не хоче дати нiмецькому царевi хлiба? Чого вони хочуть воювати? - А тобi хто це казав? - А мама. - Е! Мама! Нiчого вона не тямить. Володьковi така вiдповiдь не до вподоби. Одначе треба змовчати. - А чого вони хочуть воювати?.. - Це не наше дiло. Що царi роблять, нам годi до того втручатися. Вони краще знають. - А як ми щось робимо, то цар може до нас втручатися? - Ну! То цар, а то ми. - А коли б я розкинув чорногузам кубло, щоб вони не летiли до Росi?, то цар мене бив би? - Розумi?ться. Та ще й як. Скинув би попругу та по задку, та по задку. - А я б йому сказав: "Ти хол?ра!" Та вкусив би його за руку, та плював би на нього... - Но, но-но! Ти то нiде такого не кажи. А чорногузiв також не чiпай, бо вiд мене дiстанеш налигачем. Ти зна?ш, що розгнiваний чорногуз може спалити хату? Коли йому знищать кубло, то вiн летить кудись на вогнище, принесе головешку iз жаром i положить на стропi. Ну, але досить, синку. Спати! Досить!.. I батько обернувся на другий бiк. Синку? Тато сказали: синку? Вiд цього при?мно, тепло Володьковi. Вiн просто щасливий. Рiдко коли розмовля? з ним так батько, а до того ще й - синок. Ах, ах!.. - i малий горнеться калачиком, пiдклада? обидвi руки пiд праву щоку, цiлу? щось, щось уявне, щось миле йому. Цiлу? в думцi бородате, суворе батькове обличчя... "Вони все такi добрi, тi тато. Тата спина i руки болять, тому вони сердитi. Ну, як виросту, то я за них працюватиму"... Володькова уява буя?. Вона ще далеко не задоволена. Перед нею вiдхиленi лише кра?чки спокусливих завiс, за, котрими така безлiч усяко? всячини. Море з безоднею. Страшнi звiрi, вужi, птахи. Чорнi озбро?нi люди. Рiки. Днiпро. Росiя. Цар. Йому ще страшенно хотiлося б розпитати батька про лебедiв, що кубляться на нашiй рiчцi. Але! Скiльки то ще хотiлося б йому розпитати! Не стало б i ночi. I думка знов верта?ться до чародiйних гарячих кра?н, де живуть величезнi слони i крихiтнi колiбри. Де рикають лютi леви i де чорна людина з бiлими очима натяга? тятиву свого лука з затро?ною стрiлкою, направленою в звiряче серце. Страшно, мабуть, там! А цiкаво. Як би i собi туди. Ну, може, дасть Бог, йому колись пощастить... Володько протяжно й уривно зiтха?. Перед ним довга блискуча стрiчка дорого? рiчки з похиленими вербами, з раками i чорногузами... Перед ним яр, сосни. Вiн сто?ть високо над усiм, на якiйсь горi й огляда? це велетенське, повне незрiвнянно? краси, царство. Вiн спозира? на все те i пану? над ним. Вiн сам ? цар. Маленький, щасливий, вселюблячий i всiм задоволений царок. I зненацька Володько чу? на сво?й нозi щось холодне. Щось лiзе, плута?ться. Глянув - уж! Страшний, здоровенний ужака. Володько здрига?ться i скрику?. Пiсля цього, розплющивши очi, отямлю?ться i бачить, що нiчого нема? i що вiн у постiльцi. Вiн оберта?ться на другий бiк, так само пiдклада? пiд щоку обидвi зложенi долонi i, поворушивши кiлька разiв головою, почина? швидко спокiйно засипляти. Ще перед сном бачить якусь плутанину з Росi?, ужiв, чорногузiв, море, але швидко все те никне й окуту? його лише сон. Вiн досить набiгався за день. Вiн досить страждав, радiв, рвався. Його життя - життя комашки, що буду? собi щось, не знаючи для чого i для кого. Але в усьому тому чути вiчний святий закон, залiзну логiку та пристрасну величну красу. БУДНI З недiлi першого дня подався Матвiй до Лебедiв, щоб остаточно перебалакати з Григорчуком. Було це самозрозумiле, бо купiвлю тi?? десятини вiн вже виносив у свому серцi вiд рокiв i нема чого довго над цим зупинятися. Вiн уже давно i рiшуче зрiсся з думкою, що Григорчукова десятина - це його, Матвi?ва власнiсть, лише треба було перевести деякi формальностi та вичавити отих кривавих пiвтисячi карбованцiв. Але якось воно та буде. Якось вони та перегорюють той час. Дуже воно важко отi п'ять сотень видушити з господарства, яке само мало що бiльше кошту?. П'ять сотень рубликiв. Легко сказати. Але попробуй, переведи це на дiлi. Добре, що принаймнi бiчнi витрати бере на себе Григорчук, та все-таки чимало коштуватимуть отi рiзнi по?здки та могоричi. До того, як на лихо, осiнь. А восени, звiсно. Цiна на худобу - тьху!.. Наприклад, хто тепер на зиму захоче ялiвку купити? Бiльш нiж певно, що на худобi доведеться стратити, i то поважно... Так мiркував Матвiй, iдучи до Лебедiв. Нiс вiн за пазухою шiсть золотих п'ятирубликiв, як завдаток. Це все грошi, що ?х зложили копiйка до копiйки вiн самий та його стара. Вiд дитячих уст вiдривалося. Босi та голi бiгали лобурi та грiшним тiлом перед людськими очима свiтили, але зложена деяка мiзерiя, тепер, як свячена вода, пригодилась. Узяв готовеньке, зав'язав у вузлик i вiднiс. I завдаток ?. А от попробував би вiднести, коли б ?х не було... Решту грошей уже по Рiздвi вiддасть. Матвiй не любить довго вiдволiкати з боргами. Вiн би то намагався зараз усе зiгнати - вiдбув i все, але чоловiк так мiрку?: тепер осiнь. Пашня нiпочому. Худоба дешева. А по Рiздвi цiни на пшеницю напевно пiдскочать. Тепер, скажемо, пуд пшеницi дев'ятдесят копiйок, а по Рiздвi - рубель, а то й руб-п'ять. Жито дешевше перцю - вiсiмдесят копiйок. Як Бог дасть, може, дещо конюшини продати вдасться, але через такi мокрi жнива все те накисло, зерно руде й легке, як полова. З хлiбом також мусiтиме чоловiк обережнiше. На Рiздво прийдеться не колоти веприка, а обiйтися з тим, що зо старого сала лишилось. Що поробиш? Не буде свiжо? ковбаси, ну то не буде. За пшеничники доведеться також потрохи забувати. Що спитлював ото щось пудiв п'ять, i з тим треба якось цiлу зиму обганятись, щоб i паску спекти, а там уже. й на зелену пашу. От ще чоботи... То-то ще зле. Чоловiк же всього не передбачить. А воно тепер дуже пригодилося б, якби був з весни ликами запасся. Тепер би навертiв постоли, i брикайте, хлопцi... Прийдеться навiть таку нечисть, як дурне лико, купувати. Тьху, та й годi! Воно думалося, що цього року обiйдеться вже без постолiв, аж ось воно як. Видно, вже доля така, що людинi тiльки працювати треба, а нiколи не спожити сво?? працi. Навiть дурного чобота, i того людина не зносить. А працi, а дертя!.. Ет... Дiтиська найважнiше. Сам ще сякi-такi маю... Стара теж якiсь там шкорбуни приховала. А от дiтвора. Василь лазить до тi?? школи, а це ж бо шмат дороги. Коли притисне мороз або як розпустить та стане болото... Що тодi в личаках? А Володько? Цей хiба всидить тобi на печi? Хiба б його там ланцюгами прикував. Стара мусить на рiчку йти, щоб сорочку виполоснути. А здоровля ?? на псi. I так бухика?, мов кiнь залозяний... Так думав Матвiй, iдучи до Лебедiв, так думав i вертаючись. Але з того, що придба? ще одну десятинку, радiв, i то радiв особливо, по-свому, по-мужицьки. Вiн рiс. Вiн ширився... Чув, що вiн з нiчого, як хробак, що сну? нитки шовку, виснову? навколо себе кокона, з котрого колись хтось скориста?. Тим часом Володько що Божий день мусiв гнати з Василем пасти худобу. Хай привча?ться. Василь от-от до школи вiдiйде, тодi хто наглядатиме за коровами? Хведот суму? дома сам. А Володьковi нова роль пiдпасача навiть подобалась. Бути корисним, не дармо?дом. Шанують старшi... Розумi?ться, це не те саме, що гасати кожного дня по лiсi, лузi, дрипатись у багнi, мучитись з тим дурним Хведотищем, який тебе анi не розумi?, анi... Ну! А з пастухами що iнше. Iз села надженуть хлопцi худобу. Пасуть по сiножатях, плетуть з лозини кошики, спiвають, бавляться. Смiху не раз бува, мало не трiснеш. Учора Семеновi нового кашкета на шкандибанню палюгами на шмаття побили. Гордiй пiшов раки ловити, поховзнувся i шубовснув по шию у воду геть з лахами. Гух, гух, гух!.. Гвалт, рятуйте! - кричить. А хлопцi аж качаються, регочуть над рiчкою. Терешнiвський Прокiп, що ма? вже сорок рокiв i не ма? нi вусiв, нi бороди (його прозвали Скопом), завше, пасучи худобу, колоски на полi збира?. Цiлий день вiд рана до вечора збира?. Назбира? кiлька торбин, а не ма? мiсця куди бiльше збирати, так вiн спiднi штани скида?, зав'язу? знизу колосинням i напха? ?х колоссям. Кажуть, вже кiлька пудiв пшеницi отак назбирав. Вiн хоче на Рiздво собi новий курташок купити i в М'ясницi женитися. Ну й реготу бува? з того Прокопа. - Чому ти не женишся, Прокопе? - пита? його котрийсь iз пацанiв. - А ти спрос?.. - вiдповiда? Прокiп.- Спрос.- Ну, то всади менi в ... нос. - Прокопе! - Чого? - Дай-но штани, ми назбира?мо тобi колоскiв. - Поцiлуй мене... Розумний такий! Хлопцi одного разу штуку з ним утяли. Узяли його штани та обiцяли назбирати колосся. Коли Прокiп не бачив, насипали туди кiнського сухого гною i зверху притрусили колоссям. Прокiп жене додому свою череду, обвiшений торбами з колоссям, i гордо несе спереду штани з гно?м... Хлопцi цiлу дорогу присiдали з реготу, але Прокiп не догаду?ться. Так i понiс додому гнiй. Ну й кляв же вiн опiсля. Але бiльше його не одурять. Дiйсно, Володьковi таке товариство подобалось. А скiльки оповiдали казок, страхiв, небилиць. Одного разу лопнула на лузi корова Лебедцева. Обжерлась конюшини, здуло ?? й лопнула. Навiть коновал не встиг прибiгти. А коли прибiгла господиня та побачила, що корова лежить надута i не ворушиться, впала на не? i залилася гiркими сльозами, як над покiйником. I чого та жiнка не повиспiвувала: "Ти наша корiвоонько! Зозуленько ти наша! Ти наша сива; голубонько! I що ми тепер без тебе робитимемо, i що ?стимуть нашi дiтоньки? Та я ж тебе доглядала! Я ж тебе годувала! Я ж до тебе рано вставала, пiзно ввечiр дожидала, i вдень i вночi про тебе горювала"! I чого тiльки не виспiвала стара господиня. Володьковi i жалко, i разом аж смiшно. Здурiла стара, дума? вiн. I чого б його отак за худобиною упадати? Про це вiн знову розговорився з батьком, а той йому сказав: - Пам'ятай, що корова для родини все одно, що й мати. Без корови нi молока на стiл, нi гною на поле. А не даси гною, не будеш мати й урожаю. "Може, воно й правда",- дума? малий. Але його це глибоко не пройма?. По двох днях не стало корови. Собаки подбали про те, щоб вона не занечищувала собою цього свiту. I лише кiлька кiсток та череп з рогами свiдчили, що тут вiдбулась недавно сцена з велико? трагедi? селянського життя. Одного дня Василь одягнув семряжину, перевiсив через плече бiленьку, щойно пошиту, торбину на книжки, вложив у не? грифльову табличку та шмат гарячого нацибуленого i насоленого пiдпалка та почимчикував до школи. Володько сам погнав корови. I вiд цього почалось його невiдрадне життя. Сумно йому стало. Пасти прийшлось одиноко. Майже всi пастухи, що ранiш тут випасали сво? корiвки та плели кошики, пiшли тепер збагачувати себе знанням. Залишився лише Прокiп, але цей легковажив малим Володьком. Та й Володьковi нiяка з нього втiха. Краще вже бути самому. Луг широкий. Очерети, лози, розлоги. Розходу для корiв досить. Прикро, що робити нiчого, А до того ще й погода погiршала. Почалась осiння сльота, холоднеча. Володько клав багаття, пiк картоплю, робив дим... Величезним тяжким валуном котився вiн понад сiножатями. Опiсля спiвав пiснi, якi знав. Коли не ставало пiсень, сам складав ?х собi, оповiдав собi казки. Але найдовше просиджував над рiчкою, думав про риби, вужi, раки. Про тi теплi кра?ни, що про них оповiдав колись батько. Думав, як би вiн туди по?хав i що б там робив. Пробував нарештi плести кошики, але з того нiчого путнього не вийшло. Одного разу вiднайшли Володьковi корови костi здохло? корови й почали всi три щиро оплакувати ?? трагiчну загибель. Куцохвоста Манька та Ряба тягнули якимсь чи то басом, чи то альтом, а молода ялiвочка красулька сумлiнно помагала ?м довгим i надривним тенорком. Вийшов страшний концерт. Володько перелякався i не знав, що робити. Чи бiгти розганяти, чи перечекати, аж наревуться до обриди i перестануть. Рiшився пiдождати. Так i зробив. А ввечерi питав батька: - Чого тi корови, тату, ревуть над костями?.. Батько пояснив, що худобина, як i людина, оплаку? смерть, бо смерть це кiнець всьому на цьому свiтi. Смертi бо?ться все живе, бо лише вона одна ? найбiльше i найболючiше горе, яке тiльки послав Бог усьому, що живе. Володьковi таке ще не приходило до голови. Вiн ще не думав про смерть, навiть i худоб'ячу. Тепер вiн хотiв знати, чи i худоба може думати, чи може розмовляти. Вiн бачив не раз: корови на?дяться, то сходяться разом, починають обнюхувати одна одну i лизати. Вида?ться, нiби вони розмовляють про щось. Коли б Володько був трохи бiльший, вiн би й собi пiдiйшов би до них, але вiн малий, а Ряба ма? поряднi роги i зовсiм неввiчливо поводиться зо сво?м пастухом. Раз навiть пробувала поносити його на рогах. За те дiстала вiд Василя таку парню, що на таке бiльше поки що не важилась. Одначе радо не пiдпускала вона до себе Володька. Краще вже i не дуже бути у не? на очах. Ще коли Василь приходив ранiше зо школи, то, пообiдавши, виходив до Володька, щоб його змiнити. Тодi Володько не йшов додому, а йшов до млина. Там нiколи скучно не було. Але коли псувалась погода, падав дощ, шугав терпкий вiтер i Василь залишався ночувати на селi у дядька, тодi Володько мусiв цiлий Божий день чапiти та нудитись на лузi. Володько сидить проти сонця над проваллям. Перед ним бiжить маленька у двi колi? дорiжка. Спер лiктi на колiна, долонями обняв голову й дума?. Якась дуже велика дума влiзла в його невелику голову. Корови залiзли в лози i звiдтiля цiлий день не вилазять. День погiдний, ласкавий, гудуть осiннi кусливi мухи та лiта? бабине лiто. По стежцi, що бiжить навпрошки через сiножатi вiд млина до Матвi?вого хутора, iде зо школи Василь. Володько, хоча й помiтив його, але назустрiч не бiг. Хай собi йде. Нiколи. Вiн занадто важко дума?... Зрештою, знав, що брат хоче ?сти i квапиться швидше додому. Але коли Василь зрiвнявся з Володьком, то покликав його до себе. - Що там таке? То ще також,- подумав малий, лiньки пiдвiвся i пошкандибав. - Чого ти хочеш? - пита? ще здалека Володько. - Ходи-но сюди. Я щось принiс. - Що ти там принiс? Ану, покажи-но... Василь зняв свою школярську торбинку i витрусив з не? малюсiньке рудувате щеня. Воно було ще надто мале, без перерви тремтiло, скавчало, ледве спиналося на сво? гнучкi розкарякуватi лапи i, зда?ться, було ще навiть слiпе. Виглядало погано. Витрушене з торби, лазило по землi i мордочкою нiби чогось шукало в травi. Володька це не здивувало. - Нащо ти його принiс? - зовсiм байдуже, заложивши в кишенi руки, пита? вiн.- Зна?ш ти, що мама не люблять собак.- I кивнув на щеня головою. Василь помилився. Вiн сподiвався, що Володько бiльше зацiкавиться таким милим сотворiнням. - О, дурний ти. Ти глянь йому в рот. Диви-но... - i Василь схопив щеня, розтулив його маленький писочок.- Бачиш? - А що там? - Не бачиш? Дивись у пащеку. Вся чорна. Цiле пiднебiння чорне. Буде лихе, а до того не сучечка, а собачок. Я назву його Пундиком. Зобачиш, який з нього псюра вийде. - Дивись-но, щоб мама його часом не викинули в рiчку. А де ти його вискiпав? - Володько помiтно лагiднiв. - Я знайшов його коло Чернечого млина. Якийсь дядько ?хав з мiшками i викинув дво? таких на луг. Одно було сучечка, я залишив ??, а цього забрав. Хай хоч одно живе. Володько пригадав батьковi слова про смерть. - Ну, так неси його додому. Я хутко прийду... - Ти вже маму вговориш, добре?.. - Як удасться... Володько таки не на жарт робився поважним. Зрештою, повага цього маленького чоловiка кидалася завжди не одному в очi. "Маленький та важненький",- говорив про нього дiд Кошiль ще позаторiк, коли вiн був побережником Таксаревого лiсу i заходив не раз до Матвiя. Спочатку Кошiль кпив собi з Володька, але згодом переконався, що жартувати годi. "Вихаратання" вiн не ляка?ться, одурити такого теж не так просто. Тодi Кошiль на казки та небилицi вдарив. О, цим, розумi?ться, можна купити цiлого Володька. Але все-таки Кошiля вiн недолюблю?. Пустомел. Любить Володько лише батька. Цей говорить мало, але те, що треба. Гiрко йому лишень, що батько так рiдко коли зверта? на нього увагу. Зате вiн один ? для нього джерелом всi?? мудростi та сили. Але ще цього самого дня трапився випадок, що жорстоко пiдiрвав Володькову повагу. Коли Василь iз щеням вiдiйшов, Володьковi стало самому сумно. Щось недобре себе почував. Якась лiнь опанувала... Почав химерити. Корiвки його пона?далися, позлазились докупи в лозинi та лижуться. I дума? вiн: "Що робити? Бiгати? Спiвати? Лiзти в лозину, дертися на верби i гукати звiдти? Безглуздо, нiяково. Не личить...". Поблизу кляпотить млин. Там також довгий викопаний ставок, сполучений невеличким рiвчаком з бiльшим потоком, перегаченим поганою греблею, яку вже сотнi разiв проривала повiнь. У ставу риба. У рiчцi можна ловити мацюпеньких срiблистих пiскурцiв, можна робити з камiнцiв та пiску греблю, можна будувати млин. Але i це вже вiдоме, знане, набридле. Одно його справдi займало - це оповiдання завiзникiв. ,?х у млинi досить. Це все бородатi поважнi дядьки з веселими поморщеними обличчями, з гучним i вiчним реготом та твердими мозолястими руками. Цiлими добами просиджують вони в млинi, очiкуючи сво?? черги, ?дять сухий хлiб з кавалком сала, п'ють безлiч джерельно? холодно? води та безупинно один одному повiдають. Оповiдають захоплено, жваво, пересипаючись, мов гарячим приском, направду безтурботним реготом. Слухаючи таких оповiдань, Володько зникав. Його не ставало. З нього лишалися тiльки очi, широкi, витрiщенi, круглi синьо-сiрi, та овальний роток зо свiжими, напухлими устами, що якось особливо, дико рожевiли, та ще його маленький гудзичок - носик. Одного разу бородатий рудий дядько Павло задивився на Володька i не втримав: схопив малого на руки, до болю здушив, пiдняв геть над свою голову, а пiзнiше влiпив йому твердого, колючого та згучного поцiлунка. Володьковi страх соромно стало. Вся його пичка запаленiла. Дядько полiз до кошеля i видобув з його глибин два питльованi пирiжки з яблуками. Пирiжки бiлi, злегка припеченi. Яблучний сiк проникав назовнi. Дядько незграбно взяв ?х у широку жменю: - На, малий,- каже... Шлунок хлопця вiд самого рання нiчого в собi не мав i просто заклинав його взяти... Одначе Володько сорому послухався. Нiяково. I так обличчя горить... Вiн, нiби не розумi?, знизу? плеченятами i вiдступа? назад. Вiн ще не оправився вiд тiсних дядькiвських обiймiв... - Не точись, впадеш,- зауважу? спокiйно другий дядько... - Бери, дурний, коли дають,- каже третiй. Дядько Павло немило здивувався, коли прийшлося пирiжки назад до кошеля ховати, i при цьому почав: - То, зна?те, мовляв покiйний мiй тесть, царство йому небесне, бувають такi дiти... Але Володько вже втiк. Коли про нього балачка, то йому годi... Вiн може лише слухати, коли на нього нiхто не зверта? уваги... Володько без вагань iде до млина. Правда, цiкаво було б довiдатись, що Василь робитиме зо сво?м щеням, але додому ще рано. У млинi, як завжди, досить гармидерне. На греблi зустрiча? Володько опецькуватого мельниченка Тонду. Це досить дурний крикливий хлопчище, але вiн узяв собi за звичку завжди при людях, де тiльки можна, кпити з Володька або робити йому прикрощi. Володько болюче це переносив, але не спромiгся на рiшучу вiдсiч, що пiддавало Тондi ще бiльшо? заохоти. Але коли хлопцi залишалися самi, Тонда, зда?ться, з при?мнiстю слухав серйозних Володькових мiркувань, при чому пiд носом у нього завжди з'являлися довгi i бридкi сопляки, якi вiн пiдлизував язиком. Зустрiвшись, хлопцi пiшли на шлюз i влiзли по небезпечнiй дошцi, що дуже вгиналась, над потоки. Примостилися на мокрiй колодi, що на нiй опираються кросна ринви, по котрiй бiжить на колесо вода, i почали сво? розумування, Тонда зухвало похвалявся, що вiн уже вмi? важити мiшки, красти борошно, яким кормить свого ослика, та брати вiд дядькiв хабара - три копiйки, коли вiн змеле дядьковi кiлька пудiв даром. Ринвами з розгону люрить вода, поверта? слизькi, чорнi колеса i, розбиваючись на пiнявi кляки, з плюском летить пiд потоки. Внизу, кiлька метрiв пiд хлопцями, виру? зеленувата глибiнь. Видно запiненi гребенi штучних хвиль, нiби там купаються табуни розбещених чортiв. Плюскiт i гомiн такий, що хлопцi мусять, розмовляючи, кричати. Тонда, розумi?ться, бiльше звиклий до цього i, мабуть, навмисне привiв сюди Володька, щоб бачити, як той буде тут почуватися. Одначе Володько гiдно поводився i нiчим не зраджував, що вiн у небезпечному мiсцi. Навпаки. Вiн навмисно сiв на слизькiй колодi, звiсив над вируючою глибиною ноги i бовта? собi ними, не турбуючись, що геть-чисто обмастив сво? штанята. При цьому вiн почав сво? поважнi розмови,- куди, мовляв, бiжить ця рiчка, якi риби в нiй, скiльки ракiв, де живуть лебедi, що ми живемо в Росi? тощо. Все це Тонда травив, видно, тяжко. Обличчя його при таких розмовах робилося довге, нiби в лошати. Смiшно виглядали його вiддутi, широкi уста. I тут сталося щось, чого Володько нiколи не мiг сподiватися. Фiлософуючи з Тондою, звичайно, й забув геть про все на свiтi, крiм таких цiкавих для нього речей, якими заповнена його тямка. ? зненацька з'явля?ться, невiдомо чого, Василь. Вiн перший побачив Володька i мусiв кiлька разiв щосили з греблi гукати, поки його той почув. А коли ж Володько помiтив брата, то по самiм його виглядi зрозумiв, що сталося щось надзвичайне. - Володьку! А ходи швидше! Мерщiй!.. Володько аж здригнувся i мало не стратив рiвноваги на свому небезпечному сiдалi. Вiн миттю зрива?ться i, забувши за обережнiсть, швидко, по гнучкiй дошцi бiжить на шлюзi. Може, Василь жарту?? Нi. Вигляд поважний, безпосереднiй... - Ну, чекай, чекай! Дадуть тобi тато!.. А де тво? корови?.. То ти так ?х пасеш?.. Чекай!.. Ах, Боже, Боже!.. Про корови ж вiн справдi зовсiм забув. - В лозинi корови,- викрикнув Володько, вдаряючи на слово "в лозинi", але голос зраджував непевнiсть цього "в лозинi". - Ага, в лозинi... Пiди-но, поглянь... "В конюшинi?.." - мигнуло в головi малого... I в ту ж мить стрельнула згадка про здохлу корову, голосiння баби, слова батька... Ах, Боже!.. Вiн захолов. Вiн не знав, чи бiгти до корiв, чи кидатися пiд потоки. Кричати? Плакати? - А де тато? - скрикнув малий... - Бiжи-но, то зобачиш... О, горе! Що ж вiн тепер подi?? Бiгти! Швидше бiгти! Щось робити. - Чисто корови ви?ли капусту,- гука? навздогiн Василь. Ну, принаймнi капусту. Володьковi трошки вiдлягло... Стрiмголов наспотикача бiжить вiн додому. Його куцi ноженята лопотять по втоптанiй стежцi, перестрибують через маленьку рiчечку, в якiй ловлять пiчкурцiв, черкотять по болотi, чвиркають брудною водою, дрiпаються обстрiпанi штанята. Нарештi його маленька постать викочу?ться з-за лозових кущiв i раптом кам'янi?... Вiн бачить уже сво? корови. Батько оце тiльки вигнав ?х з капусти i сам власною особою, непорушне, мов кам'яний стовп, вкопався в межi городу. Цiла грядка бiлих оглоданих капустяних головок нагаду? зграю потурбованих гусей. Батько стояв неповорушно. Володько всiма фiбрами душi, кожним нервом чув i розумiв, що значить така стоянка. Вiн чу?, як губиться, зника? його мужнiсть, як пiд горло лiзуть болючi сучки якогось жалю, як почина? завмирати розбушоване серденько, як, нарештi, заливаються рiдиною його очi i по щiчках побiгли двi прудкi гарячi сльозини. Вiн все-таки не плакав. Сльози, що нагальне потекли, ще не значили, що вiн плаче. Вiн тримав себе як справжнiй мужчина. А батько, мов викут, мов залiзний жах. Хоча б озвався. Хоча б рукою поворушив... Нi. На те вiн i батько. Лютий, могутнiй, без милосердя, як розгнiваний Бог. Нi, не втечеш вiд нього i не вблага?ш. Тiкати! - мигнула думка. Бiгти! Але куди? В рiчку? Хай i в рiчку. Тiкати, бо буде зле. Володько метнувся i зник у кущах лозини. Батько не промовив нi одного слова. Вiн, коли зник Володько, мовчки постояв на тому саме мiсцi ще пару хвилин, повернувся i пiшов на подвiр'я. Прийшов Василь i погнав худобу до хлiва. Володько опинився сам-один у кущах. "Тепер довго, довго не могтиму я з татом розмовляти",- думав вiн. А сидить над рiчкою в гущавинi. Росте тут, чи краще стирчить, якесь посохле гудиння болотяно? рослини. Сидить, обома руками обняв голову. Ревiти, кричати! Боже! Боже! - повторю? безконечно. Хотiв молитись, але хiба тут до молитви? Коли Бог, коли батько, коли нiхто в свiтi не може зрозумiти, помогти, розрадити його, то що поможе молитва? Мамо!.. Де ? мама? Нi, вiн сам винен. Вiн розумi? це. Але... хiба ж? - Страшно подумати. Вiн уже бачить здоровенну батькову ручиську, що затиснула його малюсiньке рученя, тверда, заяложена ремiнна батькова попруга вже танцю? по його задку. Гостро, пекуче, дошкульно танцю?... Йому соромно. Вiн знищений. Вiн забитий - той Володько, що ? в його очах, його мовi, той Володько зника?. Його виб'? батькова ремiнна попруга. Почина? сутенiти. Холодна хвиля осiннього вечора ринула лугом. Ноженята, мокрi i порепанi, починають дошкульно мерзнути. Неймовiрно велике i криваво-червоне сонце неохоче засува?ться за чорну скибу ставища. Цiле небесне склепiння гнiтить сво?ю мармурово-холодною величчю, наповняючи всенький свiт, близький i далекий, суворою, недоторкальною мовчанкою. Все жорстоке: небо, люди i земля. Навiть струм холодно? води бринить жорстоко. Кiлька листочкiв на похиленiй вербi безнадiйно трiнотять, але холодне дихання вiтру здмухнуло ?х, i вони летять у ще холоднiшi хвилi рiчки. Минуло ще з пiвгодини. Холод i голод, щораз бiльше докучливi, зачинають рухати прибитого раптовим лихом хлопчину. "Треба йти, може, вони вже забули". Уста? i йде. Та коли зрiвнявся з городом i при згасаючому свiтлi дня помiтив нагi огризки ще недавно пишних капустяних головок, йому знову зробилося нудно й жахливо. Двi сили боролись. Але все одно нiчого не поможе. Треба йти. Йому ж i самому шкода тi?? капусти, та що подi?ш? Ще? Ну, що тепер? Не живий i не мертвий переступив хатнiй порiг. Хай дi?ться, що хоче. Перша накинулася мати. Мати ? завше мати. Вона зна?, що чека? Володька, тому наробила тарараму. Працюють у не? лишень язик та уста. Яких тiльки не дiстав Володько прiзвищ, але все-таки то не те саме, що батькова попруга. Цим мати намагалась зменшити батькiв гнiв та вiдтягнути й одвернути кару, що грозила ?? дитинi. Знала вона також, що через те й сама може дiстати кiлька "черезплечникiв" та пострибати босою навколо хати, але хiба це може стримати матiр?.. Батько насуплений i грiзний сидить коло столу, лупить "бараболi в мундирах", вмоча? ?х у сiль i мiцно розжову? з хлiбом. Володька вiн майже не помiча?. Аж коли малий роздягнувся, i збирався шмигнути не до столу (не до iдла було), а мерщiй на пiч, у найзатишнiший куток, устав раптом i батько, здiймаючи свою попругу... - То ти, трясця тво?й матерi, так пасеш худобу! - почав вiн, навмисне розтягаючи з притиском слова. Володько не дослухав усього. Вiн, мов в'юн, метнувся i миттю зник пiд пiччю. Спершу шмигнув пiд пiл, а звiдти потайки, попiд тапчаном, на чотирьох ногах, буцаючись у перестрасi об усяку всячину, перемандрував пiд пiч. Володькова звиннiсть не дуже подобалася батьковi. Вiн зробив два кроки в напряму печi, розкарачив ножиська перед самим виходом Володьково? цитаделi i безцеремонне: - Вилазь, стерво! - гримнув... В очах Володькових лише два здоровеннi бруднi батьковi чоботи та кiнець згорнено? удво? попруги. Той кiнець так страшно, так неймовiрно страшно, погойду?ться перед очима хлопця. Залiзна, вичовгана, блискуча пряжка. - Ой, тату, тату! - вже репетував Володько. - Вилазь, собачий сину! Шкуру спущу! - Чоботиська батька перед пiдпiччю незграбно затупали. Голос його з-поза зацiплених зубiв вирива?ться. Шипучий якийсь. - Ви-лазь менi! Вилазь, кажу, бо засiчу!.. - при цьому вже не втримався батько. Нахилившись, шмагнув попругою пiд пiч. Володько рiзко скрикнув i вiдскочив до другого виходу, у безпечний кут. Вже не видно йому батькiвських чобiт. Але в ту ж мить попруга батька захльостала з другого кiнця, i Володько, тремтючи, буцаючись головою об мур, пересувався з одного мiсця на друге. Це ще гiрше дрочило батька. Бачучи, що нiчого з того путнього не вийде, вiн покликав Василя. - Василю! А дiстань-но ти менi його. Ну ж! Раз-два!.. Тягни його сюди!.. I попруга батька досить дошкульно торкнулася Василевих штанiв, що збiльшило його рухливiсть. - Ой-йой-йой! Василю! Тату! Боже мiй!.. - лементував малий злочинець, але руку його, як вiн ?? не ховав, пiймав уже Василь i тягнув на хату. Ось батько зiгнувся. Ось простягнулася його пальката ручище. Ще хвилька, ще мент i безборонна Володькова ручка в тiсному потиску батьково? долонi. - Ой, гвалт! Мамо!.. Але батько вже сягнув Володька. Мов легеньке пiр'ячко, пiдхоплене буревiйним поривом гурагану, так вилетiв Володько з-пiд печi й опинився в батькових руках. Той перегнув малого через колiно. Дошкульнi удари попруги посипалися на задок хлопця, що нагадував маленького хробачка, наступленого великим чоботом. Вiн звивався, пiсля кожного удару ним смикало, шарпало, а з уст його виривався рiзкий та болючий рев. Малий Хведот утiк i сховався на пiч у самий кут. Мати шпурнулась на батька, але ?? забiги не значили бiльше, нiж удари розлючених хвиль моря об незрушну гранiтну скелю. До того батько штовхнув ?? рукою, i в одну мить вона лежала коло дверей, кленучи та голосячи. Хведот на печi почав i собi ревiти. Один Василь, залiзши далеко в запiчок, затих i нi мур-мур... - Оце тобi капуста! Оце тобi корови! - приговорював батько.- Я тобi, дубило твою ма', покажу млина! - Здурiв, здурiв старий мурмило,- янчить мати,- Заб'? дитину. Та хай тая капуста в землю ввiйде, хай ?? черви зжеруть, коли за не? дiтей катувати,- лементу? вона. - Зацiпни! Нi слова! - батько залишив захриплого хлопця, i його попруга грiзно знялася над материною головою. Та пригнулась i вишмигнула з-пiд руки, а рiзкий удар свиснув даремно в повiтрi. Володько лежав i ойойкав на долiвцi. Засапаний, червоний, розогнений з люто-блискучими очима, потрусуючи попругою, стояв серед хати батько. Страшна в цю мить його величезна постать i нещасна, мiзерна та дитина, що янчить вiд болю на долiвцi бiля його нiг. - Я тебе ще навчу, як заступатися,- погрожу? вiн матерi. А вона метнулась у сiни i вже звiдти, коли ?й не грозила небезпека, дала волю свому рухливому язиковi. - Люди, людоньки! Здурiв чоловiчище! Ти, медведю! Слоне ти! То ти хочеш нас позабивати! А руки б тобi вiдняло! Зацiпнув би ти! Янчав би ти, як та дитина! Дубище западенний, щоб тебе лихе повiтря забрало!.. - Зволочi! Гидота! Дрань! Я вас, чорти, навчу менi шануватись! Я з вас вперед бебехи випущу, а тодi вже будете менi патякати. Крик, лемент зчинився на хуторi. Тяжка ? батькова рука. Зна? ?? добре i Василь, i Володько, i мати, i навiть Хведот. Цiла родина зна? дуже добре, чим пахне, коли збудити у батьковi, ?х могутньому, барчистому, великоголовому батьковi, його звiрячий гнiв. Збитого Володька кинули на пiл, прикрили якоюсь рядниною i там вiн довго i глибоко стогнав, тяжко й уривно схлипував, здушуючи щосили напливаючi пiд горло ридання. Вiн знав, що плачу батько не терпить. Другого i третього дня не мiг ще хлопчина сiсти. Побита частина тiла дошкульно болiла. Цiлий другий день провалявся вiн у постелi, крiм води нiчого не брав до уст i вперто мовчав. Мати тошнiла над ним, ламала руки, але Володько, неохочий до розмови, непорушне лежав ниць, уткнувши в подушку обличчя. У родинi стало тихо, напнуто, похмурно i грiзно. Нi доброго слова, нi усмiшки. Аж третього дня, коли Володько знову погнав корови, вiн дав волю сльозам. Вiн уже нi на крок не лишав худоби само?. Вiн плакав, думав. Глибокий жаль до самого себе чавив, запирав його дух, видушував останнi сльози, яких за цi три днi безлiч вилилось. Думав, мрiяв, снував фантастичнi плани помсти. Ось, наприклад, до них уночi пiдкрадаються злодi?. У його мiркуваннях злодi? - найстрашнiше, що може в свiтi бути. Вони пiдкрадаються до стайнi з великим ломом та французьким ключем у руках. Хочуть виважити дверi i викрасти конi. Володько перший помiтив злодi?в, забув за сво? велике горе та образу i гука?: - Тату, тату! Злодi?! Батько миттю кида?ться до дверей, якi злодi? вже встигли виважити ломом, але в його руках нiчого нема?, чим мiг би одiгнати злодi?в. I коли батько кида?ться на них та почина? борикатися з одним, другий хапа? сокиру i замаху?ться нею на батька. Тодi Володько забува? все, мерщiй кида?ться до злодiя, пiдбива? йому руку так, що сокира не влуча? в голову батька, але, падаючи вниз, вона вдаря? Володька i вiдрубу? йому руку. Батько вбива? одного по однiм злодi?в i тодi помiча? залитого в кровi Володька. Вiн розгублений. Вiн не зна?, що робити. - Сину, сину! Що з тобою? - дико викрику? батько. - Нiчого, тату! - вiдповiда? Володько.- Слава Богу, що ми захоронили нашi конi. - Даруй, даруй менi, моя дитино кохана! Даруй, що так гiрко з тобою поводився! - I батько бере Володька на руки, несе до хати, дмуха? на його страшну рану, але рана та не болить його. Вiн щасливий, що змiг доказати батьковi свою велику до нього любов хоча б цiною власно? руки. I багато iнших страшних випадкiв вигаду? малий. Але чому, дiйсно, не станеться таке, щоб Володько прилюдно вчинками мiг доказати свою добру волю i великою сво?ю добросердечнiстю змусив каятися навiть таку незламну людину, як батько? Чому? Але так не сталось... Аж третього дня ввечерi уперше забалакав батько: - Понадувались. Образив. Немилосердний. Що ви там собi не думайте, але коли менi не шануватиметесь, то шкiру з вас поспускаю. Це собi затямте i зарубайте на носi. Нi одного зерна не змарнувати. Нi одно? крихти хлiба не смi?те знищити без "пользи". Нi одно? картоплини не повинен я бачити, щоб ото менi попiд ногами валялася. Бережiть взуття. Шануйте одежину, бо будете в мене мов голопуцьки бiгати. А не слухатимете слiв мо?х, то послуха?те сво?? шкiри. Я вже подбаю про те. Коли ви одного вiвсяного зерна не потрапите зберегти, не шануватимете крупини, щупка муки, сорочки, чобота, не вшану?те ви й худобини, анi себе самих. Голодранцями родитесь, проживете життя жебротою i здохнете пiд чужим плотом... Я вам це кажу... i дивiться менi. Слова цi не на вiтер пущенi. Тобi, стара, дiстанеться найбiльше. Тихо, гробово тихо. Нiхто не одважиться хоч слово заперечити. Володько залiз у самий кут запiчка i мов хиже звiрятко визира? звiдтiль. I коли пас корови поблизу конюшинища, то чатував нiби найкращий вояк порохiвнi. При однiй згадцi, що могло б статися, коли б котра з його корiв об'?лась, у малого замерзав мiзок, волосся дуба по головi ставало i по спинi перебiгали дошкульно-холоднi мурашки. По тижневi в родинному огнищi Матвiя сталася знову визначна подiя. Iдучи в недiлю до церкви, Матвiй, пiсля Божо? Служби, не вернувся, як звичайно, додому, а зайшов до родичiв на Запорiжжя. Вiн рiшив основне перемолотити все сво? збiжжя (поки ще трима?ться погода), а тому мусить кликнути толоку до машини. Зайшов до брата ?лисея та попросив у нього другу пару коней. Звiдти обiйшов кiлька обiйсть i змовив дiвчат до соломи, подавання в барабан тощо. Робiтникiв покликав самих найкращих, не якихсь ледарiв. У понедiлок, удосвiта, як тiльки благословилося на свiт, прийшов з кiньми старший ?лисе?в син, також Василь. Унедовзi за ним не забарились i решта робiтникiв. Матвi?в Василь не смiв перервати на пару день науки. Сам батько рiшуче цьому спротивився, бо "раз взявся за щось, то вези"... Василь нiчого б не мав проти, щоб побути пару день дома, хоча б навiть i коло машини... Будуть веселi та гарнi дiвчата, будуть жарти, спiви. Але хай би спробував вiн хоч запикнутись про це. Зате Володьковi припала надзвичайно вдячна робота. Вiн ма? поганяти одну пару коней у кератi. Це просто таки чудово. Нiчого кращого, як гонити цiлий день конi, розмахувати та цьвйогати батогом, малий не мiг чекати. Це куди краще та почеснiше, нiж пасти отi осоружнi коровиська. I вiн ще затемна, десь вiд других пiвнiв, схопився, одягнувся. ?сти i не питай. Вiн зовсiм не хоче так зрання, не попрацювавши, напихатися. Усi снiдають, а вiн пiшов на подвiр'я, узбро?вся сво?м батогом, цьвйогнув ним разiв зо двадцять, чи досить гнучкий, i почав терпеливо чекати коло розiсланих перед дишлем шлей, до котрих мають ще запрягти конi. Чекання трива? досить довго, але Володька це не зражу?. Прийшов час, вивели з хлiва коней. Батько оглянув ?х, погладив, поплескав, похвалився Василевi i висловив жаль, що доведеться таку добру худобину збути. Василь запрiг у другий дишель сво?х - кобилу каштанку та ?? молодого сина огира, якого тiльки що привчали до тяжких праць. Приготовлено все як слiд, забурчала машина i праця замшiла. Дiвчата не працюють, а бавляться. Хiхи та хахi. Реготи безупину. I де його в нещастя ото смiху стiльки набереться - зауважувала Настя. Вона цiлий день пiдтикана, бiгала, то на двiр, то до клунi, то до хати. ?й нiколи до машини носа тицьнути, хоча страх хочеться. Вона майже переконана, що без не? там як слiд нiчого не зроблять, але треба також i обiд зварити. А дiвчата з дядьковим Василем чудасi? витворюють. ?диний мiж ними, не парубок ще, але парубчак уже порядний. Декотра з вертух i до Володька загляда?. Дражняться з ним, кепкують, але вiн без церемонiй. Батюгою ?? i все. Хай не лiзе, коли Володько серйозною працею зайнятий. Так iшла робота аж до вечора. Надвечiр смiхи та жарти трохи вщухли, бо все-таки понагрiвали робочi лоби. А коли вже геть смерком перестали молотити, треба випрягати конi та вести ?х до води. Хто поведе? Василi обидва. Але дядькiв Василь не може залишити свого пестуна Володька. Знав вiн, що нiчого при?мнiшого, як про?хатись верхи на конi, для Володька, мабуть, не iсну?. - Хочеш, Володьку, на каштанцi про?хатись? - гука? Василь. Володько був утомлений - ледве ноги волоче, але як стояв, так i зiрвався вiд клунi до хлiва. По дорозi як навмисне щось впало йому до лiвого ока. Якийсь устюк. Володько тре око, квапиться з заплющеними очима до Василя. I в ту мить завищав огир. Володька щось бемцнуло в голову, в очах креснуло iскрами i далi не стало нiчого. Коли опритомнiв, зобачив навколо себе юрбу людей, чув крики, метушню. Вiн був мокрий iз сильно скривавленою головою, але болю не вiдчував. Це вдарила його копитом каштанка. Пiд ?? ноги пiдлiз Володько в той саме час, коли ?? вкусив неспокiйний огир. Удар якраз улучив у праве око. Найбiльше переляканий тi?ю подi?ю батько. Вiн був увесь, вiд нiг до голови, облiплений ковтунами куряви з барабану машини. На вустах, бородi, старiй вовнянiй шапцi телiпалися цiлi торочки нанизано? на волосинки куряви. I забувши за це все, забувши обтруситись, вимитись, на перший викрик Володька: "О Боже!.." - батько кида? все, бiжить до дитини. Зобачивши, що син лежить на землi без руху, старий викрику? якийсь незрозумiлий вигук, бiжить до сiней по воду. - Насте! Василю! Ганню!.. Води! Води менi! - гука? батько, а води нема?. Всi метнулися до водянки, начерпнули якогось хузу i полили Володька. Пiсля цього батько схопив малого на руки й, облiплюючись кров'ю, що змiшувалася з курявою, нiби навiжений побiг з ним до хати. За ним, спотикаючись, бiжить мати. З не? спада? курява, бо пополуднi ввесь час подавала батьковi снопи в барабан, ?? сухе обличчя брудне та дике. Чорнi, довгi патьоки слiз рiжуть кострубато-вилинялi щоки. - Сину, сину! Ох, дитинонько ти моя! Ох, те болюче! - Не скавули, давай миттю води, чистих шмат,- гукнув батько. А тим часом вiн не знав, де i як положити малого. Вiн крутився, мов навiжений, з ним по хатi, гойдав на руках, дмухав. Кров сочилася малому з ока. Сочилася, збiгала на брудну батькову долоню. Матвiй чув цю теплу кров дитини сво??, i вона пекла його твердiзнi мозолi, як топлена мiдь. Мати метнулась, затуптала на мiсцi, нiби стояла на гарячому. Десяток рук дiвочих кинулися, опритомнили стару, поклали на полу подушку, вкрили ?? бiлим рядном... - Кров'ю!.. Кров'ю обмажете. Дайте щось чорне... Он спiдниця моя,- гомонiла стара. - Не слухайте дурно?. Стелiть, дiвки! - ревнув батько.- Нiколи!.. Володька положили на подушку. Двi плями вiд змiшано? з кров'ю куряви лишили батьковi руки на ряднi. Сам вiн мерщiй у сiни вибiг, коло мисника вiника вхопив i мiцно оббивався... Хмару цiлу збив, але в пiтьмi не видно. А опiсля сердито похапцем мився, витирався, що аж рушник трiщав, i, схопивши велику череп'яну мисалу, налив у не? окропу, що був на галушки готовий, долляв квартою холодно? вещи i пiдiйшов до хлопця. Той уже лежить роздягнений, а коло нього квокче мати. - Геть, стара! - i почав примощуватися коло Володька. Вiн дихав поволi i навiть не стогнав. Праве око, щока, лице залитi кров'ю. Не знати, чи цiле око. Лiве було заплющене. - Стара! Чистих намiток!.. Раз-два! Та там вата. Поча?вська. Але мерщiй!.. - гостро наказу? батько.- Стiльця менi подайте. Дiвчина пiдставила стiлець i батько почав ворушити Володька. Навколо оточили ?х дiвчата. Вони тремтiли, залякано зазирали, тошнiли. Володько все чув, лише не бачив. Вiн знав, що коло нього сидить батько, що вiн змива? намоченою у водi намiткою з його обличчя кров i вiд цього було йому гарно, при?мно. Вiн забув за око сво?. Що там дурне око!.. I вiн попробував навiть поворушитись, розплющив здорове... - 0-о-ох! - вирвалося з його уст мимохiть зiтхання. Малий поворушив скривавленою головою... Аж тепер вiн чув виразно бiль. Щось сiпало, i то не з правого боку, де дiстав удар, а з лiвого, на лiвiм виску. У ротi чув твердiсть, нiби туди понабивали якого клиння. Зуби якiсь напруженi, але, поворушивши задубiлим язиком, Володько вiдчув, що це вражiння мильне. Два з них замiтко ворушилися. Язик почав поволi випихати криваву слину, а з нею викотилися назовнi два молодi, гостренькi, молошнi Володьковi зубочки. Бачив це батько, бачила й мати, але нiхто не взяв тих зубiв, щоб викинути на горище мишам. Не добровiльно викотилися синовi зубенята i вiд цього по запалих, вилинялих Настиних щоках потекли два ?дкi потiчки... А батько все мочив та мочив намiтку. Змочив ?? геть, i стала вона подiбна до зiм'ятого червоного прапора. Вода в мисцi також зчервонiла. А Володько тiльки губами мамля?... ' - Болить, сину? - Нi, тату... - i щоб доказати це, Володько витяга? руку i маца?... Лап, лап... Мацнув сво?ми пучками якiсь слизькi закарвашики коло ока i вiдорвав назад руку... А все-таки: - Нi, не болить, тату... Не болить,- впевня?. - То, може б, ти мiг пiдвестись? Володько це охоче зробить. Вiн уже пiдводиться. Поволi, з натугою. У головi мов олова налито. Але вставав... - О, о, о... Отак, отак... Сюди, над мису... Молодець... Так краще вимию. Батько не скривав сво?? яко?сь сво?рiдно? радостi, коли впевнився, що око Володька цiле. Вiн ревнув невиразно, грубо, як звiр, котрому пощастило пiймати якусь незвичайну поживу. Грубезними сво?ми пальчищами вичавлював з намочено? намiтки кров i все вимочував та вимочував залите нею око. Пiд тим оком двома пiдкiвками червонiли розшматованi до костi два шрами. Володько не мiг так довго витримати. Вiн стиснув зуби... Вони нiмiли. Iнодi ?х зовсiм не чути було в ротi, але його нудило i в головi щось болюче сверлу?. Ледве-ледве виговорив: - Ой тату. Я ляжу... - i останн? слово вимовив уже лежачи... - Тошненько менi, старий. Та дай йому вiдпочити,- тошнiла Настя. - Давай-но ти вату... Тошнi?ш. Багато тим поможеш... - Вирвав з рук Настi вату, нову, чисту. Намiтчаною стрiчкою заложив цiле око й обережно, як тiльки мiг сво?ми ведмедячими лапами, тiсненько, по-батькiвськи обандажував голову сина. - А тепер, стара, пар швидше молоко, та звари легко зо двi яйцi. Вiн мусить попо?сти. Цiлий день налазилось... Можеш ти ?сти? - звернувся до Володька. Нi. Вiн не хоче ?сти... Це вiн виявив похитом голови, що дуже швидко наливалася болем, тяжким та розривальним. - Не зачiпайте мене,- вдалось йому витиснути крiзь уста. Вони засихали, запiкались, в'яли, не хотiли ворушитись. Батько присiв на кра?чку i довго вдивлявся у Володьковi малi блiдi щiчки... Обо? очi зав'язанi. Чоло також, лише щiчки, кiнець носика та спраглi уста свiдчили про буття батькового сина... Що вiн тепер думав - годi було б вгадати... А геть увечерi, коли всi впоралися з худобою i посходилися до хати вечеряти, стало сумно й нiяково. Всi пiдходили до Володька, вдивлялися в його роток, хитали головами... ?жа навiть не бралася... А дядькiв Василь, що вихором улетiв до хати останнiм, побiг до хлопця, присiв коло батька, нахилився. - Як усе добре,- казав вiн,- скiнчилося... Але що нашого Володика так скалiчено, то все нi до чого... Бiднюсiнький мiй цвяшечок,- i Василь обережно, легенько, ледве доторкаючись пучками пальцiв пов'язано? голови, гладив малого, гладив довго, пестливо... Володьковi знову, як тодi, пiсля "прочуханки", зробилося шкода самого себе... Вiд цього в грудях щось болюче купчилось i тисло... Хворий не хотiв ?сти, але одну шклянку молока мусiв таки випити. На цьому настоював батько, а Володько не посмiв противитися його волi. При ?жi вiн виразно вiдчував, що не ма? двох зубiв, але що ж... Це ще не все. Найприкрiше було, коли, прокинувшись другого ранку, вiн вiдчув, що праве око не ворушиться. Воно все залилося темно-червоним затьоком. Вата мiцно присохла i ?? тяжко було вiдiрвати. Коли батько зняв пов'язку, зобачив на мiсцi ока засохлу шкаралужину... А де ж око? Боже мiй. Боже мiй! Невже воно витiкло... I батько вiдмочу? теплою водою присохлу намiтку та вату, наклада? свiжу, зав'язу? i вiдходить знову до машини... Що б там не було, а домолотити збiжжя сьогоднi мусять. У них же з братом одна спiльна машина, а тому треба квапитися, щоб мiг ще помолотити i ?лисей. Сьогоднi й Василь мусiв таки залишитися дома та гонити замiсть Володька конi. З цього був дуже вдоволений, бо школа нiколи не манила його. I коли всi вiдiйшли до машини, а мати пiшла поратися бiля худоби, у хатi залишилися тiльки Володько та Хведот, що спочатку не мiг зрозумiти, що то з "Воводьком" трапилось. Вiн нiяково вертiвся коло брата, придивлявся, щось мiркував. Часом пiдiйде: - Воводьку, Воводьку... Дузе тебе бовить?.. - пита? та навшпиньки спина?ться, щоб зазирнути братовi в обличчя. - Ах, iди ти собi,- вiдповiда? той, i Хведот далi нiчого не розумi?. На дворi гарчить машина. "Но!.. Но-о-о!.." - гукають поганячi, а в такт поцьвйогують батоги. Володько намага?ться визволити здорове око, яке тiльки злегка припухло, бо темнота обридла йому. В лобi над бровами щось дуже тисне i заважа? розплющитись оковi. Одначе Володько розплющу? його i дивиться в стелю. Зiр неясний, химерний. Стелю з дощок, з тонкою верствою тинку, розмальову? Володькова фантазiя рiзними малюнками. Вiн знаходить там стару бабу повитуху, Секлiту. От вона здоровенна, з величезною головою, окутаною у вовняну хустку. За нею бiжить з двома головами пес. Одна голова спереду, друга ззаду. Секлiта (вида?ться Володьковi) руха?ться в напрямi лiсу... Он той лiс. Балка якась, а далi не то ставище, не то нивка збiжжя. Над усiм палахкотить сонце. Фантазуючи Володько забува? бiль. Коли спиня?ться машина, до хати забiга? то батько, то хто iнший з робiтникiв "зобачити, що поробля? наш слабий". На другий день око зовсiм заплило гно?м. Машина вiдмолотила i на хуторi стало тихо. Батько роздумував: ?хати чи не ?хати по лiкаря? ?хати - грошей шкода, не ?хати - дитини шкода. I так у роздумуваннi минав день за днем. Кожного ранку i вечора дбайливо промивав вiн Володьковi рану. Промиваючи, питався: - Ну, як? Не краще?.. - Не знаю, тату... Не чую. - А болить?.. - Болить. - Ну, ну... Ти-но менi будь козаком... Мати парила молоко, варила я?чка, пекла для хворого коржика, а при хворому, траплялось, дiстане дещо i Хведот, який чапiв тут невiдступне. Промивати ока Настя не смiла. Матвiй бо?ться, що "вона" не потрапить i чорт батька зна що напецька?. Настя не сперечалась. Вона тiльки вечорами, коли гасили свiтло й усi клались, довше нiж звичайно простоювала навколiшках та молилася щиро i тепло. Вона чекала чуда i чудо сталося. По двох тижнях Володько виразно вiдчув, що око його збереглося. Воно почина? вже ворушитися та продира?ться назовнi. Корови ввесь цей час прийшлося доглядати самiй Настi, зате не було кому затопити, щоб "який там харч спартолити". Але Матвiй не проявляв невдоволення, хоча той харч часом зовсiм зле був "спартолений". Що подi?ш? Не розiрветься ж "вона" дiйсно. Минуло ще пару днiв. Володько знову гонить корови. Око вже го?ться. "Слава Богу,- дума? Матвiй.- Обiйшлося без утрати". Вiн приходив щодня втомлений з корчунку, спокiйно сiдав за стiл, комляв хлiб, ?в бараболю зо шматком сала, заходив до худоби, а опiсля лягав. Володько згадав про песика, якого принiс Василь. Одного разу пита? Василя: - А де твiй собачок? Це було пiд вечiр, коли Василь пригнав саме з пашi худобу. - А ти ще його не бачив? - хвалиться Василь.- Це вже такий псюра, що ой-ой!.. Не скажеш мамi, то покажу... - Дурний би був казати,- диву?ться Володько з Василево? на?вностi. - Ну, то ходи... I вони пiшли за клуню, де ростуть кущi агрусу, малин, бозу тощо. З цього боку стiна клунi не задельована дилями, а лише заложена мiцно зв'язаними батьком в'язками пшенично? соломи. А батько, коли вже в'язав в'язку, то в'язав. Як камiнь. Дiйсно з таких в'язок можна стiну мурувати. Оцi?ю-то солом'яною стiною покористувався Василь, щоб заховати свого собаку. Вiн висмикав одну в'язку, зробив у стiнi кубашку, вистелив ?? м'якенькими тринами i там щеня вселив. Кожний день приносив йому туди ?сти "помийок" з муки, молока та води. - Вiн вже не слiпий... Бачить все i п'? молоко, як кiт,- поясню? Василь, тримаючи песика перед самим Володьковвм лiвим оком. Цей взяв його на руки: - Аа,каже.- Тяжечий який. Ну, мiй собачечка... Мiй баця... А ?сть вiн хлiб? - Що ти ще хоч,- нiби оправду?ться Василь.- Вiд такого щенюка хочеш, щоб вiн вже ?в хлiб. Але вiн хутко ?стиме. - А Хведот ще його не бачив?.. - Нi. I не треба. Цей розбовта? всiм. Собачка злегка тремтiв i пискав носиням. - Ну, нiчого,- авторитетно заявля? Володько.- Гарний щенюк. Ти добре зробив, що взяв його. У господарствi мусить бути собака. На... А матерi я не скажу... ЗА ЗЕМЛЮ Володько пас уже давно корови, але око якось не го?лося. Батько довбавсь у ньому сво?ми пальчищами, малий терпiв бiль, цiпив зуби, але наслiдки зо всього поганi. По лiкаря ?хати дуже не хотiлося Матвi?вi. Це стiльки коштуватиме, а до того ще й часу нема?., То сюди, то туди. То до Лебедей, то Григорчука, то на ярмарок... То корчунок. Знову нова лиха година принесла новий клопiт. Матвiй порiшив був дочекатися понедiлка, запрягти конi i вiдвезти малого до лiкарнi... Прийшов понедiлок. Нi, дума?. Доорю оце вже зяблю... Погода тепер довго не затягнеться, а у вiвторок по?ду. Коли ж то приходить зо школи Василь i першими його словами було: - Тату! Застав'? прода?ться... - Що? Як то? Де? Хто тобi казав? - Цiле село говорить. Люди сунуть i сунуть де двора. Вже, кажуть, на куплю записуються. - От тобi й на! Ще ж вчора нiчого не було чути. Ну, стара,- каже Матвiй.- Програне наше. Нiчого тепер не вскубнеш. Розумi?ться, така вiстка зовсiм перебила Матвi?в намiр ?хати до лiкарнi. Мусить пiти до двора. А тут пополуднi пригнався засапаний Матвi?в брат ?лисей. - Зна?ш?.. Застав'? прода?ться. Оце я прибiг, думаю - побiжу, а то розхватають, а ти й не знатимеш нiчого. Уже запис iде. Ходiм!.. - Сiдай-но. Ми ось пополуднали, але ти ще щось з'?си... - Аа, нiколи... Нi-нi. Не роби турботи. Спасибi - я... Але Настя вже краяла на полумисок кус вареного сала. Само собою, ?лисей кусник-другий взяв, хлiб намастив, щиро насолив... - А як, ?й-Богу, дешево,- казав поспiхом ?лисей.- Всього триста, - наголошував на а.- Та це просто дешевка. - Дешевка то дешевка. Рiзал-ма з такою дешевкою. Де ти тепер що пiрвеш? Звiдки вичавиш?.. Ти ж зна?ш, що задаткував я оту он там латку. - Тьху!.. - живо сплюнув ?лисей.- Не журись. Ходiм-но до двора, а може, що й видума?мо. Може, як пiвдесятини подужа?ш, а ми з Пархвеном пiвтори, а разом двi загорнемо,i чвиркнув прудко i далеко крiзь зуби... - Ох, тошненько менi та нудненько менi,- тошнiла Настя. - Тошненьком не поможеш,- перебив ?лисей. - Штука сказати: сто п'ятдесят рублiв. А ти ?х добудь. Звiдки? Дiтей, оту загнибiду стару продам? Хто ?х купить?.. Загнибiда образилась. - Не патякай, не патякай. I сам добра загнибiда. - Ах, все то фрашки. Не сварiться. Пiдем,- квапив ?лисей. Новий куцан, з сивого сукна домашнього виробу, щiльно обтягнув широкi Матвi?вi барки. У руки попав якийсь костур, i брати пiшли. - Ти, Володьку, пiдеш до худоби, а Василь хай пiде й доволочить за конторою зяблю, бо бодай би чорт сльоту не навiв,- видав Матвiй сво? останн? розпорядження. А небо дiйсно зачухмарилося i розкуйовдженi ковтуни хмар поволi висувалися iз захiдно? сторони та розповзалися по небi. Поривний вiтрище тiпав полами ?лисе?во? гуньки та Матвi?вого куцана. Дорогу вибрали навмисне через Застав'я, хоча це трохи далi, щоб зайвий раз окинути досвiдченим мужицьким оком цей дорогоцiнний шмат поля. Ех, i поле, поле! Не забуде його нiхто, чий погляд хоч раз зупинився на ньому. Рiвне, покотисте на полудень. З двох сторiн оточене хвилястими берегами рiчки. На пiвночi вiд холодних вiтрiв захоронено сосниною. На заходi та пiвднi "багна". Колись це справжнi багна були, та час висмоктав ?х, а лишилася тiльки назва. Тепер там дядьки отаву косять, огонь кладуть та пасуть конi. Частина Застав'я належить монастиревi i так Монастирищем i зветься. Звуть це ще й Городним, бо, кажуть, був тут колись старий "город" - мiсто, що Гай-город звалося. Решта належить якiйсь русскiй княгинi, яко? нiхто нiколи тут не бачив. Кажуть, у Парижi живе, а ма?тком завiду? поляк Ревський, що гра? тут першу скрипку. Обличчя товсте, розплиле, очиська вилунились, а пiд ними нiби по калитцi повiшено, рот широкий i страшенно наподоблю? жаб'ячий. Отому-то красуневi належить у дiйсностi ця земелька. Вона чорна, товста. Росте на нiй i пшениця, i буряк цукровий. На монастирському до цього часу зберiгся порядний горб. Там можна бачити черепки, кусники дахiвки, цегли. Якiсь пани часто там з мотиками та лопатами нишпорять - скарби захованi шукають. Що то значить пан... Усе легко хлiба хоче. Так гуторили про Городн? люди. Було там мiсто, але татари рознесли. Тепер череп'я одне та горбик лишилися. Багато часу минуло, багато вiтру прогуло, багато в рiчцi води витiкло, багато хмар по оксамитi неба проповзло, аж поки не дочекалося, що куплять його оцi натрудженi суконнi дядьки та по-свойому, по-мужицькому, поплювавши долонi, з Богом за працю вiзьмуться... А чи то вже й дочекались? I ступали м'яко, нечутно чотири ноги в постолах по зораному шпеничниську. Назарiк ячмiнь тут люди сiятимуть - мiркують брати. А ноги все далi i далi ступають. Поле тiка? взад. Ось долина, пригорок, знову долина. Вузенька, глибока, в двi колi? дорожинка вiд полудневого заходу до млина протина? поле. Далi Городн?. Тут колись розшалiлий варвар плюндрував здобутки пращурiв оцих самих дядькiв, а самi вони топчуть постолом чужу порожню землю. Над очеретами пливуть отари сiрих, буцматих хмар. Напружений гострий зiр братiв сповза? мiж ними та очеретом на протилежний бiк, де за пригiрком розпочина?ться панський парк, густий, розлогий, з розкиданими старими будiвлями та недокiнченим кiстяком напiвзруйнованого палацу. - Поквапимося,- каже ?лисей.- Глянь, як через Плоське пруть людиська. Дiйсно, через Плоське пруть людиська i все в напрямку парку. Пруть. Уперто, дружньо... Зiр ?х - гострий, сухий, думка ?х - одна, жеврiюча, тверда! - Пiвдесятинку б? Добре було б!.. Ех, як добре! - Поквапишся...- дума? вголос Матвiй.- Куди i чого поквапишся? Ну, i за що я вiзьму ту землю? Але ноги ?х все-таки прудкiше пошелепали постолами i ступи ?х ставали все твердiшi, все рiшучiшi. Перегiн... Змагання... Он люди Плоським пруть, а ?м же цiле ставище коло Чернечого млина обiйти треба. Коли дiйшли до парку, там ро?лося вже безлiч люду. Кожухи, сiряки, свитки. Чоловiки, баби, дiвчата, парубки, дiди, дiти. Вирувала мужичня по розлогих дорогах парку. Гомонiла щоденна, безбарвна гутiрка i ревiли вгорi вiтри, надсаджуючи хрипи велетенського розмiру осокору. Ялини скидали довгi шишки, а попiд ними гикали iндики, та бундючний павич борсався здоровенним сво?м хвостиськом у кущах пахучого ялiвцю. А ру?ни палацу, мов зубатий череп, угрузли в землю. Вiтер гонив у ньому нечисту силу, скавулiв, стогнав. Побожнi люди здалека вже хрестились, пiдходячи нiчною порою до нього, хiба що одчайдушний п'янюга Середа, iдучи з шинку, зайде до нього i спокiйно собi пiдночу? та нових сил набереться. Але найбiльше юрбилось народу на старому дворi, коло "поко?в" двiрського завiдця. Ну й же й люду. Безлiч. Видимо-невидимо. I кремезнi, i щуплi, i носатi, i кирпатi. Деякi пики так i просять цеглини, а деякi - бублики з медом. Але не мало й таких, як Матвiй. Здоровечi, барчистi, з широкими бородами, з лисинами... Це все "порадошнi", "хазя?ни". ?м честь i повага. Вони в усьому толк знають, вони дiло ведуть. Угледiвши братiв Довбенкiв, гурти мужикiв заворушились. - О, диви! I Лебедчук! Дай Бо здоров'я!.. - Дядько Матвiй! Здоровi були!.. - Кум! Помай Бiг!.. Як ма?мось?.. Матвiй та ?лисей не встигали вiдповiдати на поздоровлення. Поважнiшi коло Матвiя купчаться. - Чому той люд не йде до пана? Чом отут тупцю?? - пита? Матвiй. - Кажуть, оконом ще не при?хав, чи що. - Хай йому чистець, що того наперлося... - По грядцi роздеруть... - Аби-но хрч по грядцi хватило... - I як його ота чутка шириться?.. Диви, ще вчора нiякого слуху, а сьогоднi, нi сiло нi впало... Тьху!.. - А з хати до хати чутка перекида?ться. Земля. - Ось диви, Лебедчук де, i той прочув... Матвiя дехто Лебедчуком зве, бо мешка? вiн на лебедськiй землi. - Та,- каже Матвiй,- той Лебедчук ближче до Застав'я, нiж ви. А земля сама тягне мужика, як стерво собак... Вона сама пiдкаже... - А хай би менi пiдказала, де грошей взяти... Грохонув регiт... - О, i то пiдкаже, коли опора?ш та засi?ш нивку пшеницi,- вставив свою мудрiсть ?лисей i чвиркнув крiзь зуби. Один дядько, що сидiв дуже низько на якомусь камiнцi, зовсiм невигiдно, устав i проговорив: - Бодай би його кольки скололи. Сидиш, сидиш, аж спина стовпом стала, а дома ж роботи до повiтря. Хай би вже чи се чи те... А то чорт батька зна що... - А чи й дочека?мось ми сьогоднi?.. - Хал?ра його, вибачайте, зна?-Iшов сюди Матвiй не даремно. Хоч i бiдкався вiн, де ма? дiстати грошей, але надiя, "що якось-то воно все-таки буде", не кидала його. I не встиг вiн, прийшовши до двора, як слiд оглянутись, коли вже його оточили десяткiв зо три найповажнiших хазя?в. Бо нiхто .з них не мав стiльки досвiду в купiвлi землi, як вiн, хiба що, може, Мартин. Але той уже "тiльки нахапався, що,, як то кажуть, i через губу йому пере-того... А без Матвiя нi одна купiвля не обiйшлася. I коли викупляли Тимошiвщину, Матвiй самий, без брата ?лисея, що тодi ще "у москалях унтирцером" служив, двi з половиною десятини закуро?в. Було сутужно, костi не раз вiд працi трiщали, але витягнув. Пiсля отой Осовець. I тут двi десятини. Та тут уже разом'з ?лисе?м. А там знов Лебедщина навинулась. I так усе одно за одним - покiйний Хведiр та Матвiй скрiзь перед вели, усi громадськi справи до пуття доводили. Скiльки того попоходилося та попо?здилося. То до Острога, то до Жито-мира, то до самого Ки?ва. Коли викупляли Лебедщину, Матвiй одвiз до Ки?ва мiшечок, так тисяч двадцять, самих золотих "iмперiялiстiв" - копiйка в копiйку, громадських грошей. I довiз. А це ж вам ризик, тiльки подумайте, що його переболiв за ту дорогу, скiльки тих нещасть могло трапитись,однак Бог милував. Такому чоловiковi, само собою, всяк вiру йме. Його i сюди i туди. Чи то довiреного треба, чи заступника вiд громади - кого? Звiсно, Матвiя. Без просторiкувань. I вiн йде, i робить. Тому й тепер юрба чоловiчих та бабських свиток оточила Матвiя. Громада мусить же довiдатись, що там i до чого. Чи ? той економ, чи нема? Чи думають вони поважно з тi?ю землею, чи так лише качку пустили, аби дурний мужик потоптав трохи чобiт? I почали поговорювати, кого б вибрати та пiслати до пана. Почали натякати на того, на iншого, а врештi i на дядька . Матвiя. А кому б, як не йому краще такi дiла знати. Той тобi любого пана навколо пальця обвине. I показний, i розважний, i толк зна?. - Ану, дядьку Матвiю... Пiдiть-но... Хай йому частець, отак тут за гарма-дарма чапiти. Але Матвiй з мiсця вiдмовля?ться. Вiн, мовляв, i так не зна?, що ще з того вийде. Чи буде вiн ще купувати, а чи й нi, бо зв'язався з Григорчуком, а то ж, звiсно, пiвтисячку рубликiв треба вилiчити. А тут уже, далебi, хоч би й хотiлося, духу не вистачить, не потягне зi свого господарства бiльше. Вiн прийшов лише так собi, подивитися, послухати, як то люди купуватимуть, а самий то вже гзй-гай. - Чого ж гай-гай,- вставля? слово Мартин, що стояв трохи збоку i прийшов сюди також "тiльки подивитися та послухати"... - Но,порушу? головою Матвiй i збива? на потилицю свого засмальцьованого кашкета,воно б то, звiсно, того... Розумi?ться. ,Та правду кажу - не втну бiльше. А ви, Мартине, i без мене ту справу обчухрали б. Мартин i справдi господар поважний i "топковий", але до нього громада вже з обережнiстю ставиться. Той того, що зветься, через губу, накупився i ласувати йому на клапоть того поля не годилося б, коли стiльки iнших покупцiв найшло, яким, либонь, потрiбнiше, нiж Мартиновi, те купно. Тому про Мартина помовчували. Але Мартин зна?, що й до чого. Вiн сам i не преться куди не слiд. Звернувся рiшуче до Матвiя: - А, нiчого вам, Матвiю, стягатися. Мусимо i то знати, що це наша остання купiвля. А дiло зробити треба. Я сам пiшов би, та менi того не личить, на поле я i не чигаю - от хiба клапоть стависька та, кажуть, млинок. Натовп прогудiв щось невиразне. Чи то одобрювали Мартиновi слова, чи то заперечували. А Мартин вiв сво?: - Що там не кажiть, а й вам десятинка ще придалася б. А ви, скажiть, люди чеснi, чи не заслужився той чоловiк у громадi? Скiльки-то вiн попоходив та по?здив, та з тими панами, та з грiшми. Та iнший би з вас стiльки злупив, що аж пальцi було б видно, а що вiн дiстав за свiй труд? Карбованця вiд пана на горiлку... Самi зна?те... О, Мартин зна? що й до чого. Обходить кого треба та й про себе не забува?. Матвiй з мiсця пом'якшав. Можливiсть набути ще одну десятинку пiдкуплювала його надзвичай. Та це ж бо було б цiлi сiм десятин, а там, за пару рокiв ще десятинку придбав би, i його бахурi сливе забезпеченi... А люду, що тi?? води в повiнь - усе прибува? i прибува?. Цiле широке подвiр'я, весь парк - скрiзь повно, скрiзь товчуться, гармидерять, бiдкаються. Погода почала капсiти, небо насупилось, зсунулось, зда?ться, аж на голови дядькам налягло. Ось-ось розсльозиться. I Матвiй дався намовитись. Удвiйку з дядьком Харитоном, отим самим, що ма? поле межа в межу з Матвi?м, пiшли до панських поко?в. Люди ж, розбившись на гурти, гомонiли далi i чекали. Бути поважним та статечним не робило для Матвiя нiяких труднощiв. Чоловiк, що не кажiть, у формi. Йшов i роздумував, що сказати, як сказати - мусить його толково та з розумом, дiло ж немале. Поко? панськi низькi, старосвiтськi. У дверях Матвiй мусить сливе голову нахиляти, щоб не буцнутись об одвiрок, видно, не для таких вони будованi. Оконом, видно, на свiй зрiст ?х вимiряв, бо ж не всi можуть такими Матвiями бути. Зате скрiзь тут затишно, та притульно, та м'якенько. Ситiсть тут чу?ться та вигода. Уже самий передпокiй чого вартий,- килими, кажуть, перськi, тапчанчик м'який, кiлька таких ослончикiв та крiсел плетених" "Чи витримав би, коли б так сiв?" - мiрку? Матвiй, дивлячись на тi турецькi витребеньки. I хто його може на такому сидiти? Пан? Так вiн же сам, хоч куций, пудiв вiсiм важить - жлукто таке, та й панi його не менше. От хiба донька ?х - ?дина стать, що на людину подiбна, зросту хоч i не високого, та струнка i нiжна, i голос дзвiнкий, хiба що лiтери "р" як слiд не вимовить, замiсть "русска" у не? виходить "лусска", а замiсть Ревська каже "Левська" i так ?? Левською ще у школi й прозвали. Пана дома не застали. Був вiн, зда?ться, у Мизочi, а за нього говорив його заступник, чи писар, чи повiтря зна що вiн таке - молодий, на диво тоненький i хирлявий панок хлюстоватого вигляду, що дуже натягнуто i роблено-поважно заявив, що воно, мовляв, так i так... Пан дiстав дiйсно вiд власницi княгинi телеграму з Парижу, щоб ма?ток продати, але коли та як - нiчого ще не вiдомо. Отож i по?хав пан до мiстечка, щоб там докладнiше у адвоката довiдатись, i паничик дума?, що вiн скоро вернеться i тодi буде виднiше. Але сьогоднi то ледве чи станеться, от хiба завтра. По-друге - тут стiльки того люду навалило - де ж його зо всiма розмовляти. Мусять вибрати уповноважених, як слiд, i передати в ?х руки справу. Запитав Матвiя, чи ви ? таким уповноваженим. Нi. Матвiй лише ось хоче запитати. Ну, то iдiть i виберiть уповноважених, а тодi вернiться. Ага. Ще одно: що до продажу Застав'я, то мова йде лише про його пiвденну частину зi ставом та млином. Решту землi затриму? за собою пан оконом. Усе то було сказано, звичайно, по-росiйськи, "по-панськи". Панок iнакше говорити не може, але дядьки до такого, звiсно, давно звикли. Де ж ? такi пани, щоб говорили по-людськи. На те вiн такий тоненький, та тендiтний, i обличчя в ластовиннi, i волосся м'яке та ясне, мов у ляльки, i довгi та прозорi пальцi, що, ?й-Богу, можуть поломитися як скло. Але мову його передали висланцi народовi слово в слово. До цього додав вiд себе Матвiй, що гаразд було б подiлитись людям на гурти i кожний гурт вiд себе одного вiдпоручника вибере, а тi знов разом виберуть уповноваженого. Матвiй-бо зна?, що як почнуть усi юрбою "вибирати" - нiколи нiкого не виберуть. Звичайно, пiднявся в народi рух, рейвах та гармидер. Во-но-то було б гаразд по-Матвiйовому, але як його той народ подiлиш? Хiба що за кутками. Запорозький куток окремо, Шинковецький окремо, Зарiчанський окремо i так його гуртiв двадцять набереться. Селяни не вмiють робити щось на галай-балай. Треба обмiркувати, що i як та з якого боку, а тодi вже i до дiла. Сiм раз вiдмiр, а раз вiдрiж, каже мудра народна приказка. Мовляв, добре розжоване нiколи шлунковi не завадить. Але на це треба часу! Боже, скiльки на це треба того дорогого часу. Тому знов Мартин виступив: - Люди добрi! Нiколи над цим довго сушити голови. Нiч на носi, а до того, диви, i сльоза розпiчнеться. Поки воно на тi гурти розiб'?мось, та поки се та те, то й часу не хватить i нiчого ми не зробимо. Краще його одразу громадою вибрати дво? чи, скажемо, четверо люда i хай роблять списки. Я пропоную дядька Матвiя. Чоловiк у цих справах битий, i нiхто краще за нього цi?? роботи не зробить. А вже вiн хай добере собi помiчникiв сам. Чи добре кажу? - Просимо, просимо! - впало кiлька голосiв.- А так! I справдi, i чого його товктися на мiсцi,- загомонiли iншi i тих голосiв усе прибавлялося й прибавлялося, хоча загалом говорили без ладу i без складу, що i сам дiдько не розбере. - Люди добрi! - обiзвався Матвiй,- Послухайте ви i мене. Усi добре зна?те, що тепер я не можу брати на сво? барки такого тягару. Iнше дiло було при купiвлi Осовця чи Лебедщини. Там я сам брав кiлька десятин, то за одним мiг i iнших клопоти на себе переняти. Не те тепер. Тепер я чи вiзьму яку там пiвдесятину, чи не вiзьму, то посудiть самi, чи менi варто брати той клопiт на свою голову. Хай це беруть iншi - он дядько Мартин, чи Дам'ян, чи Харитон, чи мало ? тут нас таких...- i Матвiй розводить довкруги рукою. Громада насупилась хвилево мовчанкою. Дядьки почухували потилицi, попльовували, видно, мiцно мiркували. Во-но-то, либонь, якось би треба почати, та на яку його ступиш. Гармидер, що пiсля цi?? мовчанки зiрвався,- бо кожний, надумавшись, хоче висловитись,- заборсав справу ще дужче. Кожний говорив i нiхто не слухав. Кожний щось радив i все щось iнше. Нарештi до слова прийшов старий Кальчук, що деякий час радився з Мартином. ? то високий, як вежа, тонкий, довгоши?й, з горбатим тонким носом, чолов'яга, що завжди, досить до речi, потрапить мiркувати. Вiн виступив на якесь пiдвищення i глухим, горловим голосом почав говорити, що коли громада хоче щось робити, то треба робити, а не товкти воду в ступi. Ми прийшли сюди не пащекувати, а робити дiло. Коли дядько Матвiй одмовля?ться - його дiло, i вiн ма? рацiю. Бо ж, посудiть розумом, кому б це хотiлося за гарма-дарма чужi клопоти на себе брати. Але я так мiркую: кожне дiло нотребу? доброго чоловiка. Хто може лiпше це зробити вiд Матвiя? Нiхто. I я кажу просто: дядько Матвiй пiде, я вам кажу! Але ми мусимо за те вiддячитись. Сам вiн хоче пiвдесятини брати - додаймо йому ще пiвдесятини вiд нас усiх, i шабаш! I якщо всi згоднi - йдемо на Шинкiвцi, робiмо списки та пiдписуймо з дядьком Матвi?м догоду. Чи згода? Громада довго не слухала, що там той Кальчук говорить, та коли всi втихомирились, почали слухати його уважно. Здавалось - той говорить до речi. I коли вiн скiнчив, громада щось загула, щось, анi так, анi нi, але скорше так, коли тут чорти вирвали Мотрю Нестериху. Ця куценька, грубенька, нiби капустяний качан, осiбка була вельми неспокiйною i вже давно поривалася щось i собi сказати, та ?? все до слова не пускали. I аж тепер прийшла ?? година, вона рванулась наперед i задзеленчала на цiле горло: - Ой, менi, Господоньку святий! Ой, Господоньку та Матiнко Божа! I кому це ми ще ма?мо кланятись до землi, та просити, та просити, та ще й землю йому викуповувати? Чи ж у нас стiльки тих грошей, що й самим не треба? Ось так: тому пiвдесятини, тому могорича, тому те, тому се, а тобi, бабо, облизня. А ви, люди, й не знайте, що як помер мiй отой гниляк Нестор, то лишив менi двi грядочки поля, що одна курка хвостом закри?, та копицю дiтвори до того. А що я тепер з тими бахурами? А звiдки? А як? Найстарший - тринадцять, другому одинадцять, третiй дев'ятий пiшов, четвертому... - Тю, на тебе, дурна бабо! Свят, свят, свят! Втихомирся! - загукали на Мотрю. - Треба було менше ночами, а бiльше днями працювати,- докинув котрийсь. - Дурна, дурна! - заверещала Мотря, аж ?й голос зривався.- Завжди дурна, коли бiдна. Не бiйсь, он тому багатi?вi так на, бери, а тобi нонами витикають. То ? таке "правленi?"? - Ото-то-то! Вискочила лепетуха,- перебила Мотрю баба Велiтка.- Дуже ти на всьому тямишся, а борщу людського не вдаси зпартолити... - Ой, менi людоньки! - сплеснула Мотря долонями, що аж ляски пiшли.- Дивись! А тобi ж то що до того? Зубата яка найшлася. Тьху на твою голову! Та чи ти зна?ш, що я ще любого чоловiка за пояс заткну! - Го-го-го! - озвалася юрба. Усiм це, видно, подоба?ться. - А Нестеров! костурi вже забула. Як смикне, бувало, той "гниляк", то аж пищиш, га? - докинув котрийсь. Знову регiт. - Стало бути, що тут бiднiй людинi i слова "нiдзя" сказати? - заступився хтось i за Мотрею. Був то Iван Гуца, по-вуличному Панок, що десять рокiв у графа Сангушки за льокая служив, iнколи "по-панськи" закидав i фрак старий, старосвiтський, цегляно? барви носив на животi з мiдяним ланцюжком вiд годинника, бо самий годинник уже давно "не д?йствував" i рокiв десять у прискриньку лежав. Почувши голос за собою, Мотря таку веремiю зчинила, що хоч тiкай. Вона розжалобилась, з очей потекли сльози, хустка ?? набiк зсунулась. - Не согласии! Не согласии! - пищав Панок.- Не будемо комусь там землю викупляти! Досить i сво?х ротiв ма?мо! Почалась справжня колотнеча. Мотря тарахтiла, мов розбитий вiз, що котиться згори по кам'янiй дорозi, розкидала кужими руками, била кулаком об кулак перед самим носом Велiтки, а та й собi не дармувала, обидвi верещали, мов навiженi, сукали одна однiй дулi, нi одна не могла iншу анi перекричати, анi перемогти, i коли напруження дiйшло до найвищо? точки, ?м не залишилось нiчого iншого, як ухопитись навза?м за коси. I так патраючи та скубаючи себе зо всi?? сили, вони вперлися на мiсцi - анi туди, анi сюди i при тому вивiскували, мов кобили, коли до них залицяються жеребцi. До цього негайно включився весь жiночий актив. Створилось одразу двi партi? - одна за Мотрею, друга за Велiткою. Бiй розгорiвся. Чоловiки лише пiд'юджували та надривали а реготу животи, але до бiйки не втручалися. Лише Iван Гуца-Панок та ще дво?-тро? лицарських душ не змогли встояти безчинно. Вони тупцювали сюди i туди, забiгали зо всiх бокiв довколо воюючих, кричали, а найбiльше перешкоджали. Незабаром Мотрi потекла з носа юха, хустка зовсiм злетiла, волосся нагадувало копицю сiна пiд час буревiю, але вона боролася завзято, хоча бiльша Велiтчина партiя явно перемагала. I якось так сталося, що Iван Гуца попав у саму гущу подi?, спотикнувся на якусь бабу, полетiв шкереберть i за одну мить на ньому височилася цiла купа жiнок, так що йому нiчого не залишилося iншого, як на цiле горло, нiби його рiзали, верещати. - От Панок! От так Панок! - викрикували з натовпу смiхуни. Бачучи таке, Матвiй лише сплюнув, вiн терпiти не мiг "отого чортового баб'я" i вiдiйшов набiк. За ним пiшло кiлькох iнших - ?лисей, Мартин, Кальчук, Харитон. - Хай чубляться, а ми ходiмо до банку на Шинкiвцi списки робити,- казав Матвiй. За колотнечею та за пiтьмою, бо вже вечорiло, баби зовсiм не запримiтили вiдходу "головарiв", а коли партiя Мотрi була остаточно переможена та коли на полi бою залишились тiльки пошматованi хустки i тощо, i шановнi тiтки голосно сякали червоним, а Панок вирiвнював сво? потурбованi костi, в той час нi одного з поважнiших чоловiкiв не було бiльше на мiсцi. До того ще з поко?в вибiг той самий тоненький панок, що розмовляв з Матвi?м, i заявив, що як тi не розiйдуться "геть до чортово? матерi", то вiн прикаже випустити на них гончих собак, i це вплинуло досить переконливо. Оглянувшись сюди i туди i побачивши, що навкруги вже нiкого з тих "головарiв", Мотря знов заверещала i ще бiльше затурбувалася. - А! Дивись менi його! Повтiкали - рiзун ?х матерi! - i мерщiй посукала короткими ногами, плутаючись у довгiй спiдницi, в напрямку Шинкiвцiв. За нею подалася i вся ?? гвардiя, що прийшла сюди здебiльша отак собi "на людей подивитися". Iван Гуца, кляпаючи задрiпаними крилами свого фраку, що сягали йому сливе до п'ят, i собi пошкандибав за ними. Починав накрапати дрiбний дощ. Списки складали сливе до пiвночi. Будинок кооперативного банку не змiщав таку спусту народу, тому всi, що прийшли пiзнiше, опинилися за порогом i мусiли киснути пiд дощем. Мiж тими була, розумi?ться, також i Мотря Нестериха. Вона i тут пробувала домагатися "свого права" i бунтувати, але ?й iншi одразу заявили, що "як ви, бабо, не втихомиритесь, то дiстанете по мармузi i пiдете собi до повiтри лихо?", пiсля того нiчого iншого не лишалося, як "зацiпити писок" i, шморгаючи носом, тихо хлипати собi в кулак. "Вони хiба знають, отi камлi?, отi... отi проклятi, що тебе болить? А звiдки ?м це знати? Вiддалася за отого чортового горбуна, смердiв-смердiв, хирляв-хирляв, ночами спати не давав... А дiти сипались. А тепер? А тепер ось ма?ш. Вiн там зогнив, а ти тут мучся з його дiтьми, пухни з ними з голоду... Коли б ще якось ту пiвдесятину набути, але хiба тут допнешся за тими багатiями та тими чоловiчиськами, що тебе, бiдну бабу, анi не пустять нiкуди, анi ходу тобi не дадуть. Клуньчину, думаю, продати, та ялiвку, та яблук пару десяткiв пудiв, то, може, воно i щось вийшло б... Воно-то i без клуньчини бiда - щось там збереш з поля i де його ту мiзерiю зложити. А скiльки намучились, поки ?? злабудали, плечi облазили, як носила з Бущенщини-крокви, та лати, та балки... Усе то на плечах мо?х..." - Ой, видно, та баба хоче дiстати по пицi,- зазначу? котрийсь там спередi, з намагою повертаючи назад голову. - Чи вам, тiтко, часом. Бог дасть, не зацiпить? - дода? iнший. - Ага!.. Зацiпить,- було ?? останнiм протестом. До пiвночi чекала i рюмсала собi пiд нiс, але зовсiм мовчки. А вписали ?? на пiвдесятину десь уже в серединi списку, чого вона й не знала, але додому вона не йшла, все не вiрила. А що як вiзьмуть та одурять "дурну бабу". Нi, вона вже краще посто?ть, та помокне, та припильну?. Вертаючись геть по пiвночi пiд дощем додому, Матвiй нiс зi собою невеселi думи. Земля-то земля, а от де його тих грошей дiстати. I як вiн усе то сам подола?. А тут ще й працi стiльки - i старо?, i ново?, i все ?? прибува? та прибува?. Коли б мав хоч порядного помiчника дома, а то ж усе таке от.... Сам i за плугом, i за бороною, i конi впорай, i води принеси... Нi, нi. Невеселi думи нiс Матвiй зi собою, вертаючись тi?? темно? ночi до свого хутора. Щосереди у малому мiстечку Мизочi, що сiм верстов вiд Дерманя вiддалене, ярмарок. Другого дня i була якраз середа. Сльотило i шугав вiтер. Але дорогою до Мизоча з самого рання тягнулась валка возiв. Хто везе веприка, хто вiвцi, де в кого ялiвка за возом тягнеться, ?хали, ?хали i ?хали. I все це мало пiти на викуп Застав'я, усе то мав бути завдаток, хоча нiхто ще нiчого не знав путнього, чи буде з тi?? купiвлi що, чи не буде. По-перше - нема ще нiчого певного вiд пана, по-друге, чи тих пара сотень десятин вистачить на стiльки люду. Доведеться декого зi спискiв скреслити, декому норму скоротити. Та люди на це не зважають. Але Матвiй ще не ?хав на ярмарок. Вiн же мусить знов до двора на збори тiпати. Треба ж до того пана добратися, треба ж чогось певного та ясного добитися. Коли вже упрягея уi плуг, то вези. Ще зовсiм рано, а бiля ганку поко?в товпляться люди. Така зборня - хоч куди. i говорять, i регочуть. Про се i про те мiркують, а головне, як i де грошей дiстати. "То, трасця матерi, казали: впишися, Семене, пайщиком до банку та впишися. Нi, рiзал-ма' - не послухав. А тепер дулю, не позичку, дiстанеш",- мiрку? не один дядько. А все-таки той банк ?диною надi?ю села. Шкода, що ма? його тiльки "панська" часть, який не ?, а ?, "казьонцi" i такого не мають. Зате у них там "трахтир" он який пиша?ться. I взагалi тi казьонцi господарi, що з клоччя батiг, сама тобi голота, розважають "панськi". Тут також ще одна справа виникла, яко? учора не примiтили. Хтось подав думку, чи варто пускати до купiвлi "казьонцiв". Двiр, мовляв, належить до "пансько?" частини, то й викупити його мають "сво?". Тамтi мають монастирську землю, нехай ждуть на не? та Богу моляться. Ця думка припала до вподоби сливе всiм "панщизнянам". i знову крики, i знову колотнеча. - Та воно дiйсно не пустимо ?х. i сво?х досить,- гука? котрийсь. - А правда! Скiльки "наших" не дiстало, а тi, диви, загарбали он цiлi лани. - А що то там за такi сво? i не сво?? Усi ми люди i всi жити хочемо! - То i жий собi на здоров'я, а до нас не лiзь... - Диви, як його розпира?! I галас розроста?ться та розроста?ться. На цей раз уже не баби, а чоловiки. I коли зайшло геть далеко, тодi "казьонцi" заявили, що, коли вже на те пiшло, то тi?? землi не тi, не тi не куплять. Пановi, мовляв, усе одно хто ?? купить, але "казьонцi" можуть таку цiну нагнати, що хiба сам чорт ?? докупиться. I тодi Матвiй знов мусiв умiшатися. - Що це ви, люди добрi, мотилицю дiстали чи кат зна що... Вiн пропону? подiлитися. Отой клин, що входить до "казьонно?" частини - "казьонцям", решта "панським". Нi. Не согласни. Це буде кривда. "Казьонцi" дiстануть самi суглинки та мочарi. - Диви! - кричать "панськi",- йому, одному й другому, ще й вибирати заманулося. Прошу! Зводьте, мовляв, найкращий шматочок, де вам захочеться. Ха-ха-ха! Лихо ?х матерi. - Но, но, люди,- озвався Мартин.- Язик язиком, а дiло дiлом. Цiну нагнати кожний дурень потрапить. Хочете прийти до згоди - купите, не хочете - не купите. Не буде тут нiкому кривди, коли згодитесь, як каже Матвiй. - Ага! Хитрий ти! Собi бiльше хочеться! - бурчить котрийсь. А вголос додавалось: - Нi, люди! Коли ми не будемо мати таке ж право, як i всi - не бувать купiвлi! Чи не правду кажу? - Правду! Правду! - Щоб тебе з такою правдою та чорти в пеклi привiтали. Минув день, а до згоди не прийшло. Та й про землю нiчого певного. Матвiй з Харитоном усе ходять та ходять до двора, а пана оконома все нема та й нема. Усе село в напруженнi. Балачки тiльки про землю, сварня не вгава?. Де тiльки зберуться, де пара тих i тих, одразу горлають. - Ех, людоньки, людоньки! - каже старий Северин Задорожний.- Що тут сваритися. Ваша бiда - наша бiда. Земля дар Божий - хто оре, то й ма?. - То, дiду, за ваших часiв так думали. Тодi давали - не брали, а тепер не дають - то беруть. - Е,- махнув дiд рукою.- Вузький ста? свiт. - Що вузький, то вузький... - Як помремо - усiм стане широким,- мудру? дiд. Матвiйова Настя все-таки по-сбо?му радiла. Як-не-як, а сiм десятин - поле! Господинею буде. Дiтворi хлiб забезпечений. Тяжко то воно тяжко, але коли мужиковi легко... Та коли вертався "вiн", та коли виглядав, мов з хреста знятий, то руки знов опускалися. Чи потягне вiн сам оте тягло? Один Бог зна?... - Ну, як там Володькове око? - пита? Матвiй. О, хто тепер про такi дрiбницi, як те око, дума?. - Та нiчого. Вже либа?,- каже Настя. Матвiй перев'язав наяово, сам робив, сам оглянув. Видно, що го?ться. Це йому дещо полегшу да?. А другого райку знов до села палку?. Погода зовсiм розсльотилася. Грязюка, що в постолах не вилiзеш, а тут того чобота шкода. I так на всяку всячину того гроша потрiбно. Бiля банку знов повно люду. Знов сварня, знов гармидер. А пана все нема. Аж пополуднi прийшла вiсть, що "вже ?". Народ заворушився. Нiщо ?х тепер не стрима?, всi ставлять справу руба, i анi тi, анi тамтi не поступаються. Хоч ти ?м кiл на головi теши. До пана пiшли вже вiд "панських" i вiд "казьонцiв". Вiд цих перших - Матвiй, вiд других Горба?ць Микита. Дядькам довелося таки довгонько в передпокою посидiти, бо пан щойно "при?хали" i "вiдпочивають". По годинах чекання, вийшов нарештi i пан - живий та веселий хоч тяжкий, а вертливий, як фургало. Очi геть залило ка? шучками, i вiн ними либа?, мов жаба. Не почав одразу про купiвлю, а з iншого. Вiн же добi зна? дядька Матвiя, не раз про?жджав повз його хутiр. - Ну, як там у вас? Чи не скучно на безлюддi? - пта?.- Чи не страшно? - Е, пане. У нас нiколи скучати. А страшно лиш тодi, нема чого в рот уложити... Гуторили i гуторили i нарештi й до "землi" добралися. - Ну, як там нащот того Застав'я? - почав Матвiй. Пан напiвсмiшки, напiв з жалем почав, що нема о рiшення. Княгиня, мовляв, мовчить. У не? там заплута справи, мабуть, прийдеться зачекати людям до весни... Все там, бачте, заставлене, перезаставлене, банк дворянський, банк селянський, я сам весь дурний з того. - От тобi й на! I як його з цим до людей звертатися? - Ну, та що робити? - каже пан. - Та воно звiсно... Княгиня... В Парижi,- каже Горба?ць. -А люди так уже збулися. Дехто за безцiн,- додав| Матвiй. Панок хотiв ще погомонiти, але дядькам нiколи. Натягнули шапки i йдуть. Перед вiдходом Матвiй ще раз запитав; - Значить, поки що нiяко? надi?? - Значить, нiяко?! - каже пан. - Так бувайте здоровi! Матвiй нiс тягар, нiби на нього сто пудiв наложили. Аж угинався. Перед обличчя люду сором стати. Матвiй вилiз з панських поко?в першим, Горба?ць за ним. i першим його словом до людей було: - Iдiть ви, люди добрi, додому, нiяко? тут у чорта купiвлi. Усе то було...- додав негарну лайку. Люди витрiщали очi, дух ?м заперло, коротку хвилю все занiмiло. А як отямились, як усе загуло, загомонiло: - Та як? Як то? Що ви, Матвiй, добрий день з нас робите? Та як же так? Го-го-го! Гу-гу-гу! - Та що ж там той пан казав? - Та що казав. До весни, казав, чекати. Княгиня обанкрутилась. - От тобi й ма?ш! От тобi й накупили! А стiльки шелесту! Отак воно завжди - з велико? хмари та малий дощ. Отак воно... А дощ мрячiв, а грязюка по колiна, осiннiй день догоряв швидко, пiтьма тяжкою дергою лягала на землю. КУПIТЬ МЕНI БУКВАРЯ - Воно то, Господоньку, як подума?ш... Хто його зна?. Може воно для нас i краще,- говорила ввечерi Настя, коли Матвiй розповiв ?й, що сталося з купiвлею.- То но лишень подумай: набрати того не штука, але чи потягнули б ми стiльки... От тi бiднi дiтиська, що вони у нас бачать i знають. Навiть на?стися як слiд нема?. Шкода лишень - тi люди отак за безцiн худобу позбували. Хто тiльки з того мужичиська не наглумиться. Матвiй мовчить, i його злiсть бере. Отак за гарма-дарма стратив кiлька робочих днiв, а тут навколо стiльки того набралося - i корчунок, i зябля. Володько поправля?ться, око почина? дивитися i сливе не потрiбно його зав'язувати, у хатi здiйма? обв'язку зовсiм. Василь, через погоду, трапля?ться, по кiлька днiв не приходить додому i ночу? в селi у своякiв. Щенюка мусить Володько доглядати самий, вiн швидко росте i хтозна чи вдасться довго продержати його в схованцi. Ось тiльки пiдросте, щоб брехав, i тодi мама напевно погодяться. Вони тiльки проти зайвого на подвiр'? дармо?да. А ?сть вiн не однi помийки з борошна, а й кусники розмоченого хлiба i навiть шматки картоплi. Продали також Маньку Куцохвосту, i Володько пасе тiльки Рябу та теличку. Хоча мама й плакали за коровою, але йому це на руку, бо все-таки, як не кажiть, а двi хвостяки куди легше пасти, нiж три. А пiшла Манька, як кажуть, на люди, вiсiм рокiв прожила вона у Матвiя, привела вiсiм бичкiв i нi одно? телички. А яке молоко давала! Як спариш, бувало, пiд шкiркою саме масло. Купили ?? за тридцять вiсiм карбованцiв, ще молодою, а продали за п'ятдесят. Та хiба можна було ?? зрiвняти тодi i тепер. Тепер це корова, а тодi кусень сухореброго нещастя. Пiд кiнець жовтня почина? примерзати, i Володько може пасти на житах. Пашнi гарно рунились, розходу, як оком глянеш, шкоди нiде нi на пiпетку, по городах навiть капусти впорянi - розкошуй! Але Володько добре батькову науку тямить i стереже свою худобу пильно. Ряба, видно, дуже суму? за Манькою, все реве, а де тiльки, боронь Боже, яку худобину здаля вглядить, задере хвоста i драла. Володько не раз за сiм дурних наганя?ться, нiг не чу?, а що наплачеться. Корова бiжить, а вiн за нею. - На-на-на, Рябенька,- просить вiн ?? спочатку, але куди там "рябенька". Вона i не дума? слухати когось там далеко ззаду. Тодi Володько пiдносить i собi голос: - А куди ти бiжиш, щоб тобi повилазило?! А здохла б ти! - Та й це не багато помага?. Тепер хоч сядь та плач. Не легка, далебi, праця пасти таку навiжену скотину, тяжко цiлий той божий день за нею волочитися. Хоча Володьковi iнодi цiкаво бува?, особливо коли дещо вiд хати вiддалиться та залишиться на такiй самотi, що тiльки вiн, та корова, та теличка, обрi?, та небо. I десь-не-десь якась ворона пролетить... Почина? задумуватись, забува?, де вiн знаходиться i що робить. Iнодi йому зда?ться, що вiн зовсiм не пасе Рябу, а блука? в чарiвному царствi, мов той Iван Царевич, що свою царiвну, за горами та за лiсами, у три-дев'ятому царствi й государствi у полонi у Кощея Безсмертного, шука?. Лiс, долина, яр, так званi Вали, де, кажуть, був колись замок, чи фортеця, чи щось таке... А недавно цiкаво було: пiшов вiн з мамою "на Лебедське" опеньки збирати, i зайшли геть далеко за зруб, аж за Mapтинове займище. Вийшли на горбок i перед ними на пiвнiч простяглася широка рiвнина. Володько бував тут уперше. Здаля чи то межа, чи то дорiжка, низка дерев широких на тлi холодного неба, забудiвлi, огорожа. - Що там, мамо? - запитав Володько. - А, то Клони,- байдуже поясню? мати. А! Вiн уже зна?. Там же мешка? дiд Юхим, перший Матвi?в тесть, Василiв i Катеринин дiд, що у нього син Клим "з ума зiйшов", що ма? ту велику пасiку i "щось там до бджiл" зна?, i де живе тевер старша Катерина. Скiльки про нього наслухався Володько у млинi, що то чарiвник, характерник, що до нього самi бджоли летять, що ма? вiн таку дубельтiвку, на яку сама звiрина бiжить, що якогось там колись пана Борщовецького за нiс водив... Так от де вiя живе? Володько тут ще не бував, бо мама не хочуть сюди ходити, щось вони на того дiда гнiваються, але Володьковi страх як кортить побувати там i пiзнати того дiда ближче. Вiн бачив його кiлька разiв, але то було все-таки не те. Десь бiля церкви, мiж людьми, завжди з кимсь. От коли б так з ним сам-на-сам, та поговорити, та розпитати, як то вiн тi чари робить, та хто то його тому навчив. А мiсце тут гарне, та тихе, та барвисте, особливо влiтку, як усе цвiте та бринить. Але й тепер тут дуже гарно. Зеленiють руннi жита, небо десь отуди за той темний лiс водоспадом сплива?, сонце заходить з хвалою i величчю i, зда?ться, пiсню при тому спiва? i горить, як велика пожежа огнем незгоря?мим. I страшно iнодi тут бува?. Одного разу Ряба затягнула Володька геть пiд самий Клопiтський лiс. Що вiн тут находився та настраждався. Лiс. Порожнеча. Безлюддя. Сам-самiсiнький. А корова клятуща нiяк не хоче додому вертатися, до всього десь там ззаду загубилась теличка. Ледве, ледве дав з тим раду i притьомбав додому геть о смерку, приволiк ту коровиську i теличку якось вiднайшов. Притягнувся додому, нiг не чу?, весь замазаний, i бо?ться, що дiстанеться йому за таке спiзнення. А що вiн тут винен? Та хiба "вони" його зрозумiють? - Де то ти так довго барився? - пита? батько. Захлинаючись, Володько, п'яте через десяте, оповiда?, що то за страшне те коровисько i скiльки то воно його попомучить... - Ну, ну, дурний! Не плач! Мати он пiшла тебе шукати, але нiчого. Зараз вернеться. Володько далi хлипа?, витира? рукавом очi i помiча?, що його хворе око зовсiм добре дивиться i все, як звичайно, бачить. Це його хоч трохи пiдбадьорило, вiдхлипався, щось там, сього-того, лемезнув i полiз на пiч, щоб бодай трохи погрiтися. У запiчку спить спокiйно Хведот. - От, щасливий,- дума? Володько.- Йому не треба анi Рябу пасти, анi кудись по ночах лазити. I вiдогрiвшись, вiн почина? обдумувати минулий деиь.I той нововiдкритий лiс страшний, i хутiр Юхимiв, i багато iншого. Боже, як добре, що вiн тепер не там, а тут. Там лиш вiтер шуга?, та вовки виють, та хрюкають дяки. Ух! I вiн згорта?ться калачем, щасливий, повний далеких страхiв у теплiй безпецi... На нього напада? i морить такий твердий сон, що коли б тут стрiляв з гармати, нiколи б його не розбудив. Так сонного i зняла його з печi мати, положила на пiл, з сонного стягнула "штаниська", прикрила якоюсь гунькою й перехрестила... - Отой смаркач! - було ?? останньою ласкою, а Володько спить, зрiдка, глибоко схлипу?... Пiзнiше дуже кортiло Володьковi розпитати когось про той лiс, але мати, звичайно, мало в таких справах розбира?ться, а батько - той такий вiчно зайнятий, що питати його Володько не вiдважиться. Батько все в дорозi та в дорозi, то знов щось там в клунi, то в хлiвi, то на полi. Возить, молотить, рiже, коле. Господи! I коли вони будуть мати час, дума? Володько, i як було б добре, коли б i вiн мiг щось помогти батьковi. Одного вечора Володько почув одним ухом, що у банку обiцяли двiстi карбованцiв позичити. Володьяо не зна? ще, якi то великi грошi, але вiн так трохи догаду?ться. З приводу того батьки щось довго розмовляли, Володько не все як слiд зрозумiв, хоча дуже натягав уха. Справи батькiв його дуже цiкавлять, лише вiн нiяк не може збагнути, чого це вони так часто сперечаються i чого тi тато завжди так працюють, нiколи не мають часу, нiколи з ним не поговорять. Мабуть, усе це тому, що вiн "ще малий", що не вмi? анi читати, нi писати. Он Василь також ще не дуже великий, диви, вiн уже "ученик", сам ходить до Дерманя, до школи, до дядька ?лисея... I як там мусить, у тiй школi, бути цiкаво. Будинки з такими вiкниськами, як нашi дверi, на два поверхи. Багато учнiв, уже великих, що так гарно спiвають у церквi i що всi однаково одягаються. Минуло? весни на проводи, коли вiн вертався з мамою з могилок, вони проходили бiля тi?? школи. Усi вiкна вiдчиненi, зо всiх бокiв чути музику, спiв, аж луна розходиться по високих залах. А учнi ходять по сходах, раз наверх, раз униз, дивляться з вiкон другого поверху, сонце геть усе залива? бiлим свiтло" i слiпить очi. "Ах, Боже!" - вирива?ться у Володька,- як то мусить бути все цiкаво. Вiн може на те хiба здалека дивитися, iнодi, як пасе на Валах, бачить: в синявi маячить монастирська! дзвiниця, гора, що на нiй могилки, каплиця, що на могилках, а iнодi, коли ясна погода, видно навiть золочений хрест приходсько? церкви, що сто?ть дещо в долинi, в садах. I скiльки вони так напевно знають, чого доброго, бiльше, нiж "самi тато". I Володько божиться, що як тiльки виросте, пiде одразу до учительсько? семiнарi? i буде вчитися, i будете грати на скрипцi, i буде спiвати, i носити такi самi гарнi одяги, i блискучi ваксованi чоботи... I шапку зi звiздою. Але поки що йому треба навчитися букв. Вiн же ще нiчого не зна?, дивиться в книгу, а бачить фигу, як каже Василь. Ах, той Василь. Вiн мiг би його вже давно навчити, та не хоче. Просив його не раз, а вiн усе тiльки: "А! Вiдчепись!" - i не хоче. Ма? стiльки тих "титрадiв", та пер, та "карандашiв". I стiльки книжок з малюнками гарними, i нiчого не дасть, нiчого не покаже, такий вiн вредний, той Василисько, i недаремно мама його не люблять. - Ти,каже,- менi подереш, а учитель скаже, що то я зробив. - Я не подеру - не бiйся,- каже Володько. - Но! Не подереш! Знаю я тебе. Та що ти в тому будеш розумiти? То по-руски. А! По-руски! Це трохи погано. Мови тi?? вiй дiйсно ще не зна?, але ж вiн навчиться. Там такi казки гарнi, що варто хоч яко? мови навчитися, щоб ?х читати, а воно й так кожний мужик тi?? мови навчитися мусить, якщо хоче "чимсь бути". Як не будеш знати тi?? мови, нiчим не будеш, хiба мужиком, хоч би ти який був розумний. Нi, нi! Володько мусить учитися, будь що будь, а мусить. Вiн мусить сам якось тi букви пiзнати. Ось кiнча?ться осiнь, пiчнеться зима... А вiн же ж i не такий вже й малий. I зна? вiн вже кiлька букв. Зна?, наприклад, А - таке, як крокiвка, зна? О - як око, як круглий бублик, зна? Ж, як жук лапате i кричить, як жук - жжж! I зна? вiн тi букви тому, що ?х зна? його мама. Бiльше, на жаль, мама не зна?, бо дiд, мамин батько, казав колись: - А, школа! Ми ось не вчилися, а ?мо хлiб, не треба i вам того. Школа хлiба не дасть, а попадею також не будеш. Дiвка аби шити, варити та прати вмiла... Хлопцi - хай. Пiде "в москалi", то хоч "письмо" напише... Але Володько мусить знати багато бiльше букв, усi букви, мусить всi казки прочитати, книги великi, як та Бiблiя, читати. Йому лиш треба букваря. Треба просити маму, щоб купили. Знаю - будуть казати: "Де вiзьму, в повiтри лихо?, на все тих грошей? Менi он на сiль, на "керосину", на мило треба..." Але все то не може вплинути на Володька. Вiн мусить мати букваря, i годi! Володько ма? дуже великий з цим клопiт: День i нiч журиться, пасе Рябу i журиться. Усе йому той буквар в головi. А Василь також... Мусить вiн його навчити, як не захоче задурно, Володько щось дасть йому. Але що? Ще, чого доброго, заманеться тому, аж страшно подумати, щоб Володько вiддав отого ножика-рачка, з червоною колодочкою, що його мама минуло? Покрови в Мизочi за три копiйки купили, яким вiн усе струже. Це було б те найгiрше. Ножика вiддати? Нi. Чим буде стругати? Вiн готовий вiддати Василевi навiть тi двi копiйки, що йому на Великдень дали тiтка Зiнька... I навiть свiй склад забавок, а там же стiльки добра всiлякого - i паличок з кривульками, i колiщат з сосново? кори, i горщикiв з гончарсько? глини, i мушлiв усiляких, i пуделок вiд пасти й сiрникiв, i срiбних папiрцiв з цукорок, назбираних бiля монастиря, i безлiч, безлiч iншого. Усе це готовий Володько вiддати тому Василевi, але ножика? Нi. О, як гарно, коли людина вмi? читати! Он батько... У недiлю чи свято, коли вiн лиша?ться дома i не йде до церкви, через сльоту чи там через щось iнше, вiн бере свою стару, замацану i обтрiпану ?вангелiю, що в шкiрянiй оправi, яку вiн, кажуть, дiстав ще у школi, при iспитах за те, що добре вчився, накида? на плечi свою свиту, ста? розкроч i чита? вголос, виразно, протяжно, як пiп у церквi: - Во время оооно! I при?де Iсус з Назарета в Галилеееею! Чи щось iнше таке, а Володько з великою побожнiстю сидить на печi, дивиться на образ Бога на покутi i слуха? усiм i сво?м ?ством. Шкода, що вiн так мало того розумi?, там мусить бути щось дуже цiкаве в тiй святiй книзi, коли ?? так скрiзь, i в церквi, i дома, читають. I як Володько навчиться сам читати, тодi i вiн вiзьме ту книгу i буде так само, як батько, читати... А оце-о знов недавно щось на того Василя напало, i вiн сам покликав на пiч Володька ввечерi. - Ходи-но - прочитаю казку. I Василь почав читати. Що то було за диво! Володьковi геть-чисто дух забило. I пiдводне царство, i дiд страшний iз зеленою бородою та огненними очима, i красуня зачарована. Тут уже куди бiльше, нiж той хутiр, чи тi Клопи з тим дiдом Юхимом. Володько слухав i нi разу не змигнув, нi одного слова не пропустив. А коли лiг спати - одразу все то знов з'явилося перед очима, мов живе, i Володько аж викрикував увi снi, що мати мусiла привстати i перехрестити його. Дiйсно, величний i хороший той свiт! I безлiч в ньому незнаного та чарiвного. Треба його лишень знати, а для того треба вчитись. Але як? Але хто вчитиме? Нагода допомогла йому. Одного разу, по школi, коли i Володько вже пригнав свою рябу (було це перед самим снiгом), Василь покликав його до клунi. - Зна?ш що? - почав вiн та?мничим шепотом.- Наш собака... (Володько диву?ться "наш", то все було "мiй") уже так вирiс, що далi ховати його годi. Зна?ш, що я думаю? - Ну? - Зна?ш, що мати (Василь нiколи не каже "мама") не люблять собак, але ти вiзьми щенюка, принеси до хати, покажи його матерi i гарно попроси... Покажи, який вiн лихий, покажи, що у нього зовсiм чорне пiднебiння, що як виросте, з нього буде добрий собака. А я тобi щось за те зроблю,- закiнчив Василь. Володько враз споважнiв. Одна думка шибнула в його головi. - А що ж ти менi зробиш? - пита? вiн. - Ну... Що хоч,- каже Василь. - А будеш мене вчити азбуки? - вивалив Володько. - О, буду! - радi? Василь, що той так мало вимага?. - А будеш показувати менi книжки з малюнками? - вимага? той далi. - Ну, буду... Але ти не дери ?х. То "казьоннi". Менi за те вчитель вуха повiдрива?. Розумi?ш? - Хм... Що ж я, мала дитина, чи що? Я тiльки побачу i все. А коли ти будеш мене вчити? - Ось, як тiльки на Рiздво розпустять... - О! На Рiздво! Так довго ждати. Я хочу тепер, зараз, як снiг упаде. Мо? око, диви, заго?лось, корова буде дома. Василевi таке не дуже до вподоби, досить тi?? науки у школi, а тут ще й дома. Але погоджу?ться. - Ну, добре. Але ти мусиш бути тямущий. - О! Я! Я! - захоплено говорить Володько i не зна?, що далi сказати. I зобов'язання готовi. Того ж вечора Володько бере на оберемок щенюка i несе його до хати. Батько й мати були якраз дома, але першим запримiтив це Хведот. - О! Сцо ти плинiс? Сцо то? Собака? - гомонить малий. А мати одразу: - Кинь його! Де ти то, в повiтри лихо?, вискiпав, ще блiх нанесе. - Нi, мамо, у нього нема блiх, от погляньте... - i тиче щенюка матерi. - Геть з ним. Таке паскудство! - А яке у нього пiднебiння,- хвалиться Володько.- Чорне. Як сажа. Лихий буде. Увiйшов Василь i страх як зацiкавився, нiби вперше побачив. - Такий собака,- гуторить мати,- ще молока потребу?, а в нас його i для себе нема. Оце вицяпнула ще сьогоднi з кварту, а завтра, як упаде снiг, i того не буде. - Вiн, мамо, муку ?сть. З водою... У мельника он дво? щенят кормлять. - То у мельника. Мельник з людей дере, а нам зi свого треба урвати... - Двi-три картоплини i вiн на?сться,-