бираемся смонтировать из полученной пленки фильм под названием "Строительство Великой Пирамиды". Ведь если прокрутить пленку назад, то должно получиться неплохое зрелище. Это может показаться смешным, но нам нужны деньги. Ваши историки высказывают различные предположения о том, каким же, собственно, образом нам удавалось возводить подобные сооружения. Этот фильм может доставить им некоторое удовлетворение. Я решил, что лучше всего здесь подходит грубая сила и невежество масс. - Грубая сила? Невежество? - Да, да. Смотрите, как они наваливаются друг на друга, как быстро вскакивают. В фильме все будет наоборот. Вес камней будет их давить, они будут падать от неимоверной усилий. Это будет первый снятый фильм за многие годы! И я уверен, что им очень нравится участвовать в съемке величественного произведения искусства! - Вы - безумец! - провозгласил Дос Сантос, глядя на пирамиду. - Нет, - покачал я головой. - Отсутствие монумента может быть само по себе чем-то вроде монумента. - Монумента в честь Конрада Номикоса? - засмеялся веганец. - Нет, - вмешалась "Рыжий Парик". - В такой же мере, как искусство созидания, существует также искусство разрушения. Я думаю, он как раз в нем и собирается преуспеть. Изображает из себя нового Калигулу. Похоже, я даже начинаю понимать - почему! - Благодарю вас, - поклонился я. - Я вовсе не одобряю это, хотя актеры с любовью играют свою роль. - Любовь - это отрицательная форма ненависти, - пожал я плечами. - Я умираю. Египет умирает, - нараспев произнесла Элен. Миштиго рассмеялся. - Вы более трудный человек, Номикос, чем я. Такого нельзя было даже предположить. Но вы вовсе не незаменимы. - Ну, так попробуйте уволить Гражданскую службу, в том числе и меня. - Это может быть легче, чем вы думаете. - Посмотрим. - Обязательно! Мы снова повернулись к пирамиде Хеопса. Миштиго принялся за свои записи. - Лучше бы вы смотрели на все происходящее через... Вообще, давайте пока покинем это место. Наше присутствие мешает работе и тем самым вызывает напрасную трату драгоценной для нас пленки. Как только фильм будет готов, я обязательно приглашу вас на первый просмотр. - Да. Я посмотрел все, что хотел. Давайте вернемся в гостиницу. Мне хочется побеседовать с кем-нибудь из местных жителей. - Он немного помолчал, а потом, будто размышляя, добавил. - Мне хотелось бы посетить Луксор, Карнак и Долину Царей раньше, чем это предусматривается графиком. Я надеюсь, что вы еще не начинали демонтаж этих мест? - Пока еще нет. - Хорошо. Значит, мы должны побывать там, опережая ранее составленные графики. - Только бы не оставаться здесь, - устало произнесла Элен. - Эта жара сводит меня с ума. По дороге на постоялый двор Диана спросила у меня: - Вы действительно имели в виду именно то, что говорили сегодня? - В определенном смысле. Для меня это естественно. - И как же вы относитесь к этому? - Совершенно спокойно. Всю остальную часть пути на ее лице не было прежнего выражения. Оно было слегка забавное... 5 Наша фелука скользила вдоль величественного вида колоннад Луксора. Миштиго сидел ко мне спиной, не отрывая глаз от этих колонн, и время от времени записывал на диктофон свои впечатления. - Позвольте рассказать вам о боадилах, - сказал я. - Где мы высадимся на берег? - спросил у меня Миштиго. - Примерно в миле выше течения. Мне очень хочется рассказать вам кое-что о боадилах. - Я знаю, что это такое. Нечто вроде помеси удава с крокодилом, не так ли? Я уже не раз упоминал, что изучил все, что есть на вашей планете. - Читать о них - это одно... - Но я видел их и живыми. В земном парке на Галере имеются четыре экземпляра животных. - ...а видеть их на свободе - совсем другое дело. - Вы и Гассан располагаете полным арсеналом. У вас за поясом три гранаты, у Гассана - четыре! - Гранатой нельзя воспользоваться, когда боадил окажется рядом с вами. Это будет скорее самоубийство, чем самозащита. Да и передвигаются они довольно быстро! Он наконец обернулся ко мне. - А чем вы воспользуетесь в таких случаях? Я вытащил оружие, которое всегда стараюсь иметь под рукой, когда попадаю в тропические области Земли. Он внимательно осмотрел его. - Как оно называется? - Это автомат. Он стреляет метацианидными пулями. У них сила удара не менее тонны. Точность стрельбы небольшая, но в этом и нет необходимости. Прототипом этого оружия является так называемый "Шмайсер" - огнестрельное оружие двадцатого века. - Он довольно громоздкий, - недоуменно заметил Миштиго. - Неужели с его помощью можно убить боадила? - Если посчастливится, - усмехнулся я. - У меня еще есть пара штук в запасе. Хотите один? - Нет, благодарю вас. - Некоторое время он молчал, а затем вновь заговорил. - Но вы все-таки расскажите все известные сведения о боадилах. Тогда, когда я наблюдал за ними, они почти не высовывались из воды и казались весьма медлительными. - Так вот... Голова этого зверя напоминает голову крокодила, только больше. Длина около двенадцати метров. Способны сворачиваться в огромный шар, ощетинившийся массой зубов. Они проворны как на суше, так и в воде. И наконец, у них множество маленьких ножек с каждой стороны, что обеспечивает им такую... - Сколько ног? - Гм-м... - я задумался. - По правде говоря, я никогда не считал их. Одну секунду. Эй, Джордж, - обратился я к самому видному биологу Земли, дремавшему в тени паруса. - Сколько ног у боадила? Голова его повернулась в нашу сторону. Затем он поднялся, слегка потянулся, затем подошел к нам. - Боадилы... - он как бы размышлял вслух. - Они, разумеется, из класса пресмыкающихся - в этом нет никаких сомнений. Однако относятся они к отряду чешуйчатых, что со всей серьезностью утверждают мои коллеги на Галере, но тут есть о чем поговорить. Лично я считаю, что они напоминают фоторепродукции мезозойских фитозавров, выполненные художником незадолго до Трех Дней, - разумеется, с дополнительным количеством ног и способностью сжиматься в клубок. Поэтому я предпочитаю относить их к отряду крокодилов. Он облокотился о борт и стал смотреть на мелькающие воды реки. Я понял, что больше он не собирается говорить, и еще раз спросил: - Так все-таки, сколько ног у боадилов? - Ног? Никогда не подсчитывал. Если вам повезет, то, возможно, такой случай предоставится. Они здесь водятся в изобилии. У меня был один молодой боадильчик, но он в неволе недолго протянул. - И что же с ним случилось? - Его сожрал мой гигантский утконос. - Гигантский? - заинтересовался Миштиго. - Гораздо больше обычного - высотой более трех метров, - пояснил я. - И к тому же с зубами. Представляете? Насколько нам известно, их встречали всего раза три-четыре в Австралии. Нам один достался совершенно случайно. Вероятно, как вид, они скоро исчезнут - в отличие от боадилов. Они - яйцекладущие млекопитающие. Яйца их слишком малы, чтобы голодная планета позволила им существовать какое-то продолжительное время. Возможно, их сейчас осталось считанные единицы. - Похоже, что так, - подтвердил Джордж. - Хотя, может быть, что и не так. Миштиго отвернулся, качая головой. Гассан частично распаковал своего робота-голема, и возился с его настройкой. Элен в конце концов перестала обнажать свое тело по частям и теперь лежала на солнце, загорая нагишом. "Рыжий Парик" и Дос Сантос о чем-то сговаривались. Эти двое никогда не уединялись просто так - у них всегда было что-то на уме. Величественные колонны остались за кормой, и я решил направить фелуку к берегу, чтобы посмотреть, что нового среди гробниц и развалин храмов... Следующие шесть дней были хотя и небогаты событиями, однако в чем-то незабываемыми: они были заполнены активной деятельностью и были даже прекрасными в своем роде... Похоже, что Миштиго собрался брать интервью у каждой каменной глыбы, попадающейся нам на протяжении четырех миль пути до Карнака. В сиянии дня и при свете факелов мы пробирались среди руин, пугая летучих мышей, змей и насекомых, вынужденно слушали монотонную речь веганца, делившегося своим впечатлениями с диктофоном. Ночью мы располагались лагерем на песчаных пляжах, устраивали двухсотметровую зону, снабженную электросигнализацией, и выставляли двух часовых. Боадилы - животные холоднокровные, и поскольку ночи здесь были довольно прохладные, особенная опасность нам не угрожала. Ночи озарялись огромными кострами всюду, где мы располагались на ночлег, в основном из-за того, что веганцу хотелось, чтобы все было как можно более примитивным - для создания надлежащей атмосферы, как мне кажется. Мы отогнали наш транспорт далеко на юг в одно знакомое мне место и оставили на попечении нескольких служащих Управления. Сами же наняли фелуку. Миштиго хотел путешествовать именно так. По вечерам Гассан либо упражнялся с ассегаем, который он выменял у одного великана-убийцы, либо раздевался до пояса и часами боролся со своим не знающим усталости роботом. Тот был настоящим противником. Гассан отрегулировал его так, чтобы силой и реакцией он вдвое превосходил среднестатистического мужчину. Память робота содержала сотни борцовских приемов, а регулятор теоретически не давал ему возможности убить или покалечить своего партнера. Робот был высотой в полтора метра и весил добрых сто двадцать килограммов. Изготовлен он был на Бэкабе и стоил довольно больших денег. Голем был в какой-то мере карикатурой на человека, а мозг его, если таковой имелся, размещался ниже того места, где располагался пупок у настоящего человека. Несмотря на все ухищрения конструкторов, несчастные случаи все-таки случались. Люди погибали от рук роботов, когда что-то портилось в их электронных мозгах, а зачастую вследствие собственных ошибок. Однажды я сам приобрел такую штуковину, и в течение целого года боксировал с ним по пятнадцать минут ежедневно. Я привык относиться к своему роботу, как к человеку. И все же, в один прекрасный день, он стал драться нечестно, и мне пришлось добрый час колотить его, пока я не вышиб из него остатки поврежденного мозга. После этого я не заводил роботов, а старого продал одному торговцу верблюдами, притом за немалую цену, хотя и неисправного. Не знаю, удалось ли тому починить робота. Мне это было безразлично, потому что торговец был турком. Гассану же очень нравилось возиться со своим спарринг-партнером при свете костра, а мы, сидя на одеялах вокруг костра, наблюдали за ними. На третий вечер рассудок оставил меня. Я вспоминал об этом отдельными фрагментами - как серию не связанных, освещенных молниями, моментальных снимков... Я разговаривал с Кассандрой почти целый час и под конец передачи обещал ей на следующее утро вызвать аэроглиссер, чтобы вечер провести с ней на острове Косс. Я запомнил ее последние слова: - Будь осторожен, Константин. Мне снятся дурные сны. - Вздор, Кассандра. Спокойной ночи. И кто знает, может быть, ее плохие сны были следствием ударной волны, двигавшейся назад во времени из точки отсчета, имевшей 9,6 баллов по шкале Рихтера. Какой же жестокой злобой сверкали глаза Дос Сантоса, когда он аплодировал Гассану, могучим броском швырнувшему своего робота на землю. Однако земля продолжала трястись и после того, как робот поднялся на ноги и стал кружить вокруг араба, согнув руки в локтях. Земля еще долго тряслась и вибрировала. - Какая мощь! Я еще до сих пор ощущаю, как дрожит земля! - воскликнул Дос Сантос. - Это сейсмическое волнение, - усмехнулся Джордж, - хотя я и не специалист в этой области. - Землетрясение! - завопила его жена, освободившись из объятий Миштиго. Причины бежать не было, да и убегать в общем-то не понадобилось. Вокруг не нашлось ничего, что могло бы упасть на нас. Земля вокруг была ровная и почти гладкая. Поэтому мы просто сидели, а нас швыряло из стороны в сторону. Несколько раз нас даже опрокидывало. Пляска пламени костра стала совершенно невообразимой. Гассан отключил Голема и сел рядом со мной и Джорджем. Толчки не затихали почти в течение часа, затем, после небольшого перерыва, они возобновились, но на этот раз с меньшей силой. Так продолжалось всю ночь, а после того, как вторая волна землетрясения успокоилась, мы связались с Порт-о-Пренсом. Расположенные там приборы указывали, что эпицентр землетрясения находился на порядочном расстоянии от нас к северу. Это было очень плохим признаком, ибо означало, что землетрясение произошло где-то в Средиземноморье. Скорее всего, в Эгейском море. Неожиданно мне стало не по себе. Я старался связаться с островом Косс. Никакого ответа. Кассандра, моя любимая! Где ты сейчас? В течение двух часов я старался выяснить это. Затем снова связался с Порт-о-Пренсом. И мне ответили. Не кто-нибудь, а сам Лорелл! - Конрад! Я не знаю, как вам это сказать... То, что произошло... - Ну, говорите же! - нетерпеливо потребовал я, чуть не крича в микрофон. - Говорите!!! - Спутник-наблюдатель прошел над нашим районом около двадцати минут назад (эфир был заполнен треском помех). На телевизионном изображении, которое он передает в настоящее время, уже нет некоторых островов в Эгейском море... - Что? - закричал я. - Боюсь, что Косс - один из них. - Нет!!! - Я очень сожалею, - сказал Лорелл, - но именно это передает спутник. Даже не знаю, что еще добавить... - Этого достаточно, - сказал я. - Вполне. До свидания. Мы еще поговорим с вами позже. - Подождите, Конрад! - Нет!!! Я совсем потерял голову. Вокруг меня носились перепуганные летучие мыши. Я стал отмахиваться от них и даже убил одну, когда она устремилась ко мне. Через некоторое время я обхватил огромный камень двумя руками и чуть было не разбил вдребезги радио. Джордж положил мне руку на плечо, и я опустил камень, а тыльной стороной ладони ударил его по лицу. Не знаю, что с ним стало, так как я нагнулся, чтобы снова поднять камень, но за моей спиной послышался звук шагов. Я опустился на одно колено и повернулся, зачерпнув в ладонь горсть песка, чтобы швырнуть его в чьи-то глаза. Все остальные были уже здесь - Миштиго, "Рыжий Парик", Дос Сантос, Рамзес, Элен, трое местных служащих, Гассан... Все они приближались ко мне. Кто-то крикнул: - Рассыпайтесь в разные стороны! Увидев выражение моего лица, они стали окружать меня. Затем все они слились в одно существо, которое я изо всех сил ненавидел какой-то животной ненавистью. Мне хотелось колотить, бить, кромсать всех их. Они улыбались, скалили белые зубы, подступая ко мне, словно неясные черные тени. Казалось, с их губ слетали убедительные слова, казалось, что сама судьба руководит ими. И поэтому я швырнул песком в самого ближайшего из них и набросился на него. Мой удар снизу перевернул его вверх тормашками, но сбоку на меня насели два египтянина. Я стряхнул их и увидел краем глаза, что искусный в бою араб держит в руке нечто, похожее на плод акала. Он размахнулся им в мою сторону и поэтому я мгновенно нагнулся. Тогда он сам набросился на меня, но мне удалось ударить его головой в живот. Он растянулся на земле. Затем те двое, которых я расшвырял, снова схватили меня. Где-то в стороне громко кричала женщина, но не было видно ни одной из них. По крайней мере, я не видел ни одну из них. Я вырвал правую руку и с размаху ударил кого-то. Противник полетел прочь, но его место занял другой. Чуть поодаль какой-то синий человек запустил в меня камнем и попал в плечо. От боли я обезумел еще больше. Подняв чье-то сопротивляющееся тело, я со всей силы швырнул его в другого нападающего, затем нанес удар кулаком в чье-то лицо. Я встряхнулся и осмотрелся. Все остальные тоже замерли. Это было нечестно. Они все застыли, когда мне так хотелось крушить всех и вся. Поэтому я поднял одного из них, что валялся у меня под ногами, и сильным ударом в челюсть еще раз свалил его на землю. Затем опять поднял, но кто-то завопил: - Карагиозис!... - и начал на ломаном греческом языке перечислять другие имена. Я опустил свою жертву и обернулся. Там, возле костра, находились двое: один высокий и бородатый, другой - приземистый, тяжелый, с лысой головой, будто вылепленный из смеси земли и замазки. - Мой друг говорит, что он раздавит тебя, грек! - отозвался высокий, что-то делая за спиной другого. Я двинулся на них, но человек из замазки и грязи метнулся на меня. Он сделал мне подножку, я быстро вскочил, схватил противника под мышки и бросил его через бедро. Но тот вскочил на ноги так же быстро, как и я, и снова кинулся ко мне, схватив меня одной рукой за шею. Я тоже схватил его за шею и еще за локоть - наши объятия сомкнулись, но он был сильнее. Я стал переносить вес своего тела то на одну, то на другую ногу, пробуя его силы. Он был таким же быстрым, как и я, отвечая на каждое мое движение, едва я только усиливал свое действие. Я протянул свои руки, сделал шаг назад и изо всех сил дернул его на себя. Освободившись на мгновение, мы стали кружить друг около друга, отыскивая слабое место в противнике. Я хотел ухватить его за ноги, поэтому держал свои руки как можно ниже, сильно наклонившись вперед, потому что мой противник был невысок. В какой-то миг мои руки оказались слишком близко к нему, и он метнулся ко мне быстрее, чем кто-либо, кого мне доводилось видеть. Он схватил меня за туловище, сжав так, что мне показалось, будто изо всех моих пор проступила выжатая из тела влага. Острая боль пронзила все тело. Он стал давить сильнее, и я понял, что, если мне не удастся сейчас же освободиться, то вскоре он мне сломает хребет. Я сжал кулаки, упершись ими в его живот и стал отталкивать свое тело. Хватка его стала еще крепче. Я сделал шаг назад и изо всех сил рванул руки. Мои ладони оказались у его лица, я уперся ему в подбородок, и дернул вверх. Он отлетел назад. Любому другому этот резкий рывок сломал бы шею. Однако он быстро вскочил на ноги, и я понял, что он не смертный боец, а одно из тех существ, которых рожают не женщины. Их, подобно Антею, порождает чрево самой матери-Земли. Я навалился всем своим весом ему на плечо, и он упал на колени. Я ударил его ребром ладони по горлу, сразу же отступив вправо и, упершись коленом в нижнюю часть спины, стал тянуть его за плечи к себе, стараясь сломать позвоночник. Это мне не удалось. Он все больше прижимал свою голову вниз к земле и выгнуть ему спину не было никакой возможности. Стоило мне слегка зазеваться, как он сразу же вскочил и снова набросился на меня. Я изменил тактику и решил задушить его. Руки мои были гораздо более длинными, чем у него. Я впился в горло моего противника обеими руками и изо всех сил стал давить на кадык большими пальцами. Он попытался оттолкнуть меня, упершись локтями в мою грудь. Но я продолжал сдавливать его горло, ожидая, когда же его лицо потемнеет и выкатятся из орбит глаза. Локти мои стали сгибаться под напором его рук. Еще мгновение... и он тоже вцепился мне в горло. Так мы и стояли некоторое время, пытаясь задушить друг друга. Только вот задушить его было невозможно. Мое лицо стало багровым. В висках, стучало, откуда-то издалека я услышал крик: - Прекратите, Гассан! Ему не положено делать это!.. Мне показалось, что это был голос "Рыжего Парика". Во всяком случае, это имя первым пришло мне в голову. И это означало, что Дос Сантос где-то поблизости. Кроме того, она произнесла "Гассан" - имя, мне очень знакомое. И благодаря этому картина происходящего со мной стала постепенно проясняться. Я понял, что зовут меня Конрад, что я нахожусь сейчас в Египте, что лишенное всякого выражения лицо передо мной - просто лицо робота. Голова создания, которое можно отрегулировать так, чтобы он был в пять раз сильнее человека, и, скорее всего, так оно и было. На самом деле. Это было создание, реакция которого намного быстрее, и которому было разрешено использовать все свои возможности. Только вот считается, что робот может убить разве что по чистой случайности. А он почему-то всерьез пытался отправить меня на тот свет. Это означало, скорее всего, то, что регулятор робота был неисправен. Я отпустил его шею, схватил робота за правую кисть и локоть, и потянул так, чтобы он оказался как можно ниже. Как только равновесие моего противника оказалось нарушенным, он отпустил меня, но я удвоил усилия и стал выкручивать ему руку, ожидая, что в конце концов сломается его локтевой сустав. Но ничего не произошло. Ничего не хрустнуло. Рука робота просто неестественно скривилась. Я отпустил его запястье, и он упал на одно колено, а рука его сама по себе раскрутилась и опять приняла нормальный вид. Если бы я мог читать мысли Гассана, то я узнал бы, что робот включен на максимальный срок, максимально возможную длительность непрерывного действия - на два часа! Это было слишком много. Единственное, что я знал, так это то, кто я и что я делаю. Кроме того, я знал, что моим противником является робот-борец. А это означало, что боксировать он не станет. Я бросил мимолетный взгляд через плечо на то место, где я стоял, когда это все началось - на палатку с рацией. Теперь она была метрах в пятнадцати отсюда. За эту секундную паузу робот-борец едва не прикончил меня, рванувшись ко мне и схватившись одной рукой за шею сзади, а другой ниже подбородка. Он мог бы сломать мне шею, если бы успел швырнуть меня назад, но в это мгновение земля снова задрожала. Подземный толчок был настолько силен, что нас обоих швырнуло на землю и мы невольно отпустили друг друга. А через несколько секунд я был уже на ногах. Земля все еще дрожала. Но робот тоже был на ногах и снова двинулся на меня. Мы были как два пьяных моряка, затеявших драку на корабле, который трепал страшный шторм. Робот сделал выпад, но я успел отойти. Через мгновение я ударил его прямым левым и, пока он пытался схватить меня за левую руку, я нанес ему сильный удар правой рукой. А затем я снова отступил. Он опять бросился на меня, но я удерживал его на дистанции короткими ударами. Бокс был для него то же самое, что четвертое измерение для меня - он был просто не в состоянии постичь его. Но робот продолжал наступать, отражая и пропуская мои удары, я же пятился назад к стоящей позади меня палатке. Земля все еще дрожала. Где-то далеко кричала женщина. Я нанес удар правой ниже пояса, надеясь выбить ему мозги. И наконец я увидел то, что хотел увидеть - здоровенный камень, которым я хотел разбить рацию. Я сделал ложный выпад левой, затем, схватив робота за плечо и бедро, поднял его высоко на головой, отклонился назад и швырнул его прямо на камень. Он ударился о него животом. Затем робот вновь стал подниматься, но теперь уже медленнее, чем прежде. Поэтому я успел ударить его ногой в живот, после чего робот грузно опустился на песок. Странное жужжание послышалось из его туловища. Земля затряслась снова. Робот сник, вытянувшись, и единственным признаком того, что он еще функционирует, было то, что пальцы его левой руки продолжали шевелиться. Они сгибались и разгибались, делая причудливые движения. Я медленно повернулся и увидел, что они стоят здесь - Миштиго, Элен, Дос Сантос, Рамзес, "Рыжий Парик", Гассан, Джордж и три облепленных пластырями египтянина. Я сделал шаг в их направлении, и они снова разошлись по сторонам. Лица их были искажены ужасом. Но я покачал головой. - Нет, теперь я уже пришел в себя, - сказал я. - Только оставьте меня в покое. Я хочу спуститься к реке, чтобы выкупаться... Сделав несколько шагов вперед, я почувствовал, что земля вокруг меня завертелась, и внезапно наступила темнота... Все последующие ночи были одной сплошной пыткой огнем и каленым железом. Дух, который был вырван из моей души, оказался погребен глубже, чем любая из мумий, лежавших под этими песками. Говорят, что мертвецы забывают свое прошлое в царстве Аида. Но я надеялся, что Кассандра меня не забудет! Время лечит, и вот по истечении нескольких дней я снова возглавил экспедицию. Правда, Лорелл предложил мне передать руководство кому-нибудь другому, а самому отправиться в отпуск. Но я не мог так поступить. Что бы я стал делать, предоставленный самому себе? Сидеть и думать о каком-нибудь из Древних мест? Нет! В таких случаях всегда очень важно продолжать что-то делать, чтобы хоть чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. Поэтому я остался гидом, и свои мысли переключал на те маленькие тайны, к которым мы прикасались во время путешествия. Я разобрал робота и осмотрел регулятор. Он был, как я и предполагал, сломан - это сделал я сам на ранней стадии единоборства, либо Гассан, чтобы охладить мой разрушительный пыл. Если это сделал Гассан, то значит, он хотел, чтобы я был не просто избит, а забит до смерти. Однако в этом случае возникает вопрос: зачем? Интересно, известно ли его работодателю, что когда-то я был Карагиозисом? Если это так, то для чего ему хотелось убить основателя и первого секретаря его собственной партии, человека, который поклялся, что он не потерпит, чтобы при его жизни Земля была распродана и превращена в место для развлечения банды синих пришельцев. Человека, который поклялся бороться за освобождение Земли до последнего. Человека, который организовал вокруг себя ядро единомышленников, систематически снижавших до нуля стоимость собственности на Земле, принадлежащей веганцам, и который даже пошел на то, чтобы уничтожить процветающее агентство тэллеритов по покупке недвижимости, основавшееся на Мадагаскаре. Человека, идеалам которого он был сам предан, хотя в настоящее время и старался направить свою деятельность в более мирное законное русло. Почему ему вдруг захотелось, чтобы этот человек погиб? Следовательно, он либо изменил делу Партии, либо не знает, кем я являюсь на самом деле, и на уме у него было что-то другое, когда он поручал Гассану прикончить меня. Или, может быть, Гассан подчиняется приказу кого-то еще? Но кто мог быть этим его таинственным хозяином? И опять же - для чего ему моя смерть? Ответа у меня не было. И я решил, что его надо найти немедленно!.. Первым меня стал утешать Джордж. - Очень жаль, Конрад, - сказал он, стараясь не смотреть на меня. Говорить что-нибудь человеческое всегда было для него трудно. Он расстраивается и старается побыстрее покончить с этим. Вряд ли моя с Элен выходка прошлым летом привлекла его внимание. Все его страсти прекращаются за пределами биологической лаборатории. Я помню, как он делал вскрытие последней собаки на земле. После того, как он в течение четырех часов чесал ее за ухом, вычесывал блох из хвоста и умилялся ее лаем, он повел Вульфа к себе в лабораторию. Вульф медленно плелся, волоча в зубах кухонное полотенце, с которым он очень любил забавляться. В лаборатории Джордж сделал укол животному и произвел вскрытие. Ему, как он потом говорил, было очень интересно сделать вскрытие, пока Вульф был еще здоров. Скелет любимца Джорджа до сих пор стоит у него в лаборатории. Поэтому вряд ли у этого человека было особое желание снять с меня мерку для деревянного спального мешка подземного рода. Если бы он и желал моей смерти, то это должна быть утонченная, быстрая и экзотическая смерть. Однако к подобной экзотике - с помощью робота - он не питал особого пристрастия. В этом я был уверен. Элен же, хотя и способна была на сильные чувства, по сути ведет себя, как неисправная кукла с автоматическим взводом. Что-то всегда заскакивает в ее механизме как раз перед тем, как ее чувства должны вырваться, а на следующий день ее столь же страстно влечет к чему-нибудь другому. Ее соболезнование звучало, насколько я помню, приблизительно так: - Конрад, вы даже не представляете себе, как я удручена! В самом деле! Хотя я даже не встречалась с вашей женой, но я так понимаю ваши чувства! Ее голос то поднимался, то опускался, принимая всевозможные оттенки, и я знал, что она свято верит во все, о чем сейчас говорит. И за это я был ей благодарен. - Нет вашей женщины, и у вас на сердце тяжесть. Словами не облегчить эту ношу. Что на роду написано, то нельзя зачеркнуть. Я скорблю вместе с тобой, Карачи. Слова Гассана не удивили меня. Этим человеком никогда не владела злоба или ненависть. У него не было личных мотивов убить меня. Поэтому я был уверен, что его соболезнование было самым искренним. Миштиго не сказал ни слова в мое утешение. Это чуждо самой природе веганцев. Для синелицых смерть - событие радостное. В соответствии с их этическим воззрениями, она означает акт завершения - рассеивание души человека на мельчайшие частицы, наслаждающиеся затем в огромном всеобщем организме. Материально смерть - это торжественная ревизия всего того, чем обладал покойник. Это праздничный раздел его состояния, сопровождаемый пиршеством с глобальной пьянкой. - Печально, что так получилось, друг мой, - сказал Дос Сантос. - Утрата женщины - все равно, что потеря собственной крови. Печаль ваша велика и безутешна. Она подобна тающему огню, который никак не может погаснуть. Все это прискорбно и ужасно. Смерть - настоящая жестокая и темная штука, - заключил он, и его глаза стали влажными. Кем бы вы ни были - веганцем, евреем, мавром - для испанца Сантоса жертва есть жертва, нечто воспринимаемое на недоступном для меня туманном мистическом уровне. Затем ко мне подошла "Рыжий Парик" и сказала: - Ужасно... Очень жаль. Что тут говорить еще... Я кивнул: - Спасибо. - Есть кое-что, о чем я должна у вас спросить. Но не сейчас. Позднее. - Как хотите, - сказал я и, когда все ушли, стал снова глядеть на реку и размышлять об этих последних днях. Она, казалось, была опечалена не меньше других, но у меня было ощущение, что эта пара - Дос Сантос и Диана - в чем-то причастны к тому, что связано с роботом. Хотя я уверен, что именно Диана кричала Гассану, когда робот душил меня, чтобы он его остановил. Значит, остальные молчали. Но я почти уверен, что прежде, чем что-либо предпринять, Дос всегда советуется с ней. В результате не осталось никого, кого я мог бы подозревать. И не было каких-либо очевидных мотивов. Все это могло быть чистой случайностью. Однако... Однако чувство того, что кто-то хотел меня убить, не покидало меня. Я знал, что Гассан вовсе не прочь заняться двумя поручениями сразу от различных заказчиков, если только интересы их не пересекаются. И от этого я почувствовал себя счастливым. Это давало мне какую-то цель, с этим уже можно было что-то делать. На самом деле, ничто так не вызывает желание жить, как уверенность в том, что кто-то хочет тебя убить. Я должен был определить - кто это! Выяснить причину. И остановить убийцу!.. 6 Второй выпад со стороны смерти произошел очень скоро, и как бы мне ни хотелось увязывать его с деятельностью кого-либо из людей, я не мог этого сделать. На этот раз это был один из капризов слепой судьбы, который иногда сваливался на голову, подобно незваному гостю к обеду. Финал же данного случая, тем не менее, совершенно ошеломил меня и придал ходу моих мыслей новый поворот, спутав прежние догадки. Вот как это было. Веганец сидел у самой реки, делая зарисовки противоположного берега. Я полагаю, что, окажись он на том берегу, то он делал бы зарисовки этого берега, на котором сидел сейчас. Это предположение весьма цинично, но меня обеспокоил сам факт того, что он ушел один в это душное болотистое место, не сказав никому о том, что он уходит, и не взяв с собой ничего более существенного, чем карандаш. И это случилось. Старое замшелое бревно, которое несло по течению рядом с берегом, внезапно перестало быть старым замшелым бревном. Длинный змеиный хвост взметнулся вверх, на другом конце появилась огромная пасть, полная зубов, и множество крохотных ножек коснулись твердой почвы и понесли чудовище вперед так быстро, как будто оно катилось на колесах. Я завопил, что было мочи, и рванулся вперед, схватившись за свой пояс. Миштиго выронил блокнот и стал удирать. Однако боадил был уже в непосредственной близости к нему, и я не мог стрелять. Поэтому я стремительно бросился к зверю, но к тому времени, когда я оказался возле веганца, чудовище уже дважды обвило его... и пришелец стал на два порядка еще более синим. Теперь оставался только один способ заставить чудовище разжать свои объятия. По крайней мере, в этот момент. Я схватил боадила за голову как раз тогда, когда в его крохотном мозгу мысли о завтраке приняли законченную форму. Мне удалось просунуть свои пальцы под чешуйчатые наросты, расположенные по бокам головы чудовища. Затем я стал изо всех сил сдавливать своими большими пальцами его глаза. Боадил, будто гигантская плеть, хлестнул меня хвостом. Я поднялся метрах в трех от него. Миштиго был отброшен еще дальше. К тому времени, когда чудовище напало снова, он был уже на ногах. Однако боадил напал не на веганца, а на меня. Он встал на дыбы, приподнявшись над землей метра на три, и обрушился на меня сверху. Я бросился в сторону, и огромная плоская голова промахнулась всего на несколько дюймов, обдав меня фонтаном камешков и грязи. Я попытался подняться, но на этот раз был сбит с ног ударом хвоста. Встав на карачки, я попытался отползти назад, но было уже слишком поздно. Я оказался внутри петли, охватившей меня вокруг бедер. Две синие руки вцепились в тело боадила, но они не смогли сдержать дьявольские объятия дольше двух-трех секунд. Теперь мы оба были завязаны узлами. Я сопротивлялся, как мог, но что можно сделать толстому бронированному кабелю, снабженному множеством рвущих кожу ног? Мою правую руку могучее объятие пригвоздило к туловищу, а левую руку я даже не мог вытянуть, чтобы как-то воздействовать на глаза чудовища. Кольца все больше сжимались. Я стал отбиваться и царапаться, пока мне в конце концов не удалось, страшно ободрав руку, освободить ее. Этой рукой я закрылся, чтобы схватить нижнюю часть чудовищного туловища, и огромным усилием отодвинул голову боадила немного в сторону. Гигантское кольцо обвилось вокруг моей талии, оно сжимало меня сильнее, и даже сильнее, чем несколько дней назад робот-борец. Затем боадил рванул свою голову, вырвался из моей руки и, широко распахнув пасть, мотнул головой вниз. Сопротивление, которое оказывал Миштиго, в какой-то степени отвлекало чудовище и замедляло его расправу со мной. А это дало мне возможность приготовиться к защите. Я воткнул свои руки в его пасть и стал раздвигать челюсти в разные стороны. Небо боадила было покрыто слизью, и моя ладонь через мгновение начала медленно соскальзывать вниз. Я изо всех сил старался давить на нижнюю челюсть. Пасть приоткрылась еще сантиметров на двадцать и застыла в таком положении. Боадил решил немного отодвинуться, чтобы освободить свою пасть, а поэтому хватка его колец немного ослабела. Мне удалось встать на колени. Миштиго так и остался придавленным к земле. Моя правая рука еще немного соскользнула, и голова чудовища вот-вот могла вырваться. И в следующее мгновение я услышал громкий крик. Почти сразу же по телу боадила пробежала дрожь. Я рванул руки, почувствовав, как на секунду сила этой твари резко уменьшилась. Раздалось ужасное щелканье зубов и последнее напряжение тела. На мгновение я потерял сознание. Затем я стал освобождаться из объятий обмякшего тела боадила, пронзенного острием деревянного копья. Жизнь покидала чудовище, и движения его стали скорее судорожными, чем агрессивными. Еще дважды его удары повергали меня наземь, но мне удалось высвободить Миштиго, после чего мы отбежали метров на пятнадцать и стали наблюдать за агонией. Смерть наступила далеко не сразу. Рядом с чудовищем невозмутимо стоял Гассан. Ассегай, на упражнения с которым он потратил столько времени, сделал свое дело. Когда Джордж произвел вскрытие этой твари, мы узнали, что острие пронзило тело в двух дюймах от сердца, прервав главную артерию. Кстати, у него оказалось две дюжины ног, которые, как и можно было ожидать, были поровну распределены по обеим сторонам тела. Рядом с Гассаном стоял Дос Сантос, а рядом с испанцем, как всегда, находилась Диана. Здесь же были и все остальные. - Прекрасный спектакль, - сказал я, тяжело дыша. - Отличный удар. Спасибо. - Не за что, Карачи, - пожал плечами Гассан. "Не за что", - сказал он. Если бы тогда он хотел убить меня, то для чего ему понадобилось спасать меня сейчас от боадила? Если только не было на самом деле правдой то, что он сказал еще тогда, в Порт-о-Пренсе - его наняли, чтобы он охранял веганца. Если в этом его главное задание, а убить меня - лишь побочное, то ему нужно было спасать меня в качестве еще одного средства сохранения жизни Миштиго. Но тогда... Пожалуй, лучше, черт возьми, забыть это. Наш глиссер должен был прилететь в лагерь на следующий день, и мы собирались отправиться в Афины, сделав одну промежуточную остановку для того, чтобы высадить Рамзеса и его товарищей в Новом Каире. Я был рад тому, что покидаю эту страну, с ее плесенью, пылью, мертвыми божествами, наполовину являющимися животными. Я уже по горло был сыт этими местами. Из Порт-о-Пренса на связь вышел Фил, и Рамзес позвал меня. - Да, - произнес я в микрофон. - Конрад, это Фил. Я только что написал элегию в ее честь, и мне хотелось бы показать написанное. Даже несмотря на то, что я никогда с ней не встречался, я старался изо всех сил, и, полагаю, поработал довольно-таки неплохо... - Фил, пожалуйста, как раз именно сейчас мне совсем не до поэтических соболезнований. Может быть, как-нибудь в другое время... - Но это вовсе не что-нибудь, напоминающее анкету. Я знаю, что вы недолюбливали такого рода поэзию и в некоторой мере я не могу порицать вас за это. Моя рука потянулась к выключателю, но через мгновение я остановился и вместо того, чтобы отключить связь, взял одну из сигарет Рамзеса. - Ну, что ж, валяйте. Я слушаю. И он начал декламировать. Работа была совсем неплохая. Я многое позабыл, помню только то, что почти через всю планету неслись четкие и ясные слова, а я слушал их, весь покрытый ранами. Он расписывал добродетели нимфы, за которой охотился Посейдон, но которую был вынужден уступить своему брату Аиду. Поэт оплакивал ее судьбу. И пока он читал свою поэму, мой рассудок совершал путешествия во времени, в те два счастливых месяца на острове Косс. И не было в нем ничего такого, что случилось позже. Мы стояли на палубе моей лодки, купались и загорали вместе, держась за руки, ничего не говоря друг другу, здесь, на бесконечном пляже, который навсегда остался в наших сердцах. Мы стояли на палубе моей лодки - он закончил на этом. Затем он несколько раз прокашлялся, и мой остров растаял, унося частицу моего "я", - именно ту частицу, которая была связана с островом Косс. - Спасибо, Фил, - очнулся я. - Все было прекрасно. - Я польщен твоей оценкой, - сказал он. - Сегодня днем я вылетаю в Афины. Мне захотелось присоединиться к вам в этой части путешествия. Если только на это будет ваше согласие... - Пожалуйста, - ответил я. - Только позвольте, Фил, один вопрос: почему? Откуда такое желание? - Я решил, что мне надо еще раз увидеть Грецию. Так как вы собираетесь быть там, то это, возможно, напомнит мне некоторые старые времена. Мне бы хотелось бросить последний взгляд на некоторые древности. - Что-то фатальное в ваших словах, Фил. - Я чувствую, что дни мои клонятся к закату. И поэтому мне хочется еще раз побывать там. У меня предчувствие, что это моя последняя возможность. - Я уверен, что вы ошибаетесь. Однако, все мы будем обедать в "Саду у Алтаря" завтра вечером, около восьми. - Отлично. Тогда и увидимся. - До свидания. - До свидания, Конрад. - Не опаздывайте. Я принял душ, обмазал целебными мазями раны и переоделся в чистую одежду. Затем я разыскал веганца, который только что закончил такую же процедуру. Я окинул его зловещим взглядом. - Поправьте меня, если я ошибусь, - заявил я. - Есть одна причина, по которой вы захотели, чтобы я был ведущим этого спектакля, а именно - что у меня высокий потенциал выживания. Правильно? - Да, это так. - Пока я старался изо всех сил, чтобы мой потенциал способствовал общему благосостоянию... - Вы так расцениваете тот факт, что в одиночку, безо всякого оружия, набросились на всю группу в целом? Мне захотелось вцепиться ногтями в его горло, но я сумел сдержаться и опустил руки. Наградой мне была искра страха, заставившая слегка вздрогнуть уголки его рта. Он сделал шаг назад. - Я больше не буду оправдывать ваши надежды на это, - сказал я ему - Я здесь только для того, чтобы переправить вас в любое место, куда вы захотите отправиться, и доставить вас назад в целости и сохранности. Сегодня утром вы меня поставили перед проблемой, став легко доступной приманкой для боадила. Я вас предупреждаю, что не собираюсь таскать каштаны из огня или опускаться в ад только для того, чтобы взять огонь для раскуривания вашей сигареты. Если вы теперь пожелаете пойти куда-нибудь один, то сначала проверьте, насколько безопасно данное место, куда вы идете. Он смущенно отвел глаза в сторону. - Если же вы не проверили этого, - продолжал я, - то берите с собой вооруженный эскорт, поскольку сами вы обычно оказываетесь без оружия. Вот все, что я должен вам сказать. Если же вы не пожелаете прислушаться к этому совету, то скажите мне это сейчас же, и я оставлю вас и найду вам другого проводника. Между прочим, Лорелл уже предложил мне поступить подобным образом. Так каково же будет ваше слово? - Лорелл на самом деле так сказал? - Да. - Как это все странно... Я подчиняюсь вашему требованию. Я понимаю, что оно очень благоразумно. - Великолепно. Вы говорили, что хотите посетить Долину Царей. Может быть, сегодня? Вас мог бы отвезти туда Рамзес. Мне не очень-то хочется делать это самому. Что-то я устал. И к завтрашнему отлету, который, кстати, намечен на десять утра, я хотел бы немного отдохнуть. Вы не возражаете? Не дождавшись от него ответа, я пошел прочь. Веганец промолчал. К счастью для тех, кто спасся, и для еще неродившихся, Шотландия не очень сильно пострадала в течение Трех Дней. Я достал из холодильника ведерко со льдом и бутылку содовой, включил охлаждающий змеевик рядом со своей койкой, открыл виски из своих запасов и провел весь остаток дня, размышляя о тщетности всех людских устремлений... Позже, в этот вечер, когда я протрезвел до допустимого уровня и лишь слегка покачивался, я взял себя в руки и пошел подышать свежим воздухом. Приближаясь к восточному краю предупредительного ограждения, я услышал голоса и сел, облокотившись о крупную скалу, и стараясь подслушать, о чем говорят. Я различил монотонный голос Миштиго, и мне очень захотелось узнать, с кем он говорит. Но это не удалось. Собеседники находились довольно далеко от меня, а акустика в пустыне не всегда наилучшая. И все же я сидел, напряженно прислушиваясь, и, как уже не раз бывало, это произошло. Я сижу на одеяле рядом с Элен. Моя рука обнимает ее плечи. Моя синяя рука... Картина немного затуманилась, как только я внутренне отпрянул от отождествления себя с веганцем. Но я преодолел это и вновь прислонился к скале. Мне было одиноко. Элен казалась все-таки помягче, чем скала и, кроме того, меня распирало любопытство. Поэтому я превозмог свое отвращение и снова очутился там... - ...нельзя увидеть отсюда, - говорил я, - но если вы хотите знать, то наша звезда, которую вы называете Вегой, является звездой первой величины на вашем бедном небосводе и находится в созвездии, которое вы, люди, называете Лирой. - А каков из себя Тэллер? - спросила Элен. Наступила длительная пауза. Затем вновь зазвучал голос: - Самое важное передать труднее всего. Проблемой при общении является то, что у собеседника нет понятий, эквивалентных тем, о которых приходится говорить. Тэллер совсем не похож на планету. Там нет пустынь. Вся планета имеет упорядоченный ландшафт. Но... позвольте взять из ваших волос этот цветок. Взгляните на него. Что вы видите? - Прелестный белый цветок. Вот почему я его выбрала и приколола к своим волосам... - Но это вовсе не так. Это не цветок. Во всяком случае для меня. Ваши глаза восприимчивы к свету с длиной волны от четырех тысяч до семи тысяч двухсот ангстрем. Глаза же веганцев восприимчивы к ультрафиолетовым лучам почти до трех тысяч ангстрем - с одной стороны. С другой стороны, мы не различаем цвета, который вы называете "красный", а в этом "белом" цветке я различаю два цвета, которых нет в вашем диапазоне зрения. Мое тело покрыто узором, который вы не видите, но он очень похож на узор кожи других представителей моей семьи, и поэтому любой веганец, знакомый с родом Стиго, при первой же нашей встрече может назвать мою фамилию и местность, откуда я родом. Некоторые наши картинки вам, землянам, кажутся кричащими или даже одноцветными, обычно синими, так как земной глаз не различает тех оттенков, которые различаем мы. Почти вся наша музыка покажется вам заполненной довольно длительными промежутками тишины. На самом же деле эти пробелы полны мелодий, неразличимых вашими ушами. У нас чистые, логически распланированные города. Они улавливают дневной свет и долго удерживают его ночью. Эти места, заполненные медленными движениями, очень приятны для уха. Все это очень много значит для нас, но я не знаю, как все это описать... человеку. - Однако люди... я имею в виду людей Земли, живущих на ваших планетах... - Но на самом деле они не видят их! Они не слышат или не чувствуют так же, как мы! Существует пропасть, чью глубину мы можем оценить и понять, но которую не можем переступить. Вот почему я не в состоянии рассказать вам, каков на самом деле Тэллер. Для вас это совершенно другой мир, чем для меня. - И все же мне хотелось бы увидеть его. Очень сильно. Я думаю, что мне даже понравилось бы там жить. - Я не уверен в этом. В том, что вы были бы там счастливы. - Но почему? - Потому, что эмигранты на Веге есть эмигранты не с Веги. Вы здесь не являетесь представителем низшей касты или расы. Я знаю, что вы не пользуетесь этим термином, но именно он наиболее подходящий. Персонал вашего Управления и их семьи являются наивысшей кастой на этой планете. Затем идут состоятельные люди, не входящие в штат Управления, затем те, кто работает на этих состоятельных людей. Еще ниже те, кто зарабатывает себе на жизнь, обрабатывая землю. Затем, у самого подножия пирамиды, те неудачники, которые обитают в Древних местах. Здесь, на этой планете, вы на вершине пирамиды. На Тэллере же вы будете на самом дне общества. - Почему же? - Да потому, что вы цветок видите именно белым... И он вернул ей цветок. Наступило долгое молчание, прерываемое шелестом прохладного ветерка. - И все-таки я счастлива, что вы сюда приехали, - сказала она. - Да, здесь очень интересно. - Рада, что вам здесь нравится. - Человек, которого зовут Конрад, действительно был вашим любовником? Я был ошарашен таким неожиданным вопросом. - Я понимаю, почему, - сказал он, и мне стало не по себе, будто я попал в положение человека, подглядывающего физическую близость мужчины и женщины (или еще хуже - наблюдая за тем, кто подглядывал). - И почему же? - Потому что вы стремитесь к необычному, полному сил, экзотическому. Потому что вы никогда не испытываете счастья, где бы то ни было. Просто вы такая, какая есть. - Неправда... А может быть, правда. Да, однажды он сказал мне нечто подобное... В этот момент мне было очень жаль ее. Затем, не сознавая того, поскольку я хоть как-то хотел утешить ее, я протянул руку и взял ее руку в свою. Только рука эта была рукой Миштиго, а он вовсе не думал действовать ею. А я заставил его! Неожиданно мне стало страшно. Хотя скорее это чувство возникло у него, и я почувствовал это. Я ощутил, что в его мозгу все поплыло, как после мертвецкой пьянки, как только он почувствовал чье-то присутствие в своем разуме. Я быстро отпрянул назад и снова оказался у скалы, но только после того, как она уронила цветок и я услышал, как она прошептала: - Держите меня... "Ох уж эта чертова псевдотелепатия! Это исполнение желаний! - думал я. - Когда-нибудь я перестану верить в то, что это свойство мне присуще..." И тем не менее я все-таки на самом деле видел два цвета на том цветке... цвета, для которых у меня не было слов. Я побрел назад в лагерь. Пройдя через него, я двинулся дальше. Добрался до противоположного конца нашего незримого, но охраняемого периметра, сел на землю и закурил. Ночь была прохладной и черной. После того, как я выкурил две сигареты, я услышал позади себя голос, но не обернулся. - В огромном здании, Храме Огня, в тот далекий день, когда все дни и годы получат свой номер, о, пусть тогда мое имя будет возвращено мне, - произнес голос. - Очень неплохо для вас, - сказал я. - Цитата вполне подходящая. Только вы зря здесь цитируете "Книгу мертвых". - Почему зря? В тот великий день, когда все дни и годы получат свой номер, если и вам вернут ваше имя, то каково же оно будет? - Не вернут! Я намерен опоздать на эту церемонию. Да и что толку в имени... - Ну, это зависит от того... - Предположим, оно... "Карагиозис". - Извольте сесть так, чтобы я мог вас видеть. Я не люблю, когда кто-нибудь стоит у меня за спиной. - Хорошо. Ну так как? - Что "как"? - Как вы относитесь к имени "Карагиозис"? - Почему оно должно меня волновать? - Потому, что оно кое-что значит для вас. По крайней мере, некогда значило. - Карагиозис был одним из персонажей греческого театра теней, нечто вроде Петрушки средневекового театра Европы. Он был неряхой и шутом. - Он был греком и притом очень умным. - Ха! Он был наполовину трусом, слюнтяем и вообще каким-то скользким типом. - Но также был наполовину героем. Коварным. В чем-то необузданным. С чувством юмора. Он сорвал с места пирамиду. И кроме того, когда ему хотелось быть сильным, он был сильным! - И где же он теперь? - Мне самому хотелось бы это знать. Но почему об этом вы спрашиваете у меня? - Потому что этим именем вас называл Гассан в тот вечер, когда вы боролись с роботом. - О... понимаю... Что ж, это было просто к месту сказано. Это синоним дурачка. Кличка. Подобно тому, что я называю вас "Рыжей". Вот теперь я думаю, - как вы выглядите в глазах Миштиго? Веганец ведь не видит цвета ваших волос. Вам это неизвестно? - Мне безразлично, какой я представляюсь веганцу. Меня больше занимает то, как выглядите вы. Я понимаю, что у Миштиго заведено на вас весьма пухлое досье. Он как-то говорил, что думает, будто вы живете уже несколько столетий. - Преувеличение. Без всяких сомнений, преувеличение. Но, похоже, вам многое известно. А у Миштиго есть ваше досье? - Да, но пока не такое пухлое. - Кажется, что вы ненавидите Миштиго больше, чем кого-либо. Это правда? - Да. - Почему? - Он с Веги. - Ну так что же? - Я ненавижу веганцев - вот и все. - Нет. Здесь что-то еще. - Правда. Вы очень сильны. Вы знаете это? - Знаю. - Фактически, вы самый сильный из людей, которых я когда-либо видела. Сильный в такой мере, чтобы сломать шею крысс-пауку, а затем, свалившись в залив, доплыть до берега и спокойно после этого позавтракать. - Вы привели очень странный пример. - Разве? - Почему вы выбрали именно его? - Я хочу знать! Мне нужно знать... - Простите? - Извинениями вы не отделаетесь. Поговорим еще. - Я сказал все, что хотел сказать. - Нет. Нам нужен Карагиозис. - Кому это нам? - Рэдполу... Мне... - И все-таки, почему? - Гассан стар, как само время. Карагиозис еще старше. Гассан был с ним знаком. И он окликнул вас этим именем. Значит, это вы и есть! Вы - убийца, мститель, защитник Земли - вы нам сейчас крайне нужны. Очень нужны! Армагеддон уже грянул, но не с громом и молнией, а с чековой книжкой. Веганцы должны погибнуть, другой альтернативы нет. Помогите нам! - Что вы хотите от меня? - Пусть Гассан его уничтожит. - Нет! - Почему? Кто он вам? - Никто. Мне он очень не нравится, поверьте. Но кто он для вас? - недоуменно спросил я. - Наш разрушитель. - Тогда назовите причины, и, возможно, я дам вам ответ получше. - Я не могу. - Но почему? - Потому, что не знаю. - Тогда желаю вам спокойной ночи. - Подождите! Я действительно не знаю. Это мнение пришло с Тэллера через тамошнего связного Рэдпола. Приказ - он должен умереть! Его книга - вовсе не книга. Да и личность - это не личность, а много... Я не знаю, что означают эти слова, но наша агентура никогда прежде не ошибалась. Вы были когда-то на Тэллере, на Бэкабе и на других планетах - вы ведь Карагиозис. Вы знаете, что наши агенты никогда не лгут. Если вы Карагиозис, то сами знаете, почему так. Ведь вы сами устанавливали эту шпионскую сеть. Теперь вы слышите их слова, но уже не обращаете на них внимания. Я говорю вам, что они сказали - Миштиго должен умереть. Он представляет из себя сосредоточение всего, с чем мы боремся. Они говорят, что он инспектирует то, что не должно подлежать инспекции. Вы знаете их систему. Деньги против Земли. Плюс эксплуатация со стороны веганцев. Что-либо более определенное нашим агентам выяснить не удалось. - Мне очень жаль, но я связан обещанием оберегать его. Изложите мне более веские причины, и я, может быть, дам вам другой ответ. Кстати, почему Гассан пытался убить меня? - Ему было приказано только остановить вас. Лишить вас возможности помешать нам уничтожить веганца. - Ну, разве так... впрочем, все равно. Идите своим путем, и я все позабуду. - Нет! Вы должны нам помочь! Что для Карагиозиса жизнь одного веганца? - Я не допущу его гибели без определенной на то причины. А пока вы мне так ничего и не сказали. - Но я больше ничего не знаю. - Тогда спокойной ночи. - Нет! У вас два профиля. Справа - вы полубог, слева - вы демон. Один из них должен помочь мне. И мне все равно, кто из них. - Даже не пытайтесь причинить вред веганцу. Я буду защищать его... Вот так мы сидели и разговаривали. Она взяла предложенную сигарету и закурила. - Ненавидеть вас, должно быть, очень легко, - сказала она немного погодя, - но я не могу. Я промолчал. - Я много раз видела вас, когда вы ковыляли в своей черной форме. Такой самоотстраненный, высокомерный и гордый своей великолепной силой. Вы бы, наверное, раздавили все, что только движется, не так ли? - Только не красных муравьев и шмелей. - У вас есть какой-нибудь коварный план, о котором нам ничего не известно? Расскажите нам, и мы будем помогать вам в его осуществлении. - Это ваше предположение. Даже если я - Карагиозис. Я уже объяснил, почему Гассан окликнул меня этим именем. Фил был знаком с Карагиозисом, а Фила вы хорошо знаете. Он вам когда-нибудь говорил о том, что я... - Вы же знаете, что нет, - перебила она меня. - Он ведь ваш друг и никогда не предаст вас. - У меня тогда к вам всего один вопрос. Есть ли у вас еще какие-нибудь указания на мою тождественность, кроме этого случайного оклика Гассана? - Записей с описанием Карагиозиса не существует. Вы постарались, чтобы их не было. - Значит, все в порядке. Ступайте и не беспокойтесь. - Нет! - Гассан пытался меня убить! - Да. Он, должно быть, решил, что вас легче убить, чем держать в стороне. Ведь он все-таки знает о вас значительно больше, чем мы все. - Тогда почему же он спас меня от боадила? Спас вместе с Миштиго? - Мне бы не хотелось об этом говорить. - Тогда давайте закончим наш разговор. - Нет! Я вот что вам скажу. Ассегай был единственным оружием, оказавшимся у него под рукой. И он еще не очень-то искусно владеет им. Должна вам сказать, что он намеревался поразить не боадила. - Да? - Он не целился в него или в вас. Тварь слишком уж корчилась. Он хотел убить веганца, а потом просто бы сказал, что пытался спасти вас обоих, а под рукой ничего не оказалось, и что это не что иное, как несчастный случай. К сожалению, несчастья не случилось. Он промахнулся. - Почему же он просто не позволил удавить веганца? - Потому, что вы так отчаянно боролись с этой тварью, что он совсем испугался того, что вы, возможно, спасете Миштиго. Он ничего так не боится, как ваших рук. - Очень приятно сознавать это. Гассан не прекратит свои попытки, даже если я соглашусь сотрудничать? - Боюсь, что это так. - Это очень плохо, моя дорогая. Потому что я не допущу этого. - Вы его не остановите, и мы не отзовем его. Даже несмотря на то, что вы - Карагиозис. И как бы я вас не оплакивала, Гассана вы не сможете остановить. Он настоящий убийца. С большой буквы. И у него еще не было неудач. - У меня тоже. - Были. Вы только что изменили Рэдполу и Земле, всему, что хоть чем-нибудь с этим связано. - Мне не нужны ваши утешения, женщина. Ступайте своей дорогой. - Не могу. - Почему? - Если вы этого не знаете, тогда значит Карагиозис и на самом деле дурак, фигляр и персонаж комедии теней. - Некто по имени Томас Карлайн писал когда-то о героях и о их поколении. Он тоже был дураком. Он верил в то, что имеются такие существа. Героизм - это всего лишь вопрос обстоятельств и целесообразности. - Иногда к этому добавляются и идеалы. - Что такое идеал? Призрак призрака, и не более того. - Только, пожалуйста, не говорите такие вещи мне. - Вынужден. Ведь это сущая правда. - Вы лжете, Карагиозис! - Я не... а если и лгу, то это к лучшему, дорогая. - Я достаточно стара, чтобы быть кому угодно бабушкой, кроме, разве что, вас, так что не называйте меня этим дурацким словом - дорогая и так далее. Вам известно, что у меня на голове парик? - Да. - Вам известно, что я подхватила одну болезнь с Веги и поэтому теперь вынуждена носить парик?! - Нет. Простите меня, я не знал этого. - Когда я была моложе, а это было давным-давно, я работала на курорте для веганцев. Я была девушкой для развлечений. Мне никогда не забыть пыхтения их жестких легких, я не могу забыть прикосновения их синих рук... синих, как у трупа, рук. Я ненавидела их и только такой человек, как вы, может понять меня - человек, ненавидящий их люто, всем своим существом. - Простите меня, Диана. Мне очень жаль, что это до сих пор причиняет вам страдания. Но я еще не готов к тому, чтобы выступать на вашей стороне. Не подталкивайте меня. - Так вы - Карагиозис? - Да. - Тогда я... в некотором роде удовлетворена. - Но веганец должен жить! - Посмотрим... - Ну, что ж, посмотрим. А пока, спокойной ночи. - Спокойной ночи, Конрад. Я поднялся, оставив ее сидеть, и вернулся в свою палатку. Позже, этой же ночью, она пришла ко мне. Послышался шелест брезента, и она вошла. Я все могу забыть, связанное с ней - и ее рыжий парик, и туго сжатые челюсти, и ее отрывистую речь, и слегка напускные жесты, и ее горячее тело, и страшные обвинения в мой адрес... Но я всегда буду помнить, что она пришла ко мне, когда я больше всего в ней нуждался, что она была теплой, податливой, и главное, - что она все-таки пришла ко мне... 7 После завтрака, на следующий день, я уже отправился было искать Миштиго, но он первым нашел меня. Я был внизу, у реки, разговаривая с людьми, на попечение которых мы оставили фелуку. - Конрад, - начал вкрадчиво веганец, - я хотел бы поговорить с вами. Я кивнул и указал в сторону оврага. - Давайте пройдемся. Я уже закончил все свои дела. Мы пошли пешком. Через минуту он начал: - Вам известно, что на моей планете существует несколько систем дисциплины мозга, систем, которые время от времени приводят некоторых особ к экстрасенсорным способностям? - Я слышал об этом, - кивнул я. - Большинство веганцев, в той или иной степени, знакомы с этими системами. Некоторые имеют даже определенные способности в этой области. Многие их не имеют. Но почти все мы можем ощущать наличие экстрасенсорных способностей у других; мы чувствуем, когда они проявляются. Сам я не телепат, но понял, что у вас подобная способность есть, потому что прошлым вечером вы испытали ее на мне. Я ощутил это. Среди ваших соплеменников это мало распространенное явление, и я не ожидал, что такое может случиться со мной - и поэтому не предпринял мер предосторожности. Да к тому же, вы выбрали очень удобный момент, когда мой мозг был открыт для вас. Я должен знать, с чем вы столкнулись в моем разуме? Значит, в моих видениях действительно было нечто экстрасенсорное. Обычно в них было то, что казалось непосредственным ощущением объекта, плюс особо выдающиеся мысли и чувства, которые он затем излагал на словах - и притом далеко не всегда я получал истинную картину. Вопрос Миштиго указывал на то, что он не знает, насколько глубоко я проник в его мысли, а я слышал, что некоторые профессиональные психологи с Веги могли пробиться даже в подсознание. Поэтому я решил блефовать. - Я понял, что вы собираетесь написать не просто путевые заметки. Он промолчал. - К сожалению, не я один знаю истинную цель вашего вояжа на Землю, - продолжал я свое вранье, - вследствие чего вы подвергаетесь определенной опасности. - Почему? - Вероятно, они неправильно поняли истинную цель вашего путешествия, - ответил я наугад. Он покачал головой. - Кто это - они? - Простите?! - Но мне нужно это знать! - Еще раз простите. Если вы все-таки узнаете, то я сегодня же доставлю вас в Порт-о-Пренс. - Нет, я не могу этого допустить. Я должен продолжать. Что же мне делать? - Расскажите мне подробнее обо всем - и тогда я смогу вам что-нибудь посоветовать. - Нет, вы и так знаете слишком много, - он замолчал, а затем встрепенулся. - Тогда именно в этом настоящая причина присутствия здесь Дос Сантоса. Он из умеренных. Радикальное крыло Рэдпола, должно быть, что-то узнало о моем визите и, как вы говорите, неправильно истолковало. Он, видимо, знает об опасности. Наверное, мне стоило бы пойти к нему... - Нет, - поспешно прервал его я. - Я не думаю, что следует так поступить. По сути, это ничего не изменит... И все же, что бы вы ему сказали? - Я понимаю, что вы имеете в виду, - сказал он после некоторой паузы. - Мне тоже пришла в голову мысль, что, возможно, он не такой уж и умеренный, как мне показалось. Если это так, то тогда... - Вы хотите вернуться? - Не могу. - Значит, вам придется довериться мне. Вы можете рассказать мне более подробно... - Нет! Я не знаю, что вам известно, и что вам неизвестно. Совершенно очевидно, что вы пытаетесь извлечь как можно больше информации, поэтому не думаю, что вам удалось узнать слишком много. То, что я думаю, должно пока остаться в тайне. - Я стараюсь защитить вас и должен знать для этого как можно больше. - Тогда защищайте мое тело и оставьте мне заботу о моих побуждениях и мыслях. В дальнейшем мой разум будет закрыт для вас, так что не тратьте зря время на попытки порыться в нем. Я вручил ему пистолет. - Я посоветовал бы вам носить с собой оружие до конца нашего путешествия. Для защиты ваших побуждений. - Очень хорошо. Пистолет исчез под вздувшимся материалом его рубашки. - Собирайтесь, - бросил я, - мы скоро отправляемся... Возвращаясь в лагерь по другой дороге, я анализировал свои собственные мотивы. Книга сама по себе не могла ни восстановить, ни разрушить Землю. Рэдпол или движение за Возрождение, даже "Зов Земли" Фила, по сути мало чем повлияли на все это. Но это творение Миштиго - нечто большее, чем просто книга. Исследование? Чего? Этого я не знал, хотя должен был знать. Потому что Миштиго легко мог оказаться мертвым, если книга будет направлена против нас - но я не могу допустить его гибели, если это произведение хоть в какой-то мере могло нам помочь. И это было весьма вероятно. Следовательно, кто-то должен объявить отсрочку, пока мы не будем уверены, что нас ждет... - Диана, - сказал я, когда мы стояли в тени аэроглиссера, - ты говорила, что я кое-что значу для тебя, именно я, Карагиозис. - Разве это не очевидно? - Тогда послушай меня. Мне кажется, что в отношении веганца вы допускаете ошибку. Я не уверен на сто процентов, но, если вы неправы, то его убийство будет непростительной ошибкой. И по этой причине я не могу его допустить. Воздержитесь от чего бы то ни было, пока не приедем в Афины. А затем запросите разъяснения этого послания Рэдпола. - Хорошо. - А как поступит Гассан? - Он подождет. - Он сам выбирает место и время, не так ли? Ждет наиболее благоприятного момента, чтобы наверняка нанести удар? - Да. - Тогда ему нужно сказать, чтобы он воздержался от акции, пока не будут выяснены все подробности. - Очень хорошо. - Ты ему скажешь? - Ему скажут... - Ну, что ж, этого вполне достаточно. Я повернулся. - А если придет второе послание, - спросила она, - и там будет сказано то же, что и в первом, что тогда? - Посмотрим, - ответил я, не оборачиваясь. Я оставил ее возле аэроглиссера и вернулся к своему аппарату. Когда послание придет, и в нем будет говориться то же самое, то, я думаю, мне это еще больше прибавит хлопот. По той причине, что я уже принял решение... Далеко к юго-востоку от нас, на значительной части Мадагаскара, счетчики Гейгера до сих пор захлебываются воплем боли и отчаяния - и это результат искусства одного из нас. Гассан - я это точно знал - все еще мог преодолевать любые препятствия, не моргнув своими, привыкшими к смерти, глазами. Остановить его было очень трудно... Вот и Эгейское море. Далеко внизу. Смерть, жар, грязевые потоки, новые очертания берегов. Вулканическая деятельность на Хиосе, Икаре, Папоссе... Галикарнасс весь ушел под воду. Западный край Косса показался над водой - но что из этого... Смерть, грязевые потоки, жар. Новые очертания берегов... Я изменил путь всего нашего конвоя, чтобы собственными глазами увидеть смену декораций. Миштиго делал заметки, а также фотографировал. - Продолжайте турне, - сказал Лорелл. - Материальные разрушения не столь велики, поскольку Средиземное море является скопищем никому уже не нужного хлама. О тех, кто пострадал, уже позаботились. Кроме, разумеется, тех, кто погиб. Так что продолжайте турне. Я пронесся низко над остатками Косса, над западной оконечностью острова. Дикая вулканическая местность, свежие, еще дымящиеся кратеры, следы приливных волн, пересекавших сушу. Единственное, что еще осталось - это древняя столица. Фукидид поведал мне, что когда-то она была разрушена землетрясением. Ему нужно было бы увидеть ЭТО землетрясение. Мой город на севере Косса был основан еще в 365 году до нашей эры. Теперь от него ничего не осталось. Ничего и никого. Никто не спасся - ни дерево Гиппократа, ни мечеть Лоджия, ни замок Родосских рыцарей, ни фонтаны, ни мой дом, ни моя жена. Все было сметено волнами или провалилось в морскую пучину. Исчезло... навсегда... мертвое... А для меня лично - бессмертие... Чуть дальше к востоку из воды торчали несколько островков, которые еще совсем недавно были вершинами прибрежных холмов. Теперь это были крохотные островки, и пока еще некому было взбираться на их отвесные стены. - Вы жили здесь? - поинтересовался Миштиго. Я кивнул. - Хотя и родились в деревушке Какринша, среди холмов Феодосии? - Да. - Но дом свой устроили здесь? - Совсем недавно. - "Дом" - универсальное понятие, - сказал он. - Я высоко ценю его. - Спасибо... Я продолжал смотреть вниз, чувствуя попеременно печаль, тревогу, тоску, почти безумие, затем полную отрешенность. Афины после долгого отсутствия показались мне все тем же неожиданным местом, которое действует всегда освежающе, очень часто обновляюще и очень возбуждающе. Фил как-то прочел мне несколько строк одного из последних великих греческих поэтов, Георгия Сафериса, утверждая, что он ссылался именно на мою Грецию, когда писал: "Страна, которая больше не является нашей страной, не является и вашей..." Когда я указал ему, что веганцев еще и духа не было, когда были написаны эти строки, Фил находчиво возразил, что поэзия существует независимо от времени и пространства, и что смысл ее заключается в том, что она означает для конкретного читателя. Это, действительно, наша страна. Ее не могли отнять у нас ни готы, ни гунны, ни болгары, ни сербы, ни франки, ни турки, ни, наконец, веганцы. Народ, как и я сам, выжил. И материковая Греция для меня остается такой же, как и прежде. И это несмотря на то, что Афины изменились, как и я - мы изменились вместе, каждый по-своему. Что бы ни происходило со мной, все такими же неизменными оставались холмы Греции, запах поджаренных бараньих ног, смешанный с запахом крови и вина, вкус сладкого миндаля, холодный ветер по ногам и ярко-голубые небеса. Вот почему я чувствовал себя преображенным каждый раз, когда возвращался сюда. Но так как теперь я был человеком, за спиной которого осталось много лет, подобные чувства я испытывал и ко всей Земле в целом. Именно поэтому я и боролся, убивал и бросал бомбы. Именно поэтому к каким только уловкам не прибегал я, чтобы помешать веганцам скупить всю Землю. Ради этого я составлял один заговор за другим от имени правительства, находившегося в эмиграции на Тэллере. Вот почему я продолжал свое дело, но уже под другим, новым именем, став одной из деталей одного огромного механизма Гражданской службы, ныне правившей этой планетой - и почему, в частности, посвятил себя искусству, памятникам и архивам. На этой должности я мог бороться за сохранение того, что еще оставалось, и ждать очередного Возрождения. Вендетта, организованная Рэдполом, испугала эмигрантов в такой же степени, как и веганцев. Они не понимали того, что потомки тех, кто пережил Три Дня, по всей вероятности не уступят лучшие места по береговой полосе морей для организации веганских курортов. Не понимали, что они не станут водить веганцев среди развалин их городов, показывая праздным пришельцам наиболее интересные исторические места Земли. Вот почему Управление для большей части его персонала является чем-то вроде службы здоровья. Мы призывали возвращаться потомственных жителей, основателей колоний на Марсе и Титане, но никто не пожелал вернуться. Они сильно размягчились, паразитируя на теле цивилизации, которая возникла задолго до нашей. Они растеряли свои связи с Землей. Они бросили ее. И все же именно они были правительством Земли, избранным законным образом отсутствующим уже большинством. Уже лет пятьдесят дело не двигалось с мертвой точки. Не было новых веганских курортов, прекратились акты насилия Рэдпола. И никто не возвращался на землю. Возможно, вот-вот начнется новое Возрождение, оно уже как бы висело в воздухе - если чутье Миштиго не изменило ему. В Афинах мне все казалось тусклым. Шел холодный, моросящий дождь, недавнее землетрясение оставило немало следов на афинских улицах. Однако, несмотря на все это, несмотря на шрамы на моем теле и застрявший в горле вопрос, я чувствовал себя освеженным. Все так же стоял Национальный музей. Акрополь был еще более разрушен, чем прежде, а гостиница "Сад у Алтаря" (прежде это был Королевский дворец) хотя и покосилась немного, но стояла на месте и функционировала, как обычно. Мы прошли внутрь и зарегистрировались. Как Уполномоченный по делам искусства, памятников и архивов, я претендовал на особый номер, номер 19. Он был совсем не таким, как в тот день, когда я покинул его. Он был чистым и отремонтированным. Небольшая металлическая пластинка на двери гласила: "ЭТОТ НОМЕР БЫЛ ШТАБ-КВАРТИРОЙ КОНСТАНТИНА КАРАГИОЗИСА ВО ВРЕМЯ ОСНОВАНИЯ РЭДПОЛА И БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВОССТАНИЯ ЗА ВОЗРОЖДЕНИЕ". Внутри номера, над кроватью, красовалась надпись: "В ЭТОЙ КРОВАТИ СПАЛ КОНСТАНТИН КАРАГИОЗИС". Подобную же табличку я заприметил на дальней стенке узкой продолговатой прихожей: "ПЯТНО НА ЭТОЙ СТЕНЕ ПОЯВИЛОСЬ В РЕЗУЛЬТАТЕ ТОГО, ЧТО ЗДЕСЬ РАЗБИЛАСЬ БУТЫЛКА С ЛИКЕРОМ, КОТОРУЮ ШВЫРНУЛ ЧЕРЕЗ ВСЮ КОМНАТУ КОНСТАНТИН КАРАГИОЗИС, ПРАЗДНУЯ БОМБАРДИРОВКУ МАДАГАСКАРА. ЕСЛИ ХОТИТЕ, МОЖЕТЕ ЭТО ПРОВЕРИТЬ". "КОНСТАНТИН КАРАГИОЗИС СИДЕЛ НА ЭТОМ СТУЛЕ", - уверяла еще одна табличка. После всего этого я с ужасом подумал о том, что ждет меня в ванной... Обед был прекрасный. Джордж и Фил, как всегда, стали спорить; на этот раз предметом их спора была эволюция. - Неужели вы не заметили, как здесь, на нашей планете, в последние годы происходит конвергенция жизни и мифов? - спросил Фил. - Что вы имеете в виду? - поинтересовался Джордж. - Я имею в виду то, что когда человечество поднялось из тьмы первобытного состояния, оно вынесло с собой легенды, мифы и воспоминания о сказочных созданиях. Теперь мы снова погрузились почти в такую же тьму. Жизненная сила стала слабой и неустойчивой, и наметился возврат к тем первоначальным формам, которые до сих пор существовали только, как смутные образы в воображении... - Чепуха, Фил. Жизненная сила? В каком столетии вы заблудились? Вы говорите так, будто все живое является цельным, единым разумным существом. - Так оно и есть. - Пожалуйста, продемонстрируйте. - В нашем музее имеются скелеты трех сатиров и фотографии живых. Они живут среди холмов этой страны. Кентавров здесь тоже наблюдали, а также цветы-вампиры и лошадей с зачатками крыльев. В любом море теперь водятся морские змеи, завезенные к нам крысс-пауки бороздят небеса. Имеются даже клятвенные заверения очевидцев, которые встречали Черного Фессальского Зверя - пожирателя людей, костей и всего прочего. Оживают практически все существовавшие в прошлом народные легенды, - закончил он. Джордж вздохнул: - То, о чем вы говорите, ничего не доказывает, кроме того, что в бесконечности времени существует возможность возникновения любой формы жизни, если только присутствуют ускоряющие факторы и подходящее окружение. Существа земного происхождения, о которых вы говорите, являются просто-напросто мутантами, созданиями, возникающими в различных "горячих" местах, разбросанных по всей Фессалии. Мое мнение не изменится, даже если в эту дверь вломится Черный Зверь с сатиром, восседающим на его спине. И при этом я считаю, что это не доказательство ваших утверждений... В это мгновение я бросил взгляд в сторону двери, надеясь увидеть, разумеется, не Черного Зверя, а какого-нибудь не вызывающего внешне никаких подозрений старичка или официанта, который принесет Диане вместе с заказанным питьем записку, припрятанную внутри сложенной салфетки. Но ничего подобного не произошло. Несколько дней я бродил по афинским улицам и оставался в неведении. Диана вышла на связь с Рэдполом, но ответа до сих пор не было. Через тридцать шесть часов мы отправились на аэроглиссерах из Афин в Ламию, а затем пешком по местности, где растут причудливые новые деревья с длинными бледными, в красноватых прожилках, листьями и стволами, увитыми лианами. Мы пройдем по опаленным солнцем равнинам, испещренным извилистыми козьими тропами. Мы двинемся по высоким каменистым местам с глубокими расщелинами, мимо разрушенных монастырей. Эта затея была явно нелепа, однако Миштиго снова настоял, чтобы все было именно так. Только потому, что я родился здесь, он считает себя в безопасности. Я пытался рассказать ему о диких зверях, о каннибалах-куретах - диком племени, бродившем здесь. Но он хотел уподобиться Павсанию и странствовать пешком. Ну что ж, - решил я, - если не Рэдпол, так дикая фауна может позаботиться о нем. Однако для пущей безопасности я зашел в ближайшее правительственное почтовое отделение, чтобы получить разрешение на дуэль, и уплатил полагающийся смертный налог. Если Гассана нужно будет убить, то я сделаю это на законном основании... Из небольшого кафе доносились звуки музыки. Чувствуя с одной стороны какую-то внутреннюю тягу, а с другой - что кто-то меня преследует, я перешел улицу и уселся за маленьким столиком спиной к стене. Не переставая присматриваться, я заказал турецкий кофе и пачку сигарет и стал слушать песни о смерти, изгнании, бедствии и извечной неверности женщин и девушек. Внутри кафе оказалось еще меньше, чем я предполагал - низкий потолок, грязный пол - настоящий сумрак. Певицей была невысокая женщина в желтом платье и с сильно накрашенным лицом. В кафе было душно и пыльно, под ногами чавкали влажные опилки. Мой столик был расположен почти у самого бара. Посетителей около дюжины: три девушки с заспанными глазами что-то пили, сидя за стойкой бара, там же восседал мужчина в грязной феске, а другой уже уронил голову на вытянутую руку. Четверо мужчин смеялись за столиком наискось от меня. Остальные посетители сидели поодиночке, пили кофе, слушали песни, взгляд их был рассеянный. Они ждали, а может быть, уже перестали ждать, что что-либо произойдет... Но ничего не произошло. Поэтому после третьей чашки я расплатился с тучным усатым хозяином и вышел на улицу. Снаружи, казалось, стало на пару градусов прохладнее. Я повернул направо и, плохо соображая, долго шел, пока не добрался до обшарпанного забора, который тянулся вдоль высокого склона Акрополя. Где-то далеко позади послышались шаги. Я постоял полминуты, но вокруг простирались только тишина и очень темная ночь. Пожав плечами, я вошел в ворота. От храма Диониса остался только фундамент. Не останавливаясь, я пошел к театру. Однажды Фил высказал мысль, что история движется гигантскими циклами, подобно стрелке часов, проходя одни и те же цифры изо дня в день. - Историческая биология свидетельствует о том, что вы заблуждаетесь, - возразил ему Джордж. - Я не имею в виду повторение того, что было. - Тогда нам следует договориться относительно языка, на котором мы будем разговаривать, прежде чем начать дальнейшую беседу. Миштиго рассмеялся. ...И никаких известий, никаких! Я шел среди руин, в которые время превратило былое величие. Наконец я оказался в старом театре и стал спускаться вниз... Я никак не думал, что Диана совершенно серьезно отнесется к глупым надписям, украшавшим мой номер. - Им здесь и положено быть. Они на своих местах. - Ха-ха. - Когда-то это были головы убитых вами животных. Или щиты поверженных врагов. Теперь же мы цивилизованные люди и живем по-новому. Я решил сменить тему разговора: - Какие-нибудь новости в отношении веганцев? - Нет. - Вам до сих пор нужна его голова? - Скажите мне, Константин, Фил всегда был вашим другом? И таким дураком? - Он вовсе не такой уж дурак. Просто это бич недостаточного таланта. Сейчас его считают последним поэтом-романтиком, вот он и лезет из кожи вон. Он вкладывает свой мистицизм во всякую чепуху, потому что он уже пережил свое время. Сейчас он живет в искаженном прекрасном прошлом. Подобно Байрону, он однажды переплыл пролив Дарданеллы, и теперь единственное, чего недостает ему для полного удовлетворения - это общества юных дам, которым он докучал бы своей философией и воспоминаниями. Он стар. В его произведениях время от времени появляются вспышки его прежней мощи, но весь стиль его теперь уже безнадежно устарел. - Неужели? - Я вспоминаю один пасмурный день, когда он стоял в театре Джонса и декламировал гимн, написанный в честь бога Пана. Его слушали человек двести-триста - одни только боги знают, откуда их столько собралось - но это его не смутило. Тогда его греческий не был еще достаточно хорош, но у него был весьма внушительный голос, и от всего его облика веяло каким-то вдохновением. Через некоторое время пошел мелкий дождь, но никто не ушел. Гром аплодисментов раздался, когда он закончил свое чтение. Слушатели прямо дрожали от восторга. Уходя, многие на него оглядывались. На меня это чтение тоже произвело глубокое впечатление. Затем, через несколько дней, я перечитал эту поэму - и, представьте себе, - никакого впечатления. Сплошной бред собачий, набор избитых фраз. Просто важно было то, как он читал это произведение. А сейчас, вместе со своими последователями, он растерял часть этой мощи, а то, что осталось и что можно было бы назвать искусством, не содержит в себе той силы, которая сделала бы его великим, которая превратила бы его в легенду. Он этим очень обижен и утешает себя туманными выражениями. И все же, если отвечать на ваш вопрос - то нет, он не всегда был таким глупым. Возможно даже, что часть его философии верна. - Что вы имеете в виду? - Большие циклы. Век причудливых зверей наступает снова. А также век героев, полубогов и демонов. - Мне пока что встречались только причудливые звери. - "КАРАГИОЗИС СПАЛ НА ЭТОЙ КРОВАТИ", - разве это не подтверждение моих слов? 8 Я прошел на авансцену. Со всех сторон меня окружали рельефные скульптуры. Вот Гермес, представляющий Зевсу новорожденного бога. Икарий, которого Дионис научил разводить виноград - он готовился принести в жертву барана, а его же дочь предлагала пирог богу, который стоял в стороне, беседуя с Сатиром. А вот пьяный Силен, пытающийся поддержать небо, подобно Атланту, но у него это получается намного хуже. Здесь были и все остальные боги - покровители различных городов, на чьи средства сооружался этот театр, и среди них я различил Гестию, Тезия, Эрину с рогом изобилия... - Ты хочешь совершить жертвоприношение богам? - прозвучал голос неподалеку от меня. Я не обернулся. Источник голоса находился за моим правым плечом, но я не обернулся, ибо я узнал этот голос. - Возможно, - ответил я. - Прошло много времени с тех пор, как твоя нога ступала на землю Греции. - Верно. - Это из-за того, что не было бессмертной Пенелопы - терпеливой, как эти горы, верящей в возвращение своего калликанзарида? - Ты решил стать деревенским сказочником? Он рассмеялся. - Я пасу овец высоко в горах, куда первыми простираются пальцы Авроры, сыплющие розы на небосвод... - Да, ты плохой сказитель. Почему же ты сейчас не в горах, не развращаешь молодежь своими песнями? - Виной тому сны. - Да? Я обернулся и увидел лицо старика - морщины, похожие на почерневшую от времени рыбацкую сеть, белоснежная борода, голубые глаза, цветом под стать слегка пульсирующим на висках венам. Он опирался на свой посох, как воин опирается на копье. Я знал, что ему уже больше ста лет, и он не прибегал к омоложению. - Недавно мне приснилось, что я стою посредине черного храма, - начал рассказывать он, - и бог Аид подошел и встал рядом со мной. Он схватил меня за руку и стал умолять уйти вместе с ним. Но я решительно отказался и... проснулся. Этот сон встревожил меня. - Что ты ел в тот вечер? Ягоды из "горячего" места? - Не смейся, пожалуйста. Затем как-то поздней ночью мне приснилось, что я стою среди песков во тьме. Я налит силой древних горцев и борюсь с самим Антеем, сыном Земли, и побеждаю его. Затем снова ко мне подходит Аид, берет меня за руку и говорит: "Пойдем со мной сейчас же". Но я снова отказываюсь и снова просыпаюсь. Вокруг дрожала земля... - И это все? - Нет. Затем, совсем уже недавно и не ночью, я сидел под деревом, присматривая за стадом, и мне пригрезилось, хотя я и бодрствовал, что я, подобно Аполлону, сражаюсь с чудовищем Парфенона, и мне вот-вот уже конец. Однако на этот раз Аид не пришел ко мне, но когда я обернулся, то заметил рядом с собой Гермеса, его слугу. Он улыбнулся и направил ко мне свой жезл, будто винтовку. Я покачал головой, и он опустил свое оружие. Затем он снова поднял его, и я посмотрел туда, куда он его направил. Там передо мной открылись Афины, именно это место, этот театр - и здесь сидела старуха. Та, которая отмеряет нить земной жизни: сидела, надув губы, недовольная, потому что нить тянулась до самого горизонта, и конца ей не было видно. Но та, которая прядет, разделила ее на две очень тонкие нити. Одна прядь бежала через моря и исчезала из виду, другая же уходила в холмы. Возле первой, на возвышенности, стоял мертвец, который держал нить в своих огромных белых руках. За ним, возле следующего холма, она проходила через раскаленную скалу. На холме за скалой находился Черный Зверь, и он тряс и терзал нить зубами. И вдоль всей пряди крался иноземный воин. Его глаза были желтыми, а в руках он держал обнаженный меч. Несколько раз он угрожающе поднимал свое оружие. Поэтому-то я и оказался здесь, чтобы встретиться с тобой в этом месте и сказать тебе, чтобы ты вернулся за море. Я хотел предупредить тебя, чтобы ты не шел в холмы, где тебя поджидает смерть, ибо я знаю, что когда Гермес поднимает свой жезл, то эти сны относятся не ко мне, а к тебе. Я решил, что обязан разыскать тебя и предупредить. Уходи отсюда сейчас же, пока еще можешь. Возвращайся. Иди к себе, пожалуйста... Я обхватил его за плечи. - Я не поверну назад, так как всецело в ответе за свои поступки - правильные или неправильные, включая свою собственную жизнь. Я должен идти в горы, где находятся "горячие" точки. Спасибо тебе за твое предупреждение. В нашей семье часто снятся необычные сны, и не менее часто они только вводят нас в заблуждение. У меня тоже бывают видения, когда я смотрю глазами других людей, иногда четкие, иногда туманные. Спасибо тебе за твое предупреждение. Просто я вынужден пренебречь им. - Тогда я вернусь к своему стаду. - Пошли со мной в гостиницу. Мы завтра могли бы тебя подбросить по воздуху в Ламию. - Нет, я не сплю в больших зданиях. И я уже больше не летаю. - Мы могли бы заночевать здесь. Я как раз уполномоченный этого памятника. - Я слышал, что ты снова важная шишка в правительстве. Опять начнутся убийства? - Надеюсь, что нет. Мы отыскали ровное место и расположились на его плаще. - Как ты истолковываешь эти сны? - спросил я его. - Каждый год до нас доходят твои подарки, но когда ты сам в последний раз посетил нас? - Около девятнадцати лет назад. - Значит, тебе ничего неизвестно о Мертвеце? - Нет. - Он выше большинства людей, выше и толще. Его плоть имеет цвет медузы, а зубы - как у зверя. Слухи о нем поползли около пятнадцати лет назад. Он появляется только по ночам. Питается кровью и смеется, как ребенок, рыская по окрестностям в поисках жертв - ему все равно, людей или животных. Он улыбается, заглядывая в спальни людей поздней ночью. Он поджигает церкви, вызывает свертывание молока у кормящих матерей и выкидыш у рожениц. Днем, говорят, он спит в гробнице, охраняемый дикарями-куретами. - Ему приписывают все несчастья, как когда-то приписывали калликанзаридам. - Отец, он существует на самом деле. Однажды в моем стаде пропала овца, а вскоре я нашел ее труп. Значительная часть ее была съедена, а вся кровь выпита. Меня взяло любопытство, так что я выкопал укромное убежище, прикрыл его ветками и устроился на ночь. После многих часов ожидания он появился, и я был так напуган, что не решился заступиться за своих овец и запустить в него камнем из пращи - ибо он был как раз такой, каким я его тебе описал: большой, больше, чем ты. Очень толстый. У него был цвет свежевыкопанного трупа. Он скрутил голыми руками шею одной овце и стал жадно пить кровь из ее горла. Я плакал, видя это, но боялся что-либо предпринять. На следующий день я перегнал стадо в другую местность, и больше меня никто не беспокоил. Эту историю я рассказываю, когда слишком уж расшалятся мои внучата - твои правнуки. И вот он ждет там, между холмами... - М-м-да. Если это говоришь ты, значит так оно и есть. Многие страшные вещи появляются вблизи "горячих" мест. И мы знаем об этом. - Там, где Прометей разбросал слишком много искр Огня Созидания! - Нет, там, где негодяи разбрасывали свои кобальтовые бомбы, а мальчишки и девочки с горящими глазами приветствовали выпадение радиоактивных осадков... А каков из себя Черный Зверь? - Он тоже существует, я уверен в этом, хотя сам никогда его не видел. Он размером со слона и очень быстр. Он, говорят, питается плотью, охотясь на равнинах. Может быть, когда-нибудь он и Мертвец повстречаются и погубят друг друга... - Обычно такого не бывает, но мысль сама по себе хороша. Это все, что о нем известно? - Да. Все, кого я знаю, видели его только мельком. - Что ж, иногда приходилось начинать даже с меньшими сведениями. - Я должен рассказать тебе о Бортане. - Бортане? Это имя мне знакомо. Так звали моего пса. Я, бывало, катался на его спине, когда был ребенком, и колотил ножками по его огромным бронированным бокам. В этих случаях он рычал и хватал меня за ногу, но осторожно. Мой Бортан подох так давно, что даже кости его давно уже успели истлеть. - Я тоже так думал. Но через два дня после того, как ты в последний раз уехал от нас, он с шумом ворвался в нашу хижину. По-видимому, он шел по твоему следу через половину Греции. - Ты уверен, что это был Бортан? - Разве существует другая собака размером с небольшую лошадь, с роговыми шишками на боках и челюстями, будто капканы на медведя? - Нет, я так не думаю. Возможно, именно поэтому они и вымерли. Зачем собакам броня по бокам, если они всю жизнь ошиваются среди людей? Если он до сих пор жив, то, наверное, он последний пес на Земле. Мы с ним оба были когда-то малышами, и знаешь, это было так давно, что сердце ноет, стоит только подумать об этом. В тот день, когда он исчез, мы охотились, и я решил, что с ним произошел несчастный случай. Я искал его, а, не найдя, подумал, что он погиб. Уже тогда он был по собачьим меркам довольно стар. - Наверное, он получил какую-то рану и побрел подыхать, но это заняло у него многие годы. Однако он остался самим собой и учуял твой след в тот твой последний к нам приезд. Когда же он увидел, что тебя нет, он, взвыл и исчез - снова бросился вслед за тобой. С тех пор мы его не видели, хотя иногда по ночам я слышу его завывание среди холмов. - Собаки очень своеобразны... - Да, только их больше нет на Земле. Но тут дуновение холодного ветерка коснулось моих век, и... они сомкнулись... Греция кишит легендами и полна опасностей. Обычно опасны районы материковой Греции, расположенные вблизи "горячих" мест. Одной из причин этого является то, что, хотя Управление теоретически руководит всей Землей, по сути оно занимается только островами. Персонал Управления на материках очень напоминает сборщиков подати в отдаленных районах, какие существовали в двадцатом веке. И это вполне объяснимо, так как острова претерпели меньше разрушений, чем весь остальной мир в течение Трех Дней, и, следовательно, именно они стали аванпостами, где расположились региональные управления, когда теллериты решили, что нам можно предоставить некоторое самоуправление. А жители материков решительно противились этому. В районах, окруженных "горячими" местами, местные жители не всегда являются людьми в полном смысле этого слова. В связи с этим возникает антипатия между двумя ветвями человечества, усугубляются аномалии в быту и в поведении. Вот почему Греция - особо опасная страна. Мы могли добраться до места назначения разными способами - по воде, по воздуху. Миштиго же хотел от Ламии идти пешком, наслаждаясь атмосферой легенд и чуждого ему окружения. Вот почему мы оставили аэроглиссеры в Ламии и отправились в Волос пешком. Вот почему мы окунулись в мир легенд. Я распрощался с Язоном в Афинах, откуда он морем отправился к себе, на север. Фил настоял на том, что он выдержит это путешествие и пойдет вместе со всеми, вместо того, чтобы потом где-нибудь с нами встретиться. Тоже неплохо в определенном смысле. Дорога на Волос пролегает через места как с обильной, так и со скудной растительностью. Она идет вдоль огромных скал, редких скоплений бараков, мимо засеянных маком полей. Она пересекает небольшие ручьи, вьется среди холмов, иногда пересекает и их. Стояло раннее утро. Небо было похоже на голубое зеркало, потому что свет Солнца, казалось, наполнял его отовсюду. В темных местах на траве блестели капельки росы. Здесь, по дороге на Волос, я повстречался со своим тезкой. Когда-то в старину здесь было нечто вроде места поклонения. В юности я часто заходил сюда, ибо мне нравилась какая-то умиротворенность, характерная для этого места. Иногда мне здесь попадались полулюди, или вообще не люди, иногда снились приятные сны, или я находил какую-нибудь старую керамику, голову статуи или вообще что-нибудь такое, что можно было продать в Ламии или в Афинах. К этому месту нет тропы. Нужно просто знать, где оно находится. Если бы с нами не было Фила, я бы не повел туда никого. Я знал, что ему нравится все, что обещает уединение, безлюдную многозначительность, что сулит приоткрывшийся вид на туманное прошлое, и тому подобное. Сойдя с дороги и пройдя полмили через рощу, затем мимо груды скал, надо пройти расщелину между ними (нужно еще точно знать, в каком месте) - и тогда можно выйти на широкую прогалину, где всегда неплохо передохнуть, прежде чем двинуться дальше. Затем следует короткий крутой спуск - и внизу появится овальная поляна, длиной около двадцати метров, а в поперечнике около пятнадцати. На одном из ее концов - обширная пещера, обычно пустая. По поляне наугад разбросаны наполовину погрузившиеся в землю почти квадратные камни. Деревья и скалы отчасти увиты диким виноградом, а в центре возвышается огромное старое дерево, ветви которого, будто зонтик, накрывают почти все пространство поляны, благодаря чему почти весь день здесь сумрачно. Вот почему это место трудно разглядеть с расположенной наверху прогалины. Однако, мы смогли различить посреди поляны сатира, ковырявшего в носу. Я увидел, что рука Джорджа потянулась к пистолету, заряженному усыпляющими пулями, и успел схватить его за плечо. Я пристально посмотрел в его глаза и покачал головой. Он пожал плечами и опустил руку. Я вытащил из-за пояса свирель, которую выпросил у Язона. Остальным я показал жестом, чтобы они пригнулись и старались не шевелиться. Сам же я сделал несколько шагов назад и поднес свирель к губам. Первые звуки, которые я извлек из свирели, были для пробы. Прошло очень много лет с тех пор, как я последний раз играл на этом инструменте. Уши сатира поднялись торчком, и он стал озираться. Он сделал быстрые движения в трех разных направлениях, как застигнутая врасплох белка, еще не взобравшаяся на дерево, на котором она надеется получить убежище. Затем он застыл, дрожа мелкой дрожью, как только я заиграл старую мелодию и будто повесил ее в воздухе. Я продолжал играть, все вспоминая и вспоминая другие мелодии, которые когда-то знал, выводя какие-то опьяняющие мотивы, которые, как оказалось, столько лет скрывались в подвалах моего сознания. Все это снова вернулось ко мне, пока я стоял здесь, играя для этого малого с мохнатыми ногами. В городе я бы не сумел выводить эти переливчатые трели, каскады звуков, издавать которые может только свирель, но здесь внезапно я снова стал самим собой. Я увидел движение среди деревьев и услышал цокот копыт. И медленно пошел вперед. Будто во сне, я заметил, что стою, опираясь спиной о ствол дерева, и они собираются вокруг меня. Они переминались с копытца на копытце, не в состоянии оставаться без движения, а я играл для них, как играл когда-то, много лет назад, не зная, на самом ли деле это - те же, что слушали меня тогда, да и не ощущая необходимости знать это. Они скакали вокруг меня, они смеялись, обнажая белые зубы, глаза их сверкали, они кружились, толкались, тыкая друг друга своими ножками и рожками, их козлиные ноги взлетали высоко вверх. Сатиры подпрыгивали и громко топали, трамбуя землю. Я кончил играть и опустил свирель. На этот раз я играл последнюю сочиненную мною песню. Это была погребальная песня, которую я играл в тот вечер, когда решил, что Карагиозису необходимо умереть. Тогда я осознал провал движения за Возвращение. Они не вернутся, не вернутся никогда. Земля погибнет. Я сошел вниз, в парк, примыкающий к гостинице, и играл эту последнюю мелодию. На следующий день огромная ладья Карагиозиса покинула Пирей... Они расселись на траве. Время от времени то один, то другой косили на меня свои глаза. Все они скорбели со мной, слушая эту песню. Я не знал, сколько времени длились мои наигрывания. Когда песня закончилась, я опустил свирель и сел. Через некоторое время один из них протянул руку, дотронулся до свирели и быстро отдернул ее. Затем он посмотрел на меня. - Ступайте, - сказал я. Но они, казалось, не поняли меня. Я поднял свирель и проиграл снова несколько последних тактов. "Земля гибнет, гибнет. Вскоре она станет мертвой... Расходитесь, бал окончен. Поздно, поздно, очень поздно..." Самый крупный из них покачал головой. "Расходитесь, расходитесь, расходитесь... Цените тишину. Жизнь сделала свой первый ход и сама себя сгубила. Цените тишину. На что надеются боги, на что? Нити порваны. Им не на что надеяться. Все это была просто игра. Расходитесь, расходитесь, расходитесь. Поздно, поздно, так поздно..." Они продолжали сидеть, и поэтому я резко встал, хлопнул в ладоши и громко крикнул: - Иду! Потом повернулся и быстро пошел прочь. Собрав своих спутников, я повел их к дороге... 9 Из Ламии до Волоса около шестидесяти пяти километров, включая обход одного "горячего" места. В первый день мы прошли, наверное, лишь одну пятую часть этого расстояния. Вечером мы расположились лагерем на поляне, немного в стороне от дороги. Ко мне подошла Диана и спросила: - Ну, так что? - Что - "что"? - Я только что вызывала Афины. Рэдпол молчит. И поэтому я хотела бы знать ваше решение сейчас. - Что-то ты настроена очень решительно. Почему бы нам не подождать еще немного? - Мы и так ждали слишком долго. А вдруг он решит побыстрее завершить турне? Эта местность вполне может способствовать такому решению. Здесь очень часто бывают несчастные случаи... Ты ведь знаешь, что скажет Рэдпол - то же, что и раньше. И это будет означать только то, что и раньше - смерть! - Мой ответ остается тот же - нет! Она быстро-быстро заморгала, опустив голову. - Пожалуйста, пересмотри свое решение... - Нет. - Тогда забудь о нашем разговоре. Обо всем забудь. Откажись от роли проводника, и пусть Лорелл пришлет нового. Ты сможешь улететь отсюда на аэроглиссере хоть завтра утром. - Нет. - Ты что, серьезно? Ты всерьез думаешь, что можешь защитить Миштиго? - Да. - Мне не хотелось бы, чтобы ты пострадал, или еще хуже... - Мне и самому все это не по нутру. Поэтому ты можешь значительно облегчить жизнь нам обоим, если настоишь на отмене предыдущего решения. - Но я не могу этого сделать. - Дос Сантос может это сделать, если ты его об этом попросишь. - Проблема вовсе не в выполне