ние, - то нетрудно прийти к выводу, что в армии и флоте состоит ныне свыше 2500 действующих самолетов. Ту же примерно цифру мы получим и другим путем. По проникшим уже в печать данным, пятилетний план Красной Армии предусматривает на 1935 год 63 авиационных полка, способных одновременно выдвинуть на линию огня 5.000 самолетов. Так как этот план выполняется с особенной настойчивостью, в частности и при помощи покупок за границей, то нетрудно нанести на бумагу кривую роста, которая покажет для 1934 г. примерно 2500-3000 самолетов. Во всяком случае, потенциальная производительная мощность авиационной промышленности на стороне Советов неизмеримо выше, чем на стороне Японии. Авиация неразрывно связана с химией, следовательно, с той отраслью промышленности, которая в царской России почти отсутствовала. В течение первой пятилетки в химическую промышленность вложено было полтора миллиарда рублей. Общий размер валовой химической продукции составил в прошлом году 1 3/4 миллиарда. Производство серной кислоты выросло по сравнению с временами царизма в 5 раз, производство суперфосфатов - в 25 раз. Не секрет, что советское правительство, как, впрочем, и все правительства мира, не верило ни на минуту повторным "запрещениям" химической войны431. Уже с 1921 года первые советские лаборатории удушливых и иных веществ работали систематически на основе все более обширной международной информации и с привлечением квалифицированных специалистов. Работа эта не приостанавливалась ни на один день. В этой наиболее таинственной и зловещей из областей предсказывать труднее всего. Не греша против осторожности, можно все же, думается, сказать одно: против каких-либо катастрофических сюрпризов со стороны военной химии (прибавим к ней и военную бактериологию) Красная Армия вооружена если не лучше, то и не хуже передовых армий Запада. Данные о выдающихся количественных достижениях в области производства пушек, пулеметов, автомобилей, танков, самолетов требуют, однако, ответа на дополнительный вопрос: как обстоит дело с качеством военной продукции? Общеизвестно, что рекордные промышленные цифры достигались нередко путем резкого ухудшения советских изделий. Тухачевский432, один из тех командиров Красной Армии, которые с наибольшим вниманием относятся к сложным требованиям научной техники, выступил на последнем съезде партии с осторожной по тону, но очень решительной по существу критикой дефектов серийного производства. Утверждение "Daily Mail", будто боевые советские аэропланы превосходят английские, находится в прямом противоречии с недавними заявлениями не только Тухачевского, но и Ворошилова. Можно считать бесспорным, что советский авиационный мотор отстает еще от лучших западных типов. Чтобы в вопросе о качестве советской техники устранить преувеличения, со знаком минус, как и со знаком плюс, необходимо не упускать из виду некоторые соображения общего характера. В течение первой пятилетки, в значительной степени и сейчас, главное внимание правящих сфер было и остается сосредоточено на тех отраслях промышленности, которые вырабатывают средства производства. Здесь не только количественные, но и качественные достижения значительно выше, чем в области производства предметов потребления. Как это ни невероятно, но турбина или трансформатор делаются в СССР лучше, чем сапог или деревянный стол. Ткацкий станок по общему правилу лучше того ситца, который на нем выделывается. В капиталистическом режиме качество обиходных изделий обеспечивается давлением потребителей на предпринимателей через рынок. При плановом хозяйстве конкуренция может быть заменена только организованным контролем потребителей. Фактическая диктатура советской бюрократии, в том числе и трестовской, чрезвычайно ослабляет функцию массового контроля. Крайне низкое качество предметов обихода показывает, как далек еще советский режим от осуществления тех социальных задач, которые он себе ставит. Раньше или позже борьба населения за доброкачественные товары направится против господства бесконтрольной администрации. Но там, где заказчиками, если не потребителями, являются влиятельные группировки самой правящей бюрократии, где трест работает не на распыленного потребителя, а на другие тресты, где приемка заказа обставлена, следовательно, известными гарантиями, качество продукции и сейчас уже является удовлетворительным. Самый влиятельный заказчик - несомненно, военное ведомство. Немудрено, если машины истребления выше по качеству не только чем предметы потребления, но и чем средства производства. * * * Может показаться поразительным, но на самом деле это так: слабым пунктом в снабжении Красной Армии являются в настоящее время не пушки и снаряды, не танки, не самолеты, не газы, а лошади. Параллельно с бурной индустриализацией и лихорадочным строительством тракторов число лошадей в стране упало с 33,5 миллионов в 1928 году до 16,6 миллионов в настоящий момент - ровно в два раза. Вина за этот удар по народному хозяйству ложится целиком на непродуманную и неподготовленную политику в области коллективизации крестьянских хозяйств. 200 с лишним тысяч тракторов с общей мощностью в 3,1 миллиона лошадиных сил, еще далеко не покрыли убыль 17 миллионов лошадей. Между тем, несмотря на моторизацию транспортных и боевых средств, потребность современной армии в лошадях почти не изменилась: как и во времена Наполеона433, на трех солдат нужна одна лошадь. Научившись производить у себя дома авиамоторы и магнето, советское правительство оказалось вынуждено за последние годы прикупать для армии лошадей за границей. Но как ни тяжко для хозяйства падение коневодства, было бы неправильно переоценивать значение этого обстоятельства для хода возможной войны, особенно на Востоке. Полевая армия в миллион солдат потребовала бы трехсот тысяч лошадей. Это количество, как и дальнейшее пополнение убыли конского состава, во всяком случае, обеспечены. Нужно прибавить, что правительство, хоть и со значительным запозданием, приняло ряд мер к восстановлению конского хозяйства. Вопрос о лошади не стоит, однако, особняком. За тот же период и по той же причине страна потерпела не менее тяжкий уклон в крупном и мелком скоте и прошла через чрезвычайные продовольственные затруднения. В мировой печати не раз делались отсюда поспешные выводы о полной невозможности для Советов вести даже и оборонительную войну. Нельзя оспаривать того, что чрезвычайная уступчивость, проявленная советской дипломатией по отношению к Японии до осени прошлого года, продиктована была в числе других причин продовольственными затруднениями. Последний год показал, однако, что острота этого кризиса определялась преходящими обстоятельствами. Один хороший урожай сразу повысил продовольственный уровень страны. Но даже и при неудовлетворительном урожае правительство страны со 170-миллионным населением и фактической монополией хлебной торговли всегда будет иметь возможность произвести мобилизацию необходимых для фронта продовольственных ресурсов, - разумеется, в ущерб остальному населению; но гражданское население всех стран в случае новой большой войны, не может вообще надеяться ни на что, кроме как на голод и отравленные газы. В нынешнем году, благодаря обильному урожаю, военно-продовольственные базы на Дальнем Востоке во всяком случае значительно пополнены. Нет никаких оснований думать, что в отношении какого-либо из видов снабжения Красная Армия могла бы оказаться застигнутой врасплох. Красная Армия как продукт революции Начиная с 1918 года, Красная Армия вобрала в себя 50.000 царских офицеров, составлявших 40% командного состава, и около 200.000 унтерофицеров, игравших в гражданской войне огромную роль. После победоносного завершения гражданской войны уволено было в запас около 80.000 командиров. Бывшие царские офицеры не составляют ныне в Красной Армии и 10%. Их вытеснили красные командиры, прошедшие через революцию и советские военные школы. Тысячи новых офицеров формируются ежегодно в нескольких десятках средних военных школ и академий. Партия, комсомол, профессиональные союзы, администрация национализированной промышленности, кооперации, колхозов, совхозов воспитывают неисчислимые кадры молодых администраторов, привыкающих оперировать людскими и товарными массами и отождествлять себя с государством: они являются неоценимым резервуаром командного состава. Высшая допризывная подготовка учащейся молодежи создает другой самостоятельный резервуар. Студенчество группируется в особые учебные батальоны, иногда полки, не входящие в штаты армии. В случае мобилизации эти учебные части могут с успехом развернуться в ускоренные школы командного состава. Окончивший высшее учебное заведение должен прослужить в кадровых войсках 9 месяцев (в морском и воздушном флотах - 1 год), после чего подвергается испытанию на звание командира запаса. Лица со средним образованием допускаются к аналогичным экзаменам после 12 месяцев службы (во флоте - через 2 года). Чтобы оценить размеры этого резервуара, надо пояснить, что число студентов обоего пола доходит сейчас до полумиллиона при ежегодном выпуске около 40.000, а число учащихся средних учебных заведений достигает 7 миллионов. Младших командиров ("унтерофицеров") приходится готовить в числе 100.000, из красноармейской массы в течение действительной службы при помощи особого 9-месячного курса в полковых школах. Воспитание унтерофицеров в территориальных частях представляет известные затруднения. Но помимо сохранения в кадровой армии добровольцев-сверхсрочных, в распоряжении военного комиссариата, опирающегося на ряд вспомогательных организаций, есть достаточно средств для широкого и интенсивного воспитания унтерофицерских кадров, в том числе и из учащейся молодежи. В литературе русского эмигрантского офицерства, а отчасти и в военной иностранной литературе принято не без пренебрежения говорить о стратегии гражданской войны. У автора, которому в течение трех лет приходилось изо дня в день вести борьбу против недисциплинированности, дилетантизма и всех видов анархии, сопровождавших гражданскую войну, нет никаких побуждений идеализировать организационный или оперативный уровень Красной Армии в те суровые годы. Нельзя, однако, не видеть, что они были для армии годами великого исторического крещения. Отдельные рядовые солдаты, унтерофицеры, прапорщики и поручики сразу поднимались над массой, обнаруживая таланты организаторов или военачальников, и закаляли свою волю в борьбе большого размаха. Этим самоучкам приходилось наступать и отступать, бить и быть битыми, и в конце концов удалось победить. Лучшие из них затем много и прилежно учились. Среди высших начальников, прошедших сплошь через гражданскую войну, 80% окончили академии или специальные курсы усовершенствования. Среди старшего командного состава около 50% получили высшее военное образование, остальные - среднее. Военная теория дала им дисциплину мысли, но не убила дерзания, закаленного бурными маневрами гражданской войны. Этому поколению сейчас от 35 до 45 лет, - возраст равновесия физических и душевных сил, когда смелая инициатива опирается на опыт, но еще не подавляется им. Красный командир может получить батальон после 8 лет службы, полк - на 13 году, дивизию - после 17 лет. Для военных академиков сроки еще более сокращены. Французскую делегацию поражала молодость командного состава советской авиации: среди генералов воздуха немало лиц, едва переваливших за 30 лет. Служебные продвижения производятся лишь за отличия по службе: повышение в порядке очереди совершенно устранено. Эта система обеспечивает не только самый молодой командный состав в мире, но и отбор наиболее активных и способных среди молодежи. Половина красноармейцев и 70% командиров состоят в партии или комсомоле. Высший командный состав почти сплошь партийный. В случае мобилизации процент коммунистов, правда, сильно понизится, но все же не настолько, чтобы расшатать политический костяк армии. В какой мере правящая ныне партия может быть названа большевистской или коммунистической - вопрос особый. Но эта партия, как она есть, придает несомненное политическое единство армии. Пока царские офицеры занимали в командном слое главное место, они дублировались политическими комиссарами с неограниченными полномочиями. Вытекавшую отсюда систему двоевластия приходилось терпеть как меньшее зло, ибо прежде всего необходимо было завоевать доверие революционной армии к командному составу и спаять ее единством новой доктрины. Кромвель434 отвечал в свое время педантам, пренебрежительно отзывавшимся о военной подготовке большинства его офицеров: "Зато они хорошие проповедники!" И при помощи командиров из ремесленников и торговцев Кромвель разбил блестящее королевское офицерство. Красная Армия при системе двоевластия справилась с врагами не хуже Кромвеля. Сейчас, благодаря тому, что командиры стали коммунистами, а коммунисты - командирами, проведен столь необходимый в армии принцип единоначалия. Офицер и "проповедник" сливаются в одном лице. Характер красного командного состава, как и армии в целом, нельзя понять вне тех больших исторических событий, которые преобразовали психику всего народа, вернее целой семьи народов. Старого русского солдата, воспитанного в патриархальных условиях деревенского "мира", отличала больше всего слепая стадность. То, что полухвалебно, полупрезрительно называлось на Западе "славянской душой", было отражением бесформенного и варварского русского средневековья. "Христолюбивая" армия, которая создала некогда вокруг царизма ореол могущества, была до костей пропитана традициями рабства. В давно прошедшие времена, в обстановке полуфеодальной Европы, эта армия могла иметь свои преимущества как наиболее законченный образец господствовавшего везде типа. Суворов435, генералиссимус Екатерины II436 и Павла437, был неоспоримым мастером армии крепостных рабов. Великая французская революция навсегда ликвидировала военное искусство старой Европы и царской России. С того времени царизм записал еще, правда, в свою историю гигантские территориальные хищения, но побед над армиями цивилизованных наций он уже больше не знал. Нужна была цепь великих поражений и потрясений, чтобы переплавить в их огне национальный характер. Только на этой новой социальной и психологической основе могла сложиться Красная Армия. Ее боец отличается от царского солдата несравненно резче, чем наполеоновский гвардеец - от солдата Бурбонов. Культ пассивности и примиренной капитуляции перед препятствиями сменился культом политического и социального дерзания и технического американизма. От "славянской души" осталось лишь литературное воспоминание. Пробужденная народная энергия сказывается в большом и малом, прежде всего в росте культурности. Незначительный процент неграмотных новобранцев систематически убывает; из своих рядов Красная Армия не выпускает ни одного неграмотного. В армии и вне ее наблюдается бурное развитие всех видов спорта. В одной Москве в этом году 50.000 рабочих, служащих и учащихся получили значок отличия за хорошую стрельбу. Армия все более становится на лыжи, что по условиям климата имеет неоценимое военное значение. В области парашютизма, безмоторного планирования, авиации молодежь достигает больших успехов. Советские рекордные полеты в стратосферу в памяти у всех. Эти вершины характеризуют всю горную цепь достижений. Чтобы оценить всю силу Красной Армии, нет надобности ни в малейшей идеализации того, что есть. Говорить о благоденствии народов Советского Союза по меньшей мере рано. Еще слишком много нужды, горя, несправедливости, а, следовательно, и недовольства. Но мысль о том, будто советские народные массы склонны ждать помощи от армий Микадо или Гитлера, не может быть оценена иначе, как бред. Несмотря на все трудности переходного режима, политическая и нравственная спайка народов СССР достаточно крепка, во всяком случае крепче, чем у вероятных врагов. Сказанное вовсе не означает, что война, хотя бы и победоносная, была бы в интересах Советского Союза. Наоборот, она далеко отбросила бы его назад. Но сохранение мира зависит по крайней мере от двух сторон. Надо брать факты как они есть: война не только не исключена, она почти неизбежна. Кто умеет и хочет читать в книге истории, тот поймет заранее, что если русскую революцию, длящуюся с приливами и отливами уже почти тридцать лет (с 1905 г.!), заставят направить свой поток в русло войны, она развернет грозную и сокрушительную силу. Дальний Восток Военные силы, сосредоточенные на Дальнем Востоке в месяцы крайнего обострения японо-советских отношений, поражают на первый взгляд своей незначительностью. Японский военный министр Хаяси438 говорил 3 февраля, что его правительство содержит в Маньчжурии лишь 50.000 солдат, тогда как Советы сосредоточили на своей ближайшей границе 100.000 человек и 300 аэропланов. Опровергая Хаяси, Блюхер, командующий Особой Дальневосточной армией459, утверждал, что японцы сосредоточили в Маньчжурии на самом деле 130.000, больше трети своей активной армии, плюс 115.000 солдат Манчжоу-Го, итого 245.000 при 500 самолетах. В то же время Блюхер заверял, что советские вооруженные силы не уступают японским. По масштабам великой войны дело идет почти что о партизанских отрядах. Свойства дальневосточного театра (необъятные и крайне пересеченные пространства, редкость населения, плохие пути сообщения, отдаленность от основных баз) исключают сосредоточение миллионных масс, сплошной и глубокий фронт, позиционную войну. В русско-японской войне 1904-[19]05 гг.440 участвовало с русской стороны 320.000 солдат, а к концу, т. е. к полному разгрому царской армии, - 500.000. Японцы едва достигли этого числа. Царской армии не хватало не транспорта, не численности, а умения. Военная техника с того времени неузнаваемо изменилась. Но основные свойства военного театра на Востоке остались те же. Маньчжурия является для Японии промежуточной базой, которая отделена от основных баз морем. Японский флот господствует на море, но не под водой и не в воздухе. Морской транспорт связан с опасностями. Китайское население Маньчжурии враждебно японцам. Миллионных масс Япония не сможет сосредоточить на дальневосточном театре, как и Советы. Новейшая техника будет по необходимости сочетаться с тактическими методами прошлого. Для Забайкалья и Приморья стратегия Наполеона, пожалуй, даже Аннибала441, сохраняет добрую долю своей силы. Рейды крупных кавалерийских соединений будут вносить решительные изменения в военную карту. Японские железные дороги в Маньчжурии будут подвергаться бльшим опасностям, чем советская линия, идущая вдоль Амура. При действии разрозненных отрядов, при конных рейдах в тылу противника громадная работа выпадет на долю новой техники в лице авиации как средства разведки, связи, транспорта и бомбардировки. Поскольку вообще война в Приморье и Приамурье будет носить подвижной и маневренный характер, исход ее будет в решающей степени зависеть от способности отдельных отрядов к самостоятельным действиям, от инициативы низших начальников, от находчивости каждого отдельного солдата, предоставленного самому себе. Во всех этих отношениях Красная Армия должна, на наш взгляд, превосходить японскую по крайней мере настолько же, насколько в 1904-[19]05 годах японская превосходила царскую. Как показали события истекшего года, Токио не решается сейчас начать. Между тем каждый новый год будет менять соотношение сил к невыгоде Японии. Уже развитие Кузнецкой военно-промышленной базы442 освобождает дальневосточный фронт от необходимости опираться на европейский тыл. Радикальная реконструкция пропускной способности дороги Москва-Хабаровск путем проведения второй колеи поставлена советским правительством в качестве первостепенной задачи на 1934 год. Наряду с этим приступили к строительству железнодорожной линии от Байкальского озера к низовьям Амура443, на протяжении 1,400 километров. Новая магистраль должна пройти через богатейший район углей Буреи и руды Хингана444. Программа нового промышленного строительства должна превратить область Буреи, отстоящую всего на 500 километров от Хабаровска, т. е. в десять раз ближе Кузнецкого района, в самостоятельную промышленную военно-техническую базу Дальнего Востока. Гигантские работы транспортного и промышленного характера в сочетании со значительными экономическими льготами, предоставленными населению Дальнего Востока, должны привести к быстрому заселению этого края, что окончательно вырвет почву из-под сибирских планов японского империализма. И тем не менее внутреннее положение Японии делает войну почти неизбежной, как она, несмотря на все предостерегающие голоса, оказалась неотвратимой для царизма тридцать лет тому назад. Не будет парадоксом сказать, что, возникнув, война на Дальнем Востоке окажется либо очень короткой, почти молниеносной, либо весьма затяжной. Цель Японии - захват Дальнего Востока и по возможности значительной части Забайкалья - сама по себе требует очень больших сроков. Война могла бы кончиться скоро только при том условии, если бы Советскому Союзу удалось решительно и надолго сокрушить японское наступление в самом начале. Для разрешения этой оборонительной задачи авиация дает Советам оружие неоценимой силы. Нет надобности быть адептом "интегральной" авиационной войны, т. е. верить в перенесение решающих боевых операций в воздух, чтобы признавать, что при известных условиях авиация несомненно способна разрешить проблему войны, радикально парализовав наступательные операции противника. Именно такова обстановка на Дальнем Востоке. Когда Хаяси жаловался на сосредоточение советской авиации в Приморье, он этим выдал вполне объяснимую тревогу правящих кругов Японии, политические центры которой, военно-промышленные конгломераты, важнейшие военные базы открыты ударам красных воздушных флотилий. Имея Приморье как базу, можно при помощи авиации дальнего действия внести величайшие разрушения в жизненные центры островной империи. Даже если сделать маловероятное допущение, что Япония выдвинет воздушный флот равной или превосходящей силы, опасность для островов окажется только ослабленной, но не устраненной. Нельзя создать непроходимый воздушный барьер, прорывы будут слишком часты, а каждый прорыв чреват большими последствиями. Решающее значение в этой дуэли будет иметь не материально-технический перевес, который несомненно существует на стороне советской авиации и который в ближайшее время может только возрастать, а относительное географическое расположение сторон. В то время, как почти все японские центры открыты нападению с воздуха, японская авиация не может ответить сколько-нибудь равносильными ударами: не только до Москвы, но и до Кузнецкого бассейна (6-7.000 километров!) нельзя долететь без посадки. Между тем ни в Приморской области, ни в Восточной Сибири нет таких жизненных центров, разгром которых мог бы оказать решающее или хотя бы существенное влияние на ход войны. Преимущества положения, помноженные на более могущественную технику, дадут Красной Армии перевес, который трудно выразить в каком-либо точном коэффициенте, но который может приобрести решающее значение. Если бы, однако, советская авиация оказалась неподготовленной для разрешения грандиозной задачи третьего измерения, центр тяжести операций был бы перенесен на плоскость, причем вступили бы в силу законы дальневосточного театра; главный из этих законов именуется: медленность. Для внезапного захвата Приморья срок явно упущен. Сейчас Владивосток представляет собою серьезно укрепленную позицию, которая может стать Верденом тихоокеанского побережья. Пытаться взять крепость можно только с суши, для чего понадобилась бы, пожалуй, дюжина дивизий, в 2 1/2 - 3 раза больше, чем для обороны. Даже в случае окончательной удачи эта операция может отнять месяцы и тем предоставить неоценимый дополнительный срок в распоряжение Красной Армии. Продвижение японцев на Запад требовало бы огромных подготовительных работ: сооружения промежуточных баз, прокладки железных дорог и подъездных путей. Сами успехи Японии на этом пути создавали бы возрастающие затруднения, ибо Красная Армия отступала бы на свои базы, а японцы растекались бы в негостеприимном пространстве, имея за своей спиной порабощенную Маньчжурию, задавленную Корею и враждебный Китай. Затяжная война открывала бы возможность формирования в глубоком тылу у японцев Китайской армии при содействии советской техники и советских инструкторов. Но здесь мы входим уже в область мировых отношений в подлинном смысле слова, со всеми таящимися в них возможностями, опасностями и неизвестными величинами. Многие из приведенных выше соображений и расчетов оказались бы, конечно, опровергнуты, если бы война продлилась ряд лет и вынудила советы поставить под ружье 20 миллионов душ. Слабейшим звеном после транспорта или наряду с транспортом, оказалось бы в этом случае, вероятно, советское сельское хозяйство, основные проблемы которого еще далеки от разрешения. Однако как раз в перспективе большой войны совершенно недопустимо брать вопрос об СССР изолированно, т. е. вне прямой связи со всей мировой обстановкой. Каковы будут группировки стран на Востоке и на Западе? Окажется ли осуществимой военная коалиция Японии и Германии? Найдет ли СССР союзников, и кого именно? Что станется со свободой морских путей? Каково будет продовольственное и вообще экономическое положение Японии? Очутится ли Германия в новом кольце блокады? Какою окажется относительная устойчивость режимов воюющих стран? Число этих вопросов можно было бы умножить. Все они неотвратимо вытекут из обстановки мировой войны, но ответить на них априорно никому не дано. Ответ будет найден в самом ходе взаимного истребления народов, и этот ответ может оказаться беспощадным приговором для всей нашей цивилизации. Л.Троцкий 13 марта 1934 г. Большевики-ленинцы - мировому пролетартату. За Четвертый Интернационал!445 Мы, представители коммунистов-интернационалистов (большевиков-ленинцев) СССР, Германии, Франции, Англии, Италии, Испании, Голландии, Бельгии, Соед[иненных] Штатов, Южной Америки, Китая и ряда других государств, обращаемся к вам, пролетарии всех стран, в час грозной исторической опасности с настоящим призывом. После разгрома австрийского пролетариата446 и кровавых боев на улицах Парижа447 стало ясным и слепым: старые методы борьбы, рассчитанные на мирное развитие, исчерпали себя до конца. Загнивающему капитализму не остается ничего другого, как разгромить пролетариат, разрушить его организации, растоптать его волю, превратить его в безропотного раба. Буржуазия не хочет и не может ждать того часа, когда у пролетариата окажется 51% парламентских мандатов. Вопрос решается силой. Финансовый капитал организует и вооружает фашистские банды. Муссолинизм - не итальянское, а мировое явление. Гангрена варварской реакции охватывает одну страну за другой. На очереди стоит ныне Франция. 6 февраля было первой репетицией фашистского бандитизма. В Англии готовятся те же явления. В Америке условий для фашизма меньше, чем в Европе. Какое чудовищное унижение! Пролетариат - единственный творческий класс современного общества. От него зависит вся жизнь страны, ее хозяйство и культура. Вместе с полупролетарскими массами, вождем которых он призван стать, пролетариат составляет подавляющее большинство цивилизованного человечества. Он воодушевлен великим социальным идеалом. На протяжении всей новой истории, и в последние дни снова в Австрии, он показал, что способен на великий бескорыстный героизм. И тем не менее фашизм, опирающийся на худшие, наиболее деморализованные элементы мелкой буржуазии, на человеческую пыль, на отрепья нации, одерживает одну победу за другой. Где причина? Вот вопрос, который сверлит сознание каждого рабочего. Ответ написан огненным языком самих событий: причина в негодности руководства. Пролетариат предан, разрознен и обессилен сверху. Основная вина лежит на социал-демократии, на Втором Интернационале. Пока дело ограничивалось мирными парламентскими и профсоюзными стычками и сделками, рабочим массам незаметно было, что в штабах сидят ограниченные чиновники, бывшие реформисты и полуреволюционеры, ставшие консервативными мелкими буржуа, наконец, прямые изменники. Этим вождям (Вельсу и Гильфердингу, Вандервельде и де Ману, Леону Блюму и Реноделю448, Ленсбэри и Гендерсону, Роберту Гримму и пр.) мысли и чувства буржуазных министров, банкиров, журналистов, профессоров неизмеримо ближе, чем мысли и чувства пролетариев, безработных, бедняков-крестьян, голодных подростков, вырастающих на мостовой. Но тяжкая вина лежит также и на Третьем Интернационале, который высоко поднялся под знаменем Октябрьской Революции, но, падая со ступеньки на ступеньку, превратился из революционного пролетарского авангарда в окостеневший бюрократический аппарат. Сталинский Коминтерн руководил революцией в Китае и погубил ее. Коминтерн вывел революционных рабочих во всем мире из профессиональных союзов, изолировал левое крыло и спас тем консервативную профсоюзную бюрократию от крушения. Коминтерн заключает блоки с отдельными буржуазными пацифистами, болтунами и карьеристами и отказывается от совместных действий с массовыми пролетарскими организациями. Сталинское руководство Коминтерна говорит мировому пролетариату: "Признай заранее и без возражений мое командование, иначе я буду взрывать боевое единство твоих рядов и саботировать оборону против фашизма". Такова была в течение 1929-1932 гг. политика самой могущественной секции Коминтерна, германской компартии, и эта политика привела к победе Гитлера. В Австрии компартия благодаря цепи преступлений и ошибок Коминтерна так и не сумела поднять головы. Наконец, сейчас, несмотря на все трагические уроки, компартии во Франции, Англии и других странах продолжают рабски повторять преступную политику германских сталинцев. Марсель Кашен в сочетании с Леоном Блюмом дадут неизбежно тот же результат, какой дал Тельман в сочетании с Вельсом. На этом пути рабочих ожидает полная, окончательная катастрофа. Плодом великого Октябрьского переворота в России явилось Советское государство. Оно показало, какие силы и возможности таятся в пролетариате. Советское государство остается и сегодня плотью от нашей плоти и костью от наших костей. На защиту Советского государства в трудный час мы призываем стать грудью каждого честного рабочего! Но под гнетом мирового империализма, внутренних трудностей и ошибок руководства над рабочими и крестьянскими советами поднялась могущественная бюрократия, которая создала религию своей непогрешимости. Самовластие бесконтрольной бюрократии представляет ныне величайшую угрозу для дальнейшего развития братских народов СССР и для торжества мирового социализма. Созданный Лениным Коммунистический Интернационал погиб жертвой своей рабской зависимости от переродившейся советской бюрократии. Где же выход? Надо строить новую партию и новый Интернационал. Эти слова сегодня звучат еще для многих, как голос "сектантства" или "отчаяния". Между тем лозунг нового Интернационала диктуется всей обстановкой, как на мировой арене, так и в каждой отдельной стране. Другого пути нет. Можно ли в самом деле исправить и возродить разъеденную насквозь преступлениями и изменами социал-демократию? Война и все события после войны отвечают: нет! Не лучше обстоит дело и с Третьим Интернационалом. Мы, большевики-ленинцы, называвшиеся ранее левой оппозицией, свыше 10 лет пытались возродить Коминтерн, вернуть его на путь Маркса и Ленина. Грандиозные события во всех частях света подтвердили наши предостережения и наши призывы. Тщетно! Консервативные идеи и сплоченные интересы привилегированного бюрократического строя оказались сильнее всех уроков истории. Перестроить аппарат Коминтерна через посредство масс невозможно, ибо этот аппарат не зависит от масс. Второй и Третий Интернационалы исчерпали себя. Сейчас они являются только помехами на пути пролетариата. Нужно создавать революционную организацию, отвечающую характеру новой исторической эпохи и ее задачам. Нужно новое вино вливать в новые меха. Нужно строить подлинно революционную партию в каждой стране и новый Интернационал. * * * Мыслящий рабочий не может не признавать железной логики этого вывода. Но его точат сомнения, порожденные еще слишком свежими разочарованиями. Новая партия? Это значит - новый раскол. Между тем пролетариату больше всего необходимо единство. Таков самый простой довод, чаще всего нашептываемый робостью мысли перед великими трудностями. Неверно, - отвечаем мы, - будто пролетариату нужно единство само по себе. Ему нужно революционное единство классовой борьбы. В Австрии почти весь пролетариат был объединен под знаменем социал-демократии; но эта партия учила рабочих капитуляции, а не борьбе. Австрийские рабочие показали, что умеют драться. С ними [вместе] храбро дралась и часть старых вождей. Но за поражение несет ответственность партия в целом. Оппортунистическое "единство" оказалось путем к гибели. В Бельгии партия Вандервельде, де Мана и К° ведет за собой подавляющее большинство рабочего класса. Но какая цена этому "единству", если насквозь развращенный генеральный штаб пролетарской армии ползает на животе перед королевской властью, перед патриотическим епископом, перед либеральным бургомистром, перед всеми представителями классового врага! В маленькой Норвегии руководимая Транмелем оппортунистическая партия, объединившая на выборах 45% голосов, повторяет все преступления австрийской социал-демократии, парализует пролетариат и расчищает, таким образом, дорогу для норвежского фашизма. Такого рода единство означает петлю на шее рабочего класса. Нам нужно действительное, боевое, революционное единство: для отпора фашизму, для защиты нашего права на существование, для непримиримой борьбы с господством буржуазии, - за полное завоевание власти, за диктатуру пролетариата, за рабочее господство, за Соединенные Штаты советской Европы, за Мировую социалистическую республику. Социал-демократия душой и телом предана буржуазному режиму. Коминтерн доказал делом свою полную неспособность объединять массы во имя революционных задач. Пролетариату остается либо навсегда протянуть шею в рабское ярмо, более страшное, чем ярмо средневековья, либо выковывать новое орудие для своего революционного освобождения. "Где гарантия, что новый Интернационал не потерпит в свою очередь крушения?" Жалкий, филистерский вопрос! Заранее данных гарантий в революционной борьбе нет и быть не может. Рабочий класс поднимается вверх по ступеням, которые он сам рубит в горной породе. Нередко он срывается на несколько ступеней вниз, нередко динамит противника взрывает готовые ступени или сами они рушатся, потому что сделаны из рыхлого материала. После каждого падения надо вставать; после каждого спуска надо подниматься; каждую разрушенную ступень надо заменять двумя новыми. Гарантия успеха - если уж говорить о "гарантиях" - в том, что мы обогащены опытом Второго и Третьего Интернационалов, которые, прежде чем потерпеть крушение, сослужили большую службу пролетариату. Мы стоим на плечах наших предшественников. В этом наше великое преимущество. Мы собираем всех тех, кто уже сегодня понял гибельность политики двух переживших себя бюрократических аппаратов. Правильность наших методов, наших прогнозов и наших лозунгов неопровержимо доказана всем ходом исторического развития за последние 10 лет, т. е. за период перерождения и распада Коммунистического Интернационала. Правильная теория и правильная политика неизбежно проложат себе дорогу и соберут под своим знаменем большинство мирового пролетариата. Только так выковывается революционное единство. Но здесь мы слышим новое возражение, на первый взгляд наиболее убедительное: "Четвертый Интернационал сложится нескоро, между тем фашистская чума надвигается во всех странах семимильными шагами; время ли теперь разъединять рабочие ряды?" На это мы отвечаем: для объединения рядов в непосредственной борьбе существует ленинская политика единого фронта. Только благодаря правильному применению этой политики большевизм победил в октябре 1917 года. Маркс и Ленин не боялись раскалывать бюрократические и оппортунистические партии, сплачивая подлинных революционеров в независимую партию авангарда, - и в то же время Маркс и Ленин готовы были для защиты сегодняшних интересов пролетариата вступить в практическое соглашение с любой массовой организацией. Мудрость и сила ленинизма - в теоретической и политической непримиримости партии, с одной стороны, в реалистическом отношении к классу со всеми его организациями и группировками, с другой стороны. Ленинизм не пытался командовать пролетариатом сверху, но и никогда не растворялся в массе, - именно поэтому он завоевал руководство пролетариатом. Да, фашизм сейчас во всем мире надвигается семимильными шагами. Но в чем его сила? В растерянности рабочих организаций, в панике рабочей бюрократии, в вероломстве вождей. Достаточно пролетариату одной страны дать реакционной сволочи беспощадный отпор и, перейдя в наступление, завладеть властью, как наступление фашизма сменится паническим отступлением и распадом. Между СССР и Советской Францией диктатура наци не продержалась бы и двух недель. Муссолини не замедлил бы последовать в преисподнюю за Гитлером. Отпор возможен и необходим, из активной обороны родится наступление. Надо отбросить колебания и отодвинуть в сторону колеблющихся, - они присоединятся позже, - надо, чтобы авангард авангарда уже сегодня сплотил на международной арене свои ряды. Потрясенные и взбудораженные неслыханными бедствиями и опасностями массы жаждут ответа и требуют руководства. Это руководство надо создать! Величайшая из опасностей - опасность новой войны. Все слышат глухой подземный шум близкого нового столкновения народов. Вожди социал-демократии и профсоюзные бюрократы в качестве патриотов, т. е. наемников империализма, готовятся снова стать поставщиками пушечного мяса для своих капиталистических господ. Под видом "защиты отечества" они готовят истребление народов. Тем временем Коминтерн пустыми выкриками и ругательствами заменяет революционную мобилизацию масс города и деревни и при помощи маскарадных съездов тщетно пытается прикрыть свое бессилие. Предотвратить новую войну или опрокинуть ее последствия на голову эксплуататоров пролетариат может не иначе, как радикально перегруппировав свои ряды на новых основах, под знаменем нового Интернационала. Небольшое инициативное меньшинство может сыграть в условиях войны решающую роль. Вспомним Либкнехта, вспомним Розу Люксембург, вспомним Ленина! Только жалкие филистеры могут говорить о нашем "сектантстве". Готовить завтрашний день - не сектантство, а революционный реализм. Всем рабочим организациям мы предлагаем конкретную программу действий на основе единого пролетарского фронта. Активную самооборону пролетариата мы ставим как центральную задачу сегодняшнего дня. Сила против силы! Рабочая милиция есть единственное орудие в борьбе с бандами фашизма, к которым официальная полиция раньше или позже придет на помощь. Но рабочая милиция - не для парадов и театральных забав, а для суровой борьбы. Рабочая милиция - вооруженный кулак пролетариата. Двумя ударами отвечать на удар. Вести войну на истощение и на истребление. Не давать фашистскому врагу поднять голову. Преследовать его по пятам. Всеобщая стачка во Франции 12 февраля была внушительным предостережением, но не более того. Почуяв опасность, враг удвоил, утроил, удесятерил усилия. Отстоять свои позиции и завоевать новые рабочие Франции, как и всего мира, смогут не иначе, как путем героических боев. Революционная оборона должна стать великой школой наступления. Рабочие Франции показали, что в их крови не потухло пламя революций, завершившихся Парижской Коммуной. Но одной готовности к борьбе, как свидетельствует Австрия, недостаточно. Нужно умение, нужна организация, нужен план, нужен штаб. 12 февраля, в день всеобщей стачки и мощных демонстраций, рабочие Франции навязали на 24 часа единый фронт двум бюрократическим аппаратам. Но это была импровизация, а для победы нужна организация. Естественным аппаратом единого фронта в боевые дни является пролетарское представительство, депутаты от заводов и цехов, от рабочих кварталов и профессиональных союзов: советы. задолго до того, как стать органами власти, советы являются революционными аппаратами единого фронта. В честно избранных советах меньшинство подчиняется большинству. В эту сторону ведет властная логика борьбы. В эту сторону надо направить сознательные усилия. Франция пролетариата стоит сейчас на исторической очереди. Во Франции снова решаются судьбы не только Франции, но и Европы, в последнем счете всего мира. Если бы фашизму удалось сломить французский пролетариат, вся Европа окрасилась бы в черную краску. И, наоборот, победа французского пролетариата в нынешних условиях далеко превзошла бы по своему историческому значению даже Октябрьскую победу пролетариата в России. Рабочие всего мира! Лучше и вернее всего вы можете помочь французскому пролетариату непримиримой борьбой против вашей собственной буржуазии. Отбирайте под огнем неприятеля самых бесстрашных, самых дальнозорких, самых преданных и сплачивайте их в отряды Четвертого Интернационала. Зовите и ведите трудящиеся, угнетенные и безработные массы на борьбу. Проникайте во все организации! Разъясняйте, будите, сплачивайте. Не теряйте ни дня, ни часа. ЗА НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ПРОЛЕТАРСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ И ПРОЛЕТАРСКОЙ ПЕЧАТИ! ЗА ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ПРАВА И СОЦИАЛЬНЫЕ ЗАВОЕВАНИЯ ПРОЛЕТАРИАТА! ЗА ОСНОВНОЕ ПРАВО - НА КУСОК ХЛЕБА! ПРОТИВ РЕАКЦИИ! ПРОТИВ БОНАПАРТИСТСКОЙ ПОЛИЦЕЙЩИНЫ! ПРОТИВ ФАШИЗМА! ЗА ПРОЛЕТАРСКУЮ МИЛИЦИЮ! ЗА ВООРУЖЕНИЕ РАБОЧИХ! ЗА РАЗОРУЖЕНИЕ РЕАКЦИИ! ПРОТИВ ВОЙНЫ - ЗА МИР И БРАТСТВО НАРОДОВ! ЗА НИЗВЕРЖЕНИЕ КАПИТАЛИЗМА! ЗА ДИКТАТУРУ ПРОЛЕТАРИАТА! ЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО! * * * ПРОЛЕТАРИИ ОБОИХ ПОЛУШАРИЙ! Первый Интернационал дал вам программу и знамя. Второй Интернационал поднял на ноги великие массы. Третий Интернационал показал пример смелого революционного действия. Четвертый Интернационал даст мировую победу! ПЛЕНУМ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО СЕКРЕТАРИАТА МЕЖДУНАРОДНОЙ ЛИГИ КОММУНИСТОВ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТОВ (большевиков-ленинцев) Женева, март 1934 года (Переведено с французского, В е р н о : Сег.) /Dictated by L.T[rotsky] directly. Note about translation from French inserted because of security reasons/ /This information is from JvH/449 [Письмо Н. И.Седовой]450 Милая Наталочка, пишу страшно спешно. Раймон решил более не заезжать сюда, ехать прямо в Париж. В четверг, надеюсь, ты будешь уже здесь. Природа и климат очень хороши. Не знаю, как быть насчет моей одежды: парусина здесь не в ходу, буду выделяться, летнее пальто мое и шляпа тоже чрезмерно выделяются (у пальто подкладка сечется совсем), - пожалуй, нужно захватить и тяжелые ботинки для прогулок - или не стоит? Ты сама решишь, да можно и позже, по почте, разрешить кое-какие из этих трудностей. Обнимаю тебя крепко. Привет и поцелуй Ж[анне] и Л[еве]. Твой [Л.Д.Троцкий] [Апрель 1934 г.] [Письмо М.Парижанину]451 9 июля 1934 [г.] Дорогой тов. Парижанин, Спасибо за последнюю книжку "Humblеs"452 и приложение "Superbes"453. Под вой шакалов дружеские голоса вдвойне отраднее. Наталье Ивановне статьи вашего журнала доставляют нравственное удовлетворение и это радует меня. Я работаю над своей книгой о Ленине, не отрываясь. Мне надо было бы сидеть в Национальной библиотеке454 и наводить бесчисленные справки, - увы, это недоступно. Друзья доставляют книги в мое уединение большими пакетами, это создает затруднения и промедление. Далеко не всегда можно достать то, что нужно. Но я надеюсь все же, что серьезных пробелов не будет. Посылаю через Ридера для вас первые две главы: вы, ведь, надеюсь, попрежнему согласны переводить эту работу? Горячий привет вам и вашим друзьям. [Л.Д.Троцкий] Советы в Америке? - Не думаете ли вы, что наша NRA455 готовит почву для ваших советов? Вопрос из уст Купера прозвучал для Трошина неожиданно. Пароход сильно покачивало, и Трошин чувствовал себя не на высоте. Чуть заметная ирония в тоне Купера слегка задела его. Он ответил не без раздражения: - Когда вы решите заводить советы, рекомендую вам вырабатывать для них собственный стандарт: Наш вам не подойдет. Оба были инженеры, связанные если не дружбой, то приятельскими отношениями еще со времени войны, когда Трошин, чистокровный москвич, работал в качестве эмигранта на заводах Чикаго. Купер, чистокровный янки, уже четвертый год состоял на советской службе. Сейчас оба ехали в Америку в составе миссии по заказам. Каждый уважал в другом знания, опыт и талант, но и видел изъян: Трошин представлялся Куперу техническим мечтателем и немножко дилетантом; Купер казался Трошину упрямым эмпириком. Спорили они нередко, но никогда не переходили в область политики - отчасти из такта, отчасти по осторожности. Разговоры первых трех дней совместной езды на пароходе прошли в старых тонах: вперемежку с обменом пароходными впечатлениями рассуждали о предстоящих в Америке заказах. Купер в сотый раз обвинил Трошина в варварском пристрастии к "гигантизму", Трошин отвечал в тон, что крылья американской технической мысли изрядно подсечены кризисом. Только на четвертый день, прочитав захваченную с собой в дорогу книжку о NRA, Купер задал неожиданный вопрос насчет американских советов. Может быть, приближение к родным берегам развязало ему язык. - Американские советы, - продолжал Трошин уже более благожелательно, - будут отличаться от русских советов не менее, чем Соединенные Штаты Рузвельта отличаются от России Николая II. Если, конечно, вообще допустить, с вашего позволения, что советы когда-либо возникнут в Америке. - Сделаем совместно такое фантастическое допущение. Как вы, Трошин, представляете себе возникновение у нас советов? И как они будут выглядеть? И как мы, янки, - поглядите, пожалуйста, на меня, - уложимся на это прокрустово ложе? - Советская Америка не могла бы появиться на свет иначе, чем появилась независимая и демократическая Америка: путем революции. При этом вы побили бы изрядное количество посуды: это в вашем темпераменте. Я думаю, Купер, что вы лично приняли бы весьма энергичное участие в драке, хотя я и не вполне уверен, на какой стороне. - Ваше замечание, Трошин, есть неслыханный по дерзости намек на то, что я - человек без принципов? - О, к чему же так строго... Вы, конечно, считаете себя непоколебимым индивидуалистом. Но вы с бешеной энергией (о таланте я умалчиваю) работали в советской промышленности, не как спец, а как спортсмен; я не хочу, как видите, обидеть вас именем энтузиаста. Никогда нельзя знать, какую шутку сыграет с вами при наступлении больших событий ваш темперамент и ваш эмпиризм. Одно несомненно: вместе с другими вы будете бить посуду. Однако накладные издержки вашей революции, если не в абсолютных цифрах, то в процентах, будут совершенно ничтожны по сравнению с тем, что было у нас. Вы удивлены? Но гражданскую войну, дружище, ведут не верхние 5-10%, которые сосредоточивают в своих руках 90% национальной собственности, - для этого они слишком малочисленны и слишком любят комфорт, - свою армию контрреволюция может составить лишь из мелких собственников. Однако ваши фермеры и мелкий люд городов могут поддержать и революцию, если только она окажется способна открыть им перспективу спасения. Нынешний кризис внес чрезвычайные опустошения во все промежуточные слои и нанес сокрушительный удар фермерству, уже достаточно ослабленному в предшествующее десятилетие. Трудно было бы ждать со стороны этих классов, которым, увы, нечего терять, большого политического сопротивления революции, при условии, разумеется, что новый режим поведет по отношению к ним разумную и дальновидную экономическую политику. Прочно овладев командными высотами - банками и основными отраслями промышленности и транспорта - советское правительство предоставит фермерам, а также мелким промышленникам и торговцам неопределенно долгий срок на размышление и принятие окончательного решения. Дальнейшее будет зависеть от успехов национализированной промышленности. Здесь я жду от вас настоящих чудес, Купер. "Технократия" осуществима только при советском режиме, когда будут сняты перегородки частной собственности. Самые смелые проекты комиссии Гувера по стандартизации и рационализации456 покажутся детской забавой по сравнению с новыми возможностями. Национальная промышленность будет построена по схеме конвейера: это и есть план, перенесенный с отдельного предприятия на все хозяйство. Издержки производства окажутся сокращены не в два, а в пять и более раз. Покупательная сила фермерского доллара быстро возрастет. Для начала этого достаточно. Но советы не преминут создать и свои собственные образцовые сельскохозяйственные предприятия гигантского масштаба как школу добровольной коллективизации. Ваши фермеры - отличные калькуляторы, если не статистики. Каждый из них выведет в свое время нужный ему сравнительный баланс: оставаться ли ему и дальше изолированным звеном или включиться в общую цепь? Одновременно с этим советы отведут в своем промышленном плане достаточно широкое место для всех жизнеспособных средних и мелких предприятий: эти последние будут получать от государства, от местных советов, от кооперативов обеспеченные заказы, необходимые кредиты и сырье. Постепенно и без всякого принуждения они будут втягиваться в круговорот обобществленного хозяйства. Те педагогические методы воздействия на мелкую буржуазию, которые оказались не по плечу советам нашей отсталой страны с преобладанием полунищего и неграмотного крестьянства, окажутся вполне применимы в Соединенных Штатах. Незачем пояснять вытекающие отсюда выгоды: развитие получит более плавный характер, сократятся накладные расходы социальных конфликтов, повысится коэффициент культурного роста. - Вы забываете нашу англосаксонскую религиозность, важнейшую опору социального консерватизма? - Нельзя, Купер, задавать задачу с противоречащими друг другу данными. Если вы хотите представить себе перспективу американских советов, вы должны исходить из того, что давление социального кризиса, как не раз бывало в истории, окажется сильнее всех психологических тормозов: одни из них быстро перегорят, другие будут перестроены в соответствии с обстоятельствами... Не забывайте, что в самом Евангелии457 есть афоризмы, похожие на динамит. - А что вы сделаете, позвольте осведомиться, с верхами нашего капиталистического мира? - Я надеюсь на вашу изобретательность, Купер. В распоряжении тех, которые на захотят мириться с новым режимом, вы, вероятно, представите живописный остров, пожизненную ренту и право устраиваться, как желают сами. - Вы очень великодушны, Трошин! - Это моя слабость, Купер. - Но вы как будто не принимаете в расчет возможности военной интервенции, которая способна весьма повысить "накладные расходы" советской революции. Не воображаете ли вы, оптимистический Трошин, что Япония, Великобритания и другие капиталистические страны молча примут советский переворот в Америке? - Им ничего другого не останется, Купер. Раз вы допускаете, по крайней мере в теории, такое углубление социального кризиса, которое приведет к установлению советов в Соединенных Штатах, самой могущественной крепости капитала, то вы обязаны допустить однородные процессы и в других странах. Полуфеодальная Япония выйдет из строя, по всей вероятности, еще до того, как в Америке установятся советы. Тот же прогноз надо распространить и на Великобританию... Во всяком случае безумием была бы самая мысль об отправке королевского британского флота против советской Америки! Какой-нибудь десант в южной половине континента? Безнадежное предприятие, которое не вышло бы за пределы второстепенного военного эпизода! Через несколько месяцев, может быть, уже недель после установления у нас советского режима - заметьте себе это твердо, Купер - государства центральной и южной Америки оказались бы притянуты нашей федерацией, как опилки - магнитом. Та же участь постигла бы и Канаду. Движение народных масс в этих странах было бы настолько непреодолимым, что величайший объединительный процесс совершился бы в короткий срок и с ничтожными жертвами. Я готов держать пари, что к первой годовщине возникновения первого американского совета ваш континент превратится в Советские Соединенные Штаты Северной, Центральной и Южной Америки. Доктрина Монро458 впервые получила бы вполне законченное, хотя и непредвиденное ее автором выражение. Что касается столицы, Купер, то ее придется перенести в Панаму. - Вот как?.. Но вы мне не ответили: готовит ли Рузвельт пришествие советов или нет? - Вы слишком проницательны, Купер, чтоб задавать такой вопрос. NRA хочет справиться с трудностями не для разрушения, а, наоборот, для укрепления капиталистического строя. Советы могут возникнуть не из голубого орла459, а из непобежденных им трудностей. Самые "левые" профессора вашего brains trust a460 - не революционеры (revolutionists), а лишь встревоженные консерваторы. Ваш президент ненавидит "системы" и "общие идеи". Между тем, советский режим есть воплощенная система, общая идея в действии. - Хорошо. Вы благополучно преобразовали конституцию нового света от Аляски до мыса Горн, обеспечили наше международное положение и переместили нашу столицу. Прежде чем поблагодарить вас за этот геркулесов труд, я хотел бы все-таки знать, не придется ли после всего этого мне, инженеру Куперу, с привычками к ростбифу, сигаре и автомобилю сесть на голодный паек, носить два башмака разной формы, читать в одной и той же навязанной мне газете одни и те же стандартные фразы, выбирать в совет тех, кого мне укажут сверху, голосовать за решения, уже принятые без меня, держать свои действительные мысли про себя и под страхом ссылки хвалить каждодневно посланного мне судьбою вождя. Если так, то я заранее возвращаю билет на право входа в этот рай, чтоб укрыться на одном из тихоокеанских островов, который вы милостиво предоставите вырождающейся расе индивидуалистов. - Не спешите укрываться на острове, Купер, вы там погибнете с тоски. Каким образом можете вы очутиться на голодном пайке, если сегодня вы вынуждены искусственно ограничивать площадь посева и размеры производства? В России приходится в течение вот уже скоро двух десятилетий почти заново создавать основные отрасли производства. У вас в Америке, наоборот, могущественные технические средства парализованы кризисом и требуют применения. Успехи планового начала достигались и достигаются у нас за счет повседневного потребления масс; у вас, наоборот, сам план возрождения хозяйства должен с первых шагов исходить из быстрого роста потребления народа. Нигде изучение внутреннего рынка - банками, трестами, отдельными предпринимателями, купцами, коммерческими агентами, фермерами - не достигло такого развития, как в Соединенных Штатах. Советское правительство начнет с уничтожения коммерческой тайны; оно объединит и обобщит методы капиталистической калькуляции, превратив их в методы хозяйственного учета и плана. С другой стороны, культурный и требовательный потребитель не допустит невнимания к себе. Сочетание демократической кооперации, государственной торговой сети и частной торговли обеспечит гибкую систему обслуживания потребностей населения. Ваш ростбиф вам обеспечен, Купер, без перебоев. - Под квитанцию за тремя подписями? - Нет, в обмен на звонкую монету. Вашему доллару, заметьте себе, предстоит в регулировании советского хозяйства решающая роль. В корне неверно противопоставлять плановое хозяйство денежному. "Регулируемые" деньги - да простят меня ваши радикальные профессора - есть академическая фикция, которая неминуемо ведет к расшатыванию внутренних пропорций во всех отраслях хозяйства, причем расстройство принимает молекулярный характер, деформируя самые глубокие и интимные процессы обращения и производства. - Но в Советском Союзе?.. - У нас, увы, из горькой нужды делают официальную добродетель. Отсутствие устойчивого, т. е. золотого, рубля является важной причиной многих бедствий и болезней нашего хозяйства. Действительное регулирование заработной платы, цен на жизненные продукты и качество товаров немыслимо без твердой денежной системы. Шаткий рубль в плановом хозяйстве - то же, что изменчивые лекала в серийном производстве. Конечно, когда социалистический режим на основе большого опыта научится мерами одной лишь административной техники обеспечивать свое экономическое равновесие, деньги потеряют значение измерителя и регулятора, они превратятся в простые квитанции, вроде трамвайных или театральных билетов; при дальнейшем росте социалистического богатства отпадает необходимость даже и в этих квитанциях: когда всего будет хватать с избытком для всех, не понадобится больше контроль над индивидуальным потреблением. Америка достигнет такого уровня, несомненно, раньше всех. Но прийти к безденежному хозяйству можно не иначе, как обеспечив предварительно динамическую гармонию всех социальных функций. Нельзя разрешить такую грандиозную задачу посредством одного лишь административного наития и поощрительных речей по радио. Плановое хозяйство на первых своих стадиях, т. е. в течение ряда лет, еще более нуждается в твердой денежной единице, чем либеральный капитализм. Кто начинает с регулирования денежной единицы в целях регулирования всего хозяйства, тот очень похож на человека, пытающегося поднять в воздух обе ноги... - Вы намекаете, Трошин, на нашу современную денежную политику? - Я ни на что не намекаю. Я хочу только сказать, что Советская Америка будет располагать достаточно могущественным золотым фундаментом для незыблемого доллара. Какое неоценимое преимущество! Вы знаете, Купер, наши коэффициенты роста: 20-30 % в год! Но вы знаете и слабую сторону этой небывалой динамики: технически-производственным результатам далеко не соответствует полезный экономический эффект. Одной из причин диспропорции является вынужденное подчинение нашей денежной системы административному субъективизму. Вы будете избавлены от этого зла. Доллар американских советов окажется подкован на все четыре ноги. Ваши коэффициенты роста будут не только технически, но и экономически далеко превосходить наши. Последствия ясны: материальный, а следовательно, и культурный уровень населения станет повышаться на десятки процентов в год. - Трошин, если вы хотите меня осчастливить тремя, даже четырьмя парами стандартных штанов не по мерке и принудительной подпиской на полное собрание сочинений Фостера... - Вы снова намекаете, Купер, на незавидное положение нашего массового потребителя. Мне ли против этого спорить? Причины недостатка и плохого качества предметов потребления мною уже отмечены: нищее наследство старого режима, низкий культурный уровень крестьянства, необходимость создавать средства производства за счет фондов потребления, хроническая денежная инфляция и наконец - last but not least461 - бюрократизм. - Скажите: чудовищный бюрократизм, Трошин. - Да, чудовищный бюрократизм, Купер. Но вы вовсе не обязаны воспроизводить его. Недостаток насущных жизненных благ порождает у нас борьбу всех против всех из-за лишнего фунта хлеба, из-за метра ситца. Бюрократия выступает как примирительница, как всесильный третейский судья. Но вы неизмеримо богаче и без труда сможете обеспечить страну всем необходимым. Потребности, вкусы и привычки вашего населения не таковы, чтоб бюрократия могла бесконтрольно распоряжаться национальным доходом. Организация социалистического хозяйства как средство для наилучшего удовлетворения человеческих потребностей захватит за живое все наше население и вызовет в нем группировку новых течений и партий, со страстной борьбой между ними... - Вы плохой большевик, Трошин. Вы говорите о борьбе партий при советском режиме. На вас вредно действует приближение к капиталистическим берегам. Вы перерождаетесь на моих глазах. Вы за демократию или за диктатуру? - Я за советскую демократию, Купер. Советы - очень пластичная и гибкая правительственная форма, и в этом одно из их преимуществ; но именно поэтому советы не могут совершать чудес, они лишь преломляют через себя давление социальной среды. Бюрократизация наших советов как результат политической монополии одной партии, тоже превратившейся в бюрократический аппарат, есть результат исключительных трудностей развития социалистических пионеров в бедной и отсталой стране. В свою очередь бюрократизация режима пагубно отражается на нашем хозяйстве, на нашей литературе, на нашем искусстве, на всей нашей культуре. Американские советы я представляю себе в высшей степени полнокровными. Диктатура? Конечно, сторонники капиталистического режима не найдут себе места в советах. Нелегко, признаюсь, представить себе Генри Форда председателем совета в Детройте. Но на основах советского режима не только возможна, но и неизбежна широкая борьба интересов, программ и группировок. Годовой, пятилетний, десятилетний планы хозяйства; системы народного образования; проведение великих магистралей; преобразование фермерского хозяйства; приобщение Южной Америки к высшим техническим и культурным достижениям; проблема стратосферических сообщений; проблема улучшения расы - каждая из этих задач будет создавать соревнование доктрин и школ, борьбу группировок при выборах в советы, страстную полемику в газетах и на собраниях. - Пахнет свободой печати, Трошин. Берегитесь! - Неужели же вы думаете, Купер, что монополизация печати в руках правящей бюрократической верхушки СССР есть норма? Нет, это только временное уродство, какими бы историческими обстоятельствами оно не вызывалось. - Но сосредоточение всех типографий, всех фабрик бумаги, всех средств транспорта в руках государства автоматически передаст и у нас всю прессу в руки правительства, которое не преминет, конечно, установить догмат своей непогрешимости. - Национализация средств печатания есть чисто отрицательная мера. Она означает лишь, что частный капитал не может больше решать, какое издание надо поставить: прогрессивное или реакционное, "сухое" или "мокрое", пуританское или порнографическое. Как распределять и применять обобществленные средства печати, - этот важный вопрос вашим советам придется решать заново. Отправным критерием может служить распределение голосов при выборах в советы. Каждая группировка граждан будет иметь право на печатные средства, соответствующие ее численности. Тот же принцип будет применен к залам для собраний, к радио и пр. Идейные коллективы, а не индивидуальные чековые книжки будут решать вопрос о направлении и духе изданий. Вы скажете, что при таком порядке новое идейное течение, новая философская или эстетическая школа, еще не имеющие за собой поддержки числа, не найдут для себя ни бумаги, ни линотипа. Аргумент, не лишенный интереса! Но он означает лишь, что новой идее при всяком режиме приходится и придется доказывать свои права на существование. При советском режиме это будет во всяком случае легче, чем ныне. Богатая советская Америка сможет выделять грандиозные фонды для открытий, изобретений, экспериментов во всех областях человеческого творчества, материального и духовного. Ни смелые архитекторы и скульпторы, ни новаторы-поэты, ни дерзкие философы не окажутся в обиде. А я думаю, не скрою от вас, Купер, что янки призваны в ближайшую эпоху сказать новые слова также и в тех областях, в которых они оставались до последнего времени учениками Европы. Я недаром провел четыре года в вашей стране, главным образом на ваших заводах, чтоб суметь понять, какой сдвиг ваша техника произвела в судьбах человечества. Не иначе как с презрением я могу относиться к тому фальшиво высокомерному тону, в каком принято в известных кругах Европы говорить об "американизме", особенно со времени нынешнего кризиса. В известном смысле я готов даже сказать, что только американизм положил окончательный водораздел между средневековьем и новой историей человечества. Но вы покоряли природу так бурно и страстно, что не имели времени ни обновить методы вашей теоретической мысли, ни выработать собственное искусство. Вы росли и богатели по законам простого силлогизма. Непрерывные материальные успехи создали у вас на старых пуританских дрожжах религию практического рационализма. Оттого вы остались невосприимчивы к Гегелю, к Марксу, в сущности, и к Дарвину. Вы удивляетесь, Купер? Между тем сожжение дарвиновских лжеучений баптистскими жрецами Теннесси (Tennessee) только в грубой форме выразило отвращение большинства американцев к доктрине эволюции. Дело здесь не в одних религиозных предубеждениях, а в общем складе мысли. Атеистические янки проникнуты рационализмом не менее, чем квакеры462. Правда, ваш рационализм не имеет в себе ничего беспощадного, картезианского463, якобинского: он ограничен и смягчен вашим эмпиризмом и вашим морализмом. Но в таком виде ваш философский метод еще более отстает от вашей техники и от вашего исторического призвания. Вы в сущности впервые сталкиваетесь ныне по-настоящему с теми социальными противоречиями, которые складываются за спиною людей. Вы победили природу при помощи орудий, созданных вашим гением; но вы поставлены на колени вашими собственными орудиями. Невыносимые бедствия, выросшие, наперекор всем предвидениям, из невиданного богатства, учат вас той истине, что силлогизм Аристотеля464 не охватывает законов развития общества. Вы вошли, наконец, в школу диалектики, и вошли крепко; возврата назад, к методологии XVII и XVIII веков, для вас уже нет. Не жалейте об этом, Купер! Прививка диалектики к крепкому стволу вашей мысли обещает превосходные плоды. Я заранее предвкушаю их. В области обобщающей мысли, поэзии, всех вообще искусств вы призваны в ближайшие десятилетия сделать большой вклад. Он будет стоять на уровне вашей техники, которая, впрочем, сама еще не осознала полностью заложенные в ней неизмеримые возможности... В то время как романтические тупицы национал-социализма мечтают восстановить расу Тевтобургского Леса465 во всей ее первобытной чистоте, или, вернее, грязи, вы, американцы, овладев своим хозяйством и культурой, примените истинно научные методы также и в области воспроизводства человеческих поколений; из вашего тигеля рас выйдет через сотню лет новый человек, достойный, наконец, этого имени. - Вы серьезно надеетесь на это, Трошин? - Я надеюсь на большее: на третьем году советской власти вы перестанете жевать chewing gum466. Истинно говорю вам: Andrew Jackson467 войдет в царство небесное, если этого захочет. А он не может этого не хотеть. - Вы очень великодушны к нашему завтрашнему дню, Трошин. Но не воображайте в своем высокомерии, что вы убедили меня. В вас сидит поэт, испорченный хорошим инженером. Вы слишком легко справились на словах с опасностью советского бюрократизма, Трошин... Но чу! Гонг зовет нас обедать. Я уничтожу вас завтра. От вашей хваленой диалектики посыплются пух и перья. Л.Троцкий 17 августа 1934 [г.] По поводу письма т. Икслагора468 из Капштадта469 Утверждение, что Биробиджан есть "левый сионизм" кажется мне совершенно неправильным. Сионизм отвлекает рабочих от классовой борьбы несбыточными надеждами на еврейское государство при капиталистических услових. Но рабочее государство обязано создать для евреев, как и для всякой другой нации, наиболее выгодные условия культурного развития. Это значит, в частности: предоставить всем470 тем евреям, которые пожелают иметь свои школы, свою печать, свои театры и пр., особую область для самоуправления и развития. Так же точно поступит и международный пролетариат, когда он станет хозяином всего земного шара. Никакого спасения в национальной области - наоборот, всестороннее материальное содействие культурным потребностям всех национальностей и этнических групп. Если тем или другим национальтным группам суждено сойти со сцены (в национальном смысле), то это должно произойти в порядке естественного процесса, а не в результате тех или других территориальрных, экономических или административных затруднений и препятствий. Л.Троцкий 22 сент[ября] 1934 г. Куда идет Франция? На этих страницах мы хотим объясниться с передовыми рабочими о том, какая судьба ждет Францию в ближайшие годы. Под Францией мы подразумеваем не биржу, не банки, не тресты, не правительство, не генералитет, не духовенство, - это все угнетатели Франции, - а рабочий класс и эксплуатируемое крестьянство. Крушение буржуазной демократии После войны произошел ряд революций, одержавших блестящие победы: в России, в Германии, Австро-Венгрии, позже - в Испании. Но только в одной России пролетариат полностью захватил власть в свои руки, экспроприировал своих эксплуататоров и сумел благодаря этому создать и сохранить рабочее государство. Во всех других случаях пролетариат, несмотря на победу, останавливался по вине своего руководства на полдороге. В результате этого власть ускользала из его рук и, передвигаясь слева направо, становилась добычей фашизма. В ряде других стран власть попала в руки военной диктатуры. Ни в одной из этих стран парламент не оказался в силах примирить классовые противоречия и обеспечить мирный ход развития. Спор разрешался с оружием в руках. Правда, у нас, во Франции, долго думали, что фашизм не может иметь к нам никакого отношения. У нас ведь республика, все вопросы решает суверенный народ посредством всеобщего голосования. Но 6 февраля несколько тысяч фашистов и роялистов, вооруженных револьверами, кастетами и бритвами, навязали стране реакционное правительство Думерга, под покровительством которого фашистские банды продолжают расти и вооружаться. Что готовит нам завтрашний день? Правда, во Франции, как и в некоторых других странах Европы (в Англии, Бельгии, Голландии, Швейцарии, Скандинавских государствах) существуют еще парламенты, выборы, демократические свободы или их остатки. Но во всех этих странах классовая борьба обостряется в том же направлении, в каком она развивалась раньше в Италии и Германии. Кто утешает себя фразой: "Франция - не Германия", тот безнадежен. Во всех странах действуют ныне одни и те же исторические законы: это законы капиталистического упадка. При дальнейшем сохранении средств производства в руках кучки капиталистов обществу спасения нет. Оно осуждено идти от кризиса к кризису, от нужды к нищете. В разных странах последствия одряхления и распада капитализма оказываются в разной форме и развиваются неодинаковым темпом. Но суть процесса не одна и та же везде. Буржуазия довела свое общество до полного банкротства. Она не способна обеспечить народу ни хлеб, ни мир. Именно поэтому она не может больше терпеть демократический порядок. Она вынуждена подавлять рабочих при помощи физического насилия. Но справиться с недовольными рабочими и крестьянами одной полицией невозможно. Пускать армию в ход против народа слишком часто нельзя: она начнет разлагаться и кончит тем, что большая часть солдат перейдет на сторону народа. Крупный капитал вынужден поэтому создавать особые вооруженные банды, специально дрессированные против рабочих, как известные породы собак дрессируются против дичи. Историческое назначение фашизма состоит в том, чтобы подавить рабочий класс, разгромить его организации, задушить политическую свободу в тот час, когда капиталисты оказываются уже неспособны править и господствовать при помощи демократической механики. Человеческий материал фашисты находят главным образом в среде мелкой буржуазии. Она вконец разорена крупным капиталом. При нынешнем общественном строе спасенья для нее нет. Но она не знает и другого выхода. Ее недовольство, возмущенье, отчаянье фашисты отвращают от крупного капитала и направляют на рабочих. Можно сказать, что фашизм есть операция вывиха мозгов мелкой буржуазии в интересах ее злейших врагов. Так крупный капитал сперва разоряет средние классы, затем при помощи наемной агентуры фашистских демагогов натравливает впавшую в отчаяние мелкую буржуазию на пролетариат. Только такими разбойничьими средствами буржуазный режим и способен еще держаться. До каких пор? До тех пор, пока его не опрокинет пролетарская революция. Начало бонапартизма во Франции Во Франции движение от демократии к фашизму задержалось пока на первом этапе. Парламент еще существует, но прежней власти он не имеет и никогда больше не вернет ее себе. Перепуганное насмерть большинство парламента призвало после 6 февраля к власти Думерга, спасителя, третейского судью. Его правительство стоит над парламентом. Оно опирается не на "демократически" выбранное большинство, а прямо и непосредственно на бюрократический аппарат, на полицию и армию. Именно поэтому Думерг не может терпеть никакой свободы для чиновников и вообще служащих государства. Ему нужен покорный и дисциплинированный бюрократический аппарат, на вершине которого он мог бы стоять без опасения свалиться. Парламентское большинство вынуждено склоняться перед Думергом из страха перед фашистами и перед "общим фронтом". Сейчас много пишут о предстоящей "реформе" конституции, о праве роспуска палаты депутатов и прочее. Все эти вопросы имеют лишь юридический интерес. В политическом смысле вопрос уже разрешен. Реформа совершилась без поездки в Версаль. Появление на открытой арене вооруженных фашистских банд дало возможность агентам крупного капитала подняться над парламентом. В этом и состоит сейчас сущность французской конституции. Все остальное - иллюзии, фразы или сознательный обман. Нынешняя роль Думерга (как и его возможных преемников, вроде Тардье) не нова. Сходную роль при других условиях играли Наполеон I и Наполеон III. В этом состоит суть бонапартизма: опираясь на борьбу двух лагерей, он при помощи бюрократически-военной диктатуры спасал "нацию". Наполеон I представлял бонапартизм буйной молодости буржуазного общества. Бонапартизм Наполеона III oтносится к тому времени, когда у буржуазии уже появилась лысина. В лице Думерга мы видим синильный471 бонапартизм буржуазного заката. Правительство Думерга означает первую ступень перехода от парламентаризма к бонапартизму. Для поддержания равновесия Думергу необходимы справа от него фашистские и иные банды, которые доставили ему власть. Требовать от него, чтоб он распустил - не на бумаге, а в действительности - Лигу патриотов472, Огненный крест473, королевских громил474 и прочее, значит требовать, чтоб он подрубил сук, на котором сидит. Временные колебания в ту или другую сторону, разумеется, возможны. Так, преждевременное выступление фашизма могло бы вызвать на правительственных верхах некоторый сдвиг "влево". Думерга сменил бы на время не Тардье, а Эррио. Но, во-первых, нигде не сказано, что фашисты произведут преждевременную попытку переворота. Во-вторых, кратковременный сдвиг влево на верхах не изменит общего направления развития, а разве лишь отодвинет несколько развязку. Назад, к мирной демократии дороги уже нет. Развитие ведет неминуемо, неотвратимо, к столкновению между пролетариатом и фашизмом. Долговечен ли бонапартизм? Сколько времени может продержаться нынешний переходный, бонапартистский режим? Или иначе сказать: сколько времени останется еще у пролетариата для подготовки к решающему бою? На этот вопрос нельзя, конечно, ответить точно. Но некоторые данные можно все же установить для оценки быстроты развития всего процесса. Важнейшим элементом для суждения является вопрос о дальнейшей судьбе радикальной партии475. Возникновением своим нынешний бонапартизм обязан, как сказано, началу гражданской войны между крайними политическими лагерями. Свою главную материальную опору он находит в полиции и армии. Но у него есть и политическая опора слева: это партия радикал-социалистов. Базу этой массовой партии составляет мелкая буржуазия города и деревни. Верхушку партии образуют "демократические" агенты крупной буржуазии, которые изредка давали народу мелкие реформы, а чаще всего - демократические фразы, спасали его каждый день (на словах) от реакции и клерикализма, а во всех важных вопросах вели политику крупного капитала. Под угрозой фашизма, а еще больше пролетариата радикал-социалисты оказались вынуждены перебежать из лагеря парламентской "демократии" в лагерь бонапартизма. Как верблюд под бичом погонщика, радикализм стал на все четыре колена, чтобы дать капиталистической реакции усесться меж его горбов. Без политической поддержки радикалов правительство Думерга было бы в настоящее время еще невозможно. Если сравнивать французское развитие с германским, то правительство Думерга (и его возможных преемников) будет соответствовать правительствам Брюннинга-Папена-Шлейхера, которые заполнили промежуток между веймарской демократией и Гитлером. Есть однако и разница, которая политически может получить огромное значение. Германский бонапартизм выступил на сцену, когда демократические партии растаяли, а наци успели вырасти в громадную силу. Три "бонапартистских" правительства в Германии, имея очень слабую собственную политическую опору, балансировали на веревке, протянутой над пропастью меж двумя враждебными лагерями: пролетарским и фашистским. Все три правительства скоро свалились. Лагерь пролетариата оказался к тому времени расколот, неподготовлен к борьбе, обманут и предан вождями. Наци почти без боя захватили власть. Французский фашизм еще не представляет сейчас массовой силы. Наоборот, у бонапартизма есть хоть и не очень надежная и устойчивая, но массовая опора в лице радикалов. Между этими двумя фактами существует внутренняя связь. По социальному характеру своей опоры радикализм есть партия мелкой буржуазии. А фашизм может стать массовой силой, только завоевав мелкую буржуазию. Другими словами: во Франции фашизм может развиваться прежде всего за счет радикалов. Процесс этот происходит уже и сейчас, но он находится еще в первоначальной стадии. Роль партии радикалов Последние кантональные выборы дали те результаты, каких можно и должно было ждать заранее: выиграли фланги, т. е. радикалы и рабочий блок, потерял центр, т. е. радикалы476. И выигрыши, и потери пока невелики. Если бы дело шло о парламентских выборах, те же явления приняли бы, несомненно, более значительные размеры. Наметившиеся сдвиги имеют для нас значение не сами по себе, а лишь как симптомы изменения в настроении масс. Они показывают, что мелкобуржуазный центр уже начал таять в пользу двух крайних лагерей. Это значит, что остатки парламентского режима будут все более и более подмываться; крайние лагеря будут расти; столкновение между ними приближаться. Нетрудно понять, почему этот процесс совершенно неотвратим. Партия радикалов есть та партия, при помощи которой крупная буржуазия поддерживала надежды мелкой буржуазии на постепенное и мирное улучшение ее положения. Такая роль радикалов была возможна лишь до тех пор, пока экономическое положение мелкой буржуазии оставалось сносным, терпимым, пока она не подвергалась массовому разорению, пока у ней сохранялась надежда на будущее. Правда, программа радикалов всегда оставалась пустой бумажкой. Никаких серьезных социальных реформ в пользу трудящихся радикалы не проводили и не могли проводить - этого не позволила бы им крупная буржуазия, в руках которой все действительные рычаги власти: банки и биржа, большая пресса, верхи бюрократии, дипломатия, генералитет. Но кое-какие мелкие подачки, особенно в провинциальном масштабе, радикалы время от времени отторговывали в пользу своих клиентов и этим поддерживали иллюзии народных масс. Так продолжалось до последнего кризиса. Сейчас для самого отсталого крестьянина становится ясно, что дело идет не об обычном скоро проходящем кризисе, как бывало не раз до войны, а о кризисе всей социальной системы. Нужны какие-то смелые и решительные меры. Какие? Этого крестьянин не знает. Никто этого ему как следует не сказал. Капитализм довел средства производства до такой высоты, что они оказались парализованы нищетой народных масс, разоренных тем же капитализмом. Тем самым вся система вошла в эпоху упадка, разложения, гниения. Капитализм не только не может давать трудящимся новые социальные реформы или хотя бы мелкие подачки, он вынужден отнимать и старые. Вся Европа вступила в эпоху экономических и политических контрреформ. Политика грабежа и удушения масс вызывается не капризами реакции, а разложением капиталистической системы. Это есть основной факт, который должен быть усвоен каждым рабочим, если он не хочет, чтоб его дурачили словесными побрякушками. Именно поэтому реформистские, демократические партии распадаются и хиреют одна за другой во всей Европе. Такая же судьба ожидает и французских радикалов. Только совсем пустые люди могут думать, будто капитуляция Даладье477 или прислужничество Эррио перед крайней реакцией являются результатом случайных, временных причин или недостатков характера у этих плачевных вождей. Нет! Большие политические явления должны всегда иметь глубокие социальные причины. Распад демократических партий есть универсальное явление, которое коренится в распаде самого капитализма. Крупная буржуазия говорит радикалам: "Мне теперь не до шуток! Если вы не перестанете кокетничать с социалистами и заигрывать с народом, обещая ему всякие небылицы, то я призову фашистов. Помните, что 6 февраля - только первое предупреждение!" И после этого радикальный верблюд становится на все четыре колена. Ничего другого ему и не остается. Но радикализм не спасется таким путем. Связывая на глазах всего народа свою судьбу с судьбой реакции, он неизбежно ускоряет свою гибель. Утрата голосов и мандатов при кантональных выборах есть только начало. Дальше процесс крушения радикальной партии пойдет все быстрее и быстрее. Весь вопрос в том, кому на пользу пойдет это неудержимое и неизбежное крушение: пролетарской революции или фашизму? Кто раньше, шире, смелее предъявит средним классам более убедительную программу, и - это важнее всего - кто завоюет их доверие, доказав им словом и делом, что он способен сломить все препятствия на пути к лучшему будущему: революционный социализм или фашистская реакция? От этого вопроса зависит судьба Франции на много лет. Не только Франции, но и всей Европы. Не только Европы, но и всего мира. "Средние классы", радикальная партия и фашизм Со времени победы наци в Германии во французских "левых" партиях и группах много разглагольствуют о необходимости держаться поближе к "средним классам", чтобы преградить дорогу фашистам. Фракция Реноделя и К° отделилась от социалистической партии со специальной целью ближе держаться к радикалам. Но в тот самый час, когда Ренодель, живущий идеями 1848 года478, протянул обе руки Эррио, у последнего руки оказались заняты: одну держал Тардье, другую - Луи Марен479. Из этого, однако, меньше всего следует, будто рабочий класс может повернуться спиною к мелкой буржуазии, предоставив ее своей участи. О нет! Сближение с крестьянством и с мелким городским людом, привлечение их на нашу сторону есть необходимое условие успешной борьбы с фашизмом, не говоря уж о завоевании власти. Надо только правильно поставить задачу. А для этого надо ясно понять, какова природа "средних классов". Нет ничего опаснее в политике, особенно в критические периоды, как повторять общие формулы, не исследуя, какое под ними социальное содержание. Современное общество состоит из трех классов: крупной буржуазии, пролетариата и "средних классов", или мелкой буржуазии. Взаимоотношение этих трех классов и определяет в последнем счете политическое положение в стране. Основными классами общества являются крупная буржуазия и пролетариат. Только у этих двух классов может быть ясная и последовательная самостоятельная политика. Мелкая буржуазия отличается экономической несамостоятельностью и социальной неоднородностью. Верхние слои ее непосредственно переходят в крупную буржуазию. Нижние слои сливаются с пролетариатом и падают даже до положения люмпен-пролетариата. Сообразно своему экономическому положению мелкая буржуазия не может иметь самостоятельной политики. Она всегда колеблется между капиталистами и рабочими. Ее собственный верхний слой толкает ее вправо; ее нижние, угнетенные и эксплуатируемые слои способны в известных условиях резко повернуть влево. Этими противоречивыми взаимоотношениями разных слоев "средних классов" определялась всегда путаная и насквозь несостоятельная политика радикалов, их колебания между картелем480 и социалистами, чтобы успокоить низы, и национальным блоком481 с капиталистической реакцией, чтобы спасти буржуазию. Окончательное разложение радикализма начинается с того момента, когда крупная буржуазия, сама в тупике, не позволяет ему больше колебаться. Мелкая буржуазия в лице разоряемых масс города и деревни начинает терять терпение. Она становится во все более враждебные отношения к своим собственным верхним слоям; она убеждается на деле в несостоятельности и вероломстве своего политического руководства. Бедный крестьянин, ремесленник, мелкий торговец убеждаются на деле, что их отделяет пропасть от всех этих мэров, адвокатов, политических дельцов вроде Эррио, Даладье, Шотана482 и К°, которые по условиям жизни и взглядам являются крупными буржуа. Этим разочарованием мелкой буржуазии, ее нетерпением, ее отчаянием и пользуется фашизм. Его агитаторы клеймят и проклинают парламентскую демократию, которая помогает карьеристам и взяточникам, но ничего не дает мелким труженикам. Они, эти демагоги, грозят кулаками по адресу банкиров, крупных торговцев, капиталистов. Эти слова и жесты вполне отвечают чувствам мелкого собственника, попавшего в безвыходное положение. Фашисты проявляют смелость, выходят на улицу, наступают на полицию, пытаются силой разогнать парламент. Это импонирует мелкому буржуа, впавшему в отчаяние. Он говорит себе: "Радикалы, среди которых слишком много мошенников, окончательно продались банкирам; социалисты давно обещают уничтожить эксплуатацию, но от слов никогда не переходят к делу; коммунистов и вовсе понять нельзя: сегодня одно, завтра другое; надо попробовать, не помогут ли фашисты". Неизбежен ли переход средних классов в лагерь фашизма? Ренодель, Фроссар483 и им подобные возражают, будто мелкая буржуазия предана больше всего демократии и именно поэтому будет держаться за радикалов. Какое чудовищное заблуждение! Демократия есть лишь политическая форма. Мелкая буржуазия заботится не о скорлупе ореха, а об его ядре. Она ищет спасения от нищеты и гибели. Раз демократия оказалась бессильна - к черту демократию! Так рассуждает или чувствует каждый мелкий буржуа. В растущем возмущении низших слоев мелкой буржуазии ее собственными верхними, "образованными", муниципальными, кантональными и парламентскими слоями, заключается основной социальный и политический источник фашизма. К этому надо прибавить зависть академической молодежи, придавленной кризисом, к преуспевающим адвокатам, профессорам, депутатам и министрам. И здесь, следовательно, низы мелкобуржуазной интеллигенции восстают против ее верхов. Значит, переход мелкой буржуазии на путь фашизма неизбежен, неотвратим? Нет, такой вывод был бы постыдным фатализмом. Что действительно неизбежно, неотвратимо, так это гибель радикализма и всех тех политических группировок, которые свяжут с ними свою судьбу. В условиях капиталистического упадка не остается больше места партии демократических реформ и мирного "прогресса". Каким бы путем ни пошло дальнейшее развитие Франции, радикализм все равно сойдет со сцены, отвергнутый и оплеванный мелкой буржуазией, которую он окончательно предал. Что наше предсказание отвечает действительности, в этом каждый мыслящий рабочий будет отныне убеждаться на основании фактов и опыта каждого дня. Новые выборы будут приносить радикалам поражения. От них будут отходить слой за слоем народные массы снизу, группы перепуганных карьеристов - сверху. Отколы, расколы, измены будут следовать непрерывной чередой. Никакие маневры и блоки не спасут радикальной партии. Она потянет за собой на дно и "партию" Реноделя-Деа484 и К°. Гибель радикальной партии есть неотвратимый результат того факта, что буржуазное общество не может больше справляться со своими затруднениями при помощи так называемых демократических методов. Раскол между низами мелкой буржуазии и ее верхами неотвратим. Но это вовсе не значит, что следовавшие за радикализмом массы должны неминуемо перенести свои надежды на фашизм. Правда, наиболее развращенная, деклассированная и жадная часть молодежи средних классов уже сделала свой выбор в этом направлении. Из этого резервуара формируются главным образом фашистские банды. Но тяжелые мелкобуржуазные массы города и деревни еще не сделали выбора. Они колеблются перед великим решением. Именно потому, что они колеблются, они пока еще продолжают, но уже без доверия, голосовать за радикалов. Это состояние колебания и раздумья будет, однако, длиться не годы, а месяцы. Политическое развитие получит в ближайший период лихорадочный темп. Мелкая буржуазия только в том случае отвергнет демагогию фашизма, если поверит в действительность другого пути. Но другой путь есть путь пролетарской революции. Верно ли, что мелкая буржуазия боится революции? Парламентские рутинеры, считающие себя знатоками народа, любят повторять: "Не надо пугать средние классы революцией, они не любят крайностей". В таком общем виде это утверждение совершенно ложно. Конечно, мелкий собственник стоит за порядок, пока дела его идут сносно и пока он надеется, что завтра они пойдут лучше. Но когда эта надежда утеряна, он легко приходит в бешенство и готов пуститься на самые крайние меры. Иначе как он мог бы опрокинуть демократическое государство и привести фашизм к победе в Италии и Германии? Отчаявшийся мелкий люд видит в фашизме прежде всего боевую силу против крупного капитала и верит, что, в отличие от рабочих партий, которые работают только языком, фашизм пустит в ход кулак, чтобы установить больше "справедливости". А крестьянин и ремесленник по-своему реалисты: они понимают, что без кулака дело не обойдется. Неверно, трижды неверно, будто нынешняя мелкая буржуазия потому не идет за рабочими партиями, что боится "крайних мер". Как раз наоборот. Низы мелкой буржуазии, ее главные массы, видят в рабочих партиях только парламентские машины, не верят силе рабочих партий, их способности к борьбе, их готовности довести на этот раз борьбу до конца. А если так, то стоит ли сменять радикализм на его левых парламентских собратьев? Вот как рассуждает или чувствует разоренный и возмущенный полусобственник. Без понимания этой психологии крестьян, ремесленников, служащих, маленьких чиновников и пр. - психологии, вытекающей из социального кризиса - невозможно выработать правильную политику. Мелкая буржуазия экономически зависима и политически раздроблена. Она не может поэтому иметь самостоятельную политику. Она нуждается в "вожде", который внушал бы ей доверие. Этого вождя - индивидуального или коллективного, т. е. лицо или партию - может ей дать один из основных классов, т. е. либо крупная буржуазия, либо пролетариат. Фашизм объединяет и вооружает раздробленные массы, из "человеческой пыли" - мы пользуемся выражением Троцкого485 - он создает боевые отряды. Этим он дает мелкой буржуазии иллюзию ее самостоятельной силы. Ей начинает казаться, что она действительно будет командовать государством. Немудрено, если эти надежды и иллюзии ударяют ей в голову! Но мелкая буржуазия может найти вождя и в лице пролетариата. Она показала это в России, отчасти в Испании. Она тяготела к этому в Италии, Германии, Австрии. Но партии пролетариата оказались там не на высоте исторической задачи. Чтобы повести за собой мелкую буржуазию, пролетариат должен завоевать ее доверие. А для этого он должен сам доверять своим силам. Ему нужна ясная программа действия и готовность бороться за власть всеми доступными ему средствами. Сплоченный революционной партией для решительной и беспощадной борьбы пролетариат говорит крестьянству и мелкому люду городов: "Я борюсь за власть; вот моя программа; я готов договориться с вами насчет изменений в этой программе; силу я буду применять только против крупного капитала и его лакеев, а с вами, тружениками, я хочу заключить союз на основе определенной программы". Такой язык крестьянин поймет. Нужно только, чтобы он поверил в способность пролетариата овладеть властью. А для этого нужно очистить единый фронт от всякой половинчатости, нерешительности, от веры в фразу; нужно понять обстановку и серьезно встать на путь революционной борьбы. Союз с радикалами был бы союзом против средних классов Ренодель, Фроссар и им подобные всерьез воображают, что союз с радикалами есть союз со "средними классами" и, следовательно, барьер против фашизма. Эти люди ничего не видят, кроме парламентских теней. Они игнорируют реальную эволюцию масс и гонятся за пережившей себя радикальной партией, которая тем временем поворачивается к ним задом. Они думают, что в эпоху великого социального кризиса союз пришедших в движение классов можно заменить блоком со скомпрометированной и обреченной на гибель парламентской кликой. Действительный союз пролетариата и средних классов есть вопрос не парламентской статики, а революционной динамики. Этот союз надо создать, выковать в борьбе. Вся суть нынешнего политического положения состоит в том, что отчаявшаяся мелкая буржуазия начинает сбрасывать с себя иго парламентской дисциплины и опеку консервативной "радикальной" клики, которая всегда обманывала народ, а ныне окончательно предала его. Связываться в этой обстановке с радикалами значит осуждать себя на презрение масс и толкать мелкую буржуазию в объятия фашизма, как единственного спасителя. Рабочая партия должна заниматься не безнадежными попытками спасти партию банкротов; наоборот, она должна всеми силами ускорять процесс освобождения масс от радикального влияния. Чем ревностнее и смелее она будет выполнять эту работу, тем вернее и скорее она подготовит союз рабочего класса с мелкой буржуазией. Надо брать классы в их движении. Надо равняться по их голове, а не по их хвосту. История сейчас работает быстро. Горе тому, кто отстанет! Когда Фроссар отказывает социалистической партии в праве разоблачать, ослаблять, разлагать радикальную партию, то он выступает как консервативный радикал, а не как социалист. Только та партия имеет права на историческое существование, которая верит в свою программу и стремится весь народ объединить под своим знаменем. Иначе это не историческая партия, а парламентская котерия486, клика карьеристов. Не только право, но элементарный долг партии пролетариата состоит в том, чтобы освобождать трудящиеся массы от гибельного влияния буржуазии. Эта историческая задача получает сейчас особую остроту, ибо радикалы более, чем когда-либо, стремятся прикрыть работу реакции, убаюкивают и обманывают народ и тем готовят победу фашизма. Левые радикалы? Но они так же фатально капитулируют перед Эррио, как Эррио перед Тардье. Фроссару хочется надеяться на то, что союз социалистов с радикалами приведет к "левому" правительству, которое разоружит фашистские организации и спасет республику. Трудно придумать более уродливую смесь демократических иллюзий и полицейского цинизма. Когда мы говорим, - об этом подробно ниже, - что нужна рабочая милиция, Фроссары и их подголоски возражают: "С фашизмом нужно бороться не физическими, а идеологическими мерами." Когда мы говорим: только смелая революционная мобилизация масс, возможная не иначе, как в борьбе с радикализмом, способна вырвать почву из-под ног у фашизма, те же люди нам возражают: "Нет, спасти нас может только полиция правительства Даладье-Фроссара". Жалкий лепет! Ведь радикалы имели власть, и если они добровольно уступили ее Думергу, то не потому, что им не хватало помощи Фроссара, а потому, что они испугались фашизма, испугались крупной буржуазии, которая погрозила им роялистской бритвой, а еще больше испугались пролетариата, который начал подниматься против фашизма. В довершение скандала сам Фроссар, испугавшийся испуга радикалов, советовал Даладье капитулировать! Если допустить на минуту, - допущение явно невероятное! - что радикалы согласились бы порвать союз с Думергом для союза с Фроссаром, фашистские банды, на этот раз при явном содействии полиции, выступили бы в тройном числе на улицу, а радикалы вместе с Фроссаром немедленно же полезли бы под столы или спрятались бы в министерских уборных. Но сделаем еще одно фантастическое допущение: полиция Даладье-Фроссара "разоружает" фашистов. Разве это решает вопрос? А кто разоружит саму полицию, которая правой рукой будет отдавать фашистам то, что отберет у них левой? Комедия полицейского разоружения только поднимет авторитет фашистов, как борцов против капиталистического государства. Удары по фашистским бандам могут быть действительны лишь постольку, поскольку эти банды одновременно изолируются политически. Между тем гипотетическое правительство Даладье-Фроссара ничего не даст ни ра