асиль Гнойовий! Впавши на лежанку, цокочучи зубами, пасiчник Мина шепоче сам собi: - Краще б вiн не озивався. Озвався - то й упiзнала дурна баба собi та менi на лиху погибель. Про цю бричку, запряжену двома чалими кiньми, згодом пам'ятатимуть i розказуватимуть, з плином часу розказуватимуть усе бiльше тi, що виживуть, розказуватимуть, подорослiшавши, сво?м дiтям, згодом онукам, усяким знайомим i незнайомим людям, що траплятимуться на житт?вому шляху, розповiдь про бричку обростатиме подробицями, яких насправдi, може, й не було, а зараз от ця бричка саме в'?жджа? в село. Ця бричка на пружинистих i легких колесах в'?жджа? в село, конi сповiльнюють бiг, бо вже притомилися. Кiньми править чоловiк у свiтлому костюмi i в свiтлих парусинових туфлях, вiтерець колошка? його пшеничний чуб, сiрi очi на кругловидому обличчi - як два ситi спокiйнi перепели. А поряд iз цим чоловiком сидить молода жiнка в кремовому шовковому платтi, яке на вiтерцi струму? i лл?ться на ?? вродливому тiлi, наче кремова шовкова вода. Голова ?? свiтиться таким самим пшеничним волоссям, як i в чоловiка, тонкi чорнi брови тремтять напнутими струнами, а пiд тими струнами - карi великi очi, в яких застигла нiма туга, й вiд тi?? застигло? туги очi здаються ще бiльшими, ще глибшими, ще виразнiшими. Жiнка дивиться на сонне принишкле село - i бо?ться дивитися, наче остерiга?ться побачити те, що поки хова?ться вiд ?? зору, але скоро неминуче постане, вразивши ?? ?ство смертельним жахом. Якесь дитинча, побачивши бричку та дво? незнайомих про?жджих людей у бричцi, ув'язу?ться слiдом i йде назирцi, збиваючи куряву босими ногами. - Дмитре Дмитровичу... - Що, моя люба? - Менi страшно дивитися на цю дитину. Поглянь... Чоловiк через плече огляда?ться на дитинча, що ступа? за бричкою. - Мале як мале, що ти побачила дивного в ньому... - Чого воно йде за нами? - Бо йде,- всмiха?ться Дмитро Дмитрович, зiгрiваючи жiнку закоханим поглядом.- Щоб помилуватись такою красунею, як ти. - Ой, таке скажеш. - Таке скажу! Хiба ж воно бачило таких, як ти? Я сам на тебе нiяк не надивлюсь, а що вже про них казати. Поглянь, iде одне... Справдi, ще одна дитина йде слiдом за бричкою, не спуска? замислених печальних очей. - О, ще одне... Бричка поволеньки посува?ться посеред села, а дедалi за нею бiльше ув'язуються дiтей, iдуть черiдкою, збивають хмару куряви. - Страшно, Дмитре Дмитровичу... Обдертi, нещаснi. - Всiх не пожалi?ш... Як завороженi, дiти дивляться на коней, на бричку, на святково вбраних чоловiка й жiнку, що ?дуть невiдомо звiдки й невiдомо куди. Так, наче з району. Так, наче на залiзничну станцiю. I раптом чоловiк смика? вiжками - й бричка зупиня?ться. Вiдтак зупиня?ться на вiдстанi дитяча черiдка. А гарна жiнка в шовковому платтi сходить з брички i йде прямо до них. Iде - й плаче. I чого вона плаче? А в руках... Щось бiлi? в руках, свiтиться, промiниться, наче полум'яну грудку самiсiнького сонця несе в руках. Дiти дивляться на жiнку й на те сонце, яке вона тулить до грудей, сама обертаючись на сонце. Ось тiльки чого вона плаче? Хлiб? Жiнка несе в руках бiлий пшеничний хлiб. Жiнка - хлiб. - Дiти,- крiзь сльози озива?ться жiнка.Дiти... Ось хлiб... I ножем почина? краяти буханець бiлого хлiба. А дiти не вiрять. А дiти не вiрять, що жiнка зiйшла з брички, що кра? хлiб, що вже трима? в руках бiлу скибку, й ця скибка пахне на цiле село, на цiлий свiт. Невже зараз вiддасть цю скибку хлiба? Кому вiддасть? - Бери, дитино. й скибка пшеничного хлiба ляга? на чорну порепану долоню. - Бери, дитино. Й друга скибка ляга? на дитячу долоню. А вони стоять, як занiмiлi. Тiльки вдихають запах. Невже ця жiнка не пошкоду? порiзати всю буханку? А вона вкраяла ще одну скибку. - Це тобi, дитино. Всiм вдiлила, крiм веснянкувато? дiвчинки, що чека? не дочека?ться. - Як тебе звати, доню? - Катя,- ледь озива?ться. - Бери, Катю... Катя боязко бере скибку, а в жiнки ще зоста?ться ясна пахуча цiлушка. - У тебе ? братик? - пита? в не? жiнка. - ? братик... Миколка. - Вiзьми й для Миколки. I вiдда? ?й цiлушку, ласкаво гладить долонею по головi, оберта?ться - i йде в сльозах, що хлинули рясно. Дiти проводжають довгими поглядами бричку, а Катя тим часом задки-задки вiдступа? з гурту. Вона також проводжа? очима бричку й жiнку, яка вже сiла в бричку, але задку?, задку?, аж поки опиня?ться в кущах. У кущах знаходить найглухiше мiсце, куди й промiнь не пробива?ться, й цiлушку хлiба хова? за пазуху, а скибку пiдносить до уст. Зуби самi хочуть вкусити хлiб, але вуста цiлують. Цiлують першим довгим поцiлунком, i такий цей поцiлунок солодкий, запаморчливий! Цiлують другим довгим поцiлунком - i цей поцiлунок ще запаморочливiший, ще солодший! Вiдрива?ться вiд скибки, дивиться на не? так, наче скибка золотою птахою прилетiла в ?? долонi невiдомо звiдки - й зараз ось так само випурхне, полетить, зникне. Стиску? скибку мiцнiше, далi знову пiдносить до вуст - i третiй поцiлунок ще солодший, ще запаморочливiший. - Це - вiд матерi божо?,- шепоче Катя.- Це божа мати зiйшла з неба на землю й принесла хлiб. Обережно, з самiсiнького кра?чка надкушу? скибку хлiба - й завмира? з заплющеними очима. Дивна цiлюща сили хлiба п'янить ?? дитячу голiвку. Катя бо?ться жувати, лише язиком ледь трiшки торка?ться хлiба. Торкне язиком - i замре, торкне - i зомлi? вiд утiхи. Невже це справдi хлiб? Як добре, що вона сховалася отут у хащах, i нiхто не бачить ??, не вiднiме й кришки! Та хоч би яка була скибка, хоч би як повiльно жувала, та в якiмсь часi ?? ма? не стати, i Катя особливо повiльно дожову?, боячись ковтнути, бо ковтне - й зовсiм не стане. Дожувавши, ковтнувши слину, маца? за пазухою цiлушку, випрошену для Миколки, й навкарачки вилазить з кущiв, обдивля?ться, чи нiде нiкого не видно. Нiде нiкого не видно, й тепер вона йде додому. Ти зда?ться, що цiлушка не тiльки пече ?й груди, а й просвiчу?ться крiзь плаття, а тому цiлушку може будь-хто побачити й вiдняти. Отому-то вона бо?ться зустрiчей, а зоддалеки побачивши людську постать, хова?ться чи в бугилi, чи за деревами, терпляче перечiкуючи. Ось i хата пiд грушами дикими, сто?ть бiля криницi мати з порожнiм вiдром, хоче опустити на мотузку вiдро в криницю - й чомусь нiяк не опустить. Пiдходить Катя ближче. - Мамо! - хоче похвалитися хлiбом. А мати не чу?, мовби не до не? мовиться. - Мамцю! - ще радiснiше. Прокида?ться мати, дивиться на дочку, а в материних очах - ?дкi сльози. - Мамо, чого ви плачете? Мамо, не плачте... - Як же менi не плакати, коли горе велике... - Яке горе, мамо? - Помер наш Миколка... Зараз ось помер. - Та не мiг Миколка померти,шепоче Катя. - Заснув - i не проснувся. Катя бiжить у хату. Брат Миколка лежить на ряднi в лiжку, долоню поклав пiд щоку. - Чу?ш, Миколко! Проснись! Не чу?. Катя пiдступа? ближче, торка? за плече: - Миколко, проснися, я тобi хлiба принесла. Мiцно спить-i не просина?ться. Катя на самiсiньке вухо йому: - Не вiрю, ти прикида?шся, проснись... I задку? вiд нього. Може, справдi помер, а не прикида?ться, що спить? Це вона винувата, бо довго сидiла в кущах i ?ла скибку пшеничного хлiба. А Миколка не дочекався на свою цiлушку, вдiлену отi?ю жiнкою. Якби Катя не забарилася й прибiгла хутчiй додому, то Миколка на?вся б хлiба - й не помер. Хоче заплакати, але очi сухi-сухi. Ста? страшно дивитися на мертвого Миколку, й вона виходить у сiни, бачить у сiнях пiд стiною драбину - й по драбинi лiзе на горище. Тут зари?ться в соломi, й нiхто не знайде ??, тут вона схова?ться вiд смертi, що ходить по селу й морить людей, тепер от знайшла й зморила Миколку. Жалко брата, ой, жалко. Рука торка?ться пазухи й намацу? цiлушку. Повагавшись, Катя дiста? цiлушку, розгляда?, як чудо, а потiм пiдносить до уст i грi? довгим поцiлунком. Зда?ться, хлiб пахне ще запаморочливiше, ще звабливiше за той, що з'?ла в кущах. Е-е, той справдi так не пах, як пахне цей! Катя, радiючи, що сховалася на горищi вiд усього свiту, що нiхто не бачить ??, що нiхто не вiднiме безцiнного скарбу, обережно надкушу? хлiб i жу?, боячись згубити хоч кришку. I мимоволi дума?ться про те, що цей хлiб мiг би з'?сти Миколка, а ?сть вона, i так ?й хочеться цього хлiба, так хочеться! I сну?ться в головi: добре, що Миколка помер. Добре, що помер Миколка, що хлiб дiстався не йому, а ?й. Тепер вона з'?сть хлiб сама. Тепер вона залишилася в матерi одненька, тепер ?й не доведеться бiльше дiлитися з братом, бо вiн помер - i йому вже нiчого не потрiбно. Зовсiм нiчого! Все дiставатиметься тiльки ?й - i те, що вродить на городi чи в садку, й те, що мати десь дiстане, й коли хтось принесе гостинця. Мати бiльше не думатиме про черевички для Миколки, а тiльки для не?, для Катрусi, й хустку, може, ?й постара?ться, й нове платтячко, бо це на нiй уже зносилося, обтрiпалося. Добре, що Миколка помер, i вже нiколи не попросить нi ?сти, нi взутися, не доведеться дiлитися з ним. I який смачний оцей хлiб, який смачний! Галя Музика по драбинi залазить на горище й порпа?ться в розсипанiй мервi-потерусi. Длуба?ться та длуба?ться, сама i j до себе говорячи: - О, правду мама сказала. Щось намацу? в мервi - й скрику?: - Ой, розумниця-мама! По якiмсь часi спуска?ться з горища в хату, а ii карих очах мерехтять iскри втiхи. - Назбирала, мамо,- каже дочка.- I як це ви здогадалися розсипати квасолю в смiттi i в сiнi? - Мусила здогадатися,- вiдказу? Марiя.- Тепер от наваримо квасолi, та з лободою, та з кропивою - ось i страва. А якби не розсипала, то ти не назбирала б. Обдурила ?х... - Кого обдурила? - А тих, що приходили шукати. Скрiзь передивились та перерили, скрiзь перекопали та перемацали, а в смiттi нiхто не здогадався шукати. Хоч з дiдька розумнi, та я перехитрувала ?х. Галя ми? квасолю в полумиску, а мати йде надвiр по лободу. Невдовзi поверта?ться з пучком зеленого бур'яну й каже: - Там Андрiй Синиця питався за тебе. - Що питався? - Чи ти в хатi? Я сказала, що в хатi. - I що ви сказали? - шарi?ться Галя. - Сказала так, як ?. А вiн до мене: "Чекайте скоро в гостi", й подався сво?ю дорогою. Так що чекай гостя в хату. И чого б то? - Чи я знаю,- усмiха?ться дочка. Розпалю? вогонь у печi, ставить у горнятi варитися квасолю, а сама крадькома чепуриться - i вмива?ться, i причiсу?ться, i вже вишита блузка на нiй. I пiсня тихенька цвiте на ?? вустах. Мати погляда? на свою дочку - й невтямки, що ко?ться з нею. Аж тут i Синиця Андрiй через порiг. У заломленому кашкетi з блискучим козирком, з-пiд козирка в'?ться смоляний чуб, погойдуючись над високим плескатим чолом, губи мiцно стиснутi, повиступали жовна. А очi, очi... Якiсь чуднi очi в хлопця, наче ?х позатягало чадним димом. Марiя дивиться на нього й дума?: чи не сваритися прийшов? - Добрий день, тiтко,- озива?ться. - Добрий день. Не стiй у порозi. Проходь у хату, гостем будеш. Андрiй Синиця проходить до столу - й сiда? на покутi. Сiвши, прокашлю?ться i втуплю?ться в Галю неклiпливим важким поглядом, аж дiвчинi морозко ста?: - Чого дивишся, Андрiю? А вiн дивиться й мовчить, тiльки стиску? й розтиску? кулаки. - Як пожива?ш? - встря? до розмови Марiя. Андрiй Синиця мовби не чу?. "Господи боже мiй,- боязко дума? Марiя.- Якийсь вiн не такий, цей Синиця, як завжди, якийсь вiн чужий. То ж балакучий, а це мовчить. То ж смi?ться, а це насупився. Менi страшно, тiльки Галя чомусь не бо?ться. I, як на грiх, нема хазя?на вдома". - Що чувати в селi, Андрiю? Мовчить. - Ось пригорща квасолi звариться, то по?си разом з нами, тiльки ж хлiба нема. Нi пари з уст. "Господи боже мiй, та чи хлопець не повередився розумом?" I раптом озива?ться Андрiй: - Тiтко Марi?, я оце думаю собi. - Що ж ти дума?ш? - радi? його голосу. - Чи не вiддасте ви Галю за мене замiж. - Овва! - вирива?ться в матерi.- А ти в Галi вже питав? Чу?ш, Галю, вiн у тебе вже питав? Молода ж iще Галя зовсiм. - Молода? - перепитав.- А-а, скiльки вже ?й залишилося жити. - Що ти сказав? - чуду?ться Марiя.- Мо?й Галi вже мало залишилося жити? А ти зна?ш, скiльки залишилося? Й оце так свата?шся не по-людськи? Галя вда?, що клопочеться бiля печi та бiля страви, а сама пильно прислуха?ться до балачки. Андрiй Синиця замовка? - й мовчить. - Хто тепер жениться, хто тепер замiж вiдда?ться? Хто справля? весiлля? - Справляють, мамо,- Галя стиха. - Справля? той, хто ма? чим справляти... ?сти, пити, музика... А танцювати? Натанцювалися... Горе та сльози. А сама дума?: "Таки причмелений хлопець. На Галю, бува?, найде - й вiдпустить, найде - й вiдпустить. А коли дво? отаких докупи спарувати? Хай господь бог сохранить i помилу?. Галю моя, чи я тобi щастя не хочу? Але нема? щастя в нашу хату, саме лише горе та бiда". - Нема в тебе, Андрiю, чим вiдбути весiлля, i в нас теж нема,- вголос. - ?,- лупа? посоловiлими очима спiдлоба.- ? м'ясо. - М'ясо? Яке м'ясо? Що ж ви зарiзали чи закололи? Нема чого рiзати й нема чого колоти. Може, позичили? Та хто ж тепер позичить. - Сво? ма?мо... Зготував на весiлля. Сидить за столом, стискаючи й розтискаючи кулаки, наче душить щось - i нiяк не задушить. - Ще про весiлля мови нема, а ти вже м'ясо зготував... "Таки заслаб на голову, таки повередився розумом. Яке весiлля, яке м'ясо? Опух, ноги колодками, а надумав женитися. I прийшов до тако?, як сам, не подався до мудрiшо?. Ох i свiт настав". А сама так прикро: - До нас у прийми хочеш чи вiзьмеш Галю до себе? - Тепер живу сам, то чого маю приставати в прийми? - Сам? А твiй менший брат Семен, а мати? - Який брат? - супиться Андрiй Синиця.- Нема? в мене брата й матерi нема. - Як то нема? - й Галя вiдрива?ться вiд печi.А де ж подiлися? - Господи, ой! - зойка? мати, сподiваючись почути страхiтливу вiстку. - Нема. Й не було. Зводиться з-за столу та й iде собi геть, а голову ввiбрав у плечi, немов бо?ться, що зараз його вдарять iззаду... Мати з дочкою у важкiй скорбнiй тишi ?дять варену квасолю з лободою. Мати сьорбне ложку юшки - дочка сьорбне ложку, мати сьорбне - дочка сьорбне. Як тут заходить до хати хазя?н, Павло Музика, лихий та недобрий. - Сiдай з нами до столу. - Синиця був? - не так пита?, як сичить Павло Музика. - Був. - Чого приходив? I хреститься на образи. - Приходив свататися до Галi. - Свататися до Галi? I бiльше нiчого? А ви ще живi? Й дивиться злякано на жiнку та на дочку - не вiрить, що живi. - Живi... - Тiльки Синиця вийшов iз нашо? хати, як тут зразу сiльрада та мiлiцiя його накрили, забрали. - Сiльрада та мiлiцiя? Павло Музика сiда? до столу, пiдпира? голову чорними кулаками. И так сидить, як туман, i губи йому замуровано. - Павле, то скажи... Хазя?н важко дивиться на Марiю, наче каменi кладе на не?. Галя, посiрiвши, й не цвiрiнькне. - А що сказати? Забрали. - Що ж вiн такого зробив? Сватався до Галi... - Сватався до Галi? Брата свого Семена зарубав сокирою, зварив у печi... - Боженьку ж мiй... - А матiр свою Секлету втопив у криницi. - В криницi? За що ж вiн матiр свою?.. Бож-женьку ж ти наш... - Бо здурiв... А сусiди бачили. - Здурiв... I раптом Галя почина? смiятися, белькочучи крiзь смiх: - Здурiв! Андрiй Синиця здурiв... - Доню, доню,- мати до не?. - Андрiй Синиця здурiв! - смi?ться Галя веселим смiхом, i така вона радiсна, якою давно свою дитину не бачили батько з матiр'ю. Схоплю?ться з-за столу, кружля? в танцi посеред хати, взявши руки в боки, спiва?: - Здурiв Андрiй Синиця! Здурiв Андрiй СиницяI Текля Куйбiда з клумаком за плечима заходить на обiйстя - й спиня?ться. Чи то клумак важкий, що ноги пiдкошуються, чи то захляла, а тiльки хилита?ться жiнка, ось-ось назад поведе ??, за ворота. - Марi?!..- ледь витягу? голос iз грудей.Ходи-но сюди... У хлiв. - У хлiв? - iз сiней Марiя. Чудно ?й: прийшла до них Текля на обiйстя - й чомусь проситься до хлiва, а не до хати. О, й сама вже човпе до хлiва. Може, хова?ться вiд когось чи злякалася чогось? Дивися, ще слiдом за собою бiду приведе в двiр, наче у них сво?? бiди мало. - Що сталося? - пита? вже в хлiвi у Теклi. А Текля Куйбiда клумак з плечей скинула пiд ноги, вiдсапу?ться. Марiя острашливо за порiг виглянула, чи нема нiкого. Таки нiкого. - Звiдки це ти йдеш, що ноги заморила?-пита?. - Он, не питай... Помираю з голоду, Марi?, а мiй Степанко вже помер. Може, чула за нього. - Чула. царство йому небесне. - То, може. в тебе щось випрошу ?сти? - Що ж ти випросиш, коли самi пухнемо... - Люди кажуть, що ви приберегли зерно. - Люди набалакають. - Я ж не задурно прошу, Марi?, ось поглянь лишевь... Текля Куйбiда згина?ться над клумаком, засову? руку, щось дiста?. - Ось... - Що це? - Хiба не бачиш? Сорочка полотняна вишита. Текля Куйбiда стрiпу? руками - й Марiя бачить жмакану-пережмакану жiночу сорочку, що свiтиться святковими узорами на грудях i на рукавах. - Справдi, сорочка,- диву?ться Марiя. Розгляда? сорочку - й мовчить сторопiло, бо язик у не? вiднiма?ться, лежить у ротi жорновим каменем. - Гарна сорочка,- стрiпу? сорочку Текля Куйбiда. - Плями рудi внизу, на подолi... - Заперуться - й не стане... То вiзьмеш? - Як то взяти? А ти де взяла? Що там у тебе в клумаку? Якась ти чудна, Текле. - Не хочеш сорочку? То вiзьми рушника. I, дiставши з клумака, розгорнула полотняний рушник, а на тому рушнику - райськi пташки помiж квiтiв райського саду. - Ось! I Текля Куйбiда вихоплю? другий рушник, ще яскравiший, ще барвистiший, не вишивання, а свято. - Ось цей подивися! Ще один рушник випурху? з клумака, б'?ться-трiпоче жар-птицею в опухлих Теклиних руках. Дивиться вражена Марiя - й страшно. Страшно, що вiд людських очей поховалися отут у хлiвi, страшно ошалiло?, знетямлено? Теклi Куйбiди, страшно того вишивання, що полум'ям горить у ?? руках. - Чого ж воно все попiдшивало? - Попiдшивало? Значить, не хочеш брати? Але це ще не все, подивися, скiльки тут. Бери, тiльки не поскупися хлiбом. Вiдчиняються дверi - й Павло Музика зловiсною тiнню ста? на порозi. Текля Куйбiда, либонь, мала б злякатися, але не ляка?ться, навiть радi? з несподiвано? появи хазя?на. - Заходь, Павле, дивися,- каже,- тiльки зачини дверi, щоб лихе око не нагрянуло. Поглянь, що я тут показую тво?й Марi?. Не думай, i для тебе знайдеться вишиванка по росту. Ось... I вже трима? в руцi вишиту чоловiчу сорочку. - Берiть, що хочете, не жалко, а менi - хоч на пучку хлiбця. Павло Музика як влип очима у вишиту чоловiчу сорочку. - Марi?,- озива?ться,- ти бачиш? - Бачу, Павле. - Чия це сорочка? - Твоя, Павле. - Берiть, берiть, людоньки добрi,- втiша?ться Марiя Куйбiда.- Ой спасибi, спасибi, хоч сорочка пiдiйшла. А менi плати багато не треба, лише хлiбця. - Моя,- сiпаються губи в Павла Музики. Вiн i так розгляда? сорочку, й сяк.- Ти вишивала, Марi?, ти... - Я вишивала для тебе, хрещик до хрещика тулила...- мало не плаче жiнка. Бере вишиту чоловiчу сорочку в руки, тулить до щiк, цiлу?, а Павло Музика грiзно пiдступа? до Теклi Куйбiди: - Кажи, псяюхо, де надибала мою сорочку? Цю сорочку Марiя менi ще десять год тому як вишила. - Твоя сорочка, впiзнав? - тупця? довкола клумака Текля Куйбiда, наче схопити хоче - й податися з хлiва, але сердитий хазя?н заступа? ?й дорогу.- А я й не кажу, що не твоя. Раз упiзнали з Марi?ю - значить ваша... - Ану признавайся, поки не порiшив тебе тут. - Нащо тобi грiх на душу брати? Я признаюся,покiрливо каже Текля Куйбiда.- Ви тiльки подивiться, подивiться. Смика? вгору мiшок - i з мiшка сиплеться всяке добро. - А якi рушники, якi рушники... А скатерки! Вишитi рушники розсипаються пiд ноги, й скатерки зжужманi сипляться, й жiночi блузки, й чоловiчi сорочки, й ще всякi скарби. - Берiть, усе ваше, нiчого не треба менi, тiльки дайте хлiбця,- знову за сво? Текля. - То ти призна?шся чи не призна?шся, псяюхо?! - сiка?ться Павло Музика. - Та ж з гамазею забрала, з гамазею... Гамазей сто?ть над яром, вода пiдмивала й пiдмивала землю, аж поки вимила яму пiд стiною. А це ж коло мене, то я все бачу. - Ти в гамазей залазила? - Де б я залiзла в гамазей, коли замок на дверях... Вода вiд яру пiдмила, то почало сипатися в глиняники. Я оце подалася в глиняники по глину, а там цього добра валя?ться в баюрi повнiсiнько. Грiх, щоб пропадало, то я згорнула - й до вас оце зайшла. - То ж колгоспний гамазей. - Хто ж каже, що не колгоспний? Авжеж, колгоспний. Марiя хита? головою: - Як до колгоспу зганяли людей... Тодi в мене цю сорочку забрали. В кого яку вишивку знаходили - забирали. Щоб усе було колгоспне. I в отой гамазей позаносили. З тих пiр бiльше не бачила, звiсно. А тепер побачила - й серце облилося кров'ю. Погляньте на це вишивання - там зогнило, там струхлявiло. - Усуспiльнили,- бурчить Павло Музика. - Га? - наче прокида?ться Текля Куйбiда. - Кажу, усуспiльнили. - Горенько, та й годi,- тулить Марiя сорочку до грудей.- Скiльки горя того - не видно кiнця й краю. - Там у гамазе? така дiра в стiнi - ще випаде, навiть злодiям залазити не треба... А коли сорочка ваша, то берiть. I що хочете берiть. - Ану позбирай оце все - грима? Павло Музика.Все це лахмiття! Текля Куйбiда ста? навкарачки, збира?, склада?. Хотiла щось би втямити, але не тямить, i голову втягу? в плечi, наче бо?ться удару. - Забрала? А тепер неси! - Куди нести? - Неси туди, звiдки принесла... А я не хочу, щоб Шпитальний та Яремний мене посадили. Посадили за тебе. Я не брав, я не крав, то чого маю сидiти за оце... за колгоспiвське. Неси. - Таж зогни? i зотлi? там, Павле,- озива?ться Марiя. - А тобi що до того? Хай гни? i тлi?... Колгоспiвське! - Твоя ж сорочка... - А я кажу, що сорочка теж колгоспiвська. Хай зогни? i зотлi?. Вiддай! Павло Музика вирива? в жiнки свою вишиту сорочку - й тиця? Теклi Куйбiдi: - Бери! Йди! Плаче Марiя, плаче й далi за сльозами бiльше нiчого не бачить. А коли розплющу?ться, то нема в хлiвi нi чоловiка, нi Теклi Куйбiди, з клумаком того гiркого вишивання, мовби все приснилося - й тепер пече голову та сушить думки. Дiд Карпо Гнилоквас вишневим пужалном стука? в хрестовину вiкна - й прислуха?ться. Тихо. Загляда? в шибку-морок у хатi, як i надворi. Наче не тiльки надворi, а й у хатi накрапа? дощ, наче сiру хмару завiяло пiд стелю. - Домко! - огляда?ться на город i на садок.Домко... Чи спить, чи нема? Загрiбаючи кривими ногами землю, дiд Гнилоквас iде в хату, бо дiло сво? зна?. - Домко! - вже в хатi. Нiкого. Морщачись вiд нудотного запаху, Гнилоквас ступа? до квiтчасто? завiси, що вiдгороджу? куток, i смика? завiсу вбiк. - О господи... Христина... В кутку на вузькому дерев'яному тапчанi, вкрита ряденцем, лежить жiнка, стуливши руки поверх того ряденця. Пальцi такi сухi й жовтi, що застроми помiж них свiчку й засвiти,- покiйниця покiйницею лежить. Пiдборiддя загострилося, нiс загострився, лоб скида?ться на дощечку, i все це обтягнуто жовтою шкiрою, такою тоненькою, що торкнися пальцем - i проткнеш. Майже прозорi повiки затуляють очi. Мрець мерцем. Хоч би губи ворухнулися, хоч би сiпнулася брова. - Готова... Христе, чу?ш? Признайся, ти готова? Христина мовчить. - Так готова, дiдько б тебе забрав. Туманiючи головою, Карпо Гнилоквас лапа? долонею по кишенi, шукаючи куриво, але згаду?, що й кресало, й тютюн забувся взяти, а тому досадливо крекче. - Аж душа затерпла без тютюну... О, Домка! Домка появля?ться в хатi несподiвано, як божий дух. ?? наче вiтром заносить - щупленьку та скручену, суху та легку, мовби то й не людина, а сама лише порожня шабатурка вiд людини. - Я тебе кликав... Домка не йде, а мовби в повiтрi летить, бо ?? вгору пiдносить бiла хмаринка, й та хмаринка - розпущена куделька ?? сивого волоссячка, схожого на пучок бабиного лiта, й пiд тим пучком бабиного лiта ?? очi видаються схожими лише на пару вiд очей - на блакитну розкосичену пару. - Чого прийшов?- пита? Домка.- Тобi тут нема чим поживитися. - Та я так заглянув... До тебе. - Чого до мене? - Може, чарку поставиш! I кахика?. Домка ошелешено дивиться на Карпа Гнилокваса, що горбиться перед нею корчем покрученого, вузластого корiняччя. - Де ж я вiзьму? Нема. - Та знаю, що в тебе й ложки розпечено? смоли не випросиш,- стука? пужалном по долiвцi.- Я от заглянув... чи не пора вже везти Христину до ями? Либонь, пора. Й не дихне, й не ворухнеться. Це вже скiльки вона так лежить? - Жива Христина! - скрику? Домка. - Жива? Скiльки рокiв отак лежить? - Багацько, що й не злiчити, ще з громадянсько?. - Ще з громадянсько?! - Карпо Гнилоквас дротяною п'ятiрнею чухмарить потилицю.- Давно вже пора завезти. - Але ж не померла, а спить - заламлю? руки Домка. - Що ж це за сон? Скiльки можна спати, коли проснеться? Та хтось другий уже давно похоронив би, а ти... - Доглядаю, годую,- схлипу? Домка,- а вона спить. - Спить? I не говорить? Хоч би слiвце сказала ввi снi. - Спить - i не озива?ться. Колись озветься. - А ти ото вiриш? Ех, Домко! Мор страшний кругом, а ти догляда?ш трупа. - Не трупа... То сестра моя спить! I в не? дiти живi. - Де ж тi дiти? - По родичах, бо як би я доглядала Христину - I ?? дiтей? - Навiть чоловiк Сава од не? збiг, де вiн? - Збiг, то й добре... Нема божого в людях. Перше були душi, а в душах - боже, тепер нi душ, нi божого в душах. - Чим же ти Христину году?ш, коли самiй нема чого в рот покласти, коли сама не сто?ш на ногах? - По-всякому... й помагають менi. Коли як. - Таж однаково помре! - скрику? Карпо Гнилоквас,- Чуднi дiла тво?, господи... Роздосадуваний, iде з хати, а Домка тупця? слiдом за ним надвiр, бубонить: - Христина ще жива, бо в не? душа в грудях живе. - Таж революцiя лiквiдувала i попiв, i душу! Дурман... От скiльки я вже покiйникiв перевозив, нiхто стiльки, либонь, не перевозив, а так душi пi разу не бачив. Нi щоб за грабаркою бiгла, нi бiля ями, нi на цвинтарi. От коли труп, то його добре видно, бо труп ? труп. А душа? Яка вона - з лопуцька? Дуту придумали попи, щоб обдурювати народ, щоб жили сотати з народу. А народ наш такий дурний, що радий. Авжеж, душа е, душа житиме на тому свiтi в царствi небесному.- Вiн стука? пужалном об землю.- Нема царства небесного - i вже нiколи не буде, ото треба жити на цьому свiтi. - Хула на бога до добра не доведе. Бог, помага? вiруючим. - Бог? Де той бог? Нема? бога так само, як нема? душi. - Покара? бог за такi слова. - Покара??.. Ось мор сто?ть, земля стогне. То, може, бог кара?? Кара? i винуватих, i невинних, i дiтей малих? А дiти малi перед богом завинили чим?.. А коли не бог кара?, то чом бог не заступиться за невинних? Христина, може, завинила чимось перед богом, що бог ?? приспав, уже скiльки рокiв спить? Ах, Домко, якби той бог був та бачив!.. - Не оскверняй уста сво? богохульством,гнiва?ться Домка так, наче й не гнiва?ться, бо голос у не? тихий i спiкiйний.Бог перед Христиною не винуватий, а Христина перед богом безгрiшна. Заморилася - й заснула. Вона провiсниця була. Може, таке побачила попереду, що страх зморив ?? - i вона спить. - Перечiку?, ха-ха-ха. - А я доглядала - й доглядаю сестру. Сонна - це не мертва. Сонна проснеться, а мертва нiколи не проснеться. А як проснеться, то ми ?? послуха?мо, що вона там бачила; й чула. - Де? - бурка? Карпо Гнилоквас. - А там, де Христина спить. - Й чого наш народ такий дурний?- диву?ться Карп Гнилоквас. - Хто дурний? - не тямить Домка. - Народ наш дурний! - хака? той.- I ти дурна. Та й iде до грабарки, що сто?ть на шляху. Бере вiжки, i вйока? на коня. Грабарку застелено мiшком, з-пiд мiшка! стримлять чи?сь тичкуватi ноги. Домка дивиться услiд покiйницькiй грабарцi, хреститься. - Сестра спить, а все зна?, все бачить. Скрiзь бачить. А душа ?? не спить, душа ?? мучиться так, як кожна жива душенька, вбира? все, вбира?... Проснеться! А проснеться, то розкаже всiм, чого надивилася, ой, розкаже. Набалакав Гнилоквас, нема душi нi в кого. Може, в тебе нема, бо такi не мали душi й не мають, а в Христини ? душенька, балакаю з нею, як же менi без ?? душеньки? А я не душогубка, не душогубка... Сусiдка Юстина дивиться на Галю жалiсливо-жалiсливо, похиту? головою й каже: - Ми з тобою, Марi?, таки надiвувалися колись, грiх казати. Й нажилися трохи. А що вона бачила? Як свiчка... Галя Музика справдi худенька й тоненька, як свiчка. Вiтерець теплий хлюпостить волоссям на ?? головi, наче то кволе полум'я здрига?ться, i плаття полощеться на грудях, довкола нiг. Дiвчина сто?ть неподалiк на причiлку хати пiд вербою й стиха спiва?: Нема мого миленького, по?хав за Десну, сказав: "Чекай мене, дiвчинонько, на другую весну"... - В чому й дух трима?ться,- зiтха? Марiя, сидячи пiд воринами побiля сусiдки.- й за що ?? так господь покарав? То споночi? в не? в головi, то розвидниться, то споночi?, то розвидниться. - А така славна! Дивлюсь на Галю - i ?? бабу згадую, а твою матiр... - Пiшла на той свiт, щоб на цьому не мучитись. -- I ще ?? прабабу згадую, Галя й на не? схожа. - Сво?ю смертю померла, одного року до ста не добрала. - Галя i в тебе, Марi?, вдалася, i в бабу свою, i в прабабу... Краплинка води!.. I лицем чорнявим та очима карими, i спiвом сво?м. Доспiвавши тим часом пiсню, Галя почина? спочатку, бо гак ?? та пiсня заворожу?: Нема мого миленького, по?хав за Десну... Мати всмiха?ться журливо: Спiва? гарно. Я так не спiваю гарно, як Галя. Де яке слово почу? - i зразу перехоплю?, ото вже вдалася. I так з самiсiнького малечку. Хоч би яку довгу пiсню почула, та коли вже пiсня влетiла в ?? вуха - з пам'ятi не вилiта?, трима?ться крiпко. I скiльки там пiсень у ?? серцi, либонь, сама не вiда?. - Як соловейко... - Де там тому соловейку! - Марiя не згоджу?ться з Юстиною.- Соловейко зна? одну пiсню, спiва? свою пiсню всю нiч. Полетить за море, i з-за моря з тi?ю самою пiснею поверта?ться навеснi, чогось не вчиться тамтешнiх, не перейма?. А Галя... Та це навiть не тисяча, а цiла хмара соловейкiв! А якби Галя полетiла за море, то хiба звiдти не повернулася б з новими пiснями? Перейняла б там чужих пiсень, i чужi пiснi стали б для не? за рiднi... Галя спiва?: Ждала, ждала дiвчинонька та й на порi стала... Зелень садкiв, зелень верб i тополь довкола сто?ть густою-прегустою зеленою водою, якою схлюпу? вiтер, перелопачуючи мерехтливе срiбло сонця на тремткому листi. Високо проплива? чорногуз, проплива? повiльно й далеко, наче остерiга?ться землi, наче бо?ться зблизька глянути на вимерле село та на сонних людей. А над ?хнiм обiйстям чи не пiсню Галину почув, що затримався у високостi, пiшов колом, далi другим колом пiшов!.. I, зрештою, подався сво?ю незнаною небесною дорогою. - Якi пiснi знала сама, таких i Галю свою навчила,- каже Марiя.- И тепер вона зна? бiльше за мене, бiльше за всеньке село. ?й не тiльки хочеться поспiвати, а й спiв свiй передати, ось тiльки кому передасть?.. Охо-хо-хо! Де таке бачено: ледь ходить, а спiва?? Нема сили, нема здоров'я, зовсiм захляла. Як порятуватися? Сама для себе просиш смертi у господа бога, а для дитини сво?? грiх просити. Грiх просити, хоч, може, всiм було б краще, аби не мучитися. - Бога й просити не треба,- озива?ться Юстина.Тут життя таке, що, дивися, скоро над усiма змилу?ться, щоб не страждали... Та Галю ой як жалько!.. Я таке придумала i сво?ю головою. Пусти завтра Галю зi мною у Петрiвку. - Галю пустити у Петрiвку?- диву?ться Марiя, мимоволi згадуючи, яких то страхiв у ?хньому селi набалакано на тiтку Юстину, що вона така й сяка, що вона людо?дка. Але так охляла, що навiть сили нема злякатися вiд усiх тих згадок.- А чого ?й iти у Петрiвку? Й ти чого пiдеш? - У мене ж там брат Сава робить на тракторi, чи ти забула? - Не забула. - То я оце до брата надумала навiдатися, то й Галю вiзьму... Йому дають за трактора, Сава не голодний. Хiба не пригостить Галю? Пригостить. Сонна пустка в душi така, що нема страху, Галя спiва? на хатньому причiлку. На грачиному, довгоносому обличчi дядька Сави пухнастi вицвiлi вуса схожi на степову ковилу, що мiниться сивими полисками на пружному леготi. Сорочка на гандрабатому тiлi - наче на кiлках. I сорочка, й штани, й чоботи його просякли мастилом, пальним. Зда?ться, вiн куриться таким caмим чадним димом, як i його трактор. - Пiд'?ла? - пита? дядько Сава. Лице його потемнiло вiд роботи на тракторi i лиснить, як халява, а зуби свiтяться бiлою добiрною квасолею. Галя вдячно всмiха?ться й пита?: - А хочете, я вам заспiваю? - Заспiва?ш? - диву?ться гандрабатий дядько Сава, - А то ж чого? - А за лемiшку та кисiль! - Заспiвай, дiвчино. Дядько Сава пучками пальцiв ворушить ковильнi сво? вуса - й не так статечнiша? на виду, як сутенi?. Галя Музика виставля? вперед лiву руку, кладе руки на лозинистий свiй стан. I вже дзвенить ?? голос: Ой на горi огонь горить, а в долинi козак лежить, посiчений, порубаний, китайкою накриваний. Дядько Сава слуха?, гiрким тужливим поглядом голублячи дiвчину, а коли вона доспiву? пiсню, розчулю?ться: _ Ох i голос, ох i пiсня! Як тебе вiддякувати? Просто не знаю, як тобi вiддякувати. Й тiльки вiн сказав - вiддякувати, як Галя знай тiльки й дивиться на його руки, помережанi вузластими жилами. Що робитимуть цi роботящi сильнi руки? А вони вже залазять у полотняну торбу, накриту латаним-перелатаним мiшечком, i дiстають звiдти цiлушку хлiба. - Це тобi, дiвчино, бери. Галя бере - й бо?ться брати. Невже це ?й, невже дядько Сава так розщедрився? Оце тракторист так тракторист, не обманула тiтка Юстина, привела ?? сюди у Петрiвку не марно. - Спасибi,- шепоче Галя, не вiрячи в сво? щастя, тулячи скибку до грудей. - ?ж на здоров'я. Набравшись вiдваги, зухвало оглянувшись на Петрiвку, що бiлi? хатами неподалiк по горбках, подивившись на трактор, що чорнi? край польового путiвця, Галя вiдставля? вбiк босу лiву ногу - i спiва?: Ой гук, мамо, гук, де козаки йдуть, ще й зеленая та дорiженька, де вони iдуть... Дядько Сава пучками торка? розмаянi ковильнi вуса, крадькома торка?ться очей, наче витираючи черству сльозу, й схиля?ться над мiшком, пiд яким сховано торбу. Галя гострим поглядом так i пасе його руки. Що дiстануть руки з торби? Бiле-бiле, чисте-чисте... В чорних руках - грудочка сяйливого цукру-рафiнаду! А може, ще не рафiнад? Нi, рафiнад! А може, це не для не?? Нi, дядько Сава простяга? ?й грудку цукру. - Спасибi,- шепоче Галя. - ?ж на здоров'я, дiвчино. I скибку хлiба, i цукор Галя хова? за пазуху i, млiючи вiд щастя, задихаючись вiд тако? несподiвано? удачi, вiдставля? лiву ногу вбiк, уже ?? вуста розтуляються, уже вона ось-ось знову заспiва?. Та дядько Сава кладе ?й долоню на плече й каже: - Не треба, дочко. - Не треба? - диву?ться. - Бо таки справдi не треба,- суворо каже дядько Сава.- Бо в мене вже порожня торба. - Та я вам так! - Однаково не треба. Спiва?ш ти дуже славно. Я вже наслухався. - Та я ж... - Коли хочеш,- милостиво каже дядько Сава,то ще приходь коли-небудь поспiвати, сама чи з тiткою Юстиною А в мене тим часом i торба поповниться, а то схудла... А тепер iди, бо в мене робота. Тiтка Юстина переночу? ниньки у Петрiвцi - й завтра подасться. Не бо?шся сама йти? - Не боюся. - Отам за зеленим житом - i село тво?. Дорогу зна?ш, не заблудишся? Дядько Сава кладе шкарубку долоню ?й на голову, й Галi вiд його доторку ста? так добре, так затишно, що нiкуди не йшла б, що отак i стояла б пiд захистком дядьково? долонi. - Ти не бiйся, йди. - А як злякаюсь, то заспiваю, ось ви й почу?те, правда? - Спiвай, дитино, спiвай. Дядько Сава ступа? до трактора, а Галя - в зелене жито, наче в зелену воду. А що зразу ж ста? лячно, то вона й мугика? пiсеньку. Стиха мугика?, бо ще не дуже страшно, та й дядька Саву ще видно бiля трактора, коли оглянутись назад... Любив козак дiвчиноньку, любив та й не взяв, ой, жаль, жаль... Петрiвки вже не видно, й дядька Саву не видно за горбом, а молоде лискуче жито погустiшало та поглибшало, свiтиться синiми волошками. Вутленькi колосочки повибивалися з гострого листячка, вусики такi, мов ковильнi вуса в дядькi Сави. й коли дозрi? житечко?.. Любив козак дiвчиноньку людям - не собi... I раптом наче невидна пташка гострим крилом у полi черка? душу - й Галя мало не прикипа? до стежки. Здалося чи не здалося? Здалося чи не здалося, що ген-ген у хвилях жита майнуло щось? Отамечки збоку? Галя оберта?ться на зiр, полохливий i пильний зiр, а потiм, оглядаючись, почина? дрiбно перебирати ногами. Заспiвати, щоб почув дядько Сава, голосно-голосно заспiвати? Та хiба вiн почу?, коли далеко десь за горбами... При?хали до дiвчини три козаки в гостi... Огляда?ться - й завмира? вiд несподiванки. Чорнявий парубок вирина? ген-ген у молодому житi, наче погойду?ться по пояс у накотистих хвилях. Розхристана вишита сорочка трiпоче на грудях, вугiльне волосся над чолом мерехтить iскрами в сонячному промiннi. Де вiн узявся тут, у полi? Хто це такий? Може, якийсь петровецький, а може, й не петровецький, тiльки в сво?му селi вона таких не зна?. О, руку звiв, наче рукою манить до себе. Може, хтось знайомий, тiльки Галя не вгада?? Бо чого б iшов назирцi за нею, бо чого б кликав до себе. I всмiха?ться. Якось так силувано, кривлячи губи, наче йому болить щось. Галя хоче всмiхнутись йому у вiдповiдь, бо ж парубок такий славний, але душа ?? насторожилася й затерпла. Якось вiн так чудно йде через жито до не?, мовби дола? круту воду, все ближче та ближче, повищавши в ростi i геть посутенiвши смаглим лицем, наче лице задерев'янiло. Нi, таки незнайомий парубок. А славний, тiльки якийсь чи дивний, чи чудний. I чого мовчить, чого не озива?ться? Хiба так парубок пiдходить до дiвчини, що не всмiхнеться й не озветься, а тiльки дивиться страшно? Чого вiн так страшно дивиться, коли довкруж - такий чистий польовий простiр i такi яснi блакитнi банi вгорi небеснi? I що то вiн трима? в'юнке та блискуче в руках? Лишенько, та це ж бо залiзний ланцюг у його руках порубцьованих та покритих бородавками. - Вiддай хлiб!.. I той ланцюг порскою гадюкою злiта? вгору над Галиною головою, ось-ось обхопить шию смертельним зашморгом. I дiвчина з розпачливим зойком кида?ться вбiк, i ось вона вже бiжить стежкою, аж серце заходиться в грудях, аж серце ?й ста? в самiсiнькому горлi, що продихнути не годна. - Вiддай хлiб!..- чу?ться ззаду. Той крик-стогiн мовби шмага? Галю по спинi, ладна бiгти ще прудкiше, але молоде жито б'? в груди, але повiтря ста? стiною, але ноги влипають у землю. Зда?ться, що тупiт ззаду не вiдста?, а ближча?, що залiзний ланцюг скоро зiмкнеться на ши?, i ?й хочеться лементувати. I ?й хочеться лементувати, щоб почули люди, щоб оборонили вiд напасника, який хоче ?? задушити - й вiдняти хлiб та цукор, що дiстався вiд дядька Сави. - О-о-о! - кричить у бiлий свiт. А бiлий свiт не вiдгуку?ться на ?? розпач. Спiткнувшись, Галя пада? в жито - i вже не ма? сили знестися. Що буде - те й буде, й вона заплющу?ться, припавши губами до землi, вдихаючи давке порохно. Спiвають жайворонки. Потоки срiбного спiву дзвенять угорi, й Галя спершу навiть не розумi?, що то жайворонковий спiв, бо хiба ж може весь бiлий свiт спiвати, як жайворонок? Аж не вiриться, що почула ту музику тiльки тепер, i вона цiлющими лiками влива?ться в душу, змива? слiпий страх. Помацавши за пазухою хлiб та цукор, Галя вiдрива? голову з землi, сiда? i, бачачи довкола тiльки шелестке жито, слуха? жайворонкiв, якi спiвають начебто ще запопадливiше, ще дзвiнкiше. Галя зводить голову, сторожко дивиться понад житом, що вигойду?ться розлогими хвилями. Нiде нiкогiсiнько, тiльки пустельне зелене море, тiльки святково чиста блакить над, зеленим морем. Чого .вона злякалася, чого? Може, той залiзний ланцюг ?й тiльки привидiвся, а насправдi не було нiякого ланцюга й той парубок не хотiв ?? задушити, аби вiдняти хлiб? Не iнакше, як вистежив, що дядько Сава пригостив ?? хлiбом та цукром, А може, примарився й парубок у вишитiй сорочцi? Е-е, нi парубок у вишитiй сорочцi не примарився. Славний такий, чорнявий, смоляний чуб. Ось тiльки лице скривлене й очi страшнi.. Бо голодний, а тому нездоровий, хворий. Просив хлiба, щоб пiдкрiпитися, а вона йому не дала. Де вiн? Галя зводиться в шумкому житi, в спiвi жайворонкiв, дивиться наокiл. Може, десь вигляне чубата голова? Не видно. , А коли... а коли вмер iз голоду? Повагавшись, Галя засува? руку за пазуху, дiста? скибку хлiба - й пiдносить перед собою, трима? так, що видно хлiб i жайворонкам, i сонцю, i всьому бiлому свiту. Повинен би побачити й отой парубок, що стежив за нею, що бiг назирцi. Лише лискучi зеленi хвилi молодого жита. Галя дiста? з-за пазухи грудочку бiлого рафiнаду - й простяга? перед собою. Поглянь! Хiба ти не бачиш - ось цукор, ось хлiб!.. Ще й спiва?ться: Там Василько косу носить, тонкий голос переносить... Не бачить, не чу?... По?хав за Десну... Руки опускаються, як зiв'ялi, й Галя поволеньки плине зеленим морем до села, що вже ген-ген закучерявилося яблуневими та вишневими садками. Грабарка скрипить немащеними колесами, гнiдий кiнь покиву? головою, що важко обвиса?, а вiн задира? раз по раз ?? вгору, наче бо?ться загубити на курному сiльському шляху. Карпо Гнилоквас ступа? обiч грабарки, i його довгообраза голова також обвиса? на груди, то вiн раз по раз сiпа? нею, наче також бо?ться загубити, - Карпо, Карпо!.. Гнилоквас не чу?. Тодi Юстина, що сидить на лавцi пiд вощiнням, уже не кличе, а зойка? якнайпронизливiше: - Ой... Ой! На той зойк Гнилоквас зупиня?ться, дивиться на тiтку болотяною каламуттю сонних очей. - Чого стогнеш? - пита?ться.- Ще жива? - А пiдiйди-но сюди,- просить Юстина. Карпо Гнилоквас з батогом у руцi чалапа? до тiтки. - Чого тобi? - карка?. - Сиджу та жду тебе... Везеш когось? I кива? на грабарку, з яко? стримлять угору чи?сь темнi закоцюблi пальцi. - Везу... Може, й вас пiдвезти? - А куди пiдвезти? - пита? Юстина. - Та до ями, куди ж. - Е-е, до ями не хочу,- лагiдно вiдказу? тiтка Юстина, рада, що Карпо Гнилоквас спинився та балака? з нею по-людськи.- Хочу на цвинтар, а не до ями. - Зараз? - Та ще не зараз, бо годна дух перевести. - Як годна перевести дух, то переводь собi. А нащо кличеш? - без гнiву гнiва?ться Карпо Гнилоквас.- Бо в мене робота, село велике. Поки об'?деш туди-сюди, а тут iще з тобою балакай. Дурна ти, Юстино. - Бо справдi дурна,- лагiдно згоджу?ться Юстина.- Вiзьми ось... I пода? йому якогось вузлика, що сiрi? у бур'янi пiд лавкою. - Ходила у Петрiвку до брата Сави, то вiн трохи риби дав закропитися.- Вiзьми, це тобi. Карпо Гнилоквас бере той вузлик - загорнутий у пiлочку полумисок, що справдi таки пахне смаженою рибою. - То завезеш на цвинтар? - пита? тiтка Юстина. - Безпремiнно! - тулить гостинець до грудей. - Тiльки ж дивися, не до ями, бо святий бог усе бачить, вiн не простить. - Ага, на цвинтар,- обiця? Карпо Гнилоквас, бо пообiцяти хiба важко - та ще й за печену рибу. - Я дурна, дурна, але ти не думай ото, що зовсiм без олi? в головi,- тiшиться собою тiтка Юстина.- Хочу з тобою наперед умовитися, а з грабарем Никоном я вже потолкувала, вiн менi обiцяв могилку викопати. Я в нього могилку велику не прошу, бо нащо менi велика? Я сама собi маленька, а ще всохла, то багато мiсця не залежу, правда? - Правда... То кажiть, що хочете, бо в мене робота,- нагаду? Карпо Гнилоквас, готовий поспiшати, бо тiтка бiльше риби не дасть. - А тiльки ж я хочу помiж сво?х, о. Коло батька та коло матерi, коло дiда та коло баби, коло сестри сво?? Килини та коло брата Iлька. - Чи не однаково? - Бо не однаково!- ласкаво заперечу? тiтка Юстина. - Я й грабаревi сказала, де саме копати... Були разом на свiтi цьому, то й на свiтi тому хочеться бути разом, з рiднею, бо з рiднею скрiзь легше. Бо в отiй ямi - як у колгоспi, а я до колгоспу не хочу. Я ж одноосiбниця, зна?ш? - Та знаю, що одноосiбниця. - То чого менi в той кагал? Не хочу. - Ох i одноосiбниця ти, Юстино! - Авжеж, авжеж, не хочу в яму, хочу до сво?х, помiж сво?х. Тiльки ж ти, Карпо, не обмани мене. Я тобi рибу дала, я з тобою договорилася, бо грiх буде тобi за мене. - А, де той грiх... - I суд божий,- нагаду? Юстина.- Нема людського суду, то божий буде. - Ждiть, ждiть. - Ждатиму,- обiця? тiтка Юстина.- Як на цьому свiтi не дочекаюся, бо вже ледве клигаю, то на тому свiтi дочекаюся, бо на тому свiтi що? Лежиш собi i ждеш, нi роботи нiяко?, нi колгоспу, що тобi день, що тобi нiч... - Ну, в мене робота. Карпо Гнилоквас iде до грабарки, той тiтчин вузлик тулить поблизу мертво? руки, що вгору задерлася зi скарлюченими пальцями, смика? за вiжки. Гнiдий кiнь стрiпу? гривою i хвостом, вiдганяючи мух та гедзiв, i скриплять немащенi колеса. - А не повинен би обдурити, я йому рибу дала. а кому б ще гостинця дати, коли бiльше нема кому... Василь Гнойовий випросту?ться над колодою, на якiй руба? дрова, i, тримаючи в руцi сокиру, дивиться на жiнку, що йде вiд ворiт. Голову в жiнки пов'язано бiлою хусткою, а тому ?? смагляве лице - як великий чорний вугляк, а на цьому вугляку палахкотять очi гострими присками. - Добрий вечiр,- вiта?ться жiнка, дивлячись спiдлоба пильно-пильно. Василь Гнойовий рiзко вiдкида? сокиру на траву й зле пита?: - Хто така? - Вечiр добрий,- ще раз вiта?ться жiнка.- Не впiзна?ш? - Багато всяких тут ходить через село. - Та я ж Горпина. - Яка Горпина? - Горпину забув? З Забари я, тво?? Ольки рiдна сестра. - Горпина?- роззявля? рота.- Мо?? Ольки сестра? - Так змарнiла, що не впiзнав? - Овва!.. То це справдi ти, Горпино, чи мара? - Та це я така, схожа на мару,- каже Горпина й проводить долонею по сухих очах, наче сльози витира?.- А як там Олька? - Нездужа?... Чого навiдалася? - I, не чекаючи вiдповiдi, скрику? зачудовано: - Та ти ж молода, а постарiла так! - Бо постарiла, правда твоя... В хатi Олька? То я зайду до не?. - Та кажу, що нездужа?, то в коморi лежить, бо дух важкий вiд не?... Горпина йде в комору, а Василь Гнойовий збира? нарубанi дрова, бубонить: - Хтось би другий вже давно перестав годувати таку жiнку. Надумала вмирати, то вмирай, а я, дурний, годую. Гут самому нема чого в рот покласти, а я... Мала б за мною глядiти, а я глядю ??. Несучи дрова, спиня?ться в сiнях перед коморою, звiдки чуються тихi жiночi голоси. -- I чого вона прийшла з Забари? Та ще проти ночi... Розпалю? в печi, до вогню ставить чавунець. У чавунцi, залитому водою, стримить кiстка з м'ясом. - Раз проти ночi, значить ночуватиме. Ха! Це ж там у Забарi собi думала, що я тут нагодую ??! Прийшла об'?дати, бо свого нема. А в мене ?? А менi хтось да? чи мушу дiставати? Дiстаю, поки ребра не пощитали. I Василь Гнойовий уже гнiва?ться, наче бiдолашна Горпина таки об'?да? його, таки з рота видира?. - А вона ж молода й славна. Якби трохи пiдгодувати, якби на кiстках наросло... А з чого наросте, коли голод, коли вiд вiтру валиться. У печi горить вогонь, кипить у чавунцi м'ясо, дедалi густiше пахнучи на хату, а хазя?н ходить вiд вiкна до вiкна (аби хвороба не привела ще якогось гостя) й дума?, й думки в головi перевертаються важкi, як брили землi пiд плугом. - Коли вони там уже перебалакають? Як сороки. Досипа? в чавунець пригiрщ пшона, кида? обчищену цибулину - й ковта? слину. - Сам собi за господиню, крий його цариця небесна... О, заходь, заходь, Горпино,- побачив гостю в порозi,- бо вже й вечеря поспiва?. Побалакала з Олькою? Горе ?й та менi. А за що менi таке горе? Сiдай на лавцi, бо в ногах правди нема... Ось пiдкрiпишся з дороги, бо захляла. - Спасибi ж тобi, Василю - дяку? Горпина,за тво? чуле серце. Вже забула, коли гарячу страву несла до рота Життя таке, що не зна?ш, де знайдеш, де загубиш. Покiйна мати наша що казала за тебе? Казала, аби Олька не виходила за тебе замiж, бо в тебе черства душа. А яка ж у тебе черства душа, коли Олька впала з нiг i лежить, а ти ?? глядиш? I менi ось не жалi?ш. - О, ваша мати набалакала! - сердиться Василь Гнойовий, беручи чавунець руками з ганчiркою та розливаючи по глиняних мисках.Набалакала - i в могилу, бо так легше а я тут мучуся, доглядаю Ольку... Тiльки не квапся ?сти, бо попечешся. Хай вихолоне, потрошки братимеш, бiйся багато аби здоров'я зовсiм не збавити. Сидять за столом навпроти одне одного, а за вiкнами - вечорi? журливо. - Замiж так i не вийшла? - Яке тепер замiжжя... - А менi так не поталанило з тво?ю сестрою! Якби iншi часи, то якось би лiкував, а теперки?.. Ну ?ж, призволяйся... Дивлюсь на тебе, Горпино, й жаль бере, бо i в тебе щастя нема... Ось i ?й занесу по?сти, хай закропиться гаряченьким з мо?? руки. Горпина сидить i чека?, поки повернеться хазя?н, а коли зрештою, вiн поверта?ться, то в ?? очах стоять сльози. - А таке ж набалакують на тебе!.. А ти ж такий добрий! - Хто набалаку?? - Всi... Навiть Олька. - Всi, навiть Олька? - зводить настовбурченi брови.- Ти ?ж, ?ж. А що Олька набалаку?? Горпина тре кулаком по обличчю, схлипу? - i: - Каже, що ти розбо?м живеш. - Оце Олька так тобi сказала? Горпина мiцно й гiрко стиску? губи, покивуючи головою. - Так сказала?- допиту?ться хазя?н.- Говори! - Сказала... Що розбо?м... Що по селах ходиш... Як не в сво?му селi, то по чужих... Разом з такими, як сам. - А вона бачила? - Каже, що зна?...- I кива? на миску зi стравою.- Й за це м'ясо менi сказала. Що корови сво?? не було, не рiзали, а м'ясо ?сиш. - А вона не ?сть? - скрику? Василь Гнойовий.Ось я ?й занiс - i вона ?сть. То чого ?сть, коли мене сварить, га? Хай не ?сть! А чим би я годував ??? В колгоспi не розживешся. - Що правда, то правда. Василь Гнойовий кладе на столi два набубнявiлi жилами кулаки. - Каже Олька, що живу розбо?м? I живу! Бо iнакше не проживу, i вона б iнакше не прожила, а так скрипить, iще тягне. - Хiба тобi можна? Ти активiст... - А хто зна?? Ото хiба що жiнка зна?... Беру в тих, у кого ?. А у кого нема - в того не беру. Ти ?ж, ?ж. - Сьорбаю потрошку... Жаль тебе, Василю. Це ж народ тепер такий страшний. - Народ страшний, а я ще страшнiший! - гордо так, гнiвно. - Попадешся в чи?сь руки... --- Ще нiкому не попався - й не попадуся. А як iнакше?.. Ох i Олька! Вона ж слаба в мене, три чисницi до смертi!.. ?сть - i сварить мене. А як би вона жила, якби не мiй розбiй? Отака жiнка, отака вдячнiсть. Хоч добре, що вiд тако? жiнки господь бог дiтей не дав. - Горе дiтей не мати. - Аби вимерли?.. Я ось що надумав, Горпино... Ти ?ж, пiдкрiпляйся.- Василь Гнойовий зводиться, ходить по хатi, мовби його нечиста сила колотить. Далi спиня?ться й каже: - Не йди в Забару, зоставайся в мене. - Переночую - й завтра подамся. - Е-е! Назавжди зоставайся, будь менi за жiнку. -- За яку жiнку? - не тямить Горпина, забуваючи ложку в мисцi.- Таж у тебе ? жiнка, ма?ш Ольку, сестру мою. - Та яка вона менi жiнка? Ти ж бачила. Нi встати, нi попорати, нi себе опоштати. Калiка. А я ще при силi, при здоров'?. Сам себе прогодую й тебе прогодую. Бо що тобi в Забарi? Пухнутимеш з голоду - ото й усе, поки ноги витягнеш. Дивлюсь на тебе, Горпино, й жаль кра? душу... Мене доглянеш, за сестрою дивитимешся, а я тебе не скривджу. Горпина ледве спромага?ться на слово: - Де ж таке чувано. - Е-е, ще не таке чувано. - Я б i зосталася, але ж Олька - сестра моя, та й перед людьми сором. - Сором очей не ви?сть. Посоромишся трохи - i звикнеш. Ти не думай! А я тебе i прогодую, i зодягну. Бо ще маю оцi руки. й показу? ?й сво? руки - довгi, мотузованi жилами, з порепаними долонями, з чорною землею пiд нiгтями. - А як попадешся?- пита? Горпина.- Бо ти доскоцький, але й на тебе знайдуться доскоцькi. - Двом смертям не бувати, а одну не обдуриш. Ось, подивися... Василь Гнойовий пiдходить до скринi, вiдчиня? вiко - й жужмом дiста? звiдти всяку всячину, всякий крам та одяг. - Для кого постарався? Таж для сво?? Ольки. Другi жiнки ходять у дрантi, у лахмiттi, а в мо?? ген скiльки обнов. Але ж ?й не до обнов. То дiстануться тобi, ти все посходжу?ш... Примiряй оцю хустку. Кида? жiночi лахи до скринi, а Горпинi простягу? квiтчасту хустку з торочками. Повагавшись, Горпина боязко бере хустку, гладить пучками пальцiв. - Гарна,- шепоче. - Не бiйся, примiряй. Горпина знiма? свою марку бiлу, закуту?ться квiтчастою - i запитально дивиться на Василя Гнойового. Мовляв, скажи, чи личить, бо ж нема в хатi дзеркала, щоб подивитися на себе, щоб полюбуватися. - Як наречена! - хвалить вiн. - Ет,- несподiвано шарi?ться Горпина. З сiней чу?ться якийсь шерех, якесь човгання, якесь кректання. Бряжчись вiдро. Потiм починають повiльно вiдчинятися дверi, вже й вiдчинилися, та ще нiкого нема - i в знеможливiй тишi з'явля?ться рука на одвiрку, далi нога на порозi, потiм i немiчна постать жiноча згорблена. - Олько, ти? - вирива?ться в чоловiка.- Встала? Олька - сама тiнь вiд людини. Сива голова похиту?ться на тонкiй ши?. На обличчi тремтить блiдий туман болiсно? усмiшки, й випитi вуста тремтять болiсно. - Закортiло до вас. Хапаючись руками за стiну, ступа? до вiкна, за яким уже темними густими коноплями сто?ть вечiр, i знеможено опуска?ться на широку лаву. Вiдсапу?ться, наче не з комори через сiни перейшла, а здолала далеку дорогу. - Чу?ш, Горпино? - озива?ться.- Славна ти в хустцi. - Та я знiму зараз, це Василь... - Не знiмай,- каже Олька.- Ходи в хустцi. Хай тобi дiстанеться, нiж якiйсь другiй. - О, таки правда,- тiшиться чоловiк. Олька молитовне склада? перед собою висхлi руки - й тихенько, з болiсною усмiшечкою каже: - Я оце лежу й таке собi надумала... Скiльки вже менi лишилося жити? Один бог зна?, тiльки ж небагато. Чу? моя душа, що небагато... Вже ти, Василю, намучився зi мною, то бiльше не мучитимешся. - Олько, грiх таке говорити! - чоловiк до не?. - А я добра тобi хочу. Ось i надумала: хай Горпина залиша?ться в нашiй хатi - i живiть з нею. - Як жити? - в один голос вигукують сестра й чоловiк, подивованi, що вона чи вгадала ?хню балачку, чи пiдслухала. - Живiть, як чоловiк i жiнка. - Ой, Олько,- схлипу? сестра. Й береться розв'язувати хустку па головi.- Це твоя хустка... - Не знiмай, не знiмай! - Олька до не?. - В тебе ? здоров'я зносити хустку, а в мене його нема. Чу?ш, Василю? Залишай Горпипу, хай буде тобi за жiнку. Чу?ш, Горпино? Хай Василь тобi за чоловiка буде. Ви помиритеся. Василь хоч i зарiзяка страшний, а з ним жити можна. Зводиться з лавки, хапа?ться рукою за стiну. - А ти куди? - чоловiк до не?. - У свою комору, там i вмирати буду. А ви тут зоставайтесь, не йдiть за мною. Та побалакайте ладком, та договорiться. Договорiться по-людському... Човга? через порiг, i дверi за нею скриплять, зiтхаючи й стогнучи. - Дядьку, дайте ?сточки. - Де ж я тобi вiзьму? - У вас ?. - Хто тобi сказав, що в мене ?? - сердиться Павло Музика так, що жили напинаються - скипають на лобi. I вже пильнiше пригляда?ться до хлопця, що забрiв на обiйстя, сто?ть у подертiй сорочечцi та полатаних штанцях, босоногий, а бузиновi очi зеленi дивляться так жалiбно, так благальне, що мало гарячими сльозами не бризнуть. - А чий ти будеш? - Хiба ви не зна?те? Сусiда ваш. - Грицько? - Вже ж Грицько. - То чого в свого батька Гаркушi не просиш ?сти? I в сво?? матерi? -- Нема ?сти в нас, а батько злiг, - перемина?ться з ноги на ногу малий Грицько.- Дайте ?сточки! Бо й я помру так, як мо? брати повмирали. Я не за дурно прошу, я вiдроблю вам. Чи тепер на городi, чи тодi, коли виросту. - Еге ж, виростеш, коли не помреш, - бубонить Павло Музика. - А не хочеться вмирати, хочеться пожити, правда? - Хочеться, дядьку! - Хе-хе,- вишкiрю? в усмiшцi зуби Павло Музика,- дурне, а хитре... Може, тобi дати булку? - А що таке булка? - пита? Грицько. - Це такий бiлий-бiлий хлiб, а пухкий, як пух. - Не обманюйте, дядьку,- темнiшаючи на виду й ковтаючи слину, каже Грицько.- Видуму?те за булки, нема? булок нiде. Не бачив... ? маторжаники, ? коржi, ? пiдпалки, е пампушки, а булок нема?, не бачив. - Та чого ти злякався, що дам булку? Нема? в мене булки, не дам.- I сам собi пiд нiс: - Та якби й була б, то не дав би. Павло Музика зника? в хатi, а малий Грицько жде на причiлку. Бо хоч i скупий сусiд, бо хоч i страшний на виду, що навiть лячно дивитись на нього, та невже пожалi? винести хоч що-небудь? Жде, жде, а дядька все нема, нема, i в Грицька пiдкошуються ноги, й вiн поволеньки опуска?ться на призьбу, поринаючи в сон. - Гей, хлопче, проснися! - термосить хтось за плече. Грицько розплющу?ться - перед ним сто?ть Павло Музика. - На,- каже й простяга? якийсь шкурат. - Що це? - зводиться Грицько. - Теляча шкура. З'?си. - Як з'?сти? - О, тебе ще треба вчити,- гнiва?ться дядько.Вiзьмеш обсмалиш на вогнi, а потiм у воду - i звариш, i на?сися. Шкура з молодого теляти, навариста. Валялася на горищi, я й забув. Малий Грицько бере шкурат з рудою шерстю, обома руками тулить до грудей. - Спасибi, дядьку! Обсмалю, зварю - i на?мся. А вам вiдроблю, вiддячу за ваше добро, ви не думайте. - Хочеться жити? - Ой, хочеться. I Грицько, горблячись не по-дитячому, а по-старечому, йде на сво? обiйстя. За якийсь час там пiд акацiями горить вогонь, а в пiдвiшеному на деревяних рогачиках казанку вариться теляча шкура. Павловi Музицi нездужа?ться, сидить пiд вишнею, то на шлях подивля?ться, то на сусiдове обiйстя. Гомонить сам iз собою: - Гаркушине порiддя... Вiн у мене трусив хлiб, а тепер я мушу годувати його дитину. Хай би лежала та шкура на горищi, вона в мене ?сти не просила, так нi, вiддав. А чи менi хто-небудь щось дасть? А нiхто не дасть, тiльки взяти - заберуть... О, як пару? з казанка. Це ж воно пiдкрiпиться, набереться сили менi на погибель. Таким добрим, як я, важко в свiтi жити. Бач, просив у господа бога, щоб вивiв Гаркушине сiм'я до ноги, бог i послухав мою просьбу, лише одненький Грицько й зостався у мого лютого ворога-сусiда. Так я сам ото рятую. А вiн менi колись вiддячить, як виросте. Еге ж, вiддячить, дочекаюся. И так Павловi Музицi шкода телячо? шкури, що ладен лiктi собi гризти з досади, що пiшов би на чуже обiйстя - й забрав би, з окропу вихопив. - Либонь, уварилася шкура, тепер воно з'?сть, хай би вдавилося мо?м добром. I так йому важко дивитися, так важко! Аби не бачити, Павло Музика зводиться й понурою тiнню суне до хати, хова?ться. Та з велико? досади i в хатi не всидить, лиха сила колотить ним - i перегодя випиха? надвiр, у лагiдне золотаве надвечiр'я. - Господи, що це? Ввижа?ться чи справдi на сусiдовому обiйстi пiд акацiями корчиться щось на землi? Наче нечиста сила звива?ться. Отам, бiля вогнища, яке ще курить синiм димком. - Та невже то малий? З яко? хвороби? Павло Музика через садок човга? на сусiдове обiйстя. Пiдходить ближче - таки Грицько на землi корчиться, молотить ногами, а розчепiреними пальцями то за живiт хапа?ться, то рве траву. - Грицько, ти чого? Мовчить хлопець, а з рота йому сукровиця-слизота лл?ться. Павло Музика схиля?ться й дiста? з землi варену телячу шкуру. - Отак наварив, отак на?вся. Хто ж так варить? Казав йому обсмалити, але ж не обсмалив, а так, з шерстю. Ось шерсть i доконала. Бо з дурного розуму. А ще обiцяв вiддячити, вiдробити за шкуру, коли виросте. Де ж ти виростеш, де ж ти вiддячиш? Чу?ш, Грицько! Дитина ще здрига?ться на землi, та вже ?й нiколи не обiзватися, не заговорити. Павло Музика хова? шкурат варено? телячо? шкури за пазуху. - Не годиться, щоб добро пропадало. Дитина вже й не ворушиться. - Пiду тепер шукати його батька. Про тих бахурiв Гаркуша вiд кого почув? Почув вiд мене. То про цього хай теж почу? вiд мене, а я подивлюсь на нього, подивлюсь. Не залишилося вiд нього насiння на землi, i його скоро самого не залишиться. Та не я буду, коли не зведу зi свiту. Бо що? Бо надумав людей зводити зi свiту? А коли тебе й тво? корiння? Бо грiх таким жити, великий грiх. Учитель Пилип зупиня?ться пiд горiховим кущем i, затамувавши подих, дивиться на стару липу, що самотою сто?ть посеред узлiсся. Йому не хочеться полохати малу пташку на довгiй обламанiй гiлцi, що всохла, настовбурчившись сухими галузками. - Ага, та це ж бо лiсовий щеврик! Жовтувато-бурий, груди в темному ряботиннi, лiсовий щеврик бiжить-дрiбцю? по сухiй гiлцi вгору - й завмира? на ?? гострому краю. Сидить i роззира?ться, наче примiря?ться до простору, щоб злетiти й заспiвати. Але не злiта?, а так само видрiбцем бiжить по сухiй гiлцi донизу, добiга? до стовбура. Мiг би перескочити, як перескакують iншi птахи, але ж нi! Бiля стовбура завмира? - i поверта?ться назад, на край гiлки. З краю гiлки раптом пурха? на верх липи, десь там зника? помiж густого зеленого листя, нема його, нема, наче сховався. Та не сховався, бо несподiвано випурху? з зелено? крони, летить навскоси i вгору, вгору. - Tip, тiр, тiр, тiр! Свистить лiсовий щеврик. Не так спiва?, як трiщить, але така в нього весняна пiсня. - Сiа, сiа, сiа, сiа! Протяжно свище, захоплено й так натхненно, що, либонь, нiкого не чу?, тiльки сам себе. - Спiвай, спiвай, пташко,- шепоче учитель. I вже лiсовий щеврик летить з височини на ясена, губиться помiж ворушкого рiзьбленого листя. Учитель ступа? помiж горiшини, а в його душi - отой натхненний спiв-свист щасливого лiсового щеврика, який славить весну й життя, який спiва? для сво?? подруги, що сховалася в гущавинi. Господи, хто це сидить пiд дубом? Вiд несподiванки вчитель Пилип зупиня?ться й завмира?. Спершись спиною об стовбур, пiд дубом сидить якийсь чоловiк, голову в шапцi звiсивши на груди. - Агов! - осмiлю?ться озватися вчитель. Чоловiк хоч би ворухнувся, не чу?. Може, обiйти стороною, хай собi сидить, бо мало кого можна зустрiти в лiсi. Проте учитель перемага? острах i, неклiпливо зивлячись на згорблену постать, скрадливо ступа? по високiй травi до дуба. Ще на вiдстанi вчитель здогаду?ться, що це мертвий чоловiк. А пiдiйшовши ближче, бачить, що помiж вузластого корiння, яке вибилося з землi, лежить купка бiлих грибiв та опенькiв. I в неживiй руцi - надкушений гриб. А бiля ноги лежить рудий папiрець, i в тому рудому парiцi - дрiбка зернисто? солi. Мабуть, цей чоловiк прийшов у лiс, щоб на?стися сирих грибiв iз сiллю. Назбирав грибiв, почав ?сти - й отру?вся. Хто це такий? З якого села? Коли отру?вся? В душi гасне свист-пiсня натхненного щеврика. Треба про цього мертвого чоловiка сказати Карповi Гнилоквасу, хай при?де грабаркою до лiсу й забере та вiдвезе до ями. Та чи захоче ?хати, чи захоче забирати? Як за пiвфунта хлiба, то таки зможе, по?хати, пошкоду? втрачати. А чий це голос? Може, не голос, а причулося? Вчитель насторожу?ться, слуха?, бо навiть i не голос почувся, а плач. Може, звiрятко ген отам у кущах? О, знову. Таки плач. Хто ж це плаче в лiсi о цiй весянiй порi? Обернувшись на зiр та на слух, учитель обачно ступа? до тих кущiв, з яких долинув плач, розгорта? руками гiлля. Па чорнiй землi бiлi? зiжмакана полотняна рядюжка, а на рядюжцi - немовля. Немовля лежить на спинцi, по грудях i по животику лазять червонi мурахи. Мабуть, досi немовля спало, та мурахи почали кусати - й прокинулося. Де в лiсi взялося немовля, хто залишив? Учитель озира?ться обiч, мовби зараз ма? побачити матiр, яка на хвильку залишила дитину, вiдiйшла - й зараз повернеться. Жде, що таки повернеться, що десь поблизу, але нiкого нема, тиша, тiльки птахи щебечуть. I перегодя учитель Пилип осмiлю?ться погукати: - Агов! Хто в лiсi? Тiльки шелестить листя, спiвають птахи, сонячнi зайчики мерехтять на соковитiй смарагдовiй травi. Нiхто не вiдгуку?ться. Та не може бути, не може бути, щоб немовля забули в лiсi. Що його сюди принесли - й залишили, аби вмирало далi вiд материнських очей. Учителевi ста? страшно, йому хочеться кричати, кликати, але голос застря? в горлi. Вiн жде й жде, чека? й чека?, а дитина пхинька? й пхинька?, кривлячи губки. Тодi вчитель зважу?ться й бере дитину на руки. - Хто тебе залишив, хто? А що дитина вiдповiсть, коли ?й якийсь мiсяць-другий! Клiпа? безвi?ми повiками, морщить безбарвнi брови, плямка? губами, шукаючи цицьку, невдоволено суче нiжками. - Ходiмо до села. Вчитель iде через лiс, тулить немовля до грудей. На сiльськiй околицi - на белебнi хата пiд стрiхою, сiни позападали в землю. Може, тут щось скажуть, може, тут признають немовля? Дверi в сiни вiдчинено, а в хатi - пустка. Так, наче тут нiхто й нiколи не жив. Учитель iде поволеньки до сусiдньо? хати. - Чи ? тут хто живий? Обiзвiться... Нiхто не обзива?ться. - Не плач, дитино, знайдемо твою матiр, десь вона ма? бути. Назустрiч вулицею тупця? якась тiтка. - Чи не зна?те, чи? це немовля? - пита? вчитель, протягуючи до не? дитину. Тiтка злякано дивиться на нього, похапливо хреститься. - Не моя дитина, - каже тiтка й понуро ступа? сво?ю дорогою. Скрипить грабарка, повискуючи колесами, погупуючи обiддям колiс. - Заснуло? - пита? Карпо Гнилоквас, киваючи на дитину в учителевих руках. - То куди несеш? Клади на грабарку, завезу. Учитель Пилип чу? - й не чу?, горнучи дитину до грудей. - Знайдемо твою матiр, знайдемо, - шепоче сухими губами. Вiн iде пустельним сiльким шляхом, i коли побачить кого на обiйстi бiля хати, показу? дитину й пита?: - Не зна?те, чия дитина? Хто його мати? В лiсi знайшов. I нiхто не зна?, i всi мовчать. I тодi вчитель пита? в дитини: - Може, ти скажеш, хто твоя мати?.. Ходiмо до мене, ходiмо... Але немовля мовчить. Немовля не зна? i не скаже. У нього нiколи не буде матерi. - Хто ж вiдцурався вiд тебе, хто вiдцурався?.. Мовчить бiлий свiт, не вiдповiда?.