. Эту задачу оказались не в состоянии решить ваши родители и оста- 117/6 вили ее вам. Вот вопрос вашей эволюции, предмет ваших исканий на время, отпущенное вам в жизни. Эта мысль заставила меня погрузиться в задумчивость. Падре Карл говорил еше о чем-то, но я был не в состоянии сосредоточиться на его словах. Да и угасавший огонь в камине действовал убаюкивающе. Я понял, что устал. Падре Карл выпрямился в кресле: -- Думаю, на сегодня вам уже не хватит энергии. Но позвольте на прошение высказать одну мысль. Вы можете ложиться спать и больше не думать о том, что мы обсуждали. Можете возвратиться к своей прежней ролевой установке или, наоборот, проснувшись завтра утром, придерживаться нового представления о том. кто вы есть. Если вы выберете последнее, у вас появится возможность сделать следующий шаг в этом направлении и пристально вглядеться во все остальное, что происходило с вами с самого рождения. Если вы охватите взглядом всю жизнь как единое повествование, с рождения до настоящего момента, то поймете, что все это время вы пытались ответить на этот вопрос. Вы осознаете, как получилось, что вы оказались здесь, в Перу, и что вам следует делать дальше. Я кивнул, пристально всматриваясь в него. В глазах, которые лучились теплом и заботой, было то же выражение, какое мне часто приходилось видеть и у Уила, и у Сан-чеса. -- Спокойной ночи. -- С этими словами падре Карл прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Я расстелил на полу спальный мешок и быстро заснул. Пробудился я с мыслью об Уиле. Мне хотелось спросить падре Карла, что еще ему известно о планах Уила. Пока я, не вылезая из мешка, размышлял, в комнату тихо вошел падре Карл и стал разводить огонь. Я расстегнул застежку спального мешка, и он обернулся на звук. -- Доброе утро! Как спалось? -- Хорошо, -- ответил я, вставая. "77Он положил на угли тоненькие дошечки, а потом поленья побольше. -- У ил говорил о своих планах? -- спросил я. Падре Карл встад и повернулся ко мне: -- Он сказал, что направляется к своему приятелю, чтобы у него дожидаться каких-то сведений, на которые он рассчитывает, по всей видимости, сведений о Девятом откровении. -- А что он еще сказал? -- допытывался я. -- Он говорил, что, по его мнению, кардинал Себастьян сам рассчитывает найти последнее откровение и, похоже, близок к цели. У ил считает, что от человека, в руках которого окажется последнее откровение, будет зависеть, суждено ли Манускрипту получить когда-либо широкое распространение и понимание. -- Почему? -- Мне, честно говоря, трудно судить об этом. У ид одним из первых собрал откровения и ознакомился с ними. Возможно, он разбирается в этом лучше, чем кто-либо другой из ныне здравствующих людей. Он, как мне кажется, считает, что с последним откровением все прочие станут более понятными и приемлемыми. -- Вы думаете, У ил прав? -- Не знаю. -- ответил пал ре Кард. -- Я не настолько разбираюсь в этом. Мне понятно лишь то, что требуется от меня. -- И что же именно? После небольшой паузы священник ответил: -- Как я уже говорил, моя истина заключается в том, чтобы помогать людям разобраться, кто они есть на самом деле. Когда я читал Манускрипт, мне стало ясна моя миссия. Я специализируюсь на Шестом откровении. Моя истина в том, чтобы помочь ближнему уяснить это откровение. И у меня получается, потому что я прошел через это сам. -- А какова была ваша ролевая установка? Он весело глянул на меня: -- Я был "следователем". -- Вы подчиняли себе людей, выявляя их недостатки и просчеты? -- Совершенно верно. Мой отец был "бедный я", а мать была "замкнутой". Они не обращали на меня никакого внимания. Чтобы получить хоть какую-то энергию внимания, мне оставалось лишь совать нос в то, чем они занимались, а потом отмечать, что не так. -- И когда вы избавились от этой установки? -- Примерно года полтора назад, когда познакомился с падре Санчесом и начал изучать Манускрипт. После того, как я посмотрел на своих родителей со стороны, я осознал, к чему меня готовил опыт жизни с ними. Понимаете, мой отец ратовал за то, чтобы доводить все до конца. Он всегда был нацелен на достижение результата. Все время у него было распланировано, и он судил о себе по тому, что ему удавалось сделать. Мать в большей степени полагалась на интуицию и была склонна к мистике. Она веровала, что каждый из нас сподобился наставления в духе и что смысл жизни в том, чтобы следовать в заданном направлении. -- А как относился к этому ваш отец? -- Он считал, что это сушая ерунда. Я улыбнулся, но ничего не сказал. -- Вам понятно, с чем меня оставили? -- спросил падре Карл. Я покачал головой: в полной мере мне этого было не уяснить. -- Благодаря отцу, -- стал объяснять падре Карл, -- я привык к мысли, что главное в жизни -- завершенность: это значит, что необходимо заниматься чем-то важным и доводить дело до конца. Но в то же время рядом была мать, которая говорила, что главное -- то, чем живет человек в душе, то, чем мы руководствуемся интуитивно. Мне стало ясно, что в моей жизни сочетаются оба этих мировоззрения. Я пытался найти путь внутрь себя, к той миссии, выполнить которую способен только я, зная, что следовать ей крайне важно, если я хочу испытать счастье и полноту жизни. 117/9Я кивнул. -- И вы можете себе представить. -- продолжал он. -- насколько меня взволновало Шестое откровение. Прочитав его, я тут же осознал, что моя задача заключается в том, чтобы помогать людям разобраться в этом откровении и дать каждому человеку возможность обрести чувство своего предназначения. -- А вы знаете, что привело Уила на путь, которым он следует теперь? -- Ла, он сообщил мне кое-какие сведения об этом. Как и у вас. ролевая установка Уила заключалась в уходе в себя, Как и в вашем случае, его родители были "следователями", у каждого из них было четкое мировоззрение, и каждый хотел, чтобы У ил принял его. Отец Уила, немей, был писателем и стоял на том, что человеку суждено стать совершенным и что весь род людской рано или поздно придет к совершенству. Отец Уила ратовал лишь за этот самый чистый из всех человеческих принципов, однако нацисты использовали его основную мысль о совершенстве для того, чтобы с ее помощью оправдать безжалостное уничтожение "низших рас". Из-за такого извращения основной идеи своего творчества старый писатель пережил страшное потрясение, и это побудило его переехать вместе с женой и маленьким Уилом в Южную Америку. Его жена была перуанка, она выросла в Америке и там получила образование. Она тоже писала, но в своем мировоззрении придерживалась в основном философских взглядов Востока. Она считала, что жизнь дана для того, чтобы достичь внутреннего просветления, выйти на высшую ступень сознания, для которой ха-"рактерны умиротворение духа и отрешенность от всего мирского. По ее убеждению, смысл жизни не в совершенствовании, а в отказе от необходимости что-либо совершенствовать, к чему-либо стремиться... Вы понимаете, где при этом оказался Уил? Я отрицательно покачал головой. -- Он оказался в затруднительном положении, -- продолжал падре Карл. -- Его отец отстаивал западноевропейскую идею о необходимости трудиться во имя прогресса и совершенствования, а мать придерживалась восточного представления о том, что жизнь дана лишь для обретения мира в душе. Родители подготовили Уила к работе над слиянием в одно целое отличных друг от друга основных философских взглядов восточной и западной цивилизаций, хотя на первых порах он этого не понимал. Сначала он стал инженером, посвятив себя прогрессу, а потом простым проводником, чтобы обрести мир в душе, показывая людям прекрасные, волнующие своей красотой уголки нашей страны. Но когда Уил обнаружил Манускрипт, все это ожило в нем. В откровениях содержался прямой ответ на его главный вопрос. В них ему открылось, что идеи Востока и Запада, по сути дела, могут соединиться, образуя некую более возвышенную истину. Знакомясь с откровениями, мы видим, насколько правомочна точка зрения Запада, согласно которой смысл жизни в прогрессе, в устремленности к еще более высокой ступени развития. Однако Восток тоже прав, когда подчеркивает, что нам необходимо отказаться от подчинения себе других при помощи своего "я". Мы не в состоянии идти дальше, руководствуясь одной лишь логикой. Нам нужно обрести большую полноту сознания, сподобиться внутреннего единения в Господе, потому что лишь тогда, став более возвышенными, мы сможем направлять свою "устремленность к чему-то лучшему. Когда Уил начал уяснять эти откровения, вся жизнь его оказалась вовлеченной в какой-то поток. Он познакомился с Хосе, тем самым священником, который первым нашел и перевел Манускрипт. Вскоре после этого он встретился с владельцем Висьенте и помог организовать там исследования. Примерно в это же время у него завязалась дружба с Хулией, которая, как и он, показывала людям дорогу в девственные леса.Ё !-' if Именно Хулия стала для Уила наиболее близким человеком. Они оба сразу почувствовали эту близость из-за схожести стоявших перед ними вопросов. Хулия выросла в семье, где отец вел беседы о духовном, но делал это как-то странно, с причудами. Мать, с другой стороны, преподавала риторику в колледже и была неутомимой спорщицей, ратовавшей за ясность мышления. Естественно, Хулия поняла, что ей необходимо больше знать о духовном, но при этом она хотела, чтобы эти знания были доходчивыми и четко сформулированными. Уил искал слияния восточного и западного, которое давало бы понимание духовного мира человека, а Хулии нужно было, чтобы объяснение этого давалось в абсолютно четкой форме. Все это они нашли для себя в Манускрипте. -- Завтрак готов! -- донесся из кухни голос Санчеса. Я удивленно обернулся. Мне и в голову не приходило, что Санчес уже встал. Прервав беседу, мы с падре Карлом встали и прошли на кухню, где нас ждал завтрак, состоящий из фруктов и кукурузных хлопьев. Потом падре Карл предложил мне прогуляться вместе с ним на развалины. Я согласился, так как мне очень хотелось побывать там снова. Мы посмотрели на падре Санчеса, но тот вежливо отказался: ему нужно было съездить в долину и сделать несколько телефонных звонков. Когда мы вышли из дома, небо было кристально чистым и над вершинами ярко сияло солнце. Мы шли размашистым шагом. -- Как вы думаете, можно ли связаться с У илом? -- спросил я. -- Лумаю, что нет, -- ответил падре Карл. -- Он не назвал имен своих друзей. Единственное, что можно было бы сделать, -- это отправиться в Икитос, городок близ северной границы, но мне кажется, что сейчас это может быть небезопасным. -- А почему именно туда? -- Уил сказал, что, по его соображениям, поиски приведут его именно в этот городок. Там в окрестностях много развалин. Да и миссия кардинала Себастьяна расположена неподалеку. -- Вы считаете, Уил найдет последнее откровение? -- Не знаю. Несколько минут мы шли молча. Потом падре Карл СПрОСИЛ: -- А для себя вы уже решили, каким путем идти? -- О чем вы? -- Падре Санчес рассказывал, что поначалу вы говорили, будто сразу вернетесь в Штаты, но потом вроде бы проявили большой интерес к знакомству с откровениями. Какие чувства вы испытываете теперь? -- Сомнения, -- сказал я. -- Однако почему-то мне хочется идти дальше. -- Насколько мне известно, у вас на глазах убили человека? -- Совершенно верно. -- И вы все-таки хотите остаться? -- Нет, -- неуверенно ответил я. -- Я хочу бежать, спасать свою жизнь... и все же я здесь. -- Как по-вашему, почему так происходит? Я всмотрелся в его лицо: -- Не знаю. А вы знаете? -- Помните, на чем мы прервали беседу вчера вечером? Я вспомнил все до мелочей: -- Мы выяснили главный вопрос в жизни, который оставили мне родители: найти такую духовность, которая предоставляла бы возможность вырасти в своих глазах, привносила бы в бытие ощущение риска и полноты жизни. И вы сказали, что если я пристально вгляжусь в ход своей жизни, то этот вопрос позволит мне увидеть свою жизнь во всей полноте и уяснить, что происходит со мной сейчас. Священник таинственно улыбнулся: -- Да, по Манускрипту все именно так и произойдет. -- А как это происходит?-- Каждый из нас должен присмотреться к значительным поворотам своей судьбы и осмыслить их по-новому, в связи со своим развитием. Я непонимающе покачал головой. -- Постарайтесь понять, как менялись ваши интересы, как в вашу жизнь входили значимые для вас друзья, в какой последовательности происходили стечения обстоятельств. Разве все это не вело вас куда-то? Я принялся вспоминать свою жизнь начиная с детских лет. но мне никак было не найти какого-нибудь примера. -- Как вы проводили время, когда росли? -- спросил падре. -- Не знаю... Наверное, я был обычным ребенком. Много читал. -- А что вы читали? -- В основном детективы, научную фантастику, рассказы о привидениях и все такое. -- И что же было в вашей жизни потом? Я подумал о том влиянии, которое оказал на меня дед, и рассказал падре Карлу о своем озере в горах. Он многозначительно кивнул: -- А что было, когда вы выросли? -- Уехал учиться в колледже. Дед умер, когда меня не было дома. -- Что вы изучали в колледже? -- Социологию. -- А почему? -- Познакомился с одним преподавателем, который мне понравился. Меня заинтересовали его знания человеческой природы. И я решил учиться у него. -- А что было потом? -- Закончил колледж и стал работать. -- Работа вам нравилась? -- Ла, и довольно долго. -- Затем что-то переменилось? -- У меня появилось ощущение, что того, что я делаю, далеко не достаточно. Я работал с подростками с нарушен- ной психикой и считал, что знаю, каким образом они могли бы преодолеть перенесенное в прошлом и отказаться от своего вызывающего поведения, которое было им далеко не на пользу. Я лумал, что сумею помочь им жить дальше. В конце концов я понял, что в моем подходе к ним чего-то недостает. -- И что тогда? -- Я бросил это дело. -- И?.. -- Мне позвонила моя приятельница и рассказала про Манускрипт. -- Тогда вы и решили отправиться в Перу? -- Ла. -- Как вы оцениваете произошедшее с вами здесь? -- Лумаю, что я свихнулся, -- честно признался я. -- Мне кажется, я дождусь, что меня убьют. -- А что вы думаете о том, каким образом все это с вами происходило? -- Не понимаю. -- Когда падре Санчес рассказал мне, что случилось с вами после приезда в Перу, -- стал объяснять падре Карл, -- я был поражен тем, что в результате целой цепи стечений обстоятельств вы оказались лицом к лицу с откровениями Манускрипта как раз в нужный для вас момент. -- И что, по-вашему, это значит? -- спросил я. Он остановился и повернулся ко мне: -- Это значит, что вы готовы. У вас есть то же, что и у всех нас. Вы пришли к тому, что вам нужен Манускрипт, чтобы ваша жизнь не остановилась в своем развитии. Только подумайте, насколько удачно складываются события в вашей жизни. Вас с самого начала интересовало таинственное, и этот интерес в конце концов привел вас к изучению человеческой природы. Почему, по-вашему, вам довелось встретить того преподавателя социологии? Он выкристаллизовал ваши интересы и подвел к тому, чтобы охватить взглядом тайну из тайн: положение человечества на этой планете, вопрос о смысле жизни. Потом вы в какой- iг то степени познали, что смысл жизни связан с преодолением прошлого и устремленностью вперед. Именно поэтому вы работали с трудными детьми. Однако, как вы теперь понимаете, нужно было познакомиться с откровениями, чтобы стало ясно, чего не хватало в вашем подходе к этим детям. Лля того чтобы дети с нарушениями психики могли развиваться дальше, им нужно проделать то же, что и всем нам: приобщиться к достаточно мошному источнику энергии, понять, что стоит за обостренной ролевой установкой каждого, за тем, что вы называете "вызывающим поведением", и устремиться дальше в духовном развитии, развитии, которое вы все это время силились постичь. Взгляните на все эти события более широко. Интересы, которые вели вас по жизни в прошлом, все эти стадии роста лишь готовили вас к тому, чтобы сейчас вы оказались здесь и изучали откровения. Вы были вовлечены в последовательный поиск духовности, которая позволила бы вам подняться над самим собой, и в конечном счете, благодаря энергии, почерпнутой в природном окружении, где вы выросли, энергии, видеть которую вас пытался научить дед, вы набрались смелости и приехали в Перу. Вы здесь потому, что вам необходимо быть здесь, чтобы продолжить свое развитие. Вся ваша жизнь -- это долгий путь, который привел вас прямо к тому, что происходит с вами в настоящий момент. Падре Карл улыбнулся: -- Когда вы в полной мере воспримете такой взгляд на жизнь, вы обретете то, что в Манускрипте называется незамутненным пониманием своего духовного пути. По Манускрипту, мы должны затратить на выяснение своего прошлого столько времени, сколько будет необходимо. У большин-| ства из нас есть ролевая установка, которую нужно превоз- мочь, и когда нам это удастся, мы сможем уразуметь высший смысл того, почему мы родились именно в семье наших ; родителей и к чему нас готовили все неожиданные поворо-.' ты судьбы. У всех нас есть духовное предназначение, своя 186 миссия, и все мы выполняем ее, не вполне осознавая этого, и как только это предназначение целиком овладеет нашим сознанием, в нашей жизни произойдет небывалый подъем. Что касается вас, вы выяснили это предназначение. Теперь вы должны идти вперед, позволяя стечениям обстоятельств приводить вас ко все более ясному представлению о том, как дальше выполнять свою миссию и что еше нужно сделать здесь. С того момента, как вы оказались в Перу, вы выезжали за счет энергии У ила и падре Санчеса. Но теперь пора учиться, как двигаться дальше самому... сознательно. Священник собирался сказать что-то еще, но наше внимание привлек нагонявший нас на всей скорости грузовичок Санчеса. Остановившись на обочине, Санчес опустил стекло дверцы. -- Что-то случилось? -- спросил падре Карл. -- Мне нужно срочно возвращаться в миссию, вот только соберу вещи, -- проговорил Санчес. -- Там правительственные войска... и кардинал Себастьян. Мы оба вскочили в грузовичок, и Санчес повел его обратно к дому падре Карла. По дороге он рассказал, что военные прибыли к нему в миссию, чтобы изъять все списки Манускрипта и, возможно, закрыть ее. Подъехав к дому, мы торопливо зашли в него. Падре Санчес тут же стал упаковывать веши. Я стоял и размышлял, как быть. Падре Карл подошел к Санчесу и сказал: -- Лумаю, что мне нужно ехать с вами. -- Вы уверены? -- обернулся к нему Санчес. -- Да, я считаю, что должен ехать. -- С какой целью? -- Пока не знаю. Санчес какое-то время пристально всматривался в него, а потом снова принялся укладываться: -- Ну, если вы считаете, что так лучше... Я стоял, прислонившись к дверному косяку: -- А как быть мне? Они посмотрели в мою сторону. -- Это решать вам, -- сказал падре Карл.Я по-прежнему молча смотрел на них. -- Вы должны принять решение, -- спокойно проговорил Санчес. Я не мог поверить: неужели им настолько безразлично, что я скажу? Ехать с ними означало верный арест перуанскими военными. И в то же время, как я мог оставаться здесь один? -- Послушайте, -- произнес я. -- Я не знаю, как мне быть. Вы должны помочь мне. Могу ли я укрыться где-нибудь в другом месте? Священники переглянулись. -- Думаю, что нет. -- проговорил падре Карл. Я смотрел на них, и внутри у меня, как снежный ком, разрасталось чувство тревоги. Падре Карл улыбнулся мне: -- Не падайте духом. Помните, кто вы. Санчес подошел к одной из сумок и вытащил оттуда какую-то папку. -- Это список Шестого откровения, -- сказал он. -- Может, познакомившись с ним, вы решите, как вам поступить. Я взял список, а Санчес обратился к падре Карлу: -- Когда вы сможете отправиться? -- Мне нужно кое с кем встретиться, -- ответил падре. -- Наверное, через час. Санчес повернулся ко мне: -- Почитайте и подумайте, а потом поговорим. Оба священника снова принялись готовиться к отъезду, а я вышел из дома и, усевшись на большой камень, открыл Манускрипт. Он в точности повторял то, о чем говорили падре Санчес и падре Карл. Разбираясь в своем прошлом, мы уясняем свои собственные способы подчинения себе других, которыми овладеваем в детстве. И как только мы сможем преодолеть в себе эту привычку, говорилось в откровении, мы откроем в себе свою высшую суть, наше "я" в развитии. Я одолел Шестое откровение буквально за полчаса, и мне сразу стала ясна суть прочитанного. Прежде чем обрести ошушение, что жизнь движется вперед благодаря непостижимым стечениям обстоятельств, человек должен осознать, кто он есть на самом деле. Об этом состоянии духа в наши дни свидетельствовало уже немало людей. В это время появился падре Карл. Заметив меня, он подошел. -- Закончили? -- спросил он. по обыкновению тепло и дружелюбно. -- Ла. -- Не будете возражать, если я посижу тут с вами9 -- Прошу вас. Священник устроился рядом и, помолчав немного, СПрОСИЛ: -- Вы поняли, что идете путем открытий? -- Думаю, что да. Ну и что? -- Теперь вам нужно твердо поверить в это. -- Каким образом, если мне так страшно? -- Вы должны понять, что поставлено на карту. Истина, к которой вы стремитесь, так же важна, как и сама эволюция Вселенной, ибо делает возможным ее продолжение. Неужели не понимаете? Падре Санчес рассказывал мне о вашем видении эволюции на горной вершине. Вы проследили все развитие материи от простого колебания водорода до появления человека. Вам хотелось узнать, как люди продолжают этот процесс. Теперь вы нашли ответ: человек рождается, чтобы занять свое место в истории, чтобы что-то обрести и отстаивать. Он создает союз с другим человеком, тоже обретшим свое предназначение. От этого союза появляются на свет дети, которые устремлены к сочетанию в себе на более высоком уровне истин отца и матери, и направляют их к этому стечения обстоятельств. Как вы, без сомнения, уже поняли из Пятого откровения, всякий раз. когда мы наполняемся энергией, происходит стечение обстоятельств, которое ведет нас дальше. Мы сами устанавливаем этот уровень энергии длясебя, получая таким образом возможность существования на более высоком уровне колебания. Наши лети воспринимают уровень колебания от нас и выводят его на еще большую высоту. Так мы, люди, продолжаем эволюцию. Сегодня разница заключается в том, что мы готовы сознательно осуществлять этот процесс и ускорять его. Как бы вы ни были напуганы, теперь у вас нет выбора. Когда вы узнали, в чем смысл жизни, это знание уже невозможно стереть. Если вы попытаетесь посвятить свою жизнь чему-нибудь другому, вас никогда не покинет ощущение, что вам чего-то не хватает. -- Но как мне быть теперь? -- Не знаю. Это можете знать только вы. Но я предложил бы вам сначала вобрать в себя немного энергии. Из-за угла дома показался падре Санчес, который подошел, старательно отводя глаза в сторону и стараясь не шуметь, словно ему не хотелось прерывать нас. Я попытался сосредоточиться сам и сконцентрировать свой взгляд на окружавших дом скалистых вершинах. Глубоко вдохнув, я понял, что с того времени, как вышел на улицу, был полностью погружен в себя, словно у меня сузился кругозор. Я отсек себя от красоты и величественности гор. Вглядываясь в окружающую меня природу и сознательно пытаясь насладиться ею, я испытал уже знакомое ощущение сопричастности. Казалось, все стало выступать более отчетливо и испускать едва заметное мерцание. Пришло ощущение легкости и бодрости во всем теле. Я взглянул сначала на падре Санчеса, потом на падре Карла. Они пристально смотрели на меня, и мне стало ясно, что они следят за моим энергетическим полем. -- Ну, как я выгляжу? -- спросил я. -- Вы выглядите так, словно вам стало лучше, -- ответил Санчес. -- Оставайтесь здесь и накапливайте как можно больше энергии. Нам еще минут двадцать собираться. Священник лукаво улыбнулся. -- После этого, -- добавил он, -- вы будете готовы начать. Приобщение k nomoky Священники вернулись в дом, а я провел еще несколько минут, любуясь красотой гор и пытаясь накопить побольше энергии. Затем я утратил сосредоточенность и стал рассеянно размышлять об Уиле. Где он? Близок ли к тому, чтобы найти Девятое откровение? Я представил Уила бегущим через джунгли с зажатым в руке Девятым откровением, его преследовали солдаты. Мне пришло в голову, что руководит погоней кардинал Себастьян. Однако даже в этом видении было ясно, что Себастьян, несмотря на всю свою власть, неправ: кардинал совершенно неверно представляет воздействие, которое окажут откровения на людей. Мне показалось, что кто-то должен заставить его изменить точку зрения, если только нам удастся выяснить, какая часть Манускрипта так страшит его. Пока я раздумывал над этим, мне вспомнилась Марджори. Где она сейчас? Я попытался представить нашу встречу. Как это произойдет? Хлопнула входная дверь, и этот звук вернул меня к действительности. Я снова почувствовал слабость и нервозность. Из-за угла вышел Санчес и направился ко мне. Он шел быстрым, целеустремленным шагом. Подсев ко мне, он спросил: -- Вы решили, как вам быть7 Я покачал головой. -- По вашему виду не скажешь, что вы полны сил. -- А я и не чувствую этого. -- Может быть, набираясь энергии, вы действуете несколько бессистемно? -- Что вы имеете в виду? i'9'i-- Позвольте, я расскажу, как я набираюсь энергии. Возможно, мой метол пригодится вам, чтобы выработать собственный. Я согласно кивнул, и священник принялся объяснять: -- Первым делом я сосредоточиваюсь на окружающем, что, как мне кажется, делаете и вы. Затем стараюсь представить, как выглядит мир вокруг, когда я наполнен энергией. Для этого я восстанавливаю в памяти красоту природы, особенно растений, их необыкновенно яркие цвета и исходящее от них мериание. Вы следите за тем, что я говорю? -- Да, и стараюсь делать то же самое. ---- Затем, -- продолжал священник, -- я стараюсь испытать чувство сопричастности, чувство того, что я могу притронуться ко всему сущему, соединиться с ним, как бы далеко это ни было. А потом делаю вдох и вбираю все это в себя. -- Делаете вдох и вбираете?.. -- А разве падре Джон не объяснял вам этого? -- Нет. Вид у Санчеса был смущенный: -- Возможно, он хотел вернуться и рассказать об этом позже. Этот юноша нередко так делает. Уходит и оставляет ученика поразмыслить над тем, чему только что научил, а потом, в самый нужный момент, появляется, чтобы добавить к своим наставлениям что-нибудь еще. Полагаю, Джон собирался еще раз поговорить с вами, но мы слишком быстро уехали. -- Хотелось бы узнать об этом соединении со всем сушим, -- сказал я. -- Помните ощущение радости жизни, которое вас охватило на вершине? -- Помню. -- Чтобы вновь испытать это ощущение, я стараюсь вобрать в себя энергию, к которой только что приобщился. Я старался ничего не упустить из рассказа Санчеса. Слушая объяснения священника, я почувствовал, что приобщаюсь к энергии все больше и больше. Мир вокруг меня расцвел необыкновенной красотой. Даже от камней, казалось, исходило беловатое свечение, а широко раздавшееся в стороны энергетическое поле Санчеса начало отливать голубым. Теперь священник сосредоточенно делал глубокие вдохи и задерживал секунд на пять дыхание перед тем, как выдохнуть. Я последовал его примеру. -- Когда мы представляем себе, -- говорил Санчес, -- что с каждым вдохом вбираем в себя энергию и наполняемся ею как воздушный шар, нас охватывает необыкновенный подъем, мы чувствуем, что становимся значительно легче и бодрее. Сделав несколько вдохов, я начал ощущать себя именно так. -- Вобрав в себя на вдохе энергию, -- продолжал падре, -- я проверяю, то ли самое чувство я испытываю. Как я уже говорил, я считаю это верным знаком того, что действительно приобщился. -- Вы имеете в виду любовь? -- Совершенно верно. В миссии мы уже говорили, что любовь -- это не то, что создается силой разума, не моральный долг и не что-либо еше. Это чувство существует в виде фона и возникает у того, кто приобщается к энергии Вселенной, которая, несомненно, есть энергия Господа. Падре Санчес пристально смотрел на меня, несколько сместив угол зрения. -- Ну вот, -- проговорил он, -- вы его и достигли. Это и есть тот уровень энергии, который вам необходим. Я вам немного помог, но вы уже готовы к тому, чтобы выходить на него самостоятельно. -- А что значит "немного помог"? Падре Санчес покачал головой: -- Пусть сейчас это вас не занимает. Узнаете об этом позже, в Восьмом откровении. В эту минуту показался падре Карл. У него было такое выражение, словно ему доставляло удовольствие смотреть на нас. Подойдя, он обратился ко мне: -- Вы уже приняли решение? 7 Зак N" 104Его вопрос вызвал у меня раздражение; мне пришлось приложить все усилия, чтобы в результате этого не утратить энергию. -- Не подпадайте опять под свою ролевую установку и не уходите в себя, -- предупредил падре Карл. -- Вам не избежать выбора. Как, вы думаете, следует поступить? -- Ла никак я не думаю, -- сказал я. -- В этом-то и проблема. -- Вы уверены? Когда приобщишься к энергии, начинаешь мыслить уже по-другому. Я удивленно посмотрел на него. -- Мысли, -- принялся растолковывать он, -- которые вы обыкновенно прокручиваете в голове, пытаясь контролировать происходящее, коренным образом меняются, ко г- -да отказываешься от своей ролевой установки. Как только вы наполняетесь внутренней энергией, ваше сознание по-сешают совершенно иные мысли, из какой-то возвышенной части вашего существа. Это ваша интуиция. Новые помыслы несут и новые ощущения. Они просто возникают в глубине души, иногда это видения или мимолетные картины, и приходят они на ум, чтобы направлять, вести вас. Я так ничего и не понял. -- Расскажите, о чем вы размышляли, когда мы оставили вас одного, -- попросил падре Карл. -- Я не уверен, что все помню. -- А вы постарайтесь вспомнить. Я попытался сосредоточиться: -- Мне кажется, я думал об У иле, близок ли он к тому, чтобы найти Девятое откровение, и еше я размышлял об ополчившемся на Манускрипт кардинале Себастьяне. -- А еше о чем? -- Я вспоминал Марджори -- что с ней? Но как при помоши этого я узнаю, что мне делать? -- Позвольте мне объяснить, -- начал падре Сан-чес. -- Обретя достаточно энерсии, вы готовы к сознательному участию в эволюции, к тому, чтобы самому задавать движение ее потоку, создавать стечения обстоятельств, которые будут вести вас вперед. Выражается ваше участие в своей же эволюции совершенно необычно. Сначала, как я уже говорил, вы накапливаете необходимое количество энергии, затем обращаетесь к своему основному жизненному вопросу -- тому, с которым вас оставили родители, -- потому что именно этот вопрос определяет направление вашей эволюции. Потом вы сосредоточиваетесь на своем жизненном пути, для чего обращаетесь к менее значительным вопросам, стоящим перед вами прямо сегодня. Эти вопросы непременно имеют отношение к вашему главному вопросу и определяют, на каком этапе жизненных исканий вы сейчас находитесь. Осознав, какие вопросы вам необходимо решить в ближайшее время, вы при помоши интуиции непременно почувствуете, как быть и куда идти. Что-то обязательно подскажет вам, каким должен быть следующий шаг. Этого не произойдет лишь в том случае, если вы пришли не к тому вопросу. Понимаете, главное в жизни -- не получать ответы. Главное -- выяснить, в чем сегодня заключаются ваши вопросы. Если вы правильно сформулируете вопросы, ответы непременно найдутся. После того как вы интуитивно почувствуете, что может произойти дальше, ваш следующий шаг в том, чтобы быть начеку и смотреть в оба. Рано или поздно возникнет стечение обстоятельств, благодаря которому вы начнете двигаться в направлении, подсказанном интуицией. Понимаете, о чем я говорю? -- Думаю, что да. -- Так вот, -- продолжал священник, -- не кажется ли вам, что эти мысли об Уиле, Себастьяне и Марджори имеют большое значение? Подумайте, исходя из пережитого вами в жизни, почему вы вспомнили об этих людях именно сейчас? Из своего детства вы вынесли желание узнать, каким образом сделать жизнь в духе увлекательным занятием, которое позволило бы вам вырасти в собственных глазах, верно? -- Верно. "95-- Повзрослев, вы заинтересовались таинственным, изучали социологию и работали с людьми, хотя еше не понимали, почему занялись именно этим. Затем, когда в вас что-то стало просыпаться, вы узнали о Манускрипте и поехали в Перу, нашли для себя, одно за другим, откровения и постепенно из каждого выяснили, какой духовности вы взыскуете. С пониманием этого, если вы определите стоящие перед вами вопросы и уясните предлагаемые на них ответы, вы сможете обрести сверхсознание эволюции. Я смотрел на него не говоря ни слова. -- Какие вопросы стоят сейчас перед вами? -- спросил падре Карл. -- Думаю, мне хочется узнать, что таится в остальных откровениях, -- признался я. -- Особенно хочется выяснить, найдет ли Уил Девятое откровение. Я хочу знать, что с Марджори. И я должен разобраться, что представляет собой кардинал Себастьян. -- И что же подсказывает вам интуиция? -- Не знаю. Я думал о том, как встретиться с Марджори, об Уиле, которого преследовали солдаты. Что это значит? -- А где солдаты гнались за Уилом? -- В джунглях. -- Возможно, это говорит о том, куда вы должны отправиться. В джунглях расположен Икитос. А что насчет Марджори? -- Я видел, что снова встречусь с ней. -- А Себастьян? -- Я подумал, что он противоборствует Манускрипту потому, что не понимает его, и что его можно переубедить, выяснив, что именно так страшит его в Манускрипте. Оба священника переглянулись в полнейшем изумле- нии. -- Ну и что же это значит? -- спросил я. Падре Карл ответил вопросом на вопрос: -- А как вы считаете? Впервые после испытанного на вершине я снова ощутил, что полон энергии и уверен в себе. Взглянув на них, я произнес: -- Думаю, это значит, что я должен отправиться в джунгли и попытаться выяснить, что пугает Церковь в Манускрипте. -- Совершенно верно! -- улыбнулся падре Кард. -- Можете взять мою машину. Я кивнул, и мы пошли к дому, где прямо перед входом стояли машины. Мои веши вместе с запасом еды и воды уже были уложены в автомобиль падре Карла. Грузовичок падре Санчеса тоже был готов. -- Вот что мне хочется вам сказать, -- обратился ко мне Санчес. -- Не забывайте останавливаться, сколько будет необходимо, и подзаряжаться энергией. Пусть вас не покидает ощущение полноты, не оставляет чувство любви. Помните, что как только вы сподобитесь состояния бесконечной любви, ваш запас энергии всегда будет восполнен, сколько бы ее у вас ни забирали. По сути дела, истекающая из вас энергия будет образовывать поток, который в том же объеме будет наполнять вас ею же. Вашей энергии уже не суждено иссякнуть, но только в том случае, если вас никогда не будет покидать чувство полноты и любви. Это особенно важно, когда вы взаимодействуете с людьми. ._.- Священник умолк. В это же время, словно они сговорились, ко мне подошел падре Карл: -- Вы познакомились со всеми откровениями, кроме двух -- Седьмого и Восьмого. В Седьмом речь идет о сознательной эволюции человека, о постоянной готовности к любому стечению обстоятельств, ко всем ответам, которые посылает нам Вселенная. Он вручил мне тоненькую папку: -- Это Седьмое откровение. Оно очень краткое и носит общий характер. В нем говорится, что нам часто бросаются в глаза такие веши и приходят на ум такие мысли, которые наставляют нас на путь истинный. Что касается Восьмого откровения, в свое время вы сами придете к не- 1197/му. В нем объясняется, как мы можем помочь другим людям, которые доставляют нам искомые ответы. Более того, там описывается целый свод этических правил, которыми должны руководствоваться люди в своих отношениях, чтобы облегчить друг другу эволюцию. -- Почему же вы не можете передать мне Восьмое откровение прямо сейчас? Падре Карл улыбнулся и положил мне руку на плечо: -- Потому что, по нашему мнению, этого не следует делать. Мы тоже должны следовать тому, что нам подсказывает интуиция. Вы обретете Восьмое откровение, как только верно поставите вопрос. Я сказал, что мне все понятно. Священники обняли меня и пожелали всяческих благ. Падре Карл подчеркнул, что вскоре нам суждено встретиться вновь и что я действительно найду ответы, ради которых здесь и нахожусь. Мы уже собирались разойтись по машинам, когда Сан-чес вдруг обернулся ко мне: -- Интуиция подсказывает, что я должен сказать вам следующее. Пусть на вашем пути вас ведет восприятие красоты и воображение. Те места и те люди, которые дадут вам нужные ответы, будут выглядеть светозарными и необыкновенно привлекательными. Более подробно узнаете об этом позже. Кивнув, я сел в машину падре Карла и следовал за ними по каменистой дороге несколько миль, пока мы не подъехали к развилке. Санчес помахал мне рукой из заднего окна машины, и они с падре Карлом направились на восток. Я какое-то время смотрел им вслед, а потом повернул старый грузовичок на север, в сторону бассейна Амазонки. Я чувствовал, как во мне растет раздражение. За три с лишним часа я преодолел немалое расстояние, а теперь стоял на развилке и никак не мог решить, которую из двух дорог выбрать. Одна дорога уходила налево. Судя по карте, она на протяжении ста миль шла на север у подножия гор, а потом уходила на восток, к Икитосу. Другая вела направо и пролегала через тропический лес, чтобы в конце концов соединиться с первой дорогой. Я глубоко вздохнул и попытался расслабиться, потом бросил взгляд в зеркало заднего вида. Никого. В самом деле, я уже больше часа никого не встречал -- ни машин, ни бредущих по дороге местных жителей. Я попытался стряхнуть охватившее меня беспокойство, понимая, что должен расслабиться и сохранять сопричастность, если хочу принять верное решение. Я сосредоточил внимание на том, что меня окружало. Дорога справа, проходя между несколькими огромными деревьями, вокруг которых из земли выступали массивные валуны, уходила вдаль к лесу. Громадные камни были окружены густыми зарослями тропических растений. Другая дорога -- через горы -- казалась голой. Там росло лишь одно дерево, другой растительности было очень немного, весь остальной пейзаж составляли скалы. Я опять перевел взгляд на дорогу, ведущую к лесу, и попробовал вызвать состояние любви. Там ярко зеленели . деревья и кустарники. Я обратил взгляд налево и попытался проделать то же самое. Тут же бросилась в глаза полоска цветущих трав на обочине. Сами травинки были блеклые и в пятнышках, однако белые цветы, если охватить сразу всех взглядом, создавали неповторимый узор. "Интересно, -- думал я, -- как это я раньше их не заметил?" Теперь они-' уже чуть ли не светились. Я попытался охватить взглядом, то, что там было. Небольшие камни и коричневатые участки гравия, казалось, приобрели необычно четкие очертания, и их цвета стали значительно ярче. Все переливалось янтарными, фиолетовыми и даже темно-красными отблесками. Я снова бросил взгляд на путь, ведущий в джунгли. Сама дорога, деревья и кустарники были красивы, но теперь не шли ни в какое сравнение с видом напротив. "Как это может быть, -- недоумевал я. -- Ведь сначала лесная дорога казалась более привлекательной". Я бросил еще один взгляд налево, и мое интуитивное впечатление стало еще ярче. Изящество форм и богатство красок просто поражали. Это меня убедило. Я завел машину и двинулся по горной дороге, уверенный в том, что принял верное решение. Машину трясло: на дороге было полно камней и выбоин. Меня подбрасывало на сиденье -- весь вес приходился на ягодицы, спина и шея -- прямые, и ощущение было такое, что тело стало легче. Руки лежали на руле, но не опирались на него. Часа два я ехал без происшествий, то и дело доставая что-нибудь из корзинки, которую собрал падре Карл. Дорога была совершенно пустынна и петляла то вверх, то вниз среди невысоких холмов. Забравшись на один из них, я заметил среди небольших деревьев две машины, которые выглядели просто развалинами. Они прижались к самому краю обочины. Людей не было видно, и я решил, что машины брошены. Дальше дорога резко поворачивала влево и серпантином спускалась в широкое ущелье. С вершины холма было видно на несколько миль вокруг. И тут я резко затормозил. На пути в ущелье по обеим сторонам дороги притаилось несколько военных машин. Рядом стояли солдаты. По спине пробежал холодок: дорога перекрыта. Я дал задний ход, чтобы убраться с вершины холма, поставил машину между двух больших валунов, затем вышел из нее и вернулся к месту, где ушелье было видно как на ладони, чтобы еще раз взглянуть, что там делается. Одна из военных машин двинулась в противоположную сторону. Неожиданно позади послышались какие-то звуки, я резко обернулся. Это был Фил, эколог, с которым я познакомился в Висьенте. Он был поражен не меньше меня. -- Что вы здесь делаете? -- воскликнул ученый, бросаясь ко мне. -- Пытаюсь попасть в Икитос. 2оо На липе Фила была написана явная тревога: -- Мы тоже, только власти совсем с ума посходили с этим Манускриптом. Пытаемся вот решить, стоит ли рискнуть и попробовать пробраться через этот заслон. Нас четверо. -- Фил кивнул в сторону. За деревьями я действительно заметил несколько человек. -- А вам зачем в Икитос? -- поинтересовался он. -- Пытаюсь разыскать Уила. Мы потеряли друг друга в Кула. Но, по слухам, он направился в Икитос на поиски оставшейся части Манускрипта. От моих слов ученый, похоже, пришел в ужас: -- Он не должен делать этого! Военные запретили иметь у себя списки. Вы слышали о том, что произошло в Висьенте? -- Да, кое-что слышал, а что вам известно об этом? -- Меня самого там не было, но, насколько мне известно, военные ворвались туда и арестовали всех, кто имел списки. Были задержаны и допрошены все туристы. Дейла и других ученых куда-то увезли. Никто не знает, что с ними. -- А вы не знаете, отчего власти придают такое значение Манускрипту? -- спросил я. -- Не знаю. Но когда я выяснил, насколько здесь становится опасно, я решил вернуться в Икитос, чтобы забрать результаты своих исследований и сразу же уехать из страны. Я подробно рассказал о том, чо случилось со мной и У илом после отъезда из Висьенте, не забыв и о перестрелке в горах. -- Черт возьми, -- проговорил он. -- И вы по-прежнему играете во все это? Его слова немного смутили меня, но я сказал: -- Послушайте, если мы ничего не предпримем, власти не оставят от Манускрипта и следа. Мир лишится знаний, которые несут откровения, а я считаю, что это очень важно. -- Настолько важно, что за это можно отдать жизнь? В это мгновение до нас донесся шум моторов. Машины военных двинулись по ушелью в нашу сторону. -- О, черт! -- выругался Фил. -- Вот и они. Не успели мы и пошевелиться, как послышался рев двигателей и с другой стороны. -- Мы окружены! -- закричал Фил. Казалось, его охватила паника. Я подбежал к машине и быстро переложил содержимое корзины с продуктами в небольшой пакет. Вынув папки с Манускриптом, я тоже было положил их в пакет, но потом передумал и засунул под сиденье. Рев моторов нарастал, и я метнулся за Филом через дорогу. Буквально скатившись по склону, я наткнулся на прижавшихся за камнями Фила и его спутников. Я присоединился к ним. Оставалось уповать на то, что военные проедут мимо, посчитав, как и я, что машины брошены. Моего грузовичка видно не было. Первыми подъехали военные, которые двигались с юга, и, к нашему ужасу, остановились у якобы брошенных машин. -- Не двигаться! Полиция! -- раздался громкий голос. Мы замерли, сзади к нам подошли несколько военных. Все были вооружены до зубов и вели себя очень настороженно. Они обыскали нас с ног до головы, забрали все, что у нас было, а затем заставили выйти обратно на дорогу. Солдаты уже обыскивали наши машины. Фила и его спутников посадили в один из армейских грузовиков. Когда он проезжал мимо, я успел заметить Фила, бледного как смерть. Меня отвели в другую сторону и предложили подождать на вершине холма. Рядом встали несколько человек с автоматами наизготовку. Через некоторое время подошел офицер, который швырну/i к моим ногам папки со списками откровений. Сверху он бросил ключи от грузовичка падре Карла. -- Ваши списки? -- осведомился офицер. Я взглянул на него, но ничего не ответил. -- Эти ключи были у вас, -- сказал он. -- В машине мы обнаружили списки. Спрашиваю еше раз, они ваши? -- Я не собираюсь отвечать, пока не увижу адвоката, -- пробормотал я, запинаясь. Мои слова вызвали у офи- 202 иера саркастическую усмешку. Он что-то сказал солдатам и ушел. Меня отвели в один из джипов и посадили вперед, рядом с водителем. На заднее сиденье сели двое конвоиров с автоматами. Несколько солдат расположились в другой машине. Вскоре оба джипа уже спускались в ущелье. В голове мелькали тревожные мысли. Куда меня везут? Почему я повел себя так неосторожно? Даром меня готовили священники-, меня не хватило даже на один день. Там, на развилке, я был абсолютно убежден, что выбрал верную дорогу. Этот путь показался мне более заманчивым. Я был так уверен в своем решении. Где я допустил ошибку? Глубоко вздохнув, я попытался расслабиться, думая о том, как вести себя. Буду говорить, что ничего не знаю, думал я, и представляться сбившимся с пути безобидным туристом. Скажу, что просто попал не в ту компанию. Отпустите, мол, домой. Руки у меня лежали на коленях и слегка дрожали. Один из сидевших позади конвоиров предложил мне флягу с водой. Я взял ее, но пить не смог. Солдат был молодой парень, и когда я возвращал флягу, он улыбнулся. На лице его не было и тени враждебности. На мгновение я вспомнил панический взгляд Фила. Что-то будет с ним? Мне пришло в голову, что эта встреча с Филом -- стечение обстоятельств. Но что оно может значить? О чем мог пойти разговор, если бы нас не прервали? По сути дела, я лишь отметил исключительную важность Манускрипта, а он предупредил, что здесь опасно, и посоветовал выбираться отсюда, пока меня не схватили. К сожалению, он опоздал с советом. Мы ехали уже несколько часов, и никто не произнес ни слова. Местность за окном становилась все более ровной. Потеплело. Самый молодой из солдат передал мне открытую банку консервов -- что-то вроде тушеной говядины, -- но мне снова ничего не лезло в горло. Зашло солнце, и стало быстро темнеть. Я ехал, ни о чем не думая и тупо глядя вперед, на дорогу, освещенную светом фар, а потом незаметно погру- 20.3I зился в беспокойный сон. Мне снилось, что я от кого-то скрываюсь. Я бежал изо всех сил, спасаясь от неведомого врага; вокруг пылали сотни громадных костров, и я знал, что где-то здесь наверняка есть тайный ключ, который откроет путь к знанию и спасет меня. Вдруг я увидел этот ключ посреди одного из гигантских костров и рванулся, чтобы выташить его. Я дернулся и проснулся весь в поту. Солдаты с подозрением глядели на меня. Встряхнув головой, я прислонился к дверце машины. Всматриваясь в выступающие сквозь темноту очертания местности, я боролся с подступающей паникой. Я был совсем один, меня куда-то везли под конвоем во мраке ночи, и никому не было дела до моих кошмарных снов. Около полуночи мы подъехали к большому, тускло освещенному зданию. Двухэтажное, оно было сложено из каменных блоков. Мы прошли по дорожке мимо главного входа и вошли в боковую дверь. Ступеньки вели вниз в узкий коридор. Внутри здания стены тоже были каменные, а потолок был устроен из грубо оструганных досок, прибитых к широким балкам. Дорогу освещали подвешенные к потолку электрические лампы. Миновав еще одну дверь, мы попали в помещение, где располагались камеры. Нас догнал солдат, который по дороге на некоторое время куда-то исчез. Он открыл дверь одной из камер и жестом предложил мне зайти. Внутри было три койки, деревянный стол и ваза с цветами. Удивило то. что в камере было очень чисто. Когда я входил, из-за двери на меня робко глянул молодой перуанец лет восемнадцати. Конвоир запер за мной дверь и ушел. Я присел на одну из коек, а юноша достал керосиновую лампу и зажег ее. Когда она осветила его лицо, я увидел, что он -- индеец. -- Вы говорите по-английски? -- спросил я. -- Да, немного, -- отозвался паренек. -- Где мы находимся? -- Недалеко от Пуллкупа. 2<о>4 -- Это тюрьма? -- Нет, сюда привозят, чтобы допрашивать о Манускрипте. -- Вы здесь давно? Юноша застенчиво поднял на меня карие глаза: -- Два месяца. -- И что они с вами делают? -- Пытаются заставить разувериться в Манускрипте и рассказать о тех, у кого есть списки. -- И как же они это делают? -- Они со мной беседуют. -- Просто беседуют, не угрожают? -- Просто беседуют, -- повторил он. -- Они не говорили, когда отпустят вас? -- Нет. На какой-то миг я замолчал, и мой собеседник вопросительно посмотрел на меня. -- Вас задержали со списками Манускрипта? -- спросил он. -- Да. А вас? -- Тоже. Я живу здесь неподалеку, в приюте. Директор приюта учил тому, о чем говорится в Манускрипте. Он разрешал мне учить детей. Ему удалось скрыться, а меня арестовали. -- Сколько же откровений вы прочитали? -- поинтересовался я. -- Все, что найдены. А вы? -- Э-э, я прочел все, кроме Седьмого и Восьмого. У меня было Седьмое, но не было времени прочитать, а .тут нагрянули солдаты. Юноша, зевнув, спросил: -- Может, ляжем спать? -- Да, -- рассеянно согласился я. -- Конечно. Я лег на койку, закрыл глаза, а в голове не переставая вертелись мысли. Что теперь делать? Как же я так попался? Удастся ли бежать? Я набросал не один стратегический план и сценарий действий, и лишь потом задремал. 205Мне снова приснился сон, в котором все было как наяву. Я опять искал тайный ключ, но на этот раз заблудился в дремучем лесу. Я долго шел напропалую, и мне очень хотелось, чтобы что-нибудь помогло найти верный путь. Через какое-то время налетела страшная гроза, и все вокруг затопило. Потоком воды меня смыло в глубокое ушелье, а потом -- в реку, которая понесла меня туда, где я стал тонуть. Я изо всех сил выгребал против течения и барахтался в реке, как мне казалось, не один день. В конце концов мне удалось выбраться из потока и прибиться к скалистому берегу. Я стал карабкаться вверх по камням и обступавшим реку отвесным утесам, забираясь все выше. Подниматься становилось все опаснее. Я собрал всю силу воли и мобилизовал весь свой опыт, чтобы преодолеть эти утесы, но в какой-то момент почувствовал, что стою, прижимаясь к поверхности скалы, и не могу двинуться дальше. Посмотрев вниз, я, пораженный, понял, что река, с которой я столько боролся, вытекает из леса и величаво разливается среди великолепия берегов и пойменного луга. На лугу среди цветов я увидел ключ. Неожиданно оступившись, я с криком рухнул вниз, в реку, и ушел под воду. Задыхаясь, я резко подскочил на койке. Юный индеец, который, по всей видимости, уже не спал, подошел ко мне. -- Что случилось?!-- спросил он. Я отдышался и огляделся, соображая, где я. Я успел заметить, что в комнате есть окно и что снаружи уже светло. -- Всего лишь дурной сон, -- проговорил я. Юноша улыбнулся, будто ему понравилось то, что я сказал. -- В дурных снах -- самые важные вести, -- заметил он. -- Вести? -- переспросил я, вставая и накидывая рубашку. Казалось, он озадачен тем, что это нужно объяснять. -- О снах говорится в Седьмом откровении, -- проговорил он. -- И что же там о них говорится? -- Там рассказывается, как... э-э... -- Толковать сны? -- Ла. С '. ' \, -- И как же? -- Нужно сравнивать происходящее во сне с тем, что происходит в вашей жизни. На какое-то мгновение я задумался, не совсем понимая, что это значит. -- Что значит -- сравнивать с тем, что происходит? Юный индеец отвел взгляд: -- Хотите, истолкуем ваш сон? Утвердительно кивнув, я рассказал ему о приснившемся. Он внимательно выслушал, а потом предложил: -- Сравните главные события сна с тем, что у вас было в жизни. Я посмотрел на него: -- Ас чего начать? -- С самого начала. Что вы сначала делали во сне? -- Искал ключ в лесу. -- И что вы при этом чувствовали? -- Чувствовал, что заблудился. -- Сравните эту ситуацию с вашей сегодняшней. -- Может, они и на самом деле как-то связаны, -- предположил я. -- Я ищу ответы, касающиеся Манускрипта, и на самом деле, черт возьми, чувствую, что заблудился. -- А что еще произошло с вами в действительности? -- Меня задержали. Как я ни старался, меня заключили в тюрьму. Единственное, на что я могу теперь надеяться, -- это уговорить кого-нибудь отпустить меня домой. -- Вы не хотели, чтобы вас поймали? -- Конечно нет. -- Что было во сне после этого? -- Я боролся с течением. -- А почему? Тут я стал соображать, куда он клонит:-- Лумал, что утону. -- А если бы не боролись? -- То меня вынесло бы к ключу. Вы хотите сказать, что даже не пытаясь изменить сложившуюся ситуацию, я смогу все же получить искомые ответы? Мой собеседник озадаченно произнес: -- Я ничего не хочу сказать. Говорит сон. Я задумался. Верно ли это толкование? Юный индеец снова поднял на меня глаза: -- Если бы вы снова очутились в этом сне, что бы вы сделали по-другому? -- Я не стал бы бороться с течением, даже если бы мне казалось, что я тону. Я уже понимал бы, что к чему. -- Что представляет для вас угрозу сейчас? -- Наверное, военные и то, что я арестован. -- Так в чем же состоит посланная вам весть? -- Вы считаете, весть этого сна в том, что нужно положительно отнестись к аресту? Он ничего не сказал в ответ, а только улыбнулся. Я сидел на койке, прислонившись к стене. Это толкование взволновало меня. Если оно точно, то, значит, в конце концов никакой ошибки на развилке я не допустил, это лишь часть того, что должно было произойти. -- Как вас зовут? -- спросил я. -- Пабло. Улыбнувшись, я тоже представился, а потом вкратце рассказал, почему оказался в Перу и что из этого вышло. Пабло сидел на койке, упершись локтями в колени. V него были коротко подстриженные черные волосы, и он был очень худым. -- Почему вы оказались здесь? -- спросил он. -- Я пытался выяснить все насчет Манускрипта. -- А конкретнее? -- Чтобы узнать о Седьмом откровении и о моих друзьях -- Уиле и Марджори... и, я думаю, чтобы понять, отчего Церковь так настроена против Манускрипта. -- Священников здесь хватает, есть с кем поговорить. 2о8 Какое-то время я размышлял над его последними словами, а потом спросил: i / / -- А что еше говорится о снах в Седьмом откровении? Пабло стал рассказывать, что сны посылаются для того, чтобы мы узнали, чего нам не хватает в жизни. Потом он говорил о чем-то еше, но я не слушал, а отдался мыслям о Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо, я подумал -- где же она может быть, и тут же увидел, что она, улыбаясь, бежит ко мне. Ло меня вдруг дошло, что Пабло перестал рассказывать. Я взглянул на него: -- Прошу прошения, задумался. О чем вы сейчас говорили? -- Ничего, ничего. -- успокоил меня юноша. -- А вот о чем вы задумались? -- Так, о своем приятеле. Ничего особенного. У Пабло был такой вид, будто он собирается настоять на своем вопросе, но в это мгновение мы услышали, что кто-то подошел к двери. Через решетку было видно охранника, который отпирал засов. -- Пора завтракать, -- пояснил Пабло. Стражник распахнул дверь и кивнул головой, предлагая выйти. Я пошел за Пабло по каменному коридору. Мы дошли до лестницы и, поднявшись на один пролет, очутились в небольшой столовой. В углу стояло человек пять солдат, а в очереди за завтраком -- люди в гражданском: двое мужчин и женщина. Я остановился, не веря своим глазам. Эта женщина была Марджори. Она тоже увидела меня и, прикрыв рукой рот, широко раскрыла глаза от удивления. Я бросил взгляд на сопровождавшего нас солдата. Он с беззаботным видом направился к другим военным, улыбаясь на ходу и обращаясь к ним по-испански. Пабло прошел через столовую и встал в конец очереди. Я последовал за ним. Подошла очередь Марджори. Лвое мужчин уже взяли свои подносы и, о чем-то разговаривая, сели за один столик. Марджори несколько раз оглядывалась и, встречая мой 1 smas-wвзгляд, еле сдерживалась, чтобы не сказать что-нибудь. Когда она обернулась во второй раз, Пабло догадался, что мы знакомы, и вопросительно посмотрел на меня. Марджори отнесла свой завтрак за пустой стол, и мы, получив еду, подошли туда же и подсели к ней. Солдаты по-прежнему разговаривали между собой и, похоже, не обращали на нас внимания. -- Господи, как я рада увидеть вас! -- проговорила Марджори. -- Как вы здесь очутились? -- Я некоторое время скрывался у одних священников, -- ответил я. -- Потом поехал искать У ила, а вчера меня арестовали. Вы уже давно здесь? -- С тех пор, как меня обнаружили тогда на склоне. Я заметил, что Пабло пристально наблюдает за нами, и представил его девушке. -- Насколько я понимаю, это должна быть Марджори, -- проговорил он. Они обменялись несколькими фразами, а затем я спросил ее: -- Что с вами произошло еще? -- Не так уж много. Я даже не знаю, почему меня арестовали. Каждый день приводят на допрос к одному из священников или офицеров. Они хотят знать, с кем я была связана в Висьенте и известно ли мне, у кого еще имеются списки. Раз за разом одно и то же! Марджори улыбнулась и показалась мне такой беззащитной, что я снова ощутил сильное влечение. Она незаметно бросила на меня внимательный взгляд. Мы оба негромко рассмеялись. За завтраком все молчали, под коней распахнулась дверь и в сопровождении военного, по всей видимости старшего офицера, вошел священник в парадном облачении. -- Этот у священников самый главный, -- пояснил Пабло. Офицер что-то бросил солдатам, вытянувшимся по стойке "смирно", после чего он со священником направился через столовую в кухню. Священник посмотрел прямо на меня, наши взгляды встретились на миг, который показался мне вечностью. Я отвернулся и продолжил трапезу, не желая привлекать к себе внимания. Офицер со священником вышли на кухне через какую-то дверь. -- Это один из тех, с кем вы говорили? -- обратился я к Марджори. -- Нет, -- ответила она. -- Я его в первый раз вижу. -- Я знаю этого священника, -- проговорил Пабло. -- Он приехал вчера. Его зовут кардинал Себастьян. Я так и подскочил на стуле: -- Это был Себастьян? -- Похоже, вы о нем слышали, -- заметила Марджори. -- Слышал, -- подтвердил я. -- Он -- главный, кто стоит за противодействием Церкви Манускрипту. Я считал, что он находится сейчас в миссии падре Санчеса. -- А кто такой падре Санчес? -- заинтересовалась Марджори. Я хотел было рассказать о нем, но в это время к столику подошел наш конвоир и жестом предложил мне и Пабло следовать за ним. -- Время прогулки, -- проговорил Пабло. Мы с Марджори переглянулись. В ее глазах была ' скрытая тревога. -- Не волнуйтесь, -- успокоил я ее. -- Поговорим за обедом. Все будет хорошо. Шагая на прогулку, я задумался: а обоснован ли мой оптимизм? Эти люди могли в любой момент сделать так, что мы исчезнем бесследно. Солдат провел нас через небольшой холл, вывел на лестницу и встал у выхода. Мы спустились во дворик, окруженный высокой каменной стеной. Пабло кивком предложил мне пройтись по периметру дворика. Пока мы прогуливались, он несколько раз наклонялся, чтобы сорвать цветок с разбитых около стен клумб. -- О чем еше говорится в Седьмом откровении? -- спросил я. Он наклонился и сорвал еше один цветок.-- В нем говорится, что не только сны подсказывают нам, как быть. Наставления посылаются и в помыслах, и в ^видениях. -- --.", pjy да^ Qg этом Говорил падре Карл. Расскажите, каким образом наставления посылаются в видениях. -- Вам могут привидеться определенные события, которые укажут на все, что может произойти с вами. Если отнестись к этому со вниманием, то можно быть готовым к любому повороту в своей жизни. ^"~~ Я посмотрел на него: -- Знаете, Пабло, мне привиделось, что я встречу Марджори. И я встретил ее. Он улыбнулся. По спине у меня пробежал холодок. Похоже, я на самом деле оказался там, где нужно. То, что я интуитивно предвидел, сбылось. Мне не раз приходила в голову мысль, что я найду Марджори, и вот теперь это случилось. Произошло стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче. -- Такие мысли приходят нечасто, -- признался я. Пабло отвернулся в сторону: -- В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что-то приходит в голову, необходимо задаться вопросом -- почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции. -- А как насчет черных мыслей? -- спросил я. -- Например, страха перед тем, что может случиться что-то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего-то очень желанного? -- Очень просто, -- объяснил Пабло. -- В Седьмом откровении сказано, что видениям, вызванным страхом, как только они появляются, нужно ставить заслон. После этого ,необхадимр" волевым усилием представить, что все кончается хорошо. И черные мысли практически перестанут одолевать вас. Ваша интуиция будет настроена на положительное. Если же будет представляться что-то плохое и после этого, то, говорится в Манускрипте, к этому следует подойти со всей серьезностью и не следовать за воображением. Если, например, вам пришло в голову, что вы попадете в автомобильную катастрофу, то следует ответить отказом на предложение подвезти вас на машине. Мы обошли дворик кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло сорвал цветок, а я глубоко вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая тропическая растительность. Я заметил москитов. -- Пошли! -- неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и мы вернулись в свою камеру. Пабло вошел первым, а мне солдат загородил дорогу рукой. -- Тебе нет, -- сказал он и кивком велел следовать за ним по коридору. Потом мы поднялись вверх по какой-то лестнице и вышли на улицу там, где меня ввели в здание вчера вечером. На стоянке перед домом на заднее сиденье большого лимузина усаживался падре Себастьян. Водитель захлопнул за ним дверцу. На какое-то мгновение Себастьян 'взглянул на меня, потом отвернулся и что-то сказал водителю. Машина рванула с места. Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он привел меня в какой-то кабинет. Мне было предложено сесть на деревянный стул, стоявший напротив белого металлического стола. Через несколько минут вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и, не' обращая на меня внимания, расположился за столом. В течение минуты он листал какую-то папку, а потом поднял глаза. В своих круглых очках в золотой оправе он производил впечатление интеллигентного человека. -- Вы арестованы за то, что имени при себе документы, запрещенные по закону, -- проговорил он невыразительным голосом. -- Я здесь для того, чтобы разобраться, 212правильно ли вам предъявлено обвинение. Надеюсь, вы мне в этом поможете. Я согласно кивнул. -- Откуда вы взяли эти переводы? -- Не понимаю, -- сказал я, -- почему считаются незаконными списки старинной рукописи? -- У правительства Перу свои соображения на этот счет, -- проговорил он. -- Пожалуйста, отвечайте на вопрос. -- А какое отношение к этому имеет Церковь? -- спросил я. -- Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями нашей веры, -- начал священник. -- В нем в ложном свете представлен дух нашей Церкви. Где... -- Послушайте, -- перебил я его. -- Я только пытаюсь понять это. Я всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого не представляю угрозы. Мне лишь хочется узнать, почему он вызывает такую тревогу? Следователь, похоже, растерялся и словно пытался решить, какую тактику лучше применить по отношению ко мне. Я же сознательно давил на него, чтобы выведать подробности. -- Церковь считает, что этот Манускрипт сбивает наш народ с толку, -- старательно выговаривал священник. -- Он создает впечатление, что люди сами в состоянии решить, как им жить, пренебрегая тем, о чем говорится в Писании. -- Где в Писании? -- Например, в заповеди о том, что должно почитать отпа своего и мать свою. -- И что при этом имеется в виду? -- В Манускрипте, если с человеком что-то не так, вся вина перекладывается на родителей, а это подрывает устои семьи. 214 SiWiSjtaiaSiBiMbSiS:,. -- А мне казалось, в нем говорится о том, что нужно покончить со старыми обидами и по-новому, более положительно, оценить свое детство. -- Нет, -- отрезал следователь. -- Манускрипт уводит с пути истинного. Начнем с того, что никаких отрицательных чувств никогда не должно и быть. -- Разве родители не могут ошибаться? -- Родители делают для детей все, что в их силах. Дети должны прошать их. -- Но ведь это как раз и растолковывается в Манускрипте! Разве не желание простить приходит, когда мы осознаем все хорошее в своем детстве? -- Но от чьего имени говорится все это в Манускрипте? -- повысил он голос, выйдя из себя. -- Как можно верить какой-то рукописи? Священник обошел вокруг стола и рассерженно уставился на меня сверху вниз: -- Вы ведь даже не понимаете, что говорите. Вы что, ученый богослов? Лумаю, что нет. Вы сами являете пример того, какое смятение в умах производит Манускрипт. Неужели не понятно, что в мире существует порядок только потому, что есть закон и власть? Как же вы можете подвергать сомнению действия властей в этом вопросе? Я ничего не ответил, и от этого мой следователь, похоже, разъярился еше больше. -- Вот что я вам скажу, -- заявил он. -- Наказание за совершенное вами преступление предусматривает не один год тюрьмы. Вы не бывали в перуанской тюрьме? Может быть, вы, как все янки, сгораете от любопытства и хотите узнать, что собой представляют наши тюрьмы? Я могу вам это устроить! Понятно? Я могу это устроить! Он с глубоким вздохом умолк. Потом поднес руку к глазам, по всей видимости, стараясь успокоиться,- -- Я здесь для того, чтобы выяснить, у кого имеются списки и откуда они поступают. Спрашиваю еше раз: откуда у вас эти переводы? 2И5. I: Вспышка его гнева заставила меня всерьез встревожиться. Своими вопросами я лишь усугублял свое положение. Что предпримет этот человек, если я не стану отвечать? Но ведь не мог же я назвать имена падре Санчеса и падре Карла! -- Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, -- наконец нашелся я. На какой-то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еше одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал. -- Даю вам срок до завтрашнего утра, -- произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру. Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку. -- Вы говорили с падре Себастьяном? -- поинтересовался он. -- Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки. -- И что он говорил? -- Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра. -- Этот человек что-нибудь говорил про Манускрипт? Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову. -- Священник говорил, что Манускрипт подрывает освященные традицией истины, -- сказал я. -- А потом вышел из себя и стал угрожать. Пабло, похоже, искренне удивился: -- Это был шатен в круглых очках? -- Да. -- Его зовут падре Костус. Что он еше говорил? -- Я не согласился с тем, что Манускрипт подрывает традиции, -- ответил я. -- Тогда он начал угрожать мне тюрьмой. Как вы считаете, он это серьезно? 2н6 -- Не знаю, -- проговорил Пабло. Он подошел и сел на свою койку напротив меня. Было видно, что у него есть еше какие-то соображения, но я так устал и был настолько напуган, что закрыл глаза. Проснулся я от того, что Пабло тряс меня. -- Время обедать, -- сообщил юноша. Мы поднялись за охранником наверх, где нам подали по тарелке жесткой говядины с картошкой. Двое мужчин, которых мы видели в прошлый раз, вошли после нас. Марджори с ними не было. -- А где Марджори? -- обратился я к ним, стараясь говорить шепотом. Они пришли в ужас от того, что я заговорил с ними, а солдаты пристально посмотрели на меня. -- Думаю, они не говорят по-английски, -- сказал Пабло. -- Но где же она? -- грустно произнес я. Пабдо что-то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг представилось, что я куда-то убегаю, мчусь по какой-то улочке, а затем ныряю в дверь, ведущую к свободе. -- О чем вы думаете? -- спросил Пабло. -- Мне почудилось, что я вырвался на свободу, -- ответил я. -- АО чем вы говорили? -- Постойте, -- сказал Пабло. -- Не упустите свою мысль. Может быть, это важно. Каким образом вы вырвались на свободу? -- Я бежал по какому-то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую-то дверь. Было такое впечатление, что побег удался. -- И что вы думаете об этом видении? -- Не знаю, -- признался я. -- Похоже, здесь нет логической связи с тем, что мы обсуждали. -- А вы помните, о чем мы говорили? -- Да. Я спрашивал о Марджори. -- А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как-то связаны между собой? -- Никакой явной связи я не усматриваю.-- А как насчет неявной? -- Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на свободе? Вид у него был задумчивый: -- Вам подумалось, что на свободе оказались вы. -- Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. -- Тут я взглянул на Пабло. -- А может, вырвусь на свободу с ней. -- Я остановился бы именно на таком предположении, -- сказал он. -- Но где же она тогда? -- Не знаю. Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком тяжелой. Почему-то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода быстро прошло. Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест. -- Думаю, нам нужно вернуться в камеру, -- сказал он. Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня. -- У вас, похоже, снизился уровень энергии, -- проговорил он. -- Да, -- подтвердил я. -- Не могу понять, что случилось. -- Вы не пробовали вбирать в себя энергию? -- спросил юноша. -- Думаю, что нет. А от этой пиши никакого толку. -- Но если вбирать в себя все, не нужно много пиши. -- И Пабло обвел рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это "все". -- Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать потоком любовь. Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня: -- Но если так не делать1, вы причините себе вред. -- Что значит -- причиню себе вред? 2л 8 -- Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В этом и заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Дюбовь -- способ поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько это важно. -- Дайте мне несколько минут, -- попросил я. Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Сан-чес. И тут же почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл глаза и сосредоточился на этом ощущении. -- Вот, хорошо, -- донеслось до меня. Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был еше совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой мудрости. -- Я вижу, как вы наполняетесь энергией, -- сообщил паренек. Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета. Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали мерцание. -- Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно встать на путь эволюции, -- произнес он, -- нужно действовать в соответствии со всеми откровениями, превратив их в образ жизни. Я ничего не ответил, а юный индеец спросил: -- Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение? Я задумался: -- Полагаю, что я проснулся и увидел: мир -- это тай--на, где будет послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь истины. -- И что потом? -- продолжал расспрашивать он. -- Потом мы готовы включиться в поток эволюции. -- И как же мы можем сделать это? Я снова задумался: -- Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в жизни. А затем стараемся не упустить указа- 2)19ia ния, которые посылаются во сне либо приходят к нам в виде интуитивного озарения, а бывает, что мы начинаем просто видеть окружающее в совершенно новом свете, все просто бросается нам в глаза. Я опять помолчал, пытаясь мысленно охватить все откровения, а потом добавил: -- Мы заряжаемся энергией и целиком сосредоточиваемся на том, что происходит с нами сейчас и какие вопросы стоят перед нами. Затем интуитивно постигаем некое наставление, открывающее нам, куда идти и что делать, и вот тогда-то и происходит стечение обстоятельств, которое позволяет нам реально осуществить наши помыслы. -- Ла! Да! -- воскликнул Пабло. -- Именно так: стечения обстоятельств приводят нас к чему-то новому, мы растем, наша жизнь становится более наполненной, и в конце концов мы переходим к существованию на более высоком уровне колебаний. Пабло склонился ко мне, и я заметил вокруг него невероятных размеров энергетическое поле. Он просто лучился и больше не казался юношески застенчивым, от него исходила какая-то мошь. -- Пабло, что с вами произошло? -- поразился я. -- При нашей первой встрече вы не казались таким уверенным, знающим и совершенным. Он рассмеялся: -- Когда вы появились, я рассеял свою энергию. Поначалу я полагал, что вы поможете мне с потоком энергии, но потом понял, что вы еще не научились этому. Это знание постигается из Восьмого откровения. Я был озадачен: -- И чего же я не сделал? -- Вы должны запомнить, что все ответы, которые являются нам каким-то непостижимым образом, на самом деле приходят от других людей. Поразмыслите над всем, что вы узнали с тех пор, как попали в Перу. Разве все ответы вы получили не через поступки других людей, с которыми непонятно почему встретились? 22о Я задумался. Юноша был прав. Я встречался именно с теми людьми, которые мне были нужны в самые подходящие для этого моменты, -- с Чарлин, Лобсоном, Уилом, Дэйлом, Марджори, Филом, Рено, падре Санчесом и падре Карлом и вот теперь -- с Пабло. -- Ведь даже сам Манускрипт написан каким-то человеком. -- добавил Пабло. -- Однако не у всех, с кем вы встречаетесь, может быть достаточно энергии или ясности мышления, чтобы открыть вам ту весть, которую они несут вам. Вы должны помочь этим людям, посылая им энергию. -- Пабло помолчал. -- Вы как-то говорили, что научились изливать свою энергию на растение, сосредоточившись на его красоте, помните? -- Помню. -- Так вот. к человеку необходим такой же подход. Когда энергия входит в него, она помогает ему понять свою истину, и тогда этот человек сможет передать эту истину вам. -- В качестве примера можно привести падре Косту-са, -- продолжал юноша. -- Он должен был сообщить что-то важное, но вы не помогли ему открыть вам это. Вы лишь пытались получить у него ответы, и это превратилось в борьбу между вами за энергию. Когда падре почувствовал это в разговоре, возобладала его детская ролевая установка, его "следователь". -- А что мне нужно было сказать? -- спросил я. Пабдо не ответил. Мы снова услышали, что кто-то приблизился к двери. И в камеру вошел падре Костус. Он кивнул Пабло, и на лице его промелькнула улыбка. Пабло буквально весь засветился, словно священник на самом деле ему очень нравился. Падре Костус перевел взгляд на меня, и выражение его лица стало суровым. Внутри у меня все сжалось от тревожного предчувствия. -- О вас спрашивал кардинал Себастьян, -- проговорил он. -- Сегодня днем вас перевезут в Икитос. Я посоветовал бы вам отвечать на все его вопросы.-- Зачем я ему? -- недоумевал я. -- Затем, что машина, которая была у вас в момент ареста, принадлежит одному из наших священников. Мы понимаем, что вы получили свои списки Манускрипта от него. Если один из священников нашей Церкви пренебрегает законом -- это дело серьезное. -- И падре Костус с решительным видом посмотрел на меня. Я бросид быстрый взгляд на Пабло, который ободряюще кивнул, и снова обратился к падре. -- Вы считаете, что Манускрипт подрывает вашу веру? -- осторожно спросил я. Он посмотрел на меня снисходительно: -- Не только нашу, но и веру всех людей. Неужели вы думаете, что не существует предопределения для мира сего? Все в руках Господа. Он определяет, что нам суждено. Наше дело -- следовать законам, ниспосланным Господом. Эволюция -- это миф. Господь творит будущее по промыслу своему. Утверждать, что люди сами могут прийти к эволюции, -- значит, отрицать волю Божию. Это толкает людей к самовозвеличиванию и отчуждению. Они начинают придавать большее значение своей эволюции, а не Божьему предопределению. Друг к другу они станут относиться еще хуже, чем теперь. Я не знал, о чем еше спросить падре Косгуса. Священник какое-то время смотрел на меня, а потом почти добродушно произнес: -- Надеюсь, вы поможете кардиналу Себастьяну. Он повернулся к Пабло. и в его взгляде чувствовалось, что он горд тем, как ответил на мои вопросы. Пабло лишь улыбнулся и снова кивнул. Священник вышел, и охранник запер за ним дверь. Пабло на своей койке наклонился и посмотрел на меня: он сиял и по-прежнему выглядел совсем другим человеком, и в его взгляде сквозила уверенность. Я посмотрел на него и улыбнулся. -- Я выяснил, что мое положение хуже, чем я полагал. Юноша рассмеялся: -- А что еще? -- Не совсем понимаю, к чему вы клоните. -- Какие вопросы стояли перед вами, когда вы попали сюда? -- Я хотел найти Марджори и У ила. -- Так, одного из них вы нашли. А другой вопрос? -- У меня было такое чувство, что все эти священники выступают против Манускрипта не по злобе, а потому, что не понимают его. Мне хотелось узнать, что они думают о древней рукописи. Почему-то у меня сложилось представление, что можно убедить священников отказаться от противостояния откровениям. -- Сказав это, я вдруг поняд, к чему клонил Пабло. Я встретился здесь с падре Костусом для того, чтобы выяснить, что его так страшит в Манускрипте. -- И какую же весть вы получили? -- спросил молодой человек. -- Весть? -- Ну да, весть. Я посмотрел на него: -- Их тревожит мысль об участии в эволюции? -- Да. -- Можно себе представить, -- продолжал я. -- Мало было идей о физической эволюции. А тут еще это понятие распространяется на повседневную жизнь, на то, что решения принимает каждый из нас, на саму историю. Это совершенно неприемлемо. По их мнению, с таким пониманием эволюции люди сойдут с ума, отношения между ними станут хуже. Неудивительно, что они хотят, чтобы о Манускрипте никто не знал. -- Могли бы вы убедить их, что это не так? -- спросил Пабло. -- Нет... То есть я не настолько хорошо в этом разбираюсь. -- А что нужно для того, чтобы убедить их?-- Нужно познать истину. Нужно узнать, как люди станут относиться друг к другу, если каждый будет жить по откровениям и эволюционировать. Казалось, Пабло был доволен. -- В чем дело? -- спросил я. тоже улыбаясь вслед за ним. -- О том, как люди будут относиться друг к другу, говорится в следующем, Восьмом откровении. На ваш вопрос, почему священники выступают против Манускрипта, есть ответ, и этот ответ, в свою очередь, стал еше одним вопросом. -- Да, -- произнес я в глубокой задумчивости. -- Мне необходимо найти Восьмое откровение. Мне нужно выбраться отсюда. -- Не спешите, -- предупредил Пабло. -- Вы должны убедиться, что в полной мере уяснили для себя Седьмое откровение, прежде чем двигаться дальше. -- А как по-вашему, я уяснил его? Вошел в поток эволюции? -- Вы войдете в этот поток, если никогда не будете забывать о том, что необходимо держать в уме стоящие перед вами вопросы. Даже те, кто до сих пор пребывает в неведении, могут натолкнуться на ответы и осознать происходившие с ними в прошлом стечения обстоятельств. Осознание Седьмого откровения приходит со способностью видеть эти ответы, когда они посылаются нам. Это поднимает наш повседневный опыт на новую высоту. Мы должны понять, что каждое событие имеет свое значение и несет свою весть, которая каким-то образом имеет отношение к стоящим перед нами вопросам. Особо это относится к тому, о чем мы обычно отзываемся плохо. В Седьмом откровении говорится, что главное -- найти хорошее в любом событии, какое бы впечатление оно ни производило. Вы поначалу считали, что раз вас арестовали, то все пропало. Однако теперь вам стало понятно, что вы должны были оказаться здесь. Именно здесь вам суждено было обрести ответы на ваши вопросы. Пабло был прав, но если я получаю здесь ответы и поднимаюсь на более высокий уровень, то и с Пабдо, несомненно, должно происходить то же самое. В эту минуту из коридора донеслись шаги. Пабло посмотрел мне прямо в глаза, и лиио его приняло серьезное выражение. -- Послушайте, -- сказал он. -- Запомните, что я вам скажу. Следующим для вас будет Восьмое откровение. В нем речь идет об этике отношений между людьми, о том, как нужно вести себя с другими, чтобы получить и донести как можно большее количество вестей. Но не забывайте, что торопиться не следует. Будьте всегда начеку: все внимание обращайте на то, что происходит вокруг вас. И еще: скажите, какие перед вами стоят вопросы? -- Я хочу выяснить, где Уил. Хочу познать Восьмое откровение. И найти Марджори. -- И что же вам подсказывает интуиция о Марджори? На какой-то миг я задумался: -- Что я обрету свободу... что мы обретем свободу. Было слышно, как кто-то подошел уже к самой двери. -- А я вам принес весть? -- торопливо спросил я. -- Конечно. Когда вы появились, я не знал, зачем я здесь. Я понимал, что это каким-то образом связано с передачей кому-то Седьмого откровения, но сомневался в своих способностях. Мне казалось, что я недостаточно хорошо знаю его. Благодаря вам, -- продолжал он, -- теперь я знаю, что могу это делать. Это была одна из принесенных вами вестей. -- А разве была и другая? -- Да, подсказанная вам интуицией мысль, что священников можно убедить принять Манускрипт, тоже стала для меня вестью. Поэтому я склоняюсь к тому, что нахожусь здесь, чтобы переубедить падре Костуса. Юноша умолк, и в это время охранник открыл дверь и жестом предложил мне выйти. Я взглянул на Пабло. 225-- Мне хочется сказать вам об одном из положений следующего откровения, -- торопливо проговорил он. Стражник кинул на индейца недобрый взгляд и, схватив меня за руку, вывел за дверь. Он запер ее и куда-то повел меня. Пабло провожал меня глазами через прутья решетки. -- В Восьмом откровении есть одно .предупреждение, -- крикнул он вдогонку. -- Ваш рост может приостановиться... Это может случиться, если вы попадете в зависимость от другого человека. 3muka Взаимоотношений меЖду людьми Поднявшись за конвоиром по ступенькам, я вышел на яркий солнечный свет. В голове звучало предупреждение Пабло. Зависимость от другого человека? Что он имел в виду? Какая зависимость? Конвоир вывел меня по дорожке на стоянку, где двое солдат стояли^около военного джипа. Пока мы шли, они пристально наблюдали за нами. Подойдя к машине поближе, я заметил, что на заднем сиденье уже кто-то есть. Марджори! Она была бледна и встревожена. Не успел я встретиться с ней взглядом, как стоявший позади солдат схватил меня за руку и подтолкнул на сиденье рядом с ней. Лвое других расположились впереди. Сидевший за рулем обернулся и мельком оглядел нас, потом завел машину и повел ее по дороге, ведущей на север. -- Вы говорите по-английски? -- обратился я к солдатам. Сидевший рядом с водителем здоровяк тупо посмотрел на меня, проговорил что-то непонятное по-испански и тут же отвернулся. Я переключил внимание на Марджори. -- Как вы? -- шепотом спросил я. -- Я... -- Тут ее голос дрогнул, и я увидел на ее лице слезы. -- Все будет хорошо, -- проговорил я, обнимая ее. Она взглянула на меня, пытаясь улыбнуться, а потом положила голову мне на плечо. Желание волной прокатилось по моему телу. Мы тряслись по немошеной дороге битый час. Пейзаж за окном машины стал все больше походить на джунгли: растительность была пышная и густая. За одним из поворотов среди зарослей тропического леса нашим взорам открылся небольшой городок. По обеим сторонам дороги стояли в ряд деревянные домики. Впереди, метрах в тридцати, путь нам перегородила большая машина. Военные на дороге замахали, чтобы мы остановились. Дальше стояло еше несколько машин, некоторые были с желтыми мигалками. Я насторожился. Мы затормозили, к нам подошел один из солдат и что-то сказал. Мне удалось уловить лишь слово "гасолина" -- бензин. Наши конвоиры вышли из джипа и вступили в переговоры с военными. Время от времени они поглядывали на нас: оружие у них было при себе. Я обратил внимание на небольшую улочку, выходящую под небольшим углом на дорогу, и стал разглядывать расположенные на ней магазинчики. Неожиданно мое восприятие изменилось. Очертания и цвет домов стали выступать более явно и четко. Я шепотом окликнул Марджори и почувствовал, как она встрепенулась, но не успела девушка произнести и слова, как джип буквально подбросило от чудовищного взрыва. Впереди поднялся столб огня, и военные рухнули как подкошенные. Все вокруг тут же окутало дымом и пеплом, так что ничего не было видно. -- Бежим! -- крикнул я, вытаскивая Марджори из машины. Среди всей этой неразберихи мы нырнули в небольшую угловую улочку, которую я только что внимательноразглядывал. Сзади слышались крики и стоны. Мы пробежали метров пятнадцать, по-прежнему окутанные клубами дыма. И тут слева я заметил дверь. -- Сюда! -- крикнул я. Дверь была не заперта, и мы заскочили в дом. Навалившись на дверь, я плотно захлопнул ее. Обернувшись, я увидел, что на нас смотрит какая-то женщина средних лет. Мы вломились в чье-то жилише. Глядя на женщину и пытаясь изобразить приветливую улыбку, я обратил внимание, что на лице у нее не отразилось ни страха, ни гнева при виде незнакомых людей, ввалившихся к ней в дом после того, как невдалеке раздался страшный взрыв. Напротив, она с удовольствием, чуть ли не улыбаясь, рассматривала нас, и это было, скорее, выражение покорности судьбе, словно она предполагала, что мы можем появиться, и теперь должна была что-то сделать. Рядом с ней на стуле сидела маленькая девочка лет четырех. -- Скорее! -- проговорила женышна по-английски. -- Вас будут искать! Она провела нас через скудно обставленную гостиную, по коридору и дальше вниз по деревянной лестнице в какой-то длинный погреб. Левочка шла рядом с ней. Мы быстро прошли через погреб, поднялись по ступенькам и вышли через заднюю дверь, которая вывела нас в переулок. Там стоял совсем маленький автомобиль. Женщина открыла дверцу машины и предложила нам быстро забраться в нее. Мы легли на заднем сиденье, она закрыла нас сверху одеялом и повела машину, похоже, на север. Пока все это происходило, я не произнес ни слова, захваченный ее инициативой. Когда я в полной мере осознал, что случилось, целая волна энергии захлестнула меня. Свершилось то избавление, которое было подсказано мне интуицией. Марджори лежала рядом, крепко зажмурившись. -- Ты как, нормально? -- прошептал я. Она подняла на меня заплаканные глаза и кивнула. Минут через пятнадцать женщина сказала: -- Теперь, я думаю, вы можете сесть. Я откинул одеяло и огляделся. Похоже, мы ехали той же дорогой, что и до взрыва, только севернее. -- Кто вы? -- обратился я к женщине. Обернувшись, она чуть улыбнулась мне. Это была статная женщина лет сорока, и темные волосы ниспадали ей на плечи. -- Меня зовут Карла Диас, -- назвалась она. -- А это моя дочка, Марета. Девочка, улыбаясь, поглядывала на нас своими большими глазами, в которых сквозило любопытство. У нее тоже были длинные, черные как смоль волосы. Я рассказал, кто мы такие, а потом спросил: -- Как вы узнали, что нам нужна помощь? Улыбка Карлы стала шире: -- Вы же скрывались от военных из-за Манускрипта? -- Да, но как вы об этом догадались? -- Я тоже знакома с откровениями. -- А куда вы нас везете? -- Этого я не знаю. В этом мне должны помочь вы. Я бросил взгляд на Марджори. Пока я разговаривал, она пристально наблюдала за мной. -- Сейчас я не знаю куда, -- проговорил я. -- До того, как меня арестовали, я пытался добраться до Икитоса. -- А зачем вам нужно было туда? -- Я хочу найти своего друга. Он ищет Девятое откровение. -- Это дело опасное. -- Знаю. -- Мы доставим вас туда, правда, Марета? Девочка улыбнулась и не по годам рассудительно подтвердила: -- Конечно. -- Что же это взорвалось? -- поинтересовался я. -- Думаю, что бензозаправка,-- ответила Карла.-- Недавно там была авария, утечка бензина.Не переставая удивляться тому, как быстро отважная женшина приняла решение помочь нам, я решился все же СПРОСИТЬ об ЭТОМ: -- Как же вы узнали, что мы бежали от солдат? Она перевела дух: -- Вчера через поселок прошло на север много машин военных. Раньше такого не было, и это заставило меня вспомнить, как два месяца назад забрали двух моих друзей. Мы вместе изучали Манускрипт. У нас единственных в поселке были все восемь откровений. Потом пришли солдаты, и моих друзей арестовали. И никаких вестей от них до сих пор нет. А вчера, когда я смотрела на проезжающие машины, я поняла, что военные продолжают охотиться за списками Манускрипта и что другим людям, как и моим друзьям, понадобится помошь. Я сказала себе, что если это будет в моих силах, я помогу этим людям. Конечно, я подумала, что это пришло мне в голову именно тогда не просто так. Поэтому не удивилась, когда вы появились в моем доме. Помолчав, она спросила: -- А у вас такое бывало? -- Да, -- подтвердил я. Карла притормозила. Впереди была развилка. -- Думаю, нам надо свернуть направо, -- сказала она. -- Это будет дольше, зато безопаснее. Когда Карла поворачивала машину, Марете пришлось ухватиться за сиденье, чтобы не свалиться с него. Девочка рассмеялась. Марджори смотрела на нее с восхищением. -- Сколько лет Марете? -- спросила она у Карлы. Карлу это, похоже, задело, но она мягко проговорила: -- Пожалуйста, не надо говорить о девочке так, словно ее здесь нет. Если бы она была взрослой, вы адресовали бы этот вопрос прямо к ней. -- О, прошу прошения, -- извинилась Марджори. -- Мне пять лет, -- с гордостью произнесла Марета. -- Вы изучали Восьмое откровение? -- поинтересовалась Карла. 23,0 Нет, -- ответила Марджори. -- Я читала лишь Тре- тье. -- А я остановился на Восьмом, -- сказал я. -- У вас есть списки? -- Нет. Все списки забрали военные. -- А в Восьмом откровении рассказывается о том, как нужно вести себя с детьми? -- Да, в нем говорится о том, как со временем люди будут относиться друг к другу, и рассказывается о многом другом -- как, например, передавать энергию другим людям и как избегать зависимости от них. Опять это предупреждение. Я собрался было спросить Карлу, что оно означает, но тут к ней обратилась Марджори. -- Расскажите нам о Восьмом откровении, -- попросила она. -- В Восьмом откровении, -- начала Карла, -- речь идет о том, как использовать по-новому энергию при общении с людьми вообще, но начинается все с самого начала, с детей. ----- -- И как мы должны подходить к детям? -- спросил я. -- Мы должны усматривать в них то, что они являют собой в действительности, рассматривать их как крайние точки эволюции, ведущие нас вперед. Но чтобы научиться эволюционировать, детям постоянно нужна наша бескорыстная энергия. Худшее, что можно причинить детям, это выкачивать из них энергию, говоря, что они делают что-то, не так. Именно из-за этого, как вы уже знаете, у них формируются ролевые установки. Однако ребенок может этого избежать, если взрослые вне зависимости от ситуации будут предоставлять всю необходимую ему энергию. Вот почему дети всегда должны принимать участие в беседе, особенно если речь идет о них самих. И брать на себя ответственность следует лишь за такое число детей, скольким вы сможете уделить внимание. -- В Манускрипте говорится об этом? -- спросил я.-- Да, -- подтвердила Карла. -- И особо подчеркивается про число детей. Меня это повергло в смущение: -- Почему так важно, сколько у тебя детей? Взгляд Карлы был устремлен на дорогу, и она только мельком глянула на меня: -- Потому что любой взрослый способен одновременно сосредоточиться лишь на одном ребенке, чтобы уделить ему внимание. Если детей больше, чем взрослых членов семьи, то взрослые оказываются перегружены и не могут отдавать достаточное количество энергии. Дети начинают соперничать между собой за то, чтобы взрослые уделили им больше времени. -- Детская ревность, -- проговорил я. -- Да, но в Манускрипте отмечается, что эта проблема гораздо важнее, чем мы привыкли думать. Взрослые зачастую приукрашивают представление о больших семьях и о детях, растущих вместе. Но ведь дети должны познавать мир от взрослых, а не от других детей. Слишком много стало стран, где дети собираются в шайки. Люди постепенно осознают, говорится в Манускрипте, что не следует производить детей на свет, если нет хотя бы одного взрослого, который был бы готов сосредоточить все внимание на ребенке, отдавать ему все свое время. -- Но погодите, -- возразил я. -- Нередко зарабатывать на жизнь приходится и отцу, и матери. Получается, что они не имеют права заводить детей. -- Необязательно, -- ответила Карла. -- Манускрипт утверждает, что люди будут жить большими семьями, не ограничиваясь кровными узами. Так, чтобы внимание каждому ребенку мог предоставить взрослый. Необязательно, чтобы вся энергия исходила лишь от родителей. По сути дела, даже лучше, если это будет не так. Но тот, кто будет заботиться о детях, должен обеспечивать это индивидуальное внимание. -- Ну что ж, -- проговорил я. -- В чем-то у вас получилось как надо. Марета действительно выглядит взрослее. -- Не нужно говорить этого мне, -- нахмурилась Карла. -- Скажите ей. -- Ну да, верно. -- Я повернулся к ребенку. -- Ты ведешь себя как большая, Марета. Девочка на миг застенчиво отвернулась, а потом сказала: -- Спасибо. Карла ласково обняла ее, а потом с гордостью посмотрела на меня: -- Последние два года я старалась строить отношения с Маретой в соответствии с наставлениями Манускрипта, правда, Марета? Девочка, улыбнувшись, кивнула. -- Я старалась отдавать дочке всю энергию и всегда говорила правду в любой ситуации на понятном ей языке. Когда она задавала вопросы, какие задает маленький ребенок, я относилась к ним очень серьезно, избегая соблазна ответить ей надуманно, как иногда поступают взрослые, очевидно, для своего развлечения. -- Вы имеете в виду выдумки вроде таких, как "детей приносят аисты" -- что-нибудь в этом духе? -- улыбнулся я. -- Да, но в этих народных выражениях нет ничего плохого. Дети быстро соображают, что они значат, потому что дети есть дети. Хуже, когда взрослые тут же начинают передергивать все подряд только потому, что хотят развлечься, и потому, что считают истину слишком сложной для детского понимания. А ребенку нужно всего лишь немного подумать. -- И что же говорится об этом в Манускрипте? -- В нем говорится, что взрослому необходимо найти способ сказать ребенку правду. Во мне что-то противилось этому соображению. Я был из тех, кто любит дурачиться с детьми. -- А разве дети обычно не понимают, что взрослые просто играют? -- спросил я. -- Не кажется ли вам, что от всего этого они слишком быстро повзрослеют и отчасти окажутся лишены радости детства?Карла строго посмотрела на меня: -- Марета -- девочка очень веселая. Мы с ней играем в пятнашки, возимся и занимаемся всем, что может придумать ребенок. Разница лишь в том, что когда мы что-нибудь придумываем, она знает об этом. Я согласно кивнул. Конечно, женщина была права. -- Марета кажется уверенной в себе, -- продолжала Карла, -- потому что с ней была я. Когда это было необходимо, я уделяла все внимание только ей одной. Если я отсутствовала, с ней была моя сестра, которая живет неподалеку. Кто-то из взрослых всегда мог ответить на ее вопросы, и, так как она всегда была окружена неподдельным вниманием, она никогда не чувствовала необходимости что-то из себя изображать или притворяться. У моей девочки всегда было достаточно энергии, и это дает основание полагать, что и в дальнейшем ее у нее будет достаточно. Это, в свою очередь, значительно облегчит для нее переход от получения энергии взрослых к восприятию ее из Вселенной, и об этом мы с ней уже беседуем. Я обратил внимание на места, где мы ехали. Теперь это уже были густые заросли тропического леса, и хотя солнца не было видно в послеполуденном небе, я чувствовал, что оно уже клонится к закату. -- К вечеру доберемся до Икитоса? -- спросил я. -- Нет, -- сказала Карла. -- Но можем остановиться в одном доме, который я здесь знаю. -- Это недалеко? -- Да, это дом моего приятеля. Он работает в службе охраны дикой природы. -- Это правительственная организация? -- Под охраной государства находится только часть бассейна Амазонки. Мой знакомый представляет здесь эту службу и пользуется влиянием. Его зовут Хуан Хинтон. Не волнуйтесь. Он разделяет идеи Манускрипта, но ег