о еще ни разу не потревожили. К тому времени, когда мы добрались до места, стало уже совсем темно. В окружавших нас джунглях началась ночная жизнь, наполненная своими таинственными звуками. Было душно. В конце просеки, проложенной среди густых зарослей, виднелся большой, ярко светящийся в темноте дом. Рядом расположились две просторные пристройки, и стояли несколько машин. Одна машина была поднята на блоках, и под ней при свете ламп работали двое мужчин. Карла постучала в дверь дома, и ей открыл худощавый перуанец в дорогом костюме. Он встретил ее улыбкой, но потом заметил на ступеньках Марджори, Марету и меня и принялся что-то выговаривать Карле по-испански, а на лице его появилось нервное и недовольное выражение. Женщина отвечала с мольбой в голосе, -- судя по тому, как он вел себя, наше пребывание было нежелательным. И тут через приоткрытую дверь я заметил в прихожей женскую фигуру и немного сдвинулся в сторону, чтобы увидеть лицо женщины. Это была Хулия. Пока я смотрел на нее, она повернулась, тоже увидела меня и быстро направилась к нам. Казалось, она была поражена. Она тронула Хинтона за плечо и что-то вполголоса сказала ему на ухо. Тот кивнул и с выражением покорности распахнул дверь. Мы все представились, и хозяин повел нас в свой кабинет. -- Ну вот, снова встретились, -- проговорила Хулия, взглянув на меня. На ней были брюки защитного цвета с карманами на бедрах и ярко-красная футболка. -- Да, встретились, -- отозвался я. Хинтона остановил слуга-перуанец, и, переговорив с минуту, оба направились в другую часть дома. Хулия села на стул возле кофейного столика и жестом пригласила всех располагаться на кушетке напротив. Марджори, похоже, охватила паника. Она не отрывала от меня глаз. Карла тоже поняла, в каком подавленном состоянии находится Марджори. Она подошла к ней и взяла за руку. -- Пойдемте выпьем горячего чаю, -- предложила она. Когда они уходили, Марджори оглянулась. Я улыбнулся ей и проводил женщин взглядом. Потом повернулся к Хулии. '' "-- Так что же, по-вашему, это означает? -- спросила она. -- Что это означает?.. -- эхом повторил я, еще не собравшись с мыслями. -- То, что наши пути вновь пересеклись. -- О-о... Не знаю. -- Как же вы оказались вместе с Карлой, и куда вы направляетесь? -- Она спасла нас. Марджори и я были арестованы. Она пришла к нам на помощь именно там, где нам удалось бежать. Хулия, похоже, была охвачена неподдельным волнением: -- Расскажите, что произошло. Я откинулся на стуле и рассказал ей все начиная с моей поездки на машине падре Карла, потом о своем аресте и том, как, в конце концов нам удалось бежать. -- И Карла согласилась отвезти вас в Икитос? --Да. -- Зачем вам туда? -- Именно туда, по словам падре Карла, собирался Уил. По всей видимости, У ил напал на след Левятого откровения. И Себастьян почему-то там. Хулия кивнула: -- Да, у Себастьяна в тех местах миссия. Именно там он стал известен, обращая индейцев. -- Ну а вы? -- спросил я. -- Что вы здесь делаете? Хулия рассказала, что тоже пыталась найти Девятое откровение, но ей никак не удавалось напасть на его след. В этот дом она приехала после того, как ей не раз приходили в голову мысли о ее старом друге Хинтоне. Я почти не слушал ее. Марджори с Карлой вышли из кухни и разговаривали, стоя в коридоре с чашками в руках. Марджори поймала мой взгляд, но ничего не сказала. -- Она много прочитала из Манускрипта? -- спросила Хулия, кивнув в сторону девушки. -- Только Третье откровение. -- Вероятно, мы сможем помочь ей выбраться из Перу, если ей хочется именно этого. Я снова повернулся к ней: -- Каким образом? -- Завтра Роландо уезжает в Бразилию. У нас там друзья в американском посольстве. Они могут отправить ее назад в Штаты. Мы уже помогали американцам подобным образом. Я посмотрел на нее и неуверенно кивнул. После ее слов меня охватило смятение. С одной стороны, я понимал, что Марджори лучше всего было бы уехать. Но другая моя часть хотела, чтобы она осталась со мной. Рядом с ней я ощущал себя другим человеком, чувствовал, что полон сил. -- Думаю, что мне нужно переговорить с ней, -- проговорил я после некоторого замешательства. -- Конечно, -- согласилась Хулия. -- С вами мы побеседуем позже. Я встал и направился к Марджори. Карла вернулась на кухню. Марджори прошла по коридору и свернула за угол. Когда я подошел, она стояла, прислонившись к стене. Я заключил ее в свои объятия, трепеща всем телом. -- Чувствуешь, какая энергия? -- прошептал я ей на ухо. -- Невероятно, -- проговорила она. -- К чему бы это? -- Не знаю. Между нами есть какая-то связь. Я огляделся. Никто не видит. Мы слились в страстном поцелуе. Когда я оторвался от девушки, чтобы взглянуть на нее, она была какой-то другой, более сильной, и мне вспомнился день, когда мы познакомились в Висьенте, разговор в ресторанчике в Кула. С ней рядом, когда она касалась меня, я ощущал в себе столько энергии, что просто трудно было поверить. Марджори крепко прижалась ко мне: -- С того самого дня в Висьенте мне хотелось быть вместе с тобой. Тогда я не знала, что об этом и подумать, но эта энергия -- просто чудо. Я никогда не испытывала ничего подобного. Уголком глаза я заметил, что к нам, улыбаясь, подходит Карла. Она сообщила, что ужин готов, и мы прошли в столовую, где на стойке возвышалась целая гора свежих фруктов, овощей и прочей снеди. Каждый наполнил себе тарелку, и все расселись за большим столом. После того как Марета произнесла нараспев слова молитвы, мы целых полтора часа провели за едой и непринужденной беседой. Хинтон больше не нервничал, и с его легкой руки воцарилось какое-то беззаботное настроение, которое помогло нам снять напряжение после нашего побега. Марджори непринужденно болтала и смеялась. Я сидел рядом и чувствовал, что одно это наполняет меня теплом любви. После ужина Хинтон пригласил нас снова в свой кабинет, где был подан десерт с заварным кремом и сладкий ликер. Мы с Марджори сидели на кушетке, углубившись в беседу о том, что у нас было в прошлом и что в нашей жизни произошло значительного. Было такое впечатление, что мы становимся все ближе друг другу. Единственная сложность заключалась в том, что она жила на западном побережье, а я на юге. Через некоторое время Марджори уже махнула на эту проблему рукой и от души рассмеялась. -- Жду не дождусь, когда мы вернемся в Штаты, -- сказала она. -- Вот будет весело кататься туда-сюда. Я отодвинулся от девушки и посмотрел на нее серьезным ВЗГЛЯДОМ: -- Хулия сказала, что может отправить тебя домой прямо сейчас. -- Ты имеешь в виду нас обоих, да? -- Нет, я... я не могу. -- Почему? Я не поеду без тебя. Но и оставаться здесь больше не в состоянии. Я сойду с ума. -- Тебе придется ехать. Мне тоже скоро представится такая возможность. -- Нет! -- громко заявила она. -- Я так не могу! В кабинет вошла Карла, которая укладывала Марету спать. Она бросила быстрый взгляд в нашу сторону и тут же отвернулась. Хинтон с Хулией продолжали беседовать, по всей видимости, не обратив никакого внимания на выходку Марджори. -- Пожалуйста, -- умоляла Марджори. -- Ну давай просто поедем домой. Я отвернулся. -- Ладно, хорошо,-- бросила она.-- Оставайся! -- Вскочив, она быстро вышла из комнаты. Я смотрел ей вслед, внутри у меня все переворачивалось. Обретенной с нею энергии как не бывало, и я внезапно ощутил слабость и растерянность. Я попытался встряхнуться. В конце концов, говорил я себе, мы не так уж давно знакомы. С другой стороны, в голову приходили мысли о том, что, возможно, она права. Может быть, мне нужно просто вернуться домой. Все равно, что я могу здесь изменить? Дома мне, возможно, удастся организовать какую-то поддержку Манускрипту и к тому же остаться в живых. Я встал и хотел пойти за ней, но почему-то опустился обратно на кушетку. Мне было никак не решить, как теперь быть. -- Можно подсесть к вам на минуту? -- неожиданно послышался голос Карлы. Я и не заметил, что она стоит рядом. -- Конечно. Она села и участливо посмотрела на меня. -- Я поневоле слышала, что у вас произошло с Марджори, -- сказала она. -- И подумала: может быть, прежде' чем принять решение, вы захотите услышать, что говорится, в Восьмом откровении о зависимости от других людей? -- Да, пожалуйста, объясните, что это значит. -- Когда впервые познаешь, как обрести просветленность и начать свою эволюцию, то преградой для любого из нас на этом пути может стать привязанность к другому человеку. -- Вы говорите о нас с Марджори?-- Позвольте, я объясню, как это происходит. А вы уже сами будете судить. -- Хорошо. -- Прежде всего я должна сказать, что мне самой эта часть пророчества далась очень непросто. Не думаю, что мне когда-нибудь удалось бы разобраться в этом, если бы не встреча с профессором Рено. -- Рено! -- воскликнул я. -- Я знаю его. Мы познакомились, когда я изучал Четвертое откровение. -- Ну вот. А мы познакомились, когда оба дошли до Восьмого. Он провел в моем доме несколько дней. Я в изумлении кивнул. -- Он сказал, что понятие зависимости, как оно дается в Манускрипте, отвечает на вопрос, почему любовные отношения перерастают в борьбу за власть. Нас всегда интересовало, отчего блаженство и упоение любви заканчиваются и затем превращаются в противостояние. Теперь мы знаем, что это следствие перетекания энергии от одного влюбленного к другому. Когда приходит первая любовь, двое передают друг другу энергию бессознательно, ощущая жизнерадостность и окрыленность. Это и есть тот невероятный подъем, который мы называем "влюбленностью". К сожалению, люди полагают, что это чувство исходит от другого человека, и поэтому отсекают себя от энергии Вселенной, целиком рассчитывая на энергию друг друга. Только теперь ее вроде бы становится недостаточно, поэтому они перестают посылать энергию друг другу и снова скатываются на свои ролевые установки, пытаясь подчинить своего партнера и вынудить его посылать энергию в свою сторону. При этом их отношения деградируют до обычной борьбы за власть. Она на мгновение умолкла, словно желая удостовериться, что я понял сказанное, а потом добавила: -- Рено утверждал, что можно психологически объяснить, почему мы подвержены подобной зависимости. Если это поможет понять, что с вами происходит, я могу продолжить. ILO Я нетерпеливо кивнул, чтобы она рассказывала даль- ше. -- По словам Рено, проблема эта зарождается в семье, где мы провели детство. Из-за того, что каждый в ней старается отнять у другого энергию, никто из нас не получил возможности пройти до конца очень важный психологический процесс. Мы не смогли добиться целостности нашего аспекта противоположного пола. -- Нашего чего? -- В моем случае, -- продолжала она, -- я не смогла дополнить свой мужской аспект. Вы не смогли добиться завершенности вашего женского аспекта. Наша привязанность к представителю другого пола объясняется тем, что нам еще предстоит получить доступ к этой энергии другого пола. Дело в том, что неведомая энергия, к которой мы можем приобщиться как к внешнему источнику, несет в себе и мужское, и женское начало. С течением времени мы сможем открыться для нее, но когда мы только начинаем эволюционировать, нужно быть осторожными. Если мы раньше, чем нужно, подключимся к человеку для обретения своей женской или мужской энергии, то перекроем тем самым ее поступление из вселенского источника. Я признался, что ничего не понимаю. -- Представим, как обретение этой целостности должно происходить в идеальной семье, -- продолжала объяснять Карла, -- и тогда вам, возможно, станет ясно, что я под этим понимаю. В каждой семье ребенок в первые годы жизни должен получать энергию от взрослых. Как правило,; отождествление себя с родителем того же пола и слияние с его энергией не представляет сложности, однако получение энергии от родителя противоположного пола может проходить значительно труднее. Возьмем, к примеру, девочку. При первых попытках добиться целостности своего мужского аспекта маленькая девочка может понять лишь то, что испытывает чрезвычайно сильное влечение к отиу. Она хочет, чтобы он всегда был где-нибудь поблизости или рядом с ней. В Манускрипте 241объясняется, что на самом деле ей нужна мужская энергия, которая дополняет ее женский аспект. Из этой мужской энергии она черпает ощущение полноты и упоения. Однако она ошибочно полагает, что единственный способ обретения этой энергии заключается в сексуальном обладании своим OTLIOM и в сохранении физической близости к нему. Интересно то, что она интуитивно чувствует: в действительности эта энергия предназначается для нее, и она должна иметь возможность распоряжаться ею как угодно. Дочь стремится повелевать отцом так, словно он является частью ее самой. Ей кажется, что он способен творить чудеса, что он существо совершенное и может исполнить любую ее прихоть. В менее идеальной семье из-за этого возникают трения между маленькой девочкой и ее папой. Когда же она сможет поставить себя таким образом, чтобы иметь возможность управлять отцом и получать от него желанную энергию, у девочки формируется ролевая установка. А вот в идеальной семье отец сумеет остаться в стороне от борьбы. Он найдет способ по-прежнему относиться к дочери искренне и сохранит достаточный запас энергии, чтобы предоставлять его девочке безоговорочно, даже если у него нет возможности выполнить все ее запросы. На примере того, как это должно происходить в идеале, важно понять, что отец должен оставаться открытым и общительным. Пусть маленькая девочка считает его совершенством и чародеем, но если он честно объяснит, кто он такой, чем и почему занимается, то она может принять как должное присущий ему образ жизни и его способности и избежать далекого от реальности представления о своем отце. В конце концов девочка увидит в нем лишь живого человека с его достоинствами и недостатками. Когда это соперничество завершится так, как должно, для ребенка не составит труда перейти от получения энергии противоположного пола от своего отца к обретению ее как части всеобъемлющей энергии, существующей во Вселенной в целом. -- Проблема, -- продолжала Карла, -- заключается в том, что до сегодняшнего дня большинство родителей вели соперничество со своими собственными детьми за энергию, и это наложило отпечаток на всех нас. Из-за этого соперничества людям пока не удалось полностью разрешить вопрос отношения к противоположному полу. Мы застряли на той ступени, когда по-прежнему ишем энергию противоположного пола вне себя, в мужчине или женщине, которых мы считаем идеалом, чудом, и которыми можем обладать физически. Вам понятно, в чем дело? -- Ла, -- ответил я. -- Думаю, что да. -- Что касается о нашей способности к сознательной эволюции, -- продолжала она, -- тут мы сталкиваемся с критической ситуацией. Как я уже упоминала, в Восьмом откровении говорится, что когда мы только начинаем эволюционировать, мы тут же начинаем получать энергию противоположного пола. Она поступает к нам естественным образом с энергией Вселенной. Однако следует соблюдать [ осторожность, потому что, если нам встречается человек, непосредственно предлагающий эту энергию, мы можем отсечь себя от истинного источника и откатиться назад. -- Тут она усмехнулась каким-то своим мыслям. -- Над чем вы смеетесь? -- спросил я. -- Рено как-то провел следующую аналогию, -- ответила моя собеседница. -- Он заявил, что пока мы не научимся избегать подобных ситуаций, мы будем напоминать собой незавершенную окружность. Понимаете, мы выглядим, как буква "С". Мы легко можем поддаться личности противоположного пола, еще одной незавершенной окружности, которая, встретившись, может соединиться с нами, образовав таким образом полный круг, обдать нас волной упоения и энергии и заставить испытать чувство, подобное ощущению, которое появляется при полном единении со Вселенной. На деле же мы лишь соединяемся с другим человеком, который тоже ищет во внешнем пространстве свою вторую половинку. Рено назвал это классическим образцом взаимозависимых отношений и сказал, что заложенные в них проблемы начинают проявляться незамедлительно.Она осеклась, словно ожидая, что я возражу. Но я лишь кивнул. -- Понимаете, проблема этой завершенной личности, этого "О", к чему, по мнению обоих, пришли эти половинки, в том и состоит, что для возникновения целой личности понадобились две, одна из которых несет женскую энергию, а другая -- мужскую. Соответственно у этой целой личности две головы, или два "я". Они желают распоряжаться созданной ими целой личностью и поэтому, как в детстве, хотят повелевать другим словно самим собой. Подобная иллюзия полноты всегда выливается в борьбу за превосходство над другим. В коние концов каждому приходится принять другого таким каков он есть, даже в ущерб себе, чтобы иметь возможность вести эту целую личность в нужном ему направлении. Но это. конечно же, не получается, по крайней мере, больше уже не получается. В прежние времена один из партнеров, возможно, и изъявлял желание подчинить себя другому -- обычно это была женщина, иногда -- мужчина. Однако теперь мы пробуждаемся. Никто больше не хочет быть в подчинении у кого бы то ни было. Я вспомнил, что говорилось в Первом откровении о борьбе за превосходство в любовных отношениях, и мне на ум пришла выходка женщины в ресторане, когда мы были там с Чарлин. -- Вот вам и вся любовь, -- произнес я. -- О, любовь для нас все же может быть, -- воодушевленно ответила Карда. -- Однако для начала нам необходимо завершить эту окружность самим. Мы должны сделать устойчивой нашу связь со Вселенной. На это потребуется время, но потом эта проблема больше никогда не возникнет, и мы сможем обрести то, что в Манускрипте называется высшими отношениями. Соединившись после этого в любовном союзе с другой целостной личностью, мы создадим некую сверхличность... причем это уже никогда не собьет нас с пути индивидуальной эволюции. -- Что, по вашему мнению, и делаем мы с Марджори по отношению друг к другу, да? Сбиваем друг друга с пути? -- Верно. -- И как же избежать подобного противостояния? -- Нужно какое-то время не поддаваться "любви с первого взгляда", научиться поддерживать платонические отношения с представителями противоположного пола. Но не забывайте о том, как это происходит. Эти отношения можно поддерживать лишь с теми, кто может полностью открыться вам и объяснить, как и почему они делают то, чем сейчас заняты, -- так, как поступил бы родитель противоположного пола для того, чтобы детские годы ребенка были действительно детством. Уясняя, что собой представляет на самом деле внутренний мир друзей противоположного пола, человек преодолевает свои собственные надуманные представления о другом поле, и при этом открывается возможность снова приобщиться ко Вселенной. -- Не забывайте также, -- продолжала она, -- что это нелегко, особенно если приходится рвать отношения взаимной зависимости. Это настоящее отторжение энергии. Это причиняет боль. Но сделать это необходимо. Взаимозависимость -- это не какая-то новая болезнь, которой подвержены лишь немногие. Мы все взаимозависимы, и все теперь избавляемся от этого. Идея в том, чтобы, оставшись одному, вновь испытать ощущение подъема и упоения, которые чувствуешь в первые минуты взаимозависимых отношений. Вы должны загнать его или ее внутрь. После этого вы продолжаете эволюционировать и можете найти ту особую любовь, которая действительно подходит вам. Карла на некоторое время умолкла. -- И кто знает, если и вы, и Марджори будете эволюционировать дальше, то, может быть, выяснится, что вы поистине созданы друг для друга. Однако поймите одно: сейчас вашим отношениям некуда развиваться. Нашу беседу прервал подошедший Хинтон. Он сообщил, что идет спать и что нам приготовлены комнаты. Мы 45поблагодарили за гостеприимство, а после того, как он ушел, Карла сказала: -- Наверное, я тоже пойлу. Поговорим после. Я кивнул и смотрел на нее, пока она не вышла из комнаты. В эту секунду я почувствовал у себя на плече чью-то руку. Это была Хулия. -- Я иду в свою комнату, -- проговорила она. -- Вы знаете, где ваша? Могу показать. -- Покажите, пожалуйста, -- попросил я. А потом спросил: -- А где комната Марджори? Она улыбнулась, и мы пошли по коридору, пока не остановились у одной из дверей. -- Во всяком случае, не возле вашей, -- сказала она. -- Мистер Хинтон -- человек очень консервативных взглядов. Я улыбнулся в ответ и пожелал ей спокойной ночи. Потом вошел в свою комнату и боролся с обуревавшими меня желаниями, пока не заснул. Меня разбудил запах ароматного кофе. Им был пропитан весь дом. Я оделся и прошел в кабинет. Там я выпил стакан свежего сока грейпфрута, предложенный пожилым слугой. -- Доброе утро! -- раздался позади голос Хулии. Я обернулся к ней: -- Доброе утро! Пристально оглядев меня, она спросила: -- Вы уже поняли, почему мы снова встретились? -- Нет, -- признался я. -- Мне было не до того. Я пытался разобраться в зависимостях. -- Ну да, -- проговорила она. -- Я видела. -- Что значит -- видели? -- Я поняла, что с вами происходит, по виду вашего энергетического поля. -- Ну и как же оно выглядело? 246 -- Ваша энергия была соединена с энергией Марджори. Когда вы сидели здесь, а она была в другой комнате, ваше поле простиралось туда и было связано с ее полем. Я покачал головой. Она с улыбкой положила мне руку на плечо: -- Вы утратили связь со Вселенной. Вы заменили ее привязанностью к энергии Марджори. Так получается со всеми привязанностями: нужно пройти через привязанность к кому-то или к чему-то, чтобы обрести связь со Вселенной. Справиться с этим можно, лишь подняв свой энергетический уровень и вновь сосредоточившись на том, чем вы действительно здесь занимаетесь. Кивнув, я вышел из дома. Хулия осталась ждать в кабинете. Около десяти минут я накапливал энергию так, как меня обучал Санчес. Постепенно чувство красоты вернулось, и я почувствовал себя значительно легче. После этого я вернулся в дом. -- Вы выглядите получше, -- сказала Хулия. -- Я и чувствую себя получше, -- ответил я. -- Так какие же вопросы стоят сейчас перед вами? Минуту-другую я размышлял. Марджори я обрел. Ответ на этот вопрос найден. Но по-прежнему хотелось выяс-.нить, где Уил. И все так же хотелось понять, как поведут себя люди друг с другом, когда начнут следовать Манускрипту. Если Манускрипт оказывает такое положительное воздействие на людей, то почему он так страшит Себастьяна и других священнослужителей? Я поднял глаза на Хулию.- -- Мне необходимо уяснить для себя оставшуюся часть Восьмого откровения, и я по-прежнему хочу найти Уила. Может быть, у него уже есть Девятое. -- Я завтра еду в Икитос, -- проговорила она. -- Хотите со мной? . Я заколебался. -- Думаю, что Уил там, -- добавила она. -- Откуда вы знаете?-- Потому что вчера вечером мне пришла в голову эта мысль. Я промолчал. -- Я подумала и о вас, -- продолжала Хулия. -- О том, что мы оба направляемся в Икитос. Вы тоже каким-то образом вовлечены в это. -- Вовлечен во что? Она улыбнулась: -- В то, чтобы найти последнее откровение прежде, чем это сделает Себастьян. Пока она говорила, я представил, что мы с Хулией приезжаем в Икитос, но затем почему-то направляемся в разные стороны. Я чувствовал, что за этим что-то стоит, но что именно -- оставалось неясным. Я снова сосредоточил внимание на Хулии. -- Где вы были? -- улыбаясь, спросила она. -- Прошу прошения. Я тут кое о чем размышлял. -- Что-нибудь важное? -- Не знаю. Мне представилось, что, приехав в Икитос, мы отправимся в разные стороны. В комнату вошел Роландо. -- Я привез необходимые припасы, -- сообщил он Хулии. Узнав меня, он вежливо кивнул. -- Хорошо, спасибо, -- поблагодарила Хулия. -- Вам по дороге встретились военные? -- Не видел ни одного. В комнату вошла Марджори и отвлекла меня, но мне было слышно, как Хулия говорит Роландо о желании Марджори поехать вместе с ним в Бразилию, где Хулия договорится о том, чтобы Марджори помогли вернуться в Штаты. Я подошел к Марджори. -- Как спала? Она посмотрела на меня, словно решая, продолжать сердиться или нет: -- Не очень. -- Это друг Хулии, -- кивнул я в сторону Роландо. -- Сегодня утром он уезжает в Бразилию. Оттуда он поможет тебе добраться до Штатов. Казалось, она боится. -- Послушай, -- сказал я. -- Все будет хорошо. Они уже помогали другим американцам. У них есть знакомые в американском посольстве в Бразилии. Очень скоро ты будешь дома. Она согласно кивнула: -- Я о тебе беспокоюсь. -- У меня все будет в порядке. Не переживай. Как только вернусь в Штаты, позвоню. Хинтон у меня за спиной объявил, что завтрак подан. Мы прошли в столовую и принялись за еду. После завтрака Хулия с Роландо, похоже, заторопились. Хулия объяснила, что для Роландо и Марджори важно пересечь границу до наступления темноты, а ехать им еше целый день. Марджори уложила кое-какую одежду, предоставленную Хинтоном, и после этого, пока Хулия с Роландо разговаривали у дверей, я отвел Марджори в сторону. -- Ни о чем не беспокойся, -- сказал я. -- Просто смотри в оба, и тебе, возможно, явятся другие откровения. Она улыбнулась, но ничего не сказала. Вместе с Хулией я смотрел, как Роландо помогает ей уложить веши в свою небольшую машину. Когда они тронулись, наши взгляды на какой-то миг встретились. -- Как вы считаете, они доберутся без приключений? -- спросил я у Хулии. : -- Конечно, -- подмигнула мне она. -- А теперь и нам,  пожалуй, тоже пора отправляться. У меня есть для вас кое-что из одежды. -- Она подала мне сумку с вещами, и мы уложили ее вместе с несколькими коробками продуктов в пикап. Потом попрощались с Хинтоном, Карлой, Маретой и направились на северо-восток в сторону Икитоса. Пейзаж по дороге становился все более похожим на джунгли, и очень мало что говорило о присутствии людей. Я погрузился в размышления о Восьмом откровении. Было|: ясно, что оно представляет собой новое понимание того, как относиться к людям, но я никак не мог уразуметь его полностью. Карла рассказала о том, как нужно относиться к детям, и о том, как опасна зависимость от другого человека. Однако и Пабло, и Карла намекали на то, что существует способ сознательного излияния энергии на других. О чем здесь идет речь? -- Я не совсем разобрался в Восьмом откровении, -- признался я, поймав взгляд Хулии. -- Наш подход к другим определяет скорость нашей эволюции, быстроту поиска ответов на стоящие перед нами в жизни вопросы, -- сказала она. -- А как это получается? -- Поразмыслите над своей собственной ситуацией. Каким образом вы получали ответы на ваши вопросы? -- Лумаю, на них отвечали встречавшиеся мне люди. -- Были ли вы полностью открыты вести, которую нес каждый из них? -- Вообще-то нет. В основном я оставался замкнутым в себе. -- А те, кто нес вам весть, тоже отвергали вас? -- Нет, они вели себя очень открыто и хотели помочь. Они... -- Тут я осекся, не зная, как правильно выразить свою мысль. -- Вам помогли тем, что дали возможность раскрыться? -- спросила она. -- У вас не было ощущения, что они как-то наполняют вас теплом и энергией? При этих словах на меня нахлынул целый поток воспоминаний. Я вспомнил, как успокаивающе подействовал на меня Уил, когда я был на грани отчаяния в Лиме; вспомнил отеческое гостеприимство Санчеса и заботливые советы падре Карла, Пабло и Карлы. А теперь и Хулии. Гдаза этих людей лучились одинаковым светом. -- Ла, -- произнес я. -- Вы все так и поступали. -- Совершенно верно, -- подтвердила она. -- Мы так поступали и делали это сознательно, следуя Восьмому откровению. Воодушевляя вас и помогая вам уяснить неяв- 25,о ное, мы вели поиск той истины, той вести, которую несли нам вы. Это понятно? Придать вам энергии -- это было лучшее, что мы могли сделать для себя же. -- И что же конкретно говорится обо всем этом в Манускрипте? -- В нем говорится, что каждый, кого бы мы ни встретили на пути, непременно несет нам весть. Случайных встреч не бывает. Но то, как мы реагируем на эти встречи, зависит от нашей способности принять эту весть. Если мы кого-то встречаем и в разговоре не усматриваем вести, имеющей отношение к нашим насущным вопросам, это не > значит, что вести нет. Это лишь означает, что в силу каких-то причин мы упустили ее. На миг она задумалась, а потом заговорила дальше: -- Вам когда-нибудь приходилось сталкиваться со старым другом или знакомым, чтобы, поговорив минуту, разойтись, а потом снова столкнуться с ним или с ней в тот же день или на той же неделе? -- Да, приходилось, -- ответил я. -- И что вы при этом обычно говорили? Что-нибудь вроде "надо же, опять ты", чтобы потом, пошутив об этих встречах, идти дальше? -- Что-то в этом духе. -- В Манускрипте говорится, что в подобной ситуации следует бросить все дела и выяснить, какую весть мы несем этому человеку и какая весть есть у него для нас. В Манускрипте предрекается, что когда люди осознают это, наше воздействие друг на друга станет более размеренным, целенаправленным и взвешенным. -- Но это будет не так просто осуществить, особенно с теми, кто и понятия не имеет, о чем вы говорите. -- Ла, но в Манускрипте объясняется, как это делать. -- То есть как конкретно мы должны относиться друг к другу? -- Совершенно верно. -- И что же там говорится?-- Помните, в Третьем откровении упоминается, что уникальность человеческой энергии проявляется в способности человека сознательно направлять свою энергию? -- Помню. -- А помните, как это делается? Я стал вспоминать, чему меня учил Джон: -- Да, нужно любоваться красотой предмета, пока в нас не накопится достаточно энергии, чтобы испытать чувство любви. В этот момент мы можем посылать энергию обратно. -- Верно. Этот принцип справедлив и по отношению к людям. Любуясь человеком, мы так сосредоточиваемся на нем, что он буквально притягивает наш взор и начинает выглядеть более отчетливо. Тогда мы можем направлять на него свою энергию, чтобы он почувствовал воодушевление. В первую очередь необходимо, конечно, поддерживать на высоком уровне свою собственную энергию: тогда мы сможем обратить поток энергии на себя, а затем через себя на другого человека. Чем больше мы будем любоваться целостностью других людей, их внутренней красотой, тем больше энергии проистечет в них, и, естественно, тем больше ее проистечет в нас. При этих словах Хулия рассмеялась: -- Вот уж когда мы поистине что-то делаем больше ради своего удовольствия. Чем больше нам дано испытать к другим людям чувство любви, чем больше мы будем любоваться ими, тем больше энергии вольется в нас. Поэтому лучшее, что мы можем сделать для себя, -- это любить и наполнять энергией других. -- Я уже слышал нечто подобное, -- сказал я. -- Так нередко говорит падре Санчес. Я пристально вгляделся в Хулию. Было такое чувство, будто впервые удалось заглянуть в нее глубже. Она тоже бросила на меня пристальный взгляд, а потом опять сосредоточилась на дороге. -- Эффект от этой направленной энергии огромен, -- проговорила она. -- Вот сейчас, например, я чувствую, как вы наполняете меня энергией, и это позволяет мне мыслить более четко и ясно, когда я собираюсь заговорить. Вы прибавляете свою энергию к моей, и я начинаю понимать, в чем состоит моя истина, которую с готовностью передаю вам. Мои слова звучат для вас откровением, это приводит вас к более глубокому пониманию моей высшей сути и к более сильному восхищению мною, что, в свою очередь, заставляет вас сосредоточиться. Ваше пристальное внимание придает мне еше больше энергии и позволяет еше глубже осознать мою истину. Затем весь цикл начинается заново. Когда это проделывают вместе несколько человек, они способны испытывать невероятный подъем, наполняя друг друга энергией и тут же получая ее обратно. Хотя следует понять, что это единение совершенно отлично от взаимозависимых отношений. Начинаются взаимозависимые отношения так же, но вскоре превращаются в подчинение себе, потому что зависимость отсекает от источника энергии, и энергия иссякает. Действительное излияние энергии не обусловлено привязанностью и происходит без умысла. Два человека лишь ждут, когда им откроется весть. Пока она говорила, у меня возник еше один вопрос. По словам Пабло, при первой встрече я не получил вести от падре Костуса, потому что вынудил его прибегнуть к ролевой установке, сформированной в детские годы. -- А как быть, -- спросил я, -- если собеседник уже действует в рамках своей ролевой установки, пытаясь и вас втянуть в это? Как это преодолеть? Хулия ответила незамедлительно: -- В Манускрипте говорится, что если мы не станем подыгрывать его ролевой установке, то у него ничего не выйдет. -- Что-то не очень мне это понятно, -- проговорил я. Хулия смотрела вперед, на дорогу. Было видно, что она задумалась. -- Где-то в этих местах можно купить бензин. Я взглянул на индикатор уровня топлива. Он показывал, что бак наполовину полон. 252-- У нас еше полно бензина. -- Знаю, -- ответила она. -- Но мне представилось, что мы останавливаемся и заправляемся, думаю, так и нужно поступить. -- Ну хорошо. -- А вот и дорога к этому дому, -- сказала она, указывая направо. Мы повернули и углубились почти на целую милю в джунгли, прежде чем добрались до домика, который смахивал на базовый лагерь рыбаков и охотников. Сам домик стоял у самой реки, и у причала было привязано несколько рыбацких лодок. Мы остановились у заржавелой заправочной колонки, и Хулия отправилась в дом искать хозяина. Я вышел из машины, потянулся и, зайдя за угол, подошел к воде. Воздух был пропитан влагой. Хотя солнца и не было видно за густыми кронами деревьев, можно было судить, что оно стоит прямо над головой. Скоро оно будет палить беспощадно. Неожиданно сзади послышалась сердитая испанская речь. Обернувшись, я увидел невысокого коренастого перуанца. Он грозно посмотрел на меня и опять что-то злобно проговорил. -- Я не понимаю, что вы говорите. Он перешел на английский: -- Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? Я попытался не обращать на него внимания: -- Мы только за бензином. Через несколько минут нас здесь не будет. -- Я снова отвернулся к воде в надежде, что он уйдет. Он зашел сбоку: -- Мне кажется, янки, тебе лучше сказать, кто ты такой. Я снова взглянул на него. Похоже, он был настроен серьезно. -- Я -- американец. Куда направляюсь, точно не знаю. Я еду с другом. -- Заблудившийся американец, -- произнес он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. -- Совершенно верно. -- И чего тебе здесь надо, американец? -- Ничего не надо. -- Я попытался пройти назад к машине. -- Я ничего вам не сделал. Оставьте меня в покое. Тут я заметил, что возле машины стоит Хулия. Стоило мне взглянуть на нее, как перуанец тотчас перехватил мой взгляд. -- Пора ехать, -- сказала Хулия. -- Здесь уже не заправишься. -- Ты кто такая? -- обратился к ней перуанец с той же враждебностью. -- А чем вы так рассержены? -- вопросом на вопрос ответила Хулия. В его лице что-то переменилось: -- Потому что присматривать за этим местом -- моя работа. -- Уверена, что вы -- хороший работник. Однако людям трудно разговаривать с вами, если вы нагоняете на них такой страх. Тот уставился на нее, силясь понять, что она за птииа. -- Мы направляемся в Икитос, -- сказала Хулия. -- Работаем с падре Санчесом и падре Карлом. Знаете их? Он покачал головой, но при упоминании имен двух священников еше больше успокоился. В конце концов он кивнул нам и зашагал прочь. -- Поехали, -- сказала Хулия. Мы сели в машину и покинули этот лагерь. Я ощутил, насколько разволновался и разнервничался, и попытался стряхнуть это с себя. -- Что-нибудь было внутри? -- спросил я. -- Что значит "было внутри"? -- повернулась ко мне Хулия. -- Я имею в виду, было ли внутри что-нибудь, объясняющее, почему вам пришло в голову остановиться? Она рассмеялась, а потом сказала: 255-- Нет, все происходило снаружи. Я в недоумении уставился на нее. -- Не догадались, в чем дело? -- спросила она. -- Нет. -- АО чем вы размышляли перед тем, как мы сюда заехали? -- О том, что хочется вытянуть ноги. -- Нет, до этого. О чем вы спрашивали, когда мы разговаривали? Я задумался. Мы говорили о ролевых установках. И тут я вспомнил: -- Вы сказали что-то смутившее меня. Мол, человек не сможет воздействовать на нас, если не подыгрывать его ролевой установке. Это было непонятно. -- А теперь понятно? -- Не совсем. А что вы хотите сказать? -- То, что произошло снаружи, ясно продемонстрировало, что происходит, если подыгрывать ролевой установке. -- Как это? Она мельком взглянула на меня: -- Какую установку проигрывал на вас этот человек? -- По всей видимости, он -- "шантажист". -- Верно. А какая роль была у вас? -- Я просто хотел, чтобы он отстал от меня. -- Я знаю, но какова была ваша роль? -- Ну, сначала я был замкнут, но этот тип не отставал. -- И что тогда? Разговор действовал мне на нервы, но я старался сосредоточиться и не уходить от него. Посмотрев на Хулию, я проговорил: -- Наверное, я играл роль "бедный я". -- Совершенно верно, -- улыбнулась она. -- А вы, похоже, без труда разделались с ним. -- Только потому, что не стала играть роль, на которую он рассчитывал. Не забывайте, что ролевая установка каждого сформировалась в детстве по отношению к другой роли. Поэтому, чтобы полностью проиграть какую-нибудь роль, необходима соответствующая ей. "Шантажисту" для получения энергии необходим или "бедный я", или другой "шантажист". -- И как же вы справились? -- Я еше до конца не понимал этого. -- В ответ я могла бы сама сыграть "шантажиста" и попытаться переиграть его. Конечно, это скорее всего привело бы к насилию. Но я вместо этого поступила так, как требует Манускрипт. Я назвала его роль. Каждую ролевую установку можно рассматривать как скрытую тактику, направленную на получение энергии. В роли "шантажиста" он пытался лишить вас энергии. Когда же он попытался проделать это со мной, я определила его и назвала то, что он делает. -- Вот почему вы спросили, почему он так рассержен? -- Да. В Манускрипте говорится, что скрытые неосознанные попытки овладеть энергией перестают существовать, если довести их до сознания, сказав о них вслух. Они перестают быть скрытыми. Способ этот очень прост. В разговоре благодаря ему обязательно выявится истинная цель беседы. После этого человеку приходится придерживаться того, о чем идет речь на самом деле, и быть честнее. -- Тогда понятно, -- сказал я. -- По-моему, я и сам раньше давал определение ролевым установкам, хотя и не понимал этого. -- Не сомневаюсь. Это делает каждый из нас. Мы просто больше узнаем, что за этим стоит. А главное, что нужно сделать для того, чтобы это сработало, -- это посмотреть, что собой представляет в действительности скрытая за ролью личность человека, с которым вы имеете дело, и послать ему как можно больше энергии. Если он почувствует, _ что энергия и так поступает к нему, ему будет проще отказаться от своего способа овладения ею. -- И что же вам удалось увидеть в этом типе? -- Мне удалось увидеть маленького, неуверенного в себе мальчика, который отчаянно нуждается в энергии. 9 За41 'If Кроме того, он ведь доставил вам очень своевременную весть, верно? Я посмотрел на нее. Казалось, она вот-вот рассмеется. -- Вы считаете, мы остановились там именно для того, чтобы я мог уяснить, как следует вести себя с тем, кто пытается разыграть роль? -- Вы ведь об этом спрашивали, верно? Я улыбнулся и почувствовал, что ко мне начинает возвращаться хорошее настроение: -- Ла, думаю, что об этом. Меня разбудил жужжавший над ухом москит. Я посмотрел на Хулию. Она улыбалась, словно думая о чем-то смешном. Покинув лагерь на реке, мы несколько часов ехали молча, иногда перекусывая тем, что было приготовлено Хулией в дорогу. -- Проснулись? -- проговорила Хулия. -- Да, -- отозвался я. -- Далеко еще до Икитоса? _ --До самого города миль тридцать, а вот до Стюарт Инн всего несколько минут езды. Это небольшая гостиница и приют для охотников. Владелец -- англичанин и сторонник Манускрипта. -- Она снова улыбнулась. -- У нас с ним было немало добрых встреч. Если ничего не случилось, он должен быть на месте. Надеюсь, это поможет нам выяснить, где теперь Уил. Она остановила машину на обочине и повернулась ко мне: -- Давайте-ка, сосредоточимся на том, где мы сейчас находимся. Перед тем как встретить вас, я долго бродила вокруг да около, желая помочь найти Девятое откровение и не представляя, где его искать. Как-то я поймала себя на том, что все время думаю о Хинтоне. Приезжаю к нему, и тут появляется не кто иной, как вы. Вы сообщаете, что ищете Уила и что, по слухам, он находится в Икитосе. Интуиция подсказывает мне, что мы оба будем искать Девятое откровение, а вам -- что потом на каком-то этапе мы расстанемся и разойдемся в разные стороны. Все ли я перечислила? -- Да. -- Так вот, хочу, чтобы вы знали: после этого мне стали приходить в голову мысли о Вилли Стюарте и этой гостинице. Здесь что-то должно произойти. Я согласно кивнул. Она снова вырулила на дорогу, которая впереди делала крутой поворот. -- А вот и гостиница, -- сказала она, когда мы его проехали. Метрах в шестидесяти от нас. там, где дорога вновь круто поворачивала вправо, виднелся двухэтажный дом в викторианском стиле. Мы въехали на усыпанную гравием стоянку и остановились. На веранде беседовало несколько мужчин. Я открыл дверцу и собрался было выходить, когда Хулия тронула меня за плечо. -- Не забывайте, -- проговорила она, -- здесь нет случайных людей. Будьте начеку и ждите весть. Я последовал за ней, и мы вместе поднялись на веранду. Мужчины, хорошо одетые перуанцы, рассеянно кивнули, когда мы проходили мимо. Когда мы очутились в просторном вестибюле, Хулия показала мне столовую, попросив занять столик и подождать ее там, пока она ишет хозяина. Я огляделся. В столовой было около дюжины столи-, ков, и стояли они в два ряда. Выбрав место в центре, я уселся спиной к стене. Следом за мной вошли трое мужчин -- все перуанцы -- и сели напротив. Вскоре появился еще один человек и занял столик справа, метрах в шести от меня. Он сел так, что оказался спиной ко мне. Я обратил внимание, что он -- иностранец, возможно, европеец. В столовую вернулась Хулия. которая, заметив меня, подошла и села за мой столик напротив. -- Хозяина нет, -- сообщила она. -- А его служащий ничего не знает об У иле.-- Ну и что теперь? Взглянув на меня, она пожала плечами: -- Не знаю. Следует полагать, что у кого-то здесь есть весть для нас. -- И кто же это, по-вашему? -- Не знаю. -- Откуда вам известно, что это должно произойти? -- спросил я, вдруг исполнившись скептицизма. Лаже после всех необъяснимых стечений обстоятельств, которые случились со мной с того времени, как я очутился в Перу, мне по-прежнему было трудно поверить, что обстоятельства сложатся определенным образом и в нужное время только потому, что нам этого хочется. -- Не забывайте, о чем говорится в Третьем откровении, -- ответила Хулия. -- Вселенная есть энергия, энергия, которая реагирует на наши упования. Люди составляют часть этой энергетической Вселенной, так что если перед нами стоит вопрос, появляются люди, у которых есть ответ. Хулия покосилась на присутствовавших в столовой: -- Я не знаю, кто эти люди, но если мы не пожалеем времени на разговор с ними, то выясним, что у каждого есть для нас некая истина, которая является частью ответа на наши вопросы. Я недоверчиво посмотрел на нее. Она перегнулась ко мне через стол: -- Усвойте это для себя. V каждого, кто встречается нам на пути, есть весть для нас. В противном случае они выбрали бы другую дорогу или рано или поздно свернули бы с нее. Присутствие этих людей свидетельствует о том, что они здесь не просто так. Я смотрел на Хулию, по-прежнему не зная, можно ли верить, что все так просто. -- Самое сложное, -- сказала она, -- выяснить, с кем стоит тратить время на разговор, так как со всеми невозможно перекинуться даже парой слов. -- Ну и как вы определяете это? -- В Манускрипте говорится, что на это существуют знаки. Я хотя и слушал со всем вниманием, но, неизвестно почему, окинул окружающих беглым взглядом и остановил его на человеке, сидящем справа от нас. Он обернулся и тоже посмотрел на меня. Когда наши взгляды встретились, мужчина снова уткнулся в тарелку. Я тоже отвернулся. -- Какие знаки? -- спросил я. -- Вот такие. -- Какие такие? -- Такие, какой вы только что подали. -- И она кивнула в сторону нашего соседа справа. -- Что вы имеете в виду? Хулия снова перегнулась ко мне через стол: -- В Манускрипте говорится, что внезапный обоюдный зрительный контакт двух людей является знаком того, что им необходимо поговорить. -- А разве это не происходит постоянно? -- Происходит. Но после того, как это случается, большинство людей просто забывают об этом и продолжают заниматься своими делами. Я кивнул: -- А О каких еще знаках упоминается в Манускрипте? -- О чувстве узнавания. Когда кто-то кажется знакомым, хотя и знаешь, что никогда раньше этого человека не встречал. При этих словах я вспомнил Лобсона и Рено, которых, как мне показалось при первой встрече, я уже когда-то видел. -- А есть ли в Манускрипте что-нибудь о том, почему некоторые люди кажутся такими знакомыми? -- Есть, но немного. Просто упоминается, что по типу мышления мы делимся на группы. Они обычно образуются по интересам. Некоторые люди думают об одном и том же, а поэтому одинаково выражают себя и имеют похожий жизненный опыт. Мы интуитивно распознаем тех, кто входит в нашу группу, и очень часто они несут нам весть. Я еще раз посмотрел на соседа справа. Он на самом деле смутно напоминал кого-то. И удивительное дело: когда я смотрел на него, он повернулся и снова мельком взглянул на меня. Я быстро перевел взгляд на Хулию. -- Вам обязательно нужно поговорить с этим человеком, -- сказала она. Я промолчал. Смущала сама мысль о том, чтобы просто подойти к нему. Хотелось уйти отсюда, чтобы ехать дальше в Икитос. Я уже собрался предложить это вслух, когда Хулия опять заговорила: -- Вот где нам нужно быть, а не в Икитосе. Необходимо пересмотреть наши планы. А ваша беда в том, что вы сопротивляетесь, вместо того чтобы подойти к этому человеку и завязать разговор. -- Как вам это удалось? -- удивился я. -- Что удалось? -- Прочитать мои мысли. -- Никакой тайны в этом нет. Я лишь внимательно следила за выражением вашего лица. -- Ну и что же? -- Когда воспринимаешь какого-то человека более глубоко, чем других, то можно разглядеть его сокровенную суть, как бы снаружи она ни была прикрыта. А если вы действительно сосредоточите свое внимание на таком уровне, то сможете понимать мысли этого человека по едва заметным изменениям выражения лица. И это совершенно естественно. -- Для меня это звучит как телепатия, -- признался я. -- А телепатия -- абсолютно естественное явление, -- со смехом сказала она. Я снова взглянул на нашего соседа. На этот раз он не посмотрел в мою сторону. -- Вы бы лучше собрали всю свою энергию да поговорили с ним, -- предложила Хулия. -- А то упустите эту возможность. Я сосредоточился и принялся наращивать энергию, пока не почувствовал себя сильнее, а потом спросил: -- Что же мне сказать ему? -- То, что есть. Только преподнесите истину в том виде, в каком он, по-вашему, признает ее таковой. -- Хорошо. Отодвинув свой стул, я пошел к столику, за которым сидел этот человек. Казалось, он чего-то боится и нервничает -- совсем как Пабло в тот вечер, когда я познакомился с ним. Я попробовал заглянуть в него поглубже, чтобы выяснить, что стоит за этой нервозностью. После этого мне показалось, что у него на лице появилось другое выражение, исполненное большей энергии. -- Хэлло,-- обратился к нему я.-- Вы, похоже, не местный житель. Хотелось бы надеяться, что вы мне поможете. Я разыскиваю своего друга, Уила Джеймса. -- Садитесь, пожалуйста. -- Говорил он со скандинавским акцентом. -- Я -- профессор Эдмонд Коннор. -- И он протянул мне руку. -- Очень сожалею. Я не знаю вашего друга Уила. Я представился и объяснил, что Уил ищет Девятое откровение -- у меня было предчувствие, что для него это могло что-то значить. -- Я знаком с Манускриптом, -- сказал профессор. -- Я здесь для того, чтобы выяснить подлинность этого документа . -- Вы один? -- Я должен был встретиться здесь с профессором Добсоном. Но он пока не приехал. Непонятно, что могло его задержать. Профессор уверял, что, когда я приеду, он уже будет здесь. -- Вы знакомы с Добсоном?! -- Да. Именно он организовал освидетельствование Манускрипта. -- С ним все в порядке? Он приедет сюда? Коннор вопросительно посмотрел на меня: -- Он так планировал. Разве что-нибудь случилось? Моя энергетическая заряженность упала. Я понял, что Коннор с Добсоном договорились о встрече до ареста последнего. -- Я познакомился с ним в самолете, когда летел в Перу, -- объяснил я. -- Его арестовали в Лиме. Я понятия не имею, что с ним случилось потом. -- Арестовали? Боже мой! -- Когда вы в последний раз говорили с ним? -- Несколько недель тому назад, но о времени нашей встречи в этой гостинице существовала твердая договоренность. Он сказал, что позвонит, если что-нибудь изменится. -- Вы не помните, почему он хотел встретиться с вами здесь, а не в Лиме? -- Профессор говорил, что поблизости есть какие-то развалины и что ему нужно побывать здесь еше для того, чтобы встретиться с одним ученым. -- А он не называл места, где должен был состояться разговор с этим ученым? -- Называл. Он говорил, что ему нужно в... э-э... Сан-Луис, мне кажется. А что? -- Да нет. Просто спросил. Когда я произносил эти слова, одновременно случились две веши. Во-первых, я стал думать о Добсоне и представил, что мы снова встретились. Наша встреча произошла на дороге, вдоль которой росли гигантские деревья. Кроме того, бросив взгляд в окно, я, к своему изумлению, увидел, что по ступенькам веранды поднимается падре Санчес. У него был усталый вид, и он был весь в грязи. На стоянке в какой-то старой машине его дожидался другой священник. -- Кто это? -- поинтересовался Коннор. -- Это падре Санчес! -- воскликнул я, еле сдерживая радость. Обернувшись, я поискал глазами Хулию, но за нашим столиком ее уже не было. Я поднялся, и как раз в это время в столовую вошел Санчес. Увидев меня, он резко остановился, и на лице у него выразилось полное изумление. Он подошел, и мы обнялись. -- Как вы, в порядке? -- спросил падре. -- Да, нормально, -- ответил я. -- А что вы здесь делаете? Несмотря на усталость, он слегка усмехнулся: -- Да вот, не знаю, куда еще податься. Сюда-то еле добрался. Сотни военных направляются в эту сторону. -- Что здесь нужно военным? -- услышал я позади голос Коннора, который подошел к нам с Санчесом. -- Прошу прошения, -- ответил Санчес, -- но я не знаю, что у солдат на уме. Знаю лишь, что их очень много. Я представил их друг другу и рассказал падре Санчесу о том положении, в котором оказался Коннор. Профессор, похоже, очень нервничал. -- Я должен уехать отсюда, -- заявил он. -- Но у меня нет водителя. -- Там, на улице, дожидается падре Пол, -- сказал Санчес. -- Он сейчас направляется в Лиму. Если хотите, можете ехать с ним. -- Конечно, хочу, -- обрадовался Коннор. -- Постойте, а если они наткнутся на военных? -- засомневался я. -- Не думаю, что они задержат падре Пола, -- сказал Санчес. -- Его не настолько хорошо знают. В эту минуту в столовую вернулась Хулия и увидела Санчеса. Они нежно обнялись, и мне снова пришлось представлять Коннора. Пока я говорил, ученого, похоже, охватывал все больший страх, и лишь через несколько минут Санчес сказал ему, что падре Полу пора уезжать. Коннор ушел в номер за вещами и быстро вернулся. Попрощавшись с ним, я остался за столом, а Санчес с Хулией проводили профессора до машины. Мне нужно было подумать. Я понимал, что встреча с Коннором имеет какое-то значение, и то, что Санчес нашел нас именно здесь, тоже немаловажно, но мне никак было не осмыслить всего этого до конца. Прошло немного времени, и в столовую вошла Хулия. Она села рядом. -- Я же говорила, что здесь должно произойти что-то важное, -- сказала она. -- Если бы мы не остановились здесь, то не встретили бы ни Санчеса, ни Коннора. Кстати, что вы узнали от него? -- Точно еше не могу сказать. А где падре Санчес? -- Он снял номер и лег отдохнуть. Он двое суток не спал. Я отвернулся. Было понятно, что Санчес устал, но услышав, что к нему нельзя, я расстроился. Очень хотелось поговорить с ним и узнать, что произойдет с нами дальше и, особенно, что собираются делать военные. Я чувствовал себя не в своей тарелке и в глубине души хотел бежать вместе с Коннором. Хулия почувствовала мое раздражение. -- Не надо переживать, -- посоветовала она. -- Успокойтесь и расскажите, что вы теперь думаете о Восьмом откровении. Я посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться: -- Не знаю, с чего начать. -- О чем, по-вашему, говорится в Восьмом откровении? Я стал вспоминать: -- О том, как относиться к другим людям -- к детям и взрослым. О том, как давать определение ролевым установкам и преодолевать их, как сосредоточивать свое внимание на других таким образом, чтобы посылать им энергию. -- И?.. Я сосредоточился на ее лице и тут же понял, к чему она клонит: -- Если мы будем наблюдательны с собеседниками, то получим в результате ответы на свои самые насущные вопросы. Хулия ослепительно улыбнулась. -- Ну как, уяснил я это откровение? -- спросил я. -- Почти. -- ответила она. -- Но есть еще один момент. Вы узнали, как человек может поддержать другого. А теперь вам предстоит понять, что происходит с группой 266 людей, когда все, кто в нее входит, знают, как происходит подобное общение. Я вышел на веранду и опустился на один из стульев из гнутого металлического прута. Через несколько минут в дверях появилась Хулия и подсела ко мне. Мы неторопливо поужинали, изредка перекидываясь словами, а потом решили побыть еше немного на веранде и полюбоваться ночным небом. Прошло уже три часа с тех пор, как Санчес ушел к себе в номер, и во мне опять стало расти беспокойство. Когда священник неожиданно вышел из дома и присоединился к нам, я почувствовал облегчение. -- Вы что-нибудь слышали об Уиле? -- спросил я. Пока я задавал этот вопрос, падре подвинул стул так, чтобы сесть лицом к нам с Хулией. Я обратил внимание на то, как тщательно он установил стул на равное от каждого из нас расстояние. -- Да, -- проговорил он наконец. -- Слышад. Священник снова умолк и вроде бы о чем-то задумался, ПОЭТОМУ Я СПрОСИЛ: -- И что же вы слышали? -- Давайте, я расскажу все по порядку,-- сказал он. -- Отправляясь с падре Карлом обратно в миссию, мы думали застать там падре Себастьяна с военными. Мы ждали расследования. В миссии мы обнаружили, что Себастьян, оставив нам послание, неожиданно покинул ее вместе с военными за несколько часов до нашего прибытия. Целый день мы провели в неведении, но вчера приехал падре Костус, с которым, как я понимаю, вы знакомы. Он сказал, что его направил ко мне Уил Джеймс. По всей видимости, Уил вспомнил название моей миссии, которое раньше называл в беседе с ним падре Карл, и интуиция подсказала ему, что нам понадобятся сведения падре Кос-туса. Падре решил примкнуть к сторонникам Манускрипта. -- А почему Себастьян так неожиданно покинул миссию? -- спросил я. 267-- Кардинал собирается ускорить осуществление своих планов, -- ответил Санчес. -- Он узнал, что Костус решил раскрыть его намерение уничтожить Девятое откровение. -- Себастьян нашел последнее откровение? -- Еше нет, но кардинал на это рассчитывает. Он обнаружил еще один документ, в котором указано местонахождение Девятого откровения. -- И где предполагается его искать? -- спросила Ху-лия. -- На Селестинских развалинах, -- ответил Санчес. -- А где это? -- не унимался я. -- Миль шестьдесят отсюда, -- повернулась ко мне Ху-лия. -- Там велись раскопки, причем этим занимались исключительно перуанские ученые, и все держалось в строжайшем секрете. При раскопках обнаружены остатки древних храмов: в нижнем слое -- майя, а над ним -- инков. По всей видимости, обе цивилизации считали, что этому месту присуще нечто особое. Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно. Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое положение, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он действует очень продуманно. "Чем он, интересно, занят?" -- подумал я, и как раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе смотрели на меня. -- Что такое? -- в недоумении спросил я. -- Теперь ваша очередь говорить, -- улыбнулся Санчес. -- Мы что, говорим по очереди? -- спросил я. -- Нет, -- вмешалась Хулия, -- просто мы беседуем сознательно. Каждый говорит, когда к нему перемешается энергия. Сейчас мы видим, что она переместилась к вам. Я не знал, что и сказать. Санчес смотрел на меня с дружеским участием: -- Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову самая действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они почувствуют, что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут сконцентрировать энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной ясностью. Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то другого, затем еше у кого-нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на том, о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь. Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании. Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня: -- Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали? Я попытался вспомнить. -- Я думал, -- проговорил я наконец, -- почему падре Санчес так пристально смотрит на того, кто говорит. На-верное, мне хотелось узнать, что это значит. -- Главное в этом, -- начал объяснение Санчес, -- вовремя высказаться и излить энергию, когда настанет очередь говорить кому-то другому. -- В группе многое может получаться не так, -- вставила Хулия. -- Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и высказывают ее вслух," потом им становится настолько хорошо благодаря всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить себе всю группу. Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них вестями.Подобное происходит, когда кого-то из людей, входящих в эту группу, не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают в получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их мыслями. Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил дыхание, чтобы заговорить. -- Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, -- сказал он. -- Когда мы недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него угрозу, для нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не нравится и что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем его энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что ни с того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким уверенным в себе, как минуту назад. И все из-за того, что мы истощили запас его энергии. -- Вот почему, -- подхватила Хулия, -- этот процесс так важен. В этом яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей скоростью. -- Но не нужно забывать, -- добавил Санчес, -- что в группе, где этим занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное: увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит, энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных и образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы единым телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вещает одна голова. Потом говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый знает, когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда более ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и женщиной. Однако такая личность может быть образована и другими группами людей. Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе и Пабло. Неужели юному индейцу удалось в конце концов переубедить падре Костуса, и тому захотелось сохранить Манускрипт? Добился ди он этого благодаря силе Восьмого откровения? -- Где сейчас падре Костус? -- спросил я. Мои собеседники, казалось, несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил: -- Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в Лиму, чтобы сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян. -- Думаю, что именно поэтому падре был так тверд в своем намерении отправиться к вам в миссию. Он знад, что ему нужно сделать еше кое-что. -- Совершенно верно, -- согласился Санчес. В разговоре неожиданно возникла пауза, и мы стали внимательно всматриваться друг в друга: каждый ожидал, кого следующего посетит самая важная мысль. --Теперь вопрос в том,-- заговорил наконец падре Санчес, -- что суждено сделать нам? Первой высказалась Хулия: -- Мне все время приходили в голову мысди, что я как-то связана с Девятым откровением, что оно попадет ко мне на достаточно долгое время, чтобы успеть что-то предпринять... но не совсем ясно, что именно. Санчес и я не сводили с нее глаз. -- Это происходит в каком-то особенном месте...-- продолжала она. -- Погодите, ведь это же на развалинах, на Селестинских развалинах! Там есть одно особое место между двух храмов. Чуть было не запамятовала. -- Она подняла на нас глаза. -- Вот куда мне нужно: на Селестин-ские развалины! Хулия умолкла, и оба -- она и Санчес -- обратили взгляды на меня. -- Не знаю, -- начал я. -- Мне было интересно, почему Себастьян и его люди так ополчились на Манускрипт. Я понял, что это вызвано страхом перед идеей о внутреннейэволюции человека... Но теперь я просто не знаю, куда идти... Эти военные направляются сюда... Похоже, Себастьян собирается первым найти Левятое откровение... Не знаю, мне представилось, что я каким-то образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт. Я замолчал и мыслями снова обратился к Лобсону, а затем вдруг к Девятому откровению. И тут я понял, что откровение прояснит, куда нас, людей, приведет эволюция. Задавшись вопросом, как будут относиться друг к другу люди под влиянием Манускрипта, я получил на него ответ в Восьмом откровении. Теперь логически возникал следующий вопрос: к чему все это приведет, какие изменения произойдут в человеческом обществе? Лолжно быть, об этом поведает Девятое откровение. Почему-то казалось, что полученной сейчас вестью можно будет воспользоваться, чтобы уменьшить страх Себастьяна перед сознательной эволюцией... Если он захочет прислушаться. -- И все же я считаю, что кардинала Себастьяна можно переубедить и сделать сторонником Манускрипта! -- убежденно заявил я. -- Вы видите себя переубеждающим кардинала? -- спросил Санчес. -- Нет... вообще-то нет. Со мной человек, который может выйти на него, кого Себастьян знает и кто способен говорить с ним на равных. Когда я произнес эти слова, мы с Хулией одновременно посмотрели на падре Санчеса. Он попытался улыбнуться и заговорил со смирением: -- Мы с кардиналом Себастьяном уже долго стараемся избежать прямого столкновения из-за Манускрипта. Он всегда стоял выше меня. Он считал меня своим протеже, и, должен признаться, я смотрел на него с пиететом. Но мне кажется, я всегда знал, что до этого дойдет. Когда вы в первый раз заговорили об этом, я понял, что задача переубедить кардинала ляжет на меня. Вся моя жизнь была подготовкой к этому. Священник пристально посмотрел на нас с Хулией, а потом продолжал: -- Моя мать выступала за реформирование христианства. Она была против того, чтобы спекулировать на чувстве вины и силой обращать людей в веру. Она считала, что к вере должны приходить из любви, а не из страха. Мой отец, с другой стороны, был сторонником строгой дисциплины. Позже он стал священником и, подобно Себастьяну, твердо верил в традиции и власть. Это породило во мне желание работать под началом Церкви, но я всегда искал, как внести в ее жизнь такие изменения, которые подчеркнули бы важность высшего религиозного опыта. Совладать с Себастьяном -- следующий шаг для меня. Мне не хотелось идти на это, но я знаю, что должен ехать в его миссию в Икитосе. -- Я поеду с вами, -- заявил я. Грядущая цивилизация Поднявшись рано утром, мы быстро попрощались с Хулией и на машине с высокой посадкой, на сверхбаллонах и с полным приводом -- ее одолжил у кого-то падре Санчес --отправились в путь. Дорога на север петляла по густым джунглям и пересекала несколько полноводных рек, как пояснил священник -- притоков Амазонки. Чем дальше мы продвигались вперед, тем крупнее становились деревья. Они росли довольно далеко друг от друга. Дорога пошла в гору. -- Похоже на пейзаж в окрестностях Висьенте, -- заметил я. Санчес улыбнулся: -- Мы в полосе колоссальной энергетической заря-женности. Ее длина -- пятьдесят миль, ширина -- двадцать, 213и она простирается до самых Селестинских развалин. Окружают этот район непроходимые джунгли. Вдалеке, там, где начинались джунгли, я заметил участок расчищенной земли. -- Что это? -- удивился я, указывая на него. -- Так власти представляют себе развитие сельского хозяйства. На обширном участке вдоль дороги деревья были выкорчеваны бульдозерами и беспорядочно свалены друг на друга. Некоторые стволы были полуобгоревшими. Верхний почвенный слой был размыт, и по оголенной земле, поросшей разнотравьем, бестолково бродило стадо коров. Когда мы проезжали мимо, несколько животных повернули головы в нашу сторону. Заметив еще один участок изрытой бульдозерами земли, я понял, что это "развитие" подбирается к гигантским деревьям, мимо которых мы проезжали. -- Жуткое зрелише, -- проговорил я. -- Да уж, -- отозвался Санчес. ---- Даже кардинал Себастьян выступает против этого. Мне вспомнился Фил. Возможно, он пытался уберечь именно это место. Что с ним сейчас? Тут я снова подумал о Добсоне. По словам Коннора, Добсон собирался встретиться с ним в гостинице. Почему Коннор оказался там, чтобы рассказать мне об этом? Где Добсон сейчас? Его выслали из страны? Посадили в тюрьму? От моего внимания не ускользнуло и то, что образ Добсона ни с того ни с сего возник у меня в сознании в связи с Филом. -- Далеко еше до миссии Себастьяна? -- спросил я. -- Около часа езды, -- ответил Санчес. -- Как вы себя чувствуете? -- В каком смысле? -- Я имею в виду уровень вашей энергии. -- Думаю, он высок,-- предположил я.-- Столько красоты вокруг. -- Как вам показался наш вчерашний разговор втроем? -- По-моему, восхитительно. 27/4 -- Вам было понятно, что происходило? -- Вы имеете в виду, что в каждом из нас в определенное время начинали бить ключом идеи? -- Да, но в более широком значении. -- Тогда не знаю. -- А я вот раздумывал над этим. К подобному сознательному общению, когда каждый старается выявить в других все самое лучшее, а не стремится к власти над ними, непременно придет в конечном счете весь род человеческий. Только представьте, насколько при этом повысится энергетический уровень каждого и какими гигантскими шагами пойдет эволюция! -- Верно, -- подтвердил я, -- я как раз пытался представить, какие изменения претерпит человеческая цивилизация по мере всеобщего подъема энергетического уровня. Священник посмотрел на меня так, словно был поражен точностью моих слов: -- Именно это мне тоже хотелось бы узнать. Какое-то время мы смотрели друг на друга, и я понял: мы оба ждем, к кому придет следующая мысль. В конце концов Санчес сказал: -- Должно быть, ответ на этот вопрос содержится в Девятом откровении. В нем, по-видимому, объясняется, что произойдет по мере продвижения цивилизации вперед. -- Я тоже так считаю, -- согласился я. Санчес сбавил скорость. Мы приближались к развилке, и нам нужно было решить, по какой дороге двигаться дальше. -- Мы будем проезжать поблизости от Сан-Луиса? -- спросил я. Он взглянул мне прямо в глаза: -- Только если повернем налево на этом перекрестке. А что? -- Коннор упомянул, что Добсон поедет в гостиницу через Сан-Дуис. Думаю, что это и была его весть. Мы по-прежнему не отрываясь смотрели друг на друга. -- Вы немного притормозили на перекрестке, -- заметил я. -- Отчего? Падре Санчес пожал плечами: -- Не знаю. Если ехать прямо в Икитос, то не нужно никуда сворачивать. Только я почему-то засомневался. У меня по всему телу пробежал холодок. Подняв бровь, Санчес усмехнулся: -- Мне кажется, нам лучше ехать через Сан-Луис, а? Я кивнул и почувствовал невиданный прилив энергии. Остановка в гостинице и встреча с Коннором становились более значимыми. Когда Санчес свернул налево и мы двинулись к Сан-Луису, я принялся с надеждой вглядываться в дорогу. Прошло минут сорок, но ничего не произошло. Мы проехали через Сан-Луис, и опять ничего примечательного не случилось. Неожиданно мы услышали, что сзади кто-то  отчаянно сигналит, и, обернувшись, увидели несущийся за нами серебристый джип. Водитель из всех сил махал нам рукой. Он показался мне знакомым. -- Это Фил! -- воскликнул я. Мы остановились на обочине, Фил подбежал к нашей машине и, кивнув Санчесу, схватил меня за руку: -- Не знаю, что вы здесь делаете, -- проговорил он, -- но впереди полно военных. Может, лучше вернетесь и переждете вместе с нами? -- Откуда вы узнали, что мы здесь появимся? -- спросил я. -- А я не знал, -- сказал он. -- Просто смотрю и вижу-- вы едете. Мы в полумиле отсюда.-- Он огляделся вокруг и добавил: -- Лучше нам убраться с этой дороги! -- Мы поедем за вами, -- решил падре Санчес. Фил развернул свой джип и двинулся в обратную сторону. Мы последовали за ним. Свернув на какую-то дорогу, ведущую на восток, он почти сразу остановился. Из-за деревьев навстречу машине вышел человек. Я не поверил своим глазам. Добсон! Выйдя из машины, я подошел к нему. Он тоже не ожидал такой встречи и тепло обнял меня. -- Вот уж не думал вас встретить! -- воскликнул он. -- Я тоже, -- радостно откликнулся я. -- Мы считали, что вас убили! Лобсон похлопал меня по спине: -- Как видите нет, лишь задержали, но страху я натерпелся. Потом меня отпустили благодаря некоторым чиновникам, симпатизирующим Манускрипту. С тех пор постоянно скрываюсь. Он помолчал, с улыбкой глядя на меня. -- Рад, что у вас все в порядке. Когда Фил рассказал, что познакомился с вами в Висьенте, а потом вас вместе арестовали, я не знал, что и подумать. Однако я должен был предвидеть, что мы снова встретимся. Куда вы направляетесь? -- К кардиналу Себастьяну. Нам кажется, он собирается уничтожить последнее откровение. Лобсон кивнул и собрался было еще что-то прибавить, но тут подошел падре Санчес. Я представил их друг другу. -- Мне кажется, -- сказал Лобсон падре Санчесу, -- я слышал ваше имя в Лиме в связи с арестом двух священников. -- Падре Карла и падре Костуса? -- спросил я. -- Ла, по-моему, упоминали именно этих людей. Санчес лишь слегка покачал головой. Потом я переключился на Лобсона, и мы несколько минут рассказывали друг другу все, что с нами случилось после того, как мы расстались. Он поведал мне, что изучил все восемь откровений, и, казалось, ему не терпелось еще что-то сказать, но я стал рассказывать о встрече с Коннором и его возраще-' нии в Лиму. -- Скорее всего его тоже арестуют, -- предположил Лобсон. -- Жаль, что не удалось вовремя появиться в гостинице, но мне хотелось сначала заехать в Сан-Луис, чтобы встретиться еще с одним ученым. В конце концов я не нашел его, однако встретил Фила и... -- И что? -- спросил Санчес.-- Может быть, нам лучше присесть где-нибудь, -- предложил Лобсон. -- Вы просто не поверите. Фил обнаружил неполный список Девятого откровения! Все застыли. -- Он обнаружил список перевода? -- спросил Сан- чес. -- Ла. Фил копался у себя в машине и теперь направлялся к нам. -- Вы нашли часть Девятого откровения? -- взволнованно обратился я к нему. -- Не то чтобы нашел, -- смутился он. -- Мне его передали. После того как нас задержали, меня отвезли в какой-то городишко. Где он находится, не знаю. Через некоторое время появился кардинал Себастьян. Он беспрестан-  но расспрашивал меня об исследованиях в Висьенте и о моих попытках спасти леса. Я не понимал, в чем дело, пока один из охранников не принес мне неполный список Девятого откровения. Он выкрал его у кого-то из людей Себастьяна, который, по всей видимости, только что перевел его. Там рассказывается об энергии старых лесов. -- И о чем же идет речь? Фил замолчал, вспоминая, а Лобсон вновь пригласил нас сесть. Он повел нас в начало расчистки леса, где в центре площадки расстелили брезент. Место было красивое. Около дюжины больших деревьев образовывали круг метров в десять в поперечнике. Внутри этого круга заросли тропических растений наполняли воздух тонким ароматом, а папоротники на длинных стеблях отличались невиданно яркой зеленью. Мы расселись друг против друга. Фил взглянул на Добсона. Добсон посмотрел сначала на Санчеса, потом на меня и заговорил: - -- В Девятом откровении объясняется, какие изменения претерпит человеческая цивилизация в следующем тысячелетии в результате сознательной эволюции. В нем описывается образ жизни, который значительно отличается от нынешнего. Так, например, Манускрипт предрекает добро- вольное сокращение нами рождаемости с тем, чтобы все люди смогли жить в энергетически мощных и красивейших местах Земли. Причем нужно отметить, что в будущем этих ! мест будет значительно больше, так как мы будем сохранять леса нетронутыми, чтобы дать им возможность вырасти и накопить энергии. -- В соответствии с Девятым откровением, -- продолжал рассказывать Добсон, -- к середине следующего тыся-\ челетия люди будут жить, как правило, среди пятисотлетних 'деревьев и заботливо ухоженных садов, расположенных Сравнительно недалеко от городских районов, оснащенных такими чудесами техники, которые нам и не снились. К тому времени все, необходимое для жизни -- продукты, одежда и транспорт, -- будет полностью автоматизировано, и ими сможет пользоваться каждый. Нам будет предоставлено все необходимое без какого-либо денежного обмена, но и люди не будут злоупотреблять этими благами, леность будет изжита. Прислушиваясь к своему внутреннему голосу, каждый будет точно знать, что и когда ему нужно делать, и его поступки будут находиться в полном согласии с действиями остальных. Никто не будет допускать чрезмерного потреб-'.ления, потому что мы избавимся от необходимости чем-, либо обладать и следить за неприкосновенностью своей ! собственности. Жизнь в следующем тысячелетии будет со-1 всем иной. '" -- В Манускрипте утверждается, -- рассказывал далее ; Добсон, -- что человек будет жить захватывающим ощущением собственной эволюции -- радостью от того, что полученные тобою вести на твоих глазах свершают то, чему суждено быть. В Девятом откровении обрисован мир людей, где каждый будет жить более размеренно и чутко, в постоянной готовности к новой, полной скрытого смысла встрече. Мы будем знать, что она может произойти где угодно -- на тропинке, петляющей в лесу, или на мостике, переброшенном через каньон.Можете вообразить себе встречу подобной значимости и важности? Представьте, как будет происходить первое знакомство. Сначала каждый внимательно рассмотрит энергетическое поле другого, чтобы убедиться в искренности нового знакомого. Когда сомнений не останется, они осознанно расскажут о себе и о своей жизни, пока с радостью не обнаружат вести, которые несут друг другу. После этого каждый отправится дальше своим путем, но оба станут уже другими людьми. Частота их колебаний станет выше, и их дальнейшие контакты будут проходить на новом уровне, который был недосягаем до этой встречи. Мы придали Добсону энергии, и он стал еше более красноречиво и вдохновенно описывать будущую цивилизацию. И то, что он говорил, казалось истиной. Я не сомневался, что он рассказывает о достижимом будущем, однако в истории было немало провидцев, которым виделся такой мир -- Маркс, например, -- но способа воплотить подобную утопию найдено не было. Коммунизм обернулся трагедией. Даже обладая знанием, изложенным в первых восьми откровениях, я не мог представить, каким образом роду человеческому удастся прийти к описанной в Девятом откровении этике отношений. Когда Добсон замолчал, я высказал свои сомнения, и он пояснил. -- В Манускрипте говорится, что к этому нас приведет естественное стремление к истине. Но для того чтобы понять, как это произойдет, нужно познать следующее тысячелетие. -- Добсон улыбнулся и обратился ко мне: -- Помните, как вы вместе со мной в самолете познали все нынешнее тысячелетие? Словно прожили его за одну жизнь? Добсон вкратце рассказал об этом всем присутствующим, а потом продолжал: -- Задумайтесь над тем, что уже произошло в этом тысячелетии. В средние века мы жили в примитивном мире, где добро и зло было определено церковниками. Однако в эпоху Ренессанса мы вырвались на свободу. Мы поняли: помимо того, что известно церковникам о предназначении 28о человека в этом мире, должно быть еше что-то, и нам захотелось узнать все. Потом мы выслали вперед науку, чтобы выяснить наше истинное предназначение, но не получили ответов на на-сушные вопросы и решили как следует обустроиться, причем трудовую мораль превратили в некую озабоченность. Действительность оказалась подчиненной мирскому, мы изжили из окружающего мира все таинственное. Но теперь нам понятно, что на деле представляет собой это подчинение материальной озабоченности. Мы понимаем: настоящей причиной того, что мы пять столетий потратили на создание экономической базы человека, была подготовка условий для чего-то другого, для такого образа жизни, при котором тайное вновь обретет право на существование. Как раз на это указывает информация, которую мы получаем, используя научный метод: предназначение человечества на этой планете состоит в сознательной .эволюции, А когда, говорится в Девятом откровении, мы научимся эволюционировать и пойдем своим собственным путем, постигая истину за истиной, наша цивилизация преобразится, причем путь изменений мы можем предсказать. Добсон умолк, но никто не произнес ни слова. Было очевидно, что все хотят услышать что-то еше. -- Когда мы достигнем критической массы и откровения будут изучать во всем мире, первое, что предстоит роду человеческому, -- это период интенсивного самоанализа. Мы поймем, какой красоты и духовности исполнен на самом деле мир природы. Реки и горы предстанут для нас храмами, заключающими в себе великую силу, относиться к которой нужно с благоговением и трепетом. Мы потребуем положить конец любой деятельности, представляющей угрозу для этого сокровища. А те, кто имеет самое непосредственное отношение к сложившейся в мире ситуации, решат проблему загрязнения окружающей среды. Кому-нибудь интуиция непременно подскажет альтернативные решения, потому что они напрашиваются сами.If и -- И это станет первой частью великой перемены, которой суждено произойти, -- продолжал он свой рассказ. -- Она выразится в полном драматизма поиске людей своего места в новом мире. Дело вот в чем: когда люди интуитивно поймут, что они действительно собой представляют, осознают, что заняты не тем, чем нужно, им придется, чтобы не прерывать свой рост, резко менять род своей деятельности. В Манускрипте говорится, что в это время люди за свою жизнь будут кардинально менять профессию не один раз. Следующей переменой в человеческой цивилизации станет автоматизированное производство потребительских товаров. Люди, которые осуществят эту автоматизацию, технари, будут стремиться сделать хозяйствование более эффективным. Становясь прозорливее, они поймут, что. автоматизация приводит, по сути дела, к высвобождению времени людей, чтобы у каждого появилась возможность проявить себя в чем-то другом. В то же время люди в своих занятиях будут стремиться иметь как можно больше свободного времени. Многие уяснят для себя, что истина, которую им нужно донести, и дела, которые им нужно совершить, слишком своеобразны для обычной рабочей обстановки. Поэтому люди будут стараться сократить свои рабочие часы, чтобы следовать собственной истине. На работе, которую раньше выполнял один человек, будут заняты трое или четверо. При этом легче будет найти работу-- по крайней мере, на неполный рабочий день -- для тех, кто потеряет ее в результате автоматизации производства. -- Ну а как же насчет денег? -- поинтересовался я. -- Трудно поверить, что кто-то добровольно пойдет на сокращение своих доходов. -- О, людям не придется делать этого. -- сказал Лоб-сон. -- В Манускрипте говорится, что наши доходы останутся стабильными благодаря тому, что мы будем получать вознаграждение за предлагаемые нами откровения. -- Что-что? -- Я чуть не расхохотался. Улыбнувшись, Лобсон посмотрел мне прямо в глаза: ; -- В Манускрипте утверждается, что с увеличением объема знаний об энергетическом обмене во Вселенной нам откроется то, что происходит в действительности, когда мы что-то кому-то даем. Сегодня единственным духовным представлением о дарении является понятие о церковной десятине. Он обратил взгляд на падре Санчеса: -- Как вы знаете, библейское понятие о десятине чаше всего истолковывается как предписание передавать Церкви десятую часть своих доходов. Но за этим стоит мысль о том, что всякий дар будет возвратен нам сторицей. А в Левятом откровении объясняется, что на деле дарение является универсальным принципом поддержки, и это касается не только Церкви, но и каждого из нас. Когда мы даруем, нам воз-' дается в силу взаимодействия энергии во Вселенной. Не забывайте, что когда мы изливаем на кого-нибудь энергию, внутри нас образуется пустота, которая, если мы подключе-; ны к вселенскому источнику, заполняется вновь. С деньгами 1 получается точно так же. В Левятом откровении объясняет-' ся, что как только мы начнем постоянно отдавать, то как бы много мы ни отдали, нам всегда воздается больше. А дары наши следует подносить тем, кто одарил нас духовной истиной. Мы должны одаривать деньгами людей, которые появляются у нас на жизненном пути в самый нужный момент и дают нам ответы на самые насущные вопросы. Именно таким образом мы будем пополнять свой доход, , не утруждая себя занятиями, которые ограничивают наши возможности. Чем больше людей будет вовлечено в это духовное хозяйствование, тем скорее начнется действительный переход к цивилизации следующего тысячелетия. Если каждый найдет наиболее подходящее для себя занятие, мы подойдем к той стадии развития, .когда начнем получать вознаграждение за свою свободную эволюцию и и за передачу своей уникальной истины другим. Я взглянул на Санчеса: он был весь внимание и, казалось, прямо таки излучал энергию.-- Ла,-- произнес священник, обращаясь к Добсо-ну. -- Я ясно представляю себе все это. Если бы все принимали в этом участие, тогда бы мы постоянно отдавали и получали, и это взаимодействие с другими, этот обмен информацией стал бы новым полем деятельности для каждого, нашей новой экономической ориентацией. Нам станут платить люди, с которыми мы соприкасаемся. Такое положение вешей позволит затем полностью автоматизировать материальную основу жизни, так как мы сами будем слишком заняты для того, чтобы владеть этими системами или управлять ими. Нам потребуется, чтобы материальное производство было автоматизировано и им можно было бы управлять, как каким-нибудь простым приспособлением. Возможно, у нас будут вложены средства в производство, и это развяжет нам руки, чтобы расширять границы того, что сегодня носит название "век информации". Однако сегодня важно именно то, что теперь мы понимаем, куда идем. Прежде мы не могли ни спасти окружающую среду, ни распространить демократию по всей Земле, ни накормить бедных, поскольку все это время были не способны избавиться от страха голода и отказаться от стремления к власти, чтобы еще и давать другим. Нам это было не дано, так как у нас не было мировоззрения, которое послужило бы альтернативой нынешнему существованию. Теперь оно у нас есть! Он посмотрел на Фила: -- Но разве у нас не возникнет необходимость в дешевом источнике энергии? -- Термоядерный синтез, сверхпроводимость, искусственный разум, -- отозвался Фил. -- Теперь, когда мы понимаем, зачем нам все это, до технологии автоматизации не так уж далеко. -- Верно, -- подтвердил Лобсон. -- Самое важное для нас -- понимание истинности нового образа жизни. Мы живем на планете не для того, чтобы создавать личные владения и следить за ними, а для того, чтобы эволюционировать. Преобразования начнутся с платы другим людям за их откровения, а потом, по мере того как будет автоматизиро-С вано все большее число составных частей экономики, деньги вообще исчезнут. У нас не будет необходимости в них. Если точно придерживаться того, что подсказывает интуиция, мы будем брать лишь необходимое. -- И нам станет понятно, -- вмешался Фил, -- что за дикой природой на Земле нужно ухаживать и оберегать ее как источник невероятной силы. Когда Фил заговорил, все сконцентрировали внимание на нем. Он был, похоже, удивлен, ощутив вызванный этим подъем. -- Я изучил не все откровения, -- сказал он, глядя на меня. -- По сути дела, я, может быть, вообще не сохранил бы эту часть Девятого откровения, если бы до этого не познакомился с вами. Я вспомнил, как вы говорили о важности этого Манускрипта. Я хоть и не читал других откровений, но все же понимаю, насколько важно сохранить гармоничное сочетание автоматизации и обмена энергией на Земле. X. -- Меня всегда интересовали леса и их роль в биосфере, -- продолжал он. -- Теперь я понимаю, что это увлечение было у меня всегда, еще с детства. В Девятом . откровении говорится, что, по мере духовной эволюции человечества, мы по доброй воле уменьшим население Земли до уровня, который она способна вынести. Наша жизнь будет протекать в пределах естественных энергетических систем планеты. Сельское хозяйство будет автоматизировано, и исключение будут составлять растения, которым люди -" захотят сами передавать энергию, а потом питаться ими.... Строевой лес будут выращивать на особо выделенных для этого площадях. Остальные деревья на земле будут оставлены, чтобы спокойно расти, со временем образовывая мощные леса. Рано или поздно эти леса станут скорее правилом, чем исключением, и люди будут жить в непосредственной близости от этого вида энергии. Только представьте себе, в каком наполненном энергией мире мы заживем.-- По-видимому, это повысит уровень энергии каждого, -- заметил я. -- Да, конечно, -- рассеянно отозвался Санчес, словно думая наперед о том, какое значение будет иметь это увеличение запаса энергии. Все ждали, что он скажет. -- Наша эволюция, -- заговорил наконец священник, -- пойдет после этого семимильными шагами. Чем доступнее будет изливающийся на нас поток энергии, тем с большей непостижимостью будет отвечать на это Вселенная. Благодаря этому в нашей жизни появятся люди, которые ответят на стоящие перед нами вопросы. -- Казалось, он снова задумался. -- И каждый раз, когда, повинуясь тому, что подсказывает интуиция, мы после необъяснимой встречи устремимся вперед, уровень наших собственных колебаний станет выше. -- Вперед и выше, -- продолжал он, будто размышляя вслух. Если история будет продолжаться, то... -- ...то мы будем и дальше переходить на все более высокие уровни запаса энергии и колебаний, -- закончил за него Добсон. -- Да, -- подтвердил Санчес. -- Именно так. Прошу прошения, я на минутку. -- Он встал, отошел в лес и уселся там в одиночестве. -- О чем еще говорится в Девятом откровении? -- обратился я к Добсону. -- Это нам неизвестно, -- ответил он. -- На этом имеющаяся у нас часть заканчивается. Хотите взглянуть? Я сказал, что хочу, поэтому он отправился к своей машине и вернулся с конвертом из плотной бумаги. В конверте было двадцать листов, отпечатанных на машинке. Прочитав Манускрипт, я был поражен тем, насколько полно Добсон и Фил уяснили для себя его основные положения. Когда я дошел до последней страницы, стало понятно, почему они говорили, что это лишь часть Девятого откровения. Текст резко обрывался на середине мысли. После введения понятия о том, что преобразование планеты приведет к формированию духовной цивилизации и вознесет людей на еше более высокие уровни колебания, в тексте упоминалось, что это возвышение приведет к чему-то еще, но не говорилось, к чему именно. Через час Санчес подошел ко мне. Я сидел, наслаждаясь невероятно большими энергетическими полями тропических растений. Добсон с Филом разговаривали возле своего джипа. -- Мне кажется, нам нужно ехать дальше в Икитос, -- сказал Санчес. -- А военные? -- спросил я. -- Думаю, следует рискнуть. Я ясно видел, что нам удастся прорваться, если поедем прямо сейчас. Я согласился последовать тому, что подсказывала его интуиция, и мы, подойдя к Добсону и Филу, рассказали о наших планах. Оба поддержали эту мысль, а Добсон добавил: -- Мы тоже обсуждали, как быть. Думаю, мы отправимся прямо к Селестинским развалинам. Может быть, удастся спасти оставшуюся часть Девятого откровения. Мы попрощались с ними и опять покатили на север. -- О чем вы размышляете? -- спросил я священника после того, как некоторое время мы ехали молча. Падре Санчес притормозил и взглянул на меня: -- Я размышляю о кардинале Себастьяне, о вашем предположении, что он перестанет бороться с Манускриптом, если только мы сможем привести его к пониманию. Как только падре Санчес произнес это, я погрузился в-свои мысли, и мне привиделось, что перед нами действительно стоит Себастьян. Мы находимся в какой-то изысканно убранной комнате, и он смотрит на нас свысока. В эту минуту он способен уничтожить Девятое откровение, и мы изо всех сил стараемся донести до него понимание откровений. Когда видение кончилось, я увидел, что Санчес смотрит на меня улыбаясь:: I: -- Ну и что вы видели? -- Я только что думал о Себастьяне. -- И что же там было? -- Еще более явная картина противостояния Себастьяну. Он собирался уничтожить последнее откровение. Мы старались уговорить его не делать этого. Санчес глубоко вздохнул: -- Похоже, от нас будет зависеть, станет известной оставшаяся часть Девятого откровения или нет. При мысли об этом внутри у меня все сжалось. -- Что же мы должны сказать ему? -- Не знаю. Но мы должны добиться, чтобы он уяснил, в чем положительное воздействие Манускрипта, понял, что Манускрипт в целом не отрицает, а проясняет истину Церкви. Я уверен, что оставшаяся часть Девятого откровения как раз об этом. Целый час мы ехали молча. На дороге никого, кроме нас, не было. В голове вихрем проносились все события, которые произошли со времени моего прибытия в Перу. Я понял, что откровения Манускрипта слились в конце концов в моем сознании в одно понимание. Я был готов к любому загадочному повороту в своей жизни, как это было изложено в Первом откровении. Я понимал, что эта тайна волнует всех и что мы сейчас создаем новое мировоззрение, как это и отмечалось во Втором откровении. Третье и Четвертое откровения открыли мне Вселенную, представляющую, по сути дела, обширную энергетическую систему, и показали, что противостояние между людьми вызвано нехваткой этой энергии или стремлением овладеть ею. С Пятым откровением стало ясно, что, покончив с этим противостоянием, мы сможем получать эту энергию из высшего источника. Для меня способность обретать ее стала почти привычной. Навсегда запечатлелось в сознании и Шестое откровение, гласящее, что мы в состоянии постичь свои старые ролевые установки и тем самым обрести свою истинную суть. Седьмое откровение гласит, что постановка главного жизненного вопроса, интуитивное понимание собственных действий приводит в движение эволюцию каждого. Поистине в постоянном пребывании в этом волшебном потоке и состоит секрет счастья. Восьмое откровение объясняет, что, выделяя в людях самое лучшее, мы приводим в действие непостижимое и получаем ответы на самые сокровенные вопросы. Все откровения слились в одно понимание, подобное сверхвосприимчивости и чувству ожидания. Я знал, что оставалось Девятое откровение, в котором говорилось о том, куда нас ведет эволюция. Часть этого откровения нами найдена. Что же остальное? Падре Санчес остановил машину на обочине. -- Отсюда до миссии кардинала Себастьяна -- четыре мили, -- сказал он. --Думаю, нам нужно поговорить. -- Хорошо. -- Не знаю, что нас ждет впереди, но полагаю, нам необходимо попасть прямо в миссию -- это все, что мы можем сделать. -- А какую плошадь занимает миссия? -- Большую. Это плод двадцатилетних трудов кардинала. Он сам выбрал это место, чтобы здесь служить местным индейцам, которым, по его мнению, уделялось недостаточно внимания. Теперь же к нему приезжают учиться со всей страны. У него есть обязанности по делам Церкви в Лиме, но индейцы для него -- предмет особой заботы. Он отдает всего себя миссии. Священник посмотрел мне прямо в глаза: -- Пожалуйста, будьте начеку. Может случиться, что нам будет необходимо помочь друг другу. Сказав это, Санчес повел машину дальше. Проехав несколько миль, мы ничего не заметили, кроме двух военных джипов, стоящих на обочине дороги. Пока мы проезжали мимо них, сидевшие в машинах солдаты внимательно смотрели на нас. -- Ну вот,-- проговорил падре Санчес,--- они уже знают, что мы здесь. ю 289fi ? Проехав еше немного, мы очутились у въезда в миссию. Асфальтированную дорогу преграждали большие железные ворота. Они были открыты, но на пути у нас стоял джип, и четверо солдат сделали нам знак остановиться. Один из военных что-то говорил в раиию. Санчес встретил подошедшего солдата улыбкой: -- Я -- падре Санчес, приехал для встречи с кардиналом Себастьяном. Военный оглядед Санчеса, потом меня. Затем он повернулся и направился к солдату с рацией. Не сводя с нас глаз, они о чем-то переговорили. Через несколько минут этот же солдат подошед и приказал следовать за ними. Мы поехали вслед за джипом по дороге, разделенной на три полосы, и через несколько километров въехали в саму миссию. Церковь, сложенная из каменных плит, была громадной: по моим предположениям, в ней было более тысячи сидячих мест. С обеих сторон к ней примыкали еше две постройки, похожие на учебные классы. Каждая насчитывала четыре этажа. -- Впечатляющее местечко, -- сказал я. -- Ла, но где же люди? -- удивился Санчес. Я обратил внимание, что на дорожках и аллеях никого нет. -- У Себастьяна здесь знаменитая школа, -- сказал он. -- Куда же подевались все студенты? Мы подъехали за военными ко входу в церковь, где они учтиво, но твердо предложили нам выйти из машины и проследовать за ними в знание. Пока мы поднимались по бетонным ступенькам, я успел разглядеть за одной из пристроек несколько грузовиков. Рядом стояли навытяжку человек сорок солдат. Мы вошли в церковь, нас провели через алтарь и попросили войти в какое-то небольшое помещение. Там нас обыскали с головы до ног и приказали подождать. Солдаты вышли и заперли дверь. -- Где же покои Себастьяна? -- спросил я. -- Дальше к тыльной стороне церкви, -- ответил Санчес. Дверь неожиданно распахнулась. На пороге в окружении нескольких солдат стоял Себастьян. Он был высок ростом и держался очень прямо. -- Что вы здесь делаете? -- обратился он к Санчесу. -- Мне нужно поговорить с вами. -- О чем'? -- О Девятом откровении Манускрипта. -- Тут обсуждать нечего. Оно не будет найдено. -- Нам известно, что вы уже нашли его. Себастьян вытаращил глаза. -- Я не допущу распространения этого откровения, -- твердо произнес кардинал. -- Оно не есть истина. -- Откуда вы знаете, что оно не истина? -- спросил Санчес. -- Вы ведь можете и ошибаться. Позвольте мне прочесть его. Себастьян посмотрел на Санчеса, и выражение его лица смягчилось: -- Раньше вы считали, что в подобных делах я принимаю верные решения. -- Знаю, -- сказал Санчес. -- Вы были моим наставником. Моим вдохновителем. Я и свою миссию создал по образцу вашей. -- Вы испытывали уважение ко мне до тех пор, пока не был найден этот Манускрипт, -- проговорил Себастьян. -- Разве вы не видите, какое отчуждение он сеет среди людей':1 Я дал вам возможность идти своим путем. Я даже оставил вас в покое, когда узнал, что вы учите этим откровениям. Однако я не позволю, чтобы этот документ разрушил все, что создано