ещей, совершенно не известных ему. Его удивило, что в самом центре Рыночной площади стояла гигантская глыба серого гранита, на вид совершенно бесполезного, вытесанного в виде вздыбленной волны. Из нее сиротливо торчало несколько больших ржавых штырей. И все... Может быть, когда-то на этой глыбе возвышался какой-нибудь памятник... Интересно - кому?! Лотки с товарами почти вплотную упирались в огромное прямоугольное каменное здание древнего Храма с двойными рядами очень красивых полированных красновато- коричневых колонн по всем четырем сторонам здания. Стены его - из отшлифованных мраморных блоков - были частично разрушены, либо разобраны для очередных нужд. Впрочем, гранитные полированные колонны тоже уцелели не везде - множество их обломков валялось на земле. Широкие величественные ступени Храма были загажены сверху донизу, и зловонные нечистоты липкой смрадной массой стекали к площади. Впрочем, на этот запах никто не обращал внимания. Мальчику захотелось зажать нос... ...Перед одним из продавцов - диким, волосатым существом, от которого сильно пахло - лежала кучка черных предметов, отдаленно похожих на грибы: с тонкой ножкой и толстой округлой шляпкой. - Что это, Отец? - тихо спросил Мальчик. - Айрон... - ответил Отец. - Железо. Части изношенных старинных механизмов. Они называются: болты. Видишь - резьба? Раньше, давным-давно, эти болты скрепляли какое-то сооружение. - Бол-ты... - прошептал Мальчик. - Смешно: бол-ты... - Пять паундов муки... Это хорошая прайза! - предложил Отец продавцу. - Даю за твой айрон... пять... - и он поднес к бородатому лицу торговца растопыренную пятерню. Глаза того блеснули из волосатых зарослей и он согласно закивал головой... - Железо - это богатство, - довольно сказал Отец. - Мы сделаем из этих болтов в нашей кузнице десяток боевых ножей. И - наконечники для стрел... Торговый обмен шел бойко и сноровисто. Боевики охраняли сложенные на землю мешки с мукой, которые быстро пустели... - Урожай был неплох, мой мальчик! У нас еще остается корн, и мы сможем теперь купить запасной котел для Источника Жизни, - очень довольный провозгласил Отец. - С крышкой и отводной трубкой! Обратно обозные лошади бежали облегченно и весело, как и всегда, предвкушая дом, и люди тоже были в хорошем расположении духа. Торговля оказалась удачной, и на всех возах топорщились, укрытые мешковиной и рогожами, приобретения, необходимые в хозяйстве. Большой и опустошенный Город медленно отходил назад... Пыль и пепел пожарищ... И еще - плесень... Пепел, плесень и пыль. Все, что могло сгореть - выгорело, что могло гнить - догнивало. И все было засыпано пылью - серым снегом смерти... Заплесневелое пепелище - вот, пожалуй, было самым точным и самым правильным названием бывшего когда-то великолепным Города. Пепел, плесень и пыль. Пыль, плесень и пепел... - Отец, посмотри! - вдруг заинтересованно воскликнул Сын.? Что это за желтая струя? Вон, - видишь? Какая яркая! Это - краска? И он спрыгнул с повозки и, подбежав к яично-желтому ручейку, который сыпался из провала в бетонном ограждении, торопливо набил желтым порошком карманы куртки и холщевую торбу. Отец улыбнулся про себя и подумал: "Пусть развлекается! У него и без того слишком много забот и так мало игрушек!" Отец долго рассматривал добычу сына и внимательно изучал желтые крупинки, высыпав их на ладонь. - Сера... - наконец, удивленно решил он. - Чистая кристаллическая сера! Опять - отходы какого-то производства... ЧЕРНИЛЬНЫЕ ОРЕШКИ Мальчик вздрогнул: в ветвях Дуба Совета он заметил сильное шевеление! Он с разбега остановился. Да, точно! Где-то в глубине таинственной кроны раскачивались концы ветвей, слышалась возня и приглушенные голоса, как бы просеянные сквозь мельтешение листвы. А ведь этот Дуб невольно старались обходить стороной и стар, и млад. На нем не было ни птичьих гнезд, ни уютных дупел... Разве что вороны отдыхали на этом мрачном дереве. А на мощной его ветви, горизонтально протянутой над землей, еще болтался обрывок веревки, - напоминание о казни Кривонога... - Эй! - с замиранием сердца негромко окликнул он того, кто скрывался в шелестящей листве. - Кто там?! Снова закачались ветви, словно их специально кто-то дергал, и из листвы уставился на Мальчика двухголовый мутант - "Иван-да-Марья". - Это мы, Илия... - разом сказали обе головы, одна - басом, а другая - пискляво. - Что вы там делаете?! - оторопел Мальчик. - А мы... - хохотнула да Марья, - орешки ищем. - Ты что?! Разве на дубу растут орешки? - поразился Илия. - Вы так желуди называете, да? Свиные орехи? И он засмеялся. - Чернильные орешки... - прогудел Иван. - Нас отец Петр попросил... - Ему, знаешь, самому по деревьям лазить неудобно... ?опять хихикнула да Марья. - Он ведь уже старенький, наш Патер-Питер... Двухголовый близнец (или близнецы?) спустился пониже и поудобнее устроился на ветке, выполняющей роль виселицы, весело болтая ногами. - А нам он доверяет... - сообщил Иван. - Да... Он считает нас... этим самым... ангелоподобным существом, - добавила да Марья, - поскольку мы - бесполое создание. - Ага! Вот у птиц - по одной паре крыльев, хоть у петуха, хоть у гуся. А у серафимов - по шесть! - Значит, ваши ангелы и архангелы - тоже... мутанты?! ?даже вздрогнул от своей догадки Илия. - Значит, выходит так... - соглашаясь, пробасил Иван. Потом Иван-да-Марья ловко спрыгнул (или, все же - спрыгнули?!) на землю. - Слушайте, а зачем Патер-Питеру эти ваши орешки? - с любопытством спросил Илия, Сын Судьи. - Да не орешки это, не орешки! - махнул рукой Иван и полез за пазуху. - Вот это что... На жесткой вырезной пластинке дубового листа, плотной и жилистой, уже тронутой осенней буроватостью, виднелся бугорок, круглый нарост, - словно бы под кожицу листа засунули горошину. - Вот это и есть чернильный орешек. Только их надо много... - пояснила да Марья. - Отец Петр что-то с ними делает: сушит и растворяет в какой-то особенной жидкости. И у него получаются... чернила! - И ими он пишет свою Книгу! - сообщил Иван. - Книгу?! - от удивления Мальчик раскрыл рот. - Настоящую... Книгу?! - Ну да, настоящую. Макает перо в чернильницу и пишет. Букву за буквой. Так быстро! Ты ведь умеешь читать? - спросил Иван. - И нас он тоже научит! - Потому что мы ему помогаем! - гордо, но все равно - очень тоненько пропищала да Марья... - А что же он пишет... в свою Книгу? - Разные события из нашей жизни! Вот он написал в свою Книгу о казни Кривонога! - спокойно сказал Иван, дергая за обрывок веревки, свисающей с ветви. - Зачем?! - Наверно, чтобы после знали... - Неужели же для того, чтобы попасть в Кииту, надо умереть? - грустно спросил Сын Судьи. - Что ты! - оживленно прощебетала да Марья. - Совсем нет! Патер?Питер сказал нам, что он написал и про нас. - Ага! Точно! - подтвердил Иван. - Прямо так и написал, что у нашей Мазер родился двухголовый ребенок. - И еще он сказал: чудо господне... - добавила да Марья и поправила на своей голове вязаный хайратник: у нее почему-то мерзли уши, а вот у Ивана - нет... - И вообще: одна голова хорошо, а две - лучше... - своим тоненьким голоском заключила она. - Ты согласен? СЫН И ОТЕЦ - Отец, а из чего делались Книги? - неожиданно спросил Сын, вываливая в корыто пойло для поросят. - Точно не помню... - признался Отец. - Продукт переработки природного сырья. И еще... Страшно сказать - на книги изводили древесину! Книги стали никому не нужны, когда появились памятные кристаллы. Это было удобно, практично, и не занимало много места в жилищах. А последние известия и общепланетные новости доставлялись людям прямо на дом через специальные говорящие аппараты. Люди быстро разучились читать! И книги... Книги умерли, когда в сибирских лесах срубили последнее дерево... - А у нас разве нет таких кристаллов? - озабоченно наморщил лоб Сын. - Где-то завалялась горстка... - равнодушно ответил Отец. - Но их невозможно использовать... - Почему? - удивился Сын. - Разве из них улетучилась... как ты это называешь? - Память? - Нет энергии для подключения читающих автоматов, и не из чего делать сами автоматы... - сухо объяснил Отец. - Совсем... не из чего? - Наша планета, породив человека, его же зубами изгрызла собственное нутро... У человечества, которое выжило в голодные послеатомные времена, больше нет айрона, нет плюмбума, нет угля, нет нефти... Ты помнишь, мы плавали с тобой в долбленке вниз по Реке далеко на Юг? Тебя поразили тогда гигантские развалины бетонной плотины поперек ее русла? Тогда ты подумал, что это - древний мост... А это были остатки гидростанции, - грустно пояснил Отец. - Огромные машины в ее зале с бешеной скоростью крутила вода, стремясь вниз по трубам. Эти машины вырабатывали энергию, вернее - превращали один вид энергии в другой. Стремительное вращение стальных валов давало новый вид энергии - электричество. - А на что оно похоже... - это электричество? - Ни на что, тебе известное... Электрический ток уходил по металлическим проводам на далекие расстояния, давал в человеческие жилища свет и тепло, двигал по рельсам железных дорог составы самоходных повозок, выплавлял из земной глины ал... - он запнулся... - да... алюминий для самолетов... - Откуда ты все это знаешь? - недоверчиво спросил Сын Судьи. - Я - один из немногих Хранителей Знаний... - ответил Отец. - Я читал драгоценные старые книги. Из уцелевших. Ведь сейчас очень мало людей умеют читать... В книгах - тяжкий груз. Груз памяти о нашем человеческом уме и нашей человеческой глупости... - Почему же сейчас мы не можем построить эту... - как ты ее назвал? - слабо улыбнулся Мальчик. - Гидростанцию? Хотя бы - маленькую? - В недрах Земли не осталось необходимых первоэлементов... - объяснил Отец. - Все выгребли жадные предыдущие поколения. Нет железной руды для электромашин, нет купрума для проводов... Только в самых богатых домах земных правителей, охраняемых Стражами порядка, кое-где еще горит электрический свет... Последняя память об электрическом веке. Почти недоступная роскошь, - усмехнулся он. - Мы с тобой слишком увлеклись разговорами о прошлом. А сегодня надо приготовить свежего угля для фильтров... - А что мы будем пить, Фазер, если... если кончится уголь для фильтров? - с затаенной тоской в голосе спросил Сын. - Умрем и мы, и наши животные? Ведь ты сам говорил, что вся наружная вода, которая не прошла через перегонку в Источнике Жизни - смертельный яд?! - Почему же должен кончиться древесный уголь? - удивился Отец. - Ты постарайся понять разницу между каменным углем или нафтой, которые природа запасала впрок с доисторических времен совершенно случайно и нынешними деревьями. Уголь, купрум, айрон - это древние невозобновляемые запасы, а береза, ольха, сосна - вечно возобновляемые, живые, включенные в круговорот общей жизни. Пока растут они, - у нас с тобой будут колесо к повозке, и ложка к похлебке, и огонь в очаге, и уголь для фильтров! Ведь совершенно не обязательно жить среди грохочущей железом техники! Да, мы расстались с техникой, но мы еще не одичали... Пойдем, поможешь мне напоить овец! Они аккуратно перелили профильтрованную и очищенную воду из бако-накопителя в деревянные ведра и бросили туда по пригоршне соли. - Ты представь себе, - по пути к овечьему закуту сказал Отец, - еще совсем недавно... Каких-нибудь пятьсот лет назад... в это, конечно, трудно поверить... Люди могли совершенно свободно купаться в реке! - Купаться? - ошарашенно спросил Мальчик. - Ну да, купаться - и плавать, сколько хочешь, и нырять, и брызгаться что есть силы... Умываться, фыркать и потом бегать голышом... - И вода не разъедала кожу?! - недоверчиво спросил Сын. ?Не делала глаза невидящими? Отец нес ведра в руках. Сын - на коромысле. Над овечьим загоном с гортанными криками кружилось воронье, зорко высматривая добычу. - Неужели люди летали, как птицы? - подняв голову и замедлив шаг, почти про себя пробормотал Мальчик. - Как... серафимы? - Нет... - Отец поставил ведра наземь и отер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. - Люди строили летательные аппараты. Они назывались: самолеты. Внутри них помещались сотни людей! Да, да... Об этом написано в старинных книгах. Я даже видел их изображения... Они делались из легкого металла серебристого цвета... - Се-ре-брис-то-го? - задумчиво повторил Сын, словно бы катая каждый слог на языке, как сладкую горошину. - Се-ре-брис-тый... Что это значит? - Пожалуй, это похоже на иней... - попытался объяснить Отец. - Или нет... На блеск воды в лунном свете. Да... Лунная дорожка на Реке отливает в полнолуние серебристым цветом... Конечно, если в ней нет зеленых водорослей. И густой бурой тины... Мальчик вздохнул и снова поднял на плечо коромысло. - А самолетов было много, сынок... - продолжил Отец, когда они возвращались. - И они умели перевозить не только людей и грузы на любые расстояния. Но они же могли еще сбрасывать на мирные города стальные цилиндры со смертью. - С отравленной водой? - удивился Мальчик. - Нo ведь ее можно было не пить! - Со взрывчатыми веществами страшной разрушительной силы. Стальная оболочка разлеталась на сотни осколков, эти осколки убивали людей, а силой взрыва разрушались стены зданий, они обваливались и погребали под собой все живое... - Зачем?! - сдавленным голосом, с выступившими на глазах едкими слезами спросил Сын. - Зачем они это делали?! - Не знаю... - покачал головой Отец, и это был не уход от ответа, а по-своему честный ответ. - Сколько бы я ни размышлял об этом, я не могу найти достаточно веских причин, чтобы понять необходимость массовых убийств. Войны... Целые страны воевали друг с другом! Сколько уходило на это сил и средств! Ведь так трудно сделать даже одну хорошую меткую стрелу... Цели тогдашних правителей нынче кажутся просто глупыми... Или - преступными. Им нет никаких разумных оправданий! - А может, одни страны хотели отнять у других хлеб и воду? - спросил Мальчик. - Целые народы никогда не могут быть грабителями или убийцами! - сурово отрезал Отец. - К тому же - в любой стране была вода и рос хлеб... Убийцами и грабителями могут быть только те, кто отдают приказания об этом! - И обо всем этом ты узнал из своих книг? - спросил Сын Судьи. - И еще от своего Отца... Как и ты... - А отец Петр пишет новую Книгу! - торжествующе выпалил Сын. - Вот как? - прошептал Отец. - Я не знал... - И я бы очень хотел попасть в его Книгу... - признался Мальчик. - Зачем?! - Чтобы люди, придущие после нас, знали... И оба надолго замолчали, смотря, как весело шевеля хвостиками и залезая копытцами в корыто с пойлом, чавкают поросята... ЧЁРНЫЙ ПОРОШОК Мальчику нравилось смотреть, как горит сера. Он насыпал желтых крупинок на щепку, - и крупинки, плавясь, давали голубой, ярко окрашенный огонь... Но однажды, когда в хижине за ткацким станом работала Мать, четко и ритмично постукивая бердом, сильный порыв ветра забил дым очага из трубы обратно в жилище. Он оказался едким и вонючим, у Мальчика набежали на глаза слезы, запершило в горле, и он натужно закашлялся. Мать рассердилась. - Что за гадость ты подсыпал в очаг? - недовольно спросила она и сноровисто вытряхнула серу из куртки Сына и его торбы в глубокий короб, где скопилась мельчайшая угольная пыль и куда сметали куриный помет: куры бродили по хижине где хотели и исправно гадили на земляном полу. Позже, весной, пометом удобряли гряды с рассадой... Итак - случайно, из-за импульсивного движения рассерженной Матери сошлись в одном месте, - в строго определенной по трем пространственным осям точке Вселенной, - в навозном коробе, три материальных субстанции, три составных части... Чего?! В весьма старинном рецепте сказано: "Взять 1 часть "живой" серы, 2 части древесного (липового или ивового, можно березового) угля и 6 частей селитры... Очень мелко истереть на мраморной доске и смешать..." О, эта смесь уже давно и слишком хорошо была известна человечеству! Разумеется, все происшедшее было чистейшей случайностью. Почти что чистейшей. В данном случае из необходимых атрибутов стариннейшего рецепта отсутствовала только благородная доска! Мраморная, как вы изволили заметить... Но в бесконечном течении времени любая случайность (а случай - лишь фрагмент, осколок философского понятия "случайность"!) приобретает форму закономерности. Древние говорили: "Ветер обходит весь мир, и всякий раз возвращается на круги своя..." И если в бесконечности находится место и для Бога, неудивительно, что при бесконечном переборе вариантов можно не раз наткнуться на одно и то же открытие. Для этого, кстати, совершенно не обязательно даже быть очень уж мыслящим существом... Вспомните малосимпатичное и дурнопахнущее гориллоподобное животное, которое, урча от голода и вожделения, первым схватило волосатой лапой крепкий сук, чтобы сбить с высокого дерева аппетитную, зрелую гроздь бананов... Впрочем, не исключено, что и фиников. Когда - через несколько дней - уже тайком, Сын заглянул в короб и поворошил его в поисках серы, он увидел там некую смесь, - мелкий черный порошок... Судьба, или - рок, или - фатум, внимание! С черным порошком, таким невинным и мирным на вид, человечество уже было знакомо в своей исторической молодости. Сначала его изобрели узкоглазые, но хитроумные китайцы то ли в пятом, то ли в восьмом веке, вместе с тончайшим фарфором и изысканными пытками своих врагов, которых они целиком варили, постепенно опуская на прочной веревке в чан с кипящим маслом... Мудрецы в шелковых халатах и с серебряными колокольчиками на островерхих шапках использовали этот порошок, начиняя им ракеты для праздничных фейерверков... Да, тогда ракеты были всего-навсего пустой забавой! В средневековой Европе, вконец замордованной религиозными распрями, его заново открыл в середине тринадцатого столетия высокоученый монах по имени Бертольд Шварц. Называют даже точную дату: 1250 год. "Шварц" по-немецки означало "черный": какая ухмылка черного юмора цивилизации! Вскоре после этого черный бертольдов порошок стал охотно изрыгать пули из дульных раструбов королевских мушкетов и ядра из жерл услужливых во все времена пушек... А еще через несколько дней старец по имени Петр, а прозвищем Патер-Питер имел повод для пополнения своей Книги. Сказать правду - никому в Общине не пришло бы в голову тратить драгоценную древесину на изготовление такого сомнительного продукта, как бумага... Люди не слишком- то и нуждались в этом хрупком и недолговечном изделии, - результате вторичной переработки природной целлюлозы: без книг вполне можно было обойтись... Каждое дерево должно было сначала дать втулку или обод, бочонок или лодку, тепло и свет, и в конечном счете - уголь для фильтров. Всякое иное использование считалось кощунственным, если не преступным. Вот почему ученый старец по имени Петр - что на древнем языке означало "камень", крепкий духом, - писал свою хронику событий на тонковыделанных пластинах из обработанных и выглаженных до белизны телячьих шкурок. Они были грубо обрезаны острым лезвием по краям и скреплены в толстую пачку крепким крученым сыромятным ремешком, продетым через три сквозных отверстия. Пером, выдернутым из гусиного крыла, срезанным наискосок и надвое расщепленным на кончике, старейшина селения при свете жирника неторопливо выписывал на белом пространстве листа черные ровные знаки - буквы, которые почти волшебным способом слагались в связную, исполненную смысла цепочку слов: "...а третьего дня доброго октября-месяца сотворил Сын Судьи именем Илия черный прах. Составил он его из трех слагаемых: древесного угля, птичьего помета и желтой горючей субстанции, свободно горящей синим едким пламенем, именуемой серой. Смешав уголь мелкоистолченный и сухой погадок и присовокупив к ним серу, измельченную видом до песка, в пропорциях, ему ведомых, начинил он этой смесью сосуд некий и вложил в очаг, дабы усилить силу огня. Смесь же не возгорелась, а взорвалась мгновенно, с громким шумом, разметав очаг, учинив большой ущерб жилью и сверх того пожар. Мальчик, Сын Судьи, сильно ранен в голову и руку с обильною потерею крови, однако, без утраты рассудка и помрачения ума..." Скрипело перо, помаргивал и коптил жирник, бледный язычок огня на тщедушном фитильке слабо освещал чуть сероватую поверхность листа, по которому гусиное перо высеивало черные значки... как семена будущих всходов: "Из праха родишься, в прах обратишься и снова воскреснешь..." Окончив свой урок, старец Петр, по прозвищу Патер-Питер, тщательно обтер кончик пера чистою мягкой тряпицей, уложил его в пенал и несколько минут спокойно ждал, пока высохнут на пергаментной странице чернила. Те самые, приготовленные им самим из чернильных орешков, собранных с ветвей священного Дуба двухголовым уродцем (или все- таки - уродцами?!) Иваном-да-Марьей... Потом он аккуратно уложил стопку пергаментных листов в деревянный прямоугольный футляр, защелкнул на нем замочек и поставил летопись на полку... Сотворив вечернюю молитву, чистый духом, он прислушался, задул светильник и вышел из хижины. От полной луны было светло. За пологим гребнем холма, поросшего темной гривкой молодого ельника, раздалось звонкое призывное ржание. Гнедой жеребенок, вскидывая вбок копытцами, брыкаясь и подпрыгивая, игриво взмахивая коротким хвостом, весело мчался на зов матери. Отец Петр постоял, вдыхая ночной воздух, повторяя вслух последние строки, которые еще словно бы светились в темноте перед его внутренним взором: "...Сделана данная запись на манускрипте мною собственноручно в лето 2542 Года Лошади...".