довищной болезнью бессмысленности. Что не для морали - то против нее. Витя-Прыщ заключил глухим голосом: - Я поначалу думал, что ты просто ненормальный, а ты, мужик, к тому же - враг народа. Тебя в психушку надо. Тебе, видать, никто не объяснил, что глас народа - глас божий. А не болтавня самодельного умника. Люди требуют своего куска, а за пределом его пусть все летит к чертовой матери! Смысл лежит в кошельке и в кастрюле! А с твоей душой ни в ресторан не сходишь, ни в океане не искупаешься! Людям нужны коттеджы, а не лачуги! За них мы и на смерть пойдем, если надо будет! Живем один раз! И пожить хотим достойно - в достатке! От желания - сознание, а от сознания - весь быт. Да, с драками, с обманом и с войной! Каждый только за себя! В этом основной закон реформ. И умчался, как от чумы, взяв в свидетели Альберта. Животовский заторопился. - Вы вот что. Идите-ка отсюда. Они в милицию пошли. Витя состоит в партии защиты реформ. Пришьют агитацию к свержению политического строя. Но дело не в том. Вы оскорбили его достоинство. Это у них не прощается. И тоже убежал. - Достоинство? - изумился Блаженный! - В чем оно? Я велел Маше, чтобы она отвела безумного ко мне, а сам побежал за бутылкой. Ну, вроде, пьяный был. Чего с него возьмешь. Ну, побъют, да отпустят. Бывает. Когда вернулся в дом, застал своих гостей в странном виде. Закутанный во все теплое Блаженный сидел, ссутулясь, на табурете и что-то говорил Маше, глядя в пол. А та, обнаженная, с кушаком на талии и разбросанными волосами стояла у стены спиной к нему, и, жаркая, раскинув руки, прислоняла тело к ее прохладной поверхности. На мое появление они никак не реагировали и продолжали свой разговор. Блаженный: - Разве ты не видишь, что современная любовь потеряла себя? Любовью называют случку. Она может только оскорбить. Она оторвалась от своих изначальных корней. А Маша будто бы стене. - Ты говоришь о зачатии детей? - Я говорю о том, что любовь сбилась с дороги поиска абсолютной, а не сопутствующей в виде зачатия детей, цели, дороги, намеченной природой созданием двух противостоящих начал для продвижения к той цели. Мы отказались от поиска в ней себя и сбились на постельно-бытовые кольца. Секс и дети - вот и вся она. - Зачем так сложно? Вот мое обнаженное тело. Разве оно не пленит? Как ты можешь быть холодным? - Никакая конкретная женщина не может разогреть меня. Их призывы леденят. - Ты боишься собственных эмоций? - Они безумствуют во мне, как легионы пьяных вакхов. От них спасенья нет. Но они требуют натурального продукта. Нет, не конкретной женщины, - она лишь тень, - а женского начала в чистом виде! Такого, что сотворило всех женщин и составило их соль, предельное отличие от мужчин. Встречаясь с любой из женщин, я ненавижу время, отданное ей. Потому что в ней всегда обман. Она - лишь часть. Ее мне мало! - Тогда ты женоненавистник. И обречен прожить в мученьях. - Нет, не так. Я ненавижу жалкую конкретность. А женщины все олицетворяют ее, словно скользят по ней. И то, что мне в действительности надо, к чему я испытываю трепет неземной любви, то - истинное женское начало - представленное во всех трагедиях и драмах сразу, представленное в горениях, лукавствах, заблужденьях, представленное во всех творца явлениях любви, от безыскусного доверия без граней и шторма жесточайших битв, до взрыва бешенства Вселенной, что царствует повсюду, как восторг, того, что надо мне - его ни в ком конкретно нет. - Ты мне напоминаешь Отелло Шекспира. - Он задушил ее действительно за обман, но не обман неверности в любви. Она не сумела сыграть роль истинной женщины, сдав позиции ее. В ней умерла страсть его игры или ее в бедняге и не было вовсе. Выйдя на поле шедевра, Дездемона не подняла ей брошенный вызов неистовой любви. На ней была пустая оболочка. И не взяла подъем. Чем выбила из строя мавра. Величие трагедии Шекспира заключается в том, что она содержит шифр, разгадку бытовых явлений, как следствие падения с космических высот, когда расходятся опоры. - Мне кажется, что ты отрицаешь саму возможность любить. Поскольку некого любить. - Любовь - божественное благоволение, исходящее от Всевышнего, как награда. Я - часть Вселенной и полностью принадлежу ей. И нет меня другого. В мире есть одна единственная любовь. И все, что происходит в мире, - истечение ее. Многочисленные истории человеческих привязанностей и страстей - ее фрагменты или тень. Так вот я - участник той обобщенной любви и только ей полностью принадлежу. Как некого любить? А женское начало во Вселенной? А весь бездонный мир? А вся судьба Вселенной- не боль всех настоящих чувств, что слиты с ней? Как можно мечтать о некой малой части, находясь у ног большого? Зачем мне малое, когда с большой любовью кипеть я буду в смертном и бессмертном. - Но где тот бог, который так и мне позволит? Кто озарит отсутствием границ, как страха бездны жизни - смерти? В это время взрывом разлетелась дверь в комнату и в проеме оказались люди в милицейской форме, белых халатах и с ними - Витя-Прыщ. Безумный махнул рукой, будто желая изгнать наваждение. И - Маше. - Если нет богов, которых ты знаешь, молись смерти. Моли расположения ее к тебе. Вглядывайся в нее и она откроется тебе. Истина за гранью. Там, за тончайшей ее пленкой буду я. Я же буду вглядываться через нее в тебя. Мы увидим, почувствуем друг друга и ты ощутишь, что нет ничего страшного ни в смерти, ни в жизни. Опасности нет вообще. Страх предназначен для рабов своих. А несчастье - вторая часть его. Ни страха, ни несчастья нет для тех, кто с богом. Не держись за прошлое и страх пройдет. Не память, а смысл имеет ценность. Если не в этой жизни, то после смерти я открою его тебе. Как тайну истинной дороги. И жених поведет по ней строптивую невесту к вечному их ложу счастья! - Мне не понятны твои странные слова. Он усмехнулся. - Слова - всего лишь коды мысли. Их поймет лишь тот, кто дойдет до таких слов сам. Словами не передают мысль, а будят ее и ищут единомышленников. Блаженный поднялся и пошел к вошедшим, которые все это время находились в непонятном оцепенении. - Ты хочешь, чтобы и после моей смерти мы были рядом? - Я хочу, чтобы и до твоего рождения я была беременна тобой. - Блаженный, - закричал я, чтоб уходящий повернулся, - что остается, когда ничего не остается? - Смысл и завтра. Они ушли. Прыщ уходил последним. - Знаешь, - спросил он меня на выходе, - какое самое гениальное изобретение придумало человечество за всю свою историю? Нет? Не знаешь? Выключатель! И вырубил свет. Мартини был из технического спирта, напополам разбавленным сырой водой. Маша спала мертвым сном. Я сбросил с кровати тряпье и оторопел. Из под них вырвался ослепительный изумрудный свет, устремленный туда, куда ушел Блаженный. СОМНЕНИЕ Президент шел в валенках и тулупе по заснеженной аллее, оформленной в стиле изысканного классицизма. Небо застыло серой пеленой. Он шел угрюмо, сгорбившись, чего никогда не позволял себе. День выдался тяжелый и напряжение, вцепившееся в мозг и сердце, покинуло мышцы. Он просил, чтобы этот участок сада не расчищали, как для царских приемов, однако, услужливые дворники, зная, что усердие поправляемо, но не наказуемо, привели аллею в слегка небрежный вид пейзажа, что, видимо, требовало немалых творческих усилий и сомнений невдохновленного вкуса. Инерция ума калейдоскопом прокручивала принятые решения в бессильном порыве найти формулу правильности их. "Что правильно?" - в который раз с яростью спрашивал он. И не знал, к кому обратиться. Не к соратникам же своим, пропитанным одним желанием: не уронить себя со своего места, да насытиться им так, чтоб удовлетворение пришло. Их ответственность в - отлучении от него, его же - в пропасти, покрытой мраком. И это различие отодвинуло всех, образовав безжизненное пространство, оставив единственного человека, беззащитного и ранимого, для ударов беспощадных проблем, наваждением летящих со всех сторон и толкающих в раскрытую пасть бездны. Его взгляд привлекла стая ворон, терзающих неведомо откуда взявшуюся дохлую крысу. Эта картина поразила его предчувствием отдаленной аллегории. Он остановился. Невдалеке стояла запорошенная летняя скамейка. Подойдя, тяжко сел на нее и незряче стал смотреть на дикое пиршество. Сердце болело занудно и неотвратимо, как проклятое. До тошноты. До дрожи. Недавняя операция на нем оказалась неудачной. В том смысле, что она хоть стала меньшим злом против грядущего, но большим, чем он предполагал. И настолько, что вкрадывались сомнения об оправданности ее. Президент молчал о них, молчал о боли, потому что даже физическая мука израненного старика не признавалась его личной бедой и не имела права на существование. Он знал точно, что пошатнись его здоровье или воля, и на арене политического балансирования, предельно неустойчивого, а если быть честнее - проигранного, все созданное им рухнет. Боль утихала, когда он принимал лекарство, но вечерами она непременно рваными когтями впивалась в него. И он снова и снова вступал в единоборство с ней. Человек огромного мужества, редкой целеустремленности и честолюбия, Президент лишил себя права на поражение. По-стариковски прибегал к лукавству в своем дружелюбии к боли. Сорвавшись в ярость, силой рвал ее, обессиленный сдавался процедурам и врачам, ненавидя себя и их за это. Нарастало ощущение западни. Противостояла ему только уверенность, предпосланная абсолютным знанием в исторической неизбежности избранного пути, в предначертанности судьбой страны именно ему роли праведника и мученика. Однако, постоянно находясь в окружении людей и событий, он, обманывая их жизнеутверждающей отдачей себя им, периодически погружался в пучину бездонного своего одиночества. А там таились, поджидая его, будто липкие, отвратительные чудовища - сомнение и неуверенность, питаемые страхом. В такие минуты его брал в свои руки сидящий в нем маленький сибирский мальчик, еще не ведавший страстей и упреков, чтобы напомнить ему о причинной сути своей, да так брал жестко, что бездне, казалось, уже не затянуть его. Этот маленький мальчик готовил взрослого человека к встрече с собой, когда в последние мгновения жизни он должен будет отчитаться перед ним в оправдание рождения его, как будто перед богом о созданном или уничтоженном, о благе или зле, привнесенных им в этот мир. Президент не верил в бога, вернее в его рациональную роль в организации жизни на земле. Он верил в ум, руки людей, в их способность творить чудеса для облегчения собственной жизни и далее организовать прорыв в развитие ее качества. Имеется обоснованная и апробированная теория. Живут же другие страны лучше нас! Ему было все ясно. Была ясна конечная цель. Остается лишь организовать старт и нужные условия, а потом будет видно. Им овладел азарт спортмена со сводящей с ума жаждой победы, кидающего любые жертвы на ее алтарь. Он утонул в своей страсти, бессильный что-либо поделать с этим наваждением. Тело застыло, потеряв гибкость. Страна превратилась в лошадь одержимого наездника. Народ большинством избрал его Президентом, он доверил ему жезл поводыря. За бескомпромиссную решительность и властную жесткость в час смещения перестраивающейся и сознательно демонополизирующейся власти коммунистов. Они упустили политический контроль над ситуацией. Допустили роковую раздробленность идеи и центра. Две ошибки Генерального секретаря обусловили их поражение. Первая заключалась в романтичном, а точнее, в авантюрном походе к тяжелейшей проблеме, в отсутствии крепко сколоченной стратегии и идеологического предварения. Вторая - в переоценке культуры народа и недооценке растления и ретроградства армии чиновников, жаждущих разрыва обветшалых пут в стремлении захвата власти и национального богатства. Однако, в истории ошибок нет. Слишком высока, непосильна высота для смертного человека, взявшегося перевести неподготовленное общество на эту высоту, миную гигантский виток развития общественного сознания. Потребовался срыв вниз для созидания новой нравственной базы. Именно нравственной, а не материальной, потому что уродство души выявляется в делах. Революция, которая казалась народной, и истинно - это было так - растущий организм рвал рубашки и требовал новой пищи, оказалась революцией чиновников. Они, бывшие руководители, очернили коммунистическую идеологию, умело переложив на нее ответственность за собственную подлость. И теперь составили основную силу созидания новой страны. Их мораль, мораль маргиналов стала ведущей. Организм покрылся растущими проникающими язвами. Не было у страны больше ничего. Глядя на терзаемый вороньем труп крысы, усталый человек мучительно искал ответ на упрямый вопрос: Что есть правильное? В сражениях им не задаются. Есть враг и его надо бить. Но что сейчас враг? И к тому же невозможно бесконечно интеллектуальные задачи подменять политической дракой, непритязательной ни по уму, ни по морали. Куда идти, какими шагами? Ему предстояло понять: куда ведет диалектика развития человечество, Россию и какая роль историей отводится ему в этом процессе? Он метался, словно слепой ночью, гонимый сзади. Шагая интуицией и страстью, покинутый озареньем, обнимался с президентами чуждых стран и отталкивал их, зная, что они-то точно воронье для парализованной страны, им крайне важно, чтоб непостижимая их узкому уму Россия, уподобившись им, заняла ими отведенное ей место в хвосте их колонны для сброса дряни и выкачки ресурсов. И выбросила из головы ту дурь Российскую, которую веками пестовала ее история. Безрассудную удаль, глубину проникновенных чувств, осязаемость души, жертвенную безоглядность, ушедшие из элиты и хранимые ныне в человеческих недрах, - вот это все они затеяли выкупить за доллары, навязав стране свою идеологию и своего сатанинского бога - капитал. Должен ли он, как агнца божия, душу Российскую отдать им на заклание? В чем состоит историческое предназначение России? Он не знал. И чувствовал, что ситуация ускользает из его, казалось бы, крепких рук. Чувствовал, что он уже не понимает ни людей, ни логики исторических событий, угадывая начало немыслимых виражей диалектики, рвущей в клочья ясный курс. Он приближался к полосе сомнений в существовании вообще какой-либо положительной роли личности в истории, которая всегда умнее этой личности и будет противостоять попыткам скроить ее по своему вкусу, а, поддавшись, будет долго мстить за это. Приближался к осознанию степени высочайших требований современности к эрудиции и таланту человека его поста. Цели, желания и воли мало. Существовало нечто такое, чего он был лишен. Все было отвратительно. Он уже не понимал, что там внутри болит у него. Сердце озябло и мгла упала вниз. ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Материя и Дух. В сумашедшем доме очередное заседание Великого Синклита. Бывшая красная комната забита обитателями его. Свет не включали. Посередине стол. На полу вокруг него начертаны концентрические круги, все плотнее сбивающиеся к периферии. От этого находящиеся в центре казались значительными и большими, а отдаленные - все меньше и меньше. На столе массивная зажженная свеча. Вокруг члены суда. Они же подсудимые. Их четверо. Философ, который выглядел Профессором, не представляя при этом никакую из наук, напротив его - Убийца, он же Разбойник, Вор, а между ними - по представителю из духовной и материальной сфер. Никто из них не имел фиксированного образа, одевая словно блуждающие маски ипостасей своих сфер в зависимости от оттенков вопроса. Ведение заседания было поручено Философу. Иногда в разных местах возникал Идиот со своими замечаниями, его безуспешно выгоняли, и, учитывая, что кроме издевательств, за ним ничего не водилось, терпели, как назойливую муху. Тени от судей закрывали публику и отовсюду во мраке жаркими угольками светились жадные глаза. Ждали Президента. Но он задерживался. У него был трудный день и он ушел на прогулку. Решили начинать без него. - Дамы и Господа, - обратился к присутствующим Председатель - не соблаговолите ли ответить согласием освободить умы Ваши от призрачных забот суетного дня и открыть очередное заседание Великого Синклита. Присутствие затихло, осмысливая задачу, затем осторожно ответило "Будет так". Лица судей опустились, приняв это. - Не будет ли возражений с чьей-либо стороны, если вести протоколы заседания я попрошу единственного потустороннего для нас человека, из присутствующих здесь, - Дворника. И возвести его в ранг Словописца. Я поднялся и подошел к столу. Философ осветил меня свечой. Свет прожег меня наскозь и я почувствовал себя в эпицентре напряженных глаз. Возражений не поступило. Только Идиот требовал, чтобы назначили его, как это было прежде, но ему резонно возразили тем, что уже весь мир свихнулся от чтения его писательской галиматьи и посему пришел к убеждению о полной бессмысленности происходящего. Тогда он потребовал мой паспорт. Кто-то из окружения дал мне бумагу, перо с чернилами и я сел на пол, невдалеке от стола, готовый к выполнению своего поручения. А Идиот уселся рядом. "Паспорта у меня нет" - шепотом сообщил я ему. - "Я знаю, - также шепотом ответил он, - просто я дурак." "Это увлечение?" "Нет, направление. Умные тянутся к дуракам, а я - к умным." - Посвятим заседание совершеннейшей задаче познания Смысла всех явлений и выявления вины каждого из нас в его искажении. Зал заволновался, шум сопровождался восклицаниями, а Идиот зашелся в хохоте: - Искажения не имеют вины, являясь явлением Смысла! Поднялся невыразимый гвалт. Смысл мне напомнил о Блаженном. Прошло немало времени, как он ушел в неизвестность. Уже наступила зима. Я по заданию начальства приступил к выполнению его задач на новом для меня объекте. Дурдом живет своей загадочной жизнью, пациенты, санитары, врачи и даже обслуживающий персонал погружены в общие свои проблемы, выявляющие привод самодвижения в поиске места успокоения кровоточащих ран умов и сердец. Я верил, что только сюда рано или поздно закатится Блаженный. В мире нет ему места. Поэтому и носил постоянно с собой потемневший философский камень. Сегодня он вел себя беспокойно и беспорядочно вспыхивал в кармане слабым изумрудным угольком. Философ жестом унял словопрения. - Представителем обвинения сегодня выступит Поэт. Из мрака вышла нескладная долговязая фигура. Рубище, длинные, неряшливые волосы и узкая, редкая бородка. Рука тряслась, глаз подмигивал. - Прошу Вас, изложите свое дело, - предложил Философ и осторожно посмотрел на вериги, свисавшие с худой шеи. - Господа Великий Синклит! - начал Поэт. - Все меняется, все движется. Неизменен абсурд. Крайняя необходимость принудила меня обратиться к вам. Помощи ждать неоткуда. Если и вы мне откажите в ней, даже ад не растопит лед. Освободите от моего наваждения! Мальчиком я услышал странную историю, которой и не придал особенного значения. Меня волновали краски музыки и музыка тишины. Я писал сонеты, вирши, стансы, непостижимый мир грез кружил голову сладким дурманом. Я отдавался музам поэтической гармонии. Но постепенно в облаке озарений стали проявляться позабытые образы той драмы. Ненавязчивые, как некий подтекст обусловленности искусства, они как бы будили мое пренебрежение к ним и этим сковывали мое воображение. Они приближались, кружились, издевались, никогда не переходя границы осязания. Они стали ненавязчивым навязчивым проклятьем. Я хватал их руками, впивался умом, бился в истерике! Но попытки разгадать их незатейливый смысл были безуспешны. Он был мне недоступен. Ходил и спрашивал у незнакомых, стыдясь своих, обращался к врачам, к блестящим умам. Но бесполезно. Все впустую. Бесился, искал зашиты у бога в церквях. Увы! Наконец, я оказался здесь, рядом с вами, и чувствую - Провиденье мне дало шанс. Вы - моя последняя надежда. - Мы слушаем Вас, в чем Ваше горе? - Та странная история проста, быть может до смешного. Но смейтесь, что ж. На все согласен я. Но дайте, дайте ее смысл! И как она могла бы статься! "У попа была собака, он ее любил, Она съела кусок мяса, - он ее убил." И об этом оповестил всех в надгробной эпитафии! - Руками Поэт сжал голову. - Бессилен разум мой понять. Как можно осознать любовь? Как можно содержать в голоде, будучи состоятельным, прирученное безгласное животное, наделенное незащищенной душой ребенка, и при этом любить его! Любовь питается страданьем? В любви, что ж, таится злоба? Как мог священнослужитель любви предпочесть убийство твари божией в угоду пораженного страстью жадного чрева своего. Убить. Противу просьбе бога: "не убий"! И торжеством своим над богом упиваться, цинично надпись написав на скорбном камне. О том, как спровоцированное им, попом, преступление удовлетворило святую жажду кары. И значит - кара - есть любовь, а любовь - есть наказанье? А цинизм - в религии попа? Идущие на закланье овцы тоже безмятежно блеют, как равнодушно внемлет наш народ явленью будущей беды. Крадущийся переворот сознанья кверху дном, как лодка килем. "У попа", не у вора! Безумье, что ли правит миром? Или может все разумно, а я сошел с ума? Скажите, в чем тут дело, господа? Скажите, для чего бог дает человеку жизнь? Для цинизма и убийств под пеленой любви? Если бог набрасывает духовную тупость на людей, как занавес или как повязку на глаза приговоренному, какой знак он указывает нам? Безумный Поэт затих и смиренно опустился на пол. - Убить попа мало. - В задумчивости решил Убийца и недобро покосился на Священнослужителя, отчего тот невольно сжался. - Фольклорный навет. - Кисло объяснил он. - Перестаньте валять ваньку! - возмутился Материалист и швырнул тряпку в сторону истца. - Утрите свой нос! У нас что? Уже нет вопросов поважнее? Чем разбираться с детской чепухой! Вот ведь беда какая! Какой-то блохоед сожрал кусок говядины и человек наказал вора! И поделом! Вы что, - Поэту - издеваетесь над Великим Синклитом? - О, Господи! - Выдохнул Убийца, тут же став Вором. Поднялся над столом и приставил кулак к физиономии Материалиста. Отчего та уменьшилась в размере. - Не сравнивайте Вора с собакой! Философ жестом их остановил. - Капля отражает океан. Но вот в чем вопрос: какие балки несут конструкцию жизни, обуславливающие ее процессы? Вдумайтесь в рассказанное здесь. Как сплелись духовность и любовь, голод с жаждой жизни, а между ними - преступление с наказанием. Итак, в чем смысл. Какой смысл в религии, в стремлении к благополучию, в преступлении. И смысл любви. И жив ли бог. И есть ли знак беды. В чем смысл жизни человека вообще? От чего и для чего все есть? - Я знаю! - заявил Идиот. - От того, что было, - для того, чтоб жило! - Давайте всмотримся в духовность и в прагматический материализм. - Продолжал Философ. - И определим, что они собой представляют, чем схожи, чем различны, что делают они вместе. В абстракции мы их не определим, попробуем в проекции конкретных вопросов. Например, в проекции создания людей. Предоставим слово Схимнику. Говорите, монах. Оратор поднялся и, глядя в пространство, словно в вечную книгу, провозгласил: - Бог создал людей для владения землей, для заполнения приплодом своим ее. Для того, чтобы они любили бога, любили друг друга и наслаждались великой радостью жизни в любви божией. Трудиться не требовалось по божьему замыслу. Всего бог дал в достатке. - Стало быть для того, чтобы они любили бога? - стал уточнять неприятный Идиот. - Ему, вечному, вдруг однажды стало одиноко и скучно? Почему вдруг? Что стряслось непосредственно до момента начала сотворения мира? Ведь что-то должно было случиться! А может быть так? Чего это я все один, да один? - вдруг хлопнул он себя по лбу. - Я не знаю. - сдался монах. - Это я Идиот, - не унимался Идиот, - это не ответ для представителя разума. Но тогда пусть монах скажет, чтоб нам понять намерение бога, какой любви искал он? Что ему надо было получить от человека? Неужели удовлетворения тщеславия от всемогущества своего? Недостойным, кажется, для всесильного учреждение зерцала самого себя для цели самолюбования! Да любования благодатью своей, подаренной людям! Которой, кстати, они и не просили. И которой позже пренебрегли. Был бы понятен порыв бога, если б кто его обидел. Но он один и неизменяемый. Так объясни: что есть любовь по замыслу бога? Только не говори бессмыслицу, что это чувство сердечной привязанности. Бог сердцем не наделен, но он - любовь. И зачем она? То есть - он. - Послушайте! - воскликнул Поэт, - а может, любовь - это просьба, вопль мольбы ответить чем-то на страданье, чтобы унять ее любви объектом? Ну, как лекарством боль? И бог - это вопль? И мир родил, чтобы унять свое страданье? - Я не могу разговаривать с этими идиотами! - наконец не выдержал Схимник. - Я требую аутодафе! Бог не нуждается в осмыслении его! Я протестую! Главное - вера, а ум - приложение к ней. Идиот, сбившись в бестолковость, завопил: - Я не могу верить попам, которые верят в непорочное зачатие! - Профессор! - Схимник преобразовался в Теолога. - Следует ли в данной аудитории объяснять смысл постулатов веры? - Сделайте любезность. - Попросил Философ. - Есть основополагающие догматы, запрещенные для логического анализа. И непорочное зачатие, и божественность Иисуса Христа, и воскрешение его из мертвых в их ряду. Они определяют рубеж веры. Приняв их бесприкословно, человек сразу оказывается в пространстве отношений с богом, определенных данной религией. До него человек предоставлен сам себе. Догматы ему представятся пустыми и потеряют сиысл. - Все имеет смысл, даже если он далек от человека, - заметил Председатель. - Только можете ли Вы определить разумную величину того барьера? Ведь можно было б принять постулаты, доступные для любого рационального ума и этим отказаться от некой условности религии. И жизненная мудрость составила б ее заветы. Но и можно создать религию доступную лишь для кучки избранных, отрицающих рациональный ум вообще. И сделать ее содержаанием клана, противостоящих большинству. Что определяет смысл барьера? - Догматы не люди устанавливают, их дает бог. - Что-то он много разных надовал для разных религий. - Забурчал Идиот. - Ну, хорошо. - Согласился Философ. - Пусть попробует ответить Материалист по поводу причины и смысла создания человека. Тот надел шапочку академика и начал излагать сведения науки: - Начну с пояснения причины появления биологической жизни вообще. Так вот, причиной появления ее явился такой комплекс условий на земле, при котором оно не могло не появиться. Все оказалось кстати для этого. Возможно, что такой состав их оказался следствием случайных совпадений. Такое крайне редко, но возможно. Идиот занервничал: - Если неизбежное неизбежно, то откуда взялось возможное? Или возможное - это неизвестное нам неизбежное? Слепой не знает, что возможно на его пути, а зрячему эта возможность видится неизбежностью. Ребенку самому не осилить вопрос почему и как он появился, пока кто не скажет. Так и ты, Академик, не знаешь. Все твои знания - от слепого опыта и предположений. Вернее, от веры в них, веры в возможность познанием малого, познать большое. Через опыт понять причину его. Перебирая камни, выползая из завала, понять как он выглядит извне. Вот ведь глупец! Он из своих догматов, Профессор, построил здание своей религии науки и религии жизни! Но, может, знаешь для чего создано человечество? Материалист, почувствовав конкретность истины, заматерел. - Человечество живет, потому что появилось. И развивалось по законам естественного отбора и генетической наследственности. Не было указаний о предназначении. Никакого бога нет. Смысл стал появляться в битве за выживание. И определился так: выжить, обеспечить продолжение рода и получить удовольствие от жизни и детям то же дать. Конечно, если смотреть извне, то для природы человечество не нужно, не имеет смысла. Мы и живем, укрощая и борясь с ней. Мы ее терзаем, потому что есть хотим, а она отбивается от нас. Но нам делать нечего. Мы созданы такими, как присоски к ней. И отпасть не можем. Она обречена. Мы только можем бережней к ней относиться. У нас два пути. Осваивать далее окружающее пространство, конечно, с уничтожением его самобытности или скатиться в нишу самонаслаждения с уходом от реальности. И этот путь уже пробивается, как более оправданный. Разве не в счастье наше будущее? Разве не счастье - наша цель? А первый путь рискован, ведет по краю пропасти с истреблением ресурсов, сил, здоровья. Нет в нем ни смысла, ни цели. Лишь нарастающая возможность гибели, приближающаяся к неизбежной. И упущенный шанс освоения технологии наслаждений. Я уверен, что человечество скоро признает его необходимость. Правильно говорилось: время разбрасывать камни и время их собирать. Так зачем раскручивать центробежный маховик, пора идти к себе, домой. Там все есть и еще долго будет, там тепло и радостно. Мы поймем, что рождение людей было природной ошибкой. Бесконечное число цивилизаций в бесконечной и вечной Вселенной прошли путь рождения и умирания. Иначе бы она кишела бы такими же людьми. Почему естественное для одного человека не может быть естественным для всего человечества? Оно состарится и постепенно перестанет плодиться. Нам бы только обеспечить достойную старость и блаженную смерть. Из сумрака зала к столу подошло уродливое существо, злобное, дебильное и агрессивное. Село на пол рядом с Материалистом. Председатель попросил представиться. - Обскурант. Я тот, который не имеет никакого смысла. Вообще никакого. Жизнь моя не имеет смысла, да и смерть не имеет смысла. Дела мои не имеют смысла и безделье тоже. Материалист возмутился: - Что это за намеки? Попрошу оградить меня от провокаций и оскорблений! - Напрасно. Я - образ будущего человека. Я рожден идеей личного счастья и обогащения. Замыкающее звено победы материализма. Когда битва за счастье сузится до точки. Цель сольется со средством. И счастьем будет только битва. Как в спорте, например. Философ в задумчивости остановил урода. - Скажите, Вы осознаете, что за пределом осознанного бездна необъяснимых вещей? Загадочных и недоступных. Ведь за гранью смерти никому ничто неизвестно. Или Вам известно? Вы опрометчивы душой или благоразумный страх предостерегает против атеизма? Противно и некстати в углу зацокал сверчок. Сквозняк прошелся по лицам. - Я не атеист в абсолютном значении этого слова. - завертелся Материалист. - Раз во мне, как и у всех есть страх, то лучший способ избавиться от него - отдаться ему. Вот и оказываешься во владеньях бога, то есть в церкви. И там, избавившись от страха, начинаешь в мире вести опасную игру. Искать блаженства для себя в страхе, обусловленного дозволением. Но уже не страха бога, а страха смерти, как конца интересной игры. "Жизнь - игра" - так говорят? Пусть церковь обуславливает общие пределы владений бога, чтобы внутри них я ощущал бы свой комфорт и не думал о нем, заявляя даже, что он умер, или его нет. Я верю, что противное ему он не позволит сотворить. Раз я есть, значит я нужен ему. Скажите, почему библейский змей, коварный искуситель, при всемогущем боге оказался на земле? Почему запрещенное богом дерево было им же поставлено перед Адамом с Евой? Кем разработана драматургия всей интриги? Пора взглянуть глазами взрослого на все. И понять, наконец, что все случившиеся на земле - разворот бездарного сценария истечения космической ошибки. Замкнутой самой на себя. Потому и обусловленный бог, олицетворяющий ошибку, замкнут сам на себя. Я уверен, что единственное, что мы можем извлечь для себя из этой ошибки, - это накопление благ, пока есть силы. - Он все врет, животная утроба! Он хочет в ад нас завести. - закричал Священник. - Спасенье только во Христе, взявшего все человеческие грехи на себя! Во Христе, служа его ученью! Жизнь - это испытанье богом, чтоб избранных принять в блаженный рай. Как место радости в беснующей Вселенной. - Вот ты молишься, и молись, - отреагировал Любитель Денег, - тебе и будет рай, а чего за других беспокоишься? Иль в церковь не пойдут и денег не принесут? Вон, из-за моих денег ты и на меня молиться будешь, а куда ты денешься? Тебе ведь тоже не в шалаше жить хочется! - Может их обоих убить? - вслух задумался Убийца.- Смерть примиряет. Идиот спросил, глядя в пространство: - Кого бог оставляет в потемках? Тех, кто тянется к свету? - Я его наместник. Я несу его свет. - некстати ответил Поп. - Пусть Священник уйдет. - предложил Идиот. - Он не понимает своей задачи. Он не наместник, а посредник. И свет не несет, а держит в своем храме. В храм настоящие грешники не идут. "Богу - богово, а дьяволу - дьяволово" надо понимать наоборот. Когда б спросили мужчину, что должно принадлежать ему, он бы указал на женщину. Богу отдайте дьяволово, а дьяволу - богово. Тебе, Священник, отчитываться перед богом о своей работе по грехам людей! Нести ему наши грехи на себе. И держать ответ перед ним за нас. Он не понимает своей роли и ответственности перед богом, принятой им на себя! Солдат, служа отечеству, жизнь положит за него. А у попа отечество серьезней. Но он сидит при нем! А не служит ему! Не в храме ему со светом сидеть, а в самых злачных местах неистово проповедовать! Сгорать в человеческом аду! Разве Христос тебе не пример? Не можешь - сними рясу! Никто в этом страшном мире не может рассчитывать на рай. - Господа, вынужден вас попросить следовать этикету. - поднялся Председатель. - Сформулирую суть зависшего вопроса. В чем скрыт первоисточник расхождений между духовенством и материалистами? Ведь все высказанное показало, что мы имеем дело хотя и с разными мировоззренчискими установками, но по существу - с религиями. У обоих есть свой культ, святыни, исходящие от внешних сил, которые сильнее нас, свои доктрины с целевыми ориентирами, обряды, принятые правила жизни, оформление. Эти сходства их роднят. Без этих религий, духовной и материальной жизнь прекратится. Но где отправной момент их различий? Если прав Убийца в том, что смерть примиряет, так что же, - жизнь их разделяет? Собрание затихло. - А как Вы думаете? - спросил Поэт. Философ задумался и заговорил, жестикулируя руками, обнаруживая этим неуверенность. - Я не знаю ни одного человека, который бы, осмысливая что - нибудь, не решал бы про себя два вопроса: что мне лично будет от этого и что будет от этого всему окружению, - людям, природе или еще чему-то вне меня. Эти два вопроса показывают наличие двух полюсов: точки с центром в "Я" и рассредоточенного пространства без личного "Я". Во всех людях сплав таких начал. Разница лишь в том, чего в этом сплаве больше. Да, людей различает состав сплава. Но не это главное. Главное в направлении силы тяготения. В трактовки правильного. Приверженцы движения к точке "Я" убеждены в том, что "я хочу" или "мне нравится" - есть единственный критерий целесообразности всего сущего. И весь мир перекраивается по этому критерию. Это "Я" служит неким фильтром. Все, пропущенное через "я так хочу", разойдется далее по всем. Физическая устойчивость в ущерб моральной. Их мораль: "От всех - все мне, а я дам всем то, что вам надо. Все должны жить моими представлениями счастья, потому что я - есть конечная истина." Сторонники встречного движения отвергают "я хочу", приняв "я должен", и выставляют встречную мораль: "Истина вне меня, она в пространстве. Я отдаю все свое пространству, а оно даст мне то, что посчитает нужным." Им важнее моральная устойчивость в ущерб физической. Первые сжимают рыхлые отношения в жесткий обруч несвобод, обусловленный силой притяжения "Я", сделав "Я" абсолютной тюрьмой. "Я" у них олицетворяет единственное человеческое тело. Вторые - разрывают обруч отношений вокруг "Я" до состояния полных свобод в духовном пространстве. Первые берут силой, вторые ждут и ни на что не претендуют. Первые отражают материалистические взгляды, вторые - духовные. Материалисты утверждают тело главной ценностью и силу - ее средством, идеалисты - ценностью душу и средством - убеждение. Не стану судить, кто прав из них, об их отношениях поговорим попозже. Сейчас предлагаю вашему вниманию удивительное явление. Я его назову периодическим изменением места точки их взаимосвязи. Она переходит от одной крайности к другой, при этом сохраняя их общее наличие. Вот, например, сейчас есть оба направления, и материалистическое, и идеалистическое, но общая их точка движется в сторону утверждения материи. Произошло порабощение материализмом идеализма. Причем, во всех мировых мировоззрениях. Материализм захватил опорные пункты идеализма. А ему навязал свои. Вот посмотрите. Материалисты утвердили свободу для выбора проявлений предметного "Я" в пространстве, что им не свойственно по определению, поставив душу под ее пресс. Духовенство согласилось со свободой для предметного "Я", заточив душу в рамки своих догм и обрядов, что для Духа противоестественно. Что же получилось в результате? Душа из безграничной сферы ушла в точку каземата. А материальное "Я" из точки вышло в безграничное пространство. Наука и техника торжествуют, подчинив себе человека. Дух людей протестует, образуя религиозные секты. Теология деградирует. Балансировка полюсов выходит из устойчивого соотношения. Каковы причины этого явления, господа? И к чему оно нас может привести? Тут Поэт поднял руку. - Ваша честь, мне кажется, я знаю причину. Она мне видится в странностях религии. Посмотрите, что в ней содержится: 1. Противопоставление человека с богом. Действия человека не обусловлены им. Между ними непреодолимый барьер, а следовательно, отношения вражды. Любой барьер предполагает различие, а значит - противоречие. Такая позиция, подсознательно неприемлемая, неизбежно должна была привести людей к попытке очеловечить бога. Бог в религии похож на человека не только внешне, но и наличием чувств, характера, с их проявлениями - любовь, антипатия, милосердие, жесткость, внимательность, безразличие; логика мышления у бога по-человечески убога - соблюдаешь его законы-святой, не соблюдаешь-грешник. И поэтому божествами признаны отдельные реально жившие люди. Однако, несмотря на некоторые попытки устранить барьер, он строго поддерживается, "Я" у человека и у бога различны, а значит они обречены быть чужими, недоступными для понимания друг друга, сохраняя отношения монарха и неверного раба. - Что Вы предлагаете? - спросил Теолог, - человека богом признать или развести их так, чтобы они ничего общего не имели? Почему Вам претят отношения мастера и его изделия? - Я отвечу на Ваш вопрос, - вступился Философ, - речь идет не о форме взаимоотношений, а о факте наличия их. Их не могло бы быть, если бы человек произошел только от бога. У тени с объектом тени взаимоотношений нет. Потому что связь однозначна. Ведь Вы утверждаете, что изначально, кроме бога, никого не было? Откуда могло взяться противопоставление? Его наличие позволяет предполагать, что за кулисами событий спрятано еще какое-то действующее лицо, причастное к появлению человека и противопоставлению его богу. Не тело же из глины послужило причиной границы? На тень ничто не повлияет, кроме самого объекта. Если Вам нечего сказать по моему замечанию, продолжайте, Поэт. Поэт загнул второй палец. 2. Противопоставление человека и всего материального мира. Этот мир пассивен, следует из библейской истории его создания, и если в нем что -то происходит, то только лишь по причине непосредственного вмешательства бога. Бездушный мир, управляемый волей бога, полностью отражает божественные помыслы. Природа так олицетворяет бога, а человек - разрушитель и изгой в ней. Природа - господин, человек - дерзкий раб. В такой позиции человек обречен быть преступником и грешником. 3. Цинизм искупления с деградацией душ. Христос своей кровью искупил все человеческие грехи. Плата вперед. Есть Спаситель! Твори чего угодно, потом покайся. Кающийся грешник - любимый персонаж религии. Душа должна только проглотить готовую пилюлю догм - и она застрахована от ада. Так религия деградирует душу. Но душа должна страдать! Это ее работа! У нее не должно быть зоны постоянного блаженства. Душа должна развиваться! Невозможно поверить, что жизнь и душа нужны богу только для развлечения игрой в божественный суд. И больше ни для чего. Нет ли здесь коварного обмана? 4. Неопределенность божественного суда. Что мы можем знать о суде, чтобы говорить о нем? Можно ли взвесить возможное добро от малого движения? Или зло? Все взаимосвязано. Как откликнется мое движение в далеких уголках Вселенной или не очень далеких? Кому это ведомо? Кто сможет сказать, как отразится доброе или злое дело в пространстве и во времени? Не поменяются ли они знаками? Как можно пугать карами за те деяния, последствия которых спрятаны в глубокой тайне? Добро и зло потеряли четкость своих контуров. И суд потерял осязаемую предметность. 5. Как можно любить себя? "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Разве есть человек, кроме идиота, влюбленного в самого себя? Человек всегда в конфликте с собой. А любовь - это что? Освобождение того от работы душой? От того конфликта? Чтобы не было почвы тому для взращивания собственной морали? Не коварство ли в той любви? У каждого своя судьба. И вовсе не легкая. И она не зря существует. Избежать ее невозможно. Помощники мои могут лишь отяготить ее. Надо желать одного - достоинства в глазах Вселенной. Осознавая себя частью ее. Крест мой мне положен богом. Я хочу нести свой крест и ничьей любви, кроме любви бога, Вселенной, мне не надо. Я работаю ни на себя, ни на людей, я работаю на него. 6. Утомление бога своей персональной любовью с бесконечными просьбами за эту любовь. "Знай и помни при раздаче благ, что я люблю тебя." Ну это просто ни в какие ворота не лезет! Любовь за деньги. Отношения проститутки с щедрым господином. Отвратительное страдание по благам. Какое унижение человеческого достоинства! Чистый материализм! 7. Унижение страхом. Культивирование страха божия с шантажом. Верь и тебе будет хорошо. А иначе будет плохо. Ведь известно, что за страхом подлость и жестокость. Совесть на страхе не держится. Не по страху надо жить, а по совести. Пора переходить от глупого страха к осознанной необходимости. Страх - это вообще из арсенала материализма. Как духовность смогла обратиться к нему? Страх стал ловушкой для закабаления души, отказав ее в исходной свободе. 8. Зачем говорить, что радости от бога, а наказание за грехи? Почему религия скрывает, что наказание - это наказ, требование выполнить возложенную на человека задачу, востребовав его душу для труда, а не бессмысленная пытка. Что бог не дает непосильного и бессмысленного наказания. Надо только понять требование и он поможет. И следует поблагодарить бога, что он верит в твою способность провести такую трудную работу. А радость не от бога, а от осознания, что все идет хорошо. 9. Заковывание душ людей в паутину своих обрядов, как в некую игру. С отвлечением их от главных задач. 10. Неужели в доме повешенного люди должны молиться на веревку, как христиане на крест? Как крест может служить символом победы бога над смертью, когда нет ни смерти, ни победы над ней. Не может быть победы дня над ночью. Все имеет свое осмысленное предназначение. 11. Причастие первых людей к тайнам добра и зла, происшедшее вопреки воли бога и возбудившее в людях стыд наготы, оценено величайшим грехом, за которое бог лишил людей бессмертия и вынес другие наказания. Познание и эротизм взаимосвязаны как элементы процесса развития разума через гармонизацию двух начал, пролегающую через эрос. Осуждение совершенного имело предупреждающее значение уведения человечества в бездну эротизма, от которой мог отвратить только тяжелый труд. Но образ эротического действа всегда лежал в основании процессов Вселенной и отвергнутым быть не мог. Да и реальность уже приводит к осознанию его положительных сторон, что требует пересмотра устаревшей нормы греха. И вот связанный вопрос. В каком смысле бог лишил людей бессмертия? В смысле души или тела? Тело никогда не олицетворяло жизнь, жизнь олицетворяла душа. Бессмертие ее не исчезло, оно приняло иные формы, которые Вам, Теолог, и следовало бы объяснить. Так религия Духа поставила человека с его душой на колени перед религией Материи. Теолог похлопал ладонями, изобразив удивление. - Да Вы не только Поэт, вы и философ, хотя это, наверно, одно и то же. Но, Великий Синклит! - обратился он к собранию. - Ваша Честь! Я отклоняю все обвинения в свой адрес. По формальному поводу. Если логика противоречит сама себе, то все, на ней построенное, ошибочно. Здесь усматривается этот самый случай. Поэт изобличает догматы церкви и утверждает, что они стали вроде мешка на щеголе. То есть морально устарели. Добро и зло, по нему, стали неузнаваемы. Так и суд невозможен. Но устраивает суд и пользуется ему полезной частью догматов для бичевания другой, органически связанной с первой. Не может палка одним концом бить по другому, не согнувшись. А наши догматы не гнутся. Истинный суд может творить лишь только бог. Прошу учесть мое несогласие. - Хорошо. Внесите в протокол. Предлагаю посмотреть, как развивался на слабости религии материализм. Он ввел свою рациональность в решение задач, поставленных религией. Очистив их от божественной причастности. И навязал рациональность на века, утвердив безошибочность рациональной логики. "Истина конкретна!" - сказал он. И овладел умами людей. Очевидность стала главным, нет - единственным критерием! Очевидность слабых глаз и незрелого ума! Вот человек у них уже произошел от животных, благодаря не то труду, не то искусству. Ему уже отказано в собственной исключительности. Как можно с этим согласиться? Человек шел из недр природы самостоятельно и неотвратимо в развивающемся эшелоне всей Вселенной, как развивается любая отдельная клеточка цельного организма для своей специфической роли. Так и вся иная тварь. Но как? Да так же, как конкретный человек. Через беременность материнского круга обстоятельств. Вот и распрямился весь конструктор гениального творца. Важно понять, что все еще идут процессы формирования земного младенца, он не родился еще. Внутриутробный организм его - вся органическая жизнь в целом на земле. Конечно, отрицая идеализм, нужно и это отрицать. Предвидя возражения, скажу сразу. Да, Ученый, до рождения настоящего Разума в мире все было предопределено. Поскольку правила развития Вселенной были определены богом и нарушителей их еще не было. С появлением Разума предопределенность стала ему подчиняться. Выскажу упрек относительно генетической наследственности и теории естественного отбора. Есть, есть они! Но каково их понимание? Представьте себе, идут два путника, несут общую ношу. Оба устают. Как им организовать свою работу? Природа распорядилась так. Попеременно. Один отдает другому свои силы, то есть тело, и повышает жизненный опыт его, сражаясь с ним, и уходит в небытие на отдых с тем, чтобы другой потом возродил его снова там, куда придет. И ушел бы, как тот прежде, в небытие. А возрожденный понес груз дальше. Возможно совместное преодоление преград с перерождением. Груз, что несут они, называется жизнь и разум. Здесь Вам и естественный отбор и генетическая наследственность. Благодарю, коллеги, за внимание. Сейчас, господа, было бы важно проследить историю становления и взаимодействия обоих начал, чтобы понять их странные законы. Кто нам поможет в этом? Убийца почесал свалявшиеся волосы на голове и пробубнил. - Надо начать с начала всего. Пожалуй, я знаю, кто стоял у истока их. Или рядом. Он всмотрелся в темноту зала и позвал кого-то жестом руки. К столу, горбатясь и от этого низко волоча руки, подошел заросший человек. - Назовитесь.- - Каин. Сын Адама и Евы. Поэт, ремесленник и земледелец. Вот моя печать. - сказал заросший и, откинув гриву волос, показал рог. - Каин, ответьте, что есть убедительное для вас? - Не вкусившему от древа познания добра и зла, незачем вкушить от древа жизни. - Расскажите, Каин, о себе и о своей печати. - Печальная судьба моя сокрыта в таинстве рождения. - начал свое повествование Каин. - Говорилось, что дьяволом был истинный отец. И тайну мою так никто не знает. В тумане грез в тиши рассветов я напряженной мыслью в тайну бога проникал. Спал в камышах. От них и имя Каин получил. Мать полагала, что спасителем от первородного греха ее я буду ей. "Зачем, я думал? Сад Эдема был воздвигнут. Да с деревом запрета среди кущ. Чтоб человеку в сонной неге пребывать, в блаженстве есть и нить бессмертья продолжать, все мучаясь, не понимая суть запрета? Не понимая умысла Всевышнего Отца? Тупым бараном под мечем? Так, может, лучше ввергнуться в пучину, поняв, в чем суть добра и зла. И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла, что побудил Отца несоизмерное создать? Помочь ему хоть как-то, чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он отвергать!" Так думал я. И землю бренную ладонью согревал, со зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю слабую, невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и унынье, так то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех, к которому душа его тянулась - к кровесмешению с сестрой. Мы долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки пенья малых птах, луною с нею упивались. Я шепот листьев, как истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил звезд хоровод. Манил ее к невинному блаженству, что было достоянием моим. И только лишь моим! Вот богобоязненный юнец со мной пошел на встречу с богом. Взяв перворожденного агнца. Чтоб страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я же кровь земли принес, ее плоды, отведав сам, ему их предложил. И бог взял Авеля агнца, как будто Авеля хотел, а мне мое оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бъет, и камень в руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством мой страстный ум испепеляет. Ударил Авеля я камнем, что рухнул он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот, отправив душу богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?" спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его печать, чтоб знали все, кто как убъет меня, "тому отмстится всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его душа попала в рай. Так я ушел на землю Нод, забрав любимую свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел, работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет. И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях. Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз убийц своих им видеть. И невозможно это изменить. Каин замолчал. Постоял недвижно, глядя в пол. Вдруг вскинул косматую голову и громко спросил, обращаясь к судьям: - Так в чем вина моя, провозглашенная людьми, помимо бога? Когда я дал им пламенную жизнь! И дал им цель приблизиться к Всевышнему Отцу, чем смысл вдохнул в пустые жизни! Когда я взял безумный труд собой явить несовершенство мира и дал возможность наказать меня, то есть порок его. И дал нимб проклинателям меня. Я вывел нижнюю черту, откуда шаг ведет наверх. Любой, ведущий к совершенству. Содрал я с них душевный тлен, лишил извечного покоя. Но основной я цели не достиг. Подобострастие и страх у них остались. Чтоб содержать извечные пороки. И червем души проедать. Убить их - вот достойная задача. Убийство, преступленье - это все порывы выбить стену, зловещий бастион, между богом и противоборствующим с ним змеем, людей зовущих к оцепенению в богатстве. Они - явленья той войны. Порыв маммону породнить с душой. И будет так всегда, пока мы не найдем нормальный путь. Что может статься - цель людей. Все. Я закончил. - Скажите, Каин, - спросил Философ, - это так? Что Вас, убийцу, бог, наказав изгнаньем, взял все ж под свою защиту, наложив свою печать? - Вы правы, Ваша Честь. - Значит Ваш поступок был отмечен, в общем-то, прощеньем? Он богу был угоден? - И нет, поскольку он изгнал меня в края чужие, и да, пожалуй. По крайней мере, история людей вплела в себя изложенный сюжет. Убийство стало обычным явлением и мир к нему привык. И даже больше - требует или ждет таких же. Забеспокоился Материалист. - Где же здесь, господа, исток материального начала? Одна религия! - Садитесь, Каин. А на Ваш вопрос, Ученый друг, я так отвечу. Оно незримо присутствовало изначально. В страхе, поразившем всех обитателей Эдема. В страхе за себя, за свое благополучие. За личное блаженство и бессмертие. В страсти по ласки от бога. В божественных запретах. Материя - границы, страх, запрет, эмоции, эгоцентризм и сила. То есть бог уже родил материальное начало. Пусть Каин совершил порочный поступок, но поступок невероятный по своему значению. Он бросил вызов этому началу в людях и этим побудил людей к защите его. Он обозначил новую категорию - материю в ее проявлениях, как противника не богу, но духу. Именно он указал путь совершенства человека через противоборство двух начал. Для чего шагнул в бездну бесстрашия, подчинив свое "Я" божественной задаче, и раздвинул оба начала для борьбы. От него, а не от Сифа, брата его, как говорят теологи, пошли философы и герои духа. Каин перешагнул подобострастие, запрет и страх и поэтому был проклят духовенством и материалистами. Священник поинтересовался: - Так что же Вы предлагаете? Поставить ему памятник? Пусть и другие убивают, кого вздумают? Страх-то уже не в моде! Я услышал, как в наступившей тишине хрустнули пальцы Идиота, сжавшиеся в кулаки. Философ тихо ответил. - Бесстрашные люди не совершают подлых убийств, какие в истории в неисчислимом количестве исходили от никчемных трусов. Убийств от низости духа, пораженного страхом. Доктрина страха, даже страха перед богом, не помешала кошмару крестовых походов, кошмару межрелигиозных боен. И даже побуждала к ним. - Ваша Честь, - вмешался Материалист, - но всем известно, что страх - это естественная реакция защиты живого организма. Без него все живое давно бы вымерло. - А почему Вы допускаете, что вымирание произошло бы обязательно? Что не сработали бы иные законы сохранения его? И живое не пошло бы по пути следования логики всеобщего братства, взаимной поддержки, как в едином организме? Как, например, в муравьиной семье. Потом, бесстрашие не предполагает абсолют. Оно вырисовывает отношение духа к материальному инстинкту. Страх от детства для людей не вечен. Когда жизнь на этом свете предстанет частью общей жизни, страх потеряет свою опорную базу. Но я хотел бы обратить внимание Великого Синклита на другой аспект поступка Каина. На расплывчатость контуров понятий добра и зла, применимых к данному случаю. Уверяю вас, что любая позиция тут будет спорной. Я предлагаю далее проследить их становление через диалектику взаимоотношений Материи и Духа. ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Добро и зло. - Позвольте мне, Ваша Честь, - попросил Убийца, - диалектика по мне. Клад сведений хранят мифы. Сокровищница человеческих озарений. Доверие к их смысловой значимости питает сходство их, рожденных и воспринятых разными народами. Они составили образ их жизни и проложили им дальнейшие пути. Мифы во все времена или были религиями, или отражали суть религий. В изменении религиозных мировоззрений следует усматривать не переход от ложных к правильным убеждениям, а логику трансформации человеческого духа. Через них дух сам осознавал свою историю. Она как раз и позволяет вывести законы истории духа. Во всех мифологиях присутствуют два противоборствующих начала. Одно - от бога, спокойного духа. Другое - от безумного огня. Чаще всего оно обозначалось Огненным Змеем. Эти начала противоборствовали не только в пространстве, но и во времени, поочередно проявляясь в одних и тех же персонажах. Они оба составляли суть людей и порождали их. Для понимания мифов надо учитывать, что представители как диких, так и светлых сил в них могут менять свой пол. И человек одного пола, женщина, например, может представлять как божественное, так и змеиное начало. В зависимости от того, какое из них возьмет верх в конкретной ситуации. Люди всегда, сражаясь с конкретным объектом, на самом деле сражаются не ним, а со змеиным началом в нем. А точнее - с преобладанием змеиного начала над божественным, не стремясь, вообще-то, полностью извести змеиное свойство. Хотя именно оно представлялось злом. Змей, чувствуя в людях угрозу для себя, во всех мифах пожирает их. Божественное начало прячет человеческих младенцев. Но он ищет их повсюду, внося разруху и требуя самых чистых жертв. Помните, как царь Ирод убивал младенцев? И это продолжается по сей день. Дети с преобладающей частью Сатаны и дети с преобладающей частью Бога находятся в постоянных битвах и дети Бога побеждают, предопределяя победу добра над злом. В греческой мифологии Зевс, сын Реи, спрятанный ею от отца его - Кроноса, проглатывавшего новорожденных, стал карающем громовержцем. И вступил в поединок со своим отцом и его братьями, произошедших от змеевидных существ. В результате поверженные были низвергнуты в Тартар. Зевс же, в свою очередь, проглатывает супругу свою Метиду, чтобы избежать рождения от нее сына, который будет сильнее отца. Для прерывания роковой нити борьбы поколений Зевс преобразует мир, порождая богов, вносящих в этот мир закон, порядок, науки, искусства, нормы морали, при этом подавляя любое сопротивление, прибегая к проклятьям, самоубийственным войнам людей, устраивая вселенский потоп. Это была важнейшая отметка в истории мифов, засвидетельствававшая образ цели борьбы. Но люди, получившие из рук преступного и коварного Прометея, помышлявшего о свержении Зевса, опасный огонь, сохранявший изначальный образ Змея, отступились от Зевса, поправ его мудрые решения, предпочтя морали страсть, надежду, цивилизацию и злодейство. Это привело к доминанте тела над духом и извращению божественной гармонии, что в конечном итоге и уничтожило ее . Роковая цепь восторжествовала. Люди не были виновны. Они были заложниками своей сути и главенствующей цели своего бытия. Женщина усматривается в той мифологии, как носительница бед, двигатель механизма роковых событий. В славянской мифологии Сварог, он же дикий Див - верховный владыка Вселенной, родоначальник богов. Он, наделенный мужским началом, оплодотворяет женщину - Землю. Обнимает и согревает ее. "Рассыпает на нее сокровища своих лучей и вод." Сварог породил первый рай на земле, тогда еще называвшейся Перстью и множество сыновей. Один из них - Денница во время отсутствия Сварога сотворил людей и стал править миром. Вернувшийся правитель, уничтожил все, перенес рай туда, куда ведет звездная дорога, и повелел всем бунтовщикам искупить свой грех, забыв прошлое, рождаться людьми и в страданиях совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться очищенными к Сварогу. Денница стал зваться Дажьбогом, богом Солнца, который в искупление своего греха должен давать тепло и жизнь людям. Перуну и Стрибогу - богу ветров поручено стать защитниками людей и всего живого. Мудрому Велесу - учить людей знаниям, ремеслу, слагать песни и былины. Вспоминаете Зевса? У славян, как и у других народов, прослеживается борьба людей с началом, восходящим к Змею. Три богатыря: Горыня, Дубыня и Усыня, дети земли и многоголового Змея, то, представившись положительными героями, сражаются со злом, то сами олицетворяют зло - трех Змей: Змея Горыныча Огненного, Змея Глубин Дубовых и Змея Вод, захватившими три стихии или три среды обитания. В дальнейшем сын земли побеждает и этих трех богатырей. Перун, бог грозы, в позднем виденьи - Илья-пророк, поражает своим оружием змеевидное существо, прячущегося от него в дереве, камне, воде, человеке, животных. Но женщина, политая водой, порождает вновь врагов Перуна. Веками предписано сыновьям бороться с отцами, содержащими змеиное начало, отражая идею вечной борьбы с первопричиной. И борьбу поколений. А женские образы всегда уходят в небо, к звездам, отражая идею кругооборота жизни на следующие витки. И семь их, рожениц, потому что змеев семь. Вот в этом и есть диалектика борьбы. Во всей этой диалектике есть любопытный аспект. Я его называю драматизмом момента. В обществе люди стареют и умирают, не ввергая этим его во всеобщее уныние. Но каждый переживает невероятную драму умирания. Каждый момент драматичен, не образуя общей драмы. Каждый момент борьбы добра и зла - это драма, но общая идея борьбы не имеет драматической окраски. Даже наоборот, просматривается романтизм, приближающий ее к любви. Любовь- ведь всегда борьба, как игра. Мифы рождались и умирали, выталкивая наверх новые мифы, мировоззрения, религии. Общая черта изменений в их поколениях - приближение к единообразию, упорядочению, а главное - к поиску сцепки с естеством природы. Таким естеством, которое было бы наиболее базовым, основополагающим, общим. Религии развиваются в сторону перехода от искусственно-частных к одной естественной религии. Естественной - исходящей от естественного мира, а не от отдельных людей, будь то Моисей, Христос или Магомет. Естественной - дающей язык взаимопонимания всего мира и каждого отдельного человека, а значит, примиряющей всего со всем. В зале кто-то глубоко со значением вздохнул. Это Поэт. - Что с Вами? - удивился Председатель. - Мне бесконечно жаль, что поэтическая, чувственная и добрая религия древних славян, наделявшая мудрыми чувствами все живое и мертвое, представлявшая собой замкнутую цельную систему нравственного воззрения, осталась в далекой истории. У них в райских кущах не было ни коварства, ни запретных плодов. Только ласка и свет. Земные леса - продолжение тех кущ. Заметьте, славяне не говорили о любви! У них не было непонятной любви христиан, вместо нее было светлое и мудрое обояние добра! Все персонажи, включая отрицательных, преисполнены достоинства, лишены вульгарности и по человечески понятны. Береза - священное дерево, способное страдать, да так, что от горя может перевернуться вверх корнями. Звезды - дети супружеских отношений. Солнцевы девы умывают Солнце и расчесывают его золотые лучи - кудри. Солнце ест, пьет, спит, может приударить за молодкой на земле. Жилище Солнца на самом краю света, на небесах, но невдалеке от земли. Человек может к нему попасть. Там живут русалки, самодивы, орисницы. По утрам его будит первая звезда на небосклоне. Ангелы выпускают жаворонков из рук своих. Сколько нравственных сказок родила, взлелеяла эта религия! Сколько поколений воспитала собой! Христианство добрых сказок не имеет. В сказках славян все имеет смысловую нагрузку не о победе, а об утверждении добра. А под добром понимается не некое блаженство, а созидательность гармонии. Не состояние, а действо. Добро не свершается. Оно есть. И только восстанавливается, если пострадало. Здесь нет безысходности смерти. Души могут отправится в рай, но могут превратиться в легкокрылых птиц или явиться шелестом листьев, низвержением дождя, теплым ветром или другими явлениями природы. Могут помочь в хозяйских вопросах. Даже подурачиться. Могут просто переселяться. Грешники не направляются в ад. Они помещаются, например, в червячков, чтоб в минуту раскаяния превратиться в чудесных бабочек. И постепенно от этапа к этапу снова смогут принять образ людей. Воздух и дух у них одно и тоже. Это позволяет говорить об одухотворенности пространства. Пространство - дух, наполненный материей. Я думаю, что искусство обязано своим появлением несовершенству официальной религии. Для заполнения духовного вакуума, образованного ею. Для предоставления людям того, что просит душа, не найдя желаемого в религии. Исскуство - это реликтовая религия. Религия славян в этом смысле была самой полноценной. Она слагалась славянами для славян и была гораздо старше православной. Не пора ли к ней вернуться? Философ ответил пространно. - Вы, Поэт, недавно отказали в осмысленности символа креста, как знака победы Христа над смертью. Нужно ли доказывать, что человечество всегда балансировало в неустойчивом положении между двумя крайностями, сражающимися за человека. Это или крайняя духовность - или крайний материализм. Во все времена, когда нарушалось равновесие, объявлялся некий герой или гений, который невероятными усилиями, иногда ценою жизни спасал человечество от скатывания в пропасть однозначности. Если внимательно просмотреть нравственную ситуацию в Израиле во времена жизни Иисуса Христа, то можно вполне объективно отметить падение уровня духа. Нравственная база стала принимать эфемерные очертания. Региону грозили бунты и распад. Психологическая истерия или шизофрения общества. Гвоздями, что прошили тело Иисуса на кресте, общество, не понимая того, совершило акт пронзания себя, только уже исходящим от Христа. Опаленная кровью яркая позиция, всколыхнувшая почти увядших людей, пронзила их, разбудила, и тем спасла от нависавших катаклизмов. В данном случае Иисус своей смертью одержал победу над смертью народа Израиля. Израиль и должен перед глазами держать этот крест. Молиться на него или нет - его дело. Закатившиеся цивилизации, надо полагать, не сумели предостеречься от этих двух крайностей. Рим, Крит впали в материализм. Остров Пасхи и инки - в идолопоклонство. Им был предопределен психический слом и самоубийственный исход. Да, это подвиг. Достойный уважения каждым. И не только уважать пристойно каждому, но и постоянно держать его в душе, как предохраняющий талисман от собственного падения в ту же пропасть. Но вот любопытный вопрос. То, что было необходимостью для Израиля, стало ли благом для России? Насильственное внедрение христианства оправдало себя? В угоду политического замысла на плаху была положена самобытная ее душа. Честолюбивый и жестокий князь Владимир, подстроивший брату смерть, чтоб занять киевский престол, в конце многочисленных войн привез из Византии новую жену и новую религию. Как мне кажется, для того, чтобы хоть в ней найти место своей измученной виной душе. Виновный перед своим домом, сжег его, чтоб подчинить себя чужому. С предательством своих богов появилась на свет вечная Вина России. Вопрос "Кто виноват?" проклятьем зависнет над ней. А в чем - никто не скажет. Что с Россией дальше стало? Страна уподобилась человеку, проклявшему родную мать. Запутавшемуся, с двойной моралью, потерявшему достоинство и с бесконечным угрызением совести. Невиданная прежде жестокость проникла в сердца и брат пошел на брата. Бунты, смутные времена - наказание богов. И так до сих пор. Именно тогда духовный день России сменился на долгий мрак материальной ночи. Христианство сбило бытовавшее в России равновесие. Как христианский дух, отрицавший насилие, согласовался с таким актом? Неужели он тогда сам себя отверг? Вот в России сколько было служб и церквей, да и то мало. Как гвоздями, прошита Россия многочисленными храмами, чтоб удержать ее на христианском кресте. И припала Россия к ним от горя к себе. То, что является естественным, что составляет мозг, сердце, кровь, как составляет естество вода и воздух, не требует демонстраций преклонения ему. Достаточно и тишины, чтобы мать помянуть. Христианская церковь, как и ее религия, изначально не для нее сшитая, верно служила роковой задаче великого испытания России. Наступило время драм. Двойная религия расчленила общество. На одной территории из одного народа образовались две нации со своими культурами. Одна - со времен Владимира - нация господ, другая - нация язычников, варваров. Рабовладельческий строй пришел на смену зарождавшейся было демократии. Так Россия отбросила себя на много веков назад. Князь раскрыл форточку для сквозняка России и далее она стала чихать, температурить, холодеть с приостановкой пульса, прошла через Октябрь и так до наших дней. И выздоровления не видать. Разорванное надвое тело смердило. История захлебывалось в крови и приучила к ней людей. Реформаторы всегда были проклятьем России. Безумная страсть перекраивала ее, гнула. Но такая ее особенность. Любила безумную страсть и любила избиение себя. Если барин добрый, то дурак. Кулачными боями компенсировала тоску о мордобое. Прелесть реформаторов никогда не определялась результатами их дел. Результаты были или вредны или сомнительны. Прелесть заключалась в формировании особого характера России. Непоколебимого, уравновешенного, знающего свою бесконечную цену. Вот и нынешние реформаторы понадобились России не для того, чтобы ей сделать лучше, -пустые хлопоты, а для следующего витка укрепления необычного этого характера. В русских сказках, заметьте, Иван - носитель русской души, всегда дурак, потому что в отличие от старших братьев - носителей российской беды, - одного жестокого, другого подлого, - он изначальный, а потому и побеждает. Этот Иван неуничтожаем, не сломан, хотя жестоко бит. Его христианство не сделало подобием старших братьев, обкрутив тех поповскими или купеческими дочками. Окончательное его победное слово еще впереди. И нынешние реформаторы как те старшие братья не справятся с ним. Победа - за дураками! Если принять за аксиому, что в истории ошибок нет, то можно предположить, что и необъяснимый поступок припавшего к чужим ногам Владимира и вся горькая история России были неизбежны для нее и предопределены. Неизбежны от инфантильности характера, необходимы для становления великого Духа. Поэт спросил. - В чем видится Вам путь России? - В том, в чем она всегда сильна была. В духовных поисках. Для России в наказании всегда присутствовал наказ. Бог не мог дать России большего, чем участь. А это гораздо большее, чем для других. Но только б не прервалась связь ее. Обладая ранимой душой, она не принимала на нее удары судьбы, и, подставляя тело для физической боли, пестовала свое сокровище. Так от души взрождался Разум. Путь России был суров. Но при всей драматичности событий, они сами никогда не имели для нее большого значения. Имел значение процесс, ими помеченный. Чудовищный темперамент не нуждается в богатстве. Как в средстве его компенсации. Он все ломал пустой рукой. Божья избранность России уставшим показалась злом. И вот теперь, чтоб бог до них не достучался, они решили отгородиться от него маммоной. И с ней вступиться с ним в борьбу. И счастливо зажить. Взяв за пример Петрово рвенье. Свернувшее Россию со своего пути на несколько веков. При всех возможностях уйти вперед в наращивании материальных благ, Россия все же сбросила Петровы начинанья. И, потоптавшись, взялась за свое. Приняв развитие, как способ излечения болезни. Если Запад материей силен, Россия - Духом. Когда бездуховный Запад исчерпает свои духовные ресурсы и окажется бессильным в поисках дальнейшего пути, тут и наступит звездный час России. Она тогда и поведет все страны за собой, предотвратив всеобщий тлен. Без нее он будет неизбежен. Материя без Духа не умчится далеко вперед, как кажется сейчас. Собъются все колеса. И Западу не подминать бы под себя Россию, и ей бы не ложиться под него, а пестовать ее, как корень жизни. Никогда у русских богатство не было в почете, а бедность не была стыдна. Зато широкая душа от широких просторов России, с суровым климатом, не нежащей землей, семейсвенным родством и почитаньем рода, всегда с приматом духа над бренной плотью, особым чувством горя, воспетом в нежных песнях, и постоянным поиском путей развития духовных начинаний - российская душа - особый дар земли землянам. Утопический коммунизм вызревал у русских задолго еще до англичанина Мора и до итальянца Кампанеллы, он был двигателем многочисленных восстаний, революционный Октябрь пошел от него. Но все они, несомые взлетами российского Духа, были мертворожденными, потому что не вызрел еще он. России и далее предначертано идти по этому пути. Борьба между Западом и Россией всегда была и будет, как условие их взаимного подьема в единстве с устремлением к нему. Какой спорщик без оппонента и без отношения к нему с любовью? Обновленные нравственные ценности, более глубокие, чем может предложить нынешняя церковь, и обновленный социализм, - вот что необходимо России. Тирания Духа и чистый Разум от маммоны. Но нужно Дух раскрыть. Развитие его должно составлять центральную часть национальной идеологии. И в этой области занять ведущее место на планете. Страна должна стать центром культуры и гуманитарной науки в системе интеграции стран. Центром созидания общечеловеческих нравственных ценностей, центром нравственного воспитания молодежи всех стран. "Духовником" планеты. В этом ее предназначение, а не в бесконечном уподоблении уходящим вперед технически развитым странам. Россия должна быть исключена из системы рыночных отношений, определив условия предоставления своих ресурсов другим странам. Во время выступлений Идиот крутился, жеманничал, дергал редкие волосы, мял листы бумаги. Наконец взорвался. - Ваша Честь! Одни раздумья, как на простом базаре! Мы так никогда не придем к пониманию общих человеческих законов! Можно подумать, что без религии нельзя. Ведь была же попытка образовать атеистическое общество! Вот Вы, товарищ, подойдите к нам! Расскажите о такой попытке! - Прошу Вас, просветите нас. - обратился Философ к тому, на кого указал Идиот. К столу энергично подошел невысокий крепкий мужчина в кепке и с аккуратной бородкой. - Кто Вы? - Вождь пролетариата. Материалист подбежал к нему и препко пожал руку. А потом показал кулак. - Что Вы думаете по поводу общих человеческих законов? - В их основе развитие борьбы противоположенностей. Общественные формации - продукт их разрешения. Идиот: - А продукт портится. Вождь: - Но не умирает, а создает более современные формации. В конечном итоге - в коммуне остановка. В точке, когда человечество придет к такому самоустройству, при котором восторжествует свобода от всевозможных видов подавления личности. Люди не рабы. Свободный труд обеспечит зажиточную и радостную жизнь. Стремление к свободе всегда было движущим мотором всех революций. - К какой свободе, коллега? - спросил Философ. - Свободе от или свободе для чего-то? - От угнетения для неограниченного развития личности. - С неограниченным развитием потребностей для этой цели? Ведь возможности любого общества не безграничны. Придется увязывать потребности с производством возможностей. Распределение их станет ограничением для свободы, указанной Вами. Или Вы нашли выход из такого тупика? - Да, нашли. В плановом ведении всеобщего хозяйства. С некоторым ущемлением каждой из свобод, но с расширением их круга. Плановое ведение стало центром экономической жизни. - И Вы нашли способ замкнуть цель развития личности на создание возможностей ее развития? То есть организовать замкнутое кольцо? - В принципе - да. Мы закрепили это в новой морали человека. "Каждый работает на благо народа, народ на благо каждого." "От каждого - по возможностям, каждому - по потребностям." Конечно, потребностям для реализации таких возможностей. В более доходчивой форме это звучало так "От каждого - по возможностям, каждому - по труду." - Мне понятно, что кольцо, организованное Вами, вращалось желанием людей жить. Но что было положено в основу его развития? В основу расширения свобод? - Анализ плановыми органами всевозможных экономических факторов. И развитие науки. - Была ли у вас наука жизни человека? Развития вашего общества? Наука его исходного предназначения и путей его реализации? Ведь без такой науки Вы могли бы только зацементировть такое кольцо, если не сжать его до предела. Ведь суть экономики - в уплотнении ее самой, при которой коэффициент полезного ее действия устремлен к единице. Человек же, хотя принимает ее самодавлеющее свойство, подсознательно борется с ним. Словно реализуя иную, неподвластную человеческому уму программу. Было ли к Вас наука изучения природы человека? Его природной программы? - Нет. Потому что мы были убеждены, что пришли к конечному пункту исторического пути человечества. Да, мы зацементировали этот пункт. И видели в своем предназначении - распространение нашего строя на все человечество. Нет, такой науки у нас не было. И я об этом сожалею. - Почему же Вы изгнали из вашего общества религию, изначально предназначенной служить такой задаче? - Мы ее не изгнали. Мы ее преобразовали в новую религию. Религию коммунистического общества. Со своей символикой. И со своими обрядами. Да, это получился неполноценный заменитель ее. Но и та, что была прежде - не была исконно народной религией. Она служила господам. Она была политическим рудиментом. - Но и Ваша религия стала служить Вашей политической олигархии, как и прежняя, не став народной. - Да, все так. Я это видел. Но у меня уже не оставалось ни времени, ни сил на проработку этого чрезвычайно важного вопроса. - Не могли бы Вы просветить меня в одном вопросе. Вы объявили атеизм государственной идеологией. И смешали его с материализмом. У которого есть свой безусловный бог: маммона. Как Ваш материализм совместился с отрицанием капиталистических фетишей? Или материализм раздвоился? - Я полагал, что фетишизацию можно вынести за пределы материалистического мировоззрения и проложить всемирную историю по очищенным от нее законам материи. - В чем Вас убедил истекший опыт? - Что это был чистейший идеализм. - Не в этом ли была бомба замедленного действия для вашего государственного устройства? В непризнании бога, как объективной категории. В отказе внимания к развитию духовной составляющей бытия. Ведь маммона взорвал страну. А идеологическая работа была насилием и бредом, бесславной попыткой сопротивления естеству. - Правы Вы, Ваша Честь, но я всего лишь человек. И не верил, но надеялся на своих преемников. - Вы сожалеете об утверждении атеизма? - Нет. Я сожалею о неверном понимании его. Философ посмотрел в мрачный зал. - Попрошу преемника вождя пролетариата подойти к столу. К столу подошел сутулый человек с усами и в сапогах. - Представьтесь, пожалуйста. - Вождь всех времен и всех народов. - с кавказским акцентом назвался он. Философ внимательно оглядел его. - Я слышал о вас много противоречивого. Говорят, что Вы страдали умопомешательством. Параноей. Бредом преследования, ревностью. Это так? Как это совместилось с безусловным талантом организатора? - Вы ответите на свои вопросы сами, когда поймете конкретную ситуацию и ее процессы. - Расскажите, мы слушаем. - Мне досталась страна с лоскутной экономикой, кольцо только еще предстояло организовать, его не было, но уже стала образовываться политическая олигархия. Политическому и хозяйственному строительству мешали частнособственническая мораль, княжеские замашки руководителей. Мешала интеллигенция, оплот и носитель прежней церковной морали, видевшей в народе хамов, а не конечную ценность. Я ночами изучал основной для себя и страны вопрос - вопрос перекройки сознания. Да, быт определяет сознание, но его пока не было. Что тогда? Какие методы? Только беда могла переродить людей. Очистительная сила горя. Террор. война, насилие и коллективный труд. Я принял на себя роль мессии - спасителя человечества. Если богу был угоден Иисус Христос, то теперь свой тяжкий крест я взвалил на себя, зная, что мой путь - будет путем на Голгофу. Я уйду потом к богу не организатором тупика, а организатором выхода из него. Я должен вывести все человечество из его тупика. Я был предопределен богом, верил в свое предназначение от него. Но никогда и никому не говорил об этом. Только, умирая, я показал рукой, куда я ухожу. В атеизме, кстати, я никогда не видел отказ от бога. Я видел в нем отказ от порочных религий. Попытку подняться над ними. Я был один. Совершенно один. Как был совершенно один в своей избранности Иисус Христос. Я выжег все поле вокруг себя, чтоб стать абсолютной идеей, богом для овец своих. Сомнений в правильности обозначенного классиками пути у меня не было. Я делал все правильно. И не просмотрел начало войны. Я знал, что делал. Мне перед войной уже удалось создать потенциал непобедимой страны. Основа его - в новой морали людей. Нападение на такую страну было равносильно самоубийству. Я даже не верил, что Адольф бросит свой народ на гибель. Но побуждал его к ней, провоцировал ее. Ведя игру невероятной сложности. Это было необходимо, потому что технический талант немцев не давал нам шанса обогнать их. А их технический потенциал так стремительно возрастал, что оставалось молить бога о скорейшей развязке. Я испытывал удовлетворение, читая депеши о предстоящем непадении. Пусть, хорошо, это и надо. Я знал, что когда он нападет, то тем облегчит мне осуществление моей давно задуманной задачи. В России он завязнет и на плечах его я волной вкачусь в Европу. Уж лучше обороной измотать его на своем поле, чем на его поле его бить. Там я его не смог бы победить. Я верил в свой народ. И в свое предвидение. Гибель людей была неотвратима. Но я думал, что по какому бы пути история ни пошла к полной победе коммунизма, жертв не избежать. И верил, что на таком пути, по которому веду я, их будет меньше. Речь шла о вселенском масштабе. Только изобретение ядерного оружия приостановило меня. Надо было менять стратегию. Закончить свое дело мне помешала смерть. Я был неистовым чернорабочим истории. За что меня можно осудить? Ведь, несмотря на военную разруху, страна быстро пошла на подъем, такой, какой никакая бы иная страна не осилила. Цель была рядом. Философ ответил. - К масштабам Вашей личности нельзя подходить с мерками обычного человека. Я могу только сказать, что если Вы были больны, то это была не Ваша болезнь, а болезнь всего народа, предопределившего свою судьбу. И она своей температурой сожгла исходные корни заболевания. Которые я вижу в бредовой нравственности, приведшей и к революции и к подготовке к мировой войне. В тяжелых муках народ переболел болезнью. Вы сумели за короткое время обеспечить всю глубину ее хода и этим ускорить выздоровление. Этот период стал ответом на ошибку князя Владимира. Пора возвращаться домой. Подправиться и далее идти вперед. Но ничего не должно пропасть. Во всем есть ценность. Только все привести в порядок, не разбрасывая. Мы еще обязаны вернуться к коммунистической идеологии. Но на новом нравственном уровне. - Вперед, Ваша Честь! Но куда? В коммунизм? - это Идиот. - Может быть его убить? - предложил Убийца Председателю. - Нет, сударь. Конечных пунктов у нас уже не будет. Коммунистическая идеология будет проходящим этапом. Да она и коммунистической уже не будет называться. Она останется как попытка устранения социальных противоречий и перекосов. Неудачная, преждевременная, спровоцированная накопленным многовековым нетерпимым напряжением человеческой натуры, но останется. Она по пути следования борьбы со злом. Которая велась всю жизнь человечества. Знаете, какая была в ней основная особенность? Неравномерность хода исторического времени. То время словно выпрыгивало вперед, взрываемое духом революций, то останавливалось под прессом тяжелой материи. Волны времени ходили во странам в противоположенных фазах. И в тех точках, где они встречались, как встречные ветры разряжались смерчами, там взрывались войны. Руку поднял Убийца. - Скажите, Философ, если отец - закон, то почему дети всегда против него. А закон - против детей? Предопределенная закономернось? Как отвратительна вся деятельность человека, если вспомнить, из чего он сам сделан! К чему все это приведет? - Ни к чему особенному. Преступники станут философами. Вся история преступлений пронизана поиском смысла. Я Вам вот что скажу, дружище, - любой философ - преступник. Он пересматривает сложившиеся устои. Если он этого не делает, он не философ. А преступник - это тот мучиник, который мечется между двумя крайностями духовной и материальной сфер, не с состоянии их объединить. Провал между ними. И сблизить их в себе не может. И совершает действия, олицетворяющие вызов несовершенству. В себе и в мире. Кричит он у провала! В этом и есть суть зла. Вон в России разгул криминала! А ничего особенного не происходит. Общество переходит через пропасть. Россия - в зоне криминала. - Ваша Честь! - не понял Преступник - Куда она переходит? - От дореформенного атеизма пошла к денежному материализму, а теперь обратно к атеизму. Далее, надо полагать - к духовности. Материализм, духовность... Так где ж тут зло, господа? В какой из этих двух религий оно содержится? В нашем просмотре мифологий зло все время трансформируется. Вначале зло представлялось Змеем, Дьяволом, Сатаной, враждебных богу. Но нечистая сила была принята землей, женщиной, тем, что мы называем материей. И она вошла в них, породив детей с последущими поколениями. Так Дьявол через женщину и с ней вошли в плоть людей и, став вторым столпом жизни, и обусловили вместе с душой от бога человека таким, каков он есть. Зло потеряло предметную принадлежность. Для освещения многогранности проблемы напомню, что образ материи был впервые сотворен богом. Мудрый бог не знал, чем пропитается она? Я думаю, что он сотворил ее именно для того, чтобы она стала тем, чем стала. Ввиду этого зло следует представить несколько иным. Каким же? Заметим, что люди боролись с проявлениями отца-дьявола во благо отца-духа. При этом осознавая, что полная победа означает собственную смерть. Так злом следует считать не саму нечистую силу, она есть и будет, а противоборствующие ее проявления по отношению к духу, который в свою очередь, как бы не отрицали этого теологи, не остается абсолютно неизменным. Учитывая, что он ведет борьбу. При этом все больше проявляя терпение и мудрость. Преобразуя отношения борьбы в отношения мира и согласия и далее - любви. Сужение диапазона неприятия одного другим происходит деяниями людей по укрощению материального начала. По мере сокращения диапазона, то есть с преобладанием добра, оба начала - материальное и духовное - в более взвешенных и менее выраженных видах все равномерней наполняют мир. Однако взвешенность неустойчива, если есть корни, питающие вражду. А они есть и вся Вселенная стоит на них. Так что же будет здесь добром? Насильственный мир или разряжающая война? Иисус Христос, распятый лицом к небу и обращенный руками к нему, вместе с распятым вверх ногами апостолом Петром, раздвинули небо и землю. И тем образовали новое пространство битвы. Может это породило эскалацию войн? Да, способствовало им. И, следовательно, послужило злу? Нет. И вот почему. В человеческом мире есть только два горнила разрешения противоречий. Первое - межчеловеческие отношения, второе - внутренний мир каждого человека. И в них постоянно происходят сражения двух начал. Разрешение не происходит иначе. Эти механизмы могучие. Но вот вопрос, какие битвы имеют сущность зла, а какие - добра? Я отвечу так. Если они служат гармонии, нравственному порядку, единой совести, то есть божественному Духу для цели возвышения к нему и переходят от грохота пушек к диалогу, значит они имеют сущность добра. Основная сложность - указать, с чем не следует мириться, вторая - как бороться с этим. Религии от духа, отвергая внешнюю борьбу, как метод, сосредоточившись на внутренней, указали, с чем не следует мириться, религия от материи поступила наоборот: она все вверила внешней борьбе, проигнорировав внутреннюю, не ведая ее конечной цели. Теперь злом будет нарушение гармонического порядка. А добром - углубление отношений мира с качественным проникновений в глубь обоих начал, откуда исходят все новые противоречия. Вечная борьба добра и зла, содержит в себе очертания звеньев продолжающейся цепи проявления зла в каждом победившем добре. Окончательная победа усматривается в приведении их через гармоническое балансирование к полному исчезновению, сопровождаемому исчезновением жизни и Вселенной. В уходе любви и ненависти в умиротворение. Мне думается, что в евангелийской истории Иисус Христос, предусмотрев смерть свою через предательство Иуды, а точнее - его помощь, в чем усматривается сознательное предрешение своей судьбы, сам себя приносит в жертву злу, чтобы поднять род человеческий на битву с ним. Битву, заключающуюся в укрощении злой воли, ставшей органической частью каждого. ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Птоломей, эротика и глупость. - Кто-нибудь, - крикнул Философ в зал, - предпринимал ли попытки поступить наоборот - примирить извечных врагов: Материю и Дух? Есть кто-нибудь? - Есть, Ваша честь! - и к столу подошел звездочет. - Кто Вы? - Птоломей. - Говорите. - Я создал идеальную теорию строения мироздания. В которой предложил пожать всем руки. Священники сжимали мир до точки, в которой малая душа и больше ничего. Лишь безграничный бог витал над нею. Для них та точка, та душа - центр Вселенной. Противники религии стали искать реальные краеугольные камни своего мироздания. Ища их в материализованной Вселенной. Физические центры им нужны. Глупые, они еще не понимали, насколько безуспешен этот путь, что центра во Вселенной нет. Что нет в ней той базы, от которой ясность обо всем придет. И получился круг. Некая точка, уходящая в ноль, обозначенная душой, соединяется с бесконечным богом и далее от него через материальную Вселенную возвращается к себе. Везде можно было бы назначить центр. Но самым сбалансированным местом была населенная душами земля. Я утверждал и утвеждаю: что геоцентрическая система - для нас, людей, самая устойчивая в своей нравственности. Все остальные способны только перевернуть наш хрупкий мир. На ней балансируют материя и дух. Найдите другую точку балансирования и я с радостью к ней присоединюсь. Но не увлекайтесь миражами. Другая точка может быть. Если душами заполнена не только земля, но и другие планеты, тогда центром будет не конкретная планета, не Земля, а Планета - одна в своей абстракции - носитель жизни. Как есть один Электрон или Атом во Вселенной, одна Звезда, один Мужчина или одна Женщина. Один Разум. Одна Вселенная. И один Бог. Система функций у природы такова, что автоморфно преобразуется как хочешь. Назначь что хочешь единицей, - то и будет, - все остальное будет производным от нее. Пусть, например, единицей, центром будет Обобщенный Атом. Один на всю Вселенную. Как из этого центра будет выглядеть она? Суммарным наложением всего, что окружает каждый атом. Мириадами разнообразных воздействий от пространства через отражения собственной природы. Хотите - поставьте в центр Обобщенную Звезду! Хотите - Обобщенную Галактику! А можно - Человека, как это делал Протагор. Но это ж - глупые затеи! Я же, повторю, поставил в центр планету с разумом, Землю, потому что иной не знал. Предложите обоснование любого другого центра! Только при этом следует знать, что для нас нет объективного мира. Тот, который мы считаем объективным, на самом деле существует постольку, поскольку мы есть. Мы с ним - два полюса относительно замкнутой системы. Один полюс изменяется в ответ на второй. Если мы куда-то исчезнем, преобразуемся, то и он в ответ исчезнет и преобразуется. То есть гигантская Вселенная изоморфна, она каждому дается в осознании ее по разному. Не думайте, что там, где есть звезда для живого, там она есть и для мертвого. Мертвые не знают ни пространства ни границ. Объективность субъективна. Когда родится Разум, он вообще ее увидит другой, такой, какая она есть на самом деле. Пока нам это не дано. Правда, и ему этого не будет дано, потому что она уже будет иной. Тупое человечество все носится в своем бездарном заблуждении среди частностей, порожденных примитивным ощущением. Мы все торопимся, как несозревший выкидыш. Центр для зародыша - утроба матери. Но мое идеальное творение, как база идеологий и взаимных их увязок, оказалось никому не нужным. Материалисты взяли верх. И носятся с перемещением вещей! И в космос просятся, как ножкой сучат! Беда не только в них, вы посмотрите, как им помогла и даже больше - подтолкнула - невзрачная религия! Она закрепила центростремительную Точку человека, обозначенную душой в нем. И образовала гигантскую бездуховную дыру - реальную Вселенную - между душой человека и вселенским духом. Стремление человечества к получению материальных благ образовалось как естественная реакция в стремлении через бездуховную материю, обозначенную так религией, приблизиться к тому неведомому духу. И заблудилось в этой дыре без ориентиров. И вот плывем мы на одном весле, накренившись бортом. И прав Материалист - нам остается только перевернуться. Нет разума. Или я его не понимаю. Невеждой до сих пор слыву. Бандит сказал: - Послушайте, Профессор! Не все отведено уму для понимания. Вот Эротика творит свои дела по своим законам, своей логике, ничего при этом не объясняя и не давая поблажек уму. Эротика! Один из четырех столпов мироздания. Она ведь старше ума на много миллионов лет, хотя все в девочку рядится. Попам и материалистам не чужая. Вот кого бы нам послушать! Позвольте, мисс Эротика, пригласить Вас к нам! В глубине зала забарабанили ритмы визгливой музыки и, под них приплясывая, вышла в круг красотка и круто изогнула бедро. - Кто Вы? - Испуганно спросил Председатель. - Птоломей, а Вы можете идти. - Проститутка. Жрица продажной любви. А с Птоломеем мы родня. Без меня гениев нет. - Разве Эротика - Проститутка? - В чистом виде - да, мой мальчик! Меня ведь желают, глядя на женщин. - Объясните мне, как может быть продажная любовь? Нельзя духовное озарение, как благодать от бога, продать! Красотка томно подошла к Философу и прижалась ухом к седой голове. - Я не слышу, как бъется жалкий твой ум. А вот ты послушай, как бъется мое сердце! И она прижала его упирающуюся голову к своей невероятной груди. Философ застонал. Но она прислонила палец к его губам, попросив так помолчать. - Чтоб не стонать, мужик мне и платит за спасенье. Все просто и никакого озаренья нет. А стон называется любовью. Тела откликаются друг на друга, как магнитные полюса. И ничего ты не сможешь с этим сделать. Умом впейся в точку, как древний Схимник, терзай себя до боли, но тело твое всегда потянется к женщине. Даже жестом отталкивания. И будешь стонать. И будешь платить, потому что в деньгах бастион женщин. И будешь строить этот бастион, как бы это не унижало тебя. Люди всегда платят за любовь своим унижением. Когда б они поняли, что с унижением цена их падает, тогда б увидели, что их цена в достоинстве. - Вы не очень-то верьте ей, Ваша Честь! - Заворчал Материалист. - Меня деньги не унижают. Я их люблю. Ими, как своей любовью, окружаю женщин. Деньгами измеряется значимость мужчин. В них мера их возможностей. Вот это женщины и ценят! Поэт: - А может, наоборот? При муже, построившем этот бастион, она высматривает новые жертвы для своих новых побед. Никого женщина не любит так, как себя. Она себя лелеет, балует, наряжает, разукрашивает. Она в себе души не чает. Она от природы лишена чувства любви к другому человеку. Ее любовь - это любовь артиста к зрителю и ценителю ее. И будет тянуться от слабого к более серьезному ценителю, чтоб ярче показать ему свой талант. И будет нежиться в своем отражении от его глаз. Глаза потухли - и она ушла. Деньги ей нужны. Но только для оформления декораций своего представления. Я уверен, что высшая ценность для женщины - это блаженство от осознания совершенства своей всей сути, полученного отражением от мужчины с чрезвычайным вкусом. Только болван может ей повторять одно и то же: "Люблю, люблю!" Потому что это ложь, потому что это ни о чем не говорит и потому что не этого она ждет. Ложь от того, что любовь женщины к себе и любовь мужчины к ней имеют совершенно различную природу и навсегда чужды. Женщина это знает. Ей известно, что мужская любовь зависит от степени полового голода, от неприкаянности в этом мире и нестабильна, ее же любовь - от бога и вечная, как бог. Так же он ее любить не может. Не этого она ждет и ищет. Ей нужен помощник в раскрытии ее возможностей, таланта в очаровывании его же. Ей нужен в том восходящий процесс от примитива к совершенству. Вопрос "Скажи, чего ты хочешь?" не должен задавать мужчина, его задает женщина. Она исполняет роль. Наступает конец любви, как только она увидит пустые глаза. Глаза пустого зрителя, не понявшего ее, не поднимающего осторожно рамки требований в направлении ее таланта. Что важнее всего тогда, когда она и сама еще не осознает себя. Мужчина раскрывает ей пространство для самовыражения, вводя ее в него. Молчавший Священник спросил Проститутку: - Если прав Поэт, то почему Вам нравится за деньги отдават