есть, если не возражаешь. -- Да с чего мне особо возражать-то! -- вздохнул мантикор. -- Лишь бы вы мне коровку покупали всякий раз, когда уходите по делам в город, а так-то чего. Но вы учтите: ежели что, так вы только свистните, как условились, и я -- тут как тут. Ну как феникс поет, помните? -- Помнить-то помню, -- отозвался Паскаль. -- Но откуда ты знаешь, как он поет? -- Ну как же! Я сам слыхал, как он вот так пел -- как раз перед тем, как загорелся! У Паскаля сразу стал испуганный вид. -- Не переживай, -- быстро успокоил его Мэт. -- Помнишь, ты ведь уже свистел так разок, ничего же не случилось! А другой феникс на этот свист, случаем, не откликнется, а? -- спросил он у мантикора. Мантикор пожал плечами: -- Кто знает? Я, правда, слыхал, что фениксы любят жить поодиночке. -- А может, это значит, что феникс вообще один-единственный, -- задумчиво пробормотал Мэт. -- Хотя... не знаю, может, мне даже и хочется на феникса поглядеть... -- Неужто? И что, тебе все равно -- на помощь он прилетит или чтобы навредить тебе? -- Ну не скажи, конечно, мне не все равно, -- откликнулся Мэт. -- Так, Манни, -- снова обратился он к мантикору, -- в общем, когда мы доберемся до дома, к которому направляемся, в силу вступит уговор, как если бы в деревню или в город вошли, -- идет? -- Идет, только чтобы мне под вечер жирного бычка выставлять, -- согласился мантикор. -- тогда я буду невидимым, как ветерок... Только знаешь, смертный, это так неприятно: чувствовать, что тебя никто, никто не любит... -- Ну а если я попробую разыскать для тебя мантикоршу? Глаза мантикора заблестели. -- Это... это еще лучше, чем бычок, будет! -- Учти, я ничего не обещаю, -- уточнил Мэт. -- Но справки наведу. И они зашагали по дороге. Мэт погрузился в размышления относительно сложностей в размножении мантикоров. ГЛАВА 9 Обитель Панегиры оказалась здоровенным сельским доминой за невысоким забором, окруженным широким, залитым водой рвом. Через ров был переброшен мостик. Ров поразил Мэта своей шириной, однако, приглядевшись, он понял, что сообразительный сквайр просто использовал речную излучину. Ему только и потребовалось прокопать перемычку, чтобы дуга превратилась в овал. Дом был сложен из дикого камня и окружен забором высотой не более четырех футов. Сам по себе, конечно, такой забор никак не мог защитить хозяев, но зато за ним вполне могли спрятаться лучники, вознамерившиеся отразить чье-либо нападение. -- Похоже, тут не больно-то уверены, что мир -- это надолго, -- поделился своими мыслями Мэт. -- Ну да. Ее прадед так не думал, -- ответил Паскаль. -- Тогда землю еще не поделили. Короли дрались за нее с графами. Мэт навострил уши. То, о чем сейчас сказал Паскаль, происходило в средние века в Италии. -- И что? Тогда у каждого семейства благородных кровей имелся вроде как свой собственный город? -- Ага, или на паях с другим благородным семейством, -- ответил Паскаль и удивленно глянул на Мэта. -- А я думал, что ты ничего не знаешь про Латрурию, сэр Мэтью. -- Да нет, кое-что я все-таки слыхал. И давай-ка воздержись от "сэра", ладно? Тут я просто менестрель. -- Как скажешь, -- согласился Паскаль. -- Только, честно признаться, когда я тебя просто по имени зову, я забываю о том, что ты знатного рода. Ты уж извини, если обижу ненароком. -- Не переживай, -- успокоил спутника Мэт. В свое время он привык, что с ним, профессором, фамильярничали старшекурсники. -- Если я не заслужу твоего уважения делами, что толку от моего титула? Паскаль нахмурился: -- Я бы сказал, что как раз те, кого уважают, больше всего и нуждаются в титуле. -- Возможно, хотя мне бы не хотелось, чтобы это было так. Что до меня, то меня такие мелочи мало волнуют. -- Он обернулся к мантикору. -- А тебе пора в лесок, дружище. -- Это куда же? -- прищурился мантикор и обвел взглядом ровную широкую долину, на которой росли только отдельные купы деревьев. -- И правда, не густо, -- согласился с чудовищем Мэт. -- Но я думаю, уж как-нибудь ты спрячешься. Мы неплохо заплатили пастуху, и он будет оставлять тебе по две освежеванные овцы вон у того большого камня. Так что ты больно далеко не забирайся, ладушки? -- Не буду, так и быть, только и вы уж там надолго не задерживайтесь, ага? Стадо-то у него, сами видели -- не больно разгуляешься. -- Я ему столько заплатил, что он и овец может прикупить, и внакладе не останется. Он сам так сказал. По-моему, он меня принял за атамана разбойников, у которого в засаде целое войско сидит. Так что вряд ли он нас надует. -- Да уж лучше бы не надувал, -- проговорил Манни, и Мэт подумал: то ли у чудища голос дрожит, то ли в животе заурчало. -- Слушайте, хватит вам: про овец да про овец. Так мяска хочется -- мочи нет! -- пожаловался Паскаль. -- Пошли, друг Мэтью, постучим в ворота. Но видно было, что торопится он совсем не потому, что проголодался. Вид у Паскаля был, как у рвущейся по следу гончей. Мэт бросил на него понимающий взгляд, но сказал только: -- Да, я тоже проголодался не на шутку. Пошли. Они прошагали по мостику. Мэт счел за добрый знак то, что на башенке у ворот не было дозорного. Кроме того, от него не укрылось: цепи, поддерживающие мостик, изрядно проржавели. Судя по всему, мостик не поднимали уже несколько лет кряду. Следовательно, в последнее время в здешних краях воцарились мир и покой. Вот они миновали башенку, представлявшую собой всего-навсего арку. Мэт обернулся посмотреть на Манни, но мантикор уже ретировался. -- Здравствуйте! Чего вам надо? Мэт резко обернулся и увидел мужчину с ведром и метлой. Тот стоял и смотрел на них с таким видом, словно не мог решить: не то осыпать их бранью, не то не стоит -- видно, не мог понять, что перед ним за люди, какого пошиба. Наверное, потом он все-таки решил, что гнать их не стоит, -- обратился с улыбкой к Паскалю и сказал: -- А вроде как я тебя знаю? -- Знаешь, конечно, -- обрадовался Паскаль. -- Мы виделись на встрече семейств прошлым летом, вот только как тебя звать, не припомню. Меня -- Паскаль де ла Тур. -- А, молодой господин Паскаль! Добро пожаловать, сэр... Вот только как это вы неожиданно нагрянули! А я-то всего-навсего Ансельмо, лакей, только вы меня навряд ли помните. Пойдемте, я проведу вас к сквайру дель Туру. Говорил лакей с сильным акцентом, но язык был тот же самый. По мере продвижения на юг ухо Мэта успевало, привыкнуть к местным говорам. Ансельмо поставил ведро на ступеньку крыльца, прислонил к стене метлу и повел молодых людей в дом. Привел он их в скромно, просто-таки по-спартански обставленную приемную, где они прождали всего несколько минут, прежде чем дверь распахнулась и на пороге возник полный седоватый бородатый мужчина в рубахе без ворота с короткими рукавами. Приветственно раскинув руки, он возгласил: -- Племянник Паскаль! Какая радость-то! Паскаль вскочил, и латрурийский сквайр тут же заключил его в объятия, судя по всему, подобные медвежьей хватке. Мэту даже показалось, будто бы он явственно расслышал треск ребер Паскаля. Затем хозяин отстранил родственника и с усмешкой смерил его взглядом. -- Да, как погляжу, ты весь насквозь пропылился. Видать, долго шел? Что за счастливая случайность привела тебя в мой дом? -- Ну, я того... решил, как говорится, на мир посмотреть, дядя Джузеппе, -- отвечал Паскаль. Ответил он как по маслу -- и не мог иначе. Он этот ответ репетировал, можно сказать, всю дорогу от самого Меровенса. -- Вот и подумал: начну-ка я с тех мест, где у меня хоть какая живая душа имеется. Ну а на летней встрече семейства вы с отцом вроде как приглашали друг дружку в гости. -- Приглашали, приглашали, как не приглашать! И я очень рад тебя видеть. -- Сквайр Джузеппе посмотрел на Мэта. -- А кто таков будет товарищ твой? -- Это Мэтью, странствующий менестрель. Он был так добр, что согласился пойти со мной. Я слыхал, что даже теперь неразумно путешествовать в одиночку. -- Это верно. И тебе еще повезло, что ты выбрал такого товарища, который не украл твой кошелек в первую же ночь. -- Сквайр пожал руку Мэта. -- Добро пожаловать, сэр, добро пожаловать! И спасибо, что сопроводили моего племянника! Ну а теперь пойдемте-ка, господа хорошие, я вам покажу свой дом. А потом вам надо будет помыться, а там и обедать сядем! С этими словами хозяин распахнул двери и вихрем промчался по дому, торопливо рассказывая про то, какой его предок и когда пристроил то или иное крыло, оснастил дом теми или иными удобствами, нарисовал картину или слепил статую. Казалось, этот человек не ведал усталости и совершенно забыл, что его гости устали с дороги. И когда наконец они попали в комнату для гостей, Мэт повалился в кресло с тяжким вздохом. -- Все! Теперь я знаю, что такое агрессивное гостеприимство! -- Он жадно глянул на медный умывальник, но сказал: -- Паскаль, ты, пожалуй, мойся первый. Тебе одеваться дольше. И когда же мы увидим этот бриллиант в женском обличье -- твою драгоценную кузину? -- За обедом, -- ответил Паскаль. Он уже сбросил половину платья. Движение его стали суетливыми и дергаными. -- Не могу дождаться, Мэтью! Прошло больше года, наконец-то я снова увижу ее! -- Понятно, -- откликнулся Мэт. Ему хотелось верить, что парень не зря проделал такой долгий путь. -- Вашему величеству ни в коем случае нельзя ехать! -- воскликнул доктор. Его седая борода дрожала от волнения. -- Я прочел руны, я смотрел в чашу, куда капнул каплю вашей крови, -- сомнений нет! Я видел дитя, что зреет внутри вас! Вы носите в себе дитя и поэтому не должны рисковать им, отправляясь в поход! -- Если я смогу избежать риска, я избегу его, -- отвечала Алисанда с непоколебимой решительностью. -- Но я должна ехать, ибо в противном случае дитя рискует остаться без отца! Лицо доктора превратилось в трагическую маску. -- Тогда... поезжайте хотя бы в портшезе! -- умоляюще проговорил он. -- Что?! -- возмутилась королева. -- Чтобы воин ехал на битву в носилках? Кто же такого воина станет уважать? -- Я слыхал, что раненые рыцари, бывало, управляли боем с носилок, укрепленных на спине у коней. -- Я не ранена! -- Не ранены, но будете ранены, если не позаботитесь о себе. Ваше величество, ну хотя бы не верхом, хотя бы в дамском седле! Алисанде нестерпимо хотелось одарить доктора гневным взглядом, но она не могла так поступить с человеком, который проявлял столь искреннюю заботу о ее здоровье. Она опустила глаза. -- Хорошо, господин ученый доктор. Я поеду в дамском седле. До битвы. -- А на битву-то вам зачем? -- всплеснул руками доктор. -- Не надо на битву! На что тогда нужны полководцы? Алисанда, сверкая глазами, уставилась на доктора. -- Разве королевы не обязаны быть и полководцами? -- Обязаны, ваше величество, но не тогда, когда они готовятся стать матерями. -- Я пока еще не мать, -- пробормотала Алисанда, потупив взор. Однако доспехи она надевала с тяжелым сердцем. Она так и не надела их до конца. Вынуждена была снять -- доспехи не сходились на талии. Когда она в конце концов облачились в походное платье, фрейлины вздохнули и пошли за королевой к дверям, сокрушенно покачивая головами и понимая, что все их увещевания бесполезны. Как только королева появилась во внутреннем дворе, воины тут же подтянулись и приветствовали свою повелительницу криком. На королеве был плащ с капюшоном и легкая кольчуга, на голове блестела боевая корона. Мгновение Алисанда смотрела на свое войско, и в груди ее шевельнулась былая гордость. Потом она повернулась к груму, который придерживал стремя ее скакуна. Королева кивнула ему и, ступив в стремя, села на коня. Войско снова радостно вскричало. Алисанда приветственно помахала рукой, отвечая своим воинам, и воскликнула: -- Воины мои! Наш верховный маг мог попасть в беду, ибо он движется к югу, дабы узнать, что за черные дела творятся в королевстве Латрурия. Мы поскачем на юг, дабы быть наготове на тот случай, если он узнает что-нибудь ужасное! Будет война или будет мир, но мы не можем ждать, покуда это за нас решат латрурийцы. И снова двор замка огласился могучим кличем. А потом седеющий сержант завел куплет боевого марша. Королева улыбнулась и подхватила марш. Но как только отзвучали последние слова, во двор на верховой дамской лошадке выехала леди Констанс в легкой кольчуге и плаще с вышитыми родовыми гербами. Королева удивленно воззрилась на свою фрейлину. -- Миледи! Что это значит? -- Если вы решили ехать, ваше величество, когда вам ехать нельзя, значит, я должна ехать с вами, -- ответила леди Констанс. -- И не пытайтесь меня отговаривать! Я все равно поеду с вами, хотите вы этого или нет! Должна же быть рядом с вами хотя бы одна женщина в такое-то время! Алисанда чуть было не приказала фрейлине вернуться в замок, однако слова приказа так и не сорвались с ее губ: она вспомнила, что в поощрении верности своих подданных есть смысл. Услуги леди Констанс отвергать не стоило. В конце концов Алисанда -- владыка, но не деспот. В итоге королева заставила себя улыбнуться, то есть она так думала, что заставляет себя улыбнуться, а улыбка вышла искренней и радостной. -- Но вам, миледи, вряд ли стоит подвергать себя таким опасностям. -- Если вы, ваше величество, собираетесь подвергать себя опасностям, то и я с вами. -- Что ж, с радостью принимаю ваше общество! -- воскликнула королева с сияющими глазами. -- Ну, в путь! Итак, королева отправилась в поход в дамском платье, чего раньше не делала никогда. Поверх платья -- только легкая кольчуга, и на голове -- походная корона. Правда, позади седла была приторочена кольчуга более плотного плетения, поверх которой лежал шлем. Королева ехала в дамском седле, но ехала гордо, высоко держа голову, и ее белокурые волосы развевались по ветру, словно знамя. Рыцари и пехотинцы приветствовали свою повелительницу радостными криками, а после, пропустив ее вперед, тронулись следом и завели древнюю походную песню. Войско выехало изворот, преодолело подъемный мост, прошагало по извилистой дороге на равнину и дальше, дальше... Воины распевали походные песни. Минул примерно час, когда войско Алисанды добралось до невысокой цепи Холмов, замыкавших долину, и королева увидела на фоне неба одинокого всадника, закованного с ног до головы в латы. Он не трогался с места и поджидал войско. Сердце Алисанды радостно забилось. Они подъезжали все ближе к всаднику. Вот уже стали видны черты его лица, однако доспехи рыцаря оставались черными, на них не было никакого герба. Алисанда поняла: это он! -- Сэр Ги де Тутарьен! Какая радостная встреча! -- Я тоже рад, ваше величество, -- ответствовал сэр Ги и склонил голову перед королевой -- так кланяются друг другу равные. -- Но почему же вы не заехали навестить свою супругу? -- Мы с ней уже попрощались, -- ответил сэр Ги, пристроился в колонне позади королевы, и войско приветствовало его радостным кличем. Он обернулся, помахал воинам и сказал Алисанде: -- Зачем разрывать ей сердце, когда через час мне снова трогаться в путь. А что с вашим супругом, ваше величество? -- Что с ним может быть, если я держу путь к югу? -- насмешливо проговорила Алисанда, но лицо ее тут же стало взволнованным. -- Но скажите мне, сэр Ги... гонец что-то говорил о знахаре Савле... Сэр Ги сочувственно глянул на королеву. -- Я его разыскал, ваше величество, и говорил с ним. Леди Анжелика здорова, они действительно поженились, но пока у них нет детей. "Что ж, -- подумала Алисанда, -- хотя бы от них я не отстала". -- Это добрые вести, сэр Ги, но придет ли он нам на помощь в поисках лорда Мэтью? Сэр Ги вздохнул: -- Увы, боюсь, что нет. Он продолжает твердить, что терпеть не может общество... -- А леди Анжелика твердит, что это не так, и старается его отучить от человеконенавистничества, -- сухо добавила Алисанда. -- Но чем он таким занят, что отказался ехать с вами? -- Он называет это "исследованиями". -- Да? И что же он исследует? -- Вот на этот вопрос я в силах ответить. Он добивается своей прежней цели. -- Неужели? Он по-прежнему пытается изобрести магию, которая действовала бы, не прибегая к помощи Добра и Зла, Бога и Сатаны? -- Все правильно, -- кивнул сэр Ги сокрушенно. -- Он с головой ушел в занятия и говорит, что прервет их только в том случае, если возникает дело "чрезвычайной срочности", -- так он и сказал. -- Но ведь сейчас именно такое дело! -- Пока Мэтью не грозит смертельная опасность, ваше величество, -- сказал сэр Ги и вынул что-то из-под нагрудника -- какой-то шарик на цепочке... Рассмотрев его получше, Алисанда увидела, что шарик весь испещрен крошечными дырочками. -- Чародей Савл дал мне вот этот талисман, -- пояснил сэр Ги. Алисанда нахмурилась и пристально посмотрела на шарик. -- Внешне -- ничего особенного, хотя красиво блестит и видно, что серебряный. А что в нем толку? -- Этот талисман изготовил чародей Савл и сказал, что с его помощью мы сможем вызвать его, если сэру Мэтью действительно будет грозить опасность. Алисанда еще внимательнее рассмотрела маленький шарик. -- Интересно, как это мы сможем его вызвать? Там и язычка-то нет, стало быть, это не колокольчик! -- Верно, но, если мы произнесем нужные слова, он заговорит, -- заверил Алисанду сэр Ги. -- Тогда точно такой же шарик, который Савл носит на ремне, зазвенит, а точнее, запищит. Тогда, как обещал чародей Савл, он сможет с нами переговорить, и в том случае, если Мэтью действительно будет в беде, Савл примчится ему на помощь со всей приличествующей чародею скоростью. -- Замечательно, -- буркнула Алисанда. -- И что же это за магические слова? -- Набор цифр, -- ответил сэр Ги и нахмурился -- судя по всему, эти цифры для него ничего не значили. -- Девять, один, один. -- Девять, один, один? -- недоуменно повторила Алисанда. -- Интересно, что же это за магическое сочетание цифр? Закатное солнце прекрасно освещало зал, однако посередине стола ждали своего часа четырехрожковые канделябры. По залу сновало с десяток членов семейства, весело переговариваясь друг с дружкой. Сквайр Джузеппе ввел Паскаля и Мэта и возгласил: -- Сыновья и дочери мои? Послушайте! Все замерли и обратили к сквайру любопытные взгляды, впрочем, мгновенно переведя их на Паскаля и Мэта. Мэт понял -- их особы были предметом оживленнейшей болтовни в доме весь вечер. Одна из девушек протиснулась между двумя молодыми людьми, чтобы лучше разглядеть гостей, -- белокурая красавица в шелковом платье с оборочками. Длинная коса лежала на ее молочно-белом плече, большие синие глаза искали Паскаля. А Паскаль, увидев ее, остолбенел и теперь напоминал гончую, сделавшую стойку. Мэт пригляделся к девушке повнимательнее -- судя по всему, это была Панегира. По крайней мере красота ее была такова, что стоила всей болтовни Паскаля. О том, что она собой представляет как личность, Мэт пока судить не решался. Как только все были представлены друг другу и расселись за столом, Паскаль прошептал на ухо Мэту: -- Мне нужно остаться с ней наедине! -- Спокойно, дружище, спокойно, -- пробормотал Мэт уголком рта, ухитряясь при этом улыбаться тем, кто сидел напротив. -- Поспешишь ---и нас вышибут отсюда. Жди, и ты дождешься своего шанса. -- Да нету времени! -- срывающимся шепотом отозвался Паскаль. -- Ее же могут замуж выдать через неделю, если не скорее! Надо же действовать! -- Это кажется мне маловероятным, -- ответил Мэт своей соседке слева. -- Вы считаете союз Латрурии и Меровенса маловероятным? --- переспросила дама. -- Почему же? -- Тут дело в доверии, -- пояснил Мэт. -- Ведь столько времени вы были нашими врагами, и нескольких лет явно недостаточно, чтобы поверить, что у твоего бывшего врага только добрые намерения. -- А мне ты собираешься отвечать? -- надрывно Прошептал Паскаль. -- Гм? -- удивленно воззрился на своего спутника Мэт и шепнул: -- Слушай, веди себя прилично и успокойся, иначе тебя вышибут отсюда -- десерта не дождешься! -- Ну, если я отойду с ней в сторону, ты сможешь хотя бы компанию отвлечь? -- Это пожалуйста,-- вздохнул Мэт. -- Но если соберетесь бежать, не жди, что я буду держать лестницу. -- Лестницу? -- удивилась соседка слева. -- Я... говорю о дипломатической лестнице, -- быстро нашелся Мэт и повернул голову к соседке. -- Когда каждая Ступенька -- это очередное продвижение на пути к взаимному доверию. А потом должны вступать в силу договоры: культурный обмен там, торговые соглашения, ну и так далее. И когда доберешься до верха, вот тут и образуется самый прочный союз. -- Может быть, даже династический брак? -- упорствовала пожилая соседка Мэта. Мэт наигранно рассмеялся: -- Да, но тут придется подождать, пока король Бонкорро женится и в обоих королевских семействах подрастут детишки! -- Однако королева Алисанда вполне могла бы избавиться от этого шарлатана-простолюдина, своего мужа. Всего секунду -- о, всего секунду -- Мэт жег взглядом свою соседку. -- Ты хоть до десерта продержись, -- пробурчал еле слышно Паскаль. Мэту снова пришлось наигранно рассмеяться: -- О, не думаю! Вряд ли, ведь она без ума от него! -- Вот-вот. Обезумела, -- высказала свою версию пожилая дама. Мэт сдержался, но чего ему это стоило! Да, понял он, здесь надо вести себя осторожно, очень осторожно. Как только подали десерт, сквайр откинулся на спинку стула и провозгласил: -- Менестрель Мэтью! А не споете ли вы нам песенку? -- Что ж, с удовольствием, -- неторопливо отозвался Мэтью. -- Но может быть, для желудка полезнее было бы сначала немного поплясать? Вероятно, его предложение прозвучало для сквайра как чистой воды сумасшествие, но зато молодежь восприняла слова Мэта с полным восторгом. Они тут же повскакивали из-за стола и принялись освобождать место для танцев. -- Не так быстро! Не торопитесь вы так! -- запротестовала пожилая дама, соседка Мэта. -- Дайте же мне встать и отойти! -- Ладно, но вы тоже поскорее давайте! -- воскликнул сидевший по другую руку от дамы молодой человек. -- Посуда! -- в ужасе вскричала жена сквайра. -- Смотрите не разбейте посуду... О! -- Последнее восклицание прозвучало вслед за звоном разбившейся тарелки. -- Раз вы решили убрать столы, так уберите сначала со столов! -- прогремел бас сквайра. -- Да уж приберем! -- фыркнула одна из девушек. -- Только для этого прислуга имеется вообще-то! -- Так дайте прислуге время прибраться! -- Нет, уж лучше мы сами все сделаем -- быстрее будет! -- выкрикнула другая девушка. Мэт встал из-за стола и испуганно попятился. -- Прошу прощения, -- извинился он перед сквайром. -- Никак не ожидал, что поднимется такая суматоха. -- Да вы тут, пожалуй что, ни при чем. Они теперь все время такие. Скоро убранные столы отодвинули к стенам, молодежь собралась посередине зала, и один из юношей выкрикнул: -- Сыграйте нам рил[4]! -- Нет, лучше джигу! -- возразил другой. -- Тогда уж хорнпайп[5]! -- крикнул третий. -- Хорнпайп -- это матросский танец, балда! -- пристыдила его девушка. -- А джигу танцуют только крестьяне, чтоб ты знала, -- огрызнулся юноша. -- Хотя ты такая неуклюжая, что тебе все равно не станцевать ни то, ни другое. -- А ну, перестань с ней так разговаривать! -- крикнул какой-то парень и загородил собой девушку. -- Друзья, друзья! -- урезонил молодых Мэтью. -- А давайте так: я сыграю мелодию, а вы уж сами решите, что это за танец! Его предложение восторга не вызвало, но Мэт уже заиграл мелодию "Когда святые маршируют", так что молодым ничего не оставалось, как только мало-помалу уловить ритм и пуститься в пляс. Старинный спиричуэл странно звучал на лютне, но поскольку слов этой песни здесь никто не знал, то никто и не протестовал, что танцевать под песню с такими словами грешно Мэт решил, что затанцевали молодые люди все-таки рил -- во всяком случае, какой-то быстрый танец, при котором пары движутся строем, друг за дружкой. Не успел Мэт извлечь из лютни последний аккорд, как один из молодых людей выкрикнул -- Слишком вяло! Подбавь-ка жару, менестрель! -- Что такое? -- притворно удивился Мэтью -- Неужто вы вздумали разогнать ваших привидений? Зря он так пошутил -- все тут же, как по команде, оглянулись через плечо -- Привидения у нас, конечно, имеются, -- ворчливо проговорил сквайр. -- Причем про которых мы вспоминать не любим. Так что сыграй-ка что-нибудь повеселее, менестрель, а не то я тебе выделю комнату с призраком на ночь! Мэт подумал, уж не будет ли компания призраков посговорчивее, чем компания живых хозяев дома, но сказал. -- Как скажете, ваша честь, -- и заиграл изящную мелодию, популярную в Бордестанге. Молодые люди удивленно переглянулись, потом закивали в такт, разулыбались, повернулись друг к другу лицом и затанцевали нечто такое, что, по мнению Мэтью, со временем вполне могло превратиться в менуэт. Закончив танец, одна из девушек крикнула: -- Чудесная мелодия. А слова есть? -- Есть, -- ответил Мэтью. -- Могу спеть. Куда ты пропала, невеста моя Наверно, сбежала в чужие края Мне скучно, мне грустно, спрошу не тая Жива ль ты вообще-то, невеста моя А вдруг ты, невеста моя, не жива А вдруг над тобой зеленеет трава? И весело птички поют по весне Тогда ты навряд ли вернешься ко мне -- А ну-ка, подпевайте! -- выкрикнул Мэт и повторил последнюю строчку Ответом ему был еле слышный ропот, и он крикнул: -- Я вас не слышу Молодежь ответила ему чуть погромче, тогда Мэт повторил последнюю строчку еще раз, крикнул "Как вы сказали?"-- и сделал вид, будто бы прислушивается -- Тогда ты навряд ли вернешься ко мне! -- ответил Мэту хор рассерженных голосов. "Ох, -- подумал Мэт, -- ну и зануды тут собрались!" Приземистый сквайр с хорошо очерченным брюшком, одетый в бархатный камзол и кружевную сорочку, которую, впрочем, успел заляпать жирными пятнами, выругался и проворчал: -- А ничего более подходящего нету? -- Сквайр Бесценини собирается жениться на моей дочери, -- объяснил Мэту хозяин -- И уж конечно, ему неприятно слушать, что чья-то невеста убежала, да к тому же еще, может, и померла. Собирается жениться на дочери! Мэт получше пригляделся к сквайру Бесценини Седоватый, годков пятидесяти, не моложе, маленькие свинячьи глазки, вместо носа -- пипка какая-то, жиденькая бороденка От одной мысли о том, что Панегира вступит в брак с этим старым сатиром, Мэту стало дурно. Однако он заметил, что Паскаль отвел девушку в сторонку и занял каким-то разговором, посему счел за лучшее перейти к следующему куплету: Но верится мне, что невеста моя Жива и не смылась в чужие края. Пошла она просто в лесок погулять Цветочков весенних букетик нарвать! На этот раз хор дружно подхватил последнюю строку, и Мэт, окрыленный успехом, завел новый куплет: Давно я, жених мой, не вижу тебя! И верно: нельзя разлучаться, любя! Ночами я вижу тревожные сны, Как будто бы ты не вернулся с войны Иль где-то еще ненароком убит И в землю сырую навеки зарыт. А может, ты даже лежишь под водой? Увижу ль тебя я, единственный мой?! Хор не очень охотно подпел Мэту при повторе последней строки -- все, кроме сквайра Бесценини. Этот побагровел и буркнул: -- Ты, менестрель, видать, решил тут всех отправить в могилы! Стало тихо-тихо. Все семейство смотрело на сквайра. -- Прошу прощения, ваша честь, -- извинился Мэт. -- Вот не знал, что у вас есть сын. -- Нету у меня никакого сына! Только ты явно намекал на человека моего возраста! Мэт улыбнулся с нескрываемым облегчением: -- О нет, добрый сквайр. О возрасте там не было и речи! И пока сквайр не успел опомниться, Мэт ударил по струнам и громко пропел последнюю строку. Молодежь вопреки его ожиданиям дружно подхватила: "Увижу ль тебя я...", -- продемонстрировав редкостное единодушие. Мэту показалось, что молодые не прочь позлить сквайра Бесценини. Тот уже, весь лиловый от злости, приготовился в очередной раз что-то возразить, однако по лицу хозяина было видно, что его гораздо больше забавляет согласие в семействе -- судя по всему, вещь редкостная для этого дома. Паскаль и Панегира тем временем отправились к занавеси, за которой скрывался коридор, и Мэт решил, что пора как следует занять хозяев и дать им почву для размышления. Жили-были два семейства За рекою, возле гор. Жили-были, не тужили И дружили с давних пор. Так дружили, что казалось, Не разлить их и водой -- Это Хэтфилдов семейство, И соседи их, Мак-Кой. Как-то раз, труды закончив, В город дружною гурьбой Вместе вышли поразвлечься Братья Хэтфилд и Мак-Кой. Крепко выпив без закуски, В кабачке пустились в пляс. Что за танец был, не знаю, Но, видать, не па-де-грас! Был ли скользкий пол виною Или кто-то перепил -- Врать не стану. Но Мак-Кою Хэтфилд палец отдавил. И пошло,тут, братцы-други, Хоть ложись и волком вой: Через пару дней соседу Прострелил башку Мак-Кой. Вслед за тем Мак-Кой-папаша Вывел войско на покос, Чтобы, значит, отыграться. Но случился перекос: Возле хэтфилдова сада, Под прикрытием плетня, Ожидала их засада, Грозно вилами звеня. Мэту удалось целиком и полностью завладеть вниманием аудитории. Вот только выражения лиц слушателей ему не очень-то нравились -- такого он не ожидал. Но песня была в самом разгаре, и он не мог взять и бросить ее на самой середине, а Паскаль с Панегирой уже исчезли за занавеской, поэтому Мэт счел за лучшее допеть до конца. Балладу он допел, причем уничтожению обоих семейств посвятил больше подробностей, чем их имелось в оригинале. Как только Мэт поведал слушателям о том, как папаша Хэтфилд, после смерти попавший в ад, встретился там с чертом, все явственно задрожали и принялись пугливо оглядываться. Когда Мэт закончил повествование, сквайр-хозяин поинтересовался: -- Стало быть, менестрель, Паскаль рассказал тебе историю нашего дома? -- Нет, дядя, я ничего не рассказывал, -- откликнулся Паскаль, который на последних строчках баллады появился в зале в сопровождении Панегиры. Та зарумянилась и была чем-то очень довольна. А вот у Паскаля вид был такой понурый, что сердце у Мэта ушло в пятки. Паскаль явно нуждался в моральной поддержке, и Мэт поторопился: -- Да-да, ты мне, Паскаль, не рассказывал, что у вас здесь водятся призраки. Паскаль глянул на Мэта, но не понял, к чему тот клонит. -- Призраки? Ну... а как им тут не быть? В старых домах они всегда водятся. Мэту было ужасно любопытно, что же такого сказала Паскалю Панегира, но он, конечно, не мог вот так взять и спросить друга об этом. Пришлось продолжать разговор о призраках. -- Это понятно, вот только признаюсь, большинство из тех призраков, про которых мне рассказывали, не были злобными, их просто неправильно понимали. Паскаль вздрогнул и мигом стряхнул угрюмое настроение. -- Что ты! Только не здешний призрак? Он, наверное, самый ужасный из всех призраков на свете! -- Верно, -- довольно-таки спокойно проговорил сквайр. -- И к тому же ты его не видел, ты только слыхал о нем. -- Он повернулся к Мэту: -- Мы считаем, что это призрак моего предка Спиро, того самого, который выстроил этот дом. Наверное, он думает, что он до сих пор тут хозяин. -- Что, не желает уходить? -- Ушел бы, если бы смог. Но он приколдован к той комнате, где умер. Мэт усмехнулся: --К той самой, куда вы хотели меня отправить ночевать, если бы я провинился, да? -- О нет, на самом деле я бы, конечно, не сделал этого! -- прижал руки к груди хозяин, но Мэт ему ни капельки не поверил. Оказавшись в конце концов в отведенной ему комнате, Мэт не сумел ни к чему придраться. Похоже, комната действительно предназначалась для гостей, поскольку тут явно впопыхах прибирались, а копоти в камине собралось столько, что ее слой просто-таки просился на радиоуглеродное датирование. Древние гобелены на стенах, казалось, того и гляди рассыплются, но вышивка была чудесная -- стоило полюбоваться. На одной стене висела неплохая картина, вот только обнаженные красавицы, на вкус Мэта, смахивали на женщин из каменного века. Поразмыслив о том, почему его выселили из комнаты Паскаля, Мэт решил, что, вероятно, это было сделано по просьбе Панегиры. Мэт, в общем, не возражал, поскольку Паскаль во сне довольно внятно похрапывал. Только Мэт принялся раздеваться, как послышался стук в дверь. Мэт замер, не успев расстегнуть первую пуговицу, и тихо спросил: -- Кто там? -- Паскаль, -- послышался приглушенный голос. -- Впусти меня, умоляю! Вот называется выселили! Мэт подошел к двери, отодвинул защелку и впустил Паскаля. -- А я думал, что ты собирался провести ночь в другом месте. -- Мэтью! -- возмущенно вытаращил глаза Паскаль. -- Неужели ты подумал, что честная девушка Панегира могла бы... -- Нет-нет, про нее я ничего не думал, я думал, что вот ты мог бы... -- И Мэт, защищаясь, поднял руку, дабы предотвратить поток протестов. -- Но теперь я вижу, что ошибся. Нет-нет, конечно, как ты мог бы сделать такое... с ней, я хотел сказать. Ну а о чем же вы говорили? -- Увы! -- выдохнул Паскаль и мешком опустился на кровать, обхватив голову руками. -- Она призналась, что я ей не противен, я ей даже нравлюсь, но она не нарушит волю отца! -- Значит, она не согласна бежать с тобой, да? -- Да, не согласна и говорит, что содрогается при мысли о жизни в нищете даже те несколько лет, покуда я смогу заработать и создать для нас достаток. Мэт полагал, что на это уйдет больше, чем несколько лет, -- по крайней мере для создания такого достатка, который Панегира считала бы приемлемым. -- Значит, она любит пожить на широкую ногу? Паскаль отрывисто кивнул. -- Не сказать, чтобы она обожала роскошь, но мысль о нищете ее пугает, и еще она боится за меня -- что, дескать, будет со мной, если ее отец нас изловит. Что ж, девушка хотя бы была честна и откровенна, правда, немного приукрасила свои чувства. Но... если чувства Паскаля такое приукрашивание ласкало, то... -- А сквайр Бесценини? От мысли о нем ее в дрожь не бросает? Паскаль поежился. -- Она твердит, что считает его красивым, хотя я никак в толк не возьму почему! -- Есть женщины, которым нравятся мужчины постарше, -- медленно проговорил Мэт. -- Даже такие мужчины, что годятся им в отцы. То ли таких женщин тянет к силе, то ли к богатству. Для них это значит, что такой мужчина будет хорошим, так сказать, добытчиком. Это возможно, Паскаль. Правда, положа руку на сердце, Мэт не сказал бы, что в случае с Панегирой дело обстоит именно так. Молодой человек застонал и снова обхватил голову руками. -- Она думает, что он станет для нее послушным котеночком, что она сумеет уговорить его побывать вместе с ней при дворе короля Бонкорро! -- Чего только не способны сделать мужчины ради хорошенькой женушки! -- вздохнул Мэт. -- Но чтобы этот тип вывез ее ко двору... вряд ли. Он ведь простой сквайр в конце концов. Нет, Паскаль, она может и передумать. -- Но что заставит ее передумать? -- воскликнул Паскаль. -- Рыцарство, -- внятно и неторопливо проговорил Мэт. Должен же он подарить парню хоть искорку надежды. -- Нужно стать либо рыцарем, либо оруженосцем, готовящимся в рыцари. -- Верно! -- выпалил Паскаль, и глаза его сразу загорелись. -- Женщины просто преклоняются перед военными. А уж рыцарь -- это точно будет получше, чем престарелый сквайр, которому впереди уже ничего не светит. "Престарелым" сквайра Бесценини Мэт все же называть бы не стал, однако он не собирался мешать Паскалю выпускать пар. -- Это верно, -- подтвердил он. -- На женщин всегда притягивающе действует военная форма, даже тогда, когда она выкована из железа. На деле Мэт не слишком-то верил, что Паскалю удастся быстро подняться на ступень вверх по социальной лестнице, да и Панегира вряд ли обратит на это внимание, даже если попытка Паскаля стать рыцарем и окажется удачной. Судя по ее словам, она все-таки скорее предпочла бы пожилого богатого сквайра, нежели нищего молодого рыцаря. В общем и целом Мэт полагал, что Панегира не стоит той преданности, с которой к ней относился бедняга Паскаль. Но любовь и разум -- две вещи несовместимые. Вдруг пахнуло холодком, и свеча погасла. Мэт замер во внезапно наступившей темноте и спросил осторожно: -- Паскаль? -- А? -- отозвался тот дрожащим голосом. -- Я разве оставлял окно открытым? -- А в этой комнате вообще нету окна! Мэт только и успел подумать, что у хозяина дурацкое чувство юмора, как послышался слабый стон, в мгновение ока этот стон усилился, объял комнату и стал таким оглушительным, что заболели барабанные перепонки, а от кровати поднялась и нависла над Мэтом и Паскалем бледная фигура. Призрак ухмылялся, и по бороде его текли слюнки. Привидение было мужского пола. На нем поверх туники, подпоясанной широким мечом, был наброшен плащ, на груди красовался медальон на толстой цепочке. Вместо глаз чернели дыры, рот являл собой узкую щель. Но вот призрак перестал ухмыляться, открыл рот пошире, обнажились острые зубы. Призрак поднял над головой руки, его ногти превратились в хищные когтищи, готовые разорвать любого на части. Паскаль вскрикнул и полез под кровать. Но оттуда кто-то завыл так жутко, что Паскаль начал резво пятиться задом, страшно крича. Следом за ним из-под кровати выскочила призрачная псина размером с немецкую овчарку. -- Спрячься за меня! -- прошипел Мэт и на всякий случай встал между Паскалем и собакой -- вдруг бы Паскаль со страху его не понял. -- Паршивец! -- выругался призрак, но дал собаке знак, и та бросилась к Мэту и вцепилась зубами ему в икру. Мэту, конечно, стало страшно, но он постарался внушить себе, что эктоплазма -- вещество, из которого состоят призраки, -- не взаимодействует с протоплазмой, и в итоге почувствовал не боль, а всего лишь холодное прикосновение. Стараясь не думать об этом, он громко продекламировал: Спаси нас, Господи, от призраков ужасных, От привидений и собачек бестелесных. Пускай они исчезнут безвозвратно И впредь не возвращаются обратно! Заклинание сработало! Собака завизжала так, словно у нее сломался хвост в пяти местах сразу, и почти одновременно с недовольно ворчащим призраком исчезла. Минуту стояла полная тишина. -- Друг Мэтью! -- наконец нарушил молчание Паскаль дрожащим от страха голосом. -- Я здесь, -- отозвался Мэт, стараясь придать своему голосу уверенность. -- Стой на месте, Паскаль, сейчас я зажгу свечу. -- Нет, не зажигай! -- послышался возмущенный голос призрака. -- Убирайтесь вон из моей опочивальни! Ибо даже ваш Б... даже ваши молитвы не спасут вас от моего гнева! -- Ой, перестань! -- нарочито небрежно бросил Мэт. -- Если бы ты мог выстоять против Господа... -- Призрак застонал, как от боли. -- ...то ты бы не стал удирать, как только услыхал это слово! -- закончил фразу Мэт. -- А ведь это всего лишь слово. Я ведь даже не сказал точно, к кому обращаюсь! А представляешь, что бы я мог с тобой сотворить, если бы назвал имя Господа? -- А что бы я тогда с тобой сотворил бы, у-у-у! -- заявил призрак, но угроза прозвучала как-то не слишком убедительно. То есть настолько не убедительно, что Мэт ее попросту пропустил мимо ушей. -- Кстати, а чего это ты так раскипятился? Уж ты-то должен был разобраться, что мы тут просто в гостях! -- Тот человек, что с тобой, он моей крови! -- Вот чушь! Какая там у тебя кровь? Никакой крови у тебя не осталось! -- На самом деле Мэт гадал, как это призрак догадался, что Паскаль -- его родственник. В чем тут дело? Неужели эктоплазма хранит генетическую память? Или призраки способны читать коды ДНК? -- А если и так, то ты, стало быть, знаешь, что он тут не живет, а раз мы гости, то выбирать нам не приходится -- какую комнату дали, в той и ночуем. А потом, с чего это ты тут хозяйничаешь-то? -- Я построил этот дом! -- И завещал своему сыну, -- закончил за призрака Мэт. -- Так в чем же дело? Уж не поторопился ли он получить наследство? В комнате на миг стало тихо-тихо и жутко. А потом призрак спросил голосом, способным остудить кровь в жилах: -- Откуда ты знаешь? ГЛАВА 10 -- Просто догадался, -- быстро ответил Мэт. -- А потом тебе удалось свести старые счеты, хотя, наверное, не стоило этого делать... -- Не стоило? -- едко проговорил призрак. -- Он смеялся над моим гневом, он потешался над моей болью! -- Да, молодое поколение во все времена не уважает старших. И ты не смог с ним встретиться после его смерти? -- Нет. Он не привязан, как я, к своей комнате. Его душа упала в бездну, словно камень. О, как она кричала, когда падала! Такова была моя месть. -- Но зачем тогда ты пытаешься выместить зло на всяком, кто пытается уснуть в твоей спальне? -- Если бы ты пострадал столько, сколько пострадал я, ты бы тоже кидался на всякого, кто окажется поблизости! Мэт поежился. -- Надеюсь, со мной такого не произойдет. Неужели это все? Просто у тебя жутко мерзкий характер? Призрак уставился на Мэта пустыми глазницами, в которых мерцал зеленоватый огонь. -- А что еще? -- Ну, скажем, тебе охота пообщаться, -- ответил Мэт. -- Но если так, то я тебя не понял. Призрак стоял и пялился на Мэта. А Мэт почувствовал, что попал в точку. Его даже зазнобило. -- Не выполнено одно обещание, -- наконец провещал призрак. -- И ты думаешь, что нынешние твои потомки способны выполнить его, если разберутся, что к чему? Знаешь, ты что-то не вызываешь к себе сочувствия! -- Верно, но должны же они хотеть избавиться от меня! -- И этого достаточно, чтобы порыться в семейных историях и понять, почему ты стал призраком, -- понимающе кивнул Мэт. -- Что ж, я, видишь ли, здесь остановился всего на одну ночь, и разбираться в ваших неурядицах у меня нет времени. Может быть, ты просто скажешь мне, в чем дело? Призрак сердито зыркнул на Мэта, но все же ответил: -- Я -- Спиро, первый хозяин этого дома. Я построил его, но я не собирался вечно слоняться здесь! -- В таком случае, -- сказал Мэт, -- твои намерения целиком и полностью совпадают с намерениями нынешнего хозяина дома. Уверен, он бы с удовольствием заполучил эту комнату, хотя... знаешь, он ею пользуется, когда хочет припугнуть тех, кто, по его мнению, ведет себя вызывающе. Голова призрака гордо запрокинулась. -- Хочешь сказать, что он из меня жупел делает? Пугало? Ах он трус, ах он мерзавец эдакий, да... -- Он просто унаследовал традицию, -- сказал Мэт, оборвав поток возмущений. -- Думаю, он просто продолжает дело своих предков. -- Ну, так что... -- Но тут Мэт наконец обратил внимание на имя призрака. -- Спиро! Это же греческое имя! -- Ты просто потрясающе сообразителен, -- сухо прокомментировал откровение Мэта призрак. -- Да я грек, и я мечтал вернуться к моим родным Афинам, Парфенону и академическим рощам. Я собирался уехать туда через два года, и тогда мой сын избавился бы от меня, но он и двух лет подождать не смог! -- Это понятно: ты ведь наверняка собирался увезти с собой все денежки, -- пояснил призраку Мэт. -- Кроме того, небось подумывал землю продать, а сыну бы не хватило денег, чтобы ее выкупить. -- Это уж как пить дать, -- с отвращением подтвердил призрак. -- Но я всегда говорил, что если уж мне живому не удастся добраться до Афин и там окончить дни свои, то пусть хотя бы туда доберется мой прах! Мэт медленно поднял голову. -- Вот оно что! Значит, если бы гроб с твоим прахом доставили в Грецию, твой призрак перестал бы тут слоняться и отправился бы следом за гробом? -- Да. И добравшись туда, я бы воссоединился с моим прахом. -- А ты... уверен, что тебе этого хочется? -- Мне нечего бояться в загробном мире, глупый юнец! -- Вероятно, тебе придется провести некоторое время в Чистилище, но между тем ты считаешь, что за жизнь совершил столько же добрых дел, сколько и злых? Что ж, тогда радуйся, что ты умер до того, как к власти пришел король Маледикто. Сквайр Спиро поежился. -- Это верно. Этот чернокнижник быстро избавился бы от любого человека, который пытался жить по рыцарскому уставу, не говоря уже о Заповедях! -- Значит, ты не боишься Бога? -- нахмурился Мэт. -- Но почему же тогда ты так испугался, когда я пропел древнее заклинание? -- Но ты же попросил Его, чтобы Он защитил вас от призраков, тупица! А если я чту Его, конечно, я должен почитать и тех, кого Он защищает! -- Спиро нахмурился, и зияющие пропасти его глазниц превратились в две небольшие пещерки. -- А ведь ты не простой менестрель, а? -- Насчет возвращения в Грецию, -- поспешил сменить тему Мэт, -- я замолвлю словечко теперешнему хозяину усадьбы, но обещать ничего не могу. Если ему комната с привидением нужна больше, чем просто спальня, он может пожелать оставить здесь твои бренные останки. -- О, если он так поступит, я буду выть и стонать денно и нощно, я не дам ему ни минуты покоя, я сделаю... -- Начнешь слоняться по всему дому? -- радостно подкинул идею Мэт. -- Сделаешь так, что тут совсем невозможно станет жить? Ты на это способен? Призрак метнул в Мэта гневный взор. -- Нет. Я прикован к этой опочивальне. Но уж тут я могу буйствовать бесконечно! -- А лучше вообще никому не надоедать, -- посоветовал Мэт. -- Какой ему тогда будет смысл тебя тут удерживать? -- Но ему тогда и не будет смысла тратить деньги и перевозить мой прах в Грецию, чтобы похоронить меня там и от меня избавиться! -- Верно, -- согласился Мэт. -- Скажи, а никакого выкупа ты ему предложить не смог бы? -- В ту пору, когда я перестал доверять моему сыну, ;-- медленно и торжественно начал призрак, -- я припрятал клад. Двести лет назад этого хватило бы, чтобы отвезти мои бедные кости в Грецию, но теперь.... -- Теперь из-за инфляции цена на золото подскочила и клад вырос до размеров приличного состояния? -- Да. И когда мой прах будет захоронен рядом с Афинами, я еще единожды, прежде чем отправлюсь в Чистилище, в последний раз посещу этот дом, чтобы сказать хозяину, где ему нужно копать. -- И тогда он сможет жить безбедно до конца своей жизни, -- довольно кивнул Мэт. -- Все в выигрыше, и все счастливы. Хорошо, сквайр Спиро. Нынче же утром я переговорю с твоим потомком. И я буду более убедительным, если мне удастся выспаться. -- Ага, я смотрю, мне тут надо подкупать не только моего потомка, -- проворчал призрак. -- Ладно, менестрель, на сегодняшнюю ночь я оставлю тебя в покое. Но если ты предашь меня, я найду способ расправиться с тобой рано или поздно! Помни: куда не могут добраться мои кости, может добраться мой дух, хотя это так тяжело и больно! -- Хочешь сказать, что сможешь следить за Паскалем, если он пойдет со мной? -- Мэт склонил голову набок. -- А эктоплазматическая наследственная связь прочнее, чем я думал! Ладно, вы, главное, сквайр Спиро, не переживайте, что обещал -- сделаю. С потомком вашим побеседую, но за него обещать ничего не буду. -- И не надо. Деньги -- вот лучшее обещание, -- проворчал призрак. -- Ладно, теперь я вас покину, но помни о своей клятве! С этими словами призрак мигнул и исчез, словно его и не было. В комнате стало тихо-тихо и очень темно. Так продолжалось с минуту, после чего вдруг сама собой загорелась погасшая свеча, Мэт увидел бледного, покрывшегося капельками испарины Паскаля. Он отер тыльной стороной руки лоб и дрожащим голосом проговорил: -- П-просто уди-вит-тельно, Мэт-тью! А в-ведь м-мой п-предок прав... т-ты не п-просто м-менест-трель и д-даже н-не п-просто рыцарь, а? --Я? -- Мэт попытался разыграть полную невинность. -- Паскаль! Если уж тебе неизвестны мои тайны, кому в Латрурии они известны? Давай-ка спать. Я бы на твоем месте взял одеяло и отправился на сеновал. Не скажу, чтобы мне так уж хотелось ложиться одному на эту кровать, но подозреваю, что, появившись с утра бодрым и выспавшимся из этой уютной спаленки, я произведу большое впечатление. От тебя же этого не требуется. Мэт оказался прав. Судя по тому, какие лица были у сквайра и всего семейства, когда он утром вышел к завтраку, впечатление он таки произвел. Мэт, крайне довольный собой, уселся за стол. Перед ним лежал большой ломоть хлеба, служивший тарелкой. Девушка-служанка положила на хлеб чего-то жареного. Мэт благодарно кивнул служанке и, обведя радостным взглядом все семейство, благодушно проговорил: -- Доброе утро! -- А-а-а, доброе утро! -- промялил сквайр. -- Хорошо ли... выспались? -- О, просто замечательно, спасибо! Только немножко поворочался, а потом так крепко уснул! Паскаль, с трудом сдерживая смех, старался смотреть только в тарелку с овсянкой. -- Удивительное дело... -- прошептала жена сквайра. А Панегира смотрела на Мэта с восторгом. "Хотя нет, не с восторгом, -- подумав, решил Мэт, -- со страхом". -- Что и... сны не снились? -- робко поинтересовался сквайр. -- Нет, не снились, но зато мы весьма интересно потолковали с призраком, который тут у вас обитает. -- Мэт устремил на сквайра невинный взор. -- Такой умный человек, стоит только разговориться с ним по душам. Сквайр побелел как полотно. Супруга его чуть не грохнулась в обморок, а Панегира стала явственно сползать со стула. К счастью, она покачнулась в сторону Паскаля, и тот ловко подхватил ее и усадил обратно. Девушка пробормотала слова благодарности, а Мэт подумал, так ли уж случайно она вдруг потеряла сознание? -- Вам... вам удалось поговорить с призраком? -- запинаясь, выговорил сквайр. -- И вы... вы его не... не испугались? -- Ну, как сказать, как сказать. Его всякий испугается: взял и возник из ниоткуда! -- воскликнул Мэт. -- Ноя знаю парочку древних заклинаний -- мы, менестрели, знаете, такие штучки собираем, -- и тогда он смирился. Он только хотел меня из комнаты выставить. -- И... и как же вам удалось ему отказать? -- поинтересовалась уже пришедшая в себя супруга сквайра. -- Я просто спросил его: "Почему?" -- "Почему?" И он вам ответил почему? -- Ну, он мне много всякого наговорил, -- небрежно отмахнулся Мэт. -- Но главное -- это то, что он желает вернуться в Грецию. -- Желает вернуться? -- тупо переспросил сквайр, а жена вцепилась в его руку и умоляющим голосом запричитала: -- Муж мой, немедленно! Сделай то, о чем он просит! Если есть возможность избавиться от этого ужасного призрака, нужно сделать это. -- Прежде чем платить по счету, не грех на него взглянуть, -- проворчал сквайр. -- Чей призрак-то? Старика Спиро, верно? -- Да, призрак того, кто построил этот дом, -- подтвердил Мэт. -- Поэтому он и считает, что вправе удерживать эту комнату за собой. Он не только построил этот дом, он еще и умер в нем. -- Это ведь самая шикарная комната в доме! -- ныла жена сквайра. -- Но как это он собирается вернуться на родину? -- вытаращив глаза, воскликнул сквайр. -- Он же мертвый! -- Вы правы, но он полагает, что вы могли бы выкопать его гроб и перевезти на корабле в Грецию. А он последует за своим прахом. -- Может, и стоит попробовать, -- пробормотал сквайр, вперив взор в потолок. -- Стоит? -- Жена снова впилась пальцами в руку сквайра. -- Да это не то слово -- "стоит"! Тогда мы сможем освятить эту комнату, разобрать заложенные кирпичом окна и... самим туда перебраться! -- Это влетит в копеечку, -- предостерег жену сквайр. -- Ты же хотела, чтобы мы выстроили летний домик -- тогда с ним придется подождать. Жена отвела взгляд и капризно проговорила: -- У всех добропорядочных семейств есть летние дома. -- Но у всех добропорядочных семейств есть хотя бы по одному призраку, -- напомнил жене сквайр. -- У нас их два -- и об этом я жалеть не буду. Он такой противный, такой злой, такой... страшный! -- Да, но стоит ли он твоего летнего дома, подумай! -- Все-таки стоит! -- в сердцах выкрикнула жена. -- Но все равно у нас останется достаточно денег, чтобы по-новому отделать комнату, верно? -- Уйма, -- встрял Мэт. -- Он где-то в усадьбе зарыл кучу золота -- хотел вырыть его перед тем, как тронуться в Грецию, но его, увы, убили. Сквайр заметно оживился. -- И где же это сокровище? -- Ну... я бы это так не назвал, -- счел за должное предупредить хозяина Мэт. -- Он сказал, что как только его прах будет перевезен, как он завещал, в Афины, он по пути в Чистилище еще раз навестит ваш гостеприимный дом и скажет, где зарыты деньги. -- Значит, у меня все-таки будет летний дом! -- радостно воскликнула жена сквайра. -- Я бы на это не рассчитывал, -- осадил ее Мэт. -- Значит, он сказал, что это не сокровище -- скорее всего там сумма, которой хватит на перевозку и захоронение гроба. А может быть, он и врал, чтобы вынудить нас сделать то, что взбрело в голову старику Спиро. И все-таки стоит рискнуть, -- резюмировал сквайр. -- Но уж на ремонт комнаты точно хватит, -- утешил его Мэт. -- Должно хватить, -- согласился сквайр и пристально посмотрел на Мэта. -- Но дело-то неприятное -- выкапывать гроб, который пролежал в земле уже двести годков. -- Он насквозь проеден червями, согласен, -- сказал Мэт. -- И наверняка превратился в труху. Я бы на вашем месте сделал вот что: заказал бы другой гроб, размером побольше, чем старый, а как будете копать, копайте пошире, чтобы новый гроб встал рядом со старым. Так будет легче погрузить старый в новый. -- Гроб внутри гроба? Стоит подумать, -- задумчиво пробормотал сквайр. -- Вот и подумайте, а я вас покину. -- Мэт дожевал последний кусочек и встал. -- Вы уж меня извините, что я убегаю сразу после угощения, но мне надо спешить ко двору короля. Я слыхал, он щедро одаривает музыкантов. -- Правда? -- равнодушно проговорил сквайр, а у Панегиры глаза так и загорелись. -- Ну конечно, папочка! У него при дворе всегда играет музыка! Ты же не думаешь, что его придворные танцуют под собственное пение, верно? -- О, прошу вас, барышня... -- Мэт брезгливо поежился. -- Любители -- их и дома-то слушать тошно. И Мэт направился к двери, между тем как жена сквайра, по всей видимости, решала, стоит ей обидеться на гостя или нет. Они быстро, размашисто шагали по дороге. Мэт старался идти побыстрее, надеясь, что быстрая ходьба прогонит тоску Паскаля. -- Выше нос, сын сквайра! Хотя бы она не сказала тебе, что не любит! -- Не сказала, -- уныло согласился Паскаль. -- Но и что любит, тоже не сказала. -- Ох уж эти романы... -- вздохнул Мэт. -- Знаешь, у меня с моей девушкой тоже так было. -- Правда? -- воскликнул Паскаль, и глаза его загорелись надеждой. -- И как ты поступил? Что сделал? -- Все, что мог, -- заверил спутника Мэт. -- Не скрывал, что готов на все ради нее, и только этим и занимался. -- И что произошло? -- В конце концов она призналась, что любит меня. -- А ты? -- А я женился на ней после долгого ожидания. Так что старайся не отступать от цели: никогда не знаешь, как все обернется. Хотя... Панегира... у Мэта сложилось такое впечатление, что он, пожалуй, знал, чем все может обернуться на этот раз. Но по крайней мере попытка завоевания возлюбленной могла придать Паскалю интерес к жизни. Между тем молодой человек продолжал хмуриться. -- Если ты женат на женщине, которую любишь, что же ты бродишь по дорогам так далеко от дома? -- А как ты думаешь, кто меня послал в дорогу? -- огрызнулся Мэт. -- Да, она любит меня, но это не значит, что я должен непрерывно мельтешить у нее перед глазами и болтаться под ногами. Слушай, а как ты думаешь, куда идут все эти люди? Паскаль оторвал взгляд от земли, глянул вперед и увидел большую толпу, показавшуюся из-за поворота дороги. -- Понятия не имею. И почему их так много? -- Я думал, ты знаешь. Ну ладно, пойдем спросим. Они вскоре нагнали весело распевающих юношей и девушек. Те на ходу передавали друг дружке бутылку вина. А если кто-то из парней останавливался и допивал капельки вина с девичьих губ, то никто не возражал. Даже несколько пар постарше, медленно идущие впереди, -- они лишь изредка оборачивались, но помалкивали. Мэт оставил Паскаля среди молодых, а сам нагнал ближайшую пару. Он обратил внимание, что они держались за руки, однако обручальных колец у них не было, даже простеньких медных колечек, которые носят крестьяне. -- Бла... -- вырвалось у Мэта. -- Он хотел было сказать: "Благослови вас Господь", -- но поймал себя на полуслове и вместо этого сказал: -- Здравствуйте, добрые люди. Куда путь держите? -- Как куда? В столицу, ясное дело, -- ответил мужчина. -- В королевский город Венарру! -- Чего нам сидеть да скучать по своим городкам? -- присоединилась к разговору женщина. -- Дома только скука да работа с утра до вечера. Мы идем в Венарру! Там всем за работу платят золотом, и все время веселье! Мэт полагал, что в городе их ждет жестокое разочарование, однако сказать об этом прямо не мог. Еще он заметил, что женщина употребила множественное число. Значит, вся эта публика была из разных городков, а это при здешнем уровне цивилизации означало, что прежде они скорее всего никогда не виделись. Что же это? Счастливый конец давней любовной истории? Или повесть об обоюдной супружеской измене? Мэт решил на всякий случай держаться подальше от этой пары -- на тот случай, если откуда-нибудь пожалует рассерженный муж с ножом, не говоря уже о взбешенной жене. -- Видимо, эта толпа переростков тоже в Венарру направляется? -- Ой, да пусть веселятся, пусть радуются жизни, покуда могут! -- воскликнула женщина, а мужчина согласился с ней: -- Пусть побалуются всласть, пока не осели на одном месте. Мэт по собственному опыту знал, сколько можно вот так "баловаться", но не в средневековом же обществе! -- Такое чувство, будто вы сами что-то такое пережили. По лицу мужчины пробежала тень, а женщина сказала: -- Кто же из нас не пережил? -- Она протянула Мэту руку. -- Вот" смотри. Видишь, сколько морщин, ранок, царапин. Поверь мне, они меня нисколько не радуют. Но любая женщина, у которой есть семья, покажет тебе такие же руки. Если только, конечно, -- горько добавила она, -- женщина не настолько богата, чтобы иметь прислугу, чтобы та ради нее гробила свои руки! Мэт понял, что перед ним бывшая горничная и мать семейства. -- Это верно, милая дама, однако что бы все мы делали, не заботься о нас наши матери? -- Значит, вас должно быть меньше, -- ответила милая дама. -- Чтобы женщинам по столько лет не ишачить. Нет уж, если мужьям так нужны дети, пусть сами с ними и нянчатся! Пусть тетешкаются с малявками, которых они зовут своими сокровищами. Придут домой затемно -- посмотрю, как они с ними тетешкаться будут. Пинков надают -- вот это точно. А женщинам -- свободу! Мэт знал, что не всем женщинам по душе материнство, но чем чаще он выслушивал подобные гневные, обличительные речи, тем сильнее убеждался, что таких женщин становилось все больше. То есть так было в его родном мире. Для этого же мира подобная идея была в принципе нова. -- Значит, вы так и сделали, а? -- спросил он у женщины с вымученной ухмылкой. -- Бросили мужа и оставили ему детей? -- Да, так я и сделала, -- ответила женщина и горделиво вздернула подбородок. -- Раз они ему так нужны, что он меня то и дело брюхатит, вот пусть сам о них и заботится. А я поищу веселья да приключений, попирую да повеселюсь! -- И вы тоже? -- спросил Мэт у мужчины. В конце концов вывод напрашивался сам собой. Крестьянин пожал плечами: -- А моя жена только и делала, что орала на меня день и ночь. Все распоряжалась мной и детишками. А под конец гаркнула, что ей бы лучше было одной -- вот так за все хорошее, что я для нее сделал. Женщина нахмурила брови и немного отстранилась от мужчины. -- Ты не говорил, что она хотела, чтобы ты ушел! -- Словами не говорила. Но она так глядела на меня, у нее был такой голос и такая ненависть в глазах -- нет, она хотела, чтобы я ушел. -- Так, значит, ты думаешь, что ты должен был командовать женой? -- Женой -- это верно, -- ухмыльнулся крестьянин и крепко обнял свою подружку за талию. -- Женой, но не женщиной, которая идет со мною вместе веселиться и развлекаться. Мы же с тобой можем порадовать друг дружку, а? Нет, командовать не будем ни ты, ни я. Мы же просто попутчики, пока не надоедим друг дружке. Мужчина притянул женщину к себе, и они поцеловались, однако чувствовалось, что женщина целуется не так страстно, как раньше. Мэт подумал, что, видимо, этого вопроса они коснулись впервые. Мэта нагнал Паскаль. Глаза его сияли, рот разъехался от уха до уха. -- Они все ушли от родителей, -- сообщил он. -- Бросили пахоту и кухонную работу, чтобы разбогатеть и повеселиться в королевской столице Венарре, друг Мэтью! -- Послушать тебя -- так они правильно поступают! -- искоса глянув на Паскаля, проворчал Мэт. -- Ну, разбогатеть-то они, может, не разбогатеют, зато повеселятся -- это уж точно! Ты уж прости меня, друг Мэтью, но мне очень нравится их компания! И Паскаль вернулся к весело распевающей толпе. Мэт оглянулся и увидел, что его спутник уже вовсю флиртует с молоденькой девицей. Нет, конечно, это отвлекало его от мрачных мыслей о кузине Панегире, но зато мало говорило в пользу его верности. Да, она обошлась с ним не слишком-то любезно -- только что откровенно не отшила. Однако такой способ отшить влюбленного куда более жесток, потому что молодой человек остается привязанным к девушке. А можно не сомневаться: Панегира из тех девиц, которые ценят себя по количеству парней, которых держат, как собачек, на поводках. И конечно, все эти парни ужасно жалели ее за то, что она должна связать свою жизнь с пожилым мужчиной. Так что Паскаль в какой-то мере отыгрывался, а Мэт искренне надеялся, что хуже ему от этого не станет. С другой стороны, толпа молодежи представляла собой вполне надежное прикрытие для Паскаля, да и Мэт не слишком-то бросался в глаза, шагая рядом с искателями приключений среднего возраста. Да, конечно, он был помоложе, ему не исполнилось и тридцати, а остальным тут явно было или ближе к сорока, или чуток за сорок. Хотя если учесть, что на дворе стояли средние века, то шагающим рядом с Мэтом мужчинам и женщинам могло быть и тридцать или чуть больше. Порой крестьяне тут выглядели настоящими стариками в тридцать пять. Вот и выходило, что Мэт попадал как раз посерединке между двумя группами и несколько выделялся, но ведь он был менестрелем в конце концов, и для него было вполне естественно присоединиться к веселой толпе. Однако Мэта эта миграция на юг здорово смущала. Деревенская молодежь просто не знала законов большого города, а ни у кого из старших не было обручальных колец. Мэт подозревал, что все они скорее всего просто сбиты с толку, как та пара, с которой он поговорил. Все, потому что впереди на дороге виднелось еще несколько молодежных компаний, весело хохотавших и передававших друг другу бурдюки с вином, и несколько групп поменьше, состоявших из людей постарше, болтавших, размахивавших руками и флиртовавших так же откровенно, как и их юные соотечественники. Неужели половина деревенского населения тронулась в Венарру? А чем занималась остальная половина, брошенная дома? Ну, кроме того, что эти люди нянчились с детьми -- если нянчились? Чем эти люди занимались, вскоре выяснилось: когда компания, к которой присоединились наши друзья, остановилась перекусить в придорожном трактире. -- У нас там битком! -- извинялся перепуганный хозяин, стоя в дверном проеме и отмахиваясь от новых клиентов. -- Ежели купите чего, это мы вам с радостью продадим: мяса там, сыра, хлеба, пива, -- а сесть негде, уж вы мне поверьте! Прошло несколько минут, и хозяину со служанкой пришлось изрядно попотеть, принимая заказы "на вынос", но когда кто-то из тех, что были постарше, сунулись было помочь, в дверях трактира показалась пожилая женщина и гневно обвинила их: -- Мразь! Подонки! У вас, видать, сердца из камня! Вы побросали ваших жен и детей на съедение волкам, да? Пожертвовали ими ради собственной похоти? Стыд вам и позор! Взрослые путники удивленно таращили глаза. Потом вперед вышла одна дородная матрона и расхохоталась: -- Я жену не бросила, уж ты мне поверь! И вся толпа облегченно рассмеялась за ней следом. Женщина в дверях покраснела: -- Зато ты бросила детей! Хорошеньких малышек, что сосали твою грудь, ты бросила их, чтобы они получали тычки и пинки от их папаши! Ты бросила мужа, чтобы он один заботился об их пропитании, и ему теперь надо и за землей ухаживать, и пытаться как-то нянчиться с детьми! Что теперь ждет их всех, как не несчастья? -- Для мужа-то моего несчастье было бы, коли бы я с ним осталась, -- отрубила неверная жена. -- Не сомневаюсь, он уже нашел себе бабу -- вот пусть она и нянчится с детьми! -- Не лезь в чужие дела! -- выкрикнула другая женщина, и вся толпа огласилась выкриками и оскорблениями. Вся красная, дрожа от гнева, женщина ретировалась в трактир. Мэт вложил монетку в руку Паскаля. -- Купи два маленьких мясных пирога и кувшин пива, ладно? Хочу пробраться внутрь и дослушать до конца. -- Нет, я тогда пойду с тобой! -- заупрямился Паскаль. -- Уймись. -- Не уймусь. Мэт с сомнением поглядел на Паскаля. -- Ну ладно, может, сумеешь мне подыграть. Ладно, давай рискнем. Хозяин встал и загородил им дорогу. -- Там полно народу, я же сказал! Не пущу! -- Что, даже менестреля не пустишь? -- прищурился Мэт, выхватил из-за спины лютню и извлек из нее благозвучный аккорд. Глаза у трактирщика загорелись, но он пробурчал: -- Сидеть негде. --А я и так всегда стоя пою. -- Я тебе платить не стану. -- Да ладно! Мой напарник пустит шляпу по кругу, -- сказал Мэт и кивнул в сторону Паскаля, который тут же стащил с головы шляпу. Трактирщик смерил их обоих взглядом с ног до головы, видимо, счел неопасными и кивнул: -- Ладно, проходите. Мэт вошел. Паскаль следом за ним. Заметив это, несколько путников тоже рванулись было к двери, но хозяин тут же загородил проем. -- Я только менестреля пустил, чтобы он развлек посетителей! Толпа поворчала, повозмущалась, однако рисковать и пробиваться внутрь больше никто не стал. В зале царил полумрак. Та женщина, что выходила побраниться на порог, все еще не остыла: -- Нахалы, изменщики! Обманщицы! Подонки! Повесить бы их всех, и дело с концом! -- Они за это поплатятся, -- стал утешать ее сидевший напротив нее мужчина. -- Вернутся и будут на коленях ползать, Клотильда, будут умолять, чтобы мы пустили их обратно. Поднаберутся ума, намучаются и вернутся все до единого. И моя Мод вернется, и твой Корин. -- Я его назад не пущу, только разве что если ползком приползет! Чтобы я его вот так взяла и пустила, когда он ушел, даже не попрощавшись с нами! -- Мы должны простить их, -- пробормотал мужчина. -- Нам, тем, кто остался здесь, нужно терпеть. -- Так уж и терпеть? -- Клотильда уставилась на него, и горечь в ее взгляде вдруг превратилась в любовный жар. Мужчина выпучил глаза и смутился. -- Мы же... ты же замужем, Клотильда, а я женат! -- И что, твою Мод это остановило? А мой Корин, что, вспомнил про свое обручальное кольцо? Нет, и звать его больше "моим" не желаю! -- Клотильда в гневе сорвала с пальца кольцо. -- Если они нам не верны, то мы-то с какой стати должны им верность хранить? Этот аргумент подействовал на собеседника Клотильды очень убедительно, и Мэт видел, какая внутренняя борьба .происходит у того в душе: Его можно было понять: Клотильда была еще женщина хоть куда, и вполне можно представить, какова она была лет двадцать назад. Наверняка этот мужчина сгорал от любви к ней еще молоденьким парнишкой. Потом она вышла замуж за другого, а он мучился, а потом и сам женился. А что ему оставалось? Может быть, именно поэтому Мод и ушла от него? -- Если они не считают себя связанными с нами, то и нам нечего считать себя связанными с ними! -- бушевала Клотильда. Она схватила руку мужчины двумя руками, устремила на него горящий взор. -- О, мы отомстим им! Что в этом будет такого уж ужасного, Добло? -- Да, что такого ужасного? -- хриплым голосом проговорил мужчина. Дрожащей рукой он сжал руки Клотильды и встал. Встала и она, и они вместе отправились к ведущей наверх лестнице. Тут внимание Мэта привлекли звуки, доносившиеся сверху. Вот тут-то он и понял, чем занимались в Латрурии те, кто остался дома. Паскаль оглядывался по сторонам и хмурился. -- Тут вроде нет никого моего возраста. -- Нет, -- подтвердил Мэт. -- Все, кто помоложе, там, они присоединяются к толпам, идущим на юг. Сними-ка шляпу и будь готов пустить ее по кругу, Паскаль. Сейчас я их повеселю на славу. Над словами они задумаются, когда я уже уйду. Но тогда уж точно задумаются -- это он знал наверняка. Через час, когда они вышли из трактира, их попутчики уже доедали дорожный завтрак. Паскаль встряхнул холщовую торбу, приобретенную у трактирщика, и ахнул: -- Чтобы люди так повеселились, если можно так выразиться, да еще после этого так расщедрились! А где это ты вызнал такую песню... насчет того, как один мужчина был рабом своей похоти и как он лгал, когда не мог устоять против искушения, ну и еще про то, как луна освещала улицу над какими-то там доками? -- Я ее узнал от двух ребят -- их зовут Брехт[6] и Вайль[7]. Лично я с ними незнаком, но мне очень нравятся их песенки. -- И ты думаешь, что тутошний народ действительно задумается над смыслом песенок, когда ты уйдешь? --Ода,-- заверил товарища Мэт. -- Наверняка. Может быть, даже очень скоро, и тогда не произойдет беды. Брехт их так задумал, эти песенки. -- Честно говоря, в душе Мэт сомневался, что первоначальный замысел великого драматурга был именно таков. -- Скажи, а латрурийцы всегда отличались таким распутством? -- Не сказал бы, судя по тому, какие они были на встрече нашего семейства прошлым летом, -- ответил Паскаль. -- Старики вспоминали, как гнули спину от рассвета до заката, а потом еще дома горбатились до ночи. -- Да, тут мало сил останется на разврат, -- согласился Мэт. -- Теперь же, когда подати снижены и помещик не отнимает всех бычков, можно прокормиться, и работая по восемь -- десять часов в день. -- Верно, у них появилось время вспомнить про танцы и песни, -- согласился Паскаль. -- Ох, бедняги. Ну и жизнь же у них была так долго! -- Бедняги, это верно, -- не стал спорить Мэт, всеми силами стараясь уверить себя, что все происходящее здесь связано лишь с тем, что народ просто приспосабливался, привыкал к появившемуся времени. Теперь, когда у всех завелись приличные дома, хорошая одежда, у людей появилась неудовлетворенность, им захотелось чего-то большего, но чего -- они сами не знали, вот и боролись со скукой путем любовных интрижек. -- Вот что меня удивляет, -- задумчиво проговорил Мэт, -- никого из них, похоже, не волнует, что их могут застукать мужья и жены. -- Как они их застукают, -- возразил Паскаль, -- если они сейчас за несколько миль отсюда? Что-то в тоне, каким это было сказано, не понравилось Мэту. Он резко глянул на молодого человека и заметил, что тот вожделенно уставился в одну точку. -- Уж не подумываешь ли ты завести интрижку с Панегирой? -- Если я не отговорю ее от замужества, если она все же выйдет за этого старого дурака, то почему бы и нет? Не захочет же она спать с ним! Можно было бы, конечно, выставить все так, будто я ее украл, но не думаю, что ей такое понравится. -- Паскаль, -- осторожно проговорил Мэт, -- это может быть очень опасно. -- Да что тут такого-то? -- изумился Паскаль. -- Если все остальные не гнушаются изменами, так чего же нам стесняться? Что ж, всегда отрадно найти тех, кто поступает так же, как ты, и тем самым доказать свою правоту. Однако Мэт все-таки попробовал поспорить: -- Но ведь неверные мужья вернутся, как только поймут, что в столице не разбогатеешь, а когда они вернутся, непременно найдутся соседи, имеющие зуб на его жену, и все ему расскажут. -- Да брось ты! -- воскликнул Паскаль. -- Зачем тогда так рисковать! -- А затем, что опасность быть застигнутыми придает самой скучной жизни оттенок приключения, особенно когда ты думаешь, что тебе никогда не вырваться из такой жизни, потому что это тебя бросили, оставили одного или одну с детьми. Ты же слышал, что говорила Клотильда? Она хочет отомстить своему мужу. А какая же это будет месть, если он вернется и не узнает, чем она занималась в его отсутствие? А как ты думаешь, что случится, когда муж об этом узнает? А они об этом узнали в следующем трактире. ГЛАВА 11 Мэт и Паскаль опять вошли внутрь, чтобы поразвлекать посетителей, а их спутники остались снаружи, довольствуясь обслуживанием "на вынос". Мэт как раз заканчивал распевать "Есть в городе нашем таверна", как в трактир вломился некий Грозный Муж. -- Где он? -- взревел Грозный Муж. -- Где эта мразь Симнель? Где этот грязный вор, который похитил мою жену? В дальнем конце зала из-за стола в страхе вскочила парочка. Мужчина вцепился в задвижку на окне и принялся судорожно ее дергать, а женщина загородила дорогу Г.М. -- Ах, похитил, послушайте, что он говорит! Не похитил, а подобрал ту, что ты бросил, вот это больше на правду похоже! Вернулся, значит, нашлялся и думаешь, я теперь снова буду твоя, да, Перкин? -- Да, моя! -- У Перкина явно было не то настроение, чтобы нежничать с женой. -- И я тебе это докажу -- вот поколочу тебя как следует, и ты вспомнишь про это, Форла! Что, думаешь, этот вонючий трус защитит тебя? Перкин отодвинул жену в сторону могучей лапищей и бросился к окну, в котором только что исчез соблазнитель Форлы. Перкин выругался и бросился к двери. Его жена, похоже, не собиралась вмешиваться, да и не смогла бы, судя по тому, что лежала на полу не двигаясь. К ней сбежались женщины и принялись наперебой твердить ей, что ей ни в коем случае нельзя вставать. Паскаль посмотрел вслед исчезнувшему в дверях Перкину. -- Он, похоже, того мужичка убить замыслил! -- Да, есть мужчины, которые просто свихнуты на почве ревности, -- подтвердил Мэт. -- В конце концов только честь у них и осталась. -- Что касается его, он не на шутку изумился -- никто из других неверных мужей и не подумал остановить Перкина. -- Слушай, пойдем отсюда. Хочу увидеть, чем это кончится. Паскаль зыркнул на него так, словно Мэт сбрендил, но, как только он шагнул к двери, Паскаль пошел за ним. Завернув за угол трактира, Мэт отдал Паскалю лютню и проверил, хорошо ли вынимается из ножен кинжал. А вон и Перкин -- мчится за своим соперником. Вот он нагнал убегавшего и подставил ему подножку, которая сделала бы честь полузащитнику национальной футбольной лиги. Симнель, впрочем, тут же вскочил на ноги, с перепугу заехал своему преследователю по физиономии и, к собственному удивлению, попал в цель. Перкин взвыл от злобы и изо всех сил ударил Синеля между лопаток -- тот успел уже набрать скорость. Симнель захромал. Перкин, пользуясь этим, быстро нагнал его и заработал кулаками, как какими-нибудь паровыми молотами. Бедняга Симнель защищался как мог, но большая часть ударов достигала цели. Однако он начал огрызаться, и вот его ответный удар угодил Перкину в нижнюю челюсть. Перкин отшатнулся и упал на колени. Симнель довольно крякнул и пошел в атаку, отвешивая Перкину удар за ударом. От одного из ударов голова Перкина сильно запрокинулась вбок, но затем он пригнулся, ушел от следующего удара, и в руке его блеснул нож. -- А вот это уже лишнее, -- пробормотал Мэт, кинулся к дерущимся, схватил Перкина за руку и отобрал нож. -- Давайте-ка без ножичков. -- А тебе какое дело? -- проревел чей-то голос у него за спиной, грубая ручища схватила Мэта за плечо, развернула, и... он только и успел увидеть направленный прямо ему в лоб кулак. Мэт опустился на колени, и на несколько мгновений его окутал мрак, озаренный яркими искорками. Отряхнувшись и поднявшись на ноги, он обрел зрение как раз вовремя, для того чтобы увидеть: напавший на него вытаскивает из-за голени нож. Лезвие целило Мэту под ребра. Мэт увернулся, и его обидчик промахнулся. Мэт прыгнул на него, пытаясь ухватить за рукоятку ножа, однако нападавший его опередил: он отдернул руку, снова замахнулся и швырнул нож в Мэта. Мэт успел отпрыгнуть. Нож пролетел мимо, а Мэт выхватил из ножен кинжал. Толпа взволнованно взревела, но он постарался не слушать крики, отключиться и сосредоточиться только на своем противнике. Заметив, что взгляд того скользнул к земле -- к тому месту, где лежал его нож, Мэт, не раздумывая, врезал ему хорошенько по локтю. Незнакомец взвыл от боли, пригнулся и, быстро подняв нож, настолько резво бросился на Мэта, что тот покачнулся. Ему, правда, удалось вывернуться, и нож только поцарапал ему бок. Мэт слышал, как с треском разорвалась ткань камзола, почувствовал жгучую боль и вдруг понял, что мужчина не шутит. Он не просто пытался уравнять силы в забавном поединке из-за женщины -- нет, он собирался убить Мэта! Но что он ему такого сделал? Они же совершенно незнакомы! Мэт прогнал эту мысль. Теперь имело значение только одно --остаться в живых. Неужели деревенщина, мастер поножовщины способен одолеть настоящего рыцаря? Способен. Это Мэт понял почти сразу же. Мастерство мужчины не знало предела -- похоже, он был настоящим профи. Что же он делал здесь, в придорожном трактире около небольшого городка? Мэт решил оставить эти размышления на потом. Сейчас надо было отпрыгнуть в сторону от безжалостного лезвия, заставить противника сделать выпад и промахнуться, и еще раз, и еще... Наконец нападавший размахнулся слишком сильно, не рассчитал и, промахнувшись, потерял равновесие -- совсем ненадолго, на миг, но Мэт ждал этого -- он успел подцепить руку с ножом своей рукой, согнутой в локте, и рванул противника вниз. Мужчина завопил от неожиданной боли: пальцы, потерявшие чувствительность, выронили нож. Толпа радостно взревела, но Мэт развернулся, приставил кончик своего кинжала к горлу мужчины и прорычал: -- Кто заплатил тебе, чтобы ты убил меня? -- Никто! -- прохрипел незнакомец. -- Чего платить -- ты влез в драку, в чужое дело ввя... -- Мужчина не договорил. Лицо его свело судорогой: это Мэт нажал на нервное сплетение. -- Нет, не надо! Тот, что заплатил мне, он... И тут его глаза закатились, и он мешком повалился на землю. Толпа радостно вскричала, и с полдесятка мужчин тут же подбежали к Мэту и подняли его на плечи. Мэт с трудом сдерживался. Он заставил себя сбросить внезапно нахлынувшее оцепенение. Когда его внесли в трактир и, усадив за стол, подсунули полную до краев кружку с пивом, он вымучил улыбку, немного отхлебнул, благодарно кивнул в ответ на расточавшиеся ему похвалы, после чего завел застольную песню. Еще несколько минут -- и мужчины уже размахивали высоченными кружками в такт музыке и подпевали в припевах, давая время Мэту помучиться угрызениями совести. Почему? Что ж, крестьянин, вбежавший в трактир, ответил на этот вопрос лучше Мэта. -- Он убит! В зале наступила мертвая тишина. Мэт окаменел. А потом Форла дрожащим голосом спросила: -- Кто? -- Симнель! -- вскричал крестьянин, а Форла зарыдала: -- О любимый мой! Как поздно я встретила тебя и как рано потеряла! -- Замолчи, женщина! -- рявкнул ее муж, возникший в дверном проеме. Физиономия у него была вся в фингалах, из ссадины на скуле текла кровь. Он шагнул к жене, зловеще оскалив зубы. Увидев его, Форла закричала. Но тут в дверях появился новый персонаж: седовласый мужчина в бархатной мантии с меховым воротником и с медальоном на золотой цепочке. Седина и острые черты лица придавали его облику суровость. Он указал на Перкина и прокричал: -- Взять его! С десяток мужчин, издавая радостные крики, бросились выполнять его приказ. -- Что это за мужик? -- шепотом спросил Мэт у Паскаля. -- Надо думать, местный шериф, судя по виду, -- ответил Паскаль. -- Наверное, кто-то, кому неохота было пялиться на кровь, пошел и донес ему. Шериф направился к самому длинному столу в зале и торжественно уселся за него. -- Объявляю начало суда. Кто будет присяжными? Захотели многие, замахали поднятыми руками, закричали. -- Ты, ты, ты... -- начал отбирать шериф и отбирал, пока не насчитал двенадцать честных и добропорядочных людей. Ну что ж, хотя бы двенадцать. Уже кое-что. Краешком глаза Мэт заметил Форлу: женщина крадучись добралась до двери и выскользнула на улицу. Может быть, шериф не знал еще, как окончится суд, но она-то знала. Правда, с другой стороны, шериф, похоже, принял решение до начала суда -- судя по тому, как он повел заседание. -- Перкин, муж Форлы, -- выкрикнул он, тыкая пальцем в рогоносца. -- Ты обвиняешься в убийстве Симнеля, жителя твоей деревни. -- Он мне рога наставил! -- вскричал Перкин. -- Он спал с моей женой! -- Значит, ты признаешься в том, что убил его? -- А у меня на то полное право имелось. -- Ты его убил? Да или нет? -- Да! -- выкрикнул Перкин. -- Как убил бы всякого, кто посмел бы ее хоть рукой тронуть! Что, я не прав? -- Прав он или нет? -- обратил шериф вопрос к присяжным. Те склонились друг к другу, быстро пошептались и обернулись к судье. Самый высокорослый из присяжных ответил: -- Он был прав, что убил Симнеля. Тут, знаете ли, супружеская имена. -- Убийство произошло по справедливости! -- изрек судья-шериф и хлопнул ладонью по столу. -- Освободить его. Мужчины, державшие Перкина, отступили. Рогоносец огляделся, растер затекшие руки. Поначалу вид у него был растерянный, но вот глаза его полыхнули мстительным огнем. -- Где она? Где моя неверная жена? Где Форла? Зал затих. Потом мужчины принялись перешептываться, а женщины обмениваться беспокойными взглядами. -- Где она? -- ревел Перкин. -- Не думают же они, что он и ее имеет право убить! -- возмутился Мэт. -- Наверное, не думают, -- отозвался Паскаль. -- Но если он ее поколотит как следует, возражать не будут и не вступятся. -- Где она? -- вопил Перкин, обращаясь к женщинам. -- Вы-то знаете небось? Ну-ка, отвечайте! Женщины в страхе вжимали головы в плечи, однако самая полная из них заносчиво ответила: -- Знать-то куда она убежала, мы не знаем, но что убежала -- это точно, и дура бы была, если бы не убежала! Перкин зарычал и поднял руку, но шериф протестующе выкрикнул: -- Нет! Это не твоя жена, и ты не смеешь поднимать на нее руку! Перкин исподлобья зыркнул на шерифа, развернулся и скрылся в темноте, вопя: -- Форла! Где ты, Форла! Лучше выходи сама, потому что я тебя все равно найду! -- Пошли, -- торопливо проговорил Мэт и потянул Паскаля к двери. Но полная женщина загородила им дорогу, взяла Мэта за руку и успокаивающим голосом проговорила: -- Не бойся за Форлу, менестрель. Ты хороший человек. Я знаю, ты хочешь спа