Ольга Кобилянська. В недiлю рано зiлля копала ------------------------------------------------------------------------ Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы" OCR: Евгений Васильев Для украинских литер использованы обозначения: ?, ? - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh) ?, ? - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh) I,i (укр) = I,i (лат) ------------------------------------------------------------------------ Повiсть Ой не ходи,_ Грицю, на вечорницi,_ Бо на вечорницях дiвки чарiвницi,_ Солому палять i зiлля варять,_ Тебе, Грицуню, здоровля позбавлять._ Тамта одная чорнобривая,_ То чарiвниця справедливая!_ I чарiвниця i зiлля зна?,_ Тебе, Грицуню, заздрiсне коха?!_ В недiлю рано зiлля копала,_ У понедiлок пополокала,_ А у вiвторок зiлля варила,_ В середу рано Гриця отру?ла._ Прийшов же четвер - Гриценько умер,_ Прийшла п'ятниця - поховали Гриця;_ Сховали Гриця близько границi,_ Плакали за ним всi молодицi_ I хлопцi Гриця всi жалували,_ Чорнобривую всi проклинали;_ Нема й не буде другого Гриця,_ Що 'го зiгнала з свiту чарiвниця!_ В суботу рано мати доню била:_ "Нащо ти, суко, Гриця отру?ла?_ Не зналась того, що зiлля умi??_ Що Гриць скона?, нiм когут запi??"_ "Ой мати, мати! Жаль ваги не ма? - _ Най ся Грицуньо у двох не коха?!_ Оце ж тобi, Грицю, за те? заплата:_ Iз чотирьох дощок темная хата!"_ I Се було давно. Через те не зна? навiть нiхто назвати мiсцевiсть, де склалася подiя, про яку розказу?ться. Хiба те одно, що в горах. Мов у кiтлi мiж горами, що здiймалися поважно вгору, ховалося доволi велике село. Лiси тих гiр - старi, непрогляднi... В ногах одно? гори, названо? Чабаниця, до котро? i тулилося наше село, бiгла гучна рiка. Шумна i прудка, гонила розпiнена почерез велике неповоротке камiння. Рiка та окружля? гору Чабаницю, неначеб хотiла ?? обiймити. Немов i до тi??-то рiки сходили з самого верху Чабаницi смереки густими рядками, однi по других. Низько в долинi, вже над самою рiкою, опинилися вони. Стояли тут з розширеними зеленими крилами та шпилями, зверненими догори, i шумiли... Не як в долинi здичiла рiка, голосним плескотом, гамором i гуком, але вiдмiнно i на свiй окремий лад. Спокiйно i тужливо, хвилюючись i крилато, заколисувало щось у воздусi до сну, заливаючись притiм смутком. Рiвно i обережно, тут тихо, там шепотом, а все в один голос, все шум i шум... Тужливо рослося деревинi по верхах. Куди б i не глянули, все одне i те саме. Все море зеленi, все одностайна колисанка, все на одно змiню?ться. На он тiй горi_ пнулися смереки густими рядами завзято здолини вгору. З тi??_ знов збiгали, розiпнувши рамена, з розмахом вниз. I так-то повсюди. Хоч лiтом, хоч зимою, хоч погодою, хоч зливами, а все одностайнiсть. Все одна пiсня, однаковий ?? ритм. Однакова заколисуванка, однаковий шум. Недалеко рiки, злучаючись сво?м городом з горою Чабаницею,_ стояла з обiйстям i млином сво?м хата далеко i широко знано? багачки, вдови Iванихи Дубихи._ Шумiла рiка, гудiв млин, шумiли сосни, а все враз; хоч внiч, хоч вдень - вони держались враз. Зеленiли смереки, ослонюючи i окидуючи густою тiнню хату славно? багачки, побожно? i строго? господинi Iванихи Дубихи. В городi ?? пишалися цвiти, вiдколи вона лише вiддалася. Пишалися в не? до пiзньо? осенi, бо в тiм вона вже за дiвочих лiт кохалася. А повдовiвши та оставшись лиш з одною дитиною, зжилася з ними до того, що ?? город, хоча i коло хати не дуже вже великий, був би ?й без цвiтiв видався гiрше пустинi. Найкраще, що пишалося в нiм, се були великi червонi зимуючi в землi маки, яких в цiлiм селi нiхто, окрiм не?, не мав. * * * В оцiм-то селi, замкненiм горами, перебували одного разу, на превелике зчудування мешканцiв, кiлька день цигани. Не поодиноко, якби хто, може, думав, а цiлою громадою, що прибула нараз кiлькома возами. Пере?здячи багато мiст i сiл, вертаючи в Угорщину, розложилися вони на кiлька день з сво?ми шатрами саме тут, недалеко угорсько? границi, в сусiдствi гори Чабаницi, трохи в вiддаленнi вiд самого села. Мешканцi, хоч i не полохливi з вдачi, затривожилися чимало тими чорними непрошеними гiстьми. Здавна оповiдано про них речi, якi не викликали прихильностi до них. Вже сама легенда, що в'язалася з ними, хоч i не всiм знана, буцiмто ?х предки не прийняли на вiдпочинок Марi?, що втiкала з божим дитятком i Йосифом, чинила з них якихось ворогiв. До того було всiм звiсно, що цигани мали в рiзних мiсцях гiр сво? тайнi кри?вки i сховки, звiдки нападали ночами на подорожнiх, ограбовували та вбивали ?х, збагачуючись так рiзним добром. Потiм так само загадочно, скоро i потайно, як з'являлись, зникали. Куди, як i що, - нiхто докладно не знав. Прибувши, запалювали ночами для повiдомлення громади про свою присутнiсть великi огнi. Вiдтак по днинi розлазилися селами поодиноко. Тут - по милостиню, там - розпитуючи, чи нема кiтлiв до поправки, там - збираючи по горах чудотворне зiлля, там - ворожачи, там - виграваючи на скрипцi або цимбалах за кусень хлiба або яку стару одежину... там - як сказано - нападали на подорожнiх, а все з якимось поспiхом, все мов в перелетi. З'являючись сим разом тут, в оцiм селi пiд горою Чабаницею, просили про дозвiл задержатися з тиждень. Сього ?м вiдмовлено, скорочуючи побут наполовину. В тих кiлькох днях ско?лася межи ними пригода, що не забулася так скоро. Прибуло п'ять возiв, прикритих закуреним лахмiттям, будою, з яких визирали вiдстрашаюче чорнi, пелехатi голови старих i молодих циганок та дiтей. Обiч i позад возiв, запряжених кiньми i вiслюками, iшли цигани-чоловiки, роззираючися блискучим чорним оком цiкаво округ себе. Як сказано, розложили сво? шатра недалеко села й рiки пiд горою Чабаницею, а зараз з самого вечора розклали великий огонь. Третьо? днини по ?х при?здi знявся в однiм з шатрiв гамiр, що не втихомирявся два днi. Якраз третьо? ночi по ?х при?здi привела молода Мавра, жiнка теперiшнього провiдника циганiв на iм'я Раду, на свiт сина. Батько, побачивши, що дитина напрочуд бiла вдалася, накинувся на нещасливу матiр з лайкою, погрозою i бiйкою за зраду. Стара мати нещасно?, задля свого вiку вiдповiдно до звичаю найбiльше шанована мiж циганами, хоронила ?? диким криком i лайкою, кидаючись вихром мiж нею та Раду, коли тим часом цигани-чоловiки ставали чи не всi по сторонi зрадженого мужа-старшини: обезчестила цiлу громаду чисто? цигансько? кровi вже першим сином, бодай би до рання не дочекала - гомонiли i проклинали водно за роз'яреним батьком i проводирем, що кипiв з обиди i жажди за помстою, погрожуючи за?дно п'ястуком мiж циганами, котрi, зiбравшись коло шатра проступницi, повторяли, мов з одних уст, слова свойого старшини: "Вже першим сином!.." - Вiдки взяла ти ту бiлу собаку? - кидався вiд часу до часу Раду до хоро?, що майже безпритомно лежала в подушках i лахмiттi на возi, тулячи та ослонюючи немовля перед диким, блискучим та роз'яреним поглядом мужа, то знов нiмiючи з остраху перед тим, що могло би кождо? хвилi наступити. Волiла вмерти, як такого дожити. Волiла вмерти, та що з того! Не отвирала нещасна уст анi на слово, умлiваючи з остраху... А вiн сам, Раду, старший багато вiд не?, пристро?ний[1] _в синiй якийсь стрiй з великими срiбними гудзиками та калаталами, з посрiбленою грубою палицею в руках, знаком, що вiн старшина оце? тут хоч невеличко? громади, повторяв за?дно одно й те саме: - Вiдки взяла ти його? Але я тебе навчу, хто Раду, покажу, чия ти жiнка була! - i сiпав бiдну за волосся, що аж стогнала. - Пожди - покажу. До трьох день не стане тво?х костей пiд тим шатром, а оце прокляте (i вказував притiм на дитину) кину аж за третю гору. Ти гадала вийти за мене i вiдтак навести сором на мене i цiлу мою громаду? Гинь, суко, коли не знала, яка твоя фортуна[2] i як ма? поводитися жiнка рая[3]. Ади!! - грозив. - Ади! якого сина по трьох роках подружжя привела! - i зареготав, сплюнувши крiзь зуби. - Тiльки твого щастя, що лежиш оце ще межи нами, та що батьком тво?м Андронатi,_ а мати найстарша вiком в громадi, а там - i до трьох день я тебе не терпiв би в сво?м шатрi, хоча й так, - i, тупнувши люто ногою та сплюнувши погiрдливо наново, вийшов з шатра... Вона зарила сво? тонкi чорнi пальцi в волосся над низьким сво?м чолом i посiпала його слабо. Заразом видобувся тяжкий стогiн болю i жаль з ?? молодих грудей... а далi вмовкла, затулюючи болiсно очi, з яких спливали гарячi сльози. Срiбнi великi монети, що були вплетенi в ?? чорне волосся, зсунулися нараз самi по собi низько на чоло i надали ?? чорному, мов з бронзи темному лицю предивну чарiвну окрасу... Нiч була лiтня, ясна, спокiйна, i темнi залiсненi гори здiймалися велетами пiд небеса, а найвищi шпилi немов розпливалися в мiсячнiм ся?вi i прозорiй нiчнiй мряцi... Раду станув мiж сво?ми циганами. Зiбралися лиш самi мужчини, лежали та сидiли округ великого огню, курячи та гомонячи об тiм, що сталося... Тим часом жiнки та дiвчата поралися оддалiк коло меншого другого огню, готовлячи страву та займаючись дiтьми, годуючи та укладаючись з ними до спочинку, розговорюючись не менше запальчиво над дальшою долею молодо? i гарно? Маври, якiй завидували здавна срiбного та золотого намиста, яким обдарував ??, вибираючи ?? собi за жiнку, старшина Раду, i котра одинока заробляла найбiльше грошей ворожiнням мiж простим народом i панами; вона тепер, по трьох роках подружжя, привела тому свойому чоловiковi бiлого сина з синiми очима!.._ Тьфу!! Як сказано, Раду станув мiж сво?ми людьми i кинув ширококрисим капелюхом об землю, не промовивши нi слова. - Раду! - обiзвався тут старий Андронатi, батько молодо? двадцятилiтньо? проступницi. - Раду, що хочеш зробити? Я знаю, що Мавра винувата, що велить чинити наш звичай за зраду жiнки, та що, як не укара?мо ми ?? самi, ?? грiх чи може й не гiрше укара? ?? сам. Укара? хоч зараз, а хоч в двадцять рокiв або й пiзнiше, а укарати мусить. Що хочеш зробити? Мавра винувата. - I з тими словами схилився покiрно перед молодим старшиною. Раду не вiдповiв нiчого, але замiсть того розiрвав свiй синiй спенцер[4] на грудях i здiймив тут з ши? малий мiшечок. - Зробiть мiсце! - гукнув. - I майте бачнiсть!.. Цигани заворушились, роблячи мовчки мiсце молодому провiдниковi та умощуючись кругом нього цiкаво i послушно. Тим часом вiн, мов сам цар ночi, потрясав люто i гордо головою, з яко? спадало довге чорне кучеряве волосся на плечi, як ознака вiльно? людини. Далi сягнув рукою в мiшок i, набравши з нього повну жменю блискучих червоних, кинув ?х, як перед тим сво?м капелюхом, до землi, кликнувши: - Оце перший раз тому... А повторивши те саме вдруге, кликнув дальше: - Оце раз другий тому... А оце й раз третiй_ тому, хто усуне менi за два днi зрадницю з очей, а з нею i ?? бiлу собаку!.. ...Мiж циганами зразу затихло, але недовго; потiм заворушилося, мов бренькiт самих басових струн, а далi шелест листя... Всi знали, що в них за зраду карано дуже тяжко, але таке не бувало ще мiж ними нiколи, як се? ночi: таке нi. Скiльки бiйок i розбо?в не лучалося мiж ними! Скiльки не лучалося, але щоб оце сам рай станув i наказував усунути свою жiнку, платячи за те самим чистим золотом, - мiж ними ще не бувало. Отаке могла лиш така завзята, iз завистi збожеволiла голова, як Радова, придумати. Не знали в першiй хвилi, що сказати i починати. Занадто несподiвано захопила ?х оця дика постанова старшини. Тому мовчали зразу. Та недовго тривала мовчанка мiж затривоженими циганами. Пiднявся знов з-помiж них старий батько Андронатi, високий, тонкий, бородатий циган, перший музика мiж ними, ба навiть i тепер зi скрипкою в руках. - Пожди, Раду... - сказав, пiдiймаючи руку лукуватим рухом вгору. - Пожди ти, Раду. Над нами всiма ? бог, а ми всi його дiти, i бiлi, i цигани, Раду i Мавра. Ти на ?? долю... Раду отворив диким прокльоном уста, перериваючи старому, але Андронатi говорив далi: - Ти, Раду, був один син у свого батька, старшини в Семиградi, а Мавра одна дитина в мене, славного музики Андронатi з пусти[5] - i ви побралися. I тому в мене ти те саме, що Мавра, а Мавра, що ти. Не дам я Мавру усунути або стратити, як ти оце хочеш, хоча знаю, що нашi звича? велять за всяку зраду чоловiчу чи жiночу гостро судити. Не дав би я i тебе збавити, якби се хто хоч би i правно зажадав. Будемо Мавру iнакше судити, по-доброму, людському. Даруй ?й лише ще днiв три мiж нами, оце просить в тебе для себе батько Андронатi! - I, сказавши се, вклонився перед молодим ще старшиною. - Зрадниця вона чiльна, бодай би до рання не дiждала! - вирвалося знов дико з кипучих грудей роз'яреного мужа. - Може, й не дочека?, - обiзвався старий Андронатi. - Ти вже надто наважився на ?? життя. Вiдай, вона вiдiйде навiки сама вiд нас, а золотi дукачi тво? остануться тобi. - Нехай iде, нехай iде! - пiднялося гомоном мiж циганами. - Сорому нам наробила. Зараз першим сином, першою дитиною. А що далi буде? Надвiр з нею, сама собi дорогу указала! - крикнув один голос з гурту. - Надвiр! - Нi, вбити, щоб i з другим таке не зробила! - сичав Раду. - Вбити! - За три днi не стане Маври мiж вами, - обiзвався знов Андронатi. - ?? доля порiшена вже самою дитиною, яку ви розшарпали б на куснi, коли б Мавра й остала мiж нами. Кожде б ?? било. А так... вона уступиться з-помiж вас i Раду з-перед очей. - Сам уб'?ш? - обiзвався вдруге один голос з гурту, голос товариша Андронатi - цимбалiста. - Сам. - То бери золотi! - Нi, вам ?х лишаю. Годуйтеся ви ними. Ви всi молодшi вiд мене. Менi ?х не треба. Мавра вiднинi так, як не моя вже. Менi ?х не треба. Свого хлiба для себе i для сво?? жiнки я найду. - I висунув гордим рухом скрипку вперед себе, погрозивши п'ястуком до молодшого вiд себе старшини. - А щеня тво?? доньки? - спитав той, випрямовуючись гордо та блиснувши ненависним оком на неустрашимого тестя. - Менi його не треба. Уб'ю, затопчу, як гадя!.. - Ним не журися. Я беру його на себе. Воно... - нараз вiн тут урвав. Мiж ними, нiби мара, виринула з котрогось шатра стара мати Маври. Страшна, пелехата, з намистом срiбнякiв на грудях, що замерехтiли в мiсячнiм ся?вi. Виринувши, вона кинулась вiдразу до нiг Раду i Андронатi. - Простiть Маврi, як згрiшила, не губiть молодо?, бийте, побивайте, але жити дайте! - заголосила розпучливим голосом, розпростерши, благаючи, рамена. - О Мавро, Мавро, що ти нако?ла? Що тебе постигло? Яким вiтром ворожим обвiяло? З котро? сторони? В долах чи в горах? Мавро, доню моя... серце мо?... Мавро! - кричала не сво?м голосом. - А я тебе, доню, в мiсячнiм свiтлi зiллячком змивала, для тебе чи не кождо? ночi добро? долi благала. Дрiбною дитиною я тебе медом годувала, вiд злих очей... доки не вiддалася... як вiд огню... зберiгала. А прийшов лихий час i з ним твiй ворог... i ось що... ой, рятуйте, змилуйтеся... хоч кiлька день менi ?? дайте... хоч до пусти... дозвольте довести, потiм вбивайте та й враз зо мною... - i бухнула головою до землi. - Уступися, стара! - кликнув Андронатi. - Чого тут прилiзла?.. Щоб побили? Вже забула? Не числи багато на свою сиву голову. Геть, кажу, звiдси. Геть з-помiж чоловiкiв, не видиш - рада? Тепер Раду i люди судять. Скажи послiдн? слово, поки я сво?_ скажу! - звернувся знов до старшини. - Позволь Маврi хоч з чотири днi межи нами прожити, та щоб настiльки пiднялася, аби ?? батько востанн? мiж вами всiма ?й заграв. Мiж вами... попрощав. Вiдтак... хоч... прости, хоч роби, що твоя воля, начальнику. - I тут, як недавно, з покорою знов схилився. - Не прощу я Маврi, я ?? бiльше на очi бачити не хочу. Життя мiж нами не буде! - обiзвався завзято Раду. - Сама завинила... - Сама... сама... - - пiшов пiвголосний пiдлесливий гомiн вiд циганiв. - Сама, одна вона! - Се тво? послiдн? слово, Раду? - спитав Андронатi, а стара мати заголосила наново, заривши руки в сиве волосся. - Послiдн?. I знов повторив те саме, що вперше, кинувши жменю червоних золотих об землю. - Се перший раз тому... - Се другий раз тому... - Се третiй раз тому, хто увiльнить мене яким-будь способом за чотири днi вiд проклято? зрадницi. Чули мо? слово? - Чули. Пiднявся тепер на тi слова з свого мiсця музика Андронатi. Пiднявся i глянув дивним оком округ себе. Страшний огонь горiв в тих чорних блискучих очах. Посунув скрипку пiд паху i сказав: - Я йду. Позавтра ввечерi верну. Будемо знов разом. Будьте здоровi. А до жiнки, що з жалю на землi неначе з розуму сходила, нахилившись, гукнув: - Чого божеволi?ш? Iди до Маври. Нiхто ?? не смi? дiткнутися, позавтра вечором уступиться з-помiж нас, а ти вiдповiда?ш менi за не?. Я йду i прийду. Позавтра ввечерi всi тут, як нинi, кругом зберiться - i ждiть, Андронатi зi злом не верне. Тим часом радьте, хто збере золотi червонi за Мавру з-помiж вас. Я йду... I пiшов... Третього вечора вернув. Знов кружок циганiв в рiзних позах. Мiж ними Раду. Блiдий i неспокiйний, як демон. Перед хвилею бився з старою матiр'ю хоро? сво?? жiнки, що витрутила його з шатра Маври. Нечувана рiч мiж циганами, щоб жiнка пiдiймала руку на чоловiка, та ще i мати Маври! Зрадницi то?! Але вiн ?х усiх навчить. Усiх. Старих i молодих. Зрадницю ще i боронити? Та вiн ?? навчить. Стару i... ...Надiйшов мiж них, як он тут сидiли, Андронатi з скрипкою. Скрипку вiддав товаришевi - цимбалiстовi, що прийшов враз з ним, а сам вийняв велику банькувату пляшку з горiвкою i поставив в кружок мiж цигани. - Пийте щиро, браття! - кликнув. - Пийте i не жалуйте. Нинi Андронатi проща?ться з сво?ю Маврою, то затямте вечiр! Мавро! - крикнув i гримнув п'ястуком в груди, - Мавро! - Аз раптового жалю в нього аж голос задрижав. - Не годна ти, зозуле, ще мiж нас вступити... Та ти там не сама. Коло тебе мати i всi жiнки вашi, мо? брати... Щоб не знала вона, що завтра ?? послiдня днина мiж нами. Але Андронатi (говорив далi, звертаючись знов до шатра), зозуле, з тобою перед сво?ми товаришами i тво?м чоловiком, старшиною, проща?ться, щоб затямили. - I його голос знову задрижав, усувався. - До вогню докиньте смереччини, - гукнув, нiби додаючи тим словом певностi голосовi, - щоб, розпалившись, грав на всю гору свiтлом, палахкотiв, розказував: Мавра з циганами проща?ться. Пийте i не жалуйте! Жару роздувайте, полум'я змагайте[6], щоб далеко Мавринiй душi вже вiд сьогоднi свiтило. Пийте, браття! Пийте, Андронатi-музика просить. Пийте, не жалуйте. Хто зна?, де опинимось незадовго... i чи Андронатi буде ще мiж вами. Не стане Маври мiж вами... Не стане i Андронатi бiд... Все... як що кому судилося, ?? доля гарно укладалася... пийте!! I ходить Андронатi i просить... налива?, а сам нiби забува? собi доливати. Лиш все сльози долонею з очей утира?. Раду лежав на землi, пiдперши голову на лiкоть, i, затявшись, не обзивався, мов був сам один-однiський на мiсцi. Вiн вихилив перший раз по раз горiвки, подано? йому Андронатi з срiбного малого пугарика[7] що переходив з родини в родину, як рiч незвичайно почитувана, i задумався тепер над Маврою. Був як не при умi. Що йому тепер з не?? ?? серце брехливе. Як ?? брав... впевняла, що любила, а пiзнiше зрадила його... Та ще й поза громадою. I вже вiн догаду?ться з ким... Там, в малiм угорськiм мiстi, недалеко пусти, куди вони часом заходили... i де часто ?? батько скрипкою грошi заробляв, а вона ворожила i спiвала до скрипки, а часом i гуляла... Там був один молодий боярин, що за циганську музику грубi грошi сипав... а часом з другими на конi... попри ?х шатра вихром в пусту гнав. З ним. Та вiн вже про не? не сто?ть. Нехай, що вона й гарна, нехай, що найлiпше вмi? ворожити - хоча така молода - хоча й дочка славного мiж циганами Андронатi - йому вона вже не жiнка. Кинув червоними золотими межи сво? люди, нехай зроблять з нею, що схотять. Уб'ють або викинуть десь. Йому байдуже. Щоб лиш пiмста була, щоб з очей пiшла. Жива чи мертва - байдуже. Iнакше - до доброго мiж ними не прийде. А через не? вiн свою громаду не кине... щоб ?? не бачити. Значить, вона_ мусить йому з очей уступитися. Яким способом?.. Все одно. Вона йому вже байдужа. Хiба б... щоб ?? ще бив... а впрочiм, вона йому байдужа... Байдужа? При тiй думцi його похмурий погляд, мов злодiй, нечайно закрався на шатро, де була виновниця, i проникливе впивався в нього. Байдужа? Проклята! Зрадила. Його_ зрадила. Першого старшину мiж циганськими громадами зрадила. Вкруг нього люди пили i гомонiли. Про Мавру за?дно i про нього. То ?дналися в поглядах, то сперечалися. Тут i там мiшалися i жiнки. Вiн мусив з ними пити, хоча в його душi щось гiрке горiло, мов руда висохла смереччина, що, докидувана в огонь, трiщала... Так i в його грудях горiло. Але при всiм мусив бути. Востанн? мусив все зробити. Для себе, для людей i Андронатi, якого люди дуже шанували. Нараз рух. Андронатi впослiдн? iде кругом i часту? трунком, розлива?, не щадить нi краплi, майже кождому перелива? - а вiдтак притяга? скрипку. Врештi ста? на ноги. - Люди! - гукнув. - Цимбали, сопiвки в руки, а хто зо мною, то i скрипку. Мавро! - звернувся до шатра, де була дочка. - Мавро! прощайся з Раду. Завтра о тiй порi не будеш нашою, - i потягнув смиком. Вiдтак, схиливши голову низько над скрипкою, неначе учув там в нiй для себе потайний окремий голос з ?? наказуючого нутра, i - заграв. Сипав жалем. Плакали скрипки, дзвенiли цимбали, дрижали сопiлки, а над всiма царювала одна-однiська струнка Андронатово? скрипки. О, та скрипка! Зойком кидалася, голосом блукаючи, сумом розливалася, мiж циганiв рвалася, а про Мавру, Раду все оповiдала. I знов жаль... Мов нiжна бджiлка жалiлася, дрижала. Металася, впивалася, викликувала тугу зi смутком i розпливалася горем. Андронатi грав дойну. - Мавро! - кричав розпучливо вiд часу до часу, не тямлячнсь з дикого жалю та притупуючи ногою. - Мавро! - вiн грав, колихаючися всiм тiлом, мов божевiльний. - Мавро! Твiй батько гра?... Андронатi гра? впослiдн? для тебе мiж циганами; завтра, може, його вже не почу?ш! Мавро! Раду лежав, обернений лицем до землi, i вiддався лиш одному почуттю. Зрадила його. Зрадила, i вiн не дiткнеться ?? бiльше, хiба що по-злому. Уб'?. Iнакше вiн не годен по сво?й вдачi. Не годен. Не годен. Голос скрипки вчепився, здавалося, лиш його одного болем розрито? i пiмстою спрагнено? душi, i, мов та оса, все наново впивався в не?, роз'ятрював. "Бiлу дитину привела, чужого чоловiка, чужого мужчини". Зойком трiпоталася скрипка, жалiли цимбали: "чужинця якогось..." I вiн в тих думках i з тим почуттям жалю i завистi сходив неначе з розуму. "Бiлу якусь дитину... в третiм роцi подружжя з ним... Мавро! Будь проклята за твою зраду, все горе на твою голову!" Мiсяць загорiв вповнi з-за високо? залiснено? гори i не рушався з мiсця. - Раду! - нiби добився нараз голос Маври до його, i скрипка Андронатi опинилася розтрiскана коло його голови. - Раду! - Вiн стрепенувся, а Андронатi повалився обiч його на землю. - Мавро, Ма-в-ро! Ми проща?мо тебе навiки на... вiки, - стогнав, а по довгiй хвилi мовчанки просив: - Спiть, люди, спiть. Оцю нiч ще переспiть коло не?, а завтра зробите, хто з вас хоче, самi з нею кiнець. Хто забрав червiнцi, най бере i ?? душу або й ?? саму. Чи не так, Раду? - Так, - вiдчувся сухо голос старшини. - А вiдтак назад до пусти - широко?, безмежно? пусти. - Ух-га, пуста! Ух-га! - ухкав диким голосом музика. - А сьогоднi ще спiть. I з вами всiма старий Андронатi. - I сiвши, пiдiбгав ноги пiд себе, зарив пальцi в волосся, заридав гiрко. Мусив з сво?ю Маврою розлучатися, виходу не було. Кара за зраду, особливо ж у жiнок, а тим бiльше у жiнок старшин, мусила завше вiдбуватися. Сам найлiпше розумiв ?? проступок - i се послiдня ?? нiч мiж ними, циганами. "Спiть, люди!.. - благав-молив. - Спи, Раду. Адiть, все закаменiло. Як так вже судилося, так нехай i буде. Мiсяць всьому свiдок; братик-мiсяць, що нас нiколи не покида?. Спiть, люди, спи, Мавро, спи, Раду, молодий осиротiлий отамане-раю. Ви мо? дiти. Цитьте всi, нехай вона межи нас впослiдн? добре пересниться. Спiть. Спи, Мавро... спи, Раду. На нас ще лиш пуста жде... Широка, глуха пуста. Цитьте... цитьте... спiть... Мавра... спить... цитьте... спiть..." Утихло... Спали. Було коло першо? години се? ж ночi, як молода красна жiнка отамана Раду, Мавра, уступалася йому з сво?м бiлим сином навiки з його шатра i його дороги. Цигани разом з Раду спали, мов убитi, i лиш два усунулися з-помiж них котячими рухами. Був то старий Андронатi i його вiрний товариш музикант-цимбалiст, що нiколи з ним не розлучався. Обидва вони змовилися наперед не пити стiльки, що другi, а як всi поснуть, винести Мавру з шатра враз з дитиною i тим способом вирвати ?? з рук Раду та охоронити вiд смертi або щонайменше - вiд якого калiцтва. Постанови старшини мiж циганами були iнодi страшнi, i тому вони порадилися мiж собою, не втягаючи нiкого в тайну, винести скорше як за чотири днi Мавру з шатрiв та так вирятувати ?? вiд лиха, смертi. А маючи ?? раз поза шатрами, вони вважали ?? врятованою. Мавра була мудра i хитра i, певно, дасть собi раду в життi, заки знов коли стрiнуться. Дитину ?? пiдкине Андронатi бездiтному багачевi... може, от там десь в однiм iз сiл за горою Чабаницею, i буде все добре. Лiпше так, нiж загибати або бути покалiченою на весь вiк. Раду любив iнодi калiцтвом метатись на сво?х ворогах, i того боявся старий музика. I наколи справдi всi заснули сильним сном вiд трунку, заправленого Андронатi усипляючим зiллям, за котрим ходив вiн два днi по горах, Андронатi i товариш винесли Мавру з дитиною з шатра. Не гинути мала вона, молода i красна, одинока дитина його, як яка звiрюка, але жити. Жити мiж добрими людьми ще дальше. Свiт широкий, бог году? всiх i ?? вигоду? також. При Раду ?й оставатись годi, - вiн пiмститься на нiй на цiле життя, наколи вона лише пiдiйметься на ноги. В свого славного батька, семиградського отамана циганiв, сво?ю злобою вдався, лихий i мстивий, як смерть, дарма що красний, як мiсяць, i понад свiй вiк мудрий. Мавра, також упо?на зiллям, спала, мов мертва, як ?? виносили, i не чула нiчого. Лиш мiсяць бачив та зорi, що дiялось, бiльше нiхто. Андронатi дзвонив зубами, як ?? виносили, з жалю угинався. Але лiпше нести на ласку мiж чужi люди, як бачити вбитою або навiки покалiченою. Так все ще побачить ?? колись у життi, пiзнiше або скорше вiднайде, але калiкою бачити гiрше, як смерть. Iшли Чабаницею попри гучливу рiку, що пiнилася i металася в сво?м ложиську, диким розгоном розбиваючися вiд часу до часу об велетнi-каменi. Iшли в противну сторону вiд сво?х шатрiв, аж найшли вiдповiдне мiсце, де були певнi, що воно i оподалiк вiд села, i... навiдуване людьми. Недалеко млина недавно повдовiло? багачки Iванихи Дубихи, гетьте вiд села, уклали Мавру пiд високою, розложистою смерекою i зоставили. Смерека уважалася циганами святим деревом, що охороня? вiд смертi i ? товаришем цигана. Поки що була вона тепер одинокою охороною нещасливо?, доки не змилосердиться над нею яка людська душа. Обiч сплячо? поставили клунок з усiма ?? речами i червiнцями, що зiбрав товариш-цимбалiст з землi i дарував тепер доньцi свого вiрного приятеля Андронатi. Вiдтак пiшли. Товариш вперед, щоб лягти назад на сво? мiсце, не збудивши в нiкого пiдозрiння, а Андронатi пiзнiше. Андронатi вернувся на хвильку самий до доньки. Ще спала... ! Поплакавши коло не? гiркими сльозами та промовивши над нею чарiвнi якiсь слова, що мали охороняти ?? в дальшiм життi вiд зла, забрав ?? бiлого сина i пiшов. Тулив його нiжним рухом до себе, водно промовляючи та проклинаючи, щоб той ворог, що збаламутив його матiр, довiв до оцього нещастя, не дiждав нiколи станути перед господа бога... а тинявся вiчно в злиднях i журi... в голодi i холодi по свiтi. Щоб вiн сього не дiждав. Куди нiс сиротину? - питав себе. Не знав ще. До якого батька-матерi? Вiн ?х не зна?, не бачив, не чув багато про них - а iде. Чи пiдкине в щасливу годину? Доки життя його, вiн буде за?дно ворога_ проклинати. А його прокльони страшнi, ?х боялися всi. Вони справджувалися. I йшов. Iшов пiд гору вузькою стежкою, що розпочиналася недалеко млина Iванихи Дубихи i обвивала по правiй сторонi Чабаницю, ховалася чимдалi в лiс, а праворуч вела саме понад край глибокого яру-пропастi, якою гнав якийсь шумливий потiк. "Бiла" та стежка, як ?? звали люди в селi, то пнулася вгору, то спускалася знов нижче, вiдповiдно до формацi? гори Чабаницi, i все праворуч попри глибокий темний яр, що дiлив; впрочiм, Чабаницю вiд дальшо? сусiдньо? скалисто? гори, звернено? до Чабаницi стрiмкою залiсненою стiною, i ?? бiло? стежки. Та бiла стежка тягнулася то густим лiсом Чабаницi, то знов гарними левадами i царинками, а все оставалася однаково бiла i вузенька. Врештi скiнчилася. Скiнчившися, вона неначе прилягла, розплилася в якiйсь дорозi, що тяглася впоперек звiдкись попри бiлу стежку i, вiдтинаючи ?? дальшу путь, поглинула вузенький, мов рiка, потiк в себе. З сiрою дниною враз увiйшов Андронатi в трет? село вiд Чабаницi, що лежало вже недалеко одно? гори, яка зносилася саме на угорськiй границi. Не довго вiн так iшов, а все був вже весь зiпрiлий. Сiв край лiсу на горi й розглянувся. Сонце саме заповiдало схiд, а смереки дихали холодним запахом живицi. Поранок iшов до розсвiту, але всюди панувала ще свята поранкова тиша. Всюди ще сон. Старий батько з бiлим внуком на руках шукав чогось гострим оком там, внизу села. Не мiг вiднайти, дарма що в нiм душа дрижала. Там, в долинi, в селi пiд горою Чабаницею, недалеко бистро? рiки, в лiсi, де лиш недалеко самiтний млин з рiкою враз гудить, покинув хору доньку, мов звiрюку, щоб власнi люди не стратили, не покалiчили, а тут держить ?? нещасного сина, щоб пiдкинути його чужому бездiтному багачевi в долах, i от якось не щаститься. Сива мряка, мов умисне, мов не хоче здiймитися з села, щоб вiдслонити йому дорогу, якою ма? iти, показати оселю заможнiшого газди. А день чимраз розвидню?ться, чимраз зроста?. Зiтхнув тяжко. От чого дожив. Що судилося чинити. Вчора розбив з жалю, прощаючись з донькою пiснею, свою скрипку, лишив жiнку i пiшов. А як поверне, хто зна?, чи застане живу. Циганiв лиш циган зна? - що в них кипить, що в них ко?ться. От що значить циганське життя. Нинi тут, завтра там, а позавтра, може, i мертвий. Йому пригадалася нараз казкова, вже майже тисячолiтня легенда про причину вiчно? цигансько? мандрiвки i злиднiв. Будучи ще в ?гиптi, вони не прийняли Марi? з Йосифом та божим дитятком у себе на вiдпочинок, - i через те за кару тиняються, мандрують споконвiку по свiтi. I чи скiнчиться коли оця кара господня? Вiдбудуть ??? - питався. Усмiхнувся гiрко, мов у снi. Правдоподiбно, доки плем'я циганське буде iснувати - вона не скiнчиться... А тепер його вчинок з донькою та з бiлою невинною дитиною ??, чи не кара се ще, не покута яка? Господи боже, змилосердися над грiшним народом тво?м - вiн ка?ться. В злиднях i покорi, в голодi i холодi ка?ться вiн тяжко. Прошептавши сi слова, вiн жде. Мряка висить над селом, не здiйма?ться ще. Вона чи не спиня? дитинi вступ. Чи се заповiт, що i його судьба така туманна колись жде? Сонце от вже туй-туй зiйде, туй-туй розжеврi?ться, а туман не уступа?. Нараз... що се? З противно? гори, вiддiлено? вiд нього лиш невеликою долиною, обзива?ться голос трембiти. Так зрання? Так. Се справдi голос гiрсько? трембiти, яка щось заповiда? сумно i протяжно, мов виразний жаль. Андронатi зда?ться, що ?? голос всiм сво?м смутком звалю?ться на нього. Вокруги тихо - жодна деревина не рушить вiтами, а голос трембiти за?дно iшов верхами. Так, як вiн. Андронатi не здержався i сплакав при звуках се? трембiти. Недобре вiщував сей шум трембiти поранком. Андронатi глянув на сонце. А воно вже висувалося з-за яко?сь гори, жеврiючи кров'ю, пишне, ослiплююче. Туман в долинi рiдшав. Тодi вiн встав i спустився в долину. В долину, ще вдруге подався, до гори. Там, не надто високо на горi, стояло пишне обiйстя, що вже сво?м видом зраджувало багатство. Вокруг нього, як i досi лiсом, все ще сон. Тодi вiн приступив нечутним кроком до призьби i поклав на не? обережно бiлого сплячого внука. Сам оглянувся. Чи в добру годину поклав хлопця? Не знати. Господи боже, дай, щоб в добру... А далi... чи об'явить що долю дитини? Нiщо не вiдповiло на його думку. Вокруги тихо i тихо. Нi шелесту, нi руху, нi шуму. Сказано, сам сон ще дихав. Поранковi тумани здiймалися знiжна вгору i все перед його оком закрили. Коли вернув назад на свою дорогу, стрiнув на стежцi якогось чабана. Вмить задержав його. - Чому ще перед сходом сонця десь трембiта обзивалася? I не то, щоб обзивалася, а ридала... - Мабуть, якийсь багач помер. Бiдний не ма? овець i полонин, то за ним не буде трембiта жалiти, - вiдповiв чабан коротко i почав окриленим кроком спускатися з гори. - Го-ов!! - задержав його ще на хвилину Андронатi, вiдiйшовши вже кiлька крокiв. Чабан станув неохоче: - Чого вам? - Чи? се обiйстя... он то на невисокiй тiй горi, з стогами сiна близько хати? - спитав, указуючи на газдiвство, де зоставив внука. - Се... першого багача в нашiм селi. Не зна?те? - Нi. Я чужий. - Михайла Дончука... - додав ще чабан. - А дiти ма?? - Анi одного. Та зате сотки овець i стадо коней. Там... - i, не доповiвши словом в поспiху почате речення, чабан зробив лиш рукою рух, що "в багача гаразд неабиякий...", i зник межи деревами. Пiшов i Андронатi, не оглядаючись бiльше, утерши сльозу з очей, що насилу втиснулася в очi. Iшов морем живичного запаху, що розходився тут чистим ранiшнiм воздухом. Смереки наче злiнивiли в нiм, наче з сонливостi всякий рух забули. Десь високо пiд небом кружляли самiтно плавким летом тут i там два хижуни[8] роззираючися з висоти за здобиччю на днину. Опинившися на хребтi гори, з яко? побачив угорську границю, згадав Андронатi тепер i покиненi сво? шатра. Що там дiялося? Доброго, певно, нiчого. Бачив в душi лють Раду. Без бiйки або, може, i убивства, певно, не обiйшлося. А може, за всiх вiдпокуту? жiнка. Але нi. ?? всi бояться. Вона страшна, могуча з сво?ю силою чарiв. А потiм i тим, що з жiнок в ?х громадi вона вiком найстарша, i через те забезпечена вiд всяких нападiв ушануванням, яке вiдда?ться циганами в кождiй громадi найстаршiй жiнцi. Раду, певно, також, хоча i який мстивий та скорий в учинках, не посмi? ?й заподiяти лиха. Але, може, товариш його потерпiв, як повернув у шатро мiж сплячих i збудив його. Йому одному Раду не все довiряв, закидуючи, що вiн не Раду, а його,_ бiдного музиканта, вважав за старшину. Та будь-що-будь, добре, що вже Мавра вирвана з його рук. Хоч i яка ?? дальша доля мiж чужими жде, особливо спочатку, то хоч остане при життi, не стане калiкою. А дитина ?? також, будь ?? батько i не циганом, не буде вбита, мов звiрина. Знайдуть добрi люди, змилосердяться, i нi мати, нi син не загинуть мiж ними. А з часом, якщо вiн, Андронатi, не загине... вiднайде ?х, i вони прилучаться до iншо? громади. До того часу i лють Раду остигне. Бiдна Мавро! Яке буде тво? пробудження в лiсi пiд смерекою? "Мавро!" - кричала з болю душа, ридало серце батькове, i знов сльози залляли його вид. Iшов далi майже навпомацки. Нiколи такого гiркого жалю не зазнавав ще в сво?м життi, як сими днями. Волiла би була вона малою вмерти, як в найкращих лiтах от таким способом осиротiти, змарнуватися. "Через що?" - крикнув розпучливо, ударивши так само з дикого жалю в долонi. Коли взяв ?? грiх в сво? сiтi? Вона ж не смiла чужого чоловiка i рукою дiткнутися, а вона грiшна... Господи боже!.. Та ба! вiн вже зна? коли; тодi, як стала ходити мiж пани ворожити, i за його, Андронатi, скрипкою смутнi пiснi спiвати, а йому, Раду, ненаситному на грошi, зносити вiд панiв за ворожбу i спiв золото. Тодi знайшовся вовк на ?? красу i молодiсть - до чого дiйшло. А вiн, бiдолашний? Куди йому вертати? Хiба пiде просто до пусти i прилучиться там до яко? громади, прикликавши до себе й жiнку. Так. Iнакше нi. А колись... за кiлька рокiв, може, примандру? знов в оцi околицi i погляне, як живеться внуковi в багача. За кiлька рокiв... а до того часу нехай ма? його господь в сво?й опiцi. Його i Мавру. Довго, довго дивився ще музика бистрим оком по верхах залiснених гiр, що мов з поранкових мряк поволi роздягалися, висуваючи один хребет по другiм проти сонця, що, зiйшовши на сходi, жеврiло свiтлом, ослiплюючи око. Коли Мавра пробудилася рано, побачила над собою, замiсть закуреного i лахмануватого шатра, зеленi вiти смереки i опам'яталася, що вона в лiсi. В першiй хвилi не знала, що думати, побачивши себе самою, без сво?х людей, без Раду, без матерi, батька, що досi не вiдступали вiд не?. Почала кликати. Але слабий ?? голос розходився лише слабим вiдгомоном по лiсi i не прикликував нiкого. Лежала якийсь час, вижидаючи матерi, i надслухувала. Не йшла мати? Нiхто не приходив. Округ не? тишина i лиш широкий крилатий шум лiсу гойдався живичним воздухом та десь-не-десь зачувався Шелест вивiрки[9], що дряпалася блискавкою по смереках. Тут i там зазирало сонечко золотим ся?вом крiзь смерекове галуззя - i десь знов недалеко шумiла рiка, а враз з тим шумом розходився i гук млина. Отже, вона десь недалеко якогось млина. Однак чому вона тут сама? Де дiлася ?? мати? Де дiлися вже шатра? Чому вокруг не? не чути гомону ?? людей, не чути нi голосу батька, нi лайки i приказiв Раду, нi дзвонення мiдяних кiтлiв, як ?х направляли, нiчого. Чому се все так? Лиш тишина i тишина, i вона ось тут сама. Що таке сталося? Чи вона покинена? О господи боже! Як се могло статися? Покинена й матiр'ю? - Мамо, мамо! - почала з гарячковим переляком кликати, а ?? волосся пiдносилося дубом. Справдi вона покинена? - Мамо!! - крикнула з невимовним перестрахом i почала плакати. Плачучи вголос, мов мала дитина, кликала то матiр, то батька наперемiну. А не дiждавшися нi батька, нi матерi, змiнилася, раптом мов очi в ?? душi створились. - Се Раду робота, - заплакала вона з неописаним жалем. Вiн ?? викинув з свого шатра i по?хав. Забрав всiх, батька i матiр, забрав сво?х людей i, як той вiтер, сво?м звича?м вночi втiк. Се Раду робота. Вiн обiцяв помститися за "зраду", за "бiлу" дитину I зробив, як сказав. - О-о-о! - заридала бiдна вголос, заривши з розпуки пальцi в волосся, i аж заносилася з плачу. Нараз перестала. Блискавкою пригадалася ?й ?? дитина, i вона вмовкла. Пiднявшися насилу, почала шукати около себе. Дитини не було. Був збиток всiх ?? речей, найменшi ?? дрiбнички, але дитини не було. Напiвзiмлiла з остраху, повалилася назад. Тепер зрозумiла. Було, як вгадала вiдразу. Раду викинув ?? - i, забравши всiх разом з дитиною i родичами, вiд'?хав потайки вночi. Почала кричати, кликати. Всiх людей, яких лиш знала. Кликала по iменi. Межи тим за?дно i батька, i матiр, ба навiть i самого Раду. Та дарма. Нiхто не з'являвся. Округ не? повторялося одне i те саме. Шум сосен, тишина, самiтнiсть, - а бiльше нiщо. Нiхто i нiщо. На ?? чолi виступають великi краплi поту. А ?? голову пронизала, як перше, одна страшна гадка. Тато, мама, Раду i всi покинули ?? за "зраду", за ?? "бiлу" дитину. Покинули. Мов оце лахмiття, що обтулювало ??, викинули з-помiж себе i забралися. Заридала страшно вголос. Тепер вже все зрозумiла i вiддалася нечуванiй розпуцi. Та тут же знов схаменулася. Але - дитина!.._ Господи, боже милосердний, добрий, де дитина? Забрали? Вкрали? Убили? Що з ?? дитиною зробили? З ?? дорогою дитиною? Наново вибухла плачем. Всею душею, всiм тiлом ридала. Що тепер буде? Де ?? дитина? I в сотний раз перебира? клунки обiч себе, огляда?ться круг себе, шука? дитини - i нема ??. Не може ?? нiде знайти. Не поможе ?й вже плач, не поможе ридання, нiщо вже не поможе, Треба iнакше шукати. - О, се ти, Раду, зробив! - кличе вона, пiдносячи тонкi сво? руки розпучливо вгору. - Се ти! Обiцяв убити, як собаку - i убив. Але було вже i Мавру з дитиною убити. А то... - тут вона врива? раптом i знов впада? в розпуку. Ри? в волоссi руками, б'?ться по грудях, термосить одiж на собi... переста?, надслуху?, i знову нова розпука, знов те саме, але - все дарма. Дитини нема. Округ не? лиш порозкидане, порозриване ?? лахмiття, густий лiс i шум дерев. Ослабши з ридання i розпуки, вона лягла i вмовкла. По ?? блiдiм худiм лицi з-пiд затулених повiк сунуться гарячi сльози... От i по всьому. Як обiцяв помститися, так i зробив. Дитину вбив, ?? покинули, i мусить умерти. Сили встати i пiти за ними в не? нема, тож мусить тут лежати i умирати або ждати, аж надiйде, може, хто лiсом. Може, ще з ?? людей хто. Може, ?х силомiць вигнали з села... i вони лиш поки що зоставили ?? тут, а пiзнiше прийдуть I знов заберуть. Може... Але дитина? Дитина належить до не?. Вона лежить i слуха?... Округи тихо-тихесенько, лиш лiсовий шелест. Десь нiби гурка? недалеко млинське колесо... шумить якась рiка... але господь зна?, де те. Господь зна?, де ще люди. Вона почина? знов плакати, знов кликати. Пробу? встати, та бачить, ледве вдержу?ться на ногах. Вона ж ще хора. Господи боже, що ?й робити? Зсува?ться знов на землю, припада? лицем до землi i заходиться з божевiльного плачу, розпуки. Нiчого не чу?, не зна?, лиш один жаль i один бiль. Вже почина? i на тiлi палити з якогось внутрiшнього вогню. Та що вже ?й по собi, в не? нема дитини. Дитини!_ Убили!! ?й темнi? в очах, в ухах дзвонить, потiм ста? якось так слабо... гаряче... глухо... гине. Нараз хтось шарпа? ??, пiдносить. - Не спиш вже, жiнко? Не спи! Насилу розтулю? очi, вдивля?ться вперед себе, опам'ятову?ться. Над нею схилена висока постать яко?сь немолодо? жiнки, мабуть, яко?сь панi чи щось, а коло не? якiсь люди: жiнки й чоловiки. Жiнка чи панi в чорно заповитiй головi, сама блiда i худа, дивиться милосердно на не? i говорить: - Вставай i ходи зi мною. Будеш в мене. Ти хора. Лежала тут бiльше як добу. Мо? люди запровадять тебе помалу до мо?? хати. Мавра все ще добре нiчого не розумi?, але слуха? i намага?ться встати. Цiкаво приглядалися присутнi, особливо жiнки, нещасливiй покиненiй, що лежала, мов пiдстрiлена велика птаха, з чудовими, невимовне смутними, як нiч чорними очима, а коло не? порозкидане лахмiття, якась одiж i мiж ними тут i там золотi червонi. Сама вона, хоч молода i гарна, та тепер блiда, з розбурканим довгим чорним волоссям, що розсипалося по плечах та грудях, майже страшна. - Де мо? люди - цигани? - пита? слабим голосом з чужим виговором. - Вiдай, покинули тебе, - поясню? висока марна жiнка в чорнiй одежi, що хоче нею заопiкуватися. - Вiдай, покинули тебе. Мавра отворя? широко очi, а коло уст задрижало плачем. - Коли? - пита?. - Недавно, зда?ться. Межи ними зчинилася бiйка за якусь крадiж, як розказували, мiж тим поранено одного чоловiка - цимбалiста, а вiдтак, роздiлившись по сво?х фiрах, вiд'?хали вночi, що й нiхто не бачив. Тебе надибали ще вчора ввечерi люди, що прийшли нинi зранку до мого млина, але я не могла сама скорше забрати тебе до себе, аж ось нинi. До того ти спала. Страшним сном спала ти, як мертва. Що тобi було? - Не знаю, - вiдказу? Мавра i диву?ться, роззираючися майже блудним оком по чужих для не? людях, а далi, згадавши дитину, залива?ться наново гiркими сльозами. Плаче i пiдiйма?, благаючи, до них руки i говорить щось чужою незрозумiлою для людей мовою. Та тут же перерива? ?? Iваниха Дубиха, бо_ се вона сама була, i пiдносить ?? з помiччю людей догори. - Куди по?хали мо? люди? - пита? хора. Нiхто не знав. Зда?ться, в Угорщину. А де дiлася ?? дитина? Також не знали. Вона мала дитину?_ Так. Сина. Бiлого._ Перша ?? дитина. Вона жiнка Раду, самого старшини циганiв. Чи ?? люди забрали дитину з собою? Не знали. Не гадали нiчого. Так само, як i не видiли. По бiйцi зараз вночi зникли... То, може, убили ?? дитину? Нi. Не знали. О, певно, убили! Нi. Не чули. Лиш чоловiка одного в бiйцi, чули, що старшина мало що не вбив. - О Раду! - вистогнала Мавра, заломлюючи руки, I розплакалася наново. - Вiн, певно, i дитину вбив. Нi. Не знали. Не знали i не припускали, щоб невинну дитину вбити. - О Раду! - знов лиш зойкнула Мавра i розхлипалася вголос. - Вiн страх який недобрий, розлютившись раз. - Вiдтак додала: - То хiба вiд не? дитину вкрали i утiкли? Може. Також не знали. О, певно, що лиш так, коли зникли, неначеб ?х земля пожерла. То певно, що вкрали. Вони все так робили... i по утратi сво?? дитини вона Раду пiзна?. - Може, - вiдповiли люди. Чи не бачив нiхто то? дитини? Не бачив. Бiла_ була. Може. Не знали. - Бiла, бiла_ була! - майже скричала. Не знали. Вона розплакалася ще бiльше, а люди безпомiчно мовчали. Мовчали, неначе не хотiли зрадити яко?сь тайни, а може, й не хотiли казати, щоб не ранити звiсткою серця нещасливо?, а може, просто не знали. Завели молоду осиротiлу циганку крок за кроком в хату Iванихи Дубихи i там вона остала. * * * Чому хотiв Раду Мавру вбити, а радше, на ?? думку, на нiй помстився, вона призналася лиш Iванисi Дубисi, i Iваниха ?? задержала в себе. В два мiсяцi по смертi чоловiка Iванихи Дубихи знайшлася в не?, хоч не молода вже була, дитина, маленька Тетянка, i Мавра ?? догляда?. Сама Iваниха, повдовiвши, ма? в господарствi i в млинi багато працi i клопотiв, а коло однiсько? ?? дитини, над якою дрижить, яка становить тепер одиноке ?? щастя, треба ?й все когось мати. Мавра, обезсилена, не годна тяжко робити, вiдшукувати людей сво?х теж тепер не в силi, тож нехай, - казала циганцi, - остане в не?, доки хоче, а тут, де рiзнi люди приходять, може, й за дитину свою що вчу?, розвiда?ться. А може, вернуть ще й ?? люди - по не?, то тут, у млинi, вона найскорше зачу? про те. Мавра послухала. Зосталася. Однак не довго видержала в тихiй вдовичинiй хатi пiд горою Чабаницею. Сидiла, доки до сил не прийшла, але подужавши, кинулася в околицю сво?? дитини шукати та розвiдуватися про людей сво?х. Ходила, блукала тижнями, мiсяцями, мов голодна та вовчиця, а врештi вернула. Марна, блiда, без краплi кровi в молодих устах, з понурими смутними очима, i знов зажила в Iванихи Дубихи. ?? люди зникли сво?м звича?м, як пiд землю пропали, а по дитинi так само, як i по них, не осталось слiду. Нiхто не знав нiчого. Не знав i не чув. I не плакала вже Мавра бiльше. Знала - нiщо не поможе. Виплакала сльози. Лиш очей сво?х чудових, що сипали смутком, не пiдводила нiколи смiливо на людей. Соромно було. Чоловiк, родичi i сво? люди викинули з-помiж себе, мов собаку, чужим людям на посмiховисько, а ?й самiй на горе. Та й що могло ще гiрше бути? Осталась, як здавалося, на все у багачки Iванихи Дубихи i доглядала ?? дитини. А що потрiбувала поживи для розбудженого раз материнського чуття, тож стала чи не другою матiр'ю для мало? Тетянки, бо з часом стала Тетянка нiби ?? власною дитиною, i вона заспоко?лася, призабула власну свою дитину. Так жила, доглядаючи, розпадаючися над чужою дитиною, аж до хвилини, в якiй не прокинулася в нiй туга i привичка ?? чудного люду - змiняти вiд часу до часу мiсцевiсть свого побуту, - забаглося предивною тугою поволiктися кудись в дальший свiт. Тодi прощалася з дитиною, заливаючися гiркими сльозами, а Iванисi кланяючись, з руками, зложеними покiрно на грудях, низько до нiг, цiлувала ?? колiна i руки i йшла. Iваниха Дубиха, що звикла до не?, полюбила ?? за любов i щирiсть для сво?? дитини, гнiвалася на не?... хоча вiдповiдно до сво?? поважно? вдачi не словами, а очима i мовчанкою, i не пускала. Як сказано, вона любила осиротiлу циганку, а по-друге, була ?й i вдячна за правдиво материнський догляд за дитиною. - I куди тобi йти самiй однiй в далекий незнаний свiт? - докоряла. - Збожеволiла? Не гнiвиш ти бога, покидаючи отак . легко хлiб-сiль, прив'язаних до себе людей i дитину? Пощо i чого пiдеш... i яким шляхом? Чи не кара господня се вдруге над тобою? - Нi, - вiдказувала сумно циганка. Вона мусить iти в свiт. ?й горить земля пiд ногами, ?? спокiй неначе в незнану далечину вiд не? полинув i тепер за?дно приманю? до себе. Вона мусить змiнити мiсце - оправдувалася. Може, здиба? батька-матiр, розвiда?ться тепер про них, може, кого хоч одного з сво?х тодiшнiх людей побачить, зустрiне. Може, щаслива година злучить ?? по роках з дитиною, з батьком-матiр'ю, а може, стрiнеться iз самим Раду... Вона зна?, куди, коли цигани мандрують з Угорщини або Молдави, а коли вертають. Зна? ?х знаки, якi лишають по собi для других по деревах, камiнню при дорозi i т. п. Вона мусить iти, щось не да? ?й спокою. Не пiде - занедужа? з туги, суму... Чу?, що хора з того, мусить iти... чого ?й сидiти? Пiде. - За Раду хоче, щоб побив добре? - пита? сухо Iваниха Дубиха i проника? циганку, яка мовчки слуха?, очима. - Та нехай, не боюся. А не найду, не стрiну нiкого, вернуся. Окрiм вас, панi (так звала Iваниху Дубиху, що все в чорному ходила), не маю нiкого в свiтi. - А дитину як лиша?ш? - пита? Iваниха i вказу? на малу Тетянку, що таки вешта?ться i собi поважно мiж обома жiнками, мов розумi?, що ?? пiстунка вiдходить чи не назавше вiд не?. - Ой! - зойкнула Мавра, розридавшись вголос. - Ой, не обтяжайте ще гiрше бiдне серце Маврине. Одначе успоко?вшись по недовгiм часi, iшла. Люди, бачачи ?? на вiдходi з торбами, переповненими якимсь зiллям та лахмiттям, смiялися вслiд за нею. - А он, - ругалися, - Мавра йде вже знов у свiт. Iде шукати цигана-пару, ?? одно? замало в селi. У вдовицi обгорнув ?? сум. Вона вiд'?далася гiркими прокльонами, сиплючи при тiм iскрами погорди з чудових сво?х чорних i сумних очей, i йшла. Вертаючи по кiлькох мiсяцях, а iнодi i по роцi, по таких мандрiвках нараз пiд Чабаницю, втомлена i розчарована, ридала неповздержно з утiхи, побачивши пiдрослу пiд ?? неприсутнiсть Тетянку, яка тiшилася нею бiльше, якби самою матiр'ю. А Iванисi Дубисi падала знов до нiг, як при вiдходi, i, цiлуючи ?? колiна, молила: - Приймiть мене знов до Тетянки, славна господине! Менi було вас слухати, а не свого циганського розуму. Набiдилася лише мiж чужими, набралася лайок, упокорень, ругань i знов повернула, не подибавши нiкого. Нi батька-матерi, нi про дитину не чула, нi про сво?х людей не розвiдалася, нi про самого Раду - лише стiльки, що межи чужими людьми чудотворним зiллям торгувала... i то тут, то там поворожила... i от гостинця вам та душечцi сво?й принесла. - При тих словах ставила якi-небудь звичайнi лакiтки, якi любила сама пристрасно ?сти, перед поважну Iваниху Дубиху i ?? малу доньку. В кiлька рокiв по послiднiй мандрiвцi в свiт, саме як Тетянцi йшло на дванадцятий рiк, станула Мавра одного разу перед Iваниху Дубиху з просьбою дозволити ?й вiдокремитися вiд не? i замешкати деiнде. Iваниха Дубиха зчудувалася. - Ви добрi для мене, мамцю-господине, - поясняла. - Ви i ваша голубка дорога, але сiльськi люди... вже надто допiкають, глузують тут в вашiм млинi з мене. - I з тими словами розплакалася на добре. - Як-то глузують? - спитала Iваниха, знаючи добре, що з бiдно? нещасливо? глузували iнодi селяни, особливо чужi в млинi. - Та як же, не зна?те, мабуть, i самi? - вiдказувала роздразнено Мавра, закурюючи свою люльку та пакаючи з не? голосно, причiм набирала вiдваги опиратися iнодi навiть i самiй Iванисi Дубисi. - Все, котрий зайде, - мовляла, - на ваше обiйстя, поглузу? з мене. "А ще довго будеш, - кажуть примiвками, - муку в млинi молоти? Довго ще чорними очима колеса обертати?" Побий ?х сила божа, - закляла. - Або знов, що найгiрше жаль, бо се вже за вас i за мою доньку. "Обсипу?ш ти добре, - питають, - хату Дубихи циганським зiллям, щоб багачi навiдувалися до ?? доньки вже вiдтепер? Вона вже нiвроку, ади - пiдроста?". А другий каже: "Та де, - каже, - пiдсипу?. Якби сього вмiла, сама й собi б наворожила, аби при?хав чорний з шатра, бодай на старiй мiтлi, i засватав, бо ади, вже посивiла, дарма що очима свiтить, як чорний кiт з-пiд печi". - От таке, господине-мамцю, зачуваю я сотки разiв вiд людей - i чим рiк, то все бiльше. Не годна вже бiльше... А й вам неслава, що таке верзуть про ту, що живе в вашiй хатi, що вашу Тетянку вибавила й дозира?. Нехай я уступлюся з хати, вони самi замовкнуть. Iваниха розсердилася. Вона не довiряла цiлком циганцi, про яку знала, що в не? був хитрий розум i язик на мiсцi i вона вiдтинала кождому, хто посмiв ?? прикрим словом подразнити, гiрше, як оса. - Я тобi не вiрю, Мавро, - говорила, бажаючи тим способом вивiдатися правдиву причину постанови пiстунки сво?? дитини. - Не вiрю я, Мавро. В тебе iнша причина, що хочеш нас покинути. Мене i мою дитину. Лiпше скажи правду i не крути. Ти, мабуть, змовилася з деякими циганами пiд час тво?х мандрiвок i хочеш вертати назад в Угорщину. Чи не так? Мавра заперечила. Не до сво?х людей вона хотiла. Як не вiднайшла досi батька-матерi, дитини, ба навiть i чоловiка-ворога та iнших людей - вiдтепер не найде, i ?й вже байдуже. Вона не до сво?х людей хоче, що викинули ??, молоду, як звiрюку з-помiж себе, знiвечили долю, - а спокою вона хоче i вiдтепер зажити по ?хньому звичаю. Ось що. - Та як се? - зчудувалася знов Iваниха Дубиха, що нiколи не зачувала подiбно? думки з уст Маври. - Та ось так, - була вiдповiдь. Тут вона одна лиш циганка на все село, на всю гору Чабаницю, а зда?ться, i поза Чабаницею, на всю околицю. Iванисi Дубисi не треба бiльше ?? до Тетянки, бо Тетяна за два, за три роки буде доросла i стане дiвочити - отже, ?й, Маврi, iншо? роботи треба, як годиться справедливiй циганцi. - Та яко? ж роботи? - спитала знов Iваниха Дубиха. Чи не береться вона сама до роботи, яка ?й найбiльше по вподобi? Хто коли був годен присилувати ?? до того, чого не хотiла або не хотiла робити. Лягала проти сонця i вигрiвалася, щоб лиш не робити того, що не любила, або дитинi казками голову набивала. А зимою лiзла на пiч, впевняючи всiх, що хора, - то i хто ж коли силував ?? до чого? - Се правда, - дала вона вiдповiдь неначе якось болiсно. Тут не силувано ?? нiчим. Тому-то й вертала вона сюди завше назад, мов до сво?? рiднi, дарма що тут не цигани. Але вiдтепер хоче вона вже проживати на самотi. Геть сама. Он там, на Чабаницi. Там сто?ть порожнiй бурдей-колиба, над самим яром-пропастю, що в нiм проживали iнодi за життя самого господаря лiтом або зимою його чабани. Тепер та полонина, що до не? належав колись бурдей, спродана, а бурдей, нiким не замешканий, все ще належить до Iванихи Дубихи. Ту колибу просить вона вiд господинi для себе i хоче туди назавше переселитися. А коли вже господиня вдоволить ?? волю i не прогнiва?ться, то вона скаже ?й по правдi, що хоче там займатись ворожiнням. Там на Чабаницi рiзне-прерiзне чудотворне зiлля - лихе i добре - як кому що треба, яким вона вже не одного не раз i тут, за плечима господинi, на ноги поставила i добре вчинила. Там буде вона його збирати, сушити, i кому чого треба, давати, спродавати, i так буде жити. Вона зна? дуже багато лiкiв i вмi? ворожити так, як мало хто з циганiв - бо й цигани не всi розумiються на зiллi i ворожбi або примiвках. Але ?? вчили ще змалечку. Тато й мама. I тим вона i межи панами грошi заробляла... та зносила Раду... бодай би його по всiм свiтi рознесло... Заживши отак на Чабаницi, над яром, в колибi, вона все буде навiдуватися до господинi-мамки i Тетянки. Не забуде ?х! ?й де вже забути! I при тих словах заплакала. ?? тягне тепер до самоти, як давнiше до мандрiвки. Вона все, що зна? з лiкiв i ворожби, буде там на самотi мiж людьми подавати. Туди будуть люди до не? заходити, а сюди соромляться. Нехай знають колись люди, хто була Мавра. Мавра - донька славного музики Андронатi, а жiнка самого Лукача Раду. Тут, в долах, в Iванихи Дубихи, де до млина навiдуються рiзнi люди, вона не ма? спокою. Та i глузували вони собi з не?, глузували! Але там, знаючи ?? на Чабаницi в лiсi, в затишку над яром, мужик ста? перед ворожкою iнакше. Там вона панi. Вона керму? силою сво?? примiвки, там вона його i на ноги поставить, як захоче. I, говорячи оце, розреготалася Мавра до сво?х слiв дивним якимсь смiхом, болючим, глузуючим i повним потайно? погорди - неначе перед нею стояв уже селянин... Iваниха Дубиха мовчала. Роздумувала над чимсь i застановлялася. Роздумуючи над словами циганки, то i справдi слушнiсть була по сторонi Маври. Нiяк було тримати навiки в сво?й хатi "пройдисвiта" - як називали ?? люди, тим бiльше, що вона займалася ворожбитством, примiвками i таким iншим богопротивним дiлом... проти якого панотець не раз у церквi виступав. До того ж увiйде дедалi i Тетянка в дiвочi лiта, зачнуть поважнi люди навiдуватися до ?? хати... а тут живе в не? циганка-ворожка. А знов противно[10]. Не дозволить вона Маврi колиби на Чабаницi, вона готова з дитиною забратися кудись у свiт. Куди очi понесуть, може, якраз назад мiж сво? люди. А тодi... Та гадка найбiльше затривожила поважну Iваниху Дубиху i причинилася до того, що вона пристала на просьбу циганки, дозволила ?й зажити в колибi-бурде? на Чабаницi... i займатися там, чим захоче... Трудно було означити, хто любив бiльше малу Тетянку, чи вона, мати, чи циганка-сирота, позбавлена власно? дитини, родичiв i чоловiка, ба всього, до чого була привикла - i прив'язалася всiм серцем, всею гарячою душею сво?ю до дитини сво?? добро? опiкунки i кормительки. На нiкого в свiтi не була би Iваниха Дубиха оставила свою Тетянку, лиш на одну-однiську Мавру. Хто бачив безграничну невгасаючу любов циганки до тi?? дитини, яку, вибавивши змалку, уважала майже за свою, той i мiг припускати, як оце Iваниха Дубиха, що вона могла би, з жалю за дитиною, забрати ?? з собою i пiти кудись в свiт за очi. Тому й вагалася Iваниха в душi опиратися цiлком просьбi Маври, яка доволi часто виконувала сво? постановлення пiд тим чи iншим позором. А Тетянка гине, пропада? за сво?ю чорною нянею. Змалечку вона заколисувала ?? сво?ми смутними, монотонними, якимись незнаними нашим околицям спiвами до сну. Годувала бiльшеньку вже прерiзними казками, яких також в селi нiхто не знав, не чув. I дiйшло того, що дитина слухала наслiпо всiх приказiв чорно? приятельки сво??, - що б не наказала вона ?й, не зажадала вiд не?, куди б не послала, не покликала ??. Вона у всiм пiддавалася ?й, слухала всього, що походило вiд не? - часто навiть проти волi само? Iванихи Дубихи. Тепер, правда, Тетянцi вже дванадцятий рiк, але циганка все ма? чи не бiльший вплив на не? вiд само? матерi. Тому нехай Мавра iде з богом в лiс над яр, як бажа?, зажива? там, як хоче, а мало-помалу вiдвикне й дитина вiд не?, звернеться, пригорнеться всi?ю душею до одно? сво?? матерi, як i повинно бути, чого вона в душi вже давно вижида?. Тому, може, стане Тетяна й послушнiша без Маври, а то, розпещена нею до краю, не все пiдда?ться бажанням i приказам поважно? матерi. Тетяна хоче щось мати, а коли Iваниха не на все дозволя?, вона летить, розжалiвшися, до Маври i рида?, захлипуючися гiркими сльозами. Тодi Мавра утира? замiсть всього бiлесеньке заплакане личко, i як вже не зараз, то бодай пiзнiше вдоволить тайком дитину. Так у всiм i всюди. Поки що Тетяна великих бажань не мала, але й тi не все було добре сповняти... Мавра i сповiдниця i дорадниця дитини, i коли б не Iваниха зi сво?м поважним тверезим розумом. Мавра перевернула би дитину зовсiм на свiй бiк. Але Iваниха, хоч як пропадала за сво?ю однiською дитиною, хоч як обтяжена працею свого господарства, для Тетяни i Маври мала все сво? очi, свiй час i глядiла проникливим зором на вiдносини мiж нянею й дитиною. Чи на добре може вийти таке колись дiвчинi, як звикне у всiм знати лиш одну свою волю? Певно, що нi. Отак роздумувала Iваниха Дубиха - а врештi i обiзвалася: - Не моя сила, Мавро, тебе при собi держати, як в тебе думки ось куди линуть. Iди з богом на Чабаницю в колибу та i заживай там по душi. Сходи в долину до мене по харч, поможи дещо в господарствi, а там i вертай. Але знай, - додала строго i поважно, - дитину до тебе на гору саму не пущу. Вона в мене одна. Вона в мене все. Схочеш побачити, зiйди - поглянь. А саму не пущу. - Бо?теся, що я вкраду ?? вам? - спитала гiрко Мавра, i ?? очi засiяли самим смутком образи. - Не бiйтеся, i в мене вона все i всiм на сiм свiтi. Я ?? вам не вкраду. - Ти ?? любиш, Мавро, але й я ?? люблю. Дитина мiж нами за?дно хита?ться. Ти ?? надто розпестила. Що я забороняю, то ти дозволя?ш. То не добре; i зна?ш, задля того був не раз мiж нами гнiв, були сльози. Вона хоча ще дитина, а вже iншо? волi не зна?, як сво??. Сьому треба кiнець поставити. Пiд мо?ми очима воно ще сяк-так уходило, але, застрягши раз в тебе на горi, скiльки менi з не? остане? Стiльки хiба, що буде називатися мо?ю донькою. Мавра не вiдповiла зараз, лиш обтерла мовчки долонею очi i сплюнула. - Ви-бо хочете, щоб у не? був уже такий розум, як у вас, - обiзвалася, - побожний та строгий, що борони господи! А ?й ще що? Метелик, пташка, та й стiльки. Най гра?ться, най раду?ться. Най смi?ться, спiва?, нехай добро зазна?... поки може, i в мами в сонцi най купа?ться... - Я знаю, що вона ще дитина, - вiдмовляла Iваниха Дубиха з попередньою повагою. - Але час вже тим перестати бути. Досi була вона твоя, Мавро, - додала. - Ти годувала ?? казками, спiвами, забавками та всякою всячиною набивала голову, буцiм вона чисто боярська дитина. А тепер нехай ,до працi береться. Вона лiпше тямить тво? пiснi i казки, як молитви, що ?? вчу щовечора i щоранку. В Мавриних чорних пишних очах заблистiло гордо, i вона усмiхнулася. - Я ж бо й оповiдала ?й найкращi казки, якi лиш знала, учила найкращих пiсень. А що вона в мене те саме, що й боярська дитина - то правда. А може, неправда, господине? - спитала. - А от, - каже, i все якось згорда, мов про сво? говорить, - чи? полонини найкращi на Чабаницi, як не Iванихи Дубихи? Чий товар такий гладкий, угодований, як не Iванихи Дубихи? А сама прекрасна, чорнобрива Тетянка, пристро?на пишно, чи не в Iванихи Дубихи? - Цить, цить, Мавро! - перебила Iваниха Дубиха, морщачи строго брови, що не любила пiдхлiбства[11] нi в честь сво?? особи, нi свого ма?тку, бо була скромна, побожна i корилася, як, може, нiхто навiть з убогих в селi, господу богу, не забуваючи про нього та храм його святий. - Цить, цить, - каже, - i знай: сходи з колиби, як кажу, коли зможеш, i щоднини, похарчуй, пороби, що треба, попести Тетянку, а там i вертай. А в недiлю, свято, як зможу, буду як не густо, то бодай хоч зрiдка з малою в тебе. - А як Тетяна виросте, буде вже на вiдданнi, тодi вже хай приходить, коли сама захоче, - не втерпiла Мавра все-таки докинути. - Як бог дасть, що так буде, то нехай iде. А тепер не лишу. Знай, Мавро, - додала з чуттям, майже молячи, - не полонини на Чабаницi, млин над водою ма?ток_ мiй, а вона одна, вона_ мо? щастя. Мушу стерегти... - В дорозi до мене не стрiне ?? нiчого злого, - обiзвалася Мавра знов i вже смiливiше, - перелетить бiлу стежку вiд млина до гори, до мене, мов сама та пташка, а в долину пурхне i буде знов у вас. Iваниха Дубиха усмiхнулася. - Якось-то буде, Мавро, - сказала ласкаво, - якось-то буде. Мавра задоволилася - i на тiм скiнчилося... Чабаниця - висока гора, почасти покрита старинними лiсами, була одною з тих, на якiй простягалися мiж лiсом найпишнiшi полонини декiлькох багачiв, а мiж тим i багачки Iванихи Дубихи. На нiй, особливо з-тi?? сторони, по котрiй тяглася бiла стежка, де зеленiли полонини багачки, саме недалеко ?? шпиля, висадила Чабаниця з себе бiляву скалу, яку прозвали люди впрост "Бiлим каменем". З-пiд того "Бiлого каменя" було видно всi сусiднi верхи i лiси, а мiж ними й одне село, назване Третiвка, що лежало чи не на угорськiй вже границi, i було справдi, як сусiдили села около себе, з ряду трет?. Зi схiдно? сторони Чабаницi, з яко? пiвгодини ходу вiд обiйстя i млина Iванихи Дубихи, вибiгала в лiс бiла стежечка, що, як сказано ще повище, обвивала гору Чабаницю i кiнчалася за ?? плечима, злучаючися з одною широкою дорогою, що провадила в iншi села, а також в Третiвку... Iдучи тi?ю стежкою вiд млина Дубихи вгору лiсом, з одно? сторони попри ?? полонини, а з друго? попри глибоку пропасть, де журчав веселий потiк, що нiколи не висихав, натрапляв мандрiвник трохи оподалiк вiд берега пропастi, за кiлькома старими смереками колибу-бурдей Iванихи Дубихи. Бiла стежка, що бiгла попри колибу, обперiзуючи пестливо Чабаницю саме над яром, не конче спинялася около колиби. А колибi i байдуже було про стежку, що могла iнодi i непрошеного для не? гостя-мандрiвника впровадити до не?. Вона стояла, оперта з одно? сторони до якогось каменя, чи не ?? великостi, що, здавалося, вiдломився зi шпилю Чабаницi вiд самого головного "Бiлого каменя" i, скочуючись, опинився остаточно поза бiлою стежкою над берегом пропастi, становлячи якусь опору для мало? колиби. Зi схiдно? сторони зазирала колиба з-пiд смерек в саму пропасть з гучливим потоком... а там далi почерез не? - i на сусiдню залiснену гору. Та ?? майже не видно зразу з-пiд широких крислатих вiт старинних смерек лiсу. Тим-то i припала вона циганцi Маврi так до душi... i збудила в нiй думку... зажити в нiй на самотi i вiддатися цiлком ворожбицтву та лiченню людей рiзним зiллям з гори Чабаницi. В перших лiтах свого iснування хоронила колиба чабанiв багача Iвана Дуба, що не лиш лiтом пробували тут, доглядаючи по пасовиськах i полонинi товар i конi, але iнодi й зимою, коли сього вимагала господарська потреба. По смертi Iвана Дуба стояла колиба кiлька лiт порожня i аж тепер дiждалася нового мешканця в особi циганки Маври, якiй здавалося, що нiхто i нiщо не замутить тут ?? спокою i вона зможе нестiсненно вiддаватися ворожiнню, примiвкам i всьому iншому, що входило в обсяг циганки-ворожки. * * * Одно? прекрасно? лiтньо? днини спровадилася Мавра на Чабаницю. Мала дванадцятилiтня Тетянка вiдпровадила ?? в товариствi Iванихи Дубихи, нiби помагаючи переносити циганську обстанову i речi, яких, впрочiм, було так мало, що по двох разах стануло вже все в хатинi над яром на мiсцi. Коли Тетянка вертала вiд Маври бiлою стежкою, плачучи, телiпалися в ?? малих ушках золотi обручки-ковтки, пiвмiсяцi, якi Мавра випорола десь з якогось старого лахмiття i вложила дитинi на пам'ятку вiд себе. - Носи ?х, доньцю, i не скидай нiколи... - говорила-примовляла Мавра поважно, вкладаючи ?х дитинi в уха. - Золото хоронить вiд зла i притяга? друге золото. Малою дiстала я ?х вiд сво?? матерi, що здобула собi ?х десь далеко, далеко в свiтi славним ворожiнням сво?м. Носи ?х, а будеш в них красна i пишна, як сама туркиня._ - _Як сама туркиня, - _повторило так само поважно дiвчатко, пiддаючись спокiйно операцi? чорно? приятельки та прислухуючись з увагою кождому ?? слову. Вiдтак, обiцяючи собi обопiльно забiгати як змога "частенько" до себе, розсталися. - Приходи до мене, Мавро, бо я без тебе умру! - наказувала Тетянка ще раз при вiдходi. - Прийду, доньцю... прийду! - прирiкала свято Мавра, утираючи мовчки сльози з очей, що сунулися ?й по худiм лицю з жалю за дитиною. - Щоднини, - наказувало знов дiвчатко. - То, може, вже й нi, - чулося у вiдповiдь, - бодай спочатку нi. Бо люди, побачивши мене так часто у вас, глузували б, що "дверми (сказали б) вiдiйшла циганка, а вiкном назад вернула..." Але не журися, доньцю. Мавра Тетянку любить i вона ?? не забуде - прийде. I справдi, вона держить слова. Вiдвiду?, як приобiцяла. Хоча i не щоденно, але й не зрiдка. Лиш зимою гiрко. Мати доню не пуска?, та раз-два на тиждень приходить Мавра до не?. А наповнивши собi бесаги[12] тим, чим обдарить Iваниха Дубиха, i напестивши та налюбувавшися доволi Тетянкою, вона верта? вдоволена назад до сво?? хати. А Тетянка, що вже потрохи вiдвикла вiд Маври, зверта?ться назад, усмiхаючися вогкими очима до матерi, i тулиться до не?... Хутко звикла Мавра до сво?? романтично? оселi i не жалу? свого переселення. За сiльськими людьми вона не тужить, бо допекли ?й в долах доволi, чи не на всi часи. А жiнки й молодицi, що потрiбували поради i лiкiв чи примiвок вiд знахарки-ворожки, знаходили i вiдвiдували ?? й тут. I жодне, що тут появиться, не приходить з порожнiми руками. Одна принесе муки, друга молока, хлiба, третя одробину свiтла, дехто грошенят на тютюн, а кожде чимось обдарить, жодне впорожнi не прийде. I добре ?й живеться, Мавра не зна? великих злиднiв, ?й багато не треба. А Тетяна що рiк, то бiльша i краща, прибiга? також погiдними ранками до давньо? сво?? приятельки - i не скучно Маврi. Лiтом збира? вона гриби, малини, ягоди, носить в мiсто на продаж, i все капне щось i за те. В п'ятницю i суботу спуска?ться в сусiднi села або й мiста межи багачi по милостиню i нiколи не верта? з порожнiми торбами. Вечором розклада? сво? здобутки на лаву i стiл, що ще по пастухах остали, i раду?ться ними. Ранками збiга? за деякою товариною Iванихи Дубихи дозирати - i живеться ?й не согiрше. Сказано: ?й багато не треба. А зимою знов днi короткi, ночi довгi - i хутко переживаються. Весною i лiтом, аж до пiзньо? осенi ходить ще i по зiлля, яким мiж людьми тайком торгу?, ворожить... I от як труча? ворожка Мавра сво? днi на горi Чабаницi, в лiсi навперед себе... * * * Iнакше живеться Iванисi Дубисi та Тетянi в долинi коло млина. Iваниха пода?ться пiд вагою господарських клопотiв, а Тетяна вироста?, розвива?ться в прекрасну справдiшню лiсову русалку. ?й вже двадцятий рiк. Висока, гнучка та бiлолиця. Особливо одним впада? вона кождому в очi, хоч би кому. Се сво?м блiдавим лицем i чорними густими бровами, що лукувато здiймаються, зцiпившися над носом, над чорними задумчивими очима. Вигляда?, мов якась пишна боярська дитина, що диву?ться мовчки всьому на сiм свiтi. Переходить хто попри не? з людей, задивиться на молоде прегарне лице з високо пiдсуненими чорними бровами, що надають лицю виразу глибокого зчудування, - задержиться мимоволi на хвильку i любу?ться нею. А вона нiчого. Вiдповiсть з зачудованим поглядом мовчки згори (бо ж ростом в матiр вдалася) - вiдтак, засоромившись бог зна? чого, усмiха?ться. I яка ж чудова вона тодi, коли усмiха?ться. Скiльки м'якостi душi i серця, скiльки тепла зраджу? мимоволi усмiх тих молодих невинних уст. Попри те й душа ?? чиста, бiла, мов голуб, i нiчогiсiнько злого не зна?. Яке зло знала би молода Тетянка, коли, окрiм лiсу, млина, сво?? хати з святими iконами i старо? нянi Маври, нiчого iншого не зна?. Та, зда?ться, нiхто не знався так добре на красi молодо? Тетяни, як сама ?? поважна мати. Глядить iнодi на не? i мовчки в душi молиться до не?. I не лиш до то? ?? тiлесно? краси, але й до душевно? доброти то? одиноко? сво?? дитини. Нiхто-бо ?? справдi не зна?, не розумi? так добре, як сама мати. Яка працьовита, чесна, яка милосердна вдалася вона ?й. Господи, змилосердися лиш над нею та дай добру долю! ?й iнодi лячно за долю то? дитини, над якою дрижить, i на яку молодi люди чигають, мов справдiшнi хижуни. Вона бачить, як вони за нею спозирають, бiгають, окружаючи ?? зразу здалека, мов тi рабiвники[13]. А ? мiж ними й гарнi, ? й багачi, та Iваниха жде все ще на щось лiпше, гiднiше. Сама вже не зна?, на кого ще жде, i через те захову? ?? iнстинктивно для якогось нiби ангела-царевича, що ма? ще десь-звiдкись прибути i забрати ?? вiд матерi пiд свою щиру опiку. Звiдки мав би вiн прибути? Не зна?. ?? серце ще не вiщу?. З долу, з ?? села - нi. Бо тут в долинi вона зна? вже всiх._ Вже й кiлька разiв старостiв виправляла. Не до вподоби були ?м. Нi матерi, нi доньцi. Але, може, он там з-за то? гори, куди хова?ться рiка, потужнiвши... то, може, i сплавами вiн колись над'?де. Може... Тому треба стерегти та доглядати Тетянку, щоб не подалася за нерiвною собi парою. Догляда? i пестить Iваниха Дубиха дiвчину, дрижить i молиться о добру долю для не?. Вона прийде. Тетянка добра, милосердна i робуча - чому б i не надiлив ?? за те господь доброю долею? Для добрих зло? нема. Живе Тетяна спбкiйно в матерi, мов цвiтка в зiльнику. Не бачить i не чу? багато. Особливо ж не бачить нiколи лиха. Не бачить навiть краси сво??, що всiх мов те сонце, слiпить; хiба як над чистою водою похилиться - побачить себе. А там... Сказано - не бачить i не чу? нiкого. В село до дiвчат-ровесниць мати лиш рiдко коли пуска?. Вони - вiддалiк вiд ?? обiйстя i млина, i ?й лячно про не?. Одну ?? лиш ма?, як одну душу, одне серце в грудях, тому всього бо?ться. Хто богом суджений, сам навернеться до млина. Вiн пишним гуком сво?м не одного приводить. Вiн як окремий який свiт, - а Тетянка його бояриня. Хто б не зацiкавився нею, не поглянув на не?? Лиш одного не спиня? тепер мати Тетянi. В однiм не стiсня? ?? нiколи. А то - заходити до ворожки Маври над яр, коли б не захотiла, i гуляти лiсом. Iдучи вгору лiсом, спiва? Тетянка повною груддю, нiби вiдда?, що в душi дзвенить. Воно ясне, сильне, природне i чисте. Сказано - краса з першо?, божесько? руки. Iде вона по бiлiй вузькiй стежчинi все вгору, тут i там схиляючись за тужливо похиленим дзвiнком-цвiткою - мiж хвилюючим шумом смерек, i все попри сво? та сусiднi полонини. I ?й тут добре. А стара Мавра! гай, гай, хто так умi? сторожити над дiвчиною, як сама вона! А ?? вже всi бояться - хоча б лиш для страшних очей, що одним ?х полиском - зна? покарати. То нiхто i словом не торкнувся би Тетяни. Сама ж Iваниха Дубиха, строга i богомiльна, щонедiлi i свята ходить з донькою сво?ю удвiйцi до храму божого, а зимою ?здять... * * * Молодий Гриць, годованець багача Михайла Дончука в Третiвцi, недалеко угорсько? границi, дiзнався доволi рано про те, що вiн не рiдна його дитина, а чужа, пiдкинена, яку знайдено колись в лахмiттi на призьбi. Хоча його господарi, чи, як вiн ?х звав, батько-мати його, i добре держать, i гарно зодягають, то господиня, розлютившись iнодi, заклене йому на добре. I в таких власне хвилях зачува?, що вiн "пройдисвiтське насiння", що в "циганськiм", закуренiм лахмiттi опинилося на "гризоту" та журу добрим людям пiд ?х спокiйною стрiхою. При таких нагодах переймав Гриця такий жаль i туск[14] до всього тутейшого гiрського свiту, що був би йшов, куди очi несли, щоб лиш не чути i не бачити тут нiчого. Та не лиш тодi прокида?ться в нiм якась чудна туга в серцi до далечини... i iншого свiту. Нi. То нещасне почуття не да? йому i в мирних хвилях спокою. Не да? оставатися довго на однiм мiсцi, через що, головно, i набрався вiн вiд господарiв якнайбiльше лайки, а часом i бiйки. Заставляють його iнодi доглядати вiвцi; вiн догляда? день, два або й чотири добре i щиро. А далi нi з сього нi з того покине все стадо i поволiчеться в цiлком противне мiсце, де нема? нi доволi пашi, нi води. Або знов пристане до чабанiв з товаром, або до парубкiв з кiньми... i тут повторю?ться те саме, доки i не приволiчеться, нiби наситившись тою вiдмiною мiсць, додому. Одного разу, вже як сiмнадцятилiтнiй хлопець, вiн вибрав собi щонайкращого коня господаря i давай об'?жджати чогось сусiднi села. Що нашукалися, нажурилися господарi за хлопцем - вiн пропав без слiду, мов у воду впав. Аж сьомого дня знайшов його господар спокiйного пiд стогом коло коней без капелюха на головi, коли витесував довгу парубоцьку сопiлку. - А ти, опришку, куди уганяв цiлий тиждень на конi? - накинувся на нього господар, вхопивши його за густу чорну чуприну та потермосавши нею по щиростi. - Я об'?здив сусiднi села, - вiдповiв Гриць з найбiльшим супоко?м, освобождаючи так само свою гарну голову з деспотичних рук господаря-батька, - розпитував за скрипкою. - За скрипкою? - крикнув господар i аж витрiщив очi з чуда. - То я тебе до скрипок викохав i держу? Та найдорожчого коня до про?здок тримаю? Чекай, непотрiбе безголовий, чекай! - гукав на все горло. - Ади, чого вже не придумав в сво?й головi - скрипки! Тьфу!! - Коневi не сталося нiчого, - вiдказав Гриць спокiйно. Я коня доглядав i пильнував. А дивiть, вiн он аж виблискуеться до сонця, такий ситий i годований. А менi треба скрипки, до того i захопила мене охота подивитися в сусiдн? село. Скучно, татку, на однiм мiсцi сидiти, тому я по?хав. А роботу не таку вже страшну я залишив, самi зна?те, тому й по?хав. Коли робота пекуча, я не киваюсь, а коли нема, я тодi ?ду. От що! Господаревi, нiби з зачудування, аж мову вiдiбрало. Рука знов пiднялася, щоб опинитися, як передше, на головi хлопця, але не годен був. Гриць поглянув на нього такими вже чудно сумними, а заразом щирими очима, що вiн лише сплюнув i, заклявши щось пiд вусом, вiдiйшов. Гриць усмiхнувся, вiдгорнувши пишне волосся з чола, що шовком зсунулося при торганнi, i взявся далi до сво?? роботи. Батько знов сво?, - думав вiн, - а вiн_ сво?. Вiн хотiв собi конче роздобути скрипку, повчитися на нiй грати, щоб, доглядаючи iнодi худобу чи вiвцi верхами, не було так тужно i сумно на самотi, щоб не гнало з мiсця на мiсце; i от таки не успiв. Та зате вiн витеше собi тепер сопiлку, i як загра? на нiй, всi дiвчата на танцях стануть округ нього i будуть слухати та раз плакати, раз самi гуляти. Гей! га! - усмiхнувся Гриць на саму таку принадну думку. Гей! га! Що йому господар... Але господиня-мати, розвiдавшись, куди i пощо гуляв вiн на найкращiм конi сiм день, прибралася до нього iнакше, хоч вже як його любила i при доброму настро? ласкава була, однак, розлютившись, що раз загадала - не дарувала. - Пройдисвiте! - накинулася на нього, коли увiйшов у хату, i не надумуючись довго, вдарила його широкою долонею по щоцi. - Пройдисвiте! - гукала по сво?й скорiй вдачi. - Гада?ш, час божий на те, щоб його пусто-дурно на конi прогайновувати? Попам'ята?ш ти ту по?здку, - кричала, розмахуючись вдруге укарати хлопця. - Попам'ята?ш! - Та не вспiла се по раз другий вчинити. З хлопцем зробилася така змiна, що вона здержалася. Мов гадюкою вколений сам боярин якийсь, опинився Гриць близько коло не? i, стиснувши, нiби клiщами, ?? руку, процiдив: - Я не пройдисвiт, - говорив зi зворушення i обиди погаслим голосом, - я не пройдисвiт. Я ваш син. А коли випира?теся того, що лиш вихованець, то не безчестiть. Хлiб ваш дурно не ?м; як знаю, вiдробляю. А що не роблю стiльки, скiльки вам захочу?ться, то дайте менi спокiй. Я собi пiду вiд вас i не верну. На мо? мiсце приймiть собi наймита, i буде вам лiпше. Менi не все хочеться робити, тому й не роблю. I робити не буду. Розумi?те? А пам'ятайте, я не наймит ваш!! Що у вас з'?в, то вже i вiдробив. - I, луснувши з неописаною погордою i гнiвом дверми, вийшов. В його рухах i голосi було стiльки приказуючого i гордого, що господиня вмовкла i побiлiла. - Тьфу! - сплюнула I хрестилася. - А се що таке? Кого я маю в хатi? Приймака, боярина чи поповича? Ади який гонор мамi вiддав, дверми пiд носом, мов жидовi, луснув, i вiн не "пройдисвiт", його не "безчестiть". Михайле, ви чули? - кликнула в другу хату до господаря, звiдки й без того висунулася висока, тепер в низьких дверях похилена постать самого господаря. - Та чую, - вiдказав вiн. - Та що ж? - Що? - кричала жiнка, - ви ще пита?те, що? Адiть, за ваш хлiб-сiль який гонор вiддав. - Та не дразни-бо його вже стiльки тим "пройдисвiтом" та "пройдисвiтом". Ти бачиш, вiн вже такий вдався на мiсцi довго не висидить. То i що з ним вдi?ш? Убити його за те не уб'ю. - Я його привчу! - вiдкрикувала господиня. - Ба нi, не привчиш. Я вже без тебе пробував. По-злому - i стiльки на добре не виходить. Знай, тепер вiн знов кiлька день на очi не покажеться. Чорт зна?, що в нiм за вдача, але вже такий. - Вiд родичiв "пройдисвiтiв" - кажу вам, - вчепилася господиня знов цього. - Ми його батька-матерi не знали... - боронився чоловiк, що, по правдi, Гриця дуже любив i перед жiнкою за?дно боронив, хоча сам тайком за пройдисвiтство набирав, - лише знайшли маленького пiд нашою хатою. Вiн, може бути, i панська дитина - ми сього не зна?мо. Його яким-небудь словом не зачiпай, вiн зараз кипить, i вже його борзо не примириш. В мене Гриць не пройдисвiт. - А я кажу, що вiн таки пройдисвiтська дитина. Найшли в закуренiм лахмiттi, дарма що з вузликом золотих червоних. - Та вже в закуренiм чи нi, а тепер вiн наш. А як вже наш, то не збиткуй. Бачиш, вiн терпцю не ма?. Ще колись, розлютившись, покине нас. Господиня вмовкла i здвигнула плечима. Се ?й нiколи на думку не приходило i тому потрохи на хвилю занепоко?ло. - Ет, i наговорили! - закинула вже чомусь примиряючим голосом, неначе не хтiла бiльше про "пройдисвiтство" говорити. - Тепер "покине" - коли ми його вигодували i вiн головою майже стелю здiйма?? - Якраз тепер. Тепер вiн де-небудь годен на роботу стати, а передом був малий. - Ет, що там! - перебила йому сухо жiнка. - Радше знайте, Михайле, що оногди[15] казав менi, що дав собi знов новий писаний кожушок шити. Вiн вже вiдтепер зачина? дiвчатам голови завертати. - Або я йому це забороню? - вiдповiв господар. - Гарний, молодий, то й заверта?. - Вiн вже чи не на кождiм танцi мусить бути. - Та нехай собi. Хто молодий, той гуля?. - Як завтра скаже вам, що хоче женитися. Його дiвчата ро?м обступають... А тодi що вдi?те? - Не позволю i землi не дам. Йому ще час женитися... нехай ще коло нас газду?, щоб знав я... кому землю передам колись... - Овва... вiн вас дуже послуха?! - закинула жiнка. - Я вже чи не раз перехопляла його з Настунею Кривинюкiвною. До других залиця?ться, а до не? таки горнеться. Господар усмiхнувся. - Я вже давно то знаю. Сам ?? батько менi говорив се. - Та вiн би рад його дiстати до себе. Але, по-мо?му, Гриць ще не однiй голову закрутить, заким не одружиться... - вiдповiла жiнка. - I на свою_ натрапить... - докiнчив господар. - I на свою натрапить... - повторила вона i вмовкла. - Старий Кривинюк добрий газда, i Настка працьовитi дiвчина, в батька вдалася. Нехай би колись побралися, як йому суджена, - обiзвався знов господар. - Та добра_ дiвчина... - вiдповiла якось знехотя жiнка. - В не? вiдтепер якийсь розум,_ як у старо?. Добра, - i урвала. - Та тим-то_ для нього i добра, - вiдповiв чоловiк. - Вiн за кiньми голову забуде... а вона буде на все позiр мати. Тим-то_ й добра... Гриць, бачачи iнодi по суперечках з родичами, що правда по сторонi ?х, але заразом i його, особливо тому, що його вдача силувала його "от таке" заводити, що викликувало гнiв з обох сторiн, забирався з хати i не вертав до не? скорше, доки не заспоко?вся вiн сам, а з ним i господарi. I таке повторялося чи не згуста, а все через його чудну вдачу, що нiякого примусу не зносила, чим-будь ображалася i понад усе любила свободу. Якби не сусiдська донька Кривинюкова Настка, з котрою добре держався, всi жалi дiлив, якби не батьковi конi, якi любив понад усе, та вiвцi, над якими ще як хлопчина сво?м голосом, як над дiтьми, панував - вiн був би вже давно батька-матiр покинув i поволiкся в свiт. Його держать тут, як на ланцюгу, а деякi люди розказують, особливо ж один старий бiлоголовий циган, що все що кiлька рокiв переходить через ?х село з Угорщини i до них вступа? по милостиню та спочива?, оповiда?, що там десь далеко вiд ?х гiр, лiсiв, ? ще й iнший свiт i люди. Мiж них вiн би iшов, учився би та став великим паном i так жив би, вивчившись передусiм на скрипцi грати. Отаке роздумував часто-густо Гриць, особливо, як був молодим хлопцем; волiкся неспокiйно з вiвцями з мiсця на мiсце i побирав за те вiд батька-матерi лайку. Але тепер вiн вже парубок пiд вусом i, як батько смiючись казав, "до розуму носом зближався", як здавалося, успоко?вся. Коли мати, роз'ятрившись чим-небудь, "пройдисвiтом" або, ще лiпше, "циганом" прозве... вiн смi?ться. - Чи в мене, мамо, чорнi очi i я чорний, що в вас я на цигана похожий? В мене очi голубi, як небо, кажуть дiвчата, особливо Кривинюкова Настка, ними я ?м милий, а ви - не бачивши нi мого батька, нi матерi, вигаду?те циганiв на мене. Грiх, мамо! I мати вмовка?, усмiхнеться... i ста? знов добра; вона дала б i душу за свого Грицька, якого ?й чи не всi завидують, такий вже гарний i розумний вдався. Вже-таки нiхто не годен на Гриця довго гнiватися. Вiн всiх за пазухою ма?, як його впевня? бiлолиця Настка. Чим? Може, саме тi?ю подвiйною вдачею сво?ю, а радше двома душами, що в нiм, нiби вiд часу до часу пробудившись, поборюють себе. Одна непостiйна, тужлива, пуста, палка, друга вразлива, горда i вдатна. До доброго тягне Гриця, до красного, до любовi... а передусiм до свободи, широко?, безмежно?, як крилатi лiси по верхах, як бистрi рiки там, в долах. Як та широка пуста, що йому, по оповiданню старого Андронатi_ (так звав себе бiлоголовий циган), iнодi аж у снi ввижа?ться. "Хижуном" родився, баламутом, каже Настка, що його любить, як рiдного брата або чи не бiльше ще, саме яким вже вдався. З нею вiн i найлiпше товаришу? чи в тузi чи по веселому настро?. Вона його нiби до ладу приводить. - Чому ти такий смутний, Грицю? - пита? iнодi, побачивши його поважного, невдоволеного з виду. - Тяжко на душi, - вiдповiда? вiн. - То заграй на сопiлцi або трембiтi. Собi i менi заграй, Грицуню! - просить щиро... i тулиться до нього бiлолиця Настка. - Нiхто в селi не гра? так, як ти, любо та до серця. - I тими словами впроваджу? його нiби в iнший свiт. I щоб вже догодити ?й i сяк-так собi, вiн почина? грати. Тiльки щастя його, - каже, - що сопiлка, трембiта i Настка. I те правда. Нiхто на всi сусiднi гори не гра? так до серця, як вiн. Особливо на трембiтi, вiн мов святою молитвою по верхах... жене. А лiтнiми вечорами, то вже i голосом нiхто так не виспiву?, як Дончукiв Грицько, вештаючись коло хати i худоби, виводячи одну просту пiсню понад другу. А всi або дуже смутнi, або всi веселi, iнших вiн не любить. В селi всi дiвчата липнуть до нього, хоча вiн до жодно?. Хiба що до синьооко? Настки, але й то, як каже товаришам, "не все", лиш тодi, як вона його назад до "розуму" приведе, до працi нажене, не дасть "волочитися" - вiн ?? голубить, впевняючи, що колись ?? посвата?. А зi всiх iнших дiвчат, - хоча й гуторить з ними, - все кепку?. - Ви, дiвчата, - говорить Настунi, - всi дурнi. - До часу, Грицуню... до часу... - вiдказу? спокiйно Настка. - До часу, може, i дурнi ми, але як саме натрапиш на таку, що заверне тобi голову або, може, й любистку дасть, - то дивися, щоб не стратив ти весь великий розум твiй! - А он я вже тебе люблю, Настунько, - борониться Гриць i смi?ться веселими очима, - та ще розуму не втратив. - Хто зна?, чи вже i не втратив... - вiдказу? вона i дивиться так само, як вiн, щиро i просто в очi. - А он, - каже, - ти любиш мене i приходиш, а часом як покинеш, то i з тиждень волi?ш з конем перебувати, як зi мною: чи се указу? на розум? - Та я чи не все такий був? - борониться Гриць. - А може, ти i межи iншi дiвчата ходиш, чи я знаю, Грицуню? - пита? вона. - Я не знаю. - I говорить се без докору, без злоби, а так собi спокiйно, мов дитина. - А чому б я не приставав з кiньми, не сходився з другими дiвчатами? - - пита? вiн, та бiльше вже, щоб подразнити ??. - Сiдай i ти, - каже, - на якого-небудь коня твого батька i ?дь зо мною i доволi дивися, як Гриць з кiньми розмовля?, а з другими дiвчатами гуля?. Будеш бачити. - Я не цiкава, - вiдказу? вона гордо, а все-таки в глибинi душi вражена його байдужнiстю, хоч i не показу? того, а вiдтак, поглянувши в його щирi очi, що якийсь час з потайним усмiхом дивилися на не?, усмiха?ться й собi i каже: - З дiвчат не глузуй, не кепкуй, Грицуню, бо в деякiй i нечистий сидить. А дивись, - дода? поважно, - замолоду деякi гарнi притягають до себе... особливо тi, що чорнобривi, а на старiсть, казала раз покiйна бабка, коровам молоко вiдбирають та опiвночi на мiтлi комином вилiтають. - А менi що до того? - вiдказу? вiн. - Я анi не корова, анi ?х не боюся. А вас всiх, бiлих i чорнявих, загалом я люблю, хоч ви всi на одно копито i добрi, i краснi, i дурнi - а Настуньку Кривинюкiвну найлiпше люблю. А якщо я часом, Настуне, тебе призабуду, ти нi на мене, нi на нiкого не ворогуй. - Або ж я ворогувала коли, Грицуню? - пита? вона i дивиться знов щиро з невимовною терпеливiстю в його очi. - Я ж сама казала, що ти хижуном, баламутом родився... i при нiчiм... довго не всто?ш. Я не ворогую. - Я сього не кажу, серце. Ти одна для мене в свiтi добра i щира, одна до ладу приводиш. До хати, роботи принуку?ш, до родичiв наверта?ш - а то без тебе був би я вже давно... - i, замахнувши лукувато рукою та указавши далеку далечину, свиснув i усмiхнувся. Бiлолиця Настка чисто упива?ться словами красного хлопця. I для не? значать вони i любов, i щастя, значать увесь свiт, а заразом вiдчува? вона, що держить його справдi неабияк чимось при собi, пану? над ним. Чим саме? Не зна?. Не зда? собi нiяко? справи. Вона зна? лиш те одне, що мусить i дальше держати його, що його любить всею душею i не годна гнiватися, ворогувати на нього. Погнiва?ться, поворогу?, - думала iнодi, - вiн розлютиться i, мов той птах, вiдлетить, присяде на iншiм деревi - i пропав для не?... I так Настка не гнiва?ться нiколи на Гриця... Вона його любить i тi?ю сво?ю любов'ю прив'яже його до себе на все. Вони ж колись поберуться. Де ? в свiтi сила, - пита? себе щирим почуттям, - якiй мiг би Гриць бiльше пiддатися, як ?й однiй? З дiвчат вiн ?? любить найлiпше, призна? сам, що вона приводить його до розуму, принуку? до роботи, наверта? до родичiв. А далi?.. Те, що вiн... iнодi на тиждень... два... конем за село ви?жджа?... Те ?й не страшне. Мати каже, що се йому, може, й почи-нено... З часом само перейде, i щоб тим йому не докоряти. Тому вона спокiйна I любить його спокiйно. Що iншого вона не зна?. Сво? щире, просте серце зна? i красного Гриця, що двi душi ма?. I в тiм цiла ?? правда. Велика, глибока, поважна правда, яка ?й вистарча?, з якою ?й добре... * * * Глибока зима. Лiсом неспокiйно. Зеленi вiти, обтяженi снiгом, вгиналися нижче до землi, як i iншою порою, i вiтер, що над ними буя? i з труднiстю мiж них тиснеться, доводить ?х до живiшого руху. Вони опираються йому, та годi цiлком опертися. Вiн садить мiж них з чимраз бiльшою силою, i остаточно пiдiйма?ться за недовгий час лiсом нiби шум-стогiн. Розколихалася завiрюха. Вiтер змага?ться чимраз сильнiше, збива? снiжини з дерев, колише хоч би i найвищими коронами до розгону, гуде лиховiсне, а в воздусi розходиться широкий крилатий шум всього соснового лiсу... Страшно тепер в лiсi i глухо. I хоч се не пiвнiчна година, а з вовком можна все-таки в таких ночах стрiнутися. Над хатиною Маври, обтуленою з усiх сторiн старанно смереччиною, посхиляли сосни, нiби змилосердившись над нею, глибоко сво? вiти, обтяженi снiгом, неначеб хоронили ?? вiд вiтру, що тиснувся повними грудьми мiж них, розбиваючи ?х звичайний поважний спокiй. В тiй же хатинi Маври тихо. Лиш в печi горить, трiщить веселий огонь i освiтлю? нутро хатини, а найбiльше те, що найближче само? печi, а то: саму Мавру. Вона присунула широку лавку з почорнiлого дерева до печi й, умостившися тут, розклада? сво? карти. Чорний кiт на самiм краю печi простягся i дрiма?, нiби стереже огонь в печi i рухи сво?? чорно? панi. На самiм же верху над пiччю, налущившись i заховавши головку пiд крило, спить самiтний усво?ний чорний ворон Маврин. Всi iншi предмети в тiй закуренiй хатинi тонуть в темiнi, що зда?ться в мiру, як огонь горить або опада?, слабне або зроста?. Мавра нинi собi карти кида?. Худа, марна, з розбурханим сивим волоссям, вигляда? мов яке марево. Вiд часу до часу простяга? сво? худi руки, грi? ?х коло полумiнi, що палахкотить в закуренiй, аж чорнiй печi, i перешiпту?ться сама з собою, ?? великi чорнi очi, в яких нiби назавше задержався смуток, тепер, немов слухаючи, шукають вiд часу до часу дрiбного, викривленого однiського в свiтi вiконця i ждуть. Надворi за?дно гуде вiтер. Сьогоднiшня нiч заповiда?ться чимось недобрим, хоча ?й самiтнiй вже не першина такi ночi перебувати, а нинi все-таки чогось лячно. Вiтер гуде лiсом, аж несе, ви?, аж полумiнь хвилю?ться в печi. А лiс шумить, стогне, мовби смерть тиснулася з сво?м вiйськом мiж деревину. Щось ломиться лiсом, трiска?, щось стогне, щось сунеться. Аж тут... господи боже... що се таке? Затовк оце в тiй хвилi хто до шибчини, чи се вiтер жбурнув до не? купою снiгу, щоб ?? самiтну... одну на всiм лiсi, злякати? Вiтер найбiльший ворог циганiв, вiн так любить. Вiн живий. Iнодi вiн гiрший, як сила божа... Вона се ще змалку зна?. Полумiнь гра?, веселиться, освiчу? ?? цiлу i лаву, виклику? на противнiй стiнi страховища, освiтлю? лаву з розложеними старими, затертими, майже закругленими картами, i Мавра ось що з них вичиту?: Злиднi, смуток, самiтнiсть, як звичайно, але ось тут i якiсь люди. Щось велике, несподiване жде ??, щось нероз'яснене, що ще потрiбу? часу. Воно ще далеко, але прийде. В тiм всiм i ?? дорога дiвчина, ?? Тетяна вмiшана. Вона, що ще одна держить ?? на свiтi при життi. Тота ?? "туркиня",_ як вона сама i люди прозвали Тетяну за золотi ковтки, пiвмiсячики в ухах. А далi сама не зна?, як роз'яснити собi карти. Чи то все доторка?ться ??, чи дiвчини? Не зна?. Ось вона сим разом цiлком не зна?. Другому, може, i знала би роз'яснити, чи днi... чи долю... в тiм ?? нiхто не перевищить. Але собi сьогоднi не зна?. Чи то все, що перед собою бачить, значить смуток чи радiсть? Бо смуток i радiсть падуть, нiби рука в руку. Отут стоять кривавi сльози, змiшанi зi сльозою радостi. Що се? Знеохочено збира? карти, кладе ?х оподалiк вiд себе, запалю? свою люльку... i жде. ?? нiби болить сьогоднiшня нiч надворi, ?й тяжко на душi, як зрадницi, як проступницi. Адже вона сьогоднi i не бачила навiть людсько? душi, не те щоб обтуманила кого. Хто би й iшов такою дорогою лiсом... як тепер? Хiба хто смертi хоче, шука? ??. А навiть i вона ще не хоче ??. Вона... що сама не зна?... чого по тiм свiтi плента?ться. Чого ж бо ?й жити? Хто ?? потрiбу?? Чого ма? вона ще дожити? Вона йде самою тiнню життям, iде, доки з самою нiччю не стрiнеться, не злучиться з нею навiки... Думала, роздумувала отак сумовито, коли оце щось в ?? мале вiконце жбурхнуло, аж дзвенькнуло, i вона майже з остраху зойкнула. I знов тихо. Знов нiчого. Знов лиш крилатий широкий шум та стогiн в лiсi. Се смерть iшла. Мавра на самотi нiби вiдчува?, що се так смерть лiсами тиснулася, дотикала ?? хату, косою зашарпувала, щоб себе пригадати. Смерть. Певно, сi?? ночi не один велет-деревина повалиться, не одна корона переломиться, не одна звiрина загине. Страшна нiч. Мавра огляда?ться. Чогось ?й неначе неста?. I не знадвору, а в душi, в серцi хибу?... Чого? Адже вона до самоти звикла. Не зна?. ?? руки мимоволi укладаються на грудях наохрест, але уста не заворушуються до молитви. Вона не вмi? молитися. Не молилася бог зна? вiдколи. Та хоч i молилася, то ?? людям бог неприхильний. Не любить ?х. Тому вони i в вiчних злиднях по свiтi тиняються. За кару тисячолiтню. I лиш нiччю оживають, до ночi ?х тягне, бога занедбують, хiба звертаються вони до мiсяця з сво?ми просьбами. Мiсяць ?м помага?, але такими ночами i вiн перед чимось хова?ться. Полумiнь запалахкотiла нараз сама з себе наново i кинула червоним свiтлом на лаву, де лежали карти. Мавра взяла ?х наново в руки, прошепотiвши вперед щось над ними, i розложила, як перше. I знов дивиться... i дивиться... I знов не зна? добре розiбрати, що вони ?й вказують нинi. Щось велике-велике, i смутне, i радiсне жде ??. Нiби нiч, нiби день. Нiби весiлля, нiби смерть. I замiшаний хтось в тiм, хтось зблизька i хтось здалека. Чоловiк i дiвчина. Ба нi. Двi дiвчини. I раз добре, раз зле. З одно? сторони нiби ма?ток i добро, а близько коло того старецька торба i жебрацький бич. Мавра сплюнула, хоче вже змiшувати карти. Ба нi. Одно нiби ясне. До ?? хати падуть два чоловiки. Одному - нiби ?й, нiби йому - смерть. Другому - нiби ?й, нiби йому - радiсть. Мiж обома сто?ть радiсть. Один молодий, другий старий. I оба прийдуть до не?. Самi прийдуть. От - молодий... паде просто до ?? хати, хоча ще не зараз. О, не зараз ще! Оба якби мали зiйтися в ?? хатi... одначе... господи боже, чи не смерть приведе... один з собою? Так - смерть. Страшна, чорна смерть. Ось як заповiда?ться... самими чорними картами. Стережись, Мавро! Ти не раз в життi прогрiшилася. Не раз туманила, ошукувала людей, що з довiр'ям до тебе о помiч зверталися... I знов в ?? головi помiщалося. Знов вона з того всього нiчо не розбере. Вона вiдсунула з неохотою карти, мов прикрого пророка, вiщуна, вiд себе i, обернувшись плечима до тепло? печi та скулившись на широкiй лавi майже вдво?, - пробу? уснути. Уснути! Не такими ночами спиться! Не в таких мiсцях, як ось тут. Хатину колиби звалить, зсуне бiла заметiльниця туй-туй в глибоку страшну пропасть. От тисне, притиска?, силу? уступитися з дороги, гуде, ви?. А снiг чимраз вище до вiконця добира?ться. Припира?ться до стiни, пiдвiяний заметiльницею. Однi смереки, що ?? хоронять сво?ми широкими густими вiтами, та свята деревина, що здержу? приступ смертi. Але хто обчислить мiць заметiльницi такими лютими ночами? Смерть не сама волiчеться. Вона з вiйськом волiчеться, як давно ще тато i мама говорили. Вона все з вiйськом суне, лiта?. Сама летить попереду, а за нею вiйсько. I всi з косами, з чорними хоругвами. Все всi разом. Все от такими ночами. От як виють, як себе заповiдають. I вже Мавра дрiма?; гудiння заметiльницi знадвору поволi, поволi ?? усипля?. Нараз Мавра прокида?ться, на рiвнi ноги, майже на рiвнi ноги ста?, та й зателiпало нею раптовим ляком. В ?? вiкно щось товче, хтось добива?ться. Смерть? Мавра надуму?ться. Безперечно, вона. Мавра блискавкою кида?ться плазом до землi i човга? пiд дверi, нiби заслоняючи собою комусь вступ до хати. Пiд дверми темно, нiхто ?? не побачить. Полум'я в печi вже нiби умлiва?, блiдне, в хатi почорнiло. - Пустiть в хату! - чу? вона виразно старий захриплий голос, що ?? майже з переляку вiд нього морозом прошибло, а розбурхане волосся дубом стануло. I утихло. А по хвилi знов: - Пустiть у хату! Мавра не руха?ться. Перестала дихати, i все ?? ?ство напружене в сiй хвилi лиш до слуху. I уха, i очi, i серце, i все, що живе в нiй, тепер разом слуха?. I вона чу?: Гей, як колишеться вiтер, збитку?ться над соснами, як розшумiлися лiси, пралiси! Ось вже ?? хата колиха?ться, вже сунеться в яр, ось-ось розсиплеться, завалиться. Краплi поту виступають на ?? чолi. Смерть. - Пустiть у хату! - добива?ться старечий голос вдруге до хати, грима? хтось розпучливо в дверi, а вiдтак хтось мов жде, i тихо, нi словечка бiльше... В хатi смертельна тишина. - Пустiть у хату! - добива?ться пораз третiй з розпукою страшний голос... Мавра застига?, не руха?ться, нiби зна? заздалегiдь, що ?? жде, наколи створить. Не годна тому. Розбiйник не пожалу?. Зна? множество таких випадкiв, якi лучалися межи людьми, а як i самi цигани поступали собi давнiше. Проситься в хату, чоловiк створить в добрiй вiрi, щоб порятувати, а його за те ворог, як звiрюку, бух... i вже по всьому... Нi, Вона не сьогоднiшня, вона не впустить нiкого. Не хоче бути вбита. Вона ляка?ться смертi, вона бо?ться. "Мавро, Мавро, в тебе не один грiх на душi, зроби добро яке... буде тобi прощений, - обзива?ться в нiй знов голос. - Впусти! Може, хто бiдний, незнайомий, бо?ться гинути. Впусти!" "Мавро, Мавро, схаменися", - молить щось далi в нiй, телiпа? нею, мов в лихорадцi. Бореться в нiй, пха? до дверей створити. То знов потряса? нею, жахом наповня?, вiдпорною силою, мовби справдi почула пiд вiкном голос смертi з-пiд само? землi, що добива?ться до не?. Майже божеволi? з страху. Не зна?, що робити. Вона не пiдводиться з землi, лиш маца? дверi i з напруженням всiх сил пр