iйшли у велику хату, позащiпали i дверi, i вiкна, а вже i сонечко стало заходити; панночка затопила у печi, сама сходила по воду, а йшла по воду, як бабуся ?? навчила: не прямо до криницi, а вулицями обходила навпаки сонця; прийшла до криницi, набрала вiдро води та й вилила на сход сонця; друге набрала i вилила на заход сонця, а трете набравши, - що ? духу, не оглядаючись, i вп'ять не прямо, а вулицею за сонцем. От як принесла, та й настановила кашник з водою; а бабуся достала з-за пазухи зiлля: любистку, материнки, чорнобривцю, цвiту папоротi, терличу та усього по пучечцi всипала в кашник та й пристановила до вогню; а сама узяла муки пшенично?, замiсила водою, та й вийняла з калитки у папiрцi кошачого мозку, вiдколупала пальцем та положила у те тiсто; далi достала у себе з хустки, що був зав'язаний, слiд пана Забрьохи та й роздiлила пополам i одну часточку всипала у те ж таки тiсто, замiсила i скачала коржик, посадила в пiч спектись, i усе з приговорками та спльовуванням, а хорунжiвнi звелiла сидiти на полу, пiдiбравши ноги пiд себе, не жахатись, i, що вздрить, не боятись нiчого, i усе думати про свого милодана. От як коржик спiкся, вона й дала його з'?сти Оленi за три рази, запиваючи з водянчика водою, що нашептала бабуся; а затим i горщок з зiллям став закипати. Бабуся, гукнувши на Йосиповну, щоб нiчого не жахалась, узяла другу частку слiду Уласовичевого та й всипала у кип'ячий горщик i стала мiшати, а сама аж у пiч мов улiзла, та що ? духу i кричить: "Терлич, терлич! десятьох приклич, а з десятьох дев'ятьох, а з дев'ятьох восьмирьох, а з восьмирьох семирьох, а з семирьох шестирьох, а з шестирьох п'ятирьох, а з п'ятирьох чотирьох, а з чотирьох трьох, а з трьох двох, а з двох одного, та доброго". Та й примовила нищечком, щоб хорунжiвна не чула: "Пана сотника конотопського Забрьоху, Уласовича Микиту; а хто жде та дожида, так нехай собi дрiма". Та й дмухнула на Олену, а та нi з сього нi з того i стала собi дрiмати. Вп'ять вража баба стала горщик мiшати i вп'ять кричить у комин тi? ж речi: "Терлич, терлич! десятьох приклич..." - та й звела на одного, усе-таки пана Уласовича, далi й примовила нищечком: "А хто сидить та ждеть, той нехай собi заснеть". Та вп'ять дмухнула на хорунжiвну, а вона, сердешна, так i заснула... Стала бабуся утрете мiшати зiлля i вже що ? духу у трубу кричить на терлич; i як довела до одного, так аж запищала вiд натуги, кричачи зо всi?? сили та зовучи пана Уласовича, а на хорунжiвну дмухнула i говорить: "А хто спить та сопе, так нехай i захропе". А вiд сього панна Йосиповнй бебех у подушки та й захропiла на всю хату... А тут щось iз сiней у хатнi дверi - геп! та й стогне, i щось мурниче, - i охка... Побачим опiсля, що то там було... VIII Смутний i невеселий стояв, руки заложивши, хвабро? Конотопсько? сотнi пан сотник, Уласович Микита Забрьоха, у славному сотенному мiстечку Конотопi, на вулицi, бiля шинку, де усегда збиралася сотня чи на муштру, чи на перелiку, що чи не втiк котрий козак часом, бува. Сто?ть вiн, сердека, руки зложивши, голову понуривши, мов вiл перед ярмом; а козаки начисто, уся сотня, як скло, перед ним стiною сто?ть, шапки поскладавши на приспi у шинку, щоб як буде муштра, так щоб не поспадали з голов, а дiтвора, що тут так i бiга круг козацтва, щоб не пiдiбрали та не запроторили куди геть. Так отто стоять козаки i ждуть, що з ними будуть робити i який приказ буде, та промеж себе дещо i базiкають, мов вода на лотоках шумить, аж луна йде; та доставши з халяв хто рiжок з кабакою, - та нюхають, та чхають, а хто люльку - та, тут ?? розпаливши, i смокче. Пан Забрьоха сього нiчого не вважа, i не бачить, i не чу?, що край його дi?ться. Йому зда?ться, що вiн i досi слуха, що читав йому пан писар Конотопсько? сотнi Прокiп Ригорович Пiстряк. А сей давно вже прочитав, що треба, та, зложивши бумагу, кладе у кишеню... Аж ось пан Уласович здихнув тяжко та важко, мов ковальський мiх, та пита писаря: - Здiлай милость, приятелю Ригоровичу! розкажи менi словами, що ти там у лепортi читав? Ти зна?ш, що я нiчого письменного не розжую, хоч i у школi вчився i "вiрую" почав було вчити, та на "же за ним" як затявсь, та й покинув письмо. Так ти менi не читай, а розкажи, що оте?, за лепорт принiс козак з Чернiгова? Адже ми послали лепорт, що у поход не пiдемо, хоч нехай кiл на головi тешуть; нам нiколи, друге дiло зайшло; так чого ще вони пащекують? - Уся спирра чернiговська безумiю удадеся! - став казати, прокашлявшись, пан Пiстряк, - возписують предписанi? i лають вас, пане сотнику, i мене - гм, гм! - возсозивають - прощайте у сiм словi - дурнями, занеже ми возгнущалися ?х повелiванi?м i не направихом стопи наша до Чернiгова. - Догадавсь, хоч через дееяте-п'яте уторопав, що ти, пане писарю, говориш; так себто нам усе-таки збиратись до Чернiгова? - Не iначе, як обаче! - сказав Ригорович, моргнувши усом. - Так трясця ж ?х матерi! От ?м дуля пiд нiс! - Та, зложивши дулi, i став крутити. Крутив-крутив та на Чернiгов i посила, та усе прицмоку?. А далi як крикне: - Не пiду; я ?м послав через кривого лепорт, що нам нiколи. А пан Пiстряк i каже: - Та наш кривий iще не сотворив дошкандибанiя I до половини путi. Не возмущайтесь, пане сотнику; ми не iзидемо, дондеже не получимо отвiтствованiя на наше сомнительство. - Так-таки, Ригоровичу, не пiдемо. Бач, як я мудро сконпонував? Не пiдемо та й не пiдемо. Ну, хлопцi! Сонечко заходить, розходьтесь вечеряти, а завтра чим свiт з косами косити менi. А ходiм, пане писарю, до мене вечеряти; Пазька налiпила мудрих вареникiв та спрягла яешню... Ой, лишенько! Ой, рятуйте! Ой, бiда! - став пан Уласович не сво?м голосом пробi кричати та за боки хвататись... Пан Пiстряк i козацтво кинулось до нього, що що йому там сталося? Аж вiн... шелесть.... пiднявся догори i полетiв, як птиця, усе-таки кричачи що ? голосу... Що ж то ужахнулися усi люди у славному сотенному мiстечку Конотопi, як побачили, що ?х прехвабро? сотнi пан сотник, Микита Уласович Забрьоха, та пiднявсь пiд самiсiнькi небеса i без крил, та летить, як тая птиця! I жiнки, i мужики, i мала дiтвора, та що то! i старi повиповзали з хат дивитись на таку прояву, i усi ж то позадирали голови i дивляться, як пан Забрьоха, мов птах який заморський, летить попiд небесами; руками бовта, мов крилами, черкеска йому роздува?ться, ногами дрига, шаровари напужились, сам употiв, нiби у гарячiй банi, i летить, i кричить, i де заздрить на землi чоловiка, то скiльки ? голосу пити просить. Се? бачачи, старi люди плюють, жахаються; жiнки голосять з переляку, а малим дiтям не одному довелося переполох виливати. А то ж i не страшно?.. Прокiп Ригорович, бачачи таке? диво, став, задравши догори голову, рот роззявив, аж горлянку видно, очi вилупив та руками знай розмаху?, щоб то пiймати та вдержати пана сотника, що полетiв, як гусак. Та й козацтво усе, таки усе до одного, дивувалися на сюю комедiю... Та як i не дивуватись, бачачи, що чоловiк о сво?м умi нi з того нi з сього полетiв, як птах. I коли б се опiвночi, як усяка нечисть товчеться, а то ще й сонечко тiльки що зайшло... Стара Льозниха ледве вiд старостi та вiд недуги вийшла на подвiр'я i, дивлячись на козакiв, як вони збирались, як промеж себе жартували, як лагодились муштру викидати, здихнула та й каже: "Слава тобi, господи, що я не козак! Не здужаю i через хату перейти, а то б треба бiгати та боротись, та муштруватись! Не хочу, не хочу козаком бути!" - та й задивилась на них, а далi... зирк! Летить понад нею щось таке страшне... Розгледiвши, потюпала до козакiв i стала ?м розказувати, щоб вже не дожидали пана сотника, бо вже вiн у вирiй полетiв. "Я, - каже, - сама бачила: летить, мов ворони, тiльки що не крака, а знай пити просить..." Пан писар i козаки - нiчого робить - порозiходились i порозказували, хто не бачив, як конотопський пан сотник, Микита Уласович Забрьоха, полетiв, мов ворона... I усi ж то, хто про се не почу?, здвигне плечима та й диву?ться i каже: "Жди ж добра, коли i начальство наше обвiдьмилось!" А Прокiп Ригорович зна, де раки зимуються! Вiн хоч i перелякавсь, та не забув нi про вареники, нi про я?шню, нi про Пазьку; гульк до не? на вечерю... та про пана сотника вже i не згадували. А наш пар сотник летiв, сердешний, летiв вiд самого Конотопа i не зна, де вiн опиниться i що з ним буде, аж гульк - хутiр, i вiн чу?, що став спускатись усе нижче, нижче... Розгляда?, придивля?ться - аж се хутiр Безверхий, що на Сухiй Балцi... От летить та летить понад хатами та в хорунжевий двiр, де вже вiн не раз був... От як улетiв у двiр та до хорунжiвнино? хати, та у сiни, та прямiсiнько у хатнi дверi, що зачиненi i iзсередини защепнутi були, геп! мов довбнею, та тут i простягнувсь, як колода, i не дише, i не ворушиться... Отсе-то гепнуло у хатнi дверi, де чаклувала над хорунжiвною конотопська вiдьма Явдоха Зубиха. От Явдоха зараз i обiзвалась до нього: - Не стогни дуже i не охай, щоб хто не почув, та йди швидше у хату. - Вiдщепнула йому дверi, кличе його, кличе; аж нема гласу, нi послущанiя; лежить наш пан сотник, мов одубiв. Нiчого Явдосi робити, поволокла його самотужки у хату, i як переволокла на друге мiсце, вiн i застогнав, i очима луп! i не пiзна?, де вiн се опинивсь? Розглядаючи усюди, пiзнав Зубиху, зараз, стогнучи, i почав коренити батька i матiр ??, що зробила над ним таку капость. А Явдоха тiльки знай сво? товче: - Не зна?ш свого щастя! Та не кричи-бо, розбудиш усю двiрню. Що ж будеш дiяти: злякавсь, злякавсь, нiгде дiтись. Нiколи тепер переполох виливати. На лишень, понюхай сього. - Та й пiднесла йому пiд нiс тертого хрiну. Вiн як нюхнув, та й чхнув аж тричi, а далi став просити пити. Явдоха узяла води, пошептала над нею, збризнула його тою водою, далi злизала язиком хрест-нахрест через вид, щоб з очей чого не сталось, та й дала йому тi? води напитись. Вiн за один ковток чималий водянчик так i висушив та й каже: - Дай, тiтусю, ще. - Але! - каже Зубиха, - я тебе не пити сюди прикликала. Покинь трихи та мнихи та приньмайсь за дiло. Бач, яка краля лежить! Пан Забрьоха озирнув очима, аж i вздрiв, що на полу спить панна Олена... та так i задрижав, мов опарений. Та й справдi ж бо краля була! То хороша була, а то, як розiспалась та i розчервонiлась, що твiй кармазин або рожа у саду; карсет розщепнувся, сорочка розхристалась... коси тiльки, як порозпускались, так вже прикрили пазуху, та й то не зовсiм... Уласович наш, як вздрiв таку кралю, то так i заходивсь круг сонно?, мов павич; тiльки навспинячки танцю? бiля не? та розгляда, та плямка, та слинку ковта; забув i працю свою, що стiльки перелетiв, i забув, що й пити просив. Не йде на ум нi ?да, нi вода, що перед очима бiда! Вiн би що-небудь i придумав... гм! так Явдоха його за полу сiп i притягнула до печi i каже: "Схаменись лишень, блазню! Треба дiло робити, а не ханьки мняти. На лишень отсю жабу та й скрути ?й головку набiк i ще живу, не здохшу, укинь мерщiй у пiч за жар". От пан сотник i зробив усе, як звелiла йому Явдоха, i ще жаба пищала, а вiн ?? вкинув у пiч, вiдкiля Зубиха увесь огонь вигромадала на припiчок. Як спеклась i зсушилась тая жаба, Явдоха достала ??, обiрвала усе мнясо, а кiсточки позбирала i стала з них вибирати: от i знайшла одну точнiсiнько як виделочка, i навчила Уласовича, що з нею робити. Пан Забрьоха притулив тую виделочку до серця панни хорунжiвни... вона зараз спросоння i заговорила i каже: "I вже менi пан Халявський!.. плюю на нього. Микиточку, мiй голубчику! де ти? прибудь до мене: хоч би я на тебе подивилась..." Уласович з радощiв як зарегочеться на усю хату, i якби не спинила його Явдоха, то так би i кинувсь на хорунжiвну; так та його за руку дьорг! вiдвела та й навчила, що ще треба робити. От пан сотник i сто?ть бiля не? та знай з одно? кишенi виньме каменючки, то камiнцi, креймашки, скляночки, жарнiвки - се все надавала йому Зубиха - от виньме жменю сього добра, подержить на руцi, побряжчить та й пересипле у другу кишеню, i так довго робив, а панна хорунжiвна знай спросоння приговорю?: "Микиточку, душко Уласовичу! час вiд часу дужче тебе люблю!" Далi Явдоха подала йому жаб'ячу кiсточку, що неначе карлючка, i по ?? наущенiю, тiльки пан Забрьоха заколупнув хорунжiвну легесенько пiд серцем, так вона так i розпалалася i стала казати: "Не хочу... за Халявського... не силуйте мене... вiддайте мене за Забрьоху... коли не вiддасте... утечу..." Тут Явдоха вiдвела Уласовича вiд панночки i каже: - Бач, як я зробила, що вона тепер на Халявського плюватиме, а за тобою вбиватиметься. Тепер зовсiм: пора додому... - Як додому? Тiльки усього i буде? - пита пан Микита. - Буде з тебе i сього: чого тобi бiльш? - каже Зубиха. - Тепер не журися нi об чiм i жди, як вони по тебе будуть присилати i панькатись коло тебе. Тепер по?демо додому. - Як же ми, тiтко, по?демо? Коли вп'ять летiти, то цур йому; ?й! не можу!.. - I нi вже, синку, i менi тебе жаль. Тепер по?демо, та хоч ти дорогою дрiмай, хоч i спи, то не бiйсь нiчого. Перед свiтом будем дома. Я завтра вп'ять тут буду i дам паннi Оленi отсi? жаб'ячо? кiсточки, щоб носила при собi; поки буде носити, поти буде тебе любити. Ходiмо ж з хати та й по?демо; а то вже скоро панночка прокинеться. От Зубиха позбирала усе сво?, поскладала, як ?й треба було, узяла днище i веретено i вийшла з Уласовичем з хати. Вийшовши, каже пану Забрьосi: - Сiдай на днище по-козацьки, мов на коня; а я де-небудь причеплюсь; менi не первина. Тiльки таки що Уласович занiс ногу, Явдоха як свисне, як цмокне!.. днище пiднялося угору, на ньому пан сотник верхи, а ззаду пiдсiла Явдоха, та знай веретеном поганя та цмока, та приговорю?, мов на кобилу, i пiднялися пiд самi? небеса!.. Сидить наш конотопський сотник, Микита Уласович Забрьоха, на днищу, мов на конi; ноги йому без стремен так i телiпаються, i, щоб не впасти, руками держиться за те? днище, а воно чкурить! воно чку-рить, ще прудше, чим Яцькова приблуда; а назадi Уласовича причепилася Зубиха та аж скиглить вiд холоду, бо вiтерець продував, i ?й крiпко скубенти* (*Дрижаки.) докучали. Не вспiли вони добре оглядiтись, аж вже i Конотоп недалеко. Явдоха щось забормотала, аж ось днище усе нижче, усе нижче... та плюсь! бiля Забрьошиних ворiт i впало... Пан Уласович як гепнув та аж не стямився i не вздрiв, як Явдоха з днищем щезла, i не вгледiв, хто з його хвiртки шморгнув, тiльки бачить, що Пазька когось проводжала. - Чи се ви, паниченьку? - пита вона свого Уласовича. - Де се ви пропадали i досi... я отсе усе за вами журилася... - Чого ж ти вийшла за ворота? - розпитував ?? пан сотник. - Iз журби! - каже Пазька. - А кого ж ти проводжала з двора? - Та там... чужий бичок забравсь було до вашо? скотини, так я... - Бичок! до скотини! Гм! - ворчав собi пiд нiс пан Микита, уходячи у хату, та й звелiв засвiтити свiтло, бо у хатi було поночi. Унесла Пазька свiтло... дивиться пан Забрьоха, що на столi недо?дею вареники, i двi ложки, i двi тарiлки, i носатка, вже порожня, а дулiвки катма!.. Поморщивсь, закопилив губу та поворчавши: "Бичок... до скотини!" та й пiшов у свiтлицю, погасив свiтло та й бебехнув на лiжко, та подумавши: "Кат ?х бери! в мене ? тепер хорунжiвна!.." - та й захрiп на всю хату. IX Смутна й невесела, прокинувшись, сидiла на лiжку панна хорунжiвна, Олена Йосиповна, у сво?й хатi, у Безверхому хуторi, що на Сухiй Балцi. Сидить, позiха, очицi протира i сама себе не розбере, де вона, що вона, що з нею робилось, що ?й таке снилось i вiд чого ?й так тяжко та нудно. Аж ось де не узялась конотопська вiдьма, Явдоха Зубиха. Увiшедши у хату, й каже: - Добридень тобi, панночко! Чого ти така смутна та невесела? - Ох, бабусю! тепер я усе згадала!.. Що се ти зо мною наробила?... - Так, охаючи, казала панна хорунжiвна. - Але! мовчи та диш! - каже Явдоха. - На лишень отсей капшучок та на шнурочку почепи на шию, то усе гаразд буде. - Та, се? кажучи, i почепила на шию, а в тiм капшуцi жаб'яча задня права лапка, та з не? ж пересушене серце, та лобова кiсточка, та Микитиного слiду трохи. Тiльки що се ?й почепила, як панна Олена i повеселiшала, - як з води вийшла. Очицi так i палають, щоки зачервонiли, а сама i на лiжку не всидить, кинулась до Зубихи та аж плаче та просить: - Тiтусю, голубочко, паньматочко! Що хоч роби, тiльки вiддай мене за конотопського пана сотника Забрьоху, я таки гаразд i не знаю, як його зовуть. Вiддай, вiддай швидше мене за нього. - Адже вiн тебе сватав, та ти йому пiднесла печеного гарбуза? - Та то я була дурна та божевiльна... не розгледiла його добре, не розпиталася людей, не послухала братика... Тепер менi свiт не мил без нього!.. - Адже ж ти любиш панича Халявського, Омеляновича, судденкса? - - Та то я була дурна та божевiльна! Вiд учорашнього дня i цур йому, i пек йому вiд мене; i не споминай про нього. Одно в мене на думцi, що хоч аби побачити пана Забрьоху, та надивитись на нього, та приголубити його, та щоб вiн мене взяв. - Та, се? кажучи, беркиць з лiжка до нiг Зубишиних та й лежить, i плаче, i просить: - Зроби, тiтусю, щоб вiн мене узяв, я тебе три годи буду рiдною матiр'ю звати, буду тебе i поважати, i шанувати. Коли ж вiн вiд мене вiдцура?ться, пiду свiт за очима, сама собi смерть заподiю... - Та годi ж, годi, угамуйся! - казала ?й Явдоха i пiдняла ?? з долу та й посадила на лавцi. - Ось увiйде твiй братик, ти йому, не соромлячись, усе розкажи; нехай ?де мерщiй у Конотоп до пана Забрьохи та й скаже, щоб присилав людей за рушниками. Онде ж i братик iде до тебе, а я пiду в Конотоп та з Забрьохою зроблю, що треба; не журись та дiлом поспiшай. - Та, се? кажучи, i пiшла з хати, а панна хорунжiвна ?й услiд кричить: -I хустку, i весiльну шишку тобi дам... Аж ось ввiйшов до не? у хату братик ??, пан хорунженко, на личку веселенький, неначе i не був недуж, так добре помогло йому вiд завару соняшниць. - Що, братику, чи ти здоров? - питала його сестриця, панна хорунжiвна. - Тiльки перед свiтом спочив пiсля завару соняшниць та й заснув на всi заставки. Та тепер i нiчого, - так казав пан хорунженко. - Ну, братику! Не журися: скоро вже тобi буде воля iти у ченцi, - стала казати панна Олена, посупивши очицi у землю. - Я вже... вибрала собi жениха... - сказала Олени та й засоромилась i почервонiла як рак. - А кого? - Пана сотника конотопського Забрьоху. - Що печеним гарбузом попоштувала? - Еге! - Адже ти, бачиться, щось пильненько прилипала до пана Халявського? - Цур йому! I не згадуй про нього. А здiлай милость, по?дь до нього у Конотоп та й скажи i попроси, щоб сьогоднi, або хоч завтра, нехай присила людей за рушниками, а у недiлю i весiлля. - Та що се тобi так нiколи припало? - опитав ?? пан хорунженко, а самого аж за живiт узяло, що вже i йому недовго бришкати у миру. - Ще б, може, хоч трохи оглядiлась, а то шити-бiлити, завтра Великдень. - Умру, коли через тиждень не пiду за пана сотника. Я його сьогоднi бачила увi снi: що за хороший! як намальований; а багатий! так i мiри нема: так i пересипа з кишенi у кишеню i грошi усякi, i срiбнi, i золотi, i жемчуг, i усяке дороге камiння... Здiлай милость, братику, соколику, лебедику! Поспiшай якомога. Привези i його з собою, привези i людей, щоб кому швидш рушники подавати... або людей не треба, i тут назбира?мо; тiльки його мерщiй, його до мене вези! Так урагова конотопська вiдьма наробила, що бiдна дiвчина аж на стiну дереться та пробi бажа пана сотника Уласовича Забрьоху. Нiчого пану хорунженку робити! Звелiв снiдати подати, ?сть i дума. Не удоволився i не надумався, забажав обiдати; обiда i дума. Далi як пообiдав, та й надумавсь i каже сам собi: "Пан Халявський i у рот нiчого не бере, а пан Забрьоха - не узяв його чорт, не пролива; ще щоб i мене не перепив. Ну, дарма! вiддам сестру за нього та з год мiсця з молодими поживу". Так пораявшись сам з собою, сiв на вiзок та й чкурнув у Конотоп, прямiсiнько до пана сотника, Микити Уласовича Забрьохи. Тут наша панночка i заходилась поратись i к сватанню прибиратись: хату ми?, столи, лавки, мисники змива, птицю патра, локшину крише, горшки наставля, рушники налагоджу?... так, що всi наньмички аж позасапувались вiд такого порання. Х Смутний i невеселий сидiв пан судденко, Дем'ян Омелянович Халявський, у сво?м хуторi, у пустiй хатi, вiдкiль повиганяв усiх iз серця. I знай то сердивсь, то сумував, то лаяв усякого, хто тiльки на думку йому приходив, то свiтом нудив, iз журби аж захляв. Як же йому було не журитись? Панна хорунжiвна, що з Безверхого хутора на Сухiй Балцi, Олена Йосиповна, котра побожилась i заклялася, що нi за кого замiж не пiде, опрiч його, що не один вечiр вiн з нею до пiвночi просидiв пiд вербою бiля криницi, з котрою вiн i перстенями обмiнивсь, котра йому святою п'ятiнкою забожилася, що тiльки вiн вернеться з походу вiд Чернiгова та пришле людей, то вона зараз i пода? рушники а вiн, на се? понадiявшись, та у Чернiговi аж п'ять кiп протряс, щоб його не держали та вiдпустили оженитись... що вiн вирвавшись з Чернiгова, бiг як скажений до свого хутора, бiг i нiч, i день, i коня занапастив, i сам, аж засапавшись, ускочив у хату та мерщiй i гукнув на Хiврю, таки свою наньмичку, щоб бiгла дядькiв та троюродних братiв до нього прикликала, щоб мерщiй брали хлiб святий та палички та ?хали б до панни хорунжiвни за рушниками... аж тут йому Хiвря i пiднесла пинхву: "Що, - каже, - панну хорунжiвну вже просватали за пана сотника конотопського, Микиту Уласовича Забрьоху, що вже й рушники подавали i сватання запили, та що ну! що тiльки той, хто не був iа сватаннi, той не був п'яний, а то всi лоском лежали аж до другого пiвня; що завтра буде й весiлля, що вже панночка з розпущеною косою, звiсно, як сирота, по вулицям у Конотопi з пiсеньками ходить i дружечок збира; що його дядини понаряджувались i пiшли у Безверхий хутiр короваю бгати; що сам пан Забрьоха при?здив i по?днав ?м слiпого скрипника на весiллi грати..." Се? усе як, повислуховував пан Халявський та як роззявив рот слухаючи, то вiн так йому i зоставсь, аж патьоки потекли. А далi як затруситься, неначе у лихоманцi, очi аж на лоб повилазили та мов горять, та як зложив кулаки, як хряпне себе по головi, що насилу устояв i довго чмелiв слухав, далi вже як почав, мов розперезаний, лаяти i панну Йосиповну, i пана хорунженка, i пана Забрьоху, i дядькiв, i дядин, i братiв, i невiсток, i дружок, i коровайниць, i слiпого скрипника, i наньмичку Хiврю... вже коренив-коренив, вичитував-вичитував, аж пiна йому з рота б'?, мов у скаженого... а далi як кинеться до Хiврi... так би ?? i розтерзав, якби не догадалася та не втекла. Отто вiн зоставсь сам собi у хатi та й сумував, i журивсь, i з серця понаривав собi з голови волосся повнi жменi... та як здума, що вже не можна нiчим дiла поправити, та так i заголосить, аж зави?, мов панотцевський хiрт, та й подереться на стiну. Вже вдесяте товкмачив себе то по головi, то по грудях кулаччям i тiльки що надумав було головою об стiну товктись... аж... рип!.. i увiйшла у хату бабуся, стара та престаренна, згорбилась, через силу ноги волоче i паличкою пiдпира?ться. Ввiйшла, поклонилась та й каже; "Добридень тобi, паниченьку!" А панич мовчить, витрiщив очi та сопе. - Чому таки в тебе нема нiякого порання? - каже баба, не потураючи, що вiн дивиться на не?, мов скажений. - Нi птицi не патрають, нi баранця не зарiзано, i муки на локшину нiхто не крише! От так приберись! Завтра в нього весiлля, а вiн собi i ов-ва!.. Не знаю, де б то опинилась сяя баба, i як би захрустiли ?? кiсточки, i хто б то ?х iз цуциком позбирав, якби Дем'ян Омелянович не розсердивсь за сi? бабусинi речi так, що вже не можна бiльш! Пiни йому повний рот, аж через край тече, i язика не поверне, тiльки труситься, та кулаки стулив, та скиглить, мов кривий цуцик. Думка така, що якби ще трохи, то вiн би з серця лопнув. Та як таки i стерпiти? Тут чоловiковi зовсiм бiда! Тiльки було налагодивсь женитися i людей посилати з хлiбом, а тут йому дiвка i пiднесла печеного гарбуза! Та ще ж яка й дiвка? Та, що любилася з ним трохи чи не бiльш году, що не одну нiч просидiла з цим пiд вербою бiля криницi i тут божилася i заприсяглася, що нi за кого не пiде, опрiч його; а тут одно те, що йде за другого; а друге те, що йде за пана конотопського сотника Забрьоху, над котрим вона i за очi, i в вiчi насмiхалася. Так як тут було пану судденку стерпiти, що пiсля тако? бiди прийшла бабуся, та ще й така, що гидко скiпками узяти, та й на над ним кепку?. Вiн би, кажу, потрощив би ?? на шматки, як старий деркач, так йому дух заперло, i вiн не здужа i поворушитись, а вона тим часом i каже: . - Чого-бо ти так люту?ш? Мовчи та диш, та слухай мене. Буду я суча донька, коли панна хорунжiвна Олена, що з Безверхого хутора, не буде за тобою ще завтра чим свiт. Як сказала йому се бабуся, так вiн з радощiв аж задрижав та щось хотiв сказати, та й не змiг; а тiльки вивалив очi та, силкуючись, ледве-ледве промовив: - Йо? - Та будь я шельмовська, анахтемська дочка! щоб менi очi повилазили, щоб менi руки i йоги покорчило, щоб менi трясця, щоб на мо?й тварi сiло сiмсот пiстрячок та болячок, - та й усякими вiдьомськими проклинаннями стала проклинатись, - коли, каже, не зроблю так, що ти з Оленою завтра у вутренi обвiнча?шся ; тiльки слухай мене: адже ти мене добре зна?ш? Як-таки сьому паничевi i не знати конотопсько? вiдьми, Явдохи Зубихи (бо се вона була), коли вона йому раз язичок пiднiмала, удруге остуду знiмала; так вже далася вона йому знатись. Отто як почув вiн се вiд не?, так на душi стало йому легше: зараз i зрозумiв, що йому треба робити, та мерщiй ?й беркиць й ноги та й просить: - Тiточко, голубочко! Зробiть, як зна?те зробiть, щоб моя була Олена; цiлiсiнький год буду вас рiдною матiр'ю звати; куплю плахту, очiпок, серпанок, чого забажа душа ваша i вашого кота... Тiльки дивiтесь лишень: вже Олена дружечок збира, коровайницi вже досi дiжу по хатi поносили; а пан сотник конотопський, Микита Уласович, найняв слiпого скрипника на весiллi грати, так де вже... - Хiба ж я не Явдоха? Я йому зроблю весiлля? Нехай лишень укошту?ться, нехай протрусить батьковi карбованчики для тебе, а я i його оженю! Нехай i Олена збира дружечок, нехай починають приспiвувати Микитi, а я знаю, що зведуть на Дем'янка. Приньмайся ж хутко; кажи, щоб у господi i пекли, i варили, i чого треба наточили, а ти бiжи збирай бояр, свашку, свiтилку, старостiв, та якого-небудь батька знайди, щоб порядок давав. Агу! пан судденко повеселiшав; хватив пояс i став пiдперезуватись та за шапку братись, щоб iти за по?здом, а Явдоха, виходячи з хати, стала весiльно? спiвати, та ще й прискаку?: У Дем'янка та батькiв, много, А рiдного та нi одного. Та все такi, що напитися, А нiкому й пожуритися. Усе такi, що пити-гуляти, А нiкому та порадоньки дати. XI Смутна i невесела убиралася у сво?й хатi панна хорунжiвна, Йосиповна Олена, на сво?му Безверхому хуторi, що на Сухiй Балцi. I вбира?ться, i не вбира?ться; треба б то поспiшати, бо вже у селi передзвонили до вутренi ув один дзвiн i стали уво всi дзвонити; треба ?й поспiшати до церкви, бо учора на домовинах так порадились, щоб ?й тут у вутренi i звiнчатись з конотопським сотником, паном Забрьохою, Микитою Уласовичем, а вiд хутора до села буде верстов з п'ять або двi: так от треба ?й поспiшати, щоб вспiти, так щось руки не пiдiймаються. Уже вона i розчесалася; вже i коси у дрiбушки поплела, стала ленти покладати... зирк! що нi найлучча скиндячка, що ?й подарував пан судденко... ?? так i узяло iз-за плечей; згадавши його, засумувала i трошки сплакнула. Зубиха ж тут так i розсипа?ться. I сюди шатнеться, i туди мотнеться: i намисто Оленi нав'язу? на шию, i голову квiтча; а як нарядила зовсiм, то й вибiгла мерщiй надвiр; повернулась на однiй нозi проти сонця тричi, зашепотiла щось таке собi нищечком, обвела рукою туди, де село, та й сказала: Хто мав поспiшати, Нехай не вийде з хати, I щоб до сход сонця Не знайшов нi дверей, нi вiконця. Увiшедши вп'ять у хату, стала знаряджати панночку Олену до вiнця; звелiла ?й тричi поклонитись у ноги батьковi i матерi, що для такого случаю знайшли, а далi i братиковi рiдному. Старшiй дружцi дала пару свiчечок п'ятакових до вiнця, хустку руки зв'язати, рушник пiд ноги i шага пiд рушник паламаревi за ставник, а далi тихесенько, щоб нiхто не бачив, дала теж дружцi якусь кiсточку та якийсь реп'яшок i навчила ??, що i коли з ними робити. От i пiшла наша молода з старшою дружкою у село, поспiшаючи до вутренi, щоб там шлюб приньмати з паном Забрьохою, конотопським сотником, Микитою Уласовичем. Що ж робила Явдоха, зоставшись на Безверхiм хуторi? Там дiвувала годiв сорок дiвка, а звали ?? Солоха. Бiдна та пребiдна: нi одежi у не? не було i нiчого. Та ще на одно око слiпа, вiд паршiв волосся повилазило, i голова голiсiнька, як долоня; уся шия в чиряках та в пiстряках, аж тече; на щоцi огник; зубiв недолiк, горбатенька, курноса, тiльки ямка замiсть носа; на одну ногу крива i право? скарлючено? руки до рота не пiднесе. От таку-то кралю Зубиха взявши, та й убрала в ленти i замiсть кiс порозпускала кiнцi, удягла у чужу свиту, випрохала намиста з хрестами i пов'язала ?й на шию, та, як вже зовсiм убрала, Явдоха посадила ?? верхи на паличку, а сама сiла на другу, цмокнула, ньокнула... палички чкурнули скiльки духу, аж пил за ними хмарою. Прибiгши у село до церкви, Явдоха i каже Содосi: "Стiй же ти, дiвко, на рундуку, бiля куни, та держи в руцi отсю макiвку. Який козак прийде та озьме тебе за руку, та уведе вiнчатись, не дрочись, не царамонься, вiнчайсь смiливо. Гляди ж, дожидай до сход сонця". Солоха стала i дожида, а Явдоха мотнулась до свого дiла. Олена ж з старшою дружкою знай iдуть та поспiшають у село, щоб поспiти до вутренi. Олена, що йде, то усе вихваля пана Забрьоху, який то вiн гарний, чорнявий, повновидий, якi то в нього уси шпетнi i який сам увесь лепський та моторний. Як же, iдучи, де тiльки зiйдуть на перехрестя, то старша дружечка кiсточкою, що дала Явдоха, тричi панну Олену у спину тихенько: стук, стук, стук! Та й примовить: "А геть, нелюбе! "; то Олена ?? i пита: "Що ти, сестричко, мене в спину товчеш?" - "Та то я, панночко, пiр'ячко зняла, на кунтушi було прилипло". То Олена i стане вп'ять про пана Уласовича казати, та вже не з так його похваля?; то в нього нема таких очиць, як у пана судденка; на другiм перехрестi i уси поганiшi, чим у пана Халявського; далi вже вiн i сякий, i такий, i стидкий, i бридкий, i поганий, i мерзенний. А як дiйшли до церкви, то старша дружечка тихенько ззаду й розв'язала шнурочок, на чiм повiшений був капшучок, а у тiм капшучцi була жаб'яча задня права лапка, та з не? ж пересушене серце та лобова кiсточка, та Микитового слiду трохи. От як розв'язала, а той капшучок i спав, так що Олена i незчулася; от вона зараз i крикнула: "Цур же йому, пек йому, тому Забрьосi, не хочу та й не хочу за нього замiж. Вернiмося, сестро, додому". - "Та чого ж вертаться? -каже дружечка - Постiймо хоч трохi у церквi; коли ж пан сотник до тебе пiдiйде, щоб шлюб приньмати, то ти тут i вiдкинься. Се ще йому стиднiш буде, що при людях такий бешкет йому зробиш..." - "Отсе справдi, що так, - каже Олена, - таки тут йому межi очi i плюну. Ходiм же у церкву". Увiйшла в церкву. Панна Йосиповна зирк-зирк по церквi - нема пана Уласовича. Вже швидко i вийдуть, а його нема; от вона то почервонi?, як мак, то побiлi?, як полотно; усе, сердешна, бо?ться, щоб вiн не ввiйшов та щоб не потягнув ?? до шлюбу. Аж ось, тiльки що дочиталися до "во утри? iзбивах", аж шасть у дверi: свашки, свiтилки, бояри, дружко, пiддружний, старости; та усе не простi, усе з панства, у кунтушах, у черкесках, у сукнях таких, що тiльки поцмокай! Ще важнiш були, чим у нашого поповича, що до хвилозохви? ходив та, оженившись на нашiй дякiвнi, у нас у селi попом став. А за таким-то по?здом увiйшов i молодий... Хто ж то такий? Олена так i затрусилася, як вздрiла, що се не пан сотник конотопський Уласович, а суть пан судденко Халявський Омелянович, кого вона так щиро любила. А старша дружечка мерщiй тим реп'яхом, що вiдьма дала, та ?? у спину товк! та й примовила тихенько: "Причепись вп'ять". Олена пiсля сього так i згорiла, та промiж народу пропхалася до пана Халявського, та його за руку сiп! i каже: "Бери мене! Як хоч, а бери! Коли ж в тебе ? друга, то покажи, де вона, я ?й, суцi, тут же очi видряпаю. То я було обожеволiла, а тепер умру, коли мене покинеш..." - "Та я ж за тим, панночко, i прийшов, щоб з тобою закон прийняти", - сказав пан судденко та й потяг ?? за руку до стiльця, а вже пiп був по?днаний. Не забарились, проспiвали "лозу плодовиту", окрутили круг стiльця, звелiли молодим поцiлуватись, вчистили з молодого пiвкопи та й вiдпустили, додому, а самi зосталися то свiчки гасити тощо. XII Смутний i невеселий ходить по хатi пан конотопський сотник, Микита Уласович Забрьоха, урядившись якможна гарнiш, i виголившись чистенько, i чуб пiдстригши любесенько. Ходить вiн по хатi, куди ще звечора при?хав з Конотопа у село, щоб у вутренi вiнчатися з панною хорунжiвною Йосиповною, як учора домовилися. Тiльки що вдарили в дзвiн до утренi, вже вiн i скочив, i розбудив пана писаря Пiстряка, Ригоровича, що покликав його у старшi бояри. Поки дзвонили, наше козацтво голилося, обувалося, одягалося; i як вже була пора, то, одягнувши новi, кримських смушкiв, кожухи, стали виходити. - Та отверзайте, пане Уласович, без преткновенiя. Приспi-бо час. Нуте ж, нуте! Пошто над защiпкою глумля?тесь? Сокрушайте ??; отверзайте врата у сiни, - так кумандував пан Ригорович на пана сотника, що знай маца по дверям, та не вiдчиня. - Але! - каже Микита Уласович. - Отверзай ти, коли знайдеш. Бач, нема дверей!.. - Чесо ради си? бисть! - каже пан писар. - Дверi суть на празi, а праг на дверях. Востягнiть лишень плямку... - Так яка тут у чорта плямка? Стiна гола, а дверей катма. От сам додивись! Кинувсь пан Пiстряк... хап, хап! мац, мац! - нема дверей та й клямки не налапа; сама стiна стала перед ним. Шука один, шука - аж употi?, свариться другий i перемiнить його; стане скрiзь обмацувати - нема та й нема! - Що за недобра мати? Де у гаспида подiвалися дверi? - аж скиглить пан Забрьоха; та з серця аж зубами клаца, бо вже давно у всi дзвони передзвонили. - Видiх, дверi, отверзающи?ся сiмо i овамо i се не бi! - так гарчав Ригорович, аж патли на собi рвучи. Далi каже: - А що сотворiмо, пане сотнику? Розверзiм об'ятiя i приступiм на прикосновенi?, дондеже сотворимо совокупленiе. - Та кажи менi просто, пане писарю! Тепер не до письма! - казав йому, аж плачучи, пан Уласович. - Я й так себе не тямлю, а вiн ще письмом очi ковиря. Кажи-бо просто. - Прикосновенi?, осязанi?, сирiч мацанiе. Дадiте вашу десницу у мою шуйцю, та й будемо разом мацанi? воспроiзводити круг усi? хати, чи не сокришася де дверi во онiм мiсцi або чи не який враг, ненавидяй добра, похити ?х. Насилу розчухав пан Микита, що писар хоче робити. От i прийнялися мацати по стiнi. Один iде ув один бiк, а другий у другий: мац, мац! хап, хап! "Чи ?, Ригорович?" - "Нiсть! iщезоша, яко дим". - "Ходiм дальш". Вп'ять пiшли. "Чи обрiли, пане Уласовичу?"-"Тьфу! Бодай вони зслизли! А вже й "достойно" дзвонять. А! морока та й годi!.." Облапають усю хату, зiйдуться вп'ять докупи... нема дверей, та й нема. Вп'ять розiйдуться; той по сонцю, а другий навпаки сонця... лапають... Зiйдуться.. нема! вже б радi хоч би вiконце намацать, так i те кат його зна де дiлось. Аж плачуть обидва. Пан Уласович Микита сiв на долiвцi та давай уголос: "Вже досi i вутреня вiдiйшла, а мене панна хорунжiвна дожидалась-дожидалась та, може, вже i додому пiшла. Ой лелечко, лелечко!" А пан Пiстряк, знать, щось сво? надумав; як став серед хати, розводить пальцями i тiльки що хотiв щось сказати, аж ось... брязь плямка! рип дверi!.. шасть у хату Явдоха Зубиха, ?х приятелька, конотопська вiдьма, що сама таку мару на них напустила i дверi вiд них сховала. От i загомонiла на них: - Чи ви подурiли, чи показилися? Якого гаспида ви тут робите? Чому не йдете вiнчатись? Але затого вийдуть з вутренi, i молода з дружками давно жде, а вони тут ханьки мнуть. -Ох, тiтусю! - насилу промовив пан Забрьоха. - Тут зовсiм бiда. - Смущенi? велi? учинися, - сказав Ригорович, спiдлоб'я приглядаючись на Зубиху. - Сiя двер, з ню же проiзведенi? сотворя?ть увесь род чоловiчеський, бисть погибшая; i се паки обрiтеся, но како? не вiм! - Розкажи ти, пане Микито, менi по-людськи, а його нiхто не второпа. Що тут з вами за привиденi? було? - так питала Явдоха, буцiмто i не знала нiчого. - Тут таке було, - казав пан Забрьоха, - що як його i розказати. Хтось було дверi в нас вкрав! Вже ми ?х лапали-лапали, обмацували-обмацували; прийшлось було пробi кричати, а ти тут i ввiйшла. - Те-те-те! Знаю-знаю! - каже вiдьма. - Бач, суча донька, що було наробила? Та я ?? переспорю. Вона ще й не таке хоче з тобою зробити, та ти не потурай. Iди лише з боярином швидше до церкви та й бери свою дiвку. Не розглядай, чи вона Олена, чи не Олена, а тiльки бери ту, що сто?ть на рундуку, бiля куни, та у руках червону макiвку держить. Гляди ж, не дуже вередуй, i на Олену, хоч ?? i побачиш де, не квапся: то буде не вона, а з макiвкою твоя. Бач, прибiгла з Ки?ва дядина пана судденка Халявського, ще злiша мене, та не з так зна, як я. Вона перш в тебе дверi викрала, а тепер на панночку Олену наслала мару, буцiмто вона i слiпа, i крива, i чирякувата, i коростява, i буцiмто вона зовсiм не вона. Отже, ти не царамонься, щоб псяюха не посмiялася над нами. Вiнчайся'смiливо; а як прийде вiд вiнця, так я усе зле? вiдверну i ??, стару суку, прожену. Бiжiть же швидше. - Та, се? кажучи, глянула на Ригоровича та й моргнула йому, а той кахикнув по-дякiвськй та й сказав сам собi: "Догадавсь!" От нашi хлопцi, подякувавши Явдосi усяк за сво?, мерщiй пiшли собi. Поки дiйшли до церкви, аж вже усi повиходили, тiльки самi попи зосталися, дещо прибираючи, та з людей дехто, то свiчечки мiняючи тощо. А пана Халявського з молодою та з по?здом i духу не зосталося. А Солоха сто?ть собi на рундуку, бiля куни, макiвку у руках мне i жениха жде. Пан Микита на не? зирк! так у нього у животi i похолонуло. Хороша краля! Дививсь, сердешний, на не? та, здохнувши важко, i каже: - Що то за проява сто?ть? - Мню, - каже писар, - яко сiя ?сть ?диная iз семидесяти дщерей царя Iрода, ?х же вiн, окаянний, породи погуби ради рода християнського. ?дина суть лихорадка, друга лихоманка, третя трясця, четверта напрасниця, п'ята поганка, i прочи? ?м же нiсть числа, Аз же мню... - Та не мни-бо, пане писарю, а кажи дiло. Чи це перевертень, чи се вона справдi така? - ?й, господине! ?гда воззрю на не? умними очима, то зрю панну Олену, хорунжiвну, Йосиповну, пре-велелiпную дiвицю, ?гда же разсмотрю ?? грiховними, плотськими очима, то обрiтаю ?? iз'?домою паршами паче усiх мерзостей усього лиця землi. Аз же мню, яко сi? ?сть обаванi? Явдохи велемудро?, рекше Зубихи, еже устро? посмiяння ради тресугубо-анахтемськи проклято? вiдьми ки?всько?. - Так що ж, пане писарю, брати? - Та берiть, добродiю. Аще совiсть не зазрить, берiть. Сотворiте совокупленi?, а по совокупленi? усяко? обаванi? iщеза?ть, яко дим, i расточа?ться, яко прах перстний. От пан Уласович пiдтяг живiт та пiдiйшов до Солохи та й каже: - Чи не соiзволя?те, панночко, зо мною шлюб прийняти? - А Солоха i загугнявила: - Соiзволяю. Мерщiй побравшись за рученьки, як голуб з голубкою, i ввiйшли у церкву та до стiльця. Не забарились i ?х обкрутити. Панотець i каже: "А поцiлуйтесь!" Пан Забрьоха не дуже розглядав, обтер уси та свою гарну молоду цмок! на усю церкву, та з радощiв i викинув поповi аж п'ять алтин, та усе денежками, i пiшов з сво?ю молодою у Безверхий хутiр. А старший боярин, пан Пiстряк, кишки рве зо смiху, та бiга по селу, та збира свiй по?зд, щоб швидше на посаг молодих садовити. XIII Смутний i невеселий стояв, понуривши голову аж до грудей, пан конотопський сотник, Микита Уласович Забрьоха, у Безверхому хуторi, бiля панських хат, дивлячись, що панна хорунжiвна, Олена Иосиповна, сидить на посадi з паном судденком, Дем'яном Омеляновичем Халявським, а бiля нього сто?ть... Солоха! Дiвка гарна,, чепурна, одягна... бо що було на нiй до вiнця позичено, чи плахта, чи свита, чи намисто, чи скиндячки, то усе люди сво? познiмали, а вона й зосталась голомоза, боса, сорочка чорца, дiрява, розхристана, i тiльки що шматком старо? плахти зап'ялась та й годi. От усе убрання на нiй! Оттак-то йому удружила Явдоха Зубиха, конотопська вiдьма, за той бешкет, що вiн ?й на рiчцi i над рiчкою при всiй громадi зробив. А й не вiн же то, коли по правдi сказати; то поравсь з нею пан Пiстряк; вiн i пана сотника на се навiв; ну, та зна?те, що на свiтi усе так iде: що писар збездiльнича, так йому i нiчого; а суддя здуру, не знаючи дiла, пiдпише, так вiн i у вiдвiтi; на ньому усе лихо i складеться. Стояв-стояв пан Уласович довгенько i розуму не приложить, що йому теперечки на свiтi й робити! Забiг би на край свiту, та уже шлюбу не розiрве: казав-бо при вiнчаннi, що "не покину ?? аж до смертi". А як гляне у вiкно, - його панна Олена сидить край пана Халявського; як послуха, що дружечки приспiвують вже не так, як учора, замiсть Микитки та вже Дем'янка, а слiпий скрипник, сидячи у сiнях, що е духу скрипить Дербенський марш, а бiсова вiдьма, Явдоха Зубиха, замiсть матерi сидить у червоних юхтових чоботах з пiдковами у п'ядь, а на головi кибалки, що усе-то зять, пан Халявський, надарував, та ще вона визирне до нього у вiконце та й глузу? над ним: так аж об поли б'?ться руками i зубами клаца. Пан Ригорович мав було покинути i сво? боярство i притулитися до чужого весiлля, бо бачив, що тут i страва усяка мудра, i горiлки багацько, i поштують наподряд усiх, не розбираючи, хто першу п'?, а хто вже i п'яту. Пiткнувсь було, так йому i чарки понюхати не дали, i у хату ходу не дали: "Iди, - кажуть, - собi на сво? весiлля". От вiн подумав, що, каже, "живе покину, а мертвого пiду ськати", плюнув ?м через порiг та й пiшов до свого до?зду. От ?х дружно зiбрав усiх i каже: - А що ж, пане сотнику! якого пива наварили, таке будемо й пити. Чого тутечка будемо розглядати? Треба сво? дiло справляти. По?демо лишень у Конотоп, треба як почали, так по закону i скiнчати; вже й нерано. По?хали, при?хали, сяк-так дали порядок, достали дечого у пана Уласовича з материзни, прикрили грiшне Солошине тiло, стала хоч трохи не з так бридка; посадили молодих за стiл, страви ж було усяко? наварено, була ж i горiлка, була й варена. Таки нiчого сказати: було дiло з порядком. Чи спiвали дружечки, чи не спiвали, чи танцювали парубки з дiвчатами, чи не танцювали, а мерщiй подiлили коровай та й положили молодих спати... Здихнув не раз тяжко та важко пан Уласович, згадуючи, на яких би то м'якесеньких подушечках спав би вiн з панною хорунжiвною, i усе... i те?... а тут довелось лягати на сво?й паничiвськiй перинi, та ще з коростявою Солохою... Та ще на ту бiду, збираючись на паннi Йосиповнi женитись, Пазьку, таки наньмич-ку свою, що йому усегда пiсля обiд у головцi ськала, вiдпустив до пана писаря до того ж дiла. А сидячи на посадi з сво?ю Солохою, як вздрiв Пазьку, що прийшла на весiлля дивитися, так... аж оскома його узяла... Ну, сяк-так переночували. Яка не була Солоха, а прийшлось тiй, що замiсть матерi, по закону хомут надiвати, як водиться часом по весiллям у городi... Ще дужче пана Уласовича узяв жаль, як пан Халявський з сво?ю молодою прибiг тарадайкою у город покриватися. Попереду везуть на превисоченному дрючцi запаску шовкову та червону-червону, як ? сама настояща калина... i коням чуби, i музицi i руки, i скрипку, i чуб, i уси червоними лентами поперев'язували; i покривали молодих у церквi. А в пана Микити Уласовича Забрьохи, хоч i ? стьожка, ? й хустка, та ба! не вивезло. Повiв Солоху покривати дружко... на смiття, по закону. Лихо нашому пановi Забрьосi та й годi!!! Зiбралися люди, лагодяться калач роздiляти, змовляються, чим пана Забрьоху дарувати: "Сякий-такий, а вiн ? сотник над сотнею, старшина, жменею прядива не вiдбудеш; а коли не так, то вiн таки сво? коли-небудь вiддячить". От радяться промеж себе: той хоче баранця, той порося, той телушку дати, i вже пан Пiстряк, звичайно, як писар, узявши вуголь у руки, хоче записувати на стiнi, хто що подару?; а дружко збира?ться викрикати такими голосами, яку хто скотину подару?... аж ось i вбiг козак iз Чернiгова i зараз подав письмо до пана сотника вiд самiсiнького пана полковника чернiговського. Надувсь наш пан Забрьоха, мов iндик, i став шикати, щоб усi заморчали, i каже: "Цитьте лишень, мовчiть! Пане писарю! а прочитай-ке сей лепорт. Бач, менi нiколи; я теперечки на посадi сижу, я молодий. А читай, читай! Чи нема яко? новини або яко? милостi? Та голоснiш читай!" Поки пан Пiстряк читав по складам та зопинявся над словотитла, так ще нiчого; як же став по верхам читати, так ну!-фiть! фiть!.. та й тiльки. Там було таке писано, що пана Забрьоху, таки нашого Микиту Уласовича, зачим не послухав пана полковника чернiговського та не прийшов з хваброю Конотопською сотнею у Чернiгов, як йому було писано, а замiсть того заполiскував у ставку, конотопських молодиць та старих баб, мов плаття, та з пiвдесятка ?х на смерть утопив; а далi, як вишукав промеж них вiдьму, та ?й i пiддався, i чортяцi душу закрiпостив, та й лiтав у вирiй, мов той птах заморський, що усi люди бачили, i дивувались, i полякались, а деяким малим дiтям i переполох виливали, так-то добре кумандував пан сотник над сво?ю сотнею; так за те його з сотничества i змiнити... Як се почув народ, так i вжахнулись, i стоять, роти пороззявлювавши, а наш сердешний Забрьоха сидить, мов гарячим борщем похлинувся... i казати б то, i у горлi застряло, i поблiд, i посинiв, i зопинився, i сльози пустив. А Ригорович йому i каже: "От так же, пане сот... чи то пак вже, пане Микито! Так тобi i треба. Ти вже було дуже розiбрався, i вже й писаря не слухав, i мав умнiший його бути, та, бач, у вирiй лiтав, та сотничество i пролiтав. Се ж ще на першому листку так написано, а ось перевернемо на другий, що то там прочита?мо. Може, й наш верх буде. Цитьте ж усi, слухайте; кого начитаю над вами сотником, так зараз покланяйтесь йому i на ралець з гостинцями iдiте". Та й - перевернув папiр, уси розгладив, озирнув усiх, щоб дивилися на нього, i кахикнув тричi по-школярськи, i став читати... Як же начитав, що конотопським сотником настановили не його, як вiн бажав i щиро надiявся, i з тим i Забрьоху скрутив з сотничества, а з друго? сотнi узяли судденка, Дем'яiа Омеляновича пана Халявського, та й письмо упустив, i голову похилив, i довго думав, думав, далi пiдняв голову та й каже собi: - "Дарма! пiдiб'юсь пiд нового та й буду над ним орудувати. Недовго буде панувати. Пошию i сього у дурнi, його i замiнять, тогдi вже, певно, я буду. Оставайся ж, пане сот... чи то пак, пане Микито, з сво?ю Солохою, а я пiду до нового пана сотника, Дем'яна Омеляновича, i той подарунок, що лагодив тобi на весiлля, понесу йому на ралець. А хто, хлопцi, за мною?" -Я! я! я! я! - заревла громада i потягли з хати, незважаючи, що й чарки поналиванi i калач дружко покраяв. I що то сказати: усi, i дружко, i пiддружий, i бояри, i усi розiйшлись; зоставсь сам Микита з Солохою; нiкому було й страви ?сти, що на обiд понаварювали. Оттаке-то було весiлля у Микити Уласовича Забрьохи, що був колись у славному сотенному мiстечковi паном сотником! XIV Смутний i невеселий увiйшов на другий день у хату до Микити Уласовича Забрьохи пан конотопський писар, Прокiп Ригорович Дiстряк. Та, ввiшедши, так i поточився на лаву, схиливсь на стiл та й заголосив... - Не задавай жалю, Ригорович! - каже йому Уласович. - Тут i так нудно на свiт дивцтись. Чого-бо ти ви?ш, неначе собака? Хiба чи не напала i на твою Пазьку короста, як на мою Солоху? - Бодай усi на свiтi i Солохи, i Пазьки, i Явдохи, усi, усi покоростявiли, то менi й байдуже. Горе, Уласовичу! горе постиже мою утробу до раздраженiя! - А менi що за нужда? - казав Микита, згадавши, як вiдiйшов вiд нього Пiстряк, почувши, що його змiнили, i не дав йому нiяко? порадоньки, та ще й у вiчi насмiявся. - Не возпом'яни мо?х первих беззаконiй, друже! Нинi i аз грiшний у просторi содержуся. - Як так? - спитав Уласович; а Пiстряк по-сво?му, по-письменницьки, i розказав, як вiн прийшов до нового сотника прехвабро? Конотопсько? сотнi, Дем'яна Омеляновича пана Халявського, i як той, каже, "воззрiв на нього гордям оком i нечистим серцем, аки на пса смердяща", i звелiв йому писати до вельможного пана полковника лепорт об такiм i об такiм дiлi. Ригорович захотiв помудрувати i, щоб з першо? пори зануздати пана сотника по-сво?му, щоб не дуже бришкав проти писаря, написав по-сво?му. Пан сотник розчухав, що не так, бо й сам був письменний, каже писаревi: "Не так!", а писар йому ув одвiт: "Так! я вже знаю, що по-мо?му лучче буде!" Пан сотник крикнув: "Пиши по-мо?му!" а писар каже: "Я на те писар, я знаю, як i що треба!" Як же пан сотник розлюту?ться, як крикне:. "Так ти вже не писар, сякий-такий сину!" - i почав коренити i батька, i матiр, поперед Забрьошиних, а далi й Пiстрякових, i ввесь род ?х, а далi самого Пiстряка лаяв-лаяв на всi боки, та в потилицю вигнав його з хати, i змiнив його з писарства, а намiсть цого настановив пiдписчого, хлопця, блазня, "?го же, - так закiнчив Пiстряк, - не ?диножди за возлобiа чухрав i по лядвiям поруганi? чиних". - Скажи менi на милость, Ригорович, - питав Микита Уласович, - хто се нам таку пакость укрутив? - Оле менi! - здихнувши, казав Пiстряк. - Враг рода чоловiчеського, Явдоха Зубиха, великоiменитая вiдьма преславно? слободи Конотопа. Сия-то увозмездила, що й полетiв ?си, аки птиця пернатая; вона обуяла i панну хорунжiвну, нинi паню Халявську; та ще - ох! - i сотничку, во?же би iмiти непреткновенно? намiренi? со?тися з тобою у брак; вона i до убитку тебе препроведе; вона i глумленi? над нами вчинила, похитивши в нас дверi; вона преврати гнусообразную твою пану Солоху - нехай здорова буде! - замiсть лiпообразно? панни Олени i одружи тебе з нею; вона, вона всьому злу суть i вина, i причина, i предмет. А все сi? учини ув отмщенi? за поруганi? над лядвiями ?я. Вотще ми ??, друже, замiсть прочуханки, не сожгохом, яко язичницю, хварисейку, садукейку i митарку, у пещi халдейськой! - Так подаймо на не? лепорт! - казав Забрьоха. - Нехай вона нам заплатить за безчестя, що нас позмiняли та ще мене на Солосi оженили. Нехай ?? посадять у колоду... - Овва! - здихнув Ригорович i каже: - Не iмать нинi властi над нею нiхто. Панi сотничка учинила ?й парчеве возглавi?, сирiч очiпок, i нову намiтку, i плахту; а пан сотник Халявський пристави до ?? раба i даде коня, i месника, i дiлателя, щоб i дрова рубав, i воду возив, i кота годував. I дана ?й власть на усьому лицi земному i чаклувати, i обаяти, i глумитися цiло? врем'я i полвременi. - Так, зна?ш, що зробимо? Закличем ??, мов добрi, до себе в гостi. Перш, почасту?м, а далi нада?м тусанiв, i щоки ?й попiб'?м i зуби останнi повибива?м. - Плюнь, друже, на сiю Явдоху! А паче усього повели, господине, унести носатку чого-небудь. Ось випиймо журби ради, то лучче буде пане i обаче. - Та й випиймо ж! От Уласович i гукнув на Солоху, а вона ?м уточила i унесла, чого треба було. Стали кружати. Пови-цiджувавши гарненько скiльки там носаток, з журби ледве розiйшлись по хатам. I пiсля того що день, то й сходилися журитися, та знай куликали, бо нiчого ?м було бiльш робити... Минулося панство! ЗАКIНЧЕНI? А сюю повiсть, або казку, та розказував менi покiйний Панас Месюра - коли зна?те; i вона дуже довга. Там ? таке, що й пан Халявський, Дем'ян таки Омелянович, от що настановили сотником у славному сотенному мiстечковi Конотбпi намiсть Микити Уласовича пана Забрьохи, дуже швидко перед начальством щось процвиндрив, i його з сотенства змiнили. А його жiнка, себто Олена Йосиповна, що була панна хорунжiвна i попереду жила у Безверхому хуторi, що на Сухiй Балцi, так щось там... якось-то... гм! пробро?ла... не знаю, що i як... тiльки мужик ?й i очiпок збив, усi патли пообривав, i очi попiдбивав, а далi пiдрiзану водив по усьому Конотопу по вулицям, а писарю, що намiсть Прокопа Ригоровича Пiстряка став, молодий парень, собою чорнявий та красивий, та узяв та пiвголови йому уподовж оббрив, та й прогнав вiд себе.... Усiм же ?м се сталося ось за що. Пану Забрьосi - щоб не здававсь на писаря, а робив сам, як вiн ? начальник, та щоб робив по правдi, щоб слухав, що приказано вiд начальства, а то йому начальство предпису? у поход iти, може, боронити народ вiд неприятеля, а вiн узявсь заполiскувати жiнок, бач, топити вiдьом, щоб вернули дощ на землю; буцiмто вiдьми можуть проти небесно? сили яку капость на свiтi зробили? Усе йде по божому повелiнiю. Та щоб не топив народу; бо, поки до вiдьми добрався, скiльки душ згубив позанапрасно? Щоб не удавався в чаклування, покинувши бога милосердного, бо чортяка зараз через свою наньмичку, Зубиху, попорався над ним добре, що i у вирiй полетiв, мов гусак, людям на смiх! Пiстряку Ригоровичу - щоб не обдурював свого начальника, не пошивав його в дурнi, а щоб робив i казав перед ним усю правду. Щоб, розсердившись на людей, не робив ?м бiди, як тут з жiнками: на кого сердився, а скiльки душ занапастив, у водi потопив, i сирiт зоставив? А що найпуще, щоб не пив так цупко горiлки. I пану Халявському з його жiнкою не минулося; не пожили у ладу. Зачим зараз кинулися до вiдьми? Зачим через чаклування - та ворожiння, покинувши закон святий, собi побралися? Еге! Хоч i прийняли шлюб, та як не через божу волю, а через Явдоху та через ?? реп'яхи та кiсточки сушено? жаби, так воно усе i пало прахом. А що Зубисi досталося, то нехай бог боронить! Поки пан Халявський був конотопським сотником, так пожила у розкошi. Був ?й i батрак, була й наньмичка, вiд сотника панщиною приставлена, i на ралець ходили до не? люди зараз пiсля сотнички, i нiхто не смiв ?? не тiльки вiдьмою або чим взивати, та ще й величали ?? по менню: Семеновна, або панi Зубиха. От до чого було прийшло! Як же пана Халявського "мiнили, так i на не? увесь мир плюнув. Та вона таки швидко зачахла, зачавлiла i скоро дуба дала. Та ще не зараз i вмерла. Що вже страждала! Умира i не вмира; i руками, i ногами не двига; а стогне на всю хату, - так що i на вулицю чути було. А тут ще кiт ?? розходився та нявчить за нею скiльки ? духу... От там-то не страшно було!.. Далi зiрвали стелю... тут де взявся ворон, та чорний-чорний; улетячи у хату, надлетiв над не?, крилами махнув... тут ?й i амiнь... тiльки зуби вискалила!.. а кiт так i лопнув,, як пузир; а ворон, хто його зна, де i дiвсь!.. Нiкуди ?? по-людськи ховати; виволокли за село, зарили ниць у яму, прибили осиковим кiлком та зверху i заплiшили, щоб ще не скочила. Собацi собача смерть! От вам i конотопська вiдьма!