381 и "Фундамент социализма"382. Очень прошу вас позаботиться о том, чтобы г[оспожа] Пф[емферт] прислала нам две главы383, которые она должна была заменить у "Петрополиса", именно: "Взятие Зимнего дворца" и "Овладение столицей". Я хочу эти две главы (старый их текст) иметь здесь, чтобы быть уверенной, что эти главы заменены и что не будет путаницы в русском издании. Последнюю главу для "Петрополиса" - "Социализм в отдельной стране" - не посылаю, пока не сообщите, что закончены расчеты. В "Предисловии" надо последней главой написать "Социализм в отдельной стране" - в последнем предисловии для "Петрополиса" и Пф[емферт] эта глава не помещена. Привет. М.И.[Певзнер] [Письмо Л.Клингу] 7 августа 1932 [г.] Принкипо Дорогой товарищ Клинг! Меня очень радует сообщение о росте влияния газеты "Унзер Камф". Будем надеяться, что газета сможет превратиться в близком будущем в еженедельник. Вы сообщаете о плане издания на еврейском языке в виде брошюр и книг ряда произведений левой оппозиции, в частности моих. Я, конечно, могу это только приветствовать. Тов. Натан не является членом левой оппозиции; он нам только сочувствует и путем переписки старается выяснить ряд вопросов. Для меня его письма очень интересны, так как дают мне представление о положении в Палестине. Что касается т. Штейна, то он вполне определенный активный член левой оппозиции. Насколько я могу судить по письмам т. Натана, левая оппозиция могла бы завоевать значительное влияние в левой Поалей Цион. Хорошо было бы, если бы американские товарищи приложили к этому делу необходимые усилия. Вы интересуетесь моим мнением относительно организации в Нью-Йорке международного бюро еврейских рабочих. Мне кажется, что начинать с этого было бы рано. На данной стадии достаточно энергично распространять "Унзер Камф" во всех странах, где есть еврейские рабочие, завязывать связи, вести переписку и пр. Вся эта работа, естественно, очень расширится и примет более планомерный характер, когда газета станет еженедельной. Только на основании опыта можно будет затем судить, насколько целесообразно создание особого бюро. По вопросу о событиях в Палестине я сейчас только собираю материалы. В частности, я жду прибытия одного американца, марксиста, из Палестины. Т[оварищ] Натан также посылает мне ценные материалы. Это даст мне возможность более определенно высказаться по поводу движения 1929 года384 и уяснить себе, в какой мере и в каких пропорциях арабское национально-освободительное (антиимпериалистическое) движение было соединено с реакционно-исламистским и с еврейско-погромным. Думаю, что все эти элементы были налицо. Книгу об Америке я надеюсь написать, но не сразу. Материалы для нее я собираю уже давно. С товарищеским приветом Л.Троцкий [Письмо А.Д.Кауну] 7 августа 1932 [г.] Александр Давыдович! Я тоже очень жалею, что письмо не застало вас в Конст[антино]поле. Мой сотрудник справлялся дней десять тому назад в конторе американской компании и выяснил, что вы уже уехали. Разумеется, если вы посетите снова Конс[тантино]поль, я буду очень рад вас видеть. Если этот ваш план состоится, то в какие примерно сроки? Не исключено (по крайней мере, теоретически), что мы на несколько недель уедем лечиться в Чехословакию. У меня в проекте несколько статей для американской периодической печати. Не могли ли бы вы мне порекомендовать хорошего переводчика с русского на английский? Истмен пробудет еще несколько месяцев в Европе, кроме того, у него в ноябре начинается поездка с докладами и пр. Я хотел бы иметь в течение ближайших месяцев "оседлого", надежного и очень хорошего переводчика. Оплата работы будет достаточно благоприятной. За всякие указания буду очень благодарен. Турецкая, да и вообще балканская почта не отличаются чрезмерной точностью. Поэтому, в случае вашей новой поездки в К[онстантино]поль следовало бы предупредить заранее. Л.Троцкий КОНЪЮНКТУРНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ И ЗАДАЧИ КОМИНТЕРНА (Краткое введение в дискуссию) Конъюнктурные циклы в послевоенный период перестали быть нормальным механизмом капиталистического развития, поскольку капитализм в целом находится в периоде заката. Но это не значит, что конъюнктурные колебания отошли в прошлое. Правда, непосредственно после войны они утратили свой циклический и свой мировой характер. Но и тот и другой восстанавливаются -- по крайней мере, до известной степени -- на наших глазах. Нынешний кризис имеет всемирный характер. Это значит, что мировое хозяйство, прекратившее свое существование в годы войны, проложило себе дорогу через все таможенные стены и -- в крайне болезненной форме -- показало, что ближайший перелом конъюнктуры в сторону оживления также получит -- не в одни и те же сроки и не с одинаковой силой -- мировой характер. Другими словами, цикличность капитализма снова восстанавливается нынешним кризисом. Разумеется, нельзя ждать в будущем полнокровных циклов. Если в последние два десятилетия перед войной кризисы имели характер коротких и неглубоких заминок, а каждый новый подъем далеко оставлял под собою высшие точки предшествующего подъема, то теперь должно ждать обратного: глубоких, длительных, болезненных кризисов при слабых и кратковременных подъемах. Если старые циклы были механизмом движения вперед, то новые циклы могут быть лишь механизмом капиталистического упадка. Однако влияние конъюнктурных изменений на жизнь народных масс остается огромным. В известном смысле оно теперь острее, чем когда бы то ни было. Все нынешнее состояние капитализма является готовой, не только зрелой, но перезревшей, экономической предпосылкой пролетарской революции. Отстает сознание пролетариата, его организация, его руководство. Благодаря состоянию общей неустойчивости социального равновесия, изменения конъюнктуры ведут к огромным политическим сдвигам, революционным и контрреволюционным потрясениям. Буржуазный мир и с ним вместе социал-демократия ждут нового торгово-промышленного подъема, как спасителя. Теоретики Коминтерна боятся этой перспективы и отрицают самую возможность перелома конъюнктурной кривой вверх. Для нас, марксистов, совершенно ясно, что новое экономическое оживление не открыло бы широкого выхода, а уперлось бы в новый, еще более острый и болезненный кризис. С другой стороны, неизбежность более или менее близкого перелома конъюнктуры для нас совершенно очевидна. Надо теоретически заранее подготовиться к ближайшему периоду "после кризиса" и занять правильные исходные позиции. Годы кризиса отбросили и продолжают отбрасывать международный пролетариат назад на целый исторический период. Недовольство, стремление вырваться из нищеты, вражда к эксплуататорам и к их режиму, все те чувства, которые сейчас придавлены и загнаны внутрь ужасающей безработицей и государственными репрессиями, будут стремиться с удвоенной силой проложить себе дорогу при первых реальных симптомах промышленного оживления. При общем состоянии современного капитализма предприниматели и в условиях относительного оживления не смогут пойти навстречу рабочим в таких пределах, чтобы замкнуть борьбу в рамки тред-юнионизма. Можно с уверенностью предсказать, что промышленное оживление не откроет места для возврата хотя бы к тем условиям труда, какие существовали до нынешнего кризиса. Экономические конфликты будут не только принимать широкие размеры, но и неизбежно перерастать в политическое движение революционного характера. Коминтерну надо отделаться от последних пережитков теории "третьего периода", начать конкретно исследовать экономическую и социальную почву борьбы, не командовать по произволу пролетарским авангардом, а руководить через его посредство реальным развитием классовой борьбы. На первое место выдвигается работа в профессиональных союзах. "Третий период" Лозовского надо отбросить так же, как и третий период Мануильского. Прекратить политику самоизоляции. Ребром поставить вопрос о восстановлении единства германского профессионального движения путем включения всех членов РГО385 в состав "свободных профсоюзов". Обязать каждого члена партии, которому это доступно, стать членом профсоюза. Развитие экономической борьбы поставит перед реформистской бюрократией труднейшие задачи. Использовать затруднения реформистов можно лучше всего через гибкую и наступательную политику единого фронта. Что левая оппозиция, будучи даже малочисленной, может занять достойное место в массовой борьбе, показывает опыт наших бельгийских товарищей. Во всяком случае задача левой оппозиции -- ставить ясно вопросы перед партией, намечать общую перспективу, выдвигать боевые лозунги. Левая оппозиция сейчас менее, чем когда-либо, может оставаться замкнутой пропагандистской группой, стоящей в стороне от реального развития классовой борьбы. Каждый большевик-ленинец должен быть членом той или другой массовой организации, прежде всего профессионального союза. Только при этом условии наши организации смогут держать руку на пульсе пролетариата и выполнять свою роль: авангарда в авангарде. * * * Американский товарищ Филд386, близко знакомый с проблемами мирового хозяйства, сделал по моей просьбе первый набросок оценки конъюнктурных тенденций мирового рынка. Выводы тов. Филда осторожны. Всякий отдающий себе отчет во множественности факторов, определяющих конъюнктурные изменения, вполне поймет и одобрит осторожность прогнозов. Задача не в том, чтобы гадать, а в том, чтобы правильно поставить вопрос, следить за фактами и своевременно делать выводы387. Прошу Интернациональный секретариат разослать настоящие строки и письмо тов. Филда всем нашим секциям в качестве дискуссионного материала. Совершенно очевидно, что нашей международной конференции придется высказаться по этому важнейшему вопросу. Л. Троцкий Принкипо 18 августа 1932 [г.] ГЕРМАНСКАЯ ЗАГАДКА (Бонапартизм a l'allemande)388 Политическое положение в Германии не только тяжело, но и поучительно. Как перелом руки, так и перелом в жизни наций дает разрез всех тканей. Взаимоотношение между классами и партиями -- между социальной анатомией и политической фразеологией -- редко где вскрывалось с такой наглядностью, как в нынешней Германии. Социальный кризис сметает условности и обнажает реальности. Люди, которые стоят сейчас у власти, могли еще не так давно казаться призраками. Разве в 1918 году не сметено господство монархии и аристократии?389 Но, очевидно, ноябрьская революция выполнила свою работу недостаточно основательно. Немецкое юнкерство390 меньше всего чувствует себя призраком. Наоборот, оно готовится превратить в призрак немецкую республику. Нынешние властители стоят "над партиями". Не мудрено: они представляют маленькое меньшинство. В действительности их школой и непосредственной опорой является Немецкая национальная партия391, иерархический союз собственников, под традиционным руководством юнкеров, единственного класса, который в Германии привык командовать. Бароны хотели бы вычеркнуть из истории Европы последние 18 лет, чтобы... начать с начала. У этих людей есть характер. Было бы несправедливо утверждать это о вождях немецкой буржуазии в собственном смысле слова. Бескрасочна была политическая история германского третьего сословия392, бесславно его парламентское крушение. Закат британского либерализма, еще и сегодня собирающего миллионы избирателей, не идет ни в какое сравнение с разгромом традиционных партий немецкого бюргерства. Демократы393 и национал-либералы394, ведшие за собой некогда большинство народа, остались скомпрометированными штабами -- без армий и без будущего. Разношерстные массы мелкой буржуазии, оторвавшись от старых партий или впервые пробудившись к политической жизни, сомкнулись под знаменем со знаком свастики395. Впервые за всю свою историю промежуточные классы -- ремесленники, торговцы, "свободные" профессии, служащие, чиновники, крестьяне -- разобщенные условиями и привычками жизни, традициями и интересами, оказались объединены в одном походе, более причудливом, фантастическом и противоречивом, чем крестовые походы средних веков. Французская мелкая буржуазия в силу экономического консерватизма страны продолжает и сейчас еще играть важную роль. Самостоятельной политики она, разумеется, не в состоянии вести. Но она заставляет приспособляться если не к своим интересам, то к своим предрассудкам, официальную политику руководящих капиталистических кругов. Правящая сейчас радикальная партия396 является наиболее непосредственным выражением этого приспособления. Благодаря лихорадочному развитию немецкого капитализма, беспощадно отбросившего промежуточные классы назад, мелкая буржуазия Германии никогда не занимала того места в политической жизни, как ее старшая французская кузина. Начавшаяся в 1914 году эпоха потрясений произвела в среде промежуточных классов Германии неизмеримо большие опустошения, чем во Франции: франк упал до 1/5, старая марка397 скатилась до нуля. Нынешний промышленный и аграрный кризис далеко не получил того развития на запад от Рейна, что на восток от него. Недовольство французской мелкой буржуазии не вышло и на этот раз из старых каналов и доставило победу Эррио398. Не то в Германии. Отчаяние мелкой буржуазии должно было принять здесь характер белой горячки, чтобы поднять на головокружительную высоту Гитлера и его партию. В национал-социализме все противоречиво и хаотично, как бред. Партия Гитлера называется социалистической и ведет террористическую борьбу против всех социалистических организаций. Она именуется рабочей, но в ее ряды входят все классы, кроме пролетариата. Она низвергает молнии на головы капиталистов и в то же время находится у них на содержании. Она клянется тевтонскими традициями399 и стремится к цезаризму400, учреждению насквозь латинскому. Оглядываясь на Фридриха II401, Гитлер подделывает жесты Муссолини... при усах Чарли Чаплина402. Весь мир опрокинулся в головах мелких буржуа, окончательно выбитых из равновесия. От отчаяния, страха и ожесточения они так громко вопят, что сами себя заглушают и не связывают смысла собственных слов и жестов. Подавляющая масса рабочих идет за социал-демократией403 и коммунизмом, двумя партиями, из которых первая прошла через свою героическую эпоху до войны, а вторая ведет свое непосредственное происхождение от Октябрьского переворота в России. Усилия национал-социалистов прорвать "марксистский фронт" не дали до сих пор ощутительных результатов. Почти четырнадцати миллионам мелкой буржуазии противостоят около тринадцати миллионов враждебных рабочих голосов. Одна лишь партия центра404 нарушает отчетливый рисунок классовых очертаний германских политических группировок. В рамках католического лагеря землевладельцы, промышленники, мелкие буржуа и рабочие все еще остаются связанными воедино. Пришлось бы перелистать всю историю Германии, чтобы объяснить, как и почему церковная связь оказалась способна до сего дня противостоять центробежным силам нового времени. Пример центра показывает во всяком случае, что политические отношения не суть математические формулы. Прошлое вклинивается в настоящее, видоизменяя его. Но общая тенденция процесса не нарушается. Тот факт, что фон Папен405 и его ближайший помощник Брахт406 вышли из правого крыла центра, чтоб вести политику, которая в развитии своем должна взорвать центр, получает в своем роде символическое значение. Если социальный кризис в Германии будет обостряться и дальше, центр не выдержит внутреннего и внешнего напора: клерикальная оболочка лопнет и составные элементы его распределятся сообразно социальному весу. Тогда можно будет говорить о предпоследнем акте в развязке немецкой драмы. Формально Германия сегодня, в последние дни августа, еще числится парламентской республикой. Но уже несколько недель тому назад министр внутренних дел фон Кайл превратил чествование веймарской конституции в панихиду по парламентаризму. Гораздо важнее, однако, тот факт, что оба крайних фланга рейхстага, представляющие большинство избирателей, считают демократию окончательно обанкротившейся. Национал-социалисты хотят заменить ее фашистской диктатурой итальянского образца. Коммунисты стремятся к диктатуре Советов. Буржуазные партии, пытавшиеся за последние 14 лет вести свои дела парламентским путем, потеряли всех своих избирателей. Социал-демократия, вводившая рабочее движение в рамки парламентской игры, не только упустила из рук власть, доставленную ей ноябрьским переворотом; не только уступила миллионы своих избирателей коммунизму, но и рискует потерять свои легальные позиции, как партия. Не навязывается ли сам собою вывод, что пред лицом слишком больших трудностей и задач режим демократии пасует? Как и в отношениях между государствами, пока дело идет о второстепенных вопросах, правила и обрядности протокола более или менее соблюдаются. Но когда доходит до столкновения основных жизненных интересов, на сцену, вместо параграфов, выступают ружья и пушки. Внутренние и международные затруднения немецкой нации довели борьбу классов до такого напряжения, когда она уже не может и не хочет связывать себя условным протоколом парламентаризма. Об этом можно жалеть; можно сурово осуждать крайние партии за пристрастие к насилию; можно надеяться на лучшее будущее. Но факт остается фактом: провода демократии не выдерживают социальных токов слишком высокого напряжения. Между тем, это токи нашей эпохи. Когда-то почтенный готский альманах испытывал затруднения, как охарактеризовать государственный строй России, включавший народное представительство при самодержавном царе. Определить нынешний строй Германии, пожалуй, еще труднее, если не выходить из категорий государственного права. Но обратившись к истории, можно помочь готским альманахам всех стран: Германия управляется сейчас по системе бонапартизма. Основную печать на политическую физиономию немецкого народа налагает тот факт, что фашизму удалось мобилизовать промежуточные классы против рабочих. Два огромных лагеря непримиримо противопоставлены друг другу. Победить парламентским путем ни один не может. Ни один из них к тому же не подчинился бы добровольно неблагоприятному для него решению. Такое расколотое состояние общества предвещает гражданскую войну. Первые ее молнии уже пронзили страну. Опасность гражданской войны порождает у правящих классов потребность в абритре -- повелителе, Цезаре. Это и есть функция бонапартизма. Каждая государственная власть имеет претензию возвышаться над классами и ограждать интересы целого. Но определить равнодействующую в социологии совсем не так просто, как в механике. Государственная власть сама сделана из мяса и костей. Она связана с определенными классами и их интересами. В мирные будни демократический парламент кажется наилучшей машиной законодательной диагонали. Но наступает момент, когда основные силы тянут в противоположные стороны под углом в 180° друг к другу и разрушают парламентский механизм. Тогда открывается ваканския на бонапартистскую диктатуру. В противоположность легитимизму, где лицо есть лишь звено династической цепи, понятие бонапартизма связывается с выдающимся или счастливым выскочкой. Такой образ, однако, плохо вяжется с тяжеловесной фигурой остэльбского юнкера408 и гогенцоллернского фельдмаршала. И впрямь: Гинденбург не Наполеон, Познань не Корсика! Но чисто персональный, тем более эстетический подход к вопросу совершенно не достаточен, даже способен сбить с пути. Если для заячьего рагу, по французской пословице, необходим заяц, то для бонапартизма вовсе не обязателен Бонапарт. Достаточно наличия двух непримиримых лагерей: роль полномочного третейского судьи может выполнять не лицо, а клика. Напомним, что Франция знала не только Первого Наполеона, действительного, но и Третьего, поддельного. Дядю и мнимого племянника объединяла миссия арбитра, который записывает свои вердикты концом шпаги. У Наполеона I была собственная шпага, и бока Европы до сих пор не вполне очистились от ее следов. Наполеону III достаточно оказалось тени шпаги мнимого дяди, чтобы попасть в фокус власти. В Германии бонапартизм выглядит по-немецки. Не надо, однако, останавливаться перед различиями национальных интонаций. При переводе на чужой язык многие особенности оригинала пропадают. Создав в разных областях человеческого творчества величайшие образцы, немцы в политике, как и в скульптуре, почти не поднимались над посредственной подражательностью. Не будем углубляться в исторические причины этого факта: достаточно того, что он существует. Гинденбург -- не Наполеон. В консервативной фигуре президента нет и намека на авантюризм. Восьмидесятилетний Гинденбург в политике вообще ничего не искал. Зато другие искали и нашли Гинденбурга. И нашли не случайно: это люди одного и того же старопрусского, дворянско-консервативного потсдамско408-остэльбского склада. Скрепляя своим именем чужие дела, Гинденбург не даст выбить себя из колеи, проведенной традициями его касты. Гинденбург не лицо, а учреждение. Таким он был во время войны. "Стратегия Гинденбурга" была стратегией людей, носивших совсем другие фамилии. Этот порядок оказался перенесен и в политику. Людендорфа и его помощников заменили новые лица. Но порядок остался тот же. Консерваторы, националисты, монархисты, все враги ноябрьского переворота впервые выдвинули Гинденбурга в президенты в 1925 г. Не только рабочие, но и партии буржуазии голосовали тогда против гогенцоллернского маршала. Гинденбург, однако, победил: его поддержали массы мелкой буржуазии, на пути к Гитлеру. В качестве президента Гинденбург ничего не создал, но ничего и не разрушил. У его противников создалось представление, что свою верность солдата Гинденбург поставил на стражу Веймарской конституции. Оттесняемые реакцией по всей линии, чисто парламентские партии решили через семь лет поставить ставку на Гинденбурга. Отдав монархическому маршалу свои голоса, социал-демократия и католическая демократия освободили его от каких бы то ни было обязательств по отношению к впавшей в прострацию республике. Выбранный в 1925 году голосами правых, Гинденбург не выходил за рамки конституции. Выбранный в 1932 году голосам левых, он немедленно наступил на конституцию сапогом. В этом парадоксе нет ничего таинственного. Наедине со своей "совестью" и "волей нации" -- двумя неуловимыми инстанциями -- Гинденбург неминуемо оказался орудием тех кругов, верность которым он пронес через всю свою жизнь. Политика президента есть политика верхов земельной аристократии, баронов промышленности и банковских князей, римско-католического лютеранства410 и, не в последнем счете, моисеева закона411. Через фон Папена, о котором накануне никто в стране не думал, политический штаб Гинденбурга сразу оборвал нити, связывавшие избрание президента с демократическими партиями. Немецкому бонапартизму в его первой стадии не хватало изюминки авантюризма. Своей карьерой во время войны и магическим порядком своего восхождения к власти Папен до известной степени восполнил этот недочет. По поводу остальных его данных, кроме иностранных языков и безупречных манер, отзывы разных направлений сходятся на том, что отныне историки не смогут уже писать о Михаэлисе412, как о самом сером и безличном канцлере Германии. А где же сабля? У Гинденбурга остался в руках лишь маршалский жезл, игрушка для стариков. Папен, после малообнадеживающего опыта во время войны, ушел в штатскую жизнь. Сабля нашлась, однако, в лице генерала Шлейхера413. Именно в нем приходится видеть сейчас ядро бонапартистской комбинации. И не случайно: поднимаясь над партиями и парламентом, правительство сужается до бюрократического аппарата. Наиболее действительную часть аппарата составляет, бесспорно, рейхсвер. Немудрено, если из-за спины Гинденбурга и Папена выдвинулся Шлейхер. Газеты много писали о том, что генерал в тиши своего штаба давно уже подготовлял события. Может быть. Но гораздо важнее, что ход событий подготовлял генерала. Когда эти строки появятся в печати, первая встреча правительства Папена с рейхстагом останется позади. Будет уже, вероятно, известно, кто расшибся при столкновении: Папен или рейхстаг. Могут расшибиться оба, оставив наследником Шлейхера. Эпизодов мы не собираемся предугадывать. Эпизодов будет еще немало. Автор стоит в стороне от театра событий, притом на значительном расстоянии. Это затрудняет наблюдение за конъюнктурой дня. Но автору хотелось бы думать, что неблагоприятные географические условия не мешают отдавать себе отчет в расположении основных сил, которые в конце концов и определяют общий ход событий. Л. Троцкий Принкипо 23 августа 1932 г. ДВА ЧЕХОСЛОВАЦКИХ ЭПИЗОДА, МАЛЫЙ И БОЛЬШОЙ414 Сперва о малом: дело идет о визе. Этот совсем свежий эпизод интересен, однако, лишь постольку, поскольку ведет к историческому эпизоду: военной интервенции чехословаков против русской революции в 1918 году415. Газеты сообщали, что виза для въезда в Чехословакию мне дана: это было по существу правильно. Потом газеты сообщали, что в визе мне отказано. И это тоже было верно. Я очень далек от смешной мысли жаловаться на чехословацкое правительство, которое ни с какой стороны не обязано было предоставлять мне визу. Но я не могу не отметить, что для отказа в визе чехословацкое правительство прибегает к слишком кружным и сложным методам. Дело было так. Некоторые из моих друзей или, вернее, благожелателей в Чехословакии настойчиво советовали мне полечиться на чешском курорте. Я ответил: "не пустят". Меня уверяли, что, по предварительным сведениям, вопрос в правительстве стоит вполне благоприятно. Я возразил: если бы даже правительство согласилось, не пустит полиция. Мои корреспонденты горели желанием не только дать мне возможность полечиться, но заодно и преподать мне урок демократии. У меня не было основания отказываться ни от лечения, ни от политического урока. Я обратился в чехословацкое консульство за визой. [...]416 Я получил список условий: я должен заранее иметь визы для возвращения в Турцию; могу оставаться на курорте не дольше восьми недель; должен в Чехословакии пить минеральные воды между апрелем и маем, но не оглядываться по сторонам, не заниматься политикой, не принимать журналистов и уехать по первому требованию даже и до истечения восьми недель. Вручивший мне условия генеральный консул любезно пояснил: если вы примете условия, это еще не дает мне права дать вам визу. Я подписал условия. Прошли все сроки, указанные в условиях, прошел летний сезон, -- визы не было. Мои демократические благожелатели объяснили мне, что дело тем не менее стоит как нельзя более благоприятно. Я упорно повторял свой "парадокс": полиция все равно не позволит правительству впустить меня. [...] Генеральный консул передал мне новые условия: меня впустят на 8 недель между сентябрем и декабрем, если я добуду паспорт, пригодный на полгода после декабря. Последнее условие, явно продиктованное полицией, было для меня неосуществимо, а для Чехословакии ненужно. Я написал об этом в Прагу. Условие было отклонено: правительство одержало победу над полицией, демократия торжествовала, и с ней вместе мои благожелатели. Оставался вопрос о транзитных визах, туда и обратно. Из Рима виза дана была по телеграфу в 24 часа. Из Вены пришлось ждать решения свыше недели. Теперь все условия были налицо. Мой скептицизм колебнулся. В доме стали готовиться к отъезду. После этого чехословацкое правительство отказало мне в визе. Это его право. Но на мой скромный взгляд [чехословацкое правительство] пользуется своим правом с излишними осложнениями. Политической причиной отказа явились очень бурные, если судить по печати, протесты со стороны некоторых организаций. Главным мотивом протестов служила моя роль в отношении чехословацкого корпуса в России в 1918 году. События, происходившие более четырнадцати лет тому назад, снова ожили, вторгилсь в политику сегодняшнего дня. Если у меня нет причин обвинять чешское правительство за отказ в визе, то несравненно меньше у меня оснований оправдываться в моей политике по отношению к чехословацкому корпусу. Скорее уж я мог бы взять на себя роль обвинителя. Но и в этом нет надобности: вопрос был разрешен в свое время посредством оружия. Об этом историческом эпизоде я хочу здесь кратко напомнить. Стояла весна 1918 года, тяжкая весна, за которой собиралось надвинуться еще более тяжкое лето. Напомним хронологию событий. [...] [Л.Д.Троцкий] [Август 1932 г.] ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ "ЛИБЕРТИ" В Соединенных Штатах сейчас широко обсуждается вопрос о признании Советского Союза. Дипломатическое признание не означает, разумеется, взаимного политического одобрения, как вежливое рукопожатие вовсе не равносильно обоюдной симпатии. Как уклониться от рукопожатий людям, которых связывают серьезные деловые интересы? Факт, однако, таков, что непризнание Советской республики чаще всего мотивировалось до сих пор ссылками на причины морального порядка. Вопросы, поставленные мне редакцией "Либерти" резюмируют эти ссылки в достаточно резкой форме. В этом я вижу не недостаток их, а преимущество. Отвечая с той же прямотой, с какой меня спрашивают, я заранее знаю, что не всех убежу417. Но если удастся рассеять наиболее отравленные предубеждения, и это будет уже несомненным плюсом. 1. 1. "Превращает ли советское государство людей в роботов?" -- гласит первый вопрос. Почему? -- спрашиваю я с своей стороны. Идеологи патриархальности, вроде Льва Толстого или Джона Рескина418, выдвигали против машинной цивилизации то обвинение, что она превращает свободных крестьян и ремесленников в безрадостных автоматов. Это обвинение за последние десятилетия направлялось чаще всего против индустриального режима Америки (тайлоризм419, фордизм420). Может быть, мы из Чикаго и Детройта услышим ныне призыв -- отказаться от машин, убивающих душу? Слышали же мы недавно во Франции от запуганного кризисом радикального политика г. Кайо421 разглагольствования о необходимости приостановить развитие машинизма! И газеты почтительно перепечатывали эти откровения! Почему бы в самом деле не вернуться вспять к свайным постройкам, к каменному топору и не попробовать обрасти шерстью? Нет, на это мы не согласны. В области машинизации Советская республика является пока что только ученицей Соединенных Штатов. И она не собирается останавливаться на полпути. Может быть, однако, вопрос о роботе имеет в виду не машинное производство, а особенности социального строя? Не превращаются ли люди в автоматов потому, что машины составляют собственность государства, а не частных лиц? Достаточно ясно поставить этот вопрос, чтобы вскрыть его беспочвеность. Остается, наконец, вопрос о политическом режиме, о суровой диктатуре, о величайшем напряжении всех сил и о низком жизненном уровне населения. Отрицать эти факты было бы неразумно. Но в них находит свое выражение не столько новый режим, сколько ужасающее наследство отсталости. Политическая диктатура должна будет ослабевать и смягчаться по мере повышения экономического уровня благосостояния страны. Нынешнее командование людьми уступит свое место распоряжению вещами. Путь ведет не к роботу, а к человеку более высокого типа. 2. "Верно ли, что советское государство полностью подчинено узкой группе в Кремле, которая пользуется олигархической властью под видом диктатуры пролетариата?" Нет, это не так. Один и тот же класс может в зависимости от условий господствовать при помощи разных политических систем и методов. Так, буржуазия на протяжении своего пути господствовала через абсолютную монархию, через бонапартизм, через парламентскую республику и через фашистскую диктатуру. Германская буржуазия господствует даже через господина фон Папена. Все эти формы господства, как они ни различны сами по себе, сохраняют капиталистический характер, поскольку в руках буржуазии остаются сосредоточенными главные богатства нации, управление средствами производства, школами и прессой и поскольку законы охраняют прежде всего буржуазную собственность. Советский режим означает господство пролетариата, независимо от того, как широк слой, в руках которого непосредственно сосредоточена власть. Та политическая фракция, к которой я принадлежу, не одобряет режима, установленного сталинской бюрократией, и противопоставляет ему требование расширения советской демократии. Но поскольку государственный режим характеризуется в основе своей формами собственности, Советский Союз остается государством пролетариата. 3. "Не похитили ли Советы у детей радость и не превратили ли воспитание в систему большевистской пропаганды?" Воспитание детей везде и всегда было связано с пропагандой: путем воспитания старшее поколение старается привить младшему уважение к тем учреждениям и идеям, поддерживать которые оно считает нужным. Пропаганда начинается с внушения преимуществ носового платка над пальцами и восходит к преимуществам республиканской платформы над демократической422 или наоборот. Воспитание в духе религии есть пропаганда: вы не откажетесь, разумеется, признать, что апостол Павел423 был один из самых выдающихся пропагандистов. Светское воспитание во французской республике насквозь проникнуто пропагандой, главная идея которой состоит в том, что вся добродетель вмещается во французской нации, точнее в ее правящем классе, и что французский милитаризм, в отличие то всех остальных, есть самый надежный инструмент мира и гуманности. Меньше всего приходится оспаривать, что и советское воспитание есть пропаганда. Разница лишь та, что в буржуазных странах дело идет о прививке уважения к старым учреждениями и идеям, которые считаются сами собой разумеющимися. В СССР дело идет о новых идеях, поэтому пропаганда бросается в глаза. Позвольте предложить такое определение: "пропагандой" в одиозном смысле люди называют обычно защиту и распространение таких идей, которые им не нравятся. Наоборот, защиту близких им идей они называют обучением, воспитанием, богослужением или судопроизводством, в замисимости от того, к какому из этих родов оружия им приходится прибегать. В эпохи консервативной устойчивости повседневная пропаганда не чувствуется, как и воздух, которым мы дышим. Придя в движение, воздух превращается в ветер, в ураган. В революционные эпохи пропаганда неизбежно принимает более воинственный и наступательный характер. После моего возвращения с семьей в начале мая 1917 г. из Канады в Москву наши два мальчика посещали буружазную по составу учащихся гимназию, в которой учились дети многих политических деятелей, в том числе некоторых министров Временного правительства. Во всей гимназии было только два "большевика", мои сыновья, которым вместе было 20 лет, и третий "сочувствующий", который, как полагается сочувствующим, в трудные минуты предпочитал оставаться в стороне. А трудных минут было немало. Несмотря на официальное правило "школа вне политики", старшего сына, которому шел двенадцатый год, нещадно били, как большевика. Когда я был выбран председателем Петроградского совета, сына стали называть не иначе, как "председатель" и били вдвое. Это была пропаганда против большевизма. Школа -- одна из ячеек общества и не может, хотя бы в ослабленном виде, не отражать все те процессы, которые происходят в его основных тканях. Те родители и педагоги, которые преданы старому обществу, кричат о "пропаганде". По существу они возмущены тем, что старую пропаганду заменили новой. Они возмущены социальным переворотом. Это их право. Но не меньшее право революционного режима: формировать подрастающее поколение в соответствии со своими целями. Если государство строит новое общество, может ли оно не начинать со школы? Отнимает ли советская пропаганда у детей "радость"? Почему и как? Советские дети играют, поют, пляшут и плачут, как и все дети. Исключительная забота советского режима о детях признана даже и недоброжелательными наблюдателями. Достаточно напомнить, что по сравнению со старым режимом детская смертность сократилась вдвое. Правда, советским детям ничего не говорят о первородном грехе и о потустороннем мире. В этом смысле можно сказать, что у детей отнимают радость загробного существования. Не будучи компетентным в этом вопросе, я не смею судить о размерах потери. Но из того факта, что даже римский наместник Христа обращается в случае болезни к врачам, я позволяю себе сделать тот вывод, что горести этого мира имеют известные преимущества пред радостями другого мира. Тем более это относится к детям. Когда они поглощают необходимое количество калорий, избыток жизненных сил находит себе достаточно поводов для радости. Два года тому назад ко мне из Москвы приехал внук, пяти лет424. Несмотря на то, что он совершенно ничего не знал о боге, я не замечал у него особо порочных наклонностей, если не считать того случая, когда он при помощи газетной бумаги с большим успехом забил наглухо водоотливную трубу умывальника. Чтобы доставить ему на Принкипо общество детей, пришлось послать его в детский сад, состоящий под руководством католических монахинь. Имея под своим наблюдением детей разных исповеданий, почтенные "сестры" с большой похвалой отзываются о морали моего ныне уже почти семилетнего атеиста. Благодаря все тому же внуку, я довольно близко ознакомился за последний год с русской детской литературой, как советской, так и эмигрантской. Пропаганда есть и здесь и там: белая книжка вращается вокруг принца в золотой одежде, красная предпочитает механика на тракторе. Неудачных книжек больше, чем удачных, как, впрочем, и в литературе для взрослых. Но советская книжка в общем несравненно активнее, свежее, жезнерадостнее. Маленький человечек, которого я близко наблюдаю, читает и слушает эти книжки с большим наслаждением. Нет, советская пропаганда не отнимает у детей радости! 4. "Стремится ли большевизм сознательно к разрушению семьи?" 5. "Опрокидывает ли большевизм все моральные нормы в области пола?" 6. "Верно ли, что полигамия и бигамия425 не наказуемы при советской системе?" Если под семьей понимать принудительную связь, основанную на брачном договоре, церковном благословении, имущественных привилегиях и совместных паспортах, то большевизм основательно разрушил эту семейную полицейщину. Если под семьей понимать произвол родителей над детьми и бесправие жены, состоящей на положении вьючного животного при домашнем очаге, то большевизм, к сожалению, далеко еще не до конца разрушил это наследие старого социального варварства. Если под семьей понимать идеальную моногамию -- не юридическую, а фактическую, -- то большевики не могли разрушить того, что не существовало и не существует нигде в мире, если не считать счастливых исключений. Решительно ни на чем не основаны утверждения, будто советское законодательство о браке дало толчок полигамии и полиандрии426. Статистики брачных отношений, действительных, а не только юридически оформленных, не существует и не может существовать, по самой сути дела, -- если не считать, конечно, газетной статистики голливудских браков. Но и без цифровых колонок можно не сомневаться, что московские индексы брачных нарушений и потрясений немногим отличаются от соответственных индексов Нью-Йорка, Лондона или Парижа и -- кто знает? -- может быть, стоят ниже их. Говоря о браке, семье и моногамии, нельзя обходить проституцию. Борьба с нею, притом напряженная и достаточно успешная, показывает, что Советы вовсе не склонны терпеть то беспорядочное смешение полов, которое наиболее гибельное и ядовитое выражение свое находит именно в проституции. Длительный устойчивый брак, основанный на взаимной любви и сотрудничестве, -- такова идеальная норма. В этом направлении идет воздействие школы, литературы, общественного мнения Советов. Освобожденный от полицейских, церковных, а затем и экономических оков союз мужчины и женщины проложит себе свои собственные пути, диктуемые физиологией, психологией и заботой о благополучии расы. Советский режим еще очень далек от разрешения проблемы брака, как и других основных проблем. Но он заложил серьезные предпосылки для их разрешения. Во всяком случае, проблема семьи перестала быть делом нерассуждающей традиции и слепой силы обстоятельств: она поставлена, как задача коллективного разума. Нужно полное презрение к умственным и нравственным качествам человека, чтобы не видеть в такой открытой постановке вопроса серьезный шаг вперед и вверх. Каждый год рождается в Советском Союзе 5,5 миллионов младенцев. Перевес рождающихся над умирающими составляет свыше трех миллионов. Царская Россия не знала такого роста. Один уже этот факт исключает возможность говорить о нравственном разложении или о снижении жизненных сил населения страны. 7. "Верно ли, что кровосмешение не рассматривается как преступный акт?" Должен признаться, что никогда не интересовался этим вопросом с точки зрения уголовной наказуемости и потому не мог бы ответить без справок насчет того, что говорит советское право о кровосмешении и говорит ли вообще что-нибудь. Думаю, однако, что вопрос в целом относится гораздо больше к области патологии, с одной стороны, воспитания -- с другой, чем криминалистики. Кровосмешение понижает жизнеспособность и качества расы. Именно поэтому оно ощущается как нарушение нормы подавляющим большинством здоровых людей. Социализм имеет целью внести разум не только в экономические отношения, но по возможности и в биологические функции человека. Забота о расе должна составить одну из важнейших задач нового общества. Уже и сейчас советская школа делает многое, чтоб просветить детей относительно действительных интересов человеческого тела и человеческого духа. У меня, как, полагаю, и у авторов вопроса, нет никаких оснований думать, чтобы патологические случаи кровосмешения происходили в Советском Союзе чаще, чем в других странах. В то же время, я склонен считать, что именно в этой области вмешательство суда способно причинить больше вреда, чем пользы. Сомневаюсь, напр[имер], что, если бы британская юстиция отправила в свое время Байрона427 на каторгу, человечество оказалось бы от этого в выигрыше... 8. "Верно ли, что развод можно получить по первому требованию?" Разумеется, верно. Более уместен был бы другой вопрос: верно ли, что существуют еще страны, где нельзя получить развода по первому требованию одной из сторон? 9. "Верно ли, что Советы не питают уважения к целомудрию мужчины и женщины?" Я думаю, что в этой области убавилось не "уважения", а лицемерия. Можно ли сомневаться, например, в том, что спичечный король Ивар Крейгер428, которого при жизни изображали угрюмым аскетом, не раз в качестве непримиримого врага Советского Союза бичевал безнравственность русских комсомольцев и комсомолок, которые для своих объятий не прибегают к благословению церкви? Если бы не финансовая авария, Крейгер сошел бы в могилу не только как праведник биржи, но и как столп морали. Теперь же печать сообщает любознательной публике, что число женщин, состявших у Крейгера на содержании в разных частях света, превышало в несколько раз число труб его спичечных фабрик. Французские, английские и американские романы изображают двойные и тройные семьи не как исключение, а как правило. Главным очагом, где формируются ныне приемы и критерии любовной морали и откуда они излучаются затем через экран на весь мир, является Голливуд429. В области воздействия на половые отношения ни один церковный проповедник, ни один парламентарий, ни один судья не может соперничать со звездой кинематографа. Можно ли, однако, утверждать, что уроки экрана являются уроками целомудрия? Очень хорошо осведомленный молодой немецкий наблюдатель K. Mehnert430, выпустивший недавно книгу о советской молодежи, пишет: "Молодые русские отнюдь не образцы морали... Но они во всяком случае стоят морально не ниже, чем их немецкие сверстники". Я полагаю, что это верно. Позвольте привести небольшое личное воспоминание. В Нью-Йорке в феврале 1917 года я наблюдал однажды ночью в вагоне подземной дороги десятка два студентов с их подругами. Они возвращались, надо полагать, из дансинга или мюзик-холла. Несмотря на то, что в вагоне было несколько посторонних, поведение крайне оживленных пар было настолько кинематографично, что можно было сразу сказать: эти молодые люди не являются сторонниками платонизма431 и, если даже в принципе стоят за моногамию, то практически подходят к ней весьма извилистыми путями. Представим себе, что излишне оживленную пантомиму наблюдал бы католический священник: он наверное усмотрел бы в ней новое подтверждение тому, что порча нравов корнями своими восходит к реформации. По отношению к молодежи Советского Союза дело обстоит еще проще: если бы большевики не совершили покушения на собственность и на библию, русские граждане, особенно образованные классы, жили бы жизнью праведников. Американцы сделали попытку прекратить пьянство путем запретительного декрета432. Сейчас они собираются, видимо, повернуть колесо назад. Отмена сухого закона вовсе не означала бы, что новая администрация стремится к насаждению пьянства. Не правда ли? Точно так же отмена советской властью ряда законов, призванных якобы ограждать семейный очаг, целомудрие и пр., не имеет ничего общего со стремлением разрушать устойчивость семьи или насаждать беспорядочное смешение полов. Дело идет попросту о том, чтобы путем повышения материального и культурного уровня достигнуть того, чего нельзя достигнуть формальным запретом или безжизненной проповедью. 10. "Не является ли высшей целью большевизма воспроизведение пчелиного улья или муравейника в человеческой жизни?" Та же тема варьируется в следующем пункте (11): "В каком отношении идеал большевизма отличается от того состояния цивилизации, которое получило бы господство на земле, если бы насекомые раньше человеческих существ установили бы контроль?" Эти два вопроса несправедливы как по отношению к насекомым, так и по отношению к людям. Ни муравьи, ни пчелы не могут отвечать за те гнусности, какими полна история человечества. С другой стороны, как ни плохи люди, но у них есть возможности, совершенно недоступные насекомым. Аналогии с жизнью муравьев и пчел почти так же стары, как склонность людей к морализированию. Если становиться на этот путь, то нетрудно показать, что задача Советов состоит как раз в том, чтобы разрушить муравьиные черты человеческого общества. В самом деле: у пчел, как и у муравьев, есть классы: одни работают или воюют, функция других сводится к размножению. Возможно ли видеть в такой специализации социальных функций идеал большевизма? Скорее это уж доведенные до крайнего предела черты современной цивилизации. Известные породы муравьев обращают собратьев другого цвета в рабство, то есть имеют своих негров. На советскую систему это совсем не похоже. Муравьи не только не совершили своего большевистского переворота: они не имели еще ни своего Джона Брауна433, ни своего Авраама Линкольна434. Не станем, однако, развивать тему, которая в XVIII веке доставила такой успех доктору Мандевилю435. В конце концов, аналогии с ульем и мурвейником являются скорее словесной игрой, чем приемом научного анализа. Жизнь муравьев и пчел воспроизводит из поколения в поколение одни и те же застывшие формы. Жизнь человеческого общества представляет непрерывное изменение форм. Вениамин Франклин охарактеризовал человека, как "животное, делающее орудия". Это замечательное определение лежит, к слову сказать, в основе марксистского понимания истории. Искусственное орудие есть динамический фактор: оно выделило человека из животного царства; оно придало размах работе человеческого интеллекта; оно вызвало смены рабства, феодализма, капитализма и советской системы. Если бы насекомые "раньше людей" пришли к сознательному и творческому контролю на основе динамического хозяйства, то они перестали бы быть насекомыми. Как выглядело бы при этом их общество, мы затрудняемся сказать. Оставим поэтому область энтомологии437: дело идет о более близких нам социологических проблемах. Мысль вопроса, очевидно, та, что универсальный всеохватывающий контроль должен убить индивидуальность, превратив живых людей в однородные социальные молекулы. Зло советской системы состоит, следовательно, в избытке контроля. Между тем ряд других вопросов обвиняет, как мы видели, Советы в том, что они отказываются подвергать государственному контролю наиболее интимную область личной жизни: любовь между мужчиной и женщиной, семью, половые отношения. Противоречие здесь совершенно очевидно! Советы вовсе не ставят своей задачей держать под контролем умственные и нравственные силы человека. Наоборот, путем контроля над хозяйством, они хотят освободить человеческую личность -- не привилегированную, не аристократичскую, а каждую человеческую личность -- от контроля рынка и его слепых сил. Форд438 организовал производство автомобилей по системе конвейера439 и достиг этим огромного производственного эффекта. Социализм, если выделить его производственно-технический принцип, имеет задачей организовать все национальное и мировое хозяйство по системе конвейера: на основе плана и строгой пропорциональности частей. Неужели же человек недостаточно превосходит муравья или дождевого червя, чтобы взять на себя разрешение такого рода задачи? Принцип конвейера, перенесенный с отдельных заводов на все заводы и фермы должен дать такой производственный эффект, по отношению к которому нынешний опыт Форда будет выглядеть как жалкая ремесленная мастерская рядом с Детройтом440. Победивший природу человек перестанет в поте лица своего добывать насущный хлеб свой: в этом и состоит первое условие для освобождения личности. Если для щедрого удовлетворения всех материальных потребностей достаточно будет, скажем, 3-4 часов работы в день, то в распоряжении каждого и каждой останется 20 часов, свободных от всякого "контроля". Кто думает, что идейная борьба и соревнование исчезнут при этом, тот плохо понимает природу человека и природу нового общества. Вопросы воспитания, усовершенствования физического и духовного склада человека станут в центре общего внимания, как сейчас стоят вопросы питания и обогащения. Различные философские и научные школы, борющиеся направления в литературе, архитектуре, искусстве вообще впервые захватят за живое не только верхушку, но всю толщу народа. Освобожденная от давления слепых экономических сил борьба группировок, течений и школ получит глубоко идейный и бескорыстный характер. В этой атмосфере человеческая личность не зачахнет, а наоборот, впервые расцветет полным цветом. 12. "Верно ли, что Советы учат детей не уважать своих родителей?" Нет, в такой общей форме это утверждение карикатурно. Но верно то, что резкое движение вперед в области техники, идей или нравов ведет обычно к снижению авторитета старого поколения, в том числе и родителей. Верующие католики во Франции видели в устранении религии из школы злостный подрыв родительского авторитета. Когда профессора преподают теорию Дарвина, то авторитет родителей, верящих в происхождение Евы из адамова ребра, не может не понизиться. В борьбе за свой авторитет родители штата Теннесси добились запрещения подобной пропаганды дарвинизма441. В Советском Союзе вследствие глубокого революционного переворота все конфликты несравненно острее и болезненнее. Нравы комсомола неизбежно сталкиваются с авторитетом тех родителей, которые все еще хотят по своему усмотрению женить сына или выдать замуж дочь. Красноармеец, научившийся управлять трактором и комбайном, не может признавать технический авторитет отца, применяющего деревянную соху. Для поддержки своего достоинства отец не может уже просто указать рукой на икону в углу и подкрепить этот благочестивый жест пощечиной. Родителям приходится прибегать к духовному оружию. Дети, опирающиеся на официальный авторитет школы, оказываются, однако, лучше вооруженными. Ущемленное родительское самолюбие направляется нередко против государства. Так происходит обычно в тех семьях, которые враждебны новому режиму в основных его задачах. Большинство пролетарских родителей тем охотнее мирится с утратой части родительского авторитета, чем большую часть родительских забот государство берет на себя. Но конфликты поколений есть и в этой среде. В крестьянстве они особенно остры. Хорошо ли это или плохо? Я думаю, что хорошо. Иначе не было бы движения вперед. Позволю себе сослаться на личный жизненный опыт. Семнадцати лет я оказался вынужден порвать с родительской семьей. Отец пытался определить мой жизненный путь. Он заявил мне: "И через 300 лет не будет того, чего вы хотите". Речь шла при этом только о низвержении монархии. Впоследствии отец понял границы своего влияния, и связи с семьей восстановились. В последние годы жизни, после Октябрьского переворота, отец признался: "Твоя правда оказалась сильнее". Таких примеров были тысячи, затем сотни тысяч и миллионы. Они характеризуют критический перелом эпохи, когда рвется "связь времен". Путь прогресса -- тяжкий путь. 13. "Верно ли, что большевизм преследует религию и ставит вне закона религиозное богослужение?" Это заведомо ложное утверждение опровергалось тысячи раз совершенно бесспорными фактами, доводами и свидетельскими показаниями. Почему же оно каждый раз всплывает снова? Потому, что церковь считает себя преследуемой, когда ее не поддерживают средствами бюджета и силою полиции и когда ее противники не подвергаются репрессиям. Во многих государствах научная критика религиозных верований, в особенности прямая пропаганда атеизма, считается преступлением; в некоторых терпится. Советское государство поступает иначе: отнюдь не считая богослужение преступлением, оно терпит существование разных религий, но в то же время открыто поддерживает материалистическую пропаганду против религиозных верований. Именно такое состояние воспринимается церковью, как преследование религии. 14. "Верно ли, что большевистское государство, будучи враждебно религии, тем не менее эксплуатирует предрассудки невежественных масс; в частности, не потому ли большевики искусственно сохраняют мумию Ленина, что русские считают святого лишь в том случае достойным небес, если тело его сопротивляется разложению?" Нет, это совершенно неправильное толкование, продиктованное предвзятостью и враждебностью. Я могу тем свободнее утверждать это, что с самого начала был решительным противником бальзамирования, мавзолея и пр., как и вдова Ленина Н.К.Крупская. Можно не сомневаться, что, если бы больному Ленину на минуту пришла в голову мысль, что с его трупом поступят, как с трупом фараона442, он заранее с возмущением апеллировал бы к партии. Это соображение я и приводил, как главный довод: нельзя с телом Ленина поступать вопреки "духу" Ленина. Я ссылался также на то, что "нетленность" набальзамированного трупа может питать религиозные суеверия. Красин, сторонник и, кажется, инициатор бальзамирования, возражал: "Наоборот, то, что у попов было делом чуда, станет в наших руках делом техники. Миллионы и миллионы захотят представить себе, как выглядел человек, который внес такие большие изменения в жизнь страны; при помощи науки мы пойдем навстречу этому законному интересу масс; вместе с тем мы объясним им секрет нетленности". Несомненно, что воздвижение мавзолея преследовало политические цели: внешне подкрепить авторитет учеников авторитетом учителя. Но видеть здесь эксплуатацию религиозных суеверий неосновательно: посетителям мавзолея разъясняют, что сохранение тела от разложения есть заслуга химии. * * * Наши ответы совершенно не преследуют задачи прикрасить нынешнее состояние Советского Союза, преувеличить экономические или культурные достижения, тем менее -- изобразить социализм как уже достигнутую ступень. Режим Советов является и долго еще останется переходным: не гармоничным, противоречивым и крайне тяжким для живущего и борющегося ныне поколения. Но надо брать факты в их развитиии. Советский Союз получил в наследство империю Романовых450. Он живет пятнадцать лет во враждебном мировом окружении. Состояние осажденной крепости придает диктатуре особенно суровые формы. Политика Японии меньше всего способствует развитию чувства безопасности. Но и тот факт, что Соединенные Штаты, ведшие войну против Советов на советской территории, до сих пор не установили с Москвой дипломатических отношений, имеет огромное -- разумеется, отрицательное -- влияние на внутренний режим в стране. Л. Тр[оцкий] 15 августа 1932 г. 15. "Верно ли, что большевизм наказывает индивидуальный успех?" Наиболее свободной ареной индивидуального успеха является биржа. Этой арены в СССР нет. Большевизм противодействует достижению индивидуального успеха путем эксплуатации других. Я не думаю, напр[имер], чтобы Порция, помешавшая Шейлоку использовать свой "индивидуальный успех" для получения фунта мяса Антонио444, заслуживала порицания. Большевизм стремится личную корысть заместить другими более высокими стимулами, которые и в буржуазном режиме занимают уже заметное место: забота о личной репутации, уважение к общественному мнению, альтруизм, дух соревнования и пр. Однако прийти к такому новому экономическому и нравственному порядку можно лишь путем длительного социального перевоспитания. Пока еще большевизм вынужден не только не препятствовать огульно индивидуальному успеху, но в известных пределах опираться на него (сдельная плата рабочего, зависимость дохода колхозника от его работы и пр.). Эти неизбежные противоречия переходного режими будут еще длиться многие годы. 16. "Верно ли, что советское государство производит поддельную монету с целью уменьшить инфляцию?" Прошу прощенья: этот вопрос относится к области уголовной беллетристики. 17. "Верно ли, что советское государство убивает без суда в подземных погребах всех тех, кого оно подозревает в контрреволюционных тенденциях?" Вряд ли кто-либо серьезно допускает, что Советы "убивают всех тех, кого подозревают". Можно обвинять Советы в жестоких репрессиях, но не в бессмысленных. Верно то, что в советском государстве имеются для государственных преступлений, рядом с обычным трибуналом, исключительные, не гласные суды. Верно также и то, что под высшей мерой наказания советское уголовное уложение понимает расстрел, а не повешение и не посадку на электрический стул. Производится ли расстрел в погребе, это не меняет его зловещего характера. Не только во время революций, но и во время контрреволюций все правительства прибегают к исключительным судам и к смертной казни. А сколько было расстреляно -- не на поле сражения, а по постановлению военных судов -- всеми воюющими государствами за четыре с лишним года войны? Эта статистика, насколько знаю, еще не подведена. Между тем перед ее цифрами побледнели бы самые страшные цифры революций. 18. "Верно ли, что советское государство превращает тысячи своих граждан в пленников, отказывая им в паспортах?" В Советском Союзе, как уже сказано, все еще царит в значительной мере режим осажденной крепости. Правительства других государств, не задумывающиеся отказывать советским гражданам в визах, -- только в августе Голландия не допустила на свою территорию советскую делегацию антивоенного конгресса445, -- принимают в то же время, а некоторые и активно поддерживают контрреволюционную эмиграцию. Так, напр[имер], -- чтобы не возвращаться к недавнему прошлому, -- то обстоятельство, что Япония поддерживает и вооружает на Д[альнем] Востоке белогвардейцев, несомненно увеличит число репрессий со стороны Советов. Но не правильно ли будет, по крайней мере в этом случае, сказать, что главная ответственность падает на Японию? 19. "Верно ли, что советское государство убивает тысячи зажиточных крестьян, отнимая у них их собственность и ссылая их, вместе с семьями, в дикие места?" Верно то, что богатые крестьяне, живущие эксплуатацией деревни и противодействующие социалистическим мерам, нередко встречают суровый отпор со стороны власти. Так было и при переходе к коллективизации. Ни одна большая социальная реформа (напр[имер], уничтожение рабства) не обошлась без больших жертв. Социальные реформы большевизма глубже и радикальнее, чем перемены всех предшествующих революций. Оттого так упорно сопротивление, и так свирепа борьба. Можно отвергать советскую революцию в целом, а тем самым и ее репрессии. Но кто принимает революцию, вынужден принимать ее последствия. Я принадлежу к тем, которые стоят на почве Октябрьской революции, и готов нести ответственность за все ее последствия, за все ее жестокости и даже за ее ошибки. 20. "Верно ли, что советское государство более беспощадно в деле ссылки и смертной казни по отношению к своим противникам, чем самый кровавый из царей?" Ответ по существу уже дан выше. Преступления царей вовсе не однородны. Жестокости Ивана Грозного446 сопутствовали борьбе с боярским феодализмом, жестокости Петра Великого447 вытекали из стремления вырваться из варварской отсталости. Преступления Николая II448 состояли не в карах и жестокостях самих по себе, а в исторической бессмысленности этих жестокостей и кар. Переживший себя царизм отстаивал строй, основанный на рабстве, темноте, невежестве. Нет жертв, которые можно было бы счесть слишком высокими, чтоб вырвать народ из такого унизительного состояния. 21. "Верно ли, что советское государство секретно субсидирует группы в чужих странах для раздувания революции?" 22. "Верно ли, что советское государство субсидирует все коммунистические газеты в С[оединенных] Штатах?" Нет, не верно. Но верно, что коммунистическая партия и профессиональные союзы СССР оказывают поддержку своим единомышленникам в ряде стран. Когда мы боролись с царизмом, то родственные или сочувственные нам политические организации в С[оединенных] Штатах и других странах оказывали нашей борьбе щедрую помощь. Съезду нашей партии, происходившему в 1907 году в Лондоне449, одна из радикальных религиозных сект уступила свою церковь в качестве помещения. Один из лондонских либералов, т. е. членов правящей партии, дал на покрытие расходов нашего съезда взаймы три тысячи фунтов стерлингов450. Таких примеров можно привести сотни. Получает ли американская компартия в настоящее время помощь от русской компартии на свою прессу и велика ли эта помощь, я не знаю, но вполне допускаю такую возможность. С точки зрения принципов интернационализма было бы непостижимо, если бы богатая организация одной страны не помогала своим единомышленникам в другой стране. 23. "Верно ли, что русская коммунистическая партия присваивает себе право диктовать политику коммунистическим партиям во всех других странах, вмешиваясь, таким образом, во внутренние дела и в управление других суверенных наций?" Русская коммунистическая партия имеет несомненно очень большое, во многих отношениях решающее, влияние на политику других коммунистических партий. Я лично не думаю, что это влияние всегда благотворно; наоборот, я не раз за последние годы открыто критиковал его. Но видеть в международном влиянии определенных идей вмешательство во внутренние дела других стран значит давать фактам явно ошибочное толкование. Можно ли сказать, напр[имер], что экциклики римского папы451, обязательные для всех верующих католиков, представляют вмешательство во внутренние дела тех стран, которые числят католиков среди своих граждан? Не являются ли американские фильмы, разносящие по всему миру вкусы, привычки и моральные критерии янки, орудием крайне могущественного "вмешательства" во внутреннюю жизнь суверенных наций? Обильная пропагандистская литература, которой снабжают меня в моем уединении на Принкипо различные американские религиозные организации, явно стремится не только спасти мою душу, но и сделать ее медиумом определенных религиозных и политических влияний. Считать ли программу большевизма или программу римского престола благотворной или вредной, -- это вопрос политических убеждений. Но пытаться перевести этот вопрос на дипломатические рельсы -- задача безнадежная. 24. "Верно ли, что в то время как Сталин и др[угие] лидеры получают для показу только несколько долларов в неделю, они занимают дворцы, пользуются дорогими автомобилями, получают роскошные одежды за счет государства и камандуют не меньшей свитой слуг, чем великие князья при старом режиме?" Несомненно, что известным должностям, помимо скромного жалованья, присвоены большие привилегии: секретари, автомобили и пр. Поскольку это вызывается интересами дела, такие преимущества не встречают возражений со стороны общественного мнения трудящихся масс. Что касается роскошных одежд и штата слуг, то это явное измышление. Разумеется, и в Советском Союзе встречаются злоупотребления своим положением. Но дело идет об исключениях, а не о правиле. В частности, упомянутый в вопросе Сталин ведет совершенно скромный образ жизни, как и все старые революционеры, прошедшие определенную школу и не чувствующие потребности менять свои вкусы и привычки. 25. "Каким образом советское правительство сможет продолжать после этого года платить за импорт из Германии, Англии, С[оединенных] Штатов и др[угих] стран ввиду того факта, что его векселя учитываются уже из 30 и 40%, а его импорт превосходит его экспорт на сумму свыше ста миллионов долларов?" 26. "Каким образом Советская Россия сможет заплатить свой коммерческий долг Германии, который поднимается до 400 миллионов долларов и значительная часть которого подлежит уплате в этом году?" Факт таков, что Советский Союз до сих пор был и остается безупречным должником. Он не пользуется ни мораториями, ни замороженными кредитами. Ростовщические проценты учета советских векселей говорят не о некредитоспособности Советов, а о силе враждебного давления извне на советское хозяйство: это есть блокада, переведенная на язык черной биржи. Что мировой кризис и его административная свита (рост таможенных ставок, контингентирование, борьба против мнимого демпинга452 и пр.) создают для Советского Союза, как экспортера, серьезные затруднения, совершенно неоспоримо. Однако заинтересованные английские наблюдатели и эксперты пришли к выводу, что нет основания, по крайней мере в течение ближайших двух-трех лет, опасаться со стороны СССР приостановки уплаты платежей (см. "Финаншал Ньюс"453, 6 июня 1932 г.). Это не значит, разумеется, что банкротство наступит через три года: при нынешнем положении мирового хозяйства самые дальнозоркие люди не решаются заглядывать дальше двух-трех лет вперед. Несколько сот миллионов долларов иностранных обязательств Советского Союза представляют с точки зрения общего роста производительных сил страны более чем скромную величину. Практически вопрос сводится к тому, смогут ли богатейшие капиталистические государства поглотить на соответственную сумму советское зерно, нефть, лес и пр. Иначе сказать: будет ли мировое хозяйство в ближайшие годы подниматься, или наоборот, гнить и распадаться? При самом скромном повышении конъюнктуры мировой рынок без всяких затруднений покроет советские кредиты советским экспортом. В случае же дальнейшего углубления кризиса надо ждать таких гигантских мировых катастроф, на фоне которых вопрос о сотне-другой миллионов долларов советского долга потеряет всякое значение. Если бы заводы Америки и Европы работали сегодня полным ходом, уклонение от больших сделок со страной "социалистических химер" было бы еще объяснимо. Но когда заводы стоят и разрушаются, а рабочая сила изнашивается в бездействии и нужде, чудовищной бессмыслицей является отказ от развития экономических отношений, риск которых не выше, а ниже всякого другого коммерческого риска в нынешнюю эпоху хаоса и потрясений. Ибо, как ни относиться к монополии внешней торговли, неоспоримо одно: она дает полную возможность заранее согласовывать экспорт и импорт и, следовательно обеспечивать платежи. В то же время она ставит все международные операции Советов под стеклянный колпак и позволяет контрагентам внимательно следить за состоянием советского расчетного баланса. 27. "Какова предполагаемая продукция советского хлопка в этом году и предположено ли какое-нибудь количество для экспорта?" Прошлогодний урожай дал 24,4 миллиона пудов хлопкового волокна. В нынешнем году предполагалось собрать 33,1 миллиона пудов. В какой мере эта цифра будет достигнута, сейчас еще сказать нельзя. Во всяком случае она не будет превзойдена. Правительственное постановление от 18 июня 1929 года гласило: "К концу пятилетки не только освободить текстильную промышленность Союза от ввозимого заграничного хлопка, но и иметь необходимый резерв для дальнейшего расширения текстильной промышленности". Экспорт хлопка, следовательно, не предполагался. Из внутренних потребностей советского хояйства он во всяком случае не вытекает. Страна испытывает острый товарный голод. Повышение продукции текстильной промышленности должно явиться одним из важнейших условий для достижения правильных экономических взаимоотношений между городом и деревней. Только под давлением потребностей импорта Советы могли бы оказаться вынуждены прибегнуть к экспорту хлопка. Наоборот, урегулирование вопросов коммерческого кредита Советов на международном рынке позволило бы Советам расширить собственную текстильную продукцию и надолго сняло бы вопрос о вывозе хлопка. 28. "Почему спустя 15 лет после ликвидации капиталистов советское правительство не дерзает позволить свободу операций, свободу речи, печати и собраний и выборы путем тайного голосования?" Вопрос производил бы несравненно более сильное впечатление, если бы остальной мир эволюционировал за этот период в сторону свободы, демократии и добрососедских отношений. На самом деле возрастающая часть Европы стоит под разными видами диктатуры. Азия сотрясается грандиозной национальной и социальной борьбой. Южная Америка не выходит из конвульсий. К 15-му году республики высокоцивилизованная Германия установила диктатуру остэльбских баронов, на смену которой собирается стать фашистская диктатура. Наконец, -- позволим себе присовокупить и это -- никто по сю сторону океана не считает, что С[оединенные] Штаты стали демократичнее, свободолюбивее и гостеприимнее, чем были до великой войны. Между тем капитализм, на основе которого происходят ныне все эти процессы упадка свободы и демократии, существует не 15, а многие сотни лет. Почему, -- мы подходим здесь к тому же вопросу с другой стороны, -- несмотря на то, что Советы существуют уже 15 лет, некоторые государства не хотят их признать? Разве один этот факт не усугубляет того тяжкого международного давления, которое испытывает на себе Советский Союз? И разве не ясно, что это давление крайне неблагоприятно отражается на внутренем режиме Советов? Л. Троцкий Принкипо, 17 сентября 1932 г. Ответы на вопросы редакции New York Times454 1. Чтобы ответить на первый вопрос, я должен опять расчленить два понятия: советский режим, т. е. режим диктатуры пролетариата, и сталинский режим, представляющий бюрократическое извращение советского режима. Во имя упрочения и развития советской системы я веду борьбу против сталинского режима. 2. Я никогда не говорил, что нынешняя стадия революции является "термидорианской". Историческое понятие термидора имеет очень определенное содержание: оно означает завершенный первый этап победоносной контрреволюции. Термидор в СССР не мог бы означать ничего другого, как приход к власти, хотя бы на первых порах, в полузамаскированной форме, буржуазии, и следовательно, крушение октябрьской революции. Нигде и никогда я не говорил, что октябрьская революция потерпела крушение. Эту мысль мне упорно приписывает пресса Сталина в целях, не имеющих ничего общего с интересами партии. На самом деле я утверждал и утверждаю, что на фундаменте октябрьской революции сформировался могущественный слой бюрократии, в котором очень сильны активные и пассивные термидорианские тенденции. Однако до победы их еще далеко. Противодействие этим тенденциям состоит в борьбе за самостоятельность коммунистической партии, профессиональных союзов и Советов и за их бдительный контроль над бюрократией. Этот взгляд ни в коем случае не сложился у меня после моей высылки из СССР; наоборот, он послужил причиной высылки: бюрократия не выносит покушений на ее командную роль. Опасность термидорианских тенденций бюрократии была совершенно ясна Ленину. Он предостерегал против этой опасности в своей последней речи на XI съезде партии в 1922 году455. Последняя моя беседа с Лениным была посвящена тому же вопросу. Ленин предложил мне союз с ним против бюрократизма, центром которого он считал, как и я, руководимый Сталиным аппарат партии456. Вторая болезнь Ленина оборвала выполнение этого плана. 3. Вопрос об индустриализации, в частности о пятилетнем плане, был одним из главных пунктов борьбы между сталинской фракцией и левой оппозицией, к которой я принадлежу. До февраля 1928 года сталинская фракция считала необходимым опираться на крепкого крестьянина и отказывалась возлагать на него жертву в интересах индустриализации. Плановое начало подвергалось бюрократией посмеянию: "Мы зависим от дождя, а не от плана. В 1925 году я выпустил книгу "К капитализму или к социализму"457, в которой доказывал, что, при правильном руководстве, промышленность может давать 20% и более годового прироста. Сталин и Молотов считали эти цифры фантастическими и обвиняли левую оппозицию в "сверхиндустриализаторстве". Уже эти беглые исторические намеки достаточны для того, чтобы объяснить мое отношение к пятилетнему плану: я считаю его, несмотря на грубые ошибки руководства, вытекающие из бюрократической непредусмотрительности, величайшим шагом вперед в развитии не только СССР, но и человечества. 4. Вы поднимаете вопрос о социализме в отдельной стране? Неизбежность социализма вырастает исторически из того, что нынешние производительные силы человечества стали несовместимы не только с частной собственностью на средства производства, но и с нынешними национальными границами, особенно в Европе. Как средневековый партикуляризм стеснял развитие молодого капитализма, так достигший наивысшего развития капитализм задыхается в рамках национальных государств. Социализм не может укладывать производительные силы в прокрустово ложе458 национальных государств. Социалистическое хозяйство будет развиваться на основе мирового разделения труда, могучие предпосылки которого созданы капитализмом. Советское хозяйственное строительство является в моих глазах частью будущего европейского, азиатского и мирового социалистического здания, а не самостоятельным национальным целым. 5. "Компромисс" между советской системой и капиталистической есть вопрос не будущего, а настоящего. Он уже сегодня является фактом, хотя и не очень устойчивым. Как дальше будут развиваться взаимоотношения между изолированным Советским Союзом и капиталистическим миром? Конкретные предсказания не легки. Но в общем я бы поставил такой гороскоп: европейский капитализм гораздо ближе к социалистической революции, чем Советский Союз - к национальному социалистическому обществу. 6. Советское правительство заинтересовано в поддерживании мирных отношений. Свою волю к миру советское правительство доказало и доказывает всеми теми способами, какие только могут быть в распоряжении правительства. Правда, в Париже считают, что предложение Советами всеобщего разоружения459 есть доказательство воинственных намерений Москвы, и наоборот, отказ Франции встать на путь разоружения есть выражение ее миролюбивых намерений. Сообразно той же логике официозная французская печать считает, что вторжение [...]460 Бандитами именуются не те, которые вторгаются в чужой дом, а те, которые защищают свой собственный. Но с этим трудно согласиться. 7, 8, 9. 7. Нынешний экономический кризис является несомненным выражением того, что мировой капитализм пережил себя как система. Вопрос об исторических сроках его смены другой системой решается, разумеется, неодинаково для разных стран и особенно для разных частей света. Нынешней Европе нет выхода. Если автоматическая работа законов рынка и приведет через год-два к смягчению кризиса в Европе, то через сравнительно короткий срок он вернется с удвоенной силой. Производительные силы задыхаются в национальных клетках Европы. Дилетантский план г. Бриана объединить Европу не вышел и никогда не выйдет из лаборатории канцелярий и редакций. Правящие классы лечат кризис дальнейшим экономическим раздроблением Европы, усилением протекционизма и милитаризма. В этих условиях я не вижу никаких перспектив для действительной стабилизации европейского капитализма. 10. Этот вопрос тесно связан с первыми двумя. Экономические успехи чрезвычайно усилили, разумеется, Советский Союз. Вместе с тем они чрезвычайно ослабили позиции сталинского аппарата. В этом нет никакого противоречия. Прежде всего для всех сознательных элементов населения СССР совершенно ясно, что успехи в области индустриализации и коллективизации стали возможны только потому, что сталинская бюрократия, наткнувшись вплотную на противодействие [...]461 протежированного ей кулака, отказавшего государству в хлебе, вынуждена была усвоить и применять программу левой оппозиции. Сталин поступил с нашей программой так, примерно, как Брит[анский] [...]462 Макдональд - с протекционистской программой Жозефа Чемберлена463, жестоко разбитого в свое время на выборах. Сегодня Чемберлен (отец, а не сыновья) во всяком случае популярнее в Англии, чем Макдональд. Правда, Чемберлен давно сошел в могилу. Но главные деятели русской оппозиции живы. Раковский из Барнаула внимательно следит за всеми процессами в наст[оящее] [...]464 Вторая, еще более важная причина ослабления позиций сталинской бюрократии состоит в том, что экономические успехи чрезвычайно повысили не только численность русских рабочих, но также их культурный уровень, уверенность в своих силах и чувство независимости. Все эти черты плохо мирятся с бюрократической опекой. Между тем сталинский аппарат в борьбе за свое господство доводит бюрократический режим [...]465 Я особенно подчеркиваю это обстоятельство: экономические успехи, как это не раз бывало в истории, не укрепили, а наоборот, подорвали позиции правящего слоя. Серьезные перемены в методах советского режима я считаю совершенно неизбежными, притом в более или менее близком будущем. Эти перемены будут означать удар по диктатуре сталинской бюрократии и несомненно расчистят путь для расцвета советской демократии на основах, заложенных октябрьской революцией. 11 и 12. Я думаю, что эти изменения сделают возможным и неизбежным возвращение левой оппозиции к активной работе в Советском Союзе. 13. 14. Сообщение о том, будто я призывал немецких коммунистов к поддержке правительства Брюнинга466, разумеется, ложно. Такого рода план приписан мне сталинской печатью и подхвачен затем плохо разбирающимися журналистами. Я предлагал германским коммунистам проводить политику так наз[ываемого] единого фронта. Социал-демократия находится в антагонизме с национал-социалистами. Коммунисты должны предложить социал-демократии и руководимым ею профессиональным союзам программу совместной практической борьбы против наступления фашистов. Социал-демократические массы вполне искренно хотят вести такую борьбу. Если вожди откажутся, они себя скомпрометируют в глазах собственных масс. Если вожди согласятся, массы на практике пойдут дальше вождей и поддержат коммунистов. Надо уметь использовать разногласия в лагере противников и врагов. Только при такой гибкой политике можно подниматься со ступеньки на ступеньку вверх. Стратегия знает не только штурм, но и маневр. Я нисколько не сомневаюсь, что германская коммунистическая партия, несмотря на сопротивление сталинской бюрократии, усвоит себе ту стратегию, благодаря которой большевизм только и мог придти к власти. 15. Я думаю, что в результате нынешнего кризиса перевес американского капитализма над европейским еще более возрастет: так в результате каждого кризиса возрастает перевес крупного предприятия над мелким, треста над изолированным предприятием. Однако неизбежный рост мировой гегемонии Соединенных Штатов внесет дальнейшие глубокие противоречия как в экономику, так и в политику великой американской республики. [...]467 успех?" Наиболее свободной ареной индивидуального успеха является биржа. Этой арены в СССР нет. Большевизм противодействует достижению индивидуального успеха путем эксплуатации других. Я не думаю, напр[имер], чтобы Порция, помешавшая Шейлоку использовать свой "индивидуальный" успех для получения фунта мяса Антонио, заслуживала порицания. Большевизм стремится личную корысть заместить другими более высокими стимулами, которые в буржуазном режиме занимают уже заметное место; забота о личной репутации, уважение к общественному мнению, альтруизм, дух соревнования и пр. Однако придти к такому новому экономическому и нравственному порядку можно лишь путем длительного социального перевоспитания. Пока еще большевизм вынужден не только не препятствовать огульно индивидуальному успеху, но в известных пределах опираться на него (сдельная плата рабочего, зависимость дохода колхозника от его работы и пр.). Эти неизбежные противоречия переходного режима будут еще длиться многие годы. 16. "Верно ли, что советское государство производит поддельную монету с целью уменьшить инфляцию?" Прошу прощенья: этот вопрос относится к области уголовной беллетристики. 17. "Верно ли, что советское государство убивает без суда в подземных погребах всех тех, кого оно подозревает в контрреволюционных тенденциях?" Вряд ли кто-нибудь серьезно допускает, что советы "убивают всех тех, кого подозревают". Можно обвинять советы в жестоких репрессиях, но не в бессмысленных. Верно то, что в советском государстве имеются для государственных преступлений, рядом с обычным трибуналом, исключительные, не гласные суды. Верно также и то, что под высшей мерой наказания советское уголовное уложение понимает расстрел, а не повешение и не посадку на электрический стул. Производится ли расстрел в подвале или на пустыре, это не меняет его зловещего характера. Не только во время революций, но и во время контрреволюций все правительства прибегают к исключительным судам и к смертной казни. А сколько было расстреляно - не на поле сражения, а по постановлению военных судов - всеми воюющими государствами за четыре с лишним года войны? Эта статистика, насколько знаю, еще не подведена. Между тем, перед ее цифрами побледнели бы самые страшные цифры революций. 18. "Верно ли, что советское государство превращает тысячи своих граждан в пленников, отказывая им в паспортах?" В Советском Союзе, как уже сказано, все еще царит в значительной мере режим осажденной крепости. Правительства других государств, не задумывающиеся отказывать советским гражданам в визах, - только в августе Голландия не допустила на свою территорию советскую делегацию антивоенного конгресса, - принимают в то же время, а некоторые и активно поддерживают контрреволюционную эмиграцию. Так, напр[имер], чтобы не возвращаться к недавнему прошлому, - то обстоятельство, что Япония поддерживает и вооружает на Д[альнем] Востоке белогвардейцев, несомненно увеличит число репрессий со стороны Советов. Но не правильно ли будет, по крайней мере, в этом случае, сказать, что главная ответственность падает на Японию? 19. "Верно ли, что советское государство убивает тысячи зажиточных крестьян, отнимая у них их собственность и ссылая их, вместе с их семьями, в дикие места?" Верно то, что богатые крестьяне, живущие эксплуатацией деревни и противодействующие социалистическим мерам, нередко встречают суровый отпор со стороны власти. Так было и при переходе к коллективизации. Ни одна большая социальная реформа (напр[имер], уничтожение рабства) не обошлась без больших жертв. Социальные реформы большевизма глубже и радикальнее, чем перемены всех предшествующих революций. Оттого так упорно сопротивление, и так свирепа борьба. Можно отвергать советскую революцию в целом, а тем самым и ее репрессии. Но кто принимает революцию, вынужден принимать ее последствия. Я принадлежу к тем, которые стоят на почве октябрьской революции, и готов нести ответственность за все ее последствия, за все ее жестокости и даже за ее ошибки. 20. "Верно ли, что советское государство более беспощадно в деле ссылки и смертной казни по отношению к своим противникам, чем самый кровавый из царей?" Ответ, по существу, уже дан выше. Преступления царей вовсе не однородны. Жестокости Иоанна Грозного сопутствовали борьбе с боярским феодализмом, жестокости Петра Великого вытекали из стремления вырваться из варварской отсталости. Преступления Николая II-го состояли не в карах и жестокостях самих по себе, а в исторической бессмысленности этих жестокостей и кар. Переживший себя царизм отстаивал строй, основанный на рабстве, темноте, невежестве. Нет жертв, которые можно было бы счесть слишком высокими, чтоб вырвать народ из такого унизительного состояния. 21. "Верно ли, что советское государство секретно субсидирует группы в чужих странах для раздувания революции?" 22. "Верно ли, что советское государство субсидирует все коммунистические газеты в С[оединенных] Штатах?" Нет, не верно. Но верно, что коммунистическая партия и профессиональные союзы СССР оказывают поддержку своим единомышленникам в ряде стран. Когда мы боролись с царизмом, то родственные или сочувственные нам политические организации в С[оединенных] Штатах и других странах оказывали нашей борьбе щедрую помощь. Съезду нашей партии, происходившему в 1907 году в Лондоне, одна из радикальных религиозных сект уступила свою церковь в качестве помещения. Один из лондонских либералов, т. е. членов правящей партии, дал на покрытие расходов нашего съезда взаймы три тысячи фунтов стерлингов. Таких примеров можно привести сотни. Получает ли американская компартия в настоящее время помощь от русской компартии на свою прессу, и велика ли эта помощь, я не знаю, но вполне допускаю такую возможность. С точки зрения принципов интернационализма было бы непостижимо, если бы богатая организация одной страны не помогала своим единомышленникам в другой стране. 23. "Верно ли, что русская коммунистическая партия присваивает себе право диктовать политику коммунистическим партиям во всех других странах, вмешиваясь, таким образом, во внутренние дела и в управление других суверенных наций?" Русская коммунистическая партия имеет, несомненно, очень большое, во многих отношениях решающее влияние на политику других коммунистических партий. Я лично не думаю, что это влияние всегда благотворно; наоборот, я не раз за последние годы открыто критиковал его. Но видеть в международном влиянии определенных идей вмешательство во внутренние дела других стран значит давать фактам явно ошибочное толкование. Можно ли сказать, напр[имер], что энциклики римского папы, обязательные для всех верующих католиков, представляют вмешательство во внутренние дела тех стран, которые числят католиков среди своих граждан? Не являются ли американские фильмы, разносящие по всему миру вкусы, привычки и моральные критерии янки, орудием крайне могущественного "вмешательства" во внутреннюю жизнь суверенных наций? Обильная и пропагандистская литература, которою снабжают меня в моем уединении на Принкипо различные американские религиозные организации, явно стремится не только спасти мою душу, но и сделать ее медиумом определенных религиозных и политических влияний. Считать ли программу большевизма или программу римского престола благотворной или вредной, - это вопрос политических убеждений; но пытаться перевести этот вопрос на дипломатические рельсы - задача безнадежная. 24. "Верно ли, что в то время, как Сталин и др[угие] лидеры получают для показу только несколько долларов в неделю, они занимают дворцы, пользуются дорогими автомобилями, получают роскошные одежды за счет государства и командуют не меньшей свитой слуг, чем великие князья при старом режиме?" Несомненно, что известным должностям, помимо скромного жалованья, присвоены большие привилегии: секретари, автомобили и пр. Поскольку это вызывается интересами дела, такие преимущества не встречают протеста со стороны общественного мнения трудящихся масс. Что касается роскошных одежд и штата слуг, то это явное измышление. Разумеется, в Советском Союзе встречаются злоупотребления своим положением. Но дело идет об исключениях, а не о правиле. В частности, упомянутый в вопросе Сталин ведет совершенно скромный образ жизни, как и все старые революционеры, прошедшие определенную школу и не чувствующие никакой потребности менять свои вкусы и привычки. 25. "Каким образом советское правительство сможет продолжать после этого года платить за импорт из Германии, Англии, С[оединеных] Штатов и др[угих] стран ввиду того факта, что его векселя учитываются уже из 30 и 40 %, а его импорт превосходит его экспорт на свыше ста миллионов долларов?" 26. "Каким образом Советская Россия сможет заплатить свой коммерческий долг Германии, который поднимается до 400 миллионов долларов и значительная часть которого подлежит уплате в этом году?" Факт таков, что Советский Союз до сих пор был и остается безупречным должником. Он не пользуется ни мораториями, ни замороженными кредитами. Ростовщические проценты учета советских векселей говорят не о некредитоспособности советов, а о силе враждебного давления извне на советское хозяйство: это есть блокада, переведенная на язык учета. Что мировой кризис и его административная свита (рост таможенных ставок, контингентирование, борьба против мнимого демпинга и пр.) создают для Советского Союза, как экспортера, серьезные затруднения, совершенно неоспоримо. Однако заинтересованные английские наблюдатели и эксперты пришли к выводу, что нет основания, по крайней мере, в течение ближайших двух-трех лет, опасаться со стороны СССР приостановки уплаты платежей (см. Финаншал Ньюс, 6 июня 1932 г.). Это не значит, разумеется, что банкротство наступит через три года: при нынешнем положении мирового хозяйства самые дальнозоркие люди не решаются заглядывать дальше двух-трех лет вперед. Несколько сот миллионов долларов иностранных обязательств Советского Союза представляют с точки зрения общего роста производительных сил страны более чем скромную величину. Практически вопрос сводится к тому, смогут ли богатейшие капиталистические государства поглотить на соответственную сумму советское зерно, нефть, лес и пр. Иначе сказать: будет ли мировое хозяйство в ближайшие годы подниматься, или, наоборот, гнить и распадаться? При самом скромном повышении конъюнктуры мировой рынок без всяких затруднений покроет советские кредиты советским экспортом. В случае же дальнейшего углубления кризиса надо ждать таких гигантских мировых катастроф, на фоне которых вопрос о сотне миллионов долларов советского долга потеряет всякое значение. Если бы заводы Америки и Европы работали сегодня полным ходом, уклонение от больших сделок со страной "социалистических химер" было бы еще объяснимо. Но когда заводы стоят и разрушаются, а рабочая сила изнашивается в бездействии и нужде, чудовищной бессмыслицей является отказ от развития экономических отношений, риск которых не выше, а ниже всякого другого коммерческого риска в нынешнюю эпоху хаоса и потрясений. Ибо, как ни относиться к монополии внешней торговли, неоспоримо одно: она дает полную возможность заранее обеспечивать платежи. В то же время она ставит все международные операции советов под стеклянный колпак и позволяет контрагентам внимательно следить за состоянием советского расчетного баланса. 27. "Какова предполагаемая продукция советского хлопка в этом году и предположено ли какое-нибудь количество для экспорта?" Прошлогодний урожай дал 24,4 миллиона пудов хлопкового волокна. В нынешнем году предполагалось собрать 33,4 миллиона пудов. В какой мере эта цифра будет достигнута, сейчас еще сказать нельзя. Во всяком случае, она не будет превзойдена. Правительственное постановление от 18 июня 1929 года гласило: "К концу пятилетки не только освободить текстильную промышленность Союза от ввозного заграничного хлопка, но и иметь необходимый резерв для дальнейшего расширения текстильной промышленности". Экспорт хлопка, следовательно, не предполагается. Из внутренних потребностей советского хозяйства он, во всяком случае, не вытекает. Страна испытывает острый товарный голод. Повышение продукции текстильной промышленности должно явиться одним из важнейших условий для достижения правильных экономических взаимоотношений между городом и деревней. Только под давлением потребностей импорта советы могли бы оказаться вынуждены прибегнуть к экспорту хлопка. Наоборот, урегулирование вопросов коммерческого кредита советов на международном рынке позволило бы советам расширить собственную текстильную продукцию и надолго сняло бы вопрос о вывозе хлопка. 28. "Почему спустя 15 лет после ликвидации капиталистов Советское правительство не дерзает позволить свободу операций, свободу речи, печати и собраний и выборы путем тайного голосования?" Вопрос производил бы несравненно более сильное впечатление, если бы остальной мир эволюционировал за этот период в сторону свободы, демократии и добрососедских отношений. На самом деле возрастающая часть Европы стоит под разными видами диктатуры. Азия сотрясается грандиозной национальной и социальной борьбой. Южная Америка не выходит из конвульсий. К 15-му году республики высококвалифицированная Германия установила диктатуру остэльбских баронов, на смену которой собирается стать фашистская диктатура. Наконец, - позволим себе присовокупить и это, - никто по сю сторону океана не считает, что С[оединенные] Штаты стали демократичнее, свободолюбивее и гостеприимнее, чем были до великой войны. Между тем капитализм, на основе которого происходят ныне все эти процессы упадка свободы и демократии, существует не 15, а многие сотни лет. Почему, - мы подходим здесь к тому же вопросу с другой стороны, - несмотря на то, что Советы существуют уже 15 лет, некоторые государства не хотят их признать? Разве один этот факт не усугубляет того тяжкого международного давления, которое испытывает на себе Советский Союз? И разве не ясно, что это давление крайне неблагополучно отражается на внутреннем режиме Советов [Л.Д.Троцкий] Принкипо 17 сентября 1932 [г.] [Письмо А.Д.Кауну] 21 сентября 1932 г. Дорогой Александр Давыдович! Спасибо за весточку. Перспектива поездки в Чехословакию потерпела, как вы знаете из газет, крушение. У меня нет ни малейшего основания считать правительство Чехословацкой республики обязанным предоставить мне визу. Но я должен сказать, что у этих господ странная система отказывать в визе. Обратился я к ним по инициативе одного из министров. Я долго сопротивлялся, считая обращение безнадежным. Но меня уверяли, что в правительстве дело обстоит очень благоприятно. Я написал надлежащую бумажку. Через несколько месяцев они мне поставили определенные и точные условия. Я их столь же определенно и точно принял. Это было еще в феврале или в марте этого года. После того прошло опять несколько месяцев, занятых всякими формальными пустяками. Все канцелярские затруднения были по существу улажены. Визы Турции, Италии и Австрии были обеспечены - туда и обратно. После всех этих работ и хлопот, поисков и телеграфных расходов, они заявили, что визы дать не могут. Огорчен я весьма мало и просто регистрирую все это, как политический эпизод. Как показали выборы в штате Мэн468, шансы демократов469 очень высоки. Республиканцы470 действуют биржевым ажиотажем. Этот ажиотаж в общем и целом подготавливает положительный перелом конъюнктуры. Но срок перелома нигде еще не написан. А главное, по пути к действительному промышленному торговому оживлению биржевой ажиотаж, чересчур забежавший вперед, должен непременно дать осечку. Сейчас многое зависит от того, произойдет ли эта осечка до президентских выборов или после них. Если до, то она сломит Гуверу позвоночник. Но даже и при затяжке повышательного движения биржи не исключена, хотя и менее обеспечена, победа демократов. Луис Фишер принадлежит к группе тех интернациональных журналистов, которые не участвуют в прямой травле против меня, наоборот, всячески обнаруживают свое "беспристрастие", но только для того, чтобы иметь возможность оказать тем большую услугу сталинской бюрократии. Эта последняя поняла, наконец, что грубиянские писания чиновников не производят впечатления на широкие круги читателей, и решила поэтому привлечь к делу беспристрастных и популярных писателей. С этой целью Эмиль Людвиг472 был приглашен в Москву. Его новая книга есть, по существу, попытка ответа на мою автобиографию. Все эти "беспристрастные" пользуются самыми разнообразными "услугами" сталинской бюрократии. Помните, у Золя в его "Деньгах"473 финансовая печать делится на две группы: продажную и честную; "честная стоит дороже". "Беспристрастные" тоже обходятся дороже. Но я не сомневаюсь, что истина проложит себе дорогу. Крайне тревожный характер имеет экономическое и политическое положение в СССР. Что пятилетний план не выполнен в четыре года (фактически в четыре года и три месяца), это сейчас уже признается открыто в советской печати. Но суть не в сроке, ибо дело идет не о спорте. Суть - в страшно выросших и обострившихся диспропорциях, которые на всех участках приводят к прорывам и взрывам. Как ухватятся за надвинувшийся кризис буржуазные экономисты, либер