но. Только я вас прошу, напишите Саше записку, чтобы она
не подумала, будто я вас выгнала.
...Утром Санька нашла рядом со своей подушкой листок из тетради, на
котором было написано печатными буквами:
"Касань!
Я жухоу. Так детбу шелуч. Щайпро. Я-дубу битьлю бяте, капо не руум!
Днови, не басудь! Мама не таванови. Твой Шольаль".
Глава 9 ЯВКА С ПОВИННОЙ
Рабочий день участкового Мулдугалиева начался, как всегда, с посещения
родного отделения милиций. Едва он переступил порог, как дежурный по
отделению огорошил его сообщением:
- Вас какой-то старик дожидается.
- Какой старик?
- Не знаю. Явился вчера поздно вечером. Говорит - совершил
преступление. Мол, откроется только вам... Ну, я его на всякий случай
упрятал в КПЗ.
Дежурный проводил участкового в камеру предварительного заключения и
отпер дверь.
В камере на длинных нарах лежали двое - подросток лет шестнадцати и
Альшоль. При виде милиционеров они поднялись и встали рядом с нарами во весь
рост.
- Этот задержан ночью. Ломал телефон-автомат, - указал на подростка
дежурный. - А этот - ваш... - кивнул он на Альшоля.
- Старый знакомый, - сказал участковый. - Следуйте за мной.
Он провел Альшоля в кабинет, усадил на стул посреди комнаты, а сам
занял место за письменным столом напротив.
- Рассказывайте? - предложил Мулдугалиев, придвинув к себе чистый лист
бумаги, чтобы протоколировать его признания.
- Что же тут рассказывать... - вздохнул Альшоль. - Я преступник.
- Так! - удовлетворенно воскликнул лейтенант.
- Это произошло в моей жизни впервые... Я полюбил самую прекрасную
девочку на земле. Я не знал, что этого нельзя делать в моем возрасте... Ее
мама сказала, что это даже запрещено! Но девочка тоже любит меня.
- Постойте, постойте! - остановил его Мулдугалиев. - Что значит
"полюбил"? Что значит "тоже любит"? Да вы понимаете, что вы говорите! Она же
несовершеннолетняя!
- Я понимаю, что говорю, - печально кивнул Альшоль. - Такого в моем
сердце не было никогда с тех пор, как я покинул родную страну. Саша обняла
меня и поцеловала. Вот сюда, - он показал на правую щеку. - И я тоже
поцеловал ее. Около уха... Я преступник!
- Около уха?! И все?! - закричал лейтенант. - Что же вы мне голову
морочите?! Какое же это преступление?!
- Правда?! - просиял Альшоль. - Это можно делать? Ах, как вы меня
обрадовали! Значит, я ни в чем не виноват?
- Ну, это как сказать... - загадочно протянул участковый.
- Тогда я вас прошу, - неожиданно заявил Альшоль, - отправьте меня в
Исландию!
- В Исландию?! Зачем? - опешил Мулдугалиев.
- Саша говорит, что я там родился...
И Альшоль принялся простодушно рассказывать участковому о древней
Исландии, Полях Тинга и Скале
Закона. Он так увлекся, что вскочил со стула и, обращаясь к лейтенанту,
продекламировал:
Не любы мне горы, хоть я и был там девять лишь дней! Я не сменяю клик
лебединый на вой волков...
"Сумасшедший или не сумасшедший... - думал в это время участковый. - По
крайней мере, не буйный... Но пока лечить не буду. Буду наказывать". А
Альшоль совсем разошелся:
Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не
ведал мощи своей...
- Стоп! Стоп! - поднял ладонь участковый.
- Красиво, правда? - спросил Альшоль. - Пустите меня в Исландию! Я хочу
уехать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть Сашу.
- Вы же говорили, что любите ее? - удивился Мулдугалиев.
- Как вы не понимаете! Когда любишь и не можешь быть вместе, лучше
уехать на край света, чтобы не видеть совсем! Ее мама все равно нам не
позволит жениться.
- Вы вроде умирать собирались? - спросил участковый, что-то строча на
бланке протокола.
- Ну, может, успели бы пожить... Хоть немножко... - поник Альшоль. Он
сразу поскучнел, сгорбился, снова стал похож на древнего старичка.
А Мулдугалиев, уже не обращая на него внимания, дописал протокол и
сказал:
- Распишитесь.
Альшоль подошел к столу, не глядя, поставил заковыку внизу страницы.
Мулдугалиев расплылся в довольной улыбке и вызвал по телефону дежурного.
- Препроводи, - сказал он, отдавая ему протокол.
- В Исландию? - радост"о встрепенулся Альшоль..
Дежурный недоуменно помялся в дверях, не понимая - куда вести старичка.
- Там все написано, - показал на протокол Мулдугалиев. - Обычным
порядком.
Альшоля вывели из кабинета и проводили на улицу, где стояла милицейская
машина. Дежурный помог ему взобраться по лесенке внутрь маленького фургона с
зарешеченными окошками, где уже сидел знакомый Альшолю подросток, ломавший
ночью телефонные автоматы. Альшоль приветливо улыбнулся ему, но подросток не
ответил. Рядом на низенькую скамеечку уселся сержант милиции. Двери
закрылись, и машина поехала.
- Вы тоже в Исландию? - спросил Альшоль подростка.
- Чего-о? - окрысился он.
Альшоль испуганно примолк.
Их привезли куда-то и провели через двери, рядом с которыми была
табличка "Народный суд". Сержант ввел Альшоля с подростком в небольшой зал,
где за столом, стоявшим на возвышении, сидела молодая женщина в очках. Зал
был пуст, не считая стоявших рядами стульев.
- Вот они, товарищ судья, - козырнул сержант, выкладывая перед женщиной
бумаги протоколов.
- Хорошо, - кивнула она. - Садитесь.
Сержант усадил Альшоля рядышком с подростком, но сам не сел. Остался
стоять в дверях.
Судья прочитала протоколы и подняла глаза на Альшоля.
- Гражданин Альшоль, встаньте.
Альшоль послушно встал.
- Тут у вас в документах год рождения написан неверно. Когда вы
родились?
- Я не помню, - сказал Альшоль.
- Ну, а сколько лет вам, помните?
- Семьсот пятьдесят один.
Женщина внимательно посмотрела на старичка, потом перевела взгляд на
сержанта. Тот пожал плечами.
- А вы признаете, что жили на улице Большой Пушкарской в телефонной
будке? Признаете, что воспротивились принудительному лечению и скрылись от
милиции в неизвестном направлении? - спросила она.
- Почему в неизвестном? В известном, - сказал Альшоль. - Мы с Сашей у
скрытников были.
- Вот я и говорю - скрылись, значит! - с некоторым раздражением
повторила судья. - Все ясно. Садитесь. Альшоль сел, а женщина так же быстро
разделалась с подростком, задав ему два или три вопроса. Затем она заполнила
новые бланки и передала их сержанту:
- Увидите осужденных.
Альшоля с подростком снова повели куда-то.
- Сколько припаяли? - спросил подросток у сержанта.
- Пятнадцать. И скажи спасибо. Могли бы уголовное дело открыть. А так
- мелкое хулиганство...
Альшоль с беспокойством прислушивался к их разговору, уже понимая, что
происходит что-то не то. Однако вопросов не задавал. Он уже понял, что при
общении с милицией лучше не затевать лишних разговоров:
На этот раз "х посадили в большой фургон, где и народу было больше -
человек двенадцать. Но они Альшолю не понравились - помятые какие-то,
небритые и злые. Когда дверцы фургона закрыли и наступила полная темнота,
хриплый мужской голос запел:
Ка-андуктор, не спеши-и!
Ка-андуктор, понимаешь,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда!
Альшоль вздрогнул, вспомнил Саньку. Неужели? Неужели его повезут в
Исландию с этими небритыми мужиками? А вдруг в Исландии теперь все такие?
Как же скучно будет там жить!
Однако до Исландии снова не доехали. Их выгрузили во дворе за высоким
забором, по верху которого была пущена колючая проволока, а железные ворота
наглухо закрыты, потом по одному провели в низкое здание, окна которого
были, как в милицейском фургоне, зарешечены.
Все оказались в просторной комнате, с креслом, стоявшим перед зеркалом.
У кресла - пожилой милиционер в белом фартуке. В руках он держал машинку для
стрижки волос.
- Ну, кто первый? - спросил он весело.
"Странная какая-то парикмахерская..." - подумал Альшоль и, видя, что
его товарищи мнутся, подошел к парикмахеру первым.
- Правильно, дед, - кивнул тот и, усадив Альшоля в кресло, принялся
стричь его наголо.
Через минуту на Альшоля смотрела из зеркала маленькая стариковская
головка, круглая, как фундучный орех. Борода на лице стала выглядеть совсем
несуразно.
- Постригите и бороду, пожайлуста, - попросил он.
Парикмахер хохотнул, нашел длинные ножницы и отхватил Альшолю бороду.
- Это завсегда, пожайлуста! Следующий! - крикнул он.
Альшоль отошел в сторонку, с любопытством ощупывая остатки бороды. Надо
сказать, что ритуал проводов в Исландию ему не понравился. Но, может таковы
здешние законы? Может, теперь все жители Исландии стригутся наголо и бород,
как раньше, не носят?
Вскоре все мужики стали как один - с сияющими остриженными макушками.
Почему-то они веселились, отпуская шуточки, и, гогоча, показывали друг на
друга пальцем.
- Дедуля, а твои-то патлы могут и не отрасти!
- Ничего страшного. Мне и не надо. Ведь я еду в Исландию умирать...
- Ну, ты хохмач! - объявил парень с фингалом. - Тюряга это, дед, а не
Исландия! Пятнадцать суток покорежишься на стойке, потом езжай в свою
Исландию. И то если отпустят!
И он заржал вместе с другими лысыми.
ГЛАВА 10 -РЕ-ЛЬ
Санька была в отчаянии: Альшоль исчез!
Прочитав его прощальную записку, она не поверила - полезла на
антресоли. Но и там была пусто, лишь лежала на полках ненужная теперь
металлическая коллекция, потихоньку обрастая "ржавчиной, да злорадно
скалился в углу металлический ублюдок из "Айрон Мейден".
Санька почувствовала пустоту в груди - такого с нею раньше не бывало,
- будто вынули оттуда что-то очень нужное и горячее, что раньше
согревало душу, и теперь там холодно и п"сто. Древний и иностранный мальчик!
Тут нам самим жить не просто, а древним несовершеннолетним иностранцем - и
подавно! А что бород" у него - так это даже и хуже. У нас к бороде почтения
нету.
Санька бросилась к маме, но мама была тверда, как Скала Закона, с
которой когда-то проповедовал Альшоль в своей Исландии. То есть мама,
конечно, принялась успокаивать Саньку, говорить, что ничего, страшного не
случится - мол, найдется! Но искать Альшоля решительно отказалась.
- Он взрослый человек, сам должен собой распоряжаться, - сказала мама.
А невзрослым человеком, значит, должны распоряжаться другие! Ну уж -
нет! Санька разозлилась и, как говорили встарь, закусила удила. А уж когда
она закусывала удила, никаког" удержу Саньке не было.
Она стала рассуждать. Конечно, обратно в свою телефонную будку Альшоль
не вернется. Мулдугалиев тут же схватит! И вообще шататься по городу Альшолю
крайне опасно: больно уж вид у него заметный! Следовательно, рассуждала
Санька, Альшоль где-то прячется... Но питаться-то ему все же надо! Какой бы
ни был он вегетарианец, а принимать пищу время от времени нужно! А денег у
него нет, да и появляться в магазине или в столовой опасно. Значит, либо его
кто-нибудь подобрал, как бездомного оценка, либо ушел... к скрытникам! К
кому же ему идти, если не с скрытникам,
- рассуждала Санька. Они его любят, то есть - тьфу! - ненавидят. Причем
так сильно, что у скрытников Альшолю обеспечена вполне сносная жизнь...
И Санька стала готовиться к экспедиции в оборотный мир, к скрытным
жителям. Но легко сказать, да трудно сделать. У мамы имелись другие планы
относительно Санькиного будущего.
Мама потащила Саньку на митинг.
После того как папа ушел в клоуны, мама стала активно заниматься
общественной работой. Она была членом общества "Спасение", сочувствовала
движениям "Демократический альянс", "Альтернатива", "Народный консенсус";
посещала клуб "Добрыня Никитич" и кружок самообразования "Фрейдизм и
перестройка". Всe эти названия Саньке ничего не говорили, но. она не
осуждала маму, потому что, в свою очередь, сама увлекалась металлическими
группами, о которых мама тоже ничего не знала. Тут как раз случился
небольшой митинг у дворца спорта "Юбилейный", посвященный борьбе кого-то с
кем-то. Или кого-то за что-то - Санька не поняла. Туда они с мамой и
отправились.
На площадке перед "Юбилейным" была сооружена деревянная трибуна, на
которой стояли несколько нахохлившихся людей. Вид у них был суровый. Перед
трибуной - толпа человек в семьдесят, многие держали над головою плакаты. На
одних плакатах было написано "Нет!", на других - "Да!". В толпе сновали
бойкие молодые люди, которые продавали маленькие газетки под теми же
названиями. Газетка "Нет!" стоила тридцать копеек, газетка "Да!" - двадцать.
Мама на всякий случай купила обе.
На трибуну один за другим выходили ораторы и кричали слова, с
ненавистью глядя на микрофон и размахивая руками. Люди, державшие плакатики
"Да!", аплодировали тем, которые говорили: "как работаем, так и живем", а
те, что с плакатами "Нет!", одобряли ораторов, утверждавших обратное: "как
живем, так и работаем".
Внезапно на трибуну поднялся молодой человек, замотанный в несколько
разноцветных флагов. Он был похож на девушку из индийского кинофильма. У
индусов такая одежда называется "сари". Молодой человек поднял обе руки
вверх, успокаивая разгоряченную толпу и начал говорить:
- Нытикре! Капо вы течири о нойраз деруне, кини-скрыт гутребе шива
елыгни мадо! Роско родго нетрух! Течайкон зарба! Родго в тинрспасо! Тевайда
речьбе гое с ихбео ронсто!
"Да это же скрытник!" - с изумлением подумала Санька, автоматически
переводя его речь.
- Иностранец... - зашелестел в толпе. - Что он сказал? Пусть переведут.
К микрофону подошел массивный человек в шляпе.
- Наш иностранный гость Из... республики Кирибати приветствует
перестройку! - сообщил он и объявил следующего оратора.
Санька незаметно отодвинулась от мамы и бочком-бочком приблизилась к
скрытнику. Возле него уже толпилась стайка фарцовщиков, но скрытник лишь
разводил руками: мол, ничего нет, кроме флагов на теле! Санька тихо шепнула
ему:
- Ветпри, никдельбез!
Скрытник удивленно уставился на Саньку, но все же поприветствовал:
- Вороздо, харочду! Ты дакуот?
Но Санька не стала объяснять - откуда она, а быстро и решительно
принялась, инструктировать скрытника,
где и когда ему надо быть, чтобы пустить Саньку в оборотный мир.
- Зачем тебе? - спросил он на своем языке.
- Ищу одного человека. То есть - скрытника... Ты случайно не слышал:
Шольаль?
- Нет, - покачал головой он. - Родго шойболь.
- Как тебя зовут? - спросила Санька.
- Вонбол, - ответил он.
- А меня, - Касань. До встречи!
Мама вернулась с митинга взволнованная. Она никак не могла выбрать
между "да" и "нет". Санька попыталась сказать, что совсем не обязательно
выбирать между ними - можно плюнуть и на то, и на другое. Но мама
взволновалась еще больше и обвинила Саньку в аполитичности, что во всем,
мол, виноват этот подозритель"ый старикашка, что если раньше Санька хотела
искоренять зло, то теперь не хочет выбирать даже между "да" и "нет".
- Не смей говорить плохо о моем Альшоле! - сквозь зубы сказала Санька и
ушла в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре.
- Завтра едем к дедушке, - сказала ей мама вслед.
- Как бы не так! - прошептала Санька, прикрыла дверь и набрала номер
Захара.
Услышав Санькин голос, Захар обрадовался, принялся расспрашивать про
новости, но Санька оборвала его:
- Подожди. Сейчас не до этого. Ты мне нужен.
- Когда? - спросил Захар.
- Сегодня ночью.
- Зачем? - с тревогой спросил Захар.
- Там узнаешь. Что, испугался?
- Вот еще! - сказал Захар. - Где и когда встретимся?
- В час ночи на углу Большой Пушкарской и Ленина. Я буду в джинсах и
черной кофточке. На кофточке написано: "Спасем мир!".
- Знаю такую кофточку, - сказал Захар. - Видел... А я буду в обычном
костюме. В сером...
- При галстуке? - съязвила Санька.
- Могу при галстуке...
Теперь следовало усыпить бдительность мамы.
Весь вечер Санька разговаривала с ней только о балете и перестройке.
Мама была чрезвычайно довольна. В одиннадцать часов они с Санькой
расцеловались и отправились спать по своим комнатам. Санька подождала, пока
в комнате мамы погаснет свет. Потом еще минут пятнадцать. Затем Санька
уронила на пол толстый англо-русский словарь. Вопросов из маминой комнаты не
последовало.
Тогда Санька быстро оделась и написала маме такую записку:
"Мама!
Прости меня, я ухожу. Я люблю Альшоля и должна его найти. Если ты
когда-нибудь любила, ты меня поймешь! Не волнуйся, я уже большая. Пока я
люблю, со мной ничего не случится!
Твоя Саша".
Она оставила записку в прихожей на тумбочке. Взглянула на себя в
зеркало: лицо было решительное и одухотворенное, Санька сама себе
понравилась. Все-таки это был поступок! Она выскользнула на лестницу и тихо
притворила за собой дверь.
На углу Большой Пушкарской и Ленина у .окон детского сада, куда Санька
ходила в детстве, маячил длинный нескладный мальчишка в сером костюме и при
галстуке. В руках он' держал букетик гвоздик. Санька заметила его издали,
потому что ночи были еще светлые. - Привет, Захар!
- Вот ты какая... - сказал Захар, разглядывая ее. При этом он сильно
прищурил глаза.
Санька сразу поняла, в чем дело.
- Немедленно надень очки! - приказала она. - Ты же близорукий.
В очках Захар оказался гораздо привлекательнее, а уж Санька несомненно
ему понравилась, потому что Захар смутился и не ловко сунул ей букет.
- Это тебе.
- Следуй за мной. И запомни, что сегодня меня зовут Касань.
- Касань... - повторил Захар.
- А тебя - Харза.
- Понял! - кивнул Захар. - Слоговой перевертыш. Своего рода палиндром.
- Сам ты палиндром! - Санька не знала этого слова.
- А зачем это нам? - спросил Захар, торопливо поспевая за Санькой по
ночной Большой Пушкарской.
- Увидишь! - таинственно шепнула Санька.
Они дошли до подворотни, где когда-то Альшоль с Санькой скрывались от
могучих санитаров. Санька подошла к той же обитой железом двери, сказала:
- Кройот, Ванбол!
- Он, и вправду, Болван? - осведомился Захар, который сразу понял
перевод.
- Узнаем.
Дверь на этот раз не стала податливой, как занавеска, а просто
отворилась. За дверью стоял Вонбол, обмотан"ый в флаг Соединенных Штатов
Америки.
Весь в звездах и полосах.
- Привет, Касань! - сказал он. - Смотри, какой клевый флажок раздобыл
на выставке в Гавани... А это кто? - указал он на Захара.
- Харза, - поклонился Захар.
- Мой друг, - сказала Санька и удивилась, потому что эти слова звучали
одинакова и по-прямому, и по-оборотному.
Он повел Саньку и Захара темными переходами и вскоре вывел на улицу
Ленина в том самом месте, где Санька была в прошлый раз. Ее поразило, что
оборотный город за эту пару недель стал еще запущеннее и страшнее.
- Что эт" у вас происходит? - с испугом спросила Санька.
- Это не у нас, а у вас, - сказал Ванбол. - Наш город - это отражение
души вашего города. Чем больше неустройства, смятения, страха в душе вашего
города, тем ужаснее выглядят дома в нашем городе.
Они вышли в сквер с холмом, изрытым землянками. На скамейках сидели
скрытники, ждали Саньку.
- Вот она, - указал на нее Ванбол. - Пришла, мерзавка. Захар вздрогнул.
Он уже умел понимать оборотную речь, но не знал, что в этом мире принято
браниться.
- Ну что, проходимцы! - бодро начала Санька. - С отвращением вас
вспомнила... Прямо до тошноты. Если бы не этот паршивый старикашка Шольаль,
ни за что бы сюда не пришла...
Захар осторожно дернул Сашу за рукав майки "Спасем мир!":
- Груня... То есть, Касань! Ты что - рехнулась? Разве так можно с
незнакомыми!
Но она продолжала:
- Я этого старикашку так ненавижу, так ненавижу! Своими руками задушила
его! Всю жизнь мне испортил!..
И Санька неожиданно заплакала.
- Да, как видно, довел девочку, проходимец... - заметил старый
скрытник, тот самый, что встретил их с Альшолем в прошлый раз.
- Убить мало... - согласно закивали скрытники. - Зачем к нам явилась?
Чего от нас хочешь?
- Хочу найти его, чтобы удушить собственными руками! - горячо отвечала
Санька.
- Пойдем к трeтлю, - сказал старейшина.
Скрытника поднялись со своих скамеек и неспешно зашагали по направлению
к Карповке. Санька и Захар шли за ними.
Захар все еще не мог прийти в себя от изумления.
- Так ты своего Альшоля ищешь? - расспрашивал он Саньку на ходу. - Что
он тебе сделал? Неужели оказался подлецом?
- Дурак ты, Захар. Я люблю его! Люблю!
Захар только плечами пожал.
Скрытники, обрастая по пути сородичами, толпою свернули на Чкаловский и
вскоре оказались у Карповки. Они осторожно перешли мост, который едва
держался - настолько был ветхим.
Прошли влево: в полумраке белой ночи, на фоне светлого неба, возвышался
темный силуэт монастыря - массивного, величавого, тяжелого.
- Здравствуй, трeтль, - поклонился ему старейшина скрытников.
Каменная громада вдруг зашевелилась. Оказывается, это сидел на земле
огромный великан, обхватив колени, он лишь издали казался каменным
монастырем. Великан поднял лицо - оно было махнатым, - взглянул ярко
сияющими, зеленоватого цвета глазами, расправил волосатую грудь, шумно
вздохнул и спросил:
- С чем пожаловали скрытные жители?
- Ты все знаешь, трeтль. Ты породнен с камнем. Не слышал ли, в
каком здании прямого мира прячется сейчас старик по имени Альшоль? И жив ли
он?
- Как не знать?! Знаю, - громовым голосом произнес трeтль.
И, конечно, и он жив, ты об этом прекрасно знаешь, потому что, если бы
он умер, то все мы исчезли бы в сей же миг...
- Прости, старый пень, не подумал... - пробормотал старейшина,
потупившись.
- Мы все поселились здесь, потому что пожаловал он - странник и
исландец, старик с молодой душой, наш вечный поэт Альшоль, - продолжал
трeтль, а Санька слушала его, затаив дыхание, понимая наконец-то,
откуда взялись чудеса. - Альшоль жив, но находится в беде, - сказал
трeтль. - Он застрял в прямом мире, куда мне ходу нет.
Глава 11 ПРОВОДЫ ПРИВИДЕНИЯ
Санька взяла с собой Захара не напрасно.
Во-первых, ей было все-таки боязно одной отправляться в оборотный мир.
Во-вторых, она твердо решила не возвращаться домой, пока не найдет Альшоля.
А нужно было иметь хоть какое-то пристанище. Поэтому рано утром, покинув
скрытников, Санька и Захар ехали на Васильевский остров в коммунальную
квартиру, где Захар жил со своими родителями.
От трeтля удалось узнать даже адрес, по которому в настоящее
время проживает Альшоль. Дом располагался на углу Каляева. Санька предложила
по пути на Васильевский заехать туда и посмотреть это место. Захар
согласился легко: пока они с Санькой съездят на улицу Каляева, родители
Захара уйдут на работу, а значит, не надо будет объяснять им про Саньку -
кто ,она и откуда взялась. Захар еще с вечера предупредил родителей, что
идет к другу и останется у него ночевать.
На улице Каляева их ждал удар. Под указанным трeтлем номером
находилось здание за высоким забором, лишенное каких-либо вывесок.
Расспросив прохожих, Захар узнал, что это - тюрьма.
- Это Мулдугалиев его туда засадил! - догадалась Санька. В душе она,
как ни странно, обрадовалась. Тюрьма - все же не больница. Здоровье - это
главное!
Они поехали на Васильевский, по пути обсуждая планы освобождения
Альшоля.
Захар уже знал не только настоящее имя Саньки, но и все подробности
появления Альшоля на Земле, а также обычаи скрытников. Ему пришлось поверить
и в то, и в другое, поскольку он видел все своими глазами. Захар присмирел,
посматривал на Саньку с большим уважением и уже не пытался учить ее
уму-разуму. Наконец он не выдержал и спросил:
- А ты действительно так любишь этого старика?
- Да, - твердо сказала Санька. - Только он не старик. Я же тебе
говорила.
- Ноу него борода и волосы седые...
- Подумаешь - борода! Она ему идет.
- А я вот никого не люблю... - вздохнул Захар, искоса поглядывая на
Саньку.
- Вырастешь - полюбишь, - рассудительно сказала она. - А чтобы любовь
окрепла, надо вместе пройти испытания.
- А за что ты его любишь? - спросил Захар.
Санька задумалась.
- Любят не "за что", а "почему", - сказала она. - Потому что он - самый
лучший! Самый умный и красивый! И самый талантливый! Посмотри, сколько он
придумал всякой всячины - и скрытники, и трeтли, и привидения...
- И привидения? - удивился Захар.
- Да. Ты еще увидишь...
Они приехали к Захару, поставили чай и принялись обсуждать - что делать
дальше.
- Надо искать связи, - сказала Санька.
Захар вспомнил, что у одного его одноклассника отец работает
прокурором: это был шанс. Однако одноклассник по имени Витя в настоящее
время находился на турбазе под Выборгом. А без него идти к прокурору было
неудобно.
- В чем же дело? - спросила Санька. - Бери билет и поезжай в Выборг.
- А ты?
- А я буду действовать здесь. Сегодня Кроша приезжает, мы ее тоже
подключим.
Действительно, как-то незаметно подошел срок приезда подружки. Санька и
радовалась, и волновалась за Крошу: это надо же - сколько новостей она
услышит!
Они с Захаром вышли на улицу и расстались. Захар, записав телефон
Кроши, отправился на Финляндский вокзал, а Санька - к Кроше на
Петроградскую.
Подружки бросились друг к другу в объятия, расцеловались, а потом,
отступив, одновременно воскликнули:
- Как ты загорела! - это Санька.
- Как ты похудела! - это Кроша,
- Похудеешь тут, - сказала Санька и принялась рассказывать Кроше свою
невероятную историю.
Кроша ахала, охала, испуганно таращила глаза, а под конец, когда Санька
пересказала ей прощальную записку Альшоля, даже всплакнула. Не медля ни
секунды, подруги поспешили на улицу Каляева и там, хотя и не без труда,
узнали, что гражданин Альшоль осужден на пятнадцать суток за бродяжничество
и что передачи ему не полагаются.
Вечером Саньке очень захотелось позвонить маме, успокоить ее, но она
этого не сделала. Мама будет плакать, просить ее вернуться... А как же
Альшоль?
Санька заночевала у Кроши под благовидным предлогом. Половину ночи
подружки прошептались о самом интересном и тайном - о любви. Кроша еще не
испытала этого чувства, хотя в Крыму на пляже ей понравился один молодой
человек. Ему было девятнадцать лет, он приехал из Москвы и звали его
Алексей. Однако он приехал со своей девушкой, поэтому Кроша лишь смотрела на
него издали и восхищенно вздыхала. Он тоже казался ей довольно старым, но не
таким, как Альшоль.
- Ты с ним целовалась? - спросила Кроша Саньку.
- Да, - кивнула Санька. - У него борода мягонькая!
- А дети у вас будут, когда вы поженитесь? - спросила Кроша.
- Обязательно! Пять человек, и все - исландцы!
Кроша позавидовала подружке: у той будут исландские дети, а у Кроши -
еще неизвестно какие.
Наконец они уснули.
Захар появился около восьми вечера, когда родители Кроши уже были дома.
Крошина мама принялась готовить ужин, а Захар конфиденциально сообщил
подругам новости.
Новость первая: Альшоль получил пятнадцать суток за бродяжничество.
Каждый день его возят на стройку
убирать мусор. Эта новость для девочек новостью уже не была.
Новость вторая: по постановлению прокурора прямо из тюрьмы Альшоль
будет отправлен в специальный дом для престарелых с психическими
отклонениями. Дом этот находится почему-то в Воронеже.
Новость третья: в протоколе допроса, как узнал Захар, было
зафиксировано, что Альшоль просил отправить его в Исландию.
"та новость поразила Саньку больше всего.
- Как он мог? А я?! - слезы сами собой навернулись на ее глаза.
- Дети, ужин готов! - позвала Крошина мама.
Пришлось отложить переговоры.
Захар произвел на Крошиных родителей очень приятное впечатление своими
манерами и тем, что после каждого слова говорил "спасибо" или "пожалуйста".
Санька заметила, что Кроша тоже приободрилась и заинтересованно поглядывала
на Захара.
Разговор за столом был, как обычно, абсолютно неинтересный: про
температуру воды в Черном море, про экологическую обстановку в Крыму... В
углу комнаты еле слышно что-то свое бубнил телевизор.
Вдруг Крошина мама, только что откусившая кусочек пирожного, стала
возбужденно тыкать пальцами в экран. Все обернулись к телевизору и увидели
на экране Санькину фотографию, сопровождаемую текстом:
- Позавчера вечером ушла из дома и не вернулась Саша Токарева
тринадцати лет. Всех, кто знает что-либо о ней или ее местонахождении,
просят позвонить по телефону... - И доктор назвал номер Санькиного телефона.
За столом возникла звенящая тишина.
- Саша... - начал Крошин папа, неловко разводя руками. - Может быть, ты
объяснишь...
- Господи, да что тут объяснять! - Крошина мама нервно метнулась к
телефону. - Вы представьте, мать два дня не находит покоя! Немедленно
звонить! - она протянула снятую трубку Саньке.
Санька поникла: Крошина мама была абсолютно права.
Ну а дальше все было, как обычно бывает в таких случаях: слезы, упреки,
объяснения и наконец долгожданное прощение... Дело кончилось тем, что через
полчаса вся троица - Санька, Кроша и Захар - уже стояла у двери Санькиной
квартиры.
Мама открыла дверь и заключила Саньку в объятия, плача от счастья и
обиды одновременно.
- Как ты могла, как ты могла... - повторяла она, рыдая.
Вдруг мама отодвинулась от Саньки и округлившимися глазами взглянула на
что-то, находившееся за Санькиной спиной, на лестничной площадке, потому что
дверь еще не успели закрыть.
Кроша, Захар, а за ними и Санька тоже обернулись, повинуясь маминому
взгляду, и увидели привидение Софью Романовну, которое стояло перед дверью,
сложив руки у живота, как это делают оперные певцы. Привидение, коне"но же,
было в своем излюбленном подвенечном платье.
- Я зашла попрощаться, - сказало привидение.
- Мамочка, не бойся! - воскликнула Санька. - Это же Софья Романовна...
- Проходите, пожалуйста!
Привидение вошло в квартиру и последовало на кухню - оттуда с радостным
мяуканьем выскочила Аграфена. Привидение подхватило кошку на руки и пошло
дальше. В кухне оно уселось на диванчик, не выпуская кошку, и сказало
вошедшим следом Санькиной маме и остальным:
- Я бы выпила чаю с печеньем...
- Сейчас, конечно, - поспешно кивнула мама.
- Видишь, я же тебе говорила! Это и есть привидение, - шепнула Санька
Захару.
Все расселись за столом в чинном молчании.
Санина мама разлила по чашкам чай, и привидение Софья Романовна начало
говорить:
- Очень скоро Господь возьмет меня к себе. Это состоится... - оно
взглянуло на маленькие золотые часики, - ...буквально через полчаса. Истекли
сорок дней с момента моей телесной смерти. Сейчас решится моя судьба. В
назначенный час мне должны прислать гонца. Если явится ангел, значит, меня
зовут в рай, если же прибежит чертик, то, увы... - старуха развела руками в
белых лайковых перчатках. - Впрочем, мне не о чем беспокоиться. Я жила
праведной жизнью...
- Неужто ни разу не согрешили, Софья Романовна? - вдруг спросила мама.
- Почему? Бывало... Но я каялась.
Никто не дотронулся до чашек. Всех будто парализовало. Мысль о том, что
сейчас на их глазах душа этой старухи отправится, куда ей предназначено,
вызывала мурашки. А старуха мешала чай, задумавшись и унесясь мыслями
далеко-далеко...
- Альшоля найд" и скажи ему спасибо, - вдруг сказала она, обращаясь к
Саньке. - Если бы не он, меня бы никто не увидел. А так я покрасовалась
перед уходом... Он славный мальчик. Береги его.
Мама бросила на Саньку странный взгляд - и страх в нем был, и жалость,
и внезапное предчувствие чего-то рокового, неизбежного...
И тут раздался звонок в дверь.
- Кто откроет? - спросила старуха, обведя всех взглядом.
- Я! - встала с места Санька.
Она пошла к дверям. За нею гурьбой двинулись остальные: старуха в
подвенечном платье и следом, как свита, - мама, Кроша и Захар.
Санька открыла дверь. На пороге стоял маленький мохнатый чертик с
кривыми черными рожками и изгибающимся вверху хвостом. Над ним, трепыхая
крылышками, плавал в воздухе белоснежный ангелок с золотистыми кудряшками и
пухлыми щечками, чем-то похожий, на Крошу.
Привидение Софья Романовна прижало руки к груди и бесшумно повалилось в
обморок.
Глава 12 ОСВОБОЖДЕНИЕ
Каждое утро из ворот тюрьмы выезжал закрытый фургон с зарешеченными
окошками. Он де"ал разворот на Литейно" проспекте и не спеша двигался к
новостройкам. В фургоне на низких скамьях сидели, понурившись, двенадцать
наголо остриженных мужчин и два милиционера. Это была спецбригада
"суточников" - лиц, осужденных за мелкое хулиганство, бродяжничество, порчу
государственного имущества, злостное пьянство... Их везли на стройку, чтобы
там они смогли искупить свою вину честным трудом. В этой разношерстной
компании ехал и Альшоль.
За несколько дней он осунулся и чрезвычайно ослаб, Даже видевшие виды
хулиганы, глядя на Альшоля, испытывали жалость и уговаривали начальство
оставить старика в покое: не возить на работу. Но милицейский майор был
непреклонен.
- Старик симулирует, - говорил он. - Когда от задержания бегал, прыткий
был!
На стройке бригада убирала строительный мусор. Альшоль впрягался в
носилки: впереди подросток Гоша, любитель телефонных аппаратов, позади -
Альшоль. Алкоголик Вася Бушуев, вооружившись совковой лопатой, носилки
нагружал.
Работавшие на стройке девушки-штукатуры и плиточницы осужденных жалели,
каждый день приносили им пива в канистре.
Альшоль в первый день тоже попробовал пива и вспомнил его горьковатый
вкус. Давным-давно, целую вечность назад, отец поднес ему глиняную кружку с
пивом. Это было на хуторе Флюгумири на той самой свадьбе, что так плачевно
кончилась. Горечь и запах пива неожиданно воскресили картины свадьбы,
пожара, гибели отца и матери.
Альшоль выплюнул пиво, отошел в сторонку.
- Что, не понравилось, дед? - захохотали мужики.
- В Исландии пиво лучше, - сказал Альшоль.
Его товарищи по несчастью уже привыкли к постоянным упоминаниям
Исландии, относились к этому добродушно. Ну, тронулся старик на Исландии,
бывает. Долгими тюремными вечерами, лежа на тесных двухъярусных нарах, они
даже просили расска"ывать об Исландии. И Альшоль охотно говорил о
трeтлях, привидениях, скрыт"ых жителях, карликах и карлицах, вызывая
смех и шуточки мужиков.
Пока однажды привидение не заявилось в камеру.
Это была девочка лет десяти в ситце"ом платье в цветочек, с длинными
волнистыми волосами. Она возникла внезапно - только что не было, и вдруг
сидит в дальнем углу на нарах и расчесывает гребнем волосы.
Альшоль в это время как раз рассказывал о привидениях, которые приходят
к своим губителям. Если загубил чью-то душу - жди привидения, оно явится к
тебе немым укором и лишит и сна и покоя...
В камере никто не спал - все слушали Альшоля. Когда появилось
привидение, все уставились на него
в мертвой тишине, и вдруг один из мужиков, сидевших здесь за то, что
разбил витрину, испустил страшный крик и закрыл лицо руками.
- Не надо, не надо! Уйди! Уйди, говорю!.. - закричал он, извиваясь на
нарах, будто его поразило электрическим током.
А девочка продолжала молча и плавно расчесывать волосы.
- Это все ты! - Мужик прыгнул на Альшоля с кулаками. - Это ты привел ее
сюда! Не хочу! Не могу смотреть!..
Его едва оттащили от Альшоля. А когда оглянулись - привидения уже не
было.
После этого случая сокамерники стали относиться к Альшолю с опаской.
Больше не расспрашивали про Исландию. А тот, что разбил витрину, проходя
мимо, тихо, с угрозой сказал:
- Удавлю!
Днем Альшоль таскал носилки и размышлял: что ж это за планета такая? И
стоило ли сюда возвращаться?! Похоже, что за семьсот пятьдесят лет люди
стали еще хуже и злее. Умирать, скорее умирать!.. Единственная отрада
- Санька. Если бы он остался бессмертным на благословенной Фассии,
никогда не довелось бы ему испытать любовь. И Альшоль только крепче сжимал
рукоятки носилок, едва поспевая за напарником.
Через неделю Альшоля вызвали в канцелярию тюрьмы.
- Ознакомьтесь и распишитесь, - сказал майор, показывая Альшолю
какую-то бумагу.
Альшоль прочитал бумагу. Это было постановление исполкома о направлении
гражданина Альшоля в дом для престарелых, в Воронеж.
- Почему Воронеж? Я же просил Исландию... Впрочем, мне все равно, - еле
слышным голосом сказал Альшоль и расписался.
Он вернулся в камеру и лег на нары. Если не суждено увидеть Саньку -
пускай будет Воронеж. Безразлично, где умирать...
Он почувствовал жар и впал в забытье. Альшолю мерещились цветущие луга
Фассии, по которым он гулял вместе со страусом Уэлби и Санькой: Санька ехала
верхом на страусе, а Альшоль шагал рядом, показывая ей долины и горы
чудесной планеты, А потом из облака мягко упал на них теплый дождь Билинда,
и они вместе запели песню... Как вдруг в долине все изменилось. Исчезли и
цветы, и травы. Теперь Альшоль с Санькой шли по твердой застывшей лаве среди
базальтовых скал, которые вдруг стали шевелиться, превращаясь в могучих
трeтлей. Хоровод привидений окружил Саньку и Альшоля, из нор
выползли скрытники, изрыгая ругательства...
Альшоль почувствовал, что умирает. Все исчезло перед глазами,
опустилась черная горячая ночь...
А когда он открыл глаза - не было ни тюремной камеры, ни нар, ни
товарищей по несчастью. Альшоль лежал в больничной палате с зарешеченными
окнами. Рядом на койке валялся подросток Гоша.
- Оклемался? - спросил тот, увидев, что Альшоль открыл глаза. - Ну, ты
навел шороху, дед! - У Гоши под глазом сиял фонарь, рука была забинтована.
Альшоль понял, что не умер. Ему стало скучно.
Гоша принялся рассказывать. Оказывается, Альшоль стал ночью бредить,
разбудил соседей, тут-то и выяснилось, что камера битком набита
привидениями. Кроме той девочки с длинными волосами, явились какие-то дядьки
и тетки с голубоватыми страшными лицами, старики, старухи и даже один
годовалый ребенок. Они ползали по нарам, .пытаясь обнять своих бывших
родственников и знакомых. Мужики в страхе уклонялись, отпихивали их, но
привидения были цепкие и все старались поцеловать в губы, а это - смерть!
Первым опомнился тот, что разбил витрину.
- Это ты их привел, старик! - крикнул он и бросился на Альшоля,
лежавшего в беспамятстве. Но тут Гоша, сам не понимая почему, кинулся на
бандита и вцепился ему в руку. Завязалась драка, в которой приняли участие
все "суточники". На шум сбежалась охрана, и дерущихся растащили.
- И вот мы здесь, - закончил свой рассказ Гоша.
- Понятно, - кивнул Альшоль. - Спасибо тебе. Только ты зря старался.
Лучше бы мне умереть.
- Ничего, дед! Еще поживем! - подмигнул Гоша.
А на следующий день в тюремную больницу доставили алкоголика Васю
Бушуева: на стройке, напившись пива, он выпал из окна второго этажа и сломал
ребро.
Вася был страшно доволен. Попасть в тюремную больницу - это счастье для
заключенного. Он рассказал свежие новости: привидения никого больше не
тревожили в камере, но тот, кто разбил витрину, тот самый, что угрожал
Альшолю и бросился на него с кулаками, - пытался ночью повеситься. Его
перевели в другое место..
- Дед, а про тебя спрашивали, - вспомнил Вася.
- Кто?
- Мальчишка какой-то. В очках.
- Не знаю... - равнодушно протянул Альшоль.
- А девочка не справлялась? Такая, лет тринадцати, с короткой
стрижкой...
- Про девочку врать не буду. А мальчишка интересовался, где ты. Ему
сказали - в больнице.
Дни тянулись медленно.
За решетчатым окном лето катилось к концу. Птицы по утрам пели, словно
на Фассии. Альшоль перебирал свою жизнь на далекой планете - все семьсот
пятьдесят лет, заполненных чтением, изучением языков Земли и разных наук,
философскими разговорами с друзьями. Для чего все это?
И всплывало Санькино лицо, каким он увидел его тогда на антресолях, в
момент разлуки...
Да, он многому научился. Он умеет воплощать свои фантазии, потому что
его исландские предки были скальдами, то есть поэтами, а долгая жизнь на
Фассии научила повелевать собственной мыслью. Как всполошились здесь, когда
встретились со скрытниками и привидениями!
Но зачем, зачем ему все это?..
Альшоль мучился неразрешимостью вопроса. Обладать таким могучим даром
- и тихо угаснуть где-то в Воронеже среди сумасшедших стариков и
старух?! Где справедливость? Где Бог?!
И только он подумал о Боге, как за окнами тюремной больницы возник шум,
послышались крики часовых: "Стой! Стрелять" буду"".
Гоша первым спрыгнул с кровати и подскочил к окну..
- Во дела! - ошалело выдохнул он.
Вам натянул штаны и тоже, как подошел к окну, так и застыв с раскрытым
ртом и выпученными глазами.
И Альшоль собрал силы, чтобы подняться, и тоже приблизился к окну.
Из окна был виден тюремный двор с огромными железными воротами, которые
сотрясались от стука, будто снаружи по ним колотили гигантским бревном. По
двору бегали часовые с карабинами, лица у них были испуганные. А за
воротами, возвышаясь над ними метра на три, виднелась исполинская фигура
неведомого существа - мохнатого, плечистого, с зелеными глазами и
мускулистыми, поросшими шерстью руками, каждая в два человеческих обхвата.
- Кто это? - отнимающимися губами прошептал Гоша.
- Это трeтль, - улыбнулся Альшоль. - Но как он оказался в
прямом мире?
Однако сейчас было не до теоретических вопросов. Трeтль, судя
по всему, барабанил в железные ворота ногой, отчего те шатались и
прогибались. Часовой с испугу пальнул в воздух. На трeтля это не
произвело никакого впечатления - он лишь сильнее наподдал ворота, они
соскочили с петель и упали во двор, едва не придавив часового.
Трeтль вошел внутрь тюремного двора и не спеша приблизился к
зданию больницы. Слегка согнувшись, он принялся шарить глазами по окнам.
И тут Альшоль заметил: на плече у него - Санька. А рядом - полноватый
мужчина в клетчатой рубашке...
- Саня, я здесь! - выкрикнул Альшоль с такой силой, что Гоша с Васей
даже отшатнулись от него.
Трeтль услышал крик и глянул в окно, где находился Альшоль. Ни
секунды не медля, но и не спеша, он сорвал железную решетку и выдавил
ладонью раму окна. Часовые уже палили в трeтля из винтовок, но ему
это было что слону дробина.
Трeтль просунул в окно раскрытую ладонь. Альшоль ступил на нее
обеими ногами, и он осторожно поставил Альшоля себе на плечо рядом с
Санькой.
- Саня! - воскликнул Альшоль.
- Альшоль, миленький!
Они обнялись и расцеловались.
Между тем выстрелов снизу стан"вилось все больше. Мужчина в клетчатой
рубашке обеспокоенно ежился:
- Так и попасть могут...
Трeтль сграбастал всех троих с плеча и спрятал себе под мышку.
После чего, осыпаемый выстрелами, повернулся неторопливо и покинул тюремный
двор.
Глава 13 ПОГОНЯ
Что же произошло? Откуда взялся тр"тль посреди белого дня, во дворе
тюрьмы на улице Каляева?
Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется вернуться назад - к тому
моменту, когда в прихожей Санькиной квартиры повалилось в обморок привидение
Софья Романовна.
С привидением разобрались быстро. Через минуту оно пришло в себя и,
хлопая глазами, осведомилось у ангела с чертенком, куда ей надлежит отбыть -
в ад или в рай?
Ангелочек, паривший в воздухе, как бабочка, и чертенок, молча вращавший
хвостом, дружно рассмеялись.
- Не вижу ничего смешного! - обиженно воскликнуло привидение..
- Следуйте за нами, - пропел ангелок, серебряным голоском.
- Там разберемся, - добавил чертик.
Как ни была Санька взволнована происходящим, но про себя отметила, что
эти фразы что-то ей напоминают. "Да это же милиционеры так говорят!"
- вспомнила она. Санька выступила вперед и сказала:
- Нет, Софью Романовну мы вам так не отдадим! Я за нее отвечаю в отряде
милосердия.
- И я! - пискнула Кроша.
- Ладно, - хмуро сказал чертик, - проведем тест. Только потом сами на
себя пеняйте! Итак, если желаете определится сразу, ответьте на один
вопрос...
- Какой? - простонало привидение.
- Как вы сами считаете, чего достойны - ада или рая? - хитро улыбнулся
ангелок.
- Конечно, рая!. - уверенно заявило привидение. - Я в жизни мухи не
обидела! Посещала собрания, всегда голосовала "за". Я блокаду, между прочим,
пережила! Почище ада будет...
Всегда правду говорила! Платила членские взносы!..
Ангелок поскучнел лицом, развернулся в воздухе и медленно полетел к
двери:
- Здесь мне делать нечего, - на лету пожал он крылышками.
- Наш кадр, - кивнул чертик.
Привидение проводило ангела глазами, по щекам его покатились слезы. Оно
вздохнуло и тихо сказало:
- А если честно, дети мои, то - дрянь я! Всю жизнь только для себя и
жила... Хорошего человека, что сватался ко мне, - обидела... Соседей все
уму-рузуму учила, надоела им до чертиков...
Чертик встрепенулся, выглянул на лестничную площадку и свистнул. Через
секунду ангелок впорхнул обратно в квартиру.
- Интересно говорит, - кивнул на привидение чертик. - По-моему, это все
же ваш кадр.
- Простите меня, дети мои! - воскликнуло привидение.
- Ну, это другое дело! - удовлетворенно проговорил ангел и скомандовал:
- Вперед!
И привидение Софья Романовна оторвалось от пола.
Ангел взял его за руку, и они вместе вылетели из квартиры. Чертик
побежал низом, на всякий случай не теряя их из вида: непростая попалась
старушка!
Стоит ли удивляться, что мама тут же полезла в аптечку за валерианкой,
а Санька поспешила выпроводить друзей и остаток вечера посвятила укреплению
материалистического сознания мамы.
- Да... но как же... привидение... - бормотала мама, оглушенная
валерианкой.
- Все по науке, Астрал. Мне Захар объяснил, - говорила Санька.
Несколько дней после этого события у Саньки шла скрытая борьба с ма-
мой. Они старались перехитрить друг друга. Имя Альшоля не
произносилось, о нем как бы забыли, но Санька, в сущности, изобретала
способы вызволить его из беды, а мама старалась отвлечь ее от этого занятия.
Мама уже поняла, что силой ничего не добьешься, поэтому она отложила
поездку на дачу, - в результате чего через день примчался обеспокоенный
дедушка и в доме наступил бедлам.
- Это все старуха, это самое! - перекрикивал дедушка телевизор.
- Не старуха, а старик, - шептала мама.
"Это все вы с вашим ментом!" - мстительно думала Санька.
Дедушка обругал всех и уехал. Мама принялась тянуть Саньку в Солнечное,
говоря, что лето уходит, а они еще не купались.
Санька неожиданно покорилась. Перед отъездом она успела поручить Захару
узнать, на какую стройку возят Альшоля. А на обратном пути из окна трамвая
Санька увидела афишу, на которой бросались в глаза крупные буквы:"МЯВУШ".
- Мама, смотри! - Санька дернула маму за рукав.
Мама повернула голову, увидела, и губы ее плотно сомкнулись. Мама
нечего не сказала. А папа позвонил на следующее утро. К счастью, мамы дома
не было.
- Здравствуй, моя хорошая, - сказал папин голос. - Я в Ленинграде
наконец.
- Я знаю. Вчера видела афишу, - чужим голосом сказала Санька.
- Правда? - обрадовался папа. - Я хочу тебя видеть, очень соскучился.
- Приходи к нам!
- Видишь ли... - замялся папа. - Давай лучше где-нибудь...
- Что вы с мамой, как дети! Ей-богу! - рассердилась Санька.
- Саша, вот вырастешь... - начал папа, но Санька его перебила:
- Я уже выросла.
Они назначили встречу на Каменном острове, на трамвайной остановке.
Санька написала маме записку, что скоро придет, и уже открывала дверь, как
вдруг позвонил Захар. Он сообщил трагическом голосом то, что ему удалось
узнать: Альшоль заболел, лежит в тюремной больнице.
- Через три дня его отправят в Воронеж, - закончил Захар.
- А вот фиг им! - воскликнула Санька.
- Как же ты...
- Увидишь! - крикнула она, не зная еще, каким способом освободит
Альшоля, но в"ем сердцем чувствуя, что по-иному быть не может.
Санька вышла из трамвая на Каменном острове и сразу увидела папу.
Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в руках держал
букетик цветов. Санька не видела папу три года - он поседел и немного
располнел, точнее - он как-то оплыл, будто огарок свечи.
Папа засеменил к ней, пытаясь улыбаться, но улыбка выходила странная,
похожая на плач. Санька быстрее, чтобы не видеть этого, ткнулась в папино
плечо, а он обнял ее и целовал в голову, приговаривая: - Вот ты какая стала!
Совсем взрослая... Господи, как я рад...
Затем папа отступил на шаг и церемонно вручил Саньке букетик. Она
смутилась, не зная, куда его деть,.
- Ну что ты молчишь... Скажи что-нибудь! Ты меня не узнала?
- Узнала, - выдавила из себя Санька.
- Вот и прекрасно! Пойдем! - бодро воскликнул папа, и они отправились в
глубь Каменного острова, по аллеям.
Папа говорил и говорил, смешно размахивая руками - настоящий клоун! - а
Санька слушала его и удивлялась. Живой папа! Можно потрогать. Где же он был
так долго?
- Что с тобой? " вдруг спросил папа, останавливаясь.
- А что? - спросила Санька.
- У тебя что-то не в порядке... Я же вижу.
- Все у меня в порядке, - нехотя ответила Санька.
- Что случилось? У тебя взгляд отсутствующий...
- Долго рассказывать, - сказала она.
- Ничего, время у нас есть, - папа потянул ее на скамейку, провел вдруг
пустой ладонью по воздуху, и в его руке оказалась конфета. - Фокус-покус! -
сказал папа.
Санька улыбнулась и развернула конфету.
Она не знала, с чего начать. Да и стоит ли рассказывать? Вдруг он тоже
испугается, не так поймет...
- В общем, пропал один человек, - сказала Санька, и голос ее дрогнул.
Папа взглянул на нее внимательно и вдруг обнял, прижимая к себе.
- Девочка моя, ты влюбилась... Боже мой! Какое счастье!.. Вас
разлучили? - строго спросил он.
- Угу, - кивнула она, жуя конфету.
- Так! Чем я могу помочь?
- Ничем.
- Так не бывает. Рассказывай!
И Санька принялась рассказывать. Сначала нехотя, со скрипом, не сразу
подбирая слова, но потом разволновалась, стала размахивать руками, пока не
дошла до последних событий: явки Альшоля в милицию и приговора "уда.
- Сейчас он в тюрьме. В больнице. Через три дня его увезут в дом
престарелых.
Папа вытащил сигарету, закурил.
- Ты мне не веришь? - спросила Санька.
- Как же я могу не верить? Глупая... Я думаю, как его оттуда извлечь,
твоего Альшоля.
- Я уже думала... Вооруженное нападение на тюрьму отпадает. Оружия нет,
да и некому. Подкоп - долго, а то бы я копала... Выкупить нельзя... Я хотела
организовать побег со стройки, но там он уже не бывает...
- Так-так-так... - размышлял папа, пуская дым. - А трeтль?
- Что трeтль?
- К трeтлю ты обращалась?
- Скрытники обращались. Но он же в обратном мире, папа! Как ты не
понимаешь!
- Ничего это не значит. Ведь Альшоль научил скрытников проникать в
прямой мир! Ты же сама говорила - этот, на митинге...
- Так то Альшоль... - вздохнула Санька.
- Где он, трeтль? - спросил папа, поднимаясь со скамейки.
- Здесь недалеко.
Пока шли к Карповке, папа инструктировал Саньку:
- Просить должна ты. Только у тебя есть шанс. Не может быть, чтобы он
не услышал!
Они пришли к монастырю, который возвышался над Карповкой массивной
неподвижной громадой. В скверике, где они остановились, было полно мам и
бабушек, гуляющих с детьми.
- Саша, давай, - шепнул папа.
- Трeтль, ты меня слышишь? - пискнула Санька.
- Громче! - потребовал папа.
Санька оглянулась на мам и бабушек - крыша бы у них не поехала! Потом
- была не была! - сложила ладони рупором, приставила ко рту и закричала
что есть силы:
- Дорогой трeтль! Это я, Санька! У меня пропал Альшоль! Я не
могу без него жить! Помоги освободить его! Пожайлуста! Я тебя очень прошу!
- Мы тебя очень просим, трeтль! - закричал папа. - Что тебе
стоит?!
Мам и бабушек вместе с детьми будто ветром из сквера выдуло. Только
монастырь не шевельнулся, не отозвался. Санька бессильно опустила руки.
- Я же люблю его, трeтль... - прошептала она.
И тут они с папой почувствовали, как дрожит под ногами земля от
могучего топота
Они оглянулись. Со стороны Песочной набережной, прямо по трамвайным
путям, приближалось к ним что-то огромное, мохнатое и решительное. Оно шло
на двух ногах, громко сопя и подныривая под тросы растяжек трамвайных
проводов. От него шарахались в стороны прохожие и автомобили.
- Трeтль... - прошептала Санька.
Действительно это был трeтль - не такой огромный, как
монастырь, но вполне внушительный. Он подошел к скверику и изрек сверху
басом:
- Кто меня звал?
- Мы, - сказала Санька. - Нужно освободить Альшоля.
- Это я знаю, отец дал поручение, - трeтль указал на монастырь.
- Дорогу покажете?
Он усадил Саньку с папой себе на плечо и зашагал вдоль Карповки к
Кировскому проспекту П: а Санька подсказывала ему в ухо дорогу.
Переполох, конечно, возник изрядный. Милиционеры свистели краснея от
натуги, сигналили автомобили... Мальчики бежали за трeтлем. А тот
шел себе крупными шагами, и мостовая под ним гудела.
Дальше начался штурм тюрьмы, завершившийся полной победой
трeтля.
Когда Санька увидела Альшоля в тюремном окне, она не сразу его и узнала
- постриженный наголо, с клочком бороды, похудевший, с жалким беспомощным
взглядом... У Саньки слезы навернулись на глаза. Она даже выстрелы не
слышала.
...По Литейному проспекту, обрывая широкой грудью трамвайные и
троллейбусные провода, мчался прыжками могучий трeтль, похожий на
гигантскую обезьяну с зелеными глазами. За ним бежали милиционеры, все более
отставая. Из улицы Салтыкова-Щедрина вынырнула пожарная машина и устремилась
вдогонку. К ней присоединилась милицейская машина с мигалками.
- Куда бежать? - спросила трeтль.
- Дуй по Фонтанке! На Московский проспект, - скомандовал папа.
Трeтль свернул на улицу Пестеля и вскоре оказался на
набережной. Преследователи не отставали. Их становилось все больше. Все
новые и новые машины с мигалками выныривали отовсюду. Одна попыталась
перегородить дорогу в районе улицы Белинского, но трeтль перешагнул
через нее, пошел дальше. Однако у Аничкова моста стоял уже громадный крытый
фургон, в каких возят мебель. Он был трeтлю по пояс, но на крыше
фургона выстроились милиционеры в шлемах, бронежилетах и с металлическими
щитами. Если перелезать через них - можно к"го-нибудь зашибить.
- Эх, была не была! - сказал трeтль. - Держитесь крепче!
И он, перешагнув через парапет, ухнул в Фонтанку. Взметнулась волна,
выплеснувшись на обе набережные, а трeтль, вынырнув на поверхность
вместе с мокрыми, вцепившимися ему в загривок беглецами, поплыл по Фонтанке
брассом в сторону Московского проспекта.
Толпились у парапета люди, указывая на трeтля пальцами,
верещали милицейские машины...
- Поймают... - прошептал Альшоль.
- Пожалуй, - согласился папа, - от них не скроешься.
И тут вдруг в небе потемнело. Огромная туча нависла над городом, и из
нее вдруг упал такой небывалой силы ливень, что всех зевак с набережной
смыло в подворотни. Захлебнулись сирены милицейских машин. В двух шагах
ничего не стало видно: дождь падал стеной!
Но странно - вокруг плывущего по реке трeтля было пространство,
куда не попадала ни одна капля. Дождь будто оберегал трeтля от
погони! И тут в шуме падающей воды послышался тихий, ласковый голос:
- Я с вами... И я с вами, друзья...
- Билинда! - воскликнул Альшоль. - Спасибо, друг!
Да, это был дождь с планеты Фассия, он услышал зов друга и прилетел
сюда, чтобы упасть с небес и защитить Альшоля. Упасть и навсегда исчезнуть в
мутных водах Фонтанки, в канализационных люках огромного города!..
Трeтль, охраняемый дождем, вылез на берег у Обуховского моста и
устремился по Московскому проспекту к парку Победы. Вокруг гремела и бурлила
вода, но маленький пятачок вокруг трeтля был от дождя чист. Он
перемещался вместе с беглецами, точно луч прожектора, направленного на землю
с небес.
Так они добрались до цирка шапито - большого брезентового купола
напротив парка Победы!
- В слоновник! - скомандовал папа, указывая трeтлю путь.
Трeтль повернул направо и оказался у ворот. Папа Мявуш спрыгнул
на землю и открыл ворота. Наконец-то беглецы оказались в безопасности - в
просторной вольере, где за решетками сидели дрессированные львы, а в загоне
раскачивали хоботами слоны.
- Приехали, - сказал трeтль, ссаживая на землю Альшоля с
Санькой.
Глава 14 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
А вечером состоялось первое выступление клоуна Мявуша перед
ленинградской публикой.
Санька и Альшоль сушили свою одежду у папы в гримерной, нарядившись
пока в клоунские костюмы: Альшоль надел костюм Пьеро, а Саньке папа раздобыл
костюм Коломбины. Они рассматривали себя в большое зеркало и хохотали. Потом
Санька принялась звонить друзьям, приглашая их на представление.
Захар и Кроша, узнав о чудесном освобождении Альшоля, с радостью
приняли приглашение. Санька договорилась о встрече у служебного входа и,
вздохнув, набрала номер мамы.
- Мама, это я, - сказала она виновато.
- Саша, ну что это такое! Опять пропала! Я пришла, вся мокрая, этот
ужасный дождь, никогда такого не было. ..А тебя нет! .
- Мама, я - в цирке, - сказала Санька.
- Где?
Мама сразу все поняла. Возникла гнетущая пауза.
- Приходи вечером. Мы приглашаем... с папой... - сказала Санька.
- Нет, я не могу, - твердо сказала мама.
- С папой и Альшолем. Он тоже здесь, - сказала Санька.
- Ах, вот как! Значит, вы все в сговоре против меня! - запальчиво
воскликнула мама.
- Мы не в сговоре. Мы в дружбе... Вместе с тобой, - сказала Санька. - Я
тебя жду в семь часов у служебного входа. Цирк шапито у парка Победы.
Санька повесила трубку.
- Не придет, - сказал папа.
- Придет, - сказал Альшоль. - Спорим?
А трeтль-младший тоже сушил свою шкуру. В слоновнике.
Трeтль оказался часовней с Каменного острова. На предложение Альшоля
отправиться назад, в оборотный мир, он ответил категорическим отказом.
Вечером Санька у служебного входа встречала гостей. В руках у нее были
три контрамарки в директорскую ложу. Она успела погладить свое высохшее
платье, но когда взялась за зеленую хламиду Альшоля, папа сказал:
- Пускай остается в костюме Пьеро. Для конспирации.
Он выдал Альшолю парик - длинные волнистые волосы с буклями. Получился
старенький Пьеро с куцей бородкой. Альшоль оглядел себя, вздохнул и
отправился в ложу. А папа Мявуш уселся гримироваться.
Захар и Кроша явились возбужденные, им не терпелось взглянуть на
Альшоля. Санька выдала им контрамарки, отправила в ложу, а сама осталась
ждать маму. Она волновалась - до начала представления оставалось всего пять
минут.
Мама появилась ровне в половине восьмого, когда прозвенел третий
звонок.
- Я пришла сказать тебе, - ледяным голосом начала мама, - что ты
должна...
- Мамочка, представление начинается! - взмолилась Санька.
- Я не пойду туда. Он предал нас, - сказала мама.
- Мама, он больше не будет! И потом - мы вместе спасли Альшоля, -
Санька потянула маму за руку.
- Не хочу видеть. Ни его, ни твоего Альшоля!
Санька сунула ей контрамарку.
- Как хочешь. Только знай: я люблю тебя. Я люблю Мявуша. Я люблю
Альшоля. Я не хочу больше искоренять зло. Я буду просто любить! - и Санька
ушла, оставив маму с контрамаркой в руке.
Представление началось!
Зрители сначала поглядывали вверх, в директорскую ложу, удивлялись
старенькому Пьеро, сидевшему в компании двух девочек и мальчишки в очках. Но
вскоре они забыли о них, потому что на арену выскочили гимнасты и принялись
прыгать с турника на турник.
Мявуш вышел сразу после гимнастов. Он был в мешковатом костюме и
больших растоптанных башмаках. Его седые волосы были всклокочены, торчали в
разные стороны. Нос напоминал картошку.
Мявуш повис на турнике, как тряпка, но вдруг напружинился и сделал
круговой оборот, потом еще - и перелетел на другой турник, который уже
уносили униформисты. Так они и унесли за кулисы турник с Мявушем, а он
вращался на нем и что-то кричал.
Дальше Мявуш появлялся после каждого номера и делал то же, что делали
до него артисты, только смешнее. Он ходил по канату, растопырив руки,
жонглировал мячами, показывал фокусы.
А во втором отделении вошел в клетку со львами! Львы зарычали, но Мявуш
вскочил верхом на одного из них и прокатился по арене, в то время как
дрессировщик, в ужасе обхватив голову руками, убежал за кулисы. Однако лев
не съел Мявуша, хотя и был недоволен.
Альшоль хохотал, как ребенок.
Увели львов, разобрали клетку, и Мявуш, выйдя на середину арены,
объявил:
- А сейчас будет сюрприз! Клоун Альшоль с дрессированными
трeтлем!
- Что он говорит? - испугался Альшоль.
Между тем на арену ползком выползал трeтль: во весь рост ему
было не пройти. Но в центре арены трeтль выпрямился и поманил
Альшоля пальцем.
- Пршу вас, маэстро! - Мявуш тоже обратился к директорской ложе. Тогда
Альшоль перепрыгнул через ограждение и пошел вниз, на арену,
улыбаясь и высоко неся правую руку со свободно свисающим белым шелковым
рукавом.
Публика бешено зааплодировала.
Когда Альшоль вышел на арену и повернулся лицом к директорской ложе,
Саньке показалось, что борода у Альшоля исчезла, морщины разгладились, а
глаза зажглись молодым блеском.
Перед зрителями предстал юный Пьеро с голубыми глазами - настоящий
артист, чистый исландец.
Санька обмерла. Неужели искусство так преображает?!
А трeтль уже поднял Альшоля на ладони почти под самый"купол
цирка! Лилась бравурная музыка, сверкал" улыбки, гремели аплодисменты.
Только папа Мявуш, присев на мягкий плюшевый бордюр арены, смахивал с ресниц
клоунскую, а может, и настоящую слезу...
Санька оглянулась. За мягкими складками портьеры директорской ложи
стояла мама и не отрываясь смотрела на арену.
- Представление продолжается! - громовым голосом рявкнул
трeтль, подкидывая Альшоля под купол, точно игрушку.
Альшоль сделал двойное сальто и мягко упал в широкие ладони
трeтля.
ЭПИЛОГ
Неизвестно, что преображает человека-искусство или любовь - но Альшоль
действительно помолодел и больше не собирается умирать. Ему теперь на
вид-лет пятнадцать, а сколько на самом деле - пусть считают другие.
Санька заканчивает седьмой класс и потихоньку от мамы жонглирует
разными предметами. Уже разбила несколько блюдец. Когда ей надоедает вести
себя хорошо, она тайком отправляется к скрытникам, чтобы там наругаться
вволю.
Мама со своими воспитанниками разучивает па-де-де из балета
"Щелкунчик".
Дедушка читает прессу и ругает экстремистов, это самое!..
Кроша подружилась с Захаром. Они вместе ходят в дом престарелых
помогать старушкам.
Милиционер Мулдугалиев получил звание капитана.
Алкоголик Вася Бушуев вылечился, а подросток Гоша больше не ломает
телефонные автоматы.
Соседка Эмилия вышла замуж за штурмана Загорулько.
Привидение Софья Романовна получило необычную прописку: полгода оно
проводит в раю, остальные полгода - в аду.
Клоун Мявуш вместе с молодым клоуном Альшолем много гастролируют, но
теперь уже по Западной Европе и Соединенным Штатам Америки. Недавно побывали
в Исландии. К сожалению, трeтль не произвел особого впечатления на
исландцев - у них своих полно. Зато в других странах номер пользуется
фантастическим успехом.
Санька с Альшолем по-прежнему любят друг друга и мечтают через пять лет
пожениться. У Саньки cкопилась целая коллекция открыток из разных стран от
клоунов Мявуша и Альшоля.
Когда цирк приезжает в Ленинград, Санька с папой и Альшолем идут на
Карповку к монастырю. Трeтль не идет с ними: милиция запретила ему
показываться на ленинградских улицах. Уличный фотограф щелкает камерой,
запечатлевая всех троих на фоне монастыря, который когда-то помог им найти
друг друга...
Если вам повезет и вы увидите на афише надпись: "Сегодня на арене
клоуны Мявуш и Альшоль с дрессированным трeтлем", - непременно
купите билет на это представление.
Не пожалеете!
Александр Житинский