е над полями мокрицы и укропа неуклюжей стаей планеров. Носильники остановились около большой ямы, они принялись раскачивать гроб Хлои, распевая "За укопай", а потом нажали на задвижку. Крышка распахнулась и что-то с треском упало в яму, второй носильник рухнул, наполовину задушенный: ремень не соскочил вовремя с его шеи. Прибежали Колен и Николас, позади спотыкалась Изида. Тогда из-за могильника появились вдруг Пузан и Шиш в старых, насквозь промасленных спецовках и, бросая землю и камни в могилу, принялись выть по-волчьи. Колен стоял на коленях. Он обхватил голову руками, камни падали с глухим звуком. Шиш, Пузан и оба носильника подали друг другу руки и устроили вокруг ямы хоровод, а затем вдруг затрусили к дорожке и исчезли под фарандолу. Пузан дул в большой крумхорн, и хриплые звуки дрожали в мертвом воздухе. Земля мало-помалу обваливалась, и спустя две-три минуты тело Хлои исчезло. LXVII Серая мышь с черными усами предприняла последнее усилие, и ей удалось-таки пролезть. Позади нее потолок одним махом воссоединился с полом, и длинные червячинки инертной материи хлынули, медленно извиваясь, в промежутки швов. Мышь поспешно выкатилась через темный входной коридор, стены которого, подрагивая, приближались друг к другу, и сумела протиснуться под дверью. Она добралась до лестницы, спустилась по ней на тротуар и остановилась. Минутку поколебалась, сориентировалась и пустилась в путь по направлению к кладбищу. LXVIII -- Право же, -- сказал кот, -- не очень-то меня все это интересует. -- Ты не прав, -- сказала мышь. -- Я еще молода, и до самого последнего времени меня отлично кормили. -- Но меня тоже отлично кормят, -- сказал кот, -- и я отнюдь не хочу кончать жизнь самоубийством, вот почему я нахожу все это нормальным. -- Просто ты его не видел, -- сказала мышь. -- Что он делает? -- спросил кот. Ему не слишком-то хотелось это знать. Было жарко, и его шерсть стала совсем упругой. -- Он стоит на берегу, у воды, -- сказала мышь, -- и ждет. А когда приходит время, идет по доске и останавливается посередине. Он что-то там видит. -- Он не может видеть ничего особенного, -- сказал кот. -- Кувшинку разве что. -- Да, -- сказала мышь, -- он ждет, когда она всплывет, чтобы убить ее. -- Какая глупость! -- сказал кот. -- Мне это совсем не интересно. -- Когда время проходит, -- продолжала мышь, -- он возвращается на берег и рассматривает фотографию. -- Он никогда не ест? -- спросил кот. -- Нет, -- сказала мышь, -- он очень ослаб, и я не могу этого вынести. Со дня на день он сделает неверный шаг по этой длиннющей доске. -- Ну а тебе-то что? -- спросил кот. -- Он несчастен, не так ли?.. -- Он не несчастен, -- сказала мышь, -- он страдает. Именно этого я и не могу перенести. И, кроме того, он рано или поздно упадет в воду, он слишком наклоняется. -- Если все именно так, -- сказал кот, -- я в самом деле готов оказать тебе эту услугу, но я не понимаю, почему я говорю "если все именно так", потому что я все равно не понимаю. -- Ты очень добр, -- сказала мышь. -- Засунь голову мне в пасть, -- сказал кот, -- и жди. -- Это может затянуться надолго? -- спросила мышь. -- До тех пор, пока кто-нибудь не наступит мне на хвост, -- сказал кот, -- тут нужен сильнодействующий рефлекс. Но я постараюсь вытянуть хвост подальше, не беспокойся. Мышь раздвинула усы кота и просунула голову между его острыми зубами. И тотчас высунула ее обратно. -- Ну и ну, -- сказала она, -- ты что, сегодня утром акулу ел? -- Послушай, -- сказал кот, -- если тебе не нравится, можешь идти прочь. Мне эти шуточки надоели. Выпутывайся сама как знаешь. Казалось, он рассердился. -- Не обижайся, -- сказала мышь. Она закрыла маленькие черные глазки и вернула голову в исходное положение. Кот с предосторожностями упокоил свои острые клыки на нежной серой шейке. Черные усы мыши перепутались с его собственными. Он развернул свой густой хвост и распушил его по тротуару. И шло, напевая, одиннадцать маленьких слепеньких девочек из приюта папы Юлия Заступника. Мемфис, 8 марта 1946. Девенпорт, 10 марта 1946.