страх и риск отпели покойного и - освятили могилу его. Освятили они ее на том основании, что против официальных похорон выступил Павел, принявший сан Главы Мальтийского Ордена. Орден сей католический, а по Указу Петра, Император Всея Руси -- Глава Православной Церкви. Стоило Павлу стать во Главе Мальтийского Ордена, в глазах Церкви он стал Еретик, и какой бы Грех ни был за Суворовым, большим Грехом в глазах Церкви было "идти на поводу у католиков". И это в столь религиозной стране, коя сама себя зовет "Святой Русью"! Потом говорили: "Погребальный Колокол по Суворову звонил Императору Павлу, а тот -- не расслышал сего..." Дальше -- больше. Наполеон приговорил пленного Константина к казни. Представьте отчаяние несчастного Павла! Государь имел "ахиллесову пяту" - он истово любил жену и ее сыновей. И Антихрист этим воспользовался... Дата казни все время переносилась и всякий раз Павел разражался отчаянными мольбами в письмах Наполеону -- о пощаде Наследнику. Тот поломал немного комедию, а потом... потребовал денег и военного союза с победительной Францией. Военного Союза... С точки зрения Чести -- требование немыслимое. Никто средь войны не переходит из одного военного лагеря -- в объятья противнику. Слишком много дворянок, да простых баб на Руси уж выло на похоронах по своим мужикам, чтобы требовать этого. Но Павел разорвал слишком много договоров и нарушил союзов. Бонапарт рассудил, что такому можно сие предлагать. Он писал: "Вся вражда меж нашими странами из злых козней вашей матери, погубившей вашего батюшку". И Павел, обещавший, что "все отныне будет не как -- при матери", перешел с Империей на французскую сторону. Константин "в искупленье грехов" принужден принять католичество и отпущен на Родину, а вот с контрибуцией... Да Бог бы с ней -- с контрибуцией! Как я уже доложил, - наша армия потеряла в Альпах девять из десяти человек. И в то же самое время, - выжившие истово верили, что они -- победили Антихриста! Ведь Суворов вывел их, - вывел несмотря ни на что! И вот, - союз с теми, кто убил девять из десяти их товарищей. Вот -- выплата контрибуции. Согласно традиции, - контрибуцию платит проигравшая сторона. В дни Альпийского похода наши взяли у якобинцев с десяток пушчоночек -- в три раза легче, да меньше наших. Так вот -- эти пушечки били дальше и точнее обычного. Так простые солдаты тащили через перевалы их на руках... Дохли с голоду, но -- тащили. Тащили и говорили между собой: "Надобно их домой донести, - пусть умные люди на них посмотрят -- авось, отмстят за всех нас антихристам!" А наши пушки -- бросали. В Дерпте трофейные пушечки распилили на железные бублики и растворили в щелочах, да кислотах. Так в Империи началось то, что теперь называют анализом. Прошел срок и мы создали пушки из той же стали, что -- якобинские. Дядя мой Аракчеев велел уцелевшие от опытов пушки поставить на постамент и выбить на нем: "Безымянным детям своим от Благодарного им Отечества". Сегодня я вожу будущих офицеров к этим двум крошечкам и говорю: - "Господа, - сие корень Побед нашей армии. Я не о пушках, но тех -- кто ценой жизни нес их на себе!" - и Ученики мои обнажают головы и преклоняются. Богатыри -- не мы. Плохая им досталась доля... Государь Император после того, что они для всех для нас сделали -- уплатил контрибуцию. Армия вслед за Церковью поднялась на дыбы. Опасаясь военного мятежа, Павел заперся с семьею в Михайловском замке. Он заперся в неприступной крепости средь столицы. И тогда пошли разговоры о том, что правый в такие минуты выходит к народу, а прячется тот, кто -- виновен. А в Писании сказано: "На виновного -- Бог!" По всем гарнизонам офицеры принялись о чем-то шептаться, да уговариваться, а деревенские попики запели с клиросов: "Царю Ироду, Обидчику Нашей Матери - анафема!" (Они имели в виду Русскую Церковь, но паства слышала -- "Екатерине"!) Неизвестно, сколько разговоры оставались бы разговорами, но Павел сам все ускорил. Он обязался уплатить контрибуцию, но казна оказалась пуста, и Павел, как всегда, "решил сам во всем разобраться". "Разбираясь", он наткнулся на бумагу с просьбой Суворова о предоставлении пособия в размере трехсот тысяч рублей, помеченную датой... через месяц после его смерти в Альпах. Это прошение было удовлетворено, а за полученные деньги расписался... Суворов (sic!). Мало того, - армия, отрезанная от дома горами, лесами и морями, исправно получала довольствие. А затем в течение суток в ней погибло - девяносто три процента состава! Хлеще того, - в ней служили не только убиенные, но и -- не родившиеся. Выяснилось, что стало традицией создавать вымышленных офицеров, и, учитывая фантастические скорости производства, кои стали нормою в те времена (из-за массовых отставок офицеров -- нерусских), эти бестелесные создания проделывали карьеры - головокружительные. Павел взбесился и объявил следствие по "армейскому воровству". То, что на существовавшие те дни армейские жалованья невозможно было прожить, опять ускользнуло от внимания Императора. На Руси армейскую недостачу принято покрывать из господского кошелька. Когда у того же Кутузова спрашивали, - запускал ли он в "годы Павла" руку в "государев карман", он, не моргнув глазом, всегда отвечал: - "Разумеется! У меня под началом тысячи человек. Всякого я обязан накормить, напоить, да в тепле -- спать положить. А денег -- шиш. Ну и... Вы лучше спросили б меня, - сколько я из "скраденного" в карман положил! Ни полушки -- вот вам истинный крест! А что воровал -- да, воровал. И за сие, - отвечу Господу моему". В юриспруденции сие зовут -- чистосердечным признанием. Но за годы правления Павла состояние Кутузова (да и прочих обвиняемых в армии) только уменьшилось. В то же самое время зафиксированы огромные личные траты того же Кутузова на овес, да ржаной хлеб... 26 января 1801 года Государь объявил о решении начать следствие, а 15 февраля произошло первое слушание. И на нем впервые звучат имена: Беннигсен, фон Пален, Гагарин, Кутузов и прочие... Павел обещал казнь с конфискацией всем, кого уличит. Куда было деваться "армейским ворам"? 12 марта Павла не стало. Среди убийц - начальник штаба армии Беннигсен. Заведующий кадрами военного ведомства фон Пален. Вышли они на убийство из дома уже арестованного князя Гагарина, отвечавшего за денежные отправления вне России. Двери замка им открыл сам комендант Михайловского, - Кутузов... Следствие показало, что убивали Государя придворные, да офицеры его же охраны. Тот сопротивлялся и громко кричал... Следствие пришло к выводу, что Павла не убивали, но -- просто били. Как жандарм, я давно осознал, что у громких смертей слишком много причин: кому-то нужно кормить солдат, а в казне -- ни полушки, другому -- мстить за Обиду, за смерть Суворова, третьего -- разорили отказом в деньгах по дурацкому поводу. Посмотрите-ка на убийц - "немец", "татарин", "поляк", "русский", "армейский", "духовный", "чиновный"... Огромная толпа и каждый норовит ударить, пнуть, или хотя б -- просто плюнуть. В 1826 году в докладе моем о причинах гибели Павла сказано: "Нами не обнаружено каких-либо следов заговора, иль -- преднамеренного мятежа. Убийцы действовали под влиянием минуты и большого аффекта. Действия их случайны, бессмысленны и импульсивны, - из этого мы заключаем, что Император погиб "Природой Вещей" и никто не виновен в сей гибели, кроме самого убиенного". Верно сказано, - не дай Бог узреть русский бунт -- бессмысленный и беспощадный. И чем мы - дворяне отличны от наших же мужиков?! У них -- их ненавистные господа, у нас -- Наш... Как бы ни было, в ночь убийства при дворе шли события удивительные. Мы с моими друзьями были вызваны к Государыне и стояли у нее на часах. Когда прибыл фельдъегерь, сказавший, что Государь уже умер, Государыня сперва растерялась, а потом с облегчением выкрикнула: - "Теперь я буду царствовать на манер Екатерины Великой!" Ее сразу же оборвал дядя мой Беннигсен, коий в большей степени был в курсе происходящего. Он грубо схватил Государыню за руку, сухо сказав: - "Quatsch! Немедленно прекратите комедию, Ваше Величество!" Государыня на минуту потеряла дар речи от изумления. Беннигсен обычно был мрачен и молчалив, - то, что он "ожил", да еще в такой грубой форме, - было для нее даже большим потрясением в ту ночь, чем известие о смерти мужа. Беннигсен же чуть ли не силком оттащил ее в сторону, чтобы объяснить весьма деликатную вещь. Шеллингам было выгодно, чтоб престол получил именно Александр, а вместе с престолом -- титул "Отцеубийцы", "масона" и "путаника". Государыня ж в таком случае оставалась бы с чистою репутацией, на нее не прилипла бы кровь убиенного Павла. Это при том, что Александр, не умеющий править, -- все равно бы обратился за помощью к своей матери. За помощью и -- деньгами. Именно это в весьма грубой, вульгарной форме и объяснял Марии Федоровне Беннигсен. Вскоре он стал Начальником Генерального штаба армии притом, что Государь знал - какого о нем Беннигсен мнения. Но именно Леонтий Леонтьевич лучше всех мог в понятной и доходчивой форме объяснить Государю -- что надо делать в той, или иной ситуации. Стоило всем уйти из покоев Марии Федоровны (извещать Александра о том, что он -- Царь), как Миша Орлов сказал: - "Господа, сегодня я слышал, как говорят Огромные Деньги. Речь их грязна, жестока и проста, но все ее слушают. Ибо Деньги говорят -- по существу!" Так на еще не остывшее место Павла взошел его сын -- Александр. Через много лет в бумагах погибшего Пушкина я найду: "Властитель слабый и лукавый, - Плешивый щеголь -- враг труда, Нечаянно пригретый Славой, Над нами царствовал тогда..." Лукавство нового Государя для нас -- пятерых членов Экспортного Комитета не заставило себя долго ждать.