сюда! И когда рыцарь узнает, как избили его сынка, он обязательно вышлет за тобой погоню. Паскаль явно встревожился, однако нашел в себе силы для галантности: -- Я не уйду, если ты позволишь мне и впредь защищать тебя! Мэт понимающе кивнул: -- Сын рыцаря и сын сквайра! Нечего и дивиться, что вы дрались одинаково: вы же оба обученные фехтовальщики! -- А как же! -- удивленно воскликнул Паскаль. -- Да, но на сей раз победил сын сквайра, потому что не погнушался крестьянскими приемами. Да, в этом смысле выучка у тебя прекрасная, Паскаль! -- Тебе надо бежать! -- воскликнула Фламиния. -- Если тебя схватят, то изобьют до полусмерти, а то и до смерти! Паскаля, похоже, эта перспектива не порадовала, однако он упорно сохранял галантность. -- Если мне суждено погибнуть, я погибну, лишь бы только защитить тебя от его грязных лап! Фламиния почти растворилась в объятиях Паскаля. На мгновение их губы слились в страстном поцелуе. Руки Паскаля беспомощно повисли, поначалу он не соображал, куда их девать, но довольно быстро нашелся -- обнял Фламинию за талию и плечи, прижал к себе и принялся гладить. Мэт отвернулся и стал небрежно насвистывать. Наконец Фламиния оторвалась от Паскаля и, тяжело дыша, воскликнула: -- О, ты самый храбрый и самый благородный из всех сквайров на свете! Но ты не должен рисковать своей жизнью ради меня! -- Паскаль попробовал было возразить, но Фламиния прижала к его губам палец. -- Не бойся, я не вернусь к этому подонку Волио. Уж лучше я убегу в чащу леса и стану разбойницей! -- Не сказал бы, что это очень удачный выбор! ---поспешил вмешаться Мэт. -- Будет удачный. Если я тоже убегу вместе с ней! -- возразил Паскаль. -- Да, Фламиния! Давай вместе станем разбойниками! Фламиния растерялась. Ее мучили противоречивые чувства: с одной стороны -- благодарность Паскалю, с другой -- страх за него. -- Вам бы лучше согласиться, -- посоветовал ей Мэт. -- Идите, а как доберетесь до дороги, может, и передумаете, но пока для вас обоих гораздо лучше оказаться подальше отсюда. -- Я никуда не пойду без тебя, -- решительно заявил Фламинии Паскаль. -- Женщине в этой стране нельзя ходить одной. Фламиния ответила ему медленной и страстной улыбкой и снова оказалась в его объятиях. -- Что ж, тогда я пойду с тобой, или ты пойдешь со мной -- это все равно, но умоляю тебя, если ты от меня устанешь, если я тебе надоем, скажи мне об этом прямо, не стесняйся! Обещай мне это! -- Ладно... обещаю, -- промямлил Паскаль. -- Ну а если я не устану от тебя, тогда как? -- Ну тогда и говорить нечего! -- весело воскликнула Фламиния, быстро, но очень крепко поцеловала Паскаля и изящно выскользнула из его объятий, не выпуская, впрочем, его руки. Затем она оглянулась через плечо на Мэта. -- А ты пойдешь с нами, менестрель? -- Пойду, пожалуй, -- неторопливо отозвался Мэт. -- В конце концов мне с вами по пути. Но они даже недослушали его -- они не сводили глаз друг с друга, смеялись и уже шли к дороге. А на дороге им повстречались идущие на север компании молодых людей, среди которых попадались иногда люди постарше. Вид у них был либо тусклый и изможденный, либо угрюмый и унылый. Для них, судя по всему, веселье закончилось, когда они еще не добрались до Венарры. Вот только Мэт почему-то думал, что в каком-то смысле им даже повезло. Особенно же отчетливой эта мысль стала тогда, когда они с Паскалем и Фламинией проходили мимо развороченного участка земли размером с акр -- очевидно, тут останавливалась на ночевку толпа, шедшая впереди. Немного в стороне разместились пять прямоугольных холмиков с дощечками. В стране, которая только раздумывала о том, стоит ли ей вернуться в лоно Церкви, еще не могли ставить на могилах крестов, вот и воткнули в землю дощечки. Мэт на некоторое время оставил Фламинию и Паскаля и сбегал к могилам, чтобы посмотреть, нет ли хоть каких-нибудь надписей на этих импровизированных надгробиях. Надписи были, примерно такого плана: "Здесь покоится прах юноши, который ушел из дому, чтобы искать славы и богатства в столице". И все. Никаких просьб молиться о спасении души усопшего, но и, слава Богу, никаких назиданий с выводами о том, почему его постигла такая судьба. Однако и имен покойных на дощечках тоже не наблюдалось. Этих детей -- а может быть, среди похороненных были и люди среднего возраста -- проводили в последний путь местные крестьяне -- те немногие, которые пока сидели по домам. А их соотечественники, пустившиеся в странствия, даже не удосужились задержаться и предать земле своих бывших спутников. Мэт с большой радостью и облегчением нагнал Фламинию и Паскаля. Они были молоды, а потому беспечны. Они смеялись, шутили, с притворной серьезностью спорили о том, какие танцы лучше -- те, что танцуются в хороводе, или те, что танцуются "цепочкой". Прошло несколько минут, и тема спора поменялась: теперь Паскаль и Фламиния заспорили, какого цвета ручеек, мимо которого они проходили: сине-серого или серо-синего. Спорили они пылко, и каждый приводил крайне убедительные доказательства своей правоты, причем оба старались перещеголять друг дружку в убедительности. Но вскоре Фламиния начала хихикать, да и Паскаль расхохотался. Мэт шел позади, и сам не мог сдержать улыбку, которая становилась все шире и шире. Теплота веселья, исходившая от Паскаля и Фламинии, помогала таять льдинке, образовавшейся в его сердце. ГЛАВА 15 Солнце выглянуло из-за горизонта, отворились громадные ворота, и толпа с радостными воплями ввалилась в Венарру. Ей эхом ответила другая толпа, поджидавшая за воротами, -- ее восклицание подозрительно напоминало междометие "arai". Около каждого из взрослых мужчин моментально оказался богато одетый горожанин -- мужчина или женщина. Не остались без внимания и женщины. Если парочки пытались держаться вместе, их все равно разлучали -- шутками, прибаутками, лестью ли, комплиментами ли. То же самое происходило и с молодежью, только гораздо быстрее. Девушки, сверкая очами, выслушивали нашептывания полногрудых горожанок, старательно разыгрывавших роль добрых мамочек. Правда, бросалось в глаза то, что на лицах у этих дам косметики или слишком много, или она слишком яркая. Но кто знал? Может, горожанкам так и положено выглядеть? До Мэта долетело несколько очень странных фраз, и потому он повел своих спутников через толпу акул-горожан, крепко держа за руки. -- Да, миленькая, я тебе предлагаю крышу над головой, покуда тыне оботрешься в Венарре, -- говорила одна -- с виду этакая добрая бабуся. -- Чистые простыни, да еще и подзаработать сумеешь. Твои ровесницы научат тебя всему, чему нужно. А какие красавцы господа к нам захаживают! -- Ну почему вы хотите нам помочь? -- поинтересовалась девушка с горящими глазами, которую подобным же образом "обрабатывала" другая женщина, увешанная фальшивыми драгоценностями. -- Ой, деточка, а как же иначе? Помогать новеньким -- это же мой долг! -- ворковала женщина. -- Каждый обязан творить добрые дела! Громкие обещания безбедного житья заставили прислушаться даже Фламинию. Она обернулась и, вытянув шею, попыталась получше разглядеть даму, которая проповедовала альтруизм. -- О, какие они тут все добрые! А почему бы мне не пойти жить к ней, друг Мэтью? -- Потому что, как только ты к ней попадешь, она ни за что не отпустит тебя. Она купит тебя с потрохами, -- угрюмо пробурчал Мэт. -- Ты будешь отдавать этой мадам каждый заработанный пенни из тех, что тебе заплатят красавцы мужчины за удовлетворение своих страстей, -- вот и вся ее благотворительность. Кстати, "красавцы" -- это еще бабушка надвое сказала. Среди них будут и уроды, и старики. На самом деле речь идет именно об этом. Фламиния побледнела, но ей явно не хотелось сразу признавать свою ошибку. -- А парням они тогда что же говорят? -- Некоторым -- то же самое, а их станут посещать богатые старухи. А другим... -- Работенка не пыльная! -- К Паскалю пристроился мордатый парень. -- Всего только отнести вот этот узел с вещичками в один дом на Флотской улице! Паскаль готов был поддаться искушению, он уже протянул было руку, но вмешался Мэт. -- И, считай, повезло, если не попадешься, но если выйдет так, что тебя изловит стража и заглянет в узел, то потом тебе придется пару лет провести за решеткой, и ты даже не сможешь толком объяснить, кто же тебя нанял. -- Эй, а тебе-то какое дело? -- грубо проговорил парень, пытавшийся всучить Паскалю узел. -- Мои друзья -- это все мое дело, -- отрезал Мэт. -- А порой -- и мои враги тоже. -- Позволив себе изобразить волчий оскал, Мэт поинтересовался: -- Хочешь стать моим врагом, приятель? Парень трусливо попятился. По глазам было видно, что он перепугался. -- А я хочу, -- объявил чей-то бас за спиной у Мэта. Мэт обернулся и увидел широченную грудную клетку, густо заросшую волосами. Рубаха на здоровяке была расстегнута. Взгляд Мэта проследовал вверх, задержался на небритом подбородке, лиловой картошке носа, скользнул к маленьким блестящим свинячьим глазкам. Здоровяк склабился щербатым ртом. Мэт почувствовал, как сердце у него сначала ушло в пятки, а потом снова подскочило, но он совладал с собой, призвал на выручку всю свою храбрость и дерзко вопросил: -- Да ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? -- Угу, -- кивнул бычина. И вдруг откуда ни возьмись вылетел здоровенный кулачище, и Мэт увидел сноп блестящих искр на черном фоне, вскоре после чего пребольно стукнулся спиной о стенку дома. Он выпрямился, прислонился к стене, чтобы не упасть, и немного выждал, пока перестало звенеть в ушах и он смог расслышать утробный хохот здоровяка, который в это время уже успел приподнять одной ручищей возмущенно кричащего и пытавшегося вырваться Паскаля. У Фламинии был открыт рот -- она тоже явно кричала, но Мэт не слышал ее голоса за хохотом здоровяка. Вот разве что до его слуха донесся звон лютни, задевшей бедро, когда он отшатнулся от стены. Мэт поймал лютню и удержал ее, на чудо целехонькую. Наверное, она описала широкую дугу и поэтому ударилась не об стену, а угодила в него. Мэт, пошатываясь, пошел на великана, на ходу сбросив с плеча веревку, на которой висела лютня. Он шел и напоминал себе, что он не кто-нибудь, а настоящий рыцарь. Помимо всего прочего, это означало: в этом мире он способен нанести кому угодно удар, которого никто не ожидает от человека его комплекции. Он доплелся до верзилы и протянул ему лютню. -- А ну-ка подержи, -- попросил Мэт. Здоровяк тупо замигал от такой неожиданности, выронил Паскаля (Фламиния тут же закричала и бросилась к нему) и взял у Мэта лютню. Мэт кивнул, как бы в знак благодарности, и изо всех сил въехал кулаком правой руки верзиле в челюсть. Великан выронил лютню -- на счастье, Паскаль еще не успел подняться, и лютня упала на него -- и отступил, покачиваясь. Его дружки злобно завопили и кинулись к Мэту. От удара первого Мэт увернулся, второго нахала сбил с ног, но, выпрямившись, принял-таки удар в грудь от первого. Метил-то хулиган в лицо, но все равно удара хватило, чтобы Мэт отлетел и зашатался, а тут еще взревел верзила и стал прицеливаться кулаком для последнего сокрушительного удара. Положение, при котором противник превосходил его числом, Мэт был способен оценить всегда. Рыцарь он или не рыцарь, но выстоять против трех опытных уличных драчунов он ни за что бы не смог, если бы только, конечно, не пустил в ход свой меч и не начал резню. Но ему не хотелось убивать этих парней -- пока еще не за что. Кроме того, местному блюстителю порядка вряд ли пришлось бы по душе, чтобы какой-то заезжий прикончил трех горожан, пусть даже не очень исправных налогоплательщиков. Стало быть, ничего не оставалось, кроме волшебства. Если получится, конечно. Но если произносить заклинание, то делать это нужно поскорее: первый удар верзилы не удался -- его кулак просвистел над самой макушкой Мэта,а вот второй мог оказаться точнее. Мэт шагнул вперед и врезал противнику в челюсть еще одним апперкотом. Он помнил, что это вряд ли надолго выведет противника из строя, и не ошибся: тот взревел и стукнул Мэта боковым под ребра..Мэт захрипел, но все ухитрился пропеть: Эх, дубинушка, ухнем! В глаз противничку бухнем! Как кулак мой бубухнет, Так враг наземь и рухнет, А его дружки-хулиганы Разбегутся, как тараканы! Верзила выругался и снова пошел на Мэта. Мэт пригнулся, надеясь, что заклинание сработает, заслонился левой, и, как только парень, защищаясь, выставил вперед правую руку, Мэт врезал ему под ложечку. С секунду, перед тем как упасть навзничь, здоровяк таращил на Мэта глаза в искреннем изумлении. Двое его дружков недоуменно проводили взглядом падение приятеля и уставились на его неподвижное тело. -- С главным блюдом покончено, -- сообщил Мэт и засучил рукава. -- Перейдем к десерту... Парни даже ругаться не стали, повернулись и бросились наутек. Мэт проводил их взглядом, почти что дрожа от радости. То ли все-таки сработало волшебство, то ли ему на самом деле посчастливилось уложить на лопатки этого бычину, а дружки его жутко напугались, увидев, что побит тот, кого в принципе побить как бы и невозможно. Как замечательно, что Мэт был рыцарем! Наверное, все-таки то, что его посвятил в рыцари легендарный император, помогало ему превозмочь исходившее от Латрурии сопротивление белой магии. Но в конце концов именно так его магия здесь и работала, если она на самом деле работала. Вполне вероятно, что чтение стихов придавало Мэту лишнюю самоуверенность, убежденность, что он творит чудеса. А раз так, то он не собирался предпринимать ровным счетом ничего, чтобы разрушить эту иллюзию. Он обернулся к своим молодым спутникам. Паскаль держал за руку Фламинию, Фламиния держала лютню, и оба они смотрели на Мэта огромными, испуганными глазами. -- А... ты... куда более искушенный боец, чем... я думал, друг Мэтью, -- пролепетал Паскаль, а у Фламинии вырвалось: -- Как ты это сотворил? -- Да не так уж, чтобы очень хорошо, -- угрюмо ответил Мэт, --а то бы мне и вовсе не пришлось драться. Ладно, давайте уйдем отсюда. Стража может явиться в любую минуту. -- Но почему? -- не понял Паскаль. -- Драка-то ведь кончена! -- Самое время являться страже, -- заверил приятеля Мэт. Кроме того, он прекрасно понимал: если за ним вел постоянную слежку какой-нибудь колдун, то от него не укроется произнесенное Мэтом заклинание. Теперь этот колдун знал: в городе появился некто, владеющий белой магией. Мэт не сомневался: у короля Бонкорро налажена круглосуточная колдовская слежка, он просто обязан иметь такую слежку, раз до сих пор жив-здоров и восседает на троне. Правда, даже это не имело значения. Бонкорро или кто-то из его советников наверняка знает про каждый шаг Мэта. На самом деле очень даже не исключалось, что та троица, с которой только что расправился Мэт, была очередной группой, посланной убить его. И все же на все сто Мэт не был в этом уверен. Ведь хулиганам было ой как далеко до успеха. Видимо, просто таким образом встречали в Венарре всех новичков. Выйдя на улицу, уходящую от площади перед воротами, Мэт, Паскаль и Фламиния наткнулись на мужчину и женщину, знакомых ей по дороге в Венарру. Женщина стояла, уперев руки в бока и кричала на мужчину: -- Ты же говорил, что у тебя полный кошелек золота! -- Говорил, -- тяжко вздохнул мужчина и показал женщине два обрывка кожи, свисавшие с его ремня. -- Ворюга срезал кошелек, а я и не заметил! -- Хорош же из тебя защитник! -- презрительно воскликнула женщина. Фламиния ухватила Мэта за рукав и указала вперед: -- Смотри, вон одна из тех дамочек, что встречала нас. С ней трое девушек из нашей компании! Давай пойдем за ними, может, она пустит нас переночевать? Стало быть, Фламиния не разделяла скептицизм Мэта. Осуществив короткую схватку с самим собой, он решил, что вряд ли с Фламинией случится большая беда, если рядом с ней будет Паскаль. -- Ладно, пойдем посмотрим. И они пошли следом за дамой и девушками по широкому спуску, благоразумно выдерживая дистанцию. Дама указывала на достопримечательности: -- Вон там карета, видите? С упряжкой и ливрейными лакеями? Это карета графини Мопона. Видите, на дверце ее герб? А вон там театр комедии. Но девушки не сводили глазе кареты -- мечтали хоть одним глазком увидеть сидевшую в ней гранд-даму. По бульвару они шли долго, пока у девушек не зарябило в глазах от всевозможных достопримечательностей, а потом дама увела их на боковую улицу, которая довольно быстро разветвилась на множество переулков. -- Какой-то город вдруг стал совсем некрасивый, -- отметила Фламиния, растерянно оглядываясь по сторонам. И действительно, теперь главными достопримечательностями стали переброшенные через улицу веревки со стираным бельем, крики уличных разносчиков, расхваливающих свой товар, да унылые детишки, играющие на мостовой. Сводница уверенно прокладывала путь посреди этого бедлама. Мэт замедлил шаг. -- Мы их потеряем! -- нетерпеливо воскликнула Фламиния. -- Нет, -- покачал головой Мэт. -- Я просто не хочу, чтобы они знали, что мы идем за ними. Им снова на глаза попалась пара немолодых людей, еще одних попутчиков в Венарру. Этих куда-то сопровождал энергичного вида молодой горожанин. -- Еще чуть-чуть, -- воодушевлял он пару, -- и вы сами увидите мост. -- Значит, мы правда сможем купить его и брать пошлину с каждого, кто будет по нему проходить или проезжать? -- От предчувствия скорого богатства у мужчины потекли слюнки. -- А как же, конечно! Я вам на это дело настоящую грамоту предоставлю, мост будет в полном вашем владении! -- Но он же наверняка стоит целое состояние? -- взволнованно проговорила женщина. -- Да нет! Он вам обойдется всего-то... Сколько у тебя в кошельке, ты сказал? Мэт поторопил своих спутников. -- А они правда смогут купить мост? -- прошептал Паскаль, округлив глаза. -- Нет, -- отрезал Мэт. -- Но могут потерять последний пенни, пытаясь это сделать. -- Тогда надо остановить их! -- возмутилась Фламиния. -- Если мы займемся этим, то потеряем и мадам, и стайку глупых юных гусынь, -- ответил Мэт, -- а им, я уверен, грозит куда большая потеря, нежели потеря содержимого кошелька. Фламиния побледнела и поспешила вперед. Завернув за угол еще раза три, они вышли на узкую сумрачную улочку, где теснились обшарпанные домишки. Из домов выходили тощие оборванцы и вешали на каждую дверь красные фонари. -- А вот и мой домик! -- воскликнула дама и постучала в дверь. Никто не открывал. Она постучала сильнее. На пороге появился мужчина, похожий на хорька, спрятал за спину красный фонарь и поклонился даме. -- Добро пожаловать, хозяйка! У нас, как я погляжу, гостьи? -- Да, Смиркин, гостьи, три девушки из деревни, совсем одинокие, бедняжки. -- Такие одинокие, что с ними можно сделать что угодно, а? -- вмешался Мэт, выйдя прямо из-за спины сводни. -- Пошел прочь, нахал! -- обрушилась та на него. -- Убирайся отсюда, не то я кликну стражу! -- Ой, да это же менестрель! -- изумленно воскликнула одна из девушек. -- Вы ее спросите, что она тут продает, -- посоветовал девушкам Мэт. -- Ничего не продаю! -- возмущенно рявкнула дамочка. -- Да неужели? -- притворно удивился Мэт и поднялся по ступенькам. -- Просто удивительно. На половине домов на этой улице висят красные фонари... --И Мэт резко дернул за руку Смиркина. Тот завизжали выронил красный фонарь. Он, правда, не был зажжен, но в другой руке Смиркин сжимал трутницу. -- Она занимается тем же самым, чем все остальные на этой улице, -- сказал девушкам Мэт.-- Красный фонарь -- знак борделя, публичного дома. В одном она не обманывает вас -- она действительно ничего не продает, она только отдает внаем. -- Что отдает? -- спросила шепотом одна из девушек, вытаращив глаза. -- Женщин, -- ответил Мэт. -- Мужчинам, которые с этими женщинами делают, что пожелают, разве только не убивают. -- И он обернулся к владелице борделя. -- Или это тоже не возбраняется? -- Вы лжете, сэр! -- встала в возмущенную позу сводница. -- Я-то не лгу, лжете вы этим девушкам. Вы ложью заставляете их ложиться с кем попало или мучаете до тех пор, пока они не соглашаются на это. -- Он обернулся к деревенским девушкам. -- Пойдемте отсюда. Вы заслуживаете лучшего места, чем это. -- Не верьте ему! -- кричала сводня. -- Он сам вас хочет использовать! Девушки явно растерялись. Но тут настежь распахнулась дверь дома напротив, и оттуда вылетел полуодетый мужчина, а следом за ним вышел здоровенный детина. -- Пшел вон! -- сплюнул детина. -- Нету денег -- нету шлюхи! -- Но у меня же были деньги! -- причитал мужчина. -- Золото! Она его вынула, пока я раздевался! -- Сам дурак, значит, раз показал ей, где у тебя деньги лежат! -- заключил вышибала. -- Иди, подбери одежу свою и убирайся отсюда! Девушки побледнели. -- Да, и я этим занимаюсь! -- Внезапно добренькая бабулька превратилась в ухмыляющуюся старую ведьму. -- Только ведь рано или поздно, куколки мои, вам сюда дорога, так почему бы не сделать это раньше? -- Никогда в жизни! -- возмущенно воскликнула самая рослая из девушек. -- Нет? Да из вас хоть одна-то девственницей осталась после дороги в столицу? Где найдутся дураки, чтобы вас в жены взять? Как вы думаете, какую работу вы себе отыщете в городе, где полно девушек из деревни? -- Сводница покачала головой. -- Ой, нет, милашки, другой постели вам не найти и другого хлеба тоже. Будете голодать, покуда не захотите съесть его, а тогда уж начнете торговать собой направо и налево, как попало. А сейчас бы все у вас пошло как надо, честь по чести. Девушки попятились. Вид у них был ужасно напуганный. -- Можно сделать и другой выбор, -- уговаривал их Мэт. -- Пойдемте отсюда. И он сбежал вниз по ступенькам. Девушки радостно последовали за ним, Паскалем и Фламинией. -- Идите, идите, дуры! -- крикнула им вслед содержательница борделя. -- Только не забудьте этого дома -- через неделю он вам ой как понадобиться! -- А Мэту она пустила вслед: -- Чума на тебя, менестрель! Чума, которой ты их всех перезаразишь! Думаете, это он вас спасает, девчонки? Нет! Он просто сводник, который вас уводит от меня. -- Никакой я не сводник, -- сказал девушкам Мэт. -- Я и держать вас не собираюсь. Просто хочу, чтобы вы на пару дней нашли себе приличную крышу над головой. Вид у девушек по-прежнему оставался неуверенный, однако они все-таки пошли за Мэтом, вздрагивая от визгливого голоса старой ведьмы, продолжавшей осыпать их всех проклятиями. Как только они вышли на широкую улицу, на глаза им попался сержант, вышагивающий с подчеркнуто важным видом. -- Эй! Эй! -- выкрикивал он. -- Все чистая правда, парни! В казармах вам выдадут красивую форму, ну прям как у меня, и каждому по новенькому блестящему флорину! А потом сытный обед и чистая постель! За сержантом уже пристроились несколько жаждущих обещанного счастья парней. -- Ой, да это Берто! -- воскликнула одна из девушек. -- И Самоло, и Жиан! -- Так, значит, они станут солдатами? -- Похоже на то, -- кивнул Мэт. --А сержант очень скоро станет совсем не таким добреньким -- стоит лишь попасть в казармы. И все-таки это более безопасно, чем то место, куда могли угодить вы, девушки. По крайней мере у них появятся крыша над головой, еда и безопасность. -- А за это они будут рисковать своей жизнью, -- уточнила Фламиния. -- Я бы лучше уж на такое согласилась, -- сказала самая тоненькая из девушек дрожащим голосом. -- А куда ты отведешь нас, менестрель? -- спросила Другая. -- В... -- запнулся Мэт. Он собирался сказать: "В церковь", ведь церковь всегда была самым надежным местом для девушек, которым нужен кров и добрый совет, но церкви в Латрурии закрыты, и те немногие священники, которые продолжали служить, пока что не решались делать это открыто. -- Мы найдем вам работу, -- пообещал девушкам Мэт. -- Вы сможете прибирать в домах, стелить постели, готовить, ну что-то в этом роде. -- Но мы же убежали из деревень ради того, чтобы избавиться от этого! -- воскликнула одна из девушек. -- И где же богатство Венарры? Где непрерывные вечеринки, где красивые платья и танцы? -- спросила другая. -- Во дворце, -- ответил Мэт. -- В домах у богатых горожан. Слухи наврали вам, барышни. Младшая из девушек расплакалась. -- Мы... так долго... шли... потеряли... столько потеряли... -- Дома ваши никуда от вас не делись, -- попытался успокоить девушку Мэт, стараясь не думать обо всех потерях. -- Если уж станет совсем невмоготу, можете с кем-нибудь уйти на север, домой. -- Только не с этими унылыми, страшными! -- в ужасе воскликнула рослая девушка. -- Лучше уйти раньше, покуда вы тоже не стали унылыми, -- сказал Мэт. -- Ну а пока, если вы все-таки хотите заработать денег и порадоваться жизни в Венарре, надо найти вам какую-нибудь пристойную работу. Несколько минут девушки безмолвно следовали за М этом, Паскалем и Фламинией. А потом старшая из девушек с горечью проговорила: -- Нам ведь самим придется искать такую работу? Никто за нас ее искать не станет? -- Нет, -- печально покачал головой Мэт. -- Никто не станет. За то, что получаешь, приходится платить -- так или иначе, и, если кто-то говорит, что может вам что-то дать бесплатно, он вас обманывает. Он, может, и сам того не знает, но все же обманывает. Мэт действительно знал законы больших городов лучше, чем девушки, но это вовсе не означало, что ему знакомы законы этого города. Он отвел девушек в таверну, чтобы там задать несколько хитрых вопросов и разузнать, что тут к чему, но, видимо, вопросы оказались недостаточно хитрыми, поскольку тот весельчак, к которому обратился Мэт, только загоготал и поинтересовался без обиняков: -- Только-только явились в Венарру, а? -- Что, так заметно? -- расстроенно спросил Мэт. -- С первого взгляда, парень, да я и сам тут всего год с небольшим! -- Значит, работа тут все-таки имеется? -- Ну да, если гильдия карманников даст тебе поучиться делу. Мэт выпучил глаза. -- Гильдия карманников? -- Ага. Нам все время нужны новички -- столько народу забирают в королевскую тюрьму, а потом еще половину вешают, так что ежели кому охота пробовать себя-- это завсегда. Кстати, мы с тобой, менестрель, могли бы неплохую парочку составить. Ты бы людей песенками отвлекал, а я бы тем временем шнырял бы по их домам... -- Ладно, может, как-нибудь в другой раз, -- уклончиво ответил Мэт. -- А вот как бы девушкам все-таки работу сыскать? Гильдии горничных тут не существует? Вор понимающе ухмыльнулся. -- Есть, если вы ищете именно такую работу, хотя какая это гильдия -- так, сборище сплетниц. -- Все же лучше, чем ничего, -- вздохнул Мэт. -- И где их найти? -- На улице Грубых Рук. Там мимо не пройдешь -- в дверях стоят и ждут не дождутся, когда их куда-нибудь пошлют. -- И еще женщины постарше, пытающиеся сманить их на другую работу? -- многозначительно уточнил Мэт. Вор широко улыбнулся. -- Не... В гильдии горничных имеется пара вышибал -- эти отшивают сводниц и сводников. Так что твои подопечные там будут в полном порядке. Ну а парень может поступить к нам в гильдию. Паскаль нервно огляделся. -- Спасибо, -- поблагодарил Мэт. -- Но он недостаточно ловок для такой работы. Паскаль глянул на товарища возмущенно. -- Да кошельки-то тягать -- это каждый может выучиться, -- уговаривал вор. -- Дело ясное, да только боюсь, что он как примется у кого-нибудь кошелек срезать, так всенепременно хозяина порежет до крови. -- А-а-а! -- понимающе протянул вор. -- Нет, для нашего дела так не пойдет. Тогда ему лучше попытать счастья в гильдии убийц. -- Это конечно, -- кивнул Мэт, чувствуя, что начинает волноваться. -- Скажи, друг, а вооруженными ограблениями вы занимаетесь? -- Не, мы нет. Это гильдия взломщиков. Мэт попытался представить, как с подобными делами разбирается суд. -- Значит, вы имеете право забирать чужое только тогда, когда хозяев нет поблизости? -- Или нету, или они дрыхнут. Красть, короче, можем, но не грабить. -- Значит, вы не устраиваете поджогов и не крадете людей? -- Это ты про гильдию поджигателей и гильдию людокрадов интересуешься? Ну, ты того... ты же не ищешь такую работу, не ври! -- Не ищу, просто хочу знать, чего бояться. А еще есть какие-нибудь преступления в городе, чтобы без гильдии? -- Нет. Это вряд ли, -- признался вор. -- Ну а с другой стороны, всегда найдется кто-нибудь, кто измыслит что-то новенькое. Не без того. Мэта от этой мысли передернуло, и он решил, что надо будет убраться из этого города, пока кто-нибудь не додумался до рэкета. -- Ладно, -- кивнул он, -- спасибо, просветил. -- Он отвернулся, но тут его осенило, и он снова обернулся к воришке. -- Слушай, а фамилии у глав гильдии часом не одинаковые? -- Это токо у гильдии воров, взломщиков и убийц, -- преспокойно ответил вор. -- Это у нас будут Сквельфы. А вот взять гильдии шулеров, сутенеров и разносчиков --эти уже Скиббелины. А все прочие-- ДиГорбиа. Девушки, сидевшие с выпученными глазами, поежились. Паскаль сглотнул скопившуюся во рту слюну. Мэту не за что было винить -своих спутников -- ему и самому было ох как не по себе от услышанного. И все же любопытство снова задержало его. -- Гильдия разносчиков? Что же, у вас тут разносчики преступники? -- Не, ну это токо те, которые продают то, чего в лавках не купишь. -- А-а-а. -- Мэт ничего не мог с собой поделать. -- И... и что же они продают? Глаза у воришки стали еще шире. -- А чего хошь. -- Ясно, -- Мэт кивнул и отвернулся. -- Спасибо, дружище. Пошли ребята, нам пора. Улицу Грубых Рук они отыскали на закате. Вышибала поначалу принялся браниться, но как только Мэт объяснил, что привел девушек, которые хотят наняться на приличную работу, вышибала тут же отправил одну из служанок за распорядительницей. Она довольно скоро появилась -- этакая матрона в синем платье и белом переднике. Увидев компанию, произнесла: "Ах" -- кивнула и спустилась с крыльца, чтобы осмотреть девушек с головы до ног. -- Ладно, -- изрекла она наконец. -- Вам надо помыться и постирать свои вещички. Идите в соседний дом, там домоправительница накормит вас ужином и там вы сможете переночевать, пока не найдете себе другого пристанища. Плату за это, мы, конечно, вычтем из вашего первого жалованья, а потом будем из него вычитать одну десятую часть все время, покуда вы у нас будете жить. Кто бы вас ни взял на работу, платить они будут нам, а не вам, а уж мы вам будем отдавать вашу долю. Если будете работать на сторону, в гильдии останетесь, но с нами придется распрощаться. Вопросы есть? Тогда все. Девушки, совершенно ошарашенные, отвернулись, готовые уйти. Распорядительница глянула на Фламинию и проворчала: -- А ты что, с ними идти не хочешь? -- Пока нет, -- уклончиво отвечала Фламиния. -- Мы должны еще кое в чем помочь менестрелю. -- Что ж, вид у тебя вполне порядочного человека. -- Матрона быстро и придирчиво оглядела Мэта. -- Хотя бы привел бедных овечек сюда, к нам. Всех мы, конечно, взять не можем, но всегда делаем все, что в наших силах. Именно поэтому от них и не было человека у городских ворот, завлекавшего добровольцев. -- Понятно, -- кивнул Мэт. -- Нет особой нужды в горничных? -- О, работы полно! -- воскликнула женщина. -- Город-то у нас так разросся с тех пор, как на престол взошел наш добрый король Бонкорро. Сюда сразу толпами повалили дворяне -- прискучило им по деревням-то сидеть, захотелось городского веселья отведать. Теперь-то с этим делом у нас спокойно -- ну, то есть король не требует, чтобы дворяне ему жен своих отдавали в постель или чтоб сами шли на муки. В общем, они оставляют свои поместья на управляющих, а сами все в Венарру стекаются. Ну а им, вестимо, надо и еду подать, и обстановка чтобы была соответствующая, и новые тебе дома, и платье, ну и прочие всякие всякости. -- Стало быть, у вас тут развелось множество торговцев и купцов? -- Да, и они все так богатеют на торговле --ну а их женушки, конечное дело, больше любят по лавкам мотаться, нежели заниматься домашними трудами. Нет, девушек у нас тут много, которые могут прибираться да белье чинить, но еще больше их приходит каждый день. Крестьянкам тоже подавай теперь веселое житье, ну многие находят себе и такое житье, да только не там бы, где надо. -- Верно, -- кивнул Мэт. -- Дворяне желают, чтобы их развлекали, точно? А приличных заведений в городе немного? -- Как же! -- возмутилась женщина. -- Предостаточно, молодой человек! На каждом углу -- по менестрелю, на каждом бульваре -- по театру, вот только постановки у них поганые идут, вот что я тебе скажу, там на сцене такое, что скорее в борделе увидишь, а не в театре, вот как! -- Ясно, -- уныло проговорил Мэт. -- А сутенеры быстро понимают, что театр -- отличное место для рекламы, как на сцене, так и вне ее. А кто-нибудь пытается их выдворить? -- Ага, пытаются. -- Матрона снисходительно улыбнулась. -- Кому это когда удалось-то? -- Ну, вот в нашей стране удалось, -- возразил Мэт. -- Но на это ушло лет сто. Ну а насчет музыки -- чтобы, скажем, собралось с десяток музыкантов и сыграли вместе концерт? Тут особо сутенерам не разгуляться! -- О, в больших залах у нас по вечерам играют целые оркестры. И на постоялых дворах, и на полях для фехтования. Для простого люда -- в тавернах играют, а для благородных -- во дворцах. -- Но новеньким, кто только что в город прибыл, вы туда на работу поступать не советуете? Матрона скорчила рожу. -- Ой, ну это же не для девушек! Вы же слыхали, что я про театры вам сказала? Ну а танцоры и танцорши -- те же актеры и актрисы. Музыка, это конечно, дело другое, только ведь тогда надо ой как хорошо выучиться играть или петь -- ну, это тебе виднее. -- Да, я на лютне играть учился несколько лет, -- подтвердил Мэт. Нужно же ему было чем-то заняться, покуда он ждал, когда Алисанда назначит день их свадьбы. -- К тому же танцорам и музыкантам платят маловато, -- добавила матрона. -- Но все же жить можно, я думаю. -- Да, если больше нечем заняться -- Мэт нахмурился. -- Но если пьесы и танцы действительно плохи, наверное, им должно быть очень противно играть и плясать. -- Горький у них хлеб, вот что я скажу, очень даже горький. -- Матрона покачала головой. Чувствовалось, что она сердится. -- Вот ко мне некоторые приходили наниматься на работу, пожевав такого хлеба, они и жаловались. Они мне как говорили-то: что будто бы в театрах есть актеры или актрисы такие, какие ни за какие коврижки из театров этих не уйдут, так они, стало быть, этому делу преданы. Но вот одна женщина у меня работает, бывшая актриса, так она говорит, что такие -- это уж точно чокнутые, не иначе. Бывает, они сорвутся и начинают вопить: какие, дескать, тупицы ходят по театрам, не могут, дескать, таланта ихнего оценить. А бывает, проклинают свою несчастную долю и нищету, жалуются, что у них души опустели -- во как -- Да, и мне встречались такие актеры, -- кивнул Мэт. -- Хотя большей частью из моих знакомцев так разговаривали художники и поэты. -- О том, что когда-то и он считал себя одним из них, Мэт упоминать не стал. -- Это бывает с ними, когда они вдруг чувствуют, что в собственной культуре им питаться нечем. Матрона нахмурила брови и непонимающе уставилась на Мэта. -- Ну, это ты, молодой человек, загнул -- ничего не поняла. Может, ты и прав. А мне-то бы только крышу дать над головой всем тем бедолагам, кому такая жизнь не по душе. -- Но вы же не можете! -- сочувственно проговорил Мэт. -- Девушек слишком много, работы на всех не хватит, и тогда вы перестанете получать прибыль. -- Прибыль? Это еще что такое? -- недовольно проворчала женщина. -- Мы себе на жизнь зарабатываем, и они тоже. Мнение Мэта о распорядительнице сразу значительно ухудшилось. -- Значит, вы принимаете пожертвования? -- Пожертвования? -- прищурилась женщина. -- Это что же, чтоб нам деньги дарили? Зачем же? -- Чтобы помочь большему числу девушек. И Мэт извлек из кошелька золотой и вложил его в руку матроны. Она уставилась сначала на золотой, потом на Мэта и немного растерялась. -- Спасибо тебе, молодой человек, но я твою монету отложу пока. Зайди через неделю, вдруг она тебе снова понадобится Мэт кивнул: -- Очень мило с вашей стороны. Но не думаю, чтобы она мне понадобилась. -- Все равно отложу, -- упрямо мотнула головой матрона. -- Но тебе спасибо -- сердце у тебя на месте. -- Благодарю. -- Мэт сардонически усмехнулся. -- Как и вам, мне бы хотелось сделать больше. -- Обернувшись к Паскалю и Фламинии, Мэт сказал: -- Пора по пиву, братцы. -- Это что значит? -- Это значит, что пора найти любое местечко, где подают пиво и вино людям, у которых денег больше, чем мозгов. -- Прежде чем уйти, Мэт обернулся к матроне. -- Спасибо вам, сударыня, и спокойной ночи. Женщина проводила их взглядом, тревожно выгнула бровь и покачала головой. Вид у Паскаля и у Фламинии был растерянный. -- А в этом городе больше дурного, чем я думал, -- признался парень. Мэт пожал плечами. -- А чего же ты ждал, если этот город столько лет был столицей Зла? Интересно, она назвала Бонкорро добрым королем, но если это и так, он все равно за несколько лет не успел переделать город целиком и полностью. -- А судя по тому, что я слыхала, -- добавила Фламиния, -- он вовсе не предан Добру. Все дело в том, что он не служит Злу, и все. -- Но при его правлении многое произошло! -- возмутился Паскаль. -- Много разного! И хорошего, но и плохого тоже. Это при нем дворяне повалили в столицу и стали тут питаться невинными жертвами -- несчастными крестьянами. -- Это одна сторона медали, верно, -- нахмурясь, проговорил Мэт. -- И пока что старания Бонкорро привить своим подданным мировую культуру при том, что им не прививаются никакие моральные ценности, привели только к еще большим страданиям и эксплуатации несчастных и слабых, но, с другой стороны, никто не голодает и не остается без крыши над головой. -- Я видел много нищих, -- возразил Паскаль. -- Однако голодающими их назвать все же нельзя, -- возразила ему Фламиния. Мэт кивнул. -- И потом, на улицах нет трупов, хотя, может быть, это днем. Нет, прежде чем я что-то решу про этого короля, я должен с ним встретиться и поговорить с глазу на глаз. -- Встретиться с королем? -- глянула на Мэта испуганными глазами Фламиния.-- Ты шутишь! -- Шутит, конечно, -- согласился с ней Паскаль. -- Ведь повидаться с королем -- оно, конечно, интересно, спору нет, но и очень опасно! -- Нет, я вполне серьезно хочу с ним повидаться, -- решительно заявил Мэт. -- А я нет, -- отрубила Фламиния. -- А придется, -- проговорил чей-то голос в самое ухо Мэта. И только он собрался обернуться и посмотреть, кто это сказал, как на голову его обрушился тяжеленный удар, Мэт почувствовал дикую боль в макушке. Он падал и все же пытался остаться в сознании, но только и успел, что увидеть Паскаля, который бился в лапах у какого-то верзилы, в то время как второй размахнулся дубиной, да еще услышал, как кричит Фламиния, к которой подошли еще двое мужчин. Мэт разглядел на них форму, и его объял непроглядный мрак. ГЛАВА 16 Первое не до конца осознанное впечатление у Мэта было такое: он лежит на куче щебенки. Примерно через минуту до него дошло, что дело вовсе не в камнях. Затем он понял, что рядом с ним никого нет, хотя в некотором отдалении народу масса: выстроились там и стоят, тыкают в него пальцами и машут руками. А потом навалилась жуткая головная боль. То есть на самом-то деле она никуда и не девалась, просто для того, чтобы ее ощутить, нужно было всего-навсего прийти в сознание, вот и все. Видеть Мэт продолжал как бы сквозь туманную пелену. Он застонал. Он умолял свое сердце успокоиться, потому что от каждого удара его несчастная голова раскалывалась на части. К счастью, умолял Мэт не в стихах. Сквозь слепящую боль прокралась мысль: жить и действовать с такой головной болью нельзя, следовательно, остановить ее можно только одним-единственным способом. Вот именно, и нечего бояться? Кто бы тут ни работал главным колдуном, все равно он знает, где сейчас Мэт. Так что... Эффералган, и аспирин УПСА, Или хотя бы детский панадол -- Мне все равно. Болит-- не описать! О, хоть бы кто-нибудь из вас пришел! Согласен даже я на цитрамон -- Пусть исцелит меня от боли он! Улучшение просто-таки поразило Мэта. Ни с того ни с сего от боли осталось только тупое нытье в затылке. Наверное, прочти он этот стишок за границей Латрурии, от боли вообще бы и следа не осталось, но тут и на том спасибо. Мэт приподнял руку, чтобы пощупать то место, где сохранилась боль, но передумал. Зачем ему новый взрыв боли? То, что осталось от его разума, подсказало, что при удобном случае можно будет найти зеркало и посмотреться. Найти? О, конечно, скорее сотворить. Когда боль уменьшилась до переносимого уровня, Мэт попробовал сосредоточиться и понять, что произошло. Он вспомнил, что его ударили по голове... вспомнил... Похищение Фламинии! В ужасе Мэт оглянулся, ища глазами Паскаля, но увидел... ...стену косматой шерсти. Секунду Мэт пялился на эту шерсть, гадая, почему так далеко отбежали зеваки. Потом он поднял глаза и увидел белозубую ухмылку. -- Здорово, Мании. -- Приятно вновь видеть тебя живым, смертный. Мэт не без труда сел, стараясь шевелиться как можно осторожнее. -- А меня снова кто-то пытался убить, а? -- Угу. Один из солдат в ярко-красной форме. Но как только я спрыгнул позади тебя, он сразу взял и передумал. -- Спрыгнул? Да как ты в город-то вообще попал? -- Как-как. Запрыгнул на стену, потом перелез на крышу, а потом так и шел все время по крышам. -- Как и подобает уважающему себя коту, -- добавил Мэт. -- Я за вами весь вечер следил и все жалел, что вам совсем не нужен. -- Готов об заклад биться, ты обрадовался, когда на нас напали? -- Это так. Но как только девушку схватили, а главный из солдат занес над тобой нож, я понял: мой час пробил. До этого момента мне никак нельзя было вмешиваться, а уж тут я спрыгнул с крыши позади тебя, весело посвистывая. Тот, что собирался тебя ножичком пырнуть, немного испугался, как меня увидел. -- Еще бы! Ну, и что с ним стало? -- Удрал. Слишком быстро. -- Так быстро, что ты не смог догнать? -- Угу. Он прокричал какие-то слова на очень древнем языке -- давненько я такого языка не слыхал -- и исчез, а вместе с ним и все солдаты, и наш лакомый кусочек, девушка. По поводу последнего заявления с мантикором вполне мог быть солидарен Паскаль. Но где он? -- Паскаля видел? -- спросил Мэт у Манни. -- Да. Он с другой стороны от меня. -- Манни повернул голову. -- Вот. Только очухался. -- Значит, в порядке, более или менее. Так ты, говоришь, узнал, на каком языке болтал тот солдат? -- Угу. Это язык с Востока. -- С какого Востока? -- Из Персии -- по-моему, так называл свою страну маг, явившийся в Рэм, чтобы научить жрецов по-новому читать злые и добрые предзнаменования. -- Да, это действительно важно. -- Стало быть, язык был персидский -- фарси? Или еще древнее? Халдейский? Шумерский? -- И что сказал этот главный? -- Всего только: "Вернемся туда, откуда явились!" -- Мантикор задумчиво нахмурился. -- Всего-то ничего, несколько словечек, а какой эффект! -- Не так уж впечатляюще, если ты все понял. А как он выглядел? -- Трудно сказать. Он же в маске был, понимаешь? Седые волосы, борода, высокий, тощий, в ярко-оранжевой мантии. -- Самый стандартный колдун, вот только цвет мантии смущает. -- Мэт нахмурил брови. -- Это мог быть любой из старших магов. А какие-нибудь особые приметы? -- Вот только то, что он знает древний колдовской язык, да еще то, что он пытался обработать меня заклинанием на этом же языке. Мэт изумленно глянул на мантикора: -- И не получилось? -- Конечно, не получилось, -- с отвращением произнес мантикор. -- На мне и так давным-давно заклятие, наложенное предком твоего дружка Паскаля, а тут этот молодой человек его еще и обновил. И предок его, и сам Паскаль преисполнили меня духом Добра, а он всегда сильнее, чем источник, движущий этим колдуном. Для того чтобы получить власть надо мной, ему надо было бы сначала снять заклятие Паскаля. -- Значит, тебя защитила верность нам? -- Да, это верно сказано. -- Мантикор поежился. -- Уж больно противно работать под началом у колдуна! Бывает, что выпадет вкусная кормежка, это верно, но ведь большую часть времени приходится на привязи сидеть, когда так хочется побегать! Вот если бы я смог отомстить всем колдунам, которые меня заставляли себе служить! -- Но они слишком могущественны? -- Или слишком быстры. Я ведь этого седобородого уже почти что зацепил когтями, но он исчез на полсекунды раньше. Такая жалость. -- Да, плохо дело. Мэт подозревал, что имел счастье лично повидаться с тем самым колдунов, который все время пытался убить его. Очевидно, он подустал -- всякий раз ему попадались слишком неудачливые наемники -- и решил, что пора взяться за дело самолично. Вот только Фламинию-то им зачем понадобилось похищать? На тот случай, если колдуну не удастся кокнуть Мэта, естественно. В этом случае, по расчету колдуна, Мэт должен отправиться по следам девушки. Или, может быть, Фламиния сама по себе играла какую-то важную роль, о которой Мэт и не подозревал? А может быть, не она, а Паскаль? Вряд ли, но кто знает? -- Ну как там твой освободитель? Мантикор оглянулся через плечо. -- Поднимается. Над спиной мантикора возникла голова Паскаля. Он имел вид вчерашнего фарша, не слишком удачно разогретого с утра, но между тем сумел выговорить: -- Фламиния! -- Ее украли, -- отозвался Мэт. -- Нам нужно ее спасти. -- Он и допустить не мог иного мнения на этот счет. -- Конечно, для начала придется выяснить, куда она подевалась. -- Мэт, покачиваясь, встал на ноги и тронулся в сторону зевак. Они испуганно расступились, некоторые бросились бежать. -- Да я вас пальцем не трону! -- закричал Мэт. Он сейчас неспособен был причинить вреда даже тарелке спагетти. -- Я просто хотел узнать, чьи были солдаты! Зеваки и не пытались утверждать, что их не было здесь во время нападения солдат на Мэта, Фламинию и Паскаля. Они просто испуганно переглядывались, не веря собственным ушам. -- Так ведь он же чужеземец, -- промямлил один мужчина. -- Точно, -- кивнул другой. -- По выговору сразу слышно. Мэт нахмурился. -- А какая разница, я что-то не пойму? -- Ну, так ты поэтому и не узнал ихнюю форму-то, -- пояснил мужчина. -- Вы хотите сказать, что их хозяин -- кто-то такой важный, что все должны узнавать его солдат по цвету формы? -- Происходящее нравилось Мэту все меньше и меньше. -- Ну, так кто же он такой? Правда, под ложечкой у Мэта так сосало, что он уже мог и не сомневаться. Он и не сомневался. Он просто надеялся, что ошибается. -- На них была королевская форма, -- сказал горожанин. -- Это солдаты короля Бонкорро. Мгновение Мэт не мигая смотрел на горожанина. Потом коротко кивнул: -- Спасибо. А не знаете, с чего бы это им понадобилось красть нашу девушку? Горожане снова переглянулись, а одна из женщин усмехнулась: -- Зачем молодому мужчине девушки? Мэт окоченел. -- Король Бонкорро, он же молодой, как ни крути, -- пояснил извиняющимся тоном один из мужчин. -- Король он хороший, но у него аппетиты, как у любого здорового человека, а дочек дворянских он не трогает в отличие от деда своего. -- Потому-то дворяне и валят толпами в Венарру, -- буркнул второй мужчина, -- и денежки свои сюда волокут. Он с ними обходится уважительно -- и с ними, и с ихними дочками. -- Стало быть, развлекается он с крестьянками, на которых положит глаз, да? -- Или он, или его солдаты, -- мрачно подтвердила молодая женщина. -- Но может и так выйти, что королю она не глянется, -- сказал первый мужчина, видимо, хотел утешить Мэта, -- ты не горюй, друг, если она королю не понравится, ее вернут сюда целую и невредимую. Никто к ней и пальцем не прикоснется, если король ее отпустит. -- Только он никого не отпускает, -- уточнила еще одна женщина. -- Ну а если она приглянется кому-нибудь из вельмож? Женщина хмыкнула и пожала плечами. -- Чтобы вельможе приглянулась девица, не понравившаяся королю? Нет, никто не станет так мараться. Сказано это было с известной долей чопорности -- а что, может, чопорность одно из средств самозащиты для этой женщины. Мэт призадумался о вкусах короля. -- Что ж, спасибо, люди добрые. Свистну-ка я своего мантикора да пойду. Видно было, что это известие очень порадовало горожан, и, уж конечно, они не стали Мэта задерживать. Вернувшись к Паскалю, Мэт сообщил: -- Поганые новости. Те, кто схватил Фламинию, гвардейцы короля. Паскаль побелел, ни кровинки в лице не осталось. -- Но... почему? -- Потому, что она довольно-таки привлекательная молодая женщина, -- вздохнул Мэт. -- И очевидно, король не без греха. Паскаль так и задрожал --то ли от злости, то ли от страха, -- но Мэту не хотелось уточнять, от чего именно. -- Мы должны освободить ее. Но как?! -- Говорил же я, что хочу встретиться с королем, верно? -- вздохнул Мэт. -- Не сказал бы, что теперь для этого представляется прекрасная возможность, но уж причина для встречи веская, тут ничего не скажешь. Между тем, положа руку на сердце, ничего глупее в своей жизни он не делал. Если колдун действительно тот самый, который все это время пытался его уничтожить, он сразу узнает о приближении Мэта, то есть Мэт пойдет прямиком к нему в пасть. Если колдун работает на короля, то весьма не исключено, что и похищение Фламинии, и попытки прикончить Мэта исходили от самого Бонкорро. Мэт понимал: нужно заготовить целый набор приличествующих случаю заклинаний. Подумал было, не произнести ли маскировочное заклинание, но решил, что оно бесполезно. Однажды с ним уже такое случалось: колдун проник под его камуфляжную защиту. Оставалась последняя надежда: может быть, все-таки похищение состоялось не по приказу Бонкорро. Похоже, горожанам подобные зрелища знакомы -- когда на улицах хватали деревенских девушек вот так, на авось -- вдруг они приглянутся королю. А колдун мог ходить и искать "товар" для своего повелителя, а если похищение Фламинии он замыслил сам, то и убить Мэта могло быть чисто его идеей. Может, и так. Однако Мэт решил на такой вариант особо не полагаться. -- Но как же нам найти дорогу к замку короля? -- простонал Паскаль. -- Нельзя же вот так прийти к нему и потребовать встречи! -- Нет, -- покачал головой Мэт. -- Надо будет просто обратиться к первому попавшемуся придворному. Он развернулся. Паскаль глянул на мантикора, вздрогнул, но чудовище только пожало плечами и кивнуло в сторону Мэта. Паскаль сглотнул подступивший к горлу комок и пошел за чародеем. А когда они оба оглянулись, мантикора и след простыл. В Венарре до ближайшего бульвара всегда оказывалось недалеко. Пара кварталов -- и из трущоб ты попадал в престижный район. Мэт занял позицию на углу и заиграл на лютне. Паскаль отработанным движением положил к его ногам свою шляпу. Вот один прохожий остановился послушать и бросил в шляпу медную монетку, когда Мэт допел песню до конца. Вот к нему присоединился еще один прохожий. Вскоре шляпа наполовину наполнилась монетками, а около Мэта собралась целая толпа. Наконец Мэт заметил какого-то дворянина со свитой. Мэт подгадал время и, когда вельможа проходил мимо, запел: Я клоун, я затейник, Я даже песенки пою не ради денег, А просто ради смеха. Я это дело от рождения люблю! Вам грустно? Вам одиноко? Я одарю вас древней мудростью Востока. А может быть, вам поможет И мудрость Запада -- гоните по рублю! Вот если б нашелся кто-то, Кто б не стоял тут, не хихикал до икоты, А взял бы меня за ручку И проводил бы прямо в замок к королю, Его величество я враз развеселю! Карета остановилась, аристократ выглянул из приотворенной дверцы, явно гадая, чего добивается этот странный менестрель. А Мэт заливался соловьем: Уж я бы расстарался там, как мог, Не посрамил бы звания шута. Король от смеха б натурально взмок, Вот это бы была бы красота! Сатира, юмор, колкости, сарказм, Намеки, шутки, свежий анекдот... Апофеоз! Феерия! Фантазм! Кто понимает, мимо не пройдет! Но я мечтаю -- тра-ля-ля! -- Шутить у трона короля! Вельможа рассмеялся, рассмеялась и его дама. У вельможи от смеха потекли слезы, он вытер их и сказал: -- Славно, славно, менестрель! Забирайся на запятки, а я тебя отвезу к королю! Теперь надо было непременно немного поупрямиться. -- Но... ваша честь... -- Забирайся на запятки, я кому сказал! -- нахмурился вельможа. -- Или ты думаешь, что у тебя есть выбор? -- Нет, господин. Все понятно, господин. Сию минуточку! -- Мэт забросил лютню за спину, вскочил на запятки кареты и крикнул: -- Сюда, Паскаль! -- Лакею, который подвинулся, чтобы освободить место, Мэт пояснил: --: Он -- мой напарник. -- Напарник он или нет, места больше нету! -- буркнул лакей. -- Нам тут и троим-то негде разместиться, а ты четвертого тащишь! -- Номер четвертый, -- проговорил Мэт, вставая и хватаясь за скобу,-- тебе придется сесть между моими ногами и держаться за мои лодыжки. -- Стой ровно, -- умоляющим голосом проговорил Паскаль, вспрыгнув на приступочку. Карета тронулась, провожаемая недовольными криками горожан. Паскаль одной рукой обхватил ногу Мэта, а другой пытался пересчитать заработок -- монетки в шляпе. Карета ехала по улицам города, а Мэт все гадал, то ли стишки оказались смешнее, чем он рассчитывал, то ли его магия неизвестно с чего вдруг окрепла. Вероятно, он начал привыкать к латрурийской среде? Ой, только бы не слишком! Стражники даже глазом не повели в их сторону, когда карета въехала на подъемный мост и покатилась по внутреннему двору замка. Вот она остановилась, и лакеи бросились открывать дверцы. Мэт с Паскалем тоже спрыгнули с запяток и пошли было следом за вельможей и его супругой, но один из лакеев поймал Мэта за локоть: -- Эй, ты, вам ход через кухню! Вы не лучше нас! Продолжая крепко держать Мэта за руку, он тронулся к замку, а его товарищ подобным же образом обошелся с Паскалем. Ну уж нет, не для того Мэт распинался там с песнопениями, чтобы повстречаться с королевским поваром! -- Но ваш господин хотел, чтобы мы спели королю! -- Придет ваше время -- вас кликнут, -- пробурчал лакей. Похоже, он очень не одобрял такой способ набора нового персонала. -- Побудете или в комнате для прислуги, или в спальне -- какую уж там отведут. "Спальня" оказалась комнатушкой шесть на десять и потолком не выше четырех футов. Потолок, впрочем, был скошенный и опускался до шести дюймов от пола. Каморка располагалась где-то под самой крышей. Мэт с испугом воззрился на темное пятно на потолке и побоялся за лютню -- решил убрать ее под кровать, чтоб не промокла. Здесь, под крышей, было жарко и душно. Мэт не мог дождаться, когда стемнеет. -- Знаешь что, Паскаль? Пожалуй, нам стоит прошвырнуться в комнату для прислуги. -- Прошвырнуться? -- непонимающе переспросил Паскаль. -- Ну, походить там, послоняться, понимаешь? Убить время, пока нам нечем заняться. Поболтаем со слугами, чего-нибудь вызнаем про короля. Глаза Паскаля зажглись. -- Пошли, -- кивнул Мэт и направился к занавешенному проему, служившему дверью. Мэт решил испытать силу своих заклинаний в пении для свободных от работы слуг. Для начала он повторил то, что пел на углу в городе, потом добавил несколько популярных песенок из своего мира и своего времени -- таких, от которых бы не встали дыбом волосы у людей средневековья. Слуги собрались вокруг Мэта, обступили его, начали притоптывать ногами, жадно слушая каждую фразу. Минуло совсем немного времени, и слуги разулыбались и пустились в пляс. Мэт решил, что его заклинание сработало, словно чары. А что, если подумать, может, в этом мире такие песни и были чарами. Либо так, либо рок-музыка обладала более универсальным воздействием на слушателей, чем ожидал Мэт, даже тогда, когда ее исполнял на лютне третьеразрядный любитель. -- Эй, менестрель! -- В дверях стоял знакомый лакей -- тот самый, что всю дорогу гнусно ухмылялся. -- Господин зовет. -- Что ж, слушаюсь и повинуюсь с восторгом. -- Мэт взял финальный аккорд и кивнул Паскалю. -- Пошли. Слуги разочарованно заворчали, когда Мэт, а следом за ним Паскаль зашагали к двери. -- Не горюйте, мы же вернемся, -- заверил слуг Мэт и тут же пожалел о своем обещании. В последнее время ему становилось все труднее сдержать слово. Крайне запутанным и сложным путем -- маршрутом, который, видимо, не одна столетие накапливал неожиданные резкие повороты -- они вышли к тяжелой дубовой двери, инкрустированной медными украшениями У двери навытяжку стояли двое гвардейцев. Лакей объявил: -- Менестрель Мэт и его помощник Восторг, по приглашению графа Палескино. Мэт изумленно обернулся. -- Мой помощник Восторг? Ну ладно. Стражник, стоявший слева, пробурчал: -- Нам ведено впустить с тобой только менестреля, и больше никого. Лакей нахмурился, но Мэт быстро нашелся: -- Не стоит волноваться. Паскаль пока может поболтать со свободными от работы слугами. Ведь ты уже познакомился с одной милашкой, а, Паскаль? -- Ага, -- рассеянно кивнул Паскаль, пристально глядя Мэту в глаза. -- Одна там служанка -- ох, хороша. Она живет вместе с женщиной из тех, которые бывают в покоях у короля. Похоже, ей перепало от их прелестей. Лакей нахмурился, схватил юношу за рукав, но стражник чуть заметно подмигнул Паскалю. -- Ладно, парень, ступай обратно в комнату для прислуги, познакомься с девушкой. Дорогу найдешь? -- О, заблужусь, так спрошу. -- И Паскаль развернулся. -- Как освободишься, увидимся, друг Мэтью. Надеюсь, тебя хорошо примут и ты будешь долго играть и петь. -- Благодарю, -- кивнул Мэт, поняв намек. Паскаль рассчитывал, что Мэт будет занят подольше, развлекая короля и его придворных. Что ж, он постарается играть подольше -- как можно подольше. Мэт обернулся к стражнику. -- Что теперь? -- спросил он. -- Теперь вы меня проведете к королю? -- Нет. Сначала к его чести. -- Стражник кивнул своему напарнику, и тот толкнул створку массивной двери. Лакей шагнул вперед, бросив: -- Сюда. Мэт пропустил его и пошел за ним. Громадная комната, в которую они вошли, была освещена только висевшими вдоль стен свечами. Высоко, почти под самым потолком, тянулись ряды маленьких узких окон. Мэт поднял глаза только для того, чтобы проверить свою догадку, и не ошибся: у окон, по карнизу, тянувшемуся вдоль всего зала, выхаживали стражники. Никакие это были не окна, а самые настоящие бойницы. Между тем окна, они же амбразуры, были затянуты мутным стеклом -- Мэт подозревал, что дело тут в несовершенстве процедуры обработки стекла. Однако из-за мутности стекол в тронном зале царил приятный полумрак. Правда, около ступеней, ведущих к трону, горели, разгоняя сумрак, десятирожковые канделябры. Возвышение для трона оказалось не слишком высоким -- всего-то фута три, не больше, но и этого было достаточно, чтобы сидящий на троне король оказывался центральной фигурой в зале. Мэт бросил на короля быстрый взгляд -- внимательнее посмотреть не удалось, потому что приходилось поспешать за лакеем, тащившим его через толпу придворных. Однако облик короля сохранился в памяти Мэта, ион подверг его мысленному изучению до более удобного случая, когда представится новый шанс посмотреть на короля. Но и на мысленное изучение образа короля времени Мэту не дали. Лакей уже стоял около вельможи из кареты, который теперь показался Мэту просто-таки коротышкой. Если не считать взбитого парика, он ростом был, пожалуй что, ниже Мэта. -- Милорд, -- поклонился лакей. -- Я привел менестреля. -- Славно, очень славно. -- Граф, прищурившись, глянул на Мэта. -- Смотри, постарайся развеселить короля не хуже, чем развеселил меня, менестрель! -- Постараюсь изо всех сил, мой господин. -- Мэт поклонился, стараясь не выходить из роли -- если бы граф знал, что титулом Мэт его превосходит, он бы так, конечно, не выпендривался. У него бы челюсть отвисла. А уж если бы граф узнал, что Мэт родился в семье, положение которой было ниже, чем у него самого, тут бы его вообще кондрашка хватила. Несколько секунд Мэт наслаждался, воображая эту сцену: у графа отвисает челюсть, его хватает кондрашка... нет, здорово, но он благоразумно прогнал эту мысль, а его новый "господин" уже шел к возвышению и тащил Мэта за собой. Граф поклонился, Мэт последовал его примеру. -- Ваше величество! -- воскликнул граф. -- Вот менестрель, о котором я говорил. Толпа придворных взволнованно колыхнулась. "Наверное, готовы на все, лишь бы развеять скуку", -- решил Мэт. Удастся развеселить их -- будет замечательно. А не удастся -- они посмеются над тем, как его отсюда вышибут пинками. Однако... этот красивый молодой человек на троне вряд ли способен высечь менестреля за то, что тот плохо споет. А вот желчный костлявый старикан, что стоит около него, этот, похоже, готов высечь Мэта прямо сейчас. Королю было чуть меньше двадцати, то есть на десять лет меньше, чем Мэту. Лицо открытое, вроде бы беззлобное, голубые глаза дружелюбные и честные, нос ровный, подбородок решительный, но при этом не тяжелый. Словом, выглядел он самым настоящим хорошим мальчиком, американцем до мозга костей и обожателем мамочкиного яблочного пирога. Но тут Мэт напомнил себе, что здешний народ понятия не имеет об Америке. В этом универсуме ее, поди, и вообще нету -- у него пока все не хватало времени проверить этот факт. Да и о яблочном пироге тут вряд ли знали. И потом, если Бонкорро действительно такой дока в обмане зрителей, то первое, что он должен был освоить, -- это амплуа человека, который выглядит честным и беззлобным. Мэт решил не торопиться с выводами и все же ничего не мог с собой поделать: король ему нравился --да он и хотел нравиться. -- Ты менестрель, верно? -- спросил король. -- Петь умеешь? -- Нет, ваше величество, -- четно признался Мэт. -- Но моя лютня умеет, а мои губы умеют произносить слова. Придворные издали неопределенный шум -- словно не знали, засмеяться или нет. Бонкорро решил эту проблему за них. Он усмехнулся. -- Да ты не только менестрель, ты еще и шут. Но какие же песни ты тогда поешь? -- Я могу спеть вам о своей работе, ваше величество. -- Песня о песне? -- Улыбка Бонкорро стала шире из-за охватившего его удивления. -- Что ж, спой, а мы послушаем! И Мэт снова спел: "Я клоун"..: С первой же строки придворные умолкли намертво и молчали до самого конца песенки, молчали так, словно были зачарованы, а Мэт знал, что так оно и есть, буквально. Бонкорро тоже внимательно слушал, улыбаясь, однако взгляд его был осторожен: король явно понимал, что на него воздействуют заклинанием, которое ему между тем не опасно. Как он уверен в себе! Уверен, что в случае чего он это чуждое заклинание разобьет в пух и прах. У Мэта кровь похолодела при мысли, насколько могуществен этот молодой человек. Правда, Бонкорро мог и ошибаться: он мог и не оказаться таким уж могущественным, как думал... А мог и оказаться. Как только Мэт допел песню, придворные захлопали в ладоши, а Бонкорро одобрительно кивнул: -- Неплохо, совсем неплохо, да и голос у тебя не такой уж гадкий, как ты тут расписывал. -- Может, и так, -- не стал спорить Мэт. -- Но вот слух у меня точно подкачал, ваше величество. Король улыбнулся. -- Слова твоей песни оказались столь интересны, что мы не обратили внимания, верно ли ты пел мелодию. А скажи-ка, что это за восточная мудрость, про которую ты пел? Мэту стало любопытно. -- А разве вашему величеству не интереснее, что бедный менестрель считает мудростью Запада? -- Нет, -- с непоколебимой уверенностью отвечал король. -- Я прекрасно знаю, что в нашем западном мире считается мудростью: либо религия, а у меня с ней ничего общего, либо черная магия, а с ней я тоже ничего общего иметь не желаю. Видно было, что старика, стоявшего за троном, это заявление очень огорчило -- особенно вторая часть. На глаз он Мэту не показался таким уж религиозным. -- Что ж, как ваше величество скажет, -- поклонился Мэт, сраженный решительностью молодого короля. Правда, с другой стороны, разве редко встречаются люди, которые отказываются от религии чуть ли не с религиозным фанатизмом? -- Может быть, вам .и вправду больше по душе придется мудрость Востока... -- В чем же она? Старик, стоявший за троном, прищурившись смотрел на Мэта. Мэт собрался с духом, понимая, что сейчас надо будет упростить до предела все, что ему известно, --это при том, что известно ему сокрушительно мало. -- Вообще-то существует три вида восточной мудрости, но один из этих видов настолько напоминает мудрость Запада, что, на мой взгляд, ваше величество им не очень заинтересуется. Этот вид мудрости касается того, кому от кого следует принимать приказания и как добиться порядка в королевстве. -- Ты прав, -- нетерпеливо проговорил король. -- Об этом я уже знаю предостаточно. А другие два вида? -- Один учит, что в жизни больше страданий, нежели радости, поэтому главная цель жизни состоит в том, чтобы из этой жизни уйти. Бонкорро нахмурился: -- Что же, острый клинок решит эту задачу без проволочек! -- Только тогда, когда смерть позволит прекратить существование, -- уточнил Мэт, -- и не попасть при этом в Ад. Бонкорро окаменел. -- Пожалуй, я хотел бы побольше узнать об этой мудрости. И как же можно перестать существовать, если ты мертв? -- О, с превеликим трудом, -- ответил Мэт. -- Ибо эта мудрость учит тому, что если ты не жил жизнью праведника, святого, то ты возродишься в другом обличье и будешь повторяться до тех пор, пока не проживешь по-настоящему чистую жизнь. Бонкорро успокоился и смягчился. -- Нет, мне от этой мудрости никакого толку. Я король и не могу прожить по-настоящему чистую жизнь, ибо нам, правителям, всегда приходится делать трудный выбор в пользу наименьшего из двух зол. Кроме того, мне бы хотелось прожить жизнь, полную радости и веселья, а не страданий. -- И жизнь своего народа вы также желаете сделать радостной и веселой? -- спросил Мэт, не спуская глаз с короля. Бонкорро пожал плечами: -- Если их счастье сделает мою жизнь более приятной -- что ж, тогда да, и я думаю, так есть и так будет. Чем богаче народ, тем больше люди могут платить налогов в казну и тем богаче буду я. Чем счастливее подданные, тем меньше вероятность того, что они взбунтуются, и тем легче мне носить на голове корону. Ага. Материалист, к тому же преданный процветанию народа, пускай даже причины у него для этого не самые благородные. И все же Мэту показалось, что на самом деле король не такой уж эгоцентрист. -- И какова же третья из восточных мудростей? -- потребовал ответа Бонкорро. -- Увы, сир! Боюсь, она заинтересует вас еще меньше, ибо она учит, что все сущее является всего лишь частью великого, неделимого целого. Учит тому, что вся вселенная едина и что счастья человек может достичь, стараясь жить в гармонии с окружающим миром. Бонкорро кисло улыбнулся. -- Если это так, то об этой гармонии не знают волки со львами, поскольку они убивают других животных и поедают их. -- Тут есть загвоздка, -- согласился Мэт. -- Хотя не сомневаюсь: у даосов на этот вопрос ответ найдется. К несчастью, их идея жизни в гармонии с окружающей вселенной включает и понятие о том, как есть как можно меньше и как обходиться самыми необходимыми вещами -- даже в том, что касается одежды. Бонкорро цинично улыбнулся: -- Нет, не думаю, чтобы эта мудрость принесла счастье моему народу, а уж мне-то точно нет -- разве только... мне хотелось бы узнать, как прекратить свое существование, умирая. Старик, стоявший за троном, похоже, сильно встревожился. --- Нет, ваше величество, -- признался Мэт. -- Эта мудрость такому не учит. Тут все наоборот -- они стремятся обрести вечную жизнь, ведя жизнь добродетельную. -- А значит, нищенствуют, -- кисло усмехнулся Бонкорро. -- Что пользы в вечной жизни, если в ней так мало радостей? -- Духовный экстаз, -- напомнил Мэт. -- Но только для добродетельных? О нет, я думаю, хорошим королям ни за. что не обрести этой внутренней радости. -- Это верно, ваше величество. Один мудрец как-то так и сказал, что не смог бы править царством, иначе ему пришлось бы вести неправедную жизнь. -- Что же, ему не откажешь кое в какой мудрости, -- одобрительно кивнул Бонкорро. -- Поведай мне о нем. -- Царь послал своих людей за мудрецом, дабы тот дал ему советы, как лучше управлять страной. Мудреца отыскали в глуши, он был одет в грубые лохмотья. Мудрец отказался от приглашения короля. Его спросили, почему он отказывается, а мудрец ответил: "А как вы думаете, что бы вам ответила черепаха, если бы вы пригласили ее на обед, где к столу подавали бы черепаховый суп? Как вы думаете, не предпочла бы черепаха нежиться в водичке, вместо того чтобы отправляться во дворец?" "Конечно, -- согласился гонец, -- черепаха бы отказалась". "Вот и я отказываюсь, -- сказал мудрец. -- Так что ступайте себе, а я уж понежусь в водичке". Мгновение король в удивлении смотрел на Мэта, потом запрокинул голову и расхохотался. -- Остроумно и действительно мудро! Однако и это не для меня. Покончим на этом с восточными мудростями. -- Но существует и мудрость Запада, которая могла бы вам, ваше величество, пригодиться больше, -- сказал Мэт, отчаянно пытаясь заинтересовать короля. -- Есть учение древних греков, они искали знание, не зависящее ни от веры, ни от греха. -- Да, я слыхал о таком учении. -- Бонкорро склонился вперед, а в глазах его зажегся неподдельный интерес. Мэта поразила сила взгляда молодого человека. -- Говорят, будто бы ученые находят заплесневелые свитки в библиотеках, а то и выкапывают из земли в запечатанных кувшинах, и еще говорят, что они мало-помалу с превеликим трудом начали эти свитки переводить. Мне даже удалось прочитать несколько старинных преданий о греческих богах и героях. Но как вышло, что об этом знаешь ты, простой менестрель? -- О ваше величество! Какой менестрель без сплетен, без свежих новостей о далеком прошлом, иначе мне нечего было бы и являться ко двору. -- Да, это ты хорошо придумал, -- усмехнулся Бонкорро. -- И что же, ты читал эти свитки? -- Увы? Еще счастье, что я могу читать на языке, принятом в Латрурии. Что уж говорить о языке древней империи -- ближайшего соседа вашего королевства! Однако я слышал, что ваши ученые прочитали измышления человека по имени Сократ. Старик, стоявший за троном, встревоженно вздрогнул. Мэт присмотрелся к нему получше. Длинная седая борода, выражение лица постоянно взволнованное. Стоило Мэту встретиться со стариком взглядом, тот сразу щурился. Мэт вдруг ощутил странную неприязнь к этому человеку. Почему -- Бог знает. Старикан как старикан, только усушенный какой-то. А потом Мэт понял, что Бог и в самом деле может знать почему. -- Ваше величество. -- Старик шагнул ближе к трону. -- Несомненно, подобные беседы о древних греках не что иное, как пустая трата вашего драгоценного времени. -- Меня это интересует, лорд-канцлер, -- возразил король. -- Однако это, несомненно, не... -- Я же сказал: меня это интересует, Ребозо. -- В голосе короля зазвенела сталь, и старик поторопился сделать шаг назад. -- Ну, менестрель, расскажи мне об этом греке. Что же за человек был этот Сократ? -- Он был из тех, кого называют "философами", ваше величество, -- отвечал Мэт. -- "Философы", -- нахмурился Бонкорро, -- ну-ка попробуем перевести, исходя из корней этого слова... Это означает "любитель мудрости", не так ли? -- Верно, ваше величество, хотя лично мне кажется, что название не совсем верно. -- Мэт с трудом вымучил улыбку. -- Сократ клялся, что любит истину и Нанимается ее поисками, но, судя по тому, что я слышал об этом человеке во время своих занятий с учениками, он хитрым образом пытался заставить их соглашаться со своими мыслями. Бонкорро понимающе улыбнулся. Мэт старался не обращать внимания, что придворные начали перешептываться, шаркать ногами и покашливать. Беседа Мэта с королем им явно прискучила. А вот король просто-таки разволновался! -- А как, по-твоему, человек должен искать истину? По глазам старика было видно, что мысленно он уже подкатил к трону пять пожарных машин с приставными лестницами. -- Увы -- вздохнул Мэт. -- Я слишком мало знаю об этом Сократе! Но вроде бы он считал, что любые знания можно добыть путем рассуждения по системе, называемой "логика". Старик немного успокоился. -- Я слышал об этой логике, -- наморщил лоб Бонкорро. -- Где же, по-твоему, ее недостаток? -- Вопрос в том, как упрекнуть логику в несостоятельности, а не в том, где она, -- грустно отвечал Мэт. -- Единственный способ проверить выводы логики -- это наблюдать за реальным миром, чтобы потом, может быть, попытаться применить эти выводы на практике. Это называют "эксперимент". Тревога вернулась к старику. К мысленно вызываемой им помощи добавилась бригада парамедиков. Бонкорро неторопливо улыбнулся. -- Но как же, например, проверить в реальности выводы логики, если речь идет о душе человека? -- О, это не дано никому, -- отвечал Мэт. -- Потому-то подобные вопросы и остаются тем единственным, что изучает только философия. Бонкорро запрокинул голову и расхохотался. Придворные испугались, все до одного, а особенно -- седой старикан. Однако медиков он явно отослал и успокоился. -- Пожалуй, пусть этот менестрель еще побудет во дворце, посмешит меня, -- сказал Бонкорро графу Палее-кино. -- Спасибо вам, ваша честь, что привели его сюда, но пока что я избавлю вас от забот о нем. Я подумаю, как вознаградить вас за это, граф. Граф чуть не лопнул от радости. -- Какая благодарность, что вы, ваше величество. Достаточно того, что вам понравилось! "Еще бы, -- печально подумал Мэт. -- Рано или поздно то, что понравилось королю, приобретает форму некоторого количества твердой валюты, дареной земли или монополии на что-нибудь". Что ж, граф Палескино снискал какое-никакое расположение короля, а король получил нового и очень необычного шута-менестреля, а Мэт получил доступ к королю -- в общем, все что хотели, то и получили. Вот разве что исключая старика, стоявшего около трона. ГЛАВА 17 Когда Мэт добрался в свою каморку под крышей, там оказалось еще жарче, чем было раньше. Казалось, жара со всего замка стекалась сюда. Крошечное окошко было открыто, и у него торчал Паскаль, раздетый до пояса и истекающий потом. На садящееся солнце он смотрел такими жадными глазами, что с него сейчас можно было бы писать рвущуюся по следу гончую. Мэт задернул занавеску и сел подальше от Паскаля. Через некоторое время Паскаль проговорил: -- Нечего молчать, друг Мэтью. Чай, не похороны. -- Нет? -- удивился Мэт. -- Значит, ты поспел вовремя? -- Вовремя для чего? -- дернулся Паскаль. -- Вовремя для того, чтобы повидаться с Фламинией. Да. Одна из служанок привела ее в комнату для прислуги -- ее и еще двоих... горничных. Очень хорошенькие, -- добавил Паскаль, немного помедлив. Но недостаточно хорошенькие для того, чтобы отвлечь его от Фламинии или развеять теперешнюю тоску? Мэт наморщил лоб, ничего не понимая. -- Ты с ней говорил? Ей... не причинили... вреда? -- Не изнасиловал ли ее король? Ты об этом хотел спросить? Хотя он может сделать это сегодня же ночью. -- И Паскаль поежился, как от озноба. -- Значит, мы попали сюда вовремя для того, чтобы спасти ее от участи худшей, чем смерть? -- Да, -- кивнул Паскаль. -- Если она захочет, чтобы мы ее спасали. Мэт уставился на друга. -- Ты хочешь сказать, что ее прельщает мысль стать одной из наложниц короля? -- Я -- нет, но она уверяла меня именно в этом. Мэт помедлил и, не дождавшись продолжения, спросил: -- Но ты ей не поверил? -- Ну... скажем так: она говорила не слишком убедительно... Мэт нахмурился. -- Надеюсь, она не считает, что это ее долг перед страной или еще что-нибудь в этом духе? -- Нет, но она так распиналась насчет того, как все замечательно у них там, на женской половине. Она приняла душистую ванну и теперь одета в шелка. Ее учат раскрашивать лицо, и ей ужасно нравится компания других женщин. -- Девчонке вскружили голову, -- понимающе кивнул Мэт. -- А другие девушки не видят в ней соперницу? -- По крайней мере ведут себя дружелюбно, и все красавицы. -- Ну, ясно, значит, ей льстит то, что она среди них... Сам-то Мэт вообще дивился тому, как Фламиния сюда попала -- уж что-что, а красавицей ее никак не назовешь. Вероятно, все дело в фигуре, в походке, в той чувственности, которая исходила от нее. Да, если так, то можно понять колдуна, который все это оценил и дал приказ сцапать Фламинию на улице для короля Бонкорро. Вот интересно, оценит ли эти качества Фламинии король? -- А остальные девушки так же радуются, как Фламиния? -- Очень радуются, я сам видел. Все они крестьянки, которые в жизни не видывали подобной роскоши. Останься они дома, им почти наверняка пришлось бы выйти замуж по выбору родителей, то есть за нелюбимых. А тут у них хотя бы красавец любовник. -- Паскаль добавил с издевкой: -- Похоже, никого из них не нужно особо заставлять ложиться в кровать со славным повелителем и владыкой? Мэт не мог винить друга за вспышку ревности. -- Но разве их не тревожит то, что с ними случится потом, когда его величество от них устанет? -- Совсем не волнует, потому что такое уже случалось с десятками таких же, как они. Он отсылает их из дворца, наделив золотом и драгоценными камнями. По крестьянским меркам, они уходят отсюда богачками. Найти мужа для них несложно -- ведь они все-таки красавицы, да еще и с приданым. На самом деле они еще и мужей держат под каблуком, и те не осмеливаются им слова сказать, потому что короля побаиваются. -- Значит, ты боишься за Фламинию? Паскаль коротко кивнул: -- И за нее, и потерять ее боюсь. -- Он смущенно улыбнулся. -- Вот ведь смешно, да? Я ведь даже не могу сказать, что она мне принадлежит, -- и боюсь ее потерять! Мы ничего друг другу не обещали, мы не были близки, я только утирал ей слезы, веселил ее... Ну, разве не смешно, что я так быстро втюрился? -- Да уж, обхохочешься, -- угрюмо буркнул Мэт. -- Только так порой бывает, знаешь ли. Но пока она все-таки для тебя еще не потеряна. -- Нет, -- согласился Паскаль. -- Но боюсь, что это случится. Если она пробудет здесь подольше и ее совсем заболтают новые подружки. Боюсь, что она влюбится во все эти побрякушки и финтифлюшки и забудет, что есть на свете добродетель и настоящая любовь. Мэт не шевелился и не сводил глаз с Паскаля. -- Да! Да! Я ей признавался в любви, друг Мэтью! -- с горечью воскликнул Паскаль. -- А она просто расцвела, улыбнулась, крепко сжала мою руку и сказала, что тоже любит меня. Мэт внимательно смотрел на Паскаля. -- Ну, так радоваться же надо! -- Да, надо бы... Нет, в то мгновение у меня сердце чуть не выскочило из груди от счастья. Но прошло несколько минут, и она отвлеклась. Я стал говорить с ней о побеге, но она сказала, что не стоит и пытаться, потому что их покои очень сурово охраняются, а ей бы не хотелось, чтобы я рисковал, потому что меня посадят в тюрьму, а то еще чего и похуже может случиться. ' -- А ты не поверил, что ею действительно движет тревога за тебя? -- Да, наверное, -- вздохнул Паскаль. -- Ведь если бы ей действительно было невмоготу там, куда она попала, если бы ее действительно пугала мысль о намерениях короля, она бы порадовалась, что я хочу спасти ее, она бы рискнула убежать. Мэт пробовал посмотреть на происходящее глазами Фламинии. Потеря девственности ей уже не грозила, а внешне Бонкорро был куда привлекательнее, чем тот парень, который первым соблазнил ее. На самом деле молодой король действительно очень хорош собой... Однако Мэт -- мужчина, и понять женскую точку зрения до конца ему никогда не удавалось. Он не сомневался, что несправедлив к Фламинии. Правда, он не сомневался и в том, что девушка решила какое-то время уделись радостям пребывания в королевском гареме. Но гарем -- это одно, а лечь в постель с королем -- это совсем другое... И все равно Мэт знал, как порой трудно устоять против искушения... -- Верно ли я понимаю, что она стала пылкой защитницей короля Бонкорро? -- Угу, -- уныло буркнул Паскаль. -- Я ей говорил, что ни о каком риске и речи быть не может, когда разговор идет о ее безопасности, а она опять давай твердить, как она боится за меня да как она уверена в том, что король ее и пальцем не тронет. Тогда я озлился и спросил, с чего это она взяла, что он такой добродетельный, ну она и давай мне взахлеб рассказывать. Мэту стало больно за Паскаля. Он даже глаза прикрыл. Да. Это удар под ребра. Выслушивать, как твоя возлюбленная, которой ты только что объяснился в любви, превозносит другого... -- Она тебе сказала, какой он красавец? -- Ну, не то чтобы... она сказала, что другие девушки считают его красавцем и просто без ума от него. Среди девушек есть одна-две, которые даже мечтают стать королевой, но ей, она сказала, их очень жалко, потому что сердце их непременно будет разбито. Ну, это она заодно и себя отговаривала, дело понятное. Однако Мэт никогда не упускал шанса получить сведения. -- Ну а как насчет того, что он хороший король? Или хороший человек? Об этом она что-нибудь говорила? Паскаль пожал плечами: -- Ей-то откуда про это знать? -- Просто из сплетен, -- ответил Мэт. -- Из сплетен можно много чего узнать. И ведь Фламиния, похоже, их слышит великое множество. Судя по всему, король просто очаровашка, по крайней мере со своими наложницами. Конечно, само по себе то, что король имел множество наложниц, уже греховно, но между тем он вроде бы обращался с ними по-человечески, с заботой и пониманием. После сегодняшнего краткого знакомства с королем Мэт понял, что король обаятелен и старается на благо народа, какие бы там у него ни были мотивы. Но вот суров ли он? Слушаются ли его подданные? -- Скажи, а если он приказывает, его приказам повинуются? -- Ну... а как же? Наверное, да, -- удивленно отозвался Паскаль. -- Мы же сами все своими глазами видели, пока шли по Латрурии. Ты же видел, как тут все переменилось. Вот хороши или плохи эти перемены -- это уже другой вопрос. -- Вот именно. А так же хорош или плох источник этих перемен. Я слыхал о многих королях, которые были всего лишь ширмами. На самом деле всеми делами в королевствах ворочали их главные советники. До сих пор я видел единственного советника короля -- канцлера Ребозо. Правда, он мне не показался ни жутко злобным, ни ужасающе могущественным. Более того, мне показалось, что он мало на что вообще способен: он боится короля. -- Похоже, его тут все боятся, -- кивнул Паскаль. -- Фламиния не говорила, что король издает указы чересчур часто. Но уж когда издает, никто не осмеливается его ослушаться. -- О? -- Мэт как бы увидел ложку дегтя в бочке меда. -- Надо понимать, кто-то из наложниц пытался ослушаться? -- Нет. Но двое-трое видели его в гневе. Фламиния мне рассказала, что будто бы одна из наложниц пыталась приворожить короля, чтобы он любил только ее... -- Приворот, понятно, -- кивнул Мэт. -- Даже мне, менестрелю, доводилось про такое слышать. Верно ли я понял, что это ей не удалось? -- Не удалось. Король мгновенно догадался, чем она занимается. Ее тело скрутила резкая боль, она стала так дико кричать, что сбежались другие девушки. Однако пытка продолжалась всего минуту. А потом король приказал ей выпить зелье, приготовленное для него. Наложница выпила зелье и с тех пор так обожает короля, что сделает для него все, что бы он ни повелел, даже если он повелит ей приводить других женщин в его опочивальню. -- Хочешь сказать, что он ее до такой степени унижает? -- возмущенно воскликнул Мэт. -- Нет, но, когда одна из наложниц спросила ее, сделает ли она так, если король повелит, она сказала, что сделает. -- Понятно. Стало быть, в своем гареме он хозяин, -- процедил сквозь зубы Мэт. -- А как насчет королевства? Паскаль пожал плечами. -- Наложницы слыхали, как с ним спорил канцлер -- ведь это Ребозо для короля девушек отбирает. А король с ним не спорил, он только говорил канцлеру, что тот должен сделать, и все. -- Странно. Обсуждать государственные дела в гареме? Ну, или в женских покоях... Так это называется? -- Может, они и не про государственные дела там говорили. Дело-то было в судьбе первой девушки, которой Бонкорро, так сказать, отставку дал. Король настаивал, чтобы канцлер наделил ее золотом и драгоценными камнями и отвез домой. Ребозо встал на дыбы, утверждая, что королевское внимание -- вполне достаточная награда для любой женщины. Но король оказался непреклонен. -- Ну так что, отвезли ее домой вот так, триумфально? -- Ну... поначалу нет. Ребозо попробовал ее вывести из замка тайком в одном платье, но его скрутило судорогой, и тогда уж он велел своим слугам принести женщине золота, и драгоценных камней, и еще паланкин. И боль отпустила его. Видимо, на Фламинию обрушился настоящий поток новостей. Мэт без труда представлял себе, как она взахлеб расписывает Паскалю этого ангела в мужском обличье и как горят при этом ее глаза. И ему снова стало нестерпимо жаль приятеля. Мэт попытался немного увести разговор в сторону. -- Знаешь, а я вот с ним сегодня поболтал немного и понял, что за все время, покуда он проводит тут экономические реформы, никто его деяниям не воспротивился. Похоже, он сильный правитель, особенно если учесть, что он способен распознать приворотное зелье и вызвать приступ боли у опытнейшего колдуна. Паскаль выпучил глаза. -- Ты думаешь, та девчонка, что хотела его охмурить, была колдунья? -- Да нет, она-то простая девушка, которая знает всего-то три заклинания, -- нетерпеливо отвечал Мэт, -- а может, она купила приворотное зелье у какой-нибудь деревенской знахарки. Я-то про канцлера говорил. -- Что, канцлер -- колдун? -- Думаю, да, и буду так думать, покуда не передумаю. Он старик, поэтому вполне мог остаться около трона со времен короля Маледикто, а уж одно это означает, что он просто обязан быть колдуном. Вероятно, колдовство до сих пор остается необходимым требованием для пребывания на столь ответственном посту. -- Может, и нет. Фламиния говорит, что король в магии ловок, как в фехтовании, но при этом не колдун. -- Нет? -- прищурился Мэт. -- А ей-то откуда об этом знать? -- Все сплетни, -- вздохнул Паскаль. -- Эти... опытные наложницы... они говорят, будто бы мужчина выбалтывает больше, чем хочет, когда его голова лежит на подушке. Наверное, с чужими женщины языков не распускают, а среди своих болтают обо всем. -- Что ж, значит, сам король не возражает, чтобы об этом болтали. -- На самом деле Мэт подумал вот о чем: не нарочно ли король нагружал своих наложниц подобными сведениями? Но потом он вспомнил, как решительно Бонкорро отвергал как религию, так и злое волшебство, и решил, что прав Паскаль. -- И откуда же тогда он черпает магические силы? Паскаль пожал плечами: -- Наверное, это знает только он сам. Своим наложницам он говорит, что особо не задумывается, когда творит чудеса. Просто, дескать, запомнил слова и жесты и, когда. надо, пользуется ими, но это он, конечно, врет. Что ж, пожалуй, хотя от одной мысли об этом у Мэта волосы встали дыбом. Ведь получается -- для Бонкорро достаточно только увидеть колдунов за работой, скопировать их пассы и запомнить, от какого заклинания что бывает. Может быть, он подобным образом наблюдал и за добрыми волшебниками? Ага, а где это, интересно, он за ними наблюдал? Что того хуже... если он не понимал, не ведал, что творит, он мог легко допустить ошибку и заклинанием вызвать катастрофу. Мэта зазнобило. Он решил пока успокоить себя тем, что король своей прелестнице наврал. -- Так или иначе, он точно заставляет людей делать то, что его душе угодно. А если Ребозо действительно могущественный колдун, значит, Бонкорро поистине гигант магии! Либо гигант, либо Преисподней зачем-то нужно держать его на троне. Преисподней или Ребозо? -- Думаю, нам лучше сматываться отсюда, -- заключил Мэт. -- Без Фламинии -- ни за что! -- Я как раз об этом и говорю! Паскаль уставился на Мэта. -- Как ты думаешь это сделать? -- Придется рискнуть, -- ответил Мэт. -- То есть рисковать придется мне, вам-то двоим ничего грозить не будет. В конце концов его песенные удары-заклинания действовали внутри королевского замка, и плевать, что все тут дышит колдовством. Либо Бонкорро или его канцлер знают, кто Мэт такой, либо как минимум понимают, что он чародей. Тогда их не удивит, что он сотворит чудо в замке. Скорее всего они следят за ним и готовы к прыжку, но Паскаль и Фламиния тут совершенно ни при чем. Безусловно, тот колдун, что пытался помешать Мэту пройти в Латрурию и не раз пробовавший покончить с ним, был вовсе и не король, да и не канцлер, а какой-нибудь констебль или лорд-маршал, да мало ли кто еще. Мэт понимал, тут надо держать ухо востро, в противном случае он расслабится и перестанет подозревать всех и каждого, а на вражеской территории такое поведение смерти подобно. -- Хорошо, если вы будете вместе, -- сказал Мэт, -- мне проще предпринять одну попытку к бегству, нежели две. Ты можешь связаться с Фламинией? -- Да. Она с другими девушками должна сегодня пойти в город -- купить новых украшений. -- Ага -- тур шоппинга! -- прищурился Мэт. -- Разве король не беспокоится о том, что кто-то из его прелестниц может найти себе любовника на стороне? Паскаль пожал плечами: -- По-моему, ему это все равно. Фламиния слыхала, что у некоторых наложниц в любовниках стражники, а у других -- мужчины в городе. Королю все равно, с кем там еще его наложницы проводят время, лишь бы только они были с ним тогда, когда он этого пожелает. Просвещеннейший монарх! По крайней мере настолько честный, что даже не скрывает того, что содержит публичный дом. Интересно, есть ли среди королевского набора заклинаний такие, которые бы содержали требования к профилактике венерических заболеваний. -- Значит, ему еще легче от девушек избавляться, когда они ему прискучивают, верно? -- Ага, -- угрюмо улыбнулся Паскаль. -- В каком-то смысле их уже поджидают муженьки. Что ж, европейские крестьяне не один век жили в условиях права первой ночи и тем не менее женились -- да и выбора у них особо не было. -- Значит, мы можем просто-напросто уйти по подъемному мосту и встретиться с Фламинией около галантерейной лавки? Паскаль кивнул: -- Представь себе. -- А как ты узнаешь, где именно ее искать в городе? -- Думаю, что смогу передать ей весточку через моих новых приятелей из комнаты для прислуги. Им-то это пара пустяков, вот только думаю, что они от меня не просто "спасибо" ждут. Мэт вытащил кошелек и вручил Паскалю не только "спасибо". Они слонялись без дела, но с совершенно определенными намерениями -- торчали на углу и ждали девушек, и тут на них чересчур пристально поглядел проходивший мимо солдат. -- Он на нас подозрительно посмотрел, -- встревожился Паскаль. -- Он прав, -- прошептал Мэт. -- Но мы ему об этом говорить не будем. Мэт выдернул из-за спины лютню и ударил по струнам. Сначала он сыграл "Пусть круг будет тесным". Песенка странно звучала без сопровождения банджо, однако вокруг Мэта и Паскаля тут же собралась толпа. Солдат успокоился, в последний раз поглядел на музыкантов и пошел своей дорогой. Паскаль, никогда не упускавший возможности подзаработать, сорвал с головы шляпу и бросил ее на мостовую. Мэт лихо взял последний аккорд, и в шляпу, звеня, посыпались пенни. Мэт вытянул шею, огляделся по сторонам, не заметил вблизи ни одного дворянина со свитой и запел народную песенку не слишком пристойного содержания. Что такое "бормотуха", публика не понимала, но остальное ей вроде бы было понятно. Но как только Мэт завел последний припев, один из зевак оглянулся и завопил: -- Королевские шлюхи! -- Прибыль! -- проревело разом несколько голосов, и толпа тут же уменьшилась вполовину: лавочники разбежались, чтобы выложить перед покупательницами самые изысканные украшения. Мэт посмотрел в ту сторону, откуда шли женщины, и у него захватило дух. Какой там конкурс красоты на телевидении! Девушки, не меньше двух. десятков, все молоденькие -- моложе двадцати, и каждая по-своему потрясающе красива. Красотки, конечно, были одеты, а впечатление почему-то возникло, что все наоборот. И не то чтобы они выставляли напоказ большие участки обнаженного тела, вовсе нет: тут блеснет белизной шейка, тут покажет кусочек живота прорезь на талии. Однако сам покрой платьев и то, как женщины двигались в этих платьях, создавали такое впечатление, что вы видите каждую йоту женских прелестей, причем одновременно хотелось увидеть все! Мэт решил, что платья не иначе как зачарованы. Женщины передвигались в облачке ароматов, будоражащих чувства. Мэт затрепетал от желания. Наверное, в духи подмешаны феромоны, или они тоже зачарованы. Наконец сквозь миазм гормональных благовоний прокралась мысль: эти дамочки не только зачаровывали других, они и сами наверняка зачарованы. Королевские наложницы проходили мимо, весело болтая и смеясь, но вот одна из них немного отстала от остальных -- новенькая, лицо которой Мэту было так хорошо знакомо. Фламиния! Ее глаза сверкали от этого запретного приключения. -- Сыграй для меня, менестрель! -- кивнула девушка. Мэт замер. Если посмотреть на Фламинию холодно и объективно, то он был бы вынужден признать: она не красавица, однако как раз вот этого он больше и не мог -- смотреть на нее холодно и объективно. Какие бы там заклинания ни накладывали колдуны на королевских наложниц, они подействовали и на Фламинию. Глаза у нее стали манящими, зовущими, улыбка -- не просто очаровательной, нет, призывной. Еще какой призывной: Паскаль уже пошел к ней -- глаза остановились, ноги ватные. Мэт успел-таки ухватить его за рукав и оттянуть к шляпе, после чего ударил по струнам и запел: Эта женщина -- увидишь и немеешь, Глохнешь, слепнешь и теряешь нюх и вкус, Ни кукушкам, ни ромашкам ты не веришь, А плетешься добровольно на искус. Только пусть она идет своей дорогой. Куда шла -- туда пускай себе идет. Заколдованную женщину не трогай, И тогда все до рассвета заживет! Затем Мэт спел еще один куплет, предназначенный для того, чтобы толпа навсегда забыла, что видела Фламинию: Да была ль она вообще-то, это тетка? Вам, любезные, пригрезилась она! И прическа, и улыбка, и походка -- Все мираж сплошной и видимость одна! Ну а раз зевакам предписывалось забыть о существовании этой женщины, они и разошлись мало-помалу со скучающим видом, а Мэту только того и надо было! Безусловно, песня могла сработать, хотя в тексте не было ни ярко выраженного действия, ни четких указаний на чью-либо персону. Стражники могли пока и не заметить, что Фламиния отстала. Нет, он не ошибся в себе, его магия работала, и все происходящее не просто везение. И как только последний из слушателей повернулся к нему спиной, Мэт забросил лютню за спину и успел схватить Паскаля за руку, прежде чем тот заключил Фламинию в объятия, достойные борца сумо. -- Пошли, надо спешить! С полсекунды Фламиния демонстрировала разочарование. Но Мэт уже схватил ее за руку и потащил по улице. И Паскаль, и Фламиния упирались, но Мэт безжалостно тащил их за собой под колоннаду, которую заприметил заранее. Главное -- заставить парочку шевелить ногами, потому что они оба явно хотели только одного: остановиться посреди улицы и начать обниматься, не обращая внимания на прохожих. Однако Мэт упрямо тащил их вперед, хотя получалось у него это с трудом: ведь он находился посередине, и Паскаль с Фламинией пытались через него дотянуться друг до друга. Чем дальше, тем сильнее разгорался их пыл, и они даже начали злиться, но тут Мэт наконец добежал до полутемной ниши и, отпустив влюбленных, толкнул их туда. -- Вот! -- крикнул он. -- Обнимайтесь теперь! Они не преминули воспользоваться разрешением -- бросились друг другу в объятия. Мэту сразу захотелось к Алисанде. То, как Паскаль и Фламиния буквально прилипли друг к дружке, никак не способствовало сосредоточению. И все же Мэт поднял руки и пропел: Вот далась вам пыльная Венарра! Вам не место здесь, шальная пара! Вам бы в лес, под елку иль на поле, Чтоб кругом -- сплошной покой и воля, Чтоб кругом все травка, да цветочки, Да сирень в сиреневом садочке! Силуэт обнявшихся влюбленных начал таять, но потом снова обрел плотную структуру. Опять начал таять -- и опять вернулся. Снова и снова, словно пульсировал. Нечего удивляться. Мэт просто физически чувствовал, как латрурийский воздух сопротивляется его магии. В отчаянии он спел первое, что пришло на ум из пожелания молодым людям: Gaudeamus igitur, juvenesturn sumus! Gaudeamus igitur, juvenestum sumus! Post jocundum juventutem, Post molestam senectutem, Nos habebit sumus, nos habebit sumus![16] Наверное, латынь сделала свое дело, потому что сопротивление мгновенно исчезло. Вот они были -- и вот их не стало! Нет, все-таки не то чтобы мгновенно -- они просто очень быстро растаяли, но без резкого хлопка, какой раздается, когда воздух врывается во внезапно образовавшуюся полость вакуума. Мэт опустил руки и глубоко вздохнул. Он порадовался, что они не успели привлечь лишнего внимания. Тем более он удивился, когда чей-то палец постучал по его плечу и голос прямо над ухом проговорил: -- Превосходная работа. У меня бы лучше не получилось. Мэт окоченел. Он узнал голос. И очень медленно обернулся. -- Добрый вечер, ваше величество. ГЛАВА 18 -- Вечер и вправду добрый, -- ответил король. -- Давай-ка выйдем из-под этой колоннады на солнце, чтобы ты мог взглянуть на него в последний раз. Мэт молча смотрел на короля, дожидаясь того мгновения, когда оторвавшийся от пищевода желудок достигнет дна. Он увидел за спиной у короля Ребозо и отряд гвардейцев, увидел злобу во взгляде канцлера и почувствовал, как желудок, достигнув дна, подпрыгнул. Но все равно он сумел выговорить: -- Вряд ли работа так уж превосходна, если я привлек ваше внимание. А вы ведь ждали, ко