Памела Треверс. Мэри Поппинс с Вишневой улицы Глава 1. Восточный ветер Хотите попасть на Вишневую улицу? Это совсем просто. Подойдите к полицейскому на перекрестке. Он слегка сдвинет на один бок каску, сосредоточенно почешет в затылке, вытянет вперед белый, затянутый в перчатку палец и скажет: -- Сначала поверните направо, потом налево, еще раз направо -- и вы на Вишневой. Всего доброго! Идите, как сказал полицейский, и окажетесь на Вишневой улице, дома на ней стоят на одной стороне, на другой -- парк, а вишни растут как раз посередине. Вы, конечно, будете искать дом N 17, ведь эта история про него, и вы сразу его найдете. Во-первых, это самый маленький дом на Вишневой, во-вторых, он самый старый и обшарпанный. Дело в том, что мистер Банкс, который живет в этом доме, в свое время спросил миссис Банкс, чего она хочет -- новый красивый дорогой дом или четверых детей? Того и другого он позволить себе не может. Миссис Банкс хорошенько подумала и решила, что предпочитает четверых детей. Так и появились на свет сначала один за другим Джейн и Майкл, а затем близнецы -- Джон с Барбарой. Вот почему семья Банксов жила на Вишневой улице в доме N 17. Стряпала для семьи миссис Брилл, на стол накрывала Эллен, а Робертсон Эй подстригал газон, чистил ножи и обувь, словом, по выражению мистера Банкса, швырял на ветер свое время и его деньги. И еще с ними жила нянька Кейт, которую вряд ли стоит и упоминать, ведь к самому началу этой истории она успела уже расстаться с домом N 17. -- Ушла без предупреждения. Объявила об уходе и в тот же день ушла. Что же нам теперь делать? -- сокрушалась миссис Банкс. -- Как что? -- сказал мистер Банкс, надевая туфли. -- Дай объявление в газету. Хорошо бы и Робертсон Эй ушел без предупреждения. Он опять почистил один ботинок. Согласись, вид у меня сегодня слегка кособокий. -- Экая важность! Ты не ответил, что нам делать с няней Кейт. -- Праздный вопрос, ведь Кейти-то уже нет, -- возразил мистер Банкс. -- Будь я на твоем месте, я бы не терял времени и поместил в "Монинг-пейпер" объявление: "Джейн, Майклу, Джону и Барбаре Банкс (не говоря уже об их маме) требуется самая лучшая в мире няня за самую скромную плату, и причем немедленно". За калиткой тут же вырастет очередь лучших в мире нянь. Запрудят всю улицу, перекроют движение, мне придется заплатить полицейскому миллион, и я очень рассержусь. Ну, мне пора! Фью-у, холодно, как на Северном полюсе. Восточный ветер, что ли, подул? С этими словами мистер Банкс высунулся из окна и посмотрел в конец улицы, где стоял дом Адмирала Бума. Это был самый великолепный дом на Вишневой. Вишневая очень им гордилась -- ведь он был по виду настоящий корабль. За оградой торчал флагшток, на котором развевался флаг, а на крыше вертелся золоченый флюгер в виде подзорной трубы. -- Так и есть! -- воскликнул мистер Банкс, поспешно закрывая окно. -- Флюгер Адмирала показывает восточный ветер. Не зря у меня с утра ломит кости. Надену, пожалуй, второе пальто. Он рассеянно чмокнул в нос жену, помахал рукой детям и отправился в Сити. В Сити мистер Банкс ходил каждый день, кроме, разумеется, воскресений и праздников. Он сидел там на высоком стуле за маленькой конторкой и делал деньги. Весь день он вырезывал пенни и шиллинги, кроны и трехпенсовики. И приносил их домой в маленьком черном чемоданчике. Иногда он давал детям монетки, а они бросали их в копилки. Но случалось, что монеток не было, и он говорил: "Банк на ремонте", -- и все понимали, что в тот день он вырезал совсем мало денег. Ушел мистер Банкс со своим чемоданчиком в Сити, а миссис Банкс отправилась в гостиную и стала писать письма в газеты, просила их срочно прислать ей нянь и как можно больше; а Майкл и Джейн сидели наверху в детской и смотрели в окно, ожидая, когда появятся няни. Они-то были рады, что нянька Кейт ушла. Она им совсем не нравилась -- старая, толстая и пахла "перловым отваром", которым она любила лечиться. Новая няня наверняка будет лучше Кейт хотя бы немножко. За окном быстро смеркалось, над парком небо стало совсем темным. Миссис Брилл с Эллен принесли в детскую ужин, вымыли близнецов. Поев, Джейн с Майклом опять сели у окна, дожидаясь, когда из Сити вернется мистер Банкс, и слушали, как завывает в голых ветках вишен восточный ветер. Деревья гнулись, раскачивались, казалось, даже прыгали, точно хотели вырвать из земли свои корни. -- Идет, идет! -- Майкл показал пальцем на какую-то фигуру, тяжело ударившуюся о калитку. Джейн всмотрелась в густевшую темноту. -- Это не он, -- сказала Джейн. -- Это кто-то совсем другой. Незнакомую фигуру гнуло и даже подбрасывало напором ветра; дети разглядели, что это женщина; ей кое-как удалось открыть задвижку, хотя в одной руке у нее была большая сумка, а другой она то и дело придерживала шляпу. Женщина вошла в калитку, и тут произошла странная вещь: очередной порыв ветра подхватил незнакомку и перенес по воздуху к самому крыльцу. Похоже было, что ветер донес сначала женщину до калитки, подождал, пока она откроет ее, опять подхватил и бросил у самого крыльца вместе с сумкой и зонтиком. Стук раздался такой, что затрясся весь дом. -- Вот здорово! Настоящее волшебство! -- сказал Майкл. -- Пойдем посмотрим, кто это!-- позвала Джейн; взяв брата за руку, она оттащила его от окна и повела на лестницу. Отсюда с верхней ступеньки было хорошо видно, что делается в прихожей. Скоро из гостиной вышла мама в сопровождении незнакомой гостьи. У нее были блестящие черные волосы. "Как у куклы-голландочки", -- прошептала Джейн. И еще она была худая, с большими руками и ногами и крошечными голубыми глазками, которые, казалось, буравят тебя насквозь. -- Вы увидите, это замечательные дети, -- говорила миссис Банкс. Майкл толкнул острым локтем Джейн. -- С ними нет никаких забот, -- убеждала гостью миссис Банкс, как будто сама не верила своим словам. Гостья фыркнула, она, наверное, тоже не поверила. -- Я хотела бы только еще спросить о рекомендательных письмах... -- Не в моих правилах запасаться рекомендательными письмами, -- твердо проговорила гостья. Миссис Банкс бросила на нее растерянный взгляд. -- Но я думала... обычное дело... -- запинаясь, проговорила она. -- Я хочу сказать, мне казалось, так все поступают. -- Старомодный обычай -- эти рекомендательные письма. Прямо-таки допотопный. А надо сказать, что миссис Банкс больше всего на свете боялась выглядеть старомодной. -- Да, да, конечно, -- поспешно согласилась она. -- Не будем о них больше. Я ведь почему завела разговор... э-э... а вдруг вам требуются рекомендательные письма... Детская у нас наверху. И она повела незнакомку к лестнице, ни на секунду не умолкая. Может, потому она и не заметила, что происходит у нее за спиной. Но Джейн с Майклом хорошо видели сверху, что делала гостья, шедшая следом за миссис Банкс. Прижав к груди свою огромную сумку, она уселась на перила и в один миг очутилась на верхней площадке. Такого уж точно никто никогда не делал. Вниз -- пожалуйста. Джейн с Майклом сколько раз съезжали вниз по перилам. Но вверх -- никогда. И они, вытаращив глаза, смотрели на гостью. -- Ну, стало быть, договорились, -- из груди у мамы вырвался вздох облегчения. -- Договорились, если все здесь будет по мне, -- сказала гостья, вытирая нос большим в красно-белую клетку носовым платком. -- Что случилось? -- миссис Банкс вдруг заметила детей. -- Что вы здесь делаете? Это Мэри Поппинс, ваша новая няня. Джейн, Майкл, поздоровайтесь. А там наши двойняшки, -- мама показала на комнату, где в кроватках лежали Джон и Барбара. Мэри Поппинс переводила буравящий взгляд с Джейн на Майкла и обратно, словно прикидывала, по душе они ей или нет. -- Ну что, подходим? -- спросил Майкл. -- Майкл, как ты себя ведешь! -- рассердилась мама. Мэри Поппинс долго разглядывала детей. Затем громко, протяжно фыркнула, что, по-видимому, означало -- жребий брошен. И громко сказала: -- Я остаюсь. * * * -- Она это произнесла так, -- сказала потом миссис Банкс мужу, -- как будто оказала нам великую милость. -- Может, так оно и есть, -- ответил мистер Банкс, на одну секунду высунув нос из-за газеты. -- А как вы сюда пришли? -- спросила Джейн Мэри Поппинс. -- Мне показалось, что вас принесло ветром. -- Принесло, -- коротко ответила Мэри Поппинс, размотала свой шарф, сняла шляпку и повесила ее на спинку кровати. Мэри Поппинс явно не была расположена к разговору. Она то и дело фыркала, и Джейн, подавив вздох, замолчала. Но, когда Мэри Поппинс склонилась над сумкой, Майкл не выдержал. -- Какая странная сумка! -- сказал он и потрогал ее пальцами. -- Ковровая, -- ответила Мэри Поппинс и вставила в замок маленький ключик. -- Чтобы носить ковры? -- Сделана из ковра. -- А-а, -- сказал Майкл, -- понятно. -- Хотя ему ничего не было понятно. Наконец сумка была открыта, и, к удивлению Майкла и Джейн, она оказалась совсем пустой. -- Ой! В сумке ничего нет, -- сказала Джейн. -- Как это нет? -- Мэри Поппинс выпрямилась и сердито посмотрела на нее, как будто Джейн очень ее обидела. -- Говоришь, нет? С этими словами она вынула из сумки белый накрахмаленный фартук и повязала его поверх платья. Затем извлекла большой желтый кусок мыла, зубную щетку, пачку заколок, пузырек духов, маленький складной стульчик и коробку сладких пилюль от горла. Джейн с Майклом не могли оторвать от нее глаз. -- Но я же сам видел,-- прошептал Майкл. -- Сумка была совсем пустая. -- Тес, -- зашипела Джейн, глядя, как Мэри Поппинс достает из сумки большую бутылку с надписью: "По одной чайной ложке перед сном". К горлышку бутылки была привязана ложка. В эту ложку Мэри Поппинс налила темно-красной жидкости. -- Это ваше лекарство? -- спросил с любопытством Майкл. -- Нет, твое, -- сказала Мэри Поппинс и протянула ему ложку. -- Не хочу пить эту гадость, -- Майкл сморщил нос. -- Не буду пить. Я не болею! -- закричал он. Но Мэри Поппинс так на него смотрела, что он понял -- с Мэри Поппинс шутки плохи. Было в ней что-то необычное, пугающее и волнующее. Ложка приближалась, Майкл вздохнул, зажмурился и втянул лекарство в рот. Блаженная улыбка расплылась на его лице. Ух, какая сладость! Он пошевелил во рту языком и проглотил. -- Клубничное мороженое! -- воскликнул он. -- Еще можно? Но Мэри Поппинс с непроницаемым лицом уже наливала лекарство для Джейн. В ложку текла золотисто-зеленая густая жидкость. Джейн, не пререкаясь, выпила свою порцию. -- Лимонный сироп, -- сказала она, облизнув с наслаждением губы. А Мэри Поппинс уже несла бутылку малышам. -- Пожалуйста, не давайте им, -- взмолилась Джейн. -- Они еще очень маленькие. Им это вредно. Пожалуйста! Но Мэри Поппинс как не слышала; взглянув на Джейн взглядом укротителя, она сунула ложку в рот Джону. Джон проглотил содержимое с большим удовольствием, несколько капель упало к нему на слюнявчик, и Джейн с Майклом увидели, что на этот раз в ложке у Мэри Поппинс было молоко. Барбара тоже получила свою порцию и дважды облизала ложку. Пришла очередь самой Мэри Поппинс, она налила себе полную ложку и с чувством проглотила лекарство. -- Ромовый пуншик, -- причмокнула она губами, заткнула бутылку и привязала к горлышку ложку. Джейн и Майкл смотрели на нее во все глаза, чудеса на этом не кончились. Поставив бутылку на каминную доску, Мэри Поппинс повернулась к детям. -- А теперь мигом спать, -- сказала она и стала раздевать их. Нянька Кейт над каждой пуговицей, над каждым крючком долго кряхтела и охала, а у Мэри Поппинс, казалось, все само собой расстегнулось. Не прошло и минуты, как Джейн с Майклом были в своих кроватях и в неярком свете уличного фонаря смотрели, как Мэри Поппинс продолжала вынимать из бездонной сумки свои вещи. На свет божий по очереди явилось семь байковых ночных рубашек, четыре простых, пара туфель на высоких каблуках, коробка домино, две банные шапочки и альбом открыток. Кончилось все раскладушкой с одеялом и пуховой периной; Мэри Поппинс поставила ее между постельками Джона и Барбары и стала укладываться. Джейн и Майкл сидели в своих кроватях, обняв колени, и наблюдали. Им было ясно -- в доме N 17 по Вишневой улице началась новая жизнь. Мэри Поппинс принялась натягивать через голову ночную рубашку и остановилась, когда наружу показалась ее макушка: получился как будто шалаш, и Мэри Поппинс стала в нем раздеваться. Майкл как завороженный смотрел на все ее действия. -- Мэри Поппинс! -- вдруг воскликнул он. -- Вы никогда, никогда не уйдете от нас? В ответ ни звука. Майкл встревожился. -- Вы никогда не уйдете от нас? -- повторил он. Голова Мэри Поппинс появилась из выреза рубашки, глаза ее метали громы и молнии. -- Еще одно слово, -- грозно возгласила она, -- и я зову полицейского. -- Простите меня, я только хотел сказать, -- начал робко Майкл, -- мы не хотим, чтобы вы от нас уходили. -- Он смущенно замолчал, щеки у него пылали. Мэри Поппинс посмотрела на него, на Джейн, фыркнула и коротко сказала: -- Я уйду, когда переменится ветер. Задула свечу и легла спать. -- Здорово, -- сказал Майкл не то себе, не то Джейн. Но Джейн не слышала. Она погрузилась в размышления -- что же у них в доме произошло? Так и поселилась Мэри Поппинс в доме N 17 по Вишневой улице. И хотя порой кто-нибудь из Банксов, взрослых и маленьких, вспоминал со вздохом сожаления о тихом, безмятежном правлении няньки Кейт, все в общем были рады, что Мэри Поплине свалилась к ним буквально как снег на голову. Мистер Банкс радовался, что Мэри Поплине пришла одна, не нарушив движения на улице. И полицейскому не надо платить штрафа. Миссис Банкс тоже была рада, она с гордостью рассказывала приятельницам, какая у них сверхсовременная новая няня -- рекомендательные письма для нее вообще не существуют. А миссис Брилл и Эллен были просто счастливы -- целыми днями сидели они на кухне и пили бессчетное количество чашек крепчайшего чая, ведь им теперь не надо было кормить весь выводок и укладывать спать. И парнишка Робертсон Эй был доволен Мэри Поппинс -- у нее была всего одна пара туфель, да и ту она чистила сама. А вот что чувствовала сама Мэри Поппинс -- этого никто не знал, ведь Мэри Поппинс никогда никому не открывала своих секретов. Глава 2. Выходной -- Каждый третий четверг, -- сказала миссис Банкс, -- с двух до пяти. Мэри Поппинс сверлила ее суровым взглядом. -- В хороших домах, мадам, -- веско произнесла она, -- выходной бывает каждый второй четверг с часу до шести. Таково мое условие, иначе я... -- Мэри Поппинс многозначительно замолчала, и миссис Банкс поняла: если не согласиться, Мэри Поппинс от них уйдет. -- Ну что же, пусть будет каждый второй, -- кивнула она, подумав при этом: досадно, что Мэри Поппинс до таких тонкостей знает жизнь в хороших домах. И вот Мэри Поппинс натянула белые перчатки и сунула под мышку зонтик: дождя не было, но у зонтика такая замечательная ручка, что просто нельзя оставлять его дома. И вы бы не оставили, будь у вас на зонтике вместо ручки голова попугая. Кроме того, Мэри Поппинс была весьма суетная особа и любила выглядеть самым эффектным образом. Впрочем, она не сомневалась, что всегда именно так и выглядит. Джейн помахала ей вслед из окна детской. -- Куда вы идете? -- спросила она. -- Пожалуйста, закрой окно, -- строго сказала Мэри Поппинс, и голова Джейн тотчас исчезла. Мэри Поппинс вышла за калитку и, очутившись на улице, чуть не побежала, точно боялась не угнаться за уходящим днем. На углу она свернула направо, затем налево, гордо кивнула полицейскому, который в ответ похвалил погоду, и только тут почувствовала, что выходной день начался. Она остановилась у автомобиля, в котором никого не было, погляделась в ветровое стекло, поправила шляпку, разгладила платье и покрепче прижала локтем зонтик, убедившись, что его ручка, а точнее голова попугая, видна всей улице. Мэри Поппинс сегодня предстояло свидание со Спичечником. У Спичечника было две профессии. Во-первых, он торговал на улице спичками, как все обычные спичечники, но еще он рисовал на тротуаре. Чем он в данную минуту занимался, зависело от погоды. Если на улице шел дождь, он продавал спички -- какие уж тут картины! Если же светило солнце, он весь день ползал на коленях по асфальту, рисуя цветными мелками свои дивные картины. Он рисовал их стремительно: пока вы шли от перекрестка до перекрестка, он успевал покрыть созданиями своей фантазии обе стороны улицы. В тот день было холодно, но ясно, и Спичечник рисовал. Он как раз заканчивал два банана, яблоко и королеву Елизавету, завершая ею целую галерею картин, когда Мэри Поппинс подкралась к нему сзади на цыпочках. -- Эй! -- тихо окликнула она Спичечника. Он ничего не видел и не слышал, он только что пустил по бананам коричневые точки и теперь тем же мелком выписывал кудряшки королевы Елизаветы. -- Кхе, -- кашлянула Мэри Поппинс, как умеют кашлять только истинные леди. Спичечник вздрогнул, поднял голову и увидел ее. -- Мэри! -- воскликнул он, и по его голосу вы сразу бы поняли, что Мэри Поппинс играет в его жизни очень важную роль. Мэри Поппинс потупилась и мыском туфли дважды провела по асфальту. Потом улыбнулась мыску, но улыбка была такая, что мысок с огорчением признал -- эта улыбка явно предназначена не ему. -- Сегодня мой день, Берт, -- сказала Мэри. -- День отдыха. Ты разве не помнишь? Спичечника звали Бертом. По воскресеньям же его величали Герберт Альфред. -- Конечно, помню, Мэри! -- воскликнул он. Только видишь что... -- он замолчал и грустно посмотрел в свой картуз, лежавший на тротуаре рядом с последней картиной: в нем поблескивал всего один двухпенсовик. -- Это все, что у тебя есть, Берт? -- сказала Мэри Поппинс, и голос у нее был такой веселый, что Берт никогда бы не догадался, что и ей грустно. -- Да, все, -- отозвался Берт. -- Выручка сегодня совсем плохая. Посмотри, ведь казалось бы, как не раскошелиться, узрев такую прелесть, -- и он кивнул на королеву Елизавету. -- Так-то вот, Мэри, -- вздохнул он. -- Боюсь, что сегодня я не смогу угостить тебя чаем. Мэри Поплине вспомнила про пончики с малиновым вареньем, которыми угощалась каждый выходной, и чуть было не вздохнула, но вовремя спохватилась, увидев лицо Спичечника. И ловко обратила вздох в лучезарную улыбку. -- Это ничего, Берт, -- сказала она. -- Не расстраивайся. Я и не хотела пить чай. Что за удовольствие распивать чаи! Пустая трата времени. Согласитесь, Мэри Поппинс повела себя очень благородно -- ведь она так любила пончики с малиновым вареньем! Спичечник тоже так подумал, он взял ее обтянутую белой перчаткой руку в свою, крепко пожал. И они вместе стали рассматривать чудесные цветные картинки. -- Сейчас я тебе покажу такую прелесть! Ты еще не видела, -- с гордостью сказал он, подводя ее к горе; вершину горы одевал снег, а склоны были усеяны огромными розами, на которых сидели зеленые кузнечики. На этот раз из груди Мэри Поппинс вырвался вздох, который нисколько не мог огорчить ее друга. -- О, Берт! -- прошептала Мэри. -- Восхитительно! Этим словом Мэри Поппинс хотела сказать, что картина Берта достойна висеть в Королевской Академии (и Берт понял ее) -- такой большой комнате, где люди выставляют свои картины. Кто хочет, может прийти и любоваться; на них долго смотрят, долго-долго, и вдруг кто-нибудь говорит: "Ах, Боже, как похоже!" Спичечник подвел Мэри к следующей картине, еще более прекрасной. Это был пейзаж -- деревья, трава, а в глубине -- синее пятнышко моря. -- Боже мой! -- воскликнула Мэри Поппинс, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть, но тут же выпрямилась: -- Что с тобой, Берт? Спичечник взял ее за вторую руку, вид у него был необычайно взволнованный. -- Мэри, мне пришла в голову такая мысль! Почему бы нам не войти туда, в эту картину, прямо сейчас, сию минуту? А, Мэри? -- и, держа ее за руки, он потянул ее с этой улицы, подальше от чугунной ограды и фонарных столбов. Ах! Вот они уже там, в самом центре картины. Как здесь было зелено, как покойно, какая нежная травка была под их ногами! Нет, это невозможно! Почему невозможно? Зеленые ветки шурша касаются их шляп, а вокруг их ног водят хороводы яркие, как радуга, цветы. Мэри с Бертом поглядели друг на друга -- а сами-то они как изменились! На Спичечнике был совершенно новый костюм -- в зеленую и красную полоску сюртук и белые панталоны, а голову его венчала новехонькая соломенная шляпа. И весь он сиял, как новый шестипенсовик. -- Ах, Берт, какой ты красивый! -- восхитилась Мэри. Берт на миг онемел, он и сам не мог отвести глаз от Мэри. Наконец он перевел дух и воскликнул: -- Как здорово! И больше ни слова не прибавил. Но смотрел он с таким восторгом, что Мэри достала из сумки зеркальце и глянула в него. Она тоже изменилась. Плечи ее окутывала прелестная шелковая пелерина в ярких узорах, шею нежно щекотало длинное страусовое перо, ниспадавшее с полей шляпы. Ее самые лучшие туфли исчезли, вместо них -- туфельки неописуемой красоты с блестящими пряжками в бриллиантах. На руках были те же белые перчатки, под мышкой -- бесценный зонтик. -- Бог мой! -- воскликнула Мэри Поппинс. -- Вот уж действительно выходной день! Любуясь друг другом и собой, они двинулась в глубь рощи и скоро вышли на залитую солнцем поляну. И, представьте, на зеленом столе их ожидал послеобеденный чай! Вокруг стола -- зеленые стулья, посреди него -- гора пончиков чуть не до неба, а рядом большой медный чайник. Но самое прекрасное -- две тарелки с креветками и, конечно, две вилки -- не руками же их есть. -- Ущипните меня! -- сказала Мэри Поппинс: ее любимое восклицание, когда она очень довольна. -- Как здорово! -- подхватил Спичечник. Это было его любимое восклицание. -- Садитесь, пожалуйста, мадам! -- послышался чей-то голос. Друзья обернулись и увидели высокого мужчину, выходящего из рощи в черном смокинге и с белоснежной салфеткой, перекинутой через руку. Мэри Поппинс так изумилась, что у нее подогнулись колени и она не села, а упала на зеленый стул с таким шумом, точно хлопнула хлопушка. Спичечник, тараща глаза, плюхнулся напротив. -- Я официант, как вы, надеюсь, догадываетесь, -- проговорил человек в черном смокинге. -- Да, но на картине вас не было, -- сказала Мэри Поппинс. -- Я стоял за деревом, и вы меня не заметили, -- объяснил человек в черном смокинге. -- Садитесь, пожалуйста, -- вежливо предложила ему Мэри Поплине. -- Мне не положено, -- ответил официант, но приглашение ему явно понравилось. -- Ваши креветки, мистер, -- сказал он, придвигая тарелку Спичечнику.-- И вилка. -- Обмахнув вилку салфеткой, он протянул ее гостю. И Мэри с Бертом приступили к послеобеденному чаю. А официант стоял рядом, предупреждая каждое их желание. -- Все-таки мы полакомимся сегодня пончиками с малиновым вареньем, -- сказала Мэри Поплине, протянув руку к горе пончиков. -- Как здорово! -- воскликнул Спичечник и взял сразу два самых больших. -- Чай наливать? -- спросил официант и, не дожидаясь ответа, налил две полные чашки душистого чая. Мэри с Бертом выпили по две чашки и уплели всю гору пончиков. Затем встали из-за стола и стряхнули со скатерти крошки. -- Платить не надо, -- сказал официант, прежде чем они успели попросить счет. -- Сегодня ваш праздник. Там -- карусель. -- И он махнул рукой в сторону лужайки. Мэри с Бертом взглянули туда -- и правда, вокруг расписного столба кружили деревянные лошадки. -- Все-таки странно, -- сказала Мэри Поплине. -- Ведь и их не было на картинке. -- Хм, -- Спичечник тоже не помнил карусели. -- Они, наверное, были на заднем плане. Подошли к каруселям, которые тотчас замедлили ход. Мэри Поппинс прыгнула на спину вороного коня, Спичечник на серого. Заиграла музыка, и они поскакали -- куда бы вы думали? -- конечно, в Ярмут -- ведь они очень давно хотели посмотреть этот город. Дорога неблизкая, и вернулись они, когда стало уже темнеть. -- К моему величайшему сожалению, -- учтиво сказал официант, -- мы закрываемся в семь. Таковы правила. Вы дорогу обратно помните? Хотите, я провожу вас? Гости кивнули, официант изящно взмахнул салфеткой и повел их из леса. -- Ах, какую чудесную картину ты нарисовал сегодня! -- сказала Мэри, закутавшись в пелерину и взяв Берта под руку. -- Я очень старался, Мэри, -- скромно потупясь, отвечал Берт. Но вид его говорил, что он очень, очень горд собой. Перед большой белой дверью, точно нарисованной мелом, официант остановился. -- Вот мы и пришли. Выход здесь, -- сказал он. -- До свидания и большое спасибо, -- пожала ему руку Мэри Поппинс. -- До свидания, мадам. -- И официант поклонился низко-низко, так что стукнулся лбом о колени. Потом он кивнул головой Спичечнику, который, склонив голову набок, прищурил один глаз -- такая уж у него была манера прощаться. Мэри тем временем переступила порог -- за ней следом вышел в белую дверь Спичечник. И сразу же все опять переменилось: страусовое перо упало со шляпки Мэри, шелковая пелерина соскочила с плеч, бриллианты с туфель исчезли. Яркие краски на костюме Спичечника поблекли, соломенная шляпа превратилась в старый, потрепанный картуз. Мэри Поппинс посмотрела на него и сразу поняла, что случилось -- они вернулись на ту самую улицу, к той самой ограде. Они стояли на тротуаре. Мэри посмотрела на нарисованную мелом рощу, ища официанта. Но на картине никого не было. Все в ней было мертво и неподвижно. Карусели -- и те исчезли. Остались только деревья, трава и синее пятнышко моря. Но Мэри Поппинс и Спичечник глядели друг на друга и улыбались. Они-то знали, что прячется там, в глубине рощи за деревьями. Когда Мэри вернулась вечером домой, Джейн с Майклом кинулись ей навстречу. -- Где вы были? -- наперебой закричали дети. -- В Сказочной стране. -- А Золушку там видели? -- Золушку? Я? -- презрительно сказала Мэри Поппинс. -- Вот еще, Золушку! -- А Робинзона Крузо? -- спросил Майкл. -- Робинзона Крузо? Еще чего не хватало! -- Какая же это Сказочная страна! Ни Золушки, ни Робинзона Крузо. У нас Сказочная страна не такая. Мэри Поппинс фыркнула. -- Эх вы, даже не знаете, что у каждого своя Сказочная страна, -- посмотрела она с жалостью на детей. И еще раз фыркнув, пошла наверх -- снять белые перчатки и убрать свой замечательный зонтик. Глава 3. Смехотворный газ -- А вы уверены, что он будет дома? -- спросила Джейн, когда все они -- Джейн, Майкл и Мэри Поппинс сошли с автобуса. -- Разве может мой дядюшка позволить себе такое -- пригласить нас на чай и в назначенный час уйти из дома? Да кому это в голову могло прийти? - возмутилась обиженная до глубины души Мэри Поппинс. Сегодня на ней было синее пальто с серебряными пуговицами и синяя шляпка в тон, а в те дни, когда она была так одета, она очень легко обижалась. Они шли в гости к дядюшке Мэри Поппинс -- мистеру Кудри, а Джейн с Майклом так давно мечтали об этом, что теперь, естественно, тревожились - вдруг дядюшки не окажется дома. -- А почему его зовут мистер Кудри? Потому что он кудрявый? -- спросил Майкл, едва поспевая за Мэри Поппинс. -- Его зовут мистер Кудри, потому что у него такая фамилия. Никаких кудрей у него нет. Он лысый, -- отрезала Мэри Поппинс. -- А если я услышу еще хоть один вопрос, мы сию же минуту вернемся домой. -- И она по обыкновению неодобрительно фыркнула. Джейн с Майклом переглянулись и насупились, что означало: "Давай больше не будем ни о чем ее спрашивать, а то ведь и правда придется идти домой". На углу возле лавки табачника Мэри Поппинс поправила шляпку, чтобы она сидела на ней прямо. Витрина у этой лавки была очень странная: если посмотреться в нее, увидишь три своих копии, а если подольше смотреть, то скоро станет казаться, что это не ты, а целая толпа незнакомцев. Мэри Поппинс только ахнула от удовольствия, увидев трех Мэри Поппинс в синем пальто с серебряными пуговицами и синей шляпке в тон. Это зрелище показалось ей столь прекрасным, что она не прочь была увидеть десяток, нет, три десятка одинаковых Мэри. Чем больше -- тем лучше. -- Ну идемте же, -- сказала она, как будто это Джейн с Майклом задержали ее у витрины. Повернули за угол и дернули шнур колокольчика дома N 3 по улице Робертсон-роуд. Джейн с Майклом услыхали, как колокольчик звякнул гдето в глубине дома, и с замиранием сердца подумали, что еще минута -- и они будут пить чай с дядюшкой Мэри Поппинс, мистером Кудри, -- первый раз в своей жизни. -- Если, конечно, он дома, -- сказала Джейн Майклу шепотом. В тот же миг дверь распахнулась и на пороге появилась худая тоскливого вида особа. -- Он дома? -- поспешил спросить Майкл. -- Буду премного тебе обязана, -- Мэри Поппинс уничтожающе посмотрела на Майкла, -- если ты сделаешь такую милость, позволишь все-таки говорить мне. -- Добрый день, миссис Кудри, -- вежливо проговорила Джейн. -- Миссис Кудри! -- воскликнула тощая особа. -- Как вы смеете называть меня миссис Кудри! Покорно благодарю! Я просто мисс Персиммон и горжусь этим. Придет же такое в голову -- миссис Кудри! Вид у нее был до того рассерженный, что дети подумали -- хорош, должно быть, мистер Кудри, если мисс Персиммон так неприятно быть миссис Кудри. -- Наверху на площадке первая дверь, -- сказала мисс Персиммон и, поспешно удаляясь по коридору в глубь дома, повторяла на ходу тонким, сердитым голосом: "Надо же такое придумать -- миссис Кудри!" Джейн с Майклом поднялись вслед за Мэри Поппинс на второй этаж. И Мэри Поппинс постучала в первую дверь. -- Входите! Входите! -- раздался за дверью громкий веселый голос. И сердце Джейн бешено заколотилось от волнения. "Дома", -- взглядом сказала она Майклу. Мэри Поппинс отворила дверь и подтолкнула детей внутрь. Они увидели большую веселую комнату. В дальнем конце ярко пылал камин, а посередине стоял широченный стол, накрытый для чая: четыре чашки с блюдцами, гора бутербродов, хрустящие хлебцы, пирожные с кокосовым маслом и большой сливовый пирог, облитый розовой глазурью. -- Какая приятная компания! -- приветствовал их громкий голос. Джейн с Майклом оглянулись -- кому мог принадлежать такой голосище? Комната явно была пуста. Во всяком случае, они никого не видели. -- Дядя Алберт, -- сердито позвала Мэри Поппинс. -- Опять за свое? Надеюсь, мы пришли к тебе не в день рождения? Мэри Поппинс смотрела на потолок. Джейн с Майклом тоже задрали головы и, к своему удивлению, увидели круглого, толстого лысого человечка, который висел в воздухе, ничего не касаясь. Он как бы даже сидел на чем-то невидимом: одна нога закинута за другую, рядом отложенная в сторону газета, должно быть, он читал, когда постучали гости. -- Дорогая моя, -- сказал мистер Кудри, улыбнувшись детям и виновато взглянув на Мэри Поппинс, -- к моему величайшему сожалению, так оно и есть. Сегодня у меня день рождения. -- Ай-яй-яй! -- покачала головой Мэри Поппинс. -- Я только вчера вечером об этом вспомнил, но было уже поздно посылать открытку с приглашением на какой-то другой день. Такая неприятность! -- воскликнул толстяк, глядя сверху на Джейн и Майкла. -- Вижу, вы изрядно удивлены, -- продолжал он. И в самом деле, у детей так широко раскрылись рты, что мистер Кудри, будь он чуть меньше, мог бы нечаянно упасть в один из них. -- Я вам сейчас все объясню. Дело простое. Я, знаете ли, большой весельчак, мне покажи палец -- я так и закачусь. Веселость моего нрава безгранична: рассмешить меня может все на свете. И мистер Кудри заколыхался от хохота, так его развеселила собственная смешливость. -- Дядя Алберт, -- строго сказала Мэри Поппинс, и мистер Кудри, поперхнувшись, перестал колыхаться. -- Прости, пожалуйста, дорогая Мэри. Так на чем я остановился? Ах да... Но самое смешное заключается в том... Хорошо, хорошо, Мэри, постараюсь сдерживаться. Самое смешное в том, что если мой день рождения попадает на пятницу, то я могу лопнуть от смеха, -- сказал мистер Кудри. -- Почему? -- спросила Джейн. -- Да, почему? -- подхватил Майкл. -- Потому что в этот день я надуваюсь смехотворным газом. Лопаться, конечно, не лопаюсь, но вверх лечу, как воздушный шар. Я просто не могу удержаться на земле. Даже если я всего-навсего улыбаюсь, все равно так и взмываю в небо. Знаете, как смешно походить на облако? Тут уж никакая серьезная мысль в голову не полезет, -- мистер Кудри при этих словах захихикал, но, взглянув на Мэри Поппинс, проглотил смешок и продолжал: -- Разумеется, это отступление от приличий, но довольно-таки приятное. С вами такого не бывало? Джейн с Майклом замотали головами. -- Думаю, что нет. По-моему, это мое индивидуальное свойство. Помню, однажды накануне такой пятницы я ходил в цирк. Так на другой день я столько смеялся, что, верите ли, пол суток провисел под потолком. И опустился на пол только в полночь с последним ударом часов. Хлопнулся, точно пистолет выстрелил. Ведь после полуночи уже суббота, значит, день рождения кончился. Не правда ли, забавно? И вот сегодня опять пятница, снова мой день рождения. И вы с Мэри у меня в гостях. Боже мой, да не смешите меня, очень вас прошу... И хотя Джейн с Майклом и не думали его смешить, а просто таращились на него в изумлении, мистер Кудри не выдержал и громко захохотал. Он подлетал вверх, падал, как в яму, снова подлетал, шурша газетой, которую сжимал в руке, а очки так и плясали у него на носу. Он парил, как пузырь воздуха в кипящей воде, хватался то за газовую горелку, то за потолок, и вид у него был такой смешной, что Джейн и Майкл, хотя и старались вести себя как воспитанные дети, еле-еле удерживались, чтобы не прыснуть. Смех так и распирал их, они плотно сжимали губы, но и это не помогало. Они перестали бороться, упали на пол и катались, визжа и всхлипывая от хохота. -- Ну и ну, -- сказала Мэри Поппинс. -- Что за манеры! -- Я... я не могу перестать, -- захлебывался Майкл, ударившись о каминную решетку. -- Это... это ужасно смешно. Правда, Джейн? Джейн ничего не ответила, с ней вдруг стало твориться что-то странное: тело становилось легче, легче, будто в него вдували воздух, -- удивительное и приятное чувство. Ей захотелось смеяться еще громче. Она подпрыгнула и вдруг ощутила, что летит. Майкл вытаращил глаза -- его сестра Джейн парила в воздухе. Она легонько стукнулась головой о потолок, поплыла в сторону мистера Кудри и скоро схватилась за него. -- Ого! -- удивился мистер Кудри. -- Неужели у тебя сегодня тоже день рождения? Джейн отрицательно покачала головой. -- Нет? Выходит, смехотворный газ заразителен. Эй, осторожней, каминная доска! Майкл тоже полетел, сотрясаясь от громоподобного хохота, и нечаянно задел фарфоровые статуэтки, стоявшие над камином. Еще один миг -- и он опустился прямо на колено мистеру Кудри. -- С прибытием! -- сказал мистер Кудри, пожав ему руку. -- Это так любезно с твоей стороны. Я ведь не могу спуститься вниз. Так ты сам ко мне поднялся. Это поджентльменски. Тут они с Майклом посмотрели друг на друга, откинули головы и залились пуще прежнего. -- Ох, что это я! -- вдруг воскликнул мистер Кудри, поглядев на Джейн. -- Ты скажешь, что более невоспитанного человека в своей жизни не видала. Я давно должен был предложить юной леди сесть. Боюсь, стул не могу тебе предложить. Советую сесть прямо на воздух, увидишь, как удобно. Джейн села, и оказалось, что сидеть на воздухе так же мягко, как в кресле. Она сняла шляпу и положила рядом. Шляпа повисла, как на вешалке. -- Прекрасно, -- сказал мистер Кудри и посмотрел вниз на Мэри Поппинс. -- Ну, Мэри, мы здесь устроились. Теперь подумаем о тебе, дорогая. Должен сказать, я счастлив, что двое моих юных друзей вместе с тобой сегодня навестили меня. Ты нахмурилась? Ты, верно, не одобряешь... э... все это. Он махнул в ее сторону рукой и быстро прибавил: -- Приношу извинения, Мэри. Но ты ведь давно знаешь эту мою особенность. Поверь, я понятия не имел, что мои юные друзья окажутся столь восприимчивы к смехотворному газу. Правда, не имел, Мэри. Надо было пригласить вас в какой-нибудь другой день или сразу же рассказать что-нибудь очень печальное. -- Не нахожу слов, -- оскорблено проговорила Мэри Поппинс. -- Никогда в жизни не видела подобного зрелища. И это в твои-то годы, дядюшка... -- Мэри Поппинс, Мэри Поппинс, -- прервал ее Майкл, -- присоединяйтесь к нам. Подумайте о чем-нибудь смешном и тут же очутитесь здесь. Увидите, это совсем просто. -- Пожалуйста, Мэри, постарайся, -- попросил и мистер Кудри. -- Нам здесь так скучно без вас, -- сказала Джейн и протянула к ней руки. -- Ну, подумайте о смешном. -- Ей это не нужно, -- вздохнул мистер Кудри. -- Ей стоит захотеть, и она куда хочешь улетит. Без всякого смеха, и она это знает. Он посмотрел на Мэри Поппинс, а она все так и стояла внизу одна на коврике перед камином. -- Ну, что ж, -- решительно сказала Мэри Поппинс, -- хоть это глупо и унизительно для человеческого достоинства, но раз уж вы там и, по-видимому, не в состоянии спуститься, мне ничего не остается, как присоединиться к вам. И с этими словами, к изумлению Джейн и Майкла, она прижала руки к бокам и, не издав ни смешка, даже без тени улыбки, взлетела вверх и села на воздух рядом с Джейн. -- Сколько раз можно говорить, хотела бы я знать, -- сказала она сварливо, -- что, войдя в теплое помещение, нужно снимать пальто? -- Она расстегнула пальто Джейн, сняла его и аккуратно положила на воздух рядом со шляпой. -- Совершенно справедливо, Мэри, совершенно справедливо, -- закивал мистер Кудри, нагнулся и положил очки на каминную доску. -- Ну вот, мы все четверо очень уютно устроились. -- Уют уюту рознь, -- буркнула Мэри Поппинс. -- А теперь можно и чаю попить, -- продолжал, как бы не слыша, мистер Кудри. И вдруг огорченно заморгал. -- Боже мой! -- воскликнул он. -- Как ужасно! Я только сейчас сообразил -- стол-то внизу, а мы здесь, под потолком. Что же теперь делать? Мы здесь -- он там. Трагедия! Ужасная трагедия! Можно умереть со смеху! -- Он прикрыл лицо носовым платком и громко расхохотался. Джейн с Майклом, которым не хотелось остаться без пирожных и хрустящих хлебцев, тоже не могли удержаться и засмеялись -- веселость мистера Кудри была прилипчива, как заразная болезнь. Мистер Кудри вытер платком глаза. -- Нам может помочь только одно, -- сказал он. -- Надо подумать о чем-то серьезном. О чем-то очень, очень печальном. И тогда мы приземлимся. Давайте -- раз, два, три! О чем-то очень печальном! Майкл подумал о школе: когда-нибудь и ему придется рано вставать и ходить в школу. Но почему-то сегодня эта мысль только еще сильнее рассмешила его. А Джейн подумала о другом. "Через четырнадцать лет я стану взрослой", -- пронеслось у нее в голове. Но ничего печального она в этот раз не почувствовала. Наоборот, мысль была вполне приятная. И Джейн улыбнулась, представив себя в длинной юбке и с изящным ридикюлем в руке. -- Ах, моя бедная старая тетушка Эмили, -- вслух думал мистер Кудри. -- Ее переехал омнибус. Печально. Невыносимо печально. Бедняжка Эмили. Но зонтик-то ее спасли. А это уже не так печально. Я бы даже сказал -- это смешно... Не успел он закрыть рта, как опять заколыхался от смеха: надо же -- спасли зонтик! -- Нет, ничего не получается, -- сказал он, громко сморкаясь. -- Сдаюсь. Да и мои юные друзья столь же бестолковы. Может, ты, Мэри, нам поможешь? Мы так хотим чаю. Джейн и Майкл и по сей день не находят объяснения тому, что произошло дальше. Одно несомненно: только мистер Кудри проговорил последние слова, как внизу стол зашевелился, опасно накренился и, звеня чашками, подбрасывая пирожные на тарелках, поплыл вверх и, описав плавный круг, завис в воздухе перед мистером Кудри. -- Вот молодец, -- мистер Кудри с гордостью посмотрел на Мэри Поппинс. -- Я знал, Мэри, что ты хороший товарищ. Занимай место напротив и будь, пожалуйста, за хозяйку. А гости сядут слева и справа. Отлично, Майкл, -- похвалил он, видя, как тот, ловко подпрыгнув, опустился с правой стороны от него. Джейн села слева. И все четверо приступили к чаепитию. Мистер Кудри довольно улыбнулся. -- Обычно принято начинать с бутербродов, -- посмотрел он на Джейн с Майклом. -- Но сегодня мой день рождения. И мы начнем наоборот -- со сладкого пирога! Мне такой порядок больше по душе. И он отрезал каждому по огромному куску. -- Еще чаю? -- спросил он Джейн. Не успела она ответить, в дверь раздался резкий частый стук. -- Войдите, -- ответил мистер Кудри. Дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Персиммон, неся на подносе чайник с кипятком. -- Я подумала, мистер Кудри, -- сказала она, удивленно оглядывая пустую комнату, -- вам, наверное, нужно еще... Господи помилуй! -- воскликнула она, увидев хозяина и гостей сидящими вокруг стола под потолком. -- Такого я еще в жизни не видывала. Я всегда, мистер Кудри, считала вас чудаком. Но закрывала на все глаза. Ведь за квартиру вы платите исправно. Но такое странное поведение... пить чай со своими гостями в воздухе... Я, мистер Кудри, поражена. Это такая невоспитанность... для джентльмена ваших лет... Я бы никогда не смогла... -- Еще как смогли бы, мисс Персиммон! -- сказал Майкл. -- Что смогла бы? -- заносчиво дернула головой хозяйка. -- Заразиться смехотворным газом, как мы с Джейн. Мисс Персиммон презрительно сощурилась. -- Надеюсь, молодой человек, -- сказала она, -- я достаточно уважаю себя и никогда не опушусь до того, чтобы прыгать в воздухе, как футбольный мяч. Я крепко стою ногами на земле, или я не Эйми Персиммон. И... о, Господи, что это... Боже мой! БОЖЕ МОЙ! Я лечу! На помощь! НА ПОМОЩЬ! Да, мисс Эйми Персиммон, вопреки себе, оторвалась от земли и, качаясь, полетела по воздуху, как узкий длинный воздушный шар, изо всех сил жонглируя подносом. Чуть не плача от расстройства, она подлетела к столу и опустила поднос на стол. -- Большое спасибо, -- спокойно и вежливо поблагодарила ее Мэри Поппинс. Мисс Персиммон повернулась и плавно полетела вниз, шепча про себя: "Такое унижение... только подумать... такая добропорядочная, рассудительная женщина. Нет, мне необходимо повидать доктора". Коснувшись ногами пола, она опрометью бросилась вон из комнаты, заламывая на ходу руки и ни разу не обернувшись. "Такое унижение!" -- еще раз послышался ее вопль, и дверь за ней захлопнулась. -- Выходит, никакая она не Эйми Персиммон, раз она все-таки не так твердо стоит на земле, -- прошептала Джейн Майклу. А мистер Кудри глядел на Мэри Поппинс странным, слегка укоризненным взглядом. -- Мэри, Мэри, все-таки не надо было... не надо, Мэри. Бедная старуха никогда теперь не опомнится, помяни мое слово. Ну и вид же у нее был! Как она смешно летала -- вперевалочку! И тут он вместе с Джейн и с Майклом опять захохотал, схватившись за бока: он вспомнил, какой смешной вид был у мисс Эйми Персиммон. -- Ради Бога, -- взмолился Майкл. -- Перестаньте меня смешить. Я больше не вынесу. Я сейчас лопну! -- Ох, ох, ох! -- ловила ртом воздух Джейн, держась за сердце. -- Господи, спаси и помилуй! -- рокотал мистер Кудри, вытирая глаза полой смокинга, потому что никак не мог найти носового платка. -- ПОРА ИДТИ ДОМОЙ, -- прозвучал иерихонской трубой голос Мэри Поппинс, перекрывая раскаты хохота. И тут внезапно, как от хорошей встряски, Джейн, Майкл и мистер Кудри полетели вниз. И приземлились все разом со странным стуком. Пора идти домой -- это была первая печальная мысль за весь вечер. Только она мелькнула в голове, смехотворный газ из них вышел и они очутились на полу. Вздохнув, Джейн с Майклом смотрели, как Мэри Поппинс медленно опускается вниз, держа в руках пальто и шляпу Джейн. Мистер Кудри тоже вздохнул -- долгим, глубоким и тяжелым вздохом. -- Какая жалость, -- протрезвевшим голосом сказал он, -- что вам надо идти домой. Я еще никогда в жизни так не веселился. -- И я никогда, -- печально кивнул Майкл. Как скучно снова очутиться на земле и не чувствовать, как тебя уносит вверх смехотворный газ. -- И я никогда, -- сказала Джейн, стоя в дверях на цыпочках и целуя сморщенные, как сухое яблоко, щеки мистера Кудри. -- Никогда, никогда... ...Они возвращались домой в автобусе, сидя по обе стороны от Мэри Поппинс. Они сидели притихшие, вспоминая веселый день рождения. Вдруг Майкл спросил Мэри сонным голосом: -- А ваш дядюшка часто так себя ведет? -- Как? -- сурово переспросила Мэри Поппинс, как будто Майкл сказал ей что-то обидное. -- Ну, летает, смеется, кувыркается в воздухе. -- В воздухе? -- голос у Мэри Поппинс был совсем сердитый. -- Что это значит -- кувыркается в воздухе? -- Майкл хотел сказать, -- пришла брату на помощь Джейн, -- часто ли ваш дядюшка надувается смехотворным газом и плавает под потолком? -- Плавает под потолком? Что за вздор! Под потолком! Мне стыдно за вас, как можно даже предполагать такое! -- Мэри Поппинс была воплощенное негодование. -- Но ведь он летал! Мы сами видели, -- сказал Майкл. -- Что? Видели, как он летает под потолком? Да как вы смеете! Знайте, мой дядюшка -- трезвый человек, честный, трудолюбивый. Вам следовало бы говорить о нем с большим почтением. И, пожалуйста, не ешьте ваши проездные билеты. Летает под потолком! Надо же такое придумать! Майкл и Джейн взглянули друг на друга, но больше ничего не сказали: они знали, что с Мэри Поппинс лучше не спорить, какие бы странные вещи она ни говорила. Во взгляде, которым они обменялись, сквозил вопрос: "Но все же летал мистер Кудри под потолком или нет? Кто прав -- они или Мэри Поппинс?" Ответить на этот вопрос было некому. Автобус ехал и ехал, бешено трясясь и подпрыгивая. Мэри Поппинс сидела между ними, обиженная, безмолвная, а дети -- они ведь в тот день очень устали -- скоро привалились к ней с боков и крепко уснули. Но и во сне решали они эту загадку... Глава 4. Эндрю, принадлежавший мисс Ларк Мисс Ларк жила в соседнем доме. Но, прежде чем рассказывать дальше, я должна описать этот соседний дом. Это был великолепный дом, самый лучший на всей улице Вишневой. Говорят, что даже Адмирал Бум завидовал дому мисс Ларк, хотя у его собственного дома вместо обычных труб были пароходные, а во дворе стояла мачта с флагом. Много раз обитатели Вишневой улицы слышали, как Адмирал Бум, проезжая мимо дома мисс Ларк, восклицал: -- Разрази меня гром! Что ей делать с таким домом, как этот? А причиной зависти Адмирала были двое ворот в ограде дома. Одни -- для родственников и друзей мисс Ларк, а другие -- для мясника, булочника и молочника. Однажды булочник ошибся и вошел в ворота, предназначенные для родственников и друзей. Мисс Ларк так рассердилась, что решила больше не покупать у него хлеба. В конце концов ей пришлось простить булочника, ведь он один во всей округе умел печь вкусные булочки с хрустящей завитушкой наверху. Но своего расположения она лишила его навсегда, и, входя к ней в дом, он натягивал картуз почти до самых глаз, чтобы мисс Ларк приняла его за кого-нибудь другого. Но не было случая, чтобы мисс Ларк обозналась. Джейн с Майклом всегда знали, гуляет ли мисс Ларк у себя в саду или идет по улице: она носила так много брошек, ожерелий и серег, что ее движения сопровождались звяканьем и звоном. Точно шла не мисс Ларк, а целый оркестр. Завидев детей, она всегда говорила одно и то же: -- Доброе утро (или "добрый вечер", если дело шло к ужину), -- и прибавляла: -- Как мы сегодня себя чувствуем? Джейн с Майклом не понимали, о чьем самочувствии мисс Ларк спрашивает -- их, или своем, или Эндрю. Поначалу они отвечали только "Добрый вечер" или "Доброе утро", в зависимости от времени дня. Весь день, где бы они ни были, они слышали громкий голос мисс Ларк: -- Эндрю, где ты? -- кричала она. Или: -- Эндрю, не смей выходить на улицу без камзольчика. -- Или: -- Эндрю, иди скорее к своей мамочке! Если бы вы не знали, кто такой Эндрю, вы могли бы подумать, что это маленький мальчик. Джейн была уверена, что мисс Ларк считает Эндрю маленьким мальчиком. Но Эндрю вовсе не был мальчишкой. Эндрю был пес, маленький, с пушистой шелковистой шерсткой. Такие собачки, пока не залают, похожи на меховую горжетку. Но зато, когда залают, уже никакого сомнения нет, что это настоящая собака. Никакая меховая горжетка не могла бы произвести столько шума. Эндрю, надо вам сказать, вел такую роскошную жизнь, точно был переодетый персидский шах. Он спал в комнате мисс Ларк на шелковой подушке; два раза в неделю ездил в автомобиле к парикмахеру, где его мыли шампунем; каждый день пил сливки, а иногда даже завтракал устрицами; у него было четыре выходных разноцветных сюртучка в клетку и полоску. Словом, у Эндрю каждый день был праздником. На день рождения для Эндрю пекли пирог и зажигали на нем две свечи, хотя всем известно, что положено зажигать всего одну. Вследствие всего этого Эндрю терпеть не могли обитатели Вишневой. Они насмехались над ним, когда он ехал в легковом авто к парикмахеру, одетый в свой лучший камзольчик и накрытый меховой попонкой. А тут мисс Ларк еще вот что придумала -- боясь простуды, купила ему две пары кожаных башмачков, чтобы Эндрю мог гулять по парку в любую погоду. И когда он вышел обутый на улицу, вся Вишневая высыпала потешиться над бедным, ни в чем не повинным псом. Однажды Джейн с Майклом глядели на Эндрю сквозь забор, отделяющий дом N 17 от соседнего дома. -- Фу, какой дурак, -- заявил Майкл. -- Откуда ты знаешь, что он дурак? -- поинтересовалась Джейн. -- Знаю, потому что папа так его назвал сегодня утром, -- ответил Майкл и стал дразнить Эндрю. -- Он не дурак, -- сказала Мэри Поппинс, -- и не будем спорить. Мэри Поппинс была права. Эндрю отнюдь не был глупым псом. И вы скоро в этом убедитесь. Только, пожалуйста, не думайте, что он не уважал мисс Ларк. Уважал. Даже любил ее по-своему, не выказывая своих чувств. Разве мог он не любить женщину, которая была так добра к нему чуть не с самого его рождения. Даже несмотря на то что она, пожалуй, слишком много ласкала и целовала его. Но в одном не было сомнения -- жизнь, которую вел Эндрю, угнетала его бесконечно. Он отдал бы половину своих богатств, если бы имел таковые, за добрый кусок сырого мяса вместо ежедневных куриных грудок и омлетов со спаржей. Надобно знать, что в самой глубине сердца Эндрю мечтал стать обычной дворняжкой. Проходя мимо своей родословной, которая украшала стену гостиной мисс Ларк, он всякий раз содрогался от стыда. Сколько раз сетовал он, что имеет таких знаменитых отца, деда и прадеда. Надо же разводить вокруг них столько шуму! Эндрю не только мечтал стать дворняжкой, но и дружил с одними дворнягами. Улучив минутку, убегал к калитке и ждал там появления друзей, с которыми можно переброситься парой слов о простых собачьих делах. Но это бывало так редко! Увидев его у калитки, мисс Ларк тотчас звала его: -- Эндрю, Эндрю, иди сюда, мой красавчик! Перестань общаться с этими ужасными беспризорными дворнягами! И, конечно, Эндрю вынужден был идти домой. Иначе мисс Ларк шла к калитке и уносила его домой на руках, опозорив перед друзьями. Красный от стыда, Эндрю поспешно взбегал по ступенькам, чтобы другие собаки не слышали, какими словами осыпала его мисс Ларк. Тут было и "бесценный", и "счастье мое", и "мой маленький сахарочек". Задушевным другом Эндрю был не просто дворовый пес, а притча во языцех всей улицы. Он не только был помесью эрдель-терьера с Лабрадором, но и умудрился взять от той и другой породы все самое худшее. Когда бы ни завязалась на улице собачья драка, он был всегда в самой ее гуще, вечно грызся с почтальоном и полицейскими, а больше всего любил рыться в помойках или в сточной канаве. Он сумел насолить всей улице. И не один житель говаривал в сердцах -- какое счастье, что это отродье -- не его собака! А Эндрю любил его и постоянно ожидал с ним встречи. Иногда им удавалось только приветливо обнюхать друг друга в парке, изредка выпадала удача -- побеседовать у калитки. Эндрю узнавал от своего друга все городские новости, и по ухмылке большого пса можно было догадаться, что они были не такие уж невинные. И всегда на самом интересном месте раздавался из окна голос мисс Ларк, большой пес вставал, показывал ей язык, подмигивал Эндрю и уходил, вихляя задом. Чихать он на нее хотел! Эндрю, конечно, не разрешалось выходить за калитку, разве только с мисс Ларк на прогулку или с горничной к ветеринару подрезать коготки. Вообразите теперь удивление Джейн и Майкла, увидевших Эндрю одного в парке; он пробежал мимо них, прижав уши и задрав хвост, как будто напал на след тигра. Мэри Поппинс резко остановила коляску -- вдруг Эндрю в пылу погони опрокинет коляску вместе с близнецами. -- Эй, Эндрю! Где твой камзольчик? -- закричал ему вслед Майкл, стараясь подражать визгливому голосу мисс Ларк. -- Эндрю, несносный мальчишка! -- вторила брату Джейн, гораздо лучше подражая голосу мисс Ларк, в чем нет ничего удивительного, ведь она была девочка. Эндрю заносчиво поглядел на них, а на Мэри Поппинс громко затявкал. -- Тяф! Тяф! -- повторил он быстро несколько раз. -- Постой, постой. Мне кажется, первый направо, второй дом по левой стороне, -- сказала Мэри Поппинс. -- Тяф? -- спросил Эндрю. -- Нет, сада нет. Только огород сзади. Ворота обычно открыты. Эндрю опять что-то протявкал. -- Не уверена, -- сказала Мэри Поппинс. -- Но думаю, ты прав. Обычно появляется домой к послеобеденному чаю. Эндрю кивнул и со всех лап побежал дальше. Глаза у Джейн и Майкла стали круглые, как блюдца. -- Что он сказал? -- выпалили оба, задыхаясь от волнения. -- Ничего, он просто гуляет себе, и все, -- сказала Мэри Поппинс и плотно сжала губы, чтобы ни одно слово больше не вылетело у нее изо рта. Джон и Барбара громко гулили в своей коляске. -- Нет, не просто! -- возразил Майкл. -- Он не может просто так гулять! -- поддержала брата Джейн. -- Вам, конечно, виднее. Как всегда, -- сказала, вздернув нос, Мэри Поппинс. -- По-моему, он спрашивал у вас чей-то адрес. Он наверняка... -- начал было Майкл, но Мэри Поппинс, фыркнув, перебила его: -- Если ты все знаешь, зачем меня спрашиваешь? Я ведь не справочная книга. -- Перестань, Майкл, -- вмешалась Джейн. -- Мэри Поппинс ничего нам не скажет, если ты будешь говорить таким тоном. Мэри Поппинс, пожалуйста, скажите нам, о чем вы говорили с Эндрю? -- Спрашивай у него. Он все знает, мистер Всезнайка, -- ответила Мэри Поппинс, презрительно кивнув в сторону Майкла. -- Нет, Мэри Поппинс, я не Всезнайка. Правда, правда, не Всезнайка. Скажите, пожалуйста. -- Полчетвертого. Пора идти пить чай, -- проговорила ледяным тоном Мэри Поппинс, повернула обратно коляску и опять плотно сомкнула губы, как будто захлопнула дверцу люка. И всю дорогу домой не проронила ни слова. Джейн с Майклом тащились сзади. -- Это все ты виноват, -- сказала Джейн. -- Теперь мы никогда не узнаем, что сказал ей Эндрю. -- Ну и пусть, -- ответил Майкл и вскочил на самокат. -- А я и не хочу знать. Но на самом деле он очень, очень хотел знать. И так случилось, что он, Джейн да и все остальные уже к чаю узнали, куда так спешил Эндрю. Когда они переходили дорогу у самого дома, из соседнего дома до них донеслись громкие крики и глазам предстало удивительное зрелище. Две горничные мисс Ларк носились как сумасшедшие по саду, заглядывали под кусты, раздвигали ветки деревьев -- так ищут только потерянную драгоценность. Тут же был парнишка Робертсон Эй из дома N 17; с сосредоточенным видом ворошил он метлой гравий на дорожке, ведущей к дому мисс Ларк, словно надеялся под камешком обнаружить исчезнувшее сокровище. А сама мисс Ларк бегала по саду и, всплескивая руками, звала: -- Эндрю! Эндрю! Его нигде нет! Мой дорогой мальчик пропал. Надо послать за полицией. Я обращусь к Премьерминистру. Эндрю потерялся! Мой маленький Эндрю! -- Мне очень жалко мисс Ларк, -- сказала Джейн, чуть не бегом переходя дорогу. Мисс Ларк была так расстроена, что только самый жестокий человек не пожалел бы ее. Успокоил ее Майкл. Подходя к своему дому, он взглянул в конец улицы и вдруг увидел -- кого бы вы думали? -- Глядите, мисс Ларк, да вон же Эндрю. Сворачивает у дома Адмирала Бума! -- Где? Где? Покажи! -- крикнула мисс Ларк, едва переводя дыхание. И повернула голову в ту сторону, куда показывал Майкл. Действительно, в конце улицы появился Эндрю собственной персоной, он шел не спеша, с рассеянным видом, как будто ничего страшного не произошло; рядом с ним вышагивал большой пес, помесь эрдель-терьера с Лабрадором, взявший от той и другой породы все самое худшее. -- Какое счастье! -- громко вздохнула мисс Ларк. -- Какая тяжесть свалилась с моих плеч! Мэри Поппинс с детьми оставались на улице у калитки соседнего дома, мисс Ларк и две ее горничные перевесились через забор, Робертсон Эй, отдыхая от трудов праведных, оперся о метлу -- все молча наблюдали возвращение домой блудного сына. Эндрю и его приятель с самым безмятежным видом подошли к калитке, весело размахивая хвостами и независимо навострив уши; в глазах Эндрю читалось предупреждение -- сегодня он настроен самым решительным образом. -- Опять этот ужасный пес! -- воскликнула мисс Ларк, посмотрев на спутника Эндрю. -- Пшел, пшел отсюда! Убирайся сейчас же домой! Но пес сел на тротуар, почесал за правым ухом левой лапой и широко зевнул. -- Вон отсюда! Пшел! Кому я говорю! -- кричала мисс Ларк и сердито махала на пса руками. -- А ты, Эндрю, -- продолжала она, -- сию же минуту иди в дом! Без спросу уйти за ворота! Один, без камзольчика! Я очень тобой недовольна. Эндрю что-то лениво протявкал, но не двинулся с места. -- Что это значит, Эндрю? Иди сейчас же ко мне! -- приказала мисс Ларк. Эндрю снова затявкал. -- Он сказал, -- вмешалась Мэри Поппинс, -- что он домой не пойдет. Мисс Ларк повернулась и окинула Мэри Поппинс высокомерным взглядом. -- Откуда вы знаете, что говорит мой пес, позвольте вас спросить? Конечно же, он пойдет домой. Эндрю, однако, помотал головой и издал глухое рычание. -- Не пойдет, -- повторила Мэри Поппинс. -- Не пойдет без своего друга. -- Чушь, ерунда! -- отрезала мисс Ларк. -- Такого он сказать не мог. Чтобы я пустила в свой сад эту беспородную образину! Эндрю в ответ что-то протявкал. -- Он говорит, что настроен решительно, -- сказала Мэри Поппинс. -- Более того, он сам уйдет жить к своему другу, если вы прогоните его. -- О, Эндрю, нет, ты не можешь так поступить со мной после всего, что я для тебя сделала! -- Мисс Ларк едва сдерживала рыдания. Эндрю два раза тявкнул и отвернулся. Большой пес поднялся на ноги. -- Он и вправду настроен решительно! -- воскликнула мисс Ларк. -- Я это вижу. Глядите, он уходит! -- Мисс Ларк зарыдала, прижав к лицу носовой платок, потом высморкалась и сказала: -- Ну хорошо, Эндрю, хорошо, я согласна. Эта... эта беспородная собака может остаться. При одном, конечно, условии -- спать он будет в подвале. -- Эндрю говорит, мадам, что это условие для него невыполнимо. У его друга должна быть шелковая подстилка, и спать он должен у вас в комнате. Иначе Эндрю будет спать вместе с другом в подвале, -- сказала Мэри Поппинс. -- Эндрю! Откуда в тебе такая жестокость? -- стенала мисс Ларк. -- Я никогда не дам на это согласия! Эндрю с большим псом сделали вид, что уходят. -- О, горе, он покидает меня! -- возопила мисс Ларк. -- Ну ладно, Эндрю. Пусть будет все, как ты желаешь. Он будет спать в моей комнате. Но я уже никогда не утешусь. Совсем, совсем беспородная собака! -- Она вытерла льющиеся потоком слезы и продолжала: -- Не ожидала этого от тебя, Эндрю. Ну хорошо, хорошо, я молчу, что бы я при этом ни думала. А эта... э-э-э... это создание, я буду звать его "Бродяга", или лучше "Дворняга". Большой пес бросил на мисс Ларк негодующий взгляд, а Эндрю громко залаял. -- Они говорят, что вы должны звать его Уиллоуби и никак иначе. Уиллоуби -- его кличка, -- перевела Мэри Поппинс. -- Уиллоуби! Что это за имя! Час от часу не легче! -- в отчаянии всплеснула руками мисс Ларк. -- А что он сейчас говорит? Эндрю как раз опять что-то протявкал. -- Он говорит: вы должны дать обещание, что никогда больше не станете возить его к парикмахеру и одевать в камзол. Тогда он вернется. Это его последнее слово, -- сказала Мэри Поппинс. Воцарилось молчание. -- Хорошо, -- наконец произнесла мисс Ларк. -- Но предупреждаю тебя, Эндрю, если ты простудишься, пеняй на себя. С этими словами она повернулась и гордо пошла по ступенькам домой, смахнув по дороге последнюю слезу. Эндрю снизу вверх посмотрел на Уиллоуби, точно хотел сказать: "Идем, дружище!" -- и оба пса медленно бок-о-бок пошли по дорожке сада, махая хвостами, как флагами, и скоро скрылись в доме вслед за мисс Ларк. -- Никакой он не дурак, как я погляжу, -- сказала Джейн, когда они поднимались по лестнице в детскую, где их ждал чай. -- Теперь и я это вижу. А как по-твоему, откуда Мэри Поппинс это знала еще тогда? -- Понятия не имею, -- ответила Джейн. -- И она никогда, никогда нам этого не скажет. Я уверена... Глава 5. О Корове, которая день и ночь плясала У Джейн болели уши, она лежала в постели, и голова у нее была завязана большим пестрым носовым платком Мэри Поппинс. -- А как это болят уши? -- спросил Майкл. -- Все время стреляют, -- ответила Джейн. -- Как из пушки? -- Нет, как из духового ружья. -- А-а, -- протянул Майкл. И ему вдруг почти захотелось, чтобы и у него заболели уши. Целый день стрельба -- так интересно! -- Хочешь, я возьму книжку с картинками и буду тебе рассказывать? -- сказал Майкл, подходя к книжной полке. -- Нет, мне очень больно, -- ответила Джейн, прижимая ладонь к больному уху. -- А хочешь, я сяду на подоконник и буду рассказывать, что делается за окном? -- Хочу, -- обрадовалась Джейн. Майкл сел на подоконник и целый час описывал сестре, что происходило на Вишневой улице. -- А вон Адмирал Бум, -- говорил он. -- Вышел из калитки и быстро шагает по тротуару. Нос у него краснее, чем всегда, а на голове цилиндр. Вот он идет мимо Соседнего дома... -- А он говорит: "Разрази меня гром"? -- спросила Джейн. -- Отсюда не слышно. Но, наверно, говорит. В саду у мисс Ларк вторая горничная. А у нас в саду Робертсон Эй подметает дорожки и поглядывает через забор. Сел на скамейку и, кажется, отдыхает. -- У него слабое сердце, -- сказала Джейн. -- А ты откуда знаешь? -- Он сам мне сказал. Говорит, доктора велят ему работать как можно меньше. А папа говорит, я сама слышала, если тот будет следовать советам врачей, он его рассчитает. Ох, вот опять стрельнуло. Все стреляет и стреляет! -- и Джейн опять прижала к уху ладонь. -- Ого! -- вдруг воскликнул с подоконника Майкл. -- Что? Что там? -- Джейн привстала с постели. -- Расскажи. -- Удивительное зрелище! Представь себе, у нас по улице идет корова,-- объявил Майкл, вертясь на подоконнике. -- Корова? Настоящая живая корова? Прямо в центре города? Как смешно! Мэри Поппинс, -- позвала Джейн. -- Майкл говорит, у нас на-улице корова. -- Да, медленно так идет, заглядывает через каждую калитку, то и дело оглядывается. Как будто что потеряла. -- Как бы мне хотелось на нее поглядеть, -- грустно сказала Джейн. -- Смотрите! -- сказал Майкл подошедшей к окну Мэри Поппинс. -- Корова. Правда, смешно? Мэри Поппинс бросила в окно быстрый внимательный взгляд. И от неожиданности чуть не подпрыгнула. -- Ни капельки, -- сказала она, поворачиваясь к Джейн и Майклу. -- Ничего смешного нет. Я знаю эту корову. Она была очень дружна с моей матушкой. И я убедительно вас прошу говорить о ней с подобающим почтением. -- А вы давно ее знаете? -- мягким, вежливым голосом спросил Майкл, надеясь услышать интересную историю. -- Еще до того, как она побывала у короля, -- ответила Мэри Поппинс. -- А когда это было? -- ласково спросила Джейн. Мэри Поппинс вперила в пространство взгляд, как будто всматривалась во что-то, никому, кроме нее, не видимое. Затаив дыхание, Майкл и Джейн ждали. -- Это было очень давно, -- начала Мэри Поппинс завораживающим тоном. И замолчала, точно вспоминала события, случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во сне, все так же глядя перед собой невидящим взглядом. ..."Рыжая Корова, так ее тогда звали, была очень важной и богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на самом лучшем лугу во всей округе; луг был большой, на нем росли лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как гвардейцы в зеленых мундирах и желтых киверах. Стоило ей съесть голову такого гвардейца, на ее месте тотчас вырастала новая. Она жила на этом лугу всегда. Рыжая Корова часто говорила моей матушке, что никогда не паслась ни на каком другом лугу. Во всяком случае, она не помнит этого. Мир ее был ограничен живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону -- ей было неведомо. Рыжая Корова была в высшей степени респектабельная дама. У нее были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела отличить плохое от хорошего. Она признавала только черное или белое -- и никаких промежуточных тонов. Вот и одуванчики -- либо они спелые и сладкие, либо незрелые и горькие, и никаких там "вполне съедобных"! Жизнь ее отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери, Рыжей Телочке, делать уроки, после обеда учила ее хорошим манерам, походке, мычанию, словом, всему, что должна знать воспитанная корова. Потом они ужинали, и Рыжая Корова учила дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А ночью, когда Рыжая Телочка засыпала, она шла в дальний конец луга, жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы. Все ее дни были похожи один на другой. Одна Рыжая Телочка вырастала и уходила, ее место занимала другая. И нет ничего удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что так всегда и будет длиться -- завтра, как сегодня, а сегодня, как вчера. Ничего другого она не хотела, пусть все дни будут одинаковые, до самого последнего. Между тем приключение уже подстерегало ее, как потом она говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звезды в ту ночь были такие яркие и крупные, как одуванчики у нее на лугу, а луна нежно белела среди звезд, как маргаритка. Рыжая Телочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по какой причине вдруг пустилась в пляс. Она танцевала красиво, бурно, ритмично, хотя никакой музыки не было. То отплясывала польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию. А в перерыве между танцами она учтиво кланялась, приседала и лбом касалась сонных темных одуванчиков. -- Боже мой! -- воскликнула Корова, когда ноги ее принялись выстукивать морскую чечетку. -- Что еще за странность! Я всегда считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так, раз я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова. И Рыжуха, как ее иногда называла дочь, продолжала кружиться в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец ноги ее стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и честь знать, скоро светать начнет, и тогда не поспишь. Но вот удивительное дело -- она никак не могла остановиться. Подошла к Рыжей Телочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают кренделя. Круг за кругом вальсировала она по лугу, то вприпрыжку, то вприсядку. -- Боже мой! -- восклицала она в редкие минуты передышки, и даже это восклицание выдавало в ней истинную леди. -- Какая все-таки странная история! -- Но остановиться не могла. Настало утро, а Рыжуха все танцевала. Рыжей Телочке пришлось одной завтракать одуванчиками, матушка есть не могла -- она лихо отплясывала. Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперек, кругом и снова кругом. А Рыжая Телочка только жалобно мычала, глядя на пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова все плясала. Вот уж и ночь настала. А ноги все свое выкаблучивают. Тут ее взяло беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля и посоветоваться с ним. Поцеловала она Рыжую Телочку, велела быть умницей и отправилась в дальний путь. Идет и пляшет, идет и пляшет, схватит только листок-другой с куста или дерева. Прохожие глядят на нее в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась она сама. Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король. Дернула губами веревочку колокольчика, ворота открылись, вошла она в парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному крыльцу, наверху которого восседал на троне Король. Он как раз был очень занят, сочинял новый свод законов. Рядом стоял секретарь и записывал их в маленькую красную книжечку, как только они рождались в королевской голове. Трон окружали придворные и статс-дамы, все в роскошных нарядах, и безумолку болтали. -- Сколько я сочинил сегодня законов? -- спросил Король, поворачиваясь к секретарю. Секретарь долго считал что-то в красной книжке. -- Семьдесят два, Ваше Величество, -- ответил он, низко кланяясь и стараясь никого не задеть длинным гусиным пером, которым записывают законы. -- Гм, не так уж и плохо за один час, -- сказал Король, очень довольный собой. -- На сегодня, пожалуй, хватит. -- Он встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии. -- Велите подать карету. Я спешу к моему цирюльнику, -- произнес он с истинно королевским величием. И в этот миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову, которая не переставала плясать. Он снова опустился на трон и поднял скипетр. -- Что это оскорбляет наш королевский взор? -- спросил он. -- Это я, Ваше Величество, Рыжая Корова, -- скромно потупившись, ответила незваная гостья. -- Это я вижу, -- сказал Король. -- Я еще не утратил остроты зрения. Что тебе здесь надо? Только объясняй, пожалуйста, поскорее, у меня на десять назначена встреча с королевским цирюльником. Он меня долго ждать не будет. А мне просто необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати, наконец, эти прыжки, -- проговорил он с раздражением. -- У меня от них голова закружилась. -- Да, да, закружилась, -- эхом отозвались придворные. -- Я к вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в том, что я не могу прекратить, -- жалобно простонала Корова. -- Не можешь прекратить? Какой вздор! -- в ярости воскликнул Король. -- Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе! -- Сейчас же прекрати! Король приказывает! -- опять подхватили придворные. Рыжая Корова изо всех сил напряглась, так что все кости вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги ее не слушались. -- Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество, но не могу остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днем и ночью. Совсем не сплю и почти ничего не ем. Ухвачу случайно клочок травы, тем и сыта. Вот я и пришла к вам просить помощи и совета. -- Хм, очень странно, -- подивился Король, сдвинув корону набок и почесав в затылке. -- Очень странно, -- отозвались придворные, не забыв тоже почесать затылок. -- И что ты при этом чувствуешь? -- спросил Король. -- Это просто смешно, -- ответила Корова. -- Хотя, надо признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при этом не совсем неприятное. Точно внутри меня смех по жилам переливается. -- Поразительно, -- сказал Король, подперев рукой подбородок, устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем бы ей помочь. Вдруг он вскочил с трона и воскликнул: -- Боже ты мой! -- Что такое? В чем дело? -- наперебой защебетали придворные. -- Как, неужели вы все не видите? -- Король так разволновался, что даже выронил скипетр. -- Какой же я идиот! Как я сразу не заметил! Взгляните же на правый рог! Видите, на нем звезда. Наверное, падала и зацепилась. -- Видим, видим, вот она! -- кричали придворные, заметив наконец звезду. И чем дольше они смотрели на нее, тем она становилась ярче. -- Так вот, оказывается, в чем дело! -- сказал Король. -- А теперь, прошу вас, снимите с рога звезду, чтобы эта... э-э-э... леди перестала плясать и наконец спокойно позавтракала. Всему виной звезда, мадам. Это она не дает вам остановиться. -- Король повернулся к Рыжей Корове и тут же перевел взгляд на Главного дворецкого. -- Так начинайте же! -- повелел он. Главный дворецкий учтиво поклонился Рыжей Корове, схватил звезду и дернул. Звезда не поддалась. Самый ближний придворный обхватил дворецкого и стал тянуть вместе с ним. Звезда -- ни с места. Еще один ухватился, еще -- образовалась длинная цепь. Тянули, тянули -- никакого толку. -- Осторожней! Моя голова! -- умоляла Корова. -- Тяните пуще! -- гремел Король. Лица у всех покраснели, как помидор. Наконец дернули все вместе -- да как полетели вверх тормашками! А звезде хоть бы что. До того прочно застряла! -- О-хо-хо! -- вздохнул Король. -- Секретарь, достаньте энциклопедию, что там сказано про коров со звездами на рогах? Секретарь заполз на коленях под трон и скоро вылез с большущей зеленой книгой. (Энциклопедия должна быть всегда под рукой. Мало ли что Король захочет узнать, не бегать же каждый раз в библиотеку.) Секретарь полистал страницы. -- Решительно ничего, Ваше Величество. Есть только история про Корову, которая прыгнула через Луну. Вы ее знаете. Король подергал себя за бороду -- это очень помогало думать. Думал, думал, вздохнул и удрученно посмотрел на Рыжую Корову. -- Могу одно посоветовать, -- сказал он. -- Попробуйте и вы, мадам, проделать эту штуку. -- Какую? -- спросила Рыжая Корова. -- Прыгните через Луну. Вдруг поможет... Попробовать, во всяком случае, стоит. -- Кто, я? Через Луну? -- А кто же? -- нетерпеливо заметил Король. Ему хотелось скорее отправиться к цирюльнику. -- Сир, -- с достоинством произнесла Рыжая Корова. -- Я прошу вас помнить, что я всеми уважаемое, хорошо воспитанное жвачное животное. Я впитала с молоком матери, что прыгать в высоту -- малопочтенное занятие для леди. Король поднялся с трона и затряс скипетром. -- Мадам, -- сказал он, -- вы пришли ко мне за советом. Я вам его дал. Вы что, хотите до конца своих дней плясать? Хотите не спать сутками? Умереть голодной смертью? Рыжая Корова вспомнила сладчайший вкус одуванчиков. Вообразила, как мягко спать на шелковистом лугу. Подумала о своих измученных ногах -- хорошо бы все-таки дать им отдых. И сказала себе: "Пожалуй, один раз можно нарушить приличия. Это будут знать только Король и его придворные. Так что честь моя не пострадает". -- А как вы думаете, Ваше Величество, высоко ли Луна? -- спросила, не переставая плясать, Корова. Король взглянул на небо. -- Думаю, не меньше мили, -- ответил он. Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Секунду еще поколебалась и сказала: -- Никогда не думала до такого дойти. Прыгать, да еще через Луну. Ну что ж, раз надо, значит надо, -- и грациозно присела перед троном. -- Умница, -- сказал довольный Король. Он вдруг понял, что не так уж опаздывает к цирюльнику, и последовал в сад. -- Вот здесь, -- сказал Король, когда вышли на зеленую лужайку. -- Когда я дуну в свисток -- прыгайте! Он вынул из кармана жилетки большой золотой свисток и слегка дунул в него -- проверил, не запылился ли. Рыжая Корова, танцуя на месте, пыталась стоять по стойке "смирно". -- Раз! -- крикнул Король. -- Два! Три! И он дунул в свисток. Рыжая Корова сделала глубокий вдох и подпрыгнула. Да так высоко, что земля для нее в один миг превратилась в далекий шарик, а Король с придворными -- в едва заметных букашек на лужайке и скоро совсем исчезли из виду. Корова летела по небу, а вокруг нее вились, как золотые пчелки, звезды. Но вот скоро ее ослепил холодный лунный свет. Она зажмурилась и прыгнула, под ногами мелькнул сияющий диск, она развернулась и полетела обратно на землю. В то же мгновение ее звезда со страшным грохотом сорвалась с рога и покатилась по небу. Наконец ее поглотила тьма, и Корове в последний миг послышались дивные могучие аккорды, потрясшие небо. Еще минута -- и Рыжая Корова благополучно опустилась, но -- о, чудо! -- не к подножью Королевского трона, а на свой родной одуванчиковый луг. И она больше не плясала. Ноги ее стояли на земле прочно, как каменные, и двигалась она опять спокойно и важно, как и подобает благовоспитанной корове. Ах, как ей хотелось скорее увидеть Рыжую Телочку! И она поспешила к ней, обезглавливая по дороге своих бравых гвардейцев. -- Как я рада, что ты вернулась, -- сказала Телочка. -- Мне так было одиноко! Рыжая Корова поцеловала ее и принялась поглощать сочную траву с одуванчиками. За какой-то час полегло несколько золотоголовых полков. Ведь это была ее первая трапеза за столько дней! Ей сразу стало легче. И скоро жизнь ее вернулась в свою колею. Первое время она так всему радовалась: как хорошо есть, не выбивая ногами чечетку, и ночью спать, а не вздыхать до утра на луну. Но мало-помалу в ней зашевелилась какая-то неудовлетворенность. Ее одуванчиковый луг был прекрасен, а Рыжая Телочка -- такое солнышко, но ей хотелось еще чего-то, а чего -- она и сама не знала. И наконец она поняла -- ей не хватает звезды. Она так привыкла за неделю к танцам, все ее существо переполняла радость -- и этим она была обязана звезде. Ей вдруг нестерпимо захотелось вернуть ее на правый рог и сплясать вместе огненную шотландскую жигу. Она стала сердиться по пустякам, потеряла аппетит, в душе были пустота и мрак. Она часто плакала без всякой причины. В конце концов пошла к моей матушке, рассказала ей свою историю и попросила совета. -- Ах, ты, господи! -- воскликнула матушка. -- Вы думаете, милая, что ваша звезда -- одна только упала с неба. Мне говорили, еженощно падают миллиарды звезд. Но, конечно, они падают в разных местах. На один и тот же луг две звезды подряд упасть не могут, во всяком случае на протяжении одной жизни. -- Так значит, если я стану путешествовать по всему миру... -- в глазах у Рыжей Коровы вспыхнул огонек надежды. -- Будь я на вашем месте, -- сказала матушка, -- я бы, не теряя времени, отправилась на поиски звезды. -- Я, конечно, и отправлюсь, -- приплясывая, сказала Корова. -- Сию минуту". ...Мэри Поппинс замолчала. -- Вот так она, наверное, и попала на нашу Вишневую? -- ласковым голосом спросила Джейн. -- Да, -- прошептал Майкл. -- Она ищет свою звезду. Мэри Поппинс резко выпрямилась. Глаза утратили отрешенное выражение, она как будто проснулась. -- Сейчас же сойдите с окна, сэр! -- строго проговорила она. -- Пора выключать свет. И с этими словами Мэри Поппинс пошла на площадку, где был выключатель. -- Майкл, -- шепнула Джейн. -- Посмотри скорее, там ли еще корова. Майкл быстро выглянул в окно, всматриваясь в сгущающиеся сумерки. -- Скорее! Мэри Поппинс вот-вот вернется. Ты видишь ее? -- Не-е-т, -- протянул Майкл. -- Никаких признаков. Она ушла. -- Я так хочу, чтобы она нашла ее, -- сказала Джейн. Она думала о Рыжей Корове, которая бродит по свету, мечтая, что к ней на рог опять упадет с неба звезда. -- И я тоже, -- сказал Майкл и, услыхав приближающиеся шаги Мэри Поппинс, поспешно опустил штору. Глава 6. Черный вторник Спустя немного времени Майкл проснулся в каком-то странном настроении. Он сразу понял, только открыл глаза, -- что-то не так. Но что -- он не мог понять. -- Какой сегодня день, Мэри Поппинс? -- спросил Майкл, сбрасывая с себя одеяло. -- Вторник, -- ответила Мэри Поппинс. -- Иди прими ванну. Скорее! -- сказала она, видя, что Майкл и не думает вставать. Он повернулся на бок, натянул одеяло на голову, и странное чувство усилилось. -- Что я тебе сказала? -- произнесла Мэри Поппинс ясным, холодным голосом, означавшим ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. И тут Майкл понял: сегодня он будет плохо себя вести. -- Не пойду, -- медленно выговорил он приглушенным голосом. Мэри Поппинс сдернула с его головы одеяло и посмотрела на него. -- Не встану, -- сказал Майкл. Интересно, что Мэри Поппинс с ним сделает? К его удивлению Мэри Поппинс пошла в ванную и сама открыла кран. Пришлось взять полотенце и идти. В дверях он чуть с ней не столкнулся. Первый раз в жизни Майкл мылся утром один. Это означало, что он попал в немилость. Раз так, решил он, за ушами мыть не буду. -- Выпустить воду? -- самым грубым голосом спросил он. Никакого ответа. -- Ну и не отвечайте. Не заплачу, -- сказал Майкл, и у него в душе зашевелилось мохнатое чувство. Он пошел одеваться, взял из шкафа самый лучший костюмчик, который носил по воскресеньям. Надел его и пошел вниз, ударяя ботинком по балясинам, что строго запрещалось: ведь стуком можно перебудить весь дом. Навстречу ему поднималась горничная Эллен. Майкл изловчился и выбил у нее из рук кувшин с горячей водой. -- Какой вы неловкий, молодой человек, -- сказала Эллен и нагнулась, чтобы вытереть пол. -- Я несла воду для бритья твоему отцу. -- А я нарочно, -- спокойно проговорил Майкл. Красное лицо Эллен побледнело от негодования. -- Нарочно? Ты нарочно меня толкнул? Какой ты плохой, гадкий мальчишка! Я скажу твоей маме... -- Говорите, пожалуйста, -- ответил Майкл и побежал вниз. Но это было только начало. Весь день все шло кувырком. Мохнатое чувство, поселившееся у него в груди, вытворяло самые ужасные вещи. Но хуже всего то, что после очередного озорства он чувствовал себя героем и замышлял новое. Миссис Брилл на кухне стряпала булочки. -- Нет, Майкл, -- сказала она ему, -- я пока не могу дать тебе миску. Видишь, в ней еще есть тесто. Тогда Майкл больно ударил миссис Брилл по ноге, она громко вскрикнула и выронила скалку. -- Ты ударил ногой миссис Брилл? Нашу добрую миссис Брилл? Мне стыдно за тебя, Майкл, -- сказала мама, услыхав из уст миссис Брилл о происшедшем. -- Сейчас же попроси у нее прощения. Скажи, что ты никогда больше так не будешь. Что ты раскаиваешься. -- А я не раскаиваюсь. И даже очень рад. У нее такие толстые ноги! -- сказал Майкл и пулей вылетел в сад. Там он нарочно повалился на Робертсона Эй, который сладко спал, растянувшись на самом лучшем альпийском газоне. Робертсон Эй очень рассердился. -- Я скажу твоему отцу, -- пригрозил он. -- А я ему скажу, что вы сегодня утром не почистили туфли, -- ответил он и даже сам на себя удивился. Они с Джейн всегда защищали Робертсона Эй. Они его любили и не хотели, чтобы отец его рассчитал. Но угрызения не долго его мучили. В голове его тут же созрела новая каверза. Сквозь прутья забора Майкл увидел песика мисс Ларк Эндрю. Он ходил по газону и вынюхивал целебные травинки. Майкл тихонько позвал Эндрю, вынул из кармана печенье и протянул ему. Пока пес с удовольствием жевал, он взял и привязал его хвост к забору обрывком веревки. А сам убежал, преследуемый гневными воплями мисс Ларк. Мохнатое чувство у него в душе все росло и росло -- Майклу показалось даже, что он вот-вот лопнет. Дверь в кабинет отца была распахнута настежь -- Эллен только что кончила вытирать с книжных полок пыль. Майкл вошел туда, сел на стол отца и стал писать на бюваре -- неслыханная дерзость! Конечно, он задел локтем чернильницу, она опрокинулась, и синие чернила залили стол, стул, гусиное перо и его выходной костюмчик. Размеры бедствия были ужасны, и Майкл испугался. Но внутренний голос проговорил: "А мне ни капли не стыдно". -- Ребенок, должно быть, болен, -- вздохнула миссис Банкс, когда Эллен рассказала ей о его последней проказе -- она случайно заглянула в кабинет и все видела. -- Придется дать тебе инжирного сиропа, -- сказала Эллен. -- Никакой я не больной. Во всяком случае, здоровей, чем вы, -- грубил Майкл.. -- Тогда ты просто гадкий мальчишка, -- сказала мама, -- и будешь наказан. Мама сдержала слово, и через пять минут Майкл стоял в углу детской лицом к стене в залитом чернилами костюмчике. Джейн хотела утешить его, улучив минутку, когда Мэри Поппинс отвернулась, но Майкл только показал ей язык. И грубо оттолкнул Джона с Барбарой -- они подползли к нему и стали играть с его ботинком. Ему очень нравилось быть гадким мальчишкой и совсем не было стыдно. ...После обеда Мэри Поппинс повела детей на прогулку. Она катила коляску, рядом шла Джейн, а сзади плелся Майкл и бурчал: "Никогда не буду хорошим". -- Не плетись и не обивай ботинками забор, -- обернулась к нему Мэри Поппинс. Но Майкл продолжал обивать, пусть ботинки порвутся. Вдруг Мэри Поппинс опять повернулась и, держа одну руку на коляске, сказала: -- Ты сегодня встал не с той стороны кровати. -- Ничего подобного. У моей кровати нет той стороны. -- У каждой кровати две стороны, давно пора бы знать, -- сказала Мэри Поппинс. -- А у моей одна. Она ведь стоит у стены. -- Это не имеет значения, -- презрительно фыркнула Мэри Поппинс. -- Пусть стоит у стены, но стороны все равно две. -- Ну хорошо. А какая не та сторона -- левая или правая? Потому что я встал с правой. И значит, я прав. -- Сегодня утром, мистер Знайка, все стороны у твоей кровати не те. -- Но у моей кровати только одна сторона, и раз я встал с правой стороны... -- Еще услышу одно слово... -- сказала Мэри Поппинс таким особенно грозным голосом, что даже Майклу стало не по себе. -- Еще одно слово, и я... Мэри Поппинс не сообщила, что собирается сделать с Майклом, но он прибавил, однако, шагу. -- Майкл, веди себя хорошо, -- шепнула брату Джейн. -- Заткнись, -- ответил Майкл так тихо, что Мэри Поппинс не услышала. -- Вот что, дружок, -- продолжала Мэри Поппинс, -- иди-ка впереди меня. Хватит плестись в хвосте. Сделай такое одолжение, иди перед коляской. -- И она подтолкнула Майкла вперед. -- Что это там блестит? -- вдруг прибавила Мэри Поппинс. -- Вон там. Что-то вроде брошки. Я буду очень благодарна, если ты ее поднимешь и дашь мне. Что, если кто-то потерял здесь золотую брошь? Вопреки своей воле Майкл -- он посмотрел, куда она махнула, -- все-таки не осмеливался ослушаться Мэри Поппинс. Действительно, впереди что-то блестело, да так ярко и переливчато, что очень хотелось скорее поднять это. Майкл пошел вперед, нарочно запинаясь, -- пусть никто не думает, что эта штука ему очень нужна. Наконец он дошел до нее, нагнулся и поднял. Эта была круглая коробочка со стеклянным верхом, на нем была нарисована стрелка, внутри подрагивал диск с буквами, который плавно двигался, стоило коробочку слегка тряхнуть. Джейн подбежала к нему и заглянула через плечо. -- Что это, Майкл? -- спросила она. -- Не скажу, -- ответил Майкл, хотя и сам не знал, что это такое. -- Мэри Поппинс, -- сказала Джейн, как только коляска с близнецами поравнялась с ней, -- что это такое? Мэри Поппинс, ничего не ответив, взяла коробку из рук Майкла. -- Это мое, -- пожадничал вдруг Майкл. -- Нет, мое, -- возразила Мэри Поппинс. -- Я первая увидела. -- А я поднял. -- И он дернул коробку из рук Мэри Поппинс, но она так на него взглянула, что рука его сама собой опустилась. Мэри Поппинс так и этак вертела коробку, и диск с буквами, блестя на солнце, вертелся, как сумасшедший. -- Для чего эта коробка? -- спросила Джейн. -- Чтобы путешествовать вокруг света, -- ответила Мэри Поппинс. -- Чепуха! -- сказал Майкл. -- Вокруг света путешествуют в аэроплане, на корабле. Я точно знаю. Никакая коробка тут ни при чем. -- Ни при чем, говоришь? -- переспросила Мэри Поппинс с каким-то странным выражением лица. -- Ну так сейчас увидишь. Держа компас на ладони, -- а это был компас, -- она повернулась к воротам парка и сказала одно слово: "Север". Буквы закружились вокруг стрелки, заплясали. Стало вдруг очень холодно, задул ледяной ветер, и Джейн с Майклом зажмурились. Когда они открыли глаза, парк исчез, не стало ни деревьев, ни зеленых скамеек, ни асфальтовых дорожек. Вокруг них громоздились торосы голубого льда, а под ногами лежал толстый слой снега, спрессованный морозами. -- Ой, ой! -- закричала Джейн, дрожа от холода, и бросилась к коляске, чтоб потеплее укрыть одеялом близнецов. -- Что это такое случилось? Мэри Поппинс значительно поглядела на Майкла. Но не успела ничего сказать: из отверстия в снежной горе вылез эскимос в длинной белой дохе и белой меховой шапке, обрамлявшей его темное круглое лицо. -- Милости просим на Северный полюс, Мэри Поппинс с друзьями, -- сказал эскимос, улыбнувшись широкой, доброй улыбкой. Затем подошел к каждому гостю и потерся носом о его нос -- такое уж у эскимосов приветствие. Следом наружу вышла эскимоска, держа в руках младенца, завернутого в тюленье одеяло. -- Мэри! Какая радость! -- воскликнула она и так же поздоровалась со всеми. -- Но вы ведь замерзнете, -- забеспокоилась она, глядя на их легкую одежду. -- Я сейчас принесу вам шубы. Не хотите ли, дорогие гости, супу из китового жира? -- Боюсь, что мы не можем долго задерживаться, -- ответила Мэри Поппинс. -- Мы путешествуем вокруг света и заглянули к вам на минутку. Но все равно спасибо. Может быть, в другой раз. С этими словами она легким движением руки повернула компас и произнесла: "Юг!" Майклу и Джейн показалось, что весь мир, подобно компасу, вращается вокруг них. Это очень походило на карусель, когда ее хозяин, чтобы доставить особое удовольствие, сажал их в самую середину, где работал мотор. Мир вокруг них вращался, становилось теплее, наконец движение окончилось и они очутились вблизи небольшой пальмовой рощи. Вовсю сияло солнце, до горизонта тянулись пески, золотистые, серебряно-белые, горячие, как огонь. Под пальмами сидели мужчина и женщина, оба черные и почти нагие, зато сплошь увешанные бусами, а на головах -- уборы из страусовых перьев. Бусы многими рядами свисали с шеи, оттягивали уши и даже нос. Даже пояс был сплетен из тысячи бусин. На одном колене негритянки сидел крошечный черный, весь голый карапуз и улыбался невесть откуда появившимся детям. -- Мы так давно ожидаем тебя, Мэри Поппинс, -- засмеялась негритянка.-- Ты привела с собой детей угоститься сладкими арбузами? Они совсем малютки. Не мешало бы немножечко почистить их ваксой. Милости просим, мы всегда очень рады тебя видеть. И негритянка, позвав их за собой, пошла к маленькой хижине, сплетенной из пальмовых листьев. Джейн с Майклом пошли было за ней, но Мэри Поппинс удержала их. -- У нас, к сожалению, совсем нет времени. Мы заскочили на секунду, только повидаться. Путешествуем вокруг света... -- объяснила она двум африканцам, которые с изумлением слушали, воздев руки к небу. -- Вот это путешествие, мадам! -- сказал мужчина, улыбаясь и потерев щеку огромной дубинкой; черные его глаза при этом весело блеснули. -- Вокруг света! Долгий, долгий путь, не переутомились бы! -- и женщина опять засмеялась, точно вся ее жизнь была сплошной праздник. Тем временем Мэри Поппинс опять повернула компас и решительным голосом произнесла: "Восток!" Мир снова закружился, и скоро -- детям показалось, что через несколько секунд, -- пальмовая роща исчезла, и они очутились на узкой улочке с крошечными странного вида домами. Оказалось, что они сделаны из бумаги, их загнутые крыши были увешаны колокольчиками, которые тоненько звенели от каждого дуновения ветерка. Над домами протянули ветви миндальные и сливовые деревья, усеянные яркими цветами, а по улочке не спеша прогуливались люди, одетые в странные желто-зелено-синие одежды. Картина была удивительно мирная и приятная. -- Мы, наверное, попали в Китай, -- прошептала Джейн Майклу. -- Да, я уверена, мы в Китае, -- продолжала она, разглядывая старика, вышедшего из маленького бумажного домика. Он был одет в роскошный халат из золотой парчи и шелковые шаровары, на лодыжках перехваченные золотыми обручами. Туфли у него были с длинными загнутыми носками, самого изысканного фасона. Седая косица сзади доставала до колен, а с верхней губы свисали длинные тонкие усы. Старый господин, увидев Мэри Поппинс с детьми, низко поклонился, коснувшись лбом земли. К удивлению Джейн и Майкла, Мэри Поппинс ответила таким же поклоном, так что маргаритки на ее шляпе подмели землю. -- Кто вас воспитывал? -- прошипела Мэри Поппинс, глядя на детей из этого необычного положения. Она произнесла эти слова так грозно, что Джейн с Майклом сочли за лучшее поклониться, и даже близнецы с почтением наклонили головки в своей коляске. Старик церемонно выпрямился и проговорил: -- Глубокопочитаемая Мэри из дома Поппинсов! Соблаговоли озарить мое недостойное жилище светом твоего благочестия. И, нижайше умоляю тебя, проводи к моему сирому очагу этих почтенных странников. -- Он еще раз поклонился и взмахом руки пригласил всех в дом. Джейн с Майклом никогда не слыхали такой красивой, витиеватой речи и, опешив, смотрели на старика. Но они еще больше поразились, услыхав достойный ответ Мэри Поппинс. -- Достопочтенный сэр, -- начала она, -- с величайшим сожалением вынуждены мы, ничтожнейшие из твоих друзей, отказаться от твоего великодушного, щедростью превосходящего королевское, предложения. Ягненок с меньшей охотой покидает свою мать-овцу, птенец -- свое гнездо, чем мы расстаемся с твоим ослепляющим присутствием. Благородный и трижды великолепный сэр, мы совершаем вояж вокруг земли, и наш визит в твой прекрасный город носит, увы, кратковременный характер. Позволь поэтому без дальнейших церемоний освободить тебя от нашего недостойного присутствия. Мандарин, а это, конечно, был он, наклонил голову, готовясь отвесить еще один замысловатый поклон, но Мэри Поппинс поспешно повернула компас и громко произнесла: "Запад!" И опять закружился мир, так что в глазах у Джейн с Майклом все замелькало, но вот он остановился, и они оказались в большом сосновом бору. Мэри Поппинс быстро вела их к широкой поляне, где вокруг большого костра стояло несколько шатров. Огонь вырывал из темноты странные фигуры, одетые в свободные туники, штаны из оленьей кожи с бахромой и головные уборы из перьев. Одна из них отделилась от стоящих у костра. Это был очень высокий и очень старый, но зато украшенный самыми красивыми перьями мужчина. Увидев Мэри Поппинс, он поспешил ей навстречу. -- Мэри Утренняя Звезда, -- сказал он. -- Приветствую тебя в нашем лесу. -- Он поклонился и коснулся лба Мэри своим. Затем повернулся к детям и проделал со всеми четырьмя ту же церемонию. -- Мой вигвам ждет вас, -- сказал он с торжественным дружелюбием. -- Мы жарим оленя. Милости просим разделить с нами наш ужин. -- Великий Вождь Полуденное Солнце, -- ответила Мэри Поппинс, -- мы заглянули совсем ненадолго. В сущности, только проститься. Мы совершили кругосветное путешествие. И это наша последняя остановка. -- Да что ты говоришь, Утренняя Звезда! -- воскликнул Великий Вождь. -- Я часто сам мечтал о таком путешествии! Но все равно, вы должны побыть с нами немного. Пусть этот молодой воин (он кивнул на Майкла) потягается в беге с моим пра-пра-правнуком, имя которого -- Летящий Как Ветер. -- И Полуденное Солнце хлопнул в ладоши. -- Хай! Хо! Хи-и! -- громко закричал он. В ту же секунду из одного вигвама выскочил небольшой мальчишка, подбежал к Майклу и легко хлопнул его по плечу. -- Догоняй! -- крикнул он и помчался со всех ног в лес. Майкл, конечно же, бросился вдогонку, Джейн кинулась следом. Все трое носились между соснами, кружили вокруг толстенных деревьев. Вел бегунов Летящий Как Ветер, сколько было шуму, сколько веселья! Догнать пра-пра-пра-правнука было невозможно. Джейн первая сдалась, но Майкл, стиснув зубы, продолжал бег. Нет, он не мог допустить, чтобы краснокожий мальчишка оказался проворнее его. -- Я все равно догоню тебя, -- кричал он. -- В чем дело? Что происходит? -- вдруг резко спросила Мэри Поппинс. Майкл глянул на нее и остановился как вкопанный, потом опять было сорвался с места, но, к своему удивлению, не увидел ни Летящего Как Ветер, ни Великого Вождя, ни костра, ни вигвамов. Не было даже ни одной сосны. Одни только скамейки, Джейн, близнецы в коляске и Мэри Поппинс, стоявшая на центральной дорожке парка. -- Бегать столько раз вокруг садовой скамейки! Да ты просто сошел с ума! Столько глупостей в один день. Могло бы уж и надоесть. Идем скорее! Майкл, обидевшись, надул губы. -- Вокруг света и обратно -- и всего за минуту! Что за чудесная коробочка! -- восторженно проговорила Джейн. -- Отдайте мне мой компас! -- потребовал Майкл. -- С вашего позволения, это мой компас, -- сказала Мэри Поппинс и опустила его в карман. Майкл посмотрел на нее, как будто хотел убить. Но только пожал плечами, пошел впереди всех и не проронил больше ни слова. -- Когда-нибудь я обгоню этого мальчишку, -- процедил он сквозь зубы, входя в калитку дома N 17 по Вишневой улице. Но мохнатое чувство у него в душе не угомонилось и после кругосветного путешествия с компасом. И к вечеру он стал просто невыносим. Подождав, когда Мэри отвернется, он ущипнул близнецов; те заплакали, а он притворно-ласковым голосом стал их утешать. Но Мэри Поппинс не легко было обмануть. -- Ты что, ничего не чувствуешь? На тебя ведь кое-что надвигается, -- сказала она многозначительно. Но он уже закусил удила, ему не было и ни стыдно, и ни страшно. Он пожал плечами, дернул Джейн за волосы, потом подошел к столу, где был накрыт ужин, и опрокинул свою миску с хлебом и молоком. -- Как не стыдно, Майкл, -- покачала головой Мэри Поппинс. -- Ты весь день безобразничал. Но это уже предел. Я не сталкивалась с подобным за всю свою длинную жизнь! Сейчас же убирайся отсюда. Немедленно в постель, и никаких разговоров! Никогда еще Майкл не видел Мэри Поппинс в таком гневе. Он пошел в детскую и стал раздеваться. Нет, ему не было стыдно. Да, он очень плохой. Ну и пусть: будет еще хуже. Нет, ему не стыдно. Он убежит от них и пристанет к бродячему цирку. Раз -- дернул рубашку и пуговицы нет! Вот и хорошо. Утром меньше застегивать. Еще одна! Тем лучше. Нет, ему совсем, совсем не стыдно. Он не причешется и не почистит зубы перед сном. И молитву не прочитает. Майкл уже почти лег в постель, сунул под одеяло ногу и вдруг увидел на комоде компас. Он осторожно, на цыпочках прошел по комнате. Он знал, что сделает. Возьмет этот компас, покрутит его и отправится путешествовать вокруг света. И они никогда его не найдут. Никогда больше его не увидят. Они еще обо всем пожалеют. Майкл неслышно перенес стул к комоду. Залез на него и взял компас. Несколько раз повернул его. -- Север! Юг! Запад! Восток! -- быстро прокричал он, боясь, что кто-нибудь войдет и помешает. За стулом раздался громкий шум. Майкл виновато обернулся, думая, что это Мэри Поппинс. Но вместо нее увидел четыре гигантские фигуры, подступавшие к нему, -- эскимос с копьем, негритянка с огромной дубинкой мужа, мандарин с кривым кинжалом и краснокожий индеец с томагавком. Они надвигались на него со всех сторон, размахивая над головами оружием, и вид у них был не добрый и приветливый, как ему запомнилось, а злобный и мстительный. Вотвот они навалятся на него, прямо перед ним маячат страшные лица. Он чувствовал их горя