нии приказа, черт возьми! Лучше бы мне никогда не встречаться с тобой! - Прости. - Ставкой является Земля, и ты находишься по другую сторону... - А я полагаю, что это ты - по другую сторону. - Что же ты собираешься сейчас предпринять? - Так как я не в состоянии переубедить тебя, то мне остается только одно - помешать вам. - Ты не сможешь убрать секретаря Рэдпола и его супругу без шума. Не забывай, что мы очень обидчивы. - Я знаю об этом. - Поэтому ты не сможешь причинить вред Досу, и я не верю, что ты сможешь причинить вред мне. - Ты права. - Значит, остается Гассан. - И снова правда на твоей стороне. - Но Гассан есть Гассан! Что ты можешь предпринять против него? - Почему бы вам прямо сейчас не дать ему увольнительную и избавить меня таким образом от хлопот? - Мы не можем этого сделать. Она подняла взор. Глаза ее были влажными, но лицо и голос ничуть не изменились. - Если окажется, что ты был прав, а мы заблуждались, - произнесла она, - то уж постарайся простить нас. - Простите и вы меня тоже, - кивнул я. Всю эту ночь я почти не спал, находясь рядом с Миштиго, но ничего не случилось. Следующее утро прошло без особых событий, как и большая часть дня. - Миштиго! - произнес я, как только мы остановились, чтобы сфотографировать склон очередного холма. - Почему бы вам не уехать домой? Вернуться на Тэллер, а? Или куда-нибудь еще? Просто улететь отсюда и написать какую-нибудь другую книгу? Чем больше мы удаляемся от цивилизации, тем меньше мои возможности защищать вас. - Вы дали мне пистолет, и я понял намек. - Он изобразил правой рукой, будто стреляет. - Очень рад за вас, что вы так решительно настроены. Но все же подумайте хорошенько. - Это козел находится на нижней ветке вон того дерева? - Да. Им очень нравятся молодые зеленые побеги на ветках. - Я хотел бы сфотографировать его. То дерево называется оливковым? - Да. - Хорошо. Я хотел бы знать, как правильно подписать этот снимок: "Козел, объедающий зеленые побеги оливкового дерева". Неплохой заголовок? - Прекрасный. Снимайте побыстрее, пока козел еще там. Если бы он не был таким некоммуникабельным, таким пунктуальным, таким безразличным к самому себе! Я ненавидел его. Я не мог его понять. Он разговаривал только тогда, когда о чем-то спрашивал или отвечал на вопрос. И всякий раз, когда удостаивал вопрос ответом, он был кратким, уклончивым, высокомерным, причем зачастую все это - одновременно. Он был самодовольным, тщеславным, синим, и во всем проявлялась его власть. Он заставил меня глубоко задуматься о традициях рода Стиго в области философии, филантропии и просвещенной журналистики. Однако, в этот вечер я разговаривал с Гассаном, после того, как не спускал с него глаз весь день. Он сидел у костра, будто сошел с картины Делакруа. Элен и Дос Сантос сидели поблизости, попивая кофе. - Мои поздравления! - Поздравления? - За то, что вы не попытались убить меня. - Нет. Я не пытался. - Вероятно, завтра? Он пожал плечами. - Гассан, посмотрите на меня! Он повернулся в мою сторону. - Вас наняли убить этого синего? Он снова пожал плечами. - Не нужно этого отрицать, да и признаваться не нужно. Я уже и так все знаю. И поэтому я не могу допустить, чтобы вы это сделали. Верните деньги, которые заплатил вам Дос Сантос, и ступайте своей дорогой. Я могу раздобыть для вас аэроглиссер к утру. Он доставит вас в любое место, в какое вы только пожелаете. - Но я счастлив здесь, Карачи. - Ваше счастье тотчас же прекратится, как только с этим синим что-нибудь случится. - Я телохранитель, Карачи. - Нет, Гассан. Вы сын верблюда диспентика. - Что такое диспентик, Карачи? - Я не знаю эквивалента в арабском, а вы не знаете греческого. Обождите минуточку, и я подыщу другое оскорбление. Вы - трус, пожиратель падали, крадущийся по темным закоулкам, потому что вы - помесь шакала и обезьяны... - Возможно, это именно так, Карачи, так как мой отец говорил мне, что я родился для того, чтобы с меня живого содрали кожу и четвертовали. - Почему? - Я был связан с дьяволом. - Да? - Да. Это чертям вы играли вчера? У них были рога, копыта. - Нет, это были не черти. Это результат воздействия радиации на несчастных детей, которых родители бросили умирать в этой глуши. Но они, тем не менее, выжили - потому что глушь для них - настоящий родной дом. - О! А я-то считал их чертями. Я до сих пор так о них думаю, потому что один из них улыбнулся мне, когда я молился о том, чтобы они простили меня. - Простили? За что? В глазах араба вспыхнула отрешенность. - Отец мой был человеком добрым, порядочным, религиозным. Он поклонялся Мэлаку Тавсу, которого невежды шииты (здесь он сплюнул) называют Иблисом или Шайтаном, или Сатаной. Его благочестие было широко известно, наряду со многими другими добродетелями. Я любил его, но в меня, еще в мальчишку, вселился какой-то бес. Я стал атеистом и не верил в дьявола. Я был дурным ребенком; так, однажды я подобрал где-то мертвого цыпленка, насадили его на палку и назвал Ангелом-Павлином. Я дразнил его, швырял в него камни и выщипывал перья. Один из мальчиков постарше перепугался и рассказал об этом моему отцу. Отец выпорол меня прямо на улице и сказал, что с меня сдерут кожу живьем и четвертуют за богохульство, если только я еще раз позволю себе подобное. Он заставил меня отправиться на гору Зингар и вымаливать там прощение. Я пошел туда, но бес не оставил меня. Несмотря на порку, я не верил в свои молитвы. Теперь, когда я уже стал старым, бес этот пропал, но мой отец умер много лет назад, и я не мог сказать ему: "Прости меня за то, что я богохульствовал". Становясь старше, я стал ощущать необходимость веры. Надеюсь, что Дьявол в своей великой мудрости и милосердии поймет это и простит меня... - Гассан, вас трудно оскорбить, - сказал я, - но я предупреждаю вас, поймите меня - ни один волос не должен упасть с головы этого синего! - Я здесь всего лишь скромный телохранитель... - Ха-ха! Вы хитры и коварны. - Нет, Карачи. Благодарю вас, но это не так. Я горжусь тем, что всегда выполняю принятые на себя обязательства. Таков закон, согласно которому я живу. Кроме того, вы не сможете оскорбить меня до такой степени, чтобы я вынужден был вызвать вас на поединок, тем самым позволив вам выбрать род оружия. Нет, этого никогда не будет. Я не восприимчив к вашим оскорблениям. - Тогда остерегайтесь, - покачал я головой. - Ваш первый ход против веганца будет и самым последним. - Если так записано в Книге Судеб, Карачи, то... - И зовите меня Конрад! Гассан замолчал, а я поднялся и побрел прочь, обуреваемый тяжелыми мыслями.... На следующий день все мы были еще живы. Мы быстро собрались и прошли около восьми километров, прежде чем произошла непредвиденная задержка. - Похоже, что где-то плачет ребенок, - внезапно сказал Фил. - Вы правы. - Вот только никак не соображу, откуда доносится плач? - Похоже, слева, вон оттуда. Мы пробежали сквозь заросли кустов и вышли к руслу пересохшего ручья. На первом же повороте мы увидели ребенка, лежавшего между камнями, завернутого в грязное одеяло. Его лицо и руки сильно покраснели под палящими лучами Солнца. Это говорило о том, что он находится здесь довольно продолжительное время. На его крохотном влажном личике были видны многочисленные укусы насекомых. Я опустился на колени, чтобы получше закутать его в одеяльце. Элен слегка вскрикнула, когда одеяло спереди приоткрылось и она увидела тело ребенка. На груди его был врожденный свищ, и что-то копошилось внутри него. Диана закричала, отвернулась и начала всхлипывать. - Что? - недоуменно спросил веганец. - Один из покинутых, - сказал я, занимаясь ребенком. - Меченый. - Как ужасно! - с чувством произнесла "Рыжий Парик". - Это видимость или факт, что он брошен? - поинтересовался Миштиго. - И то, и другое! - Передайте его мне, - сказала Элен, протягивая руки. - Не прикасайтесь, - Джордж отодвинул ее немного в сторону и сам нагнулся ко мне. - Возьмите аэроглиссер, - приказал он, обращаясь к обступившим его людям. - Мы должны немедленно отправить его в больницу. У меня нет оборудования, чтобы прооперировать его здесь. Элен, помоги мне. Они вместе стали рыться в его медицинском наборе. - Напишите, что я сделал ему, и приколите эту записку к чистому одеялу, чтобы врачи в Афинах знали об этом. Элен стала наполнять шприцы для Джорджа, затем промыла укусы и смазала ожоги. Они вместе накачали ребенка витаминами, антибиотиками и еще черт знает чем. Дос Сантос связался с Ламией и попросил прислать один из наших аэроглиссеров. Элен и Джордж в это время уже завернули ребенка в чистое одеяло и прикололи к одеялу записку. - Как это ужасно! - сказал Дос Сантос. - Выбрасывать такое дитя! Ведь ему предстояла мучительная смерть... - Здесь это практикуется давно, - сказал я, обращаясь ко всем. - Особенно вблизи "горячих" мест. В Греции всегда существовала традиция детоубийства. Меня самого вынесли на вершину холма в тот же день, когда я увидел этот мир. Миштиго закурил свою очередную сигарету, но, услышав мои слова, замер и посмотрел на меня. - Вас? Но зачем это сделали? Я рассмеялся и стал рассматривать свои ноги. - Это запутанная история. Я сейчас ношу специальную обувь, потому что у меня одна нога короче другой. Кроме того, насколько я понимаю, для ребенка я был слишком волосатым. Ну, и глаза у меня разные. Но я думаю, что на все это не обратили бы внимания, не родись я на Рождество, а это очень плохо. - А что тут плохого - родиться на Рождество? - Боги, согласно местным поверьям, считают это большим нахальством. По этой причине считается, что дети, которые рождаются в это время, не являются детьми людей. Они зачаты от различных злых духов, которые пугают местное население, расстраивают их планы, и все такое прочее. Этих духов называют здесь калликанзаридами. Они очень похожи на тех ребят с рогами и копытами, но, правда, некоторые из них имеют все же большее сходство с людьми. Часто они внешне похожи на меня, поэтому мои родители - если только они в самом деле были моими родителями - решили избавиться от меня. Вот почему я был оставлен на вершине холма. Этим был сделан широкий жест - мол, возвращаем дитя его настоящему родителю. - И что же было потом? - В нашей деревеньке жил старенький священник. Он услыхал об этом и пришел к ним. Он им сказал, что они совершили смертный грех, и будет лучше, если они побыстрее заберут своего ребенка назад и подготовят его для того, чтобы он, священник, окрестил новорожденного на следующий день. - О! Так вы еще и крещеный?! - Да... - Я закурил сигарету. - Они вернулись за мной. Все правильно. Но потом стали утверждать, что я - не тот ребенок, которого они оставили на холме. Они оставили обычного ребенка, насчет которого у них возникли сомнения, что он мутант, а забирать им пришлось уже настоящего урода. Вот что они потом говорили. Взамен они получили гораздо худшего Рождественского ребенка. Никто меня не видел, и поэтому их утверждения нельзя было проверить. Однако священник настоял на том, чтобы они оставили у себя этого ребенка. И как только они смирились со случившимся, так стали бесконечно добры ко мне. Рос я очень быстро и был очень силен для своих лет. - Но крещение... - О, это было для меня... как бы наполовину. - Как это - наполовину? - Во время моего крещения священника хватил удар, и через день он умер. Во всей нашей округе он был один, поэтому я не знаю, все ли было выполнено так, как положено. - Может быть, лучше проделать это еще раз, на всякий случай? Я внимательно посмотрел на веганца, но не заметил на его лице ни капли иронии. - Нет. Если Небо не захотело меня тогда, то второй раз я просить не собираюсь. Мы расположились на ближайшей поляне и стали ждать аэроглиссера... В тот день мы прошли примерно с дюжину километров, что можно считать прекрасным результатом, если учесть состав нашей группы. Ребенка погрузили в аэроглиссер и отправили прямо в Афины. Когда все было готово к отлету, я громко спросил, не хочет ли еще кто-нибудь уехать. Но никто, однако, не отозвался. Именно в этот вечер все и случилось... Мы лежали полукругом около костра. Было тепло и приятно. Гассан прочищал свой обрез с алюминиевым стволом. Приклад оружия был из пластика, и поэтому оно было очень легким и удобным. Возясь с оружием, Гассан наклонил дуло вперед и стал медленно направлять его на Миштиго. Должен признаться, проделал он это все мастерски. Длилось это с полчаса, и он перемещал дуло едва уловимыми движениями. Но, когда положение дула зафиксировалось, я вскочил и в три прыжка оказался около араба. Я выбил обрез из его рук, и оружие, отлетев метра на три, стукнулось о камень. Рука моя заныла от удара. Гассан тотчас же вскочил. Зубы его щелкали, словно курки кремниевого оружия. Мне даже показалось, что из его рта посыпались искры. - Объяснитесь! - заорал я. - Валяйте, скажите что-нибудь! Все, что угодно! Вы ведь прекрасно знаете, что собирались только что сделать! Руки Гассана задрожали. - Давайте! - подбодрил я его. - Ударьте меня! Всего лишь прикоснитесь ко мне! И тогда то, что я с вами сделаю, будет называться самообороной. Даже Джордж не сможет после этого сложить то, что от вас останется! - Я всего лишь чистил оружие. И вы повредили его, Карачи. - Случайно оружие не направляется в цель. Вы собирались убить веганца! - Вы ошибаетесь. - Ударьте меня! Или вы трус? - Я не хотел бы ссориться с вами, Карачи. - Тогда вы действительно трус! - Нет, Карачи, я не трус! Через несколько секунд он улыбнулся и спросил: - Вы не боитесь бросить мне вызов? Следующий ход был за мной. Я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, что смогу вывести его из себя настолько, что он ударит меня или вызовет на дуэль. Но сделать этого мне не удалось. И это было плохо. Очень плохо! Я был уверен в том, что смогу одолеть любого врага оружием, которое выберу лично. Но если оружие будет выбирать он, то все может сложиться совершенно иначе. Каждый знает, что существуют люди с обычными музыкальными способностями, и есть люди с особыми способностями. Последним достаточно один раз прослушать какое-нибудь произведение, и они тотчас же сумеют проиграть его на пианино или на телистре. Они могут взять какой-нибудь новый для них инструмент, и через несколько часов он будет звучать в их руках так, словно они играли на нем несколько лет подряд. Это особый, присущий им талант - способность быстрого проникновения в суть того, что им предстоит сделать. Именно такой способностью обладал Гассан в отношении различных видов оружия. Может быть, таким талантом обладают и другие, однако этот араб в течение многих десятилетий оттачивал грани своего мастерства, в равной степени учась обращаться с пистолетом и гранатометом. Кодекс Поединков даст ему возможность выбрать оружие. А он был самым искусным из убийц, с которыми мне когда-либо доводилось встречаться. Но я должен был помешать ему, и единственный способ, который оставался в моем распоряжении, - сделать это на его же условиях. - Аминь! - сказал я. - Я вызываю вас на дуэль. Он продолжал улыбаться. - Согласен, перед этими свидетелями. Назовите своего секунданта. - Фил Гребер. А ваш? - Дос Сантос. - Прекрасно. Разрешение на убийство находится в моей сумке; пошлина уплачена. Поэтому нет нужды откладывать это занятие надолго. Когда, где и как вы желаете? - Мы прошли мимо хорошей поляны в километре отсюда. - Да. Помню. - Возвращаемся туда завтра на заре. - Договорились, - кивнул я. - Что касается оружия... Он достал свой ранец и открыл его. Там было полно всяких интересных штуковин, поблескивавших при свете костра. Он вытащил два предмета и захлопнул ранец. Сердце мое упало. - Праща Давида, - провозгласил он. Я осмотрел оружие. - Расстояние пятьдесят метров, - добавил араб. - Что ж, вы сделали хороший выбор, - сказал я ему. - Я не держал этого оружия в руках уже более... В общем, давно. Мне бы хотелось позаимствовать у вас одну на ночь, чтобы поупражняться. Но, если вы возражаете, то я сумею сделать ее сам. - Можете взять любую и тренируйтесь хоть всю ночь. - Спасибо. Я выбрал пращу и подвесил ее к поясу. Затем взял один из наших фонарей. - Если я кому-нибудь понадоблюсь, то ищите меня на той поляне, у дороги. Но не забудьте на ночь поставить часовых. Это опасная местность. - Может быть, мне пойти с вами? - поинтересовался Фил. - Нет, спасибо. Я пойду один. Увидимся завтра. - Тогда - спокойной ночи. - Спокойной ночи... Я отыскал поляну, установил фонарь на одном ее краю так, чтобы свет от него падал на несколько молодых деревьев, а сам пошел на противоположный край. Затем я подобрал несколько камней и запустил их в дерево. Промах! Я бросил еще дюжину и сделал только четыре попадания. Я продолжал метать камни. Примерно через час мои успехи стали более значительными. И все же на расстоянии в пятьдесят метров я, по-видимому, не мог бы состязаться с Гассаном. Наступила ночь, а я все продолжал тренироваться. Через некоторое время я, видимо, достиг пределов своей меткости. Примерно шесть из семи моих бросков попадали в цель. Однако один фактор, как я понял, был для меня благоприятным. Камни, пущенные мною, били в цель с невероятной силой. Я уже разнес в щепки несколько молодых деревьев и был уверен в том, что Гассану это не удалось бы сделать, даже при его феноменальной меткости. Если бы мне только удалось попасть в него, все было бы прекрасно. Но какая угодно могучая сила бесполезна, если ее не направить в нужное русло. Я был уверен в том, что он сможет чаще попадать в меня, чем я в него. Я задумался над тем, сколько времени я смогу продержаться. Это зависело, разумеется, от того, куда он попадет... Я бросил пращу и рванулся к автомату, когда услышал хруст веток за спиной справа от меня. На поляну вышел Гассан. - Что вам нужно? - спросил я. - Я пришел взглянуть на вашу тренировку, - ответил он, рассматривая сломанные деревья. Я пожал плечами, вернул автомат в чехол и поднял пращу. - Наступит восход солнца - и вы увидите... Мы пересекли поляну, и я подобрал фонарь. Гассан внимательно осмотрел молодое дерево, которое теперь напоминало скорее зубочистку, и ничего не сказал. Мы побрели назад к лагерю. Все, кроме Дос Сантоса, забрались уже в свои палатки. Дос был нашим часовым. Он вышагивал вдоль предупредительного периметра, с автоматом в руках. Он помахал нам рукой, и мы прошли в лагерь. Я сел на бревно около костра, а Гассан нырнул к себе в палатку. Через несколько секунд он вновь появился с трубкой и бруском какого-то похожего на резину вещества, которое стал измельчать. Затем он смешал его с небольшим количеством ячменя и этой смесью набил трубку. Раскурив ее, он сел рядом со мной. - Я не хочу убивать вас, Карачи, - произнес он. - Я разделяю это чувство. Мне тоже не хочется быть убитым. - Но ведь завтра мы должны сражаться. - Да. - Вы можете взять назад свой вызов. - А вы могли бы улететь на аэроглиссере? - Нет. Я останусь здесь. - А я не возьму назад свой вызов. - Печально, - покачал он головой и, немного помолчав, добавил. - Печально, что двое таких, как мы, должны сражаться из-за какого-то... синего... Он не стоит ни вашей, ни моей жизни. - Верно, - кивнул я, - но здесь затронуто нечто большее, чем его жизнь. Будущее нашей планеты каким-то образом связано с тем, что он делает. - Я ничего об этом не знаю, - бесстрастно произнес Гассан. - Я дерусь ради денег, у меня нет другого способа добывать себе пропитание. - Да, я знаю. Пламя костра начало гаснуть. Я подбросил несколько веток сушняка. - Вы помните то время, когда мы бомбардировали Золотой Берег во Франции? - спросил он, глядя в костер. - Помню. - Кроме синих, мы убили тогда многих невинных людей... - Да. - И от этого будущее планеты не изменилось ни на йоту, Карачи. Вот мы сидим здесь через много лет после тех событий, а все осталось по-старому. - Я знаю. - А помните ли вы те дни, когда мы сидели в окопе на склоне холма, выходящего к Пирейскому заливу? Время от времени вы меняли ленты в моем пулемете, а я поливал свинцом лодки. А когда я уставал, вы сами становились за пулемет. У нас тогда было мало патронов. Гвардия Управления не смогла тогда высадиться, да, впрочем, и в последующие дни ей это тоже не удалось. Они так и не сумели захватить Афины и уничтожить Рэдпол. И мы беседовали друг с другом, сидя так два дня и ночь, в любую минуту ожидая, что огненный шар уничтожит нас. Вы тогда рассказывали о великих державах в небесах. - Не помню. - А я не забыл... Вы говорили, что там тоже есть люди, подобные нам, которые живут на планетах возле далеких звезд. Кроме того, там обитают и синие. Многие из людей, говорили вы, заискивают перед этими чужаками, чтобы заслужить их благосклонность, и они продали бы нашу Землю синим, чтобы те могли превратить ее в музей. Другие же, говорили вы, не хотят допустить этого, они хотят, чтобы все осталось по-прежнему, как сейчас - чтобы Земля была их собственностью, которой распоряжается Управление. Синие тоже разделились во мнениях по этому вопросу, поскольку перед ними встала проблема: насколько это законно, и соответствует ли покупка Земли их этическим нормам. Стороны пришли к компромиссу, и синим были проданы некоторые нетронутые радиацией местности, которые они стали использовать как курорты, и из которых они стали расползаться по всей Земле. Но вы хотели, чтобы Земля принадлежала только людям. Вы говорили тогда, что если мы уступим синим хотя бы один дюйм, они захватят и все остальное. Вы хотели тогда, чтобы люди со звезд вернулись и возродили города, перепахали "горячие" места, истребили диких зверей, охотившихся на людей. Мы сидели в окопе, готовые каждую секунду принять смерть, и вы говорили, что мы можем видеть, слышать, осязать или пробовать на вкус смерть - но только из-за небесных держав, которые никогда не видели нас, и которых мы никогда не увидим. Небесные державы начали все это, и из-за этого людям придется умирать здесь, на Земле. Вы говорили тогда, что вследствие гибели людей и синих эти державы могут вернуться на Землю. Но они, однако, не вернулись. Нам досталась только смерть. И все-таки державы в небе спасли нас в конце концов, потому что с ними нужно было посоветоваться, прежде чем можно было взорвать огненный шар над Землей. И они напоминали Управлению о старом законе, принятом во времена, последовавшие за Тремя Днями, согласно которому на вечные времена запрещалось зажигать огненные шары в небе над Землей. Вы считали, что они все-таки зажгут его, но они не посмели этого сделать. А они хотели это сделать, потому что мы остановили их у Пирея. Затем я сжег Мадагаскар ради вас, но державы так и не снизошли на Землю. И теперь, когда у оставшихся людей заводится больше денег, чем надо, они покидают нашу планету - и больше никогда не возвращаются. И что бы мы сейчас ни делали, мы не сможем предотвратить этого... - Только вследствие того, что мы действовали, а не сидели сложа руки, все осталось, как прежде, а не превратилось в дерьмо, - покачал я головой. - Но что случится, если этот синий умрет? - Не знаю. Возможно, станет еще хуже. Если он рассматривает районы, которые мы посетили, как свою потенциальную недвижимость, то тогда, верно, все начнется сначала. - Рэдпол будет снова сражаться и бомбить их? - Думаю, что да. - Тогда давайте убьем его сейчас, прежде чем он пойдет дальше и увидит больше. Кроме того, могут последовать репрессии - возможно, массовые аресты членов Рэдпола. - Да, Рэдпол в наше время находится на переднем крае общественной жизни, как в те дни. Но люди еще не готовы. Им нужно время. А вот этим синим... Я буду следить за ним, чтобы узнать его намерения. Затем, если возникнет необходимость, я сам смогу его уничтожить. Я принюхался к запаху дыма из его трубки. Чем-то этот запах напоминал мне запах сандалового дерева. - Что это вы курите? - Это одно из новых растений, которых раньше не было на Земле. Оно растет в моих краях. Я побывал там недавно. Попробуйте. Я сделал несколько неполных затяжек. И сначала ничего не почувствовал. Продолжая курить, только через минуту я ощутил, что во мне стало нарастать спокойствие и расслабленность. Я вернул трубку Гассану. Однако, это ощущение продолжало становиться все сильнее и сильнее. Мне стало очень приятно. Таким спокойным, таким умиротворенным я не был в течение уже многих недель. Огонь, тени, земля, все, что окружало нас - неожиданно стало более реальным. Ночной воздух, далекая луна, звуки шагов Дос Сантоса стали отчетливее, стали заслонять те мысли, которые теснились в моей голове. Борьба казалась нелепой. Все равно мы потерпим поражение. У человечества на роду написано, что ему суждено стать собаками, кошками и дрессированными шимпанзе у по-настоящему разумных людей, веганцев - в определенном смысле это была не такая уж плохая перспектива. По-видимому, нам нужен был более мудрый, чем мы, народ, чтобы присматривать за нами и направлять ход нашей жизни. Мы превратили свою собственную планету в грандиозную скотобойню в течение этих трех злосчастных дней. А веганцы создали очень цельное, умеренное, но не очень эффективное межзвездное правительство, объединившее под своей властью десятки планет. За что бы они не брались, они все делали эстетически, красиво. Их собственная жизнь была размеренной, счастливой и очень тщательно отрегулированной. Зачем же мешать им овладеть Землей? Они, по всей вероятности, преобразуют ее намного лучше, чем это совершили бы мы, и почему бы нам не стать их рабами? Ведь жизнь эта не так уж и плоха. Почему бы не отдать им этот старый ком грязи, полный радиоактивных язв и населенный калеками? В самом деле, почему? Я еще раз взял у Гассана трубку и вдохнул в себя новую порцию спокойствия. Ведь это так приятно - вообще не думать обо всех этих неприятных вещах, не думать о том, что фактически бессилен что-либо сделать. Ведь это так хорошо - просто сидеть у костра, дышать свежим ночным воздухом, прислушиваться к шорохам в лесу - ведь этого вполне достаточно для нормальной человеческой жизни. Но я потерял свою Кассандру, свою смуглую колдунью с острова Косс. Ее отняли у меня неразумные силы, приводящие в движение Землю и воздух. Ничто не смогло убить ощущение утраты. Она казалась отдаленной, как бы заключенной в хрустальный сосуд, но от этого не перестала быть утратой. Никакая трубка Востока не могла убить эту боль. И я уже не хотел никакого покоя. Я жаждал ненавидеть. Мне хотелось сорвать маску со всей Вселенной - с Земли, с небес, с Тэллера, с земного правительства, с Управления - чтобы на каждого из них найти ту силу, которая отняла у меня Кассандру, и заставить их тоже познать, что такое боль. Я уже не хотел никакого мира. Я не хочу быть заодно с чем угодно. Я хотел хотя бы на десять минут стать Карагиозисом, смотрящим на все это сквозь прорезь прицела и держащим палец на спусковом крючке. "О, Зевс Громовержец, - молился я, - дай мне свою силу, чтобы я мог бросить вызов небесам..." Я вернул трубку. - Спасибо тебе, Гассан, но мне этого мало. Затем я встал и поплелся к тому месту, куда бросил свою поклажу. - Очень жаль, что мне придется убить вас утром, - услышал я его слова, сказанные мне вслед. Потягивая пиво в горной сторожке на планете Диубах вместе с веганским продавцом информации по имени Ким (который сейчас уже мертв), я смотрел сквозь широкое окно на высочайшую вершину в обследованной части Вселенной. Называлась она Касла, и на нее еще никто не смог взобраться. Причина, по которой я упомянул об этом, заключалась в том, что утром перед дуэлью я ощущал глубокое раскаяние в том, что никогда не пытался ее покорить. Это была одна из тех безумных идей, о которых иногда размышляешь и обещаешь себе, что когда-нибудь попытаешься это совершить, но затем, в одно прекрасное утро, просыпаешься и понимаешь, что никогда уже не сделаешь этого. В это утро у всех были какие-то пустые, лишенные какого то бы ни было выражения глаза. Мир, окружавший нас, был ярким, чистым, прозрачным и наполненным пением птиц. Для того, чтобы нельзя было воспользоваться рацией, пока не завершится поединок, я вынул несколько важных деталей и для гарантии передал их Филу. Лорелл не будет об этом знать. Об этом не будет знать и Рэдпол. Никто не узнает об этом, пока не закончится поединок. Подготовка закончилась, расстояние было отмерено. Мы заняли свои места на противоположных концах поляны. Восходящее Солнце было слева от меня. - Вы готовы, господа? - раздался голос Дос Сантоса. - Да! - ответили одновременно мы. - Я делаю последнюю попытку отговорить вас от проведения дуэли. Желает ли кто-нибудь из вас пересмотреть свое решение? - Нет! - сказали мы оба. - У каждого из вас по десять камней одинакового размера и веса. Первым начинает, разумеется, тот, кого вызвали на поединок. Гассан - первый! Мы оба кивнули. - Начинайте! Он отступил в сторону, и теперь нас разделяло пятьдесят метров пустого пространства. Мы оба встали боком, чтобы уменьшить вероятность попадания. Гассан заложил в пращу свой первый камень. Я следил, как он быстро раскручивает пращу позади себя, затем - за его рукой, внезапно метнувшейся вперед. Позади меня раздался треск. Больше ничего не произошло. Он промахнулся. Я вложил камень в свою пращу и стал рассекать ею воздух, затем отпустил руку и швырнул камень, вложив при этом в бросок всю силу своей руки. Камень скользнул по его левому плечу, едва коснувшись. Гассан пошатнулся. Но камень повредил только одежду. Все вокруг замерло. Даже птицы прекратили свой утренний концерт. - Господа! - обратился к нам Дос Сантос. - Каждому из вас было предоставлено по шансу уладить свои разногласия. Теперь можно сказать, что вы достойно встретили друг друга и дали возможность испариться своему гневу и, должно быть, уже удовлетворены. Не желаете ли вы прекратить поединок? - Нет! - сказал я. Гассан потер свое плечо и покачал головой. Затем он вложил в пращу второй камень и, сильно размахнувшись, метнул его в меня. Камень попал точно между бедром и грудной клеткой. Я упал на землю, и все вокруг померкло. Секундой позже зрение вернулось ко мне, но я лежал, скорчившись, и что-то тысячью зубов вцепилось мне в бок и не отпускало. Все побежали ко мне, но Фил, размахивая руками, велел им вернуться на прежнее место. Гассан занял свою позицию. Дос Сантос приблизился к нему. - Ты можешь подняться? - спросил у меня Фил. - Да. Мне нужна всего минута, чтобы перевести дух... - Как вы себя чувствуете? - закричал Дос Сантос, стоя рядом с Гассаном. Фил направился в их сторону. Я приложил руку к своему боку и медленно поднялся. Пару дюймов ниже или выше, и, возможно, какая-нибудь кость была бы сломана. А так только сильная боль, как при ожоге. Я потирал кожу и разминал свою правую руку. Потом сделал несколько пробных кругов для проверки работы мышц. Все было в порядке. Тогда я поднял камень и вставил его в пращу. На этот раз все должно сойтись, я чувствовал это. Праща вращалась все быстрее и быстрее, а затем с силой выстрелила камень. Гассан упал на спину, схватившись за левое бедро. Дос Сантос подбежал к нему. Они обменялись несколькими словами. Одежда Гассана смягчила удар. Кость не была сломана. Он сможет продолжать поединок, как только сумеет встать на ноги. Почти пять минут он массировал свое бедро, затем поднялся. За это время моя боль тоже поутихла. Гассан выбрал третий камень. Он долго и тщательно готовился к броску, несколько раз целился... Почти все время у меня было предчувствие, и оно непрерывно нарастало, что следует отклониться чуть-чуть вправо, что я и сделал. В это время он выпустил камень. Метательный снаряд царапнул левое ухо и задел мой лишай. Щека моя внезапно стала влажной. Элен вскрикнула. Не отклонись я чуть-чуть вправо - и я никогда бы не услышал ее. Теперь снова была моя очередь. Гладкий серый камень прямо-таки испускал дух смерти... "Я буду ею", - казалось, говорил он. На сей раз предчувствие не могло меня обмануть. Я вытер кровь с лица, приладил камень. В моей правой руке, когда я поднял ее, была смерть. Гассан, видимо, тоже почувствовал это, так как слегка вздрогнул. И я заметил это! - Оставайтесь, где стоите, и бросайте оружие! - раздался внезапно незнакомый голос. Сказано это было по-гречески, поэтому, кроме Фила, Гассана и меня, никто не мог сразу понять эти слова. Но все мы прекрасно видели, что в руках человека, который оказался на поляне, был автомат. За незнакомцем стояло три дюжины людей и полулюдей, вооруженных мечами, дубинками и ножами. Это были куреты. Куреты были опасны. Мы знали, что им обязательно нужно каждый день хотя бы по килограмму мяса... Обычно поджаренного. Хотя иногда и тушеного... Говоривший, казалось, был единственным, кто обладал огнестрельным оружием. ...А над моим плечом все еще крутилась неотвратимая смерть. И я решил подарить ее этому человеку. Его голова разлетелась на куски. - Убивайте их! - закричал я. Повторять уже не было необходимости. Джордж и Диана открыли огонь первыми, затем свой пистолет выхватил Фил. Дос Сантос побежал к своему оружию, Элен бросилась к своей палатке. Гассану мой призыв убивать был ни к чему. Единственным оружием, которым он располагал, была праща. Но куреты были гораздо ближе наших пятидесяти метров, и к тому же нападали неорганизованно. Гассан уложил двоих, прежде чем они поняли, в чем дело. Я также попал в одного. Однако бандиты уже пересекли поляну, перепрыгивая через своих убитых. Как я уже сказал, не все из них были людьми. Среди них было одно высокое худое существо с метровыми крыльями, покрытое язвами, пара микрофагов, которые казались совсем безголовыми, так как на их черепах было некоторое количество волос. Были среди них и сиамские близнецы, несколько уродов с огромными курдюками и трое огромных неуклюжих скотоподобных верзил, которые продолжали двигаться несмотря на то, что их груди и животы были буквально изрешечены пулями. У одного из таких зверей кисти рук были, наверное, длиной с полметра и шириной в сантиметров тридцать. У другого же конечности были слоноподобными. Среди остальных были и такие, которые внешне выглядели как обычные люди, однако все они были грязными и отвратительными, на всех висели лохмотья, некоторые были совсем нагие. От одного их запаха можно было потерять сознание. Я метнул еще один камень, однако так и не увидел, попал ли в кого-нибудь, так как уже оказался окруженным дикарями. Я начал отбиваться, как мог - ногами, кулаками, локтями. Огонь из автоматов постепенно прекратился, видимо, необходимо было перезарядить их, если была такая возможность. Мой бок болел. И все же мне удалось повалить троих, прежде чем меня стукнули чем-то тяжелым по затылку, и я потерял сознание... 10 ...Воздух был горячим и спертым. Вокруг царила тишина. Мне совсем не хотелось приходить в себя, ибо я лежал на грязном смрадном полу, лицом вниз. Я застонал, потрогал свое тело - целы ли кости. Потолок был совсем низким. Единственное крохотное окно было отделено от окружающего мира решеткой. Мы лежали на полу в углу небольшого деревянного барака. Присмотревшись, я обнаружил в противоположной стене еще окно, но оно выходило не наружу, а внутрь какой-то большой комнаты. Джордж и Дос Сантос переговаривались через него с кем-то, кто стоял по ту сторону. Гассан пока лежал без сознания. Фил, Миштиго и женщины тихо разговаривали между собой в дальнем углу. Мой левый бок болел, чертовски болел, да и остальные части тела, казалось, не хотели отставать от него в этом отношении. - Он пришел в себя, - неожиданно произнес Миштиго. - Всем привет, я снова с вами, - я постарался сказать это с ноткой оптимизма в голосе. Они подошли ко мне, и я попытался подняться. - Мы в плену, - сказал Миштиго. - Неужели? А я бы и не догадался. - Подобное никогда не случается на Тэллере, - заметил веганец, - так же, как и на любой другой планете Федерации. - Очень плохо, что вы там не остались, - усмехнулся я. - Вы не забыли, сколько раз я говорил вам, чтобы вы вернулись? - Этого бы не случилось, если бы не ваш поединок! Я ударил его по лицу. Всякому терпению должен быть предел. Я еще раз ударил его тыльной стороной ладони и отшвырнул к стене. - Вы что, пытаетесь уверить меня, что не знаете, почему я стоял в это утро там, на поляне, подобно мишени? - Знаю. Из-за вашей ссоры с моим телохранителем, - сказал он вызывающе громко, потирая щеку. - Который намеревался вас убить! - Меня? Убить? - Забудем об этом, теперь это уже не имеет никакого значения. Во всяком случае сейчас... Вы все еще в мыслях своих пребываете на Тэллере и с таким же успехом можете несколько оставшихся часов своей жизни оставаться там. - Мы что, так и умрем здесь, да? - удивился он. - Таков обычай этой страны. Я повернулся и стал разглядывать человека, который уже давно внимательно смотрел на меня с наружной стороны решетки. Гассан уже сидел, прислонившись к дальней стене, и держался руками за голову. - Добрый день, - поздоровался человек по ту сторону решетки. Произнес он эти слова по-английски. - Разве уже день? - осведомился я. - А как же! - ответил он. - А почему же мы все еще живы? - Потому, что этого захотел я, - заявил незнакомец, - мне захотелось, чтобы вы, Конрад Номикос, Уполномоченный по делам музеев, охраны памятников и архивов, и все ваши друзья, включая и этого поэта-лауреата, остались пока в живых. Мне захотелось, чтобы любых пленников, доставшихся им в руки, приводили сюда живыми. Ваши индивидуальности будут, скажем, приправой... - С кем имею удовольствие разговаривать? - поинтересовался я. - Это доктор Моурби, - сообщил Джордж. - Он их шаман, - заметил Дос Сантос. - Я предпочел бы термин "врачеватель", - улыбаясь, поправил его Моурби. Я приблизился к решетке и увидел, что это довольно худой человек, очень загорелый и чисто выбритый. Все свои волосы он заплел в огромную черную косу, которая, словно кобра, обвилась вокруг его головы. У него были близко посаженные глаза очень темного цвета, высокий лоб. На ногах были лапти, одет он был в чистое сари зеленого цвета, на шее - ожерелье из косточек человеческих пальцев. С каждого уха свисало по серьге в форме толстой змеи. - Ваш английский весьма неплох, - сказал я, - и Моурби - совсем не греческая фамилия. - Какая наивность! - он изобразил на своем лице насмешливое удивление. - Я не местный! Неужели вы совершили такую непростительную ошибку, приняв меня за местного? - Извините! - я тоже усмехнулся. - Вот теперь я вижу, что вы слишком хорошо одеты. Он расхохотался. - А, это старое рванье. Я просто одел то, что под руку попало. Нет, родом я с Тэллера. Я начитался всякой удивительно воодушевляющей литературы с призывом вернуться и решил осесть здесь и помочь Возрождению Земли... - Да? И что же из этого вышло? - Управление тогда не приняло меня на работу, и я попытался подыскать ее сам. Поэтому-то я и решил заняться исследованиями. Эта планета предоставляет массу возможностей для этого. - Какого рода исследованиями? - Я разработал два учения - по первобытной культуре и антропологии - в Новом Гарварде. Потом я решил изучить жизнь "горячего" племени где-нибудь в глубинке - и после долгих уговоров добился своего. Племя приняло меня к себе, и я начал их просвещать. Вскоре, однако, мне стали мешать, мешали все, кто только мог. Это был удар по моему честолюбию. Через некоторое время я пришел к выводу, что мои исследования, моя общественная деятельность, никого не интересует и никому не нужны. Я осмелюсь предположить, что вы читали "Сердце Тьмы"? Если это так, то вы понимаете, что я имел в виду. Постепенно я стал находить более интересным принимать участие в местных обрядах и укладе жизни, чем просто наблюдать их. Я принял на себя труд перестроить некоторые из их наиболее ужасных обычаев, придав им определенное эстетическое содержание. Вот теперь-то я стал по-настоящему просвещать их! Теперь все, что они ни делают, выполняется с гораздо большей утонченностью. - Что же именно стало более утонченным? - Во-первых, раньше они просто были людоедами. Во-вторых, они были очень простодушными в деле использования своих пленников, прежде чем зарезать их. А теперь все это - очень важные вещи. Если над ними должным образом поработать, то результатом будет высший класс выполнения обрядов и обычаев - вы должны понимать, что я имею в виду. И вот я здесь, с полным набором обрядов и суеверий, почерпнутых из многих культур, многих эпох, даже многих планет. Разве можно представить лучшее поле деятельности для доктора антропологии? Люди, даже полулюди, даже мутанты - это создания, обожающие различные ритуалы, а голова моя напичкана самыми различными обрядами и всякими другими подобными штучками. Поэтому я приложил свои знания для общей пользы - и теперь занимаю среди них очень почетное и высокое положение... - Какое это имеет отношение к нам? - спросил я. - Жизнь здесь за последнее время стала довольно скучной. И туземцы обеспокоены. Поэтому я решил, что настало время хорошей церемонии. Я переговорил с Прокрустом - их вождем - и предложил ему подыскать нам несколько пленников. Насколько я помню, на 575-ой странице сокращенного издания "Золотого Храма" говорится: "Галаки пользуются дурной славой: охотники за головами, пьют кровь и выедают мозги своих жертв, чтобы стать храбрыми. Штэлоны на Филиппинах выпивают кровь убитых ими врагов и съедают в сыром виде часть их головы, чтобы перенять их смелость..." Что ж, здесь у нас язык поэта, кровь двух наиболее грозных воинов, мозг выдающегося ученого, железная печень пламенного политического деятеля и необычно окрашенная плоть неземного создания - и все это здесь, в одной единственной комнате! Великолепный улов, что ни говори. - Вы весьма откровенны, - заметил я. - А что ждет женщин? - О, для них мы исполним длительный ритуал плодородия, который завершится долгим жертвоприношением. - Понятно. - Все это относится, правда, только к тому случаю, если вас не отпустят подобру-поздорову, не причинив особого вреда. - О?! - Да. Прокрусту нравится давать людям шанс проверить себя на соответствие определенным требованиям. Пройдете определенные испытания - и вполне вероятно, что вы все получите долгожданную свободу. В этом отношении он почти что христианин. - И соответствует, я полагаю, своему имени? Гассан подошел ко мне и встал рядом, пристально разглядывая через решетку Моурби. - Хорошо, хорошо, - внезапно воскликнул "старший врачеватель". - Мне на самом деле хочется подольше сохранить вам жизнь, понимаете? У вас есть чувство юмора. У большинства куретов его нет, вернее, не хватает, хотя во всем остальном это существа, достойные подражания. Возможно, они могли бы научиться у вас этому... - Не стоит. Расскажите-ка лучше о способах испытания. - Да? Впрочем, ладно. Вы - мои гости и вскоре сами все увидите. Мы являемся попечителями, - тут Моурби усмехнулся, - Мертвяка. Я уверен в том, что один из вас двоих поймет это за время своего краткого знакомства с ним. - Он перевел взгляд с меня на Гассана, затем снова на меня. - Я слышал о нем, - заметил я. - Расскажите, что нам нужно сделать? - Вам предлагается выставить бойца, который через некоторое время, вернее - вечером, встретится с ним, когда он снова восстанет из мертвых. - Что он из себя представляет? - Представляет? Гм-м... Если так можно сказать... Вампир! - Чушь! Я спрашиваю, кто он на самом деле? - Я говорю вам, что он настоящий вампир. Вот увидите. - О'кей. Пусть будет по-вашему. Вампир - так вампир. Значит, один из нас должен с ним драться. - Вы согласны? - Еще один вопрос... Условия? - Голыми руками. Разрешается все, что угодно, как в кетче. Поймать его совсем нетрудно. Он будет просто стоять и ждать вас. Его будет мучить страшная жажда, а также голод. Его можно только пожалеть. - И если он потерпит поражение, вы отпустите пленников на свободу? - Таков закон. Но такого еще никогда не случалось. - Понятно. Вы хотите меня убедить в том, что он очень сильный. - О, он непобедим. В этом-то и вся загвоздка. Разве можно организовать хорошую церемонию, если она заканчивается как-то иначе, чем это планирует устроитель? Я излагаю всю историю боя перед тем, как он начнется, а затем мои люди становятся свидетелями правдивости моих слов. Это укрепляет их веру в судьбу и мою собственную связь с нею. Гассан взглянул на меня: - Что он имеет в виду, Карачи? - Это заранее предопределенная схватка, - сказал я ему. - Как раз наоборот, - замахал руками Моурби. - Вовсе нет. Когда-то на этой планете существовала старинная поговорка, связанная со спором древних: "Никогда не ставь против чертовых яиц - или останешься без денег". Мертвяк непобедим, потому что он рожден с определенными способностями, которые потом были искусно развиты мною. Он отобедал многими борцами, и поэтому, разумеется, его сила равна силе всех их вместе взятых. Всякий, кто читал Фрэйзера, знает об этом. Он зевнул, прикрывая рот: - Если вы согласны на поединок, то я пойду и посмотрю, как готовится место для церемонии. Сегодня днем вы должны выставить своего бойца. А вечером.... - Он опять ухмыльнулся и пошел прочь. - Чтоб ты споткнулся и сломал себе шею, - вырвалось у меня. Он улыбнулся и помахал мне рукой... Я собрал совещание. - У них здесь есть мутант по прозвищу Мертвяк, который считается очень сильным. Я намерен бороться с ним сегодня вечером. Если мне удастся его одолеть, то нас, может быть, отпустят на свободу. Но я не очень-то верю в эти слова. Поэтому я предлагаю выработать план бегства, в противном же случае нас подадут на стол в горячем виде. Фил, вы помните дорогу до Волоса? - Думаю, что да. Но это было так давно. А где мы находимся? - Если это может нам хоть немного помочь, - ответил Миштиго, расположившийся у окна, - то я вижу сияние. В вашем языке нет соответствующего слова, которым можно было бы передать этот цвет, однако оно вон в том направлении. - И он показал рукой. - Этот цвет я обычно вижу там, где поблизости есть радиоактивный материал, или если воздух содержит значительное количество радиоактивных ионов. Это сияние простирается здесь на довольно значительное расстояние. Я подошел к окну и посмотрел в указанном направлении. - Это, возможно, "горячее" место, - сказал я. - И если это так, то они, значит, пронесли нас дальше вдоль берега, что уже неплохо. Кто-нибудь был в сознании, когда нас несли? Никто не отозвался. - Хорошо. Будем исходить из допущения, что это в самом деле "горячее" место; тогда дорога на Волос должна быть там, - я указал в противоположном направлении от того, которое указал Миштиго. - Поскольку луч солнца падает с этой стороны барака, а сейчас примерно полдень, держитесь противоположной стороны, как только окажетесь на дороге. Вам надо двигаться на восток. До Волоса не более двадцати пяти километров. - Они могут пойти по нашему следу, - сказал Дос Сантос. - Здесь есть лошади, - вмешался Гассан. - Что? - Выше по улице, в загоне. Я видел троих возле самой ограды. Возможно, что их больше; хотя на вид это и не очень сильные животные, но... - Кто умеет ездить верхом? - спросил я. - Я никогда в жизни не ездил на лошади, - сказал Миштиго, - но у нас есть животное, похожее на них, и я ездил верхом. Все остальные были знакомы с приемами верховой езды. - Значит, сегодня вечером. Садитесь по двое, если нельзя будет иначе. Если лошадей окажется больше, чем понадобится, то выпустите остальных и разгоните. Пока они будут наблюдать, как я борюсь с Мертвяком, вы сделаете пролом в загоне. Хватайте какое сможете оружие и пробивайтесь к лошадям. Фил, ведите их в Макриницу и повсюду упоминайте фамилию Коронос. Вас примут и защитят. - Очень жаль, - заметил Дос Сантос, - но ваш план нам не подходит. - Если у вас есть что-то получше, давайте послушаем, - отпарировал я. - Прежде всего, - сказал он, - мы не можем всецело полагаться на господина Гребера. Пока вы были без сознания, он очень сильно страдал от ран и был довольно-таки слаб. Джордж считает, что у него был сердечный приступ после нашей схватки с куретами. Если с ним что-нибудь случится, то мы пропали. Нам нужны вы, и только вы способны вывести нас отсюда, если нам удастся вырваться на свободу. Вы просто не имеете права рассчитывать на господина Гребера. Во-вторых, вы - не единственный, кто способен драться с этим экзотическим зверем. Я думаю, что Гассан тоже справится с этим... - Я не могу просить его об этом, - сказал я. - Даже если он победит его, его самого, скорее всего, тотчас же разлучат с нами, и, несомненно, эти дикари очень быстро с ним расправятся. Скорее же всего он поплатится жизнью. Вы наняли его, чтобы он убивал для вас, но не умер ради вас! - Я буду драться, Карачи, - заявил Гассан. - Вам не следует драться, мой друг, - покачал я головой. - Но я хочу. - Как вы себя чувствуете? - спросил я у Фила, игнорируя заявление Гассана. - Лучше, гораздо лучше. Я думаю, что это был всего-навсего какой-то пустяк. Пусть вас мое здоровье не тревожит. - Вы чувствуете себя достаточно прилично, чтобы добраться верхом до Макриницы? - Не может быть и сомнения в этом. Лучше уж верхом, чем пешком. Я практически рожден для верховой езды. Вы должны помнить, как когда-то... - Помнить? - удивился Дос Сантос. - Что вы имеете в виду, господин Гребер? Как может Конрад помнить... - Помнить его известную балладу о всаднике, - вставила "Рыжий Парик". - Когда-то господин Гребер написал отличную "Балладу о Красном всаднике". - Хватит! - оборвал я разговор. - Здесь только я за все в ответе. Я отдаю распоряжения, и решаю, что драться с вампиром буду я же. - В подобной ситуации, я считаю, нам следует быть более демократичными, - пожала плечами "Рыжий Парик". - Не забывайте, что только вы родились в этой стране. Как бы ни была хороша память Фила, вы с большим успехом сможете вывести нас отсюда в ту деревню. Учтите, что мы будем очень спешить. Вы не приказываете Гассану умереть и не бросаете его на произвол судьбы. Он вызвался на все это исключительно, подчеркиваю, исключительно добровольно. - Я убью Мертвяка, - спокойно сказал Гассан, - а затем догоню вас. Я знаю множество способов укрыться от преследования. А затем я пойду по вашему следу. - Это мое дело - убить вампира! - Тогда, раз мы не можем договориться, то пусть нас рассудит жребий, - заявил Гассан. - Если только у нас не забрали деньги вместе с оружием. - У меня есть кое-какая мелочь, - сказала Элен. - Подбросьте ее вверх, - попросил я и, когда монета стала падать, произнес: - Орел! Гассан пожал плечами. Он оказался удачливее меня... и мне оставалось только пожелать ему победы. Гассан усмехнулся: - Так у меня на роду написано... Затем он сел, прислонившись спиной к стене, вытащил узкий нож и начал подрезать ногти. Он всегда был очень опрятным убийцей и всегда считал, что опрятность в чем-то сродни черной магии. Когда солнце стало медленно клониться к западу, Моурби снова навестил нас, приведя с собой целый конвой куретов с мечами. - Пришло время, - торжественно объявил он, - и вы должны сказать нам, кто из вас рискует сразиться с нашим богатырем? - Гассан! - сказал я. - Очень хорошо. Тогда пошли. Только, пожалуйста, без всяких там глупостей. Меня коробит от мысли, что на праздник будет доставлен испорченный товар... Окруженные со всех сторон мечами, мы вышли из барака и двинулись вдоль деревни. Прошли мимо загона и увидели там лошадей. Даже несмотря на то, что лошади были далеки от совершенства, и их бока к тому же были покрыты язвами, проходя мимо, мы все же внимательно осмотрели каждую, как бы уже примеряясь, какую выбрать. Деревня состояла примерно из тридцати бараков, таких же, как и тот, в котором нас держали. Мы шли по грязной дороге, усеянной мусором. Отовсюду воняло потом, мочой, гнилыми фруктами, едким дымом. Пройдя около ста метров, мы повернули налево. Улица здесь заканчивалась, и дальше мы шли по тропе, спускаясь вниз с холма к большому расчищенному месту. Толстая лысая женщина, с невероятно огромной грудью и разъеденным раковыми наростами лицом, возилась около очага, предназначенного для поджаривания туш. Увидев нас, она улыбнулась и громко причмокнула. Впереди, чуть дальше, была расположена площадка с хорошо утрамбованной голой землей. Огромное, обвитое лианами тропическое дерево, приспособившееся к нашему климату, стояло на одном краю площадки, а вокруг него были расположены в несколько рядов более чем двухметровые факелы, пламя которых развевалось на ветру, подобно знаменам. На другом конце был виден наиболее аккуратный из всех бараков, виденных нами здесь, высотой в пять метров и метров десять шириной по фасаду. Он был выкрашен в ярко-красный цвет и весь покрыт магическими символами, похожими на языческие письмена северо-американских индейцев. Посреди фасада была высокая дверь, которую охраняли два автоматчика-курета. Солнце уже почти зашло за горизонт. Моурби заставил нас прошагать через всю площадку к дереву. Около ста зрителей с зажженными факелами расположились прямо на земле по обе стороны площадки. Моурби величественно указал в сторону красного барака. - Как вам нравится мой дом? - спросил он. - Просто прелесть, - ответил я. - Со мной живет один мой приятель, но днем он спит. С ним вы и должны будете встретиться. Мы подошли к подножию большого дерева. Моурби оставил нас там на попечение стражи, а сам вышел на середину площадки и обратился к куретам по-гречески. Мы договорились между собой, что будем ждать почти до самого конца поединка, каков бы ни был его исход. Когда дикари будут более всего возбуждены, и все внимание будет сосредоточено на последнем аккорде поединка, мы попытаемся вырваться. Женщин мы поставили в центре нашей группы. Сам я пробрался к воину, державшему в правой руке меч. При первом же удобном случае я намеревался прикончить его на месте. Но очень плохо было то, что мы находились на дальнем конце площадки. Чтобы пробиться к лошадям, нам нужно было проложить себе путь через все это пространство. - ...И тогда, тем вечером, - вещал тем временем Моурби, - Мертвый поднялся, сокрушил этого могучего воина, Гассана, переломал ему кости и бросил его на наше место для пиршества. Затем, после того, как он убил этого страшного врага, он выпил его кровь прямо из горла, съел его печень, сырую и еще дымящуюся. Вот что он сделал в ту ночь. Велико было его мужество... - Могучий! О, Могучий! - взревела толпа, и кто-то начал колотить в барабан. - Теперь мы будем звать его, чтобы он снова был с нами! - закричал Моурби. Толпа одобрительно взревела: - Чтобы он снова был с нами! - Ура! Ура! Ура! - Ура! Ура! Ура! - С острыми белыми зубами! - С белой, белой кожей! - Руками, которые все крушат! - Ртом, который пьет! - Кровь жизни! - Великое наше племя! - Великий Мертвый! Великий Мертвый! Глотки людей, полулюдей и нелюдей дружно обрушили этот бравый гимн на площадку, как могучую волну прилива. Наши стражники также ревели во всю глотку. Миштиго закрыл свои чувствительные уши, лицо его выражало крайнее мучение. Моя голова тоже зазвенела. Дос Сантос перекрестился, но один из стражников покачал головой и поднял свой меч. Дос пожал плечами и снова повернул голову в сторону дикарей. Моурби подошел к бараку и трижды постучал в дверь. Один из стражников распахнул ее перед ним. Внутри виднелся огромный черный катафалк в окружении черепов людей и животных. На нем покоился гроб черного дерева, украшенный изогнутыми золочеными полосами. По приказу Моурби стражники подняли крышку. В течение следующих двадцати минут новоявленный шаман делал множество уколов во что-то, находившееся внутри гроба. Движения его были медлительными и полными торжественности. Один из стражников отложил в сторону меч и стал помогать ему. Барабанщики продолжали отбивать на своих барабанах прежний ритм. Толпе стало интересно, и она притихла. Потом наступила абсолютная тишина. Моурби повернулся к племени. - Сейчас Мертвый поднимется! - торжественно провозгласил он. - Восстанет! - завопила толпа. - Сейчас он придет, чтобы принять новую жертву! - Сейчас он придет... - вторила толпа. - Воскресни, Мертвый! - заорал Моурби, повернувшись к катафалку. И он воскрес! Огромный и необъятный! Похоже, что он весил не менее полутора центнеров. Он сел в своем гробу и стал озираться. Потом потер грудь, под мышками и поясницу. Выбравшись из своего огромного ящика-гроба, он тяжело облокотился о катафалк. Моурби теперь казался рядом с ним карликом. На великане была только набедренная повязка и огромные сандалии из козьей шкуры. Кожа его была белая, мертвенно-белая... белая, как медуза... - Альбинос! - прошептал Джордж, но голос его был слышен в каждом углу площадки, потому что это был единственный звук. Моурби бросил взгляд в нашу сторону и улыбнулся. Он взял Мертвяка за руку с короткими тупыми пальцами и вышел из барака на площадку. Мертвяк отпрянул назад, испугавшись света факелов, но затем снова двинулся вперед. Когда он подошел поближе, я с интересом начал изучать его лицо. - На его лице нет следов разума, - тихо сказала "Рыжий Парик". - Вы видите его глаза? - спросил Джордж, щурясь. Его очки были разбиты в драке. - Да, они розоватые. - У него есть складка эпикантуса? - Гм... Да. - Ха-ха. Он монголоид и, держу пари, полнейший идиот. Вот почему Моурби так легко управляется с ним. И посмотрите на его зубы! Похоже, что они подпилены! Я присмотрелся. Мертвяк оскалился, потому что начал осматривать яркую верхушку головы "Рыжего Парика", и я увидел уйму отличных острых зубов. - Его альбинизм является главной причиной ночного образа жизни. Смотрите! Он уклоняется от света факелов! Он чрезвычайно чувствителен ко всей видимой части спектра. - А что вы можете сказать о его гастрономических наклонностях? - поинтересовался я. - Они приобретены в процессе воспитания. Многие примитивные народы пили кровь своего скота. Некоторые сохранили этот обычай вплоть до начала двадцатого века. Вы обратили внимание на тех лошадей, мимо которых мы проходили? Кровь, как вам известно, очень питательна, если только вы сможете предохранить ее от свертывания, и я уверен, что Моурби наверняка держит этого идиота на подобной диете с самого детства. Поэтому, он, конечно, вампир - так он был воспитан. - Мертвый воскрес! - закричала толпа. - Мертвый велик!.. Моурби медленно огляделся и внезапно направился к нам, оставив вампира одного среди площади с идиотской ухмылкой на лице. - Мертвый велик! - произнес он, подойдя к нам и ухмыляясь точно так же, как и его воскресшее дитя. - Он изумителен, не так ли? - Что вы сделали с этим несчастным существом? - спросила Рыжий Парик. - Почти ничего, - махнул рукой Моурби. - Он родился уже подготовленным для такой роли. - Что за инъекции вы ему делали? - спросил Джордж. - О, перед тем, как выпустить его на этот поединок, я накачал его новокаином. Отсутствие реакции на боль только усилит его ореол несокрушимости. Кроме того, я сделал несколько гормональных уколов. За последнее время он набрал вес и поэтому стал несколько неуклюж. Так что уколы послужат некоторой компенсацией излишнего веса. - Вы говорите о нем и относитесь к нему, словно к механической игрушке! - взорвалась Диана. - А он и есть игрушка, к тому же бесценная. Вы здесь, Гассан? Готовы? - Да, - кивнул араб, снимая плащ и бурнус. На его руках вздулись огромные мышцы; он несколько раз согнул и разогнул пальцы и вышел вперед. На плечах и спине Гассана я заметил несколько рубцов. - Великий воин Гассан! - провозгласил Моурби. - Великий воин Гассан! - взревела толпа. - Велика его сила! - Велика его сила! - орала толпа. - Но Мертвый все же сильнее! - Но Мертвый все же сильнее! - Он сломает Гассану кости и расшвыряет их по пиршественному полю! - Он сломает Гассану кости... - бушевала толпа. - Он выпьет кровь из его глотки! - Моурби закатил глаза от удовольствия. - Он выпьет кровь из его глотки!!! - толпа уже не кричала, а визжала. - Неодолима его сила! - Велик Мертвый! - Сегодня ночью, - тихо произнес Гассан, - он на самом деле станет мертвым... - Мертвый! - воскликнул Моурби, как только Гассан встал рядом с ним. - Я приношу тебе в жертву этого человека! Затем Моурби отошел в сторону и дал знак стражникам, чтобы они оттеснили нас к самому краю площадки. Идиот улыбнулся еще шире и медленно двинулся к Гассану. - Бисмилла! - сказал Гассан, делая вид, что он поворачивается к нему спиной. Через мгновение Гассан нагнулся, зачерпнул горсть земли и бросил в Мертвяка, затем быстро развернулся и нанес сильный удар ногой в челюсть вампира. Огромная белая голова отклонилась, самое большее, на десять сантиметров. Улыбка так и не сошла с его лица. Затем вверх взметнулись обе короткие руки и схватили Гассана под мышки. Араб вцепился Мертвяку в плечи, оставив на коже ярко-красные царапины, но тут же отдернул свои пальцы. И там, где они были погружены в мертвенную плоть чудовища, выступили алые капли крови. При виде крови своего любимца толпа яростно закричала. Возможно, запах крови возбуждал их. Но, впрочем, новый крик толпы раздался и тогда, когда Мертвяк поднял Гассана на добрых два футах вверх и побежал с ним вперед, сжимая его в своих объятиях. На пути оказалось большое дерево. Голова Гассана поникла, когда вампир ударил его о ствол. Затем Мертвяк врезался всем телом в тело Гассана, заблокированное деревом, медленно отступил назад, встряхнулся и стал избивать араба. Это было действительно избиение. Он молотил человека своими короткими толстыми руками, как ветряная мельница. Гассан закрыл лицо руками и прижал локти к животу. Тем не менее, Мертвяк продолжал наносить удары по его голове и бокам. Его руки методически поднимались и опускались, и все это время с его лица не сходила идиотская улыбка. В конце концов руки Гассана упали, и он сцепил их впереди живота. Из уголков его рта сочилась кровь. Непобедимая игрушка продолжала свою игру... А затем откуда-то издалека, как будто с другого края этой ночи, настолько издалека, что только я смог это услышать, раздался голос, который я узнал. Это был знаменитый охотничий рык моего адского цербера - Бортана. Он все-таки где-то набрел на мой след и теперь спешил сюда, пересекая ночь, делая гигантские прыжки, словно горный козел, перепрыгивая реки, как лошадь. Глаза его горели, как два раскаленных угля во мраке ночи. Он никогда не уставал бегать, мой Бортан. Такие, как он, рождаются без страха, созданные для охоты, отмеченные печатью разносимой ими смерти. Мой цербер спешил мне на выручку, и никто не смог бы его остановить. Но пока что он был далеко, слишком далеко, по ту сторону ночи... Толпа снова закричала. Вряд ли Гассан сможет продержаться еще хоть немного. Никто не смог бы этого совершить! Краешком глаза (карего) я заметил быстрое движение Элен, будто она что-то бросила правой рукой. Прошло две секунды. И это случилось! Я быстро отвел глаза от ослепительной вспышки, которая полыхнула позади идиота. Мертвяк издал ужасный вопль и ослабил хватку. Добрый старый параграф 237-1, предложенный мной: "Любой гид и любой член туристической группы обязан иметь при себе во время путешествия не менее трех магниевых вспышек..." Это означало, что сейчас у Элен осталось еще две. Идиот перестал колотить Гассана. Он попытался отшвырнуть вспышку ногой, закричал, прикрыл глаза, упал и покатился по земле. Гассан наблюдал за ним, с трудом переводя дух. Вторая вспышка разорвала темноту на поле боя. Мертвяк снова закричал. Гассан привстал на носки и уцепился за толстую лиану, свисавшую с дерева. Он потянул ее на себя, но она не поддалась. Он потянул сильнее. Наконец она оборвалась. Движения араба стали увереннее, когда он обмотал концы лианы вокруг своих запястий. Третья вспышка зашипела и ярко вспыхнула. Гассан опустился на колени перед Мертвяком и быстрым движением набросил лиану на его горло. Кто-то бросил еще одну вспышку, и тут Гассан начал затягивать петлю. Идиот обхватил его за талию. Мышцы Гассана-убийцы вздулись, пот смешался с кровью на его лице. Мертвяк привстал, подняв вместе с собой Гассана. Но тот не переставал затягивать петлю. Лицо идиота больше уже не было белым, оно покрылось разноцветными пятнами. На лбу и на шее, как канаты, вздулись вены. Но, чем выше он поднимался и чем выше поднимал Гассана, тем сильнее лиана врезалась в его шею. Толпа неистовствовала. Без устали рокотали барабаны. И тогда я снова услышал вой Бортана - и снова очень-очень далеко. Мертвяк покачнулся, затем по его телу прошла судорога, и он отшвырнул Гассана от себя. Лиана соскользнула с его горла, вырвавшись из рук Гассана. Араб перевернулся через голову, но подняться с колен ему не хватило сил. Мертвяк направился к нему. Затем походка его стала нетвердой, он весь начал трястись. Издав клокочущий звук, великан схватился за горло, привалился к дереву и стал глотать воздух. Рука его скользнула по стволу, и он медленно опустился на землю. Затем он снова поднялся, наполовину скорчившись. Гассан встал и поднял лиану. Затем подошел к идиоту. Но на этот раз разорвать его хватку было невозможно. Тело Мертвяка обмякло, и больше уже он не поднялся... 11 То, что произошло, можно сравнить разве что с тем, когда включают радиоприемник, у которого звук работает на полную мощность, а затем выключают его. Щелк... И полная тишина. Все это произошло очень быстро. Я бросился вперед и одним ударом сломал воину шею. Схватив его меч, я повернул налево и сразу же раскроил череп второго нашего часового. Затем снова - "щелк" - и восстановилась громкость звучания, но на этот раз искаженного чудовищными помехами. Казалось, ночь разорвалась надвое. Миштиго повалил своего охранника отличным ударом в затылок и лягнул другого в голень. Джорджу удалось нанести удар коленкой прямо в пах ближайшему к нему дикарю и полностью отключить его. Дос Сантос - настолько быстрый, или настолько везучий - получил две тяжелые раны, в грудь и в плечо. Толпа со своих мест бросилась на нас. Элен швырнула бурнус Гассана на голову дикаря, который вот-вот должен был выпотрошить кишки из ее мужа. Поэт-лауреат добил курета ударом камня по голове. К этому времени Гассан присоединился к нашей маленькой группе, и ловким самурайским приемом, который, как мне казалось, был навсегда утерян, точным ударом головы выбил меч у ближайшего к нему воина. Схватив оружие, он стал рубить дикарей направо и налево. Мы убили или покалечили всех наших стражников раньше, чем остальные дикари успели пробежать половину расстояния, разделяющего нас, и Диана бросила свои три магниевые вспышки в набегавшую толпу. После этого мы побежали сами. Элен и Диана поддерживали шатавшегося Дос Сантоса. Но куреты отрезали нас от деревни, и нам пришлось бы бежать на север - совсем не в ту сторону, куда нам было надо. - Нам не удастся прорваться, Карачи, - прохрипел Гассан. - Я знаю. - Если только ты и я не задержим их, дав остальным возможность оторваться от погони. - Хорошо. Где? - Возле той ямы с очагом. Деревья там подступают к самой тропе, и они не смогут навалиться на нас скопом. - Хорошо! - Я повернулся к остальным. - Вы слышали? Пробирайтесь к лошадям! Вас поведет Фил! Гассан и я будем сдерживать их! Диана обернулась и попыталась что-то возразить. - Не спорьте! Идите! И они ушли. Гассан и я повернули. Здесь, возле ямы, мы решили дать дикарям бой. Оставшиеся члены нашей группы медленно поднимались по лесистому склону, направляясь в обход деревни, чтобы попасть к загону с лошадьми. Толпа валила прямо на нас. Первая волна нападающих захватила нас прямо на равнине, где тропа выходила со склона на ровную местность. Слева от нас была яма, на дне которой тлел огонь, справа - густые деревья. Мы убили троих и пустились прочь. Дикари отступили и начали обходить нас с флангов. Мы стояли спина к спине и отражали все их атаки. - Будь хоть у одного из них огнестрельное оружие, мы давно бы стали мертвецами, Карачи. - Но его у них нет, и в этом пока наше счастье! - рассмеялся я. Еще один получеловек пал под ударом моего меча. Гассан столкнул на дно ямы другого. Но теперь они все насели на нас. Один из них кинулся на меня и ранил меня в плечо, другой рубанул по бедру. - А ну, назад! Назад, уроды! Услышав этот голос, дикари отступили за пределы досягаемости наших мечей. Человек, который произнес эти слова, был ниже среднего роста. Его нижняя челюсть двигалась, будто на шарнирах, словно она принадлежала кукле. Его зубы были похожи на костяшки домино - такие же черные и издающие характерный щелкающий звук, когда он открывал или закрывал рот. - О, Прокруст! - услышал я чей-то шепот. - Несите сети! - заорал вождь. - Живо! И берите их живьем! Только держитесь подальше от их мечей. Они и так слишком дорого нам обошлись! Моурби был рядом с ним и хныкал: - Я не знал, мой повелитель... - Молчи! Твоя поспешность стоила нам бога и многих людей. - Ринемся вперед? - шепотом спросил Гассан. - Нет. Но будь готов резать сети, когда они начнут кидать их. - Нехорошо, что они хотят взять нас живыми, - заметил Гассан. - Мы многих из них послали в ад, чтобы облегчить себе путь туда, - усмехнулся я, - и пока мы еще держимся, и у нас в руках оружие. Чего еще желать? - Если мы бросимся на них, то заберем с собой еще двоих, возможно, четверых. Если же будем ждать, то они в конце концов накроют нас сетью, и мы погибнем, не забрав с собой эти две жизни. - Какая нам разница, если мы все равно погибнем? Давайте подождем. А вдруг случится что-нибудь совершенно невероятное? - Будь по-вашему. Дикари принесли сети и стали набрасывать их на нас. Нам удалось порезать на куски три сетки, прежде чем мы запутались в четвертой. Куреты затянули сеть и сбили нас с ног. Когда мы упали, нас начали избивать. Больше всех усердствовал Моурби. - Теперь вы умрете так, как мало кто еще умирал, - наконец сказал он, утирая пот с лица. - Но остальные убежали! - прохрипел Гассан. - Ненадолго! - усмехнулся Моурби. - Мы выследим их и притащим назад. Я рассмеялся. - Вы проиграли, Моурби. Они обязательно убегут. Он снова лягнул меня. - Вот как вы выполняете ваши обязательства? - спросил я. - Ведь Гассан победил Мертвяка? - Он сплутовал, ваш Гассан. Ваша баба бросила вспышку. Рядом с Моурби появился Прокруст, и новоявленный шаман обратился к Вождю: - Давайте отнесем их в Долину Спящих, - сказал он. - А потом оставим их там, чтобы они не пропали до будущего пиршества. - Хорошо, - сказал Прокруст. - Так и сделаем. Гассан за это время ухитрился освободить свою левую руку, рывком выбросил ее вперед и достал до Прокруста. Прокруст несколько раз ударил его, да и меня раз стукнул ногой для порядка. Затем наклонился и потер царапины на ноге. - Зачем вы это сделали, Гассан? - спросил я, как только Прокруст отвернулся и приказал привязать нас к кольям, чтобы удобнее было нести. - Возможно, на моих ногтях еще осталось немного метацианида, - спокойно ответил он. - Что? Где вы его достали? - Из пуль в моем поясе, который у меня не отобрали. Я заточил свои ногти и покрыл их метацианидом. - О! Я помню, как вы поцарапали Мертвяка еще в самом начале вашего поединка. - Да, Карачи. И оставалось только дождаться, пока он не свалится. Правда, самое главное было остаться в живых к этому времени. - А вы образцовый убийца, Гассан! - Спасибо, Карачи. Нас привязали к кольям, не снимая сетей. Четверо подняли и понесли нас. Моурби и вождь шли впереди, показывая дорогу. Нас несли почти всю ночь... Мир вокруг нас стал постепенно меняться. Это вполне естественно, когда приближаешься к "горячим" местам, и напоминает путешествие во времени в прошлые геологические эпохи. Деревья вдоль тропы становились все более разнообразными. Все чаще стали попадаться огромные папоротники. В пробелы между листьями на нас смотрели незнакомые желтые глаза. Похожие на птиц создания пролетали над нами, где-то далеко впереди тропу закрывало что-то темное. Чем дальше нас несли, тем деревья становились все ниже и ниже, а промежутки между ними все шире. Но это уже были не те деревья, которые росли в окрестностях деревни. У этих были искривленные стволы, перепутанные, словно водоросли, ветки. Стволы были покрыты наростами, корни деревьев часто шли над поверхностью земли. Мелкие невидимые твари с жужжанием разлетались, напуганные светом электрического фонарика Моурби. Подняв голову, я различил слабое пульсирующее свечение на самой границе видимого спектра. Оно исходило откуда-то спереди. Под ногами носильщиков было множество темных стелющихся стеблей неизвестных растений. Они корчились каждый раз, когда кто-то из дикарей наступал на них. Вскоре из растений вокруг остались только папоротники, но через несколько минут и они исчезли, их сменили огромные пустоши, покрытые лохматыми красноватого цвета лишайниками. Исчезли всякие звуки, издаваемые животными и насекомыми. Здесь стояла уже полная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием наших четверых носильщиков, звуками шагов и приглушенным стуком автомата Прокруста, когда он задевал прикладом о камни. За поясом нескольких носильщиков были кинжалы. Несколько кинжалов нес Моурби, у которого к тому же был и пистолет. Тропа круто пошла вверх. Один из наших носильщиков споткнулся, и мы больно стукнулись о землю. Там, где небосвод смыкался с горизонтом, стал отчетливо виден пурпурный светящийся ореол. На его фоне в вышине проплыл черный силуэт крысс-паука, закрыв на мгновение луну. Прокруст внезапно упал. Моурби помог ему подняться на ноги, но вождь покачнулся и бессильно повис на плечах "старшего врачевателя". - Что у тебя болит, повелитель? - Вдруг... головокружение... ноги... немеют. Возьми мой автомат. Он стал... тяжелым... Гассан тихо хихикнул. Прокруст повернулся к арабу, его нижняя челюсть куклы упала вниз. Затем он упал и сам. Моурби едва успел подхватить автомат. Стражники поспешно опустили нас на землю и бросились к своему вождю. - Воды, - прошептал тот и закрыл глаза. Больше он их уже не открывал... Моурби прижал ухо к его груди. - Он мертв... - медленно произнес он. - Мертв?! Носильщик, тело которого было покрыто чешуей, заплакал. - Он был хорошим, - всхлипывал он. - Он был Великим вождем! Что мы теперь будем без него делать? - Он умер, - повторил Моурби, - я теперь ваш вождь... пока не будет объявлен новый. Набросьте на него свои плащи. Оставьте тело на том плоском камне впереди. Зверю сюда не зайти, так что его тело осквернено не будет. Мы подберем его по дороге назад. А теперь мы должны отомстить этим двоим. - Он сделал знак своим жезлом. - Долина Спящих уже совсем недалеко. Вы приняли таблетки, которые я вам дал? - Да. - Да. - Очень хорошо. Накройте Прокруста своими плащами. Вскоре нас подняли и вынесли на вершину гряды, откуда тропинка сбегала в флюоресцирующую, покрытую воронками впадину. Огромные скалы, окружавшие это место, казалось, были раскалены. - Эту местность, - сказал я Гассану, - мой сын описал как место, в котором нить жизни бежит по раскаленному камню. Ему привиделось, что моей жизни угрожает Мертвяк, но богиня Судьбы передумала и столкнула нас с этой напастью. Видимо, когда я снился Смерти, это место было выбрано ею, как одно из тех, где я могу умереть... Носильщики опустили нас на дно выемки, положили на камни и с интересом уставились на Моурби. Тот щелкнул предохранителем автомата и отступил назад. - Привяжите их вон к тем колоннам, - дулом автомата он показал, к каким именно. Так они и сделали, крепко связав мои руки и ноги. Скала была гладкая, сырая, и, как мне показалось, немного светилась. То же самое они проделали с Гассаном, привязав его в трех метрах от меня. Моурби поставил фонарь на землю так, что мы оказались в желтом полукруге. Четверо куретов, как статуи демонов, стояли сбоку от него. Он положил автомат на камень и подошел к нам. На его лице играла улыбка. - Это Долина Спящих, - обратился он к нам. - Те, кто засыпает здесь, больше уже никогда не просыпаются. Тем не менее, мясо их хорошо сохраняется, здорово помогая нам в тяжелые годы. Но прежде, чем мы вас здесь оставим, - он повернулся в мою сторону, - я проверю, у кого из вас длиннее кишки. Как вы думаете, - резко обратился он к своим полулюдям, - у кого из них? У грека или у араба? Дикари молчали. Тогда Моурби вытащил длинный кинжал и приблизился ко мне. Мы не произнесли ни слова. - Приготовьтесь оба увидеть это сами, - процедил он сквозь зубы. - Я, пожалуй, начну с вас... Он рванул мою рубашку и разрезал ее сверху донизу. Затем стал многозначительно вертеть кинжалом у меня перед носом. Потом он опустил свое оружие к моему животу и слегка уколол там кожу, как бы прикидывая, где легче всего начинать, чтобы причинить как можно больше боли. При этом он не отводил от меня своего взгляда. - Вы боитесь? - усмехнулся он. - Пока что ваше лицо не выдает этого, но сейчас выдаст. Взгляните на меня! Я намерен вонзить острие этого кинжала вам в живот очень медленно. Когда-нибудь я пообедаю вашей плотью и уверен, что не разочаруюсь. Что вы на это скажете? Я рассмеялся. Его лицо исказилось злобной гримасой и он недоуменно спросил: - Вы что, со страха потеряли рассудок, Уполномоченный? - "Орел" или "решка"? - спросил я его. Он понял, что я имею в виду. Он начал что-то говорить, но, услышав тяжелый стук о камень, раздавшийся совсем рядом с ним, резко обернулся. Истошный вопль заполнил последнюю секунду его жизни. Сила прыжка Бортана повергла его наземь, а еще через секунду его голова покатилась по камням. Мой Бортан, мое исчадие ада, наконец-то ты нашел меня... Куреты испуганно закричали, ибо глаза собаки были словно раскаленные угли, а в пасти сверкали два ряда острых, как кинжалы, зубов. Голова его находилась вровень с плечами высокого мужчины. Дикари схватились за свои мечи и напали на него - но что могли сделать эти легкие железки против брони на его боках! Ему понадобилось не больше минуты, после чего они все были разорваны на части... - Кто это? - изумленно спросил Гассан. - Щенок, которого я однажды нашел в море. Он уже тогда был так силен, что долго не шел ко дну с большим камнем на шее, - ответил я. - Мой Бортан такой же старый, как и я. У него на лапе была небольшая рана, которую он, видимо, получил во время этой схватки. - Сначала он искал нас в деревне, - продолжал я, - и жители пытались его остановить. И я не сомневаюсь, что очень много куретов погибло в этом бою. Бортан подбежал ко мне сзади и облизал шею. Он радостно вилял хвостом, как щенок, делая вокруг меня быстрые круги. Он прыгнул ко мне на грудь и снова облизал лицо. - Ты вернулся, мой старый грязный пес, - тихо сказал я. - Ты знаешь, что все остальные собаки исчезли с лица Земли? Он стал вилять хвостом, подошел ко мне и лизнул руку. - Руки, Бортан! Нужны руки, чтобы освободить меня. Ты должен отыскать их, Бортан, и привести сюда. Он поднял кисть, валявшуюся на земле, и положил у моих ног. Затем он снова стал смотреть мне в глаза и махать хвостом. - Нет, Бортан. Живые руки. Руки друзей. Руки, которые развяжут меня, понимаешь? Он лизнул мою руку. - Иди и найди руки, которые освободят меня. Живые руки! Давай! Живо! Беги! Он повернулся и побежал прочь. Затем остановился, оглянулся и снова выскочил на тропу. - Он понял? - спросил Гассан. - Думаю, что да. Я посмотрел ему вслед. - У него не совсем обычный для собаки мозг, и он так много прожил, что, наверное, очень многому научился. - Тогда будем надеяться, что он отыщет кого-нибудь достаточно быстро, чтобы мы не успели уснуть... 12 Ждали мы очень долго. Ночь была холодной. Иногда нам казалось, что время остановилось для нас. Наши мышцы затекли и тупо ныли. От усталости и недоедания у нас кружилась голова. Веревки грубо впились в наши тела. - Как ты думаешь, им удалось добраться до деревни? - спросил Гассан. - Мы дали им неплохой запас времени. Думаю, что они не упустили такую возможность... - С вами всегда было трудно работать, Карачи... - Я знаю. И сам давно заметил это. - Как мы все лето гнили на Корсике в темноте... - Ага. - Или наш марш в Чикаго, после того, как мы потеряли все наше оборудование в Огайо. - Да, это был очень неудачный год. - С вами всегда найдешь неприятности, Карачи. "Рожденный вязать узлы на хвосте тигра" - вот как называют таких людей. Иметь дело с такими, как вы, очень трудно. Что касается меня, то я люблю тишину и уединение. Томик стихов и свою трубку. - Тсс... Я что-то слышу. Раздался цокот копыт. В узком секторе света от опрокинутого фонарика появился сатир. Движения его были нервными. Глаза его перебегали с Гассана на меня, потом опять на Гассана. Казалось, он не понимал, что здесь произошло. - Помоги нам, маленький рогатик, - сказал я по-гречески. Он осторожно приблизился. Увидев кровь на растерзанных телах дикарей, он повернулся, явно собираясь убежать. - Вернись! Ты мне нужен! Это я, игрок на свирели! Он остановился и повернулся к нам. Ноздри его дрожали. Заостренные уши стояли торчком. Он вернулся. На его почти человеческом лице было написано неизмеримое страдание, когда он переступал через разбросанные останки куретов и лужи крови. - Кинжал, кинжал у моих ног, - сказал я, опустив глаза. - Подними его. Казалось, что ему совсем не нравится прикасаться к чему-либо, созданному человеком, особенно к оружию. Я просвистел последние такты моей мелодии: "Поздно, поздно, так поздно..." Его глаза подернулись влагой. Он вытер тыльной стороной своей поросшей шерстью ладони эту влагу и зашмыгал носом. - Подними кинжал и разрежь веревки. Подними его. Нет, не так. За другой конец. Да, да... Он взял кинжал правильно и посмотрел на меня. Я пошевелил своей правой рукой. - Веревки. Режь их! Он подчинился. У него ушло на это около двадцати минут. - А теперь дай мне нож, об остальном я сам позабочусь. Он вложил кинжал в мою правую руку. Я сжал оружие и через несколько секунд был свободен. После чего я спешно освободил Гассана. Когда я обернулся, малыша уже не было, и только частый цокот его копыт еще долго стучал в наших ушах. - Дьявол простил меня... - прошептал Гассан. Мы постарались побыстрее убраться отсюда. Как ни как, все же "горячее" место. Мы сделали крюк вокруг деревни куретов и двинулись на север, пока не вышли на тропинку, в которой я признал дорогу на Волос. То ли Бортан нашел сатира и каким-то образом заставил его пойти к нам, то ли тот случайно набрел на нас - этого я не знал. Бортан, однако, не вернулся, поэтому я больше склонялся ко второму варианту. Ближайшим безопасным местом был городишко Волос, примерно в двадцати километрах отсюда. Если Бортан убежал туда, где его могли узнать многие мои родственники, то до его возвращения должно было пройти еще немало времени. То, что я послал его за помощью, было чем-то вроде жеста отчаяния. Если бы он отправился в любое место, кроме Волоса, то я не имел бы ни малейшего представления, когда он вернется. Но в любом случае я надеялся на то, что он снова найдет меня. Пока что мы старались идти как можно быстрее. Но уже примерно через десять километров мы стали шататься от усталости. Мы понимали, что идти дальше, не отдохнув, мы уже не в состоянии, и поэтому внимательно осматривали окрестности дороги, стараясь отыскать безопасное место, где можно было бы выспаться. В конце концов я узнал один крутой скалистый холм, где я еще мальчишкой пас овец. Небольшая пещера пастуха, расположенная неподалеку от вершины, была сухой и пустой. Мы натаскали в нее свежей травы для подстилки, забросали ветками вход и с облегчением растянулись на земле. Уже через несколько секунд Гассан начал мерно похрапывать. Мой мозг еще несколько секунд бодрствовал, и в эти секунды я понял, что из всех удовольствий - глоток холодной воды после жажды, спиртное, секс и сигарета, после многих дней воздержания - со сном ничто не может сравниться. Сон - лучше всего! Я мог бы сказать о том, что, если бы наш отряд избрал более долгий путь из Ламии до Волоса - прибрежную дорогу - то всего того, что с нами приключилось, скорее всего, никогда бы не произошло, и Фил сегодня был бы еще жив. Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае: даже теперь, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, плохо или хорошо то, что мы поступили именно так, а не иначе. В любом случае, следом за нами, простирая к нам руки, среди руин шествовали силы окончательного раскола... К Волосу мы вышли в полдень следующего дня. После того, как мы пересекли глубокое ущелье возле Макриницы, мы и обнаружили всех остальных членов нашей группы. Фил вывел всех к Макринице, попросил бутылку вина и экземпляр своего перевода "Прометей Раскованный", и расположился провести с ними вечер. Утром Диана нашла его давно похолодевшим, с улыбкой на устах. Погребальный костер я решил устроить в кедровой роще, вблизи разрушенного монастыря. Он не хотел, чтобы его тело было погребено в земле. И в тот вечер он должен был сгореть, а я прощался еще с одним другом. Кажется, если оглянуться назад, то вся моя жизнь в основном была чередой приходов и уходов близких мне людей. То я говорил: "Здравствуйте", то "До свидания". И только Земля оставалась. Днем я пошел вместе с нашей группой в Паласаве, который расположен на месте древнего Малка, на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени маленьких деревьев на холме, откуда открывался великолепный вид на море и на скалистые склоны. - Именно отсюда аргонавты отправились на поиски Золотого Руна, - сказал я, не обращая свои слова ни к кому. - Это точно. - Кто был среди них? - спросила Элен. - Я читала рассказ об этом в школе, но сейчас уже забыла. - Среди них был Геракл и Лисей, певец Орфей, сыновья бога северных ветров и Язон, их предводитель, который был учеником кентавра Хирона - пещера которого как раз находится неподалеку отсюда, около самой вершины Пелион. - Правда? - Я покажу ее когда-нибудь. - О, как интересно! - В окрестностях этих мест боролись также боги и титаны, - заметила Диана, став рядом со мной. - Разве титаны не вырвали из земли гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа? - Да, об этом говорят мифы. Однако боги были добры и после окончания кровавой битвы восстановили это место таким, каким оно было прежде. - Парус! На горизонте действительно появилось белое пятнышко. - Да, этим местом до сих пор пользуются в качестве гавани. - А может быть, это ватага героев, - заметила Диана, - возвращается с еще одним руном? Если это так, то было бы очень интересно узнать, что бы они с ним делали? - Важно не руно само по себе, - пояснила Элен, - а то, как оно добывалось. Каждый опытный рассказчик хорошо понимает это. - По ту сторону дороги, - сказал я громко, - находятся развалины византийского монастыря, который, по утвержденному мною графику, будет реставрирован через два года. Считается, что именно здесь проходил свадебный пир Пелея, одного из аргонавтов, и морской нимфы Фетиды. Вероятно, вы слышали саму историю этого пира? Были приглашены все, кроме богини Раздора, но она все-таки пришла и подбросила яблоко с надписью: "Самой прекрасной". Парис присудил его Афродите, и этим была предрешена судьба Трои. Впоследствии все, кто встречал Париса, видели, что он был очень несчастен. О, как тяжело принимать решения! Как я уже говорил, эта земля полна мифов. - Сколько времени мы здесь пробудем? - спросила Элен. - Мне хотелось бы провести еще пару дней в Макринице, - сказал я, - а затем мы могли бы двинуться на север. Таким образом, в Греции мы проведем еще примерно неделю, а потом отправимся в Рим. - Нет! - заявил вдруг Миштиго, который все это время сидел на камне и что-то диктовал в свою машинку. - Нет, путешествие на этом можно считать законченным. Это была наша последняя остановка. - Как же так? - Я полностью удовлетворен и намерен отправиться домой. - А как же ваша книга? - Я вышлю вам по экземпляру с автографом, когда она будет закончена. Мне очень дорого время, и я собрал почти весь необходимый материал. Сегодня утром я вызвал Порт-о-Пренс, и аэроглиссер прибудет за мной сегодня вечером. Вы можете продолжать путешествие, но я его уже закончил. - Что-нибудь было не так? - Нет, все в порядке, но мне пора уезжать. У меня еще довольно много работы. Он встал и потянулся. - Мне нужно кое-что упаковать, поэтому я собираюсь вернуться сейчас. У вас здесь действительно красивая страна, Конрад, несмотря ни на что. Мы еще встретимся за обедом. Он повернулся и стал спускаться с холма. Я сделал несколько шагов за ним, проследив, благополучно ли он спустился. - Интересно, что это его побудило так спешить? - громко спросил я. - Он умирает... - тихо отозвался Джордж. Мой сын Язон, который опередил нас на несколько дней, исчез. Соседи сказали, что он вечером отправился в царство Аида, за день до нашего прихода. Он отправился туда на спине огромной собаки с огненными глазами. Она мчалась, как бешеная, и быстро исчезла в ночной тьме. Мои родственники очень хотели, чтобы мы остались на обед. Дос Сантос все еще отдыхал. Джордж лечил его раны и считал, что вовсе необязательно отправлять его в госпиталь в Афины. Всегда приятно возвращаться домой. Сначала я пошел на главную площадь и провел всю вторую половину дня, беседуя со своими потомками. Я рассказал им о Тэллере, о Гаити, об Афинах. Они же рассказывали мне о том, что произошло за последние несколько лет в Макринице. Затем я выбрал цветы и направился на кладбище, немного побыл там и вернулся в дом Язона. Там я нашел бутылку вина и выпил ее всю. Выкурил сигарету. Затем заварил полный кофейник кофе и выпил его. И, тем не менее, мое уныние не проходило, так же, как и неопределенность. Окончательный исход всего происходящего до сих пор был мне неясен. Джорджу болезнь Миштиго была известна. Он сказал, что у веганца все симптомы тяжелого нервного расстройства. Неизлечимого. Безусловно со смертельным исходом. Гассан был здесь совершенно ни при чем. "Причина этой болезни неизвестна", - таков был диагноз Джорджа. В связи с этим все требовало полнейшего пересмотра. Джордж узнал о болезни Миштиго еще до нашего путешествия. Что навело его на эту мысль? Фил попросил его понаблюдать за веганцем с целью выяснить, нет ли у него признаков какого-нибудь неизлечимого заболевания. Почему? Он не сказал, почему. И теперь я уже не могу спросить его об этом. Проблему эту предстояло решать мне. Завершил ли Миштиго свою работу, или у него не осталось времени, чтобы это сделать? Он сказал, что закончил. Если же он ее не закончил, то получается, что все это время я оберегал фактически мертвеца без всякой на то пользы! Если же он ее закончил, то мне необходимо знать результат этой работы для того, чтобы очень быстро принять решение, касающееся того срока жизни, который ему еще остался. Обед не дал ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и не обращал внимания ни на какие вопросы, либо отмахивался от них. Поэтому, как только мы выпили кофе, я и "Рыжий Парик" вышли наружу покурить. - Что случилось? - спросила она. - Не знаю. Я думал сначала, что, возможно, он это сделал. - Нет. Что же теперь? - Не знаю. - Убить его? - Возможно, да. Хотя сначала нужно выяснить - зачем? - Он завершил свою работу. - Ну и что? В чем она заключается? - Откуда мне знать? - Черт побери! Я должен знать! Мне хочется знать, потому что я убиваю кого-то. Меня это очень интересует. - Интересует? Очень? Да ведь это же очевидно! Веганцы хотят скупить у нас всю Землю. Поэтому Миштиго должен срочно дать отчет о тех местах, которые интересуют их больше всего... - Тогда почему он не посетил все намеченные места? Почему он ограничился только Египтом и Грецией? Пески, скалы, джунгли, ужасные чудовища - вот и все, что он успел увидеть. Вряд ли все это может привлечь внимание инопланетян. - Он испугался! И поэтому бежит! Он прямо дрожит от счастья, что остался в живых. Ведь его свободно могли слопать и куреты, и боадил, и черт знает кто еще! - Ну что ж, хорошо. Тогда пусть себе бежит. Пусть он передаст им плохой отчет. - А вот этого он не может допустить. Если они на самом деле хотят скупить всю Землю, они не станут раскошеливаться на основании обрывочных данных. Они просто пришлют еще кого-нибудь посмелее, чтобы завершить дело. Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы представляем реальную силу. И что мы будем бороться против всякого... - Но он не боится за свою жизнь, - задумчиво произнес я. - Не боится? Тогда как же все это объяснить? - Не знаю... Однако, я обязан все это скорейшим образом выяснить. - Как? - А что, если я спрошу у него? - Ты псих! - сказала она и отвернулась от меня. Она стояла неподвижно, как статуя. Потом я взял ее за плечи и поцеловал в шею. - Иди домой, - наконец вымолвила она. - Уже поздно. Я вернулся в просторный дом Язона Короноса, где расположились я и Миштиго. И где провел свою последнюю ночь Фил. В комнате, где он не проснулся, томик "Прометея" все еще лежал на письменном столе рядом с пустой бутылкой. У меня, пока он еще был жив, было неотступное ощущение, что он что-то недоговаривает. Поэтому я открыл книгу. Его последнее произведение было написано на чистых листах в конце книги, по-гречески, но не на современном греческом, а на старом, классическом. Вот оно: "Дорогой друг! Я плохо себя чувствую, и Джордж хочет переправить меня в Афины. Я не возражаю и отправлюсь туда завтра же, когда прибудет аэроглиссер. Поэтому сейчас я должен прояснить многое, касающееся наших насущных дел. Веганец должен покинуть Землю во что бы то ни стало живым - живым любой ценой. Это очень важно. Я боялся вам рассказывать об этом раньше, так как опасался, что Миштиго мог оказаться телепатом. Поэтому я присоединился к вам позже, в Греции, хотя с радостью посетил бы и Египет. Именно поэтому я притворился, что ненавижу его, чтобы быть от него как можно дальше, и только после того, как я получил неопровержимые доказательства того, что он не телепат, я решил присоединиться к вам. Я подозревал, что раз здесь оказались Дос Сантос, Диана и Гассан, значит, Рэдпол жаждет его крови. Если бы он был телепатом, полагал я, то он бы об этом быстро узнал и сам предпринял бы необходимые меры предосторожности. Если же он телепатом не был, то я всецело полагался на ваши способности защитить его от чего угодно, включая и Гассана. Но мне не хотелось, чтобы он узнал о том, что мне известно. Однако я пытался предупредить вас, если помните. Татрим Миштиго и его дети - одни из прекраснейших, наиболее благородных разумных обитателей Вселенной, когда-либо в ней живших. Он философ, великий писатель, бескорыстный служитель общества. Я познакомился с ним во времена моего пребывания на Тэллере тридцать с лишним лет назад, и впоследствии мы были с ним большими друзьями. Мы поддерживали переписку друг с другом до тех пор, пока он сам не приехал на Землю, и еще тогда он делился со мной намерениями Федерации Веги относительно будущего Земли. Я поклялся, что буду держать все в тайне, даже Коурт не знает, что я обо всем осведомлен. Старик мог бы поплатиться своим авторитетом и положением, если бы это вышло наружу раньше времени. Веганцы находятся в весьма щекотливом положении. Наши соотечественники-эмигранты своим трудом добились того, что Вега очень сильно зависит от них и в культурном, и в экономическом отношении. Веганцам дали понять - и притом недвусмысленно, во время восстания Рэдпола - что имеется туземное население, которое располагает достаточно мощной организацией и желает возрождения своей планеты. Веганцам тоже этого хотелось. Им Земля не нужна. И на что она им: если им нравится эксплуатировать землян, то на Тэллере их гораздо больше, чем на самой Земле - а ведь они в общем-то не эксплуатируют нас, во всяком случае умышленно. Наши бывшие соотечественники и сами решили, что лучше пользоваться плодами своего труда на планете другой системы, чем возвращаться на Землю. Но что это означает? То, что движение за Возвращение зашло в тупик! Никто не возвращается! Вот почему я и отошел от этого движения. По этой причине, я уверен, отошли от него и вы. Веганцы хотят, чтобы проблема нашей родной планеты не висела камнем на их шее. Хотя, с другой стороны, они хотят посещать Землю. Для них очень поучительно смотреть на наше настоящее лицо - протрезвляющий и устрашающий урок того, что можно сделать с целой планетой. Что нам нужно сделать - так это найти способ обойти наше правительство, наше эмигрантское правительство, расположенное на Тэллере. Теллериты вовсе не хотят просто так отказаться от правления и от взимаемых с Земли налогов - единственного источника существования этого марионеточного правительства. После долгих переговоров и серьезных экономических обещаний, включая предоставление землянам на других планетах полного статуса граждан